Аннотация: Опубликовано в газете "Холмская панорама" (Сахалин) в 2016 г. и в авторском сборнике "О бедной подруге замолвите слово".
Из окна дома я вижу море. Вдоль берега длинно растянулось некрасивое пространство с некрасивым названием 'промышленный район', но я не вижу ни вагонов, ни прожекторов, а только море и небо над ним. В зябкие воды Татарского пролива со стороны Японии неуверенно прокрадывается теплое течение Куро-Сио и располосовывает наше море разными цветами и оттенками.
Вижу в окно корабли, стоящие на рейде, и сахалинские паромы, которые заходят в порт Холмск кормой вперед. Ночью, если море спокойно, в невидимой глади отражаются судовые огни, размазываются плаксиво до самого берега.
Наблюдаю солнечные закаты, если только не возражает капризная сахалинская погода. Солнце садится в море усталым, налитым багрянцем, и круглым, каким ему и полагается быть, но не всегда. Редко, очень редко на закате солнце бывает квадратным, треугольным, прямоугольным, двойным, в форме песочных часов, гриба, рюмки, бокала, шатра, гантели, и не так уж редко делится пополам... В нехолодный сезон небо после заката насыщается откровенно зеленым цветом.
...В 2001 году мой муж Саша увлекся яхтой. Все лето он ходил на двухмачтовом судне 'Флагман' под началом яхтсмена-любителя. В один прекрасный день экипаж решил покатать своих жен. Отказаться было невозможно. Летом из окна частенько видно стайку маленьких белых яхт, выпорхнувших в море - словно недосягаемая романтическая мечта. Они светятся на темно-синем фоне, словно нежные мазки кистью. Я решила воспользоваться шансом и восполнить пробел: всю жизнь живу на берегу моря, а на яхте ни разу не каталась. Поездки на пароме - все равно как полеты в самолете супротив, скажем, парения на параплане.
Я - почти безнадежная домоседка. Вот и сидела бы дома, ан, нет, в моря понесло! 'Флагман', легкий и элегантный, стоял привязанный к причалу, ощутимо покачивался и чем-то напоминал нетерпеливого коня в стойле. По долгу службы мне иногда приходилось подниматься на борт ошвартованных кораблей. Если судно стояло 'с дифферентом', то есть с креном, я неизменно ощущала дурноту и потому всегда была рада вернуться на сушу. В квадратном иллюминаторе под потолком 'Флагмана' вверх-вниз бродило облачко, пол вкрадчиво, почти незаметно ускользал из-под ног, но я не вняла этим тревожным сигналам.
На палубе яхтсмен сразу предупредил:
- Осторожно, гик!
Я повернулась, и гик 'поздоровался' со мной ударом по лбу. Гик - это, если говорить просто, горизонтальная палка, на которой крепится низ паруса. Гик нависает над палубой ниже уровня зрения и разделяет ее пополам. Его можно не заметить, но пройти мимо никак нельзя. В течение получаса я 'поздоровалась' с гиком еще разок и научилась считаться с его присутствием.
'Флагман' степенно отошел от причала, и мною овладел непобедимый щенячий восторг. Все шло великолепно, пока яхта не вышла в открытое море. Вдали от берега хозяйничала волна, вокруг вздымались зеленоватые горы, а между ними гуляли провалы. Палуба то неспешно поднималась, то рывком опускалась между 'гор'. 'Флагман' вальяжно переваливался с боку на бок и, похоже, его ничто не беспокоило. Не прошло и часа, как белый свет померк перед моими глазами.
- Тебя не укачало, а? - насторожился Саша.
- Не-а.
- Вам плохо? - участливо спросила одна из женщин.
- Нет, мне хорошо, - соврала я. В горле предательски булькнуло.
Капитан поставил за штурвал жену, опытную яхтсменку. Во время регаты она безошибочно выводила свое крошечное суденышко к указанной точке. Не помню, как называлась ее яхточка... Молоденькая женщина, зябко кутаясь в мужнину ветровку и позевывая в кулачок, легонько поправляла штурвал двумя пальцами. На фоне невозможно синего неба светились белым стремительные крупные чайки.
Мимо нас из Ванино прошел паром. Скоро он замедлит ход, чтобы развернуться кормой, и пойдет в порт Холмск задом наперед. Это место называют точкой разворота. Морской паром - не речной. В его пахнущем креозотом чреве проложены четыре железнодорожных колеи, на которых можно разместить двадцать шесть вагонов. В 'упряжке' парома шесть дизелей, поэтому он называется 'дизель-электроход'. При заходе в порт паром поднимет аппарель и подойдет к причалу громадным темным зевом, а тепловозы, пересвистываясь, выкатят вагоны из парома. Потом вагоны переставят с широкой колеи на узкую. Островная железная дорога Уже материковой, потому что ее прокладывали японцы во время своего владычества на юге острова.
Пассажиры на пароме заняли все свободное место вдоль бортов. Они любовались на яхту, махали нам руками, фотографировали. Завидовали, небось, тем, кто сейчас на яхте, в такой красотище и романтике. А мы, женщины, завидовали пассажирам. На 'Флагмане', легком и грациозном, словно бабочка, укачало не только меня, а паром тяжелый, и такая волна его почти не качает.
Я втихую от мужа добровольно пожертвовала съеденный обед морю и побрела в каюту, кое-как сойдя вниз по вертикальному трапу. Внизу пахло дизелем, как в тамбуре вагона. Зрение стало подводить, я потеряла ориентацию и уже не разбирала, что находится близко от меня, а что далеко, и ощупью добралась до дивана. Ох, море мое любимое, что плохого я тебе сделала?! Скупейшая женская слеза выкатилась из левого глаза и канула в синей обивке. А диван то вырывался из-под живота, то вздымался вверх. Смутно помню, что ко мне приходил Саша, жалел и утешал. Пробовал выманить на палубу (там, мол, будет легче) - не получилось. Я лежала пластом и терпеливо ждала, когда же, наконец, закончится пытка романтикой.
Долго ли, коротко ли, яхту ошвартовали. Экипаж предложил пассажиркам торт к чаю. Тортом угощались не все. Я отказалась от него впервые в жизни. Даже чай, и тот не лез в горло. Капитан деликатно спихнул вину на петрушку, которую добавили в судовой обед. Петрушка, мол, виновата, что кое-кого укачала.
- Ну, что, придете в гости еще? - с понимающей ухмылкой спросил он, когда провожал нас на берег.
- Обязательно, - мужественно выдохнула я.
Земля мерно покачивалась. Перед каждым шагом я нащупывала ее ногой. Саша потешался надо мной и жалел.
Люблю море - красивое, изменчивое, неспокойное, то налитое блестящим свинцом от злости, то пугающее косматым прибоем, то торопливо бегущее куда-то, усыпанное золотыми блестками, то замершее, словно озеро. Но люблю я его только с берега.