В руках у меня газета "Донские Войсковые ведомости" 1855 года, времен жестокой Крымской войны. И сразу обращает внимание статья о героях обороны Севастополя. Вспомним-ка историю и рассказы о знаменитом храбреце матросе Петре Кошка.
Вот и в этой статье рассказывается взахлеб о герое-севастопольце, но уже нашем земляке, казаке Осипе Зубове. В то время он был известен не менее чем матрос Кошка. Весь Севастополь и казачьий Дон знали донца Осипа Зубова!
В глубинах архивов обнаружил я удивительное совпадение. Оказывается, друзей матроса Кошку и казака Зубова объединял огонь войны, они сражались рядом, делили поровну патроны и ломоть хлеба, вытаскивали друг друга из опасных переделок...
Но только подвиги матроса Кошки живы в истории, а имя нашего земляка, увы, несправедливо забыто.
Давайте-ка, переворошим старые дела и озарим добрым светом памяти нашего земляка Осипа Зубова.
Собирая материалы о нем, донском герое Севастопольской обороны, я искренне стал гордиться этим простым казаком. Каких мужественных и крепких воинов рождает наша земля!
И материалы архивов выстраивались у меня в душе в какой-то доверительный разговор с хлебнувшим лиха Осипом Зубовым.
С чего бы начал я вести разговор, гутарить с ним? Пожалуй, с самого главного - участия в обороне Севастополя.
Спросил бы его, как он, уже немолодой казак, в свои 55 лет оказался на южном Черном море? Да еще на бастионах осажденной крепости?
И вот какой сложился бы ответ Осипа:
" Когда неприятель напал на Крым, и началась жестокая кампания, я прослышал, что много ополченцев - крестьян отправилось туда, в армию. Тут и у меня, родилась сильная охота ехать туда же. Думал сам себе: Господи, Боже мой! Отечество в опасности от врагов, а я сижу дома под грушами да кую себе в кузне, как будто меня и не касаемо. А я - то воинскую службу нес, поди, 25 годов!
Силенок ищо хватает. Да что ж я, окаянный, хуже ополченцев... И просто совестно стало мне".
И Зубов просит Усть - Медведицкое окружное дежурство "нарядить" его (то есть направить) на службу. Вот чинуши и отрядили казака, да только в затрапезный разъездной полк.
Тогда Осип, скрипя пером гусиным и зубами, отписывает высокому начальству.
"Прошу очень, определить меня охотником - добровольцем в Задунайскую армию. С тем, что ежели таковых охотников не будет из донцов, то командировать меня одного".
Так и случилось. Командировали его, настырного, одного.
"29 июня 1854 года,- рассказывает Зубов, - на самый святой Петров день ушел я из станицы воевать".
О дороге в свой 67-ой Донской полк Осип мог бы многое поведать. Но больше всего о преодолении трудностей в дальнем пути. Да! Не хилым, а крепким и бодрым оказался наш-то казак!
Хотя уже не звенели в кармане медяки, и пришлось продать коня, и часто шел пешком, питаясь с устатку чуть ли не милостыней, но все кончилось благополучно! Благо и сам духом не пал, и у Черного моря донской атаман Хомутов, лично деньгами снабдил. За усердие.
А в Севастополе Зубова встретил кромешный ад. Служба его началась на 3-м бастионе, под командой контр- адмирала Панфилова, лицом к лицу со смертью. Днем он с матросами отбивал ураганные атаки и штурмы врага, а ночью они сами ходили в отчайные вылазки.
"Ну и как, жарко - то было у синего моря? - спросил бы я его вновь.
Разысканные мною в литературных архивах воспоминания Зубова и составили, наверно бы, его ответ.
"Служил там, что на пороге к смерти. Страху уже не чуешь, так привыкаешь к этому жуткому треску бомб и гранат. На вылазках видел, как падали мои товарищи на Малаховом кургане. Одного просил у бога, ежели погибнуть, то рядом с ними. Бегу и шепчу молитву святую".
"А молитва - то помогала? - вопросил бы я.
"А как же,- ответил он.- Однажды ядро разорвалось, поди, рядом, разорвало двух матросов, а мне только глаза глиной запорошило. Братцы смеялись, ты Зубов, как заговоренный, страха не ведаешь и идешь через огонь да воду". Даже малейшее отступление от присяги Осип считал большим грехом пред Богом и людьми, и сам исполнял присягу до последней капли крови. А теряя в горечи великой своих друзей-солдат, произносил над ними с болью: "Царство небесное да воздаст вам Господь на небе! А нам, живым ещё, да будете вы одушевляющим примером!".
Глубоко верующий Зубов, очень уважительно относился к имени военного священника Иоаникия Савинова, храбреца из 45-го флотского экипажа. Весенней ночью отряд удальцов генерала Хрулева проник в дерзостной вылазке на передовые позиции французские. Завязался в темноте отчайный рукопашный бой. Удача начала отворачивать свое лицо от русских - и они заколебались... И тут в передних рядах возник в развевающийся рясе, с крестом на груди отец Иоаникий. Призвав не робеть и не пожалеть живота своего за Русь святую - он увлек колеблющихся за собой! В сметающей врага атаке были захвачены три вражеских бруствера.
Несмотря на полученную контузию - пуля попал в крест на груди - отец Иоаникий не покинул место схватки.
И сослуживцы с почтением смотрели орден святого Георгия 4-й степени на рясе священника Савинова, пробитой вражескими пулями.
Зубов среди порохового дыма, искореженных бастионов и развалин севастопольских, в стонущих лазаретах видел, как священники напутствуют раненых, приобщают на перевязочных пунктах тяжело больных, находятся без робости на боевых огневых линиях. Нередко и молились со священниками все вместе, дружно, особенно перед жаркими боями, и генералы, и офицеры, солдаты и матросы. Тогда много внимания уделялось духовной силе русского войска, и военный министр говорил: "Кто близко видел обнаженные головы тысяч людей перед движением на штурм, видел серьезные лица, губы, шепчущие молитвы, видел затем то спокойствие, которое овладело массою после молитвы, отдавшей их на волю Божию, тот никогда не забудет этого зрелища и поймет, какую страшную силу мы имеем в религиозности наших войск".
С храбрецом - казаком Осипом Зубовым сдружился отчайный матрос Петр Кошка из 30-го флотского экипажа. Оба они проявляли невероятную отвагу в схватках - и не о таковых ли писали в Париж смелые французские солдаты из-под Севастополя:
"Мы не из трусливых, но когда у русского в руке штык - дереву и тому советовал бы уйти с дороги".
А Зубов, сговорившись с матросом Кошкой, дерзко под бомбежкой, проникают в тылы противника, захватывают пленных, нередко офицеров, оружие и даже...пушки.
Друзья ходят в вылазки месяц за месяцем - под убийственными ядрами, пулями и картечью. Добывают ценные разведывательные сведения. Страшно представить, но считай триста дней враг, без перерыва забрасывает шквалом бомб защитников Севастополя. Город был разрушен и черен, горела земля на Малаховом кургане, горела вода и корабли. Но город-герой не сдавался, несмотря на гибель командующего обороной адмирала Нахимова. Согласитесь, как все это напоминает нам бои за обугленный на Волге Сталинград.
Отчайные Зубов и Кошка с матросами ночью 25 ноября нападают на крупную батарею англичан на Зеленой горе.
Вот что рассказал бы нам Зубов:
"Подкрались мы тихо, яко кошки, и вдруг с криком "Ура!" бросились на полусонных англичан. Уйма их на нас накинулась. Я крикнул: Ребятушки, не посрамим себя! С нами Бог! За мной! Наработались мы вволю, и кинжалами и прикладами. Шестерых взяли в плен и с ними одно орудие. Когда вернулись к себе, я был весь залитый кровью и потом. Прости меня, боже, за смертоубийство невольное. Наградили меня Георгиевским крестом. Друг Кошка его уже имел".
Потом было много вылазок, и ими руководили Осип и матрос Кошка. В документах сообщается о численности этих дерзких отрядов до 150 бойцов! Урон и паника наносились врагу немалые. За подвиги Зубов был произведен в урядники. Адмирал Корнилов, поздравляя отважного ветерана - воина, подарил ему доброго строевого коня.
А от императрицы Александры Федоровны получили Осип Зубов и Кошка в награду серебряные "кресты благословления" к своим прожженным и пробитым штыками мундирам.
"А что награды донцам от императорского дома, то это нам не в диковинку, - гуторил служивым у костерка Осип Зубов, натачивая кинжал. - Вон, урядник Петр Филин с кучкой охотников пробрался аж к Евпатории, напал лавою и взял на пики отряд нехристей-турков. С набега пригнал пленников, десятки лошадей и верблюдов, а для прокорма солдатушкам сотню голов рогатой скотины. Вот и представили урядника нашего их Императорским Высочествам Николаю и Михаилу Николаевичам, бывшим в Крыму. А уже вечером Филину на грудь повесили Георгиевский знак отличия и дали еще четыре Креста его храбрым товарищам".
И увлекшись бесстрашными поступками земляков, Осип вспоминал, как урядник 56-го полка Калачев с шестью казаками-молодцами, схватили с поста вражеского часового, подталкивая и подбрасывая его, сбежали с Сапун-горы, и благополучно воротились в лагерь. Всю ночь не мог успокоиться неприятельский стан, слышался барабанный бой и движение обеспокоенных войск. Его Императорское Величество Николай Николаевич изумленно спросил у урядника Калачева, как же им удалось снять бдительного часового под самым носом у французов? Калачев ответил: "Мы ползли под него как под дикую утку, Ваше Императорское высочество".
И довольный Осип, оглядев чутких слушателей, закончил: "За подвиг сей Калачев и казак его Гардеев получили по знаку отличия военного ордена святого Георгия, да в придачу по серебряному рублю от их Императорских высочеств на обиходы".
Прокаленный, жилистый, что донской дубок, Зубов удивлялся неустрашимости незаметных, невзрачных солдат и военных священников - и негодовал зверской жестокости турецких янычар. Когда турки взяли укрепление Св. Николая, то весь христианский гарнизон его, окромя 30 душ, был ликующе вырезан. Мученическую смерть принял иеромонах Серафим Гуглинский, в отказ на предложение изменить веру свою на мусульманскую. Ему отпилили голову, вонзили её на копьё, и, глумясь, развозили по своему турецкому полчищу.
Об этих героях Кавказской войны и Севастопольской обороны много писали, о них ходили легенды, но скромный и малоречивый Осип как-то всегда был в тени Кошки. Но это не мешало их крепкой мужской дружбе.
Осип Зубов после полученной контузии вернулся домой на Дон, затем маленько оклемался, (как бы он сказал), и вновь собрался в Севастополь. Но тут " У французов с англичанами последовало замирение с Россией", и он остался в станице.
Осип везде и у всех дотошно расспрашивал, доходя до Новочеркасска, а не слыхали ли они, где же теперь друг его Петр Кошка? Во стольких газетах да журналах важных про него прописывали; бают, даже знатный художник портрет с него рисовал. Доносились до Осипа слухи, что Кошка тоже был тяжело ранен, но, слава Богу, выдюжил. Ушел посему в долгий отпуск, да дома не имел ни кола, ни доброго двора, ни земельного надела. Перебивался герой с хлеба на квас с редькой, и, пребывая в нужде, и уповая на Господа, подался ходить с гужевыми обозами в Херсон и Одессу. Благодаря этому и не околел.
Но как радовался Зубов, узнавши, что настырный Кошка, как только набрался сил, вновь попросился на службу и был встречен на "ура!" Балтийским флотам, где притупил к желанной службе в 8-м флотском экипаже. Может поэтому Осипа все чаще и одолевали тайные думы...?
Хотя Зубова на Дону везде встречали, как родного и героя, чего-то не хватало в душе прирожденного воина. Оказалось, ему, беспокойному, не доставало одного - дыма и огня сражений, военных друзей! Как и матросу Кошке! В ветхих документах тех лет я нашел продолжение судьбы моего героя.
В списках донской атаманской канцелярии о направлении казаков-добровольцев на службу на непокорный Кавказ, обнаружил я с удивлением имя Осипа Зубова - Георгиевского Кавалера и героя обороны Севастополя. Но он уже совсем не молод?! Хотя ошибки не было.
Один из чиновников канцелярии написал потом: " Прославленный Зубов имел сухощавое лицо, с кроткими глазами. Небольшого роста, только ухватки в движении казацкие; а большой серебряный крест на шее отличал его от всех казаков, с которыми он пришел записываться. Все чиновники сбежались на него посмотреть".
Осип Зубов родился в 1800 году в станице Перекопской Усть - Медведицкого округа, и потому казался чиновникам старым. Тем паче, что имел уже взрослых сыновей, старший был женат, почитай на первой красавице в станице. А чиновники, те жаждали услышать от Зубова рассказ о его подвигах при защите Севастополя. Но Осип не стал особо распространяться об этом. Только пожалел, что ему одному из добровольцев - донцов удалось участвовать в вылазках под Севастополем. И улыбнувшись, добавил:
"Вот в молодости служил на Кавказе, в Польше, Грузии и везде был со своими донцами-односумами. Много славных дел было, Да более всего дорого мне, что в Польше вынес из горящего дома молоденькую беременную паненку, да сынишку ее малого. Вот и память о том, ожоги на руках да медаль "За спасение погибающих".
Кто-то из чиновников спросил его:
"Что ж на старости лет идешь опять на Кавказ? Или тебе не мило твое семейство-жена, дети или ты чем - то недоволен?".
Ветеран, задумавшись, ответил: " Кому из нас не мила родина. И поговорка на то: "В людях хорошо, а дома лучше".
Но кто есть истинный воин, тому у печи скоро прискучит. Нет и на моей душе отрады, без боев да рубок шашкой я дома кубыть осиротел. Вот и подал я прошение - идти добровольцем в жаркие бои на горы Кавказские. Там, среди бесноватых горцев, было бы не стыдно умереть с оружием в руках. Ну, а теперь прощевайте. Пойду домой, успокою старую, скажу: "Не плачь, не надо. Бывал я посреди тыщи смертей и, однако ж, Бог миловал. Жди! Вернусь домой, опять в курень свой, непременно. Ведь я - охотник, вечный охотник на войне, таким уж я народился". Согласитесь! История жизни нашего донца, как мужественная, протяжная казачья песня, в которой главный мотив звучит так: "Я воин, казак, я защитник Отечества и Веры!". И образ этого простого, совсем не геройского с виду рядового казака Осипа Зубова вырастает как-то сразу вровень с образами наших былинных богатырей - русичей.
И шли биться наши предки, деды и отцы, только каждый в свой век и в свой час. Одни - на защиту Малахова кургана в Севастополе, другие - на оборону Мамаева кургана в Сталинграде.
Как ушел вновь в поход, в туманный простор, мой герой - обыкновенный казак Осип Зубов, герой Севастополя и всей земли Русской! Наш донской матрос Кошка!