Аннотация: На "Белом мамонте" рассказ едва не проскользнул в финал. На "ХиЖ-9" (2012)проскользнул, 10-е место в итоге.
Мерцающие пришли как всегда нежданно, накатились, как валуны с осыпи, придавили. Потянули болью - рывками, до дурноты, голова кругом, в глазах светлячки замельтешили. Чуть отпустило, и снова. Ох, придется помучиться! Приходят, когда захотят. Одно хорошо, что ненадолго, на дней - как пальцев на руке.
"Только вас мне не хватало, - подумала Пукки, присев от боли на корточки, - как нарочно, под переход подгадали. А то и, правда, перейти нешто?"
Тихонечко так подумала, шёпотом. Пусть на полдня вокруг ни души не слышно, а всё ж. На всяко - тихо.
На переход собираться нужно совсем молча, чтоб ни мыслишки единой! Не то учуют палы, нагонят, раздерут на лыко. Маленькие, а злые. Хорошо, если ёлы прибегут на шум - отобьют. Ёлы большие и сильные, палы их побаиваются. А если не успеют ёлы или не услышат - могут палы и насмерть задрать. Так заведено у палов - чтоб другие не повадились. Чтоб. Или от обиды, что сами маленькие - кто знает?
И ведь не станут рядить, с чего это несносная ёла перейти решилась - сразу драть! И не возмыслишь им, что самим-то вам, палы, зачем такая ёла?! Отчего же ни один до сих пор на несчастную Пукки глаз не положил?! Ну и пусть Пукки белянко, пусть. Что ж теперь она не ёла, что ли, раз светловолоса?! Чай, ей тоже охота. Нешто ей до смерти ходить беспалой? А потому и решилась на переход, что несносная. С кого ей снестись-то! То-то и оно, что не с кого. Если только редкий гость появится, северный пал...
Ох, не надейся на то, ёла, при твоей жизни ни разу северный не приходил!
Пукки огладила живот, чтоб унялся. Послушался. Встала, дальше отправилась.
Как мерцающие уйдут, дней через - как пальцев на двух руках - переход и откроется. В самый короткий день, да и дня-то почти не будет - так, лизнет Ярко по снегу и спрячется. Надо успеть найти переходное древо. А если повезёт, то отыщет Пукки и потустороннего пала себе по душе.
Неёла Рина надумала как-то на краешек Пуккиного ума, что забавные те потусторонние. Счастливица Рина! Хоть и без глаза вернулась, подранная. А все ж - со сносёнком. Считается в народе, будто понесла Рина от своего пала, как заведено. А может и впрямь от своего - кто знает? Может, зря все Рининого пала немощным считают? Удачница Рина, как промеж себя мыслят другие неёлы, не драные. Умница.
***
Вот и переходной день! Ярко высунул край из-за леса и слепит глаза ёле. Ишь, как искрится снег! Насмехается над несчастной Пукки. На снегу всё видать: и где ёла перешла, и где воротилась. Если повезёт, вернется она след в след, миг в миг, как не переходила совсем. Да разве белянкам везёт когда-нибудь? Неспроста же водится помысловка: "Не родись красивой, родись не сивой". Вот и насмехается снег, поэтому.
Тсс! Тихо надо. Не думать, тсс. Лучше поищем родственное дерево переходное.
Разлапистые стояли недвижно, покряхтывая под снегом. Много налипло со вчерашнего снеговала, да ещё пристужило ночью - вот и кряхтят, колючки распушив, сбросить тужатся. Как раз, чтоб ёле перейти легче было, под напругой-то стволы лучше двоятся. Полствола тут, полствола там, только найти щёлку, и - шмыг между! Ёлам дано.
А палы - нет, не могут, не видят потому что. И неёлам тоже переходу нет. Мыслят бывшие ёлы, что будто ослепли они после сноса. Помнят, как раньше видели двоение, и забыли, ровно. А может, просто не хотят они его видеть - кто знает?
Оттого, может, и злятся они пуще палов, счастливицы. Уж неёлы точно насмерть задерут, если поймают на переходе! Благо, некогда им, со сносятами на руках не до ловли. Разве только неёла Рина драть не станет, потому как сама перехожица.
Вот это древо - в самый раз! Дугою ствол вытянулся. Видно, огибал другое большое древо, пока молодой был, к небу тянулся. Другое теперь сгнило, а дуга осталась. В самый раз. Почти на толщину ствола щель, издали заметно. Тут перейду, решила Пукки. Не думая, нутром решила. Тихо.
***
Прошла сквозь древо легко, только локоть о кору оцарапала. Спрыгнула на снег, огляделась-прислушалась. Никого.
Потянула носом - и тут шибануло по уму страхом! Будто горелым болотом повеяло. Пожары ведь зимой не случаются, а тут - пахнет! Пригляделась в ту сторону, откуда запах идёт - вдалеке, в низине, ровная серая полоска меж дерев виднеется. Каменная? Нет, слишком ровная.
Ярко обратно спрятаться не успел, голубит снег, полоску выдает. Палы в народе Пукки любят ровные места - полежать, посидеть, о своих неёлах поразмыслить меж собой. Может и на этой стороне палы таковы же? Решила к полосе идти.
Оглядываясь да прислушиваясь, спустилась ёла к полоске. Та оказалась широкой и длинной. На такой несметное число палов может разместиться, куда больше, чем живет во всем народе Пукки. Нет, не для посиделок паловых эта полоса. И пахло от нее!
Ступила на тёмно-серое одной ногою. Твёрдо! Ступила второй, потопталась. Захолодило ноги, хуже, чем на снегу. "Пойду по ней, - подумала ёла, - а там видно будет". Направилась по полосе, чуть подворачивая ступни набок, чтобы сильно не выстывали. Быстро шлось по ровному!
Недолго и прошла-то, но Ярко уж скрылся совсем, только красное марево по краю неба осталось. Добрела до места, где полоса раздваивалась, короткая часть ее уходила в лес, и тут же обрывалась. "Чудно! - подумала. - Странное оно, это потусторонье..."
Не успела подумать, вдали заслышался шум, будто шмель летит. Только шмель огромный, раз до него далеко, а слышно, будто он рядом! Забеспокоилась Пукки. А тут и вовсе страх пробрал - Ярко из-за леса стал обратно выкатываться, с той стороны, откуда шмель летел. Да будто заметался Ярко - то так посветит, то эдак.
Решила сойти в лес и спрятаться за древами, а там видно будет.
***
Тойво гнал машину резво, хотя занести на повороте могло запросто. Пусть резина на колесах стояла зимняя, но все равно, попадись наледь - и поминай как звали! А всё жёнушка, зараза, нервов на неё не напасешься! Еле вырвался из дому. "Знаю тебя, как облупленного, - кричала, - надерётесь опять с кумом, а потом пьяный за руль сядешь. А если останешься у Паули проспаться, что ж мне - одной Рождество встречать, что ли? Детей-то не нажили".
Дура баба, ой дура! И ведь знает, что Паули остался один с двумя ребятишками, а к ним на хутор только почтальон изредка заезжает, одиноко живут. Надо же детей поздравить, и самого Паули тоже. Какое Рождество без подарков! Туда и обратно, всего-то на час делов, а зато радость какая малышам!
Наконец показался съезд к хутору. Тойво свернул с шоссе, остановился на спуске. Дальше полкилометра пешком. Или на снегоходе, как Паули добирается. И чего ему дорогу к хутору не доведут?! И до сих пор телефонную линию не протянули. Слава богу, теперь мобильная связь есть, чтобы поболтать с роднёй.
Ох, уж эти власти, чертыхнулся он, выбираясь из машины и обходя ее. Мешок с подарками лежал в багажнике. Достал, поправил колпак. Ну, с богом.
***
Пал попался сразу крупный, почти с Пукки ростом. Что это пал, ёла поняла по запаху. И ещё по оглушительным мыслям. Те рвались из головы красного пала и разносились по всему лесу. Наверное, важные, раз он хочет, чтобы о них знали все? Но мысли оказались обычные - о своей неёле, которую он ругал за глупость и упрямство. "Как в нашем народе, - разочарованно подумала ёла, не таясь, - палы везде одинаковы". Странно другое - как та некрупная неёла могла заставить такого сильного пала делать всё, что ей угодно?! Надоела она ему, наверное. К тому же сносят так и не принесла. А тут и Пукки кстати!
Пал вылез из страшного, пахнущего болотной гарью и Ярко-светящего глазами создания. Из задницы чудища он достал большой, тоже красный, как сам пал, бурдюк, забросил его через плечо и пошёл в сторону Пукки. Ёла подумала, что пал её уже заметил по опрометчивой мысли и хочет сделать своей новой неёлой. А в бурдюке, конечно, вкусное - отдать за ёлину любовь! В народе Пукки - так принято.
Красных палов она прежде не встречала. Поэтому ей сделалось страшновато. Но она же за тем и перешла, чтобы пала найти! И Пукки решилась - вышла красному навстречу и послала мысленный призыв. Наверное, слишком сильный. Пал остановился перед ёлой, открыв рот, и замер. Никаких мыслей в ответ от него не пришло.
А ведь права неёла Рина - забавные тут палы! Вместо того, чтоб одеревенеть от любовного призыва в нужном месте, деревенеют целиком. А вдруг пал не понял её мысль? Ёла непристойно развела руки в стороны и для верности покачала бёдрами. Как делают бывалые неёлы, когда хотят пала. Нужное место у красного не отозвалось. Вместо этого изо рта его послышался сиплый стон. Он попятился задом и упал спиной в снег. Пукки подумала, что в потусторонье любят наоборот, и сама двинулась к палу. Однако тот не развел руки в стороны! Он отполз немного на спине, потом перевернулся и встал на четвереньки, задом к Пукки. Пал вёл себя как ничейная неёла! Пукки даже засомневалась, не подвёл ли её нюх?! Но тут красный заголосил так, что у Пукки заложило уши. Он сбросил красную шерсть с головы, отшвырнул бурдюк с вкуснотой и побежал к своему чудищу. Пал влез под крыло вонючему созданию, оно взревело, пукнуло дымом и умчалось по полосе туда, откуда пришло.
"И здесь не любят белянко!" - опечалилась Пукки.
С трудом проникла в бурдюк, боясь порвать. Ничего вкусного там не оказалось. "Он даже не собирался меня любить", - взгрустнула ёла.
Поразмыслила. Получалось, что неёла дала палу бурдюк. За любовь, не иначе. Наверное тут, наоборот, неёлы благодарят палов, решила она. Взяла Пукки бурдюк на плечо, как держал его красный, и двинулась туда, куда он шёл до встречи с нею. Если встретится другой пал, будет чем его отблагодарить.
***
Тойво трясло. Он сидел за столом, не сняв наряда Санта-Клауса, и грязно напивался.
Полчаса назад он влетел как ошпаренный в дом, задвинул засов и принялся вливать в себя спиртное - без разбору, какое попадётся под руку. Было ясно, что если его не остановить, то запасы алкоголя, приготовленные в расчете на все Рождественские праздники, закончатся к утру.
- Я знала, что ты когда-нибудь допьёшься, - отчитывала Тойво жена, не решаясь, однако, отнять у мужа бутылку, - ишь, выдумал - белая обезьяна! Белая горячка это, вот что я тебе скажу!
- Молчи, женщина! - Тойво влил в себя еще полстакана. - Эта образина была настоящая! Она вот так делала - не пойму, зачем.
Тойво встал, пошатнувшись на ногах, развел руки в стороны и вильнул бёдрами.
- Старый ты кобель! - заплакала жена и ушла на кухню. Рождество было испорчено окончательно.
***
На холме угадывалось в сумерках какое-то нагромождение. Пахло странно - и как от волка, и как от лосихи, но не так, иначе. И ещё оттуда шёл свет. Теперь Пукки не боялась маленьких Ярко. Наверное, здешний народ не видит ночью, догадалась она.
Когда ёла подошла к этому месту, стали слышны мысли сразу троих. Двое сносят ссорились. Один взрослый пал готовил сносятам еду и горевал о бывшей неёле. Почему та ушла от пала, Пукки не поняла.
Ёла не решилась двинуться дальше, потому что её сразу учуяли животные и залаяли, как лисицы. Она долго внушала двум таким зверям спокойствие и сон. Получилось, теперь они спали. Пукки подошла к нагромождению, из больших дыр в нём шло много света и слышались голоса сносят. Она подумала, что теперь ей должно повезти - пал этот оказался нестарым и плодовитым.
И ещё, увидела Пукки мысли пала, его неёла была белянко! Как Пукки. Это обнадёживало.
***
- Папа, пап! - Кайса подёргала Паули за рукав, - а когда Санта придёт?
Носик вздёрнутый, личико конопатое, глазки голубые, две светло-русые косички с праздничными бантами. Вся в мать, грустно подумал Паули, переворачивая на сковороде отбивные. Такая же нетерпеливая, как Лисса. Бывало, как пристанет - лучше согласиться, всё равно своего добьётся!
Санта, то есть Тойво, обещал прийти. Говорил, подарки принесёт на Рождество. Даже костюм красный грозился надеть, всё как положено. Задерживается. Или он уже начал праздновать, и за руль решил не садиться? Нет, Тойво слово держит! Придёт.
- Скоро, - ответил отец, прижимая локтём дочку к себе - руки жирные, а платьице у Кайсы светлое, не испачкать бы! - Не успеем сесть за стол, как придёт! - Улыбнулся.
Кайсе восемь, она ещё верит в Санту. Яри - уже нет, в десять лет мальчики почти взрослые, хотят походить на отца. Вон, рыжик уже по собственному почину ёлку нарядил. Весь в меня, подумал Паули.
- Отец, - позвал сын из комнаты, - смотри, кто к нам пришёл!
Кто-кто, Тойво, конечно. Наконец-то!
Паули подошёл к сыну, глазевшему в окно. Прильнул к стеклу, отгородившись ладонью от отражения лампочки. Ого!
За окном и впрямь стоял Тойво с мешком подарков. Только на этот раз кум превзошёл себя - не Сантой нарядился, а самим Йоулупукки(*)! С головы до ног Тойво был одет в белую козлиную шкуру. Ну и правильно, сельские традиции забывать нельзя - так ещё дед Паули учил.
Куда-то подевались очки. Ладно, потом, решил Паули, набрасывая на плечи тулуп.
***
Этот пал оказался небольшим (**) и рыжеволосым. Какого цвета волос у него под сменной шкурой, Пукки решила узнать позже. Сейчас её волновали сносята, которые радостно кричали голосом:
- Ёла Пукки, ёла Пукки с подарками!
Что ёла - понятно. Странно, как сносята узнали её имя? Малыши, тоже в сменных шкурках, радостно скакали вокруг ёлы. Они чего-то хотели. Пукки не знала, как сделать, чтобы они угомонились. Стояла с бурдюком на плече, не двигаясь.
Пал подошёл ближе. Пригожий какой! Немного подслеповат, но это не главное. У Пукки застучало в груди, как после подъема на скалу по осыпи. От пала веяло спокойствием и уверенностью. Этот, этот, поняла она!
- Ну что же ты, ёла Пукки, - тоже голосом обратился к ней пал, - где твои подарки? - протянул руку к бурдюку и подмигнул одним глазом. В народе ёлы подмигивание считалось приглашением к уединению. В той стороне, где мигнувший глаз. Получалось - в том нагромождении, откуда к ней вышли все трое. Пукки с радостью согласилась бы, но сносята...
Ёла сняла с плеча бурдюк и опустила на снег перед палом. Сносята тут же стали вытаскивать из него какие-то приятные для них штуки и смеяться. "Вот моя благодарность, люби же меня!" - послала она призыв в сознание пала. Тот тряхнул головой и тихо прошипел:
- Тойво, дружище, ты уже набрался, да? Что за чушь ты несёшь?
Пукки помнила, что пала в красной шкуре звали Тойво. Странно, она ведь совсем не похожа на него. И шкура у неё другого цвета.
- Вау, кибернетическая Барби, - вторила ему беленькая сносёнка, - она даже писать умеет, правда, пап?
Пукки не знала, как поступить. Её не понимал этот умопомрачительный пал. Он щурил глаза и подмигивал, и ёла изнемогала в предвкушении. Один неверный поступок и всё могло пойти прахом!
И Пукки решилась! За это в народе ёлы полагалась смерть. Но в потусторонье всё по-другому, может, здесь не убьют. А хоть бы и убили! И она вошла в сознание пала...
***
- Яри, Кайса! - сказал Паули. - Идите в дом, изучайте свои подарки. А мы с дядей Той... с Йоулупукки прогуляемся до шоссе.
Дети помчались включать свои чудо-игрушки. "Молодец, Тойво"! - хотел он сказать и врезать как следует куму кулаком в богатырское плечо! Но сказал он совсем другое:
- Ты ведь не Тойво, ты... Лисса?"
"Я Йоулупукки", - пришёл ответ. Но голос... а голос ли?.. голос был её, Лиссы!
Они уже спускались по тропинке с холма к лесу, как-то незаметно удалившись от дома. Ощущение сказки охватило Паули, он вдруг поверил в чудеса, как не верил никогда, даже в детстве. Лисса, Лисса вернулась! Те же светлые волосы, та же мягкая походка. Только ростом повыше стала. Ну что ж, бывает, выросла за два-то года!
- Э, нет! Йоулупукки - Рождественский козёл, - отвечал Паули. - А ты не похожа на козла. Да и я, признаться, ни за что не стал бы любить козла. Несмотря на два года воздержания. Ты - Лисса, да?
"Я буду Лиссой, - услышал он, - я буду, кем захочешь!"
Они уже шли по лесу, Паули обнял свою Лиссу за талию, охваченный вожделением, а та не противилась. Одно было непонятно, почему они уходят всё глубже в лес, хотя надо бы наоборот, в дом?! В постель надо...
- Господи, как жарко! - сказал Паули, вдруг остановившись. Сбросил на снег тулуп. Опустил на него любимую.
"А будет ещё жарче", - пришёл искренний ответ Лиссы. Правдивый ответ.
***
- Нет, Тойво, этого не могло быть! - Паули с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться в трубку телефона. - Друг мой, снежных человеков не существует! Надо меньше пить...
- Но ты же сам писал в своей моно... как её... граффити, что есть доказательства? Будь другом, Паули, скажи моей благоверной в трубочку, что ребятишкам подарки принёс не я, а самка йети! - сильно взволнованный голос Тойво выдавал, что утро Рождества вышло для него не самым счастливым.
- Дорогой мой кум! Я скажу ей всё, что хочешь, но ты ведь знаешь, что она не поверит! - Паули задумался, как бы убедить друга. - И потом, с чего ты взял, что видел именно самку?
Тойво раздосадованно засопел в трубку. Да уж, с логикой не поспоришь. Но кум предпринял последнюю робкую попытку:
- Она так бёдрами крутила... знаешь, как... как женщина...
- Э, брат! Теперь бёдрами кто только ни крутит! Ты, вот что... повинись-ка перед женой, что перебрал лишнего. Не в первый же раз, простит. И счастливого Рождества тебе!
Паули прервал связь. Оставалось дописать несколько строк в "Сайнс джорнал" и можно будить детей, солнце уже высунуло краешек из-за леса, пора им вставать.
"Тем самым признаю, что исследования материалов, свидетельствующих о существовании бигфутов, были проведены мной и истолкованы тенденциозно. Также заявляю, что проникновение таких существ в наш мир извне невозможно". Точка. Отправить. Письмо ушло в редакцию.
"Эх, Лисса, Лисса, - грустно покачал головой Паули, - как же мне одиноко без тебя! Не кори меня за вчерашнее, прошу. Пукки - она хорошая. И совсем одинокая. Да ты и сама видишь, сверху-то".
***
Вылупилась Пукки из древа удачно, след в след. А вышло ли миг в миг, потом выяснится. Только бы никого поблизости не оказалось!
Прислушалась. Ни души не слышно. Повезло!
И тут как древом упавшим по голове - громкая мысль чужая! Ухнуло всё внутри, вниз упало. Страх такой - хоть тут же опорожняйся!
"Вот я и толкую тебе, что перехода нет, а ты мне не верила!"
Обернулась Пукки - неёла Рина за спиной стоит, сносёнка на руках держит! И как подкралась-то незаметно! Значит, миг в миг не вышло, иначе до перехода увидала бы Пукки неёлу.
Станет драть, не станет? Зубы вроде не скалит, и сносёнок спокойный, спит. И мыслит Рина так, будто они с Пукки давно беседуют. Это чтоб палов обмануть, догадалась ёла!
"Верно, нет перехода", - помыслила Пукки в ответ. Глянула на древо - и правда, не двоится оно! Не то переход закрылся, не то она теперь на сносях. Уже?
"Понесёшь как все, от пала, - продолжала Рина громко, - вон его следы, - показала она глазами на бесснежную горную осыпь, - пришёл с севера, ушёл на север. Я видела вас вместе".
Дуркует Рина, сказку для палов выдумывает. Эх, не видела ты, Рина, моего настоящего пала! - хотела подумать Пукки, но сдержалась. Ночь в потусторонье ещё жила в ней. Она сладко вздохнула.
"Он вернётся? - спросила мысленно Пукки. - Северные палы редкие гости в наших краях".
Рина посмотрела на бывшую ёлу с пониманием. Рада за тебя, говорил её уцелевший глаз.
"Бывает, что они возвращаются, - ответила, - либо ты сама искать его пойдешь. Если соскучишься".
Я соскучусь. Обязательно соскучусь, решила Пукки. Нутром решила, тихо.
*) Финский Санта - Йоулупукки. В переводе - Рождественский козел. Назван так, благодаря деревенским жителям, которые, надев в Рождественскую ночь козлиные шубы, разносили по домам подарки.