Услышав долгий пронзительный звонок, я открыл дверь и замер на пороге от удивления. Передо мной сияющая и счастливая стояла Марина. Поначалу я и слова не мог из себя выдавить. Неужели это действительно она? Нет, ущипните меня кто-нибудь - я сплю или брежу? Но, кажется, так оно и есть: передо мной Марина. Вот её светло-каштановые волосы, запоминающаяся обаятельная улыбка, несравнимый прищур глаз, от которого многие теряют голову.
- Марина,- наконец выдавил из себя я,- скажи мне, что это не ты, что это мираж. Я не хочу даже прикасаться к тебе.
- Зря,- продолжая улыбаться, кокетливо ответила Марина.- Ты можешь меня даже поцеловать и как раньше пожать руку.
Марина протянула хрупкую ладонь, которую я, как болван, лихорадочно затряс, растерявшись.
- Ну,- взяла она на себя смелость,- ты так и будешь меня держать на пороге?
- Ой, что ты, что ты, заходи. Конечно же!
Я впустил её в прихожую и сам побежал скорее сворачивать свою холостяцкую постель. Сегодня я как никогда встал позднее обычного. Вернее, Марина меня разбудила. Я извинился за беспорядок и открыл форточку, чтобы выпустить чад длинной угарной ночи: почти до самого утра мы с друзьями писали преферанс и дули пиво.
Марина прошла в гостиную, снисходительным взглядом окинула батарею скучившихся под журнальным столиком пивных бутылок и слегка улыбнулась:
- Ты все такой же, Серегин.
Я развел руками, но она уже переключилась на книжный шкаф. Прикоснулась пальцем к корешку одной из книг, провела по корешкам до последней в этом ряду книги и остановилась у статуэтки Ники Самофракийской, скромно приютившейся на полке.
- Ты убрал мою фотографию,- произнесла она.
На самом деле, когда-то её фото заслоняло Нику.
Я опустил голову:
- Начистоту?
Она посмотрела на меня. Я на неё. И не отвел взгляда.
- Мне хватает и воспоминаний.
Она вдруг оживилась, расправила плечи.
- Итак, какую программу ты мне предложишь сегодня?
Это была её старая фраза. Фраза, к которой я за два года наших встреч так привык.
- Программа обычная,- решил сымпровизировать я,- с утра завтракаем в "Парусе", потом едем в парк кататься на каруселях, затем - кино, после фильма ужин в "Трех пескарях" и вечером - прогулка по городу. Ночной трамвай, как прежде, увозит тебя домой, я растворяюсь в темноте и снова жду твоего звонка на ночь.
- Неплохо.- Она довольна. Ее высокий чистый лобик больше не бороздят морщинки задумчивости.- Только в этот раз растворяюсь в темноте я, и ты не ждешь, как обычно, моего звонка.
Я не удивился: Марина всегда была непредсказуема.
- Договорились.
Я стал собираться. Принял душ, побрился, почистил зубы. Рубашку и брюки она взялась выгладить сама: "Хоть раз за тобой поухаживаю". Я не возражал.
Через час выбрались в город.
- Удивительно, как ты еще не забыла мой адрес?- сказал я, как только мы сели в троллейбус.
- А почему я должна была его забыть?- спросила она.- Мы ведь с тобой друзья.
"И то так",- подумал я, всё еще пребывая в неведении относительно неожиданного визита Марины.
Всю дорогу до центра мы болтали о пустяках. Я отчего-то всё не решался спросить, как она сейчас живет, поинтересовался только, не вышла ли она замуж.
- Еще нет,- сказала Марина, и я этим удовлетворился.
"Парус" был нашим любимым кафе. Здесь аппетитно готовили, без задержек обслуживали, крутили негромкую лирическую музыку, которая нравилась нам обоим. Нам не приходилось облюбовывать единственный - "наш" - столик. Это выглядело бы картинно. Мы всегда садились за свободный.
Выбор блюд оставлял желать лучшего. Да и цены с прежними стали несравнимы. Но Марине я мог сделать подарок. Для старых и добрых друзей мне никогда ничего не было жалко.
Мы заказали жаркое, несколько салатов, напитки, по граммульке коньячку - как в прежние времена.
Я нашел Марину похорошевшей. Некоторая прежняя её девичья угловатость исчезла, остроты сгладились, взгляд несколько затуманился. Мы не встречались, кажется, с полгода. Или чуть меньше.
- Чуть больше,- поправила она.
Значит, минуло целых полгода, как мы расстались. Марина тогда неожиданно чего-то испугалась. Наших отношений? Наших чувств? Я не пытался доискаться сути. Я принял всё, как есть. Даже не стал спрашивать, почему; не стал кусать локти,- слишком часто я терял, слишком знакомы были мне "эти чувства". Я надеялся, что с Мариной мы останемся друзьями. Так оно и вышло. Вот она вновь передо мной. Мы, как и раньше, сидим друг против друга, болтаем о всякой всячине и вспоминаем былое. Она не спрашивает меня о моем настоящем, я - о её. Тихо играет музыка, по кафе плывет легкий шум, звенит посуда, с улицы иногда врывается мерный стук трамвая - возле кафе трамвайная линия делает крутой поворот.
После кафе мы побрели в парк. Там бездна народу. Почти у каждого аттракциона очередь. Пристроились к хвосту одной из них. Я пошел за мороженым. Слегка подтаявшее, оно капает, пока я его несу.
- Осторожнее,- как и раньше, предупредил я её.
Марина улыбнулась, взяла один вафельный стаканчик и, отстранившись, начала слизывать его белоснежный наполнитель, забавно оттопырив при этом мизинец. На ней белая блузка и черная со складками гипюровая юбка. Я дал ей свой платок. Она вытерла губы.
Вот и наш черед. Мы сели в железную люльку и неторопливо стали подниматься. "Чертово колесо" - её любимый аттракцион. "Обожаю на всё смотреть сверху",- говорила она раньше. Может, теперь её мнение изменилось, но, пока мы поднимаемся, она, как и прежде, восторженно смотрит вниз, бросая иногда на меня благодарный взгляд. Чему она радовалась, можно было только догадываться.
Я всё такой же неугомонный. Как и прежде, неудержимый. Расскажи ей сейчас, что за эти полгода меня словно подменили - она не поверит. Скажи, что я стал замкнут и угрюм - наверняка рассмеется в лицо и скажет: "Не наговаривай на себя". Но время неумолимо, и душа моя застыла в том полугодии. Почему, я и сам не могу сказать определенно. Но вот Марина позвонила в мою дверь, и всего будто и не было: бесконечных пустых осенних вечеров, стылой зимы, щемящей от одиночества весны - ничего! Вошла - и будто только вчера расстались, только вчера ненадолго простились...
С самой верхней точки вид и впрямь обворожительный. Весь парк утопал в зелени, многоэтажки на горизонте казались игрушечными, люди внизу забавными. Мы любовались видом раскинувшегося перед нами города и пестротой праздно снующих внизу крохотных фигур. Я был необыкновенно весел, говорлив, находчив в словах и выражениях. Марина тоже была в настроении: часто смеялась, игриво охала, когда наша люлька неожиданно резко вздрагивала или останавливалась, лукаво наклоняла набок голову или подтрунивала надо мной, как прежде.
Наблюдая за Мариной, я находил, что снова влюблялся в неё. Вернее, ловил себя на мысли, что любил её всегда: и когда мы встречались, и когда она ушла от меня, и когда её не было со мной. И от этого ощущения я будто возвращался назад. Нет, не было тех долгих шести месяцев, не было нашего нелепого прощания, не было моих банальных вопросов в пустоту: "Почему?", "Из-за чего?", "Как так?". Марина снова была здесь, со мною, я мог касаться её, смотреть на неё, слушать и любоваться.
В кино, как и раньше, мы сидели на одном из задних рядов. Марина нежно жалась ко мне, горячо сжимала мою руку, долго целовала. Ужинали в "Трех пескарях", танцевали.
Поздним вечером я довел её до трамвайной остановки на Шевченко. Прежнюю, на Свердлова, убрали. Всё-таки что-то изменилось.
Марина страстно, будто прощаясь навсегда, прижалась к моим губам, потом оторвалась и сказала, что очень счастлива, что увидела меня и провела со мной этот день. Я так и не осмелился спросить её, зачем приезжала. Ярко светящиеся окна трамвая скоро скрылись за поворотом в темноте. Я возвращался домой в полном недоумении. Неужели это было продолжением нашего романа, возвращением прежних чувств? Хотелось верить.
Однако, больше я её, как надеялся, не увидел.
Через пару месяцев, случайно встретив нашу общую знакомую, поинтересовался судьбой Марины.
- Как!- удивилась она.- Ты ничего не знаешь?
- Ничего,- ответил я, не менее удивленный и заинтригованный.
- Она же вышла замуж!
- Давно?- спросил, пытаясь скрыть волнение в голосе.
- В июле,- сказала подруга Марины,- кажется, пятнадцатого или шестнадцатого.
Неделей позже того самого дня, как Марина позвонила в мою дверь.