Обшарпанный вагон электрички, деревянные планки, давящие в спину, домики за окном - всё это было закрыто пеленой боли. Тупой, отвлекающей, давящей на сознание, а иногда буравящей и жесткой. Она не мешала ровно сидеть и притворяться спящим, но было невозможно сосредоточиться на посторонних вещах. Только мерное постукивание колес о стыки рельсов - было метрономном, секундомером, датчиком времени.
Все внимание - внутрь себя. Андрей старался реже дышать - и каждый раз, когда приходилось загонять в легкие воздух, ребра с левого бока начинали вопить. Удержать этот крик боли, превратить его маленький кусочек огня, не вылезающей из своей раны - вот задача, на которую уходили все силы. Надо сдержать жар, поднимающийся волной откуда-то из глубины, не дать себе расслабиться, свалиться больным человеком. Держать под контролем слабость.
Еще хотя бы пару часов.
Когда поезд переезжал через мост, и заходящее солнце навылет пробивало красным светом вагоны - ему просто показалось, что боль в очередной раз дает прикурить. И стук колес ничем не отличается от ударов крови в голове. Но вот поезд ушел в тень, в густеющие сумерки, дал длинный гудок - и начал медленно останавливаться. Андрей приходил в себя. Вокзал. Невнятные объявления, хрип репродукторов, последний удар колес, толчок - и отрываются двери вагонов.
Пассажиры - компаниями и семьями, а то и поодиночке - стали толпиться у тамбуров. Они желали обмануть время и быстрей проскочить домой. Андрей не торопился и, оглянись кто их них - стало понятно, как хотелось бы ему не вставать, а вытянуться на скамейке и заснуть, подложив под голову маленький рюкзак. Но никто не посмотрел на усталого, небритого, худого странника и не увидел, как тот каменеет лицом, встает, шарит по карманам, глотает таблетку из какого-то медицинского флакона и медленно идет к выходу. На секунду зрение проясняется, и он во всех деталях видит плакат на стене: "Здесь центр вагона, всегда свободно!".
Теперь ему было главное не потерять сознание. В толчее вокзала и перед ним нужно хорошо видеть - не дать себя толкнуть и не упасть под колеса. Пропускать тележки, набитые чемоданами и сумками. Шаг, другой - взгляд из-под век. При случае взяться за поручень, осторожно идти по ступенькам. И не вздыхать, хитрить с самим собой, делая вид, что лучше без воздуха. Или дышать животом, это тоже больно, но терпимее. Притворяться, что выше пояса он совершенно неподвижен.
Вот и площадь перед вокзалом.
--
Почём до Плеханова?
--
Червонец.
--
Годится.
Он проваливается в сиденье такси - и чуть не проваливается в темноту. Жарко. Ухабы на дороге отдаются вспышками боли в ране. Водитель впереди что-то весело рассказывает, а сил его слушать нет совершенно и приходиться опять притворяться дремлющим и подвыпившим. Еще надо рассказать ему - куда подгонять машину. Только в голове уже следующий ход, следующий маленький подвиг и ладонь нащупывает ключ, что Андрей вынул из сейфа и повесил себе на шею.
Всего два дня назад? И почему же так тяжело?
--
Приехали!
Правой рукой он вынул бумажку из кармана. Осторожно вышел к подъезду.
Его квартира на третьем этаже и хорошо бы работал лифт. А еще лучше: если за год, что он не был здесь, его дом не разграбили, уцелели замки, в скважины не напихали всякого мусора. Страх перед подобными капризами судьбы никогда не покидает Андрея, но сейчас он съежился под ударами препарата - и надежда обещает скорый отдых.
Иначе он свалиться здесь, перед собственной дверью, придется вызывать скорую и многое будет напрасно.
Ключ сработал, и замок скрипнул очень привычно. Напряжение стало покидать тело - Андрей понял, что еще минута, может полторы, и он потеряет сознание, раствориться в темноте. Но вот так сразу нельзя. На кухне стоят упаковки воды - обернутые в целлофан бутылки. Взять одну, вынуть их холодильника банку консервов, всё равно какую - и можно идти к постели.
Аптечка всегда лежит рядом с изголовьем.
Надо было успеть накрыться одеялом, отодвинуть в сторону неудобный рюкзак. И сразу пришел покой.
Сон. Гипнос, брат Танатоса. Маковый настой дает оцепенение, неподвижность тела и ума. Столбняк. Потом приходит пробивающее его чувство боли, неудобства, болезни. Андрей просыпался, глотал антибиотики, запивал. Изученный в самых последних деталях потолок, клееный бежевыми клетчатыми обоями, уносил его в сон. Через сутки он смог пройти за второй бутылкой воды, поел. Переменил, морщась от боли и тихо ругаясь, бинт.
Рана, небрежно обработанная и кое как зашитая - унималась слишком медленно. Болело ребро, и наверняка он подхватил милую коллекцию микробов. Но, если подумать, ничего серьезного: дышать он может, на поправку идет, скоро нормально ходить сможет. Лекарства действуют. Пара стаканов крови и нервные клетки - вот чем Андрей расплатился за ту историю.
Что вообще хорошо - за ним не пришли. Значит, не знают кто он, откуда. И не узнают - всё уже растворилось в серой пелене энтропии: там слишком много подобных дел.
Можно было есть, спать, набираться сил. И лучше не предаваться воспоминаниям.
Через неделю мир стал расширяться, наполняться вещами и мыслями. Куртка, штаны и прочее - перекочевало в корзину для грязного, а содержимое рюкзака - в маленький сейф. Странник, облачившись в халат и тапочки, приобрел цивилизованный вид. Побрился. Ел уже не случайной ложкой из консервной банки, а на кухне - кашу или вермишель из тарелки.
Скособочившись и поминутно шипя, Андрей снял целлофановые чехлы с телевизора и стульев. Узнал последние новости, и не так скучно стало по вечерам. Начал читать книги. Он раскрыл окна, позволив майскому ветру выдуть квартиру. Вытер скопившуюся больше чем за год пыль и поговорил с соседями. Словом, он вернулся домой. Но дом у странника был совершенно особенный - в этой квартире не находилось места лени, бездеятельности.
В тот день, когда боль перестала мешать ему думать, а рана превратилась просто в шрам, Андрей полез в сейф.
На стол, застеленный чехлом от кресла, лег сверток. По виду это был камень, обмотанный старыми и дырявыми носками. Под канцелярским ножом он сбросил свои покровы - и оказался кузнечным молотом с прихотливой гравировкой. Андрей не интересовался клеймом - Минотавром в позе роденовского мыслителя - а через лупу осмотрел щели, чуть заметные темные ниточки, следы сборки, редкой паутиной разбегавшиеся по молоту.
Довольно хмыкнув, он покрепче ухватился за железяку и выкрутил её. Механизм выплюнул из своих потрохов маленький носитель информации.
Андрей повертел его в руках. Тот самый архив. Он видел его содержимое и сейчас хотел посмотреть на кусочек черного пластика просто для успокоения. Эта вещь должна быть постоянно с ним - а не может же он таскать при себе кузнечный молот? Маскировка хорошая, но что за слухи начнут о нем ходить? Он в раздумье потер висок, потом достал из нижнего ящика цепочку - и в полминуты тем же канцелярским ножом приспособил архив на место неведомого брелка или креста. Еще раз довольно хмыкнул - с крестом аналогия даже лучше. Знания вместо веры. Он одел цепочку на шею.
Пора было выбираться в город. Дома он не был год - а в родные пенаты, в alma mater, в то место, что всегда считал своей малой родиной - не заглядывал целую вечность.
Место - это было слишком сильно сказано.
Одного пространства, огороженного забором учреждения, хотя бы чего-то определенного - в этом смысле и близко не наблюдалось. Просто с одной стороны города, где вырос Андрей, имелось скопище техникумов. Институтов. Академий. Университетов. Словом - высших учебных заведений. Добро б все это богатство было сбито в один студенческий городок, поименовано отдельным районом или хоть как-то обозначено.
На такое мероприятие вечно не хватало денег. Когда город вставал из пепла после войны - думали, что сделают лет через десять. Потом - все вокруг заполонили дома, и планы отодвинулись еще дальше. Ну а после земля стала такой дорогой, что уже никакому университету не зубам было выкупить участочек пустыря между ним и академией. Сейчас, Андрей почти не удивился этому, на участочке исправно работал круглосуточный трехэтажный магазинчик - любые потребности студентов удовлетворялись безо всякой проволочки, в потребности эти во все времена были разнообразны и с учебой не вязались абсолютно.
Вот так теперь обстояли дела - пятиэтажная общага через дорогу от элитного краснокирпичного жилища. Пара ресторанов между корпусами академии. И подобный винегрет - не на один километр вдоль проспекта растянулся.
Андрей помнил, как здесь всегда было людно. Помнил, как перед каждой сессией бегали по все коридорам люди со скрученными ватманами и безумными глазами. Как стучали маленькие, учебные цеха по производству черт знает какой экспериментальной продукции. Вот здесь - в это громадном, похожем на казарму, нелепом, но таком любимом здании. Это было так недавно, что только успела окончательно выгореть краска на фасаде - и его перекрасили.
Сейчас перед крыльцом стояла компания старичков. Не таких уж древних. Перед ними горячился совсем еще молодой парень в желтой бейсболке, по виду - второкурсник.
--
Наша академия - уже дважды национальная - даст вам престижную специальность! Хотите быть сторожем-крановщиком? Или художественно рыхлить огород? А тому, кто может оценить цветной лом в челюсти своего соседа - так замены ему в половине державы не сыщется!! Всё к вашим услугам!!
--
Прошу-прошу. Ступеньки у нас самые гладкие! В этом году - еще не одного перелома!
Парень грамотно окучил клиентуру и стал подталкивать её на крыльцо.
Андрей надавил двумя пальцами на левый висок, будто стараясь прогнать галлюцинацию. Ничего, все в порядке.
Приемная комиссия изменилась - теперь в большом вестибюле, гулком и пустоватом, все было облицовано зеркалами. Стены, пол, потолок. Колонны обтянули фольгой, мебель облили серебрянкой.
Странник прошел по коридорам. Везде были новые аккуратные таблички. Этаж такой-то, кабинет тот-то. Факультет, деканат. Изменились двери - теперь тяжелые и металлические, они казалось, закрывали ход в бункер диктатора. Поставили их, по всему, недавно - плохо покрашенные, кое где с деревянными накладками, они почти все были приоткрыты. Что-то многовато тут диктаторов, подумалось Андрею.
Но разве душа академии держится в дверях? Смешно. Послушать бы, как тут нынче принимают экзамены. И точно - рядом с поворотом коридора одна дверь была открыта почти полностью. Внутри работал конвейер.
--
Семенов. Чем отличается интеркристаллитная коррозия от транскристаллитной?
--
Не прохождением через зерна.
--
Скоренко. Чем отличается интеркристаллитная к...
--
Не прохожд...
Один и тот же вопрос, один и тот же ответ. Человек в сером пиджаке механически брал из пачки очередную зачетку, выкрикивал фамилию, распивался и тянулся за следующей. Говорил он безо всякого выражения, и его перо ни на секунду не останавливалось.
Тут мимо Андрея прошла одна толпа, другая, а потом по коридорам разнеслись первые такты грустной мелодии из "Крестного отца". Звонок. Это хоть осталось как прежде. Металлические двери распахивались одна за другой, выплевывали кучки студентов, и стало тесновато.
Андрей сообразил: в таком хаосе - привычном, обжитом, но до ужаса мутировавшем - надо было искать не параграфы, а людей. Тех, которые объяснят ему ситуацию. В мирных вузах люди работают долго, и ежели кто устроился на одной специальности, то с неё уже не свернет. Надо было идти к гуманитариям.
Незнакомая дверь на привычном месте. Табличка, впрочем, содержимого не изменила. Андрей постучал и осторожно просунулся в комнату.
--
...уязвимости каждого классика. Не должно быть авторитетов - совсем. У любого из них при желании можно найти цитатку, и преотвратную. Воспользуются такой гадостью и на авторитетов сошлются. А все они были политически неграмотными, а кто грамотный, так, подлец, кассовых вещей почитай и не оставил.
Приземистый господин самого паскудного вида - с хрящеватыми большими ушами, бегающими глазками и нервными пальцами - расхаживал по проходу между столами, пожевывал кроличьими зубами нижнюю губу и толкал речь. Он не был интересен Андрею; вот парочка, что сидела за третьим столом - дело другое. Они только начали обретать истинный преподавательский лоск, неторопливость движений, вальяжность, в них еще было с избытком молодости.
--
И еще раз - вбейте это в студенческие мозги. Ввинтите!
Собрание кончилось, тишина рассыпалась и преподаватели потянулись к первому столу за методичками. Парень взял девушку под руку, и они нерешительно ждали, пока настанет их очередь.
--
А если посмотреть левым глазом через правое ухо - неужто цифры не сойдутся?
--
Андрей! Ты?! - Богдан сжал его ладонь так, что стало не очень весело.
--
Андрюшка! - зато Анна поцеловала искренне, и мир на самую маленькую секунду стал совершенным.
Слишком уж бурно выражать радость было не к лицу, да и дела были у пары преподавателей. Они в полминуты договорились, что встретятся в их старом кафе.
Странник по диагонали пробежал академию - он стал привыкать к винегрету из старого и нового.
Кафе теперь уже было стильным, оформленным под африканские мотивы, местом развлечений. И дороговатым - в двух кварталах от плотных студенческих масс имелся полупустой зал. Из окон был виден в основном шикарным цветной плакат: "Хочешь закосить от армии? Кури "Лесоповал"! Юноша бледный судорожно затягивался цигаркой, но так ненатурально, что Андрею казалось, будто несчастливца обязательно завербуют в батальоны смертников.
Они сидели за угловым столиком.
--
И где ж тебя носило?
--
Везде. Я серьезно. На полюсах не был. С кенгуру на брудершафт не пил. А так - полный набор.
--
Теперь обратно? Завяжешь с беготней?
--
Может быть. Слушай, Богдан, - он чуть наклонился вперед и сделал круглые глаза, - Академия что, с дуба упала?
У Богдана брови печально сложились домиком, и Анна повела разговор.
--
В курсе последних веяний? Хотят экзамены считалкой принимать. Чтобы все учили один текст, а потом хором его и сдавали. Без соплей. Этому возражают - дескать, как выловить тех, кто просто рот раскрывать будет. У профессуры ведь слух-то не музыкальный, - она отхлебнула портера.
Андрей понял, что время отмотало слишком много кинопленки.
--
Студентов откуда брать? Новых-то маловато стало. Зеркала видел? Вот-вот. Психологи посоветовали - чтоб на приемных экзаменах народу казалось, будто конкурс большой.
Странник потянулся к бокалу и решил сменить тему. Они славно вспомнили прошлое, путь Богдан и не слишком жаждал воскрешать все подробности. Поговорили о настоящем - обычная пара, с двумя детьми и бабушкой вместо няньки. Та же самая квартира, что и пять лет назад, интеллигентный образ жизни, мечта о машине и маленькие зарплаты. Впрочем, был способ их поднять.
--
У тебя время есть? В библиоархив сходим. Там сейчас весело, - Богдан чуточку перебрал и хотел свежего воздуха.
--
Книги не пожгли? - картинно удивился Андрей.
--
Нет, что ты, - Анна придержала мужа, - С фондами полный порядок. Их красиво пополняют.
--
Пошли, посмотрим, - сегодня страннику всё было интересно.
Пешком - десять минут.
Большая городская библиотека была занятным местом ещё во времена оны. Денег на неё не хватало, книги сожрала война - и по приказу фонды институтов просто объединились. Механически. Здание под такое дело соорудили с опережением плана.
Понятное дело, ни отвечай за библиотеку никто, фонды бы растащили в два счета. И те архивы, что сконцентрировали там же - разошлись бы на бумагу. Не даром рядом вырос книжный рынок. Но за неё отвечали все: каждый институт платил за утерянные книги - чтобы сподручнее было покупать замены. По этой причине на входе в хранилище знаний - светлую, отделанную мрамором железобетонную коробку - контроль был совершенно драконовский.
--
С паспортом теперь туда пускают любого. Только без, ик, аппаратуры, - Богдан веселился и радовался, как потирающий руки провинциал, которому удастся вот-вот удивить столичную знаменитость.
Они прошли ряды книжных палаток и, после пяти детекторов, очутились внутри. Там бодрая интеллигентная парочка повела странника в боковую комнатку. Практически каморку. "Вероятностные изыскания", гласила табличка. Там тоже не имелось ничего особенного, кроме как толстенных пачек альбомов на столах.
--
Посмотри, - они сказали это синхронно, и было видно, что место им не то чтобы нравится, но почитается.
В альбомах был плод познания добра и зла. Там было прошлое и будущее. Свершившиеся факты и сослагательные наклонения.
Это были каталоги исторических новоделов. Каменная баба с тоталитарной символикой, очень похожая на древнюю, улыбалась своим нелюдским ртом. За такую дорого бы дали сторонники прежней власти. Или противники - кто их разберет. Деревянные таблички с надписями, разумеется, на санскрите. Текст можно было выбрать самому. Оружие - хватило бы оснастить стрелковую роту. Всё побывавшее сражениях, но в исправном состоянии. Собрать его первых владельцев и поставить в строй - такая воинская часть разгромила бы любую армию.
И документы.
О, им тут не было числа. На старой бумаге и подлинными почерками, со стершимися печатями, обгорелыми краями и присохшими лепестками незабудок. Оформленные по всем правилам, с типичными ошибками и помарками нерадивых переписчиков.
Тайные открытия Лейбница были еще цветочками, детскими шалостями. Проект планера, работы местных умельцев, опередивших Леонардо, казался почти настоящими и оттого совершенно обыкновенным. Династические загогулины имперской династии - впечатляли, но тоже без трепета. Всемирный заговор никому неизвестной нации - потому до сих пор не разоблаченный - казался смешным. А тайная переписка политиков за последние сто лет была уже делом серьезным. Имелись списки жертв и палачей времен последних репрессий, с примечаниями о живых родственниках. Цифры продажности чиновников с пятилетним сроком давности, и прослушка всей прокуратуры за минувший год. Неужто настоящая?
Самыми дешевыми из всего были родословные и биографии. За смешную сумму предлагали сделать родичем князя или герцога - внебрачным, разумеется. Обещали данные о стахановском труде на стройках второй пятилетки: клиента, его отца или деда - без различия в сроках оформления. Грозили бесплатной юридической сменой пола.
А вот документы, подрывавшие саму основу мироздания, существующего порядка вещей - те шли по особой таксе. Результаты переписи, по которым в тридцатых в стране не осталось ни одного живого человека, одни зомби с пентаграммами - только перед самой войной вожди завезли эмигрантов со всего мира. Обоснование - подробное и судя по всему не лишенное налета достоверности - слепоты каждого, читающего эти строки. Письменный запрет господа бога платить всякие налоги (прилагалась фотография скрижалей). Акт приемки работы крысолова-дудочника, выполненный на детской коже и удостоверенный отпечатком крысиной лапы. Справка о наступившем конце света за неразборчивой подписью.
Андрей вытер пот со лба, и ему казалось, что он тоже хватил лишнего с пивом. Странник догадывался, что дома многое изменилось. Но такого не ждал. Был тут какой-то непорядок, большой недосмотр.
Пара зрителей наслаждалась эффектом.
--
Вот так себе и лежат!? Да тут в ценниках по семь нулей. Восемь!
--
Ну, это уже перебор. Реклама. Но тысяч за пятьдесят - всё купить реально.
Странник начал соображать.
--
Бумажку изготовить - плевое дело. Вот остальным доказать! За это у вас цену и ломят.
--
Не только мы, - прикидываясь нашкодившим мальчишкой, Богдан развел руками, - Изобретателям почти ничего не обламывается. Маститые профессора и журналисты, вот они берут по черному.
--
Инсталляция мифа в общественное сознание, - вздохнула Анна, и этот её вздох страшно не понравился Андрею.
--
Может, у вас и госзаказ есть? Плановая выработка? - он подозрительно уставился на интеллигентных сопровождающих.
--
Куда нам до этого. Это на университет спустить могут. Хорошо платят, - Богдан потянулся за сигаретами, но вовремя спохватился.
Анна намекнула, что слишком уж долго тут сидеть не рекомендуется. Лучше бы на выход.
Они втроем уселись на лавочку, привинченную к гранитному парапету библиоархива. Богдан курил, Анна подозвала мороженщика, Андрей сидел с потерянным видом. Скоро свежий воздух чуть прочистил ему мозги.
--
Это - модно? Этим все занимаются? Или только из-за денег?
--
Ты что, не понял? - Анна вдруг разозлилась, и лицо её стало холодным, а взгляд невидящим, - В этом только жизнь и осталась. Все умерло!!
--
Тише, дорогая.
--
О чем писать? Куда? Кому от этого польза? Корячишься по две недели, по месяцу и твоя статейка выходит тиражом в триста экземпляров. Или в двести. Кто тебя слушает на симпозиумах? На коллоквиумах, на конференциях? Ты не считал!? Там такая толпа, что каждый ищет в списках только свою работу. Найдет - и перечитывает.
Она как-то особенно отвратительно, с высокомерным сочувствием, улыбнулось. Раньше у неё не было такой улыбки.
--
Ты смылся на другой день, как диплом взял. Путешественник. А мы тут защищались, - она кинула мороженое в урну. Не попала.
Отвернулась. Помолчали.
Социолог спокойно докурил до фильтра.
--
Не все так плохо. Приходи завтра в клуб. Где же она? А, вот карточка. Адрес, телефон. Пошли, Ан, - у него были глаза человека, который перестал быть магом.
В тот день Андрею показалось, что небо - цвета мешковины, а земля - лишь пепел. Он сидел на лавочке. Ему привиделись объективы в глазницах людей и смерть, отражающаяся в них. На книжном рынке торговали туалетной бумагой, а учителя - оказались заводными куклами и попугаями. Внутри поднималась боль - ребра и душа ныли в унисон.
Мир стал дешевой голограммой и у него не было денег купить что получше.
И тут странник ощутил, что судьба положила руку ему на плечо. Ушло отчаяние, погасли эмоции, обострились чувства. Он будто отрастил глаза на затылке и почувствовал, что делается за спиной.
В ручейке людей, текущем перед ним из дверей библиотеки, промелькнуло лицо. Мгновение, и его скрыли головы, спины, бока. Андрей даже не успел его запомнить, представить. Исчезла напряженность - судьба ушла по своим делам.
Он еще минуту рассеяно созерцал кипение рынка и работу проходной. Решил, что нет причин отчаиваться, надо думать.
Дома, по нос забравшись в горячую ванну, пропитывая жаром каждую клетку тела, Андрей пытался найти выход.
Как можно вообще чахнуть над архивом в наш информационный век? Любая подборка сведений стареет на глазах, тайны погребаются в грудах полуправды, а компромат - стал бесполезной игрушкой. Для чего вообще употреблять "тайное знание", если через день на каждом углу будут продавать похожую версию событий. Напечатанную в бульварных газетах. Любой знак, символ, миф - стали не истиной, а лишь первым отражением в череде других - все более уродливых.
Однако же есть у этой груды кривых зеркал, у компании теней и призраков, маленький недостаток. Она проста. Отражения творят в умах обывателей целые миры, и эти крошечные вселенные, наподобие детского конструктора, состоят из деталей всего лишь дюжины видов. Ни больше, ни сложнее. В этом однотипном бытии множество подробностей, и все они только трех сортов - кто сколько украл, кто с кем спал и кто кого убил.
Мелкие детали смертельны для этой многоликой простоты. Но не всякие, не вал пустопорожних подробностей. Характерные черточки, крохотные проявления, симптомы. Значимые, но непонятные с первого взгляда. Они требуют сводить концы с концами. Побуждают мысль.
У Андрея имелись такие подробности. Архив содержал их с избытком. В маленьком черном носителе информации хранилась вся финансовая текучка. Правительственная. Тех двух лет, когда рушилась старая империя. По большому счету, ничего особенного. Счетов швейцарских, золота партийного или, на худой конец, имен убийц и списков двойных агентов, он не нашел. Но подробности, они были как маленькая разница в дебете и кредите - все вроде правильно, а на подпись подать нельзя.
Фальшью пахнет.
Андрей рассчитывал отдать материал в научную разработку. Не получилось. Была разработка каменная, твердоголовая, а стала ржавая и продажная.
Над водой курился пар, организм поправлялся.
Это был один из старых, двухэтажных и кирпичных, флигелей академии. Внизу - лаборатории, мастерские и постоянные практические занятия, наверху - извивы длинного, полутемного коридора и большие, изрядно захламленные комнаты. По идее, это были тылы одной из технических кафедр, но их никогда прилично не обустраивали. Между ним и проспектом был старый кирпичный забор со стальными орнаментами поверху.
--
В обморок падать не будешь? - Анна подмигнула страннику.
--
Нет, - Андрей был даже не угрюм, а пребывал в состоянии эдакой мрачной отрешенности. Чтобы он не увидел - его это не волновало.
--
Пропуск мы тебе организовали. Только без скандалов, - Богдан тоже был не в духе.
Пара под руки направилась к калитке, а странник шел при них молчаливым конвоем.
Теперь наверху все поменялось.
К флигелю пристроили еще одно крыльцо, и так удачно разобрали перед ним забор, что внутрь можно было попасть прямо с проспекта. Через ту самую калитку. Комнаты подремонтировали и, заодно, умеренно начинили электроникой. Вместо столов были сдвоенные новые парты.
Получилось уютно.
Они уселись в дальнем углу. За преподавательским столом помещался ведущий-продавец. Перед ним на маленькой треноге стоял микрофон.
--
Восьмой лот - обидная кличка Колобка. Словосочетание без нецензурных выражений. Начнем, пожалуй, с червонца.
Аукционист не бил молоточком и вообще отличался флегматичностью. Исподлобья оглядывая зал, примечал движения рук и поднимал цену. Торговались вяло и за двадцать пять не перевалили.
--
Поздравим господина Тягнебокова. Отныне он собственник термина "сусечный выскребок", - потом были вялые аплодисменты.
--
Это начало, - вполголоса заметил Богдан, - Дальше пойдет живее.
И пошло. Выставили гипотезу о происхождении одного из славянских народов. Её пришлось полчаса рассказывать - под недоверчиво-восхищенный гул покупателей. Упоминались атланты, негры, финны, само собой всплывало копье судьбы, и был задействован неизвестный доселе народ "дукр". Прилагалась парочка материальных артефактов. Все ушло за полторы тысячи.
За ней было историческое открытие: подводная лодка семнадцатого века. Во времена местного Ренессанса якобы склепали челн, погружавшийся в воду почти полностью. Мускульный ход, небольшой радиус действия. Шнорхель маскировали плавником. Докладчик заверял, что проводил в пойме реки раскопки и нашел сгнившие доски, а так же остатки бронзовых деталей, косвенно указывающие на такую конструкцию. Прилагалась пара писем (явно фальшивых) и весьма убедительное толкование известных исторических текстов.
Зрители оживились, по столам почти зримо пошла волна творческого энтузиазма, и со всех сторон посыпались советы - как сделать достовернее. Докладчик-продавец благодарил, и что-то нервно записывал в черный блокнот.
--
Разве у него не будет торпедных аппаратов? - шепотом удивился Андрей.
--
Критерий правдоподобия, - так же шепотом ответила Анна, - Торпеда появится через двести лет и не раньше. Люди уже к такому привыкли, не разубедить.
Торги пошли быстро, плотно и уже через две минуты "находка" ушла за двенадцать тысяч. Богдан объяснил, что конкретику, пусть даже с душком, всегда берут за очень приличные деньги, да и потом может отвалиться изрядный кусок.
Подлодка стала кульминацией аукциона. Была еще пара писем местного классика, докладная о роли французских преподавателей в работах университета начала века, но это обсуждали без восторга.
Следующим в программе числились перерыв и мозговой штурм. Всякая чопорнось и дисциплина исчезли, комната наполнилась голосами, шелестом бумаг и общим непонятным гомоном.
Андрей снова почувствовал, как судьба подходит к нему - его чувства будто обняли всех в этих четырех стенах. Но на этот раз он ясно увидел причину. Лицо. Чуть вытянутое, бледное лицо девушки - она просочилась в дверь, деликатно ухватила за локоть одного из маститых профессоров. Они говорили с четверть минуты - две, может быть три фразы. Худощавая фигура, быстрые движения рук. Черные волосы, сколотые на затылке, джинсы и легкий свитер. Андрей пока не понимал, что в этой девушке нашло его шестое чувство, и зачем к нему подходила судьба. Сделал в памяти зарубку - поговорить с маститым светильником науки до конца вечера, при случае вызнать про неё побольше. Девушка, кстати, ушла.
Для штурма рассаживались по-другому - получилось что-то вроде неправильного круга, в котором каждый поворачивал стул, как хотел.
--
Почтеннейшие! - аукционист стал спикером и в новом качестве позволил себе легкую подковырку, - нас есть даже не госзаказ, а так, его тенью. Тема - теория заговоров.
--
В который раз, - громким шепотом отозвался тучный старик из дальнего угла.
--
Нет, нет, с заговорами соседей уже закончили, там все отработано. Всякие там секты и партии тоже не особенно будут нам интересны. Речь пойдет о системе их выдумывания!
--
Репрессий?
--
При чем тут репрессии? - удивился председатель, - Это ведь всегда неудобства. Ну, представьте - выдумываете вы карательный признак, какой-нибудь зверский расстрельный параграф, а потом сами же под него подпадаете. Зачем нам эти нервы?
Все согласно закивали, что волноваться ни к чему. Андрей, кстати, вспомнил, где он видел председателя. Курсы педагогического мастерства - за семестр до дипломирования. Он раз или два подменял преподавателя.
--
Так вот, нам нужен всеобщий, глобальный, необычайно страшный заговор. Почти истерика государственного масштаба. Местами опускается паника, эвакуация населения. Но без трупов, без виновных и подешевле. Должна быть возможность обелить каждого конкретного человека. Предложения будут? - он энергично потер руки.
--
Инопланетян подключать надо! - почтенная, несколько полноватая барышня, что явно пользовалась париком, так же энергично взмахнула мундштуком.
--
Лучше чертей - меньше на бутафорию тратиться придется! - встрял давешний тучный старик.
--
А ты чего сидишь, думай, - толкнула Андрея локтем в бок Анна. Богдан уже вынул из-за пазухи блокнот и что-то лихорадочно там набрасывал.
--
Первая версия - инфернальные силы! - провозгласил аукционист, - Что-то громадное и непознанное. Однако же, это в любом случае будет стоить. И как заставить людей их бояться? Кругами на полях тут не отделаешься. Изюмчика не хватает, деталечки. Будет деталечка?
Всплеска эмоций не последовало. Подробности, судя по всему, сейчас оседали в блокнотах.
--
Болезни! - чуть повысил голос совсем еще молодой человек. Наверное, преспективный студент.
--
Простите, чума? Или холера? Карантин объявлять изволите? - не без ехидства отозвался председатель.
--
Не-а, - перспективный учащийся взлохматил свои рыжие кудри, - Тут надо что-то поганое. Не смертельное, зато мерзкое, отвратное. Кожное там, или по суставам, не знаю. Медицина посоветует.
--
Тут всегда будет виноватый, - его сосед, крепкий мужик в роговых очках, качнул головой, - Врачей начнут сажать раньше, чем больных.
--
Зараженные животные, распространяемые инопланетянами. Пойдут бродячие собаки, можно и насекомых подключить. Но болезни должны косить не людей, а портить материальные ресурсы! - неожиданно для себя вклеил Андрей. Он привстал и пальцами что-то лихорадочно искал в воздухе, будто прял невидимую нить, - Снижать октановое число бензина, браковать чугун. Хорошо, чтобы они ели покрышки.
--
Насчет матценностей - идея, но животные вот так просто не пройдут - уже было в кино, - с сожаление ответил председатель.
Странник такого эпизода не помнил, но спорить не стал.
Рассуждали еще с полчаса, пока не вырисовалась более или менее приемлемая картинка. Черновой вариант. Это была разновидность дождевых червей, переносившая бактерии, разъедающие часть пластмасс. Основание для тревоги: статистика аварий - элементарными махинациями там можно было подделать что угодно. Источники бактерий и распространители червей - указывались заказчиком. Основным слоганом провозглашалась фраза "Черви грызут".
Теперь дело было за малым: отточить легенду до уровня применимости, нарастить подробности. Ведь нельзя же так просто, без замаха, объявлять людям подобный идиотизм - их надо подготовить. Нужна цепочка, череда образов, все более и более причудливых, следуя за которой, обывательский разум погрузится в очередное мрачное сновидение. Стали распределять участки работ, но народ артачился, пока председатель не огласил общую сумму вознаграждения, и не предложил распаевать её. Кто брал лингвистику, а кто хватался за политические выкладки. Дележка прошла в пять минут - роли в клубе почти все были распределены.
--
Бери экономику, - зашипел Андрей на ухо Богдану.
--
Там возни - на месяц...
--
Бери, его профиль, - Анна уже сама поднимала руку.
Так страннику достался предмет его будущей работы: прибыли и убытки от истерии, воздействие мифа на рынок. Здешние не уважали этот участок легенды - все равно реальные цифре выписывались в кабинетах пороскошней заштатного академического флигеля. Но это был не худший способ начать свой проект.
Всякий официоз после дележки закончился, мифотворцы от науки торопились сказать друг другу, что не успели за вечер, и разбежаться.
Андрей не торопясь, подошел к маститому профессору, тот и сам искал с ним встречи. Они вежливо вспомнили третьих лиц, с которыми были знакомы, и светило науки одобрительно высказалось по поводу усердия гостя, который имеет шансы стать новичком.
--
Только имейте в виду, хлопотное это занятие. Хвосты тяжело рубить. Я вот свою подручную в республиканскую фонотеку услал, прямо вечерним поездом, сведения добывать - и это по проекту годовой давности, за который уже деньги получены. Вот так-то.
Странник с почтительным выражением лица внял предупреждениям и понемногу стал продвигаться к выходу. Супруги уже спешили домой, и он спускался по лестнице одним из последних.
А улице был тот вечерний миг, когда сумерки сгущаются ровно настолько, чтобы автомобили могли включить фары. Впереди и внизу шумел проспект, там рекой лился электрический свет, были шум и движение, а выше, в синей бескрайней чаше небес, только начинали загораться первые звезды.
Андрей замер - он понял, что хотела от него судьба, вернее, чего он сам от неё хотел. Это лицо девушки, его нужно было увидеть снова. Еще раз, и еще. Быстрее.
Он сможет её вычислить, найти, у него уже достаточно информации. Ехать не так далеко. Главное, сейчас идти прямо на вокзал, а с работой он обернуться успеет. Странник он, в конце концов, или нет?