Пирс рассекал пляж надвое, словно линия горизонта. Правую половинку набережной облюбовали голуби, которых с превеликим удовольствием гоняли дети, и с не меньшим удовольствием кормили старички. В левой, по словам купающихся, вода была теплее. Поскольку в мае особо не позагораешь, на пляже было немного людей. Собирались в основном настоящие любителя моря, его запаха, вкуса и цвета. В другое время я назвал бы их сумасшедшими, но сейчас они вносили в этот унылый монохромный пейзаж хоть какое то оживление.
Легким розовеньким мазком я обозначил на холсте одинокого пенсионера, который прослышав о целебных свойствах морской воды, каждый день приходил на набережную и с 8 до 11 стоял по колено в воде, надеясь исцелить варикоз. Стайка ребятишек, плескавшихся неподалеку, легла на холст серией мелких точек. Пара белых штрихов символизировала чаек. А полная немолодая женщина, занимающаяся аквааэробикой настолько диссонировала с окружающим ее морем, что ее пришлось мысленно выкинуть из композиции.
Немного прищурившись, я посмотрел на свое творение. Пока что оно вызывало у меня лишь одно чувство - неудовлетворенность. Неудовлетворенность своим трудом, окружающим миром и толика недовольства в адрес фирмы-производителя слишком толстых кисточек. Собрав мольберт, палитру и кисти, и мысленно отправив свое творение в мусорную корзину, я побрел домой.
Мне, как художнику, нравился мой город. Я терпеть не мог наше продажное правительство, наших алчных чиновников и коррумпированных судей, но стоило мне пройтись от пляжа до дома по родному району, любуясь близлежащими зданиями, как я забывал обо всем. Вот и сейчас, рассматривая один из моих любимых парапетов (ХVIII век, работа итальянских мастеров), я чуть было не пропустил мимо ушей визг тормозов.
Мне удалось уйти с пути автомобиля в последний момент. Но острый угол бампера, больно ударил меня в голень, и порвал брюки. От неожиданности я потерял равновесие, но вовремя ухватился за стоящий на углу фонарный столб (XIX век, работа французских мастеров). А когда развернулся, чтобы высказать водителю все, что я о нем думаю, почувствовал себя так, будто мой язык увяз в гуаши.
У водителя были темно-зеленые глаза, длинные прямые русые волосы и ямочки на щеках. Стандартный набор, по сути. Художник тоже смешивает ограниченное количество красок, а получается шедевр. А передо мной стоял в самом деле шедевр. Нот всего семь, а симфоний бесчисленное множество. Я чувствовал себя, как будто смотрю на прекраснейший в мире парапет. Она ужасно извинялась и искренне сожалела, а я все вспоминал как разговаривать. В довершение своей тирады, она сказала, что ее зовут Лили, и предложила подвезти.
За 10 минут нашей поездки, я узнал о Лили многое. Во-первых, она живет со мной в одном доме,этажом ниже меня. Недавно переехала от родителей. Занимается фигурным катанием. Играет на фортепиано. Боится высоты и огня. Любит ультрамарин и лазурь, а индиго и перванш не любит. Терпеть не может кошек, но без ума от рыбок. Я вымученно улыбался, но по-моему она не особенно нуждалась в моей реакции. Высадив меня у дома, она сообщила, что спешит на каток, и уехала, подняв облачко пыли. Я поднялся на третий этаж и закрыл за собой дверь. За 10 минут я не произнес ни слова.
Вообще-то, мне с девушками патологически не везло. Я никогда особо не задумывался о причинах. Если срывалось очередное свидание, я шел и рисовал. Садился на скамейку в парке,или на табуретку на балконе, и перекладывал на холст плавными мазками окружающие деревья, покрытые снегом, или окруженные холмами опавших листьев, дома, машины, людей, все что угодно. Десятиминутную поездку в автомобиле назвать свиданием можно было с большой натяжкой, но для избавления от внутреннего дискомфорта, я заварил себе чашечку кофе, вынес мольберт на свежий воздух и как старый волк в поисках добычи, принялся вглядываться в окружающий меня город.
Солнце клонилось к горизонту, прорезая в сером затуманенном небе ярко-красное пятно. Бабушки и дедушки возвращались с пляжа, провожаемые светом зажигающихся один за другим фонарей. На светофоре кто-то кому-то бибикал. А я рисовал Лили. Сам не знаю как это получилось. Я смотрел на парапеты, колонны и арки, а видел ее. Неудовлетворенность и недовольство, начавшиеся еще на пляже, росли в откровенную агрессию. В мыслях был сумбур, и на фоне общего хаоса желаний выделялось одно - кинуть мольберт с крыши. Желательно на голову Лили.
Я занес холст в квартиру и запер дверь на балкон. Все звуки города разом прекратились, и я остался наедине с портретом, в тишине. На долю секунды мне показалось, что портрет проводил меня взглядом, но потом я подумал, что это наверно не в меру разыгравшееся воображения. По крайней мере, когда я уселся напротив Лили и уставился на нее, ее глаза смотрели туда, куда надо - в неведомую даль. Я уже собирался допить кофе, выбросить мою внезапную знакомую из головы и отправиться в парк, как внезапный зевок портрета заставил меня захлебнуться. Нарисованная Лили повернула ко мне голову и недоуменно вскинула бровь. Первой мыслью было проверить содержимое чашки на алкоголь. Затем пришло некоторое подозрение в отношение источника грибов, съеденных за обедом. А потом подумалось, что неплохо бы обследоваться у психиатра.
- Чего уставился - прервал мои размышления портрет.
- Ты... Ты разговариваешь?
- Ну да - ответила Лили - Ты же нарисовал мне губы.
- Нет, нет, я не о том. Ты же портрет. Ты не можешь разговаривать!
- Откуда ты знаешь? - хитро улыбнулась она.
- Остальные картины... они молчат...
- Так ведь они же деревья, глупенький - усмехнулась Лили - как же им разговаривать.
Я судорожно кинулся к стене со своими работами, в надежде найти хоть еще один портрет. Бесполезно. Городской пейзаж. Парк. Пляж. Закат. Рассвет. И самое интересное, что я вполне нормально уживался с этим фактом. Как будто бы в этом и состояло мое предназначение - рисовать пейзажи.
- Я действительно твой первый портрет - вновь нарушила тишину Лили.
- Да.
- А почему?
- Не знаю. Мне нравится рисовать природу. В ней есть какая-то монументальность, незыблемость. А человек - существо одной секунды: Сейчас он счастлив, а через минуту рыдает. Никогда не знаешь что ему взбредет на ум.
- Так ведь для этого и есть художник.
- В каком смысле?
- Художник и есть тот, кто дарит людям незыблемость. Он проявляет фотопленку бытия и из полароида его кисти вылезает запечатленное мгновение.
Солнце за окном подмигнуло мне, как бы соглашаясь с Лили. Внезапно, я страшно разозлился. День не задался с самого начала, а тут еще портрет моей работы читает мне же нотации.
- Что за бред - злобно буркнул я - что бы нарисовать все людские эмоции, не хватит красок.
- А ты пробовал? - не менее злобно откликнулся портрет.
- Бред - не сдавался я - Это же... это же как будто законсервировать человека. Зачем?..
- Ну ты же меня законсервировал - Лили чуть не плакала.
- Это случайность - отрезал я.
- Дурак - прошипела картина - Ты любишь ее. Любишь и боишься, что когда-нибудь она станет не такой, как на этой картине. И надоест тебе. Воздушной замок разнесет по молекулам ядерная бомба суровой реальности. Поэтому ты любишь деревья и дома. Они не меняются...
Над горизонтом виднелся лишь ломтик солнца. Я тупо смотрел в одну точку куда-то между Лили и окном. Портрет жалобно смотрел на меня.
- Не правда - тихонько пробормотал я.
- Правда - закричала Лили - Правда...
- Знаешь - через какое-то время сказала она - У тебя не правильные метафоры. Консервируют рыбу, чтобы она не протухла. И все равно ты открываешь через пару лет крышку, а там ничего, кроме вони. А если ты откроешь бутылку с вином, ты почувствуешь аромат, сохранившийся за десятилетия.
- А в чем разница - пересохшими губами спросил я.
- Время закаляет. Как бы банально это не звучало. И каждый день она будет для тебя, словно только что сошедшей с холста. Такой как я. Не потому что она не будет меняться. А потому что я буду меняться вместе с ней...
Знакомы скрип тормозов под окнами привел меня в чувство. Нарисованная Лили улыбнулась и кивком головы указала в окно...
...- Привет - тихонько сказал я.
- О, привет - улыбнулась Лили, уже не нарисованная а настоящая - Как твоя нога?
- Да нормально, пройдет. Слушай, я тут подумал, может сходим куда-нибудь, за наше знакомство, ну конечно если у тебя никаких планов нет...
- Нет-нет, отличная идея - перебила меня Лили, улыбающаяся во все 32.
Мы шли в кафе, а из моего окна нас провожал взглядом портрет Лили, на котором сияла такая же улыбка, что и на лице настоящей Лили.
* * *
Пожилая супружеская пара, обратившаяся к нам в поликлинику, была вместе уже больше 50 лет. И судя по истории болезни, бОльшую часть этих 50 лет, у них была проблема.
- Вы знаете, вам очень повезло. Медицина очень сильно шагнула вперед, с того момента, как вы в прошлый раз искали лечение. И самое главное, вы еще и обратились по адресу - в наш центр инновационной медицины.
- Доктор, скажите что с ним - слабым голосом спросила меня старушка.
- Его диагноз - шизофрения - печально вздохнул я - Но это излечимо. Небольшая операция, и он придет в норму.
Старушка закивала головой. Пришла пора переходить к неприятной части.
- Есть одно "но". Высока вероятность неблагоприятного исхода. Жизни вашего супруга ничего не угрожает, но велик шанс потери памяти.
- То есть... он все забудет?- подняла на меня глаза его жена.
- Повторюсь это всего лишь вероятность
- Он и меня забудет?
- Когда я говорю все, я подразумеваю все, и вас в том числе - грустно вздохнул я.
Она посидела какое-то время. Затем встала и направилась к двери
- Постойте, постойте - горячо вскрикнул я - вы, похоже, не осознаете всей серьезности ситуации
- Поверьте мне, я все прекрасно осознаю.
- Болезнь прогрессирует.
- Я понимаю.
- Она может перейти на новую стадию.
- И что?
- Последствия фатальны.
- Доктор - она посмотрела на меня усталым взглядом - нам обоим больше 80 лет. Смерть уже стучится к нам в дверь. Лечение бессмысленно.
- Вы так легко распоряжаетесь жизнью вашего мужа. Может стоит спросить его мнения.
- Он сумасшедший - горько усмехнулась посетительница - все равно его решение признают недействительным по закону.
- Плевать на законы - я вскочил с кресла - просто объясните мне ваши мотивы.
- Знаете - старушка повернулась ко мне в дверях - я просто не могу позволить вам стереть ту тонкую грань, которая лежит между сумасшествием и любовью.
С этими словами дверь закрылась.