Аннотация: Небольшой материал о том что конец света сейчас - весьма оптимистическая завязка сюжета :)
Бескаравайный С.С.
Тема постапокалипсиса в современной русской литературе
Одной из устойчивых сюжетов в фантастической литературе есть описание катастрофы, приводящей к распаду человеческой цивилизации. Он позволяет демонстрировать многочисленные коллизии, раскрывать возможности общества и ставить персонажей в состояние "пограничной ситуации". Даже оптимистически настроенный А. Беляев, который творил в эпоху громадных надежд на прогресс, посвятил рассказы "Над бездной" и "Светопреставление" именно краху цивилизации.
Но современная литература столкнулась с проблемой: описание планетарной катастрофы и судеб нескольких случайных человек, которые авторской волей становятся основными персонажами - заведомо получится менее зрелищным, чем блокбастеры о конце света. Широкоформатный экран, хорошее качество изображения, записанного на DVD и компьютерные спецэффекты - обеспечивают более яркую демонстрацию авторского замысла, чем любая батальная сцена в романе. Простое сочетание книги с изображением - комиксы, графические романы - слабо распространено в пределах бывшего СССР. Фантастам приходится совершенствовать подачу текстовой информации.
Можно детализировать описания агонии цивилизации, попытаться передать на страницах книги безнадежность, отсутствие перспектив человечества. Эстетичность и общая литературность текста, детально раскрытые образы торжествующего зла - могут вывести книгу в отдельную маркетинговую нишу. В постсоветской фантастике неоспоримым эталоном подобного подхода выступает творчество А. Дашкова: типична повесть "Суперанимал", описывающая, как в ледяных пустынях пытаются выжить последние группки людей. Но подобный подход сужает круг читателей. Утрата надежды - слишком специфическое состояние психики. Стихи Ш. Бодлера и проза де Сада во многом уже занимают эту нишу в литературе. Потому катастрофу планетарного масштаба требуется превратить из основной темы книги - в фон для действий персонажей. А надежда героев, в свою очередь, не может быть бесцельной.
Можно выделить три основных посыла, которые авторы современной русской фантастики адресуют своим читателям.
Первый - глобальная катастрофа это новое начало. Гибель миллионов служит отправной точкой для приключений небольшой группы персонажей, которым теперь почти неизбежно станет сопереживать читатель - потому что других персонажей практически не осталось. "Новые начала" разнообразны. Их можно классифицировать по двум основным признакам: какого рода проект начинают персонажи (что хотят строить на руинах?) и с какого уровня цивилизации им приходится стартовать.
Самый примитивный вариант - просто группа, которая продолжает борьбу за выживание. Борьба не безнадежна, есть определенные перспективы, есть даже маленькие мечты. Начало такого процесса все-таки экранизировали в декорациях Москвы - фильм "Фантом". А эпилог романа А. Громова "Мягкая посадка" - пример уже состоявшегося, стабильного состояния цивилизации "постмортем". Некая община готова жить и развиваться: в школьные учебники даже вставляют новые стихи.
Львиная доля "начал" последних десятилетий - это индустриальные проекты. После краха государства и распада общества надо запускать производства, собирать кадры, бороться с антисоциальными элементами, налаживать подобие городской жизни в поселениях и т.п. А. Круз предельно явно сформулировал такой проект в зомби-апокалипсисе "Эпоха мертвых": после почти мгновенного удара эпидемии, тотального краха современных городов - приходится создавать новые урбанистические центры. Бывает, что героям приходиться начинать с очень "низкого старта" - такова ситуация в "Метро 2033" Д. Глуховского. Бывает, сохраняется вменяемая индустриальная база, поселения-остроги - А. Шакилов "Атака зомби". Легко прослеживается связь постапокалиптического "нового начала" с "попаданчеством" (поджаром, описывающим ускорение технического прогресса в прошлом благодаря пришельцу из нашего настоящего). И не только в творчестве А. Круза (его роман "На пороге тьмы", фактически, построен на объединении этих двух фантдопущений).
Есть проекты "когнитивные" (постиндустриальные), когда развитие техники в постапокалиптическом мире выходит на новый уровень. Тут у авторов возникает определенная сложность: если цивилизация рухнула, как же работает наука? Новые технологии могут подбросить пришельцы: в трилогии А. Лазарчука И. Андронати "Космополиты" Земля стала яблоком раздора в борьбе двух цивилизаций - и одна из них щедро снабдила землян антигравитаторами и прочей техникой. Собственно крах нашей цивилизации продолжался лишь несколько месяцев, потом пошло быстрое восстановление. В дилогии Э. Катласа "Экзо" - при общем крахе человечества наука чрезвычайно специализируется: интенсивно развиваются лишь новые разновидности людей, одни совершенствуют себя генетическими модификациями, а другие нанотехнологиями.
Пример "сельскохозяйственного" проекта можно найти в книге Н. Берга (Dok) "Ночная смена. Крепость живых" - один из персонажей постепенно поднимается от чистого "выживания", от жизни в лесном бункере, к управлению отбитой деревенькой. Но чисто "крестьянский" проект это признак либо чрезвычайно низкого старта, либо тотального нездоровья в обществе - когда лишь крошечная сельская община, может воспроизводить себя. Видимо, хорошо запомнили наши фантасты фразу из романа Дж. Уиндема "Триффиты": "Первое поколение батраки, второе - дикари" - чисто крестьянское бытие почти отнимает шансы на быстрый технический прогресс. Исчезает ощущение "историчности времени", а современный урбанизированный читатель требует прогресса, он слишком привык к сменам исторических эпох.
Второй посыл - прямое или косвенное устранение внешних конкурентов страны. Этим "грешит" и западная литература - "Мировая война Z" М. Брукса превращает Китай в страну с умеренной численностью населения, а Северная Корея совершает коллективное самоубийство. В романе К. Бенедиктова "Битва за Асгард" - хоть Россия частично и деградирует, но также наблюдается укрощение Китая, при том, что в Средней Азии - вообще всепланетный концлагерь. А. Круз детально описал крах цивилизации в США и Европе - трилогия "Я! Еду! Домой!". Анджей Земянский в повести "AUTOBAHN NACH POZNA?" конструирует ситуацию, в которой остатки полькой армии, вернувшись из будущего, единственными оказываются в выигрыше от современного краха цивилизации. Даже если внешние противники не устраняются целиком, то как бы исчезает острота противостояния с ними, пространство Земли "увеличивается". У Н. Берга упоминается, что США после зомби-апокалипсиса сохранили свой флот и контроль над океанами, но до Санкт-Петербурга, где разворачиваются события "Ночной смены" - руки у них дойдут очень не скоро.
Наконец, третий посыл - это устранение "идейных" противников автора в оставшихся анклавах. Вся грязь и мерзость общества, с которой никак не получается справиться сейчас, оказывается "выброшенной за борт" силою вещей. Анклавы освобождаются от паразитов. Выживают сильные, которым с течением времени приходится либо дичать, либо постепенно браться за ум, принимать на себя "социальные обязательства" (даже если это обязательства мести оккупантам - как в дилогии Беркема аль Атоми "Мародер" и "Каратель"). Государство не может быть быстро восстановлено в прошлых масштабах - разрушена инфраструктура - но становление структур новой власти фантасты описывают, часто идеализируя свои политические предпочтения.
Общий вывод: в современной русской литературе "постапокалипсис" - это своеобразный способ выйти из кризиса индустриальной цивилизации последних десятилетий "начав все сначала". С.Б. Переслегин называет необходимые трансформации в обществе и технологиях "преодолением фазового барьера" - и без таких трансформаций дальнейшее развитие невозможно. Однако фантасты не анализируют их, а предпочитают воспроизводить успехи науки XIX-XX вв. Легко провести аналогию между "индустриальными проектами" наших фантастов и разнообразными крестьянскими утопиями прошлых веков, когда казалось, что общество может существовать в виде общин, наслаждаться буколическими радостями. Парадокс, но "постапокалипсис" в современной русской литературе, это скорее утешение, чем прогноз или предупреждение.