Обчитавшись метафизической литературы, большей части посвященной разнообразным превращениям индейцев в птиц, некто Зибюков решил стать великим и мистическим существом. Проведя исследовательскую работу, он приобрел на базаре кактус Lophophora, из жадности самый увесистый. Придя домой, и, проведя над растением сложный ритуал, Зибюков сожрал большую его часть. Тут с работы пришел довольно специфический отец, и нашему герою пришлось для чистоты эксперимента уйти на улицу.
Зибюкова начало тошнить, что он воспринял как хороший знак. Глубоко задышав носом Зибюков, в ожидании галлюциногенного опыта, начал подбираться к вороне, мирно сидящей неподалеку. Двигался он переставляя ноги как можно более приятно для птицы. Ворона это оценила и, сатанински отвратительно каркнув, перелетела на крышу подъезда. Зибюков, видя такое, сделал какое-то шаманское па-де-де и издал резкий крик. Ворона продолжала сидеть. Зибюков заревел очень низким голосом и, странно поводя головой, увидел в окне первого этажа знакомую старушку, смотревшую на него со страхом и любопытством. Будучи довольно примерным молодым человеком у себя в подъезде Зибюков понял, что в настоящий момент коренным образом меняет такую характеристику. Поэтому он перевел рев в кашель и, улыбнувшись старушке, указал на горло. Старушка покивала с какой-то кислой радостью и быстро задернула занавески, очевидно не поверив такому объяснению.
Зибюков испугался и начал к тому же предполагать, что за его эволюциями наблюдают два, вроде как интеллектуала - Дубченко и Дураченко. Один из них однажды нарисовал на него совершенно не соответствующую действительности карикатуру, а второй однажды спросил жив ли еще Брюс Ли. Особым способом средневековых самураев Зибюков огляделся вокруг и только начал успокаиваться, как увидел метрах в двадцати от себя некоего Валика Сдобина, более известного в кругу друзей как Вредитель. Сдобин стоял в несколько свободной позе и, независимо покуривая, смотрел в никуда, находящееся в районе мусорного бака. Зибюков, поприветствовал его, подойдя и трогая за плечо. Сдобин, совершенно неожиданно, оказался не самим собой и даже не кем-то другим, а зрительным обманом - игрою светотени. Зибюков начал было вспоминать, о факте поедания им психотропных растений, но эти воспоминания так его напугали, что он, не удержав равновесия, опустился на четвереньки. Ощущая, что разум покидает его, Зибюков неожиданно заухал и начал бить себя кулакам в грудь, стараясь, таким образом, немного прийти в чувство. Это произвело обратный эффект. В каком-то полуприседающем состоянии, напоминавшем матросский танец "Яблочко", Зибюков, разводя как можно шире руки, доковылял до ближайшего дерева и, ощущая неземное блаженство, обнял его. Сверху что-то зашуршало, и посыпался мусор. Зибюков втянул носом воздух и, сложив губы трубочкой, издал короткий звук автомобильного глушителя.
- Мама! - закричало дерево детским голосом, - За мной какой-то дядька хочет залезть!
Для Зибюкова, звуки расплылись, и, превратившись в тугие эластичные ленты, потянули куда-то на ближайшую ветку.
- МАМА! МАНЬЯК! - еще истеричней завопило дерево и начало трястись.
Зибюкову опять начало мерещиться присутствие Дубченко и Дураченко. Они хотели мумифицировать его, скормив мозги майским жукам. Не в состоянии определить, с какой именно стороны Дубченко и Дураченко хотят на него напасть, он затаился, спрятав лицо в ладонях. Отпустив руками ветки, Зибюков резко качнулся назад и упал, наверное, если бы не успел обхватить ствол дерева ногами, сильно ударившись об него затылком.
- Что вам нужно от ребенка?! - закричала снизу женщиной земля, - Немедленно слазьте!
Открыв глаза, Зибюков увидел своего сокурсника Кешу. Он висел в воздух, махая руками, словно пытаясь согреться. Кеша был одет в казацкие шаровары, на груди у него висел автомат Шмайсер и золотой жук на веревочке. Зибюков не выдержал такого соседства и, разжав ноги, хотел было упасть вниз. Но этого не получилось, так как Зибюков уже и так был на земле, но в состоянии стояния на голове. Вселенная быстро прокрутилась по часовой стрелке, Кеша вошел в штопор и исчез, а Зибюков оказался сидящим под деревом. Перед ним стоял, по-видимому, злой Сдобин и кричал, угрожая вызвать милицию, обзывая при этом подонком и пьяницей. Старушка, уже совершенно не стесняясь, приоткрыла окно и следила за происходящим. Зибюков, заговорил со Сдобиным по возможности ласково, обращаясь к нему по прозвищу и делая акценты на том, что они вместе водку пили. Вредитель утверждал обратное, постепенно преображаясь то в Кешу, то в незнакомую женщину. Зибюков внес в свою речь изменения, из которых следовало, что он хоть и смущен Кешиной теперешней одеждой, но Вредителя женщиной никогда не считал. Вредитель окончательно решил оставаться женщиной и, схватив за руку какого-то, словно с неба упавшего, ребенка убежал прочь. Зибюков решил разъяснить кое-что со старушкой. Первым делом он спросил, не будет ли она спрашивать его про Брюса Ли, или рисовать то чего он бы себе никогда не позволил. Старушка, очень напряженно улыбаясь, закрыла окно. Припадая по колено на обе ноги, Зибюков пошел домой.
Через несколько дней факты о его аморальном поведении стали достоянием общественности благодаря старушке с первого этажа, некой женщине из дома напротив и ее ребенка. Папа Зибюкова, ошеломленный таким поведением сына, сперва хотел выпороть его, но так как последнему было уже больше двадцати лет, делать этого не стал. Вместо этого, как человек науки, он стал вести с ним успокоительные беседы и даже попробовал обсудить научно популярную передачу про обезьян. Зибюков младший при этом покрывался испариной и начинал дрожать, что очень расстраивало папу. Тогда папа заговорил с сыном о его знакомых - Дураченко, Дубченко, Сдобине и Кеше. Зибюков с лица спал и вообще повел себя еще неестественней. Тогда папа попытался выпороть его все-таки как сидорову козу. В итоге они поломали в доме много мебели, довольно сильно поранились и приобрели в подъезде славу ненормальных предурков, окончательно уронив честь семьи. Зибюков младший все еще верит, что духи забрали большую часть этой чести. Он ухаживает за недоеденным кактусом и практикуется в разнообразных дыхательных и не только упражнениях. Его отец считает сына испорченным пофигистом.