Аннотация: Six feet of earth above my head keeps me safe from what he says six walls of wood to keep them out their smart remarks, the screams the shouts they scream, they shout theres only one way to drown them out...
Осень уже пошла по третьему кругу...
Сырое небо петляет испуганной кошкой.
Как можно такое испытывать к другу,
И сердце при этом рвать, лбом прижимаясь к окошку?
Мой телефон дымится в ожидании чуда,
И если б ты только знал, как мне надоело ждать...
Но ты не звонишь. И я, как последний Иуда,
Себе начинаю упорно и тонко лгать.
И ветер седой с переменным успехом швыряет
Крылья моей обветшалой и грязной души.
А сердце скулит и болит... Оно-то знает,
Что ты не полюбишь, хоть сотню стихов напиши.
Я знаю, что мы с нею чем-то похожи.
Я знаю, что сердце не может не дать слабины.
Но, черт, найди себе то, что станет дороже...
Дороже всех масок и этой грызущей вины.
Будь пьяным и дерзким, как этот осенний вечер.
А, хочешь, напьемся вместе, за старину?
А если озябнешь - я душу свою на плечи
Твои наброшу... Увидишь мою страну.
Мой мир, который с тобой оживился,
Который сдыхает, когда упадешь на дно.
Давай так... Чтобы дождь нам в ладони лился -
Не будем во время грозы закрывать окно.
Я медленно подхожу к метро. В последнее время оно меня пугает. Кажется, что с каждой поездкой душу засасывает все глубже под землю. А там, еще ниже, под поездами, ее ждет веселенький гробик с разноцветными флажками и розовыми бантиками. И надпись сверху "Умерла от отвращения". Путешествие по соседней линии меня вообще угнетает. Я ищу другие маршруты, лишь бы миновало, лишь бы пропустило... Но сегодня другого маршрута нет.
Я подхожу к метро, а ноги ватные, и сердце гудит, как испорченный вентилятор. Я пустая. Меня выпили до дна. Небо воет, словно тысячи ракет запустыли ввысь, и в них что-то сломалось, и они потухли, и падают теперь вниз... А ветер дудит что-то у них в проводах, снует между шнурами. Деревья совсем одичали... Стоят, несчастные, измотанные, а их листья увядающим ковром поблекшего золота крутятся под ногами. Ветер сухой и прохладный. Он лезет ко мне под шарф и, вдыхая сладковатую дрему бергамота, дико кашляет, оплевываясь. Город помрачнел. Я считаю шаги, вглядываясь в серый плаксивый асфальт, пытаясь найти хоть что-то, что привлечет мое внимание и заставит остановиться. Лишь бы не в метро... Но асфальт остается асфальтом, хоть ты его розами забросай. Пожалуй, дождь был бы сегодня весьма к месту, но и дождем не пахнет. Все, что окружает меня, откликается в голове сравнением с бомбой замедленного действия. Кажется, пройдет пара минут - и все вокруг лопнет, разорвется, разлетиться на ошметки, осколки, кусочки, обломки, которые сначала всколыхнут удивлением это ужасное, опухшее небо, а потом тоской и разочарованием осядут на дне моего противоречия. Эх, город... Какой же ты пустой. А, может, я действительно ослепла?
Кажется, что свечка, которую я нашла и зажгла пару месяцев назад, косит неровно, колеблется из стороны в сторону, хотя ветра нет, шипит, готовясь угаснуть. И воск течет по пальцам, обжигая, раня, застывая неровными слухами, недостоверными доводами, неубедительными домыслами. Когда угаснет эта свечка - я снова провалюсь в пропасть. И снова буду вылазить из нее, долго, сдирая руки в кровь, захлебываясь ночными кошмарами и слезами. А память - мое проклятье. Она не даст мне забыть того, что стоило бы забыть, и начисто сметет все то, о чем надлежало бы помнить. Она уже пошатнула мою веру во все то, что окружает меня. Какая странная нынче осень...
Подземка встречает меня полупустыми коридорами и нежными разливами скрипки. Осторожные звуки впечатываются в воздух и, образуя пленку, заворачивают в непроницаемый пакет мое сердце. Оно бьется еле слышно, оно тоже устало терпеть все муки моей же головы. Но теперь, когда чей-то смычок сплел для меня это невидимое кружево, которое защитит меня - ненадолго, но все же - от того, чего я боюсь, я открываю дверь и вваливаюсь. Демонстрирую пропуск со своим фэйсом, а внутри что-то улюлюкает каждый раз, когда я смотрю на лестницу. Ехать всего пару остановок, а у самой такое чувство, будто кааак занесет - не очухаюсь.
Когда я жду поезда, мною овладевает внезапное облегчение. Тут его не может быть. Так что все хорошо, я в порядке. И сразу все меняется. Скрипка, защищающая меня изнутри, все еще осторожно тренькает что-то свойское, а я исподтишка разглядываю людей, вглядываюсь в черный тоннель, смело переступаю запретную белую черту.
"Девушка, не заступайте, пожалуйста, за линию" - старые динамики на стенках ворчат теткой, которая просиживает свою жизнь на стуле, наблюдая за нерадивыми вроде меня.
Я смотрю, как танцуют желтые блики на стенке - огромное желтоглазое чудовище выползает из своей норы, намереваясь заглотить всех присутствующих рядом со мной. А я, застывшая в ожидании, думаю о Нем. Сколько же я его не видела... Почти месяц? Месяц? Месяц с мелочью?
"Эй, хватит уже! - скулит душа, и я, кивая, обрываю мысль, заходя внутрь. Прислоняюсь к поручню, прикрываю глаза. - Да, лучше не..." Она не успевает договорить, потому что я, опять наплевав на все, продолжаю думать о Нем. Когда же мы в последний раз разговаривали. Два дня назад? Три? Пять?
Как же я устала... Устала бояться собственных чувств. Устала скрывать их, не показывать. "Замолчи... Замолчи же!" - сердце подвывает в тон душе, и оболочка из песен скрипки падает на пол, под ноги людей, с грохотом рассыпаясь жемчужинами и горошинами.
- ... пераход да паяздоу Аутазаводскай линии...
Я срываюсь с места и под рев всеобщего потока вываливаюсь из синего змея. Как много людей... Сердце тарабанит о грудную клетку. Страшно. Я испуганно прижимаюсь к колонне, ожидая, пока хотя бы третья часть всего этого ревуще-бегущего безумия отхлынет куда подальше. Потом осторожно, стараясь не толкнуть, не коснуться, как призрак, петляю между людьми, пытаясь найти дорожку к переходу. И только через пару минут понимаю, что иду не туда. "Дура... Опять тебя занесло" - думаю зло и ругаюсь коряво, как последний гопник. Поворачиваюсь в другую сторону и натыкаюсь на невидимую стенку.
У меня словно отключили ток. Внутри все замерло... и резко упало в ноги. Руки похолодели, и где-то там, на задворках сознания, я успела обрадоваться, что я в перчатках. Вокруг меня люди все еще ходят, все еще торопятся куда-то... А я стою, ошеломленная, и смотрю на Него. И мне бы подойти, дернуть за рукав и сказать, улыбнувшись:
- Здравствуй... Как поживаешь?
Но я стою, не имея сил шевельнуться, отвести взгляд. Он, очевидно, ждет поезда. Стоит, думая о чем-то... А может просто, уже по привычке, делая такое задорно-задумчивое выражение лица. Вижу, как осторожно касается окружающих взглядом, моментами замирая на ком-то, кто показался чем-то интересным. Потом замирает сам и продолжает стоять.
Мое оцепенение минует, и сердце взрывается, наполняя все стены подземки безудержным воем. Его имя мячиком скачет, отбиваясь от людей, колонн, лестниц, и пораждает не менее громкое и требовательное эхо. Он поворачивается слегка, опять пробегаясь взглядом, меня чудом минует и раз за разом утопает с собственных мыслях. Я срываюсь с места, разрывая по дороге сети, которыми сердце отчаянно хватается за Него, и бегу вверх по лестнице.
- Ненавижу... Ненавижу! - шепчу яростно, сжимая кулаки. Бормочу и бормочу себе под нос это слово, все еще питая надежду, что оно материализуется. и тогда я действительно возненавижу. Но, черт, не могу... Не могу ненавидеть его! Поэтому я буду ненавидеть метро...