Посол Бегонии вручал канцлеру Сансевиерии письмо, в котором говорилось, как его величество король и весь бегонийский народ озабочены намерением сансевиерийцев восстановить популяцию традескантов. На дворе стоял июль, оба государственных мужа маялись в своих строгих костюмах, и у более плотного посла, невидимые под пиджаком, на спине и под мышками расплывались тёмные пятна пота. Длинный канцлер теребил свой хрящеватый нос - дело было старое, вопрос поднимался и обострялся время от времени, и после слов об озабоченности обычно шли намёки на неприятных свойств бомбу, готовую свалиться с неба в районе компактного проживания традескантов, где бы их колония ни притулилась.
Июль был в разгаре, и неожиданно сильная гроза трепала новую столицу Бегонии, которую отец его величества отстроил в чистом поле на радостях после полного очищения бегонийской земли от проклятых традескантов. Немногие знающие люди усматривали в разгулявшейся буре знак свыше, некую связь с неким таинственным заданием, которое выполнялось вдали, под покровом тайны.
Его величество король стоял у окна, за которым, в мутных потёках, дрожали успевшие облупиться дворцы, давно уже облепленные антеннами, рекламами и завешанные бельём: построенный по чёткому, вполне оторванному от жизни плану и кое-как обжитой город...
Мысли его снова и снова возвращались к тому самому заданию и младшему чину, которого он лично напутствовал: "Не подведи, сынок!"
Вредоносные традесканты жили на многострадальной земле Бегонии с незапамятных времён, и многие беды связывались именно с ними. Каждый раз после очередного природного или политического катаклизма этим не помнящим добра, пригретым на груди, и прочая, и прочая, влетало по самые помидоры, но ни гонения, ни поражения в правах не помогали переломить ситуацию: неприятности сыпались на Бегонию как из рога изобилия. Согласно изысканиям бегонийской науки, даже из истребления традесканты извлекли свою пользу: зловредность каждого возрастала обратно пропорционально количеству. Правда, с небольшим коэффициентом, благодаря чему Бегония всё же двигалась вперёд по пути цивилизованного развития. Пока отец его величества не решил проблему кардинально, проявив высший гуманизм по отношению к своему народу и истребив всех бегонийских традескантов. Сложнее было освободить весь остальной мир, не желающий, чтобы его спасали. В конце концов, когда оставшиеся традесканты оказались в компактной зоне проживания на территории Сансевиерии, соседки и вечной соперницы Бегонии, случилось небольшое спланированное несчастье, и гадина была добита в её логове, но...
Хитрые сансевиерийцы подстраховались и припрятали одного традесканта. На всякий случай. И периодически, в период междоусобных кризисов, обещали восстановить популяцию. Пора было положить этому конец.
Календарь с яркой картинкой говорил что-то про июль, но в бункере была всё та же средняя температура, мутно светили никогда не выключаемые лампы дневного света. Последний традескант вяло ковырял вилкой кусок еды. Где-то в мире вокруг него накалялись страсти, кипели на площадях демонстрации, обменивались нотами дипломаты, спорили учёные и политики. Где-то. Всё это не имело никакого отношения к вялому течению времени в надёжно защищённом убежище. Последний чувствовал себя мухой, висящей в киселе. Он всё ещё холодел при случайной мысли о смерти, но жажду жизни давно уже пережил. Вяло скользнув по примелькавшейся семейной фотографии, стоявшей на столе, - фотографию помнил, лица забыл, - он обернулся к беззвучно тасовавшему кадры телевизору и заметил человека. Очень редко кто-либо заходил в Контур - Последнего берегли.
Юный герой Бегонии - именно так назывались члены молодёжной организации, в которой он состоял, - пребывал в небольшом замешательстве. Комната отнюдь не утопала в роскоши богатств, украденных у честных тружеников. На столе, заляпанном едой, валялась фотография - двое молодых традескантов, их отвратительный младенец. Живое воплощение зла, жалкий старик с выпученными глазами, попытался подняться ему навстречу и что-то сказать, но память натренированного тела сработала. Выстрел в голову - этот уже жить не будет. Теперь поработать с телом, и продержаться, пока тело будет совершенно непригодно для извлечения из него хоть какой-то жизни...
Его величество король Бегонии счастливо вздохнул - тучи разошлись, засияло солнце. "Добрый знак, - подумал он. - Победа!" Но спустя всего каких-то полчаса глаз бури закрылся и стихия напала на столицу со свежими силами.
"Что мы за народ, что за плоть и кости? - вздыхал король на другой день, разглядывая прогнивший бетон и ржавую арматуру развороченных внутренностей разбитого бурей города. - Как будто мы строили это не для себя, как будто мы сами себе враги!" Страшная догадка заставила дрогнуть сердце. Он посмотрел на свои старческие руки, оплетенные толстыми синими венами. В них бежала кровь народа, кровь, в которую капля за каплей вливался веками медленный яд. Поздно, слишком поздно...