"Ну, что ты смотришь? Подошел бы, познакомился. Вот так всегда. Где они мужчины? Ау-у! Я уже не говорю о настоящих. Моя шуба им явно не по душе, отпугивает. Даже эта разведенная серая мышка Дорошенко... Сегодня спрашиваю: "Ну как ты сейчас? Кто-нибудь есть?", — а она мне: "Да так, только для здоровья". Это у нее, которая живет в коммуналке, да еще с двумя детьми! Тут красивая, ухоженная женщина, в норковой шубе, которую, если снимешь, никого не разочаруешь. Я понимаю, что мужчин меньше, чем женщин, но почему именно я должна быть одна?
Они все думают, что у меня богатый любовник. Знали б они: сколько я не плачу за квартиру, что сплю на скрипучем бабушкином диване, ем исключительно булочки с "Рамой", а из мяса — только ливерную колбасу. Ох, как я ее ненавижу! "Катенька, — говорят мне. — Какой же у тебя любовник! Держись за него, сейчас и богатые не особенно раскошеливаются".
Нет, надо купить себе что-нибудь еще, иначе моя шуба через пару месяцев превратится в поношенный тулуп. Утром эта тетка с мешками, в трамвае, я думала, моя шуба просто кожаной станет. И орет: "Нечего лезть в трамвай, на машинах в такой шубе ездить надо". Еще и сукой обозвала! Ну народ, ну народ, а злой-то какой! У самой волоски от моей шубы из пуговицы торчат, а я еще и сука!
Все, куплю себе дубленку и займусь квартирой".
Катя Мишина была из тех женщин, которые все деньги тратят на внешний достаток. Она уже три недели ходила в норковой шубе, и ни какой-нибудь из кусочков, а цельной, красивой подборки. По ее шубе казалось, что норка ни маленький зверек, а целый слон.
Она уже год копила деньги. Каждый раз, собираясь сделать крупную покупку, Катя верила, что новое приобретение решит ее проблемы. А она была целеустремленна. Поэтому ей не составляло труда отказать себе в лишнем бутерброде, чашечке кофе, хотя иногда очень хотелось. Но расслабиться себе она никогда не позволяла.
И вот, 17 августа, ей жутко повезло. Позвонила подруга Танька, которая была женой преуспевающего бизнесмена, и сказала, что продает свою шубу, которую одевала-то всего раза два, за 1 000 $. На вопрос: "Зачем ты ее продаешь?", ответила, что серый цвет ее бледнит.
Катя видела ее шубу, именно о такой она и мечтала, целый год откладывая деньги, именно в такой шубе она себя и представляла. Взяв вместо тысячи восемьсот, Катя помчалась за шубой. Она знала, что если Танька захочет что-нибудь продать, она расстается с вещью очень легко, недаром удалось купить у нее костюм от Рикель всего за 60$.
Танька поморщилась, узнав, что Катя принесла ей гораздо меньше. Сказав, что Федько (муж) ее убьет, отдала шубу.
У Кати дрожали руки, когда она несла бесценный сверток домой. Ей казалось, что все смотрят на этот пакет хищными глазами. Только перед своим домом она расслабилась, подумав, что ей придется на своих же плечах носить эту шубу. Спросив себя: "А чего же она сейчас боится?" — замедлила шаг, но, не дождавшись лифта, побежала на свой третий этаж пешком, ей захотелось побыстрей померить, еще раз посмотреть на себя. Каждый день, в течение трех месяцев, она мерила свою шубу, мечтая о зиме. Вы когда-нибудь одевали шубу на нижнее белье или на голое тело? А Катя — постоянно, со страстью распахивая ее.
И вот, когда она уже третью неделю ходит в шубе, а изменений никаких, стало совсем тоскливо.
"Сейчас зайду в гастроном и ... опять ливерная. Ох, как хочется колбаски, не колбаска, а просто домашний паштет, — настраивала она себя. — Как же я хочу есть".
Она зашла в гастроном. Магазин был пуст. И даже стало немножко обидно, что она не может толком рассмотреть всю колбасу, находящуюся в ассортименте.
- Как всегда ливерную, — с улыбкой сказала она продавцу.
- Вы опять своей кошечке? — поинтересовалась продавец. — Сейчас корма для домашних животных валом.
- Вы знаете, она не ест почему-то, у меня старенькая, нашей закалки, кошечка просто привыкла к ливерной колбаске.
- А сколько ей?
- Тридцать два, — почему-то сказала Катя.
- О, господи, но разве кошки столько живут?
- Катя на мгновение смутилась, но быстро опомнившись, сказала:
- Наверно и живет, потому, что не ест ни "Pedigree Pall", ни "Whiskas".
- "Pedigree Pall" для собак, — поправила продавец.
- Я думаю, что и хомячки от него бы сдохли, — пошутила Катя.
Но продавцу эта шутка не понравилась, она сухо назвала сумму, которую Катя ей должна, на этом прекратив разговор.
"Сегодня неудачный день, — подумала Катя, выходя из магазина. — А темно как!"
Каждый год до 22 декабря у нее была депрессия. С каждым днем становилась все темнее, а возвращаться домой было все страшнее. Но уже 25 декабря становилось как-то легче, то ли от предчувствия Нового года, то ли она знала, что постепенно дни станут длиннее, да и снежок пойдет, а со снегом уже светлее, не так мрачно.
Катя подошла к перекрестку, через пять минут она будет дома. Еще издали услышала знакомое повизгивание. Уже три недели возле светофора ее караулил молодой песик.
- Шарик, ты? Привет! — спросила Катя.
Песик бросился к ней, радостно залаял. По его виду можно было понять, что он с удовольствием забрался бы на нее всеми лапами, но что-то его останавливало. Он нелепо попискивал, совсем не по-собачьи похрюкивал, даже чихал. Все его существо выражало сумасшедшую радость.
Катя наклонилась, погладила его, немного потрепав за ухо.
- Что, колбаски хочешь?
При слове "колбаска" песик сладко облизнулся. Она отломила ему небольшой кусочек. И что интересно, Шарик не накидывался сразу на колбасу, как все голодные собаки, вначале он всегда успевал лизнуть Катину руку.
Ни на одну из пород, которую знала Катя, он не был похож. Песик был немаленький ростом, чуть выше спаниели, шерсть недлинная, над глазами что-то вроде челки. Весь темно-рыжий, даже глаза и нос. Морда у него была простая и доверчивая, поэтому Катя окрестила его Шариком, решив, что он чистокровная дворняжка.
Не дожидаясь, пока Шарик дожует свою колбасу, Катя пошла вперед. Шарик быстро спохватился, догнал ее и важно зашагал рядом.
- Ну что, встретились два одиночества? — обратилась она то ли к себе, то ли к Шарику.— За эти три недели, что я в шубе, только ты за мной начал ухаживать.
Катя открыла дверь в подъезд.
- А, черт, опять свет не включили.
Она стала на ощупь подбираться к ступенькам. Об первую же ступеньку споткнулась, чуть не упав. Поднялась к лифтовой площадке.
- Что ты опаздываешь? — раздался грубый голос за спиной, в ту же минуту она почувствовала, как что-то холодное прикоснулось к ее шее.
- Шубку снимай.
Она хотела крикнуть, но голоса не было. Когда-то она читала, что в подобных случаях надо кричать: "Пожар!". Но почему-то рот стал просто рыбий, губы беззвучно то открывались, то закрывались. Все тело стало каким-то мягким.
Наконец, секунд через десять, которые ей показались вечностью, она сипло пропела:
- Пожа-ар...
Шарик вначале тихо рычал, но после ее стона злобно и громко залаял.
- Шо тут за тварь хафкает! — открылась дверь в квартире, из которой выглянул дядя Митя, бывший милиционер, ненавистник собак и кошек.
Катя почувствовала, что ее шея освободилась от чего-то страшного и холодного. И она с криком: "Дядя Митя!!!", кинулась в открытую дверь, моментально захлопнув ее за собой. Дядя Митя в ужасе от нее шарахнулся.
- Ну, как же я видела, там темно, — рыдая говорила Катя. — Он мне к горлу приставил.
- А почем, ты знаешь, шо то нож был?
- Он холодный, железный был, я чувствовала.
- А может, то расческа железная. А ты уже в штаны наложила.
После этих слов ее слезы сразу высохли, она тупо уставилась на дядю Митю. И как в бреду сказала:
- Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки, — эта фраза была нацарапана в лифте и постоянно попадалась ей на глаза.
- А? Ты чего? Катька? Ладно, шо тут в дверях. Стой, — он ушел на кухню, вернулся с огромным ножом, Кате даже показалось, что у него в руках сабля. — Пойдем, я тебя доведу, — решительно произнес дядя Митя и открыл дверь.
На пороге стоял Шарик, вид у него был взволнованный.
- Ах ты зараза такая, шо ты тут гадишь?! — воинственно заорал дядя Митя, замахнувшись на собаку.
- Не трогайте его! — закричала Катя, от испуга, закрыв глаза руками.