Аннотация: Это уже к "Запорожью". Комменты прошу в ветку основного файла, куда и будут переноситься главы отсюда. Выложил 17-ю главу. Злоключения простого древлянского парня.
17. Не состоявшийся дружинник.
Следующий день, условное 26 мая.
- Тяни! - и Стемид вместе со всеми потянул сеть из воды.
Для его юных лет боги не обделили его силой, но тут не просто сила нужна, с ней одной только сеть порвёшь сдуру, если улов велик, как сейчас. Тут аккуратно надо, с умом, где-то силу приложить, а где-то и приотпустить, если большая рыба в неё попалась вроде сома или щуки, чтобы не сильно трепыхалась, да не рвала сеть. Сети у запорожцев сплетены из какого-то неведомого материала и на удивление крепкие для их толщины, но и они, как ему объяснили, не всякую рыбину выдержат, и их надо беречь. Почему нельзя новые сплести вместо порванных, Стемид не понял, хоть ему и пытались это объяснить, но раз нельзя, значит - нельзя, и раз сказали беречь, значит - беречь. Запорожцам виднее. Это как в дружине - делай, как старший гридень сказал, на то ты и отрок, сходу не понял - потом поймёшь, когда опыта наберёшься, а пока - перенимай его у старших, да за науку будь им благодарен. Особенно - за то, что не пинками тебя учат, не зуботычинами, да не оплеухами, как нередко это бывало в дружине, а хоть и не всегда понятным сразу, но зато спокойным словом, да и показать не гнушаются, не тыкая в твою чуждость и юные годы.
Тем более, что тут и смысл понятен. Что он, сам в родной веси сетями рыбу не ловил? Рыба в родной маленькой речушке-переплюйке была, конечно, не такая, как здесь, но здесь и сеть не такая, и лодка. Сеть - не только прочнее. Но и намного больше. А лодка - малая лодия из трофейных. На таких русы только в их малые речки заплывают в поисках ещё не примученных и не обложенных данью весей. Примучивание, сбор дани и торговые плавания к хазарам или ромеям, но уж точно не рыбалка. Такой идеи - настоящую лодию в какой-то речной рыбалке использовать - никому и в голову никогда не пришло бы, а уж если бы кому из отроков и пришло, то уж точно промолчал бы. В лучшем случае засмеют гридни, в худшем - таких затрещин для вразумления надают, что сам блажь свою забудет. Это же додуматься только - на военно-торговой дружинной лодии, да смердячьим делом заниматься! Да где же это такое видано? Ни при отцах, ни при дедах с прадедами никогда такой нелепицы не бывало! Нет, в долгом-то пути и рыбачат для себя по дороге, но то - в пути и заодно, а ради промысла на прокорм веси, селища или городища - и помыслить-то о подобном во всех родных землях никак не можно. А вот запорожцы - додумались сходу. Большие лодии - для больших и важных дел, ну а малые - почему бы и не для рыбалки? А чего они зря простаивать будут? Вот, есть у нас для них и полезное применение.
Как только поняли, что есть среди освобождённых ими холопов и умеющие на таких лодиях грести в такт, так сразу же и додумались. Не все умеют, но Стемид - не зря бывший дружинный отрок. Чему успели старшие гридни научить, тому - успели. Он и на большой лодии грести мог, а уж на малой - и подавно. Потому-то и взяли запорожцы его одним из первых в свою рыбацкую ватагу. Чем плохи их странные самобеглые лодки, он не понял. Ну да, меньше лодий, тупоносые, шумные, но ведь быстрые же, и грести на них не нужно. Но ему сказали, что чего-то, нужного для их самобеглости, у них мало, и нужно поберечь. Стемид так и не понял, что именно, но им-то ведь лучше знать, верно? А грести он умеет, и если хорошие люди просят, и он понимает, для чего это нужно, и сами наравне с ним гребут, и учиться у него не стыдятся, так и ему разве трудно? Зато какие уловы!
Вот что значит сам Днепр, да ещё и ниже Порогов! Да в их-то родной речушке, притоке Припяти, один раз только с такой сетью пройдись, так и рыбы столько всё равно не наловишь, и долго потом нечего в ней ловить будет, а тут - да, места лова надо менять, зато уловы каждый раз такие, о которых в родной веси и не мечталось. Старики говорили ему ещё в детстве, что если бы не русы, да не печенеги, разве сидело бы их племя в лесной глуши? На юге и землю от леса очищать под пашню не надо, и сама земля плодороднее, и река шире, и рыбы в ней полно - прекрасно там жилось бы, если бы не опасные соседи. О земле-то здешней Стемид пока ещё судить не мог, это только по осеннему урожаю видно будет, а пока запорожцы и сами из камышовых корневищ лепёшки пекут, да трофейному зерну радуются. Зато река и рыба - с первых же дней видно, что правы были старики.
А с такими лодиями, да с такой рыболовной снастью, как у запорожцев, да ещё не прокормиться на худой конец хотя бы этой днепровской рыбой - это очень постараться надо. Оно-то конечно, хлеб - всему голова, и всё такое, но ведь живут же люди и без него в неурожайные годы, если есть и другая еда. Тот же камыш на реке, те же кувшинки, те же жёлуди в осеннем лесу - чем не замена зерну при его нехватке? Правильно всё запорожцы делают, главное - первое самое трудное время пережить на том, что есть, да вырастить по осени урожай, да на зиму запасы подготовить той же рыбы, да мяса дичи.
Другое дело, что о многом приходится догадываться самому, поскольку не всё они и объяснить могут. Многое даже не оттого, что какая-то там тайна это у них, а просто из-за разницы в языке. Славянский он у них, даже два, и если непонятно на их основном, то говорят и на другом, но оба они какие-то совсем другие, не здешние. Какие-то их слова поймёшь, и по ним обо всём остальном догадываешься, о чём получается догадаться. Это для кого здешний славянский язык - родной, те хоть что-то в языках запорожцев и понять могут, а для кого он выученный, вроде дреговичей с кривичами, не говоря уже о ятвягах, те вообще ни слова не понимают, если им на местный антский не перевести. Стемид сам гот-тервинг по отцу, но мать - из анток-древлянок, так что на обоих языках дома говорил, и оба для него - одинаково родные. И очень удачно для него это сейчас, поскольку у этих запорожцев в языке даже больше готских слов, чем в антском. Может, поэтому и русским свой язык называют, хоть он у них на самом деле и славянский? Пока не могут объяснить понятно и это, и самому сообразить ещё не получается. А может, и у них точно такой же готско-славянский народ, как и тервинги-древляне, только слившийся полнее? Древляне - это ведь означает то же, что и тервинги, только по-славянски. Так называют себя те анты, которые присоединились к тервингам и составляют с ними теперь одно племя. Просто на свой язык по смыслу перевели. Поэтому для других славян и сам Стемид - древлянин, но для русов он - тервинг. А теперь кем будет, когда и среди запорожцев освоится? Казаком? Так они, кажется, и сами себя иногда называют?
- Млять, да там же осетрище! - поражённо выкрикнул один из рыбаков.
- Целая белуга! - поддержал его старший, - Подтягиваем сеть поаккуратнее, да в гарпуны возьмём осётрика! Тяни, Стемид, аккуратно тяни, не рви!
Почему у них для краснорыбицы два разных названия, Стемид не понял, но это и не важно, главное - рыбина и в самом деле здоровенная. Он даже и не представлял себе раньше, что краснорыбица бывает и такой. Зато понятно, что делать - правильно, помягче вытягивать, без рывков, а то ведь точно сеть порвёт. Почему на хрен, тоже непонятно, как и то, при чём тут у запорожцев гулящая баба по целой куче самых разных случаев, но сеть поберечь всё равно надо. В самом деле тонкая, и как её такую чинить, если порвётся?
Плавно, чтобы не всполошить большую, да сильную рыбину, подтянули сеть к лодии, и тут старший Стемиду трезубец протягивает - добротный, даже не из железа, а из доброго оцела, если не вообще из булата. Слыханное ли дело? В родной веси у всех были самодельные деревянные остроги, в Вышгороде только и увидел впервые железную, да и то, мало у кого они есть и там, а тут такая ценность - и для рыбалки! И вчера ему только и дали, что посмотреть, а сегодня - сам старший в руки даёт. Как так и надо - работай. И не один он, конечно, в три гарпуна накололи эту здоровенную краснорыбицу, но и он - тоже в их числе. Накололи, подтянули из сети к самому борту, дотащили и сеть, перекидали из неё остальной улов - ещё несколько сазанов такими оказались, что и их трезубцами брать пришлось, но с ними-то уж, конечно, в один трезубец с каждым управлялись.
А краснорыбицу эту запорожцы почему-то сразу затаскивать в лодию не стали, а добуксировали до мелководья, а там и вовсе, как с ума все посходили. И сам старший, и ещё двое с ним в воду за борт спрыгнули, даже не раздевшись, а как есть, в одёжке. Зачем мочить её было, когда раздеться можно? Обычай у них такой племенной, что ли? А в воде, встав ногами на дно, приподняли эту тяжеленную краснорыбицу из воды на руках, так что вся она стала видна, а другие, кто в лодии остался, дощечки какие-то достали из странного материала, которые у них почти у всех есть, повернули в сторону этих троих, и сами через них на тех глядя. И чего-то помудрили со своими дощечками такого, что те защёлкали, те трое после этих щелчков в такой восторг пришли, что аж приплясывали, и все загалдели с такой быстротой, что Стемид только и понял, что про гулящую бабу, ну и ещё отдельные слова, главного смысла не несущие. На берегу только уже, когда вернулись и в заводь со всем уловом, показали и ему - нажимает запорожец что-то на своей дощечке, там что-то светится, он ещё нажимает, и появляется картинка - все эти трое стоят в воде и держат в руках эту краснорыбицу. И они - те самые, не спутаешь ни с кем, и рыбина, и место.
Ну да, и красиво, и хвастаться удобно, на такой чудодейственной дощечке свой успех показав, но смысла в таких восторгах по этому поводу Стемид так и не понял. Рыба же и сама на берегу выглядит ещё внушительнее, а весь экипаж лодии - свидетели. Потом его самого и двух других, кто тоже вместе с ним эту рыбину гарпунил, вручив им троим и эти трезубцы, попросили встать с ними за этой рыбиной в ряд, затем присесть и трезубцы наклонить, чтобы все они куда-то там у них поместились, навели дощечку и тоже сделали картинку. И конечно, приятно было узнать на ней и себя, но и в такой восторг приходить от неё, как эти запорожцы - этого Стемид не понимал. Впрочем, у каждого племени свои обычаи, в которых они видят какой-то свой понятный им смысл. Наверное, какой-то для этих запорожцев есть и в этом, и когда-нибудь он его, возможно, даже поймёт. А пока не понимает - довольно и того, что нет от этого обычая и никакого вреда. Если русы правду говорили, что раньше этого городка с этими людьми здесь не было, то значит, они здесь и сами недавно? Каким чудом они тогда здесь взялись, и не поймёшь, но у них всё какое-то странное и непонятное. Наверное, и они краснорыбицу такого размера добыли впервые, а раньше не ловили даже мелких? Может, они у них большая редкость?
Когда в их речушке попалась краснорыбица аж в руку длиной - это было целое событие, которым хвастались даже в Искоростене. Типа, не только у вас, и у нас тоже. Ну а мелюзга до локтя длиной попадалась ежегодно, хоть и нечасто. И другая рыба в речушке у них была мельче здешней, намного мельче, но зато её было полно. Урожай зерна только в сезон, орехи, да ягоды с грибами тоже только в сезон, лесная дичь в сезон, и только рыба в реке доступна всё время, пока река не скована зимним льдом. Да и то, удить её, а иногда даже острожить можно и через прорубь, просто много её так не добудешь. Со старшими в роду не спорят, и если сказано, что хлеб всему голова, то так оно и есть, но на самом деле древлянская весь больше с реки кормится, чем с пашни. Даже если это и такая небольшая переплюйка, как у них. Тем более, что и не весь год она переплюйка, а только в межень. В половодье - очень даже приличная река. Как раз в половодье, старики говорили, попалась та краснорыбица в руку длиной, которой потом хвастались. Стемид тогда совсем ещё был сопляком, так что толком и не помнил. В межень-то и мелкая редко когда попадётся, и это тогда тоже целое событие. И таких он помнил аж целых четыре, и два из них - в один год.
Так что везёт в этом плане запорожцам, очень везёт. Вот что значит сила! И от русов-киян отбились, пускай даже и от малой части дружины хёльга Эрибулла, но всё-же отбились. Дадут боги, и от русов-артанов отобьются, если те ещё рискнут напасть, да и от печенегов, если и они не одумаются. Жаль, что они не аланы, к тем попасть было бы ещё лучше, но хвала богам и за этих. И силу имеют, как у аланов, и диковинки всякие похожие по молве, и с людьми обращаются хорошо. А что трудно им пока, так первое время всегда и всем трудно. Дадут боги - обживутся сами, а вместе с ними - и они. А вокруг - и земли плодородные, если верить старикам, и Днепр этот нижний - благодать, а не река. И на юге вон уличи не просто же так в Буг свой вцепились, хоть и нет им там спокойного житья ни от Киевщины, ни от печенегов. Благодатная земля, жалко оставить. Ну так и здешняя тоже такая же, и очень хочется удержаться на ней. Если сумеют это запорожцы, то недолго им тогда и в малом числе оставаться. Потянутся к ним люди, отовсюду потянутся, как только уверятся в безопасности жизни под защитой запорожцев. А они - уже, они - самые первые из всех, и надо только это первое трудное время пережить, да запорожцев поддержать.
Ведь земля на родной Древлянщине - тощая, лесная. Мало того, там ещё и лес этот вырубить надо, да пни выкорчевать. Нет, можно, конечно, и прямо между деревьями ячмень посеять, и он взойдёт. Но какой он даст урожай, и какой с того ячменя хлеб? Ну а полбу так вырастить - нечего и думать. И поэтому удобрить надо землю золой и вспахать, а для этого и подсечь лес, и высушить, и сжечь дотла, и пни повыкорчевать, сделав ровное поле. И получишь с него отменный урожай в первый год, хороший во второй и терпимый на третий, в который надо уже и новый пал готовить, если не хочешь остаться без хлеба. И за поколение весь лес вокруг веси так сведёшь, что проще уже всей весью переселиться на новое место, чем ходить на дальние поля. Оттого и ютятся все древляне в тесных курных полуземлянках, что нет смысла отстраиваться хорошо. Всё равно ведь потом переселяться и строиться на новом месте, и здесь твои дети, а тем более внуки жить уж точно не будут. Ну и ради кого тогда обустраиваться? Да и дань ведь хёльгу с веси от видимого достатка зависит. Увидят, что живёшь хорошо - больше платить заставят. Собраться, да подальше тогда переселиться? Это только кажется. Когда-то так оно и бывало, но теперь - куда ты с родовой земли уйдёшь? Там другие роды, для которых ты чужак, и на своей земле они и в своём праве. И разорят тебя, и самого похолопят, да тобой же и расплатятся с хёльгом при уплате дани. А совсем в глушь - найди ещё эту глушь, когда люди размножились. А если и найдёшь, то проживи ещё в ней без соли, да без железа. А главное - без реки.
Ни с пашни в лесу теперь не проживёшь, ни с даров самого леса, и только река остаётся для людей надёжной кормилицей. Воды-то и в лесном роднике наберёшь, только и камыш ведь нужен, и рыба. А они - только в реке. И только по реке доплывёшь на лодке до городища в родовые празднества, да в торговые дни, когда прибывают купцы. Соль-то и железо у кого ещё раздобудешь? Без них - разве это жизнь? А без рыбы и вовсе с голоду подохнешь в первый же год. Как ни мала речка, как ни малы самодельные сети, но кормят они надёжно, а если есть соль, то и на зиму рыбы впрок заготовишь, без которой голодно зимой будет. И куда ты денешься от кормилицы-реки?
А значит, никуда ты не денешься и от русов. Ведь где река, там и их лодии как раз в поисках данников плавают. Со старого места из-под их власти уйдёшь, так на новом всё равно тебя найдут, да ещё и все недоимки взыщут. И радуйся тогда, если найдётся чем их заплатить, чтобы самому за них в холопы не пойти. Старики говорят, что и раньше, при своих кённигах из рода Амалов, вольготно не было, да и с северными русами из Словении нужно было держать ухо востро. Хоть и мимо Припяти шёл их торговый путь, но могли и в Припять с Днепра наведаться, чтобы поразбойничать заодно. Но к этому приноровились, а вот когда с моря южные русы приплыли, артаны с хёльгом Ингваром во главе, от них и житья уже никакого не стало. И много их приплыло, и северные к ним ещё добавились, и вооружены хорошо, и к боям привычны - сила солому ломит.
Так ладно бы хоть вымогали в меру, но куда там! Незадолго до того их Ингвар сперва от хазар за какую-то пакость схлопотал, потом и ромеи ему добавили - пошёл, как говорится, по шерсть, вернулся стриженым, да ещё и нельзя ему было на море оставаться, вот и поднялся он вверх по Днепру, обосновавшись в Вышгороде. А отыгрываться ему на ком? В двух шагах, у Киева перевоза - хазарский Самбат, и полян тамошних не тронь, они под хазарской защитой. Уже огрёб от них разок, и повтора не хочется. Ну и кого тогда ему примучивать, если не окрестных древлян с северянами?
И хотя доигрался вскоре Ингвар со своей неуёмной жадностью, древлянам от этого легче не стало. Русы вдову его, болгарку Прекрасу, хёльгой над собой в Вышгороде усадили, пока Свентислейф был мал годами, и вдвойне обидно было быть примученными бабой. Но было кому и при ней русами верховодить, и сила их никуда не делась, а против силы, оружия и выучки дружины что могло поделать ополчение племени? Пока сопляком ещё Стемид был, не понимал, как же так, всем миром, да за правое дело, и не одолеть этих разбойников. А попав в дружину отроком, да присмотревшись к гридням, да подучившись немного у них, понял и сам, что иначе и быть не могло. Правое дело, не правое, но гридни всегда одолеют смердов. Только бежать от них и можно, если есть куда, а если некуда? А куда ты уйдёшь с земель рода и далеко от реки? Давно уже не осталось ни рек ничейных, ни лесов. Все - чьи-то, и чужакам пришлым нигде их хозяева рады не будут. Самим мало, особенно с этой данью киевским русам. И другим древлянским родам, и северянам, и всем прочим вдоль Днепра и его притоков, кого успели примучить русы из Киевщины. Куда ни переселись, везде найдут, где только проплывут хотя бы малые лодии.
Была надежда освободиться от них после гибели Свентислейфа и его дружины у Порогов. Изгнали уцелевшего и вернувшегося Льота, да пригласили хёльга из Моравии, чтобы правил справедливо, брал умеренно и защищал от русов, вслед за ними отложились уличи, и даже удалось отразить карательный поход Льота, убив и его самого. Но дружина самого Эрибулла, сына Свентислейфа, оказалась сильнее, и не сумел отразить её их хёльг из Моравии. Рассчитывали ведь на что? Что и северяне от Вышгорода отложатся, и уличи помогут. Да только не осмелились восстать северяне, а на уличей Эрибулл натравил орду печенегов, и не до помощи древлянам оказалось уличам - свои веси защищать пришлось. И не дождавшись помощи, снова пал древлянский Искоростень, уже новый, отстроенный вместо сожжённого ещё Прекрасой старого, и снова по всем рекам и речушкам засновали лодии русов, грабя и примучивая городища и веси, а непокорных - сжигая дотла, и снова сила ломила солому. Нет, где-то кому-то иной раз даже удавалось и отбиться, но надолго ли? Следом приходил отряд посильнее и карал за сопротивление сурово.
А после гибели своего хёльга и моравы его уцелевшие сдались, да к Эрибуллу на службу поступили, восполнив и его потери, а у древлян не осталось больше и никаких сведущих в военном деле гридней. Родная весь Стемида тогда и насиженное место решила бросить, дабы под горячую руку русам не угодить, вернулась на своё предыдущее место, давно заброшенное и полузаросшее подлеском - понятно, что и земля не восстановилась, и удобрить её нечем, и хорошего урожая ожидать от неё не приходится, но тут уж и не до жиру было, быть бы живу. Русы и восстанием разъярены, и потерями в боях, а в веси двое раненых в этих боях, один стрелой, второй франкским мечом, так гридням и само оружие знакомо, и то, какие раны оно наносит. Разве отбрешешься от них, что это на охоте дикий зверь мужиков поранил? За попытку обмана ещё пуще ведь освирепеют, и тогда пощады от них тем более не жди. Незавидной была участь тех, кто попался русам в те первые дни.
Их веси повезло больше. В самые первые дни их ещё не нашли, и под горячую руку они не угодили. Позже нашли их русы, когда и сами уже поостыли, и не запугивали уже, а просто обкладывали данью. Проплыла по их речке сперва малая лодия, да прошла мимо, на следующий день обратно сплавилась, и только ещё через три дня большие лодии подошли, да сразу к их берегу пристали. Совсем без смертей не обошлось - убили одного рыбака на берегу, который тревогу хотел поднять, но затем уже, захватив весь, особо и не лютовали, раздав только вдосталь пинков, да зуботычин. Даже тех двоих раненых трогать не стали, хоть и поняли сразу же, что участники восстания. Но на том везение родной веси и кончилось. Дань-то наложили обычную, по кунице с дыма, но потребовали её ещё за эти годы отложения от Киевщины, да ещё и виру за поддержку восстания, объявив её размер в сотню гривен. А мыслимая ли это для веси сумма, когда и корова полгривны стоит, а конь упряжной от одной гривны до двух? Но возмутившиеся получили новую порцию пинков с зуботычинами, а всё серебро, собранное со всей веси, включая все женские украшения, не превысило и четверти требуемой суммы. Нет больше? Так и быть, два года вам рассрочки.
С немалым трудом упросили старики дать такую же рассрочку и на дань за все эти прежние годы. Мало ли, что вы там хёльгу этому из Моравии платили? Это - не в счёт, и чтоб больше не смели об этом вякать, если не хотите и за это ещё виру схлопотать! Дань за этот год, да за два из предыдущих - выньте и положьте! А где их тут возьмёшь, столько этих ценных шкурок разом, да ещё и не в сезон? И у соседних весей не займёшь, те и сами в таком же положении. Естественно, не наскребли и половины требуемого. А за недоимку - извольте теперь головами расплатиться. Молодой парень или пригожая девка - двадцать пять куниц или одна гривна серебра. Намёк поняли, кстати, что будет на следующий год, если серебра до половины оставшейся виры у вас не хватит? Нет, можете хоть куницами, хоть соболями, хоть лисами-чернобурками по справедливой обменной норме, это нам без разницы, но если не соберёте - опять же, головами недоимку возьмём. Тебя похолопят, а ты не бунтуй супротив законной власти! Нет, можете, конечно, и к уличам на Буг сбежать, если уверены, что у них там будет лучше, да только вот незадача - их там сейчас как раз и печенеги родину, да родную власть любить учат.
В число отобранной в рабство за недоимки родной веси молодёжи попал тогда и Стемид. И не то, чтобы нельзя было сбежать, но куда пойдёшь? Домой? Выдадут его как беглого, чтобы другого никого вместо него не забрали. А для других общин он тем более чужак, которым не жалко расплатиться со сборщиками дани. Или просто сменять купцам за какие-то их нужные общине товары. На ту же соль или на то же железо хотя бы. И если выкуп за тебя свои не дадут, то так и будет. А кто за него выкуп даст, когда и так должны свои русам года на два вперёд, и не факт ещё, что расплатятся без новой отдачи молодых в холопы. Кто обложен русами данью, тот своего кого-то сбережёт, чужаком расплатившись вместо него, а кто не обложен - всё равно в товарах привозных нуждается и сберечь своё добро, расплатившись чужим, тоже случая не упустит. Так если в родном племени ничего хорошего не светит, в соседних - и подавно. Ну и куда ему тут при таких обстоятельствах бежать? К аланам разве только в верховья Донца? Город там у них свой, говорят, и рабов у них там нет, и если примут, будешь свободен. Но ты дойди до них ещё через все земли северян, а за ними - и через ясов, да печенегам ещё между ними не попадись. А даже если и дойдёшь каким-то чудом, так могут ведь и не принять. И куда тогда?
И в Вышгороде будущее представлялось безрадостным. Могут у себя оставить в услужение, но что за жизнь у дворового холопа? А могут и продать - или на север, где в Хольмгарде свионам рабов перепродают, или на юг - болгарам, ромеям или хазарам. Там рабы всем нужны, так что каждый год их туда везут, и всё мало. И если ты попадёшь в их число - моли богов, чтобы дальним ромеям продали, а не ближним приморским. Там ещё южнее ромеев элены живут, тоже греки, но другие, не ромейские, аланам друзья, и у них тоже, говорят, рабов нет, а принимают не так придирчиво, как аланы. Но это же насколько ещё повезти должно, чтобы и продали именно туда, и сбежать от ромеев удалось, и дойти до тех эленов, которые не ромейские? Как бы не больше ещё, чем до тех аланов на Донце! Девки поэтому ни о чём подобном и не мечтали, а мечтали в наложницы к хёльгу попасть или хотя бы к его старшей дружине. А для парней пределом их мечтаний было в дружину отроками попасть. Это тоже редкое везение, поскольку и у старшей дружины, и у гридней свои сыновья есть, но при их нехватке могли и из молодых холопов отроков пополнить. И из отроков дружинных продать холопа могли, но были и шансы выслужиться в гридни.
Стемиду тогда крупно повезло. Храбрость, сила, ловкость - всё это важно для отбора в дружину, но в холопы за недоимки с подвластных весей русы отбирали лучших, дабы и продать их можно было подороже. А Стемид был не хуже прочих, но и не лучший из всех, привезённых в Вышгород из многих древлянских весей. Из доброй сотни десяток с небольшим требовался в дружинные отроки, и точно нашёлся бы кто-то получше его, не будь он тервингом по отцу и не владей отцовским языком в совершенстве. Легко понимал он поэтому и язык русов, как и они язык тервингов. То есть, в их понимании мог говорить по-человечески. Ведь кто такие эти русы в основной своей массе? Артаны, готы-грейтунги и герулы. Нахватались, конечно, и чужих слов у моря, но в целом язык русов - всё равно готский. Если какого-то чужого слова и не поймёшь, фраза всё равно понятна. Быстрее он понимал, быстрее и правильнее отвечал, это и решило его судьбу - попасть в тот десяток, который отбирался в дружинные отроки. Столько же примерно отобрали в дворню, а всех прочих так и вывезли потом на продажу, и как дальше сложилась их судьба, он не знал.
Лёгкой жизни не было и у дружинных отроков. От прислуживания старшим не были освобождены и сыновья вятших. Только они, конечно, прислуживали хёльгу, да его ближайшему окружению. Сыновья гридней - остальным вятшим и старшим гридням, ну а отроки из холопов - всей остальной дружине. И шпыняли отроков старшие, конечно, всех без исключений, но вятших - меньше, а холопов - больше. Да и сынки вятших важничали и тоже шпынять пытались, а морду такому за это набей - сам же и виноватым окажешься. Двое так и вылетели из дружинных отроков - одного в дворню перевели, другого вообще на вывоз для продажи. Так это ещё мягко обошлись, как объяснил им свенельд-наставник. Могли ведь и отцу побитого чада в его дворовые холопы продать, и что тогда ожидало бы там не в меру гордого холопа? А ты не дерись с вятшими, ты терпи и место своё знай.
Вот такое оно, это дружинное братство. Как большая семья, в которой хоть все и равны перед её главой, но на деле ведь всегда кто-то в любимчиках, а кто-то и вечно без вины виноватый. Хотя, с другой стороны, посторонним и такого дружина в обиду не даст. Только они вправе его шпынять, больше - никто. Хоть и затюканный всеми, но - свой, а свой в любом конфликте с чужими - всегда прав. Да и кормёжкой, по совести говоря, не обделяли и отроков из холопов. И вкус им прививали дружинный, в котором до смешного иной раз доходило. В родной-то веси Стемид и ячменную кашу с удовольствием трескал, а пшённую не любил, но в дружине - не так. Ячмень с овсом - это корм для скотины, а ты уже не смерд, ты - дружинник. При сборе дани - да, что есть у смердов, тем и кормишься, ну так это же военный поход, в котором ты и ешь всё, что съедобно, а в гриднице у хёльга дружина скотским кормом не питается. Чем куриный корм лучше конского, никто ему так и не объяснил, но спорить со старшими Стемид давно уже был отучен.
И военному делу, надо признать, учили на совесть, всех отроков одинаково, без поблажек. Другое дело, что сынки вятших или гридней и отцами были уже научены много чему, и тогда особенно обидно бывало, когда лучшим оказывался сопляк на год, а то и на все три младше тебя. И тебя шпыняют даже не за то, что холоп, а за то, что не умеешь так, как умеют вот эти вятшие сопляки. Сказано же, без поблажек, так что всё справедливо. А ты не будь неумехой, ты учись и постигай воинское мастерство, и тогда не тебя уже будут за неумелость шпынять, а кого-то другого. И кого-то, худшего из всех, будут всегда, дабы остальные не расслаблялись, а тянулись за лучшими.
И учился Стемид, конечно, старательно. Из лука он стрелял не хуже многих из сынков гридней и даже лучше некоторых. Какой же лесовик стрелу пускать не умеет? Но это поначалу, пока во дворе из простых луков все стреляли. А как вышли на стрельбище, на котором простому лесному луку и не добить до мишеней, сразу же у вятших выявилось преимущество. Хоть в самый краешек, да попадали почти все, как и большинство сынков гридней, а откуда взяться хорошему дальнобойному луку у лесовика? И кто даст хороший лук отроку из холопов? Из хорошего лука, как сказал свенельд-наставник, и любой дурень попадёт, а ты вот из такого попадать научись, из длинного, который до уха тянуть нужно и целиться наугад. Научишься, станешь лучшим, тогда и о хорошем луке для тебя можно уже будет подумать. Так же обстояло дело и с копьём, и с секирой, и с ножом. Какой же лесовик не управится с охотничьей рогатиной, топором и засапожником? И поначалу-то здорово выручали Стемида прежние навыки. Но как пошли тренировки в строю, да ещё и со щитами этими громоздкими - добрая половина этих навыков бесполезной оказалась. А ты и не зевай, ты и место в строю держи, и щит в общей стене, и оружием своим не мажь. А иначе какой из тебя дружинник? Так, смазка для меча в первом же бою.
Ох уж эти мечи! Поначалу-то, пока на дубинках ещё только тренировались, так сынков гридней Стемид многих на них одолевал, и даже иных вятших. Но как дошло дело до деревянных мечей - тоска! Как клинок повернул? Он же развернётся вообще плашмя, а удар плашмя - не в счёт. Зачем лезвием по краю щита или шелому ударил? Всё, выщербил ты лезвие, в лучшем случае - затупил его, раззява! Сильной же частью надо, которая на то и не затачивается. И на неё же удар принимать, если на край или умбон щита не выходит. А ты зачем на лезвие принял? Чем думаешь, дурья башка? Нет, плашмя тем более нельзя - сломают тебе клинок, и тогда ты вообще покойник. Это же все знают! Вы только гляньте на этого сиволапого дурня! И такому - "ульфберт" в руки дать? Говорилось это, конечно, ради смеху. Даже и выслужись ты в гридни, кто же даст "ульфберт" бывшему холопу? Не по Сеньке такая шапка. Это у вятших они у всех, а у простых гридней - редко у кого. Если отличился в бою или ещё по какой-то важной службе, может хёльг и дорогим престижным "ульфбертом" гридня наградить, а так-то и франкский меч попроще, вроде "ингерли" или "керольта" тоже далеко не у всех, и даже однолезвийный свионский лангсакс не у всякого гридня на боку, а хотя бы "ингерли" - предел мечтаний. Каждый третий гридень никакого меча не имеет, а носит секиру, как и отроки, но о хорошем мече - мечтает. Для того и учат обращению с мечом всех отроков, чтобы все о нём мечтали и заслужить его стремились.
Это не значит, что "ульфберта" Стемид в руках не держал. Держал, и не один, и не по одному разу. Ведь прислуживание старшим в дружине - это и уход за их оружием. И ножны мечей он чинил, и оплётку рукоятей, и клинки чистил, да смазывал. Вот заточку "ульфбертов" ему только не доверяли, зато другие, в том числе и "ингерли" раза четыре - доверили и точить. А разговорившись доверительно и с глазу на глаз с их владельцами, не без удивления узнал, что и не один только он не понимает этих восторгов от "ульфберта". Ну да, подброшенный в воздух лёгкий платок только им и можно разрубить, чем и любят пощеголять вятшие, но часто ли в бою приходится рубить подброшенные кем-то в воздух платки? Зато "ингерли" и другие, если ошибся или не повезло с очередным ударом, редко когда выщербишь. Затупить - конечно, затупишь, да и сам он тупится при использовании быстрее, ну так у франкского меча и второе лезвие на то есть. Если остался после боя жив и здоров - заточишь, не сотрёшься. И окажешься уж всяко в лучшем положении, чем был бы с дорогим и престижным, но безнадёжно выщербленным "ульфбертом". Вот только не надо болтать об этом с кем попало, особенно с вятшими. С вятшими вообще не спорят.
Вот так и постигал Стемид дружинную воинскую науку. Терпел помыкания со стороны старших, не входил в раж и не дубасил в кровь вятших сверстников так, как они того заслуживали, терпел даже насмешки вятших молокососов, даже поучиться кое-чему у них не гнушался, пока было ещё, чему. А первое время - было чему. И хотя обзавестись своим франкским мечом не только не рассчитывал, но и не очень-то надеялся, обращению с мечом тоже учился старательно. Так принято в дружине, а со старшими кто же спорит?
Со временем всё успешнее шло его обучение. Первым среди всех отроков ни в чём Стемид не был, но в стрельбе из лука и метании дротика - уверенно в первой десятке, во владении копьём и секирой - даже в первой пятёрке, да и с мечом хоть и не удержался в первой пятёрке, но временами в неё пробивался, а из первой десятки, раз пробившись в неё, с тех пор и не выбывал. Вот обоерукого бойца из него не вышло, чтобы сразу двумя мечами или секирами орудовать одинаково хорошо. Типичный правша он оказался, как и большинство. Хуже обстояло дело со строевой, но и по ней Стемид не выпадал из лучшей половины. Был бы обоеруким или хотя бы левшой - ценились такие в строю, поскольку на правый фланг их можно ставить со щитом в правой руке. А без этого - середина строя или левый фланг. Даже свенельд-наставник временами чесал загривок и не мог никак принять решения, в кого же ему готовить Стемида - в копейщики или в лучники. Но в том, что ни там, ни там краснеть за него не придётся, сомнений у наставника не было. Чаще ведь как бывает? Очень хорош в чём-то одном, недурен в чём-то ещё, но никуда не годен в чём-то другом. Ещё чаще бывает так, что одинаково плох во всём. А вот почти одинаково хорош, пускай ни в чём и не первый - это большая редкость.
А когда пошли у них уже полевые учения, да последующие разборы групповых учебных боёв, сильно обидел его свенельд явно незаслуженными придирками. Особенно в планировании предстоящего боя, когда сам Стемид был абсолютно уверен в правильности своих предложений, а наставник вдруг раскритиковал их, одобрив дурацкие предложения одного из сынков вятших. И ведь проиграли бы из-за этого, если бы Стемид по-своему не сделал, а не по предписанному дурацкому плану. Спас положение, можно сказать, и разве заслуживал он этим того разноса, которому за это подвергся? С большим трудом он тогда сдержался, чтобы не повздорить с несправедливым наставником. А потом, с глазу на глаз, тот объяснил ему, что есть качества, ценные для вятшего, но губительные для холопа. Кто же из вятших потерпит такого холопа, из которого может выйти и лучший воевода, чем из его родовитого сына? И придерживай-ка ты лучше свои воеводские задатки, Стемид, если не хочешь, чтобы сжили тебя со света вятшие. Гридень из тебя выйдет отличный, будешь на хорошем счету, только не лезь с холопским рылом в воеводский ряд. Есть такие вещи, в которых простолюдину смертельно опасно оказываться лучшим, чем сынки вятших.
Вот и служи тут в эдаком дружинном братстве русов у хёльга Эрибулла! И не то, чтобы это так уж чем-то отличалось от других в худшую сторону. И у своих кённигов Амалов были более свои и менее свои, и у родового старейшины в городище, и в их веси, и даже в семье. К кому-то благоволят, кто-то менее угоден и всегда неправ при распрях с любимчиком. Так же, по слухам, бывало и в соседних родах. Наверное, и всюду так. Есть вятшие, которым можно и простительно намного больше, чем остальным, и себе дороже выйдет справедливой управы на таких искать. И нельзя сказать, что в дружине Эрибулла вятшие совсем уж без меры занеслись. В чём-то Эрибулл даже справедливее старейшин в древлянских родах. Да, за восстание наказал племя сурово, но и какой другой хёльг на его месте спустил бы подобное? Тот моравский тоже непокорное городище выжег, которое в выплате дани ему отказало, так и потом весь тот род в немилости у него был. Эрибулл же, подавив восстание и наложив карательные выплаты, больше никакой особой немилости и не подвергает древлян. За кем нет никакой новой вины, тех и не отличает ничем от прочих подвластных Вышгороду племён.
Добрый совет наставника Стемид понял и усвоил, в обучении был успешен, да и по годам близился уже к переводу в гридни. Всё меньше было к нему придирок, меньше шпыняли старшие, да и так-то никогда ведь и не клевали его сильнее, чем было принято в отношении отроков-холопов. Даже выделяли за его готское происхождение и за освоение одним из первых языка русов. Вроде бы, по мелочи по сравнению с холопами-славянами, в целом выдерживая принцип справедливости, но тут мелочь, там мелочь, а в результате и преимущество набегало немалое. Но именно из мелочей складывалось, да и сам Стемид не заносился перед славянами, и у тех не было к нему претензий. Ну, повезло парню удачно родиться. В собственных родах, что ли, не так же? Эрибулл чтил распятого бога ромеев и благоволил к его почитателям, так что чтила его и большая часть дружины. Посоветовали старшие чтить его и Стемиду. Нет, от богов предков отрекаться не нужно, на этом ромеи с болгарами только настаивают, а хёльг этого не требует. Он и сам от традиционных богов не отрёкся и тоже чтить их продолжает. А как он, так и дружина. Каких богов чтишь, тех и продолжай, просто добавь в их число ещё и ромейского. Подумав, последовал Стемид и этому совету. И близилось время первого похода, в который должны были взять старших из отроков, а после него уже, если не провинишься, и в гридни принять должны.
Только начался поход раньше и не туда, куда намечалось. Северяне восстали, и тамошний хёльг, не сумев справиться силами черниговской дружины, запросил помощи у Эрибулла. Туда-то и двинулась дружина из Вышгорода. Из-за чего буза, ни гридням никто не докладывал, ни отрокам. Да и их ли это дело? Велел свой хёльг идти и помогать тому - их дело выполнять. Пошли и помогли. Не очень такая служба нравилась Стемиду. Их как учили? Что хёльг с дружиной - для защиты народа от врагов, да разбойников, а тут что на самом деле получается? Хвала богам, самим свирепствовать не пришлось - в боях только помогли черниговцам, а уж судилища с расправами те устраивали сами.
Хаскульд Северский вообще, как с цепи сорвался. И вышгородцы на его земле такого не творили, что он сам творил на своей. Как в завоёванной чужой стране, которую разграбил, опустошил, да и ушёл восвояси, и хоть трава там больше не расти. Безо всякого суда и следствия, не вникая в причины и не желая в них разбираться. Просто подавлял, да запугивал, чтобы впредь бунтовать не повадно было. Потом слух разнёсся, что побочный сын Хаскульда от наложницы получил от него назначение с волости дань собирать, да так лихоимствовать принялся и безобразничать, что не выдержал народ, да и расправился и с ним самим, и с его подельниками. И теперь, значит, Хаскульд мстит за сына. И разберись тут теперь, чьё дело правое! Но земля-то - Хаскульда, и разбирается - он. Как сам считает правильным, так и разбирается.
И с одной стороны, Стемиду какое дело? Их дружине не разбираться велено, а помогать черниговцам. И сам он даже не гридень ещё, а отрок, обслуга тыловая. Ну, пару раз стрелу пустил, куда велели, раза три посторожил, что велели, один раз и нападение на их обоз вместе с гриднями отражал, вот и всё его участие. И ладно бы свои ещё древляне были, а кто ему эти северяне? Но с другой - а велика ли разница? Не свои, но уж очень на своих похожи. Такие же веси, да городища, похоже одеты, на похожем и понятном языке говорят. А случись подобное на Древлянщине, разве не то же самое творилось бы и там? Вспомнить хотя бы ту же хёльгу Прекрасу, которой до сих пор и детей у древлян пугают. Эрибулл - рассудительнее, да справедливее и её, и Хаскульда, вот и всё отличие.
А что было бы, если бы и Киевщиной правил такой же вздорный стервец? Как тогда проходило бы и вот это последнее примучивание древлян, которое и привело его в Вышгород? Это же хорошо ещё, что после свирепой Прекрасы и молодому Свентислейфу там делать было уже нечего. Но судя по слухам о том, что он вытворял на юге, в Самкерце и Болгарии, затем в Вышгороде, а после - снова в Болгарии и на Белобережье - не просто так племя терпело и воздерживалось от восстания, пока не пришло известие об его гибели. Конечно, и Эрибулл отложения от Киевщины древлянам не спустил, и мало их племени не показалось, но по сравнению с Прекрасой, да и вот с этим Хаскульдом Северским - мягко ещё Эрибулл с древлянами обошёлся. Поймут это и соплеменники, когда дойдут и до них слухи вот об этих событиях у северян. Видимо, характером Эрибулл не в отца пошёл, а в мать-угорку. По сравнению с прежними хёльгами - очень неплох. И раздражали, конечно, эти вятшие в дружине, и очень не хотелось думать о том, кого из них Эрибулл посадником в Искоростень может назначить, и что тот может натворить, дорвавшись до власти, но сам нынешний киевский хёльг неплох. Хоть и молод, но не горячится и сплеча не рубит. Был бы Льот с таким же характером, да умереннее в поборах, и кто бы выступил тогда против него? От добра ведь добра не ищут.
Исходя из этих соображений, Стемид не находил пока лучших вариантов, чем служба в дружине Эрибулла. Сыт, обут, одет, переведут в гридни - вооружён и не беден, гридню уже и доля какая-никакая в добыче полагается, может и домом своим обзавестись, и семьёй, да и холопское состояние остаётся там, в отрочестве. Его дети будут такими же детьми гридня, как и у остальных, не вятшими, но уже где-то на подступах к вятшести. И при случае кто-то сможет и в вятшие пролезть. Не один сын будет у Эрибулла наверняка, и младших он наверняка хёльгами в подвластных землях посадит. Им там и свои дружины понадобятся, а в них - свои воеводы, свои вятшие. Потому, наверное, и не сажает Эрибулл никого хёльгом на Древлянщине, что для будущих сыновей земли приберегает. И хорошо бы, чтобы в отца пошёл характером тот, который достанется Древлянщине. А когда Льота племя изгоняло, то чего добиться хотело? Разве не того же самого? Из Моравии этот свой хёльг будет или из Вышгорода - разве в этом суть? Породнится с уцелевшими потомками древлянских Амалов и станет своим. Выслужиться надо к тому моменту в дружине, а ещё лучше - в Искоростень попасть, в дружину древлянского посадника. Быть в нужном месте и в нужном качестве. И сам он в выигрыше от этого будет, и семья, и племя. А разве худо будет для древлян, если вместо заносчивого и чужого руса-артана, свиона или норманна, в Искоростене появится хоть и тоже вышгородский дружинник, зато свой гот-тервинг?
Послужив в дружинных отроках, да подучившись у гридней, Стемид понял раз и навсегда, что нет и не будет больше возврата к тем старым добрым временам, о которых так любят повспоминать старики. Можно отбиться от соседнего племени с его племенным ополчением, ничем не лучшим своего, но как ты отобьёшься от дружины, не имея против неё такой же своей дружины? А дружина - это дорогое удовольствие. Её кормить нужно, одевать, обучать и вооружать. И если свой древлянин не станет воротить нос от ячменной каши, пива с медовухой и домотканой одёжки, если и обучить его найдутся и гридни свои вроде того же Стемида, то оружие хорошее - всё равно вынь ему и положь. Но франкские мечи отчего ведь так повсюду ценятся? Оттого, что ни в жизнь не выковать такого своему кузнецу. Даже и дай ему драгоценный привозной булат, он только испортит его почём зря. Пробовали не раз, учёные уже. Не "ульфберт" хвалёный, а самый дешёвый из франкских мечей и у самих франков дешевле семи коров стоить не может. Но допустим, сгодился бы однолезвийный свионский лангсакс. Так ведь и на него тоже и умение нужно, и привозной булат. Вдвое меньше, чем на двухлезвийный франкский, пусть будет четыре коровы. Или даже три, если покупать голый клинок, который в рукоять и ножны оправит свой умелец. А перевоз из Свионии? А навар купца? Будь доволен, если за цену четырёх коров ударишь с ним по рукам - две гривны за клинок вынь и положь. Может быть, осилит свой кузнец и шелом, но кольчугу ему точно не сдюжить. Франкская её цена - шесть гривен, и радуйся, если здесь за семь купишь. Дорого настоящее войско, но в бою оно того стоит.
А без своего - сила солому ломит, и чужое войско ты будешь тогда содержать, заносчивое, капризное и буйное. И дешевле своего оно уж точно не обойдётся, и не свои для него местные. Будут безобразничать, и управы на них не сыщешь. Как у северян этих недавно, когда хоть и терпели изо всех сил, но кончилась терпелка. И чего они добились? Себе же только дороже и вышло. Нет больше возврата к старым добрым временам, и так это теперь не делается. Иначе теперь надо, совсем иначе. Так ли, как ему самому думается или как-то ещё мудрёнее - не с кем обсудить. Попробуй только проболтайся кому-нибудь не тому - небо с овчинку покажется! Позже, как послужит, да осмотрится - виднее будет. Если будет на хорошем счету, да выслужит милость и доверие - могут и в "гречники" его взять, которые к ромеям торговать плавают. Кто с ромеями торгует - много чего знают и о дальних странах, и о жизни в них, и о том, как меняют её те, кому она не по вкусу. Ромеи на этом, говорят, собаку съели. А если повезёт, так мало ли, кого в Царьграде встретишь? И другие греки там бывают, которые элены, и готы из западных стран, и аланы наверняка. Может, и сведёт с кем-то судьба, да научат чему-то, да подскажут что-нибудь поумнее, до чего сам бы и ни в жизнь не додумался. А то, как знать, может, и помогут чем-то в тех его мечтах, о которых сейчас и поговорить-то не с кем.
Так бы и служил Стемид в дружине Эрибулла верно и старательно, доверие, да милость вятших, а через них и хёльга к себе выслуживая. Близилось посвящение в гридни, и для него никаких препятствий к этому не ожидалось. Хоть и не определился наставник, в лучники или копейщики его рекомендовать, Стемиду без разницы. Кем возьмут, тем он и будет служить. Чтобы в первое же плавание в "гречники" взяли - на такое он даже и не надеялся. Это выслужиться ещё надо, в милость и доверие войти. Но со временем - очень неплохо бы оно было. Дело важное, ответственное, и если хорошо себя и в нём покажешь, да не один раз, а несколько - в немалые милость и доверие у хёльга войдёшь. Да и ума в дальних странах почерпнёшь, и если в какой из земель смышлёный гридень понадобится, способный и полезный совет посаднику тамошнему подать, то из кого же ещё и выбирать такого, если не из повидавших мир "гречников"? Особенно, если знает и эту землю, и это племя, посаднику которого такой человек понадобился.
И надо же было так вляпаться, когда дело было уже на мази! Последнее учение ещё отроками, за ним - приём в гридни. Фрасил, сынок и не самого вятшего, но всё равно вятшего, всегда его раздражал. Ни рыба, ни мясо, но гонору - что твой хёльг. Вятшие уже повадились и болярами себя на болгарский лад называть, ну так и этот, выпьет лишнего, и болярство из него так и прёт. О нём так и шутили в таких случаях, что он - уже болярин. А тут как раз и учения успешно прошли, и пирушка небольшая по этому случаю была, после которой, как водится, уже втихаря нашли и обильную добавку. Все тогда хороши были, по совести говоря, не исключая и самого Стемида. Ну и Фрасил этот, как водилось за ним, до болярского состояния как раз наклюкаться успел. И сперва-то просто болярством своим со всяким встречным мерялся, к чему давно уже успели и попривыкнуть, и одно это до беды бы не довело. Но тут челядинку молодую нелёгкая мимо проносила, и глаз не оценённого окружающими болярчонка за неё зацепился. Ах, не уважают они? Ну, сейчас он им всем и на деле покажет, кто тут самый вятший из всех! Как раз и девка очень вовремя попалась - заступил ей путь, да хвать её за титьку, та затрещину ему влепила походя, и только после разглядела, кому влепила. Девка в ступоре, а Фрасил сходу и оплеух ей надавал.
Потом вспомнил, ради чего цеплялся, хвать её под задницу, да на плечо. Девка визжит, брыкается, но разве вырваться ей от гридня без пары дней? Тот только ржёт, да к палатке её несёт, да на остальных оглядывается, все ли увидели и оценили. А когда начали ему говорить, что не дело он затеял, Фрасил вообще в дурь попёр и решил прямо на виду у всех разложить челядинку, да опробовать. Расцепили их, велели девке исчезнуть с глаз, так у Фрасила изобиженного сразу же из всех щелей болярство его попёрло. И челядинка какая-то не уважить целого болярина посмела, а они - что, заодно с ней? Ну и принялся в каждого тыкать, напоминая, кто есть кто. Даже в подпитии Стемид помнил о своём зароке не цапаться с вятшими без крайней нужды, но когда до приёма в гридни считанные дни, и дело это решённое, и отрочество дружинное, считай, уже позади, не следовало спесивому болярчонку холопством его попрекать. По крайней мере - перед всеми. Настолько прямое оскорбление спускать было нельзя. А слово за слово - и в драке сцепились.
И сам хёльг Эрибулл, верша суд, рассудил так. Хайло, хаявщее его не по делу, Стемид расквасил Фрасилу по справедливости. Нос расквашенный, раз уж все свидетели клянутся, что с того же самого удара, не в счёт, а до кучи к хайлу. И рука, которой Фрасил нож выхватил, сломана ему по делу, как и сам нож. А вот за слова о том, на который свой член Фрасил собрался Стемида насадить, снова хайлом сказанные, в хайло и добавить ему кулаком следовало, и тогда он Стемида оправдал бы. А вот носком сапога по указанному члену, да со всей своей молодецкой силы - этого ни оправдать, ни простить никак нельзя. Мало того, что бесчестье вятшему нанёс, так ещё и изувечил его. Сможет ли он теперь и потомство-то иметь? За такое - вон из дружины и обратно в холопы. Без выдачи головой отцу изувеченного, но с отправкой на продажу ромеям первым же караваном. Так мечта и сбылась, что называется. Мечтал ведь к "гречникам" в караван попасть? Попал, только не гриднем в его гребцы и охрану, а живым двуногим товаром с дорогой в один конец.
На хёльга Стемид обиды не держал. Вятшие - его первая опора, а с ними если в ссоре простолюдин, то всегда хоть в чём-то, да окажется виноватым. Да и гридни, ведя его к отобранным для продажи ромеям рабам, объяснили ему по пути, что своим приговором Эрибулл спас ему жизнь. Ну, оправдал бы он его даже, а дальше что? Долго бы прожил в Вышгороде простой гридень, который изувечил сына вятшего? Отец болярчонка уж всяко нашёл бы способ извести его. Да даже и открыто убить. Заплатил бы потом виру, для него не разорительную, и дело с концом. Дворового холопа - тем более. И в любом части Руси дотянулся бы до него рано или поздно. А к ромеям - товар ценный и хорошо охраняемый, и дотянуться труднее, и спрос за него строже. До отправки надо, конечно, поберечься, но как отплывёт караван - считай, от верной гибели спасён.
Да и наказанием продажа ромеям считается достаточным. Это девка пригожая может надеяться в наложницы к толстосуму угодить, да жить у него не хуже вятшей. Или, допустим, мальчонка пригожий для любителей мальчиков, которых у ромеев тоже немало. Евнухи им ещё нужны, но таких им иудеи обычно готовых продают, а сами ромеи парней без вины не кастрируют. А крепких парней покупают обычно для тяжёлых работ. Или на рудники, или в каменоломни, или на стройки, или на судоверфи - найдётся где сильному рабу надорваться. Но это - как судьба сложится. Кто его купит, и как ему повезёт. Для без трёх дней гридня может и по его воинским умениям судьба найтись. От всех богов только отречься придётся, кроме ромейского, а в остальном - может, ещё и они позавидуют ему.
Так бы и гадал Стемид всю дорогу, какая судьба ожидает его у ромеев, если бы не нарвался их караван на запорожцев. Продавать его никому не спешат, сами не холопят, не шпыняют, кормят наравне с собой, да и работают сами наравне с ним. И не только ведь с ним одним так, а со всеми ими. Хорошо обращаются с людьми, обижаться не на что. Да и интересно ведь у них всё. То, что быт ещё толком не налажен, так он у них и у самих не налажен. Видно же по ним, что и сами ещё толком здесь не освоились. И жаль только, что не аланы, если это правда, а не выдумка специально для них. Но как знать, вдруг ещё и не хуже аланов окажутся, когда наладят всё здесь так, как сами считают правильным? Но это - только будущее покажет.
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-01.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-02.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-03.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-04.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-05.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-06.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-07.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-08.jpg)
![[]](/img/b/bezbashennyj/antnarcpr/17-09.jpg)