Отставной земский исправник Савва Матвеевич Жилин как раз собрался откушать кофе с плюшками, испеченными его добрейшей супругой Софьей Марковной, да не успел - прибыла посетительница. Денщик Прошка доложил, дескать, вот, княжна Заступина, Елена Александровна, собственной персоной. Какие уж тут плюшки. Раз такая птица сюда залетела - значит, аховое что-то случилось. Просто так бы не залетела.
- Проси в кабинет, - велел Жилин. - И кофе туда подай.
Заступина, пятидесятилетняя девица, являла собой воплощенную скорбь. Непролитые слезы в глазах, рот горестно поджат, в руке - платочек скомканный. Да что ж случилось-то?
Жилин учтиво поклонился.
- К вашим услугам, сударыня.
- Ах, батюшка мой, - княжна упала в предложенное кресло и принялась вытирать глаза. - Мне вас рекомендовали. Вы занимаетесь сыском, чудеса творите, говорят...
Отчасти так и было. Унаследовав после смерти дядюшки имение в сто душ, Жилин сразу подал в отставку, и теперь наслаждался жизнью в том же уездном Н-ске со своей Софьей Марковной. А преступления распутывать - это он всегда любил. И умел, что немаловажно. И удовольствие от этого получал. И начальство на него больше сверху не покрикивало, чего ж лучше. Но насчет чудес - это увольте, конечно. Чудес Жилин не творил, и, кстати, не верил в них совершенно.
- Итак, сударыня?..
- Мой брат. Мой бедный Пьер!
-Так что с его сиятельством Петром Александровичем?
- Он умер. Они говорят - покончил жизнь самоубийством. Выпил яд! Но это невозможно. Понимаете, это невозможно!
Жилин откашлялся.
- Соболезную, сударыня.
- Я говорила им! Потом, был еще чиновник от губернатора. Ему я тоже говорила. Это ужасно, понимаете? Мой брат собирался на охоту. Откуда самоубийство? Это все Алина. При ее потворстве князя похоронят под забором!
Ага, Алиной Григорьевной зовут княгиню Заступину. Сестрица недовольна супругой брата, обычное дело. Хотя, ничего пока не понятно.
Тут как раз Прошка поспел, притащил поднос к кофе и плюшками.
- Откушайте, сударыня, сделайте милость. Это вас подбодрит, - посоветовал Жилин. - А потом вы изложите мне все спокойно и рассудительно, и посмотрим, сумею ли я...
- О, да, конечно. Видите ли, мой брат издавна завел себе странное обыкновение, - и она замолчала, оглянувшись на Прошку, который присел у входа на табурет и весь обратился во внимание.
- Не смущайтесь, сударыня, мой денщик - мой первый помощник. Он человек верный и неболтливый.
- Ну, если так... - поколебавшись пару секунд, княжна опять промокнула глаза и продолжала, - Видите ли, мой брат, князь Заступин... покойный князь... - снова в ход пошел платочек, - завел обыкновение собственноручно готовить кофе. Он молол зерна в мельничке, потом варил в медной турке, на спиртовке, и разливал по чашкам. Сам. Только это для тех гостей, что у него в кабинете собирались. Знак особого расположения, понимаете?
Подумаешь, его сиятельство сам кофе подает, как какой-нибудь буфетчик. Немного необычно, но, по большому счету, неудивительно. И не такое бывало.
- Брат уверял, что готовить кофе - искусство тонкое, дворне его поручать нельзя, - пояснила княжна. - Он добавлял туда... не знаю что. Какие-то пряности. Вот, значит, Петр Александрович кофе выпил, а через несколько минут упал и захрипел. Тут же послали за домашним лекарем, но все было тщетно, тщетно... - она схватила чашечку с кофе и залпом выпила.
- Приезжали из уезда доктор и урядник с приставом, людей допрашивали. Городничий сам большое участие принимал... И губернатор тоже... обеспокоен.
Жилин подлил ей еще, и сделал знак Прошке, чтобы принес воды.
- Сударыня, а почему было не предположить естественную причину кончины его сиятельства?
Княжна всплеснула руками.
- Конечно! Мы так и предположили поначалу. Ох, какой ужас... Но, потом, смотрим, по телу князя пятна выступили, багровые и мелкие, как горох. Так лекарь этот наш, дурень, возьми и заори - отравился, дескать, его сиятельство. И это при гостях! Как переполошились все, сами подумайте...
- При гостях... так-так. Значит, имеем убийство или самоубийство. Полиция решила, что самоубийство? А почему? Князь был чем-то удручен?
- Накануне - да, - княжна закивала. - тучей ходил, но потом успокоился. Был даже весел. И вдруг - такое. Ведь брат сам, собственной рукой, на глазах у всех кофе приготовил. Выпил, и... умер. Но я не верю.
-Так-так... - Жилин бросил взгляд на Прошку, дескать, слушаешь, ворон не считаешь?
Прошка слушал.
- Давайте сначала, любезная Елена Александровна. Расскажите, как дело было?
- Приехали гости, городничий Илья Семенович, и господин Ивлев, сосед. Князь с ними собрался назавтра на охоту. Вечером он позвал к себе в кабинет гостей, Николя, сына, то есть, и гувернантку мадам Жако. В карты играть и кофе пить.
- В карты? Впятером?
- Николя не играл, сидел просто для компании. Он поклялся к картам не прикасаться.
Этот момент Жилин про себя отметил - проштрафился, скорее всего, молодой человек. Поинтересовался:
-А почему позвали мадам? Это необычно. Ее место - при воспитанницах.
-Ах, она отлично играет. Князю нравилось с ней играть.
- И... больше ничего?
- Вероятно, он хотел позлить жену, - сказала Елена Александровна мстительно, и опять промокнула глаза. - Они, знаете ли, иногда не ладили.
- Но он мог пригласить, к примеру, вас, - ввернул Жилин.
Вот теперь княжна смутилась.
- Я не пью кофе. Сердцебиение у меня, доктора запретили.
Ага, вот как. Жилин покосился на чашку княжны, которая опять опустела. Брат с сестрицей тоже не ладили. Что ж, идем дальше.
- Итак, уточним, сударыня. Налито было пять чашек кофе. Князь его сам сварил, и наливал собственноручно. У себя в кабинете. Ни вас, ни княгини при этом не было, вы все знаете со слов свидетелей. Тех четверых: городничего, Ивлева, молодого князя и мадам. Все они выпили свой кофе благополучно. Никто из гостей князя, и особенно он сам, не покидали кабинет. А слуги? Заходили, выходили? Посуду подать, еще что-нибудь?
- Нет, - княжна решительно покачала головой. - Мы сидели в столовой, это рядом. Никто не входил и не выходил. А посуда - она всегда в кабинете. Стоит наготове.
- Прекрасно, - Жилин потер руки. - Я хочу сказать, вы прекрасно излагаете сударыня.
Задачка была хороша. Да простит его, Жилина, бедолага-князь.
- Итак, вы надеетесь, сударыня, что я помогу снять с князя обвинение с самоубийстве, обеспечив ему тем самым отпевание и достойное погребение.
- О, все не так просто! - княжна опять заплакала. - Вы должны найти правильного убийцу! Дело в том, что, как только речь заходит об убийстве, начинают подозревать Николя. А это неправильно. Николя - добрейший и чистейший молодой человек. Он не способен...
- Правильного... гм, - Жилин закашлялся. - А почему подозревают Николая Петровича? Потому что наследник?
- Николя совершил ошибку, но кто в его возрасте их не совершал? Он зиму служил в Петербурге, в гвардии...
- Так что за ошибка? - пожелал ясности Жилин.
- Он проиграл в карты. Были еще долги, портным, цветочникам, еще невесть кому, но это мелочи. Главное - карточный долг. Брат очень, очень сердился, но, конечно, дал денег - долг чести, что поделаешь. Зато он пригрозил до самой женитьбы лишить Николя содержания. Но кто, скажите, в молодости не проигрывал? Покойный батюшка в свое время тоже так распорядился...
- Как распорядился? Лишил покойного Петра Александровича содержания до женитьбы? За проигрыш?
Княжна не ответила, лишь поджала губы, Жилин мог бы поручиться, что это означает "да".
- Каков же проигрыш? - полюбопытствовал он.
-Двадцать тысяч, - княжна заметно понизила голос.
- Понятно, - кивнул Жилин.
Еще бы не понятно. Он, последние годы на государевой службе, боролся с губернской преступностью за триста рублей в год. Двадцать тысяч! Неплохо юный оболтус опустошил батюшкин кошелек. Значит, ждала его безрадостная жизнь. На некоторое время. А тут раз - и хозяин. Бери денежки, не хочу. Задолжал портным и цветочникам, надо же! На артисточек, небось, тратился.
- Видите ли, - продолжала княжна, - имение брата - майорат. Так было установлено еще при дедушке. Вы меня понимаете?
- Неделимая собственность, наследуемая по мужской линии, - кивнул Жилин, заинтересовавшись еще больше. - И кому же достанется имение, если князь Николя будет осужден?
- Нашему двоюродному брату. Он сейчас в Италии. Мы давно с ним не ладим.
-Так-так... А что полагается остальным? Вам с княгиней и юным княжнам?
- Сущая малость! - княжна высморкалась в платок.
На том и закончили. Жилин обещался прибыть непременно в Скворцы, село Заступиных, то самое, которое майорат, и непременно в меру сил посодействовать установлению справедливости. И самолично проводил княжну до кареты.
Потом он поел-таки плюшек, хотя уже расхотелось, распрощался с супругой, терпеливо выслушал ее наставления, привычно обещался поберечь свое здоровье, и они с Прохором выехали со двора на дрожках. Сначала отправились к земскому доктору Прокопию Петровичу Кузьмину. Чтоб узнать кое-что из первых рук. Ведь как раз он, доктор, надо думать, и приезжал с полицейскими чинами осматривать тело.
Кузьмин оказался дома, и встретил гостя с заметным интересом.
- А, пожаловал, - буркнул он добродушно, - даже догадываюсь, чем обязан.
Жилин доктора не первый год знал, они не приятельствовали, но друг друга уважали.
- Князь Заступин отравлен, - отрезал Кузьмин, когда они с Жилиным расположились на террасе и раскурили по трубочке. - Хотя самоубийство - оно для всех было бы лучше. Кроме самого князя. И начальство такое семейство лищний раз беспокоить не хочет, и люди уважаемые у князя за столом сидели. Кого обвинить, понятия не имею. Основная выгода - сыну, но вряд ли он. Не верится. Главное - все на глазах у свидетелей.
- А мог яд быть принят заранее?
-Не думаю. Подействовал он слишком уж внезапно. Прими князь яд заранее, симптомы бы постепенно нарастали, а так князь почти до последней минуты был бодр и весел. Лекарств он не принимал. Все, что могли, обыскали, перетряхнули. Всех людей допросили.
- А что сестрица с супругой? Как думаете?
- Сплетен хотите? Извольте, - доктор помедлил, вытряхнул трубку, набил опять. - Говорят, князь двадцать три года назад большое приданое за женой взял, не землями, деньгами. И все ушло в Скворцы, как в песок. Князь экономить не умеет, ему все лучшее подавай. Гончих покупает, лошадей, охоты закатывает, а это тысячи и тысячи. И он не из тех, кто жену послушается, женщины у него тише воды, ниже травы.
-То есть, хотите сказать, и жене выгода есть. Пока супруг совсем имение по миру не пустил. А когда сын хозяином станет, ей с ним легче будет договориться.
- Предположить можно, - согласился доктор.
- А что сестра?
- Княжна Елена Александровна? - усмехнулся Кузьмин. - Как сейчас, не скажу, а раньше они с братцем, бывало, неделями не разговаривали. Да, вот еще что: князь из-за нее когда-то на дуэли стрелялся. С кузеном. Подробностей не знаю, но какие-то там амурные дела были.
- С тем кузеном, который наследует имение после сына?
- Вот именно. Кстати, женат кузен на родной сестре городничего, знаете? А вообще, я ведь нынче Заступиным враг. Рассердился на меня князюшка. Думал, убьет.
- Гм?.. - вскинул бровь Жилин.
- Я его второй дочке свадьбу расстроил. Виноват, сожалею. Жизнь я прожил немалую, а выходит, не научился язык за зубами держать. Вам тоже скажу, может, пригодится, а болтать точно не станете. Князюшка жену взял богатую, но, так скажем, порченую. Царская болезнь, слыхали? Да, да, дочки рождаются здоровыми, а сыновья - не жильцы, кровью исходят в младенчестве. Николай у княгини второй сын, до этого один в младенчестве умер. А поместье-то майорат. Каково думать, что не твоим детям достанется? Только вот Бог сжалился, этот сын родился здоровым.
- Подумать только...
- Вторую княжну просватали было за Ивлева-младшего, тоже из здешних помещиков. А жених - единственный сын. Вот я и намекнул отцу его про болезнь, на ушко. Думал, по умному дело разрешит, а он - к князю, да на меня сослался. Вот я в виноватые и попал.
- Так это тот Ивлев, что с князем кофе пил?
- Он самый.
Жилин потер лоб ладонью.
- Не сходится. Тогда князь, как обиженный, Ивлева травить должен, а не наоборот. Городничий... Сам ни при чем, но его зять получит Скворцы, если Николай Заступин окажется убийцей. А что же мадам?
Доктор лишь плечами пожал.
- Мадам... Вчера видел ее мельком. Красивая, чертовка, глаз не отвести. Держится, как монашка, глаза долу. Все равно, как ни крути, получается, что яд князь сам принял. Или тут хитрость большая есть. Вот и ломайте голову, дружище.
Прошка тоже поднялся - он опять в сторонке на табуретке сидел и мотал на ус. Обычное его занятие. Когда вновь сели в дрожки, Прошка высказал соображение:
- Так может, Савва Матвеич, это князь чашки перепутал? Хотел Ивлева отравой угостить, да сам выпил?
- Погоди гадать, вот осмотримся на месте, - отмахнулся Жилин. - Такую дурость Заступин не сотворил бы.
Имение Скворцы, вотчина Заступиных, лежало в низине. Господский дом - в стороне от села, белокаменный, с колоннами, с подъездной аллеей, за ним - службы, парк с фонтанами. С пригорка видно все было, как на ладони. Жилин, обозрев картину, только крякнул. Это сколько ж деньжищ надо, чтобы содержать такой "Версаль"? Нет, во Франции Жилин не бывал и тамошний Версаль не видал, но читал и гравюры смотрел, так что впечатлился. Прошка - тот только рот раскрыл.
Жилин решил к парадному крыльцу не подъезжать. Обогнули аллею, миновали ворота, удачно стоявшие нараспашку, и оказались меж конюшен и, видимо, псарни - из-за стены доносились лай и повизгивание. И тут же - идиллическая картинка. У высокой поленницы красивая барышня в синем платье с рюшами, присев, возилась с толстым неповоротливым щенком. Заслышав въехавший экипаж, она подхватила щенка на руки и вскочила, повернувшись неловко, ее широкий подол зацепился за край поленницы и угрожающе треснул.
- Ох, маменька, - воскликнула она, освобождая подол, потом крикнула:
- Забери его, Гриша! - и передала щенка резво подбежавшему мальчонке лет семи.
Кто это, одна из княжон? Жилин подошел, поклонился и учтиво представился. Девушка, ответив на поклон, выстрелила длинной французской фразой, которую Савва Матвеич понял через слово, и тоже представилась:
- Полин Жако...
Ага, значит, мадам гувернантка.
- Говорили бы вы по-русски, право слово, - виновато улыбнулся Жилин. - По-французски я... не вполне...
- Разумеется, как угодно, - улыбнулась мадам. - Правда, их сиятельства позволяют мне говорить по-русски только со слугами, я здесь при такой должности, сами понимаете.
Теперь Жилин уловил в ее речи акцент, еле заметный.
- Я в юности долго жила в России, - объяснила мадам Полин. - У меня хорошая память.
- Не проводите ли нас к княгине, мадам?
- О, да, месье Жилин, охотно...
Новоиспеченная вдова, вся в черных кружевах, встретила было Жилина неласково. Но тут же подоспела княжна-сестрица, они принялись пикироваться по-французски - Жилин слушал с невозмутимым видом, опять почти не понимая. Наконец вдова сдалась, сменила гнев на милость.
- Что ж, сударь, сделайте одолжение, расследуйте. При условии, конечно, что вы будете действовать исключительно в интересах моего сына.
- Приложу все усилия во имя справедливости, ваше сиятельство, - уклончиво пообещал Савва Матвеевич.
А вот и молодой князь, легок на помине.
- Это господин Жилин, сыщик, его пригласила тетушка, - представила княгиня. - А это мой сын, князь Николай Заступин.
Жилин взглянул на наследника с любопытством - раньше встречаться не доводилось. Довольно привлекательный юноша, хотя пока что прыщав и долговяз, с дерзким взглядом, голову держит высоко, губу оттопыривает. На папеньку, несомненно похож.
- Желаю успеха, - обронил Николай, а в глазах его, Жилин наблюдал, ничегошеньки не мелькнуло, ни искорки-опаски, не какого-нибудь беспокойства. Как будто и правда не виноват.
- Так не будем откладывать, - предложил Жилин, - пройдемте прямо сейчас в кабинет его сиятельства. На место преступления, так сказать. Хотелось бы вашего присутствия, Николай Петрович. И мадам, разумеется.
Сиятельством мальчишку величать не стал. Ничего, наслушается еще.
- Конечно, откладывать ни к чему, - согласилась княгиня, и кулаки так сжала, что костяшки пальцев побелели.
Тоже неудивительно. Она мать, волнуется.
Прошку Жилин отправил со старичком-дворецким устраиваться, саквояж распаковать - княгиня велела выделить гостевые комнаты. Ну, и помимо того, перечислил тихонько, пальцы загибая, что Прошке еще сделать.
Одну простую истину открыл для себя однажды Савва Матвеевич, и истина эта никогда его не подводила. Заключалась она в следующем: слуги знали все. Всегда, с рождения, господа на глазах у слуг. Частенько они забывали, что каждое их простое действие почти невозможно без участия целого множества народу. Горничных и лакеев, кучеров и конюхов, поваров и посыльных, да мало ли кого еще! А натура, чуть копни, и у барыни и у горничной, и у графа и у конюха одна, человечья, Господом созданная. Ушей, да и ума тоже, у модистки не меньше, чем у графини. А вот как спросить у слуг, чтобы получить ответы, да еще не беспокоить при этом господ, которые то ли виноваты, то ли нет - в этом Прошка был большой мастер. Тот еще прохиндей. Всякого разговорит, кого про здоровье спросит, кому улыбнется, кому по-иному как-нибудь голову заморочит. Цены ему не было.
Кабинет у князя оказался - загляденье. Большой, светлый, с мебелью красного дерева. Ковер во весь пол, стол огромный, кресла, немецким гобеленом оббитые, шкафов, книгами заставленных - множество.
Молодой князь в отцовском кабинете как-то еще больше посерьезнел и подтянулся, мадам Жако была бледна и печальна, княгиня страдальчески морщилась и терла виски пальцами, княжна Елена Александровна сосредоточенно смотрела в рот Жилину. Любой из них может быть виноват. И еще Ивлев с городничим... По крайней мере, Жилин пока никого не готов был исключить. Даже мадам Жако, такую красивую и невинную. Уж больно красноречивый взгляд бросил на нее юный Николай Петрович. Взгляд, полный молодого, страстного томления. А она - ничего. Скользнула глазами по нему, как по стенке. Да-с, с этой стороны тоже могут быть... неожиданности.
Поговорить с ними, свидетелями, по отдельности? Эту мысль Жилин отмел. Нет, мы уж лучше по-другому.
Шкаф рядом с письменным столом один был занят не книгами. Жилин подошел. Наверху - пистолеты на подставках, и дуэльная пара, дорогая, в серебряных накладках, на красном сукне в раскрытом футляре. Внизу - кинжалы и сабли, и рог в серебре, Жилин охотно это все посмотрел бы ближе, в руках подержал, но сдержался. На средней полке, откуда удобнее всего взять, стоял тот самый кофейный набор.
Савва Матвеевич откинул дверцу. Спиртовка на подставке, медной, чеканной, над ней - медный же короб с песком, пальца на два насыпано. ЧуднАя вещица. Две турки, большая и малая, щипцы еще какие-то, мельничка с ручкой и увесистый мешочек с кофе. Здесь же, рядом, фарфоровый кофейный сервиз. Чашки белоснежные с золотой каймой, подставка для ложечек - ангелочек, тоже бело-золотой, обнимает стакан, в котором ложечки и стоят, серебряные с позолотой. И на круглой сахарнице - тоже ангелочек, лукаво смотрит исподлобья, устало опустив золоченые крылышки.
- Конечно, - ответил Николай, и, предвосхищая вопросы, добавил:
- В ней не было яда. Полицейские эксперимент провели. Кофейную гущу с мясом смешали и скормили собачке. Та осталась жива и здорова. Тоже и с сахаром.
- И его скормили собачке?
- Именно. И я тоже съел пару кусков! - глаза молодого князя впервые задорно блеснули, княгиня при этом задрожала, а мадам ниже склонила голову.
Жилин усмехнулся. Два уж, полицейское расследование имело место быть.
- Уверяю вас, сударь, мы все пили этот самый кофе с этим самым сахаром. А за два часа до кофе мы все за одним столом ужинали, и я не припоминаю, чтобы папеньке подавали что-то особое. Так, маменька? Тетушка? И вы тоже подтверждаете, мадам Полин?
Все подтвердили, кто кивком, кто словесно.
- Это прекрасно, сударь. Но случилось то, что случилось - ваш отец мертв. И следствие по делу еще отнюдь не окончено. Простите за откровенность, но если бы я приехал сюда для расследования, то ни на минуту не поверил ни в какое самоубийство. И, скорее всего, я арестовал бы вас. Да, Николай Петрович. Если бы не нашел другого виноватого. И совсем не удивлюсь, если губернатор распорядится провести расследование заново, и завтра за вами явятся.
- Но почему? - наконец-то забеспокоился Николай. - Разве не очевидно, что папенька принял яд, когда сидел в одиночестве здесь в кабинете? Он просматривал бумаги, а мы в это время были в гостиной... Потом он позвал нас... Вот и все!
- А с чего бы это? - усмехнулся Жилин. - Какая причина была вашему отцу покончить с собой? Он не последний человек в губернии, его все знают. Знают, что он здоров и жизнелюбив. То, что незадолго до смерти предавался кручине... Этого маловато будет. Вы говорите, что князь сидел один в кабинете, но когда позвал вас, он был бодр и весел? Не казался потрясенным, угнетенным, нет?
- Что вы себе позволяете?! - опомнилась княгиня. - Разве вы не уверили меня... что... в интересах сына!
- Конечно, ваше сиятельство, - кротко взглянул на нее Жилин. - Именно так. Господа, давайте, во имя нашего дела, по возможности точно восстановим те печальные обстоятельства. Попросим вас, Николай Петрович? А если вы что-нибудь забудете, мадам, думаю, подскажет.
- Как угодно, - пробормотал Николай. - Итак, мы все, то есть, городничий, Ивлев, Полин и я, расселись вокруг стола, - он показал на овальный стол слева от письменного. - Нет, сначала папенька попросил Полин выставить на стол посуду из шкафа, то есть чашки, ложки и сахарницу. Кофейный прибор стоял на столе и был разогрет, папенька заранее зажег спиртовку. Он что угодно мог сделать заранее, сударь...
- Не будем отвлекаться. Итак, мадам Жако расставила посуду. Каждому по чашке.
- Нет, просто выставила чашки на край стола возле папеньки. Я ей помог, принес сахарницу и ложки. Ивлев еще... о, простите, это несущественно...
- Господин Ивлев был не вполне трезв после ужина и позволил себе шутку в адрес меня и князя Николя, - ровным голосом объяснила мадам, - но его сиятельство оборвал господина Ивлева, и тот сразу извинился.
- Это несущественно, Полин... Потом папенька засыпал кофе в турку и стал варить... Ах, да, перед этим мы с Полин по очереди крутили мельницу. Папенькина блажь. Не пойму, почему он не велит намолоть кофе заранее. Итак, кофе сварился, его разлили по чашкам. Сам папенька и разливал. Потом все брали сахар из сахарницы. Вот этими щипцами.
- Каждый самолично брал сахар?
- Конечно. Хотя, нет, сахарница стояла на том конце стола, поэтому я положил сахар Полин и Ивлеву. Обычно Полин пьет горький кофе, но в тот раз она попросила сахар.
- Почему, мадам Жако? - полюбопытствовал Жилин.
- Мне захотелось, - коротко ответила она.
- Хотите сказать, это тоже важно? - вскинулся Николай.
- Успокойтесь, сударь, - попросил Жилин. - Присутствующие за столом выпили кофе, и - все?
-Можно сказать, да. Папенька еще вылил остатки из турки в свою чашку и выпил, бросив в рот кусочек сахара. Он часто так делал. Я тоже положил в рот сахар, - Николай вдруг явственно покраснел. - Без кофе. Просто захотелось. Потом запил его водой. Да, вот тут стоял графин с водой, из него наливали я, Полин, и кто еще? Кажется, Ивлев. Поскольку мы живы, сами понимаете, яда в нем тоже не было. А через несколько минут папенька...
- Благодарю вас, Николай Павлович.
Четверо, три женщины и мальчишка-князь, смотрели на Жилина и ждали. Ему же нечего пока было им сказать. Совершенно нечего. Впрочем, кое-что он для себя уяснил. Хотя... Все пока спорно, да.
- Может, вы захотите что-нибудь добавить, мадам Полин?
- Нет, месье, - она подняла руку, поправила прядь волос, золотое колечко блеснуло на безымянном пальце.
- А что ваш кузен, который в Италии сейчас - запамятовал я, как его звать-величать, - письма пишет? - спросил вдруг Савва Матвеевич.
Никто не поспешил ответить. Но на лице княгини появилась едкая усмешка, Николай и Полин обменялись быстрыми улыбками, а княжна Елена Александровна покраснела, как спелая малина.
- Нет, сударь, - отрезала княжна, - в переписке мы не состоим.
Так-так. И почему же княжна изволила соврать, интересно? Из-за амурных дел далекой молодости, дуэлью завершенных? Потом придется улучить момент, поговорить с княжной.
- Благодарю вас, господа, - сказал Жилин. - Теперь я должен подумать, и лучше бы в одиночестве.
- Разумеется, сударь, мы вас оставим, и Бог вам в помощь... - сказала княгиня. - Пойдем, Николя!
Николай отправился было за маменькой, но, уже от дверей, вернулся к Жилину. Тот задумчиво разглядывал портрет, висевший прямо перед столом - не то, чтобы заинтересовался, скорее дожидался обещанного одиночества.
- Это я в десять лет, - объяснил Николай. - В карнавальном костюме. Папенька любил этот портрет.
- Вы были прелестным ребенком, Николай Петрович.
Тот продолжал:
- Я решил, что лучше сам объясню вам про тетушку. Тут деликатная история. Когда-то тетушка была влюблена в своего кузена, князя Владимира Ивановича Заступина. Но родственники не одобрили этот союз. Владимир Иванович вскоре женился, и они с тетушкой больше не встречались. Это было почти тридцать лет назад. А не так давно он прислал ей письмо. Это был сонет в стихах. Тетушка его сожгла.
- Хм, - Жилин улыбнулся. - Благодарю за объяснения. А то меня, не скрою, обеспокоило ее смущение. Ведь именно кузен Владимир Иванович наследует имение ... после вас? - он остро взглянул на юношу.
- Что? - тот удивился вполне искренне. - Он старик, я молод. Почему он должен наследовать после меня? Неужели вы думаете, что меня действительно обвинят в смерти папеньки? На что вы намекаете, сударь? Неужели на то, что тетушка...
- Ни в коем случае, - прервал его Жилин. - Николай Петрович, я заметил кольцо на пальце мадам Полин. Она замужем?
- Вдова. У нее есть маленькая дочь по имели Стефани, которая осталась во Франции со своей бабушкой. Они живут недалеко от Парижа. Мадам Полин - исключительно порядочная женщина, сударь. У нее прекрасные рекомендации.
- Не сомневался в этом.
- Как хорошо, что она тут никому не наследует.
- Вы с ней друзья, Николай Петрович?
- Она исключительно порядочная женщина, - с нажимом повторил молодой князь, повернулся и почти выбежал из кабинета.
Вот так-то. Жили отметил про себя, что почему-то наследник покойника стал нравиться ему чуть больше.
Сев за письменный стол, он взял из бювара чистый лист, макнул перо в чернильницу и написал: "Кому выгодно?"
И задумался.
Сын - наследует имение.
Жена - получает свободу, какую-то долю в наследстве, пусть даже "крохи", и возможность влиять. Должно быть, она управлять имением станет вместо сына. Тот ведь в гвардии служит, ему недосуг.
Сестра? Здесь пока неясно. О чем она на самом деле беспокоится, о том ли, что братца похоронят без отпевания? Для нее ниоткуда выгод не светит, кроме "крох". Вдова ее, кажется, недолюбливает, племянник, впрочем, относится благодушно. Что ж, посмотрим.
Жилин нарисовал еще один жирный вопросительный знак.
Мадам Жако. Никому не наследует, верно. Если вдруг не объявится неизвестное завещание князя. Но не только ради выгоды убивают. Стоит ли забывать, что покойник отличал красотку? И сын к ней неровно дышит, факт.
Ивлев. Вряд ли он при чем. Хотя, не помешает разузнать побольше про его отношения с князем.
Городничий? Если Николай Заступин пойдет на каторгу, хозяйкой в Скворцах станет сестра городничего.
Вот именно. А хозяином станет бывший возлюбленный престарелой княжны.
Но это лишь в том случае, если Николай Заступин пойдет на каторгу. Хотя... Кажется, самое время было узнать, чего там нарыл Прошка.
Прошка сиял, как новый пятак, и глаза его нетрезво блестели. Но с ходу заявил:
- Это я для дела, Савва Матвеич, пришлось черной кухарке штоф поставить. Сначала меня прогоняла, а потом так разговорилась, остановить не мог. Тридцать лет тут служит, все про всех знает. Разрешите доложить?
- Докладывай, что ж...
-Ваш первый вопрос: не было ли у покойного князя лет двадцать назад любовницы здесь, в усадьбе. Так вот, была. Стешка-утопленница.
- Как?.. - Жилин даже закашлялся.
- Стешка-утопленница, - повторил Прошка. - Редкая была красавица, вроде бы. Тут, в доме, в горничных служила, еще про родителях покойного князя. А как грех случился, ее из дома отправили, выдали замуж за здешнего кузнеца Макара Корягу. У нее ребеночек раньше времени родился, помер вскоре. Потом она другого родила. А через несколько лет князь снова про нее вспомнил. Он уже женат был, сам тут хозяйничал. Так кузнеца ее куда-то отправил, а с ней почти в открытую жил.
- Погоди ты, - махнул рукой Жилин, - мне важно, когда. Когда именно, в каком году у нее ребенок тот умер?
- Так я и говорю, - обиделся Прошка. - Вы спрашивали про двадцать лет назад. Так это тогда и было. Князь со Стешкой опять жить стал, и она опять ребенка родила. В то время как раз ее сиятельство тоже рожать собиралась. А тут младенец у Стешки умер, она и утопилась. Рассудок помутился с горя. Она за парком похоронена, у речки.
- Вот как, значит, - Жилин потер руки. - И где же теперь Стешкина родня, муж Макар-кузнец, и еще кто там был у нее? Не спросил у разговорчивой?
- Спросил, Савва Матвеевич. Князь их продать распорядился. Второй вопрос, значит, про мадам.
- Ну-ну, я весь внимание.
- Говорят, как только покойный князь мадам увидел, сразу голову потерял. И так к ней, и этак, а она - ничего. И как-то она это дело повернула, что он успокоился. Смирился. И молодой князь, как приехал, тоже в мадам влюбился. Так влюбился, что даже ее сиятельство забеспокоилась. Говорят, сама просила мадам быть с сыном полюбезнее, доплатить предлагала к жалованью, какая-то Дуняшка-горничная слышала. А мадам отказалась. Вообще, нынешняя мадам, в отличие от прежних, всем нравится. Приветливая, по-русски говорит. Пока все, Савва Матвеевич.
- Что ж, и это неплохо, - улыбнулся Жилин. - Молодец, друг Прохор. Иди скажи своей кухарке, пусть прекратит языком болтать, и не пои ее больше. И сам не смей...
Вот, значит, как. Что-то такое Савва Матвеевич и заподозрил, после того, как с доктором поговорил, но не ждал, что догадка так легко подтвердится, чуть копни - и готово. Получается, умершего младенца, будто бы Стешкиного, тоже родила княгиня. Очень похоже на то. А тут как раз, неподалеку, у любовницы, тоже новорожденный. Здоровый. Как было князю удержаться? От княгини ведь можно сына, наследника законного, и не дождаться, а вон, в колыбельке, тоже свой, кровный, но незаконный, крепостной бабой рожденный. Поменять живого на мертвого - и готово. Так и сделали, надо думать.
И что же отсюда следует? А то, что молодой князь - бастард. Отцу не наследник, стало быть. Значит, чтобы из наследников вычеркнуть, его и убийцей объявлять не надо, достаточно доказать незаконнорожденность. А как это теперь доказать? Только свидетелей к присяге приводить, и чтобы надежные были свидетели. Или документы какие найдутся. Может, у князя ума хватило об этом в письме написать, кто его знает. А ведь свидетели быть должны. Ребенок Стешки-утопленницы раньше был рожден, чем княгинин, это внимательному глазу должно быть заметно. Оно только кажется, что концы легко в воду спрятать, на самом деле вовсе не легко.
Вопрос - а знает ли княгиня? Что-то Жилину казалось, что, скорее, не знает. А старая княжна? Вот это было бы любопытно выяснить. Кому выгодно? Княгине, однозначно, выгоды никакой. А княжне? Тут возможны варианты. А городничему?..
Да, отсюда вы, небось, беды не ждали, любезный Николай Петрович. До сих пор были князем, а вот получится ли им остаться?
Есть о чем подумать. Кому продали родных Стешки? В конторе на этот счет должны остаться бумаги, посмотреть не помешает. Но свидетели, скорее, из своих должны быть, из дворни, прошерстить надо старых слуг, пораспрашивать, может, и найдем ниточку...
После невеселого ужина Николай отозвал Жилина в сторонку, и смущенно сказал:
-Видимо, я, сударь, должен кое в чем признаться. Вот, - он вынул из кармана чуть смятый конверт.
Жилин конверт взял, вытряхнул из него листок бумаги, развернул. На листке было крупно выведено несколько строк:
"Помните, все случится по воле Господа, и только так. Он и его Ангелы будут Вашими судиями, и поставят точку в этом деле. Вы не страшитесь? Совесть не мучает Вас? Вам не снятся дурные сны?"
Без подписи.
- Что это? - удивился Жилин.
- Недели две назад папенька получил письмо. Он был страшно взволнован, расстроен, перестал спать. Потом, постепенно, успокоился. Письмо то он сжег. Это, второе письмо попало мне в руки, и я узнал почерк на конверте, тот же самый. Во всяком случае, очень похожий. Тогда я спрятал письмо и никому про него не сказал. Я счел это... мерзкой шуткой, если хотите. Здесь ведь толком ничего не написано! "Все случится по воле Господа". Да все и так случается по Его воле!
- Что ж, хорошо, что сообщили, - пожал плечами Жилин. - Пока не знаю, что сказать. Оставьте записку у меня.
Он опять отправился в кабинет князя. В комнаты, любезно предоставленные княгиней, идти не хотелось, кабинет князя привлекал больше, он, как никакое другое место, располагал к раздумьям. Там уже зажгли свечи - еще одна любезность хозяев. Жилин опять сел за стол, взял из бювара чистый лист, посмотрел на портрет мальчика в маскарадном костюме.
Ему казалось, что он что-то уже знает, но непонятно было, что.
Небо еще не совсем стемнело, но луна уже висела напротив окна, похожая на головку ноздреватого сыра. Лицо мальчика, может, из-за свечей, теперь казалось Жилину немножко другим.
"Он и его Ангелы будут вашими судиями". Гм. Любопытно.
"Его Ангелы". Против воли взгляд Жилина метнулся к закрытому шкафу, где за стеклом притаился ангелочек на крышке сахарницы. И еще один, обнимающий сноп золоченых ложечек. Не про них писал таинственный отправитель. Фарфоровые куколки не судят, они лукавы и безразличны. И в то же время, Жилин был почти уверен - одно из этих фарфоровых созданий прекрасно знает, как именно князь принял яд.
На портрете Николай Заступин совсем не тот, что теперь. Теперь он весьма похож на отца, одного взгляда хватит, чтобы убедиться в родстве. Неудивительно, ребенок растет, лицо его меняется. Он еще должен быть похож на мать, хоть немного. На ту мать, которая родила.
Верхняя часть лица Николая с возрастом удлинилась и стала отцовской, а пухлые, красивого рисунка губы остались такими, как на портрете. Они от матери, должно быть. У кого еще сегодня Жилин видел эти красивые губы? Определенно видел.
"Все случится по воле Господа"...
Это освещение. А может, просто пора пришла заметить.
И Жилин вдруг понял. Все сошлось и стало очевидным. Он не понимал, как отравитель смог лишить жизни лишь князя, оставив невредимыми остальных - теперь понял. Как же он любил эти короткие мгновения озарения, когда непонятное становилось понятным - самые сладкие свои мгновения...
Выгода ни при чем. Месть, вот в чем дело. Вот о чем в записке написано.
Зато никто не собирается вспоминать незаконнорожденность Николая Заступина. Уже легче.
Но это лишь догадка. Доказательств никаких. Если только не попробовать сличить почерк...
И еще, если нет доказательств, нужно получить признание.
Спустя некоторое время, когда дом почти затих, Жилин тихонько постучался в дверь, указанную флегматичным лакеем - дверь мадам Полин Жако.
Она еще не собиралась ложиться, сидела с книгой в кресле.
- Месье? Я могу быть вам полезной? - мадам не скрывала удивления.
- Добрый вечер, душа моя Пелагея Макаровна, - сказал Жилин. - Или вас не так крестили?
В первое мгновение она застыла, уронив книгу на колени. Потом опомнилась.
- Что вы сказали, месье?
- Да бросьте, - усмехнулся Жилин. - Что вы не вполне француженка, я понял с самого начала. Помните, когда чуть платье не порвали, вы маменьку помянули отнюдь не по-французски? Не помните? Неудивительно. Такие слова случайно говорятся, неосознанно. Жили вы в юности в России, нет ли, но с маменькой в детстве вы по-русски говорили. А звали маменьку вашу ... Собственно, дочку вы в ее честь нарекли, правильно? Ловки вы, мадам. Если бы не письмо, ничего бы я не понял. Эх, скольких уже такие письма глупые погубили. Возмездие по воле Господа, да. Божья кара, на кого падет, тому и будет. Все на Господа, а сами - в сторонку, значит. Спасибо, что написали, объяснили. В этом-то и была сложность для моего разумения - как обезопасили остальных, отравив лишь того, кого следует? А вы не морочили этим свою прекрасную головку, просто предоставили все провидению. Яд был в сахарнице. Всего одна доза. Она могла достаться кому угодно, но вышло по-вашему. Это почти чудо.
- Почти? - губы мадам тронула легкая усмешка.
Великолепного рисунка губы. Как на портрете.
- Вас следует бояться. Чтобы покарать одного, вы играли пятью жизнями, включая свою.
- Но играла честно. Я ведь запросто могла не брать сахар, вы понимаете, сударь. И потом, я не знала, что будут гости, и князь сердился на Николя и не угощал его кофе. Я полагала, что пить кофе будем только мы с князем. Только наши с ним жизни, понимаете? Один раз так и получилось, но никому из нас не достался отравленный кусочек. А теперь... Я счастлива, слышите. Справедливость свершилась. И как свершилась! Нас было пятеро, но жребий пал на него. И вы считаете меня виноватой? Не надо меня бояться. Так искушать судьбу можно только раз в жизни!
Ни тени раскаяния, ни страха, ни даже неуверенности не было на ее лице.
- Я вам все расскажу, послушайте.
- Мечтаю об этом, мадам, - Жилин присел на стул напротив Полин, оставаясь настороже - мало ли что выкинет дамочка.
Полин отложила книгу, и помолчала немного, сжимая руки. Жилин не торопил.
- Мне тогда не было и шести лет, - заговорила она, наконец. - Отец был в отъезде, мы жили вдвоем с матерью. Хотя, нет, не совсем вдвоем, только что родился маленький брат. И однажды... Помню, ночь была жаркая, и я вышла попить воды. В сенях воды не было, и я выбежала на улицу, чтобы попить из бочки за избой. И увидела, как во двор вошли люди, двое. Я испугалась, затаилась, боялась дышать, а люди эти вошли в избу. Мама крикнула, но тут же замолчала. Потом я увидела, как ее вынесли, бесчувственную, как мешок с травой, и слышала голос барина. А маму нес Васька-псарь, я его узнала, он с барином все на охоту ездил. Когда они ушли, я в избу зашла, лучину засветила, чтобы посмотреть на маленького братика, а это вовсе был не он. В люльке другой ребенок лежал, мертвый. Помню, как я потом к бабушке бежала на другой конец села, как говорить не могла, а когда рассказала, она не верила все, и говорила - молчи, молчи... На другой день маму нашли в речке. А бабушка мне все твердила - молчи! А когда отец вернулся, нас вскоре продали, разным хозяевам. Ни его я больше не видела, ни бабушку. Мой новый барин - он веселый был, добрый, меня к его дочке определили. Мы сразу в Париж уехали. А потом меня стали учить вместе с барышней. Барышня была болезненная, слабенькая, а у меня все легко получалось. А когда мне исполнилось семнадцать лет, месье Жако, часовых дел мастер, полюбил меня и попросил у барина моей руки. И тот сразу подписал вольную. Я вечно буду ему благодарна. Когда мой муж умер, я приехала в Россию, чтобы работать гувернанткой, и в глубине души я мечтала вернуться сюда, увидеть все это... Так и случилось. Через два года меня рекомендовали Заступиным. Я увидела могилы мамы, бабушки. С братом познакомилась. Я давно знала, кто мой брат. И каждый день думала о том, что убийца моей матери должен быть наказан. А теперь... Мою мать похоронили без отпевания, хоть она не была самоубийцей. Если бы князь получил той же монетой - о большем и мечтать нельзя.
- Глупая девчонка, - покачал головой Жилин. - Мечтай лучше вернуться к своей дочери. Если бы не злодейство князя, кем бы ты была сейчас? Его дворовой девкой?
- Не спорю. Но он убийца.
- Справедливость, хорошо. Зато братца своего ты чуть под монастырь не подвела, Пелагея Макаровна. Полиция еще расследование не окончила, есть опасность, что его обвинят. Что делать будем?
- Если вдруг вы решите не сдавать меня полиции, месье, мы будем надеяться на лучшее, - и Полин впервые еле заметно улыбнулась.