Был конец ноября, самого скучного месяца, самого скучного времени года. Всюду текло и пахло отсыревшими куртками. Под ногами, хлюпая, плавала желеобразная слякоть. Почерневшие деревья, недавно расставшиеся с листвой, уныло гнулись к земле. С мутно-серого неба лилась какая-то гадость, которую все уже давно договорились называть дождём. Посеревший от непогоды и от времени гранит набережной наводил тоскливые мысли и воспоминания о прошедшем лете, счастье. У самого стыка тротуара и магистрали журчало несколько убогих мутных ручейков, уносящих с собой в неизвестность целый флот размокших от воды окурков и сплющенных чьей-то чужой рукой пивных крышек.
Сама же Нева ощетинилась небольшими волнами-барашками и всплесками дождевых капель. Вода (если этот насыщенный бензолом раствор можно назвать водой) двигалась беспорядочно; и было трудно угадать хоть одно направление течения - река просто слушалась ветра, который неумолимо гнал её к туманному горизонту.
Солнце уже предательски скрылось, оставив после себя лишь узкую, расплывчатую, темно-оранжевого цвета щелку, странно похожую на полузакрытый загноившийся глаз.
Время от времени со страшным свистом дул холодный северный ветер, некогда принёсший сюда ладьи шведских рыцарей и наблюдавший за их позорным бегством восвояси. Сейчас, как и тогда, он облизывал своими ледяными языками кольчугу великого князя Александра Ярославича и трепал гриву его могучего коня, правда, теперь - бронзового. Когда ветру надоедало это занятие, он начинал срывать головные уборы у маленьких, чёрных фигурок людей на той стороне Невы, пинал их невидимыми ногами, запутывался в их одежде, пробирая холодом до костей. Фигурки сердились, закутывались теплее в свои шарфы, поднимали воротники и спешили к себе домой.
Дождь ни на минуту не прекращался. Казалось, что Нева должна вспениться и выйти из берегов, как триста лет назад.
По мокрому, грязно-серому асфальту проносились, шурша шинами, мокрые автомобили. Мутные ледяные лужи холодными грязевыми фонтанами брызгали из-под колёс прямо на несчастных пешеходов.
Порывы ветра пронизывали весь город, блуждая во всех закоулках и хлопая всеми открытыми дверьми. Сточные трубы выплёскивали из себя всю воду, которую они выпивали с крыш как с огромных ржавых блюдец.
Дождь ни на минуту не прекращался. Со старых, дореволюционных домов комьями валилась промокшая штукатурка, обнажая сухие, бледно-красные кирпичи, грубо смазанные цементом.
Все эти мокрые, почерневшие дома напоминали тоскливые надгробия имперской России, печально закончившей свою великую историю и не дотянувшей до этого дождливого дня... Рядом с ними расположились сталинские угловатые постройки, которые тоже всем своим унылым видом как бы говорили - "Здесь покоится товарищ Советский Союз".
Складывалось впечатление, что весь этот странный унылый город состоял только из памятников былой, минувшей славы, её надгробий и могильных камней.
Был конец ноября, самого скучного месяца, самого скучного времени года.