Захлопнув двери, автобус тронулся, и даже его грязный салон показался ей уютным в сравнении с диким ливнем, оставшимся снаружи и продолжавшим настойчиво стучать в окна своими крупными каплями.
"Как назло не захватила зонт", - подумала она обреченно и поправила мокрые волосы, падающие волнами ей на лицо.
Уже давно она жила одна в маленькой однокомнатной квартире недалеко от центра. Все в ее жизни было установлено, утрясено, расставлено по местам. И только одно место было совершенно свободно: он не хотел занять его. Уже пять с лишним лет они не виделись, не говорили по телефону, узнавая новости друг о друге лишь по слухам. По слухам, он начинал четвертый курс авиационного университета, она - третий педагогического. В общем оба они уже перестали верить в те летние каникулы на море, когда им обоим было по четырнадцать. Но она все же ждала чего-то. Он стал смыслом ее жизни тогда, и она по привычке ждала чего-то. Просто ждала. Чтобы ждать...
...В автобус с шумом вбежал парень и, облокотившись на захлопнувшиеся за ним двери, устремил свои знакомые лукавые глаза на нее. С его волос капали остатки ливня, которые он прихватил с собой.
Он внимательно вгляделся в черты ее лица, в ее по-прежнему наивные зеленые глаза, которые все так же пытливо смотрели на него, как и пять лет назад.
- Здравствуй, - наконец сказал он, по-доброму ухмыляясь.
- Привет!.. Господи, Сашка! А я думала, ты меня не узнаешь! - как всегда переполненная эмоциями, воскликнула она довольно громко.
Это вынудило его сесть на свободное место напротив нее, иначе она продолжала бы орать со всей своей непринужденностью на весь автобус.
Оба молчали, разглядывая повзрослевшие лица друг друга.
- Сто лет тебя не видела, - тихо сказала она, давая начало содержательному разговору. - Ты откуда здесь взялся?
Они весело болтали, рассказывая друг другу банальные новости за последние пять лет. А в окна все так же ударялся ливень, будто желая нарушить их уют.
И где-то во Вселенной на крохотной планете Земля по одной из дорог мчался грязный роковой автобус, унося с собой две судьбы, которые он связал одним общим маршрутом в этот дождливый осенний вечер...
Через пять долгих лет их беседа не была чужой, официальной, натянутой, они говорили, как и тогда, летними ночами около моря...
- Вот подъезд открытый, - воскликнула Наташка и, впорхнув из толщи ливня в темную неизвестность подъезда, стала выжимать темно-каштановые вьющиеся волосы.
Они отдышались, огляделись как ни в чем ни бывало, делая вид, что ничего никогда не было, что и сейчас ничего нет... Но повисло нелепое молчание. Она боялась надоесть своими навязчивыми расспросами, он тоже почему-то молчал. Может, просто не хотел говорить, а может, просто испытывал ее терпение.
На мгновение ее тело дернула судорога от холода, и она вдруг сказала шепотом, делая окружающую темноту еще более таинственной:
- Пусть тебе не покажется странной моя просьба: обними меня, пожалуйста. Мне так холодно...
Он ухмыльнулся самодовольно: знал, что она его до сих пор любит, что снова выдаст какой-нибудь фокус вроде "обними, мне холодно". Вынув холодные влажные руки из карманов джинсов, он бережно прижал ее к себе, как тогда летней ночью во время танца.
Как тепло, как божественно уютно было на его плече ее мокрой голове. Постепенно переходя от бережного прижатия к своей груди, он все сильнее и сильнее обнимал ее, будто боялся, что вот сейчас она уйдет, и больше никогда он не увидит ее по-детски распахнутых зеленых глаз, ее маленькой фигуры; что больше никогда не услышит до наивности глупого "обними, мне холодно"; что больше никогда не почувствует себя любимым...
Она, уткнувшись носом в его плечо, вдыхала шерстяной запах свитера, смешанный с приятным ароматом мужского одеколона. "Вот он, здесь, обнимает меня... Пусть этот дождь льет вечно!..".
Уже темнело. Лишь в маленькое окошко, расположенное высоко над дверью сочился сиреневатый свет вечера... Уже зажгли фонари, а они все стояли, боясь отцепиться друг от друга хоть на миг.
- Наташка, - тихо вздохнул он.
А она, глотая волнение, быстро заговорила в ответ:
- Мой дом через улицу... мы вроде обсохли, давай переждем дождь у меня,.. поужинаем, погреемся... Чего здесь торчать?.. - и она ожидающе взглянула прямо в его золотистые глаза, еле различимые в темноте.
Он нехотя отпустил ее, и она, смеясь, побежала к своему дому...
- Проходи, - пригласила она, включая свет в коридоре.
- Снимай свитер, он весь мокрый. Повесим его в ванной, - засуетилась Наташка по-хозяйски.
Быстро стал чувствоваться уют: в ванной на батареи, набирая тепло, висел свитер; на кухне горел яркий свет, пыхтел пузатый чайник. Кругом темно: за окнами, по всей квартире, и лишь один маленький островок света - кухня, где они вдвоем сидят друг напротив друга пять лет спустя и молчат.
Окончательно отогревшись чаем, разморенные теплом, они оба вдруг подсознательно почувствовали, что это уже не случайная встреча в каком-то грязном мокром автобусе, что это даже не дождь виноват. Дождь вовсе не причина, дождь - повод.
Пустая посуда на столе, за окном уже вовсю сверкает молния резкими вспышками, и гром вторит ей зловещим эхом.
- Пошли в комнату. Чего здесь сидеть? - сказала Наташка, неожиданно вставая. Так неловко резко она вскочила, нарушив святую тишину шумом отодвинутого стула, что Саша вдруг внутренне вздрогнул и понял, что никуда он сегодня не уйдет...
Она, неловко дотянувшись до антресоли, достала постельное белье и заявила с наигранной хозяйственностью, прямо как сорокалетняя тетка племяннику:
- Никуда я тебя в такой дождь не пущу. Вот постелю тебе на диване.
- А ты где? - без всяких эмоций спросил он, как будто был уверен, что она это скажет.
- Вот здесь, - указала она на матрац, лежащий около окна. - У меня часто какие-нибудь подружки ночуют, - она искренне надеялась, что он запротестует и не позволит ей спать на полу, но он почему-то промолчал.
...Она уже постелила обе постели, с особой бережностью - ему, одела футболку, и теперь стояла в одной футболке с полосатым полотенцем на голове после душа и смотрела в окно сквозь дождь, туда, где вдалеке виднелись маленькие огоньки города, его дорог. Она рассматривала дома напротив и бешено синее небо, усыпанное мерцающими живыми звездами...
Стих звук воды, щелкнул свет в ванной, и послышались медленные милые шаги Саши.
Он встал за ее спиной и тоже уставился в окно. Она внезапно поежилась от легкого поддувающего ветерка, а Саша приблизился к ней вплотную и обнял.
- Тебе, наверное, опять холодно.., - сказал он почти в самое ухо.
Наташка подняла к нему голову, глядя ожидающими наивными глазами, которые блестели зеленью в темноте. Полотенце сползло с головы, обнажив темные мокрые волосы...
От его жарких рук и губ ей уже не было холодно. Тот страстный огонь, что жил и копился в ее душе, рвался наружу со всей своей силой. Тело, которое ждало его ласки, то напрягалось, то в бессилии становилось неуправляемым. Как хотелось ей, чтобы эта долгожданная ночь длилась вечно, чтобы всегда перед глазами был этот потолок, чтобы тело вечно дергалось в судорогах удовольствия от его жарких нежных поцелуев, и чтобы можно было ни о чем не думать и только с ума сходить от собственной любви...
...Слышалось лишь тиканье часов, учащенное дыхание вразнобой, и по-прежнему в окно стучал слабый, уже почти моросящий дождь, будто собираясь остановиться, выполнив свою задачу...
Саша нехотя открыл глаза, щурясь от яркого солнечного света, который ломился в окно со всей своей утренней радостью. Весело тикали часы, на улице звенели трамваи, вскрикивали нервно клаксоны, гудели машины, щебетали птицы. Он потянулся и, вдруг резко вспомнив вчерашний автобус, подъезд, полотенце на ее голове, застыл в нелепом серьезном вытянутом состоянии. "Наташка!", - прошептал он испуганно сам себе с серьезной ухмылкой.
Все в комнате напоминало вчерашний дождливый вечер: на половину свисало с подоконника полосатое полотенце, высохшее за ночь; на полу в беспорядке валялись джинсы, белье, футболка; только на столе аккуратно лежал его пушистый серый свитер.
Он вдруг ярко вспомнил прошедшую ночь: маленькие худенькие ручки Наташки, которые с страстью впивались в его спину; ее влажные волосы, которые прилипали к его плечам; ее теплое тело, мирно дышащее рядом. Вспомнил, как ее усталая рука нежно обвила его шею, и так и лежала всю оставшуюся ночь.
Саша медленно встал, оделся и заглянул на кухню. Там на пустом вчерашнем столе замер лишь маленький листок бумаги, на котором лежали таблетки...
"Чего я, дура, волнуюсь? Ушел он. Конечно, ушел! Ушел, как и пять лет назад", - шептала она себе, втайне надеясь, что он все-таки сидит там, за дверью...
Она открыла дверь и, не разуваясь, обошла всю квартиру, заглянула даже в кладовку - НИКОГО.
...Мирно тикали часы, как и вчерашней ночью, когда он лежал рядом, когда она обнимала его обессиленной рукой, когда слипающимися глазами она видела его ухо, волосы, профиль, когда под ее рукой дышал теплый, живой Любимый.
Она сидела на кухне в темноте, подперев руками падающую от усталости голову, и смотрела в окно на ночное небо с живыми звездами, на окна противоположных домов, но все расплывалось перед глазами, ничего не было видно, кроме вчерашнего потолка...
Несколько раз она вздрагивала от звуков в подъезде и перестала, поняв реальность - он не придет...
...Было уже почти двенадцать. Опять какие-то звуки! Как будто кто-то открывает дверь. "Наверное, сосед возвращается с дежурства", - подумала она. Но вот все отчетливее слышалось, что это ее, ЕЕ дверь открывается, и входит кто-то... Она вздрогнула, пошатнулась, побледнела, даже подумать ничего не успела, кинулась в коридор, обомлела, увидев ЕГО с розой в руках...
- Вот, подарок тебе, чтобы не замерзла, - протянул он огромный серый влажный свитер крупной вязки. - А поздно я, потому что под дождь попал...
- Ты насовсем? - спросила она, чуть не плача, глядя на него влажными зелеными глазами с такой надеждой.
- Я вот забыл тебе вчера сказать, - продолжал он ехидным добродушно-невозмутимым тоном, - хотел сказать, что..., - он выдержал паузу, посмотрел в ее ждущие любящие глаза, будто сомневаясь, говорить или нет, и, улыбаясь, сказал, - что люблю тебя.
- Я так боюсь, что кончится дождь, и ты опять уйдешь, - прошептала она, обнимая его.