Бланк Шер Станислава Игоревна : другие произведения.

Если вдруг наступит ночь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мотор, свет, камера... Девочка входит в темный подъезд, и она уже отдаленно догадывается, что в этом самом подъезде ее может поджидать маньяк или что пострашнее. И позднее все события повести вертятся вокруг этого дома, а в частности вокруг лифта. Где на утро находят труп девочки Маши, которая так боялась темного подъезда... И страшно не то, что девочка с ее маленькими радостями и идеями, еще такая теплая, живая недавно отправилась туда, откуда не возвращался никто. Страшно то, что ее подруга берется найти убийцу и оказывается втянутой в жуткую и странную историю... И все они, люди, живущие в этом старом "Сталинском" доме, поднимающиеся на этом проклятом лифте, одноклассницы погибшей Маши все они как куклы послушно играют наказанный им спектакль. И все они, какими бы свободолюбивыми они не были, дергаются на ниточках кукольника. Который может придумать любой конец этой истории. И неизвестно кто умрет первым: парень похожий на падшего ангела, заблудившаяся в темноте маленькая девочка, странная большеглазая подруга убитой Маши, которая отчаянно не верит в любовь, молодая школьная учительница-наркоманка или странная новая ученица местной школы с темным прошлым... это не важно и не важно, что с ними будет. Много важнее, что есть он: кукольник. И все они послушно дергаются на нитках...

   Если вдруг наступит ночь.
  

Бесконечно красивые ночи
Телефонный звонок как инъекция морфия

Как мне увидеть тебя среди прочих?

Земфира Рамазанова

  
   Интро.
  
   Темная терпкая холодная ночь раскинула свои бархатистые черные крылья, над городом, окутав его сумраком, и сделав страшным и загадочным. Темная терпкая холодная ночь выпустила на охоту полчища маньяков-убийц, насильников и простых грабителей, которыми так густо был населен этот город. И она прекрасно понимала, что сейчас может стать жертвой одного из сотен тысяч таящихся в ночной темноте...
   Но боялась она совсем не их. Те, кого боялась маленькая хрупкая девочка, шедшая темной улицей домой были много страшнее. Они не были простыми людьми, жившими в городе и в дневное время, лица их были тусклыми и бледными с желтовато-серым оттенком, а под глазами ютились синяки. Ссохшаяся обвисшая кожа... Девочка нервно морщилась, и пожимала плечами. Если бы рядом с ней был хоть кто-то, кто мог понять и пожалеть и сказать ей, что это пустые страхи, и они всего лишь ее выдумка, может быть, было бы проще.
   "Каждому по его вере..."
   И некого было рядом, кому бы она могла рассказать об своих страхах, об этих ночных обитателях города, которые такие злые, ненавидящие всех и поджидают жертв так же, как это и делают обычные маньяки. Только они были страшнее. И некого было рядом, кто бы сказал, что все это чушь, чушь, чушь, - глупая выдумка и что ей надо больше гулять, и сильнее любить жизнь, и верить во все хорошее.
   А она любила, всем своим маленьким птичьим семнадцатилетним сердцем. Она была обычной маленькой провинциальной девочкой: немного кашля из-за сырости царившей в ее большой квартире доставшейся ей от сестры вышедшей замуж, и уехавшей за границу, немного цветов, которые она так безумно любила... Особенно алые и белые розы, всегда она на праздники покупала себе небольшие букеты, пожалуй, совсем небольшие, потому что деньги у нее не водились никогда. А еще она любила мягкие игрушки, в частности, плюшевых медведей - у нее их была целая коллекция, от самого маленького, старинного, бабушкиного, до огромного "европейского" нежно-фиолетового цвета, с пушистой лохматой шерстью, привезенного сестрой из-за границы. Она была самой обычной девочкой, влюблялась, ленилась, щебетала по телефону с подругами, гуляла в местном загаженном парке, панически боялась лифтов, мечтала завести котенка... Но однажды появились они. И мир начал медленно рушится. Жизнь потеряла цвет, - стала черно-белой, небо над городом затянулось серыми скучными тучами, подруги стали общаться между собой, а не с ней, учеба пошла с трудом, все начало валится из рук...
   Что произошло? - спрашивала себя она. Почему фантазии вытесняют реальность? Кто они эти люди с серой кожей, почему они мучают ее, являются во снах, идут поздней ночью следом. Ведь она знала их всех до единого - по именам, по лицам. Знала их привычки, особенности - больше, даже догадывалась, где они живут. И ведь она часто видела их днем, видела эти лица, эти глаза... но боялась подать им вид, показать им, что знает их. И по этому она проходила, мимо стараясь делать такое лицо, будтобы видит впервые, сжимая сердце до крови, страхом.
   И сейчас, идя под качающимися от осеннего ветра фонарями, она услышала шаги сзади. И все это время, она категорически запрещала себе оборачиваться. Потому что знала, что если обернется, даст им сигнал к нападению. И тогда они... Девочка зажмурилась, даже боясь представить себе это, и только ускорила шаг.
   Фонари уныло покачивались на черных длинных и нескладных столбах, освещая слабым неясным светом улицу. Ветер гонял по ней обрывки газет и бумаг, которые только навеивали на душу девочки тоску и... страх. И этого страха в ее маленькой душе стало так много, что он перестал умещаться в рамки разумного и...
   Шелестели листья старых деревьев. Ночную зловещую тишину пронзил цокот каблучков ее сапог. Она бежала, задыхаясь от страха и подступившего к горлу кашля, прижимая к груди свою сумочку.
   Также безумно она влетела в подъезд и только там отдышалась.
   - Здрасте, - бросила она храпевшему вахтеру, но не из вежливости, а по инерции, по привычке. Потому что его спокойный пьяноватый голос всегда рушил ее фантазии, возвращая ее в реальность. Но он крепко спал и из его небольшой комнатки-будки доносился громкий горластый храп и запах дешевого спиртного. Одиноко горела лампочка у него над столом.
   Девочка вздохнула облегченно. Все это пустые страхи... И они же не пошли за ней в подъезд. Тогда она, по прежнему тяжело дыша, после долгого бега пошла к лифту, и, облокотившись на стену, нажала на кнопку, дожидаясь приезда лифта. Не скрипнул не один трос в шахте, лифт приехал быстро, проще, он и не уезжал он был здесь, ждал ее... Чтобы отвезти на ее этаж, в унылую тишину ее квартиры.
   Девочка потянула на себя тяжеленную дверь, предохранявшую шахту и, открыв дверь лифта, вошла внутрь. Теперь все...
   Она почувствовала на своей спине чье-то тяжелое дыхание. Обернулась.
   - Ах, это ты, - вздохнула она облегченно, увидев перед собой знакомое лицо, - знаешь, мне уже мерещится...
   - Бывает.
   Она сама нажала на выковоренную бомжами и беспризорниками кнопку. Скрипнули тросы в шахте, и они медленно поехали вверх.
   - А что ты так поздно? - неуверенно осведомилась она, но не стала ждать ответа. Ее разум пронзила страшная догадка, она отчаянно надавила на кнопку второго этажа, но лифт остановился где-то между третьим и четвертым. Она не вздрогнула, и мигнул свет, а когда снова стало светло, она встретилась с этими глазами. На сером лице. Как она не догадалась раньше...?!
   - Поиграем?
   Она стояла перед ней такая хрупкая и... ведь она была даже меньше ее ростом, но... И единственное что запомнила девочка, последнее в ее жизни, это был пронзительный крик, разнесшийся по подъезду. Разорвавший тишину на тысячи осколков, но такой бесполезный. Девочке уже никто не мог помочь, да и было бестолково. Ее изуродованное тело, обильно заливая пол лифта кровью, сползало по стене, вниз... вниз... вниз...
   Теперь действительно все...
  
   Глава 1.
  
   Чами проснулась от собственного крика. Села на кровати, и рассеянно стала размазывать пот по лицу. Ей уже не первую ночь снились странные непонятные сны, и эта их непонятность была хуже, чем любой кошмар. В этих снах она все время гналась за кем-то, убегала сама, падала в пропасть или в погружалась в темную мутную воду. Как и сейчас. Тогда она неслышно встала босиком на холодный пол, и через линолеум ощутила весь холод... Вздрогнула, ведь это странное ощущение страха, одиночества и холода случалось с ней в первые. Но ничего сейчас все встанет на свои места - она позвонит Машке, извинится за свою грубость относительно ее, и расскажет обо всем этом. Милая веселая Машка посоветует ей посетить психолога. И они будут долго смеяться...
   Чами прошлась круг, по комнате пытаясь найти в царившем там хаосе тапочки. Чего только не было в комнате: книги, учебники, одежда, наваленная прямо поверх их, Машкин мишка, которого Чами взялась склеить, потому что у него выпал один глаз, а клея у подруги не было... Потом валялись пустые пачки от сигарет, зажигалки, пивные бутылки...
   Это все было словно напоминанием о прошедших годах. Которые прошли так славно, и за которые Чам успела вполне разочароваться в обоих полах. Женственные мужчины, мужеподобные девицы, озабоченные "ковбои", безнадежные романтики, - все это она решила оставить в прошлом. И дожить последний год до окончания школы и до совершеннолетия по человечески, как это делали обычные школьницы, не гнавшиеся за любовными победами, такие типа Маши.
   Она мотнула головой, прогоняя тяжелые мысли, и отправилась искать в бардаке комнаты одежду. На школу можно было уже забить - она безнадежно проспала два урока. И слушать выговор от бледной дистрофичной Елены Ивановны ей совсем не хотелось. Но она понимала, что с блатной развратной жизнью надо покончить, и попытаться кончить школу... Чтобы кончить ПТУ на какого-нибудь слесаря-электрика, и потом не мучаться. И Чами отчаянно с новыми силами стала одеваться. Ей даже захотелось побыть эдакой хорошей девочкой, и вместо подранных джинсов она нацепила длинную клетчатую бабушкину юбку и безжалостно изъеденный молью свитер. После долгой борьбы ей наконец-то удалось уложить непослушные волосы, и нацепить поверх них ободок, чтобы хоть немного удержать их в прилизанном состоянии.
   Потом она наскоро перекусила чашкой чая с сигаретой, и засунув в рот мятную жвачку, во избежание запаха табака, напялила свое поношенное старое черное пальто и солнцезащитные очки, которые она носила независимо от погоды вышла в подъезд. На ее скромный и неуверенный вызов лифт, не приехал, мало ли что там опять, единственный мастер, следящий за ним, и то всегда пьян. И Чами тяжело вздохнув, пошла пешком с шестого-то этажа.
   Где-то на третьем ее смутили странные красные разводы на полу, аналогичные крови, и она только перешагнула их. Потому что она пытается исправится. Ничего больше криминального. На первом тоже были разводы но... Больше ничего. Обычный день, и вахтер опять пьяный в задницу, и будет спать до часа дня. В школе Чами встретили колкими усмешками:
   - Вы только посмотрите! - насмешливо заметила главный враг Чами и Маши Оля, слывшая в классе самой красивой девочкой, - солдат Джейн сменила имидж!
   - Зато Оля Озерцева по-прежнему осталась шлюхой, - колко огрызнулась Чами, проходя на свое место. Она уже жалела, что пришла... могла и дома посидеть, Маши то все равно не было... И даже беспечной маленькой Элоны.
   "Вокруг одни враги".
   Стоило только Чами усесться на свое место и, сделав умный вид, уткнутся в учебник литературы, как чьи-то белые пальцы прямо перед ней застучали по столу. Чами подняла глаза.
   - Татьяна? - над ней стояла Елена Ивановна, руки ее как всегда слегка тряслись, по этому ее острые ноготки постукивали по обшарпанной поверхности парты, - почему ты не была на первых двух уроках?
   - Я проспала, - буркнула Чами, продолжая следить за ее руками... Интересно, а почему они всегда такие? Будтобы Елене Ивановне холодно...
   - Может тебе подарить будильник на день рождения? - на бледном лице Елены Ивановны скользнуло подобие на улыбку.
   - Не надо. К тому времени, когда будет мой день рождения, я уже покину это злачное заведение, - пробормотала Чами, поднимая глаза на лицо учительницы, бледное как у трупа, с впалыми глазами и яркими синяками обрамленное густой темной челкой. Заметив, что Чами ее разглядывает Елена, Ивановна поправила очки на носу, и поспешила удалиться.
   От звука звонка Чами вздрогнула, - она никогда не любила этот звук и была рада, что уже скоро она не услышит его больше никогда, впрочем, все может быть. Ведь ее успехи в школе совсем не внушали надежд, и перспектива остаться на второй год присутствовала. При мысли о втором годе в одиннадцатом классе Чами тихонько застонала, представляя себе, как будет сидеть в школе до самой старости...
   - Дети! - неожиданно начала Елена Ивановна, отчаянно стараясь привлечь внимание учеников. Прошло уже столько лет, а она по-прежнему называла их детьми... Как будтобы забыла, что еще год, и они все станут выпускниками, порхнут на волю.
   - Это касается вашей одноклассницы Маши Филипповой, - глубокий вздох, "дети" наконец-то замолчали, - она больше не придет в школу, - еще один вздох, - потому что она умерла...
   Чами подняла на учительницу удивленные глаза - это не было шуткой, по бледной щеке Елены Ивановны сползали крупные как бусы прозрачные слезы, она вытерла их рукавом, одним движением размазав их по лицу, вместе с потекшей тушью.
   - Она умерла... Ее убили в подъезде родного дома! Убили... - пробормотала она, лихорадочно растирая слезы по лицу, - Господи, что я говорю... Гос-по-ди... - при этих словах она выбежала из класса в коридор, громко хлопнув дверью.
   - Совсем ошалела психичка, - бросил кто-то из учеников ей в след.
   А Чами было уже не важно, - она поняла одно, что учительница врать не станет, да и незачем ей. И все это значило одно, - что веселой жизнерадостной Машки больше нет, и не будет. И она не будет больше улыбаться, рассказывать свои банальные, но смешные истории, не будет, прикусив нижнюю губу писать контрольные... Не будет всего этого. Потому что Маши больше нет и самое страшное что... ее убили. Но кому это нужно было? Зачем...
   Видимо у Чами сейчас был такой конкретно осоловевший вид, что еще одна Машина подруга, жившая в том же доме, что и они, Алиса подсела к ней.
   - Тань, с тобой все в порядке? - спросила она, дотронувшись до плеча Чами.
   - Все отлично, - ответила Чами, стараясь придать голосу отчужденность и привычное равнодушие.
   - Но Маша же была твоей подругой... Лучшей?!! - Алиса удивленно вылупила свои светло голубые глаза. Она была такой красивой девушкой, что все восхищались ее красотой. И училась она на отлично. Она была полной противоположностью Чами: добрая, дружелюбная, старательная... И все равно ей Маша всегда предпочитала угрюмую и мрачную Чам.
   - Катись к черту, - бросила ей Чами, - у меня нет друзей... Тем более лучших.
   Алиса томно вздохнула и поспешила уйти, оставив Чами в гордом одиночестве.
   Уроки пролетели как-то незаметно, - Чами отчаянно старалась сосредоточиться, но не цифры и уравнения на алгебре, не формулы и элементы таблицы на химии, не давались ей. Она просто рассеянно смотрела на написанное в учебниках и переписывала в тетрадь то, что писали на доске другие ученики. И при этом у нее в голове было только три слова:
   Маши больше нет.
   Потом Чами натянула на себя куртку, и вышла на улицу, близоруко щурясь на серое небо. Какое-то время она еще постояла у школы, слушая гул и ропот учеников, - шум машин с улицы и щебетание птиц. Все звуки слились в ушах в один сильный и глухой гул.
   И только сейчас Чами осознала всю тягость своего положения. В мире не осталось больше не одного близкого человека - мать бросила ее, когда она была еще совсем ребенком, бабушка умерла, любимый папочка загремел в тюрьму, на десять-пятнадцать лет и Чами сильно сомневалась что ему "скостят" за хорошее поведение, потому что именно от него ей достался поистине скверный характер, а теперь не стало еще и лучшей единственной подруги Маши... Единственного существа, которому она могла довериться, с кем могла, поделится, кого можно было жалеть... У кого можно было просить помощи. Но ведь теперь не было и ее... И Чами была совсем одна. Во всем мире, и она сильно сомневалась, что продержится эти десять-пятнадцать лет до того момента как выпустят отца...
   - Таня! - это снова была Алиса, в своей светлой курточке и белой беретке, она была особенно хорошенькой, только вот большие светлые глаза были наполнены отчаянием и жалостью, - подожди...
   - Что тебе? - бросила злобно Чами.
   Алиса догнала ее и пошла рядом.
   - Мы же в одном доме живем, - начала она, - а я боюсь одна идти...
   - Ага, конечно кирпич на голову, - фыркнула Чами.
   - Нет, что ты... - Алиса замотала головой, - просто после смерти Маши я все время думаю о смерти... И о том, что ее убийца ведь не найден...
   - Да все мы умрем, - оптимистично заявила Чами, но, увидев испуг в глазах одноклассницы, добавила, - рано или поздно...
   - И ты совсем не боишься смерти? - спросила Алиса.
   - "Только мертвый не боится смерти" - процитировала мрачно Чами, - все ее бояться. Только мне ее бояться бестолково, - потому что смерть это избавление...
   - От чего?
   - Не задавай глупых вопросов, - рявкнула Чами, - а то придется бояться меня. Пошла со мной, значит молчи.
   Дальше Алиса послушно шла молча, уставившись себе под ноги. Чами отчасти стало ее даже жаль, она то ведь ни в чем не виновата, да и какое имеет она право так обращаться с людьми... Хотя она то имеет. После того как ее бросила мать, после того как ее отца посадили в тюрьму за убийство в состоянии аффекта, того, как скорая приехала слишком поздно, и бабушке было уже не помочь, и после... того как эти самые люди так жестоко и нелепо лишили жизни ее единственную подругу.
   Чтобы отвлечься, она отчаянно замотала головой, и огляделась по сторонам. Они проходили шумный перекресток, где было много машин, находились магазины и спуск в метро. Около него стояла женщина, и когда они проходили мимо нее, она громко закричала, бросаясь к ним и тянув к ним руки:
   - Помогите!!!
   Чами уже было сделала шаг к ней, чтобы узнать, что у нее случилось, ведь женщина была прилично одета.
   - Не надо, - шепнула ей Алиса, - эта женщина сумасшедшая... Она тут давно все просит помочь...
   Чами кивнула, и они пошли дальше, хотя она долго не могла оторвать взгляда от этой женщины. А женщина в свою очередь смотрела на нее. Алиса неуверенно потянула ее за руку. И Чами послушно пошла следом, потому что понимала, что ей самой сейчас нужна помощь психолога, да и не рождена она, для того чтобы помогать людям.
   Путь до дома они прошла быстро, в подъезде уже Алиса улыбнулась:
   - Спасибо.
   - За то, что не утопила тебя в пруду, - фыркнула Чами, и пошла по лестнице, Алиса жила на втором, а вот ей приходилось идти вверх. Лифт как всегда не работал, да и не хотелось ей совсем забиваться туда.
   На третьем она остановилась и позвонила в крайнюю квартиру, ту, где жила Элона. Дверь открыла ее младшая шестилетняя сестра.
   - Элону позови, - сказала Чами девочке, кажется, ее звали Динара или Мара... Что-то в этом роде - ведь папа Элоны был армянин. Девочка пропала и на пороге появилась заспанная лохматая Элона в пижаме. Ее черные глазки недоверчиво блестели.
   - Ты знаешь последние сводки? - ехидно, но в то же время мрачно спросила Чами.
   - Какие водки... - пробурчала Элона, - я сегодня не была в школе...
   - А я была. Наверное, это странно, да? - с нажимом заметила Чами.
   - Действительно странно, - в тон ей ответила Элона, - ты так редко посещаешь это заведение. Так что там было...
   - А ничего как всегда. Только ты знаешь, что Машу убили?
   - Как... - Элона вытаращила и без того большие глаза, - что ты несешь, дура, ты хотя бы знаешь, что так даже шутить нельзя!
   - А я не шучу, - огрызнулась Чами, - не веришь не надо...
   И она пошла дальше по лестнице, оставив Элону на пороге с растерянным и испуганным видом. Но это ведь не ее заботы... ее дело сообщить "приятную" новость. Потом, уже на своем этаже Чами на минуту остановилась, а потом пошла дальше на седьмой Машин этаж. Казалось бы, счастливое число должно было хранить ее... Но. Перед Машиной квартирой Чами безвольно остановилась - нажала на кнопку звонка.
   Ведь этого просто не может быть... Сейчас откроет Машка, улыбнется, скажет, что это была дурацкая шутка и все снова будет... Чами понимала, что сказать будет, цинично и банально, по этому она докончила про себя.
   Дурацкая шутка. И все будет нормально...
   Но никто не ответил, и она простояла под дверью.
   А потом пошла вниз... К себе. Последний раз, глянув на знакомую обшарпанную дверь, которую ей, наверное, больше никогда не придется открыть.
  
   Глава 2.
  
   Как только Чами узнала подробности гибели Марии Филипповой, она решила, во что бы то не стало найти убийцу. Ее убили в лифте обычным кухонным ножом. И только одно радовало Чами, что умерла бедная Маша не от страшной смертельной раны, а от остановки сердца... Наверное, маньяк ее сильно напугал. И ведь кто знал то? Ведь Маша никогда не боялась маньяков... Не думала, что может случиться такое, мечтала уехать к родителям в Калининград. Но не получилось, - раньше почила она, бедная Маша, оставив Чами в темноте одиночества. Но справедливость будет установлена. Она найдет убийцу Маши... и убьет его и тоже окажется в тюрьме, и может быть, так получится, что их с отцом выпустят в одно время, и может быть, тогда они встретятся... и... Чами зажмурилась, потому что понимала, что мечты не сбываются, да и не могла докончить это и... Что и? Что еще страшного может с ней случится!?
   И первый человек, которого она должна была опросить, узнавать, - это был вечно пьяный вахтер Димыч, обитавший в своей дурно пахнущей коморке. Сначала Чами робко постучала, но как она и ожидала, никто не ответил, - он спал, и ему было далеко пофигу на весь окружающий мир. Тогда она изо всей силы ударила кулаками по дверной обшивке. За дверью послышалось шевеление и шаги.
   - Кого там принесло? - донесся из-за двери сонный недовольный голос Димыча.
   - Не твое собачье дело, - рявкнула Чами, - открой эту сраную дверь...
   Щелкнул замок и перед ней предстал во всей красе вахтер, - сероватая грязная майка, штаны висели совсем низко, как будтобы специально демонстрируя его такие же серые трусы в классическую клеточку, на небритом раскрасневшемся лице застыло какое-то непонятное выражение... От него дурно несло спиртом и еще чем-то... Дать характеристику этому запаху Чами не могла, да и не считала нужным.
   - Ты хто? - хрипло и гнусаво спросил он, сощурившись на нее.
   Чами чертыхнулась.
   - Это не важно, - буркнула она, - сегодня ночью ты видел кого-нибудь чужого в подъезде?
   - Какой подъезд в задницу... - он почесал лысый затылок, - ночью я сплю, как и все приличные люди...
   - Спишь, значит? - злобно переспросила Чами, - а то, что этой ночью в лифте убили девушку, это тоже тебя не касается...
   - Ну, царствие ей небесное, убили и убили... - перебил он.
   - Царствие, да? - прошипела Чами, выходя из себя, - это твоя работа кретин! Следить, чтобы все в этом сраном подъезде было тип-топ. Чтоб тебя черти драли, - и при этом она, не отдавая себе отчета в своих действиях, схватила несчастного алкаша за плечи и начала трясти, и видимо либо настолько мощным было его похмелье, либо действительно Чами была сильной, вахтер перестал даже пробовать защищаться, просто попытался закрыть голову руками, что вполне не мешало Чами обрушивать на него все более сильные с каждым разом удары.
   - Царствие, да, урод? - шипела она, - ты понимаешь, что ее убили по твоей вине... по твоей... я устрою тебе сейчас царствие...
   Спасло вахтера то, что Чами по рассеянности оставила дверь не закрытой, и чьи-то сильные руки схватили ее сзади и оттащили в сторону. Вахтер скорчился на полу, не понимая даже радости своего спасения.
   - Татьяна, ты совсем осоловела? - она узнала голос отца Элоны Рамена Викторовича, - ты хоть понимаешь, что ты делаешь?
   Чами отчаянно покачала головой. А вахтер тем временем уже добрался до телефона, и набирал номер милиции.
   - Я? - переспросила Чами, после некоторой паузы, - а ведь по безрассудству и безответственности этого алкаша убили Машу... А ведь следующей спокойно может стать Элона...
   - Не смей даже говорить так, - при этом грозный Элонин отец залепил Чами пощечину по лицу, - маленькая дрянь, ты понимаешь, что нельзя так говорить...
   - Говорить нельзя, - ехидно повторила Чами, потирая ушибленную щеку, - а ведь Машу это и не спасло...
   Рамен Викторович предпочел не отвечать ей, и обратился к вахтеру:
   - Все мы понимали, что рано или поздно в ней скажутся отцовские гены... - начал он, - думаю, правильно будет отдать ее в руки милиции. Очень жаль, Татьяна, что ты идешь по стопам отца...
   - А что вам сделал мой отец? - злобно осведомилась Чами.
   Рамен Викторович смерил ее презрительным взглядом, и, отпустив, пошел своей дорогой.
   - Не подходи к Элоне, - бросил он уже с лестницы, - я не хочу, чтобы моя дочь общалась с уголовницей...
   ...А потом приехал милиционер в форме, и все было как в кино, - надел на нее наручники, и под насмешливым взглядом мгновенно протрезвевшего вахтера, повел в участок, находившийся недалеко от их дома. Чами уже бывала там, несколько лет назад в школе ее поставили на учет именно сюда, и пару раз ее еще приводили, когда она влипала в драки или что-то в этом роде. И сейчас она понимала, что с такой частотой посещения этого места ей вполне может грозить колония. Чего ей совсем не хотелось, ведь до совершеннолетия остается, какой-то год.
   Милиционер снял наручники, и невежественно втолкнул ее в камеру, "обезьянник" где уже толпились другие задержанные. Чами сидела в "обезьяннике" не первый раз, по этому ей совсем не было страшно. Она сразу поспешила занять место на узкой лавочке, у стены рядом с другими заключенными, потому что перспектива стоять, пока очередь не дойдет до нее, ее не сильно радовала. Сегодня заключенных было не много, всего пара проституток, с которыми Чами часто встречалась на улицах, стреляла у них сигареты, и пересекались в камере, трое гастербайтеров, пьяница, наркоман, Леша которого Чами тоже прекрасно знала, потому что он жил в том же доме что и она, и еще какие-то люди... Хотя обычно бывало и больше.
   - Привет, - улыбнулся ей Леша своим отчаянно беззубым ртом, - снова тут? А из-за чего на этот раз?
   - А из-за того же, - отозвалась она.
   - Ай-ай-ай-ай, - покачал он головой, - нехорошо...
   Чами предпочла промолчать, разглядывая топтавшихся в камере задержанных. Ее внимание привлек человек, сидевший в дальнем углу камеры. С самого начала он показался ей знакомым, хотя это вполне нормально при том, что она тут не первый раз... Он увлеченно что-то набирал в раскладном мобильнике, периодически отрываясь, и недоверчиво смотря на сидящих рядом гастербайтеров. Потом он оторвался снова, убрал телефон, и встретился с Чами взглядом. Она даже удивилась, какие у него ярко голубые глаза, хотя это не заняло ее на долго.
   Она снова вспомнила о том, что если ее отсюда выпустят, она вернется туда... В разрушенный маленький мир, где больше нет ни одного родного человека. И в голове родилась новая идея.
   - У тебя есть доза? - шепотом спросила она у Леши.
   - Ты что совсем? - он постучал пальцем по виску, - в участке... конечно нет.
   К решеткам подошел милиционер.
   - Комаров, - позвал он. И Лешка послушно поднялся, подмигнул Чами, и пошел на выход, оставив ее в одиночестве. Тогда на освободившееся с ней рядом место пересел тот парень, из другого конца камеры.
   - За что тут? - с интересом спросил он.
   - Проституция в малолетнем возрасте, - фыркнула она, - чего надо то?
   - Просто интересно.
   - А вот мне тоже интересно чего всем от меня надо... - пробормотала она злобно, разглядывая грязный пол под ногами.
   - Чего-то, наверное, надо, раз ты тут, - заметил ее сосед.
   К решеткам снова подошел милиционер, все в камере вздрогнули, потому что это значило, что сейчас кого-то заберет. Чами тоже напряглась, но на этот раз вышли гастербайтеры.
   - А колонии не боишься? - продолжал настаивать ее сосед.
   - А чего ее бояться, она не кусается, - буркнула Чами.
   Милиционер подошел снова.
   - Татьяна Чамилова, - позвал он.
   Чами обреченно встала, и пошла на выход. Потом она шла за милиционером, пока не оказалась в маленьком обшарпанном кабинетике. Прямо напротив нее, за столом сидела местная следовательница Вера Васильевна.
   - Эх, Чамилова - она покачала грустно головой, как только Чами села напротив нее, а милиционер ушел, - и не надоело тебе?
   - Нет, - процедила сквозь зубы Чами, - не надоело...
   - Значит разбойное нападение на гражданина Шарипова, - Вера Васильевна поправила короткие русые волосы, и уставилась в протокол, - а с какой хотя бы целью? Ограбление?
   - А на фиг мне его грабить, - взвыла Чами.
   - А зачем тогда?
   - Месть.
   - Какая такая месть? Татьяна, ты понимаешь, что ты висишь на волоске, что до колонии тебе совсем немного... Еще одна такая проделка, и тебе отправят прямиком туда. Все учителя в ужасе! Ты пьешь, куришь, совсем не учишься, утраиваешь драки... Как тебе не стыдно?
   - А вот так... И вообще разве это важно? Разве вам важнее узнавать, зачем я побила этого пьяницу, чем искать убийцу Маши, да?
   - Татьяна, послушай...
   - Не хочу ничего слушать! Если вы не ищите убийцу, то тогда найду я сама ведь вам пофигу... - вскипела она.
   - Чамилова, мы ищем убийцу, но ты своими, - какое-то время Вера Васильевна подбирала слово, но потом сказала резко и грубо, - своими выкрутасами только мешаешь следствию! Иди домой, только если что-то подобное повториться, мы уже не будем разговаривать с тобой по-хорошему...
   Ее буквально вытолкнули на морозный воздух темнеющей улицы. Она постояла немного, близоруко щурясь в темнеющий, но еще прозрачный воздух. Сумерки нежно, почти по матерински обхватили город... Сейчас выйдут на охоту маньяки, грабители и прочая нечисть... И может быть случится чудо, и она нечаянно станет жертвой одного из них. И не будет больше ничего, - ни страданий, ни боли одиночества, не мира полного врагов.
   Она вздохнула облегченно, потому что нашла для себя выход. Оборвать линию жизни, потому что жить больше незачем... Жить дальше глупо. Месть не подойдет как смысл жизни...
   Она запустила руки в карманы своего длинного плаща, и нащупала там пачку сигарет и зажигалку. В пачке сигарет почти не осталось, только одна сломанная пополам, и Чами страдальчески вздохнула. Зажгла половинку, выкинула пачку прямо на тротуар, а зажигалку убрала обратно в карман. Провела рукой по волосам, сняв с них ободок, и они сразу радостно встали дыбом, просто от ободка уже начинала болеть голова.
   "Господи, как я устала, - подумала Чами рассеянно, садясь на грязную лавку рядом с участком, - как я устала быть сильной и злой... Ну почему, Господи, я не имею права быть другой? Почему..."
   И ей ужасно хотелось расплакаться, но это тоже было нереально. Она не плакала никогда... За всю свою жизнь, потому что с самого раннего детства не имела на это права и должна была быть сильной. И злой обязательно, ведь еще с приюта она училась кусаться. И по этому слез просто не было, их заменяла бессильная тупая злоба. Которая глушила в душе все чувства... А ей так хотелось сесть в этой темноте и разрыдаться по детски, безутешно, громко... И остаться в этой темноте, навсегда на долгие годы, и возможно даже умереть в ней.
   Но и на это она не имела права... как это было не грустно. Судьба уже заранее отрезала все пути к отступлению, загнав ее в тупик.
   - Кого-то ждешь?
   Вопрос вырвал ее из лабиринта пасмурных и тяжелых, как дождевые тучи, мыслей. Отчасти она была благодарна, но...
   - Смерть свою, - буркнула она, в ответ, узнавая голос человека из камеры.
   - Ну, наверное, долго ждать придется, - саркастично заметил он, - "смерти" тут не ходят... тут участок милицейский... смерть лучше ждать около морга.
   - Вот иди и жди, если надо, - огрызнулась Чами.
   - Нет спасибо... Так может тебе показать, где тут находится морг?
   - Чего надо то? - уже выходя из себя, спросила Чами и сделала последнюю затяжку - сигарета догорела.
   - Да ничего просто интересно, что юная уголовница караулит около милицейского участка, - рассмеялся ее собеседник, - может, ты меня ждешь?
   - Ага, размечтался, - фыркнула она.
   - А почему тебя не забрали в колонию?
   - Потому что у них своих выше крыши... Может, мне тоже начать задавать дурацкие вопросы, а? Типа, почему тебя не засадили, или не отправили в психушку?
   - А тебя в детстве мама не учила, что со старшими разговаривают на "вы"?
   - А у меня не было мамы.
   Наступило недолгое молчание. При упоминании матери, Чами почувствовала укол в сердце, - ведь она просто не была нужна... И ее бросили, отказались от нее.
   - Ну конечно, - после некоторой паузы изрек ее собеседник, - кто же захочет такую дочь...
   Этого Чами уже не выдержала, она вскочила с лавки, отшвырнув окурок в сторону, и бросилась с кулаками на своего обидчика. Но ударить ей не удалось, потому что он крепко схватил ее за запястья.
   - Мои родители тебя не касаются, - прошипела она, стараясь вырваться, наконец, ей удалось высвободить одну руку, и она изо всей силы размахнулась и ударила, но промахнулась и удар, который она метила ему промеж глаз пришелся куда-то мимо. Она чертыхнулась и хотела высвободить вторую руку, но он уже крепко держал за оба запястья.
   - Возможно, - заметил он, - может тебя вернуть в участок?
   - Отпусти меня, кретин... - прорычала она, делая еще одну попытку высвободить свои руки.
   - Ну что же так грубо? Кстати ты не ответила: учили ли тебя разговаривать со старшими...
   - Какое твое собачье дело?!
   - Нет, так не пойдет. Запомни раз и навсегда, со старшими надо разговаривать на "вы", - и он плотно сжал ее руки, - может, ты хочешь покричать, позвать на помощь?
   - Нет, - она упрямо покачала головой, - никогда...
   - Что "никогда"? Звать на помощь или говорить старшим "вы"?
   - И то, и другое, - нагло заявила она.
   - Какая же ты упрямая... как баран...
   - Чего вам от меня надо? - перебила она.
   - Ну, вот так то лучше, - начал, было, он, но Чами снова перебила.
   - Ошиблась, - бросила она насмешливо, - что тебе от меня надо...
   Ей наконец-то удалось вырваться и, толкнув его изо всех сил, она побежала в сторону дома, в темноту, проклиная про себя своего недавнего обидчика.
  
   Глава 3.
  
   На это утро уже было, приготовившись идти в школу, она ощутила плохое предчувствие. Как будтобы если она туда пойдет случиться что-то нехорошее... Хотя, что еще плохого могло с ней случится?!
   Вместо того чтобы пойти в школу, она поднялась на Машин этаж, и застыла перед ее дверью, и на секунду ей показалось, что там кто-то есть... Но кто? Ведь Машина мама жила отдельно в другом районе...
   Чами неуверенно дотронулась до дверной ручки, и потянула ее на себя. Дверь послушно открылась, и она шагнула в полумрак прихожей, нутром ощущая еще чье-то присутствие в этой квартире. Но кто, кто?!
   Чами сделала пару неуверенных шагов в сторону комнаты. И остановилась, услышав шаги. Но не свои они доносились из комнаты. Она сделала, шагнула вперед по направлению к комнате и громко крикнула:
   - Кто здесь?!
   Ответа не последовало, только сзади нее хлопнула входная дверь, Чами застыла, боясь обернуться.
   "Уходи" - скорее поняла, чем услышала она Машин голос. Но уходить она не собиралась. Она только еще приблизилась к комнате, и повторила свой вопрос:
   - Кто здесь?!
   Все была, как прежде как когда она заходила в эту квартиру... Тысячи раз. Все было тоже в этой проклятой комнате - фотография на стене: Маша с родителями, книжки на полке, плюшевые игрушки на широком подоконнике, маленькая софа, столик и большое черное кресло, повернутое к ней спиной. Обычно оно стояло не так, и не здесь.
   Чами невольно поежилась, увидев кровавые следы, ведущие к креслу. Она подошла поближе, и резко повернула кресло в себе, и отпрянула ослепленная немым ужасом, - на кресле раскинув длинные ноги в черной помятой юбке, и серой испачканной кровью блузке сидела Маша... Глаза ее были широко раскрыты, и в них не было зрачков... И все ее тело, руки, ноги все было покрыто кровоподтеками... К себе она прижимала своего самого любимого медвежонка, нежно кофейного цвета, а на лице ее застыла какая то жуткая улыбка.
   Чами застыла, не в силах пошевелится не в силах сказать не слова... От вида крови и трупа подруги, она почувствовала подступивший к горлу приступ тошноты. Зажав рот рукой, она отчаянно выбежала в подъезд, и чуть ли не кубарем спустившись по ступенькам, вылетела на улицу, чуть не сбив на ходу кого-то. Она остановилась и посмотрела... узнала своего вчерашнего обидчика из "обезьянника", и невольно по привычке, пока он не успел среагировать, все-таки сделала то, о чем так долго мечтала вчера... Залепила ему промеж глаз. А потом резко отскочила в сторону, и под подозрительными взглядами сидевших на лавочке рядом с подъездом старушек, побежала вперед по улице. Он нагнал ее, остановил, рукой зажимая ушибленный нос.
   - Стой, солдат Джейн, - изрек он, преграждая ей дорогу, - ну вот опять встретились... И куда ты несешься?
   - Не твое... В морг!!!
   - Зачем? Туда живых не берут.
   - А я не хочу, мне надо увидеть труп.
   Он прыснул смехом:
   - Вот это развлечения у нынешней молодежи...
   - Хватит шутить, - прохрипела Чами злобно, - покажи туда дорогу...
   - Нет проблем.
   Они шли совсем недолго, всего пару кварталов от того места, где находился ее дом.
   - Может, хотя бы скажешь спасибо? - осведомился ее провожатый.
   - Перебьешься, - фыркнула она.
   И потянула на себя массивную железную дверь. Вошла внутрь, и стразу ей стало холодно. Женщина, дежурившая на вахте, поинтересовалась у нее слащавым высоким голоском.
   - Чего желаете, гражданочка?
   - Сюда привозили труп Маши Филипповой? - спросила вместо ответа Чами.
   - Сейчас посмотрю, гражданочка... - и вахтерша пухлая и румяная уткнулась в список, - да привозили...
   - А можно мне ее увидеть?
   - Не-а...
   - Пожалуйста, - взмолилась Чами, получилось фальшиво, но для вахтерши хватило и этого.
   Она встала, и скрылась за дверью, потом вернулась оттуда уже со старичком, от которого сильно несло портвейном. На нем была одета фирменная униформа местного отделения.
   - Пойдем, - он велел Чами следовать за ним. Они прошли по длинному коридору, и оказались в комнате с морозильными камерами, на столе под лампой лежало завернутое в черный пакет тело. Старик потянул молнию на пакете, высвобождая на волю труп девочки... Такой знакомой и одновременно ставшей такой непривычной. Машино застывшее лицо, испещренное глубокими порезами, закрытые навечно глаза...
Чами смотрела как зачарованная, на мертвое тело подруги. И только одна мысль была в голове - Маша мертва, действительно мертва, это не шутка...
   "Моя тяжелая жизнь, довела меня до галлюцинаций" - подумала она отчаянно. Ведь она же так четко, так явно видела труп Маши... там в ее квартире. Или что это было? Может быть знак, что именно она, Чами, должна найти ее убийцу и заплатить по счетам?
   Наверное, у Чами был такой вид, что топтавшийся рядом старичок, заботливо осведомился у нее:
   - Деточка, с тобой все в порядке? Может, не стоило тебе на труп смотреть.
   - Я вам не деточка, - буркнула Чами, - типа спасибо...
   И вышла на улицу. Осенний морозный терпкий воздух сразу же привел ее в чувства, хотя перед глазами все равно все плыло. К ней снова вернулось ощущение глупости, и банальности происходящего - ведь еще вчера Машка веселая, живая, теплая, рассказывала по телефону какую-то чушь, а сейчас лежала холодная как камень на столе, в морге... Господи, как несправедлива жизнь... Почему убили именно ее, эту жизнерадостную девочку? А не ее... Ведь ей это так нужно! Потому что смерть это освобождение...
   И видимо она так задумалась, что сказала это в слух.
   - Ты так считаешь? - сразу же услышала она сзади себя предательский знакомый голос.
   Она решила не отвечать, потому что и так ей было совсем плохо... А разговаривать с кем-то опять думать, пытаться быть мягче не хамить незнакомым людям... И она, пакапошившись в кармане широкого плаща, выудила оттуда плеер и наушники, - ведь отец, будучи в тюрьме откуда-то брал деньги и присылал ей. А музыка была единственным спасением, - хотя она и была такой же мрачной, как настроения Чам, она помогала ей забыться, уйти...
   Она щелкнула маленькую стертую кнопку дешевого плеера, когда он был совсем новый, кнопка отливала серебром, но со временем оно все осталось на ее холодных пальцах. В наушниках, которые она вставила в уши, сразу заиграла музыка, и запел знакомый голос Земфиры.
   "Здравствуй, мама... плохие новости... герой погибнет в начале повести..."
   Чами чертыхнулась и переключила, потому что слово "мама" вызывало у нее целую бурю эмоций, и отнюдь не положительных. Слушать про промокшие спички, которые убили надежду, ей тоже совсем не хотелось, но... все-таки это было лучше. И она пошла прямо по аллее по направлению к своему дому, игнорируя голос ее знакомого из "обезьянника", который еще слышался ей за шумом музыки и словами...
   "Я искала тебя... годами долгими... искала тебя... в день, когда нашла С УМА СОШЛА..."
   Она гордо подняла голову и, чувствуя прилив сил, засунула руки в карманы и, качая головой в такт музыке, ускорила шаг.
   "Ночами темными..."
   - А тебе не кажется, что это не вежливо затыкать уши "бананами", когда с тобой разговаривают? - он преградил ей дорогу, заглушив проигрыш - голос у него был сильный, хотя прокуренный, но с какой-то приятной хрипотцой.
   - Катись к черту, - откликнулась Чами, и грубо оттолкнула его в сторону, и пошла дальше. Он поддался и послушно отскочил в сторону, и она почувствовала, что он назойливо воспринимает это как игру.
   Она остановилась, "запаузила" плеер и, вынув один наушник, посмотрела внимательно и злобно ему в глаза. Глаза у него были ярко голубые такого возвышенного небесного цвета, - он слегка сощурился на нее, ожидая, что она скажет.
   - Если ты маньяк и собираешься меня трахнуть, - начала она холодно, но сделала паузу, - то я живу тут не далеко... только если после этого ты от меня не отвяжешься, я выцарапаю тебе глаза и отрежу...
   - Какая ты добрая девочка, - расхохотался он, и быстро, и даже довольно ласково, приложил палец, к ее губам не дав договорить, - ну что же если ты так хочешь, пойдем к тебе...
   Чами злобно замычала не находя слов, - таких пределов уже достигла ее ярость, и вообще вздрогнула потому что рассчитывала совсем не на такой ответ. Почти физически она почувствовала, как покраснели кончики ушей, с ней всегда так было, когда она сильно злилась.
   - Только не забывай, маньяк, - процедила она, сквозь зубы, немного справившись со слепившей ее злобой, - что мой папаша уголовник, и... - она демонстративно провела пальцем по шее.
   - От этого только интереснее... - хмыкнул он, продолжая улыбаться какой то немного рассеянной, но насмешливой улыбкой.
   - А теперь молчи и иди за мной, - приказала Чами холодно.
   - Ну, спасибо, - ухмыльнулся он.
   Она снова вставила в уши наушники, и включила музыку, хотя та не действовала на нее успокаивающе, а скорее совсем наоборот. В сердце томилось, какое то странное и неприятное предчувствие, - тащить к себе домой совершенно незнакомого мужика с явно маньяческими наклонностями, отдаваться ему с холодным лицом и терпеть все извращения которые ему придут в голову. Она чувствовала себя обычной проституткой, которая спит даже не за деньги, а за... то чтобы от нее наконец-то отстали.
   "И далеко ты ушла от своей мамочки, - подумала она рассерженно, - ведь я сейчас иду по ее стопам... нет бы, позвать милицию сказать, что он маньяк... чертов характер..."
   - У тебя хотя бы СПИДа нет? - спросила она рассеянно, - хотя можешь не отвечать мне все равно... все мы умрем рано или поздно...
   - Как оптимистично, - заметил "маньяк".
   - А как же еще? - сурово переспросила она, - если жизнь такая...
   - Какая?
   Она остановилась снова, посмотрела ему в глаза. И, не вынимая наушников, громко, четко проговаривая каждую букву, как диктор на радио произнесла, смерив его уничтожающим взглядом:
   - СТРАШНАЯ.
   Он только хмыкнул, и они снова пошли. А вот и родной подъезд. Чами почувствовала, как внутри все падает, летит в глухую и темную пропасть. Она отчаянно старалась настроить себя, на привычное отчужденное равнодушие но...
   "Держись, Чам, - сказала она себе ободряюще, - сейчас ты сделаешь холодное лицо, послушно раздвинешь ноги и... все будет тип-топ..."
   В наушниках по-прежнему пела непоколебимая Земфира.
   "Замороженными пальцами в отсутствии горячей воды... заторможенными мыслями в отсутствии конечно тебя..."
   Она медленно нажала кнопки на домофоне, словно оттягивая момент, чувствуя за своей спиной, его частое и неровное дыхание.
   "Ну что хочешь меня, тварь?" - думала она злобно.
   - Пошли, - она кивнула ему, приказывая идти за ней в подъезд. Потом, она нажала на кнопку лифта, но ответа не последовало. Тогда, она пошла по лестнице, и при звуке его шагов следом у нее сжималось сердце.
   Она все ждала, что он как все приличные маньяки, прижмет ее к стене, и грубо и бесцеремонно начнет срывать одежду, обжигая кожу дыханием, но он почему-то как-то уныло плелся следом, будтобы шел не насиловать встречную девушку, а на казнь...
   Она рылась в безнадежно, дырявых карманах, в поисках ключей, и рылась так старательно, что они вывалились на лестницу. Они почти одновременно наклонились, чтобы их поднять и встретились глазами, так безумно близко. Он слегка улыбнулся. От этой улыбки Чами стало не по себе, - точно маньяк...
   - Ты что улыбаешься? - спросила она, рассерженно, лихорадочно хватая ключи.
   - А я тебя сейчас насиловать буду, - пообещал он, с такой же дурацкой улыбкой.
   - А я знаю, - злобно ответила Чами, скаля зубы и поднимаясь.
   - Ну и славненько, - он рассмеялся.
   Чами вставила ключи в замок, и стала лихорадочно вертеть ими в замке, прикидывая, что ключи это маньяк, а дверь это она.
   "Ну, да - я похожа на дверь, - согласилась мысленно с собой она, - такая же упертая..."
   Потом ей наконец-то удалось справиться с дрожащими руками, и открыть дверь, не уронив ключи на лестницу. Она скользнула в темноту прихожей, он вошел следом. Она закрыла дверь, и застыла у двери, наблюдая за ним, что он будет делать. Чувствуя у своей спины опору, дверь, ей было как-то спокойнее, хотя она мелко дрожала.
   Он сначала деловито огляделся, пощелкал включателем и конспектировал:
   - А электричество у тебя ... не работает.
   - Чего ты ждешь? - злобно осведомилась Чами, - а свет не работает, потому что лампа перегорела...
   - Может вставить новую? - предложил он.
   - Кого? Куда вставить... - изумилась она, - чего тебе еще надо извращенец... ты и так уже у меня дома, и можешь делать со мной все что захочешь...
   - Ну, если для тебя не существует такого понятия "добрые намерения" то ты не сможешь вникнуть в, то, что я говорю о лампе... - перебил он, - так все что захочу, значит?
   - Ага, - неуверенно кивнула она и зажмурилась, слушая музыку в наушниках, немного помогавшую ей придти в себя. Он сделал шаг к ней и, оказавшись совсем рядом с ней, аккуратно снял с нее наушники.
   - Это тебе не понадобиться, - заявил он.
   Чами приготовилась к самому худшему и еще плотнее вжалась в дверь, не от страха, - от отвращения.
   - По моему ты совсем ненормальная, раз так спокойно готова отдаться совершенно незнакомому человеку, - произнес он неожиданно, - маленькая дура...
   Чами открыла глаза, и сразу же в ней сработал инстинкт самосохранения, то есть инстинкт "шипов".
   - И какого хрена ты тащился сюда старый черт?! - спросила она, злобно сощурив глаза, - со своими намеками... Какого хрена ты шляешься за мной? Чего тебе надо? Ты не понимаешь что мне и без тебя "весело" жить на этом свете... ну почему тебе не сделать этого? Или не убить меня, а? Знал бы ты придурок, как я хочу умереть...
   Вместо ответа она получила удар в лицо, причем довольно сильный. Потирая ушибленную щеку, она только продолжала смотреть на него сузившимися от злобы глазами.
   - Во-первых, - сказал он, совсем тихо и цепко ухватив ее за волосы и потащив к себе, - говори со старшими на "вы"... во-вторых, ты действительно больная... жила бы и радовалась...
   - Пусти волосы, урод, - зашипела она, - конечно, чему тут радоваться? У меня никого нет на этом свете и кругом одни враги...
   - Совсем никого? - она почувствовала, как он слегка ослабил хватку.
   - Совсем-совсем...
   - Бедная девочка...
   Воспользовавшись моментом, когда он отпустил волосы, и его руки безвольно опустились ей на голову, она грубо стряхнула их и, оттолкнув его, потянула дверь.
   - Катись к черту, со своей жалостью, - заявила она, и пока он не успел чего-нибудь сказать, вытолкнула его в подъезд и захлопнула дверь.
  
   Глава 4.
  
   Чами все-таки заставила себя встать, по утру, как это было не сложно.
   За окном как обычно шел дождь, но она и не рассчитывала на ничего более. Потому что серое небо было очень часто в их городе, и почти не было солнца...
   Она чувствовала внутри себя полное опустошение - все эти ужасающие события, произошедшие с ней, полностью, по кускам вырвали у нее душу - началось все со смерти бабушки. Как она, тогда сжимая зубы от страха, что та умрет, набирала номер скорой, а потом когда они увезли бабушку и сказали что постараются, но вряд ли у них что-то получится, как она разбивала бокалы об стену... эти старинные, а потом резала волосы коротко-коротко... А на следующее утро приехал отец, - такой молодой красивый совсем из другой среды, и сказал ей.
   "Татьяна, мне нужно поговорить с тобой, как со взрослой" Она только кивала и слушала. А говорил он о том, что бабушка скоропостижно скончалась по дороге в больницу, о том, что его обвиняют в том, чего он не делал, хотя Чами очень сомневалась, что он этого не делал, о том, что оставит ей все, что у него есть: квартиру, деньги и еще что-то, о чем она забыла...
   Она мрачно закурила, лежа на скомканных серых простынях, и смотря на такой же серый потолок, словно простыни, были подобранны специально, под цвет... Она лежала так, еще ощущая на себе сладкую негу сна, и в то же время, уже чувствуя скорую новую стычку со страшным миром. А в этом мире было столько всего и... и это все было просто ничтожно, по сравнению со случившемся с ней.
   Она не умела любить, не умела даже увлекаться... Она ненавидела весь мир и людей в нем за то, что они все, и мир, и люди, так обошлись с ней, такой маленькой глупой Таней... Которая потом с каждым годом становилась все злее, злее и злее...
   И все кончилось этим.
   "Вокруг одни враги".
   И для нее, теперь, в мире все вещи были заменены более правильными и точными, - что такое забота и жалость она не знала, дружбу заменяла холодным равнодушием, любовь - сексом, влюбленность - слепой денежной зависимостью, ненависть... А вот ее не нужно было заменять, ее было достаточно, даже чрезмерно.
   Но сейчас Чами нашла в своей душе, что-то новое, и неизвестное, чего там раньше никогда не было. При мысли о вчерашнем неудачливом "маньяке" по телу пробегала волна тепла, и что-то непривычное имело место рядом с привычной злобой. Она не понимала, что это все значит, но ей было просто приятно вспоминать светло голубые глаза, растрепанные темные волосы и эту безумную, но такую насмешливую улыбку. Она сначала еще пыталась дать характеристику этому всему, но потом в голову пришло только одно слово, и она, вскочив с кровати и схватив первый попавшийся предмет, а это оказалась ее любимая пепельница, - со всего маху кинула ее об стену, сама, осев при этом на пол, и тупо повторяя:
   - Дура... какая же я дура...
   Осколки пепельницы рассыпались по полу, а Чами бессильно встала.
   - Вокруг одни враги, - повторила она, вечный свой девиз, и немного придя в себя, стала искать одежду. После недолгих поисков вытащила из-под кровати свою майку, и, обойдя пол квартиры, в бестолковых поисках, нашла на столе, на кухне джинсы. Одевшись, она снова закурила и, докурив последнюю сигарету в пачке, закинула в сумку пару книг и плеер. Засунула в рот мятную жвачку, чтобы не пахло табаком, и вылетела в подъезд. Как она не торопилась в школу, она все равно опоздала.
   Злобные ученики в классе, которых она так ненавидела, сразу начали противно хихикать и перешептываться. Она знала, что про нее говорят гадости, и даже Алиса что-то тихо сказала своей соседке. Чами стояла в дверях, окидывая их всех презрительно злобными взглядами, а Елена Ивановна как всегда бледная и странная шагнула к ней.
   - Чамилова, ну, сколько можно? - произнесла она устало.
   - Много, - буркнула Чами.
   - Я не хочу больше с тобой разбираться, - Елена Ивановна вздохнула, - Татьяна я хотела по-хорошему, но теперь будет по-плохому. Иди к завучу...
   В принципе для Чам не было разницы, что тихие уличающие замечания Елены Ивановны, что ор завуча Натальи Егоровны - ей было все равно. Завуч полная женщина с высокой прической, и вульгарно накрашенными губами, уже с порога начала.
   - Чамилова опять ты? Опаздываешь на уроки, совсем не занимаешься, хулиганишь, хамишь учителям, пьешь, куришь, ругаешься как извозчик, устраиваешь драки...
   - А обязательно перечислять весь список? - перебила Чами.
   - Пошла вон! - взревела завуч, - можешь больше в школу и не являться! Я постараюсь, чтобы тебя отправили в колонию! Там тебе самое место!
   - А вам на помойке, - пробурчала Чами, - я так рада больше не посещать это поганое место...
   - Пошла вон! Дрянь такая! - повторила грозная учительница, и Чами покорно вздохнув но, ухмыляясь про себя, побрела в противоположную от школы сторону. Достала из сумки плеер, но там кончились батарейки. Она устало чертыхнулась, потому что денег ни на новые батарейки, ни на сигареты не было... И взять их было не откуда. Разве что действительно пойти по стопам матери, в публичный дом? Зарабатывать деньги самым древним способом...
   Чами прикинула себя в роли проститутки, и устало вздохнула, - нет, это тоже нереально - маленькая грудь, короткая нелепая стрижка, мальчишечья тонкая худая фигурка с торчащими от недоедания костями, лицо тоже совсем не женственное. Кому такая нужна, ведь внешне с первого взгляда не отличишь мальчик она или девушка. На это она только усмехнулась, - а ведь маньяки то отличают. И им по фигу, какая... Хотя ведь маньяки денег не платят, они вообще не спрашивают.
   И единственный выход, который только могла придумать Чами - это покончить с собой. Хотя вряд ли это ей удастся. Ведь судьба за что-то обозлилась на нее, хотя за что?
   За что...
   - Давно не виделись: здравствуй, - прямо ей на встречу по той же улице шел вчерашний "маньяк".
   - Скажи сколько раз мне надо послать тебя к черту, чтобы ты отвязался? - поинтересовалась Чами злобно.
   - Ну, если ты мне покажешь, где это находиться и как туда попасть, - рассмеялся он, - а так очень долго...
   Дальше Чами пришлось идти с ним, без направления и смысла, они просто пошли куда-то прямо, потому что отвязаться от него было невозможно, как поняла она и убегать походу тоже.
   - Вот я не пойму чего тебе от меня надо, - рассуждала Чами, - секс - нет, убить - нет, ограбить - нет... вроде особым желанием меня пытать ты тоже не горишь тогда чего?
   - А ты знаешь какие-нибудь человеческие чувства? - насмешливо осведомился он.
   - Я назвала все человеческие...- смутилась Чами, - а есть, какие то еще?
   - Ну, есть, - согласился он.
   - Они мне не знакомы, - заметила она, - слушай, дай двадцатку я хоть батарейки в плеер куплю.
   Они остановились около ларька, и он протянул ей сто рублей.
   - Сдачу оставь себе, - изрек он, - тебе вижу нужнее.
   - Гы... Значит, ты все-таки делаешь из меня проститутку. А не маловато? По-твоему я больше ста не стою, а?
   - А тебе не приходило в голову, что можно сделать что-то не за какие-то услуги, а просто...
   - Не-а, - Чами расплатилась с продавцом забрала упаковку батареек, и ссыпала сдачу в карман. Они пошли дальше, по осенней туманной аллее.
   - А как тебя хотя бы звать, а бесенок? - осведомился он.
   - Чами. Тока я не бесенок, я дрянь...
   - Да это точно, - согласился он.
   - А когда ты, наконец, от меня отвяжешься? - спросила Чами, расковыривая ноготками упаковку, и вынимая оттуда батарейки, - а ты, часом, не из психушки сбежал?
   - Нет. Если рассуждать так, то ты сбежала из колонии...
   - Я не сбежала, мне это еще предстоит, потому что меня туда скоро отправят...
   Чами почувствовала приступ ужаса, только сейчас осознав всю тягостность положения. Лучшей подруги нет в живых, а ей предстоит гнуть спину на исправительных работах, где каждый второй мент будет использовать ее как куклу... Для выполнения своих эротических фантазий. Вряд ли кому-то станет интересно, что там случилось с Таней Чамиловой... А здесь в разрушенном маленьком мирке, больше нет ничего, за что она бы стала терпеть эти муки. Маши нет в живых, и даже Элона теперь не подойдет к ней ближе, чем на километр. Жизнь... и люди, живущие по ее законам они...
   - Сволочи, - пробормотала Чами, сжимая кулачки.
   - Кто? - изумился ее спутник.
   - Первым делом старуха судьба, - начала перечислять Чами, - потом моя мамаша, которая была проституткой, и которой ребенок был совсем не нужен, потом эти врачи уроды, которые не спасли мою бабушку... это сраное правительство, которое засадило моего папу... потом этот проклятый маньяк, убивший мою подругу... учителя тоже те еще твари... все уроды... даже Бог такая тварь... все сволочи...
   Она не плакала, просто изо всей силы сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя кровавые следы. Если бы, она заплакала, ей бы возможно стало лучше, но сейчас.
   Он аккуратно обнял ее за плечи, прижимая к себе, и гладя по голове как больного расстроенного ребенка, да, она и была ребенком, только совсем забыла об этом. Столько всего плохого свалилось на хрупкие плечи. Она и не сопротивлялась, потому что ей было все равно, от того, что кто-то делал что-то странное для нее, в данном случае пытался утешить, было непривычно и непонятно. Не имело никакого значения.
   Потом она немного успокоилась, пришла в себя.
   - Отпусти меня, придурок, - прохрипела она. Он послушно отпустил, посмотрел на нее с жалостью, какой смотрят на нищего или калеку, даже не на ребенка.
   - А тебя как по настоящему зовут? - спросил он совершенно не к месту.
   - Татьяна, - буркнула она, - а нафиг тебе?
   - Значит, слушай, Таня. С тобой, правда обошлись несправедливо и... Можно, легко исправить эту ошибку. Понимаешь, Таня... хотя ты, конечно, не поймешь, иногда люди делают добрые дела. Представляешь, мне самому не верится, что они на это способны. И... Понимаешь, я хочу удочерить тебя... С того момента как тебя засунули в "обезьянник", я говорил со следователем, она сказала, что тебе грозит колония... Но все еще можно исправить...
   Чами смотрела на него, как на сумасшедшего, не зная как к этому отнестись в ее голове привыкшей к жестокости и несправедливости человечества, не могло просто уложиться, как совсем незнакомый человек, может совершенно бесплатно взять к себе другого человека, не требуя с него ничего взамен.
   - А какого я должна тебе верить? - осведомилась она.
   - А мне нужно, по-твоему, врать?
   - А у меня уже есть один отец, - заметила нагло Чами, - и мне его достаточно...
   - Который если я не ошибаюсь, сидит в тюрьме? - он лукаво сощурился, - нет, это не прокатит. Судя по твоей жизни, тебе нужна консультация врача, твердая родительская рука и... немного веры в жизнь...
   - А где ее взять? - фыркнула Чами, - она на дороге не валяется. А как тебя хотя бы звать? А ты маньяк, педофил или просто псих?
   - Если тебе это интересно, то меня зовут Рэйн...
   - Ты не ответил на второй мой вопрос, - грубо перебила она.
   - Мне не обязательно отвечать на вопросы взбесившейся малолетки... - ответил он довольно жестко.
   - А я и не обязывалась разговаривать со всеми придурками нашего города, - и с этими словами она резко повернулась, увы, это были не каблуки, а обычные порванные кроссовки, и они печально шваркнули по мокрому асфальту. Она пошла в сторону школы, хоть не понимала зачем. Просто шла, лишь бы уйти от него, потому что в душе появилось новое предательское и незнакомое чувство. Какое-то странное влечение, желание снова оказаться рядом с ним смотреть в голубые яркие глаза ... Но она остановила себя, не давая развиться в душе этому бреду.
   Она остановилась около школьного крыльца, и уныло посмотрела на окна, в которых сейчас должен был находиться ее класс. Хотя он совсем не был ее - сборище придурков, называвших себя "белыми негерами" и ходящих в спущенных до колен штанах, гламурные кукол, с килограммами косметики на лице... а также маленькая глупая Элона, не понимающая ничего сама, и слепо слушающаяся родителей и старших товарищей. И красивая Алиса, любимица учителей и судьбы... Которая хотя и жила одна здесь, в этом городе, все равно могла ездить к родителям в Кисловодск, могла радоваться жизни, любить, и это сборище придурков не относилось к ней не так злобно, презрительно и насмешливо, как относились к Чами. Посмеивались над ней, говорили всякие гадости... А разве она хотела быть злой, и отвечать им грубостью на грубость? Ведь она приучалась к этому с детства - сначала в приюте, потом в школе, и вообще... А теперь слишком было сложно перевоспитаться, да и зачем? Разве что-то изменилось, ведь все стало только еще хуже.
   Она глянулась на свое отражение в луже на асфальте. То, что она там увидела, ее не обрадовало, - взлохмаченные светлые перышки короткой стрижки, густая светлая челка, такая же запутанная и лохматая, острые скулы, тонкие изогнутые брови, делавшие ее лицо еще острее, а черты еще резче. Красноватые от недосыпания зеленые глаза, под которыми простирались большие синяки. Она чем-то напоминала себе зомби. Или труп... Хотя может, действительно, она была уже мертва? Родилась, и сразу умерла? Ну, как же тогда освободиться, если смерть... это не выход? Она злобно наступила кроссовком в лужу, разбив свое отражение, и промочив подошву. Она чертыхнулась, - ноге в тесном кроссовке стало мокро и противно. Она поежилась, и снова чертыхнулась, потому что другой обуви у нее не было. И денег на новую тоже... Жизнь преподносила все новые приятные сюрпризы, хотя по сравнению со смертью Маши это было совсем незначительно... Хотя она же сама виновата, зачем надо было топтать эту чертову лужу?
   - Таня? - прямо перед ней стояла новенькая девочка, которая пришла к ним в класс, и сразу же заболела, по этому Чами совсем не успела с ней пообщаться, - если я не ошибаюсь... прости, у меня плохая память я плохо запоминаю имена. А почему ты не была в школе?
   - Не твое собачье дело, - огрызнулась Чами.
   - Нет, ну серьезно, - девочка не смутилась, смотрела на нее, так же неотрывно и с интересом, у нее были большие темные глаза сероватые по бокам, прямые черные волосы, и роскошные ресницы как две черные бабочки, хлопавшие, когда она моргала, но всю эту красоту портил уродливый шрам у нее на щеке, - просто... - она понизила голос, - мне совсем не нравятся они...
   - Кто? - осведомилась Чами, прикидывая, как долго к ней будут цепляться все кому не лень.
   - Одноклассники, - также тихо сообщила новенькая.
   - А я нравлюсь?
   - Ну, ты такая... интересная. Они все как куклы ...
   Чами вздрогнула, что-то было тут знакомое. Она посмотрела на девочку с интересом, припоминая, как ее зовут. Кажется Катя... нет имя такое... Кристина.
   - Может, найдешь ко мне, выпьешь чаю? - предложила Кристина, и на ее губах заиграла странная непонятная, какая-то жуткая улыбка.
  
   Глава 5.
  
   Кристина жила в соседнем доме от того, в котором жили Чами, Алиса, Элона и когда-то Маша... Точно такой же "сталинский" дом, с таким же подъездом, и таким же темным неуютным лифтом. Чами вошла к Кристине в квартиру без опаски, хотя пожалела об этом.
   В прихожей было темно и жутко - на полу простирались газеты, а под потолком вились мухи. Кристина закрыла за ней дверь, и пошла на кухню, предложив ей подождать в прихожей. Чами пошла по коридору, устланному газетами в комнату, и сразу же почувствовала этот запах.
   Пахло трупами, и она сразу это поняла, потому что этот же запах, она чувствовала в квартире Маши. Поморщив нос, она огляделась, - дешевая меблировка привычный набор для такой квартиры - диван, два кресла, стол, пара стульев и книжный шкаф. Шторы были задернуты, и по этому в комнате царил жуткий полумрак. Обои были какие-то грязные и противного серо-желтого цвета. На стене висела фотография, Чами приблизилась, чтобы посмотреть.
   Там были изображены мужчина и женщина, с закрытыми глазами. Они были довольно молодыми, хотя что-то странное было в их лицах.
   - Это мои родители, - раздался из-за спины голос Кристины. Она стояла в дверях с подносом в руках.
   Чами попристальнее пригляделась, и ее настигла страшная догадка - люди на фотографии были мертвы - на пленку были сняты трупы. Она поежилась, что-то совсем ей это не нравилось.
   - Они мертвы? - переспросила Чами, чтобы проверить свою ужасающую догадку.
   - Ага, - отозвалась как-то довольно радостно, для такого разговора Кристина, ставя поднос на стол, и садясь в кресло, изящно закинув ногу на ногу, - отец спятил и застрелил мать. А потом осознал, что наделал и пустил пулю себе... Красивая фотография, правда?
   - Да... - пробормотала Чами, поймав за собой ощущение, будтобы люди на фотографии сейчас откроют глаза и посмотрят на нее. Чтобы избавится от этого ощущения, Чами села в кресло напротив Кристины, и взяла себе кружку. Сделала глоток. Чай был каким-то противным, и слишком сладким.
   - Они в жизни все время ссорились а... когда умерли вот в этой квартире, они лежали такие красивые, я помню, на маме было белое платье, и на нем алые пятна крови... красота. Знаешь, мне нравится фотографировать, я жалею, что не сняла, как они лежали... - мечтательно говорила она, - а еще я слышала... тут в этой квартире до моих родителей жила девушка... и ее убили, а труп засунули в стену, чтобы никто не стал искать. Ты чувствуешь запах гниющей плоти?
   - Да, - кивнула Чами, удивляясь той покорности и уважению, с которым она невольно говорила с Кристиной. Ей не нравилось все это: не эта жуткая квартира, не странная шестнадцатилетняя маньячка, любящая фотографировать трупы... Ни ее проклятая квартира, где действительно пахло трупом...
   - Подожди, - Кристина отставила чашку с чаем на стол и подошла к обшарпанным обоям, приложила ухо к стене.
   - Слышишь? Плачет... - начала она, водя пальцами по стене.
   - Кто? - изумилась Чами, и перед тем как сделать еще один глоток заглянула в чашку, - там плавала противная жирная муха, и Чам почувствовала приступ тошноты.
   - Дее-е-евушка, - потянула Кристина, - которую убили тут... Она часто плачет. Мне соседка рассказывала, что это было, когда дом тока построили и... эта девушка ее привезли в эту квартиру неизвестно откуда и неизвестно зачем и держали здесь. А потом пытали, изнасиловали, убили, разрезали на куски и засунули в стену... Ты веришь?
   - А какого черта в это верить? - наконец-то справившись со странным управлявшим ее мыслями голосом, изрекла Чами, привычным тоном, - обычная страшная сказочка... Такие рассказывают старухи, сидя на лавочках...
   - Нет! Нет! Нет! - перебила Кристина, замотав головой, и при этом волосы стали бить ее по щекам, - это правда? Ты же чувствуешь запах...
   - Да с чего мне в это верить? Может это у тебя носки воняют... - начала было Чами, но Кристина оказалась перед ней, и резко скакнув ей на колени, а она была гораздо меньше, заглянула в глаза.
   - А в вашем доме, - произнесла она, проводя пальчиком по щеке Чами, - убили девушку... ее в лифт столкнули в шахту. И с тех пор она убивает всех кто входит в лифт, веришь?
   - Нет...
   Пальцы Кристины сначала обхватили лицо Чами, а потом скользнули вниз по шее, к вороту рубашки. Слегка отодвинули его, обжигая кожу холодными пальцами. Потом скользнули еще вниз и остановились на ремне.
   - Так не пойдет, - разозлилась Чами, хватая ее руки и сильно сжимая, отводя в сторону, - если ты думаешь что я лесбиянка ты круто ошибаешься...
   - Я не думаю, - Кристина отскочила от нее, и снова села в кресло напротив, - я знаю...
   - Ага, и откуда?
   - Ну, ты какая то странная, холодная... Этот как его Рэйн он такой... не знаю, я бы его разорвала на части, лишь бы другим не достался. А тебе будтобы все равно... - произнесла она насмешливо, допивая свой чай.
   - А откуда ты знаешь?
   - Я много знаю.
   - Откуда?
   - А мне незачем говорить...
   - Говори, сволочь, - Чами вскочила, резко толкнув стол на Кристину, та пискнула и поперхнулась чаем, - что за хрень с этими трупами? Откуда ты его знаешь...
   - Я у него лечусь, - ответила Кристина, облизывая губы, и убирая чашку, - только тише, не люблю, чтобы тут громко говорили, или кричали. Они тоже не любят....
   - В смысле лечишься? - переспросила недоуменно Чами.
   - Он же психолог... Хотя у самого психика не к черту, - объяснила Кристина, - ради Бога, Таня, не поднимай голос! В этой квартире нельзя говорить громко!
   Чами удивленно присвистнула, если верить девчонке то маньяк, так долго гонявшийся за ней, был врачом психиатром. При мысли об этом она с трудом сдержала смех. Ограничилась улыбкой.
   Словно заметив это, Кристина произнесла:
   - И еще смеяться нельзя!
   - А что будет? - злобно осведомилась Чами.
   - Я не знаю, мне доверили, на меня положились. Мне сказали я сильная, я справлюсь... - Кристина закивала как сумасшедшая, жестикулируя при этом руками.
   - А по какой специальности он?
   - Раньше по всем, а сейчас там что-то случилось и его перевели в нашу местную поликлинику, - объяснила Кристина, - вот слышишь, плачет?
   - Не слышу, - буркнула Чами, - зато какая вонь...
   - Не обижай ее. С ней плохо обошлись, она не виновата.
   - И как ты живешь с этой вонью?
   - Не надо...
   Чами резко встала, ей надоело находиться здесь, и надоела Кристина. Потому что за несколько минут общения Чами убедилась в том, что она сумасшедшая, и не один врач ей уже не поможет.
   - Уже уходишь? - Чами встретилась с тоскливым и растерянным взглядом темных Кристининых глаз. Сразу что-то ей не понравилось в этих глазах, - то, что она не заметила раньше, - у нее создалось такое впечатление, что они не настоящие, стеклянные... Нет не линзы, именно стеклянные эти проклятые глаза, - они блестели как-то странно и белки были даже без жилок, идеально чистого и яркого цвета, а радужки настолько темные, что по цвету, они слились со зрачками. Это придавало ее глазам сходство с персонажем мультфильма, они были стеклянные или как будто нарисованные на лице.
   Чами одернула себя: это все нервы, - они шалят последнее время. Как тут останешься спокойным, если убивают лучшую подругу, тебе грозят колонией, а одноклассница хвастается фотографией трупов своих родителей... Чами поежилась, вспомнив, как ей казалось, что люди на фото вот-вот откроют глаза.
   - Ухожу, - сказала она спокойно и холодно, поняв еще одну страшную вещь, - она не могла хамить в этой окаянной квартире, словно кто-то контролировал все ее слова, мысли и поступки.
   - Я же говорю, - словно читая ее мысли, произнесла Кристина, смотря на фотографию на стене, - это не простое место... А мне его доверили... Знаешь, как я хочу уйти... "Пожалуйста, помоги мне, Чами... Я устала от них... Они сделали меня своей рабой..." - губы Кристины оставались неподвижными, голос Чами услышала у себя в голове. Она чертыхнулась, замотала головой, прогоняя наваждение. Вышла в коридор, и зажимая нос чтобы не чувствовать запаха трупа, ставшего здесь особенно сильным, по газеткам вышла в прихожую.
   - Дерни ручку вниз, дверь откроется, - напутствовала Кристина из комнаты. Но помимо ее голоса послышался еще чей-то, незнакомый, чужой.
   - Какое ты имеешь право просить о помощи?
   - Большое...
   - Не смей разговаривать так... Ты в нашей власти... Будь сильной, Кристина. Мы знаем о твоей силе...
   - Я не хочу...
   - Придется.
   Чами рванула в комнату, отчаянно сминая газеты по дороге. Никого не было, Кристина сидела с прежним скучающим выражением лица, уставившись на фотографию. Потом перевела взгляд на Чами, он выражал удивление и смущение.
   - Мне показалось, что я что-то забыла, - соврала Чами.
   Кристина понимающе кивнула, и протянула ей ключи. Чами изумилась, потому что они тока, что лежали у нее в кармане... Перед кем они разыгрывали этот спектакль? Чами понимала, что в комнате точно тока, что кто-то был, Кристина понимала, что Чами ничего не забывала, а пришла утолить свое любопытство.
   Она дрожащей рукой забрала ключи, и положила их обратно. Уныло побрела в коридор, зная что...
   - Она еще вернется? - спросил женский голос из комнаты.
   - Да.
   Ответил мужской. Но снова идти туда Чами не решилась, и просто дернув ручку, вниз вышла в подъезд. Сразу запах трупов и затхлости царивший у Кристины в квартире сменился... У Чами создалось впечатление, что она попала не в подъезд, а в общественный туалет. Она невольно поморщилась, проматерилась, обрадовавшись тому, что к ней вернулась свобода мысли и слова, пошла вниз по лестнице. В темноте подъезда дорогу ей преградила мужская фигура.
   - Здравствуй детка! - писклявым гнусавым голосом приветствовал ее неведомый маньяк, - куда торопишься?
   - В гроб, - буркнула Чами, - придурок, я тебе не детка...
   - Ой, как грубо, - загоготал он, - ну не торопись.
   И сделал шаг к ней. Чами не растерялась, она не была разборчивой в людях, и тем более не несла ответственности за свои поступки.
   - Отвали урод, - гаркнула она, и изо всех сил толкнула его. Он не стоял на ногах, и кубарем, ругаясь и вереща, покатился вниз по лестнице. Чами пошла по очистившейся лестнице, рядом с ним остановилась, наклонилась, прощупала слабо бьющийся пульс, и на прощание пнула его носом кроссовка в лицо, и пошла дальше. Дело с ней иметь было вредно для здоровья.
   Но Чами все равно поспешила удалиться, не боясь маньяка а, боясь, что снова отволокут в обезьянник, и тогда данный ей "последний шанс" будет исчерпан и... И ее отправят в исправительную колонию для несовершеннолетних бандитов. Как раз до совершеннолетия... Но до этого еще надо дожить. Чего ей совсем не хотелось.
   Она вышла на улицу, и зажмурилась от яркого дневного света ослепившего глаза, привыкшие к темноте. Но тут наконец-то можно было разжать нос, и набрать полные легкие воздуха. Который пахнул только бензином, и ничем больше.
   Какова была радость Чами, когда она увидела на лавочке, рядом с соседним подъездом того же дома, знакомого наркомана Лешу в компании, каких, то уже явно обкуренных дружков. Она поспешила к ним.
   - Привет, солдат-Джейн, - Леша расплылся в лукавой улыбке, хотя его светло серые глаза уже выражали какое-то радостное блуждающее выражение, что значило, что он уже "приложился".
   - Салют, брат-глюк, - фыркнула она, но решила, что не стоит растягивать, и стоит перейти сразу к делу, - сколько сейчас примерно стоит доза?
   - Пять "баксов", - ответил все с той же туманной улыбкой Леша, и видимо он выучил эту цифру наизусть, так что смог назвать ее даже при затуманенном сознании.
   - А в рублях?
   - Э-э-э, - он растерялся, видимо эту цифру заучивать не пришлось, - не знаю...
   - Сто пятьдесят, - подсказал сидевший рядом, его менее "обкуренный" товарищ, в расстегнутой рубашке.
   - А у вас есть с собой? - спросила Чами.
   - Ага, - Лешина улыбка стала шире, - а тебе зачем?
- За делом, - буркнула она, - а если я сейчас принесу вам деньги, вы мне продадите парочку-троечку доз?
   - А мы сами то как? - изумился третий Лешкин товарищ.
   - А вам уже достаточно, - усмехнулась Чами.
   - Ну... - потянул Лешка, но кто-то из приятелей толкнул его в бок, и он ответил согласно, - давай неси деньги, продадим тебе дозу...
   - А телефончик не оставишь? - улыбаясь беззубым ртом, поинтересовался Лешкин друг назвавший цену в рублях, - а?
   - Иди к черту, - брякнула Чами, и пошла по направлению к своему дому. Прошла мимо сонного вахтера, поднялась пешком на свой этаж - лифт опять не работал. И войдя в квартиру, сразу же пошла в дальнюю комнату и, выдвинув ящик комода, достала конверт. Там лежали последние оставшиеся от бабушки деньги.
   Чами пересчитала, - пятьсот рублей. Если взять три "дозы" то остается еще сдача... Можно сложить со сдачей от батареек и получить деньги, на которые она, если будет экономить, сможет прожить еще месяц. Хотя какой смысл, если она планирует покончить с собой в ближайшем времени?
   Она вынула все деньги из конверта, и положила в драный псевдо-кожанный кошелек. Конверт положила обратно в ящик и задвинула его на место. Там же в этом ящике лежал фотоальбом, где были фотографии, с которых улыбались живая бабушка, и Машка, а также фотографии отца... красотой которого Чами всегда восхищалась, и с трудом могла поверить, что он так сильно изменился после их последней встречи, перед его отправкой в тюрьму. Его остригли на лысо, да и вообще за тот короткий период, что они были вместе, она знала его совсем другим. Плечи осунулись, глаза стали какие-то усталые и безразличные, на лице появились морщины. Хотя, он был немногим старше их школьной учительницы Елены Ивановны. Но ведь как уже давно поняла Чами, жизнь не была справедлива не с отцом не с ней... А еще она знала, что когда отец узнал о том, что мать скрыла от него ребенка, и втихаря отдала его в приют, он чуть ее не убил. И когда Чами задавалась вопросом, где сейчас ее блудная мамаша она вспоминала об этом, и невольно считала отца убийцей... Да ей было все равно, кто он был гораздо важнее то, что он в отличие от матери не бросил ее, а напротив постарался дать ей то, чего у нее не было - нормального детства, и хотя не мог быть с ней, сам отдал ее на воспитание бабушке очень доброй и мягкой женщине... Которая, увы, прожила совсем не долго, с того момента, как ей поручили внучку. Чами тяжело вздохнула и встала с пола.
   Нужно было идти. Она боялась, что они уйдут, забыв про нее. А другого способа забыться у нее не было...
  
   Глава 6.
  
   - И этот голос он говорит со мной... Только, когда я в квартире. Когда я на улице не говорит, молчит...
   Он сжал висками пальцы, стараясь, сосредоточится, но это было очень сложно. Все происходившее вокруг сливалось в цветные пятна. Девочка, вжавшая в угол кушетки, тоже превратилось в пятно только черного цвета, на фоне кроваво-красной кушетки.
   Рэйн не винил в этом зрение, - оно никогда его не подводило, иначе бы его не взяли в снайперы. Дело было совсем в другом, но думать об этом он себе не позволял, особенно в рабочее время...
   - Ты считаешь, что это как-то связанно с новой квартирой? - спросил он у нее, стараясь говорить спокойно, и придти в себя.
   - Мне кажется что да... Ведь все тогда началось. Все эти голоса, шумы, запахи... И еще мама с папой... Это же...
   - Не надо, - остановил он ее, - достаточно. А какие у тебя отношения в школе?
   - Знаете, Александр Игнатьевич, - начала Кристина, - у меня такое странное впечатление... Что все мои одноклассники куклы...
   Он вздрогнул. Девочка сказала то, что мучила его так долго, мешало спокойно спать ночами и заставляло вглядываться в лица встречных людей. Что-то чувствовалось такое, и опытным взглядом психиатра, и нюхом бывшего солдата, он чувствовал что-то странное, нависшее над этим необычным местом. Пугали однотонные холодные лица встречных, удивляла необъяснимость поступков тех, кто выделялся из толпы.
   Он почувствовал новый приступ головокружения, и плотнее сжал виски, создалось такое впечатление, что пальцы продырявят кожу.
   Кристина заметила это и настороженно спросила:
   - С вами все в порядке?
   - Все нормально, - кивнул он, - продолжай... Почему ты так считаешь?
   - Считаю их куклами? А потому что это очевидно... У них резиновые души, и лица из пластмассы. Девочки все стандартные: куколки барби, они даже себя так называют! А мальчики все тоже стандартные...
   - Ну, наверное, все-таки здесь это не зависит от того, из чего они сделаны, - скорее себе, чем ей сказал он, - сейчас стиль жизни навеивает мода.
   - А почему мне не навеивает?
   - Потому что ты не такая как они...
   - По этому я и посещаю вас каждую субботу, - мрачно усмехнулась Кристина, - думаете, они тоже слышат голоса? Думаете, они тоже чувствуют? Тоже понимают? Вы ошибаетесь, Александр Игнатьевич, мода тут не при чем, и вы тоже это понимаете. Но почему вы обманываете и меня, и себя? Вы его боитесь?
   - Кого?
   - Кукольника... - ответила Кристина, и пальцы ее как-то странно задрожали, она огляделась будтобы желая, убедится, что их никто не слышит, - он управляет нами всеми... Он царит. Он - царь...
   - Странно, - заметил Рэйн, - до этого момента мне казалось, что управляет нами Бог или на худой конец судьба... Знаешь, Кристина, мне кажется, что атеистам гораздо сложнее жить на свете, чем людям верующим...
   - А вот вы верите, в Бога, а почему тогда оглядываетесь все время... - Кристина двинулась немного вперед, и наклонилась, так что ее глаза странные, нарисованные стали вообще огромными на бледном лице, - почему?
   - Кристина, об этом вопросе я буду, думаю говорить не с тобой, - хмыкнул он, - расскажи о нем.
   - Я не думала, что психологам самим нужна консультация и услуги, которые оказывают они сами, - расхохоталась она, и тут же смех сменился зловещим шепотом, - а зачем рассказывать? Ты же тоже прекрасно знаешь...
   Потом она ойкнула, буркнула "извините" и отодвинулась в угол кушетки.
   - Давай рассказывай, - сказал он ей и отошел к столу, на котором стоял стакан с водой. Он, покопавшись в кармане, извлек оттуда упаковку "Морфина". Высыпал немного белого порошка в стакан, убрал упаковку обратно, и залпом выпил горькое на вкус содержимое стакана. Лучше не стало, значит это не приступ. Значит это что-то еще.
   - А что у вас за болезнь? "Морфин" это же наркотическое средство... его только по указанию врача применяют, - изрекла она, внимательно следя за ним.
   - А зачем тебе это знать, а?
   - Просто интересно.
   - Не суй свой нос в чужие дела, - он выдавил из себя улыбку, и снова сел напротив нее.
   - Ну, вы же суете, - начала, было, Кристина.
   - Мне за это деньги платят, - перебил Рэйн, - так, по-моему, ты собиралась рассказать про кукловода...
   - Нет, - Кристина замотала головой, так сильно, что волосы стали бить ее по щекам, - нельзя. Он не любит, когда о нем рассказывают. Знаете, вот сегодня ко мне приходила одноклассница. Мы с ней сидели, пили чай... а она, она обычно грубая, но в этой квартире она говорила спокойно, и даже вежливо. Мне кажется, это они на нее так действовали... И на меня.
   Он задумался, вспомнил что-то важное, о чем никак не мог вспомнить из-за этого странного состояния, взял со стола папку, открыл на нужной странице.
   - Кристина до тебя и твоих родителей в этой квартире жила одинокая старушка, а до нее семейная пара... а до них многодетная семья, какие-то эмигранты. Тебе пора понять, что дело не в квартире, дело в тебе самой... Квартира то самая обычная, не было никакого убийства, я все архивы перерыл, с чего ты это взяла, - он сделал паузу, - тебе стоит смотреть меньше "ужастиков" на ночь, и читать поменьше детективов...
   - А мои родители? Почему это случилось сразу после переезда? - перебила Кристина, - а голоса... а шорохи, запах? Вы считаете меня сумасшедшей?!
   - Все мы в этом гребаном городе сумасшедшие, - начал было Рэйн, но приступ кашля не дал ему договорить, откашлявшись, он продолжил, - твой отец, у него давно уже было не все в порядке, а тут проблемы на работе... переезд... можно сорваться.
   - Сорваться на столько, чтобы убить свою жену? - Кристина недоверчиво сощурилась, - у вас астма?
   - С чего ты взяла?
   - Догадалась. Наверное, тяжело жить с такой болезнью? - спросила она жалостливо.
   - Жить - терпимо, воевать было действительно тяжело, хотя она тогда была еще не настолько сильной. Знаешь, Кристина, все можно пережить при желании... Врачи обещали мне умереть, - он сощурился, вспоминая дату названную врачом, у которого он был на обследовании после войны, - лет десять двадцать назад. Ну, я живу? А знаешь, что сказал один действительно умный человек? "50 % лекарств и 50 % желания жить, и ты еще подышишь..." Он был прав. Понимаешь, как это к тебе относится?
   - Как?
   - Немного веры в то, что все эти голоса только плод твоего воображения, немного помощи врачей, и ты снова будешь жить нормально.
   - А что сейчас я живу не нормально?
   - Это сложно сказать. Но тебе же не нравятся эти голоса и...
   - А может и нравятся?
   Он тяжело вздохнул, что-то в этой девчонке было отталкивающее, противное, а особенно то, что она не желала расставаться со своими иллюзиями, и дурацкими фантазиями. Она посмотрела злобно и прищурено, как на врага, будтобы ей действительно нравилось жить не в реальном мире, а в придуманном. Она резко встала, и, не сказав ничего, выбежала из кабинета. Так часто бывало, с ней говорить было сложно. Она говорила неохотно, часто отвлекалась, цеплялась к мелочам... А в истории болезни было сказано - шизофрения, возникшая на основе стресса, после потери родителей. Это была странная и жуткая история, и она просто не укладывалась в голове. Как внезапно совершенно нормальный человек, получивший новую работу и новую квартиру, внезапно убил любимую жену, и застрелился сам... Ведь Кристинин отец был стопроцентно нормальным. Не пил, не курил, не лечился в клиниках. Занимался мелким бизнесом. И тут такое.
   Через несколько минут, после ухода Кристины в кабинет вошла медсестра Даша.
   - Тяжелый случай... Ты мне объяснишь, почему эта девчонка каждый раз от тебя убегает как ошпаренная? Я вот все гадаю, пристаешь ты к ней или она ходить нормально не умеет, - произнесла она с порога.
   - Случай действительно тяжелый, - откликнулся он, игнорировав ее довольно неудачную шутку, - она все твердит, что виновата квартира... факты указывают обратное, но я невольно начинаю верить ей, потому что никак не могу понять, почему ее отец совершенно неожиданно убил свою любимую жену.
   - А может, она не была любимой? - предположила Даша, садясь на кушетку.
   - Нет, это тоже не подходит. Говорю же, непонятно, ведь ее отец был какой-то совсем правильный - не пил, не курил, не изменял жене, дослужился до начальника отдела.
   - Ты детектив или психолог? - насмешливо осведомилась Даша, - тоже мне придумал копаться в этой ерунде...
   Он устало закурил, откинувшись в кресле. Больно ныли легкие, но от табачного дыма чуть-чуть прочистились мысли.
   - Ты права, - согласился он, - мне и без этого проблем хватает.
   - А что за проблемы? - Даша тоже закурила, накручивая на палец прядь рыжих прямых волос, выбившуюся из прически, поправила очки.
   - Понимаешь, я встретил девочку, - начал он и глаза Даши при этом округлились и он догадался, что Даша ревнует, поскольку по-прежнему верит, что между ними могут развиться совсем не дружеские отношения, - и ей очень нужна помощь... Только я могу помочь ей но...
   - Что?
   - Болезнь, моя дорогая, болезнь, - он обреченно покачал головой, - вот удочерю я ее и... через пять-десять лет умру. А она?!
   - Будет жить, и воспитывать маленьких голубоглазых детишек, - мрачно усмехнулась Даша.
   - Дура, - фыркнул Рэйн, - речь идет совсем об других отношениях...
   - "Ноль секса" - тонким высоким голосом, пародируя главную героиню из фильма "мне не больно" передразнила она, - и сколько ей лет?
   - Ну, лет шестнадцать, наверное...
   Даша расхохоталась, громко и звучно.
   - Не смеши меня, - сказала она, немного успокоившись, - инстинкты быстро одержат свое...
   - Ей действительно нужна помощь, - перебил злобно Рэйн, - Даша, я понимаю твои чувства, кого не бесит мое равнодушие, но пойми ты... Я скоро умру, понимаешь?
   - Когда тебе врачи сказали, что ты умрешь ты, почему-то не верил, а когда вбил себе что-то в голову, начал твердить как заклинание, - заметила Даша.
   - Потому что было двадцать лет назад, вся жизнь была впереди.
   - А сейчас? Саш, люди живут в среднем лет семьдесят-восемьдесят, говорю тебе как медик, тебе еще до этого ползти и ползти. Так как ты ей сказал? Живи и радуйся... Получай от жизни удовольствие. Давай трахнемся, а?
   - Заманчивое предложение, - усмехнулся он, - но не в рабочее время...
   - Бла-бла-бла, - откликнулась Даша, - какой ты до отвращения правильный. Но ты же вроде не буддист и не индуист, а христианин...
   - Ты это к чему? - смутился Рэйн.
   - К тому, что в Библии нет таких строчек: "К женщине младше тебя относись, как к дочери, к ровеснице, как к сестре, а к старшей, как к матери..." Кажется, так - я уже не помню.
   Даша поморщила курносый, покрытый веснушками нос, такие же рыжие глаза, как и волосы, смотрели насмешливо, и немного злобно. Она закурила уже третью сигарету, неотрывно смотря на него.
   - А вообще ты выглядишь неважно, - заметила она, - так что думаю, этот разговор стоит отложить на завтра... Или на потом. Так что лучше ползи домой, пей свои таблетки и расслабляйся, - она встала и, подмигнув ему, пошла к двери, около нее остановилась, - но я еще приду...
   За окном, в быстро темнеющем осеннем воздухе, кружились листья, слетевшие с деревьев. Было что-то жуткое в этом их падении, - сумрак делал их похожими на летучих мышей. В кабинете было очень холодно, потому что отопление в поликлинике, где он работал, еще не включили, а здание было старым, с гнилыми перекрытиями, следствие сырость, и от этого было еще холоднее, чем на улице. Синоптики обещали похолодания, в скором времени, а также они обещали холодную дождливую осень.
   Рэйн быстро сгреб бумаги со стола в ящик, натянул на себя черное длинное пальто. Выключил свет и запер кабинет с табличкой "психиатр" на ключ, не понимая, зачем это нужно притом, что красть то там нечего, - стол, кушетка, фикус на подоконнике. Ничего ценного, антикварного или применимого в хозяйстве. Даже мебель, стоявшая там была гораздо больше дверного прохода, и вытащить ее от туда, не привлекая при этом внимания сторожа, было невозможно.
   В коридоре было уже пусто, и мигали лампы, которые вечно пьяный электрик должен был починить, но ему с похмелья это было сложно сделать. И только из приоткрытой двери Дашиного кабинета лился слабый свет лампы... Самый нормальный в этом проклятом месте человек. Потому что ей не являются призраки, она не слышит голосов и шагов, она нормально относится к окружающему миру, без отталкивающей ненависти, не твердит про кукловода, не боится смерти, и даже не вспоминает о ней. Нормальная обычная женщина, у которой проблемы не вселенского масштаба, которую волнует недовыплаченная начальством зарплата, а не смерть.
   Он тяжело вздохнул, вспомнив о ней, и о ее безответных чувствах, которых хотя может, и не было, было просто иллюзией, как будто она специально хотела это показать. Ведь ей нельзя ответить взаимностью...
   И тут он уловил себя на странной догадке, ведь ради Даши ему почему-то совсем не хотелось отказаться от вбитой в голову мысли, о его скорой кончине. Может, потому что это не казалось ей столь нужным? Но напротив же, ради странной злобной девочки обиженной жизнью он готов был прожить... еще столько же, сколько прошло с его возвращения с фронта. Только он сомневался, что сможет дать ей что-то... Ведь все что он умел за свою жизнь, - это держать в руках винтовку, и расчетливо, и спокойно снимать цель, а также с холодным лицом выслушивать исповеди людей, и отвечать им что-то возвышенно умное. И специально, чтобы избавится от этого, он пошел подрабатывать на телефон доверия, где нужно не выслушивать, а помогать... Хотя это не многим помогло, по этому он сильно сомневался, что вернет этой девочке любовь к жизни. Но желание держать ее рядом с собой, было сильнее здравого смысла.
  
   Глава 7.
  
   Чами крепко сжимала в руке белые пакетики, другой рукой поджигая сигарету. Это была маленькая подготовка, перед таким ответственным поступком... Хотя ответственности в этом поступке совсем не было, - в нем был только страх, и неизвестно откуда взявшаяся слабость. Чами отчаянно боролась с собой, но маленькая Таня хотела спрятаться от ужасного мира, и Чами приходилось соглашаться, потому что она тоже хотела этого... Потому что боль была сильнее всех остальных чувств, которые Чами так старательно забивала ненавистью.
   Первые ощущения были весьма туманными, и даже слегка больными, - по телу прокатилась волна боли, но когда она затихла, наступила такая невесомость, эйфория, нирвана... Чами зажмурилась от удовольствия и почти реально услышала голос Маши.
   - Пойдем со мной... - позвала она, лукаво улыбаясь.
   - Сейчас, - ответила Чами, смотря, как ее окружает серый едкий дым, - сейчас еще одну...
   Машин голос растворился в дыму, пока Чами возилась со второй дозой. Снова поплыла по телу боль, сменившаяся самым высшим в мире удовольствием. А потом появилось странное желание, желание принять еще и еще и еще... Наверное, она перестаралась с дозой, и сейчас будут последствия... Чами уронила пустой пакет, он полетел куда-то вниз, растворяясь в гулкой темноте. Темнота окружила ее плотным кольцом, где-то в конце этой темноты стояла Маша, Чами ясно увидела ее фигурку.
   - Подожди! - крикнула она, вскочив с лавки, но Маша медленно отдалялась. Тогда Чами побежала за ней, плохо осознавая, и отдавая себе отчет, куда она бежит, и что происходит. В реальность ее вернул голос:
   - Ты что совсем одурела? Какого ты под колеса лезешь!?
   На секунду Чами вернулась в реальность, - рядом с ней стояла машина, из открытого окна которой, выглядывал разгневанный водитель восточной национальности. Она быстро огляделась, и увидела перед собой свой дом, хотя если бы она была в нормальном состоянии, бы волна не перепутала соседний дом со своим. Каким-то чудом, попав в подъезд, она проехала на лифте до Машиного этажа, и остановилась перед ее дверью. Реальность снова плыла... Сейчас она позвонит и откроет Маша... Живая и реальная, и снова все будет как прежде.
   Чами позвонила нетерпеливо, долго, слыша, как в груди бьется нервное сердце, готовое сломать ей ребра и вырваться наружу на встречу умершей подруге.
   Дверь открылась.
   - Маш... - начала была Чами, но увидела на пороге совсем незнакомую женщину. При упоминании этого имени она только удрученно покачала головой, держась рукой за дверной косяк.
   - А здесь жила девочка, - рассеянно пробормотала Чами, действие дозы слегка ослабло, она поняла, что чтобы снова увидеть Машу, догнать ее, и расспросить, она должна принять еще. Чтобы пересечь грань жизни и смерти, и оказаться посередине.
   Женщина снова закачала головой, при этом светлые лохматые волосы забили ее по плечам и лицу, как когда-то били Кристину. Она была очень странная, выглядела молодо, хотя явно ей было уже больше сорока, одета нескромно, ярко и броско - синее платье с глубоким вырезом, из нежной шелковой ткани, длиной до пола. На правой руке, вместо безымянного пальца, был уродливый короткий обрубок. Чами при виде его вздрогнула.
   - Тебя Татьяна зо-о-овут, - наконец заговорила женщина, делая ударение в ее имени на мягкий знак, по этому получилось "Татиана".
   - А откуда вы знаете? - сощурилась Чами.
   - Зна-а-а-аю и знаю, - сказала женщина, жестикулируя при этом руками, как глухонемая, - я тебя ждала...
   - А откуда вы знали, что я приду... И вообще, какой это дом?
   - Это до-о-о-о-ом номер шесть "а"... - ответила женщина, - ну проходи, не стой на пороге, как чужая...
   - А я и есть чужая, - Чами стало не по себе от этой странной уверенности женщины, к тому же откуда та знала, что она перепутает шестой и восьмой дома? Но, тем не менее, она послушно пошла за ней, не отрывая взгляда от изуродованной руки женщины. Когда та шла, ее платье красиво развивалось и волочилось по полу, и как догадалась Чами, после долгого рассматривания женщины, платье было одето на голое тело.
   - Тут все свои, - женщина лукаво улыбнулась, - и я, и ты, а меня предупредили, что ты придешь... Меня кстати зовут Ирэна.
   Чами показалось, что она где-то слышала это имя уже, но она не могла вспомнить. Она прошла по роскошной гостиной, и села на край дивана из черной кожи.
   Ирэна тем временем собрала свои роскошные светлые, с редкой сединой волосы, и скрутила их на затылке в пучок.
   - Будь как у себя дома... - она снова улыбнулась.
   - А у меня нет дома, - фыркнула Чами, - у меня есть место проживания...
   - А теперь буд-е-е-е-ет до-о-о-ом.
   Ирэна потянулась к пачке с сигаретами, и вынула оттуда тонкую длинную белую сигарету, вставила ее в монштук, и подожгла. Закурила, внимательно разглядывая Чами.
   - Куришь? Не ку-у-у-ури тебе не идет... - изрекла она и добавила, подумав, - курят про-о-о-оститутки.
   - А вы?
   - А мне уже можно я скоро умру, мне теперь мо-о-о-о-ожно. Все можно. Даже через зеркала ходить, можно, и, знаешь, в будущее заглядывать можно...
   Чами быстро догадалась, что эта женщина сумасшедшая, хотя сейчас она сама то готова была поверить во все.
   - А через зеркала ходить это как? - переспросила она недоверчиво.
   - А легко. Можно так попасть по ту сторону. Я иногда туда выхожу погулять, меня там ждут. Давно ждут! Только никак не забирают...
   - Кто?
   - Мер-т-вые, - растягивая слова, ответила Ирэна, с какой то загадочностью и ужасом в голосе, - а тебе зачем?
   - Мне нужно спросить у моей подруги... Кто ее убил.
   Ирэна только пожала плечами.
   - Хочешь ча-аю? - как ни в чем не бывало, спросила она.
   Чами закачала головой. Она понимала, что чтобы достать дозу, нужны деньги, а денег у нее не осталось совсем... И был только один способ заработать.
   - Нехорошо, - словно прочитав ее мысли, откликнулась Ирэна, - не хо-ро-шо, - растягивая слова, - я могу тебе помочь... я тебя сделаю красивую... Только, пожалуйста, когда подругу встретишь свою, спроси у нее, умоляю, спроси, сколько мне еще тут?
   - А вы хотите умереть? - поинтересовалась Чами.
   - Нет. Я не хочу жить.
   Ирэна исчезла в дверном проеме, ходила она бесшумно, какой-то кошачьей или ведьминской походкой. Она вернулась, сжимая в руках разноцветные куски ткани, которые позднее оказались платьями. На ее лице сияла, какая-то заговорческая загадочная улыбка.
   - Иди сю-юда, - сказала она, произнося слова с акцентом, как иностранка.
   Ирэна положила свою ношу на стол, и оценивающе посмотрела на Чами.
   - Разде-евайся, - приказала она властно.
   - Чего? - переспросила рассеянно Чами, - что за фокусы?
   - Раздевайся кому ска-а-азали! Все снимай... да-а-авай быстро, а то все клиенты на "точке" пора-азедуться.
   Чами покорно встала и стала стягивать с себя пальто, и свитер под пристальным взглядом Ирэны. Потом та приказала ей снять и джинсы с ботинками.
   - И белье снимай, - кивнула Ирэна, - а вот это одевай, - и кинула ей платье ядовито желтого цвета, из мягкой эластичной ткани похожей на атлас. Чами послушно натянула платье на голое тело, начиная потихоньку замерзать. Как только Чами одела и оправила платье Ирэна заходила вокруг нее деловито поцокивая языком.
   - Нет так не пойте-ет, - изрекла она, - ты блондинка, тебе нужно красное. А это снимай.
   Порывшись в стопке, Ирэна извлекла кроваво-красное атласное платье, и швырнула его Чами. Та покорно одела его.
   - Вот это другое дел-о-о-о! - Ирэна снова смерила ее оценивающим взглядом, и подошла поближе, - сейчас еще пара штрихов и иди...
   Потом она подвела растерянную замерзшую Чами к зеркалу, и взяла с полки рядом с зеркалом расческу, аккуратно причесывая короткие волосы Чами, и приглаживая их, при этом, начесывая вперед густую светлую челку. Потом она накрасила Чами губы в тон платью, и стала пудрить ей лицо, при чем так усердно, что Чами чихнула.
   - Не чихай, - улыбнулась Ирэна.
   После недолгих трудов рук умелой женщины Чами не узнала своего отражения в зеркале, - оттуда на нее смотрела аккуратно причесанная миловидная, хотя и немного вульгарная девушка. Платье спадало красивыми складками до колен. Единственное, что ей не нравилось, это открытый верх и просвечивающая на груди ткань.
   - А не слишком? - осведомилась она, подтягивая на плечо сползшую лямку платья.
   - В самый раз. Сейчас я тебе дам туфли и куртку, и ты иди. Только не позволяй делать тебе больно, хорошо-о-о?
   На это Чами только мрачно усмехнулась. Боль физическая не имела никакого значения, по сравнению с болью духовной. Но ей удастся заморозить чувства... Заморозить мысли. Потому что ей реально нужны эти деньги. Любой ценой... "Как глупо" - думала Чами, списывая желание "еще вкусить запретного плода" на возможность увидеть Машу, как она была глупа, не понимая, что это первые задатки зависимости, от которой потом будет очень сложно избавится.
   Она не думала об этом, она не думала ни о чем, она просто стояла, освященная тремя фонарями, еще совсем детская фигурка, среди других "ночных бабочек"...
   ...Окна квартиры Элоны выходили на проезжую часть, и на местную "точку" тоже. Ближе к ночи, там уже собиралась компания, и иногда наблюдая за ними из окна, Элона чувствовала презрение, а иногда жалость. Дома не было никого, сестренку Динару отвезли к бабушке с дедушкой, а родители отправились в кино. Вдвоем.
   "Как романтично" - злобно подумала Элона, представляя, как они весело проводят время, пока она вынуждена "наслаждаться" зрелищем местной точки, и гадать какую из проституток, когда увезут, и когда вернут обратно. Но сегодня она уже заранее почувствовала неладное, и ее опасения подтвердила до ужаса и боли знакомая фигурка. Словно в подтверждения страшной догадки, девочка повернула голову и посмотрела невидящим взглядом в сторону окон Элоны. У Элоны от природы было отличное зрение, но и оно не понадобилось, чтобы разглядеть, и узнать в этой несчастной маленькой проститутке Чами...
   Сердце Элоны болезненно сжалось, и хотя она недолюбливала ее, но в светлую Машкину память, она потянулась к телефону. Но куда звонить? В милицию? Так будет только хуже... И тогда она невольно достала старый блокнот и, полистав его пожелтевшие страницы, нашла там телефон. Телефон доверия.
   - Здравствуйте, - приветствовал ее, после недолгих гудков, приятный мужской голос, на том конце провода.
   - Спасите мою подругу... - прошептала Элона, словно боясь, что ее подслушают, - она... она пошла на "точку"... пожалуйста, спасите мою подругу...
   И бросила трубку, уже не в силах говорить дальше. Дрожащей рукой она коснулась стекла оконной глади, прильнула к нему лбом, силясь разглядеть среди них знакомую фигурку. Ее не было. Забрали? Или ей показалось?
   ...Чами не заметила, как ей заинтересовался какой-то мужчина, сначала он договаривался с другими проститутками, но почему-то его выбор упал именно на нее.
   А она уже думала, что никто не клюнется, не придет, стояла, спокойно затянувшись сигаретой чувствуя себя ужасно неудобно, и неустойчиво в платье, да еще и на каблуках. Но это нужно, ей и не надо потом сюда приходить, только немного совсем - один раз, одна доза и все кончено... Но ей не дали.
   Мужчина не многим выше ее лет тридцати, с жирным красным лицом и маленькими глазками, застыл напротив нее с явно оценивающим взглядом.
   - Ну что куколка? - осведомился он, и на его и без того уродливом лице заскользила странная неприятная ухмылочка.
   - Пятьсот рублей, - смотря мимо него, выпалила Чами.
   Мужчина прищурился, прикидывая, сколько это "баксов". Решив, что это недорого, и вполне терпимо, для такой общипанной малолетки, он кивнул ей "пошли", и пошел в сторону домов. Чами поспешила за ним так быстро, как позволяли ей огромные данные Ирэной каблуки. Она все ждала, где их поджидает его машина, но ее все никак не было, и она начала догадываться, что ее у него и нет. Догадка оправдалась, он направился в темный дурно пахнущий подъезд. Там он, не растерявшись, прижал ее к стене, изо рта у него пахло чем-то неприятным, хотя этот запах почти полностью заглушал "амбре" его туалетной воды, от этого запаха, и холода у Чами начала кружится голова, и она безвольно осела на стену, подчиняясь его грубым и наглым рукам, которые уже торопились задрать подол платья. Чами без сил сопротивляться, грустно смирилась со своей участью, как внезапно клиент сам осел на нее, чуть не раздавив весом своего тела. Принятые немного ранее наркотики, давали о себе знать, - реальность снова плыла, и Чами в глухом тумане увидела перед собой какое-то до жути знакомое лицо. Она протянула к нему руки, и осела на стену рядом с неудачливым заказчиком, теряя контроль надо всем, даже над своими мыслями... Она не отдавала себе отчета, что происходит, и куда ее тащат, рядом где-то еще несло одеколоном заказчика, но очень отдаленно, потом кто-то оторвал ее от земли, взяв на руки, она отчаянно старалась придти в себя, но тщетно.
   Потом какое то расстояние, лестница, или лифт все было очень размыто и смутно, потом у нее из кармана выудили ключи, и послышался звук открывающейся двери.
   Знакомая квартира со знакомыми запахами... Она узнала ее свою квартиру, даже в этом ужасном состоянии узнала, и очень удивилась, когда оказалась на своей же кровати, слыша чьи-то посторонние шаги. Так она лежала довольно долго, где-то посередине между жизнью и смертью, слыша голоса но, не зная, где они и чьи. Потом снова появилась Маша, она говорила, что Чами должна найти ее убийцу... Потом появилась бабушка, которая грозила ей кулаком. Потом Мужчина и женщина с фотографии, он разговаривали.
   - Ну, вот теперь и она нас может понимать, - сказала женщина радостно.
   Мужчина согласился.
   - Будь сильной... Тоже будь, и помоги Кристине, ей очень сложно, - говорила женщина.
   - А то мы придем и за тобой...
   - Кто вы? - в темноте спросила Чами, не слыша своего голоса.
   - Неважно. Мы - высшие умы... Будь осторожна, когда играешь с кукловодом... он не любит, когда с ним играют, он любит сам играть...
   А потом они исчезли, и из темноты появилась фарфоровая кукла с лицом Маши. Которая стала тянуть руки к Чами, бесконечно повторяя как заведенная - "играть, играть, играть..." а вместо глаз у нее были темные пустые дыры. Чами вздрогнула, Маша ее пугала, но ей хотелось дотронуться до нее. И голос Кристины спросил:
   - А может и нравятся?
   И на этом видение кончилось, она вернулась назад на землю, в мир живых, - очнулась от горсти ледяной воды, брызнувшей в лицо...
  
   Глава 8.
  
   Вода вернула ее сознанию ясность и трезвость мысли, она будтобы проснулась от длительного и непонятного сна, типа тех, когда она ныряла в темную мутную воду. Она вытерла лицо рукавом куртки, и открыла глаза, быстро соображая, где она находится, и что с ней произошло. Вокруг была родная квартира, знакомая комната, ярко горел свет. Она приподнялась, припоминая, как оказалась здесь, после темной и холодной улицы, где она принимала дозу. Все события рассыпались в голове, каким-то сбивчивым сломанным калейдоскопом, или разбитым зеркалом. По кускам, по эпизодам, она старалась собрать прошлое воедино и вспомнить, что случилось. Но все попытки ее были тщетны, она приподнялась, и с удивлением обнаружила, что одета не в привычные потертые старые мужские джинсы, а в какое-то совершенно незнакомое красное платье. Она чертыхнулась, сняла с ног причинявшие боль ногам неудобные туфли, и огляделась. И только тогда Чами заметила непрошенного гостя, молча наблюдавшего за ней из стоявшего у окна кресла.
   - Какого хр...
   - Большого, - быстро ответил он, не дав ей договорить, - думаю, мне гораздо логичнее задать вопрос, какого хрена ты, маленькая дрянь, делаешь на "точке"?
   При упоминании этого слова, к Чами мгновенно вернулась память, она зажмурилась востанавливая в памяти утерянные моменты всего произошедшего. Школа, орущая завуч, потом Кристина... Потом наркоманы на лавочке и доза, зажатая в вспотевшей руке. Потом бестолковая гонка за призраком Маши, в сером дыму... Потом женщина с четырьмя пальцами, платья и ... "точка".
   - Где деньги?! - спросила она в бешенстве.
   - Какие деньги? - переспросил изумленно он, - по твоему я должен платить тебе за то, что дотащил тебя в обкуренном состоянии, после того как тебя чуть не изнасиловали?
   Чами задумалась, значит, тут что-то было не так, значит, не он был клиентом, и ее это немного обрадовало, ненависть и злоба, пылавшие в душе перекрывали слабый голосок разума. Она подумала совсем о другом, даже не о том, что по стопам матери, она стала "ночной бабочкой", а о том, что она осталась без денег на дозу.
   - Кретин!!! - заорала она еще громче, - какое ты имеешь право распугивать моих клиентов!
   - А знаешь, что за проституцию в малолетнем возрасте тебя точно отправят в колонию? - спросил он ехидно.
   - Да мне по барабану! Мне нужны деньги! - она вскочила с кровати, поплотнее закуталась в куртку, потому что в квартире было холодно в легком платье.
   - На что тебе нужны деньги? - спокойно и холодно спросил он.
   - Не твое собачье дело!!! Кто тебя просил, а? Сволочь, кто тебя просил пугать этого клиента...
   - Просила какая-то девчонка.
   - Какая девчонка? - Чами сощурилась, - что за бред?
   - Это не бред. Тебя просили спасти, но по ходу тебя действительно надо засунуть в психушку, или поскорее отправить в колонию...
   - А зачем?
   Чами в голову тут же пришла великолепная идея, казавшаяся ей таковой, под уже слабым действием наркотика. Она отчаянно старалась вспомнить, как зовут ее "спасителя", но никак не могла... В конце концов, с большим трудом ей это удалось. Рэйн... Те уроки английского языка, которые она не пропускала, помогли ей вспомнить его кличку.
   Но это не имело значения. Она встала, и кошачьей походкой, отчаянно подражая Ирэниной манере ходить, подошла к креслу, и опустилась на ручку, и выразительно заглянула ему в глаза. Встретилась с презрительным голубовато-серым взглядом. Он сощурился, с интересом ожидая ее дальнейших действий. Чами отчаянно, стараясь терпеть все, даже забивавшую все чувства ненависть, ласково дотронулась до его холодной руки, выразительно резким движением плеча, сбрасывая куртку.
   - Пошла вон, - сказал он, резко сбрасывая ее руку, как будтобы это был противный жук, - малолетняя извращенка...
   - Это ты иди вон, а лучше к черту, - резко холодея и скаля зубы, процедила Чами, - это моя квартира...
   - Не пойдет. Тебя нельзя оставлять одну...
   - Почему? - Чами даже слегка потеплела, и заглянула ему в глаза с интересом, потому что действительно странным было это - все время была одна и одна, а тут что-то случилось непонятное.
   - Потому что ты дура, - выпалил он, сделав акцент на последнем слове. Чами злобно матернулась, и поползла в плохо освещенную ванную, дабы умыться, и смыть с лица размазавшуюся косметику. Но там остановилась, опираясь на старую ржавую раковину, уставилась на свое потрепанное отражение в разбитом зеркале, с местами облезшей амальгамой.
   Потом ее взгляд упал на лежавшие, на маленькой гнилой полочке, из серого оргстекла ножницы, с грязными ручками. Она потянулась к ним. "Даже через зеркала ходить можно..." Сейчас она покончит со всем, раз и навсегда, с болью со злобой, с одиночеством и... Будет темно и тихо, и больше никто не будет тревожить ее покой.
   Она резанула острым концов ножниц по запястью, но промахнулась, и на грязный кафель закапала кровь из раны. Она плотно сжала зубы, чтобы не пискнуть от боли, и включила сразу оба крана, чтобы за шумом воды Рэйн не мог ничего слышать. Потом повторила, но снова промахнулась, и уронила ножницы на пол, они звонко брякнули о кафель. Она быстро нагнулась, подняла их, и собралась, было сделать меткий решающий удар, как дверь сзади предательски скрипнула, и в комнату влетел Рэйн, Чами развернулась к нему спиной и дрожащей рукой, торопясь пока он не помешал, собралась нанести еще один удар...
   - Ты что совсем с ума сошла? - закричал он, выбивая у нее ножницы и заламывая руки за спину. Ножницы плюхнулись в мокрую красную от крови Чами воду ванны. Чами зашипела, вырвала руки, и по плечи прямо в куртке опустила их в воду, шаря по дну в поисках своего "скальпеля". Рэйн снова попытался оттащить ее от ванны, но тщетно, Чами держалась крепко. К горлу душащим комком подступила злоба, она толкнула его, но он устоял на ногах, тогда ухватив его за воротник пиджака, она повались в ванну, тяня его за собой, отчаянно стараясь нащупать на дне ножницы.
   Потом ей это удалось, и она замахнулась на него, целясь прямо в лицо, они боролись довольно долго, а вода из крана все текла в переполненную ванну и уже капала на пол...
   - Сдохни тварь! - заорала Чами, нанося по ее мнению смертельный удар, но он увернулся и ножницы вошли ему в плечо, осоловевшая от этого Чами на секунду оставила борьбу, памятуя о том, что ей ножницы тоже пригодятся для вскрывания вен. Он чертыхнулся, выдернул их и отшвырнул в сторону, прижимая Чами к стенке ванны, чтобы та не могла выбраться.
   - Идиотка, - фыркнул он, одной рукой держа ее, чтобы не могла выбраться, а второй зажимая кровоточащую рану. Чами отчаянно старалась освободиться, и плотно впивалась когтями в его запястье, но тщетно...
   - Тихо, - приказал он, - а то сейчас вызову милицию.
   - Ой-ой-ой, - передразнила Чами, - не можешь с девчонкой справится...
   Он въехал ей пощечину, гораздо сильнее, чем можно было въехать девушке, да еще и ребенку. Чами поморщилась, пережидая боль от ушибленной щеки, и в глубине понимая, что он еле сдерживается, от желания просто поколотить ее за такие выходки.
   - Пусти, - зашипела она, - какого черта тебе вообще тут надо? Ты мне не отец, не брат, не дальний родственник, не друг и даже не парень... какое тебе вообще дело до меня? Почему бы тебе не пойти и не заняться благотворительностью в другом месте, а?
   - Потому что тебе нужна помощь, - сквозь зубы процедил он, слегка ослабляя хватку.
   - Мне нужна не помощь, а деньги, и чтобы от меня все отстали!!!
   - На что тебе деньги?
   - А тебе какое дело?
   - Большое... Деньги нужны тебе на наркотики?
   Он нажал сильнее, и Чами спиной почувствовала холодный твердый кафель.
   - Пусти, урод...
   - На что тебе нужны деньги?
   Боль стала сильнее, Чами представила, как ломается ее позвоночник об кафель, с громким хрустом.
   - Отвечай.
   После еще одного довольно сильного удара по лицу, сжав зубы от боли в спине, она сказала:
   - Да. Но это не твое дело. Отпусти меня.
   На секунду его рука, прижимавшая ее к стене действительно ослабла, и Чами воспользовавшись этим моментом, резко оттолкнула его и выскочила из ванной, быстро нащупав на полу в дальнем темном углу ножницы, потом пока он не успел среагировать, прыгнула на него, повалив в грязную, красную от крови воду, и плотно прижав ножницы к его шее, зашипела:
   - Ну что доигрался со своей благотворительностью?
- Что поделаешь, - он сощурился, но высвободится, не пытался, потом посмотрел на хлеставшую из раны на плече кровь.
   - А ничего я предлагала тебе отвязаться по хорошему, - Чами сильнее ткнула ножницами, давая ему понять, что не шутит, - а теперь тебе придется заплатить, за жизнь...
   - За чью?
   - За твою кретин, - пробормотала она.
   - А ты что серьезно сможешь меня убить? - спросил Рэйн с интересом.
   - Да, - рявкнула Чами, - мой отец же смог...
   - Ну, твоего отца я не знаю, а ты всего лишь взбесившаяся обкуренная малолетка, - заметил он.
   - Может и обкуренная, - мрачно согласилась Чами, - но тебя убить я смогу. И это будет месть всему миру за мою исковерканную судьбу...
   Ее начало бесить то, что он смотрит совершенно спокойно, даже не пытаясь ее остановить или вырваться. Может, он действительно считает, что она не сможет этого сделать?! Ну, ничего, она докажет... Правда, что потом сделать с трупом? Волочить его на себе до ближайшей реки? Или не стоит отбрыкиваться и пойти в участок и признаться во всем?
   - Почему ты меня не остановишь? - раздраженно спросила Чами, - денег жалко?
   - Тебя жалко, идиотку, - ответил Рэйн смеривая ее оценивающим взглядом.
   - Почему меня? Я же не себя убью?
   - Себя, себя... купишь дозу, будешь ей травится...
   - Бла-бла-бла, - перебила злобно Чами, - как благородно.
   - А как же еще? Не всем же суками быть?
   Чами глянула ему в глаза и к своему величайшему разочарованию не увидела там ни страха, ни ненависти, - спокойный взгляд ярко-голубых, косых по-кошачьи глаз не выражал ровным счетом никаких эмоций, кроме призрения и насмешки. От этого она почувствовала, как желание лишить его жизни увеличивается... Она еще сильнее прижала острие ножниц к его горлу, но он продолжал смотреть также отчужденно. Тогда она, не отдавая отчета себе в своих действиях и не справляясь со странным незнакомым чувством, возникшим неизвестно откуда, в ее маленькой злой душе, впилась ему в губы, с непривычной ей нежностью и страстью, даже отпустив ножницы. Это было удовольствием приятнее наркотика, такой эйфории не было даже тогда...
   Но он не растерялся и, пользуясь ее замешательством, грубо отстранил ее от себя, и вырвал из ослабевшей мгновенно руки ножницы.
   - Почему... - начала было разочарованно Чами, но чувство пропало, снова заменившись злобой.
   - Потому что я не педофил, - перебил он, рассерженно за руки вытаскивая ее из ванной, и добавил, немного подумав, - а ты не Лолита. Ты просто идиотка...
   Чами обиженно насупилась, пытаясь воспроизвести в душе те сладкие ощущения, которые она пережила за эти секунды.
   - Я... хочу тебя... - пробормотала она рассеянно, за что получила еще один удар по лицу, не менее сильный, чем все предыдущие.
   Он грубо затолкнул ее в комнату, и посадил на кровать. Потом ушел на кухню, поискал в ящиках бинты и вернулся уже с ними, потому что они хранились в одном из ящиков, еще с тех пор, как бабушка была жива. Сел на кровать рядом с ошеломленной Чами, и быстро и цепко схватив ее руку, перебинтовал пораненное место, откуда не переставала течь кровь, капая на пол. Чами посмотрела на него удивленно и испуганно, желания говорить что-то у нее не было, и вообще телом и душой овладела какая-то паническая усталость. Она заметила одно, что рубашка у него на плече была красной от крови, и в ней, в том самом месте, куда попала, она зияла довольно солидная дыра.
   - Теперь переодевайся в сухую одежду и ложись спать, - распорядился он, натягивая поверх мокрой рубашки плащ, - никакого суицида.
   - Уходишь? - спросила Чами разочарованно.
   - Да.
   - А вернешься? - поинтересовалась она с надеждой.
   - А куда же я денусь?
   Он ушел, и Чами слышала, как звенят ключи, и хрустит замок в двери, он забрал ключи, лишив ее возможности покинуть квартиру самостоятельно. От этого она почувствовала только приступ бессильной злобы.
   Посидела на кровати какое-то время, бесцельно уставившись в одну точку, потом спокойно переоделась, повесив мокрые вещи, сушится на холодную батарею, сходила, выключила воду в ванной, вытерла мокрые красные от крови полы, взяла ножницы на всякий случай, и легла в постель.
   Ну, уснуть она не могла, и не от возбуждения событий сегодняшнего дня и ночи, а от обиды и непонятности ее состояния. Она правильно сказала, это она хотела его... Даже не в том пошлом смысле, - хотела, чтобы он все время был рядом, все время говорил с ней пускай даже хотя бы, как с больным ребенком. Может быть даже иногда бил, это приносило только изысканное удовольствие, потому что она была привычной к боли и ее не боялась. Но хотела и в том самом простом смысле... его губы, глаза... Хотела обладать и принадлежать самой. Как это не было банально, глупо и непривычно для нее. Хотела, что бы снова и снова повторялась та эйфория, которая была сильнее наркотика...
   Чами рассеянно замотала головой, прогоняя эти глупые мысли. Она должна найти убийцу Маши, она должна достать деньги на новую дозу, потому что долго она без этого не протянет. Но не дольше чем без него...
   Она только бессильно ударила по кровати, с отчаянием и злобой. Она должна ненавидеть, потому что все вокруг враги, и даже если прикидываются друзьями, то обманывают! А особенно он... но он...
   - Тварь... Что ты со мной сделал, со своими чертовыми благими намерениями, - пробормотала Чами отчаянно, утыкаясь лицом в подушку. Нельзя! Это только безысходность и безвыходность. Нельзя позволять себе быть слабой, нельзя! Но она ничего не могла сделать с собой. Чувства отказывались подчиняться разуму...
  
   Глава 9.
  
   - Куда ты меня тащишь кретин...
   Чами отчаянно вырывалась и брыкалась, щурясь от утреннего солнца, и зевая оттого, что встала слишком рано, а легла поздно и спала всего каких-то шесть часов за всю ночь.
   - В школу.
   - Какого хрена я там забыла? - осведомилась она, но Рэйн не сдавался, держа ее за запястье, буквально волок за собой по направлению к мрачному статному зданию школы.
   - Большого, - буркнул он.
   - И кто меня туда пустит?
   - Я попрошу, чтобы тебе дали второй шанс, - он остановился, глянул ей в глаза, и Чами заметила, что он сам не выспался совсем, хотя ее волновало другое. Плотно скрытая кожаной курткой нанесенная ей вчера рана.
   - Это будет уже третий, - саркастично заметила она, снова бредя за ним, - или четвертый... А может и пятый.
   - Все. Хватит. Ты идешь в школу, без вопросов и претензий, - он мрачно усмехнулся, - иначе я отправлю тебя в колонию... или в психушку. Ты ведь как я понял, вчера пыталась меня убить, а это уже уголовная статья.
   "Ну и сдал бы уже давно, - вздохнула про себя Чами, - не мучая бы..." Он резко открыл дверь, Чами заглянула в темноту холла, и ей стало не по себе, после яркой улицы тащится туда... Но он довольно грубо толкнул ее внутрь и вошел сам. Потом они прошли по коридору до учительской, при этом, Чами то и дело ловила на себе удивленные и встревоженные взгляды школьников. Среди них была и Кристина, она стояла в отдаленном конце коридора, и смотрела на них со странным каким-то чувством, не то чтобы просьба... Сомнение или что-то еще? Хотя, по ее стеклянным глазам очень сложно было что-то понять, потому что серая пленка делавшая их удивительно блестящими, но какими то "нарисованными", мешала читать по глазам ее эмоции и мысли. Как будто она старалась спрятаться за этой пленкой. Рэйн столько раз на сеансах пытался заставить ее перейти эту границу, мешавшую ей говорить откровенно и честно, но тщетно. Будтобы она кого-то боялась, как будто кто-то, если она расскажет все, ее сурово накажет за предательство и раскрытие тайн. И снова он мысленно возвращался к ее квартире... Обычная квартира до Кристины и ее родителей принадлежала нормальным, обычным людям, которые спокойно жили там. И самым удивительным было то, что в этой квартире никогда до Кристининых родителей никто не умирал, по странной случайности старики, жившие там, оказывались перед кончиной в больнице. Как будтобы Бог хранил эту квартиру от смертей, от боли и ужаса, храня в ней семейное тепло. И тут приезжает такая же нормальная семья, и неожиданно, случается трагедия, которой никто не ждал, и даже не думал. Отец достал из ящика коллекционный револьвер (а они были не из бедных) и застрелил жену... Хотя кто знает, что там случилось на самом деле? Ведь вся информация... И опять факты, факты, факты... Два трупа: мужчина и женщина, в обеих пули из одного оружия, на нем отпечатки мужчины, и соседи слышали выстрелы, а никто не входил, и не выходил в квартиру, девочка тоже была в школе... Теперь только остается догадываться, почему он поступил так.
   Потом они прошли в учительскую. Там сидело трое учительниц, - Елена Ивановна классный руководитель класса Чами, которая не раз оказывалась у Рэйна в кабинете, и отнюдь не случайно, Наталья Егоровна грозный завуч, и еще какая-то неизвестная им преподавательница, Чами не помнила, как ее зовут, потому пришла она недавно, а Чами часто прогуливала ее уроки. Кажется, ее звали Анастасия... А отчества Чами вспомнить не могла. Она безнадежно продумывала план побега.
   - Здравствуйте, - начал Рэйн, но завуч не дала ему договорить резко вставив:
   - Чамилова, что ты здесь забыла?
   - Ничего, - буркнула Чами, но поймала злобный взгляд Рэйна.
   - Вы Татьянин отец? - спросила с интересом неизвестная учительница.
   - Нет, - ответила за Рэйна взбесившаяся завуч, сейчас она казалась особенно грозной - высокая светлая прическа, объемная фигура в зеленой блузке и юбке, очки, сползшие на нос, и маленькие рассерженные глаза, - она сирота. У нее нет никаких родственников.
   - Ну почему? - смутился Рэйн, - а я?
   Чами хотела, было что-то вставить, но получила легкий удар в спину, благо этого не заметили учительницы, так пристально разглядывавшие их.
   - А откуда вы взялись? - довольно грубо для учительницы осведомилась Наталья Егоровна.
   - Я приехал из Новосибирска, - умела, плел Рэйн, - по долгу службы не мог раньше. Я хочу попросить вас об одном одолжении... Все Татьянины поступки обоснованны плохим состоянием здоровья. Понимаете, она больна...
   Все три учительницы сразу вытаращились на Чами. Та неуверенно улыбнулась им, хотя ей больше хотелось скорчить рожу, ей было очень интересно, какой неизлечимой болезнью ее наградит Рэйн.
   - У нее помутился рассудок, когда умерла бабушка... Просто, некому было сводить ее к врачу-психоаналитику, - при этом взгляд Елены Ивановны стал удивленным, - чтобы узнать о ее недуге. Вернемся к одолжению. Можно попросить вас, дать Татьяне второй шанс, чтобы хотя бы кончить школу, и уйти на лечение со спокойней душой...
   Чами почувствовала, как медленно от злобы краснеют кончики ушей, назвать ее полоумной, в присутствии трех учителей. А это значило, что если ее вернут в школу, они публично назовут ее сумасшедшей, и скажут ученикам ее побаиваться, и остерегаются.
   - А вы кем ей приходитесь? - выслушав его, спросила неизвестная учительница.
   - Крестным отцом, - мгновенно выпалил он уже давно заученный ответ, - так как вы относитесь к моей просьбе? Забыть оскорбление ради несчастного больного ребенка...
   Этого Чами уже не выдержала.
   - Он врет! - перебила она, - никакой он мне не крестный отец!!! Он маньяк! Он меня изнасиловал и...
   В это время Рэйн, с интересом наблюдая за ее тирадой, указал на нее и покрутил пальцем у виска. Это послужило для учительниц условным знаком, они восприняли высказывание Чами как очередной приступ ее безумства.
   - Татьяна, ты хоть понимаешь, что ты говоришь? - укоряющее и насмешливо в то же время с легкой иронией спросил Рэйн, как бы подтверждая то, что Чами не понимает, что говорит.
   - А вы уверенны, что ее можно... с остальными? - спросила неуверенно Анастасия как ее там.
   - Не совсем конечно, но она вроде не буйная, - при этом Чами увидела с каким большим трудом Рэйн удерживается чтобы не засмеяться громко на весь кабинет, - ее сумасшествие распространяется только на то, что она говорит.
   - Я нормальная что за... - начала было Чами, но он перебил.
   - Вот видите, да? Она еще и считает себя нормальной!
   - Думаю, не стоит допускать ее до занятий, - изрекла Наталья Егоровна, прекратив этот спектакль, - думаю лучше и для нее, и для других учеников будет, перевести ее на домашнее обучение. Думаю, вы сможете предоставить все нужное для этого, репетиторов, дисциплину... А как вас хотя бы зовут?
   - Александр Игнатьевич Волков, - откликнулся он, - я по профессии врач-психиатр думаю, смогу обеспечить Татьяне нужный контроль и лечение.
   - Может, если ее немного "полечить" можно будет допустить ее к занятием, вместе с другими учениками. А нельзя ли справку, что она того? - Наталья Егоровна постучала пальцем с ярко красным ногтем по виску.
   - Ну, какая справка? - пожал плечами Рэйн, - а слова психиатра вам не достаточно?
   Наталья Егоровна только хмыкнула, и значило это то, что они могут идти. Чами по-прежнему шла, надувшись, еще никто, не имел права обзывать даже в шутку ее сумасшедшей. Они вышли из кабинета, и она сразу начала.
   - Какого хрена?
   - Большого, - фыркнул он, и они пошли по лестнице вниз к выходу из здания школы. От звука звонка Чами вздрогнула, и так была благодарна Рэйну, что его трудами его мастерской, пускай и банальной лжи, она может быть освобожденной от этого звука, от кукольных лиц одноклассников. Но зато теперь, от него убежать ей не удастся.
   Где-то уже на улице у ворот их нагнала Елена Ивановна. На ней прямо поверх учительского строгого костюма была наброшена длинная легкая курточка, щеки пылали, видимо она сильно торопилась.
   - Проклятый опиум, - пробормотала она, подходя ближе к Рэйну.
   - Опять? - спросил он устало.
   - Да. Я не могу бороться... Я не могу без него жить, ты понимаешь?! - на щеках учительницы были слезы.
   - Ну а я не могу жить без Эуфилина, - мрачно усмехнулся Рэйн, - и что?
   - Ты же по болезни а... я....
   - Считай тоже по болезни. Понимаешь, Лен я психолог, а не нарколог я могу вылечить тебя от духовной зависимости... Не от физической. Может тебе стоит обратиться в реабилитационный центр?
   Она только замотала головой.
   - Давай поговорим об этом завтра? - предложил он, косясь на Чами - она была лишней в этом разговоре.
   - Но я... боюсь, что приду домой и...
   - Не бойся, - Рэйн выдавил из себя улыбку, - все еще будет хорошо...
   - Конечно.
   Елена Ивановна тоже постаралась улыбнуться и, вытирая слезы рукавом свитера, побрела обратно к школе. Когда она была уже на приличном расстоянии, Рэйн докончил:
   - Конечно, нет...
   - Ты ее знаешь? - спросила подозрительно Чами.
   - Это не твое дело.
   - Она что наркоманка?
   - Татьяна, тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов? - спросил он, рассерженно смерив ее презрительным взглядом серо-голубых глаз.
   - А тебе не кажется, что ты вообще позволяешь себе слишком много? - парировала Чами.
   - Я? - он рассмеялся, - я как раз позволяю нормально.
   - И ты в серьез собираешься меня удочерить?
   - Да.
   - Вот сейчас у тебя волосы темные, а через пару месяцев будут седые, - пообещала она.
   - Неужели, - он не воспринял в серьез ее угрозы.
   - Обещаю, - буркнула Чами, доставая из кармана куртки наушники и плеер, желая хоть не надолго расслабится, и не думать о будущем, которого логически не было, о Машке, и ее убийце и о нем... О непонятным странных чувствах. В наушниках ее приветствовал ровный высокий, с приятной хрипотцой голос Земфиры.
   "Сколько в моей жизни было этих самолетов, никогда не угадаешь, где же он не приземлится, я плачу - за эти буковки и цифры, улечу на этом кресле, прямо в новости, давай я позвоню тебе, еще раз помолчим..."
   Она никогда не летала на самолетах и не любила небо, потому что она не любила совсем ничего, и никогда, и даже когда была бабушка, это была чисто собачья привязанность. И сейчас она в первый раз в жизни задумалась о любви, как о понятии, не отрицая ее существования.
   "Любовь, - это когда цветы, букетики, фантики... романтика, - думала наивно Чами, - короче сплошные банальности и что все так кичатся ей блин, этой любовью?"
   На улице было прохладно, наступили обещанные похолодания, но при этом впервые за неделю дождя, в городе появилось солнце: осветило пыльные трубы заводов, мокрый асфальт, взъерошенных воробьев.
   Город словно улыбнулся. Но что тут улыбаться? Ничего же не изменилось? Все осталось, как было... Никаких вестей, - Маша не восстала из мертвых, да и отношения с окружающим миром у Чами были по-прежнему натянутыми и сложными.
   И тут она вспомнила то, о чем совсем забыла, но что было очень важно.
   - Отдай мне мои ключи! - зашипела Чами на Рэйна, снимая наушники, - я хочу домой...
   - Мы туда и так идем, - заметил Рэйн в ответ, - тебе не кажется?
   - Не-а. И как понять мы? Какого хрена ты забыл у меня дома?
   - Ну, мне велели приглядывать за полоумной крестницей...
   Вместо ответа Чами въехала ему по правой щеке. Рэйн потер щеку и добавил:
   - Еще и буйной...
   Тогда получил по второй.
   - Татьяна да тебя надо посадить в изолятор! - заметил он, от третьего удара он успел увернутся.
   - Катись к черту, - процедила она сквозь зубы, и снова вставила наушники в уши.
   "Здравствуй мама, плохие новости... герой погибнет в начале повести... А мне останутся его сомнения... Я напишу о нем стихотворение..."
   Она вздрогнула, нет, этого не может быть он не может погибнуть... Так просто не может быть, это неправильно. Не логично! Пускай у них такие странные отношения, но рядом с ним ей хорошо, просто она не умеет по-другому. А если не будет и его... ЧТО ТОГДА?
   Чами тряхнула головой, прогоняя дурацкие мысли, ну и куда он денется? Что это она вдруг. Хотя, с другой стороны было какое-то ощущение, предчувствие, как дежа-вю.
   Так, погруженные в свои мысли, они дошли до дома, Чами совершила бесполезную попытку отнять ключи у Рэйна, но тщетно он толкнул ее в квартиру вошел сам, и, закрыв дверь, снова спрятал ключи.
   - Ну и? - спросила Чами рассерженно.
   - Что? - переспросил он.
   - И ради чего все это?
   - "Вырастешь, Саша, узнаешь", - фыркнул Рэйн.
   - Ты меня будешь заставлять домашние задания делать?
   - Да.
   - Гм... интересно, - потянула Чами, стягивая кроссовки.
   - Что тебе интересно? Синусы с Гипотенузами? - ехидно осведомился он.
   - Нет, мне интересно как ты будешь меня заставлять делать уроки, - ответила Чами.
   - А вот так, - и она получила демонстративный удар по лицу.
   - ТЫ СОВСЕМ ОХРЕНЕЛ?! - заорала Чами и бросилась на него с кулаками в одном кроссовке. В прихожей было темно и они, налетев на вешалку, повалились вместе со всем, что было на вешалке на пол с жутким грохотом. Рэйну удалось отбиться от Чами и подняться, подсветкой в мобильнике он осветил учиненный ими погром.
   - Ну и дурище, - расхохотался он, смотря на отчаянно старающуюся выбраться из под вешалки Чами. Потом помог ей, по недосмотру получив от нее ответный удар промеж глаз.
   - Первое что я сделаю, - заметил он, потирая ушибленную переносицу, - это отучу тебя бросаться на людей. Второе вставлю лампу в коридоре...
   - Что вставишь? - переспросила злобно Чами.
   - Лампу, дура, - ответил он.
   Чами понимала, что совместное проживание обещает быть очень и очень веселым. Но совместное, а не в одиночестве. И кто знает, может ей удастся, наконец, разобраться в своих чувствах?
  
   Глава 10.
  
   На это утро, после редкого солнечного вчерашнего дня, небо над городом затянули тяжелые ватные мутные тучи, из которых непрестанно лил дождь. Асфальт стал мокрым от воды, и в нем отражалось свинцовое небо так и норовившее рухнуть на голову, при первой, представившейся для этого возможности.
   Рэйн уныло брел по улице по направлению к поликлинике, где ему предстояло выслушивать чужие проблемы, при том, что ему вполне хватало и своих. Хватало вполне и даже слишком, потому что ему самому нужна была консультация и понимание, потому что все чувства и мысли внутри, слились в одну цветную кучу, - как картина художника-авангардиста конца двадцатого века. Отчаянное желание помочь Чами выбраться из круга ее ненависти, и не попасть в лапы к кукловоду, боролось со странным и весьма неприятным ощущением того, что относится он к ней совсем не как к "дочери", как сказано в индуистских учениях, а как-то по-другому. Только ему отчаянно не хотелось копаться в собственных чувствах, потому что он боялся увидеть, что жалость постепенно заменилась любовью... и не тем слабым чувством, которое чувствуют друг к другу сексуальные партнеры, а чем-то большим, лучшим? Желанием быть все время рядом с ней, дать ей возможность перестать ненавидеть, и побыть слабой маленькой девочкой, которую он защитит. От всего. И от кукловода.
   Ключи он оставил Чами, рассчитывая на ее совесть и на ее здравый смысл: что она не пойдет на улицу, где лужи по колено, в драных единственных кроссовках. Хотя, она была настолько непредсказуемой, что могла спокойно выкинуть и не такое. А в душе поселился страх за нее, - ее нельзя было оставлять дома одну, - ведь может, она где-то прячет наркотики, или снова решится покончить с собой.
   Хотя он совсем не опаздывал, но у кабинета на небольшом диванчике возле окна сидела Елена Ивановна. Широкие темные круги вокруг ее глаз могли говорить только либо о том, что она снова "приложилась" к дозе, либо просто не выспалась, хотя первое было гораздо реальнее.
   - Саша, - при виде его она встала, прижимая к груди сумку, и выдавила из себя улыбку, хотя получилось совсем не очень, - мне сегодня снилась Маша...
   Он открыл дверь в кабинет, и кивком головы приказал ей следовать за ним. В кабинете было темно и душно - свет падал только из окна, за которым по-прежнему непрерывно шел дождь.
   - Какая Маша? - спросил он, включая свет в кабинете. Елена Ивановна убрала за уши, выбившиеся из прически прядки темных пушистых волос, и посмотрела на него испуганно и удивленно.
   - Та самая. Которую маньяк убил, - ответила она хмуро, - а вы разве не знаете?
   - Знаю.
   Он повесил плащ на вешалку стоявшую в углу кабинета и, тряхнув мокрыми после дождя волосами, сел напротив нее. Глаза Елены наполнял какой-то странный панический ужас. Она наклонилась к нему поближе, и произнесла совсем тихо:
   - А еще мне снилась смерть Тани... Ее распяли на кресте как Иисуса Христа.
   Рэйн почувствовал, как по спине пробежал щекотливый холодок.
   - Лен, эти видения случаются из-за того, что вы принимаете наркотики, - сказал он себе, нежели чем ей, - что угодно может, привидится... И не думаю, что стоит даже в видениях идеализировать развратную школьницу с Господом Богом...
   - Развратную? - спросила с интересом Елена и ее темные брови поднялись вверх, - знаете, я догадывалась, что вы ей...
   - Нет что ты, - Рэйн покачал головой, и мокрые волосы ударили его по щекам, - нет, нет... Просто понимаешь, Лен, я в свое время натворил много всего плохого... И чтобы искупить свои грехи я хочу помочь ей.
   - И каким же образом помочь?
   - По-моему мы собирались говорить о ваших проблемах, а не о моих, - заметил он мрачно.
   - А что о них говорить? - переспросила она рассеянно, смутившись, - я принимаю наркотики уже в течение пяти лет, и не могу вылечиться от зависимости... И по моей вине убили мою ученицу Машу...
   - А какое отношение к убийству девочки имеете вы? - осведомился Рэйн.
   - Самое прямое... За день до ее смерти, мне приснилась Маша... и из глаз у нее вместо слез текла кровь. Это было так противно и страшно. Но я не придала этому значения... А потом я видела труп и у нее действительно были кровавые разводы на лице, как слезы... И понимаете мои видения они... Их не было, да! Их не было. Они появились только месяц назад. Понимаете, и это не наркотик. Словно меня наделили силой, чтобы я могла ее спасти. А я не смогла... - она сделала недолгую паузу, при этом ее руки с исколотыми неумелой иглой венами, нервно зажестикулировали как у глухонемой, - а теперь мне показали про Таню! И если я не спасу ее...
   - Успокойся, - перебил он - это простое совпадение. А Татьяна снится тебе, потому что у нее очень скверный характер, и она, наверное, тебя довела, в смысле, как ученица... Вот тебе и хочется ее пришибить, мне, если честно тоже. Только мы взрослые люди, и должны понимать, что это только фантазии. И сны не сбываются, а если и сбываются то очень и очень редко, и никакого...
   - Кукловода не существует? - она злобно сощурилась, потом быстро задрала рукав платья до плеча, на плече у нее красовалась татуировка в виде куклы Вуду, - а что это тогда? Думаешь, я ее сделала? Не существует, да? Думаешь, мы сами управляем своей судьбой? Тогда ты круто ошибаешься! Он, этот урод сидит и ухмыляется, диктуя нам каждый шаг, каждую нашу мысль!
   Рэйн вздрогнул, потому что был совершенно согласен с ней, просто боялся себе в этом признаться. Потому что все, в этом окаянном месте, как один твердили про кукловода.
   Как будтобы хотели выучить наизусть!? Но что тут учить? Все просто: все они дергались на его нитках, послушно и банально как куклы, и хотя им и казалось, что они действуют сами, они играли в его игру. По его правилам, на его поле, и действительно были его игрушками. И что он захочет, с ними и будет, и никак нельзя вырваться из этого проклятого круга. Потому что каждая попытка, каждая мысль об этом, тоже навеема кукольником, чтобы сделать игру интереснее.
   - Я бы спокойно отучилась от наркотиков, уже давным-давно, - продолжила шептать Елена, - но кукловоду это не нужно! Он хочет, чтобы я была наркоманкой, значит, так будет! Он хочет, чтобы ты трахнул Татьяну, значит, так будет...
   - Что за... - начал было Рэйн, но она перебила:
   - Кукловод хочет! Значит, это будет!
   - Все, - Рэйн резко встал и указал ей на дверь, - с меня хватит. Тебе самое место в реабилитационном центре!
   - Я просто конспектировала факт, - заметила Лена.
   Но все же встала, одернула длинное черное шерстяное платье, поправила недавно задранный рукав, и вышла из кабинета, демонстративно хлопнув дверью.
   - Бред, - повторил Рэйн, стараясь внушить себе это, - кукловод - это бред...
   Некоторое время, он наблюдал за унылым падением капель за окном, а потом сел за стол и выдвинул ящик. Там еще остались вещи, со времени пребывания здесь предыдущего психолога. Интересно, что же с ним или с ней случилось? Но вещи лежали нетронутыми, и Рэйн не решался даже посмотреть что там. А сейчас, он со странной для себя уверенностью разглядывал содержимое заветного отсека. Там лежали три книги. Фрейд, как ни странно Пушкин, и... Набоков. "Лолита".
   "Как в тему, - мрачно усмехнулся про себя Рэйн, - как будто тот, кто клал в этот треклятый ящик эту книгу, знал..."
   Он достал книгу из ящика, стряхнул с нее пыль и открыл наугад.
   "Я покинул шумный холл и вышел наружу; некоторое время я стоял на белых ступенях, глядя на карусель белесых ночных мотыльков, вертевшихся вокруг фонаря в набухшей сыростью черноте зыбкой беспокойной ночи, и думал: все, что сделаю, все, что посмею сделать, будет, в сущности, такая малость... Вдруг я почуял в сумраке, невдалеке от меня, чье-то присутствие: кто-то сидел в одном из кресел между колоннами перрона. Я, собственно, не мог его различить в темноте, но его выдал винтовой скрежет открываемой фляжки, за которым последовало скромное бульканий, завершившееся звуком мирного завинчивания. Я уже собирался отойти, когда ко мне обратился незнакомый голос:
   "Как же ты ее достал?"
   "Простите?"
   "Говорю: дождь перестал".
   "Да, кажется".
   "Я где-то видал эту девочку".
   "Она моя дочь".
   "Врешь - не дочь".
   "Простите?"
   "Я говорю: роскошная ночь. Где ее мать?"
   "Умерла".
   "Вот оно что. Жаль. Скажите, почему бы нам не пообедать завтра втроем?
   К тому времени вся эта сволочь разъедется".
   "Я с ней тоже уеду. Спокойной ночи".
   "Жаль. Я здорово пьян. Спокойной ночи. Этой вашей девочке нужно много
   сна. Сон - роза, как говорят в Персии. Хотите папиросу?"
   "Спасибо, сейчас не хочу".
   Он чиркнул спичкой, но оттого, что он был пьян, или оттого, что пьян был ветер, пламя осветило не его, а какогo-то глубокого старца (одного из тех, кто проводит остаток жизни в таких старых гостиницах) и его белую качалку. Никто ничего не сказал, и темнота вернулась на прежнее место. Затем я услышал, как гостиничный старожил раскашлялся и с могильной гулкостью отхаркнулся".
   Он почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а ведь, наверное, учительницы в школе тоже догадывались, что она ему совсем не дочь, даже не крестная... И как не старался он заставить себя относится к ней как к ребенку, к дочери, он чувствовал что-то противоречивое, но до отвращения банальное и естественное. Но ведь этого просто не может быть! Ей всего шестнадцать, ну максимум семнадцать лет, а ему уже сорок шесть. Хотя ведь кто-то говорил, что любви все возрасты покорны. Да какая тут любовь? Обычная банальная привязанность, непонятно откуда взявшаяся...
   Но Таня же не была "нимфеткой", и была многим старше возраста описанного в книге... И она была внешне похожа на мальчика, без капли женственности. Хотя тут он ошибался. Чами с ее короткой стрижкой, и прямыми и острыми от недоедания чертами лица, была много женственнее и красивее многих своих сверстниц, покрытых слоем косметики и облаченных в откровенные наряды.
   От размышлений его прервала Даша. Она вошла даже без стука и закрыла за собой дверь. Она стояла у входа сначала неуверенная, причем совершенно несоответствующая этой своей робости, - все в ее образе говорило об обратном, - короткая черная юбка, блузка в глубоким вырезом поверх которых был напялен нелепый медицинский халат, очки, которые сползли ей на кончик носа, торчащие в разные стороны в великолепном художественном беспорядке рыжие кудри.
   - Мы вчера отложили довольно важный вопрос? - заметила она, подходя к столу и касаясь пальцами, с вульгарными красными ногтями полированной поверхности стола.
   - Но не на работе же... - смутился Рэйн, которого совсем не радовала такая перспектива.
   - А кто нам помешает? - спросила Даша с интересом, снимая очки и отбирая у него книгу, - твои психи? - на секунду она остановилась, разглядывая обложку, потом отложила ее на край стала, - вижу, ты собираешься записываться в педофилы? - осведомилась она злобно, - психи нам не помешают... Я закрою дверь на ключ. Или тебе ближе "нимфетки"?!
Это прозвучало как намек, и видимо этого Даша и добивалась. На это и рассчитывала. Он понимал что делает что-то неправильно, но желание доказать всем что к Тане относится как к дочери было сильнее...
   Даша обошла стол и оказалась у него на коленях, обхватив его шею руками. Потом она стала медленно расстегивать пуговицы своей рубашки, а потом избавилась от нее и от халата вовсе. Их губы встретились...
   И наверное это не было правильным способом доказать что-либо, потому что его по прежнему преследовала эта странная мысль, это непонятное чувство, только к нему еще примешалось и неприятное ощущение измены.
   ... Спустя какое-то время они лежали на узкой и твердой кушетке, почти синхронно затягиваясь сигаретами. Только не совпадали и тут, - Даша курила тонкую длинную некрепкую "Яву", а Рэйн при больных легких предпочитал самую крепкую разновидность "Винстона". Так и лежали они на этой дурацкой софе под клетчатым пледом, потому что в кабинете было ужасно холодно.
   - Знаешь, - сказала Даша, равнодушно выпуская дым, - ты как будто здесь, но и не со мной...
   - Потому что так по жизни, - сказал он скорее себе, чем ей, чувствуя укол в легких, предвестник приступа, - делаешь одно, хотя хочешь совсем другого...
   - А чего же ты хочешь? - осведомилась с интересом Даша.
   - Я хочу... - он растерялся, следя за мигающим огоньком, совсем близко подкравшимся к фильтру, - чтобы мы сами строили свою судьбу. И никто не делал этого за нас.
   - Но как я понимаю, ты же добровольно тогда пошел в армию? - смутилась Даша, - о чем ты вообще говоришь?
   - Ты не поймешь, - он тяжело вздохнул и затушил сигарету.
   - Я, по-твоему, тупая? - разозлилась она, одной рукой приглаживая взъерошенные рыжие волосы.
   - Нет просто ты другая...
   - Ну да конечно, - фыркнула она, садясь.
   - Мы с тобой совсем разные, - пробормотал Рэйн, тоже садясь и чувствуя кожей ее горячую мокрую от пота спину сзади себя.
   - Но это же не мешает нам быть вместе? - утвердительно откликнулась она, хотя прозвучало это как вопрос, - или... мешает?!
   Он повернулся к ней, и встретился с равнодушным взглядом ее таких же рыжих, как и волосы слегка глупых глаз. Она была куклой, классической куклой, из тех, которым все равно, которые даже не сопротивляются. Она не выдержала близости и впилась ему в губы, в такой ситуации он просто не мог не ответить, хотя это было холодно, мимолетно...
   Но все же они хоть и немного, но были увлечены друг другом, хотя это не помешало им услышать звук открывшейся двери. Рэйн оторвался, обернулся. На пороге стояла Чам, в руках у нее был старый сложенный мокрый зонт.
   Она смотрела на них с ужасом и удивлением, но не сказала ничего. Слегка дрогнула ее нижняя губа и она, хлопнув дверью, выбежала в коридор.
   - Странно... я думала, что закрыла дверь, - иронично, но без тени сожаления произнесла Даша, смотря на дверь, - сумасшедшая девчонка, мы без двери останемся...
  
   Глава 11.
  
   Рэйн не мог даже представить, куда она побежит, но он реально представлял себе, что натворил и, что она может сделать с собой из-за этого. Одевшись с рекордом за несколько минут, вспомнив навыки армии, где на это давалось еще меньше времени, он вылетел из поликлиники, оставив Дашу в прежнем весьма неприятном положении, на кушетке, в кабинете. Хотя это не имело значения, ведь она кукла, для нее тоже ничего не имеет значения.
   Он бежал под проливным дождем, расталкивая прохожих, в уже темнеющем свежем вечернем воздухе. Сейчас, главным было догнать ее, или хотя бы найти. Пока она не сделала чего-нибудь... Или не покончила с собой.
   Как он мог так поступить с ней, проклятый эгоист... Ведь он должен был плевать на свои чувства, и просто помочь ей, на худой конец затолкать их куда поглубже в душу. Но он поступил еще хуже...
   Потом был тот самый подъезд, где недавно совсем убили Машу, квартира. Он позвонил, никто не ответил, но вскоре он понял, что она не здесь. Она не пошла домой... Еще несколько минут занял путь от "сталинских" домов, до строительного завода и моста.
   Он уже из далека, увидел тоненькую фигурку в легкой насквозь мокрой куртке, перемахнувшей через перилла одной ногой. Рэйн понимал, что если он сейчас позовет ее, она обязательно прыгнет, по этому он как мог бесшумно, быстро догнал ее, и ухватил за рукав летней курточки.
   - Пусти меня... - выпалила она, четко проговаривая каждую букву, и пытаясь вынуть рукав, - катись к черту...
   - Стой, - попросил Рэйн, тяжело дыша после долгого бега, - ты не можешь покончить с собой из-за меня...
   - А я и не из-за тебя, - лицемерно процедила она, оставив все попытки высвободить руку, - я уже давно собиралась это сделать...
   - А почему не сделала раньше? - перебил он, и понял, что дернул за нужную струну, ее глаза вспыхнули злобой.
   - Потому что ты мешал мне, придурок, - буркнула она.
   - А сегодня утром? Тебе никто не мешал, ты почему-то решила побегать по городу...
   Чами растерялась и он, воспользовавшись ее замешательством, перетащил ее через перила, заодно отведя от них подальше. Они оказались друг против друга - глаза в глаза. Чами была промокшая и растрепанная, похожая на воробья, после купания в луже, - одежда на ней была мокрая до нитки.
   А дождь лил все сильнее, прямыми тяжелыми струями, бив их в лица.
   - Ты...- Чами покачала головой, ища подходящие слова, и от дождя ему на минуту показалось, что глаза у нее мокрые, или это действительно были слезы, - ты... ты... урод... я тебя ненавижу...
   Потом она не сдержалась и въехала ему пощечину, видимо это ее успокоило бы, но на самом деле наоборот, она совсем разрыдалась, - по-детски громко и взахлеб. Потом уткнулась ему в плечо, продолжая рыдать так неистово, что плащ в этом месте тоже стал мокрым. Он же не знал, что Чами плачем первый раз в жизни... За долгие шестнадцать лет, когда смелая девочка переносила все подарки судьбы, стиснув зубы, и без единой слезинки.
   - Тварь... что ты сделал со мной... ты... я теперь... глупая влюбленная дура... козел.... - шептала она, - я тебя... ненавижу...
   Он погладил ее по мокрым взъерошенным волосам, и хотя и было чувство вины, но счастье, что можно прижать ее к себе, утешить, не таясь, было выше, и много больше. Потом она перестала рыдать, и подняла на него заплаканное лицо, и, встав на цыпочки, поскольку она была намного меньше ростом, поцеловала его в мокрые соленые губы, еще хранившие вкус помады другой женщины, который безжалостно смывал дождь. И он ответил, прижимая ее к себе крепко-крепко, плевав на все на правила, на разницу в возрасте... Устав от всех тяжелых и дурацких обременительных мыслей. Ведь сердце все равно не обманешь... И если так хочет Бог, или кукловод, или какие-то другие высшие силы, то глупо противится их желаниям... А еще глупее противится собственной душе, и своим чувствам.
   Они целовались долго, и неотрывно получая друг от друга безумное удовольствие. Потом просто, он все-таки вспомнил, что Чами, если и дальше будет гулять в мокрой до нитки одежде, рискует простудиться, да и предательский приступ кашля сдавил горло. Проклятая болезнь...
   - Ты урод, - повторила убедительно Чами, смотря, как он кашляет, - во что ты меня превратил? Я была...
   - Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь со своими претензиями? - спросил он, перестав кашлять, хотя уже нащупывал в кармане плаща ингалятор.
   - Кого? - она сощурила свои изумрудные глаза.
   - Лолиту, - усмехнулся Рэйн мрачно и цитировал кусок из недавно пролистанной книги, - "Гадина! Я была свеженькой маргариткой, и смотри, что ты сделал со мной. Я, собственно, должна была бы вызвать полицию и сказать им, что ты меня изнасиловал. Ах ты, грязный, грязный старик!"
   - По-моему ты немного торопишь события, - Чами выдавила из себя улыбку.
   Рэйн понял, что давать ей спуска нельзя, да и себе тоже.
   - А почему ты решила, что если я тебя поцеловал, то обязательно последует продолжение? - осведомился он, а потом добавил скорее себе, чем ей, - и вообще у меня есть "подруга". Ну, ты ее видела.
   - Эта рыжая корова? - изумилась Чами, - жуть... и как ты с ней спишь...
   - А вот это уже не твои проблемы, - заметил он, - пошли домой, простудишься.
   - Ну и простужусь, и умру, - заявила она, - а вообще буду стоять как истукан, пока...
   - Что?
   - Пока ты меня снова не поцелуешь, - как-то рассеянно заявила она, и задрала к верху, на встречу дождю свой курносый нос.
   - Ты совсем обнаглела, - подметил Рэйн, - тебя пора лишить сладкого.
   - А я и так его не ем, - буркнула она, - ну ты хочешь, чтобы я простудилась и умерла?
   - От простуды еще никто не умирал.
   - А я умру.
   - Твои проблемы. Это шантаж?
   - Да.
   Проклятая девчонка специально будила в его душе именно то, что он так старался запрятать подальше, или уничтожить вообще. Но, подчиняясь снова чувствам, а не мыслям, и даже не ей он взял ее холодное мокрое лицо в свои руки и, подтянув к себе, поцеловал в самый краешек губ.
   - А теперь пошли домой, - заявил он, отстраняясь и беря ее озябшие скользкие пальцы. И она с послушностью каторжника, идущего на казнь, побрела за ним, крепко сжимая его руку и волоча за собой зонт, который так и не догадалась открыть.
   ... Оказавшись в темной тесной прихожей, она преградила ему проход, и повисла на шее, понимая, что становится как наркоман, зависимой от его губ, и возможности видеть насмешливые ярко голубые глаза так близко. Но это полностью перекрывало ее жажду в травке, - потому что это удовольствие, эта эйфория не была сравнима ни с чем. А наркотик уж тем более ей в подметки не годился. Рэйн и сам увлекся, даже слишком. Они, не отрываясь от друг друга в этой нирване, снова опрокинули несчастную вешалку, которой всегда доставалось.
   - Я хочу-у тебя, - шепнула Чами ему прямо в самое ухо, расстегивая верхнюю пуговицу его выбившейся из-под плаща рубашки.
   - Нельзя, - ответил он ее и мгновенно отстранился на расстояние вытянутой руки, понимая, что и так позволил себе слишком много. Уловил тоску во взгляде Чам, которая ждала большего.
   - Иди, переодевайся, - приказал он, как мог холодно, - простудишься. А еще лучше прими горячий душ...
   - А ты ко мне не присоединишься? - спросила она лукаво, за что получила по лицу, и взвыла, потирая ушибленную щеку, - я же пошутила...
   - Извини, - он выдавил из себя виноватую улыбку, и они разошлись по разным комнатам. Чами закрылась в душе, а он ушел в самый дальний конец квартиры и, встав у окна, достал ингалятор и лекарства, чувствуя приближение приступа. Потом тот действительно накатил, и не бывало еще так, чтобы его не было, после эдакого предчувствия. Как обычно он начал задыхаться, но потом трудом ингалятора и эуфилина пришел в себя, хотя какое-то неприятное ощущение сохранилось. Тогда он для точности принял еще и Морфин, чего все-таки делать не стоило, поскольку растапливаемая действием двух наркотических препаратов реальность начала старательно плыть... Потом закружилась голова.
   "Зато никаких приступов" - мрачно усмехнулся он, стараясь заглушить неприятное предчувствие. Вдруг Чам снова захочет покончить с собой...
   Но они встретились в коридоре, - Чами облачившись в широкие штаны "камуфляж" и ядовито-красную майку с Че Геварой, производила какие-то манипуляции с грязно-синим полотенцем и своими ставшими от воды темными волосами, свисавшими сосульками вдоль скуластого лица.
   - Ты чего? - она удивленно сощурилась, - собирался ко мне присоединится?! А уже поздно, я уже кончила!
   - Мне почему-то показалось, что ты снова захочешь покончить с собой, - игнорируя ее ядовитую реплику, сказал он.
   Она только пожала худыми острыми плечами.
   - Ты выглядишь не очень, - изрекла она, стараясь придать своему голосу, максимум заботливости, что получилось у нее даже довольно хорошо, - может, ты приляжешь?
   - Нет спасибо, - он покачал головой, воспринимая это как очередную попытку Чами затащить его в постель, - я лучше посижу...
   - Ну, посиди, ага, - Чами снова пожала плечами и исчезла в своей комнате.
   Рэйн пошел в большую комнату, так называемый "зал", гостиную, и застыл около книжной полки, хотя поиски его были недолгими. Он быстро извлек с полки книгу, только в другом переплете и более старого издания, видать бабушка Чами собирала коллекцию...
   Он опустился в кресло и снова открыл наугад, закурив сигарету, даже не задумавшись можно ли здесь курить.
   "Согласно римскому праву, лицо женского пола может вступить в брак в двенадцать лет; позже этот закон был одобрен церковью и до сих пор сохраняется, без особой огласки, в некоторых штатах Америки. Пятнадцатилетний же возраст допускается законом везде. Нет ровно ничего дурного (твердят в унисон оба полушария) в том, что сорокалетний изверг, благословленный служителем культа и разбухший от алкоголя, сбрасывает с себя насквозь мокрую от пота праздничную ветошь и въезжает по рукоять в юную жену".
   Рэйн с отвращением поморщился при мысли об этом.
   Буквы на странице стали уступать, давая волю его мыслям... С другой стороны, что здесь плохого? Ну, он же не собирается ее бросать. А болезнь? Никто не знает, сколько он сможет еще прожить с ней, и не задохнутся. Год, два? Или двадцать лет? Ведь даже врачи не могли назвать точную дату... А стоит ли заставлять девочку переживать эту боль, боль потери близкого человека. Разве мало она повидала страшного за свой недолгий век?
   От раздумий его отвлекла Чами собственной персоной, влетевшая в комнату так неожиданно, что он даже вздрогнул.
   Рэйн поднял на нее глаза и с изумлением увидел, что на ней вместо привычных, нормальных широких штанов и "пацанской" майки, было то самое злосчастное платье, в котором она шла в ту ночь, на "панель".
   - Куда ты собралась? - спросил с интересом и ужасом Рэйн, рассматривая ее странный "прикид".
   - А никуда, - Чами загадочно и как-то безумно улыбнулась.
   - А что ты тогда так вырядилась? - он недоверчиво сощурился, - опять на "променаж"?
   - Нет! - она покачала головой, - а я что? Не могу просто так...
   - Что просто так? Нарядится как проститутка? Ну, это твое право...
   - А что ты налетаешь на меня старый черт!?!
   Потом ненадолго мигнувшая в ее ярко-зеленых глазах, цвета летней травы, злоба сменилась странной растерянностью, и чем-то еще. Чем-то что совсем не смотрелось в этих глазах.
   Она спокойно подошла к нему, опустилась рядом на ручку кресла. Приобняла за шею и отобрала у него книгу, отложила на стол рядом.
   - Давай "забьем" на все? - спросила Чами, смотря ему в глаза, в упор.
   - А что это "все"? - осведомился он с интересом.
   Она молчала, и молчание это было каким-то натянутым и жутким. Дело было в том, что сказать было нечего, потому что недолгий приступ нежности у Чам прошел.
   - Чем я хуже этой дуры? Чем? - зашипела она, злобно ухватив его за ворот рубашки скакнув с ручки кресла ему на колени, - почему? Чем?
   Потом ее руки снова ослабли, отпустили ворот. Она тяжело вздохнула, и уставилась куда-то мимо него. Он, было, хотел ее успокоить и садить с колен и вообще избежать неловкости, но что-то, наверное, действие наркотических препаратов мешало ему сделать это. Было так хорошо, когда она была рядом, - такая резкая, злобная и в то же время хрупкая. Плевав на все правила, плевав на все к чертовой матери, она была права, просто не обращая внимания на всё это забыться и быть вместе хоть эти короткие мгновения. Но грех... ведь это, наверное, страшный грех? Но и на это, наверное, стоит "забить".
   "Забить" на все. Ради нескольких минут счастья...
   - Давай только я скажу тебе кое-что важное, - начал он, не узнавая свой голос ставший каким-то совсем хриплым и низким, - во-первых, у меня астма, и возможно, я не проживу долго. Во-вторых, я верю в Бога, хотя это, наверное, покажется странным... А в-третьих, я прошел Афган, и не стоит говорить мне какая жизнь "страшная"...
   - И что с того? - смутилась она.
   - Делай выводы.
   Но она словно пропустила сказанное им мимо ушей. Улыбнулась как-то нелепо и сказала:
   - Мне абсолютно все равно...
   Потом они не отпуская друг друга, встали, оставив кресло. Чами уткнулась лицом ему в плечо, соблюдая это нелепое молчание, он чувствовал под своей рукой, под шершавой тонкой тканью платья у нее на спине тепло ее юного тела, такого хрупкого и слабого. Она дышала глубоко и часто, теплая, близкая... Лямка ярко-красного платья сползла, обнажая ее острое еще совсем детское плечико. Да, она действительно была ребенком, маленькой заблудившейся девочкой. Но на это тоже нужно было забить, что было весьма сложно, по этому он поправил лямку, получая от прикосновения холодных пальцев к гладкой мягкой коже безумное удовольствие. Нельзя... Это так противно, так мерзко, чем она не Лолита? Она ведь просто хочет казаться взрослой, бедная глупая маленькая Чами. А сейчас он поступает в точности, повторяя описанное в книге... От этой мысли ему стало совсем плохо, он вздрогнул, мотнул головой, прогоняя шальные мысли.
   - И что теперь? - спросила Чами, с явно заискивающей интонацией, - так и будем стоять?
   - А что ты прикажешь делать? - смутился Рэйн.
   - Ну... - ее тонкие молочно-белые острые пальцы скользнули по его груди, и остановились на верхней пуговице рубашки, глаза Чами округлились, а потом она насмешливо сощурились.
   - Не стоит, - заметил он рассерженно, чувствуя, как ему не хочется ее останавливать, как хочется забить на все, на что только можно забить.
   - Почему? - спросила она плаксиво, как обиженный ребенок, хотя она действительно была ребенком, и нельзя было об этом забывать. Потом она злобно сощурила глаза так, что они превратились в две темные щелочки, из которых как вспышка просвечивал зеленый цвет, - неужели ты не понимаешь, что ты единственный человек во всем мире который мне нужен... ты не понимаешь, что я не могу без тебя дышать?
   - А как же дышала раньше? - иронично осведомился он, заглушая желание ответить ей искренне, честно. Ответить, что она стала второй неизлечимой болезнью, страшнее прогрессирующей астмы, потому что она как меткая пуля ворвалась в душу и не желала отпускать...
   - Зачем ты сделал это со мной? Превратил меня в такое убожество, заставил стать слабой и теперь... отвергаешь меня... почему?
   - Потому что я не хочу причинить тебе боль, - ответил Рэйн, отпуская ее и отстраняясь.
   - Боль, - прошипела она, - я уже давно не боюсь боли... почему? Рэйн ты единственный человек, во всем мире которого я не ненавижу, а наоборот... который мне нужен, которого я люблю, хочу...
   - Ты не понимаешь что говоришь, - он не сдержался и снова ударил ее по лицу, хотя понимал, что это неверный способ.
   - Какое ты имеешь право меня бить? - спросила Чами, злобно потирая ушибленную щеку, весь ее романтично-откровенный настрой куда-то быстро запропастился, и Рэйн был этому очень рад, но не тут то было. После паузы Чами изрекла, - а знаешь, я получаю такое изысканное эротическое удовольствие, когда ты меня бьешь...
   - Хватит, - прошипел он, вне себя понимая как тяжело бороться с собой, и что Чам это чувствует, и специально подыгрывает его "плохой" стороне, крепко ухватил за волосы и подтащил к себе, Чами только пискнула, - ты ведешь себя, как шлюха...
   - А куда мне деваться? - парировала она, отчаянно пытаясь вырвать у него свои волосы, - только и остается идти по стопам матери...
   Потом он ослабил хватку и, воспользовавшись этим Чам, с размаху ударила кулаком ему по носу и впилась зубами в плечо.
   - Ты что с ума сошла? - взвыл он не то от злобы, не то от боли. Но Чами держалась крепко, и путем старательных усилий, ему удалось оторвать ее от своего плеча, отшвырнув в кресло. Пиджак на этом месте был мокрый, но прокусить плотную ткань ей не удалось.
   Чами плюхнулась в радостно принявшую ее мякоть кресла, раскинула руки и, подражая какой-нибудь героине голливудского экшна, завопила:
   - Иди ко мне моя любовь!!!
   - Не дождешься, - буркнул Рэйн, - иди к черту.
   И не в силах справится с эмоциями, забыв, что на улице дождь, и холод, он вылетел в подъезд в одном пиджаке с одним только желанием, поскорее уйти отсюда и подальше от нее.
   - Ну и иди, и больше не возвращайся! - крикнула ему в след разочарованная, разгоряченная и ошарашенная Чами.
   Но он ее уже не слышал. Он был уже внизу лестницы, уже достаточно далеко. И чем дальше он уходил, тем хуже ему становилось. Но он понимал, что нужно уйти.
   Чтобы легче было бороться с инстинктами, чтобы легче было бороться с собой...
  
   Глава 12.
  
   Как только терпкий морозный воздух улицы, с примесями запаха близлежащей помойки, и жареных котлет из соседнего от входа в подъезд окна, он почувствовал себя значительно лучше, хотя причиной тому был совсем не воздух. Мгновенно реальность снова приняла свои привычные серые тона: мутный цвет здешнего вечера, противно-коричневый кирпич "сталинских" домов. Все как-то сразу встало на свои места, даже отсутствие пальто почувствовалось мгновенно. Реальность снова становилась обыденно скучной, даже эта банальная и глупая ситуация с Чам, по сравнению с ненужностью и бессмысленностью бытия казалась сказкой. На фоне всего этого проклятого мира, - на фоне войны, на фоне постоянных врачей, лица которых уже даже не находили отголоска в его памяти: они как сны, были регулярными, но все говорили одно. Хотя был человек сказавший другое, но... Он был только один: один против ста... Незначительная цифра, да?
С улицы сюда доносился шум машин, и лай собак в близлежащем парке. Они, эти собаки уже давно перестали быть собаками, став дикими зверями, поскольку были ненужный людям... И люди сами виноватые в этом, все равно боялись и сторонились этих несчастных существ, невольно вызывавших у него жалость. В прочем оправданно, ведь Чам была такой же, как они, только в человеческом обличии. Ребенок, лишенный дома, родителей, семьи, детства. Которого отвергли все окружающие, и теперь помимо своей воли отвергал он... Но ведь отношения уже давно перестали быть глупой жалостью, все стало гораздо серьезнее. Единственное, что ему сейчас остается - это уйти. Уйти как можно скорее, как можно дальше от этого дома, чтобы больше никогда не встречаться с ней. Потому что нельзя причинять ей боль, потому что вряд ли она переживет еще одну потерю, а в прочем, может быть, наоборот, станет только сильнее? Маленькая смелая девочка...
   Он мотнул головой, желая прогнать наскучившее уже, тяжелые как грозовые тучи мысли. Медленно под светом качающегося слабого фонаря побрел к своему дому, который был напротив этого, через пустырь. Все было так близко так рядом, нужно отсюда уезжать. Но как же бросить ее в этой темноте одиночества?
   Как же правильнее?
   Холодный осенний вечер все-таки постарался напомнить ему об отсутствии плаща, но он только плотнее запахнул пиджак. Но скоро вернулась еще одна мысль, при которой по телу пробежалась волна ужаса: в кармане плаща остались и лекарства. С одной стороны ему недолго дойти до дома, хотя мало ли что может случится? А со второй вдруг Чам придет в голову рыться у него в карманах, а там лежали наркотические препараты...
   Он вздрогнул и остановился, потому что дорогу ему пригородила не высокая фигура, в черной куртке, и с капюшоном как у какого-нибудь сатаниста или сектанта секты "куклу с клан". Из темноты светились два глаза-уголька, с большим трудом он узнал в нечаянной встречной Кристину. Губы ее слегка дрожали, будтобы от холода.
   - Кристина, что ты делаешь ночью на улице? - спросил он, переводя дыхание, и чувствуя щекотливую хрипотцу в легких - предвестницу приступа.
   - Я? - смутилась она, - мне страшно дома... там они! Женщина на меня кричала! Я боюсь туда идти! Они не на шутку разозлились, потому что кукловод...
- Что за бред? - фыркнул он, - а на улице тебе не страшно, вообще то в нашем районе очень велика уголовная активность... А дома спокойнее.
   - НЕТ, - она покачала головой, - дома они...
   - Кристина, это всего лишь твое воображение, - заметил Рэйн, отчаянно стараясь ее успокоить, - нет там никого...
   - Есть! А вчера я сидела было темно... а на стене обои грязные, и по ним таракан полз. Я его увидела, он такой чернущий-чернущий... их там так много этих тараканов, с потолка сыплются!
   - Ты что боишься тараканов? - переспросил Рэйн, не понимая, с чего это вдруг она начала рассказывать про этих противных, но безобидных насекомых.
   - Нет, - она снова мотнула головой, - я спросила у них, почему там так много тараканов и мух, а они ответили, что так за мной наблюдают! А кукловод нет... он без шпионов все видит и знает. Он за нами следит! И сейчас он слышит каждое наше слово... А еще он очень зол на вас! Потому что вы ушли!
   - Куда ушел?
   - Я не знаю, - сказала она, - я знаю, что он зол! Потому что те, кто в моей квартире живут, они... они всегда говорят, если он злится. А еще они сказали, что скоро кто-то умрет...
   - Может, хватит? - осведомился Рэйн утомленно, - Кристина, а тебе самой еще не надоели твои фантазии? Может, ты побудешь хорошей девочкой и пойдешь домой?
   - Там они! - закричала она и рванулась куда-то в темноту, с такой сумасшедшей скоростью, что он не спел даже попытаться остановить ее. Бестолково было гнаться за ней. Хотя, снова в голове мелькнула шальная мысль: если бы это была Чами, то он еще как бросился бы за ней, хоть на край света.
   Но, бросив еще один усталый взгляд вдогонку Кристине, вглухую зовущую темноту он пошел домой. Дальше путь до дома был коротким и ничем не примечательным, больше никто ему не встретился, только рядом с домом на лавочке сидела молодежная компания: две отвратительно пьяные девчонки ровесницы Чами, может помладше и парень с пустой банкой пива в руках. Они проследили за ним немигающими сонными взглядами и стали снова обсуждать какие-то свои дела, хотя это было весьма странно в такой поздний час. Тем не менее, лицо одной из девчонок показалось ему знакомым: светлые слегка вьющиеся волосы до плеч, изумительно правильные, но какие-то слишком неживые черты лица. Типичная куколка...
   Из таких, которые уже давно забыли о том, что когда-то очень и очень давно были людьми, и пытались вырваться из лап своего повелителя, впрочем, возможно даже не пытались. Ведь это так сложно все? Понять... Ты думаешь, что сам думаешь, сам вершишь свою судьбу, а он этот проклятый человек смотрит на тебя с высока и командует твоими действиями, ведь даже эти мысли о том, что он существует, были навеяны им: и давно было пора понять, что все это, весь это рывок, желание свободы тоже его рук дело: потому что ему это нужно. Потому что так эта проклятая игра, черт ее подери, будет интереснее, для кукловода - куклам же уже давно все равно. И как не пытайся ты понять, что тобой управляют, ты все равно ничего не сможешь сделать! А как сложно понимать, что ты бессилен перед ним, ив все равно даже не сможешь найти его, если он этого не захочет. А он проклятый кукловод так изысканно подобрал себе кукол в коллекцию: девчонка, уставшая от жизни ненавидящая окружающий мир, астматик пытающийся спасти ее, а на самом деле только еще больше путающийся в лабиринтах своих чувств, школьная учительница наркоманка, сумасшедшая девица, которая постоянно слышит голоса... И все, все они дергаются на нитках, играют заданный им спектакль так банально так глупо. Без права на свободу,- в конце опустится занавес, и они будут играть снова уже для другой публики и остается только вопрос кто мы сами? Кукловоды или куклы...
   И это только особенно ярко выделяющиеся в серой толпе персонажи, они верят в него, они борются с ним, но все равно побеждает он, потому что он придумал эту игру. В этой истории не может быть хорошего конца, и конца вообще! Он будет играть, пока не умрет, или пока не умрут они. Это вечный проклятый круг и достаточно считать сумасшедшими тех, кто уловил его умелые руки, в которых нити их жизней сливаются в одну. Достаточно слепо, верить в свою самостоятельность. А остальные куклы все такие серые однообразные: пузатые дядечки олигархи, которые больше всего в жизни делают, звезды которые светят лежа в лужах, гламурные куколки барби рассаживающие по лавочкам, с постоянно меняющимся цветом волос и с еще даже более часто меняющими их пассиями, которые так же банальны, так глупы... Уродливые рэпперы со спущенными до колен штанами, как будтобы они наложили туда от страха перед кукловодом и несгорающей верой в себя и стремлением к тупой крутизне. Не глупо ли все это по сравнению с тем? Не круто ли порвать этот круг и стать самостоятельными независящими от кукловода или не оборвать нить? А проблема в том, что оборвать нить, нельзя она прочна и стара как мир. Ты уже рождаешься куклой. И нет никакого спасения из этого проклятого круга...
   Потому что круг держит слишком крепко и есть только один способ выйти из игры: наскучить кукловоду, сделать что-то не так, разозлив его, и тогда он отпустит нитку на нужное расстояние, чтобы дать тебе умереть.
   Рэйн понял, что медлить нельзя, что нужно скорее вернутся к Чам, помочь ей, а не оставлять ее. И пускай этого хочет кукловод, пускай он не сможет удержаться, и отношения будут совсем другими, совсем не по возрасту, не по званию по приличию, но они будут вместе. А вместе гораздо легче... Проще пережить все это, гораздо легче дергаться на нитях. А еще он наконец-то понял кто из них всех кукловод, тот, кто так неожиданно оказался им. Но как сказать об этом ей...
   Предательский приступ кашля заставил его согнутся почти по полам, и он отчаянно уцепился за стену лифта, как за спасение, потому что риск был слишком велик. Риск не дойти до Чам вообще... Потому что вряд ли он сможет перенести этот приступ, без лекарств, без ингаляторов. Боль была адской, наверное, действительно, такой как когда тебя сжигает изнутри и легкие вот-вот разорвутся на тысячи кусков. Но неожиданно приступ отпустил. Он с трудом дотянулся до кнопки, но перед тем как дверь закрылась, в лифт заскочила она. Глаза ее горели каким-то безумным светом, а правой руке своей она сжимала нож.
   - С тобой все в порядке? - ехидно спросила она, смотря на него своими немигающими глазами обрамленными густыми пушистыми ресницами.
   - Зачем тебе это нужно? - осведомился Рэйн хрипло, чувствуя, как по спине пробегает щекотливый холодок, от вида оружия в ее изящных руках.
   - Это весело, - она рассмеялась и замахнулась. Он бы смог сопротивляться, смог бы справится с хрупкой довольно девушкой, но новый приступ кашля помешал ему это сделать. Он почувствовал, как нож по рукоятку входит ему в спину, но уже не чувствовал боли. Только липкая кровь, стекавшая по рубашке. Она ударила еще раз для точности, и он осел на пол, чувствуя, как жизнь быстро уходит. Окровавленные руки оставляли следы на полу, и на стенах лифта и ему в голову пришла спасительная догадка. Он быстро начал писать кровью на стене лифта, послание Чам, которое она вряд ли потом прочитает. Но после еще одного удара его рука безвольно упала на пол, не дописав всего нескольких букв, то есть имени самого убийцы, самого кукловода.
   "Остерегайся..."
   Она бросила прощальный взгляд на еще недавно живого Рэйна и ее губы искривила презрительная улыбка. Нехорошо. Никто не должен называть ее имени, некто не имеет на это право. А если кто-то и попытается, то будет наказан, жестоко наказан. Для них она Бог, кукловод и одновременно дьявол: она выбирает правила этой игры... И никто не имеет права самому диктовать свои правила. Из девяти кукол осталось только семь, - счастливое число.
   Но приближающиеся шаги по лестнице заставили вздрогнуть даже кукловода, хотя она никогда даже не боялась. Возможно, станет одной куклой меньше...
   ... Алиса не знала, что заставило ее пойти в след за этим совершенно незнакомым человеком. Она просто оставила своих друзей на лавочке и медленно пошла за ним по обломанным ступенькам. Для чего? Зачем? Она не знала, но в сердце родилось какое-то странное непонятное предчувствие, и ощущение дежа-вю, будтобы она уже где-то видела его однажды, но забыла об этом. Лифт на ее нерешительный зов не приехал, и она побежала по лестнице, слыша, как наверху где-то на этаже шестом-седьмом скрипнула дверь лифта, и послышались отдаляющиеся шаги. Она побежала и вылетела на площадку перед открытым лифтом, и не сдержала крика: лифт и стены его были перемазаны в крови, а на полу лежал он, тот самый человек, за которым она неожиданно для себя погналась. И он был мертв. Она хотела проверить пульс, чтобы убедится в страшной догадке, но только перемазалась в крови, и доказала себе что сердце его уже не бьется.
   - Опоздала, - услышала она сзади себя, и обернулась. На верхнем переплете лестницы, свесив ноги и обняв, перилла руками сидела Кристина, вид у нее был ошарашенный и испуганный. Волосы торчали в разные стороны, глаза были выпучены так, будтобы вот-вот вылезут из орбит, Кристина демонстративно закатила их и шмыгнула носом, - он умер...
   - Надо вызвать скорую, - прошептала дрожащим голосом Алиса, - что ты сидишь? Ты видела убийцу?
   - Нет, - Кристина замотала головой, так что волосы стали бить ее по лицу, - не надо скорую... лучше сразу милицию.
   - Может еще можно помочь? - с сомнением спросила Алиса, смотря на свои окровавленные руки, и чувствуя, как у нее подкашиваются колени.
   - Нет. Лучше уходи.
   Кристинин взгляд сделался испуганным, и она быстро вскочила. Внизу хлопнула дверь.
   - Это... - у Алисы поперек горла встал ком, - это ты... его убила?
   - НЕТ! - почти закричала Кристина, - уходи...
   И побежала вверх по лестнице, на свой этаж. Алиса осталась стоять посреди лестничной площадкой, тупым непонимающим взглядом смотря в след Кристине, и слушая приближающиеся шаги внизу. На секунду ее взгляд упал на стену лифта, и она с ужасом прочла недописанное предупреждение. Вот как теперь наказывают за жульничество в игре?
  
   Глава 13.
  
   Чами понадобилось совсем немного времени, чтобы как следует оценить ситуацию, и бросится ему вдогонку. Сначала противоречивое чувство гордости пыталось ее остановить, обусловливая это тем, что он сам все равно вернется, но она поняла одну печальную истину: желание быть рядом с этим человеком заглушало тихий голос разума, до сих пор, пытавшийся что-то сказать на ее поступки.
   Она быстро натянула джинсы прямо под платье, и куртку, схватив его пальто, вылетела на лестничную площадку. Пальцы ее не слушались, и она никак не могла вставить ключ в замок, понимая, что теряет время. Бесполезно теряет время. Ей наконец-то удалось закрыть дверь, и она чуть ли не кубарем полетела по лестнице. Пробегая мимо кабинки вахтера, она брезгливо поморщилась, - оттуда несло как всегда дешевым спиртным и мочой. Насколько он был все-таки жалким... Даже кукловод не захотел брать себе такую игрушку. Такую низкую и жалкую, схожую скорее с тараканом, чем с человеком. Почему он выбрал для своих игр именно их? Потому что другие были скучнее? Потому что они жили по установленным для них правилам? Парни в спущенных низко штанах, из которых торчали омерзительные серые трусы, и при этом это чувство крутости и брезгливости по отношению к ней. К ней, которая была лучше и выше их, хотя и была дочерью уголовника... Или эти глупые "гламурные" девицы, с тонной косметики на лице? Которые так же злобны и насмешливы, хотя даже не знают, на самом деле, что такое ирония, зато прекрасно умеют целоваться, да и не только. Но перечислять их умения Чам не хотелось, у нее сейчас была только одна задача: поскорее догнать Рэйна.
   Она хлопнула дверью подъезда так, что даже сонный вахтер зашевелился в своей берлоге. Чами было все равно, пусть там хоть помрет, это неважно... Мир, наконец, то дал ей хоть что-то хорошее, хоть одного близкого, понимающего человека.
   Чами не могла дать объяснения тому немому ужасу, поселившемуся у нее в душе, - почему она так перепугалась за него, при том, что он просто ушел домой? Ведь всего-то проблем, - это соседний дом, перебежать пустырь, нагнать его, попросить прощения за гнусные выходки, которые она позволяла себе. Ей не важно было, кем он будет для нее - крестным отцом, братом, другом, мужем, главное чтобы он был рядом всегда и везде. Чтобы видеть эти слегка взлохмаченные темные волосы, в которых, если хорошо приглядеться можно было легко различить тоненькие нити седины, пробуждавшие в ее диком сердце целую бурю незнакомой и непривычной нежности. Смотреть в эти светло-голубые глаза в которых без пробоем можно было прочитать все его мысли, или хотя бы если не прочитать, а просто догадаться. Его теплые такие нежные руки с длинными тонкими пальцами, губы, которые ей так нравилось целовать пребывая при этом в ощущении безумной эйфории, которая заставила ее забыть даже вкус наркотиков. Как бы не было тяжело, но она согласна была чтобы он просто был рядом, пускай даже врагом, но только что бы рядом...
   Чами поплотнее закуталась в куртку и прижала к щеке шершавую ткань его пальто, чувствуя как по телу разлетается волна тепла, которого ей так не хватало раньше без которого так было плохо.
   Она будет доброй, будет вежливой, будет мягкой, будет даже ласковой, но только с одним человеком, все остальные же продолжают оставаться врагами. Которые непременно захотят отнять у нее ее единственного друга, единственного любимого человека. Которого она полюбила всем своим сердцем, никогда раньше не знавшим любви, которого так слабовольно пустила в свою душу, открываясь перед ним и идя на откровенность, такую откровенность, какую не позволяла себе никогда раньше, даже когда это было так нужно.
   И куда бы он не пошел, она верной тенью отправится следом... И сейчас она отчаянно желала это доказать идя навстречу ветру, бушевавшему на пустыре. А ночь была как конец света - за некоторое время поднялся сильный и беспокойный штормовой ветер, гнувший ветки деревьев почти до земли, завывавший в трубах, сотнями разных самых неожиданных голосов... В недалеко отсюда расположенном парке выли собаки, выли как волки, голодные, злые, готовые растерзать любого. Но и их не боялась Чами никогда не знавшая страха, а уж тем более сейчас. Отчаянно пряча голову под капюшон и прижимая к груди его плащ она шла навстречу ветру, навстречу мокрому дождю-снегу который метали ей в лицо разгневанные небеса. Она быстро пересекла пустырь и остановилась в задумчивости около домофона. Рядом на лавочке сидели обеспокоенные, взволнованные, но пьяные ее "сокаторжники" Валя и Рома. Она часто видела их здесь, только обычно с ними была Алиса...
   - Чего тебе тут надо Чамилова? - грубо осведомилась Валя.
   - Не твое собачье дело, - огрызнулась Чами, ледяными пальцами хватая железную дверную ручку. Они только хмыкнули. Чами искренне радовалась тому, что здесь домофон был сломан и с его открыванием не возникло никаких проблем.
   Она быстро шагнула в темноту подъезда, не зная, что ее там ждет, и ринулась вверх по лестнице. Этот темный подъезд, эта ночь-конец света, когда, казалось бы, вот-вот появятся из-за горизонта всадники апокалипсиса, - все это было дорогой к нему и одновременно наказанием за ее глупость. Она должна была принять его, как есть, пускай, на расстоянии вытянутой руки. По этому она быстро, тяжело дыша от напряжения, неслась вверх по темной узкой лестнице наверх к нему. И с каждой ступенькой, с каждым шагом ощущение беды и ужаса становилось сильнее. Она отчаянно старалась забить это чувство, но оно превосходило все границы: ей было реально страшно, впервые в жизни и желание увидеть его, уткнуться лисом в плечо, чувствуя себя беззащитной. Но в безопасности рядом с ним, потому что его теплые сильные руки защитят ее от любой беды... И в предвкушении этого она с еще большей силой рванула по лестнице вверх, даже не догадываясь, что ее там ждет.
   А потом она услышала голоса. И дальше все напоминало какой-то нелепый и глупый страшный сон, от которого ей хотелось проснуться. Но это, увы, была жестокая реальность. Она не различала ничего вокруг только открытая кабина лифта, красные разводы, и...
   Она бросилась к нему и опустилась на колени, рядом, в этой луже крови. Если бы Чами была другой, она стала бы убежать себя, что этого не может быть, что это реальность, не кошмар... Но Чами была знакома с реальностью, и, увы, хорошо знакома, так что понимала, что реальность порой бывает страшнее любого кошмара. Жизнь, жестокая штука. Но она снова противоречила себе. Она отчаянно твердила про себя: этого не может быть, это все глупая фантазия, он не мог умереть... Чами дрожащими пальцами взяла его руку и попыталась прощупать пульс. Но даже, притом, что она пропускала много занятий в школе, и совершенно не знала, как это делается, она поняла, что Рэйн мертв, точнее его убили...
   Она прижала к себе его голову, бережно пальцами гладя спутавшиеся и слипшиеся от крови волосы, различая в них частые проблески седины. Такие близкие, такие родные... Но теперь банально бессмысленные, как и вся жизнь. Никто не виноват, даже убийца. Виновата только она. Она упустила время, и этого времени хватило, чтобы потерять самого близкого в мире человека. Чтобы снова погрузится в свою ненависть, но уже хотя бы коснувшись любви, хотя бы увидев ее. Светлую, чистую, не обремененную словами. И погрузится, пройдя через бескрайний омут боли. Адской боли.
   Этого просто не может быть, это было логично и это случилось. Разве может она быть счастлива? А он... разве он был в чем-то виноват? Кроме того, что слепо полюбил ее, не зная, что она проклята, не зная, что не то кукловод, не то Бог избрал для нее судьбу полную потерь и страданий? Боли и разлук, не оставляя на ее жизненном пути не одного близкого человека? За что такая кара? Что она сделала в прошлой жизни? Или в этой? За что платила такую высокую цену? За что Рэйн заплатил своей бесценной жизнью? За нелепую шутку кукловода, за развлечение для высших умов... За что? За то чтобы кто-то высший и более мудрый насмехался над ее нелепыми чувствами и мыслями...?
   Она и не заметила, как зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, как сумасшедшая, целуя его окровавленные растрепанные еще хранящие тепло жизни, так безвоздмезно утраченной, волосы, обливаясь бессильными слезами злобы и отчаяния.
   - Я люблю тебя, - шептала она, сжимая зубы от боли из душевной плавно переросшей в физическую, - люблю больше всего в жизни... и я... кажется, не могу без тебя дышать... но я говорю это слишком поздно... зачем ты оставил меня...
   - Таня, он мертв, - услышала она сзади себя дрожащий голос Алисы, и чья-то теплая рука легла ей на плечо.
   - Я без тебя знаю, - пробормотала Чами, стряхнула руку, как противного жука, и слова гулом отдались в голове, она даже не узнала свой голос. Он словно разорвал вековую тишину. Ударил по мыслям, по бесполезности... и бессмысленности бытия.
   А потом реальность в момент прояснилась. Чами просто поняла, что больше она не сможет упиваться своей болью. Просто ей не хотелось отпускать его, хотя бы его труп... Хотя бы сейчас он был ее и только ее, пускай теперь между ними был перерыв не в тридцать земных лет, а в зияющую бездну смерти. Но она все равно не хотела отпускать его, потому что понимала, что потом она больше никогда не увидит его. Его, как и бабушку положат в холодную мокрую землю и земля примет его с честью и покорностью, упокоив в своих недрах на вечность... А тысячи людей таких жалких и уродливых останутся бороздить просторы планеты, дышать бесценным воздухом. И все они по сравнению с ним такие жалкие, а особенно жалок тот, кто лишил его жизни.
   Чами последний раз дотронулась губами до его поледеневшей щеки, прощаясь раз и на всегда, на вечность, готовая отпустить его. Бережно заправила обратно под рубашку выбившиеся оттуда жетон и серебряный крест на тонких перепутавшихся между собой, словно жизнь и смерть, цепочках. Но подумав, достала их в новь и аккуратно сняла с его шеи и положила в карман плаща. Прощальный подарок, который она будет хранить всю оставшуюся жизнь, который лучше всякого талисмана будет хранить ее.
   Осторожно прислонила его спиной к стене лифта, накрыв его плащом, рядом с предостерегающей надписью, которую увидела только сейчас. Остерегаться? Кого? Да и зачем, если в жизни теперь только один смысл. Найти убийцу и отомстить. Жестоко, больно, терпко, банально. Но хоть на секунду насладиться местью. Чтобы почувствовать ее вкус, чтобы оправдать его смерть...
   И не удержавшись, она последний раз поцеловала его в холодные окровавленные губы, почувствовав во рту сладковатый привкус крови. А потом она встала, облизнулась и выпрямила спину. Теперь она просто должна быть сильной, теперь она не имеет права быть слабой, потому что больше некому ее защитить. Она одна против мира, отец не в счет: каждый сам за себя в этой жестокой и несправедливой борьбе. Чами сощурила глаза и тесно сжала зубы, обернулась и встретилась лицом к лицу с испуганным и растерянным взглядом Алисы. Она стояла в нескольких шагах, плотно сжимая загорелыми пальцами с красивыми аккуратными розовыми ноготками лицо, и через пробелы в этой цепи смотрели светлые перепуганные глаза, и просвечивали слегка дрожавшие губы. Пальцы ее были в крови и оставляли на лице разводы. И хотя она и таилась за маской невинности она спокойно могла быть кукловодом, убийцей, которого нужно было остерегаться.
   - Я не убивала, - Алиса истерически покачала головой, и попятилась слегка назад. Это послужило для Чам сигналом. Она наоборот сделала шаг на нее и выдавила из себя ядовитую улыбку.
   - А я Санта Клаус, - сказала она злобно наступая, и расхохоталась на манер американского деда мороза. Только получилось очень зловещее. Алиса задрожала всем телом и стала быстро отступать, но уперлась спиной в стену. Руки ее дрожали, дышала она тяжело и глубоко, как загнанный зверь.
   - А мне без разницы кто убил, - прохрипела вне себя Чами и въехала Алисе убедительную сильную пощечину, - много важнее что тысячи уродов остались живы... а он... он был лучше вас всех! Вы даже волоса с его головы не стоите, вы жалкие куклы, ничтожные уроды! С жалкими грязными мыслями и звериными инстинктами! Вы просто не имеете права жить!
   - Таня, мне очень жаль, - через слезы, прикрывая лицо проговорила Алиса.
   - Тебе то жаль, - продолжала Чами, - а кукловоду не жаль! Мы играем в его игру и эта игра доставляет ему удовольствие! Наша боль - его насмешка! Наша смерть - его улыбка. И мы загнанны в угол! Как сейчас ты. Давай поиграем, а? я хоть немного побуду кукловодом, а ты немного побудешь жертвой. Давай?
   Алиса отчаянно замотала головой, но Чами вошла во вкус. Она почти реально чувствовала проходящую по телу как электричество власть. Над ее страхом, над ее жизнью. Только Чами не понимала, как кукловод дает ей играть, оставляя свою любимую партию. Или ему нравились игрушки с характером? Ну да, конечно, за ними было интересно наблюдать! Это же не бездушные обыватели это герои! Они считают что творят свою жизнь, а на самом деле просто развлекают его. Ну что же, ему не будет скучно...
   - За Рэйна, - Чами размахнулась и ударила послушно стоявшую Алису, хотя на секунду на ее кукольном лице сверкнули слезы.
   - За бабушку, за отца, за мать, - три следующих удара были не менее сильными. На губах у Алисы выступила кровь, она смотрела на Чами умоляющим взглядом забитой жертвы.
   - За Машу, - и девушка согнулась почти пополам, а Чами, уже не говоря за кого, продолжала бить ее, по голове, по спине, по плечам. Она вошла во вкус, она поняла, как нравится эта игра кукловоду. Как он питается их страхом, их болью...как сейчас питалась она.
   - Что ты делаешь, сумасшедшая? - услышала она и голос показался ей знакомым на голос Рэйна. Она было обернулась, веря осечке слуха и замирая сердцем от того, что подумала что его смерть действительно сон. Но тяжелый и сильный удар не дал ей увидеть говорившего и она отлетела в сторону безвольно опустившись на пол, у стены, видя перед собой только свои потрепанные кроссовки.
  
   Глава 14.
  
   Алиса осторожно убрала руки, которыми закрывала голову, и посмотрела на своего случайного спасителя. На секунду ей показалось, что перед ней стоит ангел, и даже привиделись серебристо-белые крылья за его плечами, облаченными в безупречно белую куртку. Алиса мотнула головой, прогоняя наваждение, хотя он действительно был похож на ангела, - волосы цвета свежего январского снега, ослепительные глаза цвета морской волны, бледная как у альбиноса кожа, мягкие черты лица. На губах скользнула такая же легкая утешающая улыбка, от которой Алиса на мгновенье забыла обо всем плохом, что с ней случилось за последнее время. Но находится долго в этом забытье она не могла, он протянул ей руку и помог подняться с холодного пола лестничной площадки. Она обернулась, посмотрела на согнувшуюся в углу Таню, и ей на секунду показалось, что она мертва. Алиса осторожно опустилась с ней рядом на колени и дотронулась до ее руки. Татьяна подняла голову и смерила ее таким уничтожающим взглядом, что Алисе захотелось просто провалится сквозь землю, лишь бы на нее не смотрели так.
   Хотя эта злоба мелькнула только на секунду и снова сменилась бессмысленностью и рассеянностью. Алисин спаситель, аккуратно отодвинул Алису и опустился на корточки перед ней.
   - Татьяна, я понимаю тебе тяжело, - сказал он, голос у него был приятный и мягкий, соответствовавший его внешности, - ты потеряла близкого человека, но не дай им войти в твою душу, овладеть тобой. Пойми одну вещь, они страшнее кукловода. Его игра длится одну человеческую жизнь, они же будут терзать твою душу вечность...
   Алиса глянула Татьяне в глаза и вздрогнула - взгляд девочки был абсолютно пустым, будтобы из нее вынули душу. То, что говорил ее спаситель, было так страшно, так дико, но начинало казаться правдой.
   Понимая, что Татьяна его не слышит "ангел" слегка потряс ее за плечи. Ее лицо и глаза продолжали оставаться такими же безжизненными.
   - Будьте осторожны, когда играете с кукловодом... он не любит, когда с ним играют, он любит сам играть... - неожиданно произнесла она, каким-то жутким глухим голосом смотря сквозь них. Потом она вытянула руки, смотря все тем же пустым взглядом, и ее тонкие окровавленные пальцы обвили шею "ангела". Алиса вскрикнула, от ужаса смотря, как пальцы сжимаются.
   - Убирайтесь прочь, - прохрипел ее спаситель, резко хватая ее за руки и высвобождая горло, - хватит с вас и...
   Руки Татьяны безвольно рухнули на каменистый пол и глаза ее закрылись. Алисе на секунду показалось, что она умерла. Она сделала неуверенный шаг к распластавшейся на полу однокласснице, но "ангел" преградил ей дорогу.
   Таня как-то странно дернулась, словно по ее телу пробежал электрический заряд. Потом она снова открыла глаза, устало и обреченно смотря на них. Ей, вероятно, сейчас было все безразлично...
   - Что происходит? - тихо и равнодушно спросила она, смотря на них, и одновременно мимо.
   - Ничего, - мягко и ласково произнес "ангел" и погладил ее по светлым взъерошенным волосам, - просто идет опасная жестокая игра. На кону - мы.
   - Мне все равно, - прошептала она все так же отсутствующе, и безучастно.
   - Нет, - он утомленно покачал головой, - ты не должна так говорить... тебе сейчас тяжело, ты ослабла. Но ты должна держаться, иначе тобой овладеют они... Поверь мне, это очень страшно...
   - Я никому ничего не должна...
   - Таня, это ради твоего же блага...
   - У меня нет блага, - она мотнула головой, и взгляд ее стал снова ясным и живым, она дернулась, привстала, и села облокотившись спиной о стену, внимательно разглядывая их, - что тебе от меня нужно?
   - Я хочу тебе помочь...
   - Мне не нужна помощь, - перебила Чами, - единственное, чем ты можешь мне помочь, это оставить меня в покое.
   Алиса испуганно попятилась, смотря, как Таня резко вскочила, и, оттолкнув "ангела" бросилась вверх по лестнице. Туда, где еще недавно сидела Кристина. "Ангел" бросил в след Татьяне печальный и утомленный взгляд, коротко вздохнул и посмотрел на Алису.
   Она хотела, было спросить о чем-то, но он, словно прочитав ее мысли, перебил:
   - Вызови, пожалуйста, милицию... скорую уже не надо. И иди домой.
   Алиса поступила послушно его приказаний, - позвонила в первую попавшуюся дверь, ей открыла заспанная упитанная женщина, Алиса просила ее дать телефон, и женщина дала. Конечно, весьма неохотно. Алиса дрожащим голосом называла адрес и объясняла что тут убийство, но когда ее попросили сказать, кто это она испуганно повесила трубку и, сказав женщине благодарное "спасибо", мимо "ангела", бросив на него последний взгляд, и последний раз изумившись, как светла и удивительна его красота, пошла вниз по лестнице.
   Как только она вышла на улицу, в лицо ударил морозный воздух. Светало - поднявшийся сильный ветер разогнал все тучи, и в еще темном небе, но уже освещенным первыми лучами неяркого солнца с востока, не было ни одного облачка. Алисиных товарищей на лавочке тоже не было, наверное, ушли спать. Алиса медленно пошла через пустырь, но почему-то испугалась чего-то, увидев силуэт у своего подъезда и пошла совсем в другую сторону на людную улицу. Так и шла без смысла и направления, на ходу пряча окровавленные пальцы в карманы, чтобы не испугать редких встречных. Та кона дошла до перекрестка. Там уже на дороге шумело оживленное движение: было много машин, да и сумасшедшая женщина уже вопрошала помочь ей.
   Неожиданно для себя Алиса увидела неподалеку от женщины знакомую фигурку, и она к ней приближалась. Это была Элона - маленькая черненькая бойкая армянка, которой едва ли было четырнадцать, но она училась уже в их выпускном классе. Она уверенно шла к сумасшедшей - легкий ветерок развивал ее слегка вьющиеся темные волосы, выбившиеся из аккуратного хвостика, и отбрасывал назад не застегнутые края ярко-красной курточки, купленной на местном рынке. Алиса поспешила к ней.
   Женщина довольно упитанная, в дорогом пальто, с вьющимися светло русыми волосами, лет сорока, как и обычно, бросилась к ней, широко раскинув руки со своим привычным кличем:
   Около него стояла женщина, и когда они проходили мимо нее, она громко закричала, бросаясь к ним и тянув к ним руки:
   - Помогите!!!
   - Что у вас случилось? - Алиса сжала зубы, от ужаса смотря как Элона бесстрашно сверкая своими глазками-пуговками, встает напротив безумной.
   - Помогите!!! Помогите!!! - игнорируя ее вопрос, продолжала кричать женщина. Но глаза ее как-то по недоброму сверкнули, это заметила Алиса, но этим пренебрегала Элона. Стояли они довольно близко от проезжей части, прямо под красным значком метро. Внезапно женщина вскрикнула как раненная птица, и бросилась на оторопевшую Элону. Девочка взвизгнула, но ничего уже поделать не могла, женщина была много больше ее, и легко повалила под тяжестью своего веса на проезжую часть прямо перед черным джипом. Алиса бессильно зажала лицо руками и услышала крик какой-то женщины. Все было кончено и было неважно, зачем Элона вышла на улицу в этот час и почему решила помочь несчастной безумце. Все и так было понятно: кукловоду надоела эта кукла. Но Алиса не знала этого и не верила в это. Она слышала глухой удар тел о капот машины, а потом, стараясь не смотреть туда, и принимать это как страшный сон развернулась и побежала обратно. К ангелу... скорее... только он может объяснить, только он может защитить хотя они и были знакомы всего одну ночь и то при таких жутких обстоятельствах. Но его светлые честные глаза больше всего на свете заставляли ее верить в то, что он действительно ангел, и что он вытащит ее из этого ада.
   ... Чами отчаянно прижалась щекой к холодной грязной стене подъезда возле Кристининой квартиры. Сердце в груди бешено колотилось, словно готовое вот-вот порвать клетку из ребер и выскочить наружу. В голове крутились обрывки фраз и событий, в которые она просто отказывалась верить. Но у нее не было другого выхода. Теперь она будет искать кукловода, даже не убийцу Рэйна и Маши, а она не сомневалась что это один и тот же человек. Она будет искать именно кукловода, потому что если бы он не пожелал убийца бы не вошел в один лифт с ними. Но Чами прекрасно понимала, что все ее поиски бессмысленны, и что кукловод не подпустит ее к себе ближе чем ему этого не захочется. Сейчас он - Бог. Он царь. Он же дьявол. Но Чами отчаянно верила в себя, верила что сможет хотя бы найти его, узнать кто он. И если не убить, то просто посмотреть в глаза, попытаться понять его... Хотя она поняла. О, как кона поняла его, почувствовав на языке сладкий привкус крови, ощутив удовольствие от чужого страха от чужой боли. И если бы ей предложили второй шанс, вторую попытку начать жизнь заново она бы непременно пожелала бы стать именно кукловодом. Она бы научилась держать в руках нить, и умело управлять ей, как это делает он. Она бы тоже с наслаждением играла бы их жалким кукольными судьбами, подкидывала им мысли и идеи... Но. Она уже стала куклой, и изменить ничего было нельзя. По этому единственное, что ей осталось это незряче идти по протоптанной для нее тропе. Сейчас кукловод хотел, чтобы она его искала, чтобы желала отомстить. И кто знает, может в его планах есть их встреча? Хотя в принципе, какой в ней смысл, если она все равно останется при этом только его игрушкой.
   Она подняла глаза на серый облупившийся потолок подъезда.
   - Кто бы ты ни был, - пробормотала она, обращаясь к нему, - и зачем бы тебе не было все это нужно... но мы встретимся. Я обещаю тебе...
   Потом она услышала, как подъезд снизу наполняется шумом и голосами. С улицы донеслись звуки сирены скорой помощи и милиции. Они больно отдались в голове у Чами глухим сдавленным гулом. Она зажала уши руками, и сделал шаг к Кристининой квартире. Потом неожиданно вспомнила что-то, и быстро сунула руку в карман своей куртки. Быстро нащупала на дне его холодную и приятную на ощупь цепочку. Потянула и выудила из кармана армейский жетон и крест. Осторожно распутала тонкие блестящие цепочки.
   - Глупый-глупый Рэйн, - проговорила она, совсем тихо, смотря на крест у себя в руках, - и ты думал, что Бог сохранит тебя от кукловода...
   И с трудом удержалась чтобы не всхлипнуть, утерла с щеки мимолетную слезу и аккуратно застегнула цепочку с крестом на шее, по-прежнему сжимая жетон в руке. Заправила свой "талисман" под одежду, и присмотрелась к жетону.
   "Александр Игнатьевич Волков, группа крови вторая отрицательная..."
   Разве теперь это что-то значило, разве в этом был смысл? Да его теперь вообще не было, она вела игру, в которой по любому должна была проиграть, она жила только ради игры, в которой непременно должна была... Но они то верили, у них была надежда. Никто теперь не узнает, задумываясь ли Маша о кукловоде, но Рэйн точно... Он пытался заглушить это верой в Бога. Может, это и помогло ему, но почему же он тогда умер, как только этого захотел кукловод? Или не умер? Освободился... Он верил, значит и Чами должна...
   И впервые в жизни, а точнее уже не впервые, воскрешая смытые воспоминания о молитвах бабушки, о том как она набожно крестилась перед старинными иконами, Чами сбивчиво и дико, не зная молитв, подняла глаза к небу, стараясь через потолок увидеть на небе Бога, попросила:
   - Если Ты есть, пожалуйста, помоги мне...
   И устало осела на пол, слушая шаги и голоса внизу.
   С детства она училась кусаться. Училась быть сильной и злой, привыкала ко всем самым плохим сторонам мира. Потом она увидала маленькие кусочки любви: от бабушки, от отца, от Рэйна и теперь, вкусив этих запретных плодов, могла спокойно уйти. Но что ей мешало? Наверное, то, что она поняла горькую истину поняла, что и она кукла, хотя совсем непохожа на других! Кукловоду нравятся такие они пытаются оборвать нить, а не висят на ней спокойно. Но можно ли обмотать эту нить вокруг шеи использовав как удавку. Что если заставить его играть против себя, обмануть его. Но как это сделать, если он не просто читает ее мысли, а диктует их?
   От напряжения она прикусила губу. До крови, больно. Потом почувствовала резкий приступ тошноты и сильное желание покурить. Запустила руки в карманы куртки и, пошарив там наконец-то, обнаружила вожделенную скомканную пачку "Винстона" и зажигалку. Дрожащими пальцами выудила из пачки последнюю сигарету, и следом оттуда вывалился скомканный белый мешочек. Его содержимое мгновенно распылалось по лестничной площадке, да Чами даже не обратила внимания. Пустую пачку положила тут же на пол, рядом с собой, а зажигалку оставила себе - еще пригодится. Тяжело вдохнула в уставшие легкие дым, и уставилась на одинокий огонек на конце сигареты.
   "Я прямо как этот огонек, - устало подумала Чами, - вокруг нет ни одного другого... и быстро потухну. Еще быстрее если кукловод затушит..."
   И чувствуя, что больше курить не может, она демонстративно ткнула концом сигареты в ступеньку, оставив черное пятнышко на этом месте. Огонек послушно потух. Она вздохнула.
   Она не знала, зачем пришла к квартире этой сумасшедшей девчонки, но странное ощущение в душе толкнуло ее на этот шаг. Она встала и нажала на звонок. Подождала немного, но никто не ответил... Как же ее может не быть. И куда только ушла Кристина? Ответом послужила скрипнувшая где-то на самом последнем этаже дверь выхода на чердак. Кристина бежала. Это она была кукловодом. И она была в ловушке... И не задаваясь вопросом, как так неожиданно кукловод попался в свои же сети, и, не видя логики в своем поступке. Она побежала вверх по лестнице. Прямиком в ждавшую ее ловушку.
  
   Глава 15.
  
   Она была права - окошко над лестницей, ведущей на чердак, было открыто настежь. Чами быстро запрыгнула на лестницу и, поднявшись наверх, оказалась в пыльном и темном полумраке чердака. Пахло очень противно, а из дальнего конца, где по-видимому, находился выход на крышу. Чами согнувшись почти по полам, быстро по редким деревянным балкам пошла к нему. Как только цель была достигнута, она зажмурилась от яркого света ослепившего глаза, привыкшие к мягкому полумраку. Потом она выскочила на скользкое железо крыши. Отсюда весь их небольшой городок был как на ладони: простиравшийся от горизонта и до горизонта. Шумные трубы заводов, "сталинские" дома, "хрущевки", пустыри, небольшой городской парк, железно-дорожный вокзал, высокий шпиль которого красовался ближе к старинному центру, в котором сохранились еще дома века восемнадцатого-девятнадцатого, сохранившиеся каким-то чудом, хотя уже и весьма запущенные, разваливающиеся и облупленные. И над всей это картиной медленно и необратимо как приход старости в жизни человека поднимался огромный солнечный диск. Чами сощурилась, глаза уже привыкли к свету, и поискала взглядом Кристину, да и куда та только могла пойти по почти скошенной крыше.
   Осторожно, боясь поскользнуться, Чами пошла по мокрому после дождя железу туда, где у трубы виднелось что-то черное и отдаленно напоминающие человеческое тело. Да и точно было им, она разглядела вздернутые плечи в черном пальто, и, понимая, что сомнений в том, что кукловод уже ждет ее тут, а может даже не замечает, увереннее пошла к нему. Но, приблизившись еще чуть-чуть, она поняла, что это обман зрения, она приняла за Кристину черный целлофановый пакет. Но где же тогда она? Или не было ее на этой проклятой крыше? И кто тогда открыл дверь? Чами вздрогнула, потому что услышала сзади себя осторожные шаги, обернулась.
   На самом краю крыши, спустив ноги над улицей, и держась только за небольшой выступ, сидела Кристина, свободной рукой, плотно прижимая к себе старый раритетный фотоаппарат огромных размеров, с длинным потертым кожаным ремешком.
   - Как же ты банальна... - покачала головой Кристина и смерила ее оценивающим взглядом черных нарисованных глаз, - ты пошла на кукловода, даже не вооружившись.
   - Потому что ты все равно не дашь мне себя убить, - процедила Чами сквозь тесно стиснутые зубы.
   - Я то дам, - страдальчески потянула Кристина, - а вот он нет...
   - Он? - смутилась Чами, - это же ты - кукловод.
   - Нет, - Кристина мотнула головой, и как тогда в ее квартире, черные, слегка спутанные волосы ударили ее по лицу, - ты ошиблась...
   - Но... кто тогда?
   - Это не мой вопрос. Те, кому принадлежу я, обещали оградить меня от него... И запретили мне говорить его имя!
   - А что будет, если ты скажешь?
   - Меня накажут...
   - Хотя бы подскажи, - неожиданно для себя выпалила Чами, - он среди нас?
   - Да.
   - Я его знаю?
   - Угу...
   - Это... Ирэна?
   Кристина отчаянно замотала головой. На секунду ее взгляд стал туманным и рассеянным, словно она не была в эту минуту на этой крыше, а была сотни километров отсюда. А потом произнесла тихо и по слогам, проговаривая каждую букву, как диктор на радио.
   - Алиса.
   Чами задумалась. Ведь это было логично, потому что она встретила ее сразу после смерти Рэйна и руки ее были в крови, а значит, ей ничего не стоило убить и Машу. Чами покосилась на Кристину. Та осторожно достала из широкого кармана плащика маленький черный револьвер.
   Протянула его Чами, та осторожно, стараясь не заглядывать за край, приблизилась к ней, чтобы взять оружие. Но тут сзади послышались шаги и голоса. Кристина вздохнула и притянула руку с револьвером к себе, положила фотоаппарат на самый край крыши, и, балансируя с поистине кошачьей грацией, встала и подошла к Чами, пряча револьвер за спиной. Они вместе наблюдали, как на крышу выбрался "ангел" и за руку вытянул Алису.
   Они не замечали их.
   - Зачем вы здесь? - спросила Алиса тихо, озираясь на крыше, близоруко щурясь, но, не видя затаивших дыхание Кристины и Чами.
   - Чтобы помочь вам разорвать этот круг... - ответил "ангел".
   - Кто вы? Какой круг? Почему все это происходит именно с нами?
   - Как много вопросов, - он всплеснул руками, - это происходит со всеми. Рано или поздно.
   "Ангел" увидел их первыми, Чами он попытался ободряюще улыбнуться, а при виде Кристины его взгляд стал серьезным и внимательным. Так они и стояли с минуту, на крыше смотря друг на друга, и только ветер шевелил их волосы и полы одежды. Солнце стояло уже довольно высоко, освещая своими неясным светом их лица, которые застыли напряженные, ожидающие чего-то совсем не хорошего, утомленные невеселыми думами. Четыре куклы, как бы они не старались убежать от этого, как бы не старались звать себя по-другому. Четыре оставшиеся игрушки кукловода... нахватало еще кого-то. Но этот кто-то был здесь сейчас не нужен. Он был лишним...
   Кристина, тяжело дышавшая и трясущимися руками державшая за спиной холодный револьвер, раньше всех очнулась из этого временного помутнения. Она плотнее сжала свое оружие, то самое оружие, из которого совсем недавно стрелял ее отец. Старинный револьвер, бывший тут совсем не к месту, ему гораздо правильнее было бы сейчас лежать под толстым слоем пыли в музее, или на витрине антикварного магазина. Но он был нужен, и совсем для других целей. Настойчивый голос в голове у Кристины, не оставлявший ее никогда приказывал ей "убрать" девчонку. Убить, не давая объяснений этому, хотя этот голос и все они эти проклятые голоса, звучавшие в голове у Кристины никогда ничего не объясняли. Она принадлежала им полностью с ног и до головы, также как и куклы были полной собственностью кукловода. Но Кристинины родители сделали выбор за дочь. Они не захотели быть куклами, и ей не желали такой судьбы. По этому Кристина и была свободна от кукловода, хотя и знала о нем прекрасно, даже не раз говорила с ним, но была полностью зависимой от них. От тех, кого часто видишь в ночных кошмарах, кто приходит с наступлением темноты... Кто медленно и верно входил в душу с каждым днем все больше, подчиняя себе разум, ломая волю. Тех, чьи имена было называть уже только потому, что у них не было имен. Их можно было звать как угодно, но каждое воспоминание о них приближало на шаг к подчинению. И теперь стоял вопрос, кем было сложнее быть куклой или их рабом? Кукловод лишь играл ими, как ребенок, получивший власть. Они же медленно и по кусочку высасывали душу, разрушая при этом тело. И правы ли были Кристинины родители, отдав дочь на растерзание им, пытаясь спасти ее от нити судьбы в чьих-то чужих руках... А теперь Кристина была оружием, полностью подчиняясь их приказам. И ее заданием было убить Алису.
   Она резко вытянула перед собой руку с револьвером, рассчитывая на то, что никто не успеет среагировать. Но "ангел" уловил ее движение, и как только щелкнул спущенный курок, и звук выстрела порвал повисшую тишину, он бросился вперед и заслонил Алису от выстрела. По белому пиджаку у него на груди разбежались кровавые пятна, и он не удержав равновесие, оказавшись слишком близко от края, рухнул вниз. Из груди Алисы вырвался сдавленный крик, она сделала неуверенный шаг к краю, выпученными глазами смотря на Кристину. И тут прогремел еще один выстрел, за ним еще один. Алиса стояла, не шевелясь и смотрела, как куртка становится красной от крови. Потом она закатила глаза и замертво повалилась к ним лицом. Кристина вздрогнула, губы ее нервно дрожали. Она протянула револьвер Чами, ту в свою очередь нервно передернуло, но она приняла оружие из ее рук, понимая, что раз Кристина отдает его ей, значит, она не собирается убивать и ее. Чами подошла осторожно к Алисе и опустилась рядом, тронула ее руку. Та была холодная, и никаких намеков на пульс.
   Кристина тем временем забрала свой фотоаппарат, обошла Алису и заглянула вниз, с крыши, туда куда упал "ангел".
   - Там его нет... - похолодевшим голосом произнесла Кристина, подходя к Алисе и аккуратно поворачивая ее голову, чтобы сверху было видно лицо с открытыми застывшими в вечном ужасе глазами. Кристина разметала волосы по крыше вокруг лица и красиво положила руки. Алиса лежала очень красиво, Кристина постаралась, словно раскинув руки в полете, открытыми глазами смотря на небо, которое отражалось в ее неподвижных зрачках. Белые кукольные локоны переливались как снег, на утреннем солнце.
   Потом Кристина нажала какую-то кнопку, и фотоаппарат с гудением открылся. Чами с ужасом смотрела, как Кристина снимает труп еще недавно бывший живым и подвижным. Бывший живым существом, которое двигалось, думало, чувствовало, пускай и на кукольном уровне...
   - Зачем ты это сделала? - спросила устало Чами, садясь немного поодаль около выхода на чердак, - ты сумасшедшая?
   - Все мы здесь сумасшедшие, - мрачно конспектировала Кристина, обходя труп с разных сторон, ища новые ракурсы, изящно по-кошачьи балансируя на крыше.
   Чами устало смотрела на улицу внизу на машины, несшиеся по дороге. Там шумела скорая и милиция. Опять что-то случилось? И это значило, что игра скоро кончится... Кукловоду надоели его игры и его куклы. Этот спектакль сыгран, он найдет новых. Но какая же тема была у этого спектакля? Неужели любовь? Или темы вообще не было... потому что кукловод не удосужился продумать сюжет, правила игры. Он просто хотел насладиться своей властью над ней, над ними всеми. Он показал ей, что может отнять у нее всех, кто только был, а может и подарить любовь. Все. Спектакль подошел к концу - он проклятый кукольник, очередной раз лишь доказал свою власть. Надо всем... Но возможно кукловод тоже подчиняется кому-то, живет по чьим-то законам? Или он всесилен? Но почему если он так всесилен, он прячется от беспомощной шестнадцатилетней девчонки? Боится, что она разрушит его замысел?
   - Знаешь... Я сейчас уйду. Я не могу больше служить им, - в голосе Кристины на другом конце крыши мелькнули слезливые нотки, она оставила в покое труп и села, как и Чами на выступ в крыши, положив свой фотоаппарат рядом с собой. Потом она стала усиленно лохматить и без того нечесаные волосы, - ты была права, когда говорила...
   - Что?
   - Что все мы умрем. Я больше не нужна им, но какое-то время я еще буду свободной, а потом кукловод получит надо мной власть. Я не хочу мучиться как вы. Я продала душу, чтобы быть свободной и теперь они словно забыли об этом! А кукловод вас неплохо запутал... и как ты будешь его искать...
   - Найду как-нибудь, - едко перебила Чами.
   - А ты знаешь, почему мой отец убил мою мать? - неожиданно спросила Кристина, теребя кожаный ремешок фотоаппарата. Чами мотнула головой.
   - Он слишком любил ее, чтобы дать ей стать куклой... они выбрали для меня путь. Они оказались слабыми и тупо поверили в то, чем их прельщали они! А он застрелил мать, чтобы она не была куклой, но и их не была, он и меня хотел убить, но меня не было дома... Он понял, на что мы себя обрекли. А потом понял, что захотел освобождения слишком поздно... И... Рэйн прав, все эти истории выдуманные. Только эта настоящая. Они теперь там, в квартире. Ждут меня. А я теряю время тут с тобой. Вы такие глупые, куколки... Знаешь, Чами, если бы вы не верили в него, так слепо и уверенно ссылая на его прихоть свою глупость. Вы бы жили нормально. Но вы захотели зачем-то вникать, философы хреновы. И теперь вы дергаетесь на нитках... Точнее вас осталось только двое. Ты и Елена Ивановна... а понимаешь ты, что как только умрет Елена Ивановна, ты найдешь кукольника? Точнее он приведет тебя к себе! Я, наверное, похожа на сумасшедшую, но я не хотела бы встретится с ним, будучи куклой. Что ты сделаешь ему? Он могущественней тебя в тысячи раз, да и умнее, пожалуй. И знаешь, Чами, за что я только благодарна тем, что повелевал мной с позволения моих родителей? За то, что не дали мне стать куклой. Мне было больно, моя душа рушилась по частям... Но я НЕ БЫЛА КУКЛОЙ!
   Она стала повторять это как сумасшедшая, да и это было очевидно на лицо. Качалась из стороны в сторону, потом истерически кричала. Потом она вскочила, чуть не потеряв равновесие, и широко взмахнув руками, запустила свой фотоаппарат в воздух. Он улетел куда-то вниз, с крыши и сюда только донесло звук разбившегося стекла и сломавшейся пластмассы. Кристина на секунду остановилась, опомнилась от своего безумия, и посмотрела ему в след. Потом она достала из кармана куртки кухонный нож и глаза ее страшно блеснули. Она подошла к самому краю и, свесив руку над улицей, резко вспорола себе ладонь. Кровь полилась вниз, а она сморщилась от боли. Но нанесла второй удар, пришедшийся прямиков в цель, она закричала как раненное животное, и сильно обливаясь кровью, осела на крышу, уронила нож и резко поползла. Легла рядом с Алисой, стараясь замереть в более красивой позе. А потом она обездвижено рухнула на железо покрытия, с легким ударом. Мертвая, бессильная и ... свободная.
   Чами устало встала, смотря на это как на немое кино, убрала револьвер в карман, смекнув, что он еще ей пригодится и медленно села рядом с трупами, смотря, как ветер шевелит их волосы. Еще недавно все было совсем по-другому. Еще недавно, хотя она и ненавидела весь мир, но были живы они... Жизнь превратилась в страшный сон, но разве был в этом смысл? Нет. Сейчас она посидит тут немного, посмотрит на город и пойдет дальше, искать кукловода. Хотя вариантов осталось совсем мало, а точнее один. Елена Ивановна, как это не банально, но по логике получалась... Но что тут поделать?
   Чами внимательно и устало смотрела на птиц вившихся над крышей соседнего, ее дома. Она не задавалась вопросом, что же случилось с Элоной. Она старалась не думать больше не о чем. Мысли с некоторых пор причиняли только боль. Потом она уныло встал, и пошла к выходу с крыши, и, бросив последний взгляд на бывших одноклассниц своих, нырнула в темноту. Она спустилась на лестничную площадку, и услышала скрипучий вой сирены внизу. А дальше она почувствовала как силы оставляют ее, и безвольно осела на лестничную площадку. Внизу хлопнула дверь, заскрипел лифт. Ее схватили сильные руки врача, и голос знакомый до ужаса и такой же ненавистный все звал ее, требуя, вернутся в реальность:
   - Таня, Таня, Таня...
  
   Глава 16.
  
   Очнулась она уже в светлом и теплом кабинете врача в местной поликлинике. Она лежала на широкой софе, возле окна. В кабинете никого не было. Лампа святила слабо, за окном было серое небо и неизвестно было, куда опять делось солнце. Или то, что оно было это все иллюзия, а на самом деле они жили в городе без солнца. В городе небо, которого навечно было затянуто тугими свинцовыми тучами, из которых, подобно слезам лил дождь. Оплакивая их жалкие сгоревшие жизни. Чами села, на кушетке скрестив ноги, и стала смотреть в окно, дожидаясь прихода врача. Сейчас она дождется и уйдет. Искать кукловода. Хотя в принципе его можно было и не искать, а просто узнать адрес и нагрянуть. Оставалось только два претендента, точнее претендентки на роль безжалостного кукольника. Ирэна и Елена Ивановна. Но Кристина, которая знала больше их всех, и вообще вела двойную игру, сказала, что первое невозможно. По этому единственное, что оставалось это скорее найти учительницу и... закончить игру.
   За окном накрапывал мелкий и противный дождь, и Чами поморщилась с отвращением. Небо оплакивало ее или другую куклу, а жалость вызывала у нее раздражение. Если бы переиграть и перестроить ее жизнь, то вполне Чами сама могла бы стать кукловодом. Презрительная ненависть к куклам, однообразным и глупым, с пластмассовыми мыслями, и резиновыми, жалкими душонками. Насмешка и равнодушие, и жажда власти, удовольствие от чужого страха. Это задатки кукольника. Задатки того, кому предстоит забыть о слове жалость, которого ожидает правление над ними, и умение заставить их дергаться на нитках так чтобы линии их жизней сливались в красивый орнамент. Спектакль. Роман. Чтобы читателю, зрителю или простому наблюдателю было интересно лицезреть события развивающейся на сцене драмы. Чтобы он получал удовольствие, не зная как больно на самом деле им, тем, кто стоял на сцене, слепо играя отведенную им роль. Тем, кто изображал на лице сладостную улыбку, когда грудь, ломая ребра, разрывала боль потери близкого человека. Когда маленькая девочка должна была бороться со всем миром за право быть любимой и счастливой, да и вообще за право жить... И теперь она стояла одна против зала, и слушала повисшую в воздухе немую и ужасную тишину. Она щурила глаза от слепивших ее прожекторов, и бессильно сжимала тонкие пальцы. Готовая завершить этот спектакль. Завершить его красиво, не потерпев фиаско. Завершить романтично и слезливо, чтобы зритель поплакал немного, пожалел ее. Ведь это так грустно когда девочка теряет человека, которого она так безумно полюбила "забив" на все свои принципы и жизненные устои. Но Чами не хотела, чтобы кукловод заставил ее доиграть пьесу так, да и он не хотел этого. Впервые за вечность, впервые за бесконечное прошлое планеты, впервые за бесчисленное количество веков они показывали правду. Впервые они снимали маски, чтобы показать, что на самом деле представляет собой этот спектакль. И чтобы задать зрителю, сидящему в зале вопрос. Раз и навсегда. Кто он. Игрушка или игрок...
   Чами нервно дернула головой, прогоняя наваждение. Вокруг были стены врачебного кабинета. Обшарпанные покрашенные в бледно-телесный цвет. С помятым фикусом в углу. С маленькой софой, на которой сидела она, с небольшим старым столом. Этот кабинет был похож на кабинет Рэйна... но она не должна думать об этом. Сейчас уже поздно об этом думать. Сейчас она дождется врача, и попросит отпустить ее отсюда, на поиски кукловода. А потом он приведет ее к себе, и зритель увидеть настоящий, правдивый конец, тот который должен быть, но ни разу не был показан. А теперь все снимут свои маски, откроют лица, выпотрошат наружу души. И будет действительно интересно, интереснее, чем когда они слепо играют свои роли. Сейчас на сцену выйдет и кукловод, затем, чтобы обличить это представление, этот розыгрыш, называемый в народе жизнью, затем чтобы тоже выступить в роли куклы... И это будет действительно страшно и действительно красиво... Потому что конца этой истории не планировал даже кукловод, хотя в его силах в один момент спокойно вернуть все на свои места или защитить себя от опасности.
   Чами встала, подошла к окну и взглянула на ослепительно серое небо. Оно казалось серебряным или наоборот бесцветным, стараясь соответствуя обстановки впитать в себя весь мистический страх концовки этой пьесы.
   "Я раскрашивал небо, как мог,
оно было белым, как белый день,
я лил столько краски на небеса,
но не мог понять, откуда там тень" - вспомнилось ей, и она дотронулась до ледяной глади стекла. Ощутила кончиками пальцев леденящий душу холод. И вспомнила свою квартиру, холодную, пустую, просторную. Вспомнила мир таким, каким он был до гибели Маши. Пускай он и был пропитан совсем не безосновательной ненавистью к миру, так жестоко обошедшемуся с ней, но в нем не было столько безнадежности, боли и понимания того, что вся ее жалкая жизнь лишь развлечение, для кого-то более разумного. Вопрос - почему кукловод не может играть что-то приятное и светлое, не такое болезненное для кукол, и ответ один - если бы было так, они бы не были куклами. И теперь Чами понимала разницу между ней и другими людьми - она была лишь игрушкой высших умов... она не имела права на слабость на отступление, точнее ей бы просто не дали. Она осталась наедине с кукловодом, и должна была вести себя достойно, высоко и гордо задрав голову.
   В этот момент послышался приближающийся цокот каблуков по коридору, и дверь в кабинет с легким скрипом открылась. На пороге появилась местная медсестра Даша, с которой Чами познакомилась не в самых приятных обстоятельствах. Что-то в ее виде Чами сразу смутило и заинтересовало - стояла медсестра с неловкой и насмешливой улыбкой, и взгляд ее был высокомерен и даже слегка злобен. Она запахнула грязно-белый халатик, одернула черную юбку выше колен, поправила очки на носу, покрытом частыми пятнами веснушек. Ее рыжие глаза блеснули из-под очков.
   - Татьяна, здравствуй, - на ее алых губах скользнула мимолетная улыбка, сменившаяся напряженной серьезностью, - вижу тебе лучше...
   - Да мне вообще великолепно, - фыркнула Чами и отошла от окна, - так что вам незачем меня здесь...
   - Подожди, сядь, - Даша кивнула ей на стул возле стола. Сама обошла стол и села напротив. Отложила на край медицинские карты, закрыл тетрадку с каким-то отчетом, и достала из ящика толстую черную книжку. Быстро написала там что-то. Потом сказала, обращаясь к Чами, - ты упала в обморок на лестнице. Тебе надо хоть иногда есть с утра, меньше курить и вообще вести здоровый образ жизни...
   - К чему ты это говоришь? - злобно осведомилась Чами, - я тороплюсь. Я и так все о себе знаю...
   - Ты уверенна? - рыжие брови Даши взметнулись вверх насмешливо и удивленно.
   - Да.
   - А куда ты спешишь, если не секрет? - спросила Даша, снова что-то записывая в толстый черный ежедневник или дневник, аккуратным меленьким почерком.
   - Я должна найти мою учительницу Елену Ивановну, - ответила резко и недоверчиво Чами.
   Даша оторвала глаза от книги и посмотрела на нее. Взгляд ее рыжих глаз, был какой-то усталый и напряженный, ресницы пару раз закрылись, Даша прикрыла глаза рукой, посидела так с секунду, а потом тяжело вздохнула, открыла их, и, покачав головой, изрекла:
   - Таня, мне очень жаль... Лена умерла сегодня. Наверное, ты слышала, что она принимала наркотики. Так в этот раз доза оказалась слишком велика... и...
   Ее тонкие загорелые пальцы резко рванули лист из ежедневника, и скомкали его так же быстро. Она словно паучиха водила ручкой по бумаге плетя паутину из слов. А у Чами тем временем перед глазами мигнула тонкая фигура учительницы - нежные тонкие, вечно дрожащие как у дистрофика руки, большие запавшие глаза, аккуратный пучок темных волос на затылке. Но если она тоже умерла, то кто же тогда кукловод? На секунду Чами смутилась, понимая, что загнала себя в тупик, что сейчас она просто не представляет, кто кукловод и где его искать, и возможно она его даже не знает. Но эта секунда пролетела, как только она глянула снова в глаза Даши. И ее быстро настигла страшная догадка. Она отшатнулась в ужасе, смотря, как тонкие губы медсестры искривляет страшная издевательская улыбка.
   - Тебе не надо даже на улицу выходить, чтобы продолжать свои поиски, - заметила Даша и с оргазмом рассмеялась, продолжая буравить Чами все тем же насмешливым пугающим взглядом. Этого немого просто быть, и одновременно это было стопроцентно возможно. Как она могла забыть про Дашу? Ведь та всегда была рядом с ними, но одновременно на расстоянии. Но Чами старалась забыть о ней, понимая, что Рэйн все-таки принадлежал проклятой медсестре, а не ей. А видеть эту рыжую ведьму в качестве своей мачехи ей совсем не хотелось, по этому она полностью перекрыла воспоминания об этой женщине, застав ее в объятьях любимого человека. Но теперь ей невольно пришлось пожалеть о том, что она упустила такую важную деталь.
   Потому что Даша была идеальным кукловодом, она вызывала ненависть и немой восторг.
   - Это правда...? - спросила она, дрожащим голосом смотря в эти ледяные рыжие глаза.
   - А ты подумай, - холодно посоветовала Даша.
   - Зачем ты убила Рэйна, - пробормотала Чами, - вы же...
   - Во-первых, я не убивала, это сделала Ирэна. А во-вторых, вы все, и даже он, всего лишь куклы, - последнее сказано было очень высокомерно.
   - Ирэна?! - изумилась Чами, - но зачем???
   - А ты не верила в Кристинины истории! Про девушку из лифта, которую столкнули в шахту, и которая мстит всем в виде призрака... Видишь ли... - начала объяснять терпеливо Даша, вестимо это доставляло ей изысканное удовольствие, - Кристина все немного преувеличила и перепутала... Та самая девушка тридцать лет назад была Ирэна, только тогда ее звали просто Ирой. Ей в ту пору было столько же, сколько и тебе, по трагической случайности она лишилась пальца в лифте... В том же доме где и убили Рэйна. А знаешь, какая трагическая случайность? Двое пьяных мужланов, которые ее избили и затащили в лифт, для того чтобы изнасиловать, но кто-то их спугнул... И они бросили ее посреди кабины. Ее правая рука свесилась над этажом, и как только на другом этаже внизу вызвали лифт, она очнулась от страшной боли... - тонкие Дашины пальцы дернулись, - и с тех пор она ни разу не зашла в лифт... больше она почти не выходила из квартиры. Только если вдруг наступала ночь, она шла в магазин... или еще куда-то. Но в ту злосчастную ночь она решила преодолеть свой страх перед лифтом, с которым ей между прочим, как психолог помогал бороться Рэйн, и вошла в лифт... Мне его даже жаль, он ведь подумал что это она кукловод! А она... Она же сошла с ума в тот год, когда лишилась пальца... В лифте с безумицей. Ведь она в эту минуту сама возомнила себя кукловодом! Как глупо убила человека, и ты уже правишь! Она была действительно безумна... Даже врагу не пожелаешь остаться с такой наедине. Надеюсь, ему не было больно...
   - Но почему Ирэна убила Машу... Это же было тоже в лифте? - не поняла Чами, смотря на нее с ужасом и интересом.
   Даша коротко вздохнула, достала из ящика пачку "Явы" и блаженно затянулась тонкой белой сигаретой, продолжая пристально разглядывать Чами.
   - Вы так банальны бедные мои куколки, - произнесла она, жалостливо смотря на кончик сигареты, - вы решили, что кукловод, которому стоит только щелкнуть пальцами, чтобы ваши сердца разом остановились, будет бегать за вами по подъездам с кухонным ножом, мазать руки кровью... Как вы глупы, мои дорогие!
   - Но кто тогда убил Машу? - проигнорировав ее выпад, спросила Чами, недоверчиво сощурившись.
   - А ты подумай... Удачливая девочка любимица учителей и учеников, ласковая, веселая добрая... Алиса бы не решилась, она была слаба. Остаетесь только вы с Элоной... Тебе было не до этого, а Элона в ту ночь как всегда скучала. Смотрела на "точку" и увидела идущую домой Машу. Первой ее мыслью было ее встретить... А ее родители опять ушли развлекаться, по этому никто даже не заметил, как маленькая Элона для безопасности взяла на кухне нож и пошла, встречать подругу. Но как только они оказались вместе в лифте, Маша сразу почувствовала что-то неладное... Она первая, раньше вас всех заметила, что вы так однообразны! Она не успела облачить свою мысль в слова, на Элону нашло минутное помутнение, и она совершила удар. Потом еще один... и еще. А потом она пулей вылетела из лифта, оставив там труп подруги. Прибежала домой и выкинула нож в окно... А потом она заставила себя забыть об этом, она так заигралась, что даже удивилась на утро, когда ты сказала ей о том, что Машку убили... тут играла даже не я, а банальная человеческая зависть. Маша была избалованна вниманием, Элону же никто не замечал... Даже ее собственные родители! По этому она сбежала из дома вчера ночью и гуляла по городу... Как же опрометчиво она поступила, когда решила помочь сумасшедшей женщине!
   Чами только обреченно покачала головой, все было действительно глупо и просто. До ужаса, и глупо было с их стороны валить всю вину на высший разум, который просто наблюдал за их играми, иногда направляя их так, чтобы ему было легче.
   - И что? Ты все это подстроила? - спросила Чами растерянно.
   - Все в этом спектакле... По-моему из меня бы вышла замечательная писательница-детективистка! - воскликнула радостно Даша и глаза ее заблестели, - представь себе Агату Кристи, которая бы... Ну, скажем так, которая задумала детектив, позвала людей, и они бы разыгрывали ее задумку. Так было и с вами. Я просто использовала человеческие чувства и эмоции, но... - на секунду она погрустнела, - я совершила только одну ошибку... Я испугалась вашей с Рэйном "любви", и поторопила события. И по этому спектакль кончился быстрее, чем должен был! Но так только интереснее! Ты где-нибудь видела бы, чтобы герой и автор реально встретились? И разговаривали... Вот здесь я признаю свою гениальность - мне удалось то, что не удалось никому еще до меня... а еще мне понравилось выступить в роли куклы, как тебе понравилось побыть немного кукловодом, хотя опять же ты решила, что кукловод это тот, кто бегает с ножом по подъездам. А это не так, - при этом она подняла со свою тетрадь, и, прикрыв ее, придерживая пальцем, заложенное место показала Чами обложку. Там серебряными буквами красовалась надпись "куклы", прочтя что, Чами вздрогнула, а Даша продолжила, - у меня все культурно! Я ни разу не сунулась в вашу игру... только один раз, но это не в счет! Так я все записываю каждый ваш шаг, каждую вашу мысль... Спасибо тебе за эту игру, Чами, наблюдения за тобой доставили мне много удовольствия, и радости. А иногда у тебя в голове проскальзывали и умные мысли! Жаль... но пора кончать этот спектакль...
   Чами вздрогнула, не понимая, на что она намекает, но ей показалось, что Даша слегка растерялась и сейчас безоружна. Она не успеет записать в свою тетрадь, а значит, этого не будет. По этому она как могла быстро вытащила из кармана куртки револьвер, данный ей Кристиной, и вытянула перед собой в нескольких сантиметрах от Дашиного лба, по которому скользнула напряженная морщина. Даша фыркнула.
   - Игра окончена, - пробормотала Чами и спустила курок...
   Если бы она знала, что Даше подвластна даже такая мелочь, как изменение траектории потела пули... Такая важная мелочь. Где-то в миллиметре от слегка вспотевшего лба кукольника пуля остановилась и, обогнув револьвер, из которого была выпущена, резко врезалась Чами в лоб. Смерть наступила мгновенно и мертвое тело девочки, заливая кровью бумаги, на столе повалилось перед Дашей. Та коротко вздохнула, отодвинула в сторону омертвевшую руку Тани, ослабевшие пальцы которой мгновенно отпустили черный ствол револьвера. Взяла свою книгу и на самой последней остававшейся странице быстро меленьким почерком записала.
   "Последняя из кукол. Татьяна Чамилова. Застрелилась".
   И резко захлопнув книгу, уставилась в окно на серое мутное небо за окном, коротко вздохнула и произнесла:
   - Вот теперь игра окончена...
  
   Эпилог
  
   Родной город сейчас казался ему таким незнакомым, и непривычным и это было весьма логично. Ведь он целых десять долгих лет не был здесь. А город сильно изменился с тех далеких пор, стал цивилизованнее, перспективнее. Хотя многое в нем и сохранилось с тех далеких времен, до того как он был отправлен "на каторгу" отбывать свои десять лет за убийство в состоянии аффекта в другой конец страны, в колонию строгого режима. Но теперь все это было позади... И вокзал родного города встретил его шумом, суматохой и грохотом поездов. Потом были милый родные тихие осенние улочки, на тонких высоких столбах "покачивались" фонари, шумели машины, шуршала под ногами поздняя осеняя, осыпавшаяся листва. Летали птицы над крышами домов, и все было таким знакомым и родным и одновременно непривычным. Но все это было неважно, гораздо важнее было то, куда он отправлялся. Ведь теперь он начнет новую жизнь, хотя это весьма было громко сказано и очень трудно осуществимо. Начнет с того, что заберет Таню... Поможет ей снова встать на ноги, прийти в себя... Ведь она так тяжело пережила смерть бабушки, которая воспитывала ее. Бедная брошенная ненужная матери девочка, тоже заслуживала должного количества любви... Она же тоже ребенок, и такая же, как все... По этому он заберет ее оттуда, и у них начнется новая жизнь. Новая, счастливая... Они забудут все пережитое. Забудут все, даже то, что мир так старательно хотел от них отказаться... Таня же была не нужна еще с того момента, когда она еще не родилась, а ее блудная мамаша узнала о подвалившем ей счастье... И сейчас оставалось загадкой, что тогда остановило эту циничную и безответственную женщину от того, что она могла совершить, а ведь это легко, аборт и Тани вовсе не было бы... Она была очень жалкой ее мать, но ее тоже можно было понять. У нее была тяжелая судьба. Но почему, почему она не сказала тогда о ребенке, а строя какую-то немую трагедию, никому ничего не говоря, отнесла девочку в приют... Сломав судьбу ее. Но достаточно об этом, потому что все Танины беды сейчас закончатся. Он заберет ее из этого затхлого пропахшего смертью мира, в новый солнечный и светлый и постарается вернуть ей потерянное счастье и детство, которого попросту у нее не было.
   Он долго говорил с высокой женщиной средних лет в прихожей больницы, и та все-таки согласилась его провести к Тане, только с соглашения врача. По дороге к палате они шли по темному пустому коридору с мигающими лампами и женщина, про себя клеймя свою болтливость, рассказывала:
   - Девочка замкнулась в себе... разговаривать соглашается только с Александром Игнатьевичем, остальных не узнает, к ней часто приходили ее школьные подруги. Она не говорила им ничего кроме одного или нескольких слов. Слова всегда одни... По ночам кричит, просит отпустить ее, но как понимаете это невозможно. Боюсь, она вас не узнает...
   Они остановились перед дверью.
   - Будьте осторожны, - напутствовала женщина, - никто не знает чего от нее ждать.
   При этом она убрала за уши русые с проседью волосы и звякнула ключами. Пара поворотов и дверь открылась, пропуская их в душную маленькую комнатку с зарешеченным окошком. Сбоку была неширокая кровать, посередине стоял стул. На нем сидела Таня, спиной к ним, как завороженная смотря в окно, на серое мутное небо. И при этом она слегка покачивалась, насколько ей позволяла смирительная рубашка, плотно сдерживавшая ее руки за спиной, и повторяла как сумасшедшая, да и была она сумасшедшей, раз оказалась здесь:
   - Кукловод... оставьте меня в покое... я не могу... я устала... я слабая... кукловод... куклы...
   - Татьяна к тебе посетитель, - сказала равнодушно женщина. Девочка обернулась, и густая пушистая светлая челка упала на зеленые застывшие в каком-то немом ужасе глаза.
   - Оставьте меня в покое... - словно им, но и, смотря при этом куда-то мимо них, повторила она, - кукловод...
   Нельзя сказать, чтобы она просто узнавала их, она даже не видела, словно их не было. Для нее действительно не было. Для нее существовал теперь только кукловод, и куклы... И как только за расстроенным отцом и надсмотрщицей закрылась дверь, она встала, перестав раскачиваться туда сюда, затихнув, и подошла к окну. Руки ноюще болели, оттого, что были в стянутом сзади состоянии. Она смотрела за окно с темными прутьями решеток, на темнеющий такой родной и знакомый город. С ней больше играть никто не будет, теперь играть будет только она... Где-то там далеко в городе живут ее куклы. Ее куклы, которые слушаются ее приказаний. Но она не повторит ошибки Даши. Она будет равнодушным и идеальным кукольником. И если ее выпустят отсюда, она встретится с ней, с девочкой, которая теперь напоминала ей себя, такая же одинокая и неуверенная в будущем. Девочка еще не думала, что кто-то управляет ей, как когда-то Чами...
   Но в темнеющей комнате с плохо горящей лампой, был кто-то еще, помимо нее. И она знала кто. Те, кто управлял Кристиной, те о ком боялся вспоминать даже сам кукольник... И боялась она. Мгновение власти прошло, и она из могущественного кукловода снова превращалась в маленькую, уставшую от жизни девочку, сошедшую с ума от всего произошедшего с ней. Они были здесь, и тянули к ней свои длинные острые как когти пальцы. Теперь и она поняла, что кукловод сам боится, он сам тоже игрушка в более могущественных руках. И она, снова забившись в исступлении, обрушилась на стул, бесконечно повторяя:
   - Не трогайте меня... я... теперь... кукловод... не...
  

В книге использованы тексты песен групп "Земфира",

"Ночные снайперы"

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"