Я родился в Москве, от русской матери по имени Мария и неустановленного отца кавказской национальности. Отец, видимо, был небедным и нежадным, судя по подаренной Марии четырёхкомнатной квартире в центре города и сыплющимся на меня бесконечным подаркам. На глаза он мне, тем не менее, так ни разу и не показался.
В какой-то момент Мария решила, что ей надоело жить в России, что надо переехать - как все приличные женщины делают - в Америку, и она отправилась в американское посольство требовать разрешения на выезд. В качестве аргумента взяла с собой мою фотографию - горбоносого черноволосого пацана семи лет с перевязанной головой ( я как раз сверзился с яблони во дворе, пытаясь достать райских яблочек) - и затопила посольство слезами, крича, что не в состоянии уберечь сына с неординарной внешностью от хулиганов и бандитов.
Либо у неё было что-то ещё, кроме фотографии, либо дрогнули посольские перед материнским горем, но через неделю Мария вытерла слёзы, сдала подаренную квартиру внаём, продала оставшуюся по наследству родительскую и укатила покорять Америку.
Меня она подкинула сестре и забрала насовсем только через десять лет, сразу после выпускных в школе: образование, сказала, в России лучше.
Язык я, конечно, выучил, даже два - английский и испанский: Мария каждый год честно забирала меня на каникулы, и вынуждала говорить только по-местному. Проехали мы с ней всю страну из края в край - Россию я так не знал, как Штаты.
Вынес я из тех поездок одно: на нормальную безбедную жизнь в США нужны деньги. Много денег.
А так как больше всего на свете, кроме Марии, яблочек с дворовой яблони и Америки я любил футбол, то и зарабатывать решил для начала на футболе. На болельщиках.
Идея была проста, как мычание: каждый пришедший на матч, включая последнего атеиста, до последней минуты молится за выигрыш своей команды. Я решил дать им такую возможность.
На стадионе неважно, в кого веришь - важно, что веришь в победу.
Для начала - зарегистрировал на свое имя Церковь Надежды с молитвенным ковриком в виде футбольного поля и образом святого мяча. Подумал, взял перечень всех видов спорта, по которым проводятся состязания, и на всякий случай расширил перечень молитвенных ковриков и образов - хоккейное поле и коньки с шайбой, дорожка с препятствиями и кроссовки, к примеру, - короче, работы было немало, но я не поленился. На самом деле работы было много - больше года отняло только разобраться с патентным и авторским правами, я еще и консультации давал по вопросам попроще, - но кому это интересно?
По деньгам обошлось не так дорого - всего лишь продал новехонькую "Тойоту", подаренную отцом в десятом классе. Мария, правда, ругалась, - но это же мой подарок? И потом, отец мне по прибытии в Штаты "Кадиллак" купил...
...Так вот, началось всё со скромного футбольного матча в Бостоне. Я договорился с организаторами о том, что мне разрешат на пробу поставить переносной храм-палатку церкви Победы. Внутри был небольшой зелёный ковер с нарисованными воротами, да стоял футбольный мяч, над которым можно было помолиться за победу своей команды. И еще там была одна вещь - переносной кондиционер, потому что погода в тот день выдалась - в тени яичницу испечь можно.
Поставили мою палатку прямо за спиной тренера команды-фаворита, толстого, довольно набожного человека. Тренер, пообмахивавшись веером под навесом пару минут, быстренько засунул большую часть своего тела в переносной храм и давал оттуда своей команде указания, к счастью, благополучно приведшие к победе. Интервью журналистам он давал все в той же моей палатке со святым мячом, пообещав в следующий раз непременно взять его в игру, и искренне благодарил игроков за победу, а меня - за правильную идею.
Да, еще команда поддержки прыгала в коротеньких юбочках цветов моей церкви.
На следующую игру меня попросили установить уже два храма. Я отказывать не стал - небольших денег стоили те кондиционеры. А святой мяч на поле - это как раз стоило дорогого.
Потом я придумал такую вещь, как 'коридор Церкви Надежды ' на входе для болельщиков. Всего-то и дел было - натянуть парусину, да разместить вдоль нее на удобной высоте мячи, поставив рядышком чаши для сбора монет, из которых половина шла стадиону. Мяч, собравший большее количество пожертвований, попадал на поле.
Люди шли потоком, трепеща, дотрагивались до мячей, и не жалели денег. Знать, что мяч, которого ты коснулся с надеждой, может в любую минуту принести победу команде, - что еще надо для настоящего болельщика?
Вскоре дошло до того, что играть на поле разрешалось только святыми мячами. Или святыми шайбами, соответственно.
Церковь Надежды проповедовала исключительно "за спортивную справедливость", лозунгом взяли "пусть победит сильнейший", - проще не придумаешь, однако желающих пройти Коридором становилось всё больше. Храмы Церкви размножались с невообразимой скоростью - так быстро, как я, наверное, не богател никто. США, Англия, Франция, Япония, Китай, - не устояла ни одна страна и ни один народ.
К тридцати двум годам я оказался самым обеспеченным человеком в мире.
И, по мнению моих прихожан, святым: на любом матче всегда было как минимум половина довольных результатом чуда. Неоспоримо высокий результат...
Не всё, конечно, было гладко - очень обижались основные конфессии. Я им вежливо, через СМИ, отвечал, что в моём храме каждый волен молиться своему богу. Что Церковь Надежды объединяет всех, и это можно только приветствовать, ибо кому нужны конфликты?
Но там, разумеется, не дураки сидят.
Несколько раз меня пытались вытащить на межконфессионные встречи. Я отказывался, как мог - пока не решил, что смогу принять их всех желающих у себя в доме.
...Лимузин за лимузином подъезжали к парадному подъезду моего особняка в Филадельфии (мне нравится климат этого аккуратного штата), достойные представители конфессий величественно шествовали в зал, где рассаживались на подобающие их рангу места.
Господи, сколько же времени отняло у моего английского мажордома согласование всех этих тонкостей протокола, отведение каждому чину особых апартаментов, размещение непременной свиты, охраны, водителей...
Я вышел к ним в простой белой рубашке и джинсах.
Плотный, величественный священник в центре встал и, тщательно выбирая слова, заговорил от имени собравшихся о необходимости ликвидации Церкви Надежды, обвиняя меня в эксплуатации истинных чувств верующих.
Я прервал его почти сразу:
- Вы все столько лет говорили о едином боге, но ни одна их ваших церквей не оказалась в состоянии объединить всех. Я - объединил, так или иначе. И произошло это очень быстро. Ни одна из ваших конфессий не может похвастаться тем, что добилась такого за такой короткий период времени. Ни одна.
А вы думаете только о том, как уничтожить меня и не думаете о том, как это использовать.
Они заговорили было все разом, потом плотный священник поднял руку, и наступила тишина.
- Ты действительно нашёл возможность использовать все религии разом, - сказал он, - но это неправильно. Никто из нас никогда не будет опираться на Церковь Надежды и её возможности.