С Николаем Ивановичем Эля познакомилась на весеннем вернисаже городских художников. Она стояла намалеванными на листе фанеры ломанными фигурами, пытаясь сопоставить нарисованное с названием картины. Остановившийся рядом темноволосый, невысокого роста, лысоватый мужчина засматривался скорее на нее, чем на продукт местного абстракциониста.
- Это ваша работа? - спросила обернувшись к мужчине , Эля. -Вы ведь художник?
- Я художник, но традиционалист. Мои работы вон там, и он показал на несколько небольших полотен, изображавших уголки города, написанные размашисто и красочно.
- Нравится? -заглядывая в Эле в глаза, спросил мужчина.
Эле льстило внимание известных чем-то лиц, и она всегда готова была познакомиться.
- Очень! У вас, наверное, есть еще работы? - спросила Эля ожидающе улыбаясь.
- Конечно! В мастерской и дома. Дома - любимые, с какими не расстаюсь... Пока, конечно.
- Вот бы их увидеть!
-Не ничего проще. Вот мой телефон, - мужчина протянул визитку. -Звоните, договоримся...
* * *
Николай Иванович был разведенным, предпенсионного возраста бодрячком, и скоро Эля практически в любое время могла зайти в его однокомнатную квартиру, заставленную картинами, с листами бумаги и эскизами на столе, с запахами красок и растворителей. Были еще два шкафа с книгами, широкий, всегда разложенный диван и телевизор. Эля как -то незаметно перешла на "ты", а Николай Иванович был очарован ее непосредственностью, легкой фигуркой, ее ответными несмелыми объятиями и поцелуйчиками в щеку: "Фу, опять не побрился!"
Она внимательно слушала его разговоры об искусстве и смеялась над сплетнями о коллегах по работе. Ему она рассказывала о своих походах на дискотеку: "Опять ко мне дебил один клеился...", о встречах с местным бомондом в обществе "Эстрада", о проделках с подругами на пляже - в общем все или почти все о своей жизни. Она не касалась в разговорах толко одного - своих отношений с Игорем, студентом университета, смазливым парнем года на два ее моложе. Ей было двадцать два года.
Николай Иванович иногда, выставив бутылку легкого вина, намекая на более близкие отношения, например , выить на брудершафт, но Эля это решительно отвергала , подчеркивая, что этого она "никому-никому" не разрешает. О том, что она близка с Игорем, что его поцелуи ее возбуждают, незачем знать "старичку" , как называл заочно Николая Ивановича Игорь осведомленный - в необходимых пределах, конечно - о знакомом художнике.
Пока ее устраивали эти двое мужчин - обожающий ее "старичок" и ушастый мальчик с нежным пухом на щеках и теплыми мягкими губами.
* * *
В этот вечер Эля задержалась у Николая Ивановича. После традиционного угощении - кофе с печеньем и конфетами - смотрели кинобоевик по телеку, расположившись на диване. Эля лежала головой на руке Николая Ивановича, держась своими тонкими пальцами за его теплую крепкую руку. Ей было хорошо в этой невинной близости, спокойно и уютно.
- Ты проводишь меня? -спросила Эля, заранее зная.что "ее старичок" в прогулке по городу не откажет.
Держась за руку Николая Ивановича, Эля шла, иногда в шутку толкая его, болтая обо всем. О своей работе на складе бытовой техники, о своем начальнике, о грузчиках алкашах, пытающихся привлечь ее внимание, опять о парнях на дискотеке.
У подъезда ее дома Николай Иванович, более дальнозоркий, увидел сидящую на скамье фигуру. Скорее всего мужчину. Получив от Эли дежурный поцелуй в щеку, он почему-то не пошел сразу по улице, а остановился за невысокими кустами. Сейчас Эля должна была пройти мимо сидящего и зайти в подъезд. Вместо этого Эля подошла к мужчине, села к нему на колени и обняла его. Он увидел, как они долго неотрывно целовались...Тогда он повернулся и быстро пошел прочь, охваченный чувством потери.
* * *
- Але. Склад слушает, - Эля замолчала, ожидая заказ клиента.
- Это я, - голос Николая Ивановича показался Эле сухим. -Сегодня можешь прийти?
- А что случилось? Что вчера забыл сказать? - телефон молчал. - Постараюсь, конечно...
- Постарайся, - разговор оборвался
Теряясь в догадках, Эля особо тщательно подкрасилась, коснулась пробником за ушами, чего никогда не делала перед встречей со "старичком".
Никола Иванович как всегда, принял ее куртку, пригласил к себе. Хрустальная ваза с конфетами была уже на столе, банка кофе тоже.
- Присаживайся, -он сел перед ней на стул как обычно, позволил взять свою руку.
- Рассказывай.
_ Что рассказывать? - Эля удивилась такому началу разговора.
- Тогда я спрошу тебя, и не смей обманывать, - Николай Иванович глядел Эле в глаза. - Кто вчера встретил тебя у подъезда?
"Он все видел. Соврать или сказать правду?"
- Это был Игорь. Ты его не знаешь, я тебе о нем не рассказывала.
- Бой френд? Давно?
- Можешь и так его называть. Мне с ним приятно...Давно.
Николай Иванович отвел взгляд и высвободил руку. Он молчал, наблюдая, как Эля неспеша, деланно спокойно пила кофе. Он не пил, скручивая в пальцах фантик от конфеты.
- Нам надо расстаться, Эля...
- Зачем? Тебе будет скучно без меня...
- Переживу. Не хочу " секонд-хенда" в наших отношениях...
- Глупо..Но, в общем, тебе видней...- она хотела попросить проводить ее, но передумала. Было еще рано.
Она шла к остановке по темной, но пока оживленной улице. "Он позвонит..Он позвонит.." Прохладный ветер октября переметал опавшую листву. Ей было неприятно, что все так случилось. "Облом..И чего это Игорек приперся, не предупредив?".
ТОЛЬКО НЕ ЗАМУЖ
Он вошел, стянул с головы шапочку, сунул в карман куртки. Ходит в молодежной шапочке. Под молодого косит. Пришел как всегда не вовремя, в перерыв между лекциями. Молодой! За сорок уже и залысины пошли к темечку.
-Юлия Викторовна!
Это он мне, хотя видит, что тащу стопу книг для выдачи.
- Юля!
Не терпится ему. Словно не замечает, что гляжу на него свирепо...Положила книги. Не оглянувшись на него прошла в читальный зал, благо, что он пуст.
- Ну!
Улыбается, пытается обнять.
- Виталий! Присядь. За чем пришел ?
- За тобой...
- Шутка? Видишь я в запарке. Не до шуток
- Перерыв у меня, вот и забежал.
Все равно придеться присесть рядом. Пуст обнимет, коснется губами щеки - это у него как ритуал.
- Уходи теперь. Мне совсем некогда...
Пожмет мне руку. Пойдет.Ему тоже некогда, перерыв в его офисе всего один час. В конце работы позвонит и заведующая противным голосом сообщит: " Юля! Тебе опять звонят" . Не забудет сказать: " опять".
Рабочий день у него заканчивается позже моего и я ухожу одна. Мне надо пройтись по магазинам, купить продукты.
Мое общение с Виталием тянется с сентября . Уже декабрь. Поверх замерзших луж и обледенелых комьев грязи свежий снежок. Скользко. Того гляди могу упасть. Тем более с моей хромотой. Она почти не заметна , набойка на каблуке левого сапожка скрывает, но все равно...
Это у меня с детства. Сколиоз, хромота, сутулость... Лечилась в клинике. Все равно осталось. Не все замечают, но я помню всегда. Помню в свои тридцать. Да-да! Уже тридцать. И не замужем. Не девственница. Этим никого не удивишь, тем более в тридцать, когда и тринадцатилетние рожают.
Виталию за сорок. Разведен. Жена ушла. Без причины жены не уходят. Объясняет - не сошлись характерами, не было ребенка.
Тогда в театре, наши места оказались рядом. Случайно. Проводил после спектакля до дома. Потом встретились, прогулялись по парку . Пригласила домой - познакомила с матерью, попили чаю.
Вообще, Виталий приятный мужчина. Меня все время волнует, когда при прощании он обнимает меня в подъезде. Меня всегда волнуют прикосновения мужчины. Ничего с собой не могу поделать...
Ну вот я в своем дворе . Старый дом. "Сталинка". Уже темнеет и окна его четырех этажей светятся желтым светом. Где мои ключи от подъезда? В сумочке нет их...В пакете с батоном хлеба и кефиром? Тоже нет. Карманы пусты. Где? Если только за подкладкой пальто? В левом кармане давно дыра. Все забываю зашить. Точно! Здесь, в самом низу.
В подъезде темнота. Кошачий дух. На ощупь одолеваю девять ступеней. Поворот - и еще шесть. Соседская собачонка , надоедающая своим лаем в выходные дни , оповещает, что все в порядке. Ключи у меня в руке. Надо открыть поочередно два замка. В квартире тоже темно. Мать , конечно, лежит на кровати в своей комнате - ей трудно встать, еще труднее пройти пять-шесть шагов. Слоновость.Она меня не окликает, узнает по привычным звукам.
Щелкаю выключателем. Стало чуть светлее чем на лестничной площадке. Все это из-за копеечной экономии - под потолком лампочка в двадцать пять ватт. Из зеркала на меня глядит круглое бледное лицо с коротким, тоже круглым носом оседланном очками. За стеклами очков карие глаза, большие и яркие. Они да еще губы украшают мою внешность. Помада на губах размазана. Значит так и по магазину выступала? А, не все ли равно! В магазине женщины с сумками около продуктов, мужчины - возле полок бутылками. Разделение полов. Это при покупке разделение - пьют девки на равных с парнями. Вот парень остановил на мне взгляд.Улыбнулся. Нравлюсь?
Виталий еще позвонит. Всегда звонит не вовремя -я или в ванне, или на кухне что-то кипит. Мать не встанет чтобы дотянуться до второго аппарата на соседней тумбочке.
С Виталием надо встретиться. На прошлой встрече предложил выйти замуж. Замуж!
Пока будет набираться горячая вода поужинаю. Мать, как всегда, покушала и лежит, глядя на экран старого, черно-белого телевизора. В моей комнате новый, с плоским экраном. Замуж? Сейчас я ухаживаю за одной матерью, потом надо будет ухаживать за двоими. Виталию за сорок, это не мало при нашей экологии. Наш сосед чуть постарше уже скопытился от инфаркта, бодрячок был. А если инсульт?
Наконец я в ванне! Теплая вода, душистая шампунь, моё тело...Полновата, конечно,особенно по талии. Вернее по животу. Груди небольшие, но упругие. В теплой воде прикосновение к ним вызывает наслаждение. Круговой массаж, легкое пощипывание сосков. Живот по кругу, по часовой стрелке .
Массажу меня научила соседка по студенческому общежитию, Жанна. Внутренняя сторона бедер и там, где, как говорится в телерекламе, " самые нежные части тела". Мать как-то спросила: " что ты делаешь в ванной по целому часу ?".
А с мужчиной была только один раз. Села в вагон поезда без билета, опаздывая, когда ехала из института домой на каникулы, в девятнадцать лет. Проводник сразу меня вычислил, безбилетницу. Чернявый, кавказец или грек, не поняла. Не разглядела, имени не узнала. Пригласил в служебное купе. Грозил высадить. Уговаривал. Не грубо так касался шеи, груди, бедер....Ничего не могла с собой поделать...Не запомнила точно, как все было. Больно было не очень. Противно только потом. Бр-р! Отвел меня в купе свободное, белье постельное принес. Я на него не смотрела, не могла. Не опознала бы, случись .
Замуж! Это значит будет как тогда, в купе,когда мужу захочется?
После ванны в мягкую фланель халата. На диван потом, под одеяло. Щелчёк пульта - и чужая красивая жизнь на экране.
Виталию я не сказала ни да, ни нет. Можно еще с ним потянуть время. Он не грубый, не настырный. Джентльмен. С ним можно сходить в театр, посидеть в кафе. Скуповат, но при его зарплате в фирме особо не разгонишься, понятно. Подремать, прислонившись к его плечу на скамье в парке, пообниматься в подъезде. Даже поцеловаться можно. Но только не замуж!
Узелок
Родила Райка на восьмом месяце после свадьбы и Матвеевна, как все в дому звали ее бабку, разнесла весть, что ее внучка подняла ведро, полное воды, на подоконник, от чего и получились досрочные роды. Сообщала и вес младенца, который был ниже нормы. Райкин муж, Василий, ходил сияя голубыми глазами на белобровом лице. Еще бы! Сын родился, не беда, что недоношенный.
Потом Райка катала коляску в которой из перевязанной голубой лентой свертка, выглядывало в некрупный кулак размером головка с красноватым личиком.
Когда Димке было три года Василий на работе попал под высокое напряжение и стала Райка вдовой.Вот тут вновь объявился Игорь Малов.
***
Степановна, одинокая пенсионерка из квартиры напротив райкиной, как раз закрыла замок двери, когда услышала "Здрассте." Пряча ключ с длинной тесьмой в карман, Степановна умильно пропела "Здравствуй, доченька!" Райка стояла на лестничной площадке, уперев руки в бока - кругленькая, крепенькая, с задорно выпяченной высокой грудью, Однако, как сразу приметила Степановна, лицо у Райки было заплаканным, под левым глазом скула припухла и порозовела.
- А я слышу, опять ты с Игорем воюешь. Сколько, Раиса, ты с ним мучиться будешь?
- Выгнала я Игоря к черту. Пьяный опять пришел. Да еще с кулаками полез...- Райка погладила ладонью левую щеку.
- Ну и правильно! Горбатого могила исправит.- Степановна заговорщицки приглушила голос.- Мой-то, покойник, царство ему небесное, до самой, почитай, смерти пил и меня гонял... Он у вас прописанный живет, Игорь-то?
- С какой стати его прописывать!- Райка гордо вздергивает плечами.- Чтобы потом квартирой с ним делиться? Пошел он подальше! Выгнала, вот, и не пущу больше. Пусть к своей возвращается.
- Это верно. Да и Димке твоему никакой пользы от такого не будет. Вред один.- Степановна поджимает тонкие губы и смотрит на Райку выжидающе. На ее морщинистом, узком лице, серые глазки совсем упрятались в пожухлые лепестки вех.
- Игорь Димку любит... И Димка к нему липнет...- Райка вздыхает.
- Ох, пойду я, доченька.- Степановна роется в самодельной тряпичной сумке.- Делов, делов... Суббота нынче, так молока с утра еле захватила. Надо теперь творожка купить. Сколько времени-то?
- Начало первого..
- Ой-ой! Пойду...- но продолжает стоять, поглядывая на Райку. Райка поправляет прическу и идет к дверям своей квартиры, из открытой двери которой выглядывает Димка. Тогда Степановна держась за перила начинает спускаться по лестнице, бормоча под нос "Завязал тебя с Игорем черт одним узелком."
***
Райка, хоть и была маленького роста, годам к четырнадцати выглядела взрослой девушкой и мальчишки одноклассники смущались от ее прищуренных глаз, ярких губ и высокой груди. Только Игорь, рослый чернявый парень из соседней пятиэтажки того же двора, словно не замечал Райку, не видел, что она старается его задеть, звонче всех смеялась над его шутками. Он обращался с ней, как и с другими девчонками двора. Игорь учился в параллельном классе, но был старше Райки на год.
Десятилетку Райка с горем пополам, но закончила. "Погуляешь лето,- предупредила ее мать, женщина еще не старая, рано разошедшаяся с мужем, маникюрша по профессии,- и работать пойдешь. Гуляй, но парням воли не давай. Будешь потом одна киндера воспитывать. Райка на эти слова матери только улыбалась, все ей было давно и подробно известно.
- Ма, ты только меня к бабе Оле в деревню не отправляй. Там скукота без продыху...
- Конечно! У тебя тут компания веселая. Ох, Райка!..
Компания, конечно была, только Райка по-прежнему видела одного Игоря. Тому подошел срок идти в армию и он "гулял" с парнями-одногодками, то есть слонялся по дворам с хрипло выкрикивающим магнитофоном. Вечерами собирались у какого-нибудь подъезда. Звенела гитара. Парни курили, лихо сплевывая, говорили о будущей армейской жизни, задевали как будто случайно прохаживающихся мимо девушек,
- Эй, Райка!- окликнул ее Игорь, отходя от парней. - Пойдем, погуляем?
От Игоря пахло вином и он стоял перед Райкой, улыбаясь глазами, наклонив, голову.
- Пойдем!- Райка ответила с вызовом. Она была на целую голову ниже Игоря, смотрела на него снизу. Все в ней напряглось, но она не подавала виду, только улыбка, она сама чувствовала, была жалкой.
Игорь небрежно закинул руку ей за шею.
- Эй, так не пойдет!- Райка присела и вывернулась. - Иди рядом.
- Рядом так рядом.- с напускным смирением ответил Игорь.
Стоял сентябрь, знойный по-летнему, на улицах пахло горячей пылью, выхлопными газами и фруктами. До позднего вечера у пивных барах толпилась свободная от работы мужская половин города, женщины и дети стояли в очередях у автоматов с газводой и квасных бочек. И вечерами было душно.
Райка стала встречаться с Игорем каждый день. Приходила домой поздно и мать дважды поколотила ее, пыталась как-то ее запереть в комнате, но Райка чуть не разбила двери. Мать смирилась. Бабка Матвеевна раньше с удовольствием перемывавшая косточки соседок и их дочерей, теперь помалкивала в кругу старух на скамейке около подъезда. Райка появлялась дома прокаленная солнцем, пахнущая морем. Она ласкалась к матери, чмокала бабку в щеку.
- У, бесстыжая!- ворчала бабка, а Райка звонко смеялась и шла к зеркалу в коридоре, откуда на нее глядела загорелая, круглолицая девчонка, отчаянная и красивая.
Когда Игорь не приходил пропадая о парнями неизвестно где,- а это становилось все чаще,- Райка слонялась по квартире, мрачная валялась на диване, ругалась с бабкой и матерью. И в зеркало смотрелась, зло лохматя светлые волосы.
- Ты не приходи на проводы,- Игорь не смотрел в глаза Райки. Прищурившись, словно глядя куда-то вдаль, молчал.
- Почему?- Райка стояла близко к Игорю, глядя на него снизу вверх, опустив руки.
- Свои только будут. Славка и еще двое пацанов. А мать, знаешь как о тебе говорит?
Она резко повернулась и побежала, хотя Игорь даже не тронулся о места, продолжая смотреть куда-то вдаль.
***
Вечером Степановна вновь встретилась с Райкой на площадке. Райка вышла с высоко взбитой прической, пахнущая духами. Рядом с ней Игорь, высокий, смуглолицый. Темные глава под густыми бровями улыбчато прищурены.
- Здравствуйте, Степановна,- басит Игорь и скашивает взгляд на Райку, которая не глядя на соседку идет к лестнице.
- Здравствуй, Игорек!- узкое лицо Степановны морщится еще больше в ответной улыбке.- Что-то давно не вижу тебя?
- Работаю, бабуля.- Игорь держит за руку Димку и тот смотрит на Степановну такими же как у Игоря темно-карими глазами сдвинув у переносья густые темные бровки.
- Ну, пошли!- Игорь с Димкой спускаются по лестнице вслед за Райкой, а Степановна стоит не площадке, бормоча себе под нос: "Завязал их черт в один узелок, это точно!"
Первая
Всех связисток авиаполка Лешка знал. Из всех Лешка выделял Нину, высокую стройную брюнетку. Она приходила в клуб вместе с коротышкой Ленкой, белобрысой пухлой, как колобок. В клубе Нина становилась против входа, подтянутая, на гимнастерке ни складочки, выставив стройную ногу в начищенном сапожке, высоко подняв дуги черных бровей Танцевала она со всеми, кто ее приглашал, но с таким видом, словно делала великое одолжение партнеру по танцам, не разговаривая и не улыбаясь.
Лешка ее тоже приглашал на первых порах, надеясь на остроты, хотел втянуть в разговор, но Нина отвечала односложно и после танца становилась к стене, опять подняв черные брови и глядя поверх Лешкиного плеча.
Он и потом приглашал ее на танец, даже когда убедился, что кое с кем она ведет совсем по-другому. Как она улыбалась, как преданно глядела на лейтенанта Мишина, высокого, белокурого, голубоглазого летчика из второй эскадрильи! Он лениво улыбался ей ответ, также лениво переставлял ноги в танце. Потом он уходил из клуба, а Нина оставалась, еще более недоступная, чем до его прихода.
На втором месте по симпатии у Лешки была другая девушка-связистка. Среднего роста, худенькая и стройная, с русоволосой прической, вздернутым носом на конопатом лице. Она любила быстрые танцы, ловко кружилась. Небольшие серые ее глаза весело сверкали на скуластом личике. Она охотно смеялась Лешкиным шуткам, улыбалась в танце, но при ней неотступно был ефрейтор Битюков, или, как его звали за угловатую фигуру и недюжинную силу, Васька-Конь.
По каким-то причинам призвали его года на четыре позже срока, был он старше всех рядовых и сержантов в полку. На танцах он не отходил от Кати - так звали конопатенькую связистку,- и за весь год, пока Лешка был в авиаполку станцевать с ней удалось раза два, не больше.
Остальные связистки ему мало нравились, а Ленку-кубышку он терпеть не мог из-за ее нахальной привязчивости.
- Ты Ленку-то проводи хоть раз,- смеялись над его неприязнью к Колобку друзья,- а то она по тебе совсем иссохла. Да и очередь твоя...
О доброте Ленки к мужчинам в военной форме, будь это офицеры или солдаты, ходили слухи, а Колька Шаталов, неутомимый рассказчик баек, - он их подавал как случаи с ним происшедшие,- говорил, что ее добротой уже не раз пользовался. Хоть и не очень ему верили, но слушали с интересом: умел Коля "подать" с картинками...
Лешка собирался в клуб в последний раз. Уже пришел приказ о переводе его и сержанта Злобина в другую авиачасть. С понедельника начнет сдачу он всего, что за ним числится, на это уйдет день-два и - прощай полк, ребята, с которыми успел сдружиться, командир экипажа лейтенант Михайлов, моторист Мишка Дьяконов. Что делать! Служба есть служба, а приказы не обсуждаются.
Да и перевод был почетным: в гвардейскую часть. Отбирали туда лучших специалистов. Лешке и Сашке Злобину завидовали и поэтому, конечно, подначивали:
- Порядочки там гвардейские. После отбоя не погуляешь, Зажмут вас там!
- Зато в полтора раза больше денег будут выдавать!- парировали другие.- А какой рядом с частью город!
Колька Шаталов в курилке цокал языком, вздыхал:
- Чего это тебя, Леха, посылают? Будешь там как девица красная в культпоходы ходить. Эх, мне бы туда! Я бы развернулся!
Но Колька не подходил для перевода по всем статьям
Первым, кого Лешка увидел в клубе, была Катя. Она так заулыбалась, увидев Лешку, словно только его и ожидала. Лешка привычно поискал взглядом Ваську-Коня, но сразу вспомнил, что того послали с хозяйственной командой в соседний гарнизон недели на две. Лешка протиснулся между танцующими и подошел к Кате. Они закружились в танце. Раскрасневшаяся, улыбающаяся Катя не отпускала от себя Лешку, говоря, что только с ним легко танцевать, что он "удобный партнер", и что глаза у него ореховые. Потом неожиданно предложила сходить на море и выкупаться.
Море было недалеко, но был строжайшим приказ, запрещавший ходить па купанье поодиночке, без старшего и так далее. Лешка, конечно, не сказал "нет", тем более, что почти вышел из подчинения из-за перевода, вслед за Катей он выбрался из толчеи, вышел на улицу. Освещенная полной луной дорога вела к морю. Они пошли рядом, неслышно ступая по пыли. Вдоль дороги стояли темные остроконечные тополя, их тени ложились косо на дорогу. Справа темнел склон с невидимым в темноте виноградником. Дневная жара спала, но ветерок тянувший к морю, был горяч и душен. Стрекотали цикады.
На аэродроме прожектористы завели двигатели и на несколько секунд вспыхнул и, медленно замирая, погас луч света...
Лешка и Катя шли рядом, не касаясь друг друга, изредка перебрасываясь короткими фразами. Таинство ночи легло на Лешку, открывая что-то до сих пор скрытое в нем, не объяснимое словами, не поддающееся осмыслению.
Они подошли к краю обрыва, за которым узкая полоска песчаного пляжа сливалась с темным морем.
- Разденемся здесь, а то на песке одеваться будет плохо,-сказала Катя, беря Лешку за руку.- Ты ночью никогда не купался?
Лешка промолчал, скованный непонятные чувством.
- Я тоже не купалась... Даже страшно чуть-чуть,- и Катя сжала Лешкину руку.
Лешка разделся быстро. Сложил аккуратно форму, сел на траву в ложбинке, выше которой, словно прикрывая ее с тылу, рос кустарник. Он старался не смотреть на раздевающуюся Катю, но невольно замечал, как медленно она расстегнула пуговицы форменной юбки, также медленно стянула через голову гимнастерку. Сапоги и чулки она сняла первыми и теперь какое-то время, словно не решаясь, стояла в короткой рубашке. Потом, потянувшись, сняла рубашку, оставшись в лифчике и темных плавках.
- Ну, пошли в воду?- подходя к сидящему Лешке сказала она, но тут же добавила.- Нет, надо посидеть, остыть немножко.
Она села рядом, плечом коснувшись голого Лешкиного плеча. Лешка сидел как каменный, сцепив руки перед коленями.
- Ну и звезды! А сколько их! Нет, ты посмотри, Леша, какие звезды!
Она дотронулась до Лешкиного колена, и он вздрогнул, как от ожога,
- Звезды как звезды,- прерываясь глуховатым баском, стараясь казаться равнодушным, выдавил из себя он.
- Ой, замерзла я что-то!- и Катя привалилась к Леше, а он, повинуясь клубящемуся в голове сгустку мыслей, несмело обнял ее и, наклонившись, шепотом произнес неслушающимися губами:
- Катя...
- Что?- также переходя на шепот, Катя повернулась к нему и он почувствовал ее дыхание. И вторая его рука несмело обняла Катю, притянула ее, а губы уже искали и нашли ее губы...
- Подожди, подожди, Леша... Ой, да чего ты дрожишь так?
***
Лешка сидел на траве, охватив голые колени руками, и смотрел, как в море, по пояс в воде, плещется Катя.
- Леша, иди сюда,- звала она его.
- Сейчас,- отзывался он и все сидел, не двигаясь. Как он должен теперь говорить с Катей? Может сказать: "Я люблю тебя"? Но это неправда, не любит он ее. И вообще, все случилось совсем не так, как он представлял себе когда-то близость с женщиной. Неожиданно и просто. В курилке Колька Шаталов расписывал свои встречи с такими подробностями, что Лешка чувствовал, как кровь горячо приливала к щекам. Во сне не раз к нему приходила женщина, и Лешка просыпался в истоме. А у Кати, наверное, это не в первый раз?
- Леша, ну иди!
Он зашел в воду, темную, загадочную. Окунулся с головой. Потом вернулся ближе к Кате, а она, взбивая руками брызги, ринулась к нему.
- Лешка, смотри, как здорово! Ты смотри сюда,- она под водой провела рукой, и он увидел эту ее руку, сотканную из мельчайших светящихся искорок.
- Светится! Рука моя светится!
Она смеялась, била ладонями по воде, плескалась на Лешку, который молчал, и вдруг сразу как-то замолкла, стихла. Набрав воду в ладони, обмыла лицо, буднично сказала:
- Пошли, Леша. Я замерзла.
Выйдя из воды и поднявшись к одежде, четко, как команду сказала, не оборачиваясь к Лешке:
- Отвернись. Я одеваться буду.
"Раздеваясь, не просила отворачиваться, а сейчас - отвернись?" Лешка смотрел на то место ночного пространства, где небо и море должны были разделяться, но раздела не было видно, всюду сверкали, дрожа, звезды, и казалось, что вселенная здесь подступает вплотную к тому клочку земли, на котором только он и Катя.
- Готово, товарищ сержант!- Катя стояла уже в одежде, подтянутая, даже в пилотке, лихо сдвинутой набок.- Чего это вы, товарищ сержант, призадумались? Выжимайте ваши трусы, да пошли, пока нас еще не ищут.
- Леша, я у тебя первая?- спросила она, когда Лешка, уже одетый, вышел с ней на дорогу, и взяла его под руку.
Он хотел соврать, сказать "нет", но вместо этого виновато буркнул: "Да. Первая..."
- Не трогай ты его, Леша,- Катин голос потускнел,- он хороший парень, добрый... А первого нет здесь.
- Ну и что! С Васькой тоже небось...- Лешка хотел оказать грубо, но увидел Катины грустные глаза, замолк,- как со мной...
- Нет, Леша, Васю я от себя далеко держу. Он, ведь, жениться на мне хочет. Ты - другое дело.
- Может, я тоже на тебе женюсь.- упрямился Лешка, задетый за живое тем, как Катя сказала о Ваське.
- Дурачок ты, Лешка,- Катя опять улыбнулась.- Тебе сколько лет? Девятнадцать, небось? А мне двадцать второй пошел.
- Ну и что?- Лешка все еще не сдавался.
- А то, что этой осенью меня и Ваську демобилизуют, поеду я с ним свое гнездо вить. А тебе еще служить, как медному котелку.
- Не любишь ты Ваську..
- Он хороший...- Катя помолчала.- А ты не спеши жениться. Вот теперь в город едешь, там девушек много. Ты, ведь, Леша, счастливый. Вон как брови-то у тебя срослись. Девчата любить тебя будут, - и она неожиданно вздохнула.
Они уже дошли до клуба, закрытого на засов с могучим замком, тихого, освещенного одиноким фонарем.
- Вот и расходятся наши дорожки. Мне налево, тебе направо. Поцелуй хоть на прощанье свою первую...
Катины губы были холодными и вздрагивали.
- Если бы ты не уезжал, ничего бы такого не было. Не думай обо мне плохо...- она придерживала Лешку за ремень,- Ты парням не трепись много, ладно?
Лешки только молча кивнул, не в силах что-то вымолвить от непонятной острой, как укол тоски в том "никогда", промелькнувшем между слов. А каблуки катиных сапог уже четко выстукивали: раз-два, раз-два...
Ему действительно было надо идти направо, а ей налево и он пошел медленно, не спеша. Теперь, когда Катя была далеко, и не слышно было постукивания каблуков ее сапог, вновь нахлынули мысли о скором его отъезде. Грусть неизбежного и окончательного расставания с женщиной, какую узнал близко и узнал для себя впервые.
Пройдя мимо сонно взглянувшего на него дневального по казарме, Лешка быстро разделся и юркнул в постель, лег навзничь и попытался вспомнить подробности произошедшего с ним и Катей на море. Отдельные куски, обрывки, ничего цельного. Запрокинутое лицо Кати с полуприкрытыми глазами, влажно блестевшая полоска зубов - все это мгновенно, одним взглядом, потому что поглощало стыдное какое-то познание самого себя, своих тайн, и женщина была где-то далеко, так далеко, словно ее и не было.
Он заснул и видел во сне большой город, идущих ему навстречу женщин, лица которых,- он это знал,- были лицом Кати, но рассмотреть которые он так и не мог.
Лешка
Если бы не внучка Оксанка, Василий Яковлевич вышел бы из дома пораньше и, как всегда, пошел на работу пешком. Оксанка заплакала утром во сне, стала звать "деда Васю", и пока Василий Яковлевич, взяв ее из кроватки, успокаивал, пока вновь укладывал, прошли те давно отмерянные минуты, которые он тратил на дорогу от дома до столярки ремонтной конторы. "Придется бежать на остановку"- глянув на часы, подумал Василий Яковлевич. Выйдя из дома, он однако не побежал, а просто попел побыстрее, прихрамывая, припадая на раненную в войну ногу.
К остановке Василий Яковлевич поспел вовремя:- У только что подошедшего автобуса толпилось всего с десяток утренних пассажиров, но со всех сторон уже спешили другие. Волна людей внесла Василия Яковлевича в автобус, притиснула к задней стенке так, что он чуть не выпустил из рук большую хозяйственную сумку с инструментом. Через минуту-другую стало посвободнее и он смог ухватиться за поручень.
Новый поток пассажиров ворвался в автобус на следующей остановке, шоферы и механики автогаража, народ в основном молодой, крепкий телом, дерзкий на слово. С шуточками-прибауточками они набивались в автобус, не жалея ни своих, ни чужих ребер. Они, наверное, вволю накурились на остановке в ожидании посадки, и с их появлением жаркий, насыщенный человеческими испарениями, выхлопными газами двигателя воздух в салоне стал еще более спертым.
Василию Яковлевичу стало совсем плохо. Подступило удушье и сопровождающее его чувство страха. Этот страх не был страхом смерти, которую на исходе шестого десятка Василий Яковлевич не боялся. Это был страх медленного, мучительного ожидания ее прихода, испытанный им однажды и навсегда оставшийся в памяти.
Сдавленный, прижатый к стенке, Василий Яковлевич хотел поднять левую руку, держащую сумку, не смог и глухо застонал. Сознание его стало проваливаться в беззвучную тьму... Сквозь эту тьму он то ли увидел на самом деле, то ли ему показалось, что склонилось к нему молодое лицо с белесыми бровями, с голубыми немигающими глазами.
... Хриплую команду лейтенанта Емшина "Воздух! Всем в укрытие!" солдат Василий Рябовол услышал сразу, но пока выбирался из реки и, пробуксовывая сапогами, из голенищ которых выплескивалась вода, лез по вязкой глине откоса, грохнуло несколько взрывов, взлетели бревна еще не полностью наведенного моста, полетела щепа, тупо и сильно толкнуло в левую ногу, а плотный, словно падающая стена, воздух, на мгновение прижал его к земле. Василий тут же поднялся, понимая, что ранен и что сейчас вновь начнутся взрывы, потому что со стороны заходящего солнца вновь неслись черные тени немецких самолетов и бухали орудия зенитной батареи прикрытия переправы.
Не ощущая пока ни боли в ноге, ни слабости, Василий перемахнул бруствер 6лижайщей щели, прыгнул вниз, и в тот же момент его кинуло лицом в глинистую стенку укрытия, померк свет, исчезли звуки - так, наверное, приходит смерть.
Он очнулся, чувствуя боль и давящую скованность всего тела, нестерпимо ноющую ступню, вкус крови и комья земли во рту. В ушах тонко звенело, и звон этот шел почему-то изнутри головы. Глаза не открывались - лоб и скулы до боли вдавились в подкладку сдвинутой наперед шапки, дышалось с трудом: нос, губы, подбородок - все было словно припечатано к земле. Правая рука его, все еще сжимавшая рукоятку топора, которым Василий работал, закрепляя подкос, неподвижная, тянулась куда-то вверх.
"Жив!" - радостью ударило в сердце, и тут же возникло чувство страха.
Он рванулся - и ощутил свое бессилие перед тяжестью навалившейся на него земли, крикнул - и не услышал своего крика. Ничего кроме того же непреходящего звона в ушах.
Страх нарастал, давил, мял душу Василия. Страх и обида теперь, когда он ранен, когда он мог бы отлежаться в госпитале, отойти от бомбежек и артобстрелов, от сырости землянок и ледяной воды рек и речек, на которых ему, солдату-саперу, мостовику, пришлось собрать десяток мостов, паромов и мостов. Неужели в этой щели придавленному, распятому глыбами земли, выброшенных взрывом фашистской бомбы, истекающему кровью придется умереть, не дойдя до победы, которая уже так близка?
Сколько времени прошло так - минуты, часы, вечность... Василий то впадал в спасительное забытье, те вновь к нему приходило сознание, а вместе с ним и состояние мучительного ожидания - освобождения ли, смерти - все равно...