Беспалов Юрий Гаврилович : другие произведения.

Последний морлок или страсти по Уине Купальщице

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фрагмент романа, посвященный судьбам реальности, описанной в "Хрониках царствования Джозефа Железного" 200 лет спустя

  
   Ю. Г. Беспалов
  
  
  
  
   Последний морлок
  
   или
  
   страсти по Уине-Купальщице
  
   Роман-сказка
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Харьков
   2002 г.
  
  
  
  
  
  

Делай, что должно, и - будь, что будет!

Пьер Байярд.

- Там - скандал какой-нибудь будет?

-Там каждый день что-нибудь бывает, - пообещал Швейк, -

а уж, если выдастся очень тихий день,

мы сами чего-нибудь устроим.

Ярослав Гашек

Это я - Весельчак, это я -Весельчак

Позовите меня, я устрою бардак

Из песен группы "Манго-манго"

  
   ***
   Маленькая женщина с измученным лицом брела горелым лесом. Сквозь прорехи в прожженом, изодраном, замаранном гарью и болотной грязью клетчатом платьице молочно белела кожа, исполосованная алыми следами цепких ветвей. Женщина с трудом ступала по ковру не остывшего еще пепла, тихонько жалобно вскрикивала, попадая стопой на тлеющие уголья. По длинному склону холма спустилась в долину, вошла в маленькую речку, некоторое время шлепала по воде вдоль желтопесчаного русла, стремясь продлить наслаждение от прикосновения прохладных струй, ласкающих натруженные, обожженные ноги. Выйдя из речки взобралась, прихрамывая, на противоположный склон долины, миновала чернеющие у дороги остовы домов, испуганно обошла закопченное обезглавленное изваяние кого-то козлоногого. С вершины следующего холма снова увидела горелый лес, вздымающий обугленные голые ветви к щедро льющему золотые потоки солнечного света ясному синему небу. Спустилась с холма и долго шла лесом, пока не увидела над его мертвыми кронами огромное, казалось, сделанное из зеленого фарфора, причудливой сказочной архитектуры, здание. Женщина прибавила шагу, выйдя из лесу, направилась к фарфоровому дворцу. На всем облике дворца лежала печать дряхлости и запустения: в окнах редкозубо торчали пыльные осколки стекол, большие куски зеленой обшивки отвалились, обнажая проржавелые прутья каркаса. Огромные двери сломаны. За их распахнутыми настежь створами видна остекленная галерея с длинным рядом чудовищных гигантских костяков. Ниже уцелевшего кое-где лепного карниза на потемневшей бронзовой доске тянулась надпись на древнем, давно забытом языке. Женщина скользнула по надписи равнодушным взглядом, пошла вдоль здания на северо-запад, потом травянистым склоном вниз, к синевшему невдалеке морскому заливу.
   Разгулявшийся ветер гнал табуны белогривых волн. Женщина сбросила с себя грязное тряпье, раскинув руки как для обьятия, вошла в море. Смыла со своего тела сажу и болотную грязь, вернулась на берег, блаженно растянулась на горячем песке. Солнце припекало. Она перебралась в тень прибрежных деревьев, перекусила румяными плодами, гроздьями свисавшими с низко склоненных ветвей. Устроившись на охапке сухих водорослей, задремала. Проснулась от вечерней прохлады . Сумерки сгущались, голубая ясность дали меркла, одна за другой стали зажигаться звезды. Громада Фарфорового дворца темно глядела пустыми глазницами окон. Лишь в обращенной к морю торцевой стене призывно засветился золотистый прямоугольник. Женщина пошла к нему, вот он совсем уже близко, за прозрачными дверьми видна широкая лестница, со стоящими шпалерами по ее бокам закованными в сталь человекоподобными фигурами. Стеклянная дверь открывается перед женщиной, женщина поднимается по лестнице - нагая и прекрасная.
   Утром она, облаченная в багряную парчу, выходит из главных ворот Фарфорового Дворца, неся в руках рифленый железный прут - дар избраннику, который окажется этого дара достоин.
  
   ***
  
   Огромный, пыльный, пустой зал без окон. С серого бетонного потолка льют неживой свет люминисцентные лампы. По углам кучи канцелярской рухляди: из груд пухлых папок торчат ножки ломаных стульев, рулоны грязноватого ватмана, останки ржавых кульманов.
   Скрипит немазанная массивная железная дверь, в зале появляется высокий, не первой молодости человек в золотопогонном чесучевом кителе и синих, заправленных в хромовые сапоги галифе. Закрывает дверь, болезненно морщась от ее скрипа. Снимает с гвоздя рядом с дверью черный сатиновый халат, одевает его поверх кителя. Идет к двухтумбовому, под мореный дуб, столу возле облупленного сейфа, у дальней, торцевой, стены зала. Опробовав на целость и прочность видавшее виды металлическое кресло, усаживается за стол, тянет руку к стопке книг. Вверху в стопке лежит Герберт Уэллс, выпущенный в престижной некогда серии "Классики и современники" и переплетенный заботливыми владельцами в старорежимный мраморный картон. На картоне сверху наклеена любительская акварель, иллюстрирующая, как можно понять, "Машину Времени" - вещь, принесшую молодому Уэллсу первую славу. Персонаж, похожий скорее на Гулливера, чем на уэллсовского Странника-по-Времени, разводит посреди высокой готической залы костер. Вокруг костра испуганно сгрудились элои - потомки буржуазии, выродившейся и измельчавшей от легкой красивой жизни. Странник, занесенный фантазией писателя и собственной, не знающей удержу, гениальностью в восемьсотсоттысячный с хвостиком год от Рождества Христова, облик имеет также невеселый. Видимо, успел уже понять, что будущее это - отнюдь не светлое. На акварели имееется тому наглядное подтверждение - два белесых обезьяноподобных существа тащат во тьму кромешную приятной внешности и пропорций элояночку. Тащат грубо, и притом с целями даже не эротическими, а сугубо гастрономическими. Ибо в виде обезьяноподобных белесых существ неизвестный художник несомненно изобразил морлоков - потомков загнаного буржуазией под землю пролетариата. Пролетариат этот за период времени, прошедший с викторианской эпохи, стал совершенно неузнаваем и практиковал классовую борьбу в форме людоедства, точнее говоря - элоеедства.
   Человек за столом зевает, кладет "Машину Времени" на место, поверх другой работы того же классика - "России во мгле". Достает из ящика стола листок машинописи, приклеивает его скотчем к стене. Сверху на листке напечатано крупным шрифтом:
  
   ПАМЯТКА МОЛОДОМУ ДЕМИУРГУ
   Ниже, шрифтом помельче, следуют пункты - немногочисленные и немногословные.
   Человек оглядывает сию скрижаль, удовлетворенно хмыкает, отпирает сейф, достает из него серебристый кейс, ставит на стол. Откинув крышку кейса, смотрит на ее внутреннюю поверхность, блуждая пальцами по скрытой в кейсе клавиатуре. На бетонном потолке одна за другой гаснут лампы. С полминуты пребывает во мраке зал, затем его скучный захламленный интерьер сменяется пейзажем прекрасной, подобной одичавшему, запущенному саду страны.
   На вершине возвышаюшегося над кудрявыми кронами кургана ясной чистотой белеет мраморная скульптурная группа: три юные девушки, похоже сестры, освобождаются, должно быть для купания, от легкой одежды; переполняющая девушек радость бытия прорывается сквозь пелену их природной застенчивости и стыдливой сдержанности; самая юная хочет поцеловать свою старшую сестру, та сопротивляется, третья склоняет ее к согласию, хорошенькой своей ручкой ласково пригибая голову упрямицы; в позах сестер, в их лицах чуствуется свобода, непринужденность, несколько ребячливая нежная наивность.
   Внизу, у подошвы кургана, на зеленой полянке кружатся в танце существа, явно относящиеся к роду человеческому. Они напоминают фигурки мейсенсенского фарфора - именно такими увидел элоев Странник-по-Времени, несколько позже аттестовавший их как "прекрасных ничтожеств". На женских лицах не написано ничего кроме безмятежной радости и упоения танцем. На большинстве мужских физиономий сквозь натужное веселье явственно проступает выражение какой-то горькой, неизбывной обиды. С другой стороны холма на лесной дороге стоит еще одно изваяние - бронзовое, гигантское - размером не менее трехэтажного дома. Впрочем, это скорее не изваяние, а циклопический человекоподобный механизм: непропроционально большие ступни и кисти рук, в коленных и локтевых сочленениях пульсируют прикрытые медными щитками гофрированные трубки. Вместо головы - огражденный фальшбортом мостик. Мужчины, стоящие на мостике , схожи с танцующими на поляне ростом и телосложением, но не выражением лиц, словно бы выкованых из твердого неподатливого металла. В стоящем впереди других седоватом человеке легко признать представителя столь схожего во всех реальностях типа старого служаки. Над его головой легкий ветерок шевелит черное, затканое золотом полотнище с золотой же совой в крыже. Самоходный истукан под лейб-штандартом Генерального Инквизитора, сэра Роберта Гендальфа нисколько не пугает танцующих на зеленой лужайке. Всем известно, что его превосходительство - чрезвычайно добр к пастбищным, живущим той незатейливой жизнью, которую все элои вели до появления в их мире божественного Странника.
   - Каспар Гаук утверждает, что морлокствующие выходят из среды пастбищных элоев. Этих безобиднейших существ. - Генеральный достал из кармана бумажный фунтик с вяленым инжиром, подошел к перилам фальшборта, стал бросать лакомство вниз, пастбищным, с радостными криками сбежавшимся на угощение. - Странно слышать подобные нелепости из уст столь умного человека.
   - В своей докладной на имя вашего превосходительства маг-ротмистр Гаук утверждает нечто другое. - почтительно отозвался подошедший с новой порцией инжира адьютант. - Он пишет, не о пастбищных наших братьях, как таковых, но о субьектах... - адьютант осекся, устремив взгляд на тонущую вдалеке в голубой дымке гряду холмов. На вершине одного из них замигало оранжевым. Спустя несколько мгновений в том же ритме замигало на серебристом шпиле, торчавшем из зелени шагах в пятистах от места, где сэр Роберт в столь невинной форме давал выход свойственному ему от природы человеколюбию.
   - Чрезвычайно сообщение, ваше превосходительство. - из толпы свитских выдвинулся офицер связи. - С полигона в Остранне похищен стотонный самоходный истукан. Похищенный истукан на предельной скорости движется по тракту Остранна-Камелот. На сигналы не отвечает. В ответ на предупредительные выстрелы похитители вывели на мостик захваченных ими по дороге пастбищных элоянок. Обет служения прекрасным дамам не позволяет...
   - Кто похители?! - перебил Гендальф. - Имена, связи?! Впрочем, это потом. Немедленно в Остранну. Передать начальнику охраны моста через Бешеную мой приказ: готовить мост к взрыву, взорвать как только истукан приблизится ближе чем на полмили к мосту. Депеши в Камелот: дворцовому коменданту и военному министру - о случившемся, в Главный штаб Корпуса Магов - об экстренном откомандировании в Остранну офицеров, знающих заклятья самоходных истуканов. Рапорт за моей подписью на высочайшее имя - о том, что ситуация под контролем. Марк! Немедленно отправляйтесь в Алезию и привезите мне в Остранну Гаука.
   - Прикажете подготовить ордер на арест, ваше превосходительство? - спросил адьютант.
   - Нет. - Гендальф не отрывал взгляд от мигающего на шпиле огонька. - Передайте что я прошу его приехать ко мне в Остранну. В порядке товарищеского одолжения. Ежели он откажется (этот может), установить за ним усиленный надзор. Что там новенького?
   - Истукан повернул на дорогу, ведущую к Храму Изобилия. При его скорости до Храма осталось четверть часа ходу. Не могу понять сигнал, ваше превосходительство. - офицер связи напряженно глядел в сторону шпиля. - Какие-то посторонние блики.
   Гендальфовский истукан топнул несколько раз своей медной ножищей, разгоняя пастбищных попрошаек, зашагал лесной дорогой, вышел на прямую как стрела, мощеную янтарно-желтыми шестиугольными плитами древнюю трассу, двинулся по ней, набирая скорость. Гендальф стоял у фальшборта, побелевшими пальцами сжимая перила, услышав звон адьютантских шпор, обернулся.
   - Пять минут назад истукан вломился в Храм Изобилия и взорвался. Обе башни Храма превращены в руины и охвачены пожаром, нет возможности спасти оказавшихся под обломками. - адьютант смотрит на Генерального безумными глазами.
   Драматизм последовавшей немой сцены нарушается доносящимся из другой реальности приятным женским голосом:
   Штандарт-менеджера Логвинова и ведущего научного советника Дроздовского на четырнадцать ноль-ноль вызывают на совещание к Первому.
   Андрей Кириллович Логвинов отключает голограмму, вновь оказывается в огромном пустом экспериментальном зале. Закрывает и прячет в сейф кейс, снимает халат. Глянув на часы, направляется к небольшой фанерной дверке в углу зала. За дверкой обнаруживается лиловая плюшевая завеса. Штандарт-менеджер ступает за завесу, идя скорым шагом, замешивается в толпу грязно-белесых , лохматых человекообразных существ, суетящихся подобно муравьям в лабиринте циклопических тоннелей... Дойдя до перекрестка, Логвинов останавливается, оглядывается, одобрительно хмыкает - Подземный Мир и морлоки сотворены программистами-демиургами добротно и полнокровно...
   - Морлоки? - незаметно подошедший сзади Филипп Павлович Дроздовский тычет чубуком трубки в сторону исчадий Великого Страха. - Что ж - весьма убедительны. Не знаю, как бы они показались старику Уэллсу, но мне...
   - Мнение почившего в бозе классика нам, Фил, без надобности. - перебивает собеседника Логвинов. - Зачем нам классики, мы сами классики. Притом, не в пример иным-прочим классикам, мы еще, звиняйте на том слове, гуманисты: эксперимент наш ставим не сразу на людях, но и не на собачках, пробуем, бери выше - на морлоках и элоях. Вот, кстати, полномочный представитель этих последних - легки на помине. Правда, не во вполне комплектном состоянии - такова се ля ви.
   Двое морлоков в грязноватых, испятнаных алым, белых хитонах везут на разбитой металлической каталке длинный ящик. Ящик заполнен крупно нарубленным мясом, сверху кудрявая с неким подобием улыбки на бескровных губах, явно человеческая, голова.
   - Да, у Уэллса элои собственно уже не люди, а мясной скот, выпасаемый морлоками. - Филипп Павлович глядит на ящик сморщившись, но тон сохраняет академический. - У него все это вообще примитивно-прямолинейно: буржуазия загнала рабочих под землю, там в Подземном Мире пролетариат эволюционировал в морлоков-людоедов, а буржуазия осталась наверху и превратилась в элоев, "прекрасных ничтожеств", годных только на жаркое.
   - Годных только на жаркое?... - c непонятной интонацией переспрашивает Логвинов.
   - Во всяком случае так полагал Путешественник во Времени у Уэллса. - Филипп Павлович отрывается от голограммы, несколько нервно раскуривает трубку.
   - Пока не втюрился в Уинночку...- живо отзывается Андрей Кириллович.
   - Ты про эту... - трубка у Дроздовского никак не желает раскуриваться, он вынимает ее изо рта и держит в руке, приминая большим пальцем табак. - элоянку, которую он спас из реки? Потом у них были странноватые такие отношения. Когда она погибла на лесном пожаре...
   - Ва-аще - то у Уэллса она не погибла, не сгорела, а, некоторым образом, пропала без вести. - вновь перебивает Логвинов. - А у наших демиургов из Харькова она спаслась и, вспоминая своего миленка из светлого прошлого, призадумалась: "религию што ли нову придумать". И придумала, и пошли от нее Дети Уины, которые, воспитамшись на отдельном положительном примере означенного миленка, стали ходить в подземку и мочить там морлочье. Вот, как раз, видим тому яркий пример. - Логвинов мотает головой в сторону встревоженных чем-то морлоков. Белесые фигуры в панике мечутся, в их толпе распускаются огромные огненые цветы. Ведущий в темную бездну тоннель перегорожен неостановимо марширующей шеренгой алебардистов.
   - Карательная экспедиция против морлоков, организованная элоями?! - Дроздовский на какое-то время забывает о своей трубке. - Но ведь у Уэллса в "Машине Времени" элои действительно - ничтожества с практически нулевыми способностями к какой-либо социальной организации. А тут у них , похоже, регулярная армия, кажется, даже с артиллерией. Откуда все это: алебарды, артиллерия? Они ведь и огня не знали, когда у них обьявился Путешественник во Времени.
   - Так то у Уэллса. Я ж говорил тебе, Фил - зачем нам классики, мы сами классики. Опять же - у Уэллса неспроста там, - Логвинов мотает головой, - наличествует Фарфоровый Дворец , вот Дети Уины и ходят туда - за всяческими алебардами, умными книжками и прочими излишествами, не нужными простому элойскому человеку - пастбищному то-есть элою( нашими пастбищными братьями означенных людишек принято именовать). А что огня не знали - на то прометеи всяческие фунциклируют, культурные герои - ежели по простому. Опять же времени им на это историей (то бишь этой харьковской программой TOYNBEE) отпущено было достаточное количество. Сейчас у них , дай Бог памяти, судьбоносный две тысячи восемьдесят пятый, от явления Странника, год. Это официально. По правде - много раньше Странник у них обьявился. Ежели от рождества Христова, то это будет восемьсот тысячный, не помню какой, год. Наша цивилизация так долго не протянула: то ли экология, то ли вообще - от большого ума. ( Они нас перволюдьми кличут и живут на руинах, оставшихся от этих самых перволюдей). Прогрессивное человечество разделилось на две расы.
   - Положим, элои и морлоки это даже не расы, это два разных биологических вида. - замечает Дроздовский.
   - Ну пусть на два биологических вида. - легко соглашается Логвинов. - И между этими братскими видами идет неуклонно возрастающее мирное сосуществование, такой себе симбиоз...
   - Странник - это уэллсовский Путешественник во Времени? - перебил Дроздовский. Логвинов молча кивает. Дроздовский, сунув трубку в боковой карман кителя и повернувшись к Логвинову всем корпусом, с нажимом говорит:
   - И ты полагаешь, Андрюша, этот компьютерный кукольный театр настолько важным для Эксперимента, что испрашиваешь на него дополнительное финансирование у Бюро?
   - Важным для Эксперимента... - Андрей Кириллович чешет в затылке. - Я, знаешь, об Эксперименте стараюсь особо не рассуждать - нездоровое это занятие. Просто, на манер Божественной Уины Купальщицы, подумалось как-то: "религию нову што ли изобрести"... А религия, высшая религия, Фил, она, как говорит Тойнби, наш Арнольд, может стать куколкой, из которой является на свет Божий новое универсальное государство новой цивилизации, на манер Византии, или Империи у этих... - Логвинов кивает на дисплей, - элоев, Детей Уины. Само собой - только ежели религия всамделе высшая - прямая линия для связи с высшим началом. Всякое иное это у нас будет религия низшая - обожествленный коллективный опыт. Чего глядишь - это не я, это он - гений человечества Тойнби, так излагает, я только беру на вооружение. Низших религий нам не надо, мы себе религию повыше соорудим.
   ***
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть I

ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

В путь героев провожал,

Наводил о прошлом справки

И поручиком в отставке сам себя воображал.

Булат Окуджава

      -- Как хорошо наш народ гармонирует с природой!

Реплика из фильма "Тот самый Мюнхаузен"

  
   ***
  
  
   На дисплее - поросшая вереском серопесчаная пустошь. По ней там и сям разбросаны замшелые каменные блоки, металлические конструкции, прикрытые брезентом ящики. Вересковая пустошь круто обрывается к мертво лежащей до линии горизонта бурой, с ржавыми разводами трясине. Где-то далеко за линией горизонта из этой бескрайней топи вздымается ввысь, пронзая низкое хмурое небо, конус изумрудно-зеленого света. По направлению к нему от ближнего берега прочерчена линия строящейся дамбы. Эта кажущаяся черной на буром фоне линия завершается пунктиром вереницы понтонов. Низкое небо сеет мелкий дождик. На дальнем понтоне, нахохлившись под клеенчатым плащом, мокнет часовой. В свете серенького утра жидко блестит жало его алебарды. Маленькие липкие волны лениво лижут понтон. Но вот одна из них превращается в длинный язык, затем - в извивающееся щупальце. Щупальце тянется к часовому. Тот отступает, делает выпад алебардой. Натолкнувшись на стальное жало щупальце отдергивается, но десятки других тянутся из топи к человеку на понтоне. Хлопок выстрела. Бронзовый стволик, привинченный к алебарде, выплевывает в топь сгусток белого огня. Басовито гудит металл понтонов под сапогами спешащего на выручку товарищу гренадерского караула. Сталь - против бурой слизи. В толчее сталкиваются со звоном острия алебард, взлетают полы плащей, извиваются растоптанные сапогами липкие сгустки. Крупным планом - лицо гренадера, двумя руками отдирающего от горла намертво присосавшееся щупальце. В топь летят чугунные шары с тлеющими запалами. Приглушенные тяжкие удары слышны в недрах трясины, гигантские волдыри лопаются на ее шкуре. Зов трубы с берега - сигнал к отходу. Снова сапоги по гулкому металлу - теперь назад , на твердую землю. Над песчаным обрывом шагах в трехстах от дамбы вспухают клубы дыма, подсвеченные изнутри багровым. С грозным гулом из дымной пелены вырывается рой огненных шершней. Вот они впились в шкуру Аваллонской Топи. Трясина изрыгает прорезанные струями огня фонтаны грязно-бурой пены. Грохот разрывов и глухим эхом - стон трясины. На ее поверхности расплывается темное пятно. Топь затрясло конвульсивной дрожью. Оплетающие понтон щупальца извиваются судорожно, затем бессильно поникают, растекаясь по ребристому настилу подобно медузе, вытащенной из воды.
  

* * *

ВЫСОЧАЙШИЙ РЕСКРИПТ

Дано в городе Камелоте, в зимней резиденции

Его Величества

императора

Британии, Арморика и всех элойских стран,

Арагорна VII

ноября, седьмого дня , 2085-го, от явления Странника, года.

Коменданту спецполигона Аваллон-Мост

гвардии маг-полковнику Кролу

лично, строго конфиденциально.

Благородный Кассиус Крол!

   Вы, без сомнения, осведомлены о ситуации, сложившейся в Особом районе, под Форностом. Было бы непростительной бестактностью с моей стороны растолковывать офицеру Ваших заслуг и опыта важность защиты прикрываемого Форностом тоннеля под Узким Морем, равно как и бедственные последствия прорыва сил британских морлоков на континент. Разумеется, вверенные Вам сооружения на Аваллонской Топи суть не менее важны для силы и славы Империи. Тем не менее ситуация под Форностом такова, что возникает настоятельная необходимость переброски туда, елико возможно, всех огневых средств, не исключая и задействованых для защиты Аваллонских дамб. Не чувствуя себя вправе отдать на сей счет приказ, обращаюсь к Вам, благородный Кассиус, с товарищеской просьбой касательно изыскания возможности передачи вашей артиллерии в распоряжения коменданта Особого района.
  
   Остаюсь всегда искренне Ваш
   Арагорн.
  
   - Не уверен, что поступаю правильно подписывая эту... - император выдержал паузу, - товарищескую просьбу. С выполнением официального приказа старина Крол еще сумел бы как-нибудь потянуть, ссылась на состояние дорог или там...
   - Именно поэтому я позволил себе порекомендовать вашему величеству... - почтительно перебил сидящий напротив Генеральный Инквизитор.
   - Вы совершенно уверены, что это необходимо, сэр Роберт? - Арагорн VII отложил в сторону подписанный рескрипт, выбрался из-за письменного стола, стал мерить шагами кабинет.
   - Вы сами, ваше величество, видели рвы Форноста, запруженные телами морлоков. Как глава Сокровенного Присутствия и Генеральный Инквизитор...
   - Именно как Генеральный, как глава Сокровенного Присутствия вы должны были бы понимать, Гендальф, лучше прочих понимать значение Аваллона... Вновь найти дорогу в Верхний Мир, к звездам, дорогу, оставленную нам в наследство перволюдьми. - в голосе императора появились ноты отрешенно-восторженные. - Впрочем, сэр Роберт, и дела земные... Прошу простить мне мой тон, сэр Роберт. Вы, конечно , как всегда, правы. Но все же... - император вернулся за письменный стол, сделал в конце рескрипта приписку:
   "Весьма желал бы, благородный Кассиус, быть правильно понятым Вами. Я действительно не приказываю Вам, а как товарищ с товарищем делюсь своими затруднениями. Оставляю последнее решение за Вами с просьбой изложить резоны касательно оного в докладной записке на имя Генерального Инквизитора генерал-командора сэра Роберта Гендальфа."
  
   - Ладно. Быть по сему. Подписанного назад не вернешь. - император проводил взглядом свой рескрипт, исчезающий в чреве инквизиторского портфеля , спросил отрывисто:
   - Что с этим делом об истукане, вломившемся в Храм Изобилия?
   - Мы вышли на след патриарха морлокствующих. Во время последней облавы чинами фельд-жандармерии захвачены близкие к сему пресловутому патриарху особы,- застегивая портфель, отвечал Генеральный.
   - Сэр Хью Мерлин версию о причастности к этому злополучному происшествию морлокствующих считает маловероятной и предостерегает от увлечения облавами, от коих могут пострадать люди, совершенно сторонние. - заметил император, глядя на Генерального испытующе.
   -Я питаю надежду, что, со всемилостивейшего разрешения Вашего Величества, - Гендальф выдержал паузу, - я буду иметь случай побеседовать с генералом Мерлином касательно обстоятельств, при коих был похищен истукан, приписанный к департаменту, означенному генералу вверенному. Побеседовать в стенах ведомства, вверенного вашим величеством мне. Весьма надеюсь также в тех же стенах обсудить с генералом Мерлином его, Мерлина, суждения касательно морлокствующих.
   - Право благородного Меченосца на свободу суждений и высказываний не мной и не вами, сэр Роберт, даровано.- резковато отозвался император.- И не нам его отбирать. Касательно же обстоятельств похищения истукана сэр Хью может дать обьяснения и не злоупотребляя гостеприимством Вашего Превосходительства. Что у нас еще с Вами? На сегодня все? Благодарю за службу и не смею более отрывать ваше превосходительство от трудов на благо Империи.
   Генеральный встал, откланялся, император проводил его до дверей кабинета, с рукопожатием отпустил. Выйдя в приемную, Гендальф оглядел вскочивших при его появлении офицеров, покивал всем сухо-благожелательно, направился к своему адьютанту, глянул на него вопросительно.
   - Находящийся в отпуске по болезни маг-ротмистр Гаук...- начал адъютант.
   - Снова отказывается со мной встретиться. -полуутвердительно сказал Гендальф. - Ссылаясь на нездоровье. Причину эту отговоркой счесть трудно. - мало кто вообще выжил после столь близкого знакомства с начинкой морлочьей парализующей стрелы.
   - Точно так, ваше превосходительство. Смею доложить, что наружно Гаук ныне весьма схож с ходячим мертвецом. Но в сем облике, мертвеца ходячего, показания мог бы дать.- адъютант понизил голос. Ежели будет от вашего превосходительства предписание...
   Нет. - с улыбкой перебил Гендальф.- Арест мертвеца, пусть даже мертвеца ходячего и говорящего, деяние впечатляющее, но... Пусть означенный мертвец в полной мере воскреснет и потрется среди живых. Как живой среди живых. А пока будем состоять с ним в переписке. Это у вас, я полагаю письмо мне от Гаука?
   Адъютант, звякнув шпорами, протянул Гендальфу сложеный треугольником листок желтоватой линованой бумаги, похоже, вырваный из школьной тетради. Гендальф сковырнул ногтем заменявшую печать восковую кляксу, развернул листок, вчитался в небрежно написанные карандашные строки:
  
   Сэр Роберт !
  
   Прошу вас, будьте снисходительны к бедной жертве омертвляющего плоть и одуряющего дух зелья, коим Владыка Тьмы вооружает морлоков. Бедолаг-морлоков, столетия делящих с нами подземку. Чистосердечное мое желание быть полезным Вашему Превосходительству, побуждает меня сделать предложение, каковое я нижайше умоляю не счесть дерзостью. Не пообщаться ли нам, сэр Роберт, через посредство Ящика Призраков. Конечно, болтовню бесплотного призрака к делу не подошьешь. Но ведь и из Ящика можно порой почерпнуть полезные сведения. Особливо в нынешнее время, когда призраки, ранее лишь блуждавшие по Империи, взяли, кажется, моду раскатывать по ней(Империи) на казенных самоходных истуканах.
   Числа припомнить не могу, посему послание мое, Вашему Превосходительству будет без даты , так ведь без даты оно, пожалуй, подействительнее будет. Ибо всегда и во всякое время остаюсь Вашего Превосходительства чистосердечным(зачеркнуто), всеподданейшим(зачеркнуто), ну словом - кем надо, тем и остаюсь.

К сему руку приложил

Службы его величества

Гвардии маг-ротмистр,

Каспар Гаук.

* * *

  
   Харьков, конец ноября, поздний вечер. Рано потемневшее небо сыплет на город снежную крупу вперемешку с дождем. Над голыми, черными деревьями старого парка возвышаются конструктивистские башни университетского корпуса. На верхнем этаже одной из башен светится окно - там трудятся разработчики программы TOYNBEE . Порожденная этой программой в чреве компьютера реальность дана в ощущениях Детям Уины, пастбищным элоям и прочим - до морлоков включительно. В загроможденном аппаратурой и стопками книг кабинете-клетушке сидит профессор Толстов: лысоватый, похожий на колхозного бухгалтера. Рядом с профессором его аспирантка Женя Ветчинкевич: миниатюрная, пикантная брюнетка - вся в образе умненькой девочки. Внимание профессора и аспирантки приковано к стоящему перед ними дисплею.
   На дисплее разворачивается столь частый в последнне время сюжет конфиденциального совещания императора Британии , Арморика и всех элойских стран Арагорна VII с Робертом Гендальфом, занимающим пост Генерального Инквизитора. Император - представительный, уже седеющий человек с жестким костистым лицом и сдержанно-любезными манерами. (Чуствуется, впрочем, что прозвище Громоподобный элойскими хронистами дано ему не зря). Роберт Гендальф - типичный старый служака: зачесанные набок изрядно поредевшие волосы, слегка провалившийся рот, устало-внимательный взгляд небольших, близко посаженых на узком лице серых глаз.
   Речь у императора с инквизитором идет об обеспечении безопасности Гимназии Пламенных Лилий, дислоцированной в Кветлориенском замке, неподалеку от Фарфорового Дворца. Пост патронессы Гимназии, один из важнейших в государстве, занимает любимая кузина государя принцесса Орхидея. В беседе часто упоминается некий Цветник Леопарда.
   -Тебе не кажется, Женечка, что этот Цветник Леопарда... - профессор Толстов примолкает на минутку, затрудняясь в формулировке.
   - Успешному ответу на морлокский вызов элойская цивилизация не в последнюю очередь обязана своеобразной системе брачных отношений, именуемой Цветником Леопарда. - зачитывает Женя даный на дисплее бегущей строкой комментарий . - Доблестные Меченосцы, ведущие вековую войну с Подземным Миром вызывают всеобщее восхищение...
   - А прекрасные дамы выражают свое восхищение "самым доступным для них образом". - вклиняется в ученую беседу неслышно появившийся перед дисплеем Логвинов. - Миль пардон, Евгения Львовна, но это - цитата. Из Льва Николаевича, нашего, Гумилева. Помните , там, где он излагает касательно механизма распространения в этносе генов этих... Как он, дай Бог памяти, именует сверхчеловеков?
   - Пассионарии. - подсказывает Толстов. - Но все же... а если дама уже...
   - Генеральный Инквизитор как раз этот вопрос освещает. - с живостью отзывается Логвинов. - прибавьте звук, Женечка.
   - Для Созидателя Насущного великая честь вырастить у своего семейного очага для Империи еще одного Меченосца или его благородную сестру. - на тонких губах сэра Роберта играет улыбка почти что отеческая. - Посему вы, ваше величество, обратив свой благосклонный взор на прелестную Жасмину, супругу краснодеревщика Розана...
   - Вот так, значицца, - позволяет себе перебить Генерального штандарт-менеджер, - Цветник он только для Леопардов, то бишь Меченосцев, а для Созидателей Насущного исключительно узы Гименея с нагрузочкой в виде бла-ародных кукушат.
   - Так ведь Меченосцем мало родиться, надо еще выдержать Испытание Тьмой. - замечает профессор. - А в программе этого испытания и морлоки и волны страха с инфразвуком и прочие сюрпризы подземки. Да и выбившись из пажей в кавалеры надо постоянно поддерживать реномэ - с риском для жизни. Они в Цветнике больше лечатся от депрессии после подземки, чем...
   Это - грамотно. - соглашается Логвинов. - "Кавалергарда век недолог и потому так сладок он". Общую концепцию я себе уяснил. А как насчет подробностей?
   Женя простирает длань над клавиатурой, на дисплее мелькают картины из жизни Элойского Эдема. Вот в пальмовой роще на песчаном взморье пасется стадо похожих на страусов птиц. Ватага верховых на таких же страусах с гиканьем и свистом пылит вьющейся меж зеленых холмов белой дорогой. Всадники даны крупным планом: тигровые береты набекрень, пучки пестроперых стрел за плечами, блеск кипенно белых зубов и медных ятаганов. Это камаргцы - жители далекой континентальной окраины Империи, несущие в Британии сторожевую службу. Неширокая, но полноводная река в зеленокудрых берегах. К облупившемуся дощатому дебаркадеру причалена баржа, посреди реки стоят на якоре еще три. Тянущие суда бечевой мулы распряжены и пущены попастись вместе с лошадьми кавалерийского экскорта. Расстегнув амуницию вальяжно развалились на травке пажи и оруженосцы - до захода солнца еще далеко, о морлоках можно пока не думать. Их командир - белобрысый курносый портупей-кавалер прогуливается вдоль берега с дамой - смешливой пышечкой, упакованной во что-то воздушно-розовое, с рюшами. Пажи , которым допуск в Цветничок до поры заказан, лениво провожают взглядами женское платье. К брошенным с баржи сходням тянутся с корзинами плодов пастбищные элои, вызывающие в памяти статуэтки мейсенского фарфора. Стоящий возле сходен матрос похож на пастбищных собратьев ростом и телосложением, но отнюдь не выражением обросшего многодневной щетиной лица. Еще более отличаются от пастбищных охраняющие караван Меченосцы: сказывается многовековой отбор, воспитание и даже питание(Дети Уины давно уже не вегетарианцы). Вдоль бортов баржи расставлены лотки с товарами, обмениваемыми на дары Элойского Эдема. Заметное место на лотках занимают книжки с картинками , впрочем только картинки в них и есть - это что-то вроде журналов мод. Заливающий дисплей солнечный свет сменяется сумраком Подземного Мира. Посреди огромного черноколонного зала призрачно белеет квадрат, выстроившихся в неправдоподобно четкое каре морлоков. Посреди каре возвышается медный человекообразный истукан, ростом чуть поменее двухэтажного дома. Ступни и кисти рук истукана непропорционально велики, вместо головы - огороженная фальшбортом площадка - нечто вроде ходового мостика корабля. На мостике, перед пультом с какими-то рычагами и раструбами сидит морлок в прозрачном, подобном мыльному пузырю шлеме. Слышен прерывистый гул. Каре перестраивается в колонну, колонна движется вперед, подобная чудовищной гусенице. Истукан оживает, делает шаг, другой, пристраивается в хвост колонны. На дисплее перебивка кадров. Золотой и зеленый полдень в вековом парке . Мотающие головами мышастые пони под окованными сталью седлами. Хрусткий песок парковой аллеи под копытами кирасирских коней. Над стеклянным куполом стоящего в глубине парка здания хлопает на синем ветру тяжелое полотнище штандарта, расшитое золотыми леопардами и лилиями по черно-пурпурному полю. Сцена в подземке: самоходный истукан тянет медную пятерню к вздыбившему белого коня латнику. Снова полдень в старом парке. Арагорн Громоподобный держит стремя рыжекудрой, зеленоглазой как стрекоза, надменно вздернувшей носик даме. Опять сумрак Подземного Мира. В кольце спешенных кавалеристов, нелепо подвернув ногу, сидит, привалившись спиной к черной базальтовой колонне, самоходный истукан. Возле него под прицелом десятка арбалетов суетится морлок-водитель, силясь унять поток маслянистой бурой жидкости, вытекающей из разрубленной гофрированной трубки в сочленении великаньей ноги. По дисплею пошли туманные цветные пятна, потом какая-то танцевальная сцена: развевающиеся пышные юбки, сияющие глаза и разрумянившиеся девичьи мордашки.
   - А вот, ежели у нас муж не непман-созидателишка, а бла-ародный Меченосец, то тогда - как? - вопрос этот, видимо, давно занимает Логвинова.
   - Чисто ритуальная дуэль до первой крови и развод, не бросающий ни на кого тени. - с деловитой краткостью отвечает Женя.
   - Лепота. - последняя реплика Андрея Кирилловича относится все же, по-видимому, к разыгрывающемуся на дисплее хореографическому действу. - А что это у них там за статуя командора?
   Женя вглядывается, набрав что-то на клавиатуре, предлагает вниманию коллег-демиургов розовую афишку, прикленную к тумбе на перекрестке улиц Цветочной и Гранатной в городе Камелоте - столице Империи (универсального, пользуясь терминологией Тойнби, государства элойской цивилизации). Афишка извещает, что прощальный банкет гвардии ротмистра, благородного Анемона Урунгарна, исполнившего свою последнюю волю в поединке с самоходным истуканом, имеет место быть двадцатого ноября две тысячи восемьдесят пятого(от явления Странника, разумеется) года в полковом собрании Серых Кирасир.
   * * *
   Прощальный банкет ротмистра Серых Кирасир, благородного Анемона Урунгарна удался на славу. Сизые с серебром колеты однополчан Урунгарна подобны туче, предвещающей летнюю грозу. На их фоне радует глаз нежное многоцветье дамских туалетов. Рокот мужских голосов, шаловливый женский смех, звон шпор и шелест упругих шелков. В танцах участвуют только дамы, кавалеры остаются за столом, подкручивая усы и бросая на Соперниц Вечности победительные взоры. Иное было бы бестактностью по отношению к хозяину. Во главе стола сидит некто в среброкованном полном доспехе, забрало на шлеме опущено. Собственно, кроме доспеха, набитого ветошью, ничего больше и нет. Ну разве что - в шлем помещена прядь волос Анемона, присланная пожелавшей сохранить инкогнито дамой. ( Ненужное уже ротмистру тело, размазанное по черному базальту, оставили в подземке, на поживу морлокам: дабы и эта мразь восчуствовала щедрость исполнившего свою последнюю волю Меченосца). К нагруднику заупокойного панцыря прикреплен эмалевый медальон, исполненный во время оно с юного Урунгарна, только что выслужившего первый офицерский чин: бесшабашно веселые глаза, нафабренные усики, короткий вздернутый нос, лихо заломленый берет. К рукам и голове серебряной куклы привязаны шелковые шнуры, пропущенные сквозь блоки некоего хитроумного устройства. С помощью этого устройства душеприказчики ротмистра помогают ему принимать посильное участие в банкете. Ротмистр подымает бокал, герольдмейстер Серых Кирасир зачитывает тосты, написанные много лет назад, специально для этого случая Анемоном Урунгарном, только что вступившим на Тропу Служения. Среди них - тост, всенепременнейше провозглашаемый на всех пирушках благородных Меченосцев: "За силу и славу элойского оружия, за дам!".

* * *

   Из стремительно несущегося облака пыли выткнулась клюворылая трехрогая голова чудовищного ящера. Дроздовский остановил голограмму и повернулся к Логвинову задрав рыжие брови. Ящер застыл в нелепой позе - стойка легавой, исполненная со слоновьей грацией.
   - Чего вытаращился? Ну динозавр. Что ж теперь делать, раз Вейнгартен, дружбан твой, наваял им там парк юрского периода, где-то на Нормандских островах. А Эдмунд Мореплаватель возьми и привези яйца этих динозавров в Британию в комплекте с пони и прочей тому подобной живностью. Климат у них там райский: (Уэллс списывал сие обстоятельство на процессию земной оси, а харьковчане склепали в космосе систему зеркал с тем же результатом). Вот и завелись там, как бишь их, - Андрей Кириллович выговорил по складам. - три-це-ра-топсы. - Отчего бы благородному кавалеру не поохотиться на трицератопсов - рогатых драконов по-ихнему. Запускай, досмотрим кино.
   Дроздовский "запустил", трицератопс рванулся вперед, стал виден закрывавший его шею и почти треть спины зубчатый костный воротник. В следующий момент меж зубцов воротника ударила и залипла там медноперая стрела, размерами под стать дракону. Хвостовик стрелы изрыгнул пламя, трицератопс пошел боком, колоннообразные ноги бессильно подогнулись, ящер рухнул, вспахивая панцырным рылом землю. К поверженному чудищу устремляются пажи из обслуги станкового арбалета. Самый проворный из них, подобравшись с кортиком к драконьему горлу, нанес удар милосердия.
   - Вот так: совместили приятное с полезным. - заметил Логвинов. - И артиллерийскую обслугу обкатали в условиях, приближенных к боевым, и папаше Наркиссу подсобили.
   - Папаше Наркиссу? - переспросил Дроздовский.
   - Ну да, папаше Наркиссу. Ему самому. Сэм Наркисс, поставщик двора, владелец столичного трактира "Пиво и драконы". Пиво и драконы в диалектицком единстве. Дабы драконья ветчина не показалась солона. В нем еще, трактире этом, наследный принц Гладиус учинил намедни дебош. Большой демократ, однако, этот самый принц, у Генерального Инквизитора по сему поводу постоянная головная боль. Глянь-ка : у них там снова танцы, мелькают ножки милых дам.
   Оркестр, разместившийся на верхней площадке замшелой приземистой башни, грянул нечто игриво-бравурное. Распахнулись кованые створы башенных ворот, из них появился под руку с давешней зеленоглазой дамой Арагорн Громоподобный, за государем и его кузиной следуют другие пары, и вот уже вокруг драконьей туши в нежных переливах шелков и блеске мундирного шитья бушует бал. С отеческой улыбкой наблюдает за этим праздником жизни Сэм Наркисс - лысоватый толстячок в глазетовом, кофейном, с лиловым отливом, кафтане. Вырвавшись из обьятий бальной стихии к поставщику двора устремляется его молодая жена Лили - златоволосая и голубоглазая, как кукла Барби. Влекомый прекрасной Лили за руку ротмистр Алых Кирасир облик имеет вполне неотразимый. Блестящий офицер поставлен до времени в сторонке, возле цветущего розового куста. Лили шепчет что-то мужу на ухо, он вопросительно глядит на ротмистра, тот дергает головой в поклоне, как занузданный конь. Щелчок. Голограмма выключена, куртуазную сцену сменяет залитый неживым светом люминисцентных трубок пыльный интерьер громадного пустого зала. Пустоту эту подчеркивает какой-то ржавый остов в дальнем углу.
   - Опять вырубил кино на самом интересном месте. - Логвинов с упреком повернулсся к Дроздовскому. - Экий ты, Фил...
   - Да видели такое уже сколько раз. - брюзгливо отозвался Дроздовский. - Достойнейший мэтр Наркисс готовится в очередной раз стать отчимом будущего Меченосца или его благородной сестры. Плетет паутину родственных связей в первенствующем сословии Империи. Технология обкатана до противности - эта Лили которая уже по порядковому номеру мадам Наркисс? Кажется, там счет идет уже на десятки. Не он один такой в славном своим смиренномудрием сословии Созидателей Насущного, но...
   - Но у него все давно уже идет согласно диалектицкому закону перехода коликчества в какчество. Ладно оставим всяческие... - Логвинов сложил губы дудкой. - подробности генералу Гендальфу. Он, генерал Гендальф то-есть, уже выделил дело о матримональной активности Сэма Наркисса в отдельное производство и поручил его, кстати, тому самому ротмистру, что застенчиво так стоял только-что под розовым кусточком. С подачи принцессы Орхидеи поручил: благородная патронесса Гимназии, во благовременье дала понять, что есть мнение касательно означенного ротмистра: дескать - из молодых, да ранний; его вообще всячески продвигают и выдвигают. Так что, касательно подробностей ты, Фил, в корне неправ - великие битвы современности у них все более перемещаются в Цветник Леопарда. Конечно, подземка тоже еще в своем праве - покуда морлоков и прочего Великого Страха хватает - мало никому не кажется.
   ***
   Рыжекудрая, неуловимо схожая чертами лукавого личика с лисичкой молодая женщина дробно стучала каблучками по каменным плитам садовой дорожки навстречу Логвинову. Андрей Кириллович несколько смешался, принцесса Орхидея прошла сквозь него, как через столб болотного тумана, спеша к увитой мелкими чайными розами беседке. Скрылась в беседке, оттуда послышались голоса: нежно-укоряющий - Орхидеи и мужской, скорее юношеский, свежий тенорок. Логвинов прислушался, уловил, что речь идет о скором отьезде принцессы в Каледонию и о Лили Наркисс - "дерзкой девчонке, которой в Гимназии недовложили (через некие ворота, от которых к голове путь ближе) почтения к старшим". Такой оборот разговора весьма заинтересовал штандарт-менеджера, Андрей Кириллович подошел, было, ближе, но затем, отступил, ощутив некоторую неловкость, отключил голограмму. Побродил некоторое время по пустому экспериментальному залу, нагнувшись, подобрал листок бумаги, одиноко белевший на пыльном бетонном полу. Распрямив листок прочитал:
  
  
  
   Цветов весенних хрупкость и наивность
  
   Щемящей нежностью тревожат сердце,
  
   Июльским солнцем душу мне согреет
  
   Округлой зрелости законченная прелесть.
  
  
   ***
   На дисплее в призрачном свете, излучаемом водой крепостных рвов, Северный бастион Форноста. Во рвах густо, как клецки в супе, плавают лохматые, неопрятно белесые морлочьи трупы. Во мраке подземки слышен прерывистый, комкающий душу неизбывным ужасом гул. Затем - согласный топот тысяч босых ног - Голос Тьмы гонит своих рабов на новый штурм. Перебивка кадров: несущаяся карьером по сумрачным тоннелям кавалькада, бешено подпрыгивающий на навершии штандарта золотой леопард... коноводы, уводящие лошадей в боковую галерею... багряно рдеющие фитили... массивная бронзовая дверь в дыму и грохоте срывается с петель и рушится внутрь каменной норы. В нору летят и распускаются там огненными цветами чугунные шары. Едва дав отцвести огненным цветам в логово морлокского певуна врываются осатанелые кавалеры боевой свиты его величества. Среди первых - сам Арагорн Громоподобный. Пинками он переворачивает обгорелые, еще бьющиеся в агонии морлочьи тела, находит оторванную голову в золотом шлеме - излучателе Голоса, попирает ее сапогом. Снова перебивка кадров: Голос Тьмы смолк, как бы захлебнувшись, напирающая на бастион колонна морлоков расползается как клочья болотного тумана. Из крепостных ворот медленно парами выезжают кирасиры. Голодный блеск клинков, оставшиеся без певуна морлоки даже не пытаются оказать какое либо сопротивление или спастись бегством. На дисплее крупным планом сидящий на корточках у стены морлок. Лицо его закрыто руками. Сквозь пальцы сочится, кажущаяся в зеленоватом свете черной кровь.
   ***
   - Его высокопревосходительство имперский министр изящных искусств, генерал-от-кавалерии, светлейший маркиз Арнорский...
   - Арагорн Гарданна здесь?! - Гендальф торопливо встал из-за письменного стола - Проси! Нет, погоди, я сам. - Зацепился темляком палаша за краешек стола, помянув Владыку Тьмы, дернул темляк, стремительно шагнул в приемную.
   Стоящий посреди приемной генерал статен, высок, усы и темно-русые волосы его изрядно тронуты сединой, но глаза смотрят молодо, со стальным блеском, чуть смягченным неглубоко запрятанной иронией. Старые приятели обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
   - Какая нелегкая занесла тебя, Бобби, в эту дыру? - высвободившись из инквизиторских обьятий Гарданна кивнул на окно кабинета. За окном в тусклом свете слякотного утра простиралась до линии горизонта бурая шкура Аваллонской Топи.
   - Товарищеская просьба его величества. Ну-ка, Стивен, сообрази нам... А! Ты уже... Хвалю, далеко пойдешь. Да-с, Арагорн , высочайшая товарищеская просьба. Лично разбираюсь с рапортом Крола. Хлеб наш, инквизиторский, нелегок.
   - Да уж ... - Гарданна улыбнулся соболезнующе. - Кассиус Крол и Аваллонская Топь по отдельности это еще так-сяк. А вот ежели сочетать эти два ингредиента...
   - Ладно, управимся как- нибудь. Стивен! Задерни шторы, надоела эта... Впрочем, быть может, ваша светлость желает обозревать здешние пейзажи? - со светской улыбкой обернулся к Гарданне Гендальф.
   - Зашторивайте, зашторивайте, молодой человек, воля хозяина - закон. - благодушно отозвался Гарданна. - насмотримся еще и на Топь и на прочие тому подобные красоты - Владыка Тьмы не оставляет пока своими милостями.
   Дежурный паж задернул шторы, принялся расставлять на столике у окна графины, бокалы, блюда, тарелки и тарелочки. Снял со спиртовки и утвердил на мраморной доске посередине стола сковороду, на которой бешено шкворчала яичница с каледонским носорожьим беконом. Глянул вопросительно на Гендальфа, по его разрешающему знаку покинул кабинет.
   Гендальф сделал приглашающий жест, сел следом за гостем, налил по первой.
   - Ну, за встречу! - Они чокнулись. Осушив свой бокал, Гендальф отдал должное закуске, управившись с ней, спросил:
   - Слушай! А ты то, что здесь делаешь? Не мне судить об изящном, но...
   - Сопровождаю принцессу Орхидею, в ее путешествии по Каледонии. - Гарданна нацелился вилкой на румяный ломтик носорожатины. - Ее Высочеству благоугодно было... Ну, тебе, Бобби, по должности положено ...
   - Осведомлен, об этом желании Ее Высочества. - кивнул Гендальф. - А теперь, видя тебя здесь, окончательно уверился, что это не просто каприз очаровательной женщины. Подыгрываешь Кролу, Арагорн?!
   - Не Кролу, а Аваллонскому Мосту. - отвечал Гарданна. - Его строят уже...
   - Семьдесят лет, с переменным успехом, ценой кровавых жертв и тяжких трудов - договорил за собеседника Генеральный. - и никто толком не обьяснил - зачем?
   - Никто? - Гарданна прожевал ломтик бекона, запил глотком легкого, терпкого, почти черного, вина. - А докладная на высочайшее имя...
   - Это все домыслы наших книгочеев. - Гендальф тоже потянулся вилкой к сковороде. - "Путь к звездам, оставленный нам в наследство перволюдьми..."
   - Техницкое средство реализации права человечества на вечное существование. - вклиняется в диалог элойских вельмож на дисплее представитель НПО "Завод им. В. И. Михельсона", штандарт-менеджер Логвинов А. К. - в смысле защиты от астероидной опасности, ну и, ежели солнышко начнет гаснуть, так чтоб к другому можно было перелететь. Помнишь, Фил, как об этом у Эдуардыча: "Земля - колыбель человечества, но нельзя прожить всю жизнь в колыбели".
   - Ну, Циолковский не знал многих вещей, все таки - учитель физики в захолустной гимназии. Вечное существование чего бы-то ни было это вообще... - отзывается сидящий рядом со штандарт-менеджером советник Дроздовский.
   - Ну может, не само вечное существование, а право на вечное существование, или... право на борьбу за это право, не знаю, как половчее выразиться. Вон там у них, - Логвинов мотает головой в сторону дисплея. - Гарданна, маркиз наш Арнорский, оченно даже красиво это формулирует.
   - Пусть вечное существование элойского мира - недостижимо, пусть мировая Тьма сильнее Всеблагого Верховного. - Гарданна глядел с дисплея седым орлом. - Но право "умереть с мечом в руке..."
   - Полагая себя секундантом Всеблагого Верховного. - усмехнулся Гендальф. - Помнишь Рауля Берена, он еще был моим представителем у тебя в Кветлориене. Этот Берен излагал как-то нечто подобное в Цветничке. Мальчишке портупей-кавалеру такое простительно. Но мужи совета...
   - Вроде нас с тобой, - перебил Гарданна, - должны держать нос по ветру, не упуская из виду ни звезд ни подземки, где шустрые мальчики вроде этого Берена или моего братца Эрнеста того и гляди решат окончательно и полностью морлокский вопрос. И тогда... Не боишься остаться не у дел, инквизитор?
   - Я то что, - Гендальф отдернул штору, глянул на пейзаж за окном. - Отправлюсь на континент, морлоков на мой век хватит. Думаешь - сильно держусь за свое кресло? Занесла меня в него нелегкая, один Сэм Наркисс чего стоит. Не можешь мне, кстати, обьяснить, почему Орхидея просит перевести этого Гладиуса Финвэ обратно из Алых Кирасир в здешний, - он мотнул головой в сторону окна, - конногренадерский детатишмент? Вроде бы: сама его продвигала при дворе, вводила в семейство Наркиссов, а теперь...
   - Хочешь понять женскую логику, Бобби? - сожалеюще улыбнулся Гарданна. - Это, знаешь: даже для Генерального Инквизитора...
   - Нет, так высоко я не воспаряю. Просто подумал: может старшие товарищи, - Гендальф, брякнув под столом шпорами, поклонился Гарданне, - подскажут что-нибудь.
   - Старшие товарищи. - Гарданна скосил глаза на свой погон. - потому и старшие, что лучше иных-прочих знают, во что вникать дозволительно, а во что...
   - Понял. Чувствительно благодарен за научение.- Гендальф положил себе на тарелку яичницы, прожевал кусок, запил вином, заговорил снова:
   - Думаешь : ежели подогреть страсти вокруг Аваллона, это заменит морлокскую угрозу, Великий Страх? Я говорю о ситуации (да спасет нас от нее Уина Купальщица), которая... - он примолк, собираясь с мыслями. - Берен подал мне рапорт, касательно возможности полного решения морлокского вопроса в течении жизни одного, двух поколений. Некоторые... старшие товарищи полагают, что ежели этому молодому человеку и ему подобным не дать укорот, событие это произойдет много скорее. Вот тогда действительно...
   - Морлокский вопрос, по крайности для Британии, мог бы быть решен лет сто назад. - Гарданна покончил с беконом и теперь вяло водил вилкой над блюдом с мариноваными миногами, бросая, притом, взоры на золотисто-оранжевый апофеоз акульего балыка. - Если бы... - Гарданна до времени остановил свой выбор на балыке. - Ежели бы не Форност, закрывающий нашему, британскому морлочью дорогу на континент. Возможно поэтому, Бобби, все твои предшественники особое внимание уделяли Форносту и всему Особому району.
   - Я сам сторонник того, чтобы забрать у Крола артиллерию и усилить ею Форност. - кивнул Гендальф. - Нет, пусть старина Кассиус возится со своими дамбами и понтонами, на его парк самоходных истуканов и прочие инженерные подразделения пока никто не покушается...
   - Без артиллерии Топь сожрет все дамбы за полгода, от силы - за год. А ежели до британского морлочья дойдет, что ждет их в ближайшем будущем. - маркиз Арнорский вновь устремил взор на миног. - Похоже - это до них уже дошло, судя по столпотворению в Особом районе. Боюсь, что отнятые у Крола тяжелые ракетометы Форноста не спасут. Боюсь, что Форност вообще фатально, понимаешь Бобби, фатально обречен.
   - Ты же сам говорил, Арагорн, о праве умереть с мечом в руке. Форност мы будем защищать до последней возможности. На континенте тоже живут элои - подданые его величества. Кто знает, что будет, если к тамошнему морлочью добавится еще и наше. Так что... Как говаривал Араторн Великий?... Ну, помнишь - про верность до последней крови. Запамятовал я, а ведь вдалбливали это нам... Не нами это заведено, не нам от этого отрекаться. Иного не дано - не тебе это обьяснять. Ну, еще по одной. Пьем здоровье государя, Ваше Высокопревосходительство!
   Они чокнулись стоя, выпили с приличествующей тосту торжественностью. Сели, зажевали балычком. Гендальф заговорил снова:
   - Топь сожрет за полгода дамбы? Будем строить заново, она будет жрать, а мы строить. Если уж сподобимся решить морлокский вопрос, надо хоть решение аваллонского растянуть... Чтоб те, кто сядет в наши кресла лет через сто, поминали незлым словом предшественников, подкинувших им взамен Великого Страха...
   - Не взамен, Бобби. - Гарданна откинулся в кресле, посмотрел пристально на собеседника. - Великий Страх висит всегда над головами всех живущих, побуждая тех, которые... как бы это сказать попроще? Ну, таких, как мы с тобой. Побуждая нас становиться на Тропу Служения. Ты хочешь заменить Тропу бессмысленными играми ради игр.
   - У Селье про это душевно. - вклинивается в беседу на дисплее Логвинов. - Насчет того, что нормальному человеку никакие игры не заменят ... Он, Селье то-есть, Тропу Служения по простому именует - работой.
   - Да, он пишет об этом в "Стрессе без дистресса", - отзывается Дроздовский, - а вот Хейзинга в "Человеке играющем", скорее напротив: игру трактует как раз как вещь весьма даже... Давай дослушаем.
   - Ты про эти ... камни с неба. Думаешь это серьезно? - тон у Генерального Инквизитора скептический. - Ладно, поламаем и над этим наши бедные головы. Вместе поламаем. Попозже. Спасибо, Арагорн, что не счел за труд заехать ко мне в эту... Не пора ли нам, однако, сменить тему? Как Орхидея? У нее раньше было в обычае возить за собой эдакий походный Цветничок.
   ***
   На дисплее ажурный стеклянный мост, переброшенный через гигантскую расселину, прорезавшую скальный массив. Внизу синеет водная гладь. Покрытый черными пятнами окалины самоходный медный истукан влечет по мосту двухэтажный, бело-желтый фургон. Крупным планом - опоясывающий верхний этаж фургона балкон. На балконе принцесса Орхидея внимает речам маг-полковника Крола.
   - Соорудив канал, - Кассиус Крол куртуазным жестом показал вниз, - перволюди фактически превратили Каледонию в еще один из Британских островов. На сем острове доныне водятся звери, в прочих элойских землях давно исчезнувшие.
   - Звери... - Орхидея устремила взор к вздымающимся к ясному голубому небу горам, покрытым густыми, уже тронутыми осенним золотом, лесами. - Дикие звери из моих детских книжек: медведи, волки, чудовищные волосатые носороги.
   - Наши каледонцы давно уже переименовали Носорога чудовищного в беконного. - улыбнулся полковник. - Надеюсь, ваше высочество, наряду с прочими дарами здешних лесов, вы отдадите должное и носорожьему бекону. А волки и медведи сохранились лишь в самых глухих пущах, да еще, - он снова улыбнулся, - в детских книжках. Когда первопроходцы под водительством Ральфа Мерлина форсировали канал, вся Каледония была такой пущей: дремучие леса, руины, заросшие терновником : обиталища сов и диких пчел, в лесах - залитые расплавленным песком проплешины - настоящие стеклянные поля с чернеющими в трещинах стеблями гигантского древовидного ячменя. Даже морлоки в этих краях редко показывались из подземки: носороги, волки и медведи не чета пастбищным элоям. И вот теперь... - Кассиус Крол жестом радушного хозяина повел рукой.
   Фургон миновал мост и катил мощеной смуглым булыжником дорогой мимо усадеб с дымящими коптильнями, пивоварнями и винокурнями. В их дымке присутствовали ароматы каледонского бекона, ячменного солода, тернового вина и более серьезных напитков, получивших от благодарных ценителей почетные наименования: "Носороговки", "Дуболомовки" и "Ламмермурской можжевеловой убойной".
   - Мне случалось пробовать каледонский бекон в Камелоте; милейший Сэм Наркисс, поставщик двора его величества... Вы знакомы с мэтром Наркиссом, благородный Кассиус? - принцесса оторвалась от созерцания пейзажа, глянула из-под полуопущеных ресниц на Крола.
   - Не знаком, но наслышан. - отвечал полковник. - моя бабушка с материнской стороны была одно время близка с почтенным семейством Наркиссов, много рассказывала мне о деде достойнейшего Сэма - Розамунде. Трудами и изысканиями сего мужа плоть исполнивших свою последнюю волю носорогов смогла воплотиться в тот каледонский бекон, который вы, ваше высочество, изволили откушать в Камелоте . Изволите знать, ваше высочество: охотничьи обычаи запрещают убивать самок и молодняк, лишь старый самец, изгнанный за свирепость из стада, являет собой дичь, достойную благородного ловчего, каковы суть все истинные каледонцы. Мясо же старого самца, не подвернутое процедурам облагораживающим, привкус и запах имеет... Впрочем, прошу покорнейше простить, ваше высочество, подробности эти недостойны ушей прекраснейшей патронессы Гимназии Пламенных Лилий.
   Фургон замедлил свой ход, затем остановился вовсе. На дорогу выходила процессия осанистых, по-военному подтянутых мужчин в гороховых, в талию, сюртуках, с чеканными, желтого металла, розами в петлицах. На огромном серебряном блюде, несомом в голове этой процессии, красовался гомерических размеров кусок копченой грудинки, еще недавно бывший частью чудовищного носорога. За грудинкой следовали другие подношения: бочонки с медом и напитками всех сортов, производившихся на суровой, но щедрой каледонской земле, корзины с яблоками: медвяно-желтыми, румяно-красными, полосатыми, лохани с форелями и омарами необыкновенной величины, кадушки с соленьями... Голова процессии уже подходила к тащившему фургон истукану, а хвост ее еще терялся в окружавших дорогу садах.
   - Это депутация каледонских пенсион-пажей, Ваше Высочество. - маг-полковник Крол отсалютовал депутации по всей форме. - Означенная депутация желает засвидетельствовать Вашему Высочеству...
   - Пенсион-пажи это?... - Дроздовский глянул вопросительно на Логвинова.
   - Ну, ежели по - простому это так. - пустился в объяснения Андрей Кириллович. - Ломает человек службишку в подземке, тянет лямку по полной программе, но все ж - на правах панцер-пажа, в третьей линии: за спинами бла-ародных кавалеров. Приходит ему срок сдавать экзамен на оруженосца (в пажах больше семи лет служить не положено). Сдал, прокантовался еще годик, другой в оруженосцах, производят его в первый офицерский чин портупей-кавалера(во флоте это называется дракар-кавалер). А как ты теперь есть бла-ародный кавалер, изволь в первую линию: на правах этого самого бла-ародного. Иным такая перспектива не представляется заманчивой( в среднем процентов пять бла-ародных, каждый год исполняют свою последнюю волю в подземке). Есть, которые из пажей, не желающие превзойти в бла-ародных и занять свое выслуженное, законное место в первой линии. Такие(их процентов девяносто, которые жисть правильно понимают) выходят в отставку с мундиром и пенсионом и называются пенсион-пажами. В Каледонии их много: там основная рабсила на плантациях - пленные морлоки. Ну а кто ж лучше недоблагородного пенсион-пажа управится с простым морлокским человеком? Ну и, ежели в подземку нужно за чем смотаться, так нон проблем: они ж все прошли Испытание Тьмой, всяческими голосами с инфразвуком их на испуг не возьмешь. Правда, в подземку они не шибко рвутся - надоела она им всем горше серы горючей. Понять по-человечески можно - зачем же семь лет уродовался, чтоб опять слушать эти самые Голоса Тьмы, век бы их снова не слыхать.
   - Вы конечно же знаете, благородный Кассиус, что эта латунная роза пожалована им императрицей Гортензией, в качестве некоей компенсации, за Цветник Леопарда, куда пенсион-пажи недопускаемы. - Орхидея одарила носителей латунной розы величаво-ласковой улыбкой. - Быть может вы, как здешний уроженец, подскажете мне какой-нибудь жест в этом же роде - дабы подчеркнуть грань, отделяющую защитников элойского мира и строителей Аваллонского Моста от добрых каледонцнев, собирающих в житницы свои... Нет, я преисполнена уважения ко всем законопослушным обывателям, верноподданым его величества, но... Вы меня понимаете, полковник...
  
   ***
   - Панцер-паж Эдмунд Тофелла, честь имею быть слугой господина ротмистра. - панцер-паж лет на пять старше ротмистра , тон его рапорта несколько снисходителен. - Прислан в ваше распоряжение штандарт-командором Брауном.
   - Присаживайтесь Тофелла. Давайте-ка мы с вами для начала по кружечке - жарковато сегодня и... тоска... Пиво у нас от милейшего Оливье, он, выйдя в отставку, обосновался неподалеку отсюда и стяжал с тех пор лавры лучшего пивовара Каледонии. - ротмистр Финвэ придвигает к вновьприбывшему запотевший пузатый кувшин , достает из железного шкафчика рядом со своим креслом видавшую виды оловянную кружку с замысловатым геральдическим изображением на боку - В смысле закуски здесь, кажется, только... - ротмистр некоторое время изучает содержимое шкафчика, скептически хмыкнув, извлекает синюю фаянсовую тарелку с грудой жареной рыбы. - Какими судьбами к нам?
   - Откомандирован из расформированной свиты, исполнившего свою последнюю волю, - Тофелла развернул плечи, на миг закаменел лицом, - благородного Анемона Урунгарна.
   - Урунгарна? ... ротмистра Серых Кирасир? Он, стало быть, уже квартирует в Чертогах. - Финвэ кивнул, как бы услышав подтверждение чего-то, ему уже известного. - Что ж - все когда-нибудь войдем в тамошнюю компанию. А с этим краснодеревщиком, купившим у него мундир, палаш и родовой замок, как бишь его?
   - Розан, - подсказал Тофелла, - Розамунд Розан. Им занимается Сокровенное Присутствие, дело вроде поначалу оказалось простое: статья девятьсот семнадцатая - папаша Арагорн уже отвез было топор в Арсенал - на предмет заточки, ну и вообще: топор-то без дела провалялся лет пятьдесят. Душевно признателен, господин ротмистр. - панцер-паж окунул в пивную пену свои редковатые щетинистые усы. - Денек сегодня, верно изволили заметить, жарковат, прямо как летом, где - нибудь в Корнуэлле. Пока сюда добрался... Восполнить убыль жидкости весьма желательно. Ваше здоровье, господин ротмистр.
   - Что за девятьсот семнадцатая? - Дроздовский повернул голову к Логвинову.
   - Статья девятьсот семнадцатая Положения о Недреманном Попечении: "Посягательство на родовое имущество, сиречь майорат, Доблестного и Прекрасного Носителя и Повелителя Меча, совершенное посредством обольщения означенного Меченосца звоном золота или иными презренными путями и способами." - со вкусом цитирует Андрей Кириллович. - Органическое общество, ежели по Соросу, нашему Джорджу: " Права и титулы наследуются, но не являются предметом собственности". А значицца и купли-продажи. А кто, как этот Розан, норовит за свои кровные замок приобрести, чтоб ( как мы есть при деньгах) понимать себя не хуже всяких-разных бла-ародных Меченосцев... Таким крутым созидателишкам светит девятьсот семнадцатая и спецобслуживание от папаши Арагорна.
   - Но, вследствие сердечной склонности некоей персоны, - панцер-паж со значением глянул на ротмистра, - дело приняло иной оборот: Розан отделался отправкой на излечение от пьянства в этот... как его, который при Народном Лицее, спецпансион.
   - На излечение? - ротмистр снова наполнил кружки. - В смысле?...
   - В рассуждении того, что он приобрел замок и напялил неприсвоенный мундир по дури и пьяни - Тофелла с поклоном взялся за свою кружку. - а в пансионе этом, вроде как бы, от таких вещей лечат.
   Хеппи энд с элементами политической психиатрии. - комментирует Логвинов. - Розану пофартило - на его Жасминочку положил глаз другой Арагорн - не папаша, а который Седьмой, он же Громоподобный - император Британии, Арморика и всех элойских стран. Так что Розану вместо девятьсот семнадцатой светит стать отчимом особы императорской крови - не было бы счастья...
   ***
   - Да, эти, вломившиеся в Храм Изобилия на самоходном истукане могут быть признаны безумцами. Но -... Гаук не успел завершить свою сентенцию, его изображение в Ящике Призраков заволокла круговерть белых мух. Гендальф с досадой стукнул кулаком по верхней, фанерованной под орех плоскости Ящика. Мухи исчезли, Гаук с признательностью поклонился и продолжил:
   - Но из чего следует, что безумные поступки, есть поступки противоестественные? Гендальф только молча поднял брови и Гаук развил свою мысль:
   - Безумие есть одна из ипостасей хаоса, беспорядка. Беспорядок устанавливается сам собой - следственно отвечает естественному ходу вещей. Для наведения же порядка надо прилагать усилия, означенный естественный ход вещей нарушающие. Можно сказать насилующие естество, в том числе и естество природы человеческой.
   - То-есть то, что случилось с Храмом Изобилия есть следствие некоего естественного хода вещей, который до сих пор нарушался. - быстро спросил Гендальф. - И чем, по вашему мнению, благородный Гаук, нарушался этот естественный ход вещей. Или, может быть, не чем, а кем? Кто насиловал природу человеческую, не позволяя ей окунуться в столь естественное для нее безумие? Быть может Империя, ведущая вековечную войну с исчадиями Великого Страха и подчиняющая весь строй жизни разумной дисциплине. Дисциплине, без коей ведение этой великой войны было бы решительно невозможно?
   - Империя, ваше превосходительство, это лишь симптом (да позволено будет мне употребить термин медицинский) - благосклонно покивал Гаук. - Первопричиной же, сдерживающей всевластие безумия в нашем мире был именно Великий Страх. Ведь, если бы не было Великого Страха и его исчадий...
   -Империя была бы не нужна. И если морлоки будут истреблены... - Гендальф примолк, покусывая ноготь.
   - Это притом, ваше превосходительство, что Великий Страх и без Империи, еще до явления Странника успешно хранил элойский мир от безумия. - Гаук посмотрел на Гендальфа сочуственно. - Посудите сами, ваше превосходительство. За тысячи лет существования Фарфорового Дворца никто из элоев даже близко не подходил к нему. Страх, страх не только перед морлоками, но хранительный страх перед Неведомым удерживал их от этого хранилища мудрости перволюдей на почтительном расстоянии. А ежели бы этого страха не было, какой-нибудь недоумок, желая покрасоваться перед своей подружкой, проник бы во Дворец добыл бы там зажигательные средства и устроил лесной пожар, по сравнению с которым случившееся в Храме Изобилия - так, небольшая неприятность. Но элойский недоумок, хранимый страхом перед Неведомым, такой пожар устроить бы не смог. Для этого потребовался Странник, вдохновленный красотой Божественной Уины Купальщицы. Во всяком случае так пишет пророк перволюдей Уэллс.
   - Ваши парадоксы, ротмистр, есть явное злоупотребление свободой суждений.- Гендальф посчитал необходимым вклиниться в гауковский поток сознания.
   - Я могу себе это позволить. - с живостью возразил Гаук.- Ведь в данный момент с точки зрения юридической я всего лишь призрак. К тому же призрак лица незначительного, не связанного интересами службы, призрак персоны, чье душевное здоровье сомнительно. Так что я и не такое могу себе позволить. Иное дело вы, ваше превосходительство. Вы - Генеральный Инквизитор. И вести в служебное время и в служебном помещении сомнительные разговоры вам не к лицу. Пусть даже вы ведете эти разговоры с призраком. Что позволено призраку какого-то там Гаука, то не позволено Генеральному Инквизитору сэру Роберту Гендальфу.
   ***
   - А если бы стало вполне очевидно, что Всеблагой Всевышний не всемогущ, что Владыка Тьмы сильнее? Неужто вы, Ваше Величество, ушли бы из под знамен Всевышнего, Странника и Божественной Уины Купальщицы?
   - Бросать знамена, которым присягал, противно законам чести. А что в этом мире прочнее законов чести?! - император оглядел сверкающий серебром заупокойных панцырей амфитеатр Чертогов Предков, затем обратил взоры на арену. - Однако же, сэр Хью, в Чертогах надобно развлекаться. Не правда ли, Жасмина Розан неподражаема в роли патронессы ?
   На арене разворачивается действие назидательного водевиля "О наказании, раскаянии и исправлении некоего маг-штандарт-кавалера, пренебрегавшего обществом дам ради служебных занятий".
   Бойкая смуглянка с нарисоваными жженой пробкой усами с очаровательной серьезностью изображает бессердечного службиста. Патронесса Гимназии Пламенных Лилий плетет сеть куртуазных интриг, целью имеющих вернуть заблудшего штандарт-кавалера в Цветничок. Усилия эти венчаются блистательной победой: в финале коленопреклоненный грешник смиренно умоляет поручить ему службу пугала в гимназическом саду - "Дабы милые девицы..." В завершающем водевиль дивертисменте - круговерть кружевных юбок, блеск бутафорской воинской мишуры, прельстительное мельканье затянутых в гвардейские лосины божественных ножек.
   - Такое у них, в Чертогах, уже сто девяносто лет: круглосуточный бал без выходных и перерывов. - завистливо замечает сидящий у дисплея Логвинов. - " Прелестные Соперницы Вечности, сменяя друг друга, поют и танцуют в свете фиалов, дабы вечно царили радость и красота в обиталище исполнивших свою последнюю волю Доблестных и Прекрасных Носителей и Повелителей Мечей".
   Сидящие рядом с заупокойными панцырями живые кавалеры не участвуют в танцах на арене - это было бы бестактностью по отношению к хозяевам Чертогов. Колено Арагорна Громоподобного, посылающего Жасмине воздушные поцелуи, непринужденно касается среброкованого латного сапога Анемона Урунгарна. Заупокойный панцырь означенного доблестного Меченосца, прибыл в Чертоги недавно и ,согласно обычаю, первое время находится в императорской ложе.
   - Я всенепременнейше изучу, сэр Хью, ваши резоны, касательно важности Аваллонских дамб. - император на мгновение отрывается от зрелища на арене. - Но... Не сейчас. Всему свое время, благородный Мерлин.
   ***
   - То ли эти колеса месят Топь, то ли Топь крутит эти колеса... Наше дело наблюдать и протоколировать: какие колеса на какой манер вращаются. Зачем? - Финвэ усмехнулся. - Про то ведомо только генералу Мерлину, да, разве еще, Владыке Тьмы.
   Всю дальнюю стену вырубленного в скале тесного бункера занимает излучающее бледный зеленоватый свет зеркало. В туманной глубине зеркала угадываются контуры чего-то подобного часовому механизму. Вот этот механизм пришел в движение. Сидящий за массивным столом рядом с зеркалом паж обмакнул перо в чернильницу, раскрыл толстую шнурованную книгу, понаблюдав какое-то время за зеркалом, записал что-то.
   - Занимайте свое место, Тофелла. - Финвэ кивнул на пустой табурет рядом с пажом-наблюдателем. - Джослин! Введите нового товарища в курс дела. Я пошел, ребята. Не расслабляйтесь - в комплект к Кролу и Мерлину Владыка Тьмы добавил нам еще и Гендальфа. Он, говорят, только что из под Форноста, не знаю - сумеет ли его убедить Крол, что мы тут не отлыниваем от подземки. Как по мне - морлоки не в пример приятнее Топи: все таки - мы Меченосцы - наше дело рубить белесую мразь, а не... Но... Приказ - есть приказ.
  
   * * *
   Синяя звезда запуталась в черных ветвях, мимо нее трудолюбивой букашкой ползла по темному осеннему небосводу желтенькая звездочка поменьше - то зарываясь в рваные облака, то вновь открываясь взгляду. Орхидея отвернулась от окошка, глянула снизу вверх на стоящего рядом Кассиуса Крола.
   - Эти патрульные звезды отправлены в Верхний Мир перволюдьми для сбережения... - Крол примолк, прислушиваясь.
   - Нашего милого Элойского Эдема, - Орхидея бросила через плечо взгляд на вверенный ее попечению салон на колесах - оазис безмятежной радости бытия, светящий теплым светом своих окон в ноябрьской ночи. Убедившись, что походный Цветничок функционирует как положено, вновь повернулась к Кролу:
   - А Аваллонская Топь?...
   - Недра Топи порождают, по мере необходимости, новые патрульные звезды, отправляя их в Верхний Мир через Изумрудный Рог. - с военной четкостью ответил на недосказанный вопрос принцессы комендант. - Она же (Аваллонская Топь) до времени охраняет... - донесшийся снаружи тяжкий гул заглушил последние слова Крола. - Прошу покорнейше простить меня, Ваше Высочество, вынужден срочно покинуть вас - служба.
   Гул повторился, раз и еще раз, вслед за ним раздались громоподобные удары. Алый беглый огонь высветил древний каменный остов, стоящий в придорожной чаще. Фургон замедлил ход, затем с лязгом остановился, стал тихонько двигаться вспять, снова остановился, как можно было видеть в окно, возле караульной вышки. Крол, поклонившись, поспешно вышел из салона, болтавшие с воспитанницами Орхидеи офицеры последовали за комендантом, но вскоре вернулись, ведя с собой на посеребреной цепочке, уморительно выступавшего на задних лапах медвежонка. Этот новый гость вызвал бурю восторга у примолкших, было, гимназисток. Худощавый, подобный кузнечику штандарт-кавалер извлек из-за борта мундира флейту, приложил ее к губам. Соперницы Вечности образовали щебечущий, сияющий нежными красками круг. Исторгнутый из каледонских дебрей звереныш под томительные звуки флейты косолапо затоптался в этом кругу. Орхидея тихонько покинула салон, стала подыматься по устеленной полотнищами лунного света лестнице наверх - на крышу фургона. Снаружи донесся раскатистый стук лошадиных копыт - все ближе и громче. Затем - снова звук подков по каменистой дороге - уже удалявшийся.
   - Полковник Крол просил меня передать вам, прекрасная Орхидея, свои нижайшие извинения. - генерал Гарданна, позванивая шпорами, спускался навстречу принцессе, из-за его плеча заглядывала внутрь фургона полная луна. - Интересы службы потребовали немедленного убытия полковника на полигон. Крол также просит Ваше Высочество изменить маршрут. Я, со своей стороны, - Гарданна поклонился. - присоединяюсь к просьбе старины Кассиуса: путешествие вдоль кромки Аваллонской Топи становится небезопасно - эта дама решила, похоже, продемонстрировать все свои прелести.
   ***
   Окованная корабельной медью тяжелая дубовая дверь со скрипом приотворилась, в образовавшуюся щель мягко перетекло по полу зеленовато светящееся щупальце. Приняло форму шестипалой руки, потянулось к человеку, трубно храпящему на походной кровати у дальней стены. Храп прекратился, ротмистр Финвэ чуть приподнял голову, нащупал стоящий у кровати сапог, запустил им в нежданного ночного гостя, щупальце отпрянуло за дверь. Ротмистр опустил голову на подушку, собрался, было, почивать и дальше, но затем резко встал на постели, вслушиваясь в хриплые рулады за дверью. Узнал голос соседа, штандарт-командора Брауна - виртоузного ругателя и не дурака выпить. За узким окном-бойницей послышались гул дальней каннонады и тревожное пенье рожка. Финвэ выдернул из ножен висящий у изголовья палаш, кинулся, в чем был, в коридор. Отшвырнул ногой валявшийся на пороге сапог, закрываясь дверью как щитом, сделал наугад выпад в клубящуюся за ней зеленую мглу .
   - Финвэ! Назад! - Браун в одном исподнем стоял в дальнем конце коридора, в поднятой руке его рдел гранатный запал.
   Финвэ рванулся назад, прикрыл дверь, успел вжаться всем телом в каменную нишу-шкаф. За дверью грохнуло, она качнулась и повисла на одной петле, в комнату потянуло едким дымом. Затем грохнуло снова, дверь сорвалась с петли и рухнула внутрь комнаты.
   - Финвэ! Жив? Цел? Штаны надеть не забыл? - полуодетый Браун заглядывал в дверной проем. - Живо за мной, к истукану, тому - с восьмиствольным. Пропишем этой... - конец брауновской фразы заглушен залпом береговой батареи. По крутой узкой лестнице они выбрались на крышу казармы, истукан, вооруженный многоствольным турельным ракетометом, стоял на своем месте у кордегардии. Финвэ прыгнул на ходовой мостик истукана, занял место водителя, взялся за рычаги, Браун, гремя чудовищными словами, сдергивал чехол с ракетомета.
   На поверхности Топи вздувались, наползая на берег огромные тяжелые валы, буро-маслянистые в осеннем блеске полной луны. Сияние Изумрудного Рога соперничало с этим холодным, золотым блеском. Устремленная к Рогу дамба порой почти скрывалась под волнующейся плотью Аваллонской Топи. Наползавшие на берег тяжеловесные валы, вытягивались в мерцающие мертвенно-зелеными огоньками ветвящиеся щупальца. Щупальца эти оплели приземистое здание казармы, вползали на батарею, подбираясь к штабелю огнеприпасов.
   - Дави тех, что лезут к батарее. - скомандовал Браун. - А я помогу огоньком нашим в казарме .
   Финвэ привел истукана в движение: под медными великаньими стопами загудела земля, следом за тем зачавкала липкая буро-зеленая масса, окруживший батарею лес щупалец затрепетал, словно терзаемый болью и страхом. Браун у ракетомета изрыгнул хриплую кощунственную мешанину с упоминанием интимных подробностей из биогафий и родословных Владыки Тьмы, Уины Купальщицы, Всеблагого Всевышнего, Странника и госпожи Аваллонской Топи. Финвэ оглянулся. Возле самого берега вздымался гигантский вал, за ним вспучивался другой - выше: маслено-бурая гора с кудреватым фосфоресцирующим гребнем. У дальнего конца дамбы трясина тужилась, рожая еще одно чудище. Батарея дала два залпа, но как-то растеряно, вразброд; и вот она уже захлеснута беснующимися исчадиями Топи.
   - Жми на дамбу! - Браун оставил ракетомет и возился с запалом заложенного в чрево истукана фугаса.
   Финвэ внутренне подобрался, развернул истукана, пустил его галопом, в минуту одолел половину дамбы; здесь пришлось сбавить аллюр - медные истуканьи ноги вязли в трясине. Накрыло почти у края дамбы. Нечеловеческая сила выдернула Финвэ из кресла, вознесла к льющему кроткий лунный свет небу. В лощине меж двух валов он увидел торчащие медные ноги. В клубке извивающихся щупалец Финвэ заскользил вниз и вперед к темному, изредка озаряемому багровыми вспышками берегу. Затем - тяжкие громовые удары, ярый вопль Аваллонской Топи. Близкий берег высветился кровавыми зарницами, на фоне луны медленно, как в кошмарном сне , закувыркалась вырванная с корнем из своего механического сустава истуканья нога. Хватка пеленающих тело Финвэ щупалец ослабла, они расползались в жидковатую слизь. Он пошел по колено в этой слизи к берегу, услышав дробный стук копыт, поднял голову, заметил в тени неблизкого леса теплые золотистые огоньки: в два этажа - один над другим.
   ***
   - В сорочке родился ваш ротмистр, ребята. - плац-адьютант улыбнулся Джослину и Тофелле. - Надо же! Был на мостике взорванного истукана вместе с исполнившим свою последнюю волю Брауном и... Выбраться живым из разбушевавшейся Топи! И как разбушевавшейся?! Такого не запомню даже я. Чтоб Топь полезла в казармы, на артиллерийские позиции! Нет, положительно, над головой Гладиуса Финвэ... Не иначе как моления некоей прекрасной дамы достигли слуха Уины Заступницы. - адьютант подмигнул пажам. - Но об этом - молчок, ребята! Дальше Аваллона, конечно, как говорится, не пошлют, но... Обет служения прекрасным дамам, почтение к царствующему дому... Что-то я разболтался нынче. Итак, ваш ротмистр прокантуется с недельку в госпитале. И в каком госпитале! Ее Высочество принцесса Орхидея соизволение дала о преобразовании своего поезда в госпитальный. К нему прицепят спальные и кухмистерский фургоны, путешествующие с Орхидеей гимназисточки... Все таки этот Финвэ действительно счастливчик. Ну а вы эту неделю тоже погуляйте - без командира боевой свите нести строевую службу не положено. Как убить это время учить вас, полагаю, не надо. В Цветничок пажам дорога, конечно, заказана, ну а про то, что творится в задних комнатах таверен, знает только Божественная Уина Купальщица. Свободны. - старый служака снова улыбнулся пажам: пощрительно, они, отсалютовав, покинули кабинет, направились в казарму - собираться в нежданно-негаданно приваливший отпуск.
   - Чего это он нам талдычил про моления прекрасной дамы и почтение к царствующему дому? - нарушил молчание Тофелла.
   - Финвэ ротмистра получил через чин, по протекции Орхидеи. - отозвался Джослин. - Во время ее путешествия с девочками по Темзе что-то там стряслось с буксирным истуканом и он имел случай показать себя. Кстати, тогда его напарник тоже ... ну - исполнил свою последнюю волю. Можно было б подумать... Так ведь нет - я же сам видел как он гнал истукана по дамбе, сам я Финвэ выволакивал из трясины... потом - после того как Браун рванул истукана. И под Форностом, ребята рассказывали, его шарахнуло головой о камень - шлем снимали с кузнецами, хорошо - подшлемник толстый, пробковый. Может и правда, у него рука... там... - Джослин с усмешкой, закатив глаза, кивнул подбородком вверх. Сидящий за дисплеем рядом с Женей Ветчинкевич профессор Толстов бросает на нее испытующий взгляд, Женя отвечает ему взлядом вопросительным, профессор, несколько смущенный, вновь обращает свое внимание на дисплей.
   - Что рука наверху у него есть, это понятно. - вновь заговорил Тофелла. - Это ж надо - сама Орхидея, парень точно - везунчик.
   - Поговаривают, что он бегает от нее из гарнизона в гарнизон, а она... - отозвался Джослин. - Но об этом болтать... Может Молчуну Дику и вправду - дальше плац-адьютанта в здешней дыре дороги нет, а нам еще служить и служить.
   - Собираешься дальше служить? - бросил вскользь Тофелла.
   - Ну, а что - в пенсионишки что ли... - гляув на плотную основательную фигуру собеседника Джослин оборвал фразу на полуслове.
   - Пенсионишки... - прервал неловкую паузу Тофелла , - набрался ты, как я погляжу, глупостей от благородных. А малый вроде бы - не дурак. Где служить то? В подземке работы благородным скоро не будет вовсе. Морлока не сегодня-завтра изведут под корень.
   - На наш век хватит. - отозвался Джослин.
   - На наш...? - ухмыльнулся Тофелла. - Конечно, если торопиться свернуть себе шею, лезть на рожон, чтоб орхидеевы девки в Цветничке...
   - Орхидеевы девки?! Ты, все таки, слова выбирай. - Джослин вприщур глянул на Тофеллу.
   - Виноват, господин панцер-паж. - осклабился тот. - С тобой, парень, я погляжу, говорить по делу рановато еще. Но все ж послушай, повари своим котелком. Сейчас Меченосцы всем нужны. А угробим мы Великий Страх...
   - Ну и что ты предлагаешь? - под насмешливым взглядом товарища Джослин поостыл. - выходить в отставку, устраиваться помощником лесничего в каком-нибудь замке или Убежище Уины. Или осваивать ремесло пивовара, как здешние... - он сделал паузу. - кавалеры Латунной Розы.
   - Ну уж, чем повенчаться с безносой в подземке, лучше лесничим, где нибудь в глуши с пастбищными... - Тофелла снова ухмыльнулся. - девами. Они, как на мой вкус, ядренее. Виноват, господин панцер-паж, это не я, это Феанор так отрезал какой-то... некоей даме, которую заело, что он не рвется в Цветничок, а больше ходит по пастбищным. Дескать: "Что поделаешь, благородная госпожа, они - свежее". Весь Камелот ржал. Феанор, он, если скажет... Знаком с Феанором?
   - Кто ж не знает Артура Феанора. Не слыхал - он что: так и застрял в пажах из-за этого экзамена по стихосложению? Ему б давно уж в офицерах ходить, вояка, дай Уина каждому, а из-за каких-то стишков...
   - Пока числится в пажах. "Вечным пажом" его кличут. Потому как в пенсионишки... - Тофелла с той же ернической ухмылкой глянул на Джослина. - Потому как в отставку Феанор, похоже, не собирается. Сходил с Эрнестом Гарданной к Гнездовью. Вообще то их только двое оттуда и вернулось - Феанор и какой-то оруженосец, которого он на себе вытащил.
   - А что слышно про самого Эрнеста?
   - Числится вроде как без вести пропавшим. Впредь до выяснения. Но! - Тофелла со значением глянул на товарища. - Те, кто умеет держать нос по ветру, думают, что, когда Эрнест Гарданна найдется, всем этим танцам с безносой в подземке прийдет конец. И тогда Созидатели Насущного потребуют урезать военные расходы. Даже не урезать, а вообще... Так что: тяни лямку, парень, выслуживай офицерские погоны - повесишь их потом на гвоздик в...
   - Поеду на континент, в Арморик. - перебил Джослин. - там возле выходов из Мории...
   - Можно и на континент, в графство это, новое...
   - Сюрморийское, в нем сейчас графом сам государь.
   - А можно, - наставительным тоном продолжал Тофелла. - по умному. Серьезные люди из созидателишек, вроде мэтра Лафкина, давно глаз положили на подземку и глухомань всякую морлочью, вроде Кембриджа. Там есть что взять. Но тут поперек дороги этим самым серьезным людям стоит морлокский страх и благородные, которые с ним управляются. Пока есть морлокский страх, благородные на коне, созидателишки у них на подхвате - все: вплоть до канцлера Казначейства и имперского прокурора. Конечно, деньжонки не бог, но с полбога будут - покупают и благородных, если не прямо, то, скажем, как папаша Наркисс - через баб. Но все равно созидателишки пока у благородных на подхвате - должны помнить свое место. Потому что в подземке никакой ловкач и денежный мешок не сработает, там нужен благородный, которого хлебом не корми, а дай задрать юбку Тьме.
   - Задрать юбку Тьме?
   - Это Эрнест Гарданна так говаривал. Как темняшку именовать положено помнишь еще: Имперская Служба Испытания Тьмы. То-то же. Испытание Тьмы, стремление в Неведомое. Меня, к примеру, от подземки с души воротит. А у этих - как похмелье ... Прокантуется с месячишко в Цветничке и опять его тянет в подземку - плясать с безносой. (Никогда не думал, отчего это прозвание такое у орхидеевых барышень - Соперницы Вечности? Вот - подумай). Ладно. Это - пока! - Тофелла наставительно поднял палец. - А когда морлоков изведут под корень вместе с их певунами и Голоса в подземке заткнутся, тогда благородные со всеми их заморочками сделаются не нужны. Нужны будут другие, эти .... ну, которые и есть Созидатели Насущного, одним словом, простые ребята, без заморочек. А парни, знающие, где это самое насущное лежит в подземке... Такие парни должны не упустить то, что само идет в руки. Думай Джослин! Шевели мозгой.
   ***
   - Мы очень любим банановую кашку с молоком! - большеглазая, худенькая как воробышек гимназистка вошла в роль сиделки и готова была, кажется, кормить с ложечки вверенного ее попечению доблестного кавалера.
   Финвэ дернул щекой (последствия контузии под Форностом давали себя знать). Тотчас взял себя в руки, пробормотал слова благодарности. Двигая кадыком проглотил приторное варево, глянул на свою сиделку, как бы спрашивая: что следует еще сделать доблестному кавалеру, дабы прелестная дама оставила его в покое.
   Прелестная дама надула губки и, собрав на поднос порожнюю посуду, скрылась за дверью. Тащившийся черепашьим шагом госпитальный поезд остановился возле кордегардии, подслеповато глядевшей бойницами на дорогу. Плоская крыша кордегардии находилась вровень с окном. (Палата Финвэ находилась во втором ярусе фургона). Упустить такой случай было нельзя. Финвэ рывком опустил стекло, поманил прогуливающегося по крыше пажа-дневального. Шепнул ему что-то. Паж понимающе осклабился, заслонил своей долговязой фигурой окно. На крышу полетело увязанное в косматый кавалерийский плащ небогатое имущество плененного Соперницами Вечности ротмистра. Вслед за своим скарбом нырнул в окно и сам ротмистр. Спустя пару минут одолженный товарищами по оружию конь галопом уносил беглеца в темную чащу каледонского леса.
   ***
   На дисплее опалесцирующая гладь канала, несущего свои воды по дну циклопической каменной трубы. На фоне призрачного свечения воды черный силуэт ходко идущей каналом галеры. Сумрак Подземного Мира прорезан лучом прожектора. В его свете засверкала груда золотых шлемов на носу галеры. Крупный план: мутно глядящая сквозь прозрачное забрало мертвая голова морлокского певуна - видно забыли в спешке вытряхнуть из шлема. Попирая золотую груду сапогами зверовато улыбается черноусый ротмистр в зеленом егерском мундире. Снова крупный план: сапог ротмистра с присохшей к каблуку прядью белесых, в запекшейся крови, морлочьих волос . Перебивка кадров: тот же ротмистр в богатырских обьятиях Арагорна Громоподобного - троекратное ритуальное лобызание, свирепо-радостные улыбки свитских, кисловатая мина на лице Генерального Инквизитора, что-то диктующего своему адьютанту; ликование высыпавших на стены Форноста чинов гарнизона, пажи выкатывающие из подвалов винные бочки, флигель-адьютант спешащий в пиршественную залу с генеральскими погонами для Эрнеста Гарданны - истребителя моролокских певунов. Затем: седая пыль подземки, взвивающаяся под стопами несущегося во весь опор самоходного истукана, подпрыгивающий на его мостике в такт этой бешеной скачке бамбуковый флагшток с навершием в виде золотой совы, черный вымпел Имперской Службы Испытания Тьмы, пойманной птицей бьющийся под лапами совы.
   ***
   Лесная дорога становилась все уже, темные силуэты деревьев и кустов подбирались к ней все ближе. Финвэ давно уж ехал шагом, бросив поводья. Начинал моросить дождик. Финвэ всмотрелся в промозглую темень, углядел впереди кротко мерцающий огонек, направился к нему. Осторожно ступавшая по скользкой, разьезженой дороге лошадь через четверть часа остановилась на перекрестке, перед сложеной из валунов часовенкой. В глубине часовенки, перед образом Уины Заступницы теплилась лампада. От замшелой каменной стены отделилась закутанная в плащ с капюшоном женская фигура.
   - Продрогшие, промокшие и заплутавшие в ночном лесу могут рассчитывать на ваше покровительство, благородный Гладиус? - голос Орхидеи из-под капюшона звучал жеманно-жалостливо. - Или же вы, господин ротмистр, не станете прерывать из-за эдаких безделок свой героический побег? - следом прорезалась скрытая до поры смешинка.
   Финвэ перегнулся с седла , обеими руками ухватив Орхидею за талию, поднял ее на воздух, уложил поперек лошади. Некоторое время раздумчиво разлядывал лежащую перед ним лицом вниз принцессу. Она лежала молча, лишь грациозно взбрыкивала ножками. В дальних кустах беглому герою почудился чей-то задавленый смешок. Бросив в сторону кустов ястребиный взгляд, ротмистр помог Ее Высочеству принять позу более пристойную - дамы, сидящей на лошади впереди кавалера. Принюхался и прислушался. Из боковой просеки тянуло дымком людского жилья, слышны были собачий лай, мычанье коров, временами - конское ржанье: звуки обличавшие присутствие неподалеку фермы или постоялого двора.
   ***
   - Вашему Высокопревосходительству от его превосходительства Генерального Инквизитора. Лично, строго конфиденциально. Имею собственное его превосходительства распоряжение ожидать письменного ответа вашего высокопревосходительства, столько времени, сколько вашему высокопревосходительству будет благоугодно. - выдав набитый до отказа двумя генеральскими титулами рапорт фельдегерь застыл в ожидании, уставившись на Гарданну осатанелыми от бессонной скачки глазами.
   Гарданна взял пакет, расписался у фельдегеря в шнурованой книге, кивком предложил ему временно расслабиться, пошел к себе вниз - читать. Фельдегерь стал прохаживаться по крыше фургона, махнул рукой своему оруженосцу, загораживающему самоходным истуканом дорогу госпитальному поезду. Осененный золотой совой истукан отступил в сторону, госпитальный поезд тронул потихонечку с места. Фельдегерский истукан двинулся обочиной за ним.
   ***
   Крепко срубленный, окруженный бревенчатой оградой постоялый двор темной громадой отражался в воде лесного пруда. С медвежьим добродушием светили во тьме небольшие, забранные узорчатыми коваными решетками оконца. Финвэ проехал через земляную плотину , у ворот спешился, постучал. Оставшаяся в седле Орхидея любопытным оком глянула на звериные черепа, венчавшие колья ограды. Меж кабаньих, носорожьих и волчьих черепов белело и несколько морлочьих. За оградой заходились лаем цепные псы. Затем кто-то прикрикнул на собак, ворота со скрипом отворились, Финвэ, ведя в поводу лошадь, зашел на широкий, мощеный диким камнем двор, снял Орхидею с седла, отдал поводья слуге, другой слуга, с фонарем в руке, повел постояльцев в дом. В сенях стоял осенний, медвяно-свежий запах яблок, наваленных кучами на дощатом крашеном полу. Орхидея взяла одно, с хрустом откусила. Слуга оглянулся на нее, открыл дверь в общую залу, с поклоном пропустил гостей вперед. В общей зале, несмотря на поздний час, было людно и шумно. За длинным дубовым, сработанным на века столом орали песни, пили темное пиво, огненную можжевеловку и золотистый сидр, тискали тугих, краснощеких девиц. Голова носорога над монументальным, похожим на храмовый портал камином взирала на это шумство, надменно оттопырив нижнюю губу. Багровые блики от очага играли в стеклянных глазах зверя, разжалованного из чудовищных в беконного. По медным рельсам, проложеным на середине стола, медленно катило огромное блюдо на колесиках. На блюде - груда горячего, только что из котла, мяса. К блюду тянулись вилки на длинных деревянных черенках, духовитый мясной сок тек по лезвиям охотничьих ножей, крепкие зубы с хрустом взрызались в вареные хрящи. На вновьприбывших никто не обратил особого внимания. Коренастый, осанистый хозяин, углядев под плащом Финвэ офицерские погоны, подошел, с достоинством приветствовал "господина ротмистра и его даму", пригласил их в отдельный кабинет. По глазам Орхидеи было видно, что она непрочь занять место за общим столом, но хозяин изложил свое приглашение тоном непререкаемым, сам проводил новых гостей на их место, отойдя к очагу, сказал что-то хлопотавшему возле него дюжему малому. Тот кивнул, выволок каминными щипцами из горячей золы исполинскую кость, бросил ее на дубовый чурбак. Взял стоявший рядом топор, с молодецким хаканьем разрубил кость, вытряхнул костный мозг на оловянное блюдо, посолил, поперчил, добавил каких-то вареных кореньев. Хозяин сам отнес составлявшее гордость его заведения кушанье в кабинет Орхидеи и Гладиуса. Покорнейше попросил отведать сие яство немедленно, еще горячим, "ибо наше эбердинское рагу, остыв , много во вкусе теряет". Орхидея с завидным аппетитом поглощала пряную, жирную, тяжелую снедь, Финвэ, извинившись перед ней, вышел в общий зал, где приметил Джослина и Тофеллу. Тофелла сидел возле самого камина по правую руку от сухощавого старичка в завитом, серебристо-сиреневом (по последней столичной моде) парике. Рядом, вперемешку с матерыми пенсион-пажами, чинно сидели, весьма схожие с молодым редисом, девицы в бархатных корсажах. Старичок что-то рассказывал, мужчины похохатывали, каледонские девы вторили им звонкими, нежными колокольчиками. С краешку, чувствуя себя явно не в своей тарелке, сидел, прихлебывая пиво из кружки, Джослин. Финвэ дал знак Тофелле, чтоб оставался на месте, поманил к себе Джослина. Испытывая неловкость сказал:
   - Слушай, Джослин, не в службу, а в дружбу. Сгоняй к госпитальному поезду, доложи там... Кролу или Гарданне, что принцесса Орхидея инкогнито находится здесь, под нашей... моей охраной. Они, положим, вероятно и так знают, Гарданна по крайней мере... ну - доложи Кролу, чтоб он не дергался. Заодно прихвати мою лошадь, вернешь ее ребятам с пятого поста, на - вот тебе золотой - купи им здесь от меня согревающего и себя не забудь - тебе положена компенсация за внезапно прерваный вечер в душевной компании. Извинись за меня и себя перед барышнями и сотрапезниками. Да не тянись как на плацу!
   Джослин с видимым облегчением отправился выполнять просьбу-приказание, Финвэ вернулся к Орхидее, уже управившейся с эбердинским рагу и приступавшей к десерту.
   - Куда это вы отослали моего юного родственника, благородный Гладиус? - Орхидея отодвинула занавеску и разглядывала сидящих в общей зале.
   - Вашего родственника, принцесса?
   - Ну да. Этот Джослин Камбрэ, твой панцер-паж... Мы с ним состоим в родстве по женской линии. Он родился в девятом браке благородного Бомуэнда Камбрэ, пятнадцатого графа Каталаунского. У него есть старший брат, так что, скорее всего, шестнадцатым графом Каталаунским ему не бывать. Хотя - как знать, как знать... Так что, помыкая им как мальчишкой... В твоих жилах, мой милый Гладиус, насколько я знаю, графская кровь не течет. Однако, какое здесь сегодня общество! Видишь того старикана в сиреневом парике? Мэтр Лафкин, собственной персоной, богатейший судовладелец Империи, глава Компании Сены и Луары, мог бы стать канцлером Казначейства, но не желает, метит выше - в канцлеры имперские.
   - Имперским канцлером может быть только Меченосец. - заметил Финвэ, - и мэтр Лафкин при всем его богатстве не может претендовать...
   - Пока!... не может претендовать. - перебила Орхидея. - До тех пор, пока герои, пренебрегающие обществом дам ради служебных занятий, не выполнили свое предназначение и не истребили полностью морлоков в Британии. А вот когда они его выполнят, после полной победы Света над Тьмой... Меченосцы сделаются никому не нужны. - голос Орхидеи исполнился снисходительным сожалением. - И тогда Созидатели Насущного, вроде мэтра Лафкина, умеющие ценить чуства женщины и способные украсить ее жизнь всеми радостями роскоши и комфорта, станут играть первую скрипку.
   - Мэтр Лафкин, по всей видимости, прибыл в Каледонию, надеясь получить аудиенцию у Вашего Высочества. - сказал Финвэ, чтобы хоть что-то сказать.
   - И сразу направился на этот постоялый двор. Надо полагать, нашлись люди, указавшие ему это место, столь подходящее для того, чтобы получить аудиенцию у кузины государя. А на случай, если бы эти люди оказались недостаточно расторопны, имеется благородный Гладиус Финвэ, спешаший осведомить на сей предмет свое начальство. - тем же снисходительно сожалеющим тоном отозвалась Орхидея. - Ведь именно за этим вы отослали своего пажа, ротмистр? Такое неусыпное попечение, вне всякого сомнения, трогательно. Быть может, мой милый Гладиус, - принцесса внезапно сменила тон, опустив глаза. - вы полагаете, что я нуждаюсь не только в неусыпном попечении, но и в учительном внушении, к которому вы, кажется, совсем было собрались приступить там, в лесу, возле часовни?...
   ***
   - Итак, мой братец Эрнест, ликвидировал всех морлокских певунов Британии. - Арагорн Гарданна кивнул на лежащее перед ним письмо Гендальфа. - Исчезла сила, направлявшая все устремления нашего морлочья. Гендальф пишет, что Эрнест привел в Форност галеру, груженую золотыми шлемами певунов. Шустрый братец мой сумел пробраться на всебританскую ассамблею певунов и снять с них всех шлемы, вместе с головами, разумеется. Генеральный Инквизитор просит передать вам, Кассиус, что он более не покушается на вашу артиллерию и полагает отныне Аваллон пунктом, наиболее важным для силы и славы Империи. Впрочем, Гендальф, кажется, ничего не успел у вас забрать?
   - Да. - кивнул Кассиус Крол. - Скорее наоборот - по приказанию его превосходительства в мое распоряжение был передан дивизион самоходных истуканов. Правда - передан на предмет ускорения и облегчения переброски под Форност аваллонской артиллерии, буде такая переброска окажется решительно необходимой. Значит - морлокские певуны ликвидированы, не звучать больше Голосам Тьмы. Морлочье теперь станет подобно муравьям, из муравейника исторгнутым. Но муравьи, из муравейника исторгнутые, бывают порой весьма докучливы.
   - Согласен с вами, Кассиус. - Гарданна встал из-за стола, подошел к окну, отодвинув штору стал смотреть на Аваллонскую Топь. - Я, к примеру, предпочел бы иметь дело с певунами, а не с тем хаосом, который мой братец выпустил теперь на волю в подземке. Впрочем, какое бы обличье не принял Владыка Тьмы...
   - Да уж. - соглашается с Гарданной сидящий перед дисплеем Логвинов. Как на мой вкус: тоже лучше дьявол манихеев - такой себе вредитель, с заранее обдуманным намерением напускающий на Форност железные батальоны морлока-гегемона, чем дьявол святого Августина (партийная кличка - хаос).
   - Что это тебя потянуло в демонологию, Андрюша? - отзывается сидящий рядом Дроздовский.
   - Демонологиев читать не сподобился. - отвечает представитель НПО "Завод им. В. И. Михельсона", - а касательно номенклатуры дьяволов - этого я у Винера набрался, нашего Норберта, у него в предисловии к чему-то там по кибернетике про это самое душевно. Кстати, насчет дьявола святого Августина. Что-то я выпустил из виду Алика Воропаева, гения нашего недопризнанного. Он вроде как бы из Харькова с Украины нэзалежной снова перебрался в Верхнеслобожанщину - вовсе уж отвязанную. Все по Ленину - право на самопределение, вплоть до полного опупения.
   ***
   Хорошо, оставим философию. - Гендальф смотрел в Ящик Призраков устало-раздраженно. - Поймите, Гаук, я как Генеральный Инквизитор не могу бороться с мировым законом самовозникающего беспорядка. Не могу и спокойно ждать, когда этот мировой закон породит безумца или шайку безумцев, способных повторить подвиг этих - разрушивших башни Храма Изобилия. Ждать, не располагая никакими нитями, ведущими к сообществу этих безумцев-разрушителей. Я не могу бороться с демоном по имени хаос. Противник, с которым может бороться инквизитор должен быть демоном-вредителем.
   - Если демона-вредителя нет, его следует выдумать. Скажу больше, - Гаук с экрана смотрел на Гендальфа проникновенно.- Не только выдумать, но создать во плоти и крови. Пока есть время. Пока Подземный Мир Британии лишился только морлокских певунов, а не всех морлоков вообще. Пока жив еще морлокский ужас и не родился ужас элойский. Не прикидывайтесь, Гендальф. Прекрасно вы все понимаете. Морлоки, морлоками, но пора силами Осведомительной Службы создавать, как бы это назвать, - Гаук усмехнулся. - отстойники что ли. Отстойники, где соберутся все отбросы общества, те кого лишь морлокский ужас удерживает от откровенного бесстыдного безумия. Сочинить вероучение, драпирующее это откровенное бесстыдное безумие в одежды некоей сокровенной, но, притом, понятной любому недоумку высшей правды. И когда отстойники эти наполнятся... Много себе позволяю? Даже для призрака? Что ж - наступает пора призракам облечься плоью и кровью. Странник для Уины ведь тоже был по существу призраком, образом идеальным, но, ежели говорить откровенно, лишь на краткий миг, обретшим хоть какую-то реальность. А какие чувства вызвал! И главное - с какими далекоидущими последствиями!
      -- ***
   - Проклятущие москали предлагают выдать мне закрытый патент? - Воропаев поднял глаза от неопрятной машинописи, немочно лиловеющей на сером бланке, - Их, москальский закрытый патент! Мне - гражданину, - Альберт Юрьевич приосанился, - суверенной Верхнеслобожанской республики! Куда с такой бедой идти сдаваться господин начальник... Чего ты теперь начальник, Феликс Васильевич?
   - Как и раньше: первого отдела. Первый отдел - он и в Африке - первый отдел. Вечно с тобой сложности. Как тебя на этот раз угораздило ?
   - В Африке, говоришь? - живо отозвался Воропаев. - Как угораздило ? Обыкновенно: подавал заявку в Союзе, а пока мытарили... Очнулся - гипс! То-есть, - он кивнул головой в сторону карты на стене. На карте фломастером были обведены границы нового верхнеслобожанского отечества собеседников. (Феликс Васильевич один из первых принес офицерскую присягу на верность Верхнеслобожанщине).
   - То, что твои изобретения признаны за рубежом, это тебе безусловно - плюс, но... - Феликс Васильевич развел руками,- но что с этим делать?... Никто ни хрена пока не знает и не понимает.
   ***

Его Высокопревосходительству

Генерал-есаулу

Верхнеслобожанского казачьего войска,

народному депутату, профессору Люберману В. И.

  

с. н. с. НИЧ ВГУ

Воропаева Альберта Юрьевича

  

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА

Глубокоуважаемый Василий Иванович!

  
   Обращаюсь к Вам, как к коллеге и патриоту. Человек Вашей эрудиции безусловно осведомлен о том, что достаточно эффективные физические средства воздействия на психику давно известны. Достаточно назвать: эффект "двадцать пятого кадра", способы инициирования припадков, подобных эпилептическим, путем подачи на зрительный рецептор человека его собственного альфа-ритма, инфразвуковые волны страха. Психотропные компоненты всегда могут быть внедрены соответствующими службами вероятного противника в зрительную и слуховую информацию, поступающую с дисплея к человеку-оператору. Между тем, эта информация - единственный фактор, от воздействия которого мы, в принципе, не можем оградить человека-оператора. (Поскольку восприятие и переработка этой инфомации составляет прямую служебную обязанность оператора). В связи с вышеизложенным большой практический интерес представляют способы повышения усточивости человека к воздействию информации, поступающей в его мозг, минуя контроль сознания (защищенности от кодирования, если пользоваться широкораспространенным, но не вполне корректным термином). Указанная проблема решалась нашим подразделением в рамках хоздоговорной темы 6-66-86, выполняемой по заказу НПО "Завод им. В.И. Михельсона". С 1991-го года, финансирование темы прекращено, она выполняется группой энтузиастов без финансирования. По результатам темы было подано 4 заявки на изобретения. По двум из этих заявок еще в СССР были получены положительные решения, по третьей в феврале 1992-го года получено предложение из России на выдачу закрытого патента. Поскольку вопросы выдачи таких патентов между Россией и Верхнеслобожанщиной не урегулированы, указанный вопрос не получил дальнейшего развития. В случае получения хотя бы минимального финансирования имеющиеся заделы и "ноу хау" будут использованы в разработках, имеющих важное значение для национальной безопасности.
  
   С надеждой на плодотворное сотрудничество
   Ваш избиратель
   А. Ю. Воропаев
  
   Воропаев вынул лист из разбитой "Ятрани", перечитал письмо, подписал, положил в конверт с олимпийским Мишкой, протянул конверт сидящему рядом, под пыльным портретом К. У. Черненко, уныло вислоусому мужчине. Мужчина, полковник верхнеслобожанской казачьей сотни, он же - известный в городе врач-нарколог, кивнул, достал из стола потертую кожаную папку, сунул в нее письмо. Положил папку на место, встал , подымая ветер полами одетой поверх спортивного костюма черкески, прошел к стоящему на обшарпаном канцелярском столе самопальному компьютеру (дисплей - переделан из телевизора "Рубин", все прочее из подобных же комплектующих). Взялся за соединенный с компьютером множеством разноцветных проводов мотоциклетный шлем, начал было прилаживать его себе на голову. Но тут за окном взвизгнули тормоза, почти тотчас же по сторонам входной двери возникли двое: глыбообразные, каменноликие, в белых костюмах с эмблемой на нагрудных карманах - багряный цветок сакуры с золотой пятиконечной звездой в сердцевине. Вошел смуглый, бритоголовый человек в наглухо застегнутом, черном, то ли сюртуке, то ли френче. В петлице сюртука-френча горел рубиновой эмалью, такой же, со звездой в сердцевине, цветок. Вошедший в безукоризненном полупоклоне уронил подбородок на грудь, отрекомендовался:
   - Эркинов Тэмуджин Тельманович: верхнеслобожанский пресептор евразийского центра эзотерической медицины " Алая сакура". Весьма желал бы, уважаемый, - он снова поклонился, уже одному Воропаеву, - немедленно видеть в действии Ваши методики и... - он кивнул в сторону компьютера, - аппаратуру. "
   - Я собственно... - начал было Воропаев. Но глыбообразные уже выносили аппаратуру и грузили в стоявший на улице джип. Пресептор, деликатно поддерживая под локоток, поместил на переднее сиденье рванувшегося следом Альберта Юрьевича, сам сел сзади, джип резко взял с места и понесся усыпанными тополевым пухом улицами Верхнеслобожанска.
   ***
   - Абревиатуры у тебя, Андрюша! Это что еще за... - Дроздовский ткнул чубуком трубки в лежащий перед ним листок.
   - Означенная абревиатура расшифрована выше, вот... - Логвинов повел по строке пальцем, - случайно уцелевшие компетентные исследователи. - забываешь советский фольклор, Фил. Нехорошо!
   - А, это из того бородатого анекдота, - усмехнулся Дроздовский, - где эти... случайно уцелевшие фигурируют рядом с Дочерьми ответственных работников, Женами ответственных работников, ну и, конечно же, все мы люди, все мы - человеки, Любовницами ответственных работников.
   - Ну с Дорами, Жорами и Лорами еще можно было не без приятности... - глаза Логвинова заволокла ностальгическая пелена. - а вот партайгеноссе, гэбешники и прочие... - брошенные на науку...
   -Таких, брошенных на науку, и у нас в Бюро предостаточно, - заметил Дроздовский, - право не знаю, Андрюша, зачем ты дразнишь их своими... абревиатурами.
   - Нечто наподобие теста, Фил. Ежели начальство терпит мои, - Логвинов примолк, подбирая выражение, - абревиатуры, значит еще можно работать. Значит фунциклирует еще, - Андрей Кириллыч воздел очи горе, - некий страх, некоторым образом божий, заставляющий простого советского начальника думать немного и о деле, а не только о жорах, дорах и лорах. Да нет, я и сам за силу и славу русского оружия, за баб-с, завсегда готов всей душой и всем телом, но... Как это у Окуджавы? "И как ни сладок мир подлунный, лежит забота на челе, не обещайте деве юной любови вечной на земле".
   - Ладно, оставим пока это, - Дроздовский снова глянул в лежащий перед ним текст. - Итак, твой Чингиз...
   - Тэмуджин, - поправил Логвинов, - Тэмуджин Тельманович Эркинов; к пресепторам надлежит со всем уважением... Эркинов в Вернеслобожанщине и Украине вербует означенных случайно уцелевших для нужд нашего... Ну, для чего надо для того и вербует.
   ***
   - Остров Бомон, о коем толкует генерал Гендальф, по природе своей не более как циклопическая куча мусора в открытом море, милях в ста западнее маяка Эдвингард. Куча, высыпанная некогда перволюдьми в море, ныне покрытая густыми зарослями гигантского чертополоха и заселенная, в позапрошлом столетии, всяческим, с позволения сказать, человеческим чертополохом. Бомонцы отличаются вздорным и буйным нравом, пристрастием к горячительным напиткам и, после употребления оных, склонны к бурному изьявлению патриотических чувств. Избавленные на своей мусорной куче от Морлокского Ужаса они не нуждаются в покровительстве Империи и, более того, питают непримиримую наследственную вражду к дому Каллингов. Вражда эта вспыхнула после того, как славный представитель сего дома принц Ансельм Медноликий, троюродный прадедушка Вашего Величества, - Мерлин поклонился императору, - избавил остров от ужасного крылатого дракона.
   - Обьяснитесь по сему последнему пункту. - отрывисто бросил император. - У меня он, признаться, вызывает некоторое недоумение.
   - Означенный дракон был увечен, дряхл и немощен, к полету не способен, но лишь ковылял по острову, оберегая его, как полагали бомонцы, от Морлокского Ужаса и прочих напастей. Притом, в помете сего монстра кишели во множестве черви, весьма пригодные, в качестве наживки, для ловли трески. Скармливая дракону ротозеев, стариков, больных, увечных, сварливых жен, склонных к поэтическим грезам молодых людей и прочих - им подобных, бомонцы пребывали в довольстве и благополучии. И тут в гавани острова бросает якорь военное судно, командиром на коем был в ту пору, - Мерлин снова поклонился императору, - означенный принц Ансельм, троюродный прадедушка Вашего Величества. Неблагоприятные ветры заставили его две недели простоять в сем навевающем тоску месте. Как-то поутру, выйдя на палубу, доблестный прадед Вашего Величества узрел ковыляющего по берегу дракона. Как пишет в своих мемуарах Ансельм Каллинг, поначалу он помыслил, что дракон есть лишь греза, навеянная камаргским ромом - единственным средством от скуки в тогдашних обстоятельствах. Желая подтвердить или же опровергнуть свою гипотезу, благородный Ансельм приказал свистать всех наверх и дать по означенной грезе залп из всех орудий левого борта. Каковой залп прекратил земное существование дракона, что вызвало великий гнев и неутешную печаль бомонцев, полагавших, как уже было здесь сказано, дракона своим защитником от морлоков. Желая возместить островитянам потерю сего защитника, Ансельм Медноликий оставил на острове небольшой гарнизон. Первое время все успокоилось, но затем между сильной половиной бомонского народонаселения и чинами гарнизона, вследствие соперничества за благосклонность местных дам, возникли трения. Трения завершились приснопамятным событием, вошедшим в бомонские предания и традиции под именем "Великого майского мордобоя за помин души невинноубиенного дракона". К счастью, к этому времени выяснилось вполне, что остров не связан никак с Подземным Миром, морлоки ему никоим образом не угрожали, не угрожают и угрожать не могут. Следственно - гарнизон можно эвакуировать со спокойной совестью. Означенная эвакуация весьма подогрела патриотизм бомонцев, посчитавших ее бегством устрашенного вышеописанным майским мордобоем имперского гарнизона. На волне сего патриотического подьема был провозглашен суверинитет Бомона, а вышибала единственного на острове кабака Питер Макдаун был провозглашен королем бомонцев, покровителем и защитником крылатых драконов. Женившись на дочери содержателя кабака Юдифи Златоволосой (в девичестве - Рыжей Джуди) Питер Макдаун стал родоначальником бомонского царствующего дома. В начале своего правления первый венценосный Макдаун обнаруживал качества тирана и деспота. Но затем, вследствие регулярных головомоек от Юдифи, Питер воспылал столь искренней любовью к свободе, что даровал бомонцам конституцию.
   - И вот теперь на Бомоне нашел прибежище патриарх морлокствующих? - вопрос императора был обращен к Гендальфу.
   - Да, государь, -отвечал тот, - об этом есть вполне достоверные известия, в деле о разрушении Храма Изобилия имеются веские улики против морлокствующих и их патриарха, а среди трупов безумцев, вломившихся на самоходном истукане в Храм Изобилия, некоторые явно принадлежат уроженцам Бомона. Посему, полагаю необходимым представить на утверждение Вашему Величеству приказ о подготовке десанта на Бомон: для захвата, вкупе со всеми присными его, злокозненного самозванца, с сугубой дерзостью именующего себя патриархом злодеев-морлокствующих .
   - Но десант чреват трениями с бомонцами. Серьезными трениями, могущими нанести вред престижу Империи. - подал голос Мерлин.
   - Его королевское величество Чарльз III Макдаун Бомонский вчера подписал совместную с его императорским величеством, - Гендальф поклонился Арагорну Громоподобному, - декларацию о начале великой священной войны против морлокствующих.
   - При сем я имел случай на деле доказать, что истинный Меченосец способен перепить даже представителя династии кабатчиков и трактирных вышибал. - усмехнувшись вставил император.
   - В силу означенной декларации и изданных на ее основе приказов и инструкций, - снова поклонившись продолжил Гендальф, - вся полнота власти на Бомоне до завершения операции против морлокствующих будет принадлежать полковнику Мордонту, командиру осуществляющего операцию батальона имперской фельд-жандармерии. Сразу после высадки батальона Великий Канцлер королевства Бомон обьявит мобилизацию всего мужского населения острова - в помощь имперским экспедиционным силам. Уклонившиеся от мобилизации подлежат военно-полевому суду за государственную измену и укрывательство врагов всего элойского мира, именуемых морлокствующими.
   - И как предполагается поступить с этими... изменниками и укрывателями? - небрежно полюбопытствовал сидевший поодаль Гарданна. - По всей строгости военного положения? Вешать собираетесь, сэр Роберт? Позволю себе напомнить, что наши фельд-жандармы не имели случая попрактиковаться в означенном полезном искусстве со времен Джозефа Железного.
   - Высшая мера наказания на Бомоне - вечное изгнание. - сухо ответил Гендальф. - Трехтысячетонный транспорт флота его императорского величества "Олифант" способен вполне комфортно разместить в своих трюмах все население Бомона. К тому же - для поднятия духа мобилизованных, равно как и духа всего бомонского народа, высадке десанта будет предшествовать выгрузка камаргского рома - для угощения, щедротами их королевского и императорского величеств, всех добрых бомонцев. А касательно тех, кто пренебрегая августейшими доброй волей и щедротами, окажет активное сопротивление, есть специальное определение Капитула Ордена. Означенное определение трактует сих лиходеев как морлоков. Следственно, против них будет применено оружие, не исключая и судовой артиллерии, вплоть до полного уничтожения означенных лиходеев. Не вижу в сем случае другого средства. С морлокствующими и сочуствующими им - как с морлоками.
   ***
   - Россия, дражайший Альберт Юрьевич, не страна, а отдельный мир, цивилизация, соизмеримая с Западной христианской, Дальневосточной, миром ислама. Об этом в разное время писали Шпенглер, Бродель, Тойнби. - темные раскосые глаза Эркинова смотрели строго, тонкие, бескровные губы обозначили улыбку ироническую:
   - Ежели, означенных немца, француза и британца можно заподозрить в великорусском шовинизме, я с готовностью разделю с ними компанию. Да-с, отдельная цивилизация, евразийский мир, в котором, к примеру, остзейский барон Унгерн с гордостью именовал себя русским...
   - Унгерн, это, который... - с готовностью поддержал новый поворот темы Воропаев, - его еще потом в Монголии признали богом войны, притом не в переносном смысле, а вполне официально, при жизни, так сказать, канонизировали. А насчет его остзейских кровей и русского национального самосознания... Знавал я одну даму. Отец у нее наполовину поляк, наполовину немец, а мать - наполовину армянка, наполовину еврейка. А при смешении всех этих ингредиентов получилась ха-арошая русская баба - сладкая как арбуз, ну и - добрейшая женщина.
   - Ну, все эти, как Вы изволите выражаться, ингредиенты, из области материи, - в голосе Тэмуджина Тельмановича появились нотки брезгливые, - этого, как считали манихеи, беснующегося мрака, держащего в своей темнице свет духа. А евразийский дух всегда отличало стремление возвыситься над земным, обратив взор к звездам.
   - Звезды у нас ,нынче, побоку, - отозвался Воропаев, - ткнули нас носом в самое, что ни на есть земное. Вон в Харькове на станции метро имени академика Барабашова, астронома, крупнейший в Украине вещевой рынок. Знал бы покойный Николай Павлович , что там зовут теперь барабашовкой (правда сейчас уже в барабашку переделали - оно и лучше: ближе к духу времени). Рынок...
   - При нэпе рынок тоже, - Эркинов выдержал паузу, - имел место - свое место... И тем не менее... Позвольте предложить Вашему вниманию некоторые факты, не то чтоб забытые... скорее - не до конца осознанные. Вот для начала: в двадцать третьем году (заметьте - самый разгар нэпа) общее собрание рабочих какого-то московского завода приняло решение об отчислении одного процента месячного заработка для подготовки проекта полета на Марс.
   - Завода "Мотор", - кивнул Воропаев, - это Фридрих Цандер их раскрутил, насчет Марса. На Луну ему казалось...
   - В следующем году, - поклоном поблагодарив за подсказку, продолжал Эркинов, - о межпланетных перелетах писала "Правда", была создана секция межпланетных сообщений...
   - При Военно-научном обществе Академии Военно-Воздушного Флота !... - поднял указательный палец Воропаев.
   - Затем, в том же году, - слегка повысил голос Тэмуджин Тельманович, - создается Общество исследователей межпланетных сообщений. Почетными членами стали Циолковский, Перельман...
   - И Дзержинский, - вновь перебил пресептора Воропаев, - Феликс Эдмундович. Потом в эту цандеровскую песочницу притусовались Королев, Тухачевский. Конечно Тухачевского...
   - Если бы только Тухачевского... - Тэмуджин Тельманович попробовал все же пресечь поток воропаевского сознания. - Без жертв такое глобальное событие как ответ Русского мира на вызов Запада...
   - Ну да, Тойнби писал про то же самое. - не так-то просто было переговорить Альберта Юрьевича. - Наши великие потрясения - ответ на технологический вызов Запада. А что кровушки пролили немеряно - уж больно серьезные мы люди: "одна на всех, мы за ценой не постоим". А теперь значит...
   - Новый вызов, надо не мешкая готовить ответ. А за ценой... - Эркинов встал, заложив руку за борт сюртука-френча, прошелся по кабинету. - А за ценой, как уж от веку заведено в Русском мире, мы не постоим.
   - - Мы.. Это кто ж такие ? - вскользь бросил Воропаев.
   ***
   - Оно канешно, соросы всяческие тоже скупают эсэнгевские мозги. Но соросы скупают все больше с сертификатом качества: должность, ученая степень, список трудов, индекс цитирования ну и прочее, как принято у них... - Логвинов сделал паузу. - в ихнем цивилизованном мире. А наш Тэмуджин, он и недопризнанными гениями, вроде Воропаева, не брезгует, памятуя о том, по какой категории шли в свое время цандеры, кондратюки и циолковские. Воспитамшись не в гарвардах, пресептор наш знает, к примеру, что такое "братская могила авторов", в которой автора настоящего и не видать за разными-всякими большими и нужными людьми. Опять же серьезные люди у нас все больше по ящикам сидели и в закрытых журналах печатались.
   - Ну, публикации эти теперь рассекречивают, - замечает Дроздовский, - так что и серьезные люди из ящиков...
   - И главное, Фил, - перебивает собеседника Логвинов, - Человека, купленного за миллион, можно перекупить за два, да и два миллиарда это тоже поболе одного будет.
   - А за сколько же нужно перекупать человека, которого... - усмехается Филипп Павлович.
   - Такому человеку, Фил, нужен целый мир, его мир... - вновь перебивает Андрей Кириллович. - Как это у Лох-Гвена? "Мир мой насущный даждь мне днесь"... Мир, о котором будут тосковать там, в своем далеке, эти... закупаемые соросами.
   - И этот мир разрабатывают сейчас твои харьковчане? - брюзгливо осведомляется Дроздовский. - Виртуальный кукольный театр по мотивам ностальгических грез наших ... как бишь их ?... Меченосцев.
   - Да, пока виртуальный кукольный театр. Нет - не мир. Так - небольшой эскизный прожектец.
   ***
   Всевидящий компьютерный взгляд блуждает по помещениям госпитального поезда, деловито постукивающего колесами по гранитным торцам Большого каледонского тракта. Купе классной дамы Офелии Ламмерс ("кошечка Фели" зовут ее за глаза гимназистки). За окошком бегут назад придорожные камни и кусты, развертывается каледонский пейзаж: прозрачно-зеленоватая в свете серенького утра вода горного озера в рамке скалистых берегов, дальний лес в облетающей осенней позолоте. Пощелкивает радиатор отопления. В порцелиновой вазе на подоконнике - трогательно нагие березовые веточки. За резным, розового дерева, столиком сидит хозяйка купе - уютно упакованная в кружевную пену пеньюара миниатюрная блондинка. Крупным планом на дисплее лицо Офелии: мелкие изящные черты, завитые кудряшки на лбу, чуть заметные морщинки в уголках рта, озабоченно-строгое выражение ясных зеленовато-серых глаз. Кошечка Фели вкрадчиво-рассеянно листает Журнал регистрации поведения и прилежания воспитанниц Гимназии Пламенных Лилий. Глядящему из другой реальности на Офелию профессору Толстову кажется, будто от ее, порхающих над журналом, маленьких ручек исходит некий теплый, чуственный, лукаво-ласковый аромат.
   Напротив Офелии на закрытом белым крахмальным чехлом диване сидит вызванная для учительного внушения гимназистка: нежно-матовый овал полудетского личика под короной каштановых волос, большие темные газельи глаза, осененные длинными выгнутыми ресницами, безукоризненно изваяный носик, капризно-припухлые губки; вишневое форменное платьице туго облегает девичий стан, подобный прорастающему из луковки стройному стеблю тюльпана.
   Офелия находит в журнале нужную страницу, мельком просматривает ее, подняв глаза на гимназистку укоризненно качает головой. Гимназистка всхлипывает, косясь на прутики в порцелиновой вазе. Офелия, тихонько встает из-за столика, подходит к окну, задергивает на нем занавески. Всевидящее око смущенно отводит взор, затем устремляет его на ходовой мостик истукана, влекущего госпитальный поезд .
   За пультом управления истукана Гладиус Финвэ, рядом с ним подполковник в белом конногренадерском мундире с розово-золотым аксельбантом начальника личной охраны принцессы Орхидеи.
   - Слыхал - Артур Феанор стал-таки офицером. - обращается к Финвэ подполковник.
   - А как же экзамен по стихосложению? - отзывается Финвэ, не отрывая взгляда от дороги.
   - А-а! - ухмыляется подполковник. - Тут такая история: вполне в стиле Феанора. Случилось ему как-то в патруле обложить словесами не в добрый час подвернувшегося созидателишку. Тот что-то загоношился, подал письменную жалобу военному министру, в ней все изложил в лучшем виде: где, когда и, даже, какими именно словами. Бумага эта невесть как попала к генералу Гарданне. А тот, ну, ты знаешь Гарданну, наложил резолюцию, дескать: "В речениях панцер-пажа Артура Феанора усматриваются размер и рифма, присущие произведениям поэтическим. Следственно - означенный панцер-паж доказал свою способность к стихосложению и может теперь, по совокупности талантов и заслуг, быть произведен в офицеры, минуя чин оруженосца."
   - Да, Гарданна... - Финвэ не может сдержать смех. - И что - произвели?
   - А как же! - кивает его собеседник. - С быстротой необыкновенной, через чин - сразу в штандарт-кавалеры. Притормози возле той таверны - загрузимся сидром. Хозяин - плут первостатейный, из пенсионишек, но сидр у него... Продерни еще немного, чтоб кухмистерский фургон стал напротив тех ворот, видишь, где торчит морлочий череп с цветком в зубах...
   Финвэ продернул, со звоном и громом остановил поезд, встал, прошелся по мостику, разминая ноги.
   - Может Гарданна и мне поможет. - вел дальше подполковник. - Надоело мотаться за Орхидеей из Камелота сюда и обратно. Ребята мои жалуются - товарищи на них косятся - дескать: за юбками спрятались от подземки.
   - Ну, положим, в подземке сейчас настощей работы нет. - заметил Финвэ. - без певунов морлоки - как сонные мухи.
   От того-то дурь-матушка и играет в головах. - отозвался подполковник. - Уже была на этой почве дуэль, хорошо хоть, что после первой крови разошлись: мой Джек пощекотал маленько клинком щечку какому-то петушку из Алых Кирасир (для почину - как же благородному молодому человеку вступать на Тропу Служения без шрама на роже). Опять же: мотаться за Орхидеей еще так-сяк, а вот подглядывать по долгу службы за ее с тобой... Не сверкай очами и не хватайся за палаш - если надо нам с тобой окровянить друг другу морды, за мной дело не станет, но - не здесь и не сейчас. А вот шел бы ты лучше, друг мой Гладиус, ко мне в старшие офицеры, а я бы потихоньку в тень, подальше от ваших с Орхидеей ... Оставь, говорю, в покое палаш! Еще успеется. Не пойдешь? Не желаешь выручить товарищей из дурацкого положения?! Ладно. Пойду и вправду за советом к Гарданне, скоро от него должен выйти этот... что с ним прибыл из Камелота. Как бишь его... морлочий лекарь - Каспар Гаук.
   Подполковник круто повернулся спиной к собеседнику, по сдвижному железному мостику прогремел сапогами с истукана на крышу первого фургона, возле ограждающих люк перил остановился, кивнул стоящему внизу, возле таверны, багроволицему толстяку, стал спускаться внутрь. Подошел к дверям, на которых поблескивал герб маркизов Арнорских, вопросительно поглядел на подпирающего дверной косяк пажа. Тот помотал отрицательно головой, развел руками. В дальнем конце коридора послышался жалостно умоляющий девичий голосок. Паж встрепенулся, дернул рукой к кортику на поясе. Подполковник, подавая пример ревностного служенния прекрасным дамам, ринулся на голос. Первым оказался возле двери, украшенной монограммой Офелии Ламмерс , прислушался. Усмехнувшись махнул рукой пажу, чтоб отправлялся на место. Через неплотно прикрытую дверь слышен был назидательный речитатив Офелии. В такт ему - приглушенные, слезно-жеманные , мелодичные взвизги. Подполковник шевельнул усом, вернулся к кабинету Арагорна Гарданны. Сидящий у дисплея профессор Толстов решил воспользоваться свойственной демиургам вездесущностью и заглянуть в генеральский кабинет.
   - Полагаю, что эта голова живет какой-то своей жизнью. Как и прочие, ей подобные спящие головы, что были обнаружены во дворце морлокских певунов генерал-командором Эрнестом Гарданной, прославленным братом вашей светлости. - Каспар Гаук, небольшого роста бледный офицер, с улыбкой поклонился маркизу Арнорскому.
   - И кому же... принадлежали при жизни эти головы? - маркиз сощурясь рассматривал стоящий перед ним на столе прозрачный цилиндр. В цилиндре, погруженная в какую-то тяжелую, вязкую жидкость, умиротворенно смежила веки бритоголовая мужская голова с крупными чертами породистого лица.
   - Можно судить лишь предположительно. - отвечал Гаук. - Они дремлют в своих... - он примолк, подбирая нужное слово. - в этих сосудах уже тысячелетия. Впрочем, касательно одной головы есть мнение, что она принадлежит Бальтазару Гауку, лейб-медику владетельного принца Брабантского. Означенный Бальтазар, мой пращур, много преуспел в испытании природы, будучи одним из хранителей библиотеки Фарфорового Дворца, проник во многие тайны, оставленные нам в наследство перволюдьми. В подземельях Фарфорового Дворца мой пращур и пропал без вести три столетия тому назад.
   - Кому принадлежит это мнение? - Гарданна улыбнулся собеднику. - Мнение касательно головы вашего пращура. Кажется я догадываюсь. О подобных предметах суждения имеет обычно Хью Мерлин. Или - это ваше, собственное мнение, благородный Гаук?
   - Я лишь высказал предположение. - ответил с суховатой улыбкой Гаук. - Сэр Хью обосновывает, поверяя гармонией чисел, сходство черт фамильных портретов и головы...
   - И эта голова... - Гарданна снова глянул на цилиндр на столе, затем, вопросительно, на собедника.
   - Нет, сэр Арагорн, это - Гаук кивнул на цилиндр, - голова некоего неизвестного, жившего задолго до появления Странника. Голова же Бальтазара Гаука... Прошу покорнейше простить, ваша светлость, голова, предположительно принадлежащая Бальтазару Гауку... Означенная голова, равно как и иные, по представлению его превосходительства Генерального Инквизитора, передана из хранилища неканонических реликвий Фарфорового Дворца, в кунсткамеру Имперской Службы Испытания Тьмы.
   - Узнаю, Гендальфа. - усмехнулся Гарданна. - Он наверняка уже завел у себя какое-нибудь "Дело о спящих головах". Можно подумать, старина Боб попал в кресло Генерального не из кирасирского седла, а из... Впрочем, и в качестве полковника Бобби отличался методичностью, кавалеристам обычно несвойственной. Притом, справедливости ради надо заметить, не в ущерб качествам иным, кавалеристу необходимым. Ну и разумеется: нельзя же не сделать приятное товарищу по оружию. Я про Хью Мерлина, у которого Бобби из под носа увел сей раритет. Впрочем называть раритетом голову ... Надеюсь, я не задел ваши родственные чуства, благородный Гаук? Впрочем, кажется, не только ваши.
   Замечание Гарданны вызвано гримасой, появившейся на лице, заключенной в цилиндр головы. Губы ее искривились в сардонической улыбке, один глаз на мгновение приоткрылся, как бы подмигивая. Не отвечая собеседнику Гаук сосредоточенно наблюдал происходящее в цилиндре. Когда метаморфозы спящей головы прекратились, отметил время и, глянув в окошко, место. Записал что-то в извлеченную из-за голенища тетрадку. Закончив с записями, обратился к Гарданне:
   - Прошу покорнейше простить, ваша светлость, но феномены, подобные этому наблюдались чрезвычайно редко. Быть может ваша светлость...
   - Вы полагаете, что я действительно задел чем-то этого господина. - Гарданна церемонно поклонился спящей голове. - Впрочем, неуместной, как известно, является шутка, содержащая слишком большую долю истины. Как знать, как знать. Вернемся, однако же, к Старому Бобу... к Генеральному Инквизитору сэру Роберту Гендальфу. Он собирается, похоже, затянуть гайки потуже, а Хью Мерлин... Я думаю для вас, как и для всех, не секрет, что отношения между этими сановниками оставляют желать лучшего. Советую вам, молодой человек, учитывать сие малоблагоприятное для вас обстоятельство в своих жизненных планах.
   - Я уже состою под гласным надзором, ваша светлость. - Гаук глянул, мельком, на цилиндр, потом - в глаза собеседнику.
   - Ну, под сенью гласного надзора возрос не один охранитель устоев. - вскользь заметил Гарданна. - И давно ваша особа удостоена столь лестного внимания Сокровенного Присутствия?
   - После моего доклада генералу Мерлину: о возможности воскрешения персон, пораженных парализующими морлокскими стрелами. Феномен спящих голов имеет к этой проблеме непосредственное отношение, равно как и к проблеме телесного бессмертия.
   - Бессмертия... Вы - достойный пращур великого Гаука Брабантского, благородный Каспар.
   - Увы, сэр Арагорн, на семейном совете мне настоятельно порекомендовали отказаться от поприща медика. Отпрыск Гауков, недостойный веками передаваемой от отцов к детям почтеннейшей профессии... Я много выстрадал, ваша светлость. К счастью для меня Уложение о Недреманном Попечении не запрещает избрать стезю Меченосца никому, кто по качествам своим, телесным и душевным, того достоин. Я выдержал Испытание Тьмой. Потом: полк, Корпус Магов и вот теперь... - Гаук усмехнулся. - я морлочий лекарь.
   - Я наслышан, что многие элои обязаны вам исцелением, благородный Каспар. - любезно отозвался Гарданна. - Я не вправе входить в резоны ваших родичей, но... Не будем об этом. Вы меня заинтересовали. Кстати, что это мы говорим стоя? Старый Боб, о котором у нас с вами сегодня столько говорено, все серьезные проблемы обсуждает только за бутылочкой доброго винца...
   Стоящий под дверью гарданновского кабинета подполковник, махнув рукой, отправился восвояси. В дальнем конце коридора покосился на дверь с монограммой классной дамы Офелии Ламмерс. Дверь открылась, в коридор, низко опустив голову вышла гимназистка с горящими как маков цвет ушками. Подполковник с поклоном отступил, давая дорогу прекрасной даме, с преувеличенным вниманием принялся разглядывать висящую на стене напротив акварельку. Гимназистка дробно застучала калучками, торопясь к себе - выплакаться и почистить перышки.
   Профессор Толстов, полагая, что от демиурга, как от врача, не должно быть секретов, вновь блуждает всевидящим компьютерным взором по многочисленным помещениям госпитального поезда, вглядываясь, вслушиваясь в разговоры. Вот принцесса Орхидея на балконе милостиво улыбается камаргским стрелкам, которые галопируют за поездом на своих страусах, щеголяя новенькми малиновыми мундирами и белыми штанами. Штаны и кармазиновые мундиры эти недавно всемилостивейше пожалованы камаргской жандармерии. Залихватски заломленные на чубатых головах тигровые береты дополняют облик южных варваров, призваных сюда с их далекой родины для охраны порядка и спокойствия в Империи. Топорщатся за кармазиновыми спинами пучки пестроперых стрел, сверкают белозубые улыбки на смуглых лицах и выдернутые из ножен для салютования принцессе ятаганы.
   В кухмистерском фургоне ощипывают кур и голубей к обеду, перемывая, заодно, как водится, косточки благородным. Заметное место в этих беседах занимают отношения ротмистра Финвэ и принцессы Орхидеи. Но разговор этот идет как-то вяловато, как-то не клеится разговор, собеседники частенько поглядывают на дверь, рыхлый веснушчатый малый с заплывающим синевой фонарем под левым глазом в беседе вообще не участвует, втягивая голову в плечи каждый раз, как за дверью раздаются шаги.
   В похожей на плетеную багажную корзину палате перед лежащим на койке кавалером стоит гимназистка в белом фартучке и косынке сестры милосердия. Храня на лице неприступно строгое выражение прекрасная дама предлагает доблестному кавалеру подвергнуться какой-то лечебной процедуре. Кавалер же, как можно понять, склоняет даму к процедурам, целительным более для ран сердечных. Справедливо рассудив, что в сем случае обойдутся без него, демиург Толстов переносит место действия в помещение охраны, где давешний подполковник в мрачном одиночестве управляется с бутылкой "Ламмермурской Убойной". На диспле крупным планом: рука подполковника с зажатым в ней граненым стаканом. Бросаются в глаза костяшки пальцев с содранной кожей и сломанный на мизинце длинный ноготь. Борис Исаевич морщится, вновь меняет место действия. На опоясывающем фургон балконе встретились две подруги.
   - Сюзи! Куда ты запропастилась? Такие новости! Знаешь - Артур Феанор наконец-то вышел из пажей. Получил офицерские погоны из собственных рук принца Гладиуса. Говорят, они с Эрнестом Гарданной, хоть и в милости у государя, но... Знаешь как теперь в Камелоте зовут Эрнеста Гарданну? - Белокурая, карамельно розовая Эмма, зашептала что-то на ухо подруге. - Поняла, где у него гвоздик? Правда мило?
   - Погоди не жужжи в ухо - щекотно. Да поняла, поняла я, где у Эрнеста Гарданны - у "Эрни с гвоздиком" гвоздик. Мне это сейчас особенно близко и понятно. - В газельих глазах Сюзанны стояли слезы только что пережитого стыда. - Я тоже только что получила из собственных рук... из ручек Кошечки Фели. За разговоры об Эрнесте Гарданне. Орхидея велела Офелии всех подтянуть, чтоб попридержали язычки. Так что, если ты, Эмми, девочка моя, соскучилась без порки... Чего это мы опять стали? И что за истукан загораживает нам дорогу? Какая-то ужасная будка у него на мостике? Давай подымемся на крышу и посмотрим.
   На крыше фургона в этот утренний час народу было немного. Совершали моцион выздоравливающие кавалеры, приобняв при сей удобной оказии поддерживающих их сиделок. Юные сиделки поглядывали в сторону Офелии Ламмерс, беседующей, опершись на перила, с Каспаром Гауком. Здесь же болтался зверообразный верзила в форме камаргской жандармерии. Малиновый мундир был ему явно маловат, полы не сходились, рукава были закатаны по локоть. Дорогу поезду загораживал самоходный истукан под вымпелом фельдегерской службы Сокровенного Присутствия. На его ходовом мостике несуразно громоздилась железная будка с зарешеченными оконцами. Рядом с будкой фельдегерь вручал пакет ротмистру Финвэ. Ротмистр вскрыл пакет, прочел, дернул щекой, сделал знак рукой оруженосцу-водителю. Фельдегерский истукан в несколько шагов подошел вплотную к головному фургону. Финвэ перелез с мостика истукана на крышу фургона направился к Гауку с Офелией. Офелия смотрела на Финвэ с тревогой. В пегих, как у овцы, глазах Гаука не было ничего кроме брюзгливой отрешенности. Финвэ подошел к Гауку, пожав плечами, тихо сказал ему что-то. Гаук с тем же отрешенным выражением вынул из портупейной петли свой палаш, протянул его Финвэ эфесом вперед. Финвэ, сунул гауков палаш под мышку, пошел к ведущей внутрь фургона лестнице. Гаук, склонившись, прижался губами к похолодевшим пальцам Офелии, она поцеловала его в склоненную голову. Он выпрямился, повернувшись на каблуках, зашагал следом за Финвэ. Малиновый жандарм, ступая с тигриной мягкостью, двинулся следом, навис над тщедушным Гауком. Финвэ зыркнул на жандарма, но промолчал. Они скрылись в недрах фургона, через полчаса в том же порядке вернулись. Замыкал процессию Тофелла, несший на вытянутых руках какой-то предмет, завернутый в черную тафту. Предмет этот явно внушал бывалому панцер-пажу страх и отвращение. Процессия проследовала на мостик фельдегерского истукана, Гаук и жандарм вошли в железную будку, остальные остались снаружи. Истукан сделал шаг в сторону от поезда и, взяв с места в карьер, скрылся за поворотом дороги. Офелия стояла как вкопанная, когда истукан скрылся из виду, порывистым движением закрыла лицо руками. Эмма с Сюзанной подошли к ней, остановились в растерянности. Офелия повернулась к ним спиной, достала из сумочки носовой платок, пудреницу с зеркальцем. Несколько взмахов пуховкой, платок и пудреница вернулись в сумочку; Кошечка Фели вновь готова вести свою партию в руководимой принцессой Орхидеей игре "в дочки-матери". Крупным планом: строго-заботливое лицо классной дамы, мягко, ровно звучит ее голос:
   - Эмма, милочка моя, зайдите ко мне минут через пять.
   ***
   -... Саграмор приказал дать предупредительный залп всем бортом по пустырю перед, как бишь ее, бомонской твердыней этой... - Феанор извлек из неизведанных глубин великого и могучего элойского языка толику выразительных характеристик твердыни. - Народишко, засевший в твердыне, после залпа враз протрезвел, побросал оружие и пустился наутек, кто куда. Но тут, понимаешь... - дабы собеседник в полной мере понял и прочувствовал драматизм ситуации, мэтру неизящной словесности пришлось превзойти собственные, совсем еще с пылу с жару, шедевры, обрисовывашие качества бомонской твердыни. - От залпа загорелся чертополох на пустыре, а в чертополохе стояла какая-то развалюха...
   - Знаю, - кивнул собеседник Феанора, плотный, круглолицый флотский. - Развалюха занялась от чертополоха, а в развалюхе размещалась ма-ахонькая такая винокурня, каждый бомонец еще в чреве матери мечтает остепениться, на денек-другой протрезветь, завести такую винокуренку и гнать из корней чертополоха божественный нектар в неограниченном количестве. Некий, осуществивший эту бомонскую мечту, счастливец дрых в развалюхе, утомленный дегустацией. Ну и... - только кости обгорелые нашли. Упаковали их как положено и отправили в Камелот, в Чертоги. Ибо определено, - флотский глянул на Феанора с усмешкой, - что сгоревший на пустыре был истинным бомонским патриотом, не щадя живота своего помогавшим очищению родного острова от скверны морлокствующих. Означенный истинный патриот, подобно истинному Меченосцу, исполнил свою последнюю волю, вызвав огонь судовой артиллерии на себя, дабы отразить вылазку, предпринятую из логова морлокствующих. Вот так-то, братец. Так что, повествуя о сем событии, соблюдай обдуманность в выражениях. Во-избежание... - флотский не успел завершить своего предостережения. Внизу, на артиллерийской палубе, заглушая его слова, взревел десятидюймовый ракетомет. Спустя несколько мгновений снова взревел, "беря в вилку"торчащий неподалеку от низкого топкого берега ржавый, покореженый лист железа. На листе размашисто выведено было белой краской: "Цепные псы Каллингов! Вон с Бомона!".
  
   ***
   Покореженная решетчатая ферма циклопического моста чернеет на фоне бледно светящихся вод Подземного Мира. Возле зияющей в настиле прорехи стоит белесо-лохматая толпа Детей Тьмы. Над толпой колышется железная поросль грубо откованных пик. Размеры прорехи внушительны: на всю ширину моста, шагов десять в длину. Возле уцелевшей продольной балки, опираясь на металлический посох, стоит грязновато пегий, весь в подпалинах морлок. На дисплее крупным планом его лицо: как бы сшитое из лоскутов горелой лоснящейся, чумазой кожи, с пустыми гноящимися глазницами. За плечом у слепца на широком ремне висит какой-то ящик. Слепец, звякая посохом по металлу балки, переходит по ней на другую сторону прорехи. Снимает с плеча ящик, вынимает из него прозрачный цилиндр, еще один цилиндрик - поменьше, в черном футляре. Ставит их на настил, усаживается на ящик лицом к толпе. Подымает над головой стеклянный цилиндр. За стеклом белеет человеческое лицо, искаженное мучительной гримасой. Морлочья толпа зашумела подобно тростнику под ветром. Слепец поднял цилиндр со спящей головой и швырнул ее с моста в воду. Толпа затихла. Слепец поднялся на ноги, запел что-то уныло-призывное. Его сородичи не сводят глаз с цилиндрика в черном футляре. Вот он в руках слепца, черный футляр сдернут, в глаза толпе бьет беспощадный алый свет. Морлоки поспешно натягивают на лица глянцевито отсвечивающие глухие черные колпаки, выстроившись вереницей, спешат вслепую, щупая пиками дорогу, навстречу повелительно-тоскливому напеву. Неловкие, нерасторопные или чересчур торопливые градом сыпятся с узкой балки вниз, подсвеченная алым темная вода с плеском принимает их в свое лоно. Из-за дальнего устоя моста выдвигается вельбот. На его носу, опираясь о плечо гребца, стоит худощавый остролицый, похожий на хищную птицу генерал. Взгляд его глубоко посаженных черных глаз прикован к происходящему на мосту действу. Хью Мерлин счел необходимым лично наблюдать процедуру отбора кандидатур в свиту Слепого Поводыря.
   ***
   Дворцовая набережная в Камелоте. Игра солнечных бликов на речной волне. Перистые тени пальмовых листьев под ногами гуляющей по набережной нарядной, весело-оживленной толпы. Свежий ветер с реки треплет черно-золотой стяг над мрачно-помпезным зданием Главного Управления Имперской Службы Испытания Тьмы. Всевидящий компьютерный взор проникает сквозь толстые серые стены здания, на дисплее - его интерьеры: застеленные ковровыми дорожками лестничные марши, уставленный массивными дубовыми шкафами длинный сумрачный коридор, панцер-паж, идущий коридором с мышастым арнорским догом на поводке, затененный плотными бордовыми шторами кабинет Генерального Инквизитора с большим императорским портретом на стене. Арагорн Громоподобный изображен на портрете в синеватой стали доспехах, на фоне древних руин, поросших кущами цветущих роз. Лик монарха должествует вызывать благоговейную мысль о неусыпном отеческом попечении. За заваленным бумагами столом сидит и что-то пишет хозяин кабинета - генерал Гендальф. Демиургу Толстову видна редеющая макушка генеральской головы. Гендальф подкашливает - простудился на студеных каледонских ветрах. В углу кабинета белеет накрытый накрахмаленным полотняным чехлом заупокойный панцырь сэра Роберта. Рядом с панцырем в полированной деревянной панели открывается дверка, в кабинет нежданным солнечным зайчиком проскальзывает худенькая, золотоволосая женщина. Это Линда - домоправительница Гендальфа. В свете поговаривают, что с тех пор, как она появилась в аппартаментах Генерального Инквзитора, сэр Роберт посещает Цветничок только, чтобы дать пример, достойный подражания, своим офицерам. Легкими шагами Линда подкрадывается к Гендальфу. Он, притворяясь, что не замечает ее, в последний момент с грозным рыком хватает дерзкую, вторгшуюся в его кабинет; после некоторой, сопровождаемой рычанием и визгом, возни усаживает к себе на колени. Линда касается губами макушки Гендальфа - подобно матери, определяющей, нет ли у ребенка жара. Озабоченно качает головой. Достает из кармана капота флакон, свинчивает с него пробку, накапывает в нее какой-то микстуры, предлагает Гендальфу выпить. С ворчаньем подобным рокоту льва, возлегающего у ног девы, генерал подчиняется. Косится на бумажные горы, загромождающие его стол. Линда встает с инквизиторских колен, поцеловав Гендальфа еще раз, покидает его кабинет. Гендальф выбирается из-за стола, подходит к своему заупокойному панцырю. Сторожко глянув на закрывшуюся за Линдой дверку, запускает руку под покрывающие панцырь пелены, шарит под ними, извлекает из среброкованного чрева бутылку "Ламмермурской Убойной". Еще раз оглянувшись на дверь прикладывается к заветной бутылочке, зажевывет чем-то, извлеченным из того же чрева. Возвращает все на место, сам возвращается за свой стол, погружается в бумаги.
   ***
   По Большому Каледонскому тракту с медным громом несется самоходный истукан с железной будкой на мостике. Всевидящее компьютерное око заглядывает внутрь будки, в узилище опального "морлочьего лекаря" Каспара Гаука. Изнутри стены этого узилища оббиты циновками - весьма изящного плетения, но несколько засаленными, пол застелен вытертым ковром. Гаук лежит, закинув руки за голову, на приклепанной к стене кушетке, тоже изрядно потертой и засаленной. Надзирающий за ним верзила в малиновом мундире камаргской жандармерии устроился рядом на полу. Арестант и тюремщик коротают время в беседе. Сын Камарга с успехом восполняет бедность своего словарного запаса жестикуляцией - богатой и, местами, более чем выразительной. Предметом беседы является висящая на стене, напротив кушетки картина. Картина эта написана на канонический сюжет спасения Странником из стремнины Божественной Уины Купальщицы. Уэллсовский Путешественник во Времени облачен элойским художником в черную общегвардейкую униформу с генеральскими погонами и инквизиторской золотой совой в петлице. Блестящий мундир этот нимало не пострадал от воды, равно как и наряд Уины, состоящий лишь из пояска, сплетенного из девственно белых, невинно-изысканных цветов.
   * * *
   Вельбот подгребает к барахтающемуся в темной воде морлоку. Вздымаемые им брызги кроваво подсвечены льющимся сверху, с моста светом. Незадачливый приспешник Слепого Поводыря зацеплен багром, втащен в вельбот, брошен на его дно - связанный, с кляпом во рту. Вельбот направляется к другому только что свалившемуся с моста носителю черного колпака. Генерал Мерлин желает собрать максимум информации о Слепых Поводырях, готовых, кажется, занять место истребленных Эрнестом Гарданной морлокских певунов. Ради этой информации сэр Хью с горсткой соратников дерзко вторгся в неизведанные лабиринты водных артерий Подземного Мира.
   ***
   Снова в поле зрения всевидящего компьютерного ока госпитальный поезд, неспешно движущийся каледонскими дорогами. На крышах спальных фургонов все так же прогуливаются, опираясь на сиделок, выздоравливающие кавалеры. Юные сиделки теснее прижимаются к своим подопечным, на лицах кавалеров сурово-настороженное выражение.
   В крайнем купе второго яруса головного фургона на накрытом белым крахмальным чехлом диване рыдают в обьятих друг у друга Эмма и Офелия. В расположенных на другом конце коридора аппартаментах маркиз Арнорский, Арагорн Гарданна ведет конфиденциальную беседу с патронессой Гимназии, принцессой Орхидеей.
   - Я согласен с вами, Ваше Высочество, в том, что Бобби переигрывает. Всем понятно, что это его камушек в огород сэра Хью Мерлина, который к Гауку столь явно благоволит. Разумеется, необходимо дать всем понять, что Положение о Недреманном Попечении сохраняет свою силу и после истребления морлокских певунов. Я бы сказал даже - именно после сего достославного подвига моего братца. Хаос, воцарившийся в подземке, грозит захлестнуть и нас. И если всякий маг-ротмистр будет шастать по городам и весям Империи со спящими головами, уведенными из под носа Генерального Инквизитора, ситуация в государстве весьма скоро станет непредсказуемой и неуправляемой. Но все же арест Гаука, можно было бы произвести... - Гарданна шевелит в воздухе пальцами, затрудняясь в выборе выражения.
   - Считаясь с приличиям. - договаривает за министра патронесса. - Эта безобразная железная будка, эта камаргская образина... даже мундир не выучили его носить. Я тоже, по мере моих слабых женских сил, пресекаю разговоры и настроения, могущие внести смуту в умы, но ... Попробовал бы сэр Роберт управиться с моими питомицами. Это не кавалеры, любого из которых можно с легкостью, без шума и хлопот, на глазах товарищей, упрятать в железную будку и упечь в какую-нибудь...
   - К слову сказать, прекрасная Орхидея, - учтиво перебивает Гарданна. - Сэр Роберт чрезвычайно признателен за милостивое согласие Вашего Высочества на открытие при Гимназии Пламенных Лилий спецклассов. Я разумею спецклассы для прохождения повторного курса приличных манер и высшей благопристойности. В означенные спецклассы определяют теперь дам, чье ...
   - Дурех, вообразивших, что положение и чины сановных созидателишек, их благоверных, освобождает от наказания за легкомысленное отношение к основам высшей благопристойности. - в свою очередь перебивает принцесса. - Болтушек и сплетниц, не понимающих, что умная женщина никогда не должна вмешиваться в эти ваши, маркиз, скучные противные мужские дела. - Орхидея поправила легким движением лимонно-рыжий локон, бросила долгий взгляд на Гарданну. - Впрочем, я, в свою очередь, благодарна генералу Гендальфу: этот повторный курс доставил мне не лишенное пикантности развлечение. Как позабавила меня, к примеру, эта пигалица, Лора Попперн - супруга мэтра Гладиуса Попперна, нашего нового имперского прокурора. Какой нелепый вид она имела в вишневом гимназическом платьице! Как смешно выглядели ее потуги не потерять лица, сидя в моем кабинете в ожидании... Вы ведь помните мой кабинет в Кветлориене, маркиз? Помните этот старый кожаный диван напротив императорского портрета? Я усадила ее на этот диван, а сама вышла на полчасика в будуар - занялась там чтением писем, подглядывая в щелочку за Лорой. Представьте себе эту картину: мой августейший кузен смотрит с портрета эдаким добрым, но строгим папочкой, Лора ерзает на диване, томясь ожиданием и предчуствием назидательного внушения. О форме внушения она может только строить догадки, давая волю воображению. (Красиво вы это сформулировали с Гендальфом: "Благородная патронесса Гимназии Пламенных Лилий, имея о своих питомицах неусыпное материнское попечение, получает тем самым право журить их и, паче того, наказывать - соразмерно велению своего любящего сердца"). Я игре ее воображения отнюдь не препятствую - для того ты, милая моя, и посажена на этот диван, некоторым образом - пред светлые очи обожаемого государя. Сидит моя Лора, краснеет, бледнеет, ерзает, томится, а может, кто ее знает, мысленно примеряет мученический венец. Правда, насколько я понимаю, терновый венец действует непосредственно на голову, а не на иную часть тела, от коей, как говорят, к голове ближе. - Орхидея смотрит на Гарданну смеющимися глазами, маркиз кивает со светской улыбкой. - Впрочем, пред светлыми очами моего кузена Лора готова была бы стерпеть и... Сколько она донимала его дурацкими прожектами, сочиняемыми ее благоверным, премудрым мэтром Попперном! Из-за нее бедняжка Арагорн чуть не впал в моральное самоусовершенствование, хронистам пришлось бы переименовать его из Громоподобного в какого нибудь Благо-чинно-спо-спе-шеству-ющего. Вы войдите, маркиз, в положение Арагорна : он - Меченосец до мозга костей, для него обет служения прекрасным дамам важнее всех законов Империи вместе взятых. Но перед нафаршированными семейными добродетелями, замаринованными особами, вроде Лоры, он просто теряется: не может понять - чего от него, собственно говоря, хотят. А ларчик просто открывается: господину Попперпу, напустившему на Арагорна свою благоверную, желательно, чтобы государь, позабыв о мече, погрузился в мелочные заботы созидателишек.
   - Как то уже случилось с Артуром Келеберном. - кивает Гарданна. - Созидателишки имеют теперь в его лице своего имперского канцлера, притом канцлера из природных Меченосцев. И ведь Артур - Меченосец не из последних: и в бою и на совете и в дружеском застолье, и в Цветничке (насколько я могу о сем, последнем предмете, судить, не вторгаясь в область, в коей лишь дамы правомочны). Как мы с Келеберном накрыли певуна в конце прошлого года! Аккурат в канун тезоименства Его Величества. Настоящего, золотого морлокского певуна накрыли прямо в его логове. Старина Боб со своими людьми подоспел уже к шапочному разбору, правда, сподобился получить, уже на обратном пути, отметину под правой ключицей от какого-то морлочьего героя, выскочившего не в добрый час из боковой галереи прямо под копыта наших коней. Он, этот герой морлочий, помнится, оказался слепцом - глаза ему где-то выжгло огнем нашей артиллерии. Может, если бы мой героический братец не искоренил певунов, Келеберн ныне не заморачивался бы проблемами созидателишек? А теперь, значит, госпожа Попперн прилагает усилия к тому, чтобы и Его Величество...
   - Положим, Лоре просто нужен был повод, чтобы обратить на себя внимание Арагорна. - на губах у Орхидеи играет снисходительная улыбка. - Но ситуация в государстве может стать непредсказуемой и неуправляемой, если всякая серенькая мышка станет шастать по дворцовым покоям, уводя государя из-под носа у некоей... Стоп Орхидея! Попридержи язычок. А то как бы не пришлось благородной патронессе Гимназии Пламенных Лилий самой определяться в спецкласс для прохождения повторного курса приличных манер и высшей благопристойности.
   - Это невозможно, прекрасная Орхидея. - галантно возражает Гарданна. - Ваше Высочество - непревзойденный идеал Соперницы Вечности. Не вернуться ли нам, однако, к несколько переигрывающему Генеральному Инквизитору?
   - Ну, когда мои девчонки не выдерживают стиля поведения, небольшое внушение бывает им весьма полезно. - принцесса говорит тоном рассудительным. - Конечно Его Превосходительство не гимназистка, нуждающаяся во вразумлении. Но, мой милый маркиз, смею надеяться, что мы с вами найдем средства и способы для сего случая приличные. А если будет на то соизволение Уины Купальщицы, то и весьма забавные.
   ***
   Черная базальтовая лестница круто обрывается в мертвенно опалесцирующую воду. К нижней ступеньке лестницы причален вельбот, на одной из верхних генерал Мерлин на самодельных весах с аптекарской точностью развешивает порции бекона и раскрошенных галет для трапезы своих спутников. Гирями сэру Хью служат монеты и какие-то свинцово поблескивающие гранулы. Все получают одинаковые порции, не исключая пленных морлоков, прикованных к массивным, литого камня, балясинам лестничных перил. Скромная трапеза окончена, элои спускаются к воде, морлоки облизывают мохнатые пальцы. Крайний слева морлок беспокойно заерзал, ощутив на себе пристальный взгляд. К нему присматривается горбоносый поджарый полковник в сером, с дымчатыми разводами, колете речных егерей. Углядев что-то , указывает Мерлину на морлока. Вдвоем они подходят к оцепеневшему в ужасе сыну Тьмы. Тихая шелестящая команда Мерлина, пинок носком егерского сапога под выпирающие морлочьи ребра. Морлок разевает рот, ворочает в нем культей урезанного языка. Мерлин кивает, отвернувшись отходит в сторону, достает из-за обшлага сложенный вчетверо листок с какой-то схемой, усевшись на ступени, разворачивает его, погружается в изучение схемы. Полковник стоит перед морлоком, запустив руку в голенище. Блеск кинжала, хрусткий удар, безъязычная морлочья глотка захлебнулась кровью. Полковник вытирает кинжал о вздрагивающее лохматое тело, возится с цепью, приковывающей пленника к балясине. Идет в сгущающуюся наверху темноту, гремит там чем-то. Вовращается с мотком толстой медной проволоки на плече. Надевает моток на шею своей жертве, пинками катит безответное тело к воде. Почти у самого края лестницы моток соскакивает с морлочьей шеи, катится по ступеням, срывается в воду, с плеском тонет. Полковник поминает Владыку Тьмы. Булыжнолицый, коренастый дракар-кавалер тащит, гремя по ступеням, тяжелую связку ржавых цепей. Вдвоем они обматывают труп цепями, сталкивают в воду. Долго моют руки и сапоги. Идут к товарищам, дремлющим у небольшого костерка. Хью Мерлин, взявший на себя обязанности караульного, прохаживается с алебардой возле вельбота. Отблески рыжего пламени играют на острие алебарды, на медном стволике привинченного к ней ручного ракетомета.
   ***
   - Все на пол! Руки на голову! - в проеме рухнувшей внутрь погреба-бункера двери стоял шкафоподобный полковник Мордонт. На его погонах играли багряные отблески от горящих неподалеку зарослей гигантского бомонского чертополоха.
   - На пол, морлок вашей нагулял ! - полковник подкрепил свою сентенцию выстрелом в сплетенную из ржавой колючей проволоки люстру. Огоньки, вставленных в люстру свечей резко качнулись и погасли. Беглый свет застрявшей в проволочных сплетениях ракеты высветил темную, недвижимую фигуру, сидящую в центре бункера на грубо сколоченном подобии трона.
   - А тебе - что!? Особое приглашение? - Мордонт ринулся к человеку на троне, примеряясь приложить по голове рукояткой ракетомета. Остановил занесенную для удара руку. В затылке сидяшего торчал кухонный нож.
   - Кто его?!... Ножом... - полковник вопрошающе пнул одного из лежащих.
   - Никто, господин полковник. - охнув отозвался тот. - Он так и пришел к своим духовным чадам, на заре времен, когда... - полковник прервал импровизированную проповедь еще одним пинком, наклонился к сидящему. Один из ворвавшихся следом за Мордонтом жандармов посветил ему фонариком. Высохшая мумия на троне глумливо скалилась белеющими на темном пергаментном лице зубами.
  
   ***
   - За что его? - трактирщица бросила жалостливый взгляд на Гаука, обедающего в отдельном кабинете под охраной зверообразного камаргца. - Какой он, горемыка, тощий, бледный! Кэт! Отнеси кавалеру в кабинет еще порцию пудинга. За счет заведения. Скажешь - от Мамаши Лу.
   - Известно за что. - потягивающий у стойки пиво Тофелла понизил голос. - Они, господин Гаук, хоть сами и из благородных будут, о народе беспокоятся. А прочим благородным это - нож острый.
   - Так ведь, благородные все о народе беспокоятся, я еще помню, как нас в школе этому учили, хоть воды с тех пор немало утекло... - Мамаша Лу на минутку погрузилась в воспоминания незабвенной юности. - Благородные, они все за народ, защищают нас от морлоков.
   - Так то в школе учили... - со значением сказал Тофелла.- А если своими мозгами пораскинуть... Здесь у вас в Каледонии с морлочьем и без благородных управляются. А в подземке... Я сам недавно оттуда. Морлоки там сейчас - сущие телята. Бери их голыми руками. Нет благородным работы в подземке, так они снова надумали Аваллонскую Топь мутить, чтоб значит зацепка была - за что налоги с простого человека драть - для тех же ихних девок с гербовыми медальонами. Какая-нибудь вертихвостка в Цветничке, а то и так, где нибудь в трактире, заведет шашни с кавалером, подцепит его медальон и плати ей пенсион - худо-бедно сотню монет в месяц (это, если он всего только портупеешка зеленый, тогда - сто, а уже за медальон штандарт-командора - все двести с хвостиком, так ведь и генералы наши тоже по бабам ходоки не из последних, дай им Владыка Тьмы здоровьица). А вот Вам, к примеру, Мамаша Лу, прикиньте , сколько из-за сотни монет крутиться надо?!
   - Ваша правда, господин хороший. - согласилась трактирщица. - Жила у меня, к слову сказать, сиротка, дальняя родственница. Из милости при себе держала, работы от нее никакой - целый день только перед зеркалом и вертелась. Я с ней как с родной, случалось поучить, конечно, как же без этого - совсем от рук отобьется. Останавливался как-то у нас офицер, чернявый такой, вроде камаргца. Как то утром гляжу: спускается моя Рози по лестнице с ним под ручку, на шее - медальон. Кивнула, паршивка, мне эдак, знаете, как графиня какая-нибудь, и укатила с ним в город. С тех пор про нее ни слуху ни духу, нет, чтоб прислать гостинчик какой или хоть привет Мамаше Лу. А этот ваш господин Гаук, видать, обходительный. - Мамаша Лу улыбнулась Гауку, с поклоном прижимающему руку к сердцу. - Кушайте на здоровье, благородный кавалер, вам надобно в тело войти, а то, не в обиду будь сказано, нету в вас настоящей, солидной комплекции.
   ***
   На дисплее интерьер казенной квартиры Генерального Инквизитора, генерал-командора Гендальфа, на Дворцовой набережной в Камелоте. Сэр Роберт, освобождается от палаша, портупеи и прочей сбруи охранителя Империи, разоблачается, готовясь принять ванну. Стоящая рядом Линда тихонько касается пальчиками шрамов на его теле. Их немало - следов от поцелуев Тьмы. Следуя доброму обычаю Меченосцев, сэр Роберт частенько без стеснения задирал юбку этой суровой даме. Звездообразный рваный шрам под правой ключицей совсем свежий, недавно зарубцевавшийся, покрыт молодой розовой кожицей. Линда нежно дует на него, сложив губки наподобие розового бутона.
   ***
   - Они, вроде бы раньше были у тебя, Андрюша, ростом повыше? - Дроздовский кивает подбородком вниз.
   Дроздовский с Логвиновым стоят в зеленоватом сумраке подземки, по пояс погрузившись в призрачно-белесую толпу морлоков, роящуюся в разветвлении гигантских каменных труб. Дно самой большой из этих труб покато уходит вниз в зеленоватый сумрак, в котором чуствуется дыхание обширного водного пространства. Дети Тьмы не замечают присутствия демиургов, проходя сквоь них как сквозь воздух. В роении морлочьей толпы не чуствуется влияния какой-либо руководящей и направляющей силы: большинство просто слоняется без дела, иные, сидя на корточках, начищают до блеска ребристые, заостренные железные прутья, смазывают их, перетягивают потуже широкие кожаные пояса, в который раз складывают гармошкой глянцевитые черные колпаки, пристраивают их за поясами так и эдак; чуствуется, что манипуляции эти производятся просто скуки ради.
   - Сейчас все приведено к реальному масштабу, - отзывается Логвинов. - а обыкновенно голограмму масштабируют так, чтобы демиург не сильно выделялся в толпе своих созданий. У Уэллса ведь рост и элоев и морлоков - метр с кепкой. Это, Фил, вопрос не техницкий, а философский: в рассуждении того как их, создания то-есть, воспринимать - как человеков, которые у нас считаются цари природы, или человечков из некоего кукольного театра. Тебе, к примеру, как удобней ?
   Филипп Павлович собирается было ответить, но его отвлекает паника, охватившая морлоков. Они бестолково мечутся, в боковых тоннелях возникает давка, жалобно кричат упавшие , оказавшиеся на выщербленном каменном полу, под ногами охваченной ужасом толпы.
   Слышен громкий хлопок, сопровождаемый багровой вспышкой, затем - серия таких же хлопков и вспышек. Толпа шарахается назад, затем застывает как в столбняке.
   - Одноразовые седельные ракетометы системы Крола. - деловито замечает Логвинов. - сейчас морлочью пропишут горяченького.
   В гуще морлоков завертелись огненные волчки, посреди шарахающейся и вновь мертво застывающей толпы дико скачут охваченные пламенем - подобные изломанным нелепым куклам , истошно вопящие . Злобно-торжествующий крик трубы - в покорно раздавшееся морлочье скопище врезаются Серые Кирасиры. Мохнато-белесое полотнище толпы изорвано в клочья. Закованные в вороненую сталь маленькие всадники на мышастых пони пьяно размахивают кроваво отсвечивающими клинками.
   Терзаемый чадно-рыжими языками огня морлок бежит прямо на Дроздовского. Черный всадник в два лошадиных скока догнал его, нависает, занося клинок... Щелчок. Голограмму побоища в подземке сменяет пустота бетонной коробки экспериментального зала.
   - Снова ты вырубил кино в самый что ни на есть судьбоносный момент! Нервишки у тебя, Фил, неважнец... - Андрей Кириллович говорит тоном иронически-назидательным. - Пора бы и привыкнуть к таким картинкам. Ну что такого особенного мы видели, к примеру, на этой, только что вырубленной тобой, интересной картинке? Обычную тактику боевых действий элоев против морлоков: огневой удар с последующей рубкой в панике разбегающихся. "Убегающих с позиций всегда настигает смерть".
   - Боевые действия... - хмыкает Дроздовский. - Просто резня, кавалерйская атака на толпу вооруженных каким-то дрекольем рабов. Они и бегством спасаться, похоже, не способны.
   - Ну, в Сумгаите, положим, тоже была толпа вооруженных дрекольем, пиками из арматурных прутьев, национально озабоченных.... которым свобода, надутая ветром перестройки, ударила в голову. Правда кавалерийской атаки не было: в рассуждении того, что не было в нужном месте и в нужное время. Оно канешно, когда во главе толпы рабов морлокский певун на самоходном истукане, рубить эту толпу как-то... - Логвинов примолкает, подбирая нужное слово. - Спортивнее что ли... Такие вот упаднические мысли у них там... - Андрей Кириллович кивнул в сторону серых бетонных стен. - высказывают многие, политицки незрелые Меченосцы, дескать: нет настоящей работы бла-ародному чеаеку. Они, как и ты, Фил, в корне неправы - толпе рабов тоже кушать хоцца, и желательно - элоятинку, а не какую-нибудь там светящуюся плесень. Раньше элоятинку кушали в основном певуны, морлокские женихи, и иная всякая номенклатура. Прочие - простые советские морлоки - все больше светящуюся плесень лопали. Она, плесень то-есть, к тому же весьма пользительна в рассуждении морально-политицком - кто ею питается, у того "секса - нет", в самом что ни на есть прямом смысле - в рассуждении того, что полное наличие отсутствия каких-либо половых признаков - исключительно свои мозолистые руки. А вот теперь, когда Эрнест, наш Гарданна, истребил певунов, среди морлочья сплошное либерте, эгалите, фратерните - всех потянуло на элоятинку, и притом:"арматурина - оружие пролетарьята". Посему - проведение текущих профилактических кавалерийских атак на толпы рабов работа, конечно... - Логвинов аристократически сморщил нос. - не шибко приятственная, но, увы, необходимая.
   ***
   - Что делать с этим? - Гендальф подошел к стоящему у дальней стены сумрачного сводчатого подвала столу, откинул брезент, глянул на скалящую зубы мумию. - Мумия есть труп. А там, где есть труп, можно открыть дело об убийстве. Нельзя? Последний возможный подозреваемый ушел к праотцам тысячи лет назад? А кухонный нож в затылке мумии? Он поновее? Прекрасно. Открывайте дело о ритуальном людоедстве. Проведем громкий процесс. Нет, торопиться не будем. Пока - следствие, и - слухи... Жуткие слухи. Что-то еще, Финвэ?
   - Арестованные морлокствующие показывают, что по их преданиям в извлекшего нож вселяется душа почившего патриарха, он, патриарх, как бы воскресает в ипостаси извлекшей нож персоны. Чушь и дичь, конечно, - Финвэ пожал плечами, - но в таком деле как это...
   - Насколько я понимаю нож извлечен. И кто же совершил сие? - Гендальф щелкнул мумию по носу, мумия неожиданно лязгнула зубами, нижняя челюсть, закрепленная на стальной проволоке откинулась, Гендальф щелчком по подбордку без особого успеха попытался вернуть челюсть в прежнее положение.
   - Штаб-лекарь Фрэнкстоун, обследовавший мумию. - Финвэ усмехнулся. - Вы хотите, сэр Роберт, произвести Фрэнкстоуна в патриархи морлокствующих?
   - Кто присутствовал при извлечении ножа?
   - Кроме Фрэнкстоуна никого. Впрочем, прошу простить, сэр Роберт, еще часовой.
   - То-есть из посторонних никого. Нет, Фрэнкстоуна я морлокствующим не отдам. Самому нужен. Пусть Айсмен подберет кого-нибудь. И среди чудесно воскресших должны быть наши люди.
   ***
   Снова на дисплее ноябрьский каледонский пейзаж: вересковая пустошь, усеянная гигантскими растрескавшимися стеклянными пузырями. По вьющейся между этими пузырями дороге неторопливо движется госпитальный поезд. За грядой дальних холмов ярко-зеленым ростком устремляется в хмурящееся небо Изумрудный Рог. На крыше головного фургона стоит Офелия Ламмерс. Взгляд ее устремлен на холмы, за которыми простирается Аваллонская Топь. Поодаль, рядом с офицером связи, стоит Арагорн Гарданна. Они тоже смотрят в сторону холмов. На одной из высот, чередуясь в напряженном ритме, вспыхивают огни - красный и синий. Связист, сосредоточенно внимая этому ритму, записывает текст депеши в шнурованную книгу.
   К Офелии подходит принцесса Орхидея, говорит ей что-то, успокоительно поглаживает по спине, обернувшись на деликатный перезвон шпоры, кивает Гарданне, направляется к противоположному краю фургона, остановившись у перил, вопросительно смотрит на маркиза. Гарданна тоном куртуазным, но с четкостью военной докладывает:
   - Для срочного, инкогнито, отьезда в Камелот вашего высочества все готово. На сто двенадцатой миле нас дожидается наемный экипаж. За кучера в нем будет подполковник Колгрим, начальник вашей личной охраны. В сугубом хитроумии кавалер сей не замечен, но службу знает, секреты сберегать умеет. Колгрим доставит нас в некое уединенное место, где уже дожидается мой братец Эрнест, выгуливающий по Каледонии своего самоходного истукана. - Гарданна на мгновение примолкает, со стороны Топи слышны спокойно-уверенные, с эдакой ленцой в громовых раскатах, залпы береговой артиллерии. - В чреве означенного истукана( ростом он с восьмиэтажный дом) мы разместимся со всеми удобствами и прибудем в Камелот раньше Гаука с его провожатыми. Им прийдется постоять с неделю, дожидаясь пока починят мост через Клайд. (Милейший Крол обещал мне не особенно с этим торопиться). А для нашего истукана Клайд не препятствие.
   * * *
   В два лошадиных скока Феанор настиг вопящий живой факел, занес палаш. Рубить было не с руки, удар получился всмятку, чумазо-мохнатое тело задергалось в выбоине каменного пола. Огонь, терзавший это убогое тело, с шипеньем гас в растекавшейся под ним темной луже. Лошадь перепрыгнула через еще живого раба Тьмы, Феанор врезался в остолбенелую толпу морлочья, рубил направо и налево - тешил душу. Внезапно, кожей, почуствовал, что что-то изменилось. Послышался тоскливо-повелительный напев, толпа вокруг Феанора ощетинилась пиками. Лошадь с визгом взвилась на дыбы, упала, придавив всаднику ногу; едва ему удалось высвободиться, сверху навалилась куча-мала морлоков. Феанор с рычанием отбивался, чуствуя, что задыхается. Почти теряя сознание услышал разрывы гранат, элойский боевой клич, из последних сил поднялся, отшвыривая морлоков, ставших вдруг подобными ватным куклам. Уже не было слышно тоскливо-повелительного напева, скулили раненые морлоки, хрипели умирающие, пленные, свалив грудами пики, покорно-безучастно сидели на корточках. В двух шагах от Феанора стоял генерал Мерлин, задумчиво разглядывавший лежавшую у его ног безглазую морлочью голову. Феанор, подобрался, отсалютовал, брякнув шпорами, отрапортовал по всей форме, но с оттенком характерной для него грубоватой доверительности:
   - Штандарт-кавалер Феанор, честь имею быть слугой Вашего Высокопревосходительства! Что это было, сэр Хью?!
   - Это новый сюрприз Тьмы, мой мальчик. - Хью Мерлин оторвался от созерцания головы на полу, улыбнулся Феанору. - Еще одна ее ипостась -Черные Колпаки. - генерал носком сапога откатил безглазую голову в сторону . - Черные Колпаки, ведомые Слепым Поводырем.
   ***
   - Передай нашим, пусть шепнут мужикам про Гаука. Так мол и так: сам из благородных, но за народ, в рассуждении того, что хватит драть с простого человека деньжонки на все эти танцы в подземке и в Цветничке. Опять же - целитель-бессребреник. Он и вправду, случалось, подымал на ноги доходяг, на которых прочие лекаря махнули рукой. Как ему это удавалось и кто кому за это должен платить - знает только Владыка Тьмы, а болтают разное, но... Короче: ребята из темняшки повязали хорошего человека - чудотворца, целителя, за простой народ страдателя - грех такому человеку не помочь: харчами, а можно и деньжатами... Нет, пожалуй, про деньги не надо: на монету мужик прижиместее, да и разворуют их наши сукины сыны, до Гаука ничего не дойдет. А надо чтоб дошло: до Гаука мужицкий харч в количествах неимоверных, а до всех прочих - слушок, что за Гауком стоит сила народной любви, пусть инквизитор наш генеральный поламает свою головенку: что за сила такая и откуда взялась. Мы проторчим с неделю перед этим мостом через Клайд, отправь на ту сторону нарочного, пусть ребята подсуетятся заранее, чтоб на всем пути следования Гаука доказательства народной любви сыпались на него как... Да, и пусть наши особо не светятся, посылают с приношениями кого попроще, вроде этой Мамаши Лу. Ну вроде все, мне пора, я у Финвэ отпросился на часок - заехать к сослуживцу, давай свои гостинцы, чтоб значит все было как взаправду. Дай-ка хлебнуть из фляги, продрог я, исморось ваша каледонская... - Тофелла взял у собеседника кожаную флягу, глотнул из нее изрядно, вернул владельцу, тот тоже приложился. Двое всадников, мокнущие на перекрестке дорог, постояли еще немного, передавая флягу из рук в руки, затем разьехались в разные стороны.
   ***
   Озерная гладь, отражает плотно укутанное низкими, серыми тучами осеннее небо. На отрогах подступающих вплотную к воде гор мертво стоит каменная пуща древнего мегаполиса. На углу пустынных, заросших терновником улиц возвышается розово-серый, украшенный терракотовыми барельефами полуразрушенный дом. Рядом с домом виден гигантский самоходный истукан. Опоясывающие тулово истукана иллюминаторы приветливо светят в сгущающихся сумерках, его ходовой мостик находится вровень с обрушившимся балконом на девятом этаже. Из балконной двери со связкой пыльных книг появляется Эрнест Гарданна, следом - его брат Арагорн, маркиз Арнорский. Братья мало схожи между собой. Поджарый, чернявый Эрнест подобен сжатой пружине, представительная фигура Арагорна как бы окутана флером эдакой вельможной лени.
   - Через Клайд переправляться не будем. Там меня ждет фельдегерь от Генерального: Крол, спасибо ему, предупредил, сугубо приватно. У Гендальфа ребята не слабые - у плешивого вошь на лысине отыщут не то что моего истукана на здешних пустошах. Подымемся повыше. - Эрнест кивает на горы. - Там нас не углядит фельдегерь не то что от Гендальфа, а от самого Владыки Тьмы. Особенно, если начнется снежная буря, а похоже, что к ночи это удовольствие нам обеспечено. Утром выйдем на взморье, берегом дошагаем до Черных Дюн - в тех местах крейсирует яхта Гладиуса, "Кракен". Переберетесь на яхту: Орхидее надо заручиться поддержкой племянника. Морем доберетесь до Камелота, расписание ветров сейчас благоприятное. А я на истукане пошастаю еще в этих местах - замету следы. Возражений нет?
   Арагорн кивком выражает согласие, возвращается в дом; светя себе небольшим фонариком, бродит по комнатам , в них лишь пыль, прах и мерзость запустения. Под ввинченым в потолок крюком лежит опрокинутая табуретка великаньего размера - под стать перволюдям, жившим некогда в этом доме, в этом городе. Жившим... Маркиз морщится, направляет луч фонарика на запертый бронированный шкаф в углу комнаты.
   - Да, чуть было не забыл! Подарок у меня для тебя. Держи, носи на добрую память о младшем братишке. - Эрнест протягивает Арагорну плоский, похожий на табакерку, пятиствольный ручной ракетомет.
   - С каких это пор ты стал заниматься игрушками? - Арагорн скептически смотрит на украшенную богатой золотой насечкой вещицу.
   - Игрушками?! - Эрнест выцеливает замок бронированного шкафа. Отрывистый хлопок, сиреневая вспышка, бронированная дверца распахивается, из шкафа вываливается груда бумажных рулонов. Рулоны катятся по пыльному полу, один из них раскатывается, на нем видна многоцветная схема какого-то лабиринта. Эрнест прижимает загоревшийся было рулон сапогом, рассматривает схему.
   - Наконечники из черных фиалов? - Арагорн подходит ближе к шкафу, смотрит на вишнево светящуюся каверну на месте замка.
   - Они самые. - Эрнест раскатывает рулон дальше, внимательно вглядывясь в изображение на нем. Бери не сомневайся. Игрушка меньшого братика может пригодиться тебе не только в подземке.
   - Думаешь, свара между Мерлином и Гендальфом зайдет так далеко, что... - Арагорн берет протянутое ему оружие, примеряет к руке. - И арест Гаука только начало?
   - Думаю, что нас ожидает нечто посерьезнее, чем генеральские дрязги. Штаны, выходя из дому, не забываешь еще надеть?
   - Да вроде пока не забываю.
   - И задний карман на штанах имеется?
   - Как положено.
   - Ну так вот - надевая штаны, не забывай положить в задний карман эту игрушку.
   - Спасибо Эрнест!
   - Носи на здоровье, Арагорн!
   ***
   - Пудинг можете вручить, а остальной провиант... Куда, я его, во-имя Тьмы, пристрою?! Вы что, почтеннейшие, совсем ошалели? У меня фельдегерский истукан, а не бакалейная лавка. Спокойнее, любезные, не напирайте, сдайте назад. Осади назад, говорю! - ротмистр Финвэ дернул щекой, сдерживавшие напор толпы камаргцы перестали скалить зубы, взялись за бамбуковые дубинки. - Отставить дубинки! Панцер-паж Тофелла! Приведите сюда подконвойного Каспара Гаука. - Финвэ выделил голосом это "подконвойного". - Пусть поскорее управляется с обедом и выходит к народу. Только напомните Гауку, что разговаривать ему можно лишь с персонами, к нему приставленными.
   Тофелла, отсалютовав, отправился в обеденную залу таверны за Гауком. Финвэ вновь обратился к окружившей таверну и фельдегерского истукана толпе:
   - Ладно уж, кое-что возьму. Что это у вас? Ну, мамаша, что вы?! Чудотворцы такого не едят, народные кумиры - тем паче. А это? Лососина? Копченая? Это возьмем - вместе с мешком: пристроим на крыше будки, давайте и веревку заодно. Вот он ваш Гаук. Можете облизать ему... Но только на расстоянии, так сказать - глазками. Каспар! Быстренько поулыбайся народу, прими пудинг из рук прекрасной дамы... Барышню с пудингом пропустите. Бери пудинг, делай народу ручкой и в путь - и так выбиваемся из графика. Барышню не забудь поцеловать, девочка, доложу тебе, что надо, а целоваться с барышнями тебе никакими инструкциями не возбраняется.
   ***
   В колодце небольшого внутреннего дворика, посверкивая левиями двух огромных мечей, кружится в фантасмагорическом танце золотая, в хороший элойский рост, механическая кукла. Из окна второго этажа задумчиво наблюдает за танцем Золотого Палладина Роберт Гендальф. Происхождение Палладина - тайна даже для Генерального Инквизитора. Придворные хронисты утверждают, что Золотой Палладин был приведен из очередного судьбоносного похода в подземку Араторном Великим - основоположником царствующего дома Каллингов. С их же, придворных хронистов , легкой руки принято считать, что пляшущая внизу зловещая золотая кукла является подобием первого венценосного Каллинга. Генеральному известно, что и придворным хронистам случается писать правду, но... Статьей девятьсот девяносто седьмой Положения о Недреманном Попечении определено, что Золотой Палладин является воплощением Славы Каллингов. Соответственно, благородные кавалеры, обвиненные в оскорблении величества, исполняют свою последнюю волю в поединке с Палладином. (Теоретически, механическую копию Араторна Великого можно победить, отключив небольшой тумблер на левом плече. Но, за без малого двести лет, это не удавалось никому).
   - Что там, Ансельм? - Гендальф оборачивается на звон шпор вошедшего в кабинет адьютанта.
   - Депеша от ротмистра Финвэ, Ваше Превосходительство.
   - От штандарт-командора Финвэ. - поправляет адьютанта Гендальф. - Сообщите депешей Гладиусу Финвэ о всемилостивейшем пожаловании ему очередного чина. На предмет проявления им, штандарт-командором Финвэ, еще большего рвения по службе. Что в его депеше?
   - Просит изменить маршрут следования по этапу Каспара Гаука, Ваше Превосходительство. В связи с этими...
   - Полезшими как квашня из кадки доказательствами народной любви к Гауку. - приходит Генеральный на помощь адьютанту. - Впечатляющими доказательствами популярности никому доселе неведомого маг-ротмистра, "морлочьего лекаря". Загадку сию надлежит разгадать не мешкая. И потому - никаких изменнеий маршрута и графика движения, в остальном - целиком полагаюсь на распорядительность Финвэ, так ему и сообщите. Подготовьте приказ о подчинении штандарт-командору Финвэ всех подразделений фельд-жандармерии на пути следования Гаука. Пусть чины фельд-жандармерии в партикулярном платье пообщаются с народом( я говорю про этих неведомо откуда взявшихся обожателей Гаука). Филеров осведомительной службы тоже подчинить Финвэ, но пусть работают потоньше. Камаргцев из Каледонии убрать, тамошний народ на них обижается, да и холодно там для их страусов. Вместо камаргцев отправить роту экстренного вызова - это новое детище генерала Мерлина. Финвэ роту не подчинять: если случится что, пусть ответственность берет на себя полковник Камбрэ - кому как не ему: любимому ученику премудрого сэра Хью, достойнейшему сочлену достославного братства Пурпурной Бабочки... Полагаю, вам все понятно. Исполняйте.
   Генеральный кивком отпускает адьютанта и вновь погружается в созерцание танца Золотого Палладина.
  
   ***
   - У генералов заболи, у инквизиторов заболи, а у нашей маленькой Кошечки Фели - заживи. - Эрнест Гарданна поглаживает по голове Офелию Ламмерс, стоящую возле круглого темного окна в выгороженном ширмами в чреве самоходного истукана будуаре. Ночь за окном швыряется пригоршнями снега. Самоходный истукан стоит, прислонившись к краснокирпичной ступечатой пирамиде, поросшей глухо шумящими на студеном ветру нагими деревьями. Черные корявые ветви скребутся о толстое стекло, пляшут за окном белые вихри. Офелия зябко поводит плечами, отворачивается от окна, бледно улыбается Эрнесту. Ободренный первым скромным успехом своей утешительной миссии истребитель морлокских певунов продолжает:
   - Ничего не случится с вашим распрекрасным Гауком. Посидит немного в Твердыне Благочиния, а потом благородная патронесса Гимназии Пламенных Лилий его оттуда вытащит. Ему это даже полезно: отощал, мотаясь по всей Империи со Спящими Головами, а в Твердыне отъестся, в тело войдет. Говорят, Старина Боб лично курирует кормежку своих невольных гостей, из его имения в Орфальке на кухню Твердыни регулярно доставляют живых черепах, черепашьи яйца, спаржу и прочие вкусности. Старина Боб вообще большой хлебосол, не знаю - по должности ему так положено или у него это природное; нам бы сейчас - жаркое из орфалькских слоновых черепах, да под пальмовое игристое, надоела эта носорожатина. А к Гауку у сэра Роберта отношение особенно теплое. Он, сэр Роберт, почему тогда, первый раз, дал команду запереть Каспара в кутузку? Исключительно для того, чтобы Каспар не увязался за мной в поход к Сердцу Тьмы, ибо походы эти - занятие не слишком здоровое. Не только вы, прекрасная дама, принимаете близко к сердцу... А вот и ваша благородная патронесса, надеюсь, она сумеет успокоить вас лучше меня. Мне, к тому же, пора на ходовой мостик: хоть метель и не стихает, будем продвигаться потихоньку к морю. Ваше Высочество! Прекрасная Офелия! Позвольте вашему покорному слуге откланятся - время не ждет.
   Подошедшая к ним Орхидея с улыбкой кивает, Эрнест щелкает каблуками, выходит из будуара, гремя шпорами, взбегает по ведущей на ходовой мостик лесенке. Истукан оживает, делает шаг, другой. Идет захламлеными дворами, мимо серых, мертвых домов, пусто чернеющих оконными проемами. В безлюдных комнатах за темными окнами воет и посвистывает ветер. Истукан выходит на заметаемый снегом проспект. Топает по проспекту, преодолевая пустоту, вьюгу, ночь.
   ***
   - Вон они, твои обожатели, и ночью им неймется, и темнота им не помеха. - Финвэ кивнул в сторону моста через небольшую говорливую речку. На мосту и возле него снуют туда-сюда багрово-оранжевые светляки факелов, чернеет гомонящее людское торжище. - И конечно же опять с горами провианта. Опять задержка на час, не меньше. Хоть бы к нашему прибытию починили мост через Клайд.
   - Мне, положим, спешить некуда. - усмехнулся Гаук. - Твердыня Благочиния - место, конечно, уютное, но...
   - Но барышень с пудингами там не предвидится -договорил за своего подконвойного Финвэ. - Это я понять могу. Меня, между нами говоря, тоже никто особенно не торопит. Кроме... Вчера камаргцы опять было пустили в ход дубинки. Хорошо я случился рядом - рявкнул, чтоб отставили. Ну и Тофелла нашелся, что сказать, умеет он обращаться со здешним народом. Какой это мудрец в Камелоте додумался прислать в Каледонию камаргцев?! Каледонцы это не корнуэльские созидателишки. Учить их уму-разуму палками я бы никому не посоветовал. Понимаешь, какая может заварится каша, если... Ты же, вроде как бы, за народ страдатель. Кстати, давно хотел спросить, а как это тебя угораздило: в народные кумиры, чудотоворцы, целители?
   - Право, сам не возьму в толк. - Гаук пожал плечами. - В позапрошлом году откоммандировали меня сюда - по представлению Его Светлости графа Лотианского. Для курирования телесного статуса работных морлоков, взятых от казны в аренду здешними фермерами. У графа пунктик - всякий, попавший под его высокую руку, будь он хоть каторжник, хоть ссыльный, хоть даже работный морлок, должен всенепременнейше получить ту дозу Недреманного Попечения, каковая ему по закону положена. Я как раз тогда работал с Эликсиром Молодости, а тут, сам понимаешь, какой открылся простор для испытаний. Поднял на ноги десяток, другой доходяг, слушок пошел. Элоев лечить мне запрещено. Но... Стали ко мне тайком, по ночам ходить родичи безнадежных больных, от которых здешние лекари давно отказались. Ходили все больше бабы, а я, знаешь, женских слез не переношу... - Гаук сморщился болезненно. - Ладно, сделаем так: обьявишь от меня, что, дескать, Каспар Гаук просит употребить сии доброхотные приношения для того, чтобы питать люд, странствующий каледонскими дорогами. Сирых, там, убогих, ну и вообще... странствующих. А я постою с тобой рядом, покиваю, поулыбаюсь моему обожаемому народу. Раз уж занесла нелегкая в народные кумиры - надо соответствовать. Чего наморщил свое высокое чело? Не нравится так - выкручивайся сам как знаешь.
   ***
   - В Подземном Мире Британии стоят тысячи сундуков фей. Натура означенных сундуков, позволяет скопировать какой угодно предмет - от одежды и обуви для пастбищных элоев и дамского неглиже до аммуниции и ракетометных стрел, притом скопировать в количествах, можно сказать, неограниченных. Большинство сундуков фей, как и встарь, служат убогим нуждам наших пастбищных собратьев. Но приспело время употребить их для целей более возвышенных. - Лафкин глянул на свое отражение в зеркале над рукомойником, затем - на сидящего напротив Тофеллу. - Будучи облечен доверием собратьев по Компании Сены и Луары, счел я за благо, любезнейший Тофелла, встретиться с вами в этом скромном обиталище, - Лафкин с улыбкой оглядел гостиничный номер. - дабы обсудить нечто вдали от слуха празднолюбопытствующих, а также... - в улыбке главы Компании Сены и Луары обозначился намек на некое тонкое обстоятельство. - вдали от слуха любопытсвующих отнюдь не праздно, но, напротив того, по велению служебного долга.
   - Вся заковыка в том, ваша милость, чтобы заставить сундуки работать без морлочья. - грубовато отвечал Тофелла. - Потому как дело идет к тому, что белобрысой мрази скоро сделают полный и окончательный укорот. Рассуждать об этом не рекомендуется, но всякий, побывавший в подземке и имеющий на плечах голову, а не болванку для каски...
   - Потому-то, благородный Тофелла, вы и плетете эту паутину вокруг Каспара Гаука? - с прежней улыбкой спросил Лафкин.
   - Не только Гаука. - Тофелла тоже глянул мельком в зеркало, повернулся по волчьи, всем корпусом, к собеседнику. - Нам скоро потребуются в достаточном количестве благородные, которых свои не шибко жалуют. Притом не пьянь и шушера вроде той, которая сейчас кормится из рук вашей милости. Нужны будут серьезные люди, не последние в Корпусе Магов, способные управится и с сундуками фей и не только с сундуками. Мы - те, которые жизнь правильно понимают, приспособим их к делу, настоящему делу.
   - К созиданию Насущного. - с важностью вставил Лафкин.
   - Да, - согласился Тофелла, - я тоже о наличке речь веду, мне эти глупости в подземке и на Аваллонской Топи...
   - Вы полагаете, благородный Тофелла, что Аваллонский Мост... - учтиво перебил Лафкин.
   - Аваллонский Мост нам без надобности. - отрезал Тофелла. - нечего лезть на небо, гневить Всеблагого Верховного.
   - Верховного... - Лафкин несколько шокирован. - Вы так именуете Всеблагого Всевышнего, благородный Тофелла?!
   - Ну, да Всевышнего... - кивнул Тофелла. - Верховным его благородные меж собой кличут. Этого я от благородных набрался. Теперь касательно ее, я в рассуждении налички, ваша милость. Надо подкинуть моим ребятам деньжонок, чтобы вся эта круговерть вокруг Гаука пошла веселей.
   ***
   - Ради чего собрались? Да просто - выпить и закусить. От щедрот господина Гаука, за его здоровье, награди его Уина за добродетели его! Ты ведь тоже, сынок, как я погляжу, не дурак выпить и закусить, хоть и любопытствовать изволишь. На что я намекаю? Да ни на что. Молодой ты еще, зеленый - шпоры-то снял, а нашпорники забыл. Охолонь, сынок. Тут все свои. У меня самого старший зять оттрубил семь лет панцер-пажом в фельд-жандармерии. Случалось ему возить благородных постояльцев в Твердыню прямо из подземки. Ну и бдить: чтоб, значит, никто ни сном ни духом. Теперь по хозяйству помогает. Отведай вот солонинки. Это наша. Солонинка наша славится. Слыхал, небось, про солонинку от папаши Цикориуса? Кушай на здоровье. Не стоит благодарности. Вот так-то лучше. Передай-ка мне вон тот жбан с мочеными яблоками. И сам возьми. Под дуболомовку моченые яблоки - в самый раз. За что пьем? За здоровье государя уже было по первой (как мы есть верноподданые). За баб у нас не в обычае - чего за них пить, их надобно держать в строгости . Значит за него - за господина Гаука. Мы так себе кумекаем - что он... - папаша Цикориус поднял вверх палец. - персона... как бы это тебе растолковать... Его высочество наследный принц Гладиус... (За него не пили - он сам за себя выпьет). Так вот, слушок до нас докатился, что Гладиус по кабакам дебоширит, компанию водит с камаргцами черно... Нет, как мы все есть верноподданые... Но будущий государь себя соблюдать должон. Опять же - года его уже не те, чтоб эдак... Было время перебеситься. И господин Генеральный Инквизитор непотребствами этими весьма опечален и ищет достойную замену ... Само собой - приносили мы присягу на верность его высочеству принцу Гладиусу, как он есть законный престолонаследник, а мы - верноподданные его императорского величества и слову его послушны: кого он изберет себе в преемники - на то его, государя, воля. Но... - папаша Цикориус снова поднял палец вверх. - Мы люди, хоть и простые, но с понятием. Незаменимых нет, будь ты хошь наследный принц, хошь... Сокровенное Присутствие кому хошь укорот даст и замену найдет. Опять же - среди благородных, прости их Уина, принцев крови - как собак нерезаных: прежний государь б-а-а-льшой, сказывают, ходок по женской части был. А Гаук, он и лицом вышел и обхождение с народом понимает - показался на людях, поулыбался эдак, сделал ручкой... А сказать, что надо, за него есть кому. Арестовали его, понятно, для отвода глаз, ну и... чтоб всегда был под рукой у Генерального Инквизитора. Наливай, сынок, на трезвую голову с этим не разобраться.
   ***
   - Прощенья просим, благородный кавалер. - Приземистый пегобородый фермер глядел почтительно, и не без робости. - Вон та дама не госпожа Офелия будут? - фермер показал глазами на Офелию Ламмерс, гулявшую под сенью гигантского истукана у кромки прибоя. - Мы в рассуждении того любопытствуем, что, значит, не та ли госпожа Офелия они будут, что давеча с господином Гауком... - пегобородый примолк, глянул на стоящего рядом товарища - ангельски голубоглазого, огненно-рыжего верзилу, как бы призывая его на подмогу.
   - А тебе зачем? - подполковник Колгрим явно не обнаруживал склонности к разговору с этими двумя, неведомо зачем оказавшимися со своей повозкой на пустынном, неприветливом в эту пору года берегу. Пегобородый покосился на ручищи подполковника, затем на своего товарища, стал переминаться с ноги на ногу.
   - Да, эта дама - госпожа Офелия Ламмерс. С господином Гауком ее, как и всех нас, связывают самые теплые дружеские отношения. - подошедший к Колгриму маркиз Арнорский смотрел на фермеров доброжелательно. - А позвольте нам, любезные, в свою очередь полюбопытствовать: на какой предмет вам нужна госпожа Офелия?
   Под отеческим взором маркиза пегобородый вышел из оцепенения, рассказал, что "как, значит, решено всем народом подсобить господину Гауку харчишками, а мы, тово, припозднились с этим, но, как мы тоже - люди самостоятельные и с понятием, то решили мы, значит, поклониться ветчинкой, палтусом копченым и иными прочими домашними нашими разносолами госпоже Офелии, потому как они, госпожа Офелия то-есть, с господином Гауком, видать..." Дойдя до этого сакраментального пункта пегобородый снова запнулся, маркиз со смешком похлопал его по плечу, стал распрашивать подробнее.
  
  
   ***

Старшему инквизитору

Имперской Службы Испытания Тьмы,

гвардии штандарт-командору Финвэ.

  

Командира 3-го Каледонского летучего отряда,

фельд-жандармерии,

ротмистра Кроуфорда.

РАПОРТ

   Настоящим имею честь довести до Вашего сведения следующее.
   Лицо, именовавшее себя в беседе с панцер-пажом фельд-жандармерии Мэрдоком "папашей Цикориусом", выслежено. Равным образом выслежены другие лица, ведшие на пирушках почитателей Каспара Гаука непозволительно дерзкие разговоры об особе Его Высочества наследного принца. Означенные лица собираются на сходки в штольне на 57-ой миле тракта Эбердин - Йорк. Позволяю себе обратить ваше сугубое внимание на факт участия в этих сходках Эдмунда Тофеллы, панцер-пажа вашей, господин штандарт-командор, боевой свиты .
  
   Остаюсь и впредь Вашим,
   господин штандарт-командор, покорнейшим слугой.
   Дата Подпись
   Финвэ перечитал еще раз рапорт ротмистра Кроуфорда, посмотрел на сидящего напротив обер-филера графства Лотианского. Спросил отрывисто:
   - Что дало наблюдение за мэтром Томасом Лафкиным?
   Обер-филер, мужчина внешности неброской, с простецким лицом большого пройдохи, отвечал неторопливо:
   - Установлено, что Лафкин встречался с Тофеллой, в последний раз - в гостинице "Изумрудный Рог" в Дориате. Смысл их беседы филер толком уразуметь не смог - речь шла о предметах возвышенных.
   - Тофелла говорил о предметах возвышенных?...
   - В основном говорил мэтр Лафкин: что-то о Всеблагом Всевышнем и дамском неглиже. Тофелла упоминал о Каспаре Гауке в связи с сундуками фей и какими-то деньгами.
   - Тофелла получал от Лафкина денежные суммы?
   - Получал, неоднократно, притом, суммы весьма крупные, нам известно какие именно. Мы располагаем копиями расписок: под скатерть в гостиничных нумерах укладывалась заблаговременно бумага, посыпанная чернильным порошком - такие штуки наши люди проделывать умеют. А вот вникать в смысл бесед на возвышенные темы... От этого, будьте милостивы, господин штандарт-командор, увольте - мы люди незатейливые, материи высшего порядка нам...
   - Вникать, действительно незачем, а вот записывать - всенепременнейше: имена, высказывания о высоких персонах, особо - о сэре Хью Мерлине и сочленах общества "Пурпурная Бабочка". Запоминать дословно, а потом записывать - к вам уже прикомандировано из столичной полиции на сей предмет несколько феноменов, на такое способных.
   ***
   - Это мы понять можем - госпоже Офелии надо живой ногой в Камелот, чтоб, значит, припасть к стопам. - пегобородый фермер покивал степенно. - А госпоже Орхидее - к Его Высочеству: упредить племянничка, в рассуждении того, чего народишко наш мелет языками про него и господина Гаука - неподобающее. Только, с позволения вашей светлости, народ мутит кто-то. Не иначе как..
   - С этим, любезнейший Торбинс, разберутся без вас. - заметил маркиз Арнорский. - И мой вам совет: постарайтесь к этим разбирательствам не иметь ни малейшего касательства. Для чего держите крепко язык за зубами. А всего лучше - отправляйтесь с нами в Камелот. Уборочная страда и рыбная путина закончилась, отчего бы доброму поселянину, крепкому хозяину, каков вы есть, не развеяться в столице, находясь, притом, на попечении друзей, которые не забудут оказанных им вами услуг. Кстати об услугах. Вы говорили, что шхуна вашего свояка готова сняться с якоря и взять курс на Камелот.
   - Точно так, ваша светлость. - отозвался Торбинс. - Он, свояк то-есть мой, в Камелот идет с грузом устриц. Товар деликатный, управиться надо суток в трое-четверо, а Расписание Ветров сейчас для этого - лучше и желать нельзя. Как раз подкинет всю вашу компанию до Камелота, а на Черных Песках высадите госпожу Орхидею, чтоб, значит ей с Его Высочеством на борту евойной яхты пошушукаться. А в рассуждении того, чтоб мне проветрится в Камелоте... Баба моя шум подымет, еще, пожалуй, побежит к властям. Баба у меня - Владыке Тьмы, простите на таком слове, подстать. Это она, Салли моя, госпожу Офелию на мостике истукана углядела. Пошла на берег бельишко полоскать и углядела. Похоже на то, что не только она. Про ваш истукан тут уж спрашивали одни - из фельд-жандармерии. Так что - лучше вам с него, истукана то-есть, сойти, морем вы и быстрее доберетесь и спокойнее вам будет. А я вернусь и обскажу, кому положено, что, дескать, видел вашу компанию на истукане, а куда потом вы наладились - откуда нам знать... Пусть побегают за истуканом, коль прыти много. Премного благодарен, ваша светлость, деньжата - они в хозяйстве лишними не бывают.
  
   ***
   - Согласно статье первой Положения о Недреманном Попечении благородный может исповедовать любую религию, которая не препятствует ему в выполнении служебного долга перед короной. А к сочленам "Пурпурной Бабочки", я надеюсь, претензий по службе пока не поступало. - Хью Мерлин глянул на императора, затем - на среброкованные панцыри по правую руку от трона. С заупокойных медальонов смотрели на сэра Хью лица соратников, исполнивших недавно свою последнюю волю в гнездовье Слепых Поводырей.
   Арагорн Громоподобный кивнул, устремил взор на арену, давая понять собеседнику, что время и место для беседы выбрано не наилучшим образом.
   На арене Чертогов Предков раворачивается дивертисмент, повествующий о непростых отношениях некоего, замороченного мировыми проблемами, генерала- от- магии с Феей Вечной Ночи. Роль этой последней исполняет несравненная Клара Крол - супруга аваллонского коменданта и сестра Генерального Иквизитора, сэра Роберта Гендальфа. Фигура Феи с головы до пят окутана ризами цвета ночного неба. Покрой риз не лишен пикантности: сквозь обширные вставки из черных камелотских кружев светит нагое тело - божественное тело Клары Крол, воспетое в столь многих куртуазных виршах. Деталь эта, надо полагать, символизирует окутанную мраком тайны, непостижимую для смертного натуру Вечности.
   Канонические лосины в обтяжку при коротеньком колете, нарисованные жженой пробкой усы, сонамбулическая походка обрисовывают вполне убедительно образ подпавшего под власть сумеречных чар генерала; изображающая его гимназистка весьма мила.
   Кажется, что ничто не поможет плененному Феей Вечной Ночи страстотерпцу. Но счастливый конец неизбежен: прелестные дамы - соперницы Вечности, окружают ее пленника хороводом. Хоровод этот подобен живому цветнику, исполненная томительной неги музыка зовет без промедления погрузиться в безмятежную радость бытия. Зов этот услышан, под сводами Чертогов Предков звучит хор, возносящий хвалу Божественной Уине Купальщице.
   - Посему я припадаю к стопам Вашего Величества с всеподданншей просьбой оградить меня и моих товарищей по "Пурпурной Бабочке" от чремерной опеки со стороны генерала Гендальфа и его ведомства. - едва отзвучал славящий Купальщицу хор, как сэр Хью со свойственной ему методичностью вновь вернулся к теме разговора.
   - Вы не находите, сэр Хью, что ваши постоянные свары с Гендальфом становятся несколько утомительны? - император отвернулся от собеседника, глядя на арену, где Клара Крол, откинув с лица вуаль, посылала воздушные поцелуи зрителям: мертвым хозяевам Чертогов и их живым гостям.
   - Я забочусь лишь о силе и славе Империи, государь, - сухо отвечал Мерлин, - а нас, с сэром Робертом, помирит( и весьма скоро помирит) подземка и Черные Колпаки вкупе со Слепыми Поводырями.
   ***
   - Рад приветствовать Вас, дорогая тетушка, на борту "Кракена"! Какой нечаянный случай доставил мне нежданную радость лицереть Ваше Высочество? Красота Вашего Высочества подобна солнцу, и сознание того, что судьба осчастливила меня, сделав племянником благородной патронессы Гимназии Пламенных Лилий, равно как и обделила, ибо быть подле прекрасной Орхидеи и не служить ей всей душой и всем... - принц Гладиус примолк, затрудняясь в формулировке. Корабельные артиллеристы выручили принца, заглушив ревом ракетометного залпа концовку комплимента. Огненные дьяволы полетели к берегу, заплясали, взметая тучи песка, на дюнах. Орхидея, не отрывая глаз, любовалась этой пляской; когда черно-багровый саммум утих, повернулась к племяннику; протягивая ему руку для поцелуя, проговорила:
   - Я знаю, Гладиус, ты - хороший мальчик. И тетя Орхидея спешно разыскала тебя, чтобы предупредить о кознях, которые строит... Впрочем, не будем называть имен. Тем более, что с именами далеко не все ясно. Ты слыхал о разговорах, которые добрые граждане Каледонии ведут о тебе и Каспаре Гауке? За эти разговоры следовало бы поблагодарить... Но... Обойдемся пока без имен.
   ***
   - Я готовлю на трон Каспара Гаука, задумал заменить им законного престолонаследника?! - Гендальф отбросил в сторону пухлую папку. - Что за чушь! Вы отдаете себе отчет, штандарт-командор, в последствиях таких вот застольных разговоров наших добрых каледонцев? Ведь эти пирушки в честь Гаука по существу инспирированы вами.
   - Я готов в полной мере нести ответственность за все последствия моих действий. - Финвэ взялся за ножны палаша и портупейную петлю. - Но полагаю своим долгом заявить Вашему Превосходительству, что по моему мнению весь, если можно так выразиться, сценарий ареста и этапирования Гаука чреват был...
   - Оставьте в покое ваш палаш, Финвэ. - Генеральный выбрался из-за стола, глянул на часы. - Вы мне нужны при палаше и при голове. Пойдемте заморим червячка, время уже обеденное.
   ***
   - Каков бы ни был источник этих нелепых слухов, надлежит незамедлительно взять меры по их пресечению. - на лице маркиза Арнорского озабоченное выражение. - Заняться этим, прекрасная Орхидея, прийдется нам с вами: патронессе Гимназии и министру изящных искусств. Заняться не мешкая, пока наш добрый Гендальф опять не наломал дров.
   - Ну что ж... - в зеленых глазах Орхидеи играют чертики. - Надо предложить публике какое-то иное обьяснение той помпезности с какой арестовали Гаука, а потом везли его через всю Британию. (Помпезность эта действительно подстать разве что наследному принцу). Обьяснение к примеру такое: у сэра Роберта и благородного Каспара Гаука возникло соперничество из-за некоей дамы. ( Наша Кошечка Фели действительно очаровательна, и будь я мужчиной... Опять же - слухи о красоте госпожи Офелии распространились уже по всей Каледонии и за ее пределами). Сэр Роберт посчитал, что поползновения какого-то маг-ротмистра на соперничество с Генеральным Инквизитором есть дерзостное покушение на основы субординации. Дабы пресечь означенное покушение и искоренить воможность подобных покушений впредь, наш добрый Гендальф принял в пределах своей служебной компетенции известные меры. Меры эти, увы, народом были превратно истолкованы и породили множество слухов, вполне нелепых. Государь наш, будучи зерцалом доблестных Меченосцев , рассудил и определил, что в делах любви все сочлены благородного воинского сословия равны. Посему благородным Роберту Гендальфу и Каспару Гауку надлежит спор свой решить дуэлью до первой крови. Место, время и общий регламент сего славного поединка - это уже по вашей части, маркиз. Ну и, чтобы в сюжет для уличной песенки добавить перчику , завершающая мизансцена: благородная патронесса Гимназии Пламенных Лилий помогает сэру Роберту помириться с другой прекрасной дамой - некоей Линдочкой, его домоправительницей. Право, весьма неплохой сюжет для уличной песенки, а может( об этом надо подумать) и для назидательного водевиля в Чертогах Предков.
   ***
   - Вы полагаете, Финвэ, что для Гаука тоже полнейшая неожиданность эта невесть откуда прорезавшаяся всенародная любовь к нему? Настоятельно рекомендую отведать эту печеную рыбу. Блюдо простонародное, но воистину достойно императорского стола. И позвольте наполнить ваш кубок. - Гендальф протянул руку к пузатому графину. - Ибо, как говаривал некий дракар-кавалер, друг моей юности: " Рыба посуху не ходит".
   - Чувствительно благодарен, сэр Роберт. Вы, видимо, по примеру добрых каледонцев, усиленно питающих Гаука, решили раскормить меня. - улыбнулся Финвэ. - Думаю, что для Гаука вся эта история не меньшая неожиданность, чем для нас. И еще более, чем для нас, непонятная : ведь он ничего не знает о кознях и плутнях Тофеллы и Лафкина. Конечно, можно допустить возможность некоей тонкой игры. Но трудно предположить, что Тофелла или Лафкин...
   - Вы полагаете, что Лафкин может по собственной инициативе играть в такие игры? - перебил Гендальф. - Это невозможно. - Том Лафкин при всем своем лоске созидателишка до мозга костей. Из этих - разбалованных нынешним канцлером и престолонаследником толстосумов. Его смелость и размах в делах источником своим имеют лишь не получившее в свое время укорот нахальство. Надо искать нити, ведущие к Мерлину и "Пурпурной Бабочке". Раз и навсегда, как заведомо фантастическую, отбросив посылку, что созидателишки способны претендовать на участие в большой политике , не заручившись явной или тайной поддержкой покровителя из наших, притом покровителя в чинах не малых.
   ***
   - Мне драться на дуэли с каким-то Каспаром Гауком?! Ради прекрасных глаз его симпатии, Офелии Ламмерс? В связи с какими-то вздорными слухами? Ваша светлость, надо полагать, изволит шутить. Но, должен признаться с прискорбием, - Гендальф улыбнулся маркизу Арнорскому сожалеюще. - что шутки вашей светлости не для моего ума.
   - Да, можно счесть это шуткой. Шутки и забавы входят в мою компетенцию как министра изящных искусств. - ответная улыбка Арагорна Гарданны вполне лучезарна. - И в качестве министра изящных искусств я полагаю небесполезным предложить публике такой вот, не лишенный забавности, вариант концовки всей этой истории с Каспаром Гауком. Ибо другие воможные варианты - куда как серьезны.
   - Конечно, предложение маркиза не лишено некоторой ... - император заметно смущен. - некоторой пикантности. Но, с другой стороны - все эти нелепые толки вокруг Каспара Гаука, Его Высочества наследного принца и Его Превосходительства Генерального Инквизитора... Эти политические сплетни, не могу не согласиться, вздорные, но... - император сбился было, затем зарокотал, воодушевляяясь, - И притом, вы должны признать, сэр Роберт, что предложение маркиза вполне согласно с преданиями и обычаями Меченосцев, равно как и с Обетом служения прекрасным дамам.
   Гендальф поклоном ответил на обращенную к нему речь государя. Воспользовавшись удобным моментом маркиз Арнорский поспешил расставить все точки над i:
   - Рад, что его превосходительство, Генеральный Инквизитор не видит более препятствий высшего порядка к осуществлению моего предложения. Посему - не приступить ли нам к обсуждению сценария некоего в меру серьезного спектакля? К примеру, такого сценария. Его превосходительство, будучи истинным Меченосцем, через секундантов предлагает означенному Гауку урегулировать возникшую между ними щекотливую ситуацию дуэлью до первой крови. Кстати, секундантом его превосходительства милостиво согласился быть Его Высочество наследный принц Гладиус. Эта деталь поможет рассеять слухи, бросающие тень на взаимоотношения его высочества с его превосходительством.
   - Ну, раз уж Гладиус предлагает себя в секунданты, вам, сэр Роберт, негоже сетовать на то, что противник вам не ровня. - вставил император.
   Гендальф снова поклонился монарху. Опустив глаза стал с преувеличенным вниманием разглядывать мозаичную картину на столешнице. Женская фигура на картине напомнила Линду. В свете обсуждаемой проблемы образ этот не внес успокоения в душу сэра Роберта. Перпектива обьяснения с Линдочкой по поводу дуэли ради прекрасных глаз гауковой Офелии радужной, увы, не представлялась. Гарданна между тем продолжал:
   - В качестве секунданта благородного Каспара Гаука оружием полагаю избрать палаши. Место и время - с таким рассчетом, дабы как можно больше подданых его величества имели возможность сей славный поединок лицезреть. Притом, лицезреть, не обнаруживая себя и не мозоля глаза высоким особам, коих долг чести обязал быть актерами означенного спектакля. На шестой миле тракта Камелот-Дувр есть древний амфитеатр, весь поросший акацией, для желающих сохранить инкогнито зрителей - весьма удобно. Время - в ближайшую субботу, в два часа по-полудни. (Добрые камелотцы еще успеют вернуться в город и поделиться за дружеской беседой в каком-нибудь кабачке впечатлениями об этом назидательном зрелище). Также, в качестве секунданта Гаука, имею честь передать вам, сэр Роберт, его заверения в том, что сразу после поединка он покинет Камелот, прихватив с собой Офелию Ламмерс (прошу покорнейше простить - Офелию Гаук; имею удовольствие сообщить, что прекрасная Офелия уже три дня законным образом носит фамилию благородного Каспара Гаука). Чета Гауков оформила сие без лишней огласки. Они, ваше превосходительство, люди скромные, знающие свое место, и желали бы, чтобы эта история, завершившись быстро и благополучно, столь же быстро и благополучно была предана забвению. Если на то будет согласие вашего превосходительства, маг-ротмистр Гаук поселится со своей подругой среди пастбищных элоев, в окрестностях Фарфорового Дворца. В Камелоте он будет лишь наездами - по вызовам генерала Мерлина, коему Гаук бывает порой необходим и наверху и в подземке. Вот-с : такая диспозиция. Надеюсь вы, ваше превосходительство, не будете оспаривать мнение его величества о том, что диспозиция эта вполне соответствует преданиям и обычаям Меченосцев, равно как и Обету служения прекрасным дамам. И еще о дамах. Благородная патронесса Гимназии Пламенных Лилий пеняет вам, сэр Роберт, за то, что вы прячете от света прелестную Линду. Ее высочество, принцесса Орхидея желала бы, чтобы вы передали ее настоятельное приглашение этой очаровательной особе - прибыть в особняк на Цветочной, в час по-полудни, в субботу. Да, тоже в субботу. Пока вы будете делить славную схватку с Гауком, принцесса приуготовит Линду, дабы к вашему возвращению... Вспомните, ваше превосходительство, сколь высоко вы сами оценивали умение принцессы держать наших милых дам на должной дистанции от дел, прекрасной половине рода человеческого не приличных.
   Генеральный Инквизитор ответил на сентенции министра изящных искусств тяжелым взглядом. Улыбка министра под этим взглядом не померкла ни в малейшей степени. Император пророкотал:
   - Приятно и поучительно, господа, видеть как достойно твои товарищи улаживают между собой вопросы чести.
   ***
   - Подготовьте представление на всемилостивейшее пожалование Гладиусу Финвэ чина гвардии полковника. - Гендальф быстро, пронзительно глянул на адьютанта. - Вам что-нибудь не понятно, Стивен?
   - Но, ваше превосходительство, Финвэ совсем недавно произведен в гвардии штандарт-командоры. - начал было адьютант. - В его годы...
   - Да - из штандарт-командоров в полковники: через чин. - отрывисто проговорил Гендальф. Всем должно быть ясно, что я отнюдь не считаю неудачной операцию с Каспаром Гауком. Совсем напротив. Пусть господа из "Пурпурной Бабочки" и иже с ними не тешат себя на сей счет иллюзиями. Кстати о господах из "Пурпурной Бабочки"... Что- нибудь есть об этой роте экстренного вызова и ее шефе - Морисе Камбрэ, графе Каталаунском? Помнится, были донесения о том, что он передавал денежные суммы Тофелле.
   - Рота экстренного вызова ни в какие эксцессы вокруг Гаука не замешана. - отвечал адьютант. - Некоторым образом - вышла сухой из воды. А касательно денежных сумм, переданых графом панцер-пажу Тофелле, есть точные, проверенные данные. Означенные суммы Морис Камбрэ передавал для своего младшего брата Джослина - сослуживца Тофеллы. Камбрэ-младший, как и Тофелла, служит панцер-пажом в боевой свите штандарт-командора Финвэ.
   - Однако, компания подобралась у Финвэ. - заметил Гендальф. - Не хватает только шурина Владыки Тьмы да какого-нибудь внучатого племянника Хью Мерлина.
   - В Аваллоне не приходиться привередничать, набирая людей в свиту. - отозвался адьютант. - Туда направляют, как правило, тех, кто недостаточно хорош для...
   - Или чересчур хорош. - улыбнулся Гендальф. - Как Гаук, к примеру.
   ***
  
   Акациевый лесок, зеленеющий на руинах древнего амфитеатра. Там, где когда-то была арена, покрытая сочной травкой поляна. На поляне в звоне и блеске стали делят схватку благородные Роберт Гендальф и Каспар Гаук. Хирургически точный выпад Гаука - по щеке Гендальфа змеится алая струйка. Первая кровь останавливает поединок. Гаук салютует противнику и секундантам, ловко вбрасывет клинок в ножны. Не без артистизма раскланивается перед прячущейся в акациевой чаще публикой, идет к своей, пасущейся неподалеку, лошади.
   ***
   - Предписание о подготовке операции по массовой депортации сочленов "Пурпурной Бабочки"? Мне? - смуглый, черноглазый, диковато раскосый ротмистр пожал плечами. - Его превосходительство запамятовал, надо полагать, что я нахожусь здесь под гласным надзором.
   - Чтобы Старый Боб чего-нибудь запамятовал?... Ему пришлось засунуть тебя сюда по настоянию Хью Мерлина. Местечко конечно: в самый раз для автора прожекта о полном и окончательном решении морлокского вопроса. - Финвэ с усмешкой оглядел пейзаж покрытого циклопическими руинами голого, скалистого островка, с торчащими здесь и там караульными вышками. - Что ж , за все надо платить: уж больно дельные прожекты сочиняешь - сэр Хью о тебе очень высокого мнения. Правда в "Бабочку" не зовет - нутром чует, что ты, Берен, не его поля ягода. Ты, Берен, наш человек, а то что под надзор пришлось отдать... Поработаешь еще немного под надзором. Бывает и такое в нашем деле. Чего не бывает между товарищами, сослуживцами...
   ***
   - Вовек не забуду Вашей Светлости этого дружеского обо мне попечения. - Гендальф отнимает от щеки окровавленый платок, смотрит на него морщась, полив водкой из фляги, снова прикладывает платок к щеке.
   - Весьма рад столь высокой оценке, Вашим Превосходительством, моих скромных усилий ... - глянув на оскалившевося Гендальфа Арагорн Гарданна резко меняет тон:
   - Брось, Бобби. Подземка и морлоки нас помирят и, похоже, очень скоро помирят - Мерлин на сей предмет весьма обнадеживает. А не помирят морлоки, помирит Аваллонская Топь, или что-либо иное в этом же роде - Владыка Тьмы не оставит таких, как мы с тобой, своими милостями.
   ***
   Медный истукан, увенчаный грубосклепанным железным колпаком, шел прямо на Логвинова. В прорезанной в колпаке амбразуре ходило вверх-вниз нечто разнокалиберно-многоствольное. На груди истукана холодновато поблескивал гербовый щит с Серебряным Вепрем графов Каталаунских. Чуть дальше, шагах в пятидесяти, по полого спускающейся к Топи равнине маршировала шеренга таких же истуканов. За их спинами, возле белеющей на зеленом поле фермы, торопливо грузили на повозки домашний скарб, усаживали на его груды закутанных детей, выгоняли из бревенчатого загона испуганно мычащий скот.
   Андрей Кириллыч оглянулся через плечо. Сзади вспучивалась, гороподобная маслено-бурая волна.
   - Не отключай, Андрюша. - стоявший рядом Дроздовский перевел взгляд с волны на марширующих навстречу ей механических монстров. - Давай досмотрим это кино до конца.
   - Не возражаешь Фил ежели означеное кино я досмотрю в гордом одиначестве? Не обижайся. Я тебе потом перепишу эту голограшку - со всеми подробностями. Там вот, - Логвинов мотнул головой вправо. - должна наличествовать будка, вроде трансформаторной, пройдешь немного бережком. Нажмешь кнопку - тебя выпустят отсюда, назад: в нашенскую реальность.
   Дроздовский кивнул, пошел вправо берегом, нашел искомую будку. Нажал красную кнопку рядом с массивной железной дверью. Подождал немного, нажал еще, ощущая некоторое раздражение и беспокойство. Дверь с чавканьем открылась внутрь, за ней стояла солидной комплекции тетка в синей спецовке и кумачевой косынке. С минуту молча разглядывала Филиппа Павловича, затем так же молча пропустила в наполненный трансформаторным гулом бетонный тоннель. Дверь с тем же чавкающим звуком затворилась. В оставшейся за дверью реальности сошлись вплотную шеренга бронированных гигантов и порожденная Аваллонской Топью чудовищная волна.
   ***
   Камелот. Здание Главного Управления Имперской Службы Испытания Тьмы. Столовая в казенной квартире Генерального Инквизитора. Линда и Гендальф ужинают в интимной обстановке. Линда, в папильотках , голубом в цветочках капоте, молчит, уставясь в тарелку. Гендальф, в расстегнутом мундире, с пластырем на щеке, ораторствует:
   - При моем предшественнике "Пурпурная бабочка" казалась кружком чудаков, не более того. Но теперь ряды ее адептов растут и множатся, десятки их без видимых причин исполнили свою последнюю... Как бишь это называется... ежели говорить просто, по-человечески? Свежий пример - комендант Фарфорового Дворца, генерал Бедуир, ты должна его помнить, я его приглашал как-то к нам поужинать в тесном дружеском кругу. Помнишь - он сравнивал тебя с Феей Яблоневого Цвета, буквально засыпал комплиментами, не забывая, впрочем, отдать должное заливной рыбе твоего сочинения. Так вот, этот Гарольд Бедуир спровоцировал в дружеском застолье дуэль до последней крови с каким-то юным портупей-кавалером, дал понять, что желает таким образом исполнить свою последнюю волю. Мальчишке не оставалось другого выхода как оказать старшему товарищу просимую им услугу. Видите ли: "Начинают меркнуть ощущения и краски мира". Вот плоды умствований мудрецов "Пурпурной Бабочки" . Изволите видеть: "Последнее мгновение человеческой жизни сливается с Вечностью; и посему важно не утратить до этого момента способность чуствовать красоту и сохранить о встречах с ней вполне яркие благодарные воспоминания". Так, кажется, они излагают свой символ веры.
   Деликатный стук в дверь. Гендальф подходит к двери, оставив ее полуоткрытой, скрывается за ней. До Линды доносятся брюзгливые сентенции сэра Роберта:
   - Морлоки на улицах Камелота? Это не новость с тех пор, как Эрнест Гарданна совершил, на нашу голову, свое достославное деяние - ликвидировал певунов. Разумеется, наш долг, оградить подданых его величества от этой напасти. Впрочем морлоки без певунов не опаснее бродячих собак. Так что можно было дать мне возможность спокойно поужинать. Вооружены и действуют целенаправлено? Это серьезно, хотя... Однако же... А минные заграждения на развилках тоннелей под Камелотом? Они что - до сих пор не восстановлены? ( Впрочем, в них столь долго не было нужды, достаточно было позвенеть шпорой в Корнуэльской Трубе, чтоб морлочье...). Идут поверху, ночами? Попадают в город через канализацию? Взламывают люки? Этими штуками, как бишь их именует Мерлин? А где отсиживаются днем? Срочно разведать их дневные убежища. Пусть всем этим займутся Финвэ и Берен. Думаю, что Берен и в ссылке на Тангодриме не терял времени даром, возжаясь с работными морлоками в тамошнем арсенале. Срочно вызовите Финвэ и Берена в Главную комендатуру. Я там буду через час. Предупредите дежурного офицера моей свиты. - Гендальф возвращается в столовую, застегивая на ходу мундир. - Прекрасная Линда! Вынужден буду оставить вас - служба... Ну... Линдочка... Опять глазки на мокром месте. Папочка Боб скоро вернется. Дай-ка мне портупею и палаш - вон там, на стуле, под твоим фартушком. Что поделаешь: старый лис Гарданна прав - Владыка Тьмы не оставляет своими милостями.
   ***
   Гигантские медные, железноголовые фигуры, спеленутые сгустками бурой мглы, плывут в недрах Аваллонской Топи. Кувыркаясь, вспыхивают они на своих орбитах одна за другой лохматытми багровыми звездами. Звезды эти исторгают обломки металлических конструкций, лохмотья растерзаных огненной стихией людских тел . Прямо в лицо Логвинову из чащи извивающихся щупалец, подобно футбольному мячу, летит оторванная человеческая голова. Андрей Кириллович протягивает руки вперед в отстраняющем движении. Движение это напомнило бы, пожалуй, стороннему наблюдателю голкиперский бросок. Пальцы демиурга Логвинова смыкаются в пустоте.
   ***
   - Благодарю фортуну, предоставившую мне нежданный случай лицезреть Вашу Светлость... - изысканый поклон Лафкина, смотрелся странновато на обшарпаной лестнице дешевой меблирашки.
   - Вы ошибаетесь, достопочтеннейший мэтр Лафкин. - суховато-любезно прервал Джослин. - Я - не светлость. Светлостью надлежит титуловать моего брата Мориса, шестнадцатого графа Каталаунского. Я же не более как портупей-кавалер , - Джослин скосил глаз на свой новенький погон, - портупей-кавалер Камбрэ, нетитулованный Меченосец. Сожалею, что разочаровал вас, мэтр Лафкин. Впрочем, мой светлейший брат весьма доступен и прост в обращении. При случае готов познакомить вас с ним.
   - Увы, знакомство с шестнадцатым графом Каталаунским, навеки поселившемся в Чертогах Предков... - Лафкин воздел очи горе.
   - Морис?... Что с ним произошло?! - Джослин глянул пристально на стоящего рядом с Лафкиным Тофеллу.
   - Депеша из Аваллона, Джослин. - сквозь обычный грубоватый тон Тофеллы пробивались нотки сочуственные. - Топь отродила волну необыкновенной величины. Чтобы задержать ее, Морис и его ребята вошли на истуканах в волну и рванули там фугасы. Рванули, как сам понимаешь, и себя - вместе с истуканами. Прибрежные фермеры успели убраться восвояси. Так что мэтр правильно говорит: ты теперь - семнадцатый граф Каталаунский.
   - Светлейший Морис Камбрэ, шестнадцатый граф Каталаунский исполнил свою последнюю волю в схватке с порождением Аваллонской Топи. - отрешенно, как-то механически выговорил Джослин.
   - Глотни, полегчает. - Тофелла протягивал Джослину флягу.
  
   ***
   - Напрасно вы поторопились, сэр Хью, ликвидировать того безъязычного морлока. Весьма возможно, что это был один мой приятель. Из бывших певунов. Субьект этот был бы нам сейчас весьма полезен. Настоящий золотой певун, но - из бывших. Язык ему ампутировали свои: во-искупление какого-то прегрешения, а может не во-искупление, а во-избежание... Генералу Гендальфу до его морлокских коллег расти и расти. Сюда, прошу вас, сэр Хью. - Эрнест Гарданна щелкнул пальцами, в бронзовой переборке открылся люк, за ним - ведущая вниз, в недра самоходного истукана винтовая лестница.
   - У вас есть приятели среди морлоков, Эрнест? - Мерлин перешагнул через высокий порог, взявшись за перила лестницы, обернулся заинтересовано. - Вообще, я заметил, вы частенько трактуете их как людей.
   - Отчего ж нет. - отвечал Гарданна-младший. - Некоторым образом мы с ними товарищи по несчастью. Морлоки жрут элоев. Мы истребляем морлоков просто так - по привычке что-ли... Привычку эту считать вредной рановато, но...
   - Но рано или поздно станут очевидными печальные последствия этой привычки. - закончил фразу Мерлин. - Как говорил пророк перволюдей Коммонер: "Все связано со всем". Истребление морлоков не пройдет без последствий для элоев.
   - Каких, например, сэр Хью, последствий?
   - Не знаю, не уверен, даже, что все последствия вообще возможно предвидеть. Как говорил тот же пророк: "Природа знает лучше". Представьте себе сообщество мышей, пожираемых кошками. Кошки не могут сьесть всех мышей - нечего будет есть самим и нечем кормить котят. Мыши же, пожираемые кошками, не могут безмерно размножиться. - Мерлин сделал паузу. - Нарушая тем самым мировую гармонию.
   - И страдая от тесноты, - сардонически усмехнулся его собеседник. - подобно обитателям камелотских трущоб. Я беседовал недавно об сем предмете с Гауком - он взял было моду пользовать обитателей этих самых трущоб. Людские лекаря им не по карману, а морлочий - в самый раз, особенно старичью. Трущобный люд недалеко ушел от пастбищного. А у пастбищных, вы же знаете, сэр Хью, старичье пользуют морлоки-мясники. Кто не успел засветло доковылять до Убежища , или, скажем, задремал, находит вечное успокоение в морлочьих желудках. И морлоки сыты и пастбищное старичье никому не мозолит глаза, не нарушает мировую гармонию. А истребим мы морлоков или выгоним их из Британии... Я понимаю, сэр Хью, почему вы потребовали упрятать в Тангодрим этого... маг-ротмистра, предложившего прожект полного и окончательного решения морлокского вопроса.
   - Рауля Берена. - отозвался Мерлин. - Очень способный и энергичный молодой человек. Но, увы, с кругозором младшего инквизитора. Такие сотрудники весьма удобны для Роберта Гендальфа, который и сам - не более чем кирасирский полковник.
   ***
   - Этого Джослина Камбрэ еще немного обработать и будет наш в доску. Нутро у него наше. Серебряное чучело ему братана не заменит и танцы орхидеевых девок в Чертогах - не утешат. Будут и меж графьев наши люди. - Тофелла отошел от окна, оседлал стул, глядя в упор на Лафкина, заговорил озабоченно:
   - Тут вот еще какое дело, ваша милость. Мне один хороший человек из Осведомительной Службы шепнул, что у ребят Гендальфа имеются копии моих расписок. Расписок на предмет получения от вас, мэтр Лафкин, денежных сумм. Расписки-то все с датами, все ж было чин чинарем, как вы просили. Даты - аккурат на ту пору, что мы Гаука везли этапом по Каледонии. Вникаете, мэтр, чем такое дело пахнет?!
   Лафкин вник сразу и вполне, но, стремясь сохранить лицо, некоторое время разливался соловьем, живописуя в выражениях отменно верноподданических взаимную сердечную склонность его светлости имперского канцлера и солидных негоциантов, "среди коих, милейший Тофелла, я являюсь персоной отнюдь не последней".
   Тофелла переждал этот словесный ливень, проговорил раздумчиво:
   - Значит еще и канцлера хотите в это дело впутать, за компанию с наследным принцем и камелотскими денежными воротилами. Ха-арошую мы с вами кашу заварили, мэтр. Инквизиторам генерала Гендальфа будет о чем с нами потолковать, в допросной палате сокровенки.
   При упоминании Сокровенного Присутствия Лафкин истово закатил глаза. Стал делиться с собеседником чувством глубокого удовлетворения. Каковое чувство не могут не вызывать труды господ инквизиторов, целью имеющие пресечение малейшего поползновения на нарушение духа и буквы Положения о Недреманном Попечении.
   - Не надрывайтесь, мэтр. Все у нас уже схвачено. - Тофелла заговорил тоном грубовато-фамильярным , с оттенком покровительственным. - Значит так: перво-наперво вы подбрасываете мне еще толику деньжат, поболее того, что раньше. Само собой - без всяких там расписок, что еще за расписки между своими. Чего тут понимать?! Спросят, скажем, меня - для какой-такой надобности брал деньги у его милости мэтра Лафкина? На что означенные денежные суммы пошли - не на эту ли кутерьму вокруг Гаука? Ну, а я: " Что вы, господа хорошие?! Да как можно, чтоб мы такое злоумышляли. Вот они эти денежки лежат - в целости и сохранности. Потому как сослуживцы оказали мне честь - выдвигают на предводителя каледонских пенсион-пажей. Такое дело с тощей мошной не выгорит - это всякий понимает". Ну а дальше... Новый каледонский предводитель, как заведено, получает высочайшую аудиенцию. После аудиенции Гендальф меня голыми руками не возьмет. На аудиенцию без презента не попрешься. Притом презент должен быть такой, чтоб, значит, явить верноподданические чуства во всей... Чтоб весь Камелот об этом гудел. Я уж презент присмотрел, в грязь лицом не ударим. Тут на одной ферме держат пару носорогов с носороженком-сосунком. Эрнест Гарданна обещал забросить их в Камелот на своем истукане. (Он Гендальфа не шибко любит, а уж с тех пор, как гендальфовы парни повязали его дружбана Гаука, Эрнест всегда готов Старине Бобу вставлять палки в колеса). Опять же - в Камелоте сейчас новая императрица. Говорят, эта Жасмина дите-дитем. Будет ей от нас забава-игрушка - семейка носорогов с малышом в дворцовом зверинце. А она замолвит за нас словечко. При дворе дела проворачивать всего лучше через баб. Это видать еще от Уины Купальицы повелось.
   ***
   - Вы и вправду полагаете, Эрнест, что ваш приятель из морлоков помог бы нам разобраться с этим? - Мерлин кивает в сторону строки багряно светящих знаков. Строка эта висит в воздухе возле стены, сплошь покрытой излучающими зеленоватый свет выпуклыми зеркалами; напротив - огромное черное кресло. Кресло это придает скрытой в чреве самоходного истукана рубке сходство с тронным залом. В такт ходу истукана позвякивает ложечка в стоящем на подлокотнике кресла чайном стакане.
   Эрнест Гарданна в ответ на слова Мерлина лишь пожимает плечами.
   - У меня не было другого выхода: вельбот перегружен, провиант на исходе. И какую информацию можно было рассчитывать получить от немого? - Мерлин берет в руки стакан, отпивает глоток. - А как, кстати, вы общались с этим вашим приятелем?
   - Мой отчим, такой себе книготорговец Бенджамен Балу, придумал для нас с ним специальную систему рисуночного письма. - погруженный в созерцание огненной строки Эрнест Гарданна отвечает не сразу. - Не ценим мы наших книгочеев.
   - Отчего же. - замечает Мерлин. - Гендальф ценит, весьма ценит. И... пуще того опасается. Опасается скрытой в книгах мудрости перволюдей, мудрости перед лицом которой все наши знания и доблесть ... Он философ, наш Генеральный Инквизитор. Но философия его на уровне Положения о Недреманном Попечении, не более того: оградить от покушений Предвечную Гармонию. А если нет никакой Предвечной Гармонии, а есть только мировой хаос и наш островок в его бушующем море? Островок, невесть как образовавшийся, скорее всего совершенно случайно. А если и существует Предвечная Гармония и ее гарант - Всеблагой Всевышний... Из чего следует, что ему есть до нас дело, что мы ему ближе, чем, скажем, морлоки? Разве жалеть возможно только мышей, поедаемых кошками, отчего не кошек, кои могут остаться голодными? Так что остается лишь твердо помнить, что островок этот в море хаоса - наш, и беречь его нам повелевают законы чести. Как беречь? Вам приходилось, конечно же, Эрнест, ходить по каменным осыпям, когда равно опасно и стоять на месте и проявлять торопливость...
   - Если бы, сэр Хью, я мыслил, как Вы, то давно бы уж исполнил свою последнюю волю на дуэли с каким-нибудь молодым петушком, как недавно Гарольд Бедуир. Чтоб остаться перед самим собой Меченосцем, а не мышью, дрожащей... Впрочем, пожалуй, мне больше по нраву напоследок сразиться с Золотым Палладином - чести больше и... занимательней получится. - Эрнест улыбается своей характерной звероватой улыбкой. - Давайте, однако же, ближе к делу. Из надписи этой следует, что через три месяца истукан откажется повиноваться мне и начнет действовать по собственному почину. Можно конечно его взорвать, сам хотел вам это предложить, да только... Сентенциями вашими про хорошие манеры на каменной осыпи, ввели вы меня, сэр Хью, в сомнение касательно этого предмета. Предлагаю истукана отправить назад в Аваллон. Приятель мой, упокой его душу Тьма, талдычил мне, в связи с будущим бунтом истукана, нечто: про комету, что летит к нам из глубин Верхнего Мира, и про патрульные звезды. Те, которые порождает Аваллонская Топь.
   ***
   - Как называются эти новые создания сэра Хью? Я про орудия, сочетающие боевые качества Медных Драконов и ракетометов. - Гендальф оторвался от созерцания распростертого ниц, четвертованного и выпотрошенного самоходного истукана, повернул голову к Финвэ.
   - Полевые реактивно-огнеметные... Запамятовал, сэр Роберт, прошу покорнейше простить. Длинное название и мудреное, вполне в стиле адептов "Пурпурной Бабочки". По простому - "малютки Мерлина" или, еще проще, "мерлины". Так их прозвали здешние маги-оружейники. - Финвэ мотнул головой в сторону офицеров, артиллеристов и саперов, столпившихся у длинного металлического стола. На столе лежал мозг истукана - спутанный клубок лилово светящихся прозрачных трубок.
   - И огонь этих... - Гендальф усмехнулся. - мерлинов способен поразить и уничтожить истукана Эрнеста Гарданны?
   - Мерлиновские ребята как раз хотят это проверить. - отозвался Финвэ. - К тому есть удобный случай: в тоннелях под Солсбери шастает истукан, ростом подстать гарданновскому. Полагают, что его водитель - чудом уцелевший певун. Мерлин попросил прикомандировать к поисково-истребительной группе штандарт-командора Элронда, того самого, что первый овладел заклятьем самоходных истуканов.
   - Помню - кивнул Гендальф. - я к этому Джорджу Элронду давно присматриваюсь. Такие люди нам сейчас очень нужны и надо бы... Что, во имя Тьмы, происходит с этой рукой?!
   Лиловое свечение препарированного истуканьего мозга судорожно запульсировало. Лежащая у ног Гендальфа механическая рука заскребла пальцами по каменному полу.
   - Думаю, что последнее слово скажет в этом деле артиллерия. - Гендальф наступил сапогом на скребущие камень медные пальцы. Светящийся клубок на столе отозвался бледной вспышкой, истуканья рука затихла. - Заклятье - вещь полезная, но в серьезных ситуациях надо решать все вопросы попроще. Надеюсь, у Мерлина и его людей хватит ума не вооружать поисково-истребительную группу истуканами. - Генеральный инквизитор глянул мельком на придавленную его стопой медную руку. - Не исключено ведь, что истуканы могут сговориться с собратом, сговориться на расстоянии, даже не видя его, мы ведь о их натуре по-существу ничего не знаем. А легкоконное огневое подразделение достаточно подвижно. Подготовьте отношение в Главное Артиллерийское Управление о включении в поисково-истребительную группу наших представителей.
   - Кого прикажите послать, сэр Роберт?
   - В отношении имен не указывайте. Поеду сам. С вами, Гладиус, если вы не возражаете. - Гендальф улыбается Финвэ. - Посмотрим все на месте, своими глазами. При сей оказии выпьем и закусим ... с ребятами Мерлина. Ну и поговорим в товарищеском застолье на разные темы.
   ***
   - Вы думаете, Эрнест, что ваш истукан способен вброд форсировать Аваллонскую Топь и достичь острова, на котором расположен Изумрудный Рог? Изумрудный Рог - дорога в Верхний Мир... Мы получили бы в руки оружие для отвращения той опасности, которую несет эта комета. Однако! Такая безрассудная отвага, право же, достойна уважения.
   Последняя реплика сэра Хью относится к самцу шерстистого носорога, пытающегося атаковать нависшую над ним медную длань. Носорожиха и детеныш забились в дальний угол загона. Их супруг и отец , уставя рог и взрывая землю колоннообразными ногами, грозит нежданному, как бы с неба свалившемуся, врагу.
   - Думаю, что способен. Если, конечно, не врут карты Топи, которые мой отчим откопал... Спокойно малыш! Мы понимаем и ценим твои семейные чувства. - Эрнест Гарданна обманным движением отводит истуканью руку. - Но верноподданические чувства предводителя каледонских пенсион-пажей, согласись, тоже заслуживают уважения. - Ринувшийся в атаку носорог взят, вполне деликатно, поперек живота и вознесен к небу. - Доберемся и до Изумрудного Рога, сэр Хью, будьте благонадежны. Не такие штуки проделывали. Не впервой дергать за бороду Владыку Тьмы. Вот только .... Надо ли? Может не лезть, все-таки , нам в Верхний Мир. С кометой, я полагаю, управятся без нас. Для того и сработаны перволюдьми патрульные звезды. Касательно этого есть записи в древних книгах. Может - не будем трепыхаться в хранительной длани Всеблагого Верховного?
   ***
   - Это его следы. Он перешел вброд канал совсем недавно. Видите, сэр Роберт, светящаяся плесень на полу еще не подсохла. - высокий худощавый штандарт-командор указывал хлыстом на фосфоресцирующие рубчатые отпечатки великаньих стоп.
   - Возвращайтесь на тот берег, Элронд, разворачивайте там батарею. О такой огневой позиции можно только мечтать. - Гендальф глянул назад, затем повернулся к Финвэ. - Вы, Гладиус, отправляетесь с Элрондом и обеспечиваете выполнение нашей части задачи, как было договорено. Я сейчас нагоню вам истукана аккурат под стволы мерлинов.
   - Но, сэр Роберт?! - Финвэ взял за повод гендальфова жеребца, смотрел на Генерального недоуменно и с тревогой.
   - Полковник Финвэ?! - Гендальф изобразил крайнее удивление. - Вы говорите начальнику "Но?!", препятствуете ему ... Кажется, военно-дисциплинарный департамент Сокровенного Присутствия даром ест свой хлеб. Что? Вот так -то лучше. Надеюсь, больше вопросов нет. Исполняйте, господа. Со всей возможной поспешностью.
   Финвэ с Элрондом, отсалютовав Гендальфу, повернули лошадей, пустили их по гулкому висячему мосту крупной рысью. Гендальф, пришпорив коня, ринулся по великаньим следам. На первой же развилке натянул поводья, прислушался. Во тьме звучали тяжкие, меднозвенящие шаги. Гендальф вынул из седельной кобуры ракетомет, снял его с предохранителя. Выстрелил на звук шагов. Развернул коня, пустил его вскачь. Кровный жеребец в мгновение ока вынес Гендальфа на мост, гранитная глыба, просвистев в воздухе, бухнула в настил впереди. Жеребец взвился на дыбы, выбросил всадника из седла - через перила моста в воду. Тотчас на дальнем берегу заговорили мерлины. Вынырнув на поверхность Гендальф услышал рев вырвавшегося на волю огня, увидел на черных базальтовых стенах багровые сполохи, подобные биению крыльев чудовищной взбесившейся бабочки.
   ***
   - Поселимся среди пастбищных элоев в округе Кветлориена. Будем жить там - безобидные как лесные мыши. Жить, понимаешь Фели, просто жить. Пусть Мерлин с Гендальфом разбираются без меня. А я хочу просто жить и... - Гаук улыбается Офелии. - чтобы ты всегда была со мной.
   Ответная улыбка Офелии исполнена нежности и тревоги. Маленькие ручки бывшей классной дамы ловко орудуют утюгом, отглаживая новый, парадный, черный с золотом, гауков мундир. Мундир этот по ее настоянию был сшит у лучшего камелотского портного. У ног Офелии рыжий пятнистый котенок играет поясной бляхой с чеканным знаком Леопарда Яростного.
   ***
   - Да, на такой штуке можно, пожалуй, форсировать Топь и достичь Изумрудного Рога. - Гендальф на всхрапывающем жеребце медленно, шагом объезжает поверженного, искореженного яростным огнем истукана .
   - Так может, сэр Роберт, мы поторопились обработать его из мерлинов. - отзывается едущий на полкорпуса сзади Финвэ. - Конечно, остается еще истукан Эрнеста Гарданны, но...
   - Вы не понимаете, Гладиус, вы все не понимаете. -Гендальф натягивает поводья, оборачивается к Финвэ. - Как только человек достигнет звезд, родится новый мир, быть может, несказанно прекрасный. Но я не хочу этого нового мира, мне хорошо в старом, в том, где я из мрака подземки, возвращаюсь к солнцу, в мире , где, там, наверху, в Камелоте ждет меня Линда и ... - в этом пункте своей речи Генеральный примолкает. - Кстати, Гладиус, давно хотел вам сказать. Вы же знаете, что я недавно подписал циркуляр, предписывающий трактовать пренебрежение Цветником Леопарда как признак неблагонадежности. Ее Высочество принцесса Орхидея...
   - С позволения Вашего Превосходительства, хотел бы сделать небольшое замечание касательно признаков неблагонадежности. - Финвэ решается на упреждающий удар. - Если кто нибудь затеял бы игры в пятнашки с истуканом, на манер тех, в которые только что сыграли вы, ваше превосходительство...
   - То что? - Гендальф улыбается Финвэ поощрительно. - Договаривайте, полковник.
   - То я посчитал бы, что персона эта неприлично торопится с исполнением своей последней воли. - Финвэ отвечает на улыбку Генерального. - и подшил бы досье означенной персоны в дело "Пурпурной Бабочки" рядом с досье Гарольда Бедуира и прочих, чье..
   - Вы плохо чуствуете нюансы, Гладиус, - прерывает далеко зашедший разговор Гендальф. - Я ведь, ко всему прочему, еще и кавалерист, не из худших, смею надеяться. В глубине души я по прежнему кирасирский полковник.
   ***
   - Эта Жасмина хорошая баба и подарок наш ей очень даже понравился. Я знаю, какую бабу чем взять. - Тофелла победно ухмыляется, оглядывая собравшихся за банкетным столом представителей славного сословия пенсион-пажей. - Эта - совсем дите, ей игрушка нужна - позанимательней, вроде носорожьего семейства в клетке. Дите дитем, а в силу входит - Шептун наш таки сподобился ее обрюхатить, к весне нашим друзьям из Созидателей Насущного прийдется потрясти мошной по случаю прибавления в императорской фамилии. Надо будет подсуетится, чтоб значит смотреться не хуже иных-прочих, а совсем даже наоборот.
   - "Баба, дите"... Ты, Тофелла, не болтай языком неподобающее, когда речь о персонах императорской фамилии. - подавший голос пенсион-паж высок, плечист, его лошадиное лицо украшено подбритыми в ниточку усиками. - Я это понимаю как...
   - Как осел, Ромуальд Бонс, как тупой осел. - прерывает верноподданические излияния Тофелла. - Всегда ты был ослом, Ромми, ослом и останешься до гробовой доски. А кто ж она, Жасмина, такая есть, если не баба, лошадь что ли? Баба она и есть баба - хоть в императорских покоях, хоть в придорожном кабаке. Бабочка, доложу тебе... - Тофелла почмокал губами. - С мужем своим первым, краснодеревщиком Розамундом Розаном жила душа в душу, были такие, которые пробовали к ней подкатиться - куда там. Кое-кому из этих соискателей Розамунд ха-арашо начистил рыло - вроде как дуэль до первой крови, почище, чем у Гаука с Гендальфом. Он, Розамунд, парень отчаянный, все порывался в Меченосцы, семья не пустила - краснодеревщик он первостатейный и единственный наследник дела. А смелости ему не занимать, компанию все водил с Серыми Кирасирами, мой бывший командир, ротмистр Урунгарн, первый у него был приятель. Так что даже, если кто из благородных клал глаз на Жасминочку... Ну и она сама, правду надо сказать, себя соблюдала, кроме ее столяра ей никто не был нужен. Ну, а когда Шептун... Тут уж... Благосклонное внимание его величества... Против этого ей и ее Розамунду было не устоять. Розамунд, к тому же, влип тогда в такую историю, что только монаршее благоволение... Что это за шум там?
   За окнами слышен гул толпы, тяжкий с металлическим лязгом и звоном топот. Тофелла, повернувшись в кресле, сдвигает портьеру. Вровень с окном на плечах самоходного истукана мерно покачивается железная клетка. В клетке шевелилится лохматая, неопрятно белесая масса.
   - Работных морлоков отправляют в Тангодрим. Теперь этого добра... - пренебрежительно говорит Бонс.
   - А это еще что за явление? Как он туда пристроился? А! Это должно быть тот самый, который... записанный в морлоки за убийства... позверствовал он с пастбищными... - Тофелла, ковыряя в зубах, смотрит на прижатого морлочьей массой к прутьям решетки полуголого, обросшего многодневной щетиной элоя. На бледном лице его синеет татуровка, долженствующая изображать образину раба Тьмы.
   - Сожрут его сокамерники или сам наложит на себя руки. - тем же тоном комментирует Бонс.
   - Я видел одного такого в Аваллоне. - отзывается Тофелла. - Имя ему было не положено, отзывался на кликуху Скунс. Он, Скунс этот, заставил морлочье в своей камере ходить по струнке, сделался у них там чем-то вроде камерного короля. Гаук еще его подкармливал, разговаривал с ним. Он, я про Гаука, вообще жалостливый.
   ***
   - Что будем делать, отщепенцы? - Артур Феанор глянул на Эрнеста Гарданну с Гауком затем, натянув поводья, на открывшийся вид. Приятели выехали из каменной чащи полуразрушеного, спящего вековым мертвым сном мегаполиса, подковы их лошадей зацокали по прибрежному галечнику. На противоположном, холмистом берегу широкоразлившейся быстроструйной реки видна была такая же, розово-серая, каменная чаща, щедро расцвеченная сочными бархатными пятнами пышной зелени. Гортанно покрикивающие камаргцы гнали оттуда через реку вброд стадо голенастых страусов. На ближнем берегу, с пол мили вниз по течению, из руин выпирала громада ступенчатой пирамиды. К ее серо-лиловой туше прилепились пестрыми заплатками домики элойского городка, коему недавно высочайшим повелением всемилостивейше пожаловано наименование Жасмингард. Над крышами Жасмингарда тянулись к ясному небу кухонные дымки - время шло к обеду.
   - Ну, для начала, пообедаем. В здешней харчевне готовят плов, пальчики оближешь. Вон кстати, гонят мясо для него. - Эрнест Гарданна мотнул головой в сторону стада страусов. - А чего это ты, Феанор, примазываешься к нам, отщепенцам? Ты ж уже доказал, свою способность к стихосложению и в Цветничке реабилитировался вполне. Весь Камелот повторяет сентенцию штандарт-кавалера Феанора касательно того, что пастбищные элояночки они, может, и свежее, но законченная прелесть и ни с чем не сравнимая сладость округлой зрелости... Как, бишь, ты это сформулировал? Стиль, правду сказать, не вполне твой. Про прелесть и зрелость ты, конечно, у Финвэ слямзил, но все равно: растешь на глазах, и от всяких-разных отщепенцев у тебя уже дистанция огромного размера.
   - Думаешь, можно чем-то отмазаться от таких сюжетов в досье как путешествие к Сердцу Тьмы под твоим началом? - отозвался Феанор. - Нет уж, Эрни, дружище, кого нелегкая дернула с тобой связаться, тому не помогут никакие ... Вранье это , кстати, насчет сладостей-зрелостей. Ничего я подобного нигде не говорил. Мадригалы не по моей части. Вот обложить как следует... А мадригалы... Никогда не понимал этих... Млеющих при виде вороха кружев, обернутых вокруг того, вокруг чего им, кружевам то-есть, быть обернутыми положено. Это Орхидея с подачи Гендальфа пустила в Камелоте такую вот... легенду что ли. Чтоб, значит, показать, что все мы, как один, ходим, страсть как Цветничком озабоченные. Гендальфа понять можно. Ему надо как-то держать в руках вверенное его попечению стадо. Созидателишек он держит страхом. Страхом перед подземкой, морлоками, ну и ... вообще страхом. А нашего брата норовит держать по преимуществу Цветничком. А ежели кто Цветничком не особо озабоченный... Он простой, наш Генеральный Инквизитор, простой как...
   - Как правда. - вклиняется в разговор благородных кавалеров сидящий у дисплея демиург Логвинов.
   - Да уж... - усмехается на дисплее Эрнест Гарданна. - Куда уж проще. И мысли у него простые ...
   - Как в Книге Черного Зеркала. - вступает в разговор молчавший до сих пор Гаук.
   - Не много ли у тебя там накручено, Андрюша? - говорит сидящий рядом с Логвиновым Филипп Павлович Дроздовский. - Ну ладно, пусть будет Черное Зеркало - терминал для прямой связи этих твоих харьковских программистов-демиургов с их творениями. А теперь еще какая-то Книга Черного Зеркала?!
   - Так это ж уже не у меня. - с подчеркнуто невинным видом отвечает Андрей Кириллович. - Это, бери выше, у самого их превосходительства Генерального Инквизитора сэра Роберта Гендальфа. Эта Книга Зеркала - добротная такая нетленка низшей религии - обожествленного коллективного опыта. Насчет самого Зеркала у товарищей из Имперской Службы Испытания Тьмы нет единого мнения - то ли вправду оно наличествует где-то в недрах подземки, то ли это такой себе опиум для народа. А хоть бы и опиум?! Тоже вещь нужная - чтоб пациент не трепыхался. Так что, ежели даже Зеркала в природе и не существует, отчего бы его и не придумать - вещь в идеологическом хозяйстве Империи архинужнейшая. Посему есть Книга Зеркала, содержащая откровения проверенных товарищей, касательно коих наверху есть мнение, что они видели живого Зеркала. ("Видели живого Зеркала"- это как-то по- одесски, а ежели по- русски? "Видели живое Зеркало"? Дай бог памяти, как это говаривали у нас во время оно? " Вечно живое учение" ...А ежели "живого", то это будет у нас не учение, а... В общем кого надо, того и видели... притом не только в гробу по праздникам, хотя и в гробу он живее всех живых... ) Ты прав, Фил, сильно накручено. Так я ж здесь не виноватый: это ж правда жизни - винегрета из всяческих реальностей, данных нам в ощущениях. - Андрей Кириллович примолк на минуту, как бы воспаря мыслию в горние выси, затем, найдя новую тему, заговорил снова:
   - А насчет озабоченности Цветничком это он грамотно, Артур Феанор то-есть. Правильно понимаете текущий политический момент, товарищ штандарт-кавалер! В "Истории сексуальности" у этого как его?
   - Мишеля Фуко. - подсказывает Дроздовский.
   - Да у Фуко. У него там сквозь всякие ... - Логвинов морщится брезгливо - личные аспекты и комплексы прорезается дельная мысль, касательно сексуальной озабоченности, цементирующей викторианское общество. Отчего общество викторианское, означенную озабоченность с одной стороны всячески культивирует, отнюдь, впрочем, не афишируя, с другой - направляет в русло законного брака, домашнего уюта и расширенного воспроизводства материальных ценностей: в рассуждении того, что мир - коттеджам, война - шалашам и всяческим в них раям.
   - Ну, у них там, - Дроздовский кивает в сторону дисплея, - общество не викторианское.
   - Так озабоченность Цветничком была мощным оружием не только в руках буржуазии. - с готовностью откликается Андрей Кириллович. - Возьми к примеру культ прекрасной дамы. Чем бы было бла-ародное рыцарство без разных-всяких алиенор аквитанских? Сборищем гопников в латах, не более того. Впрочем, Алиеноре этой Аквитанской до нашей принцессы Орхидеи расти и расти. Прими в расчет, Фил, что у настоящего Меченосца, у того же Гендальфа, к примеру, озабоченность Цветничком перерастает в неуклонное стремление лезть в подземку, на предмет защиты от слуг Тьмы того прекрасного мира, где ждет его Линда. Знаешь кстати, при каких обстоятельствах эта малышка появилась в аппартаментах Генерального Инквизитора? Весьма пикантная история...
   Покамест демиурги из НПО "Завод им. В. И. Михельсона" перемывают косточки творениям программы TOYNBEE, в созданной этой программой реальности все идет своими чередом. Трое кавалеров подьезжают берегом реки к подошве древней пирамиды, на ступенях которой разместился веселый, чистенький городок Жасмингард. У самой воды на сложенной из циклопических глыб платформе под полосатыми тентами расставлены белые столики и плетеные из камыша стулья. Хлопающий на ветру стяг-вывеска извещает достопочтенную публику, что только в харчевне "У папаши Туссена" можно получить настоящий камаргский плов. Черноглазая вострушка в белом кружевном фартушке расставляет на столиках обеденные приборы. Сам папаша Туссен, плотный, жукообразный мужчина средних лет, хлопочет возле внушительных размеров котла, подвешенного над разведенным прямо на берегу костром. Увидев подьезжающих кавалеров спешит к ним, оставив котел на попечение заросшего до самых глаз медно-рыжей бородой малого. Эрнест Гарданна долго, с чуством, с толком, с расстановкой, отдает распоряжения относительно плова. Папаша Туссен, поклоном изьяснив, что пожелания благородного кавалера поняты им вполне, направляется к камаргцу, только что подогнавшему к харчевне страусиное стадо, говорит ему что-то, указывая на приотставшего молодого страуса. Пастух кивает, вынимает лук, выдергивает из колчана стрелу. Аккорд спущенной тетивы - выбранная жертва бьется на земле, вздымая тучу бурых перьев. Папаша Туссен возвращается к котлу. Рыжебородый и еще трое из кухонной прислуги подходят к затихшему страусу, за ноги волокут его к возвышающемуся неподалеку бронзовому изваянию. Изваяние изображает мужчину , внешности приятной и благородной, простершего вперед руку, видимо, в призыве к некоей цели - несомненно благородной, а возможно - и не лишенной приятности. На этой руке молодцы папаши Туссена вздергивают за ноги предназначенного в плов страуса. И вот он уже освежеван, туша его разрублена на части, лучшие куски парного мяса нарезаны ломтиками и заложены в котел, где уже томится саго с кореньями и специями. Божественный аромат настоящего камаргского плова поднимается к ясному небу, щедро изливающему на землю потоки солнечного света.
   Эрнест Гарданна со спутниками неспешным шагом едут по опоясывающему пирамиду пандусу к комендатуре. Выполнив там необходимые формальности отправляются на поиски гостиницы "Розовый мотылек", которую содержит давняя приятельница бравого Артура Феанора.
   * * *
   - Фамилия, имя?
   - Убо, Арагорн Убо, господин ротмистр.
   - Убо... Арагорн... - ротмистр поднял от бумаг глаза на подследственного: щуплогого длинноволосого паренька с коралловой серьгой в ухе. - Арагорну Убо, столичному экзекутору, часом, не родственник?
   - Точно так, господин ротмистр, внучатый племянник.
   - Внучатый племянник папаши Арагорна, надо же... Могли бы пойти по стопам дедушки вместо того, чтоб... Нехорошо. Что за внешний вид у вас, молодой человек?! Что это за серьга у вас в ухе, коралловая? Наводит на мысль о "Пурпурной Бабочке". Соображаете, куда вы катитесь?
   - Господин ротмистр! - юный Убо театральным жестом заломил руки. - Я всегда готов к услугам, можете справиться у господина квартального цензора, только не отправляйте меня обратно в шестой сектор. Эта пытка выше моих сил!
   - Пытка? - ротмистр поднял брови. - Выбирайте выражения, подследственный. - Пытка строжайше запрещена статьей девятьсот пятьдесят шестой Положения о Недреманном Попечении. Вы клевещете на Сокровенное Присутствие, молодой человек.
   - Я выразился фигурально, господин ротмистр. - торопливо поправился подследственный. - Для моей субтильной натуры, темнота, страх неизвестности, чудящиеся во тьме голоса, воистину пытка. Эти голоса тьмы...
   - Слушать Голоса Тьмы - привилегия благородных Меченосцев, еще раз вынужден просить вас, подследственный, не забываться и не путать подземку с обычным подвалом, я бы сказал погребом, каковым и является шестой сектор. Услышав настоящие Голоса Тьмы... - ротмистр дернул щекой. - Если же вам чудятся некие голоса в обычном погребе, вас надлежит отправить на предмет излечения в одну из колоний для скорбных душой на Канары.
   - Покинуть Камелот, расстаться с милой родиной, нет для меня горше участи, господин ротмистр! - патетически воскликнул подследственный.
   - Ладно, продолжим по порядку, - ротмистр вновь уткнулся в бумаги. - Род занятий?
   - Виноват, господин ротмистр?
   - Как добываете хлеб насущный?
   - Я - свободный артист, господин ротмистр. Некоторым образом, народный сказитель.
   - Ну да, вот здесь как раз об этом: "Кормится, развлекая посетителей портовых кабаков скабрезными анекдотами на сюжеты из жизни высшего общества." С вами все ясно, господин артист. Значит так: в положенное время в допросной палате Сокровенного Присутствия, честно и прямо глядя в глаза чинам Цензората, дадите показания о том, что умствования сочленов "Пурпурной Бабочки" заронили в вашу юную неокрепшую душу сомнения в благости Всеблагого Всевышнего. Иначе - высылка на Канары. Понятно?
   - Так точно, господин ротмистр, умствования сочленов "Пурпурной Бабочки " заронили в мою юную неокрепшую душу сомнения в благости Всеблагого Всевышнего.
   - Хорошо. По содержанию верно. А по форме... Уж больно у вас это просто и гладко получается, милейший - поморщился ротмистр. - Вы же как-никак некоторым образом народный сказитель. Сформулируйте это повитиеватее. Сделаем так: я вас переведу из шестого наверх, поближе к солнышку, где посветлее. Распоряжусь, чтоб вам принесли в камеру письменные принадлежности, ну и бутылочку винца - для вдохновения. Накатайте ваши чистосердечные признания, я просмотрю. Окончательный текст выучить наизусть, так чтоб от зубов отскакивало. Все. Следующий!
  
   * * *
   - Вашему превосходительству конечно же ведомо, что саго и подпанцирный хрящ зеленой черепахи суть важнейшие ингредиенты начинки настоящего вексенского пирога. - разрезавший пирог кирасирский подполковник сделал паузу, глядя на Гендальфа. Генеральный Инквизитор с благодушнейшей улыбкой кивнул и подполковник продолжил свою кулинарную лекцию:
   - Черепаший хрящ всего лучше брать свежий, а ежели обстоятельства, как, к примеру, в нашем случае, вынуждают использовать хрящ сушеный, его надлежит в течение суток размачивать в кокосовом молоке, но отнюдь не в воде. Размочив, часа два варить на медленном огне, после чего...
   - Право, я не предполагал, благородный Дагобер, что адепты "Пурпурной Бабочки" столь искушены в тайнах чревоугодия. - с той же улыбкой перебил Гендальф сотрапезника. - Быть может благодарные воспоминания о радостях застолья, наряду с прочими благодарными воспоминаниями, суть необходимый ингредиент наших переживаний в последнее мгновение земного бытия. Мгновение, которое, как утверждает сэр Хью Мерлин, по милости Всеблагого Верховного, длится вечность. Мгновение, которое и есть по существу жизнь вечная.
   - Весьма возможно, что предположение вашего превосходительства соответствует истине. - серьезно отвечал Дагобер.
   - Но из этого следует, что могущество Всеблагого Всевышнего, его власть над беспощадным временем не может проявиться в полной мере без помощи какого-нибудь кухмистера. - вел далее Генеральный Инквизитор.
   - Целиком согласен с мнением Вашего Превосходительства. - Дагобер оставался несокрушимо серьезен. - Мир наш подобен кораблю, устремившемуся в Неведомое, а в этом Неведомом не только доблесть Меченосца, но и искусство кухмистера или, скажем, площадного фигляра могут оказаться совершенно необходимыми для утверждения всемогущества Всеблагого Верховного.
   - Хорошо вам, господа, о таких предметах рассуждать здесь, куда Великий Страх преграждает вход кухмистерам, как и прочим представителям достойнейшего сословия Созидателей Насущного. - Гендальф тоже посерьезнел, оглядел внимательно слушающих разговор сотрапезников. Дружеская пирушка происходит на палубе небольшой баржи, пришвартованной к набережной текущего в подземном тоннеле канала. В излучаемом водой канала мертвенном свете чернеют на берегу растерзанные огнем мерлинов останки самоходного истукана. Багряно рдеют угли в стоящей на корме баржи жаровне. Время от времени над жаровней взвиваются и пляшут язычки веселого рыжего пламени.
   - Вас бы, господа, в нашу инквизиторскую шкуру. - на губах Гендальфа вновь играет улыбка. - Попробовали бы, каково там, наверху, в нашем прекрасном Элойском Эдеме сдерживать поползновения всяческих кухмистеров и поющих с их голоса площадных фигляров на привилегии первенствующего сословия, на ваши, господа, выслуженные беспорочной и бестрепетной службой привилегии. Особенно сейчас, буду с вами откровенен господа, когда среди созидателишек распространились вполне нелепые толки о скорой кончине морлокского страха. Распространились, как полагают некоторые мои коллеги, не без помощи сочленов славного товарищества Пурпурной Бабочки. Примите в расчет, господа, что образ корабля, устремленного в Неведомое , нашему созидателишке едва ли понятен. Ему ближе и понятнее образ корабля пришвартованного к тихой пристани, уютного мирка, оберегаемого от рыскающих во Тьме морлоков, доблестью Меченосцев. Каковая доблесть источником своим имеет личный пример персоны, первенствующей в сословии Носителей и Повелителей Мечей - императора Британии, Арморика и всех элойских стран. Первенствующее же положение Его Величества есть установление, исходящее непосредственно от Всеблагого Всевышнего. Благодатью же Всевышнего Свет да победит Тьму. Сии положения суть квинтэссенция закона и морали в Империи. И если появляются сомнения или же поползновения к вольному толкованию ... Вы знаете, господа, какой рапорт мне передали намедни из Имперской Прокуратуры? Об участившихся кражах пожертвований с алтарей Божественной Уины Купальщицы. Участившихся... Во время оно и единичный случай такого рода представлялся бы немыслимым. Как, впрочем и самоходный истукан, вломившийся в Храм Изобилия. Его Высокопревосходительство Имперский Прокурор усматривает в этих кощунственных актах, во всех- без различия размеров нанесенного ущерба, свидетельство злококозненного подстрекательства черни сочленами некоего сообщества, целью своей имеющего подрыв нравственных основ, на коих зиждется государство, закон и порядок. Всего вероятнее это - морлокствующие. Прикидывающиеся столь безобидными морлокствующие. Морлокствующие, вкупе с бомонскими отщепенцами, вызывающие ваше, господа, сочувствие. Я, кажется, испортил вам аппетит, господа. Право же, такого умысла я не держал, прошу покорнейше простить. Вексенский пирог действительно бесподобен, да и все, чем вы меня сегодня потчевали, выше всяческих похвал. Надеюсь, господа, что мне представится случай достойно ответить на ваше гостепримство. Впрочем, гостепримство Генерального Инквизитора... Вы не поверите, господа, как желал бы я снова стать простым кирасирским полковником. Но... Не помню, кто автор этой чеканной формулы: "На службу не напрашиваться, от службы не отказываться".
   * * *
   - Ну так все-таки: что будем делать? Меня Мерлин зовет к себе в Аваллон. Хочет разобраться с кадаврами Кунсткамеры. Работа муторная, но, похоже, ее на мой век хватит. Что скажете? - Феанор испытующе глянул на товарищей.
   - Отчего ж нет. - Гаук сидел , развалясь, лениво щурился на солнышко, придерживая двумя пальцами пивную кружку, стоящую на широком подлокотнике плетеного кресла. - Мерлин решил, судя по всему, уйти до поры до времени в тень. Аваллон и Кунсткамера для этого куда как удобны. Мерлин раскопал в архивах Фарфорового указания на то, что через Кунсткамеру лежит кратчайший путь к Изумрудному Рогу. Ну а через Рог - в Верхний Мир. Вроде бы, ежели установить некую гармонию между кадаврами, в Кунсткамере откроются какие-то там Врата. Гендальфу на все эти непонятности и сложности с Верхним миром в общем-то наплевать, у него интерес простой - держать Мерлина подальше от Камелота и Шептуна. Посему он в деле с Кунсткамерой Мерлину палки в колеса вставлять не стал, а напротив того - всячески споспешествовал...
   -Так что они с Мерлином "явили на ступенях трона всяческого подражения достойный пример единодушия товарищей по оружию". - вставил Эрнест. - Шептун нечто в этом роде при сей удобной оказии не преминул всемилостивейше изречь. Думаю, что ты можешь тихонько делать карьеру под началом Мерлина в Кунсткамере, не мозоля особенно глаза Гендальфу, а это, по нынешним временам, наилучший расклад из всех возможных. Гендальф и вправду не удостаивает серьезным вниманием все, что касается Верхнего Мира, и комету эту... Новую ипостась Великого Страха, призванную вскорости заменить нам морлоков.
   - Опять же, ходят слухи, что Орхидея с девочками вновь собирается в Каледонию. У тебя будет случай реабилитироваться... - Гаук улыбнулся Феанору. - Я касательно сравнительных достоинств зрелости и свежести.
   - Да уж расстараюсь. - со смешком кивнул Феанор. - А ты?
   - Я?... - Гаук отхлебнул из кружки, огляделся. На древних камнях плясали солнечные зайчики от колеблемой легким ветерком листвы, меж столиков, постреливая глазками в сторону благородных кавалеров, семенили с подносами хорошенькие служаночки. Река дышала прохладой и свежестью. Возле уреза воды в смачном бульканьи золотисто-оранжевого жира и благорастворении специй вершилось таинство приготовления настоящего камаргского плова. "Морлочий лекарь" примолк, внимая всей этой благодати, сделал еще один изрядный глоток, заговорил снова:
   - Я остаюсь здесь. Сниму домик для Офелии. В здешнем гарнизоне есть вакансия инспектора Убежищ Уины. Послужу сторожем братьям нашим пастбищным - морлочье опять стало появляться в этих местах. Для приличного послужного списка, буду иногда забираться в подземку поглубже - по вызовам Мерлина.
   - Опять хочешь связаться с Мерлином?! - хмыкнул Эрнест. - Мало тебя Гендальф помытарил?
   - А кто захочет теперь связываться со мной? - пожал плечами Гаук. - Какой генерал возьмет к себе? Только Мерлин да, пожалуй еще, ты. Правду говорят, что ты опять собираешься к Сердцу Тьмы? Искать Черное Зеркало. Или уже нашел?
   - Ну... это, положим ... - истребитель морлокских певунов отвел взгляд.
   - Ох, Эрни, смотри! - Гаук как-то сразу постарел лицом. - Черное Зеркало не для тебя. Потому что... - Гаук положил руку на плечо Эрнесту, пресекая его возражения - Потому что ты, друг мой, человек патологически добрый. Тебе хочется чтобы всем было хорошо. Да, да, всем, до морлоков включительно. А так... - Гаук сделал паузу, снял руку с плеча товарища, проговорил с нажимом:
   - Не бывает. Ты придумал для себя сидящего с той стороны Зеркала добренького эдакого боженьку, что-то наподобие нашего Гендальфа, только во вселенском масштабе, ну и поумнее малость. А если там лишь вселенский часовой механизм, отмеряющий кошкам квоту пожираемых мышей и перемалывающий недостаточно расторопных? Перемалывающий, само собой, на потребу Предвечной Гармонии. Механизм, заведенный некогда неким часовщиком, ныне ушедшим на покой. Оставь Черное Зеркало в покое, Эрни! Не буди мирового часовщика.
   ***
   - Артиллерию, равно как и ручные гранаты в Кунсткамере применять запрещено - дабы не повредить стеклянные своды, ограждающие ее от Топи. Ну а ручные ракетометы и холодное оружие применять не возбраняется. Прошу вас, ваше высокопревосходительство. И, вы, господин штандарт-кавалер, подходите ближе, здесь есть из чего выбрать. - Кассиус Крол с видом хозяина, потчующего гостей , подвел Мерлина и Феанора к длинной, во всю стену, оружейной пирамиде. Феанор взял из пирамиды короткую алебарду, пощелкал затвором спаренного с ней ракетомета, стал примерять к руке древко. Мерлин, глянув мельком на пирамиду, отвечал Кролу:
   - Благодарю вас, благородный Кассиус, я экипировался еще в Камелоте, а штандарт-кавалер, кажется, уже нашел себе оружие по душе и по руке. Не так ли, Артур? Не будем терять времени даром, господа.
   - Прошу следовать за мной. - Крол, сохраняя все ту же мину радушного хозяина, направился к небольшой железной дверце. За дверцей обнаружился полуцилиндрический в сечении коридор. За его прозрачными боковыми стенами зеленовато светилась и пульсировала субстанция Аваллонской Топи. В торцовой стене, тоже прозрачной, прорисовывался прямоугольный контур Двери. За Дверью виднелся еще один, казавшийся бесконечным, коридор, уставленный с двух сторон запыленными витринами, наподобие музейных. В первой витрине слева стояло нечто, сплетенное из стеклянных трубок, схожее с призрачной человеческой фигурой. По трубкам циркулировала сиреневая жидкость . На месте головы - некое подобие мензурки, размеченной делениями с цифрами от нуля до ста. Сидевший за столиком с внешней стороны Двери ротмистр лениво следил за уровнем жидкости в этой мензурке, делая время от времени записи в шнурованной книге. Заслышав звон шпор вскочил, салютуя пришедшим.
   - Рад встретить вас здесь, Гальфрид. - Мерлин поздоровался за руку с ротмистром. - Как ведет себя сегодня индекс Мензурки?
   - Взаимно рад, сэр Хью. - ротмистр отвечал генералу в присущем сотрудникам Мерлина несколько фамильярном тоне. - Индекс все время понижается и равен нынче всего одиннадцати делениям. Так что до вожделенной сотни, открывающей Врата, еще расти и расти. То ли эльфы переусердствовали в решении гоблинского вопроса, то ли пауки перекушали волколаков, то ли еще что-то в подобном же роде. Вы собираетесь прогуляться по Кунсткамере, сэр Хью? Сегодня не советовал бы. Никто толком не знает, что, собственно, там нынче происходит. Натура кадавров Кунсткамеры...
   - Потому и собрался прогуляться. - прервал предостережения Гальфрида Мерлин. - Если бы мы всегда знали, что там происходит, понимали натуру кадавров, прогулка наша, боюсь, вышла бы скучноватой. Открывайте, Гальфрид. Вперед , Артур!
   Гальфрид глянул вопросительно на Крола. Тот кивнул разрешающе. Гальфрид подошел к Двери, вставил в щель на ней пластинку из какого-то белого, похожего на фаянс материала. Дверь со звоном отошла в сторону, Мерлин с Феанором пошли, утопая по щиколотку в серо-розовой пыли, между стеклянными шкафами. Бесконечные ряды таких же шкафов тянулись в поперечных коридорах, встречавшихся через каждые пятьдесят-сто шагов. Некоторые шкафы были пусты, в других стояли огромные, в полтора элойских роста, яйцевидные стеклянные сосуды. По их стенкам длинными, фарфорово поблескивающими вереницами суетливо ползли вверх и вниз белые муравьи. Мерлин проследил взглядом направление движения муравьиных колонн и понял, что они заполняют гигантские яйца прахом с полу. Работа эта шла медленно, но неостановимо, многие стеклянные капсулы были заполнены доверху, на поверности некоторых змеились трещины. В трещинах пробивались: где черный или рыжий волос, по виду - человеческий, где - серая, подобная волчьей, шерсть, где зазубреные шипы, наводившие на мысль о чудовищных насекомых.
   - Муравьи, надо полагать, обеспечивают неукос­нитель­ность процесса восстания из праха и возвращения в него. - нарушил молчание Феанор. - Лихо они с этим управляются. - Феанор стоял возле чего-то длинного, распростертого на полу, покрытого сплошным шевелящимся ковром муравьев. - Экспедиция Ансельма Эгберта пропала в Кунсткамере бесследно: нашли только полковничий погон Эгберта - золото этим милым букашкам, видать, не по зубам. Погон нашли где-то под шкафом. А для тех, кто еще не улегся смирнехонько в прах, для нас с вами к примеру, как думаете, сэр Хью, муравьи эти не опасны ?
   - Полагаю, что не опасны. - отозвался Мерлин. - В Кунсткамере у всего свое предназначение, а предназначение муравьев, по-видимому, как раз и состоит, по вашему, Артур, удачному выражению, в обеспечении неукоснительности некоего круговорота сущностей. Каковой круговорот целью имеет превращение в прах выведенных из строя кадавров и воссоздания из праха новых. Вот, кстати о кадаврах, легки на помине. Эту форму, кажется, именуют эльфами?
   Вопрос сэра Хью вызван появлением на ближнем перекрестке облаченной в зеленый шелковый хитон фигуры. На безусом и безбородом лице, словно выточеном из слоновой кости, сияют васильковые глаза, темные волосы схвачены серебряным обручем, в руке лук, за плечами колчан, полный стрел с оперением цвета весенней листвы. На изукрашенном бирюзой поясе - длинный кинжал.
   Нижняя челюсть кадавра заходила вниз-вверх, как у куклы в ярмарочном балагане. Мелодичные звуки неведомого языка достигли слуха сэра Хью и его спутника. Не получив ответа эльф достал из колчана стрелу, натянул лук, прямо в глаза Мерлину глядело граненое жало.
   За спиной сэра Хью хлопнул ракетометный выстрел, на эльфийском челе загорелась, брызгая искрами, косматая белая звезда, стрела с щелчком ударила в потолок, упала к ногам Мерлина. Начавшая было клонится назад фигура в зеленом хитоне выпрямилась, на месте лица дымилась черная дыра. Эльф выдернул из колчана вторую стрелу. Мерлин вынул из кобуры плоский, похожий на табакерку ракетомет, методично, как на стрельбище прицелился. Выстрел, яростная звезда терзает руку, натягивающую тетиву . Правая рука эльфа повисла бессильно, левая, отбросив лук, потянулась к кинжалу на поясе. Феанор рванулся вперед, всадил кадавру под ложечку алебарду, неожиданно легко распорол облаченное в зеленый шелк тулово, отскочил назад. Из распоротого тулова полезли какие-то клочья, оно стало разваливаться на куски. Ноги какое-то время дико-бессмысленно топтались по лохмотьям собственного тела, продырявленная голова жалко и страшно дергалась среди этих лохмотьев, вздымая облачка пыли. Наконец ноги обессиленно подогнулись в коленях, рухнули на пол и затихли.
   - Надо было сразу бить ему в брюхо, залпом из наших двух стволов, а не возжаться с головой и руками. - отдышавшийся Феанор, морщась смотрел на агонию кадавра. - С распоротым брюхом он мог бы только елозить по полу, какая бы сила его не двигала. У вас пятизарядный, сэр Хью? Отчего вы не всадили сразу все пять ему в брюхо?
   - Вы, Артур, дорогой мой, кажется, до сих пор не поняли одной вещи. - Мерлин говорил не отрывая взгляда от лежащей у его ног растерзанной огнем и сталью куклы, - ракетометы и прочее оружие для нас суть нечто подобное скальпелю для анатома: средство не столько разрушения, сколько изучения натуры неких феноменов, в данной конкретной ситуации - кадавров Кунсткамеры. Я хотел провести некоторые наблюдения, проливающие свет на устройство и механику движений кадавров. К тому же...
   - Похоже, сейчас момент скорее для отхода, чем для наблюдений. - перебил Мерлина Феанор. Как бы в подтверждение его слов стайка зеленоперых стрел просвистела у них над головами. По коридору перебежками двигались фигуры в хитонах цвета молодой травы. Феанор толкнул Мерлина в простенок между двумя шкафами, сам стремительно последовал за ним.
   - Не могу с вами согласиться, Артур, - невозмутимо продолжал Мерлин. - Отход был бы несколько преждевременен, а момент для наблюдений исключительно удобен. Вот, позволю себе предложить вашему вниманию.
   Феанор выглянул из-за шкафа. В передвижении эльфов возникла какая-то заминка. В следующий момент они были атакованы приземистыми бородачами в сером, сноровисто орудовавшими тяжелыми мясницкими топорами. Сэр Хью с большим интересом наблюдал за вооруженной борьбой между разными формами кадавров Кунсткамеры. От Двери, спеша на выручку Мерлину и Феанору, бухал сапогами по серо-розовому праху гренадерский патруль. В крайней слева от Двери витрине, в подобном фантому сплетению стеклянных трубок лихорадочно пульсировала сиреневая субстанция. Ротмистр-наблюдатель не успевал фиксировать изменения индекса Мензурки.
   ***
   На дисплее зеленоватый сумрак Подземного Мира. Берегом петляющей между гигантских базальтовых колонн речки движется шагом небольшая кавалькада. Впереди под императорским лейб-штандартом едут сам Арагорн Громоподобный и Генеральный Инквизитор. Монарх, сдерживая басовые раскаты своего голоса, выговаривает Генеральному:
   - На вас вновь поступила жалоба, сэр Роберт.
   - Я кажется догадываюсь, ваше величество, кто жалобщик. - отозвался Гендальф. - Сэр Хью...
   - Нет, на этот раз не от генерала Мерлина, - прервал Гендальфа император, - а от министра двора, нашего милейшего сэра Оскара. Он жалуется, что вы с настойчивостью, достойной лучшего применения, рекомендуете ему включить в число лейб-блюд, подаваемых к моему столу, вареную морийскую колбасу. Сэр Оскар не решился изложить мне ваши резоны по сему поводу и просил, чтобы вы сделали это лично.
   - Дело в том, ваше величество, что торговцы солониной злонамеренно распространяют слухи о том, что морийская колбаса якобы фабрикуется провиантским ведомством из морлочьего помета. - Генеральный выдержал взгляд потерявшего дар речи императора и вел далее:
   - Сии злонамеренные слухи целью имеют отвратить добрых подданых вашего величества от покупки морийской колбасы, что улучшит, в ущерб казенному интересу, торговые обороты означенных негоциантов. Распространители слухов схвачены и получат, в назидание и им и прочим, наказание, по закону причитающееся. Достойный подражания пример сотрапезников первенствующей персоны Империи, представляется мне эдаким завершающим штрихом в этом...
   - То-есть вы предлагаете.... - побагровевший император, не находя слов, дал своему коню шпоры, резко вырвался на три-четыре конских корпуса вперед, остановился, задрав вверх голову, у подножия уходящего вверх в стылую мглу черного каменного ствола. На высоте трехэтажного дома видна была вплавленная в черный базальт покореженая кираса с какими-то, неопрятно свисающими из под нее, горелыми клочьями. Император с лязгом выдернул из ножен палаш, салютуя исполнившему здесь свою последнюю волю товарищу. Гендальф и чины императорской свиты последовали примеру государя. Император вбросил палаш в ножны, повернулся в седле всем телом к подьехавшему Гендальфу.
   - Штандарт-кавалер Кавдор, - кивнул на вплавленые в базальт останки Генеральный, - месяца два назад напоролся вместе со свитой на Огненный Шар. От самого Кавдора нашли только это; заупокойный панцырь набили, как водится в таких случаях, ветошью, чины свиты - вообще сгинули бесследно. Позволю себе, ваше величество, вернуться к теме нашей беседы. Вашему величеству конечно же известно, что морийская колбаса фабрикуется сундуками фей, состоящими на балансе провиантского департамента военного министерства. Фабрикуется, разумеется, отнюдь не из...
   - Знаю, - устало отозвался император, - фарш для морийской колбасы делается из этих ... водяных блох, которых сэр Хью изволит величать пещерными креветками. (Кстати о сэре Хью. Должен вам сказать, Гендальф, что ваша манера обращения со мной, все больше напоминает мне сего славного и многомудрого мужа ). В вопрос о том, чем питаются означенные креветки, предпочитаю не углубляться, но, должен заметить, что роятся они действительно в местах слива в каналы .... Нет, право же, не стоит в подобные материи углубляться. Тем более, что, ежели я в свое время верно уразумел рассуждения Мерлина о природном круговороте сущностей, углубление в такого рода проблемы, чревато потерей аппетита. Впрочем, на вкус этот фарш вполне... Сам пробавлялся им чуть ли не неделю, когда морлоки под Хрипящими Ключами перерезали наши коммуникации. И все же, сэр Роберт, неужто мы не можем кормить наш люд чем-нибудь получше?
   - Боюсь, государь, что и вареная морийская колбаса вскоре может оказаться в дефиците. - отвечал Генеральный Инквизитор. - Все больше наших пастбищных сестер и братьев стремится приобщится к городской жизни. Если бы страх перед морлоками не ограничивал свободу передвижения...
   - Довольно об этом, - прервал Генерального император, - далеко ли еще до свинцового потока?
   - Примерно с четверть мили, ближе подьезжать не рекомендуется, там сейчас бушует серый вихрь. - Гендальф прислушался.
   - И этот серый вихрь несет железное яйцо со штандарт-командором Элрондом внутри? - император с явным удовольствием сменил тему разговора.
   - Да, ваше величество, и если все пойдет, как запланировано, мы со временем сможем в считанные часы перебрасывать в любой пункт Британии войска и военные грузы. Да и не только военные. Прошу покорнейше простить, ваше величество. - Гендальф повернул голову в сторону галереи, из которой доносилось пенье кавалерийского рожка. - Нам подают сигнал о том, что серый вихрь затихает.
   Император и его спутники пустили коней рысью и вскоре оказались у бокового входа в циклопическую трубу, по которой с воем неслись сгустки серой мглы. Но вот это стремительное движение замедлилось, сгустки мглы стали превращаться в медленно опадающие хлопья. Поток свинцовых гранул с шелестом нес по дну трубы грубо склепаное железное яйцо, размером с десятивесельную галеру. Вскоре яйцо остановилось, в его боку со скрежетом открылся люк. Из люка выбрался долговязый офицер-артиллерист. Увязая по щиколотку в свинцовых гранулах подошел к императору, отсалютовав, стал рапортовать об успешном окончании проведенных испытаний. Император слушал заинтересованно, задавал вопросы. Сидящий перед дисплеем в другой реальности демиург Логвинов какое-то время тоже слушал, потом, кивнув головой, загрузил программу поиска Каспара Гаука, Меченосца, гвардии маг-ротмистра, за глаза именуемого "морлочьим лекарем". По-видимому в программе поиска произошел какой-то сбой: вместо Гаука на дисплее появляется обнаженный по пояс дряхлый пастбищный элой, сидящий со смущенно-виноватой улыбкой на вросшем в землю в центре солнечной поляны замшелом камне. Над пастбищным старикашкой, смазывая каким-то снадобьем болячки, покрывающие его иссохшее тело, склонилась Офелия Гаук. Логвинову кажется, что нежные ручки ее излучают некую ауру любви и сострадания. Наконец на дисплее появляется и Гаук, прогуливающийся по краю поляны в компании с Эрнестом Гарданной. Поглядывая на Офелию "морлочий лекарь" говорит своему спутнику:
   - Право, порой мне кажется, что Фели испытывает чувственное наслаждение, обхаживая эти ходячие трупы. Временами даже ловлю себя на чем-то вроде ревности.
   Эрнест, бросает мельком взгляд на Гаука, испытывая неловкость, меняет тему беседы:
   - Теперь касательно твоей просьбы, Каспар. Людей и истукана дать могу, а вот фугасов - в обрез. Морлочье полезло из всех щелей - арсенал не успевает выполнять все заявки на огнеприпасы.
   - Еще бы им не лезть из всех щелей. - усмехается Гаук. - После того как доблестный Эрнест Гарданна искоренил певунов, направлявших морлокское быдло, куда ему, быдлу, положено. В следующий раз, Эрни, прежде чем совершить очередной свой славный подвиг, хорошенько подумай о возможных последствиях. Ладно, давай, что можешь. Фугасов мне надобно самую малость, я добавлю мельничной пылью.
   - Это как - мельничной пылью? - интересуется Эрнест.
   - Никогда не видел, как взрывается мельничная пыль? И останков персон, оказавшихся слишком близко к месту означенного происшествия тоже не сподобился лицезреть? Рад за тебя. Мне пришлось однажды, в Каледонии. Я пылью этой самой хорошенько припорошу в тоннеле-коллекторе, а в начале заложу фугас. И, когда Слепой Поводырь заведет в коллектор свое стадо, рвану фугас. Взрыв фугаса подымет в воздух первую порцию пыли , взрыв этой порции, подымет в воздух следующую и - пошло-поехало. - Гаук косится на сморщившегося Эрнеста, продолжает с усмешечкой:
   - Вот такой рецепт. При минимальной затрате табельного огнеприпаса получаем кучу горелых трупов и еще некоторое количество новых кандидатов в Слепые Поводыри. Полагаю, что эти Поводыри вряд ли сами снова сунутся к нам, да и других отговорят. И во вверенном мне округе наступят тишь да гладь и всяческая благодать. Правда, для Фели хлопот прибавится. Теперь пастбищное старичье находит вечное успокоение все больше в морлочьих желудках. А отважу я от этих мест братьев наших подземных - морлоков... Нет, надо уменьшить, елико возможно, бремя, которое взвалила на себя прекрасная Офелия. Предложить престарелым братьям и сестрам нашим пастбищным вместо морлочьего попечения некий эликсир - на предмет блаженной кончины. Нечто эдакое на манер того, что предлагают в Саду Грез дамам предпоследней степени свежести, не желающим утешиться горькой сладостью воспоминаний и любовью внуков. Да, нечто вроде Эликсира Молодости, но - попроще. Чего уставился?! Избавление пациента от страданий - первейшая задача лекаря. Разумеется - после спасения жизни страждущего. Так жизни уже и так нет. Разве это жизнь? Ты бы хотел так пожить? А! То-то же. Все мы, благородные таковы. Как на словах - так за народ. А как примерить на себя шкуру простого человека, так - нет. Подавай нам подземку и схватку со слугами Тьмы на предмет исполнения своей последней воли. А доиграемся мы до полной и окончательной победы Света над Тьмой? Думаешь мерлиново испытание Неведомого вывезет? А ну как здесь, в Эдеме нашем элойском, влезем в такое Неведомое, что вовек не отмыться. Ладно, хватит об этом. Пошли можжевеловки дернем рюмку, другую, пока Фели возжается со своим старикашкой.
   ***
   - ... Вранье об экономической подоплеке распада Союза, дорогой мой Альберт Юрьевич, давайте оставим чубайсам. - Эркинов строго глянул на Воропаева. - Сейчас малые дети понимают, что рыба гнила с головы. Нужна новая элита, вместо этих...
   - Партайгеноссе, слушавших, запершись в сортирах, западное радио и учивших нас, грешных, са-авецкому патриотизьму. - с готовностью отозвался Воропаев. - Вот сюда, Тэмуджин Тельманович, сейчас подымемся на этот бугор, а с него открывается замечательный техногенный пейзаж.
   Эркинов примолк, кажется несколько шокированный термином "партайгеноссе" и вообще репликой Воропаева. Поднявшись на красноглинный, замусоренный бугор заговорил снова:
   - Да, нужна новая элита, призванная вести до победного конца информационную войну Русского Мира с Западом. И вести эту информационную войну надо не только в компьтерных сетях.
   - Разумеется. - кивнул Воропаев. - Машина - дура, Тэмуджин Тельманович. Все зависит от того, какую информацию в нее ввести. Вот к примеру, - он указал подбородком вниз на заброшенную стройплощадку, - видите эти лужи, вон там в левом дальнем углу котлована, возле бетономешалки . Обратите внимание на цвет воды, и особо - на контур, образуемый лужами с яркозеленой , "цветущей" водой. Мы имитировали ситуацию, когда дождевая вода, протекая по водосборной площади, подверглась воздействию ионизирущего облучения. Источник радиации непосредственно не доступен средствам космической разведки, но стимулирующее действие ионизирующего облучения...
   - Стимулирующее? - переспросил Эркинов. - Я, признаться, полагал, что...
   - Да стимулирующее. - не дослушав, вновь заговорил Воропаев. - Даже большие дозы могут оказывать стимулирующее воздействие на микроорганизмы, водоросли, беспозвоночных. На сей предмет есть много статей, патентов, авторских, у меня самого имеется парочка.
   - Закрытых? - Эркинов оторвался от созерцания луж на дне котлована, повернул голову к Воропаеву.
   - Отнюдь. - Альберт Юрьевич улыбнулся вполне безмятежно. - Области применения самые, что ни на есть штатские и невинные - сельское хозяйство, рыбное хозяйство, у меня, к примеру, один такой опус озаглавлен: "Способ повышения продуктивности рыбоводного пруда". Помните как пелось: "И чтоб никто не догадался, что это песня о тебе ". Если применительно к человеку - тогда, конечно, секретили, да и то не всегда. У Несиса было целое медицинское направление вполне открытое, кое-что закрывали конечно - для подводников он придумал нечто вроде прививки от лучевой болезни. Не знавали Арнольда Израэливича Несиса, Тэмуджин Тельманович? Он одно время работал в вашей системе, главврачом где-то... Встречал там, по его словам, Чижевского и даже создавал ему условия для работы - клал к себе в медсанчасть. Правда ли нет, не знаю: слыхал от самого Несиса, за что купил, за то и продаю. Сам Несис погиб вполне героически - инфаркт после доброжелательной критики коллег на некоем академическом сборище. За несколько лет до Чернобыля. В девяностом году мне там рассказывали о фактах удивительных, но в успешно преданную забвению концепцию Несиса вполне укладывающихся.
   - О Несисе. - Эркинов слегка поморщился. - Арнольде Израэливиче, поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас, давайте вернемся к вашим, покорнейше прошу простить, нашим лужам. Если я правильно вас понял, яркозеленый цвет воды демаскирует скрытый источник проникающей радиации - хранилище радиоактивных материалов или нечто другое в этом же роде. Но ведь массовое развитие водорослей может иметь и другие причины. Как отличить...
   - А это, уж простите, Тэмуджин Тельманович, - с усмешкой перебил Воропаев, - отдельный разговор за отдельные деньги. Впрочем, должен признаться, покамест разработана только общая концепция, математическая модель, работающая только в лабораторных условиях, да еще в песочницах вроде ... - он кивнул в сторону котлована. Не могу пообещать, что эта модель заработает в реальных условиях: гладко было на бумаге...
   - Но, Альберт Юрьевич?! - начал было Эркинов. Воропаев остановил его жестом руки, заговорил с эдакой ленцой:
   - Представьте себе, Тэмуджин Тельманович, что в каком-нибудь околонаучном издании появляется изложение этой самой концепции, например , для экологического мониторинга, чтоб полковники не только выращивали на орбите горох, но и по цвету луж определяли радиоактивное загрязнение окружающей среды. Затем появляются критические отклики на эту публикацию : дескать - чушь собачья. Задетый за живое автор чуть приоткрывает карты, дабы показать, что любимое детище его ума уже выбралось из колыбельки и, если бы не распад Союза... Завязывается дискуссия, автора поддерживают другие сироты Империи Зла. Дискуссия растет и ширится, но вдруг резко так обрывается - сироткам кто-то предложил помолчать.
   - Понятно. - кивает Эркинов. - В свое время подобным образом, по анализу публикаций, определили, что атомный проект уже...
   - А тем временем. - с той же ленцой продолжал Воропаев, - на космических снимках сделанных над какой-нибудь ливийской пустыней Такла-Макан обнаруживают подозрительный узор из не в меру зазеленевших луж. А потом - в меру неуклюжие попытки этот узор затушевать, в полном соответствии с этой самой - недоосвещенной научной общественностью концепцией. Представляете - сколько информации к размышлению появится у мирового сообщества в лице дядюшки Сэма. А чтоб подбросить ему эту инфомацию, всего то и надо - распылить после дождя некоторую толику биостимуляторов. Затрат мизер, а информации к размышлению - мало дядюшке Сэму не покажется.
   ***
   Харьков, середина зимы. Танец снежинок в вечерних сумерках за окном кабинета-клетушки на самом верху университетской башни. В кабинете в полном одиночестве сидит перед дисплеем программист-демиург Евгения Львовна Ветчинкевич. Погрузившись в реальность программы TOYNBEE Женя вызывает на дисплей картины из жизни Каледонии - далекой северной окраины элойского мира. На дисплее: лес в нежной зеленой дымке весенней юной листвы, мощеная шестиугольными плитами дорога, идущая вдоль опушки, отражающие голубое небо лужицы в дорожных выбоинах, весело скачущие с камня на камень ручейки, лесная речушка, запруженная лежащим поперек русла чем-то бронзовым, потемневшим от древности, многоруким: то-ли изваянием, то-ли механизмом. Белоголовый мальчик в клетчатой куртке ведет к запруде на водопой норовистого вороного жеребца под пунцовым с золотым кантом чепраком. От дороги слышны веселые голоса, всевидящее компьютерное око обращает туда свой взор, воспаряет над лесом. У обочины, на краю большой поляны стоит госпитальный поезд принцессы Орхидеи. На зеленом ковре поляны круговерть ярких цветовых пятен - Соперницы Вечности играют в жмурки с офицерами Алых Кирасир. Крупный план: по крыше госпитального фургона, поглядывая на поляну, прохаживается в сопровождении Генерального Инквизитора военный министр - наследный принц Гладиус.
   - Умствования генерала Мерлина и его сотоварищей по "Пурпурной Бабочке" дают плоды весьма неожиданные, некоторым образом сюрпризы, притом сюрпризы отнюдь не приятные. - Гендальф строго глянул на принца, тот кивнул, выражая согласие слушать далее, и Генеральный продолжил:
   - Вот к примеру: третьего дня мне эстафетой из Камелота доставили некое распространяемое в списках анонимное сочинение. Автор сего опуса осмеливается утверждать, что в натуре Владыки Тьмы наличествуют качества истинного Меченосца.
   - Не станете же Вы, Ваше Превосходительство, уверять, что Владыка Тьмы по натуре своей созидателишка? - присоединился к беседе только что поднявшийся на крышу фургона Арагорн Гарданна. - Я давно и весьма коротко знаком с этим господином и честью своей готов поклясться в том, что умеренность ему никоим образом не свойственна. А ведь вы, ваше превосходительство , согласитесь, надеюсь , со мной в том, что умеренность, равно как и аккуратность, суть первейшие добродетели почтеннейшего сословия Созидателей Насущного.
   Гендальф примолк, не будучи вполне готовым к такому повороту темы и не располагая положениями о сословном статусе диавола, апробированными соответствующими компетентными инстанциями. Принц Гладиус не без удовольствия наблюдал замешательство Генерального Инквизитора. Положение спасла появившаяся вслед за Гарданной принцесса Орхидея. Улыбаясь одними глазами, с видом серьезным и нарочито невинным, она спросила Гендальфа, является ли пренебрежение обществом дам ради государственных дел, приличным для Меченосцев, состоящих в чинах генеральских. Не дожидаясь ответа направилась к лестнице, собираясь присоединиться к своим, резвящимся на поляне, питомицам. Гладиус торопливо отстегнул палаш, отдал его Гендальфу и устремился за принцессой. Гарданна, поклонившись Гендальфу, последовал за военным министром. Гендальф кликнул дежурного пажа, вынул из портупейной петли свой палаш, отдал его пажу вместе с палашом Гладиуса, направился и сам к лестнице. По поляне кружил рыжий как огонь ротмистр с завязанными розовой атласной лентой глазами. Орхидея шуршала юбками, направляясь прямо к нему. Ротмистр рванулся на шорох юбок , схватил принцессу в охапку. Следовавшая за принцессой худенькая черноглазая гимназистка потянула ротмистра за рукав, тихонько что-то сказала ему. Ротмистр, точно обжегшись, выпустил принцессу , поспешно стащил с глаз повязку , щелкнул каблуками, дернул головой в поклоне. Орхидея с выражением ласково-величавым, протянула ротмистру руку для поцелуя, на гимназистку кинула исподволь взгляд. Под этим взглядом на ясное личико девушки набежала тень, она поспешила затеряться в толпе подруг.
  
   ***
   - Прими в рассуждение, Фил, что компьютеры человечество в шахматы давно обыграли. - Логвинов говорил, не поворачиваясь к Дроздовскому, устремив взгляд в дальний конец экспериментального зала. - Каспаров, наш Гарри чего-то там еще гоношится, но...
   - Да, - отозвался, глядящий в том же направлении Филипп Павлович, - Вообще на поле формальной, классической, аристотелевой логики состязаться с компьютером уже бессмысленно. Кстати, Андрюша, в честь чего это ты так вырядился сегодня? - Дроздовский окинул собеседника взглядом ироническим. Андрей Кириллович облачен в серо-стальные галифе и затянутый в рюмочку щегольской портупеей френч того же цвета. Хромовые офицерские сапоги, начищены до зеркального блеска. Кант черненого серебра и такой же плетеный погон на левом плече. На правом плече, прижатый к бедру локтем висит стволом вперед кургузый черный автомат, бросающий на пыльный заасфальтированный пол алые блики от лазерного прицела. Голову демиурга Логвинова венчает ухарская фуражечка, фасона единственно возможного - "как носили царкосельские гусары Его Величества". На околыше, цвета грозовой тучи, поблескивает кокарда в виде увитого лаврами черепа.
   - А что, нельзя? - Логвинов скосил взгляд на свой погон, - Нешто я не истинный Меченосец?! А касательно состязания с компьютером в логике... Тут ты, Фил, попал в самую точку: помнишь, как во "Вредных советах" у Остера - "это глупое занятие не приводит ни к чему". Следственно, на авансцену вместо каспаровых выходят люди, склонность имеющие к занятиям, не столь глупым, например, к генерированию безумных идей, разумность коих надлежит поверить алгеброй компьютера.
   - Вроде твоего Воропаева? - Дроздовский не отрывал взгляд от колышащейся в дальнем конце зала лилово-сизой завесы.
   - Да, вроде Воропаева, Альберта Юрьевича. - Логвинов передернул затвор автомата. - Вот оно, киношник запустил кино.
   Завеса исторгла темные фигуры. Фигуры построились в колонну. Колонна развернулась в каре. Каре, чеканя шаг, надвигается на Логвинова с Дроздовским. Вот первая шеренга приблизилась шагов на двадцать, уже хорошо различимы лица, Дроздовский, вздернув бровь, вгляделсяся в эти лица потом в лицо стоящего рядом Логвинова, спросил:
   Зачем тебе, Андрюша, столько голографических двойников? Хочешь увековечить таким образом свой светлый образ? Обеспечить себе личное бессмертие?
   - Таких бессмертиев нам не надобно. - отвечал Андрей Кириллович. - Вообще - в бессмертие не спешу. Совсем насупротив, желаю таким вот манером, - он кивнул в сторону неостановимо марширующего каре, - затесавшись в толпу близнецов-братьев, застраховаться, елико возможно, от преждевременного бессмертия . Чтоб, значицца, невзначай не исполнить свою последнюю волю в ходе какого нибудь мероприятии по линии социальной гигиены, санитарии и хирургии. О необходимости и неизбежности каковых мероприятий все время говорят... - конец фразы заглушен рыком автомата: демиург Логвинов прошил очередью одного из своих двойников. Двойник продолжал невозмутимо маршировать, как и все каре.
   - Ты про Ибрахимова? - Дроздовский вынул из кармана схожий с пейджером прибор, стал нажимать на его панели кнопки. Призрачное каре остановилось, затем истаяло в воздухе. - Что, неужто кроме тебя некому заниматься такими вещами?
   - Апалытычно разсуждаете, господин ведущий научный советник! - Логвинов поставил автомат на предохранитель, закинул его за спину. - Перво-наперво - не Ибрахимов, а Ибрахим-задэ, их превосходительство Президент Лейлысарайской исламской народно-демократической республики, исламской , заметь себе, Фил, они ведь теперь все щирые мусульмане. Так что именовать его Ибрахимовым все равно, что, к примеру нашего Референта Ивансоном. Вот в таком плане, таком разрезе - был себе майор Ибрахимов, во-время поддержал линию на департизацию органов и превзошел в задэ. Но... - Андрей Кириллович воздел очи к бетонному потолку, льющему скучный неживой свет люминисцентных трубок. - Все бы хорошо, но означенный задэ чересчур уж серьезно себя понимает, забыв, что слугу народа украшает скромность. Болезнь эту, покамест, пробуют лечить терапевтически, но если Бюро примет решение об операции... Можно бы доверить эту операцию хирургам из какой-нибудь "Альфы". Но альфы оперируют все больше под ракетно-бомбовой или же танково-артиллерийской анестезией, а то и под иным наркозом - попроще, а как мы есть истинные Меченосцы... - Логвинов почмокал губами. - видал, какие девочки в обслуге президентского дворца?! Вах-пах, какой рахат-лукум ! Ну и другие там есть - не вполне морлоки. Опять же - альфы, чреваты солдатскими императорами, и всяким иным-прочим в державе нестроением, притом, что в серьезных кровопролитиях история-мама последнее слово давно уж оставляет за разьяренным обывателем-налогоплательщиком-избирателем, наскоро упакованным в хаки. Потому мы уж лучше сами, затесавшись в толпу братьев наших голографических... Не надо нам лишних альфов - мы сами себе альфы.
   ***
   - Итак, ваше превосходительство, отстойниками для беспокойных безумцев вы заниматься не желаете. Ну да, славная бомонская кампания - занятие не в пример занимательней. Куда приятнее подыграть демону хаоса, чем урезонивать его. Впрочем, ваши люди уже приступили к сочинению демона-вредителя несколько в другом вкусе. - Гаук с передней прозрачной стенки Ящика Призраков усмехался невесело. - Что ж, толика правдоподия в означенном сочинении имеется - в образе генерала Мерлина и его единомышленников из "Пурпурной Бабочки" безусловно наличествуют черты демонические. Предлагаете мне отнестись к этому серьезно? И сами, надо полагать верите, в то, что это серьезно? Что сказать вам , сэр Роберт Гендальф?! Да воздастся вам по вере вашей!
   ***
   - Что это вы читаете милочка? - холеная рука принцессы Орхидеи легла на изображение чудовищного паука.
   Давешняя черноглазая гимназистка, застигнутая врасплох, потянула было к себе книгу, затем вскочила, склонившись перед Орхидеей в реверансе, проговорила, запинаясь:
   - Это описание феноменов Кунсткамеры, благородная патронесса. Мне ее дал господин Гальфрид.
   - Ротмистр Гальфрид, предложил даме почитать такое? - в голосе Орхидеи недоверие. - Все офицеры сэра Хью отличаются странностями, но ...
   - Я сама попросила у него эту книгу. - залившись краской смущения пояснила девушка. - Гальфрид только о Кунсткамере и говорит, а я...
   - А тебе остается только молча слушать его, борясь с зевотой. - улыбнулась Орхидея. - Сочуствую. Здесь, в Каледонии такого рода проблемы возникают не только у тебя.
   Орхидея посмотрела в окно на лежащую до самой линии горизонта Аваллонскую Топь. Издалека донесся протяжный гул, бурая шкура Топи подернулась рябью. Госпитальный поезд тихо тронулся с места, за окном поплыли назад поросшие вереском песчаные откосы.
   - Книга, конечно, отнюдь не приличная для чтения благонравной девице. - Орхидея повернулась от окна к гимназистке. - Но... Взять что-ли самой почитать?
   ***
   - Но ведь этому твоему, выходящему на авансцену, генератору идей, надо обеспечить соответствующее окружение, культурную среду. - Дроздовский говорил, меряя шагами пустоту экспериментального зала.
   - Мир. - отозвался Логвинов. - Мир, в котором он не чуствовал бы себя чужим, мир, который он не продал бы ни за миллион ни за миллиард, ни за всю зелень цивилизованного человечества. Мир мой насущный даждь мне днесь. Пыль...
   - Что - "пыль"? - переспросил Дроздовский.
   - На сапогах пыль. - Логвинов смотрел себе под ноги. - Надо сказать ребятам, чтоб у этих милых призраков на сапогах тоже сделали пыль, чтоб значит нам, их братьям матерьяльным, не засветится. А это чего? - Андрей Кириллович подходит к висящему на стене распределительному щиту. На щите нацарапано:
   Любить пустыню больше чем гарем
   В слепящем мареве глаза лениво сузить
   В истоме смертной мчаться как саммум
   Навстречу ласкам гурий вечно юных.
   ***
   - Колонна морлоков на том берегу? Среди бела дня?! Тебе не померещилось, любезный? После вчерашнего. - Джослин Камбрэ придвинулся к старшине камаргцев брезгливо сморщил аристократический нос.
   - Никак нет, не померещилось. - угрюмо и без особой почтительности отвечал, белобрысый, не похожий на природного камаргца старшина. - Мы к рому с малолетства привычные. А только, не в обиду будь сказано вашей светлости, морлочье с мешками на головах прет колоннами по Гранитному Проспекту, скоро будут у затопленной плотины, у брода значит, у переправы.
   - Это Черные Колпаки. - вмешался в разговор стоящий рядом с Джослином щеголеватый конногренадерский ротмистр. - Им все едино: что ночь, что день, что подземка, что Элойский Эдем. Нам здесь , дружище Джослин, такое видеть не впервой. Это тебе не Каледония. Подымай по тревоге полуроту, выводи арбалетчиков к переправе, попробуй задержать морлочье, елико возможно. Стрел не жалейте, дайте несколько залпов в середину колонны - может повезет подстрелить Слепого Поводыря. Пошли кого-нибудь, вот хоть его, - ротмистр кивнул в сторону камаргца, - вытащить коменданта от его Розочки. Я, пока есть время, со своими ребятами махну на тот берег, устрою где-нибудь на перекрестке засаду на Поводыря.
   Ротмистр кликнул своих свитских, паж подвел ему солового, грызущего удила жеребца, ротмистр птицей взлетел в седло, рысью тронул к броду, свитские - двое пажей и оруженосец последовали за ротмистром, вот они уже на середине реки под копытами их коней заиграли маленькие радуги, вот кавалькада уже на том берегу, пустив коней вскачь, скрылась в руинах.
   Тревожно-призывно пел горн на вершине древней пирамиды, пригревшей на своей серо-лиловой туше славный уютный городок Жасмингард. По изьеденным временем каменным ступеням гремели подкованные солдатские ботинки. В городские ворота торопливо втекал гудящий как растревоженный улей людской поток. На берегу речки возле опрокинутого котла с пловом хозяин харчевни, папаша Туссен, черными словами крыл камаргцев, весьма бесцеремонно побуждающих обывателей не мешкая укрываться за городскими укреплениями.
   ***
   На дисплее - интерьер вытесанного в литом базальте бункера. Перед бронзовым пюпитром посреди бункера двое: Гаук и незнакомый демиургам оруженосец в форме гвардейской саперной бригады. От основания пюпитра в базальтовую толщу тянется пучок зеркально поблескивающих трубок. Водруженное на пюпитр, разделенное на квадратики туманное зеркало излучает бледный свет.
   - Пора включать гальванический запал, господин маг-ротмистр, Черные Колпаки уже вышли из подземки, голова колонны уже подошла к Столбам. - сапер тычет пальцем в один из квадратиков.
   - Подождем. - с ленцой в голосе отзывается Гаук. - Пусть морлочье подойдет к самой переправе. Добрым гражданам Жасмингарда будет полезно восчуствовать столь близкое дыхание Великого Страха. Подштанники что-то у них стали суховаты в последнее время, сочленам сословия Созидателей Насущного это не вполне прилично.
   - Но там госпожа Офелия и другие дамы... - возражает сапер, бросив недоуменный взгляд на Гаука.
   - Госпожа Офелия ныне пребывает вне Жасмингарда, в одном из Убежищ Уины, под крылышком генерала Гарданны-младшего, нашего героического истребителя морлокских певунов. - неприятная улыбка кривит губы Гаука. - А прочих, до времени, защитят арбалетчики гарнизона. На полчасика их хватит, пока морлочье переползет через дамбу . А в самый драматический момент, мы рванем в тоннеле фугасы, потом зачистим все подошвами нашего истукана и в венце спасителей триуфально войдем в славный город, носящий имя Ее Величества. Как тебе такой сценарий?
   - С дозволения господина маг-ротмистра... - оруженосец вопросительно смотрит на Гаука, дождавшись разрешающего кивка, продолжает:
   - Гарнизонная полурота может обратиться в паническое бегство при виде колонны морлоков, марширующей среди бела дня...
   - Да, - кивает Гаук. - солдатики наши не для таких вещей нанималась на службу, с ватагой морлоков-мясников, ослепленных светом, они еще могут управиться, а перед колонной дадут, пожалуй, деру. Но там же не только солдатня, с десяток наших , отпускников и командированных, в городишке застряло, Опять же - полуротой командует Джослин Камбрэ.
   - Светлейший граф Каталаунский?... - с полувопросительной интонацией говорит оруженосец.
   - Да, Джослин - граф, по- имени. - небрежным тоном отзывается Гаук. - Подписал довереность на управление своими землями и замками коронному сенешалю, большую часть графского апанажа отдает в Департамент общественного призрения (матушка у него, по-слухам, из приютских, но, говорят, царственной красоты женщина, недаром папочка Джослина на нее глаз положил . Правда, тогда она была уже замужем за Сэмом Наркиссом, а папаша Наркисс умеет подать товар лицом). Разделавшись, таким вот манером, с обузой владетеля Каталаунского, Джослин попросился служить сюда, решил, видать, опроститься, некоторым образом пойти в народ. Что это там? - Гаук указывает на один из зеркальных квадратиков.
   - Второй камаргский дозор, господин маг-ротмистр. - отвечает оруженосец. На квадратике: с полдюжины верховых на страусах несутся во весь опор вдоль циклопической гранитной колоннады.
   - Что ж, они в дело тоже годятся. Охочи до драки и не так трусливы как солдатня. - кивает Гаук. - Помогут придержать морлочье - выиграть время, народишку спрятаться за стенами и закрыть ворота. А пока морлочье будет возиться с воротами и мы прорежемся во всей красе... Как в песне: "Гремящей поступью врага во прах стирая". Вообще-то, я не думаю, что морлочье полезет в город. Черным Колпакам просто негде больше переправиться, чтоб срезать поверху крюк и пройти в обход блок-постов в подземке. Рисковые ребята эти их Слепые Поводыри.
   ***
   - Суть не в том, прекрасная Офелия, чтобы жалеть ближнего, а том, чтоб от жалости к нему не повредиться в уме. - Эрнест Гарданна улыбнулся чуть виновато, горячие черные глаза его затуманились. - Да-с, прекрасная дама, чтобы не повредиться в уме и не натворить чего-нибудь от жалости этой самой, будь она неладна.
   - Ваши слова, благородный Эрнест... - закончить фразу Офелии не дало тревожное пенье рожков и тяжкий меднозвенящий топот.
   - Чрезвычайная световая депеша из Жасмингарда, ваше превосходиельство. - по-слоновьи проломившийся сквозь кущи девственно белых камелий адьютант отсалютовал Гарданне, отдышавшись, продолжил:
   - Колонна Черных Колпаков подошла к переправе, штандарт-командор Гендальф просит вашего разрешения немедленно выступить с бронеэскадроном.
   - Достаточно будет трех истуканов. - отвечал Гарданна, успокоительно улыбаясь Офелии, беря ее руки в свои - В Жасмингард отправлюсь я сам. - А Гендальфу-младшему, штандарт-командору Гендальфу, передайте, что в мое отсутствие я возлагаю на него ответственность за безопасность элоев в здешней округе. Такую ответственность я могу возложить лишь на племянника Старины Боба.
   Эрнест вновь улыбнулся Офелии, она, поднявшись на цыпочки, поцеловала его.
   ***
   Буйные речные струи играют белесо-лохматыми, как бы раскисшими, морлочьими трупами. На дисплее, крупным планом, застрявшая в расселине меж камней одна такая жуткая кукла. На ее голове намертво пришпиленный к горлу короткой арбалетной стрелой глянцево-черный мешок. Расплывающиеся красные струйки змеятся в прозрачной воде.
   От брода к воротам Жасмингарда врассыпную бегут фигурки в коричневых мундирах, жирно перечеркнутых крест-накрест белыми солдатскими перевязями. Апоплексически багровый от яростного ора комендант на парапете крепости. Джослин Камбрэ недвижимо, подобно собственному конному монументу, стоит посередине реки. Злобно оскалившийся панцер-паж, заскакав верхом впереди бегущих, бьет солдата палашом плашмя по голове. Солдат издает жалобный, заячий крик. Крик этот выводит из столбняка Джослина, он поворачивает свою лошадь, врезается в бегущую толпу, выдергивает из кобуры ручной ракетомет. Ослепительная сиреневая звезда описав крутую дугу, вертится, сыпя искрами, под ногами солдат. Полурота шарахается назад, к переправе. По полузатопленной дамбе медленно, но неостановимо движется колонна морлоков, в черных колпаках на головах. Передние, подобно слепцам, нащупывают перед собой дорогу грубо отковаными железными пиками. Джослину и людям его свиты удается кое-как восстановить порядок среди арбалетчиков. Раздерганый залп лишь на мгновение останавливает движение колонны Черных Колпаков. Громовые подземные удары. Дребезжат стекла в оконницах. По колонне морлоков идет рябь, Дети Тьмы замедляют было свое движение, но вот снова звучит уныло-повелительный напев - Слепые Поводыри неостановимо ведут свое войcко к воротам Жасмингарда. Вот войско это уже почти перешло реку. На дальнем берегу пьяно шатается и рушится с грохотом стоящий у самой воды небольшой желтокирпичный дом. В клубах оседающей пыли виден силуэт самоходного истукана с бронеколпаком на плечах. Орудуя как метлой вырванным с корнем деревом механическое чудище вступает на дамбу. Взмах гигантской метлы, еще один взмах, еще, еще один и смолк напев, побуждающий Черных Колпаков к их неустанному движению. Как слепые котята барахтаются они в воде. Гарнизон и жители Жасмингарда радостными криками приветствуют стоящего по пояс в командирском люке истукана маг-ротмистра Каспара Гаука.
   ***
   - Что там у вас еще, Финвэ? - Гендальф зевнул, прикрывая рот ладонью, оглянулся на маленькую, еле заметную дверку в дубовых панелях, которыми обшит его кабинет.
   - Военный министр, его высочество принц Гладиус, запрашивает Ваше, сэр Роберт, мнение касательно представления о всемилостивейшем пожаловании ротмистру Гауку чина гвардии маг-штандарт-командора. - адьютант по особым поручениям полковник Финвэ вынул из тисненой кожаной папки и положил на стол перед Гендальфом бумагу с вензелем наследного принца в левом верхнем углу.
   - Передайте его высочеству, что я всеподданнейше советую воздержаться от означенного представления. - Гендальф отодвинул бумагу. - Передайте сие на словах, всенепременнейше в присутствии персон, чьи мнения определяют общий тон и содержание разговоров в салонах Камелота. Не сомневаюсь, что вы, Финвэ, сумеете это сделать с должным тактом, не ослабив, притом, эффект этого нашего маленького демарша.
   - Но, сэр Роберт! - возразил Финвэ. - В свете только и разговоров об отваге и распорядительности Гаука, спасшего Жасмингард от штурма и погрома Черными Колпаками.
   - Ежели всерьез, речь должна была бы идти не о смелости и распорядительности, а о фанфаронстве и служебной халатности. - Гендальф поднялся из-за стола, стал прохаживаться по кабинету. - А насколько я знаю Каспара Гаука, то о вещах похуже простой халатности и мальчишеского фанфаронства. Ради внешнего эффекта он тянул время, до последнего момента не взрывал фугасы в тоннеле-коллекторе, подвергал тем самым смертельному риску обывателей Жасмингарда. Что там за шум?
   Гендальф подошел к окну, отодвинув штору, посмотрел вниз на набережную. Прямо напротив окон Генерального Инквизитора стояла повозка бродячих комедиантов с задрапированными вытертым оранжевым плюшем подмостками перед ней. На подмостках стоял испитого вида человек в розовом с серебром фраке, надетом поверх сиреневого трико. Держа на отлете треуголку с золочеными бубенчиками он обьявлял собравшейся около фургона толпе, что сейчас вниманию почтеннейшей публики будет предложена комедия "Седой леопард и бабочка", автором коей является господин Арагорн Убо, "всем вам, дамы и господа, без сомнения известный".
   - Штандарт-командор Айсмен сие сочинение своего подопечного просмотрел и одобрил. - кивнул Финвэ в сторону фургона. - Этот Арагорн Убо - фигляр не лишенный таланта.
   - Как вообще продвигается дело у Айсмена? - спросил Гендальф, не без интереса поглядывая на подмостки.
   - Наловил всякой шушеры, обьяснил им доходчиво, какие показания они должны дать. С шушерой работать не трудно, хоть и противно, а чего будут стоить их показания... - Финвэ пожал плечами, и вслед за шефом стал внимать комедийному действу.
   В первом акте юная барышня наносит визит убеленному сединами и отягощенному ученостью кавалеру. Обстановка кабинета, в котором происходит их свидание, напоминает Цветник Леопарда весьма отдаленно: везде шкафы и полки с источенными червями фолиантами, в углу - скелет морлока. Исполнительница главной роли весьма профессионально изображает юный жар и девичий трепет, ее партнер мастерски копирует повадки сэра Хью Мерлина, находя в лице Генерального Инквизитора благодарного зрителя.
   - Вы, кажется, что-то хотели сказать, Финвэ? - отсмеявшись Генеральный повернулся к адьютанту.
   - Да, с вашего позволения, сэр Роберт. - Финвэ реагирует на спектакль заметно сдержаннее своего шефа. - Мне кажется, что публика, не посвященная в детали дела под Жасмингардом, может не понять...
   - Публике давно пора понять, - резко перебил Гендальф, - что Имперская Служба Испытания Тьмы никого не обвиняет облыжно и никого не обходит заслуженными наградами. Мило, весьма мило.
   Последняя реплика Генерального относится к зрелищу внизу. Кавалер-книгочей , не без намеков со стороны своей посетительницы, вспомнает азы поведения в Цветничке. Седой Леопард преклоняет колени перед юной дамой. Но тут, по воле злокозненного случая, со стены срывается полка с книгами.
   - "Лягу я под шкаф, чтоб при малом движении на меня упал "Капитал"". - комментирует из другой реальности, сидящий перед дисплеем штандарт-менеджер Логвинов.
   Для полноты конфуза вслед за книжной полкой на злосчастную парочку валится скелет. Из книжного развала торчит костяная морлочья нога, тощий зад Седого Леопарда и взбрыкивающие в ворохе кружев нежно округлые ножки его дамы. Ажурные черные чулки подчеркивают молочную белизну этих ножек, сочно алеют за заголенных бедрах атласные подвязки с вызолочеными пряжками в форме бабочек.
   - А когда пагубные мнения касательно несправедливости по отношению к Гауку распространятся вполне. - Гендальф говорил, глядя в окно, - мы предьявим публике наш главный козырь.
   - Вы о материалах, уличающих Гаука в торговле Эликсиром Молодости, сэр Роберт? - отозвался Финвэ.
   - Да. - кивнул Гендальф. - Пусть публика узрит сего славного сочлена "Пурпурной Бабочки" в его, так сказать, нравственной наготе.
   Тем временем действо на подмостках приходит к счастливому концу: на авансцену под фанфары, парадным испанским шагом , выходит на четвереньках Седой Леопард. Оседлавшая его барышня-бабочка посылает воздушные поцелуи восторженно рукоплещущей публике.
   ***
   - Между прочим, Каспар, эти гримасы Спящих Голов, над которыми ты столько ломал свою бедную голову... - Эрнест Гарданна явно был рад случаю поддеть приятеля. - Так вот, эти гримасы возникают просто от близкого присутствия черных фиалов. Гляди сюда.
   Эрнест подошел к нише, в которой белело сквозь стекло цилиндрической банки человеческое лицо, выщелкунул из патронташа оперенную медную сигарку с черным шариком на конце. Стал водить этим шариком по стеклу банки. Лицо за стеклом исказила судорога. Эрнест поводил еще немного, косясь на Гаука, потом заправил ракетометную стрелу обратно в патронташ, заговорил уже другим тоном:
   - Тут все дело в жидкости, в которой Спящие Головы, - он хохотнул, кивнув в сторону банки, - замаринованы. Под воздействием черных фиалов в ней возникают вихри и потоки, так что обычную тряпку или, - он снова хохотнул, - кусок солонины при известной ловкости также можно заставить изображать разные чувства. Помнишь ты в Каледонии, в госпитальном поезде принцессы Орхидеи показывал Спящую Голову моему братцу Арагорну и Голова тогда начала кривляться. Это было на двадцать второй миле, а там неподалеку в лесу как раз склад черных фиалов, я смотрел по карте.
   - Спасибо за информацию, Эрни. - кивнул Гаук. - Пригодится. Попугать...
   - Кого ты собираешься пугать, Каспар? И... Зачем?
   - Знаешь как лечат безумцев, Эрни. - устало заговорил Гаук. - Их подвергают физическим страданиям - с помощью ядов, каленого железа, я хочу попробовать гальваническую струю...
   - Гальваническую струю? - переспрашивает в другой реальности профессор Толстов. - Электрошок что ли? Кстати, Женечка, не знаете - электрошок до сих пор применяют для лечения шизофрении?
   - До сих пор. - отвечает сидящая рядом с профессором Ветчинкевич. - и у нас и на Западе, электрошок, инсулиновый шок - последнее средство чтобы хоть на какое-то время вернуть шизофреника к нормальной жизни. К относительно нормальной. - со свойственным ей педантизмом поправилась Евгения Львовна.
   - Их телесная сущность, корчась в страданиях, вынуждена отринуть, как бы это сказать попроще. - Гаук усмехнулся. - Дурь одним словом. Дурь... Ну а дурак, Эрни, обычный наш элойский дурак, каких большинство... Он, дурак этот - наш простой элойский человек, по сути - облегченная и шире распространенная модификация безумца. Грань между безумием и тем, что принято считать духовным здоровьем, весьма размыта, поверь уж мне - представителю фамилии, давшей элойскому миру стольких выдающихся лекарей. Сейчас почтенное многомиллионное сословие наших дураков удерживает от откровенного, опасного в общежитии, безумия страх перед морлоками. Ладно, об этом столько уж говорено... Пошли наружу, на свежий воздух.
   Они вышли наружу из длинного приземистого кирпичного строения, служившего Гауку лабораторией. Щурясь на свет ясного дня захрустели сапогами по садовой дорожке, посыпаной крупным, с обломками ракушек, рыжеватым песком.
   - Я давно хотел с тобой обьясниться, Каспар... - кашлянув заговорил Эрнест.
   - Не надо. - отозвался Гаук, - Ты ведь об Офелии? Не надо, не стоит. Ты и ей самой уже наговорил предостаточно. Все говорил, говорил... А бедняжка Фели слушала... Ох уж эти мне господа инквизиторы, не знающие, где у женщины помещается душа! Пшел прочь со своим виноградом! Сколько было вам говорено, чтоб не шлялись здесь!
   Последние слова Гаук адресовал седому лысоватыму пастбищному элою, идущему с кроткой улыбкой навстречу благородным кавалерам. Не ко времени повстречавшийся "морлочьему лекарю" пастбищный хрыч держал в руках решето, с верхом наполненное гроздьями смугло-розового винограда. Старик ответил Гауку новой, почтительно-ласковой, улыбкой. Гаук, не меняясь в лице, деловито, без размаха ударил его кулаком под ложечку. Бедняга согнулся в три погибели, хватая ртом воздух, злополучный виноград рассыпался по дорожке, Гаук двинулся дальше, бросив вскользь Эрнесту:
   - Таких, как этот, еще можно привести в норму и спасти. Ежели не жалеть...
   Эрнест некоторое время молчал, отвернувшись от Гаука, затем заговорил тоном сухим, почти официальным:
   - Гендальф дал указание завести дело о подпольной торговле Эликсиром Молодости. В деле фигурирует некто Каспар Гаук, гвардии маг-ротмистр. . .
   - Да, я подторговываю эликсишкой. - кивнул Гаук. - Снабжаю им толстосумов из созидателишек. Хрычей и в особености - хрычовок, тоскующих о желаниях и ощущениях незабвенной молодости. Не за "спасибо", разумеется. Деньги нужны. Много денег. Скоро золото будет посильнее стали. Да и сейчас... Достославный обычай угощения народа, от щедрот господина Гаука, отнюдь не пресекся. Обычай сей глубоко запал в душу народную со времен приснопамятного вояжа означенной персоны по дорогам Каледонии. Вояжа, если ты помнишь, осуществленного за казенный счет - иждивением Его Превосходительства Генерального Инквизитора. Обычай, сам понимаешь, требующий потрясти мошной. Только на пиво и сосиски в месяц выходит...
   - Зачем тебе это, Каспар?!
   - Зачем? А зачем вообще? Ну, все вообще, зачем? Ты ведь допрашивал на сей предмет Черное Зеркало? Допрашивал, Эрни, я по глазам вижу, что допрашивал. Ну и как результат? Обнадеживает?
   - Не играй с огнем, Каспар! Имперская Служба Испытания Тьмы это...
   - Советуешь не играть с огнем? Мне? Ты?! - Гаук юмористически поглядел на Эрнеста, - С огнем играть мне - дело привычное: как и всем нам - Меченосцам. А вот готовы ли твои друзья из темняшки поиграть с другой стихией, с народом. В народе этом, между прочим, бродят слухи о некоем Каспаре Гауке. Он, этот самый Гаук, хоть сам и из благородных будет, но - за народ. Исцеляет больных, от которых отказались именитые лекаря с казенными дипломами, среди бела дня спас город Жасмингард от Черных Колпаков. Прочие благородные чего-то там гоношатся в подземке, шут их знает, чем они, ежели по правде сказать, там занимаются. А Гаук спас Жасмингард - все видели, как спас. Ну, само собой, прочие благородные не шибко жалуют Гаука - оттого и захряс в ротмистрах. Ну а Эликсир Молодости... Надо еще посмотреть - зачем благородные Эликсир этот от народа прячут. Ладно, здесь, пожалуй, и расстанемся. Прощаться мне с тобой, Эрни, не хочется, а говороить "До свидания"... И так врать многовато приходится... От твоего безумия, смертельного, Эрни, безумия у меня нет лекарства. Ступай, куда собрался. Ступай! - Гаук печально-брезгливо посмотрел на Эрнеста, резко повернулся, сгорбившись пошел прочь.
   Эрнест долго смотрел вслед уходящему другу, затем кликнул пажа, державшего лошадей, с привычной ловкостью сел в седло, приняв осанку важно-торжественную, пустил коня шагом.
   ***
   - Какой-то он вялый стал. - Финвэ с усмешкой кивнул вниз, где в дворике-колодце кружился Золотой Палладин. - Соскучился, бедняга, без работы.
   В танце механической куклы - охранителя Славы Каллингов действительно наблюдалась эдакая нарочито-томная медлительность.
   - Не накликайте, Финвэ. - поморщился Гендальф. - Еще в прошлое царствование, я тогда был еще безусым пажом, один офицер из нашего полка, раскопал в фамильных архивах, свидетельства того, что он - прямой потомок Джозефа Железного. Офицер был как офицер, звезд с неба не хватал, а тут вздумал оспаривать законоположения, согласно которым прежняя династия окончательно и бесповоротно утратила права на трон. После этого его поединок с Золотым Палладином был предрешен. Видели бы вы, Гладиус, груду мяса, в которую превратил сего злосчастного Палладин. Как будто и вправду соскучился без работы - последний перед этим поединок имел место в царствование Эдвина Справедливого: тринадцатый маркиз Арнорский, светлейший Бомуэнд Гарданна, позволил себе в высочайшем присутствии иронизировать касательно откровения Араторна Каллинга. Да был еще, лет с пяток назад, некий спившийся армеец (то, что называется вечный ротмистр или, как еще иногда говорят, пятнадцатилетний ротмистр). Он вызвал по собственному почину на поединок Золотого Палладина. Спасти этого пьянчужку было невозможно - всякий благородный кавалер имеет право сразиться с воплощением Славы Каллингов.
   - Этот граф Бомуэнд - кажется, прадед Арагорна Гарданны - нынешнего министра изящных исскуств и Эрнеста - истребителя морлокских певунов. Эрнест, как вам известно, сэр Роберт, вхож в ближайшее окружение Хью Мерлина. - Финвэ снова усмехнулся. - Не похоже, чтобы уроки истории пошли впрок семейству Гарданна.
   - Довольно об этом, Финвэ. - прервал своего адьютанта Генеральный. - Скажите мне лучше: что, Каспар Гаук действительно излечивает безнадежно больных?
   - Не всех, но некоторых. - отвечал Финвэ. - А излечение даже одного безнадежно больного из тысячи умножает славу Гаука у простонародья. Ведь, когда дипломированные лекаря обьявляют больного безнадежным, они лишь официально отказываются от возможности излечения, снимают с себя ответственность. А "морлочий лекарь" никакой ответственности ни перед кем на себя не берет: умер больной - значит залечили дипломированные лекаря, поднялся хоть на какое-то время со смертного одра - слава чудотворцу Гауку.
   - Слава... - задумчиво проговорил Гендальф. - Слава Каспара Гаука растет и ширится, что побуждает нас действовать в отношении этого человека предельно осмотрительно, не повторяя прежних ошибок . Если бы он почуствовал, что обложен как зверь в каледонской чаще, испугался и пустился в бега...
   - Понимаю. - усмехнулся Финвэ. - Убегающего ловят, пойманный - наполовину уличен. - Понимаю, но втуне обнадеживать Вас, сэр Роберт, не смею. Гаук - отнюдь не трус. И значительно умнее, - Финвэ мотнул подбородком вниз, - прежних пациентов Золотого Палладина.
   Танцующая во дворе-колодце меченосная золотая кукла, как будто услышав свое прозвание, на миг замерла в позе выжидательной.
   ***
   - Эрнест Гарданна!... - Борис Исаевич Толстов беспомощно смотрит на только что вошедшего Логвинова.
   На дисплее изображение Эрнеста, стоящего в подземном бункере с обнаженным палашом в руках. В заполняющем бункер неярком сиянии поблескивает на эфесе палаша золотой вензель Арагорна Громоподобного. Подобный голубой молнии блеск клинка в подземелье - истребитель морлокских певунов салютует Черному Зеркалу и скрытому за ним всемогущему оппоненту.
   - Что, Эрнест Гарданна? - Логвинов улыбается профессору сочуственно. - Опять задает бестактные вопросы? Ведь говорено же было ему неоднократно, что вопросы эти бестактные: потому как благость Всеблагого Всевышнего разумные пределы имеет. Пределы, определяемые всевеликим мировым нравственным законом выедания кошками лишних мышек и вымирания от голода нерасторопных или же без меры расплодившихся кошек. Не раз и не два ему было это говорено, притом с примерами и картинками из книжки этого, как бишь его, Беспалова. Не понимает? Товарищ инквизитор не понимает... Подзапустил сэр Роберт воспитательную работу среди личного состава Имперской Службы Испытания Тьмы. Ох, подзапустил!
   - Он спрашивает... вопрошает, - речения коллеги-демиурга несколько успокаивают Бориса Исаевича, - о своем назначении в этой, как он выражается, - профессор замялся, - оставленной без присмотра вселенской мясорубке.
   - О собственном назначении в мясорубке? Это уже вопросец по делу. Ответьте, что ему назначена долгая счастливая жизнь, полная успехов, процветания и побед. Это, кстати, соответствует истине, то бишь содержанию директории ERNEST. И сбудется, если, конечно, - Логвинов заговорил тоном назидательным, - означенный Эрнест не будет злоупотреблять свободой воли. Как там у нас обстоят дела с процедурами рендомизации, обеспечивающими свободу эту самую? Нам, как мы есть демиурги всеблагие, без рендомизации никак нельзя. Ибо, как говорит Жекачка, даже коллега Саваоф допустил грехопадение Адама и Евы, не желая лишить свои разумные создания свободы воли, права свободного выбора между добром и злом. То-есть, это католики сей сюжет таким манером трактуют. Возможны, само собой, и другие прочтения. Тоже свобода, однако. Крут коллега Саваоф! Выбор между добром и злом в оставленной без присмотра вселенской мясорубке... Тут, дай Бог, разобраться в том, какое из зол меньше.
  
   ***
   - Я очень тебя прошу, Фели, предоставь мне самому решать, какими методами надлежит держать в должных рамках пастбищных людишек. Они до сих пор жили , в мире, так сказать, дуракоустойчивом. Скоро грядет новый мир, не столь счастливо устроенный. Пойми наконец, что я там, - Гаук кивнул на железную дверь своей лаборатории, - возжаюсь с такими феноменами, одного вида которых... Тебе, кстати, тоже в общем нечего здесь делать. Ну же, Фели! - стоя перед пылающей гневным румянцем Офелией, Гаук попытался свести неприятный разговор к шутке. - Я ведь не позволял себе, во время оно, трактовать Обет служения прекрасным дамам таким образом, чтобы пытаться защищать гимназисток от твоих учительных внушений.
   Офелия не ответила на примирительную улыбку Гаука, строгим голосом проговорила:
   - Ученые занятия не дают вам, благородный кавалер, права распускать руки, оскорбляя действием наших пастбищных собратьев, иные из коих вам по возрасту в отцы годятся.
   - "Благородный кавалер", "Вам" - вот значит как мы заговорили. Тогда уж - отчего не "господин маг-ротмистр" - Гаук перестал улыбаться. - Хорошо, прекрасная дама, я обещаю впредь воздерживаться от рукоприкладства в отношении "наших пастбищных собратьев". Прийдется придумать для них что-нибудь более экстравагантное. И притом, так сказать, сильнодействующее.
   ***
   На перекрестке подземных галерей стоит, изрыгая потоки отборной казарменной брани, генерал-командор Эрнест Гарданна. Сие словотворчество, как можно понять, есть ответ Эрнеста на откровение Черного Зеркала, обещающее ему, Эрнесту Гарданне, многолетие, процветание и успехи. Рядом с генералом стоит коленопреклоненный самоходный истукан, держа распахнутой бронированную дверь, закрывающую вход в вырубленный в скале бункер. Облегчив душу генерал, гремя шпорами, удаляется с перекрестка вглубь одной из галерей. Истукан встает с колен, закрывает дверь, становится возле нее - бессменным хранителем тайны Черного Зеркала.
   ***
   Некто, в изьеденном серой коростой золотом панцыре топтался в луже по обломкам граблей. Черенок давно был превращен в щепки, железные зубья завязли в грязи, и закованная в золотую броню фигура без помех шлепала по луже в идиотическом экстазе. Задремавший в седле Эрнест Гарданна встряхнулся, отгоняя муторное видение, вспомнил, куда и зачем едет, оскалился по-волчьи. Промозглая сырость подземки забиралась под колет, зябкое оцепенение сковывало тело и душу. Эрнест, крикнув ехавшему сзади пажу, чтоб не отставал, пустил своего Гнедого крупной рысью, вперед и вверх, навстречу забрезжившему в конце тоннеля свету. Гнедой вынес седока из сумрачного штрека на вершину конического, щебенчатого, негусто поросшего травой и кустарником холма. Солнце перевалило уже за полдень, у подошвы холма вилась дорога на Камелот. У обочины, возле видавшего виды фургона с аляповатой вывеской вился дымок над мангалом. Горбоносый, меланхолического вида человек в сомнительной белизны куртке хлопотал возле мангала. Толстуха в клетчатом платье и кружевном переднике расставляла посуду на стоящих под заплатанным тентом столиках. Таких летучих придорожных харчевен , появлявшихся на перекрестках дорог со светом дня и спешивших к вечеру убраться восвояси, много развелось в последнее время у больших городов. На горизонте туманно лиловели громады Пирамид - обиталища столичной бедноты. Зацепившимся за зеленую гору белым облаком парили над Камелотом Чертоги Предков. Эрнест с пажом спустились вниз, отдав лошадей вынырнувшему из-за фургона мальчишке, расположились за одним из столиков. Румяный, только что с вертела, ломоть страусятины и терпкое густо-красное, почти черное, вино в глиняной кружке согрели Эрнесту душу, помогли прогнать прочь неподобающие благородному Меченосцу мысли и настроения. Генерал с пажом собрались было спросить добавки, но по зрелом размышлении решили оставить некий внутренний резерв - для ужина в Камелоте, в трактире "Пиво и Драконы" - прославленном заведении Сэма Наркисса, поставщика двора Его Величества,
  
  
   ***
   Темза в нижнем течении. На фоне позолоченной закатным солнцем воды темный, с рубиновым глазом ходового огня, силуэт самоходного истукана, тянущего бечевой неярко светящую иллюминаторами пассажирскую барку. На дощатом облупленном причале одинокая фигурка Офелии Гаук.
   ***
   Камелот, вечер. Задний двор Главного Управления Имперской Службы Испытания Тьмы. Неприметного вида повозка возле настежь раскрытых дверей. Шестеро офицеров выносят из дверей что-то длинное, завернутое в мохнатый кавалерийский плащ. Седьмым идет адьютант Генерального Инквизитора полковник Финвэ. В руке у него небольшая корзина, накрытая багрово-черной парчей.
   ***
   - Боюсь, что вы опоздали, прекрасная Офелия. - губы Гаука кривит невеселая улыбка. - Ваш доблестный друг Эрнест Гарданна, наш милый Эрни, уже исполнил свою последнюю волю в схватке с Золотым Палладином. Я располагаю сведениями вполне, увы, достоверными, что наш общий друг Эрни сегодня утром совершил этот свой последний подвиг. Совершил на предмет, так сказать экспериментального опровержения, неких предначертаний Всеблагого Всевышнего. Предначертаний, надо заметить, для Эрни вполне благоприятных. Но, - Гаук улыбнулся той же неприятной улыбкой, - пути судьбы неисповедимы. Черное Зеркало предполагает, а одержимые избыточной тягой в Неведомое безумцы вносят свои безумные коррективы. Теперь вы сможете, не торопясь, посетить Эрни в Чертогах Предков. Даже станцевать там перед ним. Но, чуть погодя. Торопиться теперь некуда. Чертоги тем и хороши, что спешить в них - дурной тон. Спешить в них... Прошу покорнейше простить, прекрасная дама за плоский каламбур. Фели!!!
   Офелия , с ужасом слушавшая Гаука, побелела как полотно и стала медленно сползать по дощатой стене пристани. Гаук подхватил ее на руки, понес на ярко освещенную, пассажирскую барку, гаркнул судовому служителю, чтоб тотчас проводили в самую лучшую каюту.
   Демиург Толстов некоторое время с усталым, печальным выражением лица смотрит на дисплее эту мизансцену, затем входит в главное меню программы TOYNBEE, находит там дарующие свободу воли созданиям этой программы процедуры рэндомизации и отключает их.
   ***
   Гигантский паук выпрыгнул из-за пыльных витрин с запеленутыми мумиями, откуда-то сверху и слева. Гренадеры встретили его жалами алебард. Напоровшись на этот стальной частокол паук шлепнулся на спину, болтая в воздухе многочленистыми когтистыми ногами. Болтающиеся конечности эти были тотчас же обрублены и лежащий на пыльном полу монстр полностью обездвижен.
   - Отличная работа, господа. - генерал Мерлин ткнул носком сапога в глянцевито-коричневой паучий бок. - Теперь обрубите ему жвало. Лучше, пожалуй, левое, так будет удобнее с ним работать. Отсеките палашом, алебарда для такой операции инструмент недостаточно тонкий. Благодарю вас, Этьен. Ну и ручища у вас, однако! Что? Согласен с вами - лезвие тоже не из худших. Нуте-с, что у нас тут. - Мерлин воткнул в культю обрубленного жвала металлический щуп с переливающимся всеми цветами радуги набалдашником, стал наблюдать за изменеиями этих цветов, делая пометки в записной книжке.
   От Дверей послышались торопливые шаги. Подошедший штандарт-кавалер отсалютовал Мерлину, протянул ему узкий черный конверт, запечатанный пурпурно-красной восковой печатью с оттиском раскинувшей крылья бабочки. Мерлин вскрыл конверт, вынул листок линованой бумаги, пробежал его глазами, изменившись в лице, обратился к окружающим:
   - Господа ! Генерал-командор Эрнест Гарданна, доблестный истребитель морлокских певунов, главный хранитель древностей Фарфорового Дворца вчера утром исполнил свою последнюю волю, разделив схватку с Золотым Палладином.
   Послышался согласный лязг стали - окружавшие Мерлина офицеры салютовали товарищу, навсегда покинувшему реальность программы TOYNBEE. Сэр Хью вложил обнаженный для салютования палаш в ножны, заговорил снова:
   - Боюсь, господа, что это лишь начальное звено в цепи ожидающих нас роковых событий. Где ротмистр Феанор?
   - В недельном отпуске после контузии. Отправился проветриться в... Прошу покорнейше простить, сэр Хью. Запамятовал, как называется эта дыра, которую Феанор решительно предпочитает госпитальному поезду Ее Высочества. - ответил принесший пакет офицер.
   - Земляничный Лог . - кивнул Мерлин. - Пажи Феанора знают, как туда добраться. Пошлите кого-нибудь из них. Немедленно. Возьмите моего истукана.
   ***
   - Ваш брат, маркиз, исполнил свою последнюю волю в поединке с Золотым Палладином? - на губах принцессы Орхидеи застыла официальная улыбка, в огромных зеленых глазах - выражение тревожное и испытующее.
   Маркиз Арнорский молча поклонился принцессе, она с той же улыбкой заговорила снова:
   - Поступок, вне всякого сомнения, достойно венчающий жизненный путь представителя славной фамилии Гарданна, но... - Орхидея перестала улыбаться. - Но боюсь, что чье-то бедное сердечко будет разбито. И разбито, быть может... - последние слова принцессы заглушил барабанный рокот и топот сапог: в конце парковой аллеи, подобная наползающей на ясный день грозовой туче, показалась колонна камелотских гренадер. Орхидея примолкла, поглощенная зрелищем машиноподобного их движения: холодно-монотонные сполохи стали над над темно-сизой, с вкраплениями золотого шитья и погон, мундирной массой, бледные пятна лиц под козырьками вороненых касок. В ответ на салютаж принцесса послала гренадерам воздушный поцелуй, переждав гром барабанов и сапог, проговорила печально:
   - Бедняжка Фели! Для Соперницы Вечности она чересчур... Право, не знаю как сказать.
   - Чересчур женщина. Вы, верно, это хотели сказать, Ваше Высочество? - отозвался Арагорн Гарданна. - Так же как отчим Эрнеста, такой себе книготорговец Балу, чересчур... Он был у меня сегодня, просил разрешения навещать Эрни в Чертогах. Созидателишки, как Вам известно, могут присутствовать в Чертогах лишь для выполнения... Прийдется ввести его в штат, придумать что-то. Чересчур... Зато у нас все в меру, как и положено ...
   Орхидея протягивает руку и легонько гладит Арагорна по щеке.
   ***
   Из клубящейся мглы выткнулась фигура кадавра с какими-то черепками и клочьями вместо головы. Преодолевая спеленавшую тело вязкую немочь Артур Феанор потянулся к палашу. Из-за плеча кадавра выгляддывало оскаленное, все в крови, лицо брата Джона - таким его Артур видел в последний раз: там, в подземке, во время затеянного Эрнестом Гарданной злополучного похода к Сердцу Тьмы. Кадавр почему-то вдруг оказался облаченным в парадный генеральский мундир с золотой инквизиторской совой в петлице. Сова снялась с черного сукна, и жужжа подобно назойливой мухе, стала кружить над Феанором. Феанор, выбираясь из сонной бреди, выругался - длинно и затейливо. Русоволосая пышечка, на колени которой преклонил свою голову утомленный бранными трудами доблестный Феанор, легонько шлепнула его по губам. Артур заворочался, подставляя лицо солнечным лучам, бьющим сквозь разрывы в листве. Тягостная бредь уходила, уступая место реальности, в которой светило солнышко, журчал где-то неподалеку ручей, радостно вопили плескавшиеся в нем дети. Пышечка стала скармливать пробуждающемуся кавалеру ягоды лесной земляники, он ел их, по телячьи прихватывая губами девичьи пальчики. Стал мостить голову поудобнее на коленях у элояночки, ощущая теменем мягкое обволакивающее тепло ее лона, полный благодарности к этому ласковому, солнечному миру, за что он есть, существует... И да пребудет вовеки. Феанор прикусил душистую, истекающую свежей сладостью ягодку, прислушался. Земля часто-мерно подрагивала. Послышался топот.
   - Самоходный истукан. - сказала элояночка со вздохом. - Не иначе как за тобой. Просыпайся, миленький. Вспоминай меня иногда, дружочек. Там, среди твоих Соперниц Вечности и этих, как их, кадавров.
   ***
   - Благодарю вас, сэр Роберт. Кто-нибудь имеет что-либо сказать по докладу его превосходительства Генерального Инквизитора? Генерал Мерлин? Что?! Полностью согласны с мнениями генерала Гендальфа! Гм... Впрочем, такое единодушие среди товарищей по оружию можно только приветствовать. - император с некоторым сомнением посмотрел на Мерлина. - Может быть кто-нибудь еще? Нет? Ну что ж, тогда на сегодня все. Благодарю вас, господа. Все свободны.
   Арагорн Громоподобный первым двинулся к выходу из кабинета. Высокие, белые с позолотой двери как бы сами собой распахнулись перед ним. Он зашагал увешанной потемневшими портретами галереей с ощущением человека, неожиданно легко управившегося с неким , обычно тугим, не без скрипа работающим, механизмом. Заседание Тайного Совета прошло на удивление гладко, без сучка и задоринки. Возле стыдливо белеющей мраморной нимфы император встретил Жасмину. Потрепал за ушко, косясь на ее, заметно уже выпирающий, живот. Жасмина улыбнулась своей обычной, робко обожающей улыбкой. Император подумал о предстоящем вскоре походе в подземку и связанной с этим походом разлукой с Жасминой, ждущей ребенка. Его ребенка, маленького Каллинга... Но тревожно-умилительная мысль эта тотчас была вытеснена неведомо откуда взявшимся ощущением некоей вселенской слаженности - как в согласно чеканящем шаг строю. За окном грянула музыка - рота лейб-гвардии Эбердинского гренадерского полка шла сменять караул во дворце. Солнце играло на остриях алебард, мерно качавшихся над лохматыми медвежьими папахами, на пунцовых мундирах огнем горело золотое шитье. Жасмина засмотрелась на эбердинцев, по-детски приоткрыв пухлые губки, император залюбовался чистыми линиями ее профиля, погружаясь в ощущение Предвечной Гармонии.
   - Значицца, Гендальф с Мерлином зажили душа в душу?... Кругом разлито чувство глубокого удовлетворения Предвечной Гармонией. Дружными рядами шагаем к светлой, какой надо такой и цели. "И не остановиться и не сменить ноги, сияют наши лица, сверкают сапоги". С чего бы эдакая благодать? - пребывающий в другой реальности Андрей Кириллович Логвинов бросил испытующий взгляд на сидящего за соседним дисплеем Бориса Исаевича Толстова. Профессор некоторое время не без успеха игнорировал пронизывающий взор коллеги-демирга, затем, прихватив какую-то папку, не прощаясь, покинул помещение. Логвинов, проводив Толстова все тем же подозрительным взглядом, пересел за его компьютер, вошел в меню программы TOYNBEE, стал искать задающие свободу воли процедуры рендомизации.
   * * *
   - Захотелось посолонцевать , благородный кавалер? Лососинка у меня - такой здесь ни у кого нет. Извольте отведать на пробу. Пробовать вам желательно - как она есть или размоченную ? Потому как лососинка моя строгого посолу. Иные - так кушают, особливо, ежели под пивко, а иные размачивают в молоке - в кокосовом: другого здесь днем с огнем не сышешь, не то, что у нас в Каледонии. Случалось вам бывать у нас в Каледонии, благородный кавалер? Вот-с, как раз три фунта с походом будет. Извольте сдачу получить. Премного благодарны! Нам, маленьким людям, какая ни на есть денежка - лишней не бывает. Завернуть поплотнее? Чтоб, значит, рыбья сырость и дух ейный не обеспокоили. Сделаем в наилучшем виде. Бумажечкой интересуетесь? Покупаю, по грошу за стопку, у одного земляка - он тут пристроился расклейщиком... Бюллетень Имперской Канцеллярии?... Да нам хоть бы и... Бумагу на бюллетни эти отпускают хорошую - на завертку очень даже годится. Красиво вы черными словами выражаетесь, благородный кавалер! Забористо эдак и - с художеством. Прямо заслушаешься вас. - добрый рыботорговец примолк, похоже - и вправду заслушавшись, когда поток отборной казарменной брани стал иссякать, снова заговорил - рассудительно и с достоинством:
   - Зря вы так. Нешто вас обидел кто? Мы люди хоть и маленькие, но с понятием. А вы - черными словами! Само собой, как мы есть верноподданые ... Только нам, благородный кавалер, читать недосуг, а лососинку или там - селедочку тоже завернуть во что-то надо: мы к покупателю со всем уважением - вот как к вашей милости. Ну да, вон там, сверху про их Высокопревосходительство имперского канцлера большими буквами чтой-то пропечатано. Так мы люди маленькие, нам до канцлера как до неба, нам и господина рыночного смотрителя, с присными его, хватает - мало не кажется. Куда ж вы, благородный кавалер?! Лососинку то забыли. Нам чужого не надо - берите вашу лососинку и кушайте на здоровьице.
   Впившийся взглядом в бюллетень Феанор ругнулся сквозь зубы, вполголоса; вернулся к прилавку, поблагодарив торговца, взял сверток с рыбой, торопливо зашагал к пристани. У самых сходен столкнулся с невысоким офицером. Пробормотав извинения, поспешил было пройти мимо...
   - Привет Артур! - перед Феанором стоял Каспар Гаук. - Старых приятелей не узнаешь, зачитавшись. Общение с сэром Хью даже на тебя...
   - Привет Каспар! - оторвавшись от бюллетеня Феанор глянул наконец на стоящего перед ним. - Надо же! А меня Мерлин отправил в архиспешном порядлке - к тебе. А ты, получается... Про Эрни знаешь?
   - Знаю. И про Эрнеста и про имперского канцлера. - Гаук кивнул на бюллетень в руках у Феанора. "Знаю" - не то слово. Знал, знал заранее, что нечто в этом роде случится. Знал бы ты, Артур, каково это - знать такое и не иметь возможности предовратить. Впрочем - вру. Смог бы, наверное, нашел бы способ, если бы знал, наверное знал, что не вышел им еще срок... Но... - Гаук осклабился невесело. - кто я такой, чтобы лишать разумные создания Всеблагого Верховного свободы воли?
   ***
   Жасмингард. Жаркий летний полдень. Маленькая площадь перед яично-желтым в белой лепнине особняком. В особняке этом жительствует божественная Роза Робинсон - примадонна городского театра музыкальной драмы (Жасмингард - город хоть и небольшой, но в сфере изящных искусств стремится держать марку).
   На площади, обливаясь потом, маршируют с полной выкладкой солдаты гарнизонной полуроты.
   С балкона особняка экзерсисами этими руководит сам комендант , штаб-командор Розамунд Питкин. Благородный Питкин по обыкновению своему - трезв в меру, он восседает на балконе при палаше, в мундире, но без штанов. Означенная часть туалета висит на веревке за спиной штаб-командора рядом с кружевной нижней юбкой и прочими, в том же роде, предметами из розочкиного арсенала.
   Решение об усилении боевой подготовки вверенного ему гарнизона принято Питкиным после прочтения последнего бюллетеня Имперской Канцеллярии. В бюллетене сообщается о том, что имперский канцлер, светлейший Артур Келеберн исполнил свою последнюю волю при обстоятельствах, до конца не ясных. Обстоятельства эти выясняются Имперской Службой Испытания Тьмы. Бремя канцлерских обязанностей возложено государем на сэра Роберта Гендальфа, с повелением сему сановнику оставаться также на прежнем посту Генерального Инквизитора.
   ***
   - Да, я снабжал эликсишкой Артура Келеберна, исполнившего, - Гаук усмехнулся, - свою последнюю волю сэра Артура Келеберна. Ну и что? Никто ведь, всерьез, не сомневается, что Келеберн исполнил свою, - он снова усмехнулся, - именно свою последнюю волю. Я располагаю собственноручной запиской Келеберна, из которой следует вполне ясно, что он был предупреждаем, неоднократно, притом, предупреждаем об опасности, которую таит в себе неумеренное потребление Эликсира Молодости. Так что, пусть Мерлин не дергается - у нас все схвачено.
   - Мерлин не об этом беспокоится. - Феанор приглушил голос, оглядел пустынную верхнюю палубу. С насупленного неба моросил мелкий дождик. Погода не располагала к прогулкам на свежем воздухе. Большинство пассажиров предпочитало отсиживаться по каютам, скрашивая, кто чем может, дорожную скуку. Медленно уплывали назад покрытые сочной зеленью берега Темзы, сквозь исморось и речной туман смутно белела впереди, на левом, ближнем берегу многоярусная решетчатая башня. Феанор вгляделся в ее призрачный силуэт, снова повернувшись к Гауку, продолжал:
   - Сэр Хью полагает, что ситуация, когда Гендальф сидит в двух креслах одной... совмещает посты имперского канцлера и Генерального Инквизитора чревата... Ну ты сам понимаешь.
   - А чем собственно чревата? - Гаук тоже глянул на башню, прошелся взад-вперед перед Феанором, затем снова стал смотреть в сторону башни. - Гендальф, даже совмещая полномочия канцлера и Генерального, свои игры вынужден вести по неким, не им установленным, правилам. А мы, будем играть по тем правилам, которые нам выгодны, отбрасывать, как ненужный хлам, те, которые мешают...
   - Кто это мы? - перебил Феанор. - Знаешь, Каспар, ты мне друг, да и с многими из "Бабочки"...
   - Но, если Гендальф прикажет тебе и твоему эскадрону нас рубить, будешь рубить. - в свою очередь перебил Гаук.
   - Рубить?! - Феанор смотрел на Гаука с тягостным недоумением. - Ты, Каспар, говори, да не заговаривайся.
   - Это я так, - Гаук успокоительно улыбнулся Феанору, - отираясь среди книгочеев, набрался цитат, обчитался пророков перволюдей. Был у них там один - артиллерист, призывавший хороших людей, по примеру дурных, обьединяться на предмет творения добра... Ладно, зачем о нас - давайте о приятном. Ба! Кто это там в столь презентабельном виде? Никак полковник Финвэ, адьютант его превосходительства Генерального Инквизитора, собственной персоной. Не по нашу ли душу? Я знаешь, уже пользовался гостеприимством - его и его патрона, сыт вполне и даже более того. Впрочем, сэру Роберту тоже, вроде бы, мало не показалось. Позволяю себе надеяться, господин полковник, что вы рады видеть меня ровно столько же, сколько я вас!
   Финвэ, затянутый в малиновый мундир камаргской жандармерии, издали ответил на приветственный жест Гаука сухим поклоном, отвернувшись, стал прохаживаться вдоль борта, похлопывая себя по сапогу стеком.
   - Едет на усмирение. - хмуро пояснил Феанор. - В Оксфордшире взбунтовался заготовительный отряд, сформированный из камелотских лоточников. На кой нужны эти заготовительные отряды, не возьму в толк. Вроде бы созидателишки давно уж настрополились снабжать города, меняя у пастбищных людишек на всякую дребедень...
   - У них наменяешь. - отозвался Гаук. - Это тебе не приходилось добиваться толку от пастбищного обормота, который слушает, с рассеянной улыбкой, потом задумывается настолько глубоко, что забывает, о чем думал... Ну да, ты больше имел дело с пастбищными девчонками. Эти, надо правду сказать, предмет, который от них требуется, понимают даже не с полуслова, а... Когда-то, за счет меновой торговли можно было худо-бедно снабжать города, а теперь, когда в Камелоте народишку перевалило за полмиллиона, а по всей Империи в городах за шесть... Вот и приходится посылать в глубинку эти самые заготовительные отряды, а им вдогонку, порой, другие - для вразумления первых. А что, охрана не управилась?
   - У них охрана была из бронегренадер - в тех местах стали появляться Черные Колпаки. А вразумлять созидателишек - лучше получается у камаргцев, - Феанор мотнул подбородком вниз. С нижней палубы слышны были пронзительные звуки тростникового органчика и гортанное хоровое пение. - Эти ребята не шибко миндальничают, не то что наши.
   - "Клинок - для морлока, ножны - для созидателишки" - продекламировал Гаук. - Ничего скоро и "нашим" прийдется осваивать полицейское ремесло. И даже очень скоро, потому что всё...
   Последние слова слова Гаука заглушил громкий плеск, гул и грохот. Подмытый береговой обрыв, на котором стояла белая решетчатая башня, обрушился в реку. Барка закачалась на поднятых оползнем волнах, как игрушечный кораблик.
   ***
   - Я с барышней, между прочим, беседую на темы, сугубо научные. - Альберт Юрьевич Воропаев принял вид невинности, оскорбленной в своих интеллектуальных устремлениях. - Так что, нечего грозить мне пальчиком, кося, при этом, грешным оком на ножки и прочую натуру оной юницы.
   - Паутов просил тебя к нему подойти. Он сейчас в своем кабинете, свинчивает табличку и вообще - собирает манатки. Выперли Григория Степаныча. - подошедший к Воропаеву и его юной собеседнице старичок, пушисто лысоватый, весь какой-то плюшевый, улыбнулся сожалеюще. - Отправили на заслуженный отдых.
   - Паутов ушел на покой?! Такого не может быть, потому что не может быть никогда. - В реплике Альберта Юрьевича решительно преобладал тон утвердительный.
   - Ну, он нашел каких-то спонсоров, организовал под себя какую-то там, - старичок усмехнулся уже в ключе одобрительно-ироническом, - Народно-гуманитарную академию противоракетной обороны. Не помню, как называется. У него спросишь.
   Воропаев в форсированном темпе завершил ученую беседу с принужденно улыбавшейся студенткой, задумчиво-вальяжно перешел улицу на красный свет, двинулся солнечными парковыми аллеями в сторону высящихся над купами деревьев песочно-кремовых башен университета. Возле мостика, переброшенного через заросший сиренью овраг, посреди красочного торжища мороженщиц, продавцов воздушных шаров, художников и фотографов остановился перед большим, почти в натуральную величину, плюшевым львом. Оглядел его, то ли признавая фамильное сходство, то ли отдавая дань не изжитой на рубеже пятидесятилетия детской любознательности; зашагал через мостик дальше.
   Паутов действительно свинчивал с оббитой дермантином двери тесноватого кабинета табличку со своим именем и титулатурой. В облике и манерах бывшего хозяина кабинета сквозь стиль академический явственно проглядывали полковничьи повадки. На столах и полу лежали перевязанные шпагатом стопки книг и папок, на голой стене сиротливо висела фотография маршала Устинова с собственноручной дарственной надписью.
   На предложение Воропаева помочь, Паутов хмуровато отказался, без околичностей перешел к делу:
   - Я, Альберт Юрьевич, рассчитываю на твое участие в одной нашей работе. Серьезные люди, - он посмотрел на Воропаева поверх очков, - дают под эту разработку финансирование. Пока - скромное, под поиск, а дальше - в зависимости от того, что мы выдадим на-гора. Речь идет об аэрокосмических методах определения концентраций хлорофилла и микроводорослей в днепровских водохранилищах. Ты, вроде бы, должен быть знаком с этой проблематикой.
   - Знаком. - кивнул Воропаев. - концентрации хлорофилла и микроводорослей определяют интенсивность фотосинтеза, а фотосинтез существенно влияет на кислородный режим водоемов. Все это уже жевано-пережевано.
   - Наши методы позволяют на порядок увеличить точность измерения. - Паутов наконец отвинтил табличку, зайдя в кабинет, положил ее на стол, сел за него, жестом предложил сесть Воропаеву.
   - Особая точность здесь без надобности. - Воропаев уселся, положив ногу на ногу, говорил с некоторой ленцой в голосе. - все равно ветровое перемешивание внесет свои коррективы, с трудом, мягко выражаясь, просчитываемые. Здесь, Григорий Степанович, главное - истолкование, ответ на великий вопрос: " Ну и шо?!".
   Паутов глянул на Воропева со строгостью, несколько даже выкатив глаза. Альберт Юрьевич продолжал прежним тоном:
   - Микроводоросли поглощают из воды радионуклиды, накапливают их в количествах, иногда в сотни и тысячи раз превышающих концентрацию в воде. Так что радиоактивность воды может быть в пределах нормы , а радиоактивность водорослей... Представьте себе, что ветер согнал эти набравшиеся радионуклидов водоросли к водосбросу какого-нибудь свечного заводика. И Кравчуку, обьявившему о безьядерном статусе Украины, прийдется обьяснять Европе и Дяде Сэму, что заводик "та й справдi ж" свечной, а радиоактивное пятно на его водосбросе всего лишь - игра природы. А чтоб подвести под это обьяснение солидную научную базу очень кстати прийдется система аэрокосмического наблюдения за формированием водорослевых масс в днепровских водохранилищах. Следственно - разработка указанной системы есть архиважнейший элемент розбудови, нет - розбудовы, никак не выучу, как это выговаривается ... Ну одним словом - приватизации державности и суверенитета.
   - Я понял. - прервал Паутов. - Изложи мне это, пожалуйста, письменно на одной, двух страничках, сжато и доходчиво, ты это умеешь, иногда. Пока - в порядке дружеской услуги. За мной не пропадет - ты знаешь. Такие люди как ты нам скоро понадобятся.
   - Кому это "нам", Григорий Степанович? - счел нужным полюбопытствавать Воропаев.
   Паутов, не отвечая, перебирал какие-то бумаги, потом заговорил, глядя на Воропаева с улыбкой:
   - Не помню у кого из их писателей, - он кивнул головой неопределенно, предположительно в сторону Запада, - из их писателей-фантастов я читал описание общества, в котором все сограждане, по достижению определенного возраста проходят компьютеризированный тест на профпригодность. Ну и заимают место в обществе, соответственно результатам тестирования - "От каждого по способностям" ну, разумеется, и "Каждому по способностям". Замечательное общество у них получается. Правда, есть такие, что не могут сдать тест даже на дворника. Ну что ж - для таких дебилов есть специаьные приюты.
   - Похожее было и в реальной жизни. - отозвался Воропаев. - в конфуцианском Китае, к примеру. Вопрос в программах для тестирования. Особенно в новых программах, для новых специальностей, новых социальных функций, на которые предьявляет спрос жизнь. Жизнь-то никогда не стоит на месте. Как писать эти программы. И главное - кто должен писать?
   - Вот именно! - Паутов отреагировал с несвойственной ему живостью. - "А судьи кто?". Персонаж, попавший в этот мир, решил докопаться до этого вопроса. Докопался. Выяснилось - эти самые, зачисленные в дебилы, делятся на две неравные категории. Смирившееся большинство так и остается всю жизнь на положении дебилов. Меньшинство, не смирившиеся, пробиваются в программисты, пишущие программы для тестирования. Пишущие и корректирующие сообразно велениям времени. Ты, Альберт Юрьевич, по стилю - из этих, из несмирившихся программистов, оттого и не защитился в свое время. Впрочем они, - Паутов вновь кивнул в неопределенном направлении, - всех нас, русских, славян зачислили в дебилы. Многие смирились и даже рады, что попали в спокойное место, где подкармливают - сникерсами...
   - Так ведь Гитлер, которого провалили на каких-то экзаменах, не пуская в художники и актеры, Геббельс - нищий интеллигент при Веймарской республике - тоже, в некотором роде, несмирившиеся программисты. - вскользь бросил Воропаев.
   - Да, и Гитлер с Геббельсом тоже... - рассеянно проговорил Паутов. - С Гитлером мы управились, а вот ... Мы отстояли и отстроили великую державу, а вы ее развалили.
   - По Союзу ностальгия, а на севере - Россия. - комментирует Логвинов, прослушивающий разговор Паутова с Воропаевым из клетушки, расположенной семью этажами выше, под самой крышей университетской башни. - Со славяно-россами все пока идет по плану. А как дела у бедняжечек из другой реальности, трудолюбиво пилящими сук, на коем сидят. И вновь на дисплее - принцесса Орхидея. А что - на поэзию вполне тянет. Вызвать что ли на поэтицкое состязание этого, как бишь его, Эндрью Лох-Гвена.
  
   ***
   - Истукан Эрнеста Гарданны породил Слепящее Облако?! - в тоне принцессы Орхидеи явственно преобладает любопытство. - Это механическое чудище... Впрочем, помнится, путешествие в его чреве было обставлено весьма комфортно. Милейший маркиз Гарданна умеет скрасить жизнь женщины при любых обстоятельствах, да и его ныне исполнивший свою последнюю волю брат тоже показал себя тогда с самой лучшей стороны. Представители этой семьи вообще известны своим умением обращаться с дамами. Не то, что эта деревяшка Каспар Гаук... Что в нем нашла Фели? Пожалела должно быть. Ей всегда это было присуще - жалеть кого-нибудь. И что же это Слепящее Облако?
   - Истукан Эрнеста Гарданны вышел из повиновения и сделал попытку форсировать Большой Канал на траверзе Форноста. По исчерпании всех других средств управлявший истуканом офицер вызвал на себя артиллерийский огонь. Огонь тяжелых ракетометов поразил истукана уже на середине канала. Поврежденное чрево истукана породило Слепящее Облако. Означенное Облако накрыло Форност и весь Особый район, в том числе и тоннель, ведущий на континент. - с военной четкостью и свойственной ему обстоятельностьюю отвечал принцессе полковник Кассиус Крол. - Вести боевые действия в Облаке не представляется возможным. Морлоки воспользовались этим и в полном составе эвакуировались из Британии.
   - Итак, полная и окончательная победа Света над Тьмой совершилась. Бедный мой кузен! Да и сэру Роберту, взвалившему на себя еще и бремя имперского кацлера, не позавидуешь. Он вообще тяготами мира сего не обделен. Одна его домоправительница Линда чего стоит. Значит ничего нельзя было сделать? Мерцание Слепящего Облака столь пагубно сказывается на свойствах благородного Меченосца? Вы тоже подверглись этому пагубному влиянию, полковник? И как у вас нынче самочуствие? - принцесса сделала своей нежной ручкой жест несколько пикантный, но, притом, вполне изысканный. - Нет, благородный Крол, ваша готовность служить Империи и дамам... И все же не сдать ли вам, Кассиус, небольшой экзамен по сему последнему предмету, у нас - в Гимназии Пламенных Лилий. Кстати, пора уже потихонечку возвращаться к поезду. Как мы будем форсировать этот ручей, полковник?
   Орхидея скинула легкие плетеные туфельки, высоко подняла подол, открыв взорам благородного Кассиуса свои полноватые, но стройные, породистые ноги. Кассиус как завороженный смотрел на эти белые слегка позолоченные солннцем ножки, затем ринулся, подхватил Орхидею на руки, понес через ручей.
   Андрей Кириллович Логвинов некоторое время, сложив губы дудкой, смотрел на дисплей, затем переключил свое внимание на происходивший семью этажами ниже разговор несмирившихся программистов Паутова и Воропаева.
   - Представь себе, Альберт Юрьевич, киоск со всяческими, - Паутов выдержал брезгливую паузу, - памперсами и сникерсами. Сторож куда-то отлучился надолго, шут его знает куда.
   - Отправился слушать аятоллу Солжени. - предложил свою версию Воропаев. - Касательно того, чтобы жить исключительно не по лжи.
   - А ты про этого. - не сразу понял Паутов. - Эти его телепроповеди всем, похоже, даже ему, давно набили оскомину. Мавр сделал свое дело... Так о чем я? Представь далее, что на этот брошенный охраной киоск набредают двое - человек и обезьяна. Кто из этих двоих...
   - Сумеет лучше воспользоваться этой, ну до невозможности свободной, рыночной ситуацией? - закончил мысль собеседника Воропаев. - Кто начнет рефлектировать, а кто, не мудрствуя лукаво, тащить, что плохо лежит, набивать брюхо и всяческие защечные мешки? Это-то понятно. "Молекулярная биология - любимое занятие молекулярных биологов" их, так сказать, экологическая ниша, среда обитания их и им подобных. А среда обитания человекообразных, навострившихся приватизировать, что плохо лежит...
   - Вы сами помогли разрушить свою среду обитания, с дорогой водкой и дешевыми книгами. - в свою очередь перебил Паутов. - Для геноцида не обязательны гулаги-архипелаги, достаточно уничтожить среду обитания. Какой-то шустрый янки как-то сказал: " Уничтожьте бизонов и индейцы вымрут сами по себе".
   - Таких, как я, никто особенно не спрашивал, Григорий Степанович, - отвечал Воропаев, - более того, настоятельно рекомендовали голос не подавать и не кучковаться. Воровские сходки собирались и общаки создавались беспрепятственно, а вот пара-тройка интеллигентов за беседу, вроде нашей с вами, нынешней, могли отправиться на казенный кошт в какие-нибудь мордовские лагеря лет на семь. И позже "катюши" и прочее, до них относящееся, передали на хозрасчетной основе отнюдь не молекулярным биологам со товариши.
   - Ну, установки залпового огня это день даже не вчерашний, а позавчерашний. - в тоне примирительном заговорил Паутов. - Жить надо днем сегодняшним, а ежели мозги позволяют, то и завтрашним. Ты помнится, во время оно, донимал меня и некоторых моих бывших коллег каверзным вопросом: "От чего, в принципе, невозможно защитить человека-оператора, даже запрятав его в бункер, поглубже и помощнее гитлеровского "Вольфшанце"? А по нынешим временам и стрелок в бэтээре тот же человек-оператор.
   - Которого невозможно защитить от зрительной и прочей информации, которую перерабатывает его мозг. - с живостью откликнулся Воропаев. - а в эту информацию можно заложить такие психотропные компоненты, что оператор выйдет из строя. К примеру, ежели подать ему его собственный альфа-ритм...
   - Ты, Альберт Юрьевич, об этом всяческим мулявам и люберманам, докладные больше не пиши. - с отеческой мягкостью прервал Воропаева Паутов. - работай с Темуджином Тельмановичем.
   - С вернеслобожанским пресептором евразийского центра ... - в голосе Воропаева явственно ощущается ирония.
   - Ну да, так сейчас называется его должность. - тем же терпеливо-отеческим тоном отозвался Паутов. - Названия меняются, а суть... Лев Николаевич Гумилев пишет, что слово "граф", происходит от какого-то французского, которое по-нашему означает - "товарищ". Графами сначала назывались товарищи из боевой свиты Карла Великого. Читал Гумилева?
   Логвинов кивает, снимает наушники, придвигает к себе телефон, набирает домашний номер Ветчинкевич, просит ее проследить за тем, чтобы в программе TOYNBEE исправно функционировали процедуры рэндомизации - "ибо нехорошо, Евгения Львовна, лишать элойских и морлокских товарищей свободы выбора между хорошим и еще лучшим".
   ***
   Серенький рассвет заглядывал в круглое окошко каюты. Пробившийся сквозь утренний туман солнечный луч лег на осунувшееся личико Офелии, задремавшей далеко за полночь. Офелия улыбнулась во сне, сидящий рядом с ней Гаук, жалостно-брезгливо поморщился, встал, отошел, сел на свой диван, стал натягивать сапоги. Барка стояла у небольшой пристани, затерявшейся в лесной глуши. Снаружи слышна была перебранка камаргских жандармов, топот и трубные голоса их страусов, простучали по сходням конские копыта. Гаук управился с сапогами, взялся было за портупею, передумал, забросил ее в багажную корзину наверху, распояской вышел в коридор. В коридоре столкнулся с Феанором, одетым и снаряженным по-походному.
   - Я отправляюсь к Мерлину. Он собирает свиту для похода к кромке этого... - Феанор забористо и витиевато обозначил феномен, официально именуемый Слепящим Облаком, спохватившись, что может услышать Офелия, заговорил тише:
   - Тебе, конечно, нельзя со мной, сейчас, учитывая твои нынешние обстоятельства. - Феанор кивнул на дверь каюты.
   - Я бы ни при каких обстоятельствах туда не полез, тем паче, что Гендальф, голову даю на отсечение, уже расставил силки на Мерлина и именно у кромки Облака: он и его ребята хорошо знают какую дичь, где и когда следует ловить. Но, - Гаук пожал плечами. - я уже говорил тебе, что не претендую на чужую свободу воли. Свою бы сберечь в этой оставленной без присмотра вселенской мясорубке.
   ***
   Экспериментальный зал Лейлысарайского филиала НПО "Завод им. В. И. Михельсона". Чудеса голографической техники превратили его пыльную бетонную коробку в сад Гимназии Пламенных Лилий. На берегу журчащего по пестромраморной гальке ручейка гимназистки собрались в кружок вокруг принцессы Орхидеи. Девизом проводимого принцессой урока является четверостишие:
  
   Мы дарим незабвенные мгновенья,
  
   Невинно, невзначай открывши,
  
   То, что изысканно-простым нарядом
  
   Скрывать велит стыдливость.
  
   (Поэтические достоинства сих виршей обсуждению не подлежат, ибо авторство их традиция приписывает самой Божественной Уине Купальщице). Возле обвитого пурпурным вьюнком проржавевшего остова, облаченный в чесучовый мундир штандарт-менеджера стоит Андрей Кириллович Логвинов. Кося глазом на стайку милых призраков у ручья он начальственно вопрошает кого-то по сотовому телефону:
   - Почему до сих пор не приведены к присяге на верность народу Лейлысарая и его законноизбранному президенту, господину Ибрахим-задэ эти, как бишь их? Ну... Эта... Ильичевско-Молдаванская интернациональная казачья фаланга. Что? Не фаланга, а паланка? У казаков такое принято именовать паланкой? Да боже ж мой! Да рази ж мы супротив?! Нэхай будет паланка. Как на мой вкус фаланга душевнее - ужасно пахнет Европой-мамой, вызывает благоговейные воспоминания об отцах ейной... Шо вы такое говорите?! Не Европа мы... А где? Ах, ну да, я стал такой затурканый. Евразия мы, как сейчас помню. А может не Евразия, а Азиопа? Тоже красиво звучит. Азиопа с евроремонтом. Ладно, давайте ближе к телу. Что там не связалось у Ибрагимова с фалангистами-палангистами? Чего-чего?! Как это: " Не желаем крест целовать какому-то черно... " ? Что за дискриманация и сегрегация по цвету отдельно взятой части тела?! С большим белым генсеком, дорогим Леонидом Ильичом никаких проблем такого рода, помнится, не возникало. Кто у них там походный атаман? А, как же, помню Сан Ваныча, такой себе нетяжелых убеждений замполит. Этот, кажется, должон был чувствовать и понимать, как такие дела делаются - с причмокиванием, с чуством глубокого удовлетворения. Прийдется убрать. Нет, ну что вы, Тэмуджин Тельманович! Что у вас за стиль работы? Прямо - как у тезки, великого хана. Отправить в тридцать седьмой. Наш Сан Ваныч и в натуральном виде достаточно управляем, но... Люди должны расти: был замполит нетяжелых убеждений, на волне демократицких реформ превзошел в походные атаманья, а теперь вот будет биоробот экстра-класса. Которые, дюже умные, из его хлопцев пусть отправляются вслед за батькой-атаманом; ежели пропускная способность тридцать седьмого блока не позволит, сделайте по-простому - как учил нас ваш великий тезка. Из прочих слепите какое- нибудь новое формирование, только казаками называть не надо. Казаки это часть российской истории, и если каждый-всякий безродный интернационалист... Назовите рейтарами там, гайдуками или драбандами. Не вас этому учить. Вопросов больше нет? Вопросов больше нет. Нет больше вопросов. Все всем ясненько и понятненько. Миль пардон, Тэмуджин Тельманович! Тут у наших элойских товарищей прорезаются новые симптомы судьбоносного времени. К принцессе Орхидее заявился такой себе Джослин Камбрэ. Помните, он еще в свите Гладиуса Финвэ ломал службишку вместе с Эдмундом Тофеллой - вождем революцьонных пенсион-пажей. Да, в Аваллоне, на великой стройке моста к звездам. Теперь он превзошел в графья - граф Каталаунский они будут, номер ихний порядковый я, каюсь, запамятовал. Да-с, граф, но перешел на сторону народа в полном соответствии с учением пророков первочеловечества Лукича и Арнольда Тойнби. Я касательно того, что вожди пролетарьята все больше перебежчики из правящей элиты. Теперь вот пришел просить за отчима своего Сэма Наркисса - эдакого, знаете, поставщика двора, вышедшего из широких народных масс. Мэтр Наркисс изволил на людях высказаться в том смысле, что, если бы не деньжата смиренных созидателишек, господа Меченосцы ходили бы не только без мечей, но и без...
   - Но и без штанов. - выводя Джослина из затруднения принцесса Орхидея сама договорила концовку наркиссовской сентенции. - Милейший Наркисс за словом в карман никогда не лазил. К несчастью, остроумие такого сорта непозволительно для представителя славного своим смиренномудрием сословия Созидателей Насущного. Подобные наглые выходки не могут оставаться без примерного наказания. Увы... - Орхидея отвернулась от Джослина и ободряюще улыбнулась миниатюрной, зеленоглазой брюнетке остановившейся на берегу ручья в грациозном замешательстве. Гимназистка, опустив глазки и придерживая пальчиками юбку, вошла в воду, сделала несколько шагов и снова остановилась, глядя через плечо на патронессу и ее собеседника.
   - По милости Всеблагого Всевышнего все люди равно наделены даром речи и право распоряжаться этим даром не может быть... - начал было Джослин, хмуровато поглядывая в сторону питомиц Орхидеи, отрабатывающих тактику дарования незабвенных мгновений при форсировании водной преграды.
   - Тем не менее вы, граф, и ваши товарищи по оружию прошли через Испытание Тьмой, дабы получить право на вольнодумные высказывания. - перебила принцесса. - По протекции, моей и маркиза Гарданны, вашему отчиму была предоставлена возможность, так сказать, задним числом завоевать это право. К сожалению, первый же, пажеский, этап Испытания завершился для мэтра Наркисса плачевно. И теперь у этой истории может быть лишь одна концовка - весьма для мэтра Наркисса печальная, но притом отчасти и забавная.
   - Вам кажется забавным, принцесса, публично уложить под палки почтенного человека, солидного негоцианта, который нам с вами по возрасту в отцы годится? - Джослин стоял перед Орхидеей положив руку на эфес палаша.
   - Ну, я думаю, что достойнейший Наркисс сумеет договориться с экзекутором, дабы не подвергать чересчур суровому испытанию свои бока. - отвечала Орхидея. - Кажется испытание это должно произойти в Дувре, на коленях мраморного изваяния Божественной Уины Купальщицы. В Дувре сейчас как раз собрались почтенные негоцианты - коллеги мэтра Наркисса, члены правления Компании Сены и Луары. Им будет полезно посмотреть на сию экзекуцию. Надеюсь, благоразумие подскажет им, что означенное зрелище надлежит воспринимать исключительно как забавное.
   Джослин дернул головой в поклоне, резко повернувшись, пошел прочь из сада.
   - Бедняжка окончательно рехнулся на почве любви к народу. - с сожалеющей улыбкой произнесла Орхидея. - Боюсь, что у нас с вами, девочки, нет лекарства от этой болезни.
   ***
   - Мэтр Балу любезно согласился вести твои, Фели, дела в Камелоте, в частности взять на себя хлопоты по управлению тем небольшим капиталом, который я, прекрасная дама, могу оставить вам в качестве, так сказать, сувенира - на память о себе. - Гаук глянул искоса на бледную заплаканную Офелию, заговорил снова тем же тоном - фамильярно-куртуазным с явственно слышимыми ерническими нотками:
   - Позвольте, мэтр Балу, представить вам мою супругу Офелию, поклонницу вашего прославленного пасынка. Тебе, конечно же, известно, Фели, что мэтр Бенджамен Балу является отчимом нашего общего друга Эрни, доблестного истребителя морлокских певунов.
   - Да, я имел честь и... - весьма схожий с плюшевым игрушечным мишкой Балу с кротким упреком посмотрел на Гаука. - и, могу сказать не кривя душой, не только честь, но и счастье. Пойдемте со мной, Фели. Вы позволите вас так называть старику, который ... - добрейший Балу смахнул непрошенную слезу, суховато обратился к Гауку:
   - Чем еще могу служить, благородный Гаук?
   Гаук, поклонившись с усмешкой, забренчал шпорами к выходу из библиотеки, в которой происходил разговор. Балу, взяв Офелию как ребенка за руку, повел ее по проходу меж книжных полок в наполненные ароматом свежесваренного кофе недра своего дома.
   ***
   На дисплее зеленоватое свечение вод Подземного Мира. Поток воздуха, именуемый в просторечии Большим Сквозняком, наполняет паруса транспорта, ходко идущего одетым в гранит широким каналом. По верхней палубе транспорта прохаживаются, беседуя, Артур Феанор и Арагорн Гарданна. Сидящая перед дисплеем Женя Ветчинкевич прибавляет звук, слышен голос Феанора:
   - Что я понимаю под любовью к народу? Право, затрудняюсь вам ответить, сэр Арагорн.
   Внимание Феанора отвлекает надпись, исполненная дегтем на осклизлой гранитной стене. Доблестный Артур смотрит на надпись с недоумением, Женя - с брезгливой гримаской. Надпись призывает к сыновнему почтению по отношению к родительскому наречию - сладкозвучному как песня соловья говору пастбищных элоев Корнуэлла. Проводив надпись глазами Феанор продолжает:
   - Бывали у меня подружки и среди пастбищных и... Помню одна, белошвейка с Кирасирской, прежде чем дать мне от ворот поворот, чуть ли не час читала нотацию. - к немалому своему удивлению Гарданна видит на хищной физиономии Феанора выражение смущенно-ностальгическое. - Дескать: " вы, благородные живете не по людски". Это в рассуждении того, что мы вроде как бы отменили две вещи, без которых человек как бы и не вполне человек.
   - Любовь и смерть. - кивает Гарданна. - Я и сам, порой, думаю об этом. Не то чтобы отменили, а просто - не положено нам глубоко вникать в подобные материи. Оттого-то в Цветнике Леопарда и в Чертогах Предков явственно чувствуется привкус казармы. Казармы гвардейской, приличной человеку свободному и благородному, но все же казармы. Можно ли без этого привкуса? Право, не знаю. Видели бы вы к примеру, Артур, как муштруют юных питомиц императорской балетной школы. Спору нет - что может быть прекраснее безмятежной радости бытия. Но насытившиеся всем земным, не знающие печали и гнева... Да не тянитесь вы так, Марк! Мы в подземке, а не на плацу. Что там у вас?
   Стоящий навытяжку паж принимает позу более свободную, протягивает Гарданне пакет. Гарданна вскрывает пакет, достает из него небольшой листок бумаги, пробежав его глазами, обращается к Феанору:
   - Сэр Хью Мерлин пропал без вести близ кромки Слепящего Облака. Точнее: истукан, на котором находился Мерлин, был внезапно поглощен Облаком. Среди персон, пропавших вместе с Мерлином, числится старший инквизитор Берен. Сие последнее обстоятельство обнадеживает в смысле возможности отыскания пропавшего сэра Хью. Но, вместе с тем, - Гарданна усмехается сардонически, - наводит на невеселые догадки: касательно мест, в которых сэр Хью может отыскаться.
   - Да, - отзывается Феанор. - Берен из тех мальчиков Гендальфа, которые не то что Облако... Владыку Тьмы приспособят для нужд службы. Официально он числится под гласным надзором...
   - Под гласным надзором было взращено множество охранителей устоев, явных и тайных. - с той же усмешкой перебивает Гарданна. - История перволюдей знает тому множество примеров, как впрочем и наша.
   - Место Мерлина и парней из " Пурпурной Бабочки" возле кромки Облака, а не в гендальфовой кутузке. - Феанор испытующе смотрит на Гарданну. Если бы вы, сэр Арагорн, поговорили на сей предмет с принцессой Орхидеей. Любимая кузина государя и все такое прочее. Ну, вы понимаете...
   - Да, конечно же. - отвечает Гарданна. - переговорю всенепременнейше, без благородной патронессы Гимназии Пламенных Лилий нам этот клубок не распутать.
   ***
   - А вы пробовали, господин хороший, жить с семьей на сотню монет в месяц, пробавляясь хлёбовом из вяленых анчоусов с крапивой, да морийской вареной колбаской с саговой лапшичкой? - пожилой литейшик строго глядел на Гаука. - А то еще, как с колбасой перебои, выкинут на прилавки игуану - дохлую, синюю либо мидий в рассоле, прошлогодних
   - И на ром, опять же, цену подняли. - поддержал литейщика сиповатый басок из толпы. Замечание это было встречено сочуственным гулом, вперемешку с урезонивающим шиканьем. Логвинов, прохаживающийся в призрачной гуще элойского пролетариата, оторвался от сотового телефона, воззрился на Гаука, с интересом ожидая его ответа.
   - Не пробовал, не случалось. - "морлочий лекарь" улыбнулся сочуствующе. - Меня, знаете, как-то никто и не пытался перевести на такой рацион. Никому, отчего-то, не приходило в голову. Полагаю, что человек, живущий на таком рационе, должен быть опасен для власти. Но к вам, любезные, это не относится. - он снова улыбнулся. - С вами власть может без всякой опаски делать все, что ей заблагорассудится.
   Гаук спрыгнул со штабеля бракованых ракетометных стволов, сквозь раздавшуюся людскую массу не спеша прошел к выходу из мастерских. Логвинов проводил взглядом его узкую, сутуловатую спину, вернулся к прерванному телефонному разговору:
   - Тут такое дело , Тэмуджин Тельманович. Помните эту ситуацию с Ильичевско-Молдаванской интернациональной казачьей фалангой. Ну да, не фалангой, а паланкой - которая отказалось присягать на верность Ибрахим-задэ. Наверху есть мнение, что их дифференцированное отношение к цвету президентской... Само собой - евразийцам расистами быть как-то не с руки. Но данное конкретное волеизлияние означенных фалангистов-паланкистов есть выражение истинно евразийского духа, нового мышления, а также всего, что потребуется впредь. Так что, ежели их батьку-атамана еще не отправили в тридцать седьмой... Что? Уже прошел зомбирование-кодирование? С новым биороботом вас! Ну и как он? Никаких изменений? Стихи стал писать? Так он и раньше пописывал - в стенгазету. На родном языке? Это где? Он же родом из самого что ни на есть Нечерноземья. Дщерь его поступила в Харькове на русское отделение тамошнего университета. А! Понял - родным языком национально сознательному биороботу надлежит признавать тот, каковой укажут компетентные органы. Некоторым образом национал-зомбизм. Что? Нет такого понятия? Дарю авторство вам. На этот приятном моменте конец связи. Адью?
   ***
   - Я осведомлен о злоключениях Сэма Наркисса, коего обычай предписывает нам с вами, ротмистр, именовать отчимом. - собеседник Джослина Камбрэ, рыжеватый, весьма схожий с заматерелым чердачным котом, саперный подполковник, изобразил светскую улыбку. - Должен признаться, что я всегда, можно сказать с младых ногтей, склонен был трактовать милейшего папашу Наркисса в качестве не более как своего рода лакея моих благородных родителей. Лакея, сумевшего сколотить изрядый капиталец и оттого позволяющего себе порой наглые выходки, вроде этой последней, за которую ему пришось расплачиваться своими боками. - подполковник снова улыбнулся, подмигнул семенившей мимо с картонкой в руках хорошенькой модистке в клетчатом платьице. Модисточка опустила глазки, засеменила себе дальше - в меру поспешно. Подполковник вперил в нее плотоядный взор, договорил с аффектированной небрежностью:
   - Впрочем, ежели вашей светлости благоугодно мыслить о сем казусе иначе... Кто посмел бы препятствовать вашей светлости мыслить о любом предмете таким образом, каким вашей светлости мыслить благоугодно?! Засим позвольте откланяться. - бравый сапер кивнул Джослину и устремился за мелькающим в людском потоке клетчатым платьицем. Джослин с минуту сумрачно разглядывал фланирующую по панелям улицы Цветов нарядную, весело-оживленную толпу, затем свернул в боковую улочку и зашагал к арсеналу.
   ***
   - Лихо вы их накрутили! - перед Гауком с панибратской улыбкой на костистом лошадином лице стоял верзила в гороховом, с латунной розой в петлице, сюртуке. - До сих пор гудят, никак не могут угомониться. - он мотнул головой в сторону краснокирпичных ворот арсенала.
   - Не имею удовольствия быть с вами знакомым, господин пенсион-паж, - брюзгливо отвечал "морлочий лекарь". - Во всяком случае - не припоминаю, при том, что на память не жалуюсь.
   - Панцер-паж Ромуальд Бонс, - щелкнул каблуками верзила. - честь имею быть слугой господина маг-ротмистра. Мы с вами, благородный Гаук, давно ходим одной дорожкой, только вот не было до сих пор случая...
   - Вольно, панцер-паж! - слегка повысив голос перебил излияния Бонса Гаук. - Свободны.
   Бонс потемнел лицом. Гаук, повернувшись к назойливому пенсионишке спиной, перешел на другую сторону улицы, где стояла с виновато-потерянным видом Офелия. Гаук оглядел ее взглядом лекаря, согнул левую руку калачиком. Офелия несмело взяла его под руку, они неспешно двинулись крутой улочкой вниз к набережной.
   - Красиво он тебя отшил. И поделом. Все лезешь вперед старших товарищей, Ромми, желаешь поторговать личиком. Я, вообще-то, не против. - неслышно подошедший сзади Тофелла по бульдожьи осклабился. - Только, чтоб потом без скулежа. Это кто ж там такая под ручку с Гауком? Та самая Офелия? Какая! - Тофелла пошевелил усами.- Нежненькая...
   ***
   - Слышь, Фил, тут такое дело. Пролистал я как-то, перед употреблением, тезисы некоторой конференции - такого себе сборища физиков и медиков в Харькове. Вроде бы, можно уже сейчас светить инфракрасным лазером сквозь черепушку, вызывая в ейном содержимом ощущения, яркости достаточной. В смысле - достаточной, чтоб, значицца, соорудить отдельно взятому индивидую персональную реальность. Да, персональную реальность, объективно существующую в каком-нибудь компьютере-процессоре и данную означенному индивидую в ощущениях. Это будет вещь посильнее нашего голографического сарая. Обговори это дело с нашими яйцеголовыми - сиротами Империи Зла. Лады? Все. Конец связи. - Андрей Кириллович Логвинов сунул сотовый телефон в карман чесучового френча. Огляделся кругом. Толпа рабочих камепотского арсенала текла из его краснокирпичных ворот, торопясь после окончания трудового дня: кто - к семейному очагу, а кто - к незатейливому дружескому застолью в какой-нибудь пивнушке. Логвинов, являя собой, не доступный каким-либо ощущениям феномен, перемещался в этой толпе, внимательно слушал разговоры.
   - Арбалетные мастерские прикрыли - будут их теперь делать в Жасмингарде, пружинные, в тех местах нашли целые горы пружин, знаешь такие, вроде как каучуковые, а сила в них... И литейщикам тоже ведено собираться в заготовительный, в какую-то дыру на Верхней Темзе - валить и сплавлять саговник. Подполковник этот, язви его...
   -. Эпронд?
   - Ну да, он самый. Раскумекал заклятье сундука фей. Того, что стоит под цейхгаузом. Теперь литейный без надобности. Народишко спервоначалу на саговнике покантуется, а потом...
   - Переучивать вроде будут.
   - Переучивать! Я им что - мальчонка сопливый, в ученье идти.
   - Инженер - могильщик пролетарьята. - комментирует из другой реальности Логвинов.
   - Пенсион-пажи - не за народ, дурья твоя башка. Они сами, как есть в натуре, народом и будут. Это благородные - считается, что за народ - гоняют морлока в подземхе.
   - Есть ли еще эти морлоки в подземке или извели их давно, как иные болтают? То-то же государь, как давеча прибымши из Форноста, не въехал в Камелот с триумфом, чин-чинарем, как Гендальф ему все сварганил, а так только - с горушки сделал народу ручкой и ускакал, как скажи в какое место ужаленный. Потом, конечно, господин квартальный цензор все растолковали - дескать государь опечален раной престолонаследника, то да се... - Проверить бы, насчет морлока в подземке.
   - Проверяли, как же, такие вот. Почище тебя. Про мэтра Сногдраса слыхал?
   - Колбасник? Поставщик двора, вроде Сэма Наркисса?
   - То-то же: вроде Сэма Наркисса... Подрядил он, Сногдрас то-есть, двоих - сказались пенсион-пажами. Чтоб, значит, показали как есть, в натуре, подземку, как нынче морлоки в ней все вчистую давно изведены. Взяли они задаток, ударили по рукам.
   -Ну?
   - Бананы гну! Завели они его в какой-то подвал на Кокосовой, начистили рыло, как заведено: забрали кошелек, часы, всякие там перстни-кольца, раздели до исподнего. Спасибо хоть назад, на свет, вывели.
   - Отчего ж не вывести. Жаловаться он не пойдет - себе дороже.
   - Кому жаловаться? Им же и на них.
   - Думаешь, это с ним как с Наркиссом, только попроще.
   - Думаешь... Индюк думал... Чего изволите спрашивать, господин капрал? Об чем у нас разговор? Да так, ни об чем - треплем языками от скудости умишек. Не побрезгуйте принять, господин капрал, от мастерового человека на пивко. Что вы, господин капрал?! Да как можно, чтоб мы эдакое... Мы и в мыслях держать не смеем, чтоб, значит, жандармерию нашу неподкупную... Мы от чистого сердца, потому как: "Моя жандармерия меня же и бережет". Само собой - камаргская жандармерия, как есть в натуре, за народ. Помнишь, Томми, я тебе про это самое, когда еще говорил, что наша жандармерия, нас никак не выдаст - потому, как она, как есть в натуре, за народ. А на пивко все ж возьмите, господин капрал, пивко - оно и в Камарге пивко.
   ***
   - ... И бомонская чепуха закончилась полным конфузом. Тамошняя гора мусора родила мышь. И скрывать сие интересное обстоятельство становится все труднее, как и другое, не менее интересное, обстоятельство - касательно наличия отсутствия морлока в подземке. Травля Хью Мерлина и прочих адептов "Пурпурной Бабочки", разумеется, несколько поможет этой беде, но... - звук внезапно оборвался (такое случалось частенько в Камере Призраков), затем изображение Гаука на экране пошло полосами, через несколько мгновений звук восстановился, а изображение исчезло совсем.
   - ... Создавать накопители для безумцев, беспокойных дураков Вы, Ваше Высокопревосходительство опоздали. Накопители эти создаются без вас. Вам бы следовало теперь озаботиться, чтобы накопители эти не прорвало, смотреть в оба не за товарищами из "Пурпурной Бабочки", а за мастеровщиной, столь умилительно являющей до поры верноподданейшие чувства. Дабы предовратить эксцессы, подобные произошедшему в Храме Изобилия. Однако... - прорезавшийся на экране сквозь круговерть белых мух Гаук безнадежно махнул рукой. - Не льщу себя надеждой, что мои предостережения будут приняты во внимание. Вы сами, сэр Роберт, главный виновник и трагедии в Храме Изобилия и других драм, которые неминуемо воспоследуют... - звук снова оборвался, образ говорящего стал подобен отражению на волнуемой ветром воде.
   - Я попросил бы Вас, благородный Гаук, даже и в качестве призрака, держаться в определенных рамках. - Гендальф постучал карандашиком по столу. - Соблаговолите пояснить, в чем, собственно, Вы меня обвиняете. Обещаю внимать сему со всей серьезностью.
   - Вы, сэр Роберт, своей политикой медленно, но верно подрываете основы, на которых зиждется ум, честь и совесть Империи - благородное сословие Меченосцев. - Гаук, возникший на экране в виде, пригодном для лицезрения, смотрел с твердостью.
   - Вы рехнулись, Гаук! - ответный взгляд Гендальфа был столь же тверд. - Только безумец может обвинить меня, стоящего на страже статутов сословий Империи...
   - Я не о почетной обязанности регулярного посещения Цветничка толкую. - с неприятной улыбкой перебил Гаук. - Но о праве на испытание Неведомого. Вы, сэр Роберт, хотите отгородить наш элойский мир от Неведомого, превратить Империю в заповедник непуганых идиотов. Впрочем, нет - не совсем чтоб непуганых: некоторая толика учительного страха, внушаемого вашим ведомством, им оставляется. Тем, кто склонен к непослушанию. Послушные же от страха будут избавлены и спокойно смогут жить своими животными радостями. Но человек не животное. Или, ежели угодно , животное, но животное ненасытное. Прочие животные, удовлетворив насущную потребность, насладившись Насущным, успокаиваются. Человек - нет. А тело ограничено в воможностях получать наслаждение. Дух, постоянно стремящийся познать Неведомое, пределов для удовлетворения этой благороднейшей потребности не имеет. Если, конечно, некто мудропопечительный, - Гаук с прежней улыбкой поклонился Гендальфу, - не ставит стремлению в Неведомое внешние препоны. А препоны внешние заставляют искать Неведомое в себе. Вы можете представить, сэр Роберт, до чего может додуматься человек, предпринявший такие поиски? Я - нет. Впрочем, кое-что в этом роде мы уже имели случай наблюдать - в Храме Изобилия. Чужая душа - потемки. Только прорывы во внешнее Неведомое вполне доступны внешнему же контролю. Для чего и вменено Меченосцам в обязанность - в облике Лиловых Братьев курировать народные школы. Дабы открыть всем и каждому, кто к этому способен, путь во внешнее Неведомое, а соответсвенно и вести по этому пути, а также контролировать всяческие телодвижения на означенном пути. А вот ежели некто мудропопечительный ставит означенных Меченосцев в дурацкое положение, препятствуя им ринуться во внешнее Неведомое, чтобы добыть там новое знание и подарить это знание... - звук снова прервался, Гаук на экране забавно открывал и закрывал рот, словно бы зевая. - ... Не в пример лучше на манер попугаев долдонить набившие оскомину прописные истины из засиженного мухами Положения о Недреманном Попечении. Истины касательно Предвечной Гармонии. И вот представте себе, сэр Роберт, накормленного до оскомины означенными вечными истинами такого себе доброго малого. Малого вполне, как говорится, удовлетворенного желудочно и, как большинство наших Созидателей Насущного, от дыхания Великого Страха мудро-попечительно оберегаемого. И потому жестоко терзаемого скукой. Рано ли, поздно ли исчерпаны все средства от этой напасти. Все, вроде бы, средства, которые делает доступными оставленный покойным родителем круглый капиталец. И хочется чего-то такого... эдакого, знать бы - чего именно. Не известно чего хочется, но - хочется! Страсть как хочется! В поисках этого, того - не знаю чего, наш герой сводит знакомство с другим добрым малым - арсенальским курьером. Этот, Добрый Малый-2, частенько посылаем за пивом офицерами из свиты сэра Хью Мерлина. От них он научается простейшим приемам управления самоходным истуканом. Просто так - скуки ради. И вот эти два скучающие... Что? Имена? Факты? Доказательства? Зачем Вам это, сэр Роберт? После Бомона. Не лучше ли тешиться надеждой, что вся эта история - плод моего больного воображения. К тому же, позволю себе напомнить Вашему Высокопревосходительству, что беседа наша происходит в Камере Призраков. А с призрака - какой спрос?
   ***
  
   - Ну и пекло сегодня! Куда этот Джонни запропастился. За смертью его посылать, а не за водой. - пожилой, куцеватой складки, рабочий косолапо перевалился в тень тяжелого восьмиствольного ракетомета, нашарил под лафетом тыквенную флягу, встряхнул. Обливая пегую подпаленную бороду выцедил из фляжки остатки тепловатой воды, сплюнул, заговорил благодушно:
   - Так это здесь, на вольных воздухах. А каково было бы нынче в литейке. Еще на Элронда обижаемся, что прикрыл литейный.
   - Вот как в заготовительный пошлют, саговник валить, поглядим, чего ты запоешь. - угрюмо отозвался его товарищ - долговязый, мослатый, плешиво-бритоголовый.
   - Нас уже не пошлют. Элронд отпросил. А хоть и пошлют. Как я был молодой, - пегобородый ухмыльнулся ностальгически, - мы там все больше не саговник, а пастбищных девок по кустам... Вон он, Джонни, плетется, как, скажи, в казенную часть раненый. Молодежь пошла. Все бурчите. Чем вам вот хоть тот же Элронд не угодил? Перевел на полигон, переучил. И опять мы при огневом деле. Спервоначалу боязно было, конечно, - он тронул свою подпаленную бороду.
   - Чего там боязно. - пренебрежительно бросил бритоголовый. - Пускай нас боятся.
   Пегобородый бросил на собеседника взгляд искоса, вернул разговор в прежнее, более безопасное русло:
   - Опять же, ежели у кого что... Как тогда, как на гарольдову бабу комендантов адьютант глаз положил. Ну а Гарольд, ты ж его нрав знаешь. Ежели бы Элронд по свойски не растолковал адьютанту, что огневой мастер, это не холуй с Цветочной.
   - Ничего, мы это еще им всем вскорости растолкуем. - прежним тоном подал реплику бритоголовый.
   - Ежели б не Элронд, - игнорируя эту реплику вел свое пегобородый, - морлок знает, чем бы дело кончилось. Может похуже, чем у Розамунда Розана.
   - А страсть интересно спросить, дяденьки, - влез в разговор старших доплевшийся наконец с ведром воды Джонни. - Правду говорят, что ее императорская величества Жасмина Нежнотрепетная бывшая розанова супружница будут?
   - А вот ты у самого Розана и спроси. - бесстрастно посоветовал бритоголовый. - Он уже кой-кому, из таких вот любознательных, ха-арашо наполировал фасад.
   - Наполировал в лучшем виде, одно слово - придворный краснодеревщик. - хохотнул пегобородый. - Надо же: при каком месте был человек, а напросился сюда лафетным мастером - чтоб значит поучиться огневому делу. У желторотых артиллерийских пажей не зазорно кажется ему учиться. Вникает.
   - Пусть вникает. - веско сказал бритоголовый. - Такие, как этот Розан, скоро очень даже в дело сгодятся. Благородные его ткнули мордой в самое, что ни на есть... Все ребята - кончай прохлаждаться. Элронд идет. Давай, впрягайся в лямку.
   ***
   В дальнем конце уставленного пыльными витринами коридора висел усыпанный колючими ледяными звездами квадрат угольной черноты. Призрачным ятаганом мерцала в его глубине комета Эрнеста Гарданны. Слева и снизу трудолюбивой букашкой ползла к рукояти ятагана зеленая, мигающая световая точка. По нижнему срезу квадрата торопливо загорались багровые строки.
   - Ей лететь до нас еще десять лет. Патрульная звезда перехватит ее на подходе к нам и заставит свернуть в сторону. - Кассиус Крол говорил, не отрывая взгляда от багровых строк, стоящий рядом подполковник-сапер записывал. Крол помассировал пальцами веки, продолжал:
   - Надпись предупреждает, что с вероятностью примерно один к десяти тысячам возможен другой вариант: патрульная звезда не успеет перехватить комету и тогда...
   - Гигантские смерчи, ураганы и лесные пожары во время потопа. - безмятежно отозвался сапер, поглаживая холеные светло-каштановые усики. - И на закуску - ночь, лет эдак на полсотни, с веселенькой перспективой прожить их всем нашим элойским миром в подземке.
   - И к такому варианту, пусть он и маловероятен прийдется готовится. Мы Меченосцы, а не пастбищные людишки, трепещущие в своих закутах в ожидании приговора судьбы. - Крол глянул на собеседника, в облике которого проступала эдакая ленца - на манер стерегущего мышь кота, прислушался, усмехнувшись, сказал уже другим тоном:
   - Впрочем, друг мой Скромби, прежде чем искать наилучший сценарий спасения мира, нам не мешало бы озаботиться способами, как выбраться из этой мышеловки. Выбраться, унося с собой сыр. Под сыром я разумею сведения о комете, столь важные для Мерлина и Дагобера.
   - Мерлина Гендальф уже пристроил в Твердыню. Разве вашему превосходительству об этом еще неизвестно? Депеша пришла, как раз перед тем, как я заступил в дозор. - с аффектированной почтительностью отвечал Скромби. - Очередь за Дагобером. Так что прийдется нам крепко подумать и собственными головами. Посему, с позволения вашего превосходительства, я склонен взять меры, на предмет сбережения означенных голов.
   - Целиком полагаюсь в сем на вашу распорядительность. - улыбнулся Крол. - Должен однако предуведомить вас, благородный Скромби, что не могу дозволить применение в этой части Кунсткамеры гранат.
   - А чем прикажете пользовать кадавров? Кадавров, столь охочих до наших голов. Огнем ручников в этом закуте много не наработаешь. Гай! - Скромби обращался к торопливо идущему от поворота коридора гренадеру. - Скажи ребятам - опять предстоит черная работа - будем потрошить кадавра алебардами.
   ***
   - Джослин Камбрэ, светлейший граф Каталаунский подал прошение о переводе из Меченосцев в пенсион-пажи?! - Арагорн Громоподобный отвернулся от фургонного окна, за которым резво бежала назад усеянная гигантскими стеклянными куполами вересковая равнина, выкатил глаза на статс-аудитора, благообразного, преклонных лет, вполне бесцветного Хранителя из судейских. - В последнее время не могу пожаловаться на недостаток сюрпризов в докладах вашего превосходительства. В прошлый раз был сюрприз от Сэма Наркисса: папаша Наркисс, изволите видеть, не желают оставаться впредь поставщиком двора. А теперь вот его благородный пасынок... - стопы самоходного истукана, а следом - колеса фургона загремели по металлическому настилу моста, император возвысил голос. - Право, мне стоило в свое время прислушаться к предостережениям сэра Роберта Гендальфа: касательно матримональных делишек нашего милейшего Сэма. Делишек, столь ощутимо попахивающих политикой.
   - Если на то будет волеизъявление вашего величества, позволю себе мыслить, что в сегодняшнем сюрпризе... - статс-аудитор осторожно улыбнулся, в ответ на разрешающий кивок императора продолжил:
   - В казусе с Джослином Камбрэ политика отсутствует, по крайности отсутствует наружно, явным же образом в подоплеке означенного казуса присутствует некая негоция, притом негоция, вполне отвечающая казенному интересу.
   - Негоция? - брезгливо отозвался император, глядя мимо собеседника в окошко. Статс-аудитор с робостью пустился в объяснения:
   - Позволяю себе занять драгоценное внимание вашего величества деталями означенной негоции. Некогда в штреки возле Аваллонской Топи при обстоятельствах, кои поглотила река забвения, в силу некоей превратности судьбы попало стадо свиней. Условия обитания их оказались столь благоприятны, что в настоящее время свиньи сии размножились несметно.
   - Отчего бы и нет. - заметил с улыбкой император. - В этих штреках для ваших свинок предостаточно корма и нет врагов. Морлочий гриб там местами произрастает столь густо, что создает затруднения для передвижения. Морлоки же, опасающиеся Топи пуще света дневного, в тех местах встречаются крайне редко. Впрочем, морлоки нынче не только ... - император осекся на полуслове, затем привнес тоном жестким и суховатым:
   - Однако же, прошу покорнейше простить, но я что-то не могу взять в толк, каким образом судьбы славной фамилии графов Каталаунских увязаны в докладе вашего превосходительства со столь завидными житейскими обстоятельствами сих милых животных? - монарх снова улыбнулся, но со строгостью во взоре, статс-аудитор не посмел ответить на августейшую улыбку, глянул умоляюще на принцессу Орхидею, игравшую на софе в дальнем углу салона с крошечной бархатно-черной обезьянкой.
   - Я кажется догадываюсь. - принцесса улыбнулась статс-аудитору ободряюще. - Надо полагать, благородный Джослин Камбрэ решил испробовать свои силы на поприще свинопаса.
   - Предположение вашего высочества весьма близко к истине. - торопливо отвечал статс-аудитор. - Свинки, о коих я вынужден вести речь с вашим высочеством и его величеством... - он виновато развел руками. - Они, сии свинки, размножившись безмерно, уже страдают от тесноты, посему для их же блага но притом и в видах коммерческих, каковые виды поддерживает мэтр Лафкин и прочие солидные негоцианты, надлежит произвести отстрел сих последних... - то-есть я хотел сказать, ваше высочество, - торопливо поправился статс-аудитор, - произвести отстрел свиней в Аваллонских штреках. Каледонские фермеры, среди коих немало пенсион-пажей, народ отнюдь не робкого десятка, но...
   - Но желающих подвергать свою драгоценную шкуру сюрпризам и капризам госпожи Аваллонской Топи среди них не нашлось. - кивнула принцесса. - И Джослин Камбрэ рассудил, что без доблести истинного Меченосца эта свинячья кампания обойтись никак не может. Среди "прочих солидных негоциантов" числится и Сэм Наркисс?
   - Да, ваше высочество, мэтр Наркисс, собственно и... -начал было отвечать статс-аудитор, но тут загремел император:
   - Хватит, во имя Тьмы, о свиньях и негоциантах! - Арагорн Громоподобный вскочил с кресла, затем снова сел, вздыбив торчком усы. - Ничем не запятнанный Меченосец в офицерском чине, своей волей просится в пенсион-пажи. Подобное было лишь в последние часы царствования злополучного Герберта V. Тогда все кавалеры его боевой свиты скопом сложили свои мечи к подножию трона.
   - Сей достопамятный исторический эпизод... - начал было статс-аудитор. - но под бешеным взглядом императора замолк. Воцарившуюся тяжелую тишину нарушил голос Орхидеи:
   - Рози! Оставь в покое бумаги его превосходительства. -принцесса обращалась к обезьянке, подбиравшейся к портфелю статс-аудитора - Их содержание не для твоего ума. Как впрочем, кажется, и не для моего.
   - Порой, и не для моего тоже. Хорошо, коль скоро к этому нет формальных препятствий, пусть Камбрэ напяливает гороховый сюртук с латунной розой и катится к свиньям, к свиньям, столь дорогим его сердцу - император протянул руку, к чернильнице брызгающим пером черкнул резолюцию. - Все! Довольно на сегодня. Не смею более задерживать ваше превосходительство.
   Он с кошачьим фырканьем выпустил воздух сквозь усы, подошел к окну. Придорожная местность в этот ранний час была пустынной. Босоногий мальчишка верхом на неоседланном пузатом пони гнал на пастбище небольшое пестрое стадо коз. Молодая женщина, пропорций не идеальных, но весьма приятных, шла с полными ведрами от колодца. На поясе ее желтого платья, сзади, томно подрагивала накрахмаленными крыльями розовая батистовая бабочка.
   ***
   - Теперь вот еще какое дельце, мэтр. - Тофелла говорил не спеша, с расстановкой, протирая клетчатым носовым платком солидных размеров бриллиант на волосатом, схожем с сарделькой безымянном пальце.
   - Дельце, вроде как, пустяковое, но мешкать с ним нежелательно. Шепните вашим друзьям-приятелям из судейских, чтоб месячишко, другой подержали в каталажке этого, коновала, который лошадей поил эликсишкой. Ну, вы наслышаны, мэтр, про это дело, шум был большой.
   - Наслышан. - кивнул Лафкин. - Благодарю вас, Розалия, теперь мы управимся сами - по-холостяцки. Он подошел к двери кабинета, взял из рук домоправительницы поднос: с откупоренной бутылкой Ламмермурской Убойной, двумя вызолоченными рюмками, фарфоровыми тарелочками с соленьями и кружевными ломтиками драконьего окорока, поставил поднос на стол, налил гостю и себе. - Прошу вас, благородный Эдмунд. Прозит!
   Тофелла спрятал в жилетный карман платок, с поклоном взял свою рюмку. Выпили, зажевали. Лафкин заговорил с аффектирован ой небрежностью:
   - Да, я наслышан о сем казусе. Но, признаться, так и не уразумел, на какой предмет, сей элосчасшый пользовал лошадей Эликсиром Молодости. Ведь Эликсир сей законоположениями предназначен исключительно для дам, вошедших в года... Как бы половчее выразиться? - он не без изящества пошевелил в воздухе пальцами. - Для Соперниц Вечности, коим означенная Вечность...
   - Уже пишет прогулы. - пришел на помощь собеседнику Тофелла. - А касательно того, зачем этот коновал поил лошадей эликсишкой... Тут все просто до безобразия. Он, коновал этот, еще и лошадиный барышник. Продавал списанных кирасирских коней желающим пофорсигь толстосумам из созидателишек. Виноват, мэтр, - он осклабился с любезно-ернической миной. - В смысле -достойнейшим сочленам сословия Созидателей Насущного, возымевшим понятное и законное желание с честью поддержать свое положение. Ну, и чтоб показать товар лицом, откармливал их, лошадей то-есть, подкрашивал, а чтоб видны были во всей стати и натуре прыть, кураж и задор, держал денька три, перед тем, как вывести на продажу, на эликсишке. Загребли его, а какую ему статью шить...
   - Я всегда восхищался, благородный Тофелла, широтой вашего ума. - Лафкин попытался придать своей улыбке оттенок снисходительности. - Но для чего вы, и так обремененый...
   - К нему, к коновалу этому, ходят лечится камаргские жандармы. - перебил лафкинские излияния Тофелла. - Им, уже третьего штаб-лекаря поменяли и все едино, все их лечат на один манер - в мокрую простыню закатали, к койке примотали покрепче и лежи эдак, пока дурь, похмелье, а с ними и прочая хворь не выйдут.
   - Для детей Камарга, по всей видимости, такое лечение есть панацея, - пожал плечами Лафкин, - ибо все их недуги проистекают единственно от неумерености по части горячительных напитков.
   - Всяко бывает. - хмыкнул Тофелла. - Одного такого вот, с простудной горячкой, совсем было залечили, хорошо, Гаук там случился: лекаришке пригрозил рапортом, а камаргца забрал к себе, вроде как для служебной надобности, и выходил. Камаргцы теперь за Гаука кому хошь глотку перервут, он еще, когда ехал под конвоем по Каледонии, сумел охмурить кой-кого из их братии. Гаук - та еще штучка, вы бы как нибудь свели нас, мэтр.
   - Всему свое время, друг мой, - благодушно отозвался Лафкин. - Все же поясните мне ...
   - Без коновала нынешний штаб-лекарь камаргской бригады, рано, поздно ли чего-нибудь да напортачит так, что камаргцы взовьются на дыбы. - обстоятельно стал обьяснять Тофелла. - Тогда и мастеровщина в арсенале не утерпит, взбунтуется. Наши, из пенсион-пажей, кто не сумел к жизни пристроиться, вроде Ромми Бонса, захотят рыбку половить в мутной воде. Ну и пойдет потеха. Побуянят они, дров наломают, но против гвардии им не устоять. Подгадаем так, чтоб, кроме как в подземку, им после этого деваться было некуда. В подземке камаргцы и пенсион-пажи быстренько раскумекают, что морлока в Британии давно уж и след простыл, растолкуют это прочим. Гендальф Шептуну вкручивает, что народ мол должен думать, что морлок затаился в подземке и надобно его стеречь - иначе для чего благородные, опять же - за что с народа налоги дерут, чего ради простой человек в заготовительных отрядах горбит. А эти, выходя помалу из подземки, разнесут по всему свету, что благородные понапрасну народ пугают морлоками, чтоб при власти остаться и налоги драть, на тех же девок своих расфуфыренных. Вот тогда, мэтр, вам, - Тофелла строго глянул на Лафкина, - достойнейшему представителю сословия Созидателей Насущного настанет черед сказать свое слово.
   ***
   Под длинным прозрачным колпаком на пунцовом бархате лежал покрытый окалиной и ржавчиной рифленый железный прут. С одного конца прут был заострен, с другого - обмотан полуистлевшей, выцветшей от древности шелковой лентой: по преданию Божественная Уина Купальщица, развязав свой поясок для Оркона Первомеченосца, обернула потом этим пояском рукоять первого элойского меча.
   Гендальф поднял взгляд от меча Оркона на занимающий всю стену черный, из грубо оббитого вулканического стекла, квадрат. В центре квадрата, солнечным бликом на бездонно темной воде, сверкала элатокованная лилия. Гендальф смотрел на нее с минуту, затем глянул через плечо назад. Мягкий, ровный свет лился с потолка высокого беломраморного зала, вдоль стен которого стояли изваяния прославленных в веках элойских героев и их дам. Впереди - бронзовый Оркон и мраморная Уина застыли в вечном порыве друг к другу. Гендальф улыбнулся им как давним добрым знакомым, вновь повернулся к цветку, торжествующе-радостно сияющему на черной стене. Стал смотреть на цветок, отгоняя ощущение неостановимо наползающей тьмы; развернул плечи, положил руку на эфес палаша, вспомнилось где-то читанное: "Похоже, что чаша мировых весов клонится к торжеству мрака и хаоса, но именно потому человеку свободному и благородному надлежит поклоняться красоте, добру, недостижимым в этом безумном мире идеалам. Ибо так повелевают законы чести - лишь они суть законы истинно вечные".
   - Позволено ли будет мне, чьи помыслы направлены лишь на бренное и земное, оторвать Его Высокопревосходительство Генерального Инквизитора от созерцания вечного и нетленного. - томно-лукавый голосок Орхидеи вернул Гендальфа к действительности.
   Гендальф преклонил колено перед Орхидеей, на мгновение зарылся лицом в зеленый бархат ее платья, стал целовать руки. Она, не отнимая рук, заговорила тоном деловым:
   - Я узнала, Бобби, то, о чем ты просил. По мнению Крола комета станет хорошо видна уже через год, и потом в течении десяти лет ее приближение будет для всех, имеющих глаза, все очевиднее и очевиднее.
   - Год. - глухо проговорил Гендальф. - Целый год !
   - Да, еще целый год Империя будет держаться лишь на засиженных мухами страшных сказках с картинками, сказках, живописующих исчадия Тьмы, таящиеся в подземке. За этот год Лиловое Братство через народные школы и странствующих учителей мудрости сумеет подготовить народ к появлению кометы. Я и мои девчонки, мы держим в своей паутине капитул Братства, тут ты можешь быть спокоен. Все они уловлены и жужжат любовно. Но... Зачем ты снял с шахматной доски Мерлина? И если бы только его. Гарданна ведь не без усилий с твоей стороны завяз на некоем райском островке в объятиях этой смазливой дурехи... Впрочем, дурехи, особенно дурехи юные, с такими делами частенько управляются лучше всего. Да, и все же... Ты собираешься один вытянуть этот воз с... как бишь это называл Мерлин? Собираешся в одиночку принять вызов Неведомого - вроде бы, так это следует именовать.
   - Я собираюсь в одиночку принять ответственность за те ошибки, быть может страшные, которые неизбежны. Да, неизбежны для всякого, кто стоит у кормила власти, во времена подобные нынешним. - Гендальф поднялся с колен, смотрел на Орхидею с высокой важностью. - Те, кто прийдег мне на смену...
   - Я поняла, Бобби, - Орхидея пристально, неотрывно смотрела на Гендальфа потемневшими глазами. - Ты хочешь дать возможность Мерлину и Гарданне умыть руки и начать все с чистого листа. В глубине души они будут очень благодарны тебе, часто будут навещать тебя в Чертогах, где всяческие Орхидеи, Линды и прочие, им подобные, из Цветничка, спляшут, повертят юбчонками... - Орхидея, не договорив, резко повернулась, застучала каблучками к выходу, мимо бронзовых Меченосцев и мраморных Соперниц Вечности.
   А где же ручки?
   Ах! Где же ваши ручки?!
   Давай наденем брючки
   И будем танцевать!
  
   Сидящий перед дисплеем Логвинов недоуменно помотал головой, вслушиваясь в девичьи голоса, поющие этот бесхитростный гимн радости быстротекущего бытия. Несущийся вприприжку мотивчик раздавался с улицы, где вступил уже в свои права синий июльский вечер. Логвинов подошел к окну, выглянул наружу. Внизу на парковой аллее, возле белого киоска с "Пепси", "Сникерсами" и прочим, до этого относящимся, разворачивался, ставший уже традицией, импровизированный летний уличный мини-бал.
   ***
   - Дитя Камарга отравилось спиртом? Спиртом?! - Гаук перестал листать толстый, погрызенный мышами фолиант, иронически вздернул бровь. - Простите, любезный Тофелла, но вы говорите явную бессмыслицу. Такого не может быть, ибо такого не может быть никогда, покуда нерушимы законы природы. Я о природе камаргцев толкую.
   - Так ведь спирт - оказался древесный. - пояснил Тофелла. - Тот парень стоял на часах в домашнем музее Мерлина. Во время обыска на его казенной квартире, в арсенале. - Тофелла примолк, покосившись на груды книг, заполнившие крохотный гауков кабинет, заговорил снова:
   -Тогда нагрянули к Мерлину сразу, как только Шептун сдал его Гендальфу. Ну и дернула дурака нелегкая, я про камаргца, хлебнул, должно с похмелья, из банки с заспиртованными гадами. Теперь вот лежит в беспамятстве, кончается. Товарищи его ищут вас повсюду. Одна надежда у этого бедолаги на вас, господин маг-ротмистр. Штаб-лекарь камаргской бригады сам скоропостижно сказался больным и от греха подальше слинял куда-то.
   - Я злосчасгному дурню этому. - Гаук покачал головой. -помочь вряд ли сумею, а оскандалиться в такой ситуации никак нельзя. Надо залечь в какую-нибудь нору. - Он вылез из-за старинного монументального письменного стола, пробрался сквозь книжные завалы к окну, сквозь прореху в ветхой бархатной гардине глянул на улицу.
   - Это вы грамотно, касательно того, чтоб залечь. -согласился Тофелла. - И мне - с вами за компанию. Кашу теперь заварить сумеет и Ромми Боне, он давно уж роет землю копытом. А как прийдет пора кашу эту расхлебывать, надо будет нам с вами, господин маг-ротмистр, вылазить, как вы изволили выразиться, из норы и подгребать поближе к месту окончательной разделки - к Ард-Галену. Туда, на полигон, Камбрэ, граф наш народный, выведет из Камелота всю эту шушеру. Я про мастеровых, пенсионишек и камаргцев, которые ха-арашо набедокурят во время заварушки. Предостаточно они набедокурят, будьте благонадежны, господин маг-ротмистр, уж я то их знаю. Выведет, чтоб значит им там отсидеться, выторговать свои шкуры. Шептун, у которого всякая вина виновата, разговоры разговаривать с ними не будет, нагрянет в Ард-Гален со всей силой. Канитель тянуть тоже не станет - не в его это характере. Значит - не миновать штурма Ард-Галена. А тогда всей этой шушере кроме как в подземку деваться будет некуда. Ну а дальше - как было у нас сговорено с Лафкиным. Фугасы там в штреке уже заложены, чтоб значит людишек этих, набедокуривших, и забежавших с перепугу в подземку, отрезать от погони.
   Гаук молча кивнул, затем сказал, не глядя на собеседника:
   - Да, вот еще что. Камаргцы будут, пожалуй, искать меня через Фели... Через мою супругу, пребывающую ныне в доме мэтра Балу. Не сочтите за труд, Тофелла, осведомьте ее через своих людей, что, дескать, я исчез бесследно и, всего вероятнее, снова вкушаю гостеприимство Генерального Инквизитора.
   - Понятно. Сделаем. Только вот. - Тофелла с каким-то новым выражением глянул на Гаука. - Прошу, конечно, простить за такой вопрос. Не жалко вам ее? Я про супругу вашу.
   - Жалеть кого бы то ни было для нас с вами, господин Тофелла, отныне - роскошь непозволительная. - Гаук склонился над пыльной книжной грудой, добавил - глухо, ожесточенно:
   - Ничего. Ну, поплачет. Ей не привыкать.
   ***
   Солнечные зайчики от колеблемой ветерком листвы играли на белой кремнистой лесной дороге. Облезлый злой голенастый страус вихлючей рысью катил по дороге легкую двуколку. Черноглазый смуглый мальчик длинной хворостиной направлял бег страуса, сидевший рядом в плетеном бамбуковом кузове Джослин Камбрэ сонно поклевывал носом. Справа от дороги тянулся оплетенный цветущими побегами огурца и тыквы штабель битых керамических труб, слева - широкий, но мелкий ручей с кротким журчанием оббегал ржавые остовы каких-то циклопических механизмов.
   Страус вынес двуколку на берег небольшого пруда и встал как вкопаный, с несокрушимым достоинством игнорируя понукания малолетнего возницы. Ручей в этом месте был запружен останками каплевидного летательного аппарата в незапамятные времена рухнувшего здесь с небес на землю. Зеленоватая вода широкой струей текла из распахнутого в борту аппарата люка, из прорех потемневшей обшивки густо рос тростник. Самоходный истукан с эмблемой фельд-жандармерии на броне стоял у въезда на эту своеобразную плотину, по гребню ее прогуливался, заложив руки за спину, высокий человек с черной повязкой на глазу. Джослин помотал головой, стряхивая дрему, вгляделся в одноглазого, узнал в нем Марка Дагобера - старшего офицера боевой свиты Мерлина. С Дагобером Джослина связывало давнее знакомство и узы, в определенном смысле родственные: оба были благородными пасынками Сэма Наркисса. Джослин соскочил с двуколки, торопливо, чуть не бегом, направился к Дагоберу. Коренастый жандармский панцер-паж встал было на дороге, но повинуясь команде с мостика истукана, отошел в сторону.
   Весь дисплей, несколько неожиданно, занял борт запрудившего ручей древнего летательного аппарата. На металле обшивки грубовато, но с большой любовью к деталям процарапано было изображение Божественной Уины Купальщицы. Из ее рта истекало как бы облачко, в кривоватом овале которого теснилась корявая надпись. Надпись призывала коренных жителей Охфордшира вспомнить наречие, родное не только для дедов-прадедов, но и ( это способны отрицагь только безнадежные невежды) и для самой Божественной Купальщицы.
   - Да, Женечка, у них тоже начались симптомчики в этом роде. - Логвинов мотнул головой на окно. - Давайте, все ж, послушаем беседу Джослина с Дагобером.
   - Разумеется, этот прискорбный случай с нашим достойнейшим отчимом поставил всех нас в сложное положение, но... - Дагобер примолк, зло прищурился на что-то, не видное стоящему лицом к нему Джослину. - Но ваше, Джослин, решение о выходе из сословия Меченосцев представляется мне, мягко говоря, необдуманным. Ведь, как показал пример Каспара Гаука, благородному не заказана и дуэль до первой крови с вельможнейшими сановниками Империи.
   - До последней. - процедил сквозь зубы Джослин . - До последней крови.
   - Вообще-то в моем положении обсуждать подобные материи надлежит с крайней осмотрительностью. - заметил Дагобер. -Должен вам сказать, благородный Камбрэ, что место и время для нашей беседы выбрано вами... Сказать, что оно неудачно выбрано, значит ничего не сказать. Оглянитесь назад, друг мой.
   Джослин оглянулся. За его спиной, шагах в двух, стоял давешний панцер-паж. Джослин слепо двинулся на него. Панцер-паж с тяжеловесной ленивой грацией посторонился. Джослин, вздернув подбородок, проследовал мимо, к двуколке. Страус, словно по мановению свыше, взял с места в карьер. Джослин сидел в дуколке недвижимо-твердокаменно, подпрыгивая на дорожныхвыбоинах подобно предмегу неодушевленному.
   ***
   - Свежая молодая крапива и анчоус, вяленый или же копченый, суть основополагающие ингредиенты сего кулинарного шедевра. - Бенджамен Балу с умиротворенной улыбкой оглядел интерьер харчевни: дешевенькие олеографии на беленых саманных стенах, застиранные занавески, колеблемые свозняками из высоко прорезанных небольших окон, морская синева за окнами, длинные некрашенные столы под суровыми, вышитыми крестиком скатертями, на столах - вычурные розовые раковины вместо солонок.
   - Квинтэссенция же означенного шедевра, - Балу с той же улыбкой посмотрел на Орхидею, затем на ее гимназисток уплетающих шедевр за обе щёки, - его, да позволено будет так выразиться, сокровенная сущность явлена может тогда лишь, ежели на повара снизойдет вдохновение, подобное поэтическому, вдохновение, позволяющее сему мастеру слить в некое неразделимое единство качества крапивы и анчоуса, сохранив притом лучшие черты их натуры. Так же и государственный муж... - Балу осекся, застыв с назидательно поднятым пальцем.
   На пороге стоял щеголеватый ротмистр с золотой совой в петлице черного гвардейского мундира. Орхидея выпорхнула из-за стола с чарующей улыбкой подплыла к ротмистру. Он с малиновым перезвоном шпор приложился к ручке патронессы, вручил ей пакет, в немногих, но изысканых выражениях отказался от приглашения занять место за столом, отвесив столь же изысканый общий поклон удалился.
   Орхидея вернулась к столу, распечатав пакет и пробежав глазами содержащееся в нем послание, вполголоса сказала вопросительно глядевшему на нее Балу:
   - Сэр Роберт извещает меня, что ему неизвестно местонахождение Каспара Гаука. Боюсь, что это будет ударом для бедняжки Фели. Пожалуй, лучше ей пока числить Гаука среди невольных гостей Генерального Инквизитора. Сэр Роберт полагает исчезновение Гаука событием незначащим. В этом пункте я бы, пожалуй, решилась оспорить мнение господина Генерального Инквизитора. Но.. Я согласна всецело с моралью вашей, милый мой Балу, притчи о крапиве и анчоусе. Разумеется вы правы: Созидатель Насущного, поварившийся в соку оружейных магов, приобретает некие качества, делающие чересчур острой политическую стряпню. Равным образом и Соперница Вечности, вмешивающаяся в мужские дела... Эмми, милочка моя, подслушивая разговоры старших, надлежит иметь поболее вашего деликатности и ловкости в манерах. Зайдите ко мне перед сном, я обьясню вам на живом примере, чем чревато иное.
   ***
   - Брат мой названый помирает, зовет в беспамятстве господина Гаука. - огромный зверообразный стрелок, похожий больше на каледонца, чем на камаргца смотрел на Офелию с мольбой и надеждой. - Они, с братаном моим, вроде как старинные знакомцы. Когда, значит, господина Гаука везли под конвоем по Каледонии, братка мой был к нему приставлен. А нынче вот...
   - Я сама днем и ночью молю Уину помочь мне узнать, что с Каспаром, где он? - Офелия шагнула к нежданному посетителю, доверчивым жестом положила ему руки на плечи, подняла на него полные слез глаза. - Говорят, что он снова...
   - Да уж известно, куда нынче пристраивают хорошего человека из благородных, как вот господина Гаука. - стрелок взял руки Офелии в свои, держал - как медведь, поймавший нечаянно бабочку. - Не убивайтесь так. Выскочил по первой, Уина поможет - выскочит и в другорядь. Беспременно выскочит. Хилые они супротив господина Гаука. А братишке моему, видать, талан такой. Дурость наша, темнота, хлещем, что ни попадя, лишь бы в горле булькало. - он покачал чубатой головой, затем сказал, приосанясь:
   - Не побрезгуйте, прекрасная госпожа. Мы тут припасли малость харчишек для господина Гаука, так ведь вы ему, а выходит - и нам, не чужая будете. Заноси, ребята.
   Сквозь кремовую портьеру выткнулось смугло-золотистое бревно акульего балыка, несомого двумя дюжими камаргцами, за балыком явился окорок - славный трофей победителя чудовищного вепря, за окороком корзины с кокосами и страусиными яйцами, бочонок рому - ананасного: дети Камарга обнаруживают трогательную осведомленность о вкусах и привычках пришедшего им по сердцу "морлочьего лекаря", за ромом - шипучее пальмовое: два плетеных бамбуковых короба с пузатыми засмоленными бутылками, затем снова корзины с яйцами - уже черепащьими; не прошло и минуты как гостиная в доме Бенджамена Балу стала подобна бакалейной лавке.
  
   ***
   - Барышня меня послала за Вашей Светлостью. Золотой дала. Ай вся горит как роза алая! Нехорошо, ваша светлость! Грешно так мучить девушку. - невысокий, густо зататуированый человек в пестром камаргском балахоне подмигнул Гарданне, покосившись на собирающуюся толпу зевак, возопил патетически:
   - Ураганом домчим вашу светлость на встречу с красавицей, угорающей в океане нежной страсти! Как можно, да не сослужить службу его светлости маркизу Арнорскому, благородному господину Гарданне, да укрепится всяческая его мощь! Да мы для его светлости, если надо, самого Владыку Тьмы запряжем. Ай да только с моим Кабыздохом и Темный не потягается. - он горделивым жестом указал на аспидно-черного страуса, запряженного в стоящую у самой полосы прибоя легкую двуколку. - Мой Кабыздох, ай да резвен! У моего Кабыздоха папа, мама - из чистокровных хамахарцев.
   Камаргский акцент владельца великолепного Кабыздоха звучал вполне натурально. Пожалуй, чересчур натурально. Гарданна вгляделся в татуированную физиономию под капюшоном цветастого балахона, коротко кивнул, направился к коляске. Извозчик суетливо обогнал его, начальственно покрикивая на зевак:
   - Па-астаронись! Дорогу его светлости! Слушай, зачем истукан тут поставил? Совсем глупый, да? - последняя реплика алресовалась осоловелому от жары панцер-пажу, привалившемуся спиной к ноге самоходного истукана. Истукан поставлен был, и правда, не на самом подходящем месте. Извозчик обрушил на механического монстра поток ругательств, в которых опытное ухо различило бы технические выражения из обихода магов-оружейников. Не умолкая ни на минуту подошел к коляске, ткнул топтавшегося неподалеку неприметной внешности мужчину кулаком в живот. Тот окрысился было, но вглядевшись в обидчика, торопливо направился к истукану. Истукан внезапно ожил, ухватив топтуна медной великаньей щепотью сзади за штаны, стал обмахиваться им как платочком, пританцовывая на месте. Топтун истошно орал, фельд-жандармы на мостике истукана, растеряно бранясь, пытались усмирить расшалившееся чудище. Коляска с Гарданной стремительно неслась по галечному пляжу, свернув за поворот скалистого берега, притормозила возле покосившейся мазанки. Возница соскочил с коляски, Гарданна последовал его примеру. Стоявший возле мазанки человек в камаргском балахоне, таком же как у гарданновского возницы, проворно забрался на козлы, вновь погнал страуса вдоль берега. Истукан тем временем макнул свою жертву в море, прополоскав, выволок на берег, замер в прежней позе.
   * * *
   - Какая-такая их светлость маркиз Арнорский?! Ничего не знаю - седок садился, катался, деньги давал, сдачу сказал: "Не надо!". Я, "Храни Уина" сказал, быстро-быстро на пристань погнал; нам морды глядеть: какой - светлый, черный, время нет, нам быстро-быстро туда-сюда катать надо, седока возить надо, седок деньги давать будет. Деньги - ай как надо! В Камарге баба, дети: мал-мала куча мала; зачем нам морды глядеть, тебе надо, благородный начальник, ты и гляди. Зачем держишь, благородный начальник?! Зачем обижаешь камаргского человека?! Зачем делаешь худо?! - извозчик в пестром балахоне вращал глазами, воздевал руки к небу, страус поддерживал хозяина трубным криком и топотом.
   - Этот, благородный кавалер, точно не тот будет. Этот того понатуральнее на природного камаргца смахивает, а тот из себя показистее и уж больно речист. То-то мне сразу подумалось: "А в своих ли перьях птица?". Потом, когда он касательно барышни... Молчу, благородный кавалер. Только насчет барышни он в самую точку попал, потому как вся округа языки чешет... Молчу, уже молчу. Как не понять - предмет щекотливый, так ведь служба наша такая - любопытствовать, на щекотливость не глядя. Само собой - помню, велено, чтоб являть щекотливость - службе, однако же, не во вред. Я потому и отошел малость в сторонку, как у них о барышне речь пошла, хоть он, извозчик этот, который, видать, не извозчик вовсе, горланил об означенном предмете щекотливом на весь берег. А как он меня пихнул эдак в брюхо, я и смекнул, что человек они будут не простой и к светлейшей поднадзорной персоне подкатывается неспроста, а про предмет щекотоливый горланит для отвода глаз. Смекнувши я сей минут кинулся к фельд-жандармам, которые на истукане: на предмет наблюдения за перемещениями светлейшей поднадзорной персоны. А вышло не тово... И на старуху бывает проруха. Я ж говорю - человек они не простой, смею мыслить, что они будут из магов-оружейников, обложил истукана каким надо заклятьем, а истукан волю его тотчас исполнил, мне, горемычному, на беду и муку. Виноват, благородный кавалер, я сей минут стану подальше и чтоб, значит, ветер от вас. - не просохший еще топтун торопливо перешел на другую сторону от брезгливо морщившего нос жандармского офицера. - Прощенья просим: дух от меня не шибко приятственный: с кем хошь детский грех приключится от эдакой страсти - так вот попорхать в истукановой лапище.
   * * *
   - Как министр изящных искусств могу засвидетельствовать, что спектакль этот поставлен и сыгран был блестяще. - Гарданна со смехом потрепал по плечу человека в пестром балахоне. - Думаю, впрочем, что вами, друг мой, руководило отнюдь не стремление продемонстрировать свои таланты в жанре уличного фарса. Слушаю вас, благородный Каспар Гаук.
   - В столице, среди рабочих арсенала зреет бунт. Честь имею передать вашей светлости список заговорщиков, пламя сего возмущения раздувающих. Также и докладную записку касательно намерений и видов заговорщиков. Позволяю себе обратить сугубое внимание вашей светлости на участие в заговоре лиц, имеющих вес и влияние в финансовых кругах и среди пенсион-пажей. Означенные лица намерены в полной мере использовать нынешнюю двусмысленную ситуацию. Ситуацию, в которой роковые последствия будет иметь дальнейшее сокрытие от общества того обстоятельства, что морлокский вопрос в Британии решен полностью и окончательно.- Гаук положил на колченогий стол пухлый незапечатаный конверт.
   - Вы уверены, благородный Гаук, что в списке означенных злоумышленников нет существенных пробелов? - Гарданна юмористически глянул на "морлочьего лекаря". - Не проявил ли автор сего благородного донесения известной скромности. Скромности, весьма приличной автору начинающему, пробующему свои силы в жанре для него новом.
   - Мое имя стоит в этом списке одним из первых. - суховато отвечал Гаук. - Вы, верно, об этом толкуете, ваша светлость.
   - Я всегда восхищался многообразием ваших дарований, но такой фейерверк жанров... - последние слова Гарданны заглушил тяжкий топот и хруст гальки под стопами самоходного истукана, стекло в единственном оконце мазанки задребезжало, с камышовой крыши посыпался сор. - Сначала фарс, теперь вот нечто драматическое, не говоря уж о творениях, некоторым образом литературных. - Гарданна кивнул на конверт.
   - Это серьезно, ваша светлость. - Гаук подошел к сиротливо стоящему у саманной стены монументальному шкафу, стал возиться с резными завитушками на его дверце. - Прольется кровь, элойская, человеческая кровь.
   - Полагаю, что кровопролитие будет предовращено персонами, для того свыше поставлеными. Быть может некоторое количество крови и прольется - из расквашеных физиономий. Созидателишки трусливы, а пенсионишки недалеко ушли от созидателишек. - Гарданна с любопытством приглядывался к шкафу. - А кстати, отчего вы не обратились с вашим... Скажем так - предостережением. Отчего вы не пришли к Гендальфу? Такие дела ведь по его части, а не по моей.
   - Сэр Роберт отказал мне в конфиденциальной аудиенции. - прежним сухим тоном ответил Гаук. - Мне было предложено изложить мое дело рапортом и подать сей рапорт по команде, как положено.
   - Старину Боба можно понять. - со смешком заметил Гарданна. - Вряд ли можно назвать его впечатления о последней личной встрече с вами приятными.
   - Рапорт я подавать не стал. Я... - Гаук усмехнулся желчно. - плохо представляю себе, как будут докладывать наверх о прохлопанном ими заговоре "персоны, для того свыше поставленные". Персоны эти, вне всякого сомнения затеяли бы, как водится, волокиту, для коей времени судьбой не отпущено. Приходится действовать не только в одиночку, но и руководствуясь собственными представлениями о том, что должно и позволительно. Ибо и у вашей светлости я, похоже, потерпел фиаско. Не верю, чтобы вы, сэр Арагорн, не поняли всей серьезности сложившегося положения, но...
   - Я в любом случае не могу ничего предпринять. - перебил Гарданна. - Я дал слово Гендальфу, пообещал не путаться у него под ногами.
   - А нарушить слово Меченосца не позволяют законы чести - единственно вечные законы этого мира. - в свою очередь перебил Гаук. "Морлочьего лекаря" словно бы прорвало:
   - Благородные Меченосцы, защитники народа... Да не их мы защищали, а себя, свою сокровенную сущность от их мира, подобного банке с пауками. Пауками, до времени скрывающими свою натуру, беснующуюся грязь своего естества под тонким покровом правил благочиния. Правил, с младых ногтей вколачиваемых через задние ворота.
   - Сентенция , мягко говоря, спорная, но даже, если счесть сказанное вами за истину, - пожал плечами Гарданна, - разве может быть отнято у человека право защищать себя, свое, самое сокровенное, то, без чего он как бы теряет самого себя. Ну а отвращения вашего к представителям простонародных сословий я ни в каком случае разделить не могу, а уж что касаемо иных представительниц...
   - А теперь, когда надо, поборов брезгливость, вскрыть этот созревающий на глазах у всех гнойник... - не слушая собеседника чуть не кричал Гаук. - Впрочем, быть может, так и лучше, пусть прорвет, пусть все с ног до головы выкупаются, пусть вкусят... - он опомнился, заговорил тише:
   - Благодарю за честь, ваша светлость! Что может сравниться с добротой вашей светлости?! Как великодушно с вашей стороны предоставить людишкам вроде вашего покорного слуги возможность выполнить за вас грязную работу. Работу, за которую вам не позволяют взяться законы чести. Только уж не обессудьте, ваша светлость, мы работу эту будем делать по- своему. Прощайте, сэр Арагорн. - Гаук распахнул дверцу шкафа, за ней открылся темный, тесный, похожий на нору тоннель.
   - Не прощаюсь с вами, Гаук. - Гарданна улыбнулся отечески. - До скорого свидания. Владыка Тьмы еще не раз сведет нас на узкой дорожке.
   ***
   - Мне писать государю?! Отсюда? - Мерлин обвел взглядом свою камеру. - Из Твердыни Благочиния. Подобное предложение лишний раз подтверждает истину, давно для всех очевидную: ваш, Финвэ, шеф и в кресле Генерального Инквизитора, и обретя канцлерский жезл, остается не более чем кирасирским полковником.
   - Да, сэр Роберт Гендальф кавалерист, смею мыслить, не из последних, отчетливый, доложу вам, рубака. - вскользь замечает Финвэ. - Должен ли я понимать ваши, сэр Хью, слова как отказ...
   - Разумеется. - несколько выбитый репликой Финвэ из накатаной колеи Мерлин вновь обретает прежний брюзгливый тон. - Для меня и мне подобных писать государю значит возлагать и на себя и на своего августейшего адресата некую ответственность. Ответственность же предполагает возможность действовать. Между тем его величество ныне связан по рукам и ногам гендальфовскими благоглупостями. А что касаемо меня... - Мерлин бросил взгляд за окно - зарешеченное, но без тюремного колпака, заслоняющего узнику белый свет. - А моя свобода ограничена не только и не столько решетками и запорами, сколько данным Гендальфу словом - не предпринимать каких-либо действий и даже попыток снестись с внешним миром.
   Мерлин подошел к окну, стал смотреть на лежащий внизу в синеве летнего вечера Камелот. Загорались уличные фонари, уютно светили разноцветные прямоугольники окон, белым небесным кораблем, зацепившимся за вершину кудрявой горы сияли над городом Чертоги Предков. Возле южных ворот роились оранжево-багровые светляки факелов. Вот они вытянулись длинным языком вдоль Дуврского тракта, огненный червь медленно пополз к камаргскому кладбищу.
   * * *
   - Нешто морлок почище свиньи будет? - А ведь морлока промышлять благородным кавалерам не привыкать... - кряжистый фермер в лиловом бархатном сюртуке примолк, глянув искоса на собутыьника - изрядно потрепанного жизнью ротмистра-армейца. Тот выкатил было на созидателишку налитые кровью глаза, но смолчал. Фермер наполнил опустевшие стаканы, заговорил снова, тоном задушевно-доверительным:
   - Бабы заели, благородный кавалер. Бабы у нас - спаси вас Уина от эдакой напасти. Я бы Всеблагого Всевышнего всечасно благодарил, ежели б, примером, мою Салли, да куда-нибудь подальше, хоть бы даже и в этот... Цветник Леопарда... - фермер почуствовал, что опять сказал, что-то не так, пустился в многословные обьяснения:
   - То-есть, я не в рассуждение того, чтоб значит... Само собой, мы преисполнены почтения, чуствуем и понимаем, а не так, чтоб, значит, спихнуть на сторону, что себе не гоже. Моя Салли, она и по хозяйству, ну и, с позволения сказать, все при ней, ну а норов... Она и в девках была - огонь. Как у нас говорится: видели глаза, что брали, ешьте, хоть повылазьте. Это она, Салли моя, и прослышала, что дориатские подрядили господина Камбрэ промышлять свинью в аваллонских штреках. А как господин Камбрэ из графов будут, так и вам же, благородный кавалер, не зазорно на его манер деньжонок срубить, свинью бродячую в штреках промышляя. И обществу, особливо женскому полу, бабам нашим то-есть, лестно будет, что у нас, не хуже как у дориатских, свинарь из благородных, в офицерском чине. Само собой, вам нельзя, как господину Камбрэ, в наймы к обществу, как вы есть не пенсион-паж, а, бери выше, действительной службы ротмистр. Это мы понять можем. Потому, скажем так: вам по чину положено быть за народ, а народ, как мы люди самостоятельные и с понятием, от чистого сердца отдарит за доброе дело. Опять же, - фермер воодушевился, - от морлока зарезанного какой прок? А от свиньи - и ветчинка, и колбаска и всякий иной-прочий плод земной. Вы кушайте, благородный кавалер. Малый, притарабань-ка нам еще кувшин красного. Чего это вы, благородный кавалер? Если ляпнул чего не тово, так это ж в простоте, мы люди незатейливые, не сочтите за обиду...
   Сидевший лицом к входной двери ротмистр встал с места, торопливо застегивая мундир. В трактир под руку с Арагорном Гарданной вошла принцесса Орхидея. Фермер, чуть замешкавшись, поднялся вслед за ротмистром. В глазах у него зарябило от мундиров сопровождающей принцессу свиты: пунцовых гренадерских, зеленых егерских, синих флотских, с вкраплениями черного бархата и серой парчи Корпуса Магов. Хозяин трактира поспешил проводить высоких особ в отдельный кабинет, офицеры свиты, потеснив завсегдатаев разместились в общей зале. У входа в кабинет тотчас образовалась круговерть трактирных слуг, наподобие муравьиной суеты вокруг воткнутой в муравейник травинки. Давешний незадачливый топтун попробовал было затесаться в эту круговерть, схлопотал в рыло от безукоризненно элегантного гренадера, силясь унять хлынувшую из носа кровь, прижал к лицу сомнительной чистоты платок, забился в угол, скуля. Гренадер, разминая сплетенные пальцы, стал возле входа в кабинет.
   * * *
   В залитом неживым светом тупике лабиринтов Кунсткамеры висит в воздухе черный квадрат с мерцающим изображением хвостатой звезды. Возле квадрата забинтованная с ног до головы фигура. От дальнего конца коридора слышны людские голоса, топот сапог, лязг оружия. Забинтованый кадавр бесшумно вплывает в ближайшую витрину, тихо затворяется дверца витрины, кадавр застывает недвижимо.
   ***
   - Передайте его высочеству, что я позволяю себе обратиться к нему с просьбой как учитель к ученику. (Правду сказать, в военной администрации сей юноша особых талантов не обнаруживал). Но, - в интонациях Гарданны присутствовало некоторое сомнение, - говорят, что оболтусы, достигшие степеней известных, зачастую питают к своим учителям чуства весьма теплые.
   - В отношении Гладиуса , закон этот выполняется вполне. - кивнула Орхидея. - А такой учитель, как вы, маркиз... Что у вас там, Гай?
   Последняя реплика принцессы адресована появившемуся на пороге кабинета молодому офицеру.
   - Трактирщик, проявляя настойчивость воистину героическую, - офицер белозубо улыбнулся, - просит довести до сведения вашего высочества и вашей светлости, что суп из рыбных голов, заказанный вашим высочеством, вот вот поспеет, в котел закладываются последние ингредиенты, некоторым образом завершающие аккорды, - он снова улыбнулся. - Хозяин нижайше умоляет ваше высочество откушать сей шедевр не иначе как только что снятым с огня, ибо иное чревато утратой неких гастрономических нюансов, без коих суп из рыбных голов не может явить свою истинную неповторимую натуру.
   - Конечно же, мы последуем всем рекомендациям нашего доброго хозяина. Пренебрежение шедеврами кулинарными вне всякого сомнения должно трактоваться как злостное покушение на Предвечную Гармонию. - Орхидея улыбнулась в ответ. - Распорядитесь, Гай, чтобы суп подавали на стол в общей зале. Мы с маркизом незамедлительно присоединимся к компании. Теперь о вашей просьбе, маркиз.
   Гарданна выждал, пока офицер исчез за линялыми трактирными портьерами, заговорил негромко, с аффектированной четкостью:
   - Законы чести не позволяют мне надлежащим образом мотивировать мою просьбу. Но эти же законы вынуждают меня, пренебрегая правилами иными, категорически настаивать на незамедлительном означенной просьбы выполнении. Я всеподданейше прошу его высочество наследного принца Гладиуса, употребить власть военного министра для елико возможно скорой передислокации в столичный округ Первого бронегренадерского полка. Полком этим ныне командует генерал-командор Колгрим. ( Тот самый Колгрим, бывший начальник вашей личной охраны, принцесса). Я прошу его высочество ни в каком случае не соглашаться на смещение Колгрима. Далее, я прошу его высочество о том, чтобы полк по прибытии в Камелот прошелся маршем по его улицам. Ежели со стороны Гендальфа возникнут против вступления полка в столицу возражения, марш этот должен быть проведен по окружной дороге и всенепременнейше в непосредственной близости от казарм камаргских стрелков и кварталов, в коих жительствует мастеровой люд. Дабы медногремящая поступь самоходных истуканов ...
   - Медногремящая поступь... - принцесса покачала головой. - Совсем еще недавно простонародье держали в руках средствами, можно сказать, домашними. Средствами, весьма мало отличными от средств, прописываемых, для прояснения ума, моим девчонкам. А теперь вот - "медногремящая поступь самоходных истуканов". Повзрослел наш Созидатель Насущного.
  
   * * *
  
   На дисплее пейзаж охотничьего парка графов Лотианских в Нижней Каледонии. Увитый плющом павильон на берегу небольшого озерца. Сидящий в Харькове, перед дисплеем Андрей Кириллович Логвинов заставляет всевидящее компьютерное око заглянуть внутрь павильона. В увешанном звериными шкурами и оружием зале стоит Арагорн Громоподобный. Он погружен в созерцание живописного панно, изображающего молодого медведя, подглядывающего из прибрежных кустов за купальщицами. Девичьи тела золотятся под ласковым солнцем, на морде зверя искусно переданное художником выражение, свойственное порой мордам, не только медвежьим.
   - Адонис Сэнне весьма тонко трактует аллегорический смысл этого сюжета. - ангельски серьезный голосок Лили Наркисс выводит императора из задумчивости. Неся уже больше трех лет бремя обязанностей супруги мэтра Наркисса, Лили успешно сохраняет еще с гимназической поры имидж умненькой девочки.
   - Иди, иди, Лилечка, не мешай дяде Арагорну разглядывать аллегорические картинки. - встряет из другой реальности Андрей Кириллович.
   Появившаяся следом за Лили Орхидея, похоже, разделяет точку зрения штандарт-менеджера Логвинова. Она ласково выговаривает своему кузену за чрезмерную его заботу о делах государственных. Каковая забота и заставила его величество уединиться, покинув общество дам. При сём пассаже Орхидея пристально глядит на Лили. С полминуты длится дуэль взоров - матерински-строгого Орхидеи и вызывающе-невинного Лили. Наконец Лили, гордо вскинув золотоволосую головку, выплывает из павильона.
   Перебивка кадров. Перекресток в лабиринте Кунсткамеры. В куче спутанных бинтов и сиренево-серого праха лежит вырваный с мясом золотой офицерский погон. Снова перебивка кадров: на перекинутом через кротко журчащий ручей ажурном бронзовом мостике Лили Наркисс беседует с принцем Гладиусом о Морийских письмах Адониса Сэнне - игры в Цветничке нынче не балуют разнообразием дебютов. Опять интерьер Кунсткамеры. Рыжеусый офицер, ощерясь, кромсает кортиком стоящую в разбитой витрине распотрошенную мумию. (Логвинов припоминает фамилию офицера - Скромби). Уличная сценка в Камелоте: толпа зевак перед помостом, на котором рядом с сонно-добродушным полицейским стоит смутно знакомый Логвинову щуплый длинноволосый парень с белой доской на шее. Надпись на доске извещает добрых граждан о том, что "Сей рифмоплет, сиречь - лжепоэт, а на поверку заведомый тунеядец и прощелыга, имя же ему Арагорн Убо, по решению чинов Благопопечительного Цензората подлежит высылке из доброго города Камелота в места, не столь отдаленные". В толпе живо обсуждается судьба злосчастного Убо, совсем еще недавно числившегося в сочинителях, к которым властьпредержащие явственно благоволили. На помост подымается расхристаный камаргский стрелок с двумя кружками пива в руках. Подвинув плечом полицейского, он под одобрительные возгласы зевак протягивает одну незадачливому служителю муз. По дисплею бегут какие-то бесформенные пятна, затем появляется запрокинутое лицо Скромби, которого четверо гренадеров несут на плаще по длинному, уставленнму пыльными шкафами, залитому неживым светом коридору. Игра солнечных бликов на поверхности одетого диким камнем, заросшего кувшинками пруда. Раздвигая сосками воду Лили идет к желтеющему песочком берегу , где ждет ее, добросовестно потупив очи долу, Гладиус с мохнатым канареечным полотенцем в руках. В кустах на дальней стороне пруда движение - банда многообещающих молодых людей, камер-пажей принцессы Орхидеи, устанавливает там артиллерийскую стереотрубу. Прибор этот, извлеченный некогда Мерлином из хранилищ Фарфорового Дворца и не нашеший боевого применения в подземке, сгодился теперь в Цветничке. Лили грозит любознательной подрастающей смене пальчиком, Гладиус - кулаком. Новое изображение - самоходный истукан, несущий на вытянутых руках длинную прозрачную капсулу. Крупный план: восково бледное лицо Скромби за стеклом капсулы. Смена плана. Наяривающий что-то на тростниковом органчике давешний стрелок - ценитель пива и неодобряемой властью поэзии. Под этот акомпанимент Арагорн Убо отплясывает на помосте в паре с какой-то дородной теткой, напялившей на себя голубой полицейский мундир. Бывший владелец мундира в изодранных штанах пробирается понад стеночкой, прикрываясь форменной треугольной шляпой. На дисплее каледонский пейзаж - вересковая пустошь с прорезающей ее идеально прямой, мощеной черными базальтовыми плитами дорогой. На дороге госпитальный поезд. Его нагоняет самоходный истукан со стеклянной капсулой в вытянутых руках. Снова пляшущий на помосте Арагорн Убо, теперь в паре с тоненькой беленькой барышней ( содержанкой мэтра Лафкина - отмечает для себя Логвинов). Интерьер госпитального поезда. Лежащий на койке Скромби открывает глаза, взгляд его приобретает осмысленность, останавливается на глубоком вырезе платья, склонившейся над койкой юной сиделки. Девушка заливается краской.
   - Будет жить! - комментирует Логвинов.
   Камелот. Закатное солнце горит в окнах громоздкого здания Главного Управления Имперской Службы Испытания Тьмы. У одного из этих окон стоят Линда и Гендальф. Сэр Роберт успокоительно поглаживает Линдочку по спинке. Дисплей заливает густая синева летней ночи с лунной дорожкой на поверхности тихо лижущего прибрежный песок моря. Но вот дисплей светлеет. Над кромкой скалистого берегового обрыва всходит солнце. Утренняя заря красит паруса ходко идущей невдалеке от берега галеры.
   Снова увитый плющом павильон в охотничьем парке. На мраморной лестнице перед павильоном принцесса Орхидея в окружении своих воспитанниц. Как может понять Логвинов, беседа у них идет об усах доблестных Меченосцев. Не лишенный пикантности пассаж о сокровенном назначении сего предмета прерван появлением запыленного фельдегеря. Торопливо отсалютовав принцессе он гремит шпорами по лестнице, скрывается за дверьми павильона.
   - Этот кавалер испортит нам пикник. - говорит Орхидея, глядя ему вслед.
   ***
  
   - Арсенал разрушен и охвачен пожаром?! Что могло послужить причиной столь мощного взрыва? Был нарушен последний приказ касательно квоты огнеприпаса в городской черте? - император выкатил глаза на Кассиуса Крола. Тот бестрепетно выдержал монарший взор, отвечал неторопливо, тщательно взвешивая каждое слово:
   - Причина взрыва устанавливается. Маг-ротмистр Берен...
   - Тот самый? - перебил император. - Автор и исполнитель плана ареста сэра Хью Мерлина?
   - А также прожекта полного и окончательного решения морлокского вопроса. - заметил Крол, - прожекта, столь сильно сэра Хью встревожившего. Вы помните, ваше величество, то заседание Тайного Совета.
   - Помню, - кивнул император. - Да, войдите. Положите на то кресло. Нет, больше пока ничего не надо. Благодарю вас, прекрасная дама.
   Вошедшая камеристка положила, куда было сказано, черного шелка бриджи и мундир - общегвардейскую полевую форму, присела в реверансе , поспешно засеменила к выходу. Император, дождавшись, когда за девушкой закроется дверь, вернулся к прерваному разговору.
   - Так что думает Берен?
   - Он полагает, что причиной взрыва послужил невиданной мощности черный фиал, тайно хранимый генералом Мерлином на своей казенной квартире в арсенале. - Крол выдержал паузу. - Сюзанна Нолан - экономка Мерлина, напуганная зрелищем рязьяренной толпы, не пожелала живой попасть...
   - Сью была способна на такое. - прервал император.- Ужасно... Берете ли вы в рассчет, благородный Крол, возможность взрыва других фиалов, подобных этому?
   - Вполне удовлетворительный ответ на вопрос вашего величества может дать лишь генерал Мерлин. - Крол твердо глянул в глаза августейшему собеседнику. - Пребывающий по сию пору в Твердыне Благочиния.
   - Приказ об освобождении Мерлина уже подписан. А касательно опасности взрыва фиалов. - император отошел к окну, отодвинул и затем резко опустил на место портьеру. - Мне не хотелось бы подымать вопрос о хранении Мерлином у себя дома того, рокового, фиала. Особенно теперь, после случившегося со Сью.
   - Сэр Роберт Гендальф в своем последнем письме предлагает вашему величеству кардинальное решение всего этого вороха деликатных проблем. - осторожно начал Крол.
   - Назначить Мерлина комендантом Камелота с чрезвычайными полночиями. - отозвался император. - Быть по сему. А Берену - тоже чрезвычайные полномочия: для немедленного освобождения всех арестованых сочленов "Пурпурной Бабочки". Он сажал, он пусть и выпускает.
   ***
   На дисплее залитый ярким солнечным светом замковый двор, мощеный розовыми гранитными плитами. Сгустком подземного мрака на фоне нагретого солнцем розового гранита - толпа офицеров в гвардейской полевой форме. Опустив глазки снуют по двору притихшие Соперницы Вечности. Чуствуют - сейчас не до них.
   ***
   - В Камелоте мятеж, господа. - облаченный в черный шелк император являл собой воплощение грозного спокойствия, громовые раскаты его голоса заполнили окольцованное древними стенами пространство замкового двора. - Сэр Роберт Гендальф исполнил свою последнюю волю в схватке с перешедшими на сторону мятежников камаргцами. В столице пожары и разрушения. Мятежники блокированы на полигоне в Ард-Галене. Выступаем немедленно. Седлайте коней, господа!
  
   ***
  
   Мерлин стоял посреди краснокирпичных руин перед выбеленной адским сиянием гранитной опорной колонной. На выцветшем камне темнел силуэт женщины, раскинувшей руки крестом. Он шагнул к тени своей Сью, но закаменел, ощутив спиной десятки настороженно-любопытных взглядов. Обернулся, успел заметить, как в разбитом окне обшарпанного дома напротив суматошно метнулось под прикрытие ситцевой занавески чье-то бледное лицо. Постоял еще немного перед колонной, затем кликнул пажа. Паж тотчас появился из-за угла раскрошенного взрывом приземистого строения, ведя в поводу лошадей,. Подвел лошадь Мерлину, следом за генералом вскочил в седло. Они шагом выехали из арсенала на усыпанную битым стеклом и хрустким черепичным щебнем улочку. Поехали по ней тем же неспешным аллюром. На перекрестке остановились, пропуская телегу, груженую наглухо заколоченными, наскоро сбитыми из неструганых досок гробами. Воспоминанием о безвозвратно уходящей, устоявшейся жизни неприлично-безмятежно голубело пятно мундира Стражи Благочиния - сидевший рядом с возницей полицейский капрал смотрелся потерянно. На крышке лежащего сверху гроба нищенски поблескивала латунная роза.
   ***
   Товарищеский ужин на палубе плывущего подземным каналом транспорта затянулся далеко за полночь. В конце ужина Арагорн Громоподобный произнес один из своих знаменитых экспромтов.
   - Иногда я мыслю себя, господа, - император с улыбкой оглядел сотрапезников. - диким вепрем, владыкой лесного урочища где-нибудь в дебрях Каледонии. Вепрь этот обзавелся многочисленным потомством, познав сопряженные с этим радости и, являя, неоднократно, необходимую для сего доблесть. Увы, с годами я, сиречь означенный вепрь, отяжелел, краски и ощущения этого мира утратили прежнюю яркость... - он примолк с выражением ностальгическим, затем с прежней улыбкой продолжил:
   - И вот - ясное, хрустально-прозрачное осеннее утро, в лесу слышны охотничьи рога и валторны, заливистый лай гончих. Я знаю - это за мной. Мой враг благороден, он не тронет моих подруг и потомство. Ему нужен только я. Мы встречаемся на устеленной палым листом тропе и никто не виновен в том, что мои клыки уступают в быстроте стали в его деснице.
   - Представьте себе далее, господа, пиршественную залу замка. Звон бокалов, зардевшиеся щечки милых дам, их нежный смех. Шестеро слуг, предводительствуемые седовласым дворецким, вносят на серебряном блюде меня - обложенного цукатами, нафаршированного гусиной печенкой и трюфелями. В подставляемые бокалы льется рубиновая струя, помогая исчезновению аппетитно подрумяненых ломтиков ненужной мне уже плоти. Дух мой из горней выси с умилением наблюдает за этим праздником жизни... Темными зимними вечерами дух этот вселяется в кабанью голову, висящую над камином в библиотеке. Хозяин замка сидит в кресле у камина с книгой и бокалом доброго старого вина. Багровые отблески очага играют в моих стеклянных глазах и беседы наши затягиваются далеко за полночь... - император завершил эссе львиным зевком, зевком от которого всякий Созидатель Насущного неминуемо вывихнул бы себе челюсть. Отзевав, изрек благодушно:
   Впрочем, наше застолье, тоже несколько затянулось. Я, кажется, заговорил вас, господа. Там, - он поднял глаза к скрытым во тьме каменным сводам, - наверху через несколько часов взойдет солнце. Солнце Ард-Галена.
  
   * * *
   Экспериментальный зал Лейлысарайского филиала НПО "Завод им. В. И. Михельсона". Андрей Кириллович Логвинов стоит посреди этого зала, оглядывая голографический пейзаж полигона в Ард-Галене. Неглубокая бойкая речушка бежит по галечному ложу посреди широкой зеленой лощины. На дальних холмах видны силуэты увенчаных железными колпаками самоходных истуканов - гвардейский бронегренадерский полк наглухо блокировал полигон. Неприкаянно бродит по лощине разношерстный люд: мастеровые в прожженых замасленых халатах, сумрачно похмельные камаргские стрелки, пенсион-пажи в гороховых, с латунной розой в петлице, мундирах, какие-то неопределенные личности. Сэм Наркис и Джослин Камбрэ, бывший граф, а ныне - пенсион-паж, о чем-то беседуют возле штабеля бочонков со смоляно-черным клеймом:

ДРАКОНЬЯ СОЛОНИНА

ОТ СЭМА НАРКИССА

ПОСТАВЩИКА ДВОРА

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА.

   Указание на придворный статус папаши Наркисса на некоторых бочонках замазано, на большинстве - остается в неприкосновенности. Джослин с аффектированой почтительностью именует Наркисса "отец" или же, когда такое уместно по контексту, - " дорогой отец". Сэм, чуствуя себя несколько не в своей тарелке, отвечает своему пасынку официальным обращением - "благородный Камбрэ".
   Присев на корточки возле отлитого в форме дракона полевого орудия возится с его затвором чернобородый, медвежковатый человек. Это Розамунд Розан - бывший придворный краснодеревщик, супруга которого, удостоенная высочайшего внимания, стала ныне императрицей. Рядом, собрав вокруг себя небольшую толпу, ораторствует рослый костистый пенсион-паж. Логвинов припоминает - это некто Ромуальд Бонс, не жалуемый Тофеллой и другими собратьями по заговору за неуемное стремление выдвинуться, и вот теперь, похоже, почуствовавший, что пробил наконец-то его час. Андрей Кириллович подходит поближе к бравому Бонсу, вслушивается в его речения.
   - А это мы сейчас Розана спросим. Розан, Розамунд! Как думаешь - двинет на нас Шептун истуканов? Ты ж его нрав знать должен, - Бонс хохотнул, - вы с ним вроде как свояки. Ты чего это?! Брось дуру! Не лапай, тебе сказано, кобуру! Я тебя, и через лафет, палашом, скорей достану.
   - Оставьте в покое ракетомет, Розамунд. - подошедший сзади Джослин положил руку на плечо Розану, судорожно царапавшему ногтями крышку кобуры. - Поберегите свой боевой пыл для благородных гостей, которые не сегодня- завтра к нам нагрянут. А вы Бонс, вместо того, чтобы лясы точить, лучше бы занялись формированием обслуги для батареи тяжелых ракетометов. На нее вся наша надежда.
   - Не бойсь, граф! У нас все схвачено. - Бонс снял руку с эфеса палаша, подкрутил усы. - Обслуга подобрана , - он усмехнулся самодовольно, - парни - огонь. Командиром поставим Додсона, корректировщиком - Фога. Эти не подкачают.
   ***
   - При разработке означенной диспозиции я более руководствовался правилами чести, нежели тактики. Лобовая атака пехотного каре вне всякого сомнения без пролития крови решит исход дела, заставит мятежников пуститься наутек, бросив тяжелые ракетометы и прочие им подобные, - Мерлин улыбнулся, - непривычные для созидателишек, предметы. Задача стоящей в резерве кавалерии сведется к преследованию бегущих и их отлавливанию на предмет примерного, для их же блага, наказания. Диспозиция сия утверждена военным советом и государем и я не вижу резонов к изменению оной. Не можем же мы счесть резоном сообщение о том , что мастеровщине вздумалось, - он снова улыбнулся, - надо полагать, на предмет борьбы с похмельем, потаскать по полигону орудия.
   - Не имею сомнений в основательности резонов вашего высокопревосходительства. - принц Гладиус стоял спиной к Мерлину, заправляя перед зеркалом складки черного полевого мундира. - Но все же - если... Впрочем, никаких "если " не может быть, ибо не может быть никогда. Всем известно, что созидателишки от века трусливы безмерно.
   * * *
   - Эта батарея тяжелых ракетометов. .. - Джослин указал хлыстом на восьмистволки, черно глядящие жерлами на камелотскую дорогу. - Угроза того, что мы пустим ее в ход заставит правительство... - он возвысил голос, - я уверен, она заставит их образумиться , отказаться от блокады и штурма Ард-Галена и вступить с нами в переговоры.
   - Да, надо бы кончить дело без кровищи. - Сэм Наркисс стоял у стремени своего высокородного пасынка, смотрел ему в лицо снизу вверх. И так уж ее пролито... - и добавил с робостью:
   - Ты уж постарайся... сынок.
   * * *
   - Назад! Заколю! - стоящий в коридоре гренадер взял алебарду наперевес. Лафкин попятился от хищно поблескивающего в полупяди от его живота стального жала, всмотрелся в лицо , смутно белеющее в полутьме под козырьком вороненой каски. Узнал портупей-кавалера, знакомого по салону Лили Наркисс. Портупей-кавалер проговорил тоном пониже:
   - Прошу покорнейше простить, мэтр Томас. - алебарду от лафкинского живота, однако же, не убрал, присовокупив:
   - Служба. Интересы службы превыше всего.
   - Полагаю, что вы превратно трактуете интересы службы, милейший... э... - Лафкин примолк, доброжелательно-снисходительно улыбаясь часовому. Тот явно не склонен был представляться задержаному, напоминать ему свое имя и Лафкин с брюзгливой миной прервал затянувшуюся паузу:
   - Нас предупредили, что, для нашего же блага и безопасности , клуб оцеплен войсками. Но ограничивать перемещение добрых граждан, почтенных коммерсантов из-за буйства бессмысленной черни...
   - Противно уставу, вступать мне с вами в пререкания. - перебил гренадер. - Могу вызвать разводящего на предмет препровождения вас к начальнику караула. Быть может с ним вы найдете общий язык. Но право же, мэтр Томас, лучше вам вернуться в гостиную и присоединиться к прочим почтенным коммерсантам, которые со столь завидным благоразумием тихо дожидаются исхода событий.
   Лафкин , надменно подняв плечи, повернулся спиной к часовому, отправился назад в гостиную. Игнорируя вопрошающие взгляды товарищей по Коммерц-клубу прошел к своему креслу, щелкнул пальцами , подзывая разносящего напитки лакея, взял большую чашку молочного пунша, завел незначащий разговор с сидящим слева багроволицым толстяком.
   * * *
   - Красиво идут. Одно слово - благородные... с-сволочи ! - плешиво-бритоголовый Додсон вприщур глядел на черный квадрат сводного гвардейского батальона, марширующего по зеленой лощине.
   - Гляди, алебарды уставили. - испитой малый в сером замасленом халате сглотнул слюну. - Они чего? Это... Убивать будут?
   - А ты думал - по головке гладить. - рыдающе хохотнул Додсон. - Вон, мерлинова ведьма тогда, в арсенале, себя не пожалела, чтоб народишку поболе гробануть. Ладно, хватит разговоры разговаривать. Давай, ребята, к орудиям. Поднесем благородным горяченького.
   * * *
   - Конечно же - грация и красота суть неотьемлимые качества Соперницы Вечности. Но не менее важны и качества иные. - Орхидея расправила складки до хруста накрахмаленой простыни, взбила подушки, глянула на стоящих у стеночки госпитальной палаты гимназисток: внимательны ли к занятиям, с жалостной улыбкой заговорила снова:
   - Вспомните, девочки, в каком состоянии благородный кавалер возвращается обычно из Подземного Мира. А теперь... - на ее лицо набежала тень - Наши мальчики в деле при Ард-Галене выкупаются с головы до пят в элойской крови. В крови и ... Как не хватает мне сейчас нашей милой Кошечки Фели!
   * * *
   - Готовсь ! - Додсон поднял четырехпалую руку, изуродованную еще в молодости гидравлическим молотом системы Мерлина - старшего.
   - Отставить ! - Джослин Камбрэ осадил захрапевшего рыжего жеребца у крайнего орудия. - Батарея ! Слушай мою команду! Разряжай...
   Рев ракетометного залпа заглушил его голос. На месте гвардейского пехотного каре выросли десятки черных, прорезаных пламенем столбов. Додсон и Фог не подкачали. Ударил еще залп. Затем еще один. Меж медленно оседающих багрово-дымных столбов завертелись огненные волчки. Дав коню шпоры Джослин Камбрэ бросил его в самое сердце этого пекла.
   Справа, из устья разлогой балки вынеслась оскаленная сталью коннница. По речному руслу ворвалась на полигон, растеклась по нему лавой, неумолимо настигая спасающихся бегством защитников Ард-Галена. Началась рубка бегущих. Незримо присутствующий в Ард-Галене Логвинов, весь во власти этого зрелища, что-то шептал про себя. Похоже стихи. А может - молитву. Конная лавина ураганом неслась по зеленой лощине, оставляя за собой мешками лежащие в окровавленной, истоптаной траве человеческие тела. Следом за конницей ринулась сильно поредевшая, обгорело-чумазая, осатанелая пехота. Выбравшийся из вдрызг расплесканого болотца Джослин Камбрэ кричал что-то, воздев руки к небу. Его ткнули тупым концом алебарды между лопаток, он упал на четвереньки, мучительно закашлявшись, поднялся было на колени, пинок подкованым сапогом бросил его лицом в жидкую грязь. Конница гнала мятежников к дальнему концу полигона , где пустыми глазницами чернели в меловом обрыве два тоннеля. Тяжкий грохот потряс землю. В воздух полетели руки, ноги, головы. Вход в правый тоннель заволокло пылью. Вырвавшийся вперед Феанор с бранью натянул поводья, взвившаяся на дыбы лошадь злобно с визгом заржала.
   От сгрудившейся возле левого тоннеля толпы неспешно шел к Феанору Каспар Гаук. Подошел, погладил по холке сразу присмиревшую лошадь, взял ее под уздцы, улыбнулся Феанору, как старший младшему.
   - Дайте нам уйти . Иначе ... - Гаук мотнул головой в сторону правого тоннеля. - Прощай, Артур. Лучше нам больше не встречаться. Хотя... - Гаук отпустил поводья феаноровой лошади пошел, не оборачиваясь , к уцелевшему тоннелю , первым вошел в его разверстый зев. Толпящиеся возле тоннеля мятежники потянулись за ним, озираясь на остановившихся у некоей незримой черты кавалеристов.
  
   * * *
   - Очнитесь, ваша милость. - перед нахохлившемся в кресле Лафкиным стоял немолодой лакей, известный проныра и распробестия. - Гренадеров убрали. Поставили полицейские посты, ребят из благочинки. С этими можно сговориться, чтоб, значит, вашей милости отсюда выбраться. Только может - не стоит с этим торопиться? Может лучше подождать пока к вам сюда прийдут от Шептуна. Похоже не связалось у него что-то, у Шептуна.
  
   * * *
   - Слушай! Зачем тебе штаны? Оружие бросил - какой ты мужчина. Зачем такому штаны ? Не надо тебе штанов. Кафтан снял, часы , кошелек отдал - ай умница какой. Давай быстро-быстро штаны снимай - нам за них много-много рома наливать будут. Камаргскому человеку за амнистию выпить надо. Всем за заварушку амнистия и камаргскому человеку за заварушку амнистия - государь сказал: не надо камаргского человека ловить, зачем камаргского человека за решетку сажать - пусть выпьет за мое здоровье. Ай , хороший государь, добрый государь! А ты мало-мало здесь посиди. За нами не ходи - не надо! - двое улыбчивых камаргцев стояли в тупике подземного лабиринта возле скорчившегося на каменном полу полураздетого и избитого Сэма Наркисса.
   Сидящий в Харькове перед дисплеем Борис Исаевич Толстов морщится и меняет место действия компьютерной драмы. Увы, новый сюжет тоже содержит в себе мало приятности: в полутемном трюме двое гардемаринов с пьяными ухмылками толчками впихивают в серебряный цилиндр окоченелое , нагое, наспех зашитое крупными стежками тело Хью Мерлина. Сэр Хью исполнил свою последнюю волю, командуя лобовой атакой пехоты в деле при Ард-Галене. Согласно фамильным традициям ненужное уже владельцу тело это надлежит сбросить в Подземный Мир на поживу морлокам. В сложившейся ситуации сие требует траспортировки трупа на континент, для чего наряжено специальное судно. Рядом на дубовом рундуке лежит такой же нагой и окоченелый Гендальф - изьязвленный камаргскими стрелами, отданый уже окончательно и бесповоротно во власть беспощадного одиночества. Длинный ряд цилиндров - серебряных и медных указывает на величину прорехи проделанной Ард-Галеном в сословии Прекрасных и Доблестных Носителей и Повелителей Мечей.
   Сюжет прощального банкета исполнивших свою последнюю волю Меченосцев внешне заметно приятнее, но и на улыбающихся согласно обычаю лицах дам и на одеревенело пьяных физиономиях кавалеров ясно написано ощущение непоправимости произошедшего.
   Последним в череде сюжетов - госпитальный: мечущийся на койке в беспамятстве Розамунд Розан, склонившаяся над ним Жасмина - ей уж недолго осталось быть императрицей.
   * * *
   - Аквитанского пальмового игристого не изволите заказать на всю компанию? - давешний лакей смотрел на Лафкина с широкой ухмылкой. - Обмыть нового государя.
   - Обмыть государя?! Нового? О чем это ты толкуешь любезный? - Лафкин со строгостью возрился на лакея. - Неужто Арагорн VII Громоподобный уже вошел в историю?
   - Вошел, вошел! - радостно закивал лакей. - Был, да весь вышел, икнулась ему крутизна его. Отрекся Шептун. Нынче у нас императором Гладиус. И сразу видать, что этот с народом потише будет. Шептунову амнистию подтвердил. Опять же - раскололся насчет того, что морлока благородные давно извели, нету его в подземке; в подземке, нынче баловство одно, на баловство это денежки народные и идут. Вскорости, верные людишки говорят, благородных от власти подвинут, и народу свобода будет дадена, а не то что, как при прежнем прижиме. Так что, ваша милость, вам теперь... - лакей примолк, прислушиваясь к звону шпор в коридоре. Когда посланный новым императором флигель-адьютант появился на пороге, Лафкин сидел уже развалясь.
   ** *
   На дисплее в лиловато-бледном свете Кунсткамеры виден интерьер большого зала, захламленного содержимым опрокинутых и разбитых шкафов, их обломками, битым стеклом. Затянутый в алое всадник с мертвым лицом гарцует среди этого хлама на желтом, скрипящем лошадином остове.
   ***
   - Какой Агарваэн? - рыжеватая растрепанная молодая женщина недоуменно поглядела на собеседника, затем на высокого немолодого генерала, стоящего в окружении небольшой толпы гвардейских офицеров на палубе готового к отплытию транспорта. - Это ж наш, ну, он конечно отрекшись, государь Арагорн Седьмой Громоподобный. Забыл чему нас в школе учили? - ностальгически погладив себя пониже поясницы, она оттарабанила: " Его Величество император Британии, Арморика и всех Элойских Стран".
   - Темнота... - презрительно сплюнул ее спутник. - Смылилися твой Арагорн, вошел в историю. Теперь кликуха у него - светлейший Агарваэн Калллинг , граф Сюрморийский. Есть такая дыра - одно название, что графство: внизу морлоки, наверху - пастбищные хмыри. Без морлоков Шептуну, вишь, жизнь не в жизнь, а как, в Британии их извели под корень, прямая дорога ему теперь в графья Сюрморийские. Всех благородных туда бы пристроить: к морлокам поближе, от нас подальше. Отчего кликуха Агарваэн? Это значит на не по-нашему "Запятнаный кровью". Это уж точно, что запятнаный, кровищи после Ард-Галена на нем... Новый тот потише будет и с народом поласковей. Ладно, поторговала хлебалом и будет. Ну- ка, живой ногой в провиантскую контору, очередь забей. Там сегодня чегой-то дают. Может сардели будут, Гладиус к народу подлаживается. По дороге Уинку с бабкой прихвати, Додсонов шуряк вроде слыхал, шипучее будут давать - по два бутыля на рыло.
  
  
   . .

Часть II

СИМТОМЫ И СИНДРОМЫ

  
  
  

Говорят, что все наместники ворюги,

Но ворюги мне милей, чем кровопийцы

Иосиф Бродский "Письмо к римскому другу"

Природа, обернувшаяся адом,

Свои дела вершила без затей

Червь ел траву, червя клевала птица

   Хорек пил мозг из птичьей головы

Николай Заболоцкий

  
   А мы в чулане,
   С дырой в кармане,
   Но здесь - забавно,
   Здесь так забавно...
  
   Борис Гребенщиков
  
   - Голоса Тьмы?! - Агарваэн Каллинг прислушался к прерывистому гулу, раздававшемуся от светлого пятна в конце тоннеля, похлопал по шее тревожно заржавшего коня. - Позабытые звуки. Что там, Гай?
   - Хрустальный Шар прорезался и опустил подьемный мост. - в голосе подьехавшего оруженосца с трудом сдерживаемый охотничий азарт. - Морлоки-жмурики гонят свое быдло на погрузку. Морлочья - общим числом до пятисот при одном среднем самоходном истукане в арьергарде.
   - Знамя вперед! Ракетометы к бою! Палаши вон! - голодный блеск и лязг обнажаемых клинков. - В атаку марш, марш! - обвальный грохот копыт, ликующе-яростный рык всадников.
   Боевая свита графа Сюрморийского вырвалась из тоннеля на обширное пространство, накрытое гигантским, льющим холодный золотисто-белый свет куполом. Почти всю среднюю часть этого пространства занимал празднично сияющий мириадами маленьких радуг шар. К опущенному наподобие аппарели сектору двигалась колонна морлоков в черных, глухих, скрывающих лица колпаках. Колонну Черных Колпаков оцепляли с двух сторон морлоки-жмурики, облика для элоев непривычного - узкоглазые, в коротких, красных с желтыми лампасами, стеганых штанах.
   В вентиляционную решетку на брюхе шагающего в хвосте морлочьей колонны самоходного истукана ударил залп седельных ракетометов. Огненный многоголовый зверь, с ревом вгрызался в нутро механического чудища. Истукан, пошатываясь, сделал шаг в гущу морлоков, повалился на спину, монотонно заколотил ногами в пол. Из под тяжких медных стоп полетела во все стороны щебенка. Впавшая в панический ужас белесо-лохматая толпа в мгновение ока прорвала и потоптала красноштанное оцепление. Уцелевшие жмурики выстролись тройной цепью поперек аппарели...
   На Агарваэна глядели застывшие в мертвом прищуре тухло-серые глаза. Слизистый пузырь меж глаз то набухал, то опадал в напряженном ритме. Агарваэн сжал зубы. От неровного гула откуда-то из низа живота подымался темный ледяной ужас, тиски адской боли разламывали череп. Бросок коня, высверк стали, всхлип рассеченой ею морлочьей плоти, Голос Тьмы захлебнулся и смолк. Агарваэн устремился в трапецевидный проем, мягко светящий на переливающейся разноцветными бликами оболочке Шара. Широкой , звенящей под копытами коня лестницей поднялся в просторный белоколонный зал. Посреди зала висело в воздухе объемное изображение - вид с высоты птичьего полета прорезаной каналами и испещренной болотцами кирпично-красной равнины. Кассиус Крол, не слезая с седла, уже колдовал возле высокого похожего на обелиск пюпитра, посылая в сторону изображения серии разноцветных лучей.
   - Примите мои поздравления, ваша светлость. - Арагорн Гарданна подьехал шагом, вытирая о гриву коня палаш, замаранный чем-то темно-зеленым. Посмотрел с некоторым удивлением на буро-зеленые разводы на долах клинка, вытер его еще раз, вбросил в ножны, продолжил:
   - Теперь в руках вашей светлости ключ к Драконьим Полям.
   - От светлости слышу. - усмешливо отозвался Агарваэн. - Не пора ли нам, тезка, выпить "на ты"? - экс-император вытащил из-за голенища плоскую серебряную флягу, глянул на Гарданну. - Впрочем, ежели его высокопревосходительство имперский канцлер, не сочтет для себя удобным...
   Гарданна с улыбкой извлек свою флягу, протянул ее Агарваэну, взял флягу у него. Они сделали по глотку, снова обменялись флягами, глотнули еще...
   - Что там у тебя, Кассиус. - Агарваэн глянул на подошедшего и стоявшего в выжидательной позе Крола. По переходам Шара звенели подковы боевых коней и вьючных мулов. Артиллеристы катили по зеркальному полу скорострельный трехдюймовый ракетомет-огнемет системы Мерлина. Окованные железом колеса "мерлина" буксовали , двое пажей, поминая Владыку Тьмы, разматывали захваченные на сей случай брезентовые ленты. Осторожно переставляя медные стопы шагал по аппарели саперный истукан.
   - Похоже, пора отправляться. Нам - на Драконьи Поля. - Агарваэн мотнул головой в сторону висящей в воздухе карты. - А тебе, тезка, - он улыбнулся сочуствующе, - в Камелот, в канцлерское кресло. Не могу высказать, как я тебе благодарен за то, что ты впрягся в эту лямку. Без тебя сожрут и Гладиуса и всех наших, глазом не успеем моргнуть как сожрут, эти... Ну... ты не хуже, а лучше меня знаешь и понимаешь, кому нужен был Ард-Гален. Обещаю, что буду помогать всем, чем смогу. Для начала хоть, - он пожал плечами, - хоть драконятиной. Подумай, как нам помириться с папашей Наркиссом. Без таких, как он, пользы от Драконьих Полей не будет. Кланяйся от меня Орхидее и девочкам. Ну, тезка, давай еще по глотку - на дорожку.
   * * *
   - Самое время двигать вам сейчас в канцлеры Казначейства. - Тофелла снял невидимую пылинку с рукава своего новенького, с иголочки, небесно-голубого полицейского мундира, скосил глаз на густой белый эполет. - Ну и заодно - в председатели Сокровенного Присутствия. Лили Наркисс Гладиуса уже накручивает, что, мол, надо председателем в сокровенке ставить финансиста; все видят, до чего инквизиторы допредседательствовались. Довели государство до ручки, до Ард-Галена. Опять же - в кресло Генерального Инквизитора никто сейчас особо не рвется, кому охота после Гендальфа разгребать. Лили мне шепнула, что Попперн прожект готовит: чтоб, значит, вместо Генерального сделать Коллегию Имперской Службы Испытания Тьмы. Ну и ввести туда постоянными сочленами генерал-полицмейстера и Имперского Прокурора - Попперн, само собой, про себя не забыл. Попперн устроит в темняшке, в коллегии этой, говорильню, а вам надобно сокровенку к рукам прибирать.
   - Вы, любезнейший Тофелла, несколько воспарили. Был бы вам весьма признателен, ежели бы вы, оставив высокую политику персонам, коим ею заниматься надлежит, занялись материями, вашему нынешнему положению более приличными. - Лафкин встал с кресла, подошел к инкрустированному перламутром черного дерева секретеру, отпер одно из его отделений.
   - Так я ж затем и пришел. - невозмутимо отозвался Тофелла. - спросить, не случилось ли чего, нет ли дельца какого по моей части.
   - Ко мне в сад вчера ночью подбросили этот, с позволения сказать, раритет. - Лафкин вынул из секретера и поставил на стол бутылку из под рома. Ее отбитое горлышко заткнуто было тряпицей и залито сверху красным сургучом. В бутылке, в мутноватой жидкости плавал синюшно раздутый палец с брильянтовым перстнем на сгибе.
   - Перстень - точно наркиссов. Кто ж не знает Звезду Остранны. - тем же невозмутимым тоном, с ленцой, заговорил Тофелла. - Весь Камелот тогда неделю языки чесал про то, как Наркисс камушек этот на торгах у вас перебил. А палец - наркиссов или нет, сразу не скажу. Палец может быть и не наркиссов. Может у кого другого отрезали, а кольцо потом надели. После Ард-Галена, палец или, скажем, руку от мертвяка достать не штука. Да и у живого палец, случается, отрезают. Опять же - палец не язык. Вот ежели бы вам голову его подбросили, это был бы верняк, а палец... Наркисса пока не нашли: ни живого не мертвого, поговаривают, что его прячут на континенте, у Шептуна в Сюрмории. А ежели прийдет ему время и настроение разговориться, сказать ему есть чего, сами знаете. Посадить вашу милость не посадят - амнистия, а только тогда не видать вам председательского кресла в сокровенке как своих ушей, тут уж и Лили не поможет.
   - Не могу взять в толк, о чем вы ведете речь. - строго глянул на Тофеллу Лафкин. - Нынешняя испорченность нравов...
   - Так ведь не только нравы, а и времена уже не те. - с бульдожьим благодушием перебил Тофелла. - Это раньше Созидателю Насущного надо было перво-наперво благонравие свое власти показать. А теперь народишко по свободе кинется глотки друг другу рвать возле кормушки. Я вот думаю - не Гаукова ли это работа. На него похоже. Я касательно пальчика. Давайте-ка для начала мне, как цензору-адьютанту Уголовной Палаты, бумагу накатайте и вместе с пальчиком сегодня же и подошлите. В случае чего с вас взятки гладки - вы куда положено заявили. Я бумагу эту под сукно положу - в видах сохранения тайны следствия. Пусть бумага вылежится, там посмотрим - как и чего.
   - Я не имею оснований не доверять вам, благородный Тофелла, - Лафкин пожевал губами, - но...
   - А ежели "но", - Тофелла скуповато улыбнулся. - держите пальчик у себя, коли полагаете, что вам эдак спокойнее будет.
  
   218
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"