Аннотация: История перевала Дятлова. Хочется подумать о событиях только на основаниях актов вскрытия и протоколов. Летающим тарелкам и диверсантам отказать!Эпиграф:"Вы все идиоты!"(Доктор Хаус)
У меня одна мечта - чтобы мое внезапно найденное на кафеле ванной тело вскрывал именно он. Возможно, моя давняя мечта сбудется. Это будет круто. Еще одна моя тайная и несбыточная мечта - удивить его. Этого я не смогу никогда. Не то, чтобы я неудачник, но никакое журналистское расследование не сможет застать этого циника врасплох. Чертова ходячая энциклопедия времен великой инквизиции и строительства коммунизма.
Есть у него неискоренимые привычки. Их несколько. Первая - он не признает водку, текилу, виски и шнапс. Пьет исключительно медицинский спирт. И, кстати, неподверженное перипетиям жизни в отечестве здоровье косвенно подтверждает его правоту. Мой давний друг - патологоанатом.
Второе - даже в наше безграмотное время, когда ловишь себя на том, что уже сам коверкаешь с букваря знакомые слова - нет, его речь остается безупречной. Еще одна, пожалуй, исконно советская привычка - все важные разговоры и примечательные беседы ведутся на кухне. И совсем уж невинная повадка -перед началом интересной истории почти бессознательно тронуть трубку телефонного аппарата, проверяя - ровно ли лежит. Вот и сейчас, на сверкающей хайтеком кухне, - почти незаметно шевельнув кнопочный телефон, он задумчиво приподнимает тяжелый стакан для виски - дань времени. В стакане - адская жидкость. Рядом - стакан с минералкой. Как дань времени - со льдом. Такой же тающий лед в глазах, голубых и не выцветших от давности лет.Он смотрит на меня сквозь очки в роговой оправе - тем же оценивающим взглядом, от коего срезаются самые самонадеянные следаки, пытающиеся наскочить с вопросом - а почему это труп не дошел до дома пару метров и замерз во дворе? Я набираюсь всего своего интеллигентного мужества и беру прохладный, как топор палача, стакан.Он следит, внимательно следит за мной - нужно выпить спирт и сразу, не вдыхая, запить водой. Тогда терапевтический эффект достигнет максимума. Я ему верю.С этой кухни я не уйду ни за что. Он поднимает глаза к плазме на стене и щелкает пультом. Быдловский текст обрывается на полуслове.
- Не могу.
Извиняется он. Хмыкает и тянется, щелкая суставами. "Освежает" спирт в стаканах. Мне кажется, что ему чертовски не хватает "Лебединого озера".
Не спеша, исподволь, начинается кухонный разговор.Я жадно глотаю его слова под воду со спиртом, и чувствую себя по меньшей мере разведчиком Кузнецовым, узнанным графскими собаками. За черным окном - бешеная привычная Москва. Но на самом деле - за его плечами всегда бесшумно и неизбывно вздымаются очертания Исетско-Аятского. С вышками, собаками и колючей проволокой.
Не так все было. Совсем не так.
На столе, в бледном сиянии неоновой подсветки - дешевая бумага распечаток серого машинописного текста.Рыжий картонный скоросшиватель. И смерть. На этой кухне смерть реальна и проста, как засаленные карты. Масть и значение, никакой мишуры и сентиментальных ужасов в духе уездных барышень на шоу экстрасенсов. Есть разные виды смерти - от алкоголя. От переохлаждения при плюсовой температуре. От ударов множества прикладов.От накатившей незнамо откуда взрывной волны. Я молча глотаю спирт, ловлю на себе бликующий сквозь очки взгляд, торопливо пью воду. Не дыша. Да, да - я пациент, выполняющий рекомендации врачей. Особенно паталогоанатомов. И я любопытен, как тысяча кошек. Я не имею права ничего забыть. Что со мной будет за включенный диктофон - страшно представить. И не буду представлять, ага.
С ними пошел человек, которого звали Гена. Но который убедительно просил звать его Александр Алексеевич. Ну да, конечно - кто мог представить, что дяденьку тридцати семи лет, с простыми такими русскими именем и отчеством, в усах, вдруг зовут не менее просто, Гена. И Генина шкура основательно подпорчена татуировками сакрального почти значения. Никто и не озадачивался этим вопросом , не так ли?
Да я бы тоже не озадачился этим вопросом - если бы не ящик, спирт и картонка скоросшивателя.