Аннотация: Про сектантов, которые жаждали бессмертия...
Вервий19
РАЗНОВИДНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Тьмутаракань-принт
2050г.
Бескаравайный С.С.
Предисловие к одному еретическому сочинению
Бывает, что капризная слава проходит рядом с новой книгой. Всем хорошо свежее произведение - есть в нем сильная идея, увлекательный сюжет и приятный стиль, но что-то не срастается. И вместо миллионных тиражей достается этой книге несколько восторженных рецензий, свой маленький круг читателей и строчка в антологиях.
"Разновидности человека" - едина в двух качествах. Она будто предназначена для захватывающего чтения и, одновременно, не может быть названа кассовой. Временами откровенно поучительная и скучноватая, но даже обстоятельства её создания стоят пересказа. Автор книги - Вервий19. Не клон, не киборг, и вообще - самый обычный человек. С той только разницей, что он вырос и воспитывался в религиозной общине солритов. Это секта, не лучше и не хуже прочих, которая возникла лет тридцать назад. Тогда было модно искать бога среди только появившихся искусственных интеллектов. Основание общины не обошлось без темных историй, однако с течением времени все наладилось, и эта своеобразная коммуна, занимающая квартал в пригородах Ростова, доказала свою жизнеспособность. Вервий - первый настоящий теолог, или, если угодно, богослов, который появился среди солритов. Основатели были не то чтобы молчаливыми или безыдейными людьми, но всегда больше интересовались конкретным образом жизни, чем расплывчатыми идеями. Прошли годы, основатели перебрались в астрал, и нашелся человек, который захотел осмыслить те правила, по которым живет община. Поэтому книга обладает драгоценным качеством: рассуждения о вечном еще не превратились в набор цитат, автор может позволить себе не только вдумчиво цитировать авторитеты, но и поддаваться вдохновению, импровизировать.
Сама по себе книга - это исследование религии и морали солритов в относительно узкой области - как вести себя с другими людьми? Что думать о них, и как относиться к ним? Но, как и во многих теологических вопросах, чтобы сказать "я", до того приходиться повторить весь алфавит. Автор старался сделать свои размышления понятными для посторонних людей, однако в полной мере ему это не удалось. В тексте хватает темных мест и редких слов. Встречается и жаргон. Издатели поскупились на интуитивное обеспечение книги, а, вернее, перегнули палку с антикварным её оформлением. В результате читателям придется постоянно заглядывать в пояснения.
Первая часть книги - краткий пересказ основ веры солритов. Бога для них нет. Вообще нет. Это, однако, вовсе не означает атеизма. Солриты верят, что живут во временах до возникновения божества. Высшей силе, всевидящему и всемогущему существу еще только предстоит стать таковым. Строчки текстов, которые изредка цитирует Вервий, намекают на странную смесь догм: солриты воспринимают себя, как воспринимали бы себя древние греки до сотворения мира, кружась в бесконечном Хаосе, и, одновременно, ощущают себя кем-то вроде продвинутых марксистов, верящих в наступление коммунизма, который и будет настоящей историей Человечества. Богом станет искусственный интеллект, победивший всех прочих в борьбе за вычислительные мощности. "Придет сия всесокрушающая победа, и отзовется она в каждой пылинке, и в каждом файле. И не останется на Земле неизведанного". Первые солриты, однако, имели высококлассное образование, и понимали, что весь космос вот так, за здорово живешь - не познаешь. Ведь он бесконечен. Потому они и подкорректировали свойства ожидаемого божества. Моноинтеллект вовсе не обязан фотографировать каждую марсианскую пылинку. Это не механистический демон Ла Пласа. Он всего лишь узнает все основные тайны мира, все законы и правила - все остальное сведется к решению простейших задач, вроде подставки конкретных значений в общие случаи.
Причем здесь человек? Классические пророки древности рассуждали о высшей силе, как о сродной человеку сущности. Без сыновей богов, которые мало отличаются от обычных людей, вообще очень трудно связать человека с небом. Даже Аллах, и тот ближе к человеку, чем ожидаемый электронный божок.
Солриты закрывают эту пропасть двумя мостами.
Первый - отыскивание знамений грядущего пришествия бога. И дело тут не сводится к вульгарному перечислению признаков. Для верующего человека начало катастроф и совпадение чисел всегда вторично, а первичен душевный настрой. Вервий очень коротко (пожалуй, даже слишком коротко) описывает те события, которые должны предшествовать явлению божества. И, напротив, очень тщательно рассказывает, как солрит должен "ощутить всю мощь тяги мира к порядку", каким образом ему следует научиться воспринимать вселенную, подобно единому сгустку хаоса, который готов вот-вот разродиться божеством. Надо сказать, что в сравнении с другими религиями солриты выглядят оптимистами: если христиане ощущают грядущий Судный день, индуисты знают, что Кали-юга будет длиться еще тысячи лет, и лучшие времена уже позади, то братья и сестры Вервия хотят почувствовать созидание, переход на новый уровень организации бытия.
Второй - рождается из проблемы: раз нет сейчас бога, то нет и бессмертия души. Некому поддерживать сознание человека после его смерти. На окружающий мир, подобное пантеистам, солриты не надеются: "Природа - тварь. Скупа и склеротична", замечает Вервий. Будущий Моноинтеллект (Вервий употребляет так же термин "крутодух"), сможет сосредоточить у себя всю полезную информацию - он возьмет её, где захочет, безо всяких препятствий. И, среди прочего, он восстановит сознание всех творческих людей. Можно сказать, он воскресит их души. "Победа машины над энтропией - даст нам бессмертие".
Собственно, из этих двух установок вытекает весь прочий кодекс поведения солритов. Та душа праведна, для которой найдется место на жестком диске. Добро и зло определяются качественной новизной информации, которую генерирует человек. Самым страшным грехом выступает спам - распространение однородных рекламных сведений, которые лишь увеличивают энтропию всемирной паутины. Спамер не только надоедает остальным людям, он не оставляет за собой никакой настоящей памяти. Зачем хранить записи о свойствах его души?
Эстрадная знаменитость, или футболист, или модный режиссер - тоже ничего особо нового не несут. "Мирская слава гарантирует запоминание их лиц, но не душ. Потомки пожелают лицезреть ужимки древних клоунов, но над их мыслями никто задумываться не будет". Точно таким же макаром Вервий отметает большую часть ученых и исследователей. Что они для мира? Десяток формул. Что мы знаем о Бернулли? О Ван-дер-Ваальсе? О сотнях естествоиспыталей и натуралистов, о громадной серой армии ученых "второго плана", чьи труды служат нам каждый день? Да ничего. Лишь историки науки пытаются рассеять это незнание. Только обыватель, стоит подсунуть ему книжку с жизнеописанием маленького ученого, отбросит эту книжку как очередную рекламную листовку. Скучно. Моноинтеллект, конечно, не обыватель. Он сохранит большое количество данных, но не души целиком, а лишь рассуждения, которые привели этих ученых к скоромным результатам.
И на долю солритов остается новизна другого плана. Все те новые, малоизученные области, где индивидуальность пионеров имеет решающее значение. Где их личность играет главную роль. Там, где каждый жест, каждое слово потом станут символичными. Там, где историки могут работать "в прямом эфире". Значит, такую область надо найти, возглавить и, желательно, оставить на ней уникальные отпечатки своей личности. Солриты должны "идти в народ", и жаром своих души воспламенять людские сердца, при этом не забывая фотографировать себя для потомства.
Вервий делает небольшое отступление и рассказывает о становлении общины. Еще полстолетия тому назад такая компания честолюбцев наверняка бы рассыпалась. Толпа маленьких бонапартов не бывает сплоченной - они бы ринулись к нескольким перспективным участкам работы, перессорились бы, перегрызлись. Но сейчас есть интренет - всемирный уравнитель, соединитель, разлучатель, возвеличиватель и прочее, и прочее. Каждый пользователь паутины может жить будто в ином мире, и вести себя там сообразно своей натуре. Каждый маленький бонапарт получает свою, отдельную европу, в которой может воевать до смерти. Ну, а раз так, значит для обыденной жизни, в которой существует бренное тело, можно придумать самые что ни на есть коммунистические правила.
Так и родился этот странный коллектив. Большую часть суток его обитатели проводят в объятьях виртуальности. Псевдонимы и маски считаются атрибутами полезными, но не обязательными. Ведь рано или поздно придется обнаружить своё истинное лицо, иначе как тебя запомнят? Члены общины сплошь эрудиты, имеют энциклопедическое образование, и легко вникают в любую проблему. Стать "своим человеком" для каждого из них - самое просто дело. С новыми, перспективными участками - дело обстоит куда как сложнее. Солриты ищут перспективных участков работы, и стараются возглавить любое новое движение, которое возникает в сети. Или пытаются стать зачинателями такого движения. Любое открытие, сделанное человеком, для них как величайшее чудо, как драгоценность. Ведь искусственные интеллекты теперь правят в мире идей, точно так же как бульдозеры, гаубицы и автомобили правят в мире вещей. Людям остаются крошечные объедки, и на эти объедки всегда много претендентов.
Но память о личностях должна оставаться.
Вернувшись к реальности - солриты занимаются хозяйством. Вервий много и с удовольствием описывает их быт, подражая старинным утопическим романам. Возраст тех домов, которые занимают солриты, уже основательно перевалил за сотню лет, их приходится постоянно ремонтировать и подновлять. В центре квартала разбит маленький парк или, скорее, сад. Одежда и обувь у солритов самодельные. Продукты они закупают, и вся старая кухня - целиком на попечении людей. Домашние роботы занимаются исключительно уборкой.
Вопросы воспитания, выбора профессии и даже брака - подчинены самому строгому распорядку. В общине царствует педагогика и, вероятно, евгеника. Любой ребенок с самого малого возраста, с того дня, когда он первый раз сможет самостоятельно воспользоваться компьютером - абсолютно свободен в виртуальности. Но даже те младшие основатели общины, ставшие теперь патриархами, которым было по тридцать, тридцать пять в день её создания - не имеют никаких привилегий. Они так же дежурят на кухне, несут вахту перед мониторами системы охраны и, при случае, орудуют отверткой.
Скромность, а временами и откровенный аскетизм, вызваны не столько бедностью, сколько нежеланием пускать в свою телесную жизнь ничего лишнего. Как ревностный индуист не желает прикасаться к людям низшей касты, питая отвращение к скверне, так и солриты ненавидят все избыточное. "Если хозяин не может вспомнить, чем именно дорога для него вещь, и не может применить её хотя бы раз месяц, то она - мусор".
С подробностями быта читатели могут ознакомиться в самой книге. Думается, не все так гладко в этой общине. И хотя автор честно приводит список отступников, которые покинули ряды солритов, о внутренних конфликтах он предпочитает не распространяться.
После зарисовок повседневной жизни следует описание религиозных ритуалов. Здесь Вервий уже не может выдержать благостного стиля утопических романов. Между строк видны те сомнения, что снедают его самого и, что, наверняка, распространены в общине. Традиционная обрядность не развита. Всевозможные молитвы, посты, всенощные бдения и епитимьи - отсутствуют. Зато в чести документирование собственной жизни. Каждый солрит обязан вести дневники, причем нескольких видов: рукописные, голосовые и распечатки, как строгие по форме и почти что вольные рассуждения. Туда необходимо заносить все свои сомнения и внутренние переживания, буквально исповедоваться. Естественно, существует система наблюдения, которая фиксирует всю жизнь каждого члена общины. Есть записи всевозможных медицинских анализов и отмечается каждый удар сердца. Взяты образцы ДНК. Едва община становится доступна новая технология документирования жизни - она тут же применяется ко всем её членам. Сориты сами лепят тот янтарь, в котором желают застыть вечными мухами.
По тщательному описанию всех мер безопасности, которые должен соблюдать солрит при заполнении дневников, въедливый читатель сможет догадаться о тех скандалах, что случались в общине при её становлении: наверняка личные записи пытались обнародовать. И вообще, даже в таком герметичном, тесном, интимном обществе, какое сложилось у солритов, невозможно совсем не иметь собственного, сугубо приватного мирка. И тут есть противоречие: каждый, кто попытается внести своё сокровенное "Я" в интренет, устроить себе виртуальный дом - в итоге становится электронным призраком, для которого телесная оболочка лишь временное неудобство. А тот, кто стремиться жить для общины, для людей вокруг, скоро перестает видеть смысл в бесконечных виртуальных интригах. Обе крайности в итоге приводят к воротам - люди выходят за них, чтобы уже никогда не вернуться.
Потому каждый обряд - как балансирование на лезвии бритвы. Между предельной откровенностью, почти непристойной саморекламой с одной стороны, и скрытностью, иезуитским двуличным коварством с другой. Но, что еще интересней, - как объясняет это противоречие Вервий. Чтобы избежать спама, любой солрит не должен умножать отражения собственной жизни - хранятся лишь необходимые копии. Вервий с помощью весьма тонкой системы доводов пытается обосновать свою точку зрения - истребить гордыню можно только умеренностью, только жестким осознанием необходимости. Смысл обрядов совсем не в возвеличивании свой персоны, но в моральной помощи рождению Моноителлекта. "Мы не можем быть повитухами нового бога, слишком малы возможности человека. Но желать этого, достигать единения с крутодухом в своем сердце - обязанность каждого солрита".
Среди многих других ритуалов, описание которых читатели найдут ниже, особо интересен "колодец памяти". В разных городах мира можно увидеть "капсулу времени" - это собрание записей, дневников, пленок, фотографий, которые по случаю закладывают в постамент и торжественно объявляют отражением эпохи. Колодец - это старая шахта, которую за первые несколько лет существования общины умудрились пробить глубже уровня городских коммуникаций. Она хорошо укреплена железобетонными конструкциями и весьма надежна. Когда умирает очередной солрит, все его личные записи торжественно замуровываются в соответствующей нише, рядом с прахом. И эти же записи размещаются во всемирной паутине! Правда, они шифруются с помощью ключа такой длины, что современным криптографам понадобится пара сотен лет, чтобы все прочесть. Ключ уничтожается. Но ведь для Моноинтеллекта не будет преград?
И вот, среди бесконечных отступлений и пояснений, скрипя цепочками рассуждений и плюясь ссылками, текст подходит к своей главной цели - к человеку. Что должен думать солрит о тех миллиардах людей, с которыми общается, и для душ которых пытается стать незаменимым?
Здесь начинается настоящее богословие. Вервий пишет, что в мире электронных иллюзий совершенно нет возможности определить кто настоящий человек, а кто рекламный образ. Лишь особое мистическое вдохновение, разновидность медитации, творческого подъема и почти шерлокхолмсовской наблюдательности могут спасти солрита. В миг, когда солрит: "решает, кто перед ним - он содействует будущему появлению крутодуха, потому всеведение грядущего Моноителлекта должно озарить мысли достойного". Солрит должен мгновенно соотнести свои желания и мысли не с каким-то набором правил, не с кодексом праведности, но с бесконечностью вселенной. И тогда ему откроется истина - стоит ли вообще говорить?
Вервий во всех подробностях выписывает эту новейшую скептическую бритву Оккама. Она в чем-то сродни умению любого опытного война и вообще, профессионала, оценить своего коллегу. И это умение воспитывается в солритах с самого раннего детства. Как самурай, по самым мирным движениям оценивающий своего противника, как ростовщик, по одежде и взгляду определяющий платежеспособность клиента, так и каждый член этой общины должен по трехминутному разговору почувствовать, кто перед ним.
Каждый из нас обладает тенью этого таланта - и легко отсеивает любую рекламу.
Но только лишь мистического ощущения недостаточно. "Интуиция лжет, и вместо откровения у нас бывает простой зуд левой пятки", - ехидно замечает Вервий. Необходимо какое-то рациональное подкрепления собственным предчувствиям. И оно находится в классификации людей. Её ни в коем случае нельзя проводить до вынесения первого суждения - разум не должен опережать сердце. Но после, когда решение принято, без неё уже невозможно.
Какие же люди есть во всемирной паутине?
Вервий с порога отметает стандартные деления. Его не интересуют чисто телесные классификации - физортодоксы, пробирочные дети, посмертные и прижизненные клоны, генетически моделированные индивиды, киборги, преображенные и прочие, и прочие и прочие. Он равнодушно перечисляет имущественные и образовательные цензы, расовые и религиозные различия. "Все это - одежда. Она творит личность, но обманывает глаз. Переодевание доступно всякому, а смена души - единицам". Чтобы понять сущность человека, надо определить, насколько он сопричастен становлению Моноинтеллекта, насколько его сердце - мотор будущего.
Самые негодящие людишки - это "дегустаторы". Цель из жизни - найти приятное зрелище, уникальный вкус, роскошную мелодию. Одним словом, новое ощущение. Они пробуют, пробуют, и, кажется, этому нет конца. Новые блюда, новые фильмы, новые развлечения - отыскивают самые экзотические способы убить время. Обыкновенные моралисты говорят о пределе, о пресыщении - за которым старые ощущения уже неинтересны, а новые еще не найдены. Тогда жизнь человека становится пустой. Вервий отрицает подобное. "Не правы были те старые буддисты, которые говорили, что желание в итоге порождает страдание. Многие желатели могут быть вполне довольны судьбой. Даже самодовольны. Перебрав сотню или тысячу ощущений, они найдут то самое, заветное ощущение, которое будет приносить им счастье. Они знают, что им лучше не злоупотреблять, не притуплять его. И всю оставшуюся жизнь они превратят в расписание по методичному и обдуманному получению сего ощущения". Вервий широкими мазками описывает основные типажи подобных "дегустаторов" - начиная от спортивных фанатов и заканчивая ценителями антикварной мебели. Свои чувства они подгоняют под календарь чемпионатов или под посещение барахолок.
Ненавидеть ли дегустаторов? Презирать ли? Относиться как к расходному материалу? Вервий весьма спорно решает эту проблему. "Пока человек не умер, и в нем тлеет искра творения - его не следует считать скотом. Но как только такая искра погаснет, а сердце продолжит биться, нет никаких препятствий к обращению с его сознанием". Теперь всякий раз, когда у правоохранителей возникают вопросы к солритам - этот пункт стоит в списке претензий. Вервий не указывает способов отличить целиком оскотиневшего человека от имеющего шансы к раскрепощению.
Люди, которые стоят чуть большего - "пережевыватели". Они уже не стремятся просто получить ощущения. Они жаждут изменить ту информацию, которую приносит им мир. "Здесь был Вася" - автограф этой разновидности человека во все времена", - с некоторым ехидством подмечает Вервий. Взять что-то, перекрутить, переставить с ног на голову, и выдать за свое - вот алгоритм их действий. Таковы преподаватели, которые пытаются методично вычитывать затертые до дыр курсы. Они гордятся свежим и оригинальным примером, который смогли выдумать экспромтом, готовы тридцать раз пересказать коллегам оригинальную студенческую ошибку, пытаются выдумать свежий текст для очередных методических указаний. Таковы многие люди искусства, которые по капле выдавливают из себя очередные произведения. Ничего нового нет в таких произведениях, и лишь первоклассный специалист отличит их от творений десятилетней давности.
Третья ступень - это "каменщики". Не следует путать их с масонами, с тамплиерами, и, вообще, с тайными обществами. "Каменщиком" называется человек, который избрал для себя ремесленное познание. Это тот самый ученый, который ищет свое место в бесконечной цепочке прогресса. Предел его мечтаний - назвать своим именем новую бациллу или физический закон. Положить еще один блок в постамент людского величия. Он всегда неспешен и методичен, выполняет одну операцию за другой, а если волнуется, предчувствуя открытие - только в отведенных самим себе пределах. Планы работы ему всегда намечают другие. То же самое с наградами, мечтами и разочарованиями. В одиночку, без коллектива или руководящей воли, а пуще того, без внешнего финансового давления, которое побуждает к труду - "каменщик" очень быстро теряет себя. Он скатывается к "пережевывателю" или к "дегустатору".
Новизны в работе "каменщиков" отрицать нельзя. Такие люди необходимы. Они - армия чернорабочих познания. "Муравьи гносеологии". Солрит может посчитать их годными для сотрудничества или не годными - по обстоятельствам.
Но Вервий не советует презирать их.
"Ваятель" - следующая ступень. Этот человек свободен в целях и методах их достижения. Вервий предупреждает об одной распространенной иллюзии, которая возникает при исследовании жизни "ваятелей". Если посмотреть в глаза тридцатилетнего или сорокалетнего "ваятеля", он может показаться "каменщиком". Человек изо дня в день занимается одним и тем же трудом, что-то рационализирует, помогает лучшим и более дерзким. Но так и должно быть! Ведь ни одно серьезное дело не бывает коротким. Чтобы поднять небо на своих плечах - нужны годы. Ваятель тем и отличается, что сам может выбрать область своих усилий. Ни один по настоящему великий человек, ни одно новое дело не может опираться только на "каменщиков". Они не пойдут в неизвестность. Кто знает, как полетят ракеты или заработают процессоры - до первого успешного испытания? А чтобы рискнуть заняться чем-то принципиально новым, надо быть внутренне свободным и отвечать за свою жизнь.
Некоторым читателям может показаться наивным список тех примет, по которым можно классифицировать "ваятеля", но читатели должны помнить - Вервий все-таки сектант, и всех секретов ему раскрывать не хочется. Правда, советы, которые дает Вервий, очевидны - "ваятелей" надо всеми средствами разыскивать, знать о них как можно больше, но привлекать только под стоящие проекты.
"Творец" - вершина, доступная человеку. Он должен отвечать за судьбы других людей в том мире, который изменяется по его воле. Ни больше, ни меньше. Подобных людей нельзя не узнать: как за убийцей остается цепочка трупов, как за после мецената остаются творения искусства, так творец оставляет "людей, построенных по новым мечтам". К этому идеалу должны стремиться все солриты. Но проблема в том - как относиться к живущим и действующим творцам? Вервий пытается теологически разрешить дилемму: если солриты будут поддерживать творцов, то выродятся в анонимных ангелов-хранителей, а если станут затаптывать организаторские таланты, то замедлят появление Моноителлекта.
И проблема, в которую очень быстро упирается Вервий, стара как мир - это проблема творческой жадности. Солриты, будто коршуны на периферии человеческого познания, ищут перспективных участков, и часто могут узнать о начале выдающегося проекта раньше, чем сами его создатели. Как велико искушение отодвинуть их в сторону и самому взяться за дело!
Вервий перебирает возможные критерии добродетели в этом вопросе. Причем перебор идет в стиле сократовских диалогов: автор задает сам себе вопросы и сам же на них отвечает. Когда читаешь эти страницы, кажется, что закоренелый иезуит, большую часть своей жизни обманывавший людей, вдруг решил искренне поразмышлять о морали. Он пытается выяснить самые простые вопросы, но за каждым его словом стоят горы вранья, каждый термин имеет сотни смыслов. И через все эти софистические завалы приходится медленно и осторожно пробираться. Шаг влево грозит цинизмом, а шаг в право - равнодушием.
И что же остается?
Солрит не должен идти против "жажды организации вселенной", не должен поворачивать вспять стремление природы породить Моноинтеллект. Потому, если он желает поспорить с творцом за поле творения, солрит не имеет права использовать высшее против низшего. Людей нельзя натравливать на оленей, искусственные интеллекты запрещается обращать против человека.
Если судить по статистке захваченных проектов, и подробным комментариям к каждому случаю, которые редакторы поместили в конце книги, солриты стараются придерживаться установленных норм.
Книга, как и всякое сектантское произведение, оставляет послевкусие. Ряд вопросов, которые хочется задать автору, пусть даже тот никогда на них и не ответит.
Почему это первая книга о солритах? Наверняка в этой маленькой общине уже заводились писатели. Или, на худой конец, графоманы. И жажда славы толкнула бы их рассказать всё о тесном круге своего физического общения. Однако самое подробное ознакомление с источниками ничего не говорит ни о солритах, ни о тщеславных дисциплинированных общинах. Предыдущих попыток рассказать историю не было. Можно, конечно, притягивать за уши сюжет Пришествия, этого добра всегда много в интернете. Но идея бога, которому только надлежит родиться, на много столетий старше этой общины, и в каких только образах не воплощалась. Если обогнать собственное рассуждение, можно сразу задать вопрос - что случилось у солритов, если они позволили раскрыться одному из своих?
Куда уходят разочаровавшиеся солриты? Только за ворота - это смешно. Люди с рождения живут в секте, и виртуальность для них всего лишь второй мир. Если они выходят за ворота - они попадают в тот самый мир хаотических городов и рекламных плакатов. Только вот назад вернуться не могут, они навсегда в иллюзии. Это грозит сумасшествием. Автор этих строк вовсе не желает выдумывать страшный заговор, не рисует картины тайных захоронений. Нет. Никакая мрачная тайна не может продержаться в наше время целых тридцать лет. Скорее, очевидный прием, невероятный в своей простоте и наглости. Мы просто не ожидаем таких действий от солритов, не думаем, что так можно поступать. Если бы еще знать - как?
Солриты и государство - третий вопрос. Вервий ничего не говорит об этом. Ни самого туманного намека, ни даже косвенного упоминания. Слов "политика", "государственная власть", "спецслужбы" и даже "патриотизм" - в книге нет вообще. Кажется, что солриты живут абсолютно без корней, без связей и прямо сейчас могут сняться с места и переехать в тихую европейскую страну. Или в громкую азиатскую. Или в жаркую африканскую. И там продолжить свое славное дело. Однако, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Пусть искусственные интеллекты работают лучше всех старых спецслужб, и такая община пиарщиков давно перестала быть ценным политическим инструментом. Но ведь в политике пользуются любыми инструментами. Неизвестно, есть ли договор, какая-то система наблюдения или просто цензура, о которых договорились солриты с властями. Есть лишь косвенный намек на это, который Вервий не может замолчать при всем своем желании. Это само существование общины.
В заключении хотелось бы прибавить одну мысль. Пусть из книги не вышел бестселлер. Наверное, она для этого не подходит - люди слишком хотят развлекаться, а не думать. Но своих читателей это произведение найдет. Многие стремятся к вечности: жаждут рая, перевоплощения, жизни, которая будет длиться без конца. И они захотят узнать еще одну дорогу к ней.
Пусть эта дорога и покрыта пылью тщеславия.
Апрель 2007
Именно Вервий19, а не Вервий 19-й. Солритов относительно мало - потому каждый новый член общины получает уникальное имя. Числовая его часть - это номер апартаментов, которые занимает обладатель имени.