Шурик вернулся с экзамена голодный и злой. Паша даже не оглянулся, склонился над тетрадкой с лекциями. Шурик бросил взгляд на его напряженную спину и заглянул в кастрюлю. Узрел вместо супа серую чачу и звонко брякнул крышкой:
- Пашка, я тебя съем!
- ...адсорбируясь на коллоидных частицах, коагулянт приводит к их слипанию, вызывая осаждение скоагулированных частиц, мать их! Флотация, экстракция, дистилляция, ректификация, флокуляция... дефлорация, ёпрст! Утилизация анилина, формальдегида... ёклмн!
- Пашка, ты труп! - объявил Шурик и охлобучил друга "Экономиксом".
- Ты мне все интегралы в голове перетряхнул, - буркнул Паша.
- Достали эти тангенсы-котангенсы, - поддакнул Шурик. - Бугайло припёрся на экзамен злой, как Бармалей, волна перегара воскресного впереди катится, как от бомбы атомной! "Как насчёт теоремы Маклорена-Коши?" - спрашивает, а у самого глаза заплыли. Зверски люблю математику.
- Сдал?
- Да ну её... А, плевать. Хук в челюсть! Знаешь, кому завтра Анька сдаёт? Той самой стропиле в бусах, которая абитуру в институт зачисляет по половому признаку. Что ты сварил, амиго, что ты сварил? А ещё друг называется.
- Рога я сварил, а что?
- Где рога?
- Растворились. Там плавала одна макаронина, я её съел.
- Обжора!
- Там ещё одна плавает. Это для тебя.
- Блин! Опять придётся хавать у девчонок.
- Машулька меня в кино тащит, - сообщил Паша.
- Хм, а это мысль... Мы с Анютой тоже сходим, - решил Шурик. - Отвлечься ей надо, совсем заучилась.
- Так кино-то индийское! - с искренним возмущением ответил Паша.
- Бли-и-ин!
- Издевается она, что ли, тащит на эту дребедень? Сердцем чую - добром не кончится.
- Давай сходим! Поржём там.
- Дык придётся! Машка обожает индийское кино. Обидится ведь. Ей тоже развеяться не мешает. Знаешь, что ей сегодня приснилось? Будто один поцелуй равен эф от икс нулевое на икс минус икс нулевое плюс эф от икс нулевое!
- Короче, в голове у твоей Маши одни любовь и математика, - поставил диагноз Шурик.
И они пошли в кино вчетвером. Развернувшаяся на экране слёзная драма донельзя веселила парней. Они на свой лад комментировали кино. Аня поначалу кое-как сдерживала смех, потом не удержалась и принялась похохатывать вместе с друзьями. К концу фильма Маша расплакалась. Друзья решили, что она близко к сердцу приняла мучения героев, и это вызвало новый взрыв веселья. Тут же выяснилось, что плакала она от обиды. Причём обиделась Маша исключительно на Пашу. Всю дорогу до общежития провинившийся парень умасливал любимую, и они кое-как помирились.
- Как я хочу научиться танцевать по-индийски! - поделилась мечтам оттаявшая Маша.
- А что мешает?
- Я умею, я тебе покажу! У меня только одно движение не получается. Головой влево-вправо, будто шеи нет. У зеркала тренировалась - не выходит.
- А ты поставь ведро на голову. Глядишь - и получится, - не удержался Паша.
Аня больно пнула его сзади под коленку, но было поздно: Маша опять обиделась.
Паша и Аня ушли на экзамены, Шурик уехал в читальный зал, а Маша тосковала над тетрадями и методичками. Обида засела в груди жгучей занозой, и учёба 'не шла'. 'Хорошо ему, сдаёт свою математику и в ус не дует, - сердилась она на Пашу. - А я тут... мучаюсь'.
От плохого настроения был у неё один безотказный приём. Девушка поставила кассету с индийской музыкой, той самой, от которой сатанеют её друзья. Что они понимают! Слушают дурацкого Хаммера да ещё 'Асю-Басю' - да разве это музыка?! Потанцевала перед зеркалом. Аня мечтает отощать, как голливудские скандалистки. Это не для Маши! Маша хочет стать как Мата Хари - пухлой и стройной одновременно.
А что, если и вправду попробовать с ведром? Маша водрузила на голову синее пластмассовое ведёрко, заглянула в большое зеркало и покачала бёдрами. Из зеркала лукаво улыбались большие влажные глаза под тёмными бровями, алые пухлые губки послали воздушный поцелуй - вылитая индианка! Ведро съезжало. Маша прикрутила его к голове большим пёстрым полотенцем. Как раз такие полотенца любят индийцы.
Она закрыла комнату на ключ, распахнула окно и включила магнитофон на полную мощность. Вскинула полные смуглые руки и закружилась по комнате, притоптывая босыми ногами. Любимая музыка увлекла, и Маша в вихре танца позабыла обо всём на свете.
Вдруг - в пустой комнате! - на плечо Маши опустилась чья-то рука. У индийской танцовщицы вмиг отнялись ноги. В последнее мгновенье она успела заметить чьё-то белое лицо и потеряла сознание.
Мимо Маши беззвучно проплывали танцующие индианки в цветастых сари. На руках и ногах - браслеты. На голове у каждой - синее ведёрко. Потом танцовщицы поблёкли, стали черно-белыми и слились в незнакомое лицо с белой шапочкой. В ушах свистело. Маша проморгалась и увидела медсестру, а может, врача, а рядом - Шурика. Удивилась. А потом обнаружила, что лежит на койке.
- Как самочувствие? - деловито осведомилась медсестра, или, быть может, врач.
- Да ничего... Ой... - прохрипела Маша, и, сконфузившись, прокашлялась.
- Ведро-то на голову зачем поставила? - спросила медсестра, а может, врач.
- Что? - Маша густо, до слёз, залилась краской и села, отвернувшись от друга.
Медсестра, или, возможно, врач, с непроницаемым лицом померила ей давление и распрощалась.
- Ведро-то что на голове делало? - переспросил Шурик, с подозрением глядя на Машу.
- Стояло, - пробубнила та, пряча глаза. - Который час?
- Без пяти три.
- Надо же, почти четвертый час, а наших всё нет.
- Маш, это... Ты как себя чувствуешь?
Маша метнула в Шурика злобный взгляд. Неважно она себя чувствовала. Больше всего хотелось снова лечь. А ещё лучше - провалиться сквозь землю через три этажа общежития.
- Извини. Просто я пришёл, из вашей комнаты музон на всю общагу, никто не открывает. Я и открыл дверь ключом. А тут ты... С ведром...
Пришли Паша и Аня, оба радостно приплясывали.
- Сбагрили мы эту математику, ф-фу! - сообщил Паша.
- А во дворе "скорая" была, уже уехала! К кому приезжала-то? - спросила Аня.
- К ней, - кивнул головой Шурик на багровую Машу.
Паша так и подлетел к ней, склонился заботливо:
- Что случилось, зайка?
- Ты ещё спрашиваешь, что случилось? - взвилась Маша. - Я тебя ненавижу, видеть тебя не могу! Чтобы больше я твоё тело здесь не видела, понял?
Паша побелел, как простыня, стиснул кулаки и молча ушёл. Маша зло расплакалась и сбросила магнитофон со стола на пол.
Сессия прошла своим чередом. Студенты неожиданно заметили, что город давно утопает в зелени, щедро политой золотом июньского солнца, улицы замело тополиным пухом, а по ночам в огромной непересыхающей луже орут во всё горло влюблённые лягушки.
Пашу и Машу мирили всем этажом. А чтобы восстановленный мир укрепить навеки, они вдвоём сходили в кино. Не на индийское. На какое - оба потом не смогли припомнить.