Квази-гальские пииты.

Спектакль начался. Тушите в зале свет.
Роль солнца выполнят софиты.
Сегодня песнь поэта собрались
исполнить квази-гальские пииты.

Ирония сама туда нас привела,-
меня с моим печальным другом.
Его заверила знакомая одна,
что вечер будет - "просто чудом".

Действительно, чудно. И грустно, и смешно,-
тот зал был просто вестебюлем
или прихожей, впрочем, всё равно,
в каком-то заведении культурном.

Но это не беда и, в общем ерунда,
нам стены не важны, а только люди.
Мы подождём артистов и тогда
об интерьере, думаю, забудем.

Ну вот, уже слышны на лестнице шаги
и звон пивных бутылок с голосами.
Через одну минуту в зал вошли
десяток зрителей с поддатыми певцами.

И впрямь, весельчаки, но помнят все ж они,
что поминать пришли, а не забавить,
а потому, внушительно-серъёзный вид,
решили как-нибудь составить.

И в роль вошли. С трагическим лицом,
один сказал: "Я был ещё юнцом,
когда мой друг, сидящий нынче рядом,
меня ознакомил с творцом.

Тебя благодарю и слово отдаю,
ведь ты поэта лучше знаешь.
Вы как-то там встречались пару раз,
ну а потом ты нам его сыграешь".

Тот начал говорить и долго речь держал.
Сначало он молчал, изображая муку,
но быстро подавив в себе утраты боль,
решил развеять эту скуку...

Рассказом про себя, про прошлые года,
про то, как водку пил с поэтом,
при этом затруднился описать 
и третью часть его портрета.

Порядочно увлёкшись, гитарою подпёршись,
не понимал он, что всему есть свой предел.
Но всё же спохватился, за инструмент схватился
И как умел, как понял - так и спел.

Другой пиит, в отличьи от второго,
предельно краток был - без лишнего пролога,
он нам сказал: " Вы не судите строго,
коль в песне перепутаю два слова".

И начал петь. Гитара дребезжала.
На публику он даже не глядел.
Зажмурив плотно оба глаза, 
как мученик со всхлипами он пел.

Вот снова очередь до первого дошла.
И, Слава Богу, без особых восклицаний,
он заиграл, но дрогнула рука;
в дверях стоял предел его желаний.

Она вошла, все сразу обернулись
и дамы в зале сумрачно надулись.
Улыбкам предпочли  зловещий взор,
похожий на два выстрела в упор.

Мужской же пол был с женским не согласен
и временно отвлёкся он от басен.
Но скоро гул утих, продолжилось скорбенье,
как будто не было и вовсе отступленья.

А миловидное явленье не стало вслушиваться в пенье
и, даже вид не делала такой.
Она, то на певца, а то на дверь глядела,
и плавно двигала ногой.

Вдруг расхотелось петь. Мечтаньям он предался.
Но продолжал играть, не попадая в такт.
Над песней кое-как доиздевался
и объявил скорей антракт.

Ну что ж, пойдём в антракт. Как скоро вы устали.
И мы не прочь бы отдохнуть, коль петь вы перестали.
Тем более,что остальную знать,
Нам предстоит сейчас узнать.

А знать уж в коридоре, в дыму своих сигар,
заводят диалоги, разбившись на пять пар.
Пять тем одновременно, а общей ни одной,
поскольку, каждый хочет - послушать голос свой.

Лишь дамы одинокие, - стояли в стороне,
Затенчиво прижавшись к обшарпаной стене.
Лукаво озирались они по временам,
пытаясь, безуспешно, понравиться графъям.

Унылая картина. Зайдём обрато в зал,
тем более, на сцену уж кто-то забежал.
Он тряс своей гитарой, нёс что-то невпопад...,
одно мы чётко поняли , мол, выступить он рад.

Хлебнув немного пива, немедля приступил
и словно ошалелый по струнам залупил;
стараясь впасть в отчаянье, он начал так кричать,
что в песне было сложно и слово разобрать.

Но кто там разбирался, концерт почти кончался,
весь зал уже шептался, предчувствуя финал.
Их шёпот, постепенно, в галдёж переливался,
хотя певцу, казалось, он вовсе не мешал.

И, как это не странно, так долго продолжалось,
а нам лишь оставалось - покинуть шумный зал;
в разгар последней сцены комичного спектакля,
который на трагичность, сперва претендовал.