Мне 10 лет я стою на краю аэрария и смотрю на воду... Я с детства боюсь высоты...
До воды всего ничего - 7 метров. Но всего ничего - это, когда смотришь снизу...
Соседские мальчишки внизу, как галчата, криками подбадривают меня - Давай! Ты чё, трусишь? Давай прыгай! - Я даже отвечать не могу. За бортик, обратно, уже не перелезть, потому что с этой стороны перекладины закрыты пластиком, а сам бортик на высоте полуметра над моими вытянутыми руками...
Вы когда-нибудь боялись высоты? Этот липкий комок в груди, тяжесть внизу живота, наливающиеся свинцом ноги... Такое сейчас происходит со мной. Уже тридцать минут я стою на узеньком, с мою ладонь, бетонном выступе, прижавшись к нагретому солнцем пластику.
- Прыгай! - я опять отвожу глаза от бликов на поверхности моря.
Тихо... Сегодня чудная погода... Штиль... Волны вместо того, чтобы шумно биться о волнорезы, лениво и ласково гладят прибрежную гальку как спину любимой. Жарко. Нет ветра. Если закрыть глаза и подставить лицо солнцу, то чувствуешь тепло каждым малюсеньким участком кожи. Ничего больше не может так греть.
Страшно... Тупо страшно... Я не могу пошевелиться, потому что боюсь. От долгого стояния на солнце у меня уже кружится голова. Липкий пот, несмотря на сушащий кожу зной, покрывает все лицо и капает, смешавшись со слезами, с кончика носа. Капли летят вниз в море.
В глазах чернеет. Это от солнца. Потом накатывает и я начинаю падать в черноту. Бесконечное число раз. Бесконечно долго. Я бьюсь извиваюсь в истерике как малолетний ребенок. От страха сводит все мышцы и я кричу от боли. Нет не кричу, это немой кошмар. Падение продолжатся...
В бесконечность... в Страх...
Я вздрагиваю и приходу в себя. Перед глазами все плывет: узкая полоска бетона под босыми ногами, а ниже высота... потом море...
Солнце уже облизнуло горячим сухим языком мое лицо, превратив кровь из прокушенной губы в сухую корку.
Я смотрю вниз...
- Прыгай!..
Падение никогда не прекращается, оно продолжается каждый раз еще и еще... вниз...
Купаться в страхе...
Я отпускаю руки.
Падаю
В море?..
Вспышка...
II
Закрытые глаза...
Вспышка света в закрытых глазах.
Закрытых...
Я боюсь открывать глаза... не всегда. Но иногда накатывает паника и я дрожа зажмуриваюсь даже закрываю глаза руками чтобы спрятать изображение подальше от глазных нервов. Чем дольше глаза закрыты - тем страшнее их открыть.
Мне тринадцать лет. Я иду в слезах вслед за Наташей.
- Ты сумасшедшая? Не надо, зачем?!
Наташа останавливается, она тоже в слезах, но четко и твердо говорит: """Нет, я решила! Все! мы уже говорили об этом""" - и отворачивается.
- Ну Наташенька, ну милая, пойми же - это глупости все, глупости. Ну будет у тебя таких еще много
- Нет! - она в ярости поворачивается ко мне, сжав кулаки, - не смей так говорить о нем! Не смей!
От вспышки гнева я отступаю, делаю пару шагов назад. Из-под моих летних туфель выскакивают маленькие камушки и сыплется вниз земля.
Мы поднимаемся по насыпи к железной дороге. Стоит июнь, самое начало, лучшее время года тут на море. Днем еще нет сильной жары, а ночи приятно теплы. Если оглянуться, то с нашей насыпи видна бесконечная, упирающаяся в горизонт гладь черная гладь моря с пляшущей в волнах лунной дорожкой. С моря, сдувая слезинки, дует теплый бриз. Далеко, там на мысе - огни горда, они будут гореть всю ночь. Там веселятся, играет музыка, у кого-то наверно сегодня день рождения, и слова тостов отражаются от сводов ресторана в уши уже подвыпивших гостей.
А у нас только мои слезы и мольбы и нежелание жить шестнадцатилетней девушки, моей подруги.
Она стоит, согнувшись, за трансформаторной будкой, чтобы её не разглядели в ярком луче головного прожектора московского поезда, который уже виден на другом мысе, на дольнем конце длинного изгиба железной дороги.
Она уже разглядела поезд.
- Все, прощай...
- Наташа! - умоляющим голосом пополам с рыданиями.
- Я сказала все - Её глаза еще блестят, но от слез остались только высохшие дорожки
- Иди!
- Нет!
- Я сказала, иди!
- Нет! Я никуда не пойду, и не дам тебе этого сделать - я пробую придать голосу решительность.
- Только попробуй.
- Попробую.
По рельсам прокатывается дрожь, поезд уже видов конце прямого участка железной дороги, он надвигается как что-то неотвратимое.
- Все, она обнимает меня - иди, и передай Антону, что его так никогда никто не любил.
- Наташа - снова завожу шарманку я, рыдая и вцепляясь в неё.
- Отпусти!.. отпусти, тебе говорю, хуже будет.
- Нет! - Я уже реву во весь голос, разбрызгивая сопли. Она стряхивает меня на пол, но я вскакиваю, пробуксовывая на гравии и опять бросаюсь на неё. Она больше, старше и физически сильнее меня. Мы боремся. Она с остервенением отрывает от себя мои ручонки, снова и снова хватающие её за все подряд. Трещит одежда. Все громче стучат рельсы. Отблески света далекого прожектора бьют мне в глаза.
- Ты ничего не понимаешь - шипит Наташа - е1 ногти, которые она берегла как зеницу ока переломаны, однако она успела оставить на моем лице саднящие метки. На всю жизнь...
Поезд уже грохочет. Наташа последним усилием толкает меня вниз по склону и взбегает наверх, разбрызгивая гравий.
Я, на четвереньках, обдирая коленки, взлетаю следом за ней, но опаздываю на каких-то пару мгновений.
Мгновение - это то время, которое нужно, чтобы закрыть и открыть глаза.
Я вижу, как Наташа, внезапно, выскакивает из кустов, каким-то судорожным движением пытается красиво встать перед поездом, раскинув руки. Но она немного не рассчитала, поэтому поезд касается её в неуклюжем положении. В это Мгновение она смотрит на меня, ловит мой взгляд...
А потом он лопнула, взорвалась как проткнутый воздушный шарик. Поезд на скорости 120 км/час разрывает человека на части.
...
Было уже поздно, и машинист курил, глядя на море. До населенных мест еще далеко, переездов тут нет, поэтому можно себе позволить полюбоваться морем несколько Мгновений. На стекло ляпнуло несколько темных в ярком свете пятен. """Чертовы птицы""" сказал машинист и включил дворники... потом он увидел розовый босоножек, он был одет на ногу, свешивающуюся на стекло сверху и болтающуюся в такт стуку колес.
...
Я лежу в кустах, крепко зажмурив глаза. Я не могу их открыть. Не могу. К моей щеке прилип кусок чего-то теплого мокрого и мягкого и все лицо чем-то забрызгано.
Крепче зажмуриться, крепче...
Меня тоже зацепило поездом, но не сильно. Сломало пару ребер.
Я не могу открыть глаза, я не хочу видеть что лежит у меня на коленях. Я знаю что это что-то округлое, тяжелое и оттуда постоянно течет, все мои ноги в теплой густой жидкости.
Я понимаю, что не увижу, что это Наташина голова, что её глаза мутно смотрят мимо меня куда-то в вечность, не увижу, что ей оторвало нижнюю челюсть и раздробило в крошки правую скулу. Я не увижу лужу слюны и лежащий в ней неестественно длинный язык, к которому уже успела прилипнуть грязь и мелкие камушки.
Я не увижу продолжения Наташиной головы - этот переломанный позвоночник, оторванные руки, ребра, пробившие спину...
Или увижу, или открою глаза?.. на мгновение?..
...
Меня нашли через три часа под насыпью с остатками Наташи на коленях и с закрытыми глазами. Мухи уже подобрались к Наташиным внутренностям, тянущимся за ней пятиметровым шлейфом, и к остальному, впрочем, тоже, в надежде оставить потомство. Их надежды не оправдались.
Прошла неделя.
Я сижу в кресле и врач уговаривает меня открыть, наконец, глаза. Мне страшно... Страшно разомкнуть веки и впустить в зрачки свет, который, перевернувшись, отпечатается на глазном дне и, превратившись в электричество, отправиться в мозг... и все это произойдет за Мгновение. И я увижу письменный стол, кресло со спящим котом, взволнованные лица родителей, мирно бурчащий телевизор... или снова Наташины глаза и то, что я видела тогда, или не видела?.. И я зажмуриваю глаза. Крепче.
"""Чем дальше, тем страшнее будет""" - говорит врач - """можешь ослепнуть, если долго не будешь открывать глаза"""
Чем дальше, тем страшнее... Страх... Я, пожалуй, открою глаза, но не сразу...
Пока я подожду еще чуть-чуть, еще Мгновение...
Купаться в страхе...
Еще...
Мгновение...
Вспышка...
III
Вспышка света в закрытых глазах.
И темнота...
Темнота...
Дети бояться темноты, потому что у них развита фантазия и мало еще представления о мире, о том, что самые страшные вещи происходят днем, о том, что бояться надо всегда... Детей пугает неизвестность... Придуманные монстры за углом.
Мне восемнадцать. Лес. Ночь. Темнота.
Мы поехали на природу на выходные. Озеро, кругом сосновый лес и тишина.
Палатки, костер, песни под гитару, румяные от вина лица, нечаянные объятия. Предложение пойти купаться. Брызги, плеск воды, визжащие девчонки, скатывающиеся по коже капли, отражения звезд в озерной глади. Как водится разговоры о том чтобы переплыть озеро. Спор. Задело. Плыву.
Сзади слышится: " Эй ты чего в самом деле, возвращайся, мы это так просто сказали". Упрямство берет свое. Я переплыву. Тяжелое дыхание, и что-то тянет вниз в глубину. Озеро не море - здесь тебя не держит соленая вода, приходится вкладывать больше сил в то, чтобы плыть.
Я устала, все тяжелее и тяжелее. Оглядываюсь и понимаю - обратно уже не вернусь, да и плыть вперед еще столько же. Поворачиваю к берегу. Из последних сил набираю воздух, ныряю и скольжу под водой, потом снова. Потом я открываю глаза. Под водой...
Темнота, абсолютная темнота и ощущение бездны под собой, пустоты. Накатывают детские страхи, сжимается сердце, кажется, что что-то поднимается из глубин, что-то самое страшное в мире. Я выныриваю и, задыхаясь, плыву к берегу. Берег весь зарос кустами и осокой. Я режу руки, пока выбираюсь...
Я стою в одном купальнике, дрожащая, покрытая гусиной кожей, а надо мною высоко возносят свои кроны сосны, и взгляд теряется в нескольких метрах за их стволами. Там темнота...
По берегу идти невозможно - порежешься вся, да и руки ноги переломаешь - и я углубляюсь в лес. Шаря впереди руками, то и дело, спотыкаясь о корни и мелкий кустарник, натыкаясь на ветки, вздрагивая от каждого звучка, я иду.
Путь кажется бесконечным. От нервного напряжения по телу прокатываются мгновенные волны дрожи. Лес смотрин на меня из-под каждого куста, из-под каждой коряги. Как будто смеётся, то щелкая, то шурша, то ломая ветки.
Я не знаю, сколько времени я иду. Сквозь стволы деревьев проблескивает озерная гладь, или это только кажется. Я понимаю, что я заблудилась. Начинается паника, которая все быстрее и быстрее охватывает уголочки сознания. Я сворачиваю, и бегу к озеру, а оно все не приближается. Паника прорывается на поверхность. Я бегу бегу, потом останавливаюсь и оглядываюсь, ища знакомые очертания среди стволов - колонн темноты и густого мрака между ними. Я кружусь на месте, между пальцев мягко набивается влажная рыхлая земля. Кружится голова. Мрак стеною обступает меня, тянется щупальцами темноты, гладит кожу. Он выбрался из озера, и все это время шел за мной, запутывая меня, загоняя в свои сети. Я начинаю кричать, звать друзей по именам, сначала просто громко, потом срываясь на визг, и так до хрипоты. И иду, просто иду, чтобы темнота снова не окружила меня, не сомкнула кольцо, не накинула петлю удава из которой не выбраться.
Мне показалось, прошла еще вечность. Я вся взмокла, несмотря на прохладу. К коже липнут листья, обломки веток.
Я все кричала и кричала.
- Эй - вдруг раздалось откуда-то сзади и сбоку. Я встала, как вкопанная, потом медленно повернула голову. Я заметила только отблески глаз да смутные очертания фигуры и услышала тяжелое дыхание.
"Вы кто?" - хотела сказать я, но у меня вырвалось только: "Вв...". Потом фигура шагнула и протянула ко мне руки. За то мгновение, пока они тянулись ко мне, я разглядела их в подробностях, как будто бы изучала их под лупой, широкие руки с большими ладонями с грубой кожей, пару бородавок, цыпки, обгрызенные ногти с черной каймой, руки которые никогда не бывают чистыми. Крик только добрался по трахее до горла, но руки дотянулись до меня, схватили, и одна зажала мне рот.
Страх, пульсировавший в мозгу, теперь окончательно вытеснил, последние капли сознания и я начала биться, как муха в паутине, как раненное животное, которое, до последнего, цепляется за жизнь. Но руки держали меня, крепко сжимая с нечеловеческой силой. Мне стало не хватать воздуха. Я все билась и билась, пока не вырвалась и, управляемая страхом, бросилась бежать, чувствуя за спиной тяжелое дыхание, чувствуя снова и снова, как руки смыкаются на моей шее. Я бежала и кричала, а лес проглатывал звуки, топил их в мягкой хвое, хлестал меня ветками по лицу, совал под ноги изогнутые корни. Я бежала и бежала, вдруг чужие глаза вспыхивали где-то сбоку и я, крича, металась в другую сторону, падая, обдирая ладони и коленки, вставала и бежала. Легкие сгорали о нагрузки, сердце билось будто бы о ребра то с одной, то с другой стороны грудной клетки. Вдруг кто-то схватил меня за плечо с такой силой, что я упала навзничь и поползла на четвереньках, судорожно глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Потом подогнулась рука, и я упала, закрыв глаза и тихонько скуля, ожидая прикосновения чего-то. Но кто-то ждал, глотал мой страх, ждал большего, больше больше более...
Я медленно повернула голову. На меня смотрели два отблеска луны, пробивающейся сквозь кроны, потом жутким разрезом открылся рот, обнажая зубы, и я увидела черный кончик языка, проводящего по зубам в нетерпении.
Тень сделала шаг, раздался хруст.
Я отползала назад, рассеченное лицо саднило, ныли ушибленные ноги. Все звуки как будто проглотила темнота. Я отползала беззвучно как в плохом фильме ужасов, глаза так же беззвучно надвигались.
Я ничего не видела, кроме сверкающих глаз, очертания фигуры мне рисовало воображение... память подсовывала картинку тянущихся рук и я все ждала и ждала, когда они снова схватят меня.
Я отползала. Еще немного. Шаг. Хруст веток.
Купаться в страхе
Опять ко мне медленно протянулись руки. Это сама темнота протягивала ко мне свои щупальца.
В страхе...
Прежде чем рук дотронулись до меня, я схватила первое, что попалось под руку, это оказался камень, и наотмашь ударила туда, где у фигуры должна была быть голова.
Раздался хруст, я почувствовала, как резко напряглось, а потом обмякло тело. Оно упало на меня, придавливая к земле, заливая мою голову теплой жижей, такой же черной как темнота вокруг.
Я лежала и плакала от страха, пытаясь, обессилевшими руками, столкнуть с себя неподъемное тело. Наконец мне это удалось...
Опять меня с всех сторон окружала темнота... Это она подсунула мне этот заботливо отточенный осколок камня, это она направила мою руку точно в висок, это она дала мне силы.
Я медленно двинулась вперед. Я просто шла как в трансе, чувствуя, как засыхающая кровь стягивает кожу. Были лишь руки, снова и снова протягивающиеся ко мне и вытаскивающие из меня душу, и хруст чужого черепа.
Вдруг я услышала громкий треск сбоку и увидела отблески глаз.
Снова.
- Эй! - опять произнес дисторшированный страхом голос. Я повернулась и бросилась бежать, но Это в несколько скачков догнало меня и крепко схватила. Большего мое сознание не могло выдержать и погасло, погрузилось... в Темноту.
Это был Мишка...
Я никому никогда не рассказывала, что произошло той ночью, мой язык просто не в силах описать это. Я никогда не выключаю дома свет. Я никогда не смотрю в окна метро в тоннелях, я никогда не хожу по темным улицам, потому что везде меня ждут. Моя темнота и мой страх.
И, стрелой, пробегая через темный подъезд к спасительному лифту, я, как сумасшедшая, давлю на кнопку, оглядываясь по сторонам. Темнота всегда крадется за мной днем, прячется в тенях от столбов, прохожих, зданий...
Она ждет, чтобы окружить меня и начать тянуть мой страх, мои воспоминания, она живет ими.
Вот двери лифта открываются и на потолке мерцает, накапливая заряд конденсатора, лампа дневного света. Она моргает несколько раз, тусклым светом, но мне и этого достаточно, я забегаю в лифт, давлю на кнопки этажей и, с мольбой, поднимаю глаза к лампе. Подари мне еще немного света.
Конденсаторы жужжат мгновение.
Вспышка.
IV
Вспышка света в закрытых глазах
Еще
Еще
Еще
Где-то сверху, сбоку, прямо перед воображаемым глазами
Вспышки чаще и чаще. Приближаются. Сливаются в полупрозрачных мерцающих бабочек, машущих слюдяными крыльями и подлетающих ближе и ближе. Бабочки облепляют беспомощное тело и крылышки краснеют, наполняясь кровью. Твоя плоть становиться бледной, на поверхность, протискиваясь между мышечных сумок, выползают почерневшие, пустые вены. Тело покрывается черной паутиной сосудов, которые вдруг надуваются и начинают сжимать его смертельными объятиями, выдавливая наружу сознание, до последнего цепляющееся за обескровленный кусок мяса. Наконец ногти. вцепившиеся в кожу, с треском отдираются от пальцев и сознание отдаляется в холодный космос небытия. Беспомощный разум, чистое сознание. Отсутствие чувств отсутствие органов чувств. Нет белых сполохов в темноте и мерного шума молекул в тишине. Нет времени. Человек чувствует время благодаря биологическим часам тела - пульсу, распаду веществ, синтезу белков. А сейчас времени нет. Ты выпал из контииума и остался просто в пространстве ограниченном тремя измерениями перпендикулярными друг другу вне времени... ты силишься отыскать его. Пытаешься считать секунды, но не видишь разницы между тем мгновением и этим... время слилось в одну бесконечность. Ты чувствуешь себя песчинкой, и кувыркаешься на потоках ужаса, что так будет, нет не так, что так есть... всегда. У тебя не потеют руки, не дрожат колени, не расслабляется сфинктер мочевого пузыря. У твоего сознания нет клапанов, чтобы спустить страх, и оно мечется по темной клетке пустоты. Нет спасительных гормонов, убивающих страх, нет и предела страху. Он сжимает сознание в нейтронную звезду, еще чуть-чуть и оно коллапсирует, превратившись в черную дыру - сосредоточие пустоты - жадно поглощающую пространство. И ты исчезнешь, уступив место вечно голодному страху.
Вдруг мгновенно неподъемной тяжестью возвращаются чувства, разрывая тебя изнутри, это подобно взрыву сверхновой за доли секунды раздувающему её в сотни тысяч раз. Ты лежишь на спине и смотришь в потолок, не верится, что тело принадлежит тебе, что низкие материальные ощущения, от которых открещиваются просветленные религии мира снова твои. Ты внезапно понимаешь, как слаб твой дух, не сумевший принять освобождение от электро-химических реакций тела, от которых ты мечтала избавиться всю жизнь... пока сознание ещё не вступило в полные права управления телом, поэтому ты видишь только участок потолка, не в силах отвести взгляд. Белые пятна неровно освещенного потолка плывут, и ты замираешь, зная, что сейчас произойдет. Прямо напротив твоего лица в потолку медленно проваливается внутрь себя отверстие, и из него медленно начинают расползаться в стороны пятна темноты. Но ты видишь, что скрывает под собой густая клубящаяся тень - плотный хитин членистых тел, громадные фасеточные глаза, постоянно ощупывающие пространство сенсорные антенны, блестящую на смертоносных жвалах слюну. Пятна быстро расползаются по всему потолку и начинают сползать на стены. Вот одно из этих членистоногих поднимает голову и видит тебя каждым сегментом своих глаз. Оно замирает, только усы беспорядочно движутся, собирая информацию. Наконец оно поочередно отрывает от потолка лапы и тяжелой каплей, возвещающей начало ливня, падает на расчерченное тенями одеяло и пропадает в складках. Это было сигналом. Второе насекомое, повторяя движения первого, отрывается от потолка, и пока оно, застыв как в капле янтаря, находится в воздухе, еще несколько начитают падение. Редкие удары о одеяло сменяются частым градом, смешивающим звук падения в беспрерывный шум проливного дождя. Ты, до боли скашивая глаза, смотришь, как твое тело покрывается черным, шевелящимся ковром. Наконец одно из пятен падает тебе на лицо, вскакивает, щекоча тебе кожу касанием щетинок на лапах, мгновение медлит, а потом вгрызается в кожу, и через секунду ты чувствуешь его членистые конечности на лицевых мышцах, а его гладкая спина трется о внутренний слой твоей кожи. Ты чувствуешь укол в районе груди, и что-то начинает движения под твоей кожей к шее. Укусы следуют все чаще и чаще, и, постепенно, все твое тело покрывается движущимися бугорками. Твой мозг разрывает информация, поступающая от миллионов сенсорных клеток по всему телу, а он не в силах ничего предпринять, потому что твое тело сейчас всего лишь большой орган чувств. Челюсти прогрызают себе дорогу внутрь под мышцы, и ты чувствуешь, как все полости твоего тела наполняются шевелящейся массой, как тяжелеет тело... а с потолка продолжают сыпаться муравьи, сотня за сотней и исчезать в тебе. Ты понимаешь, что твое тело исчезло, оно съедено хитиновыми хищниками, и ты сейчас - всего лишь шевелящаяся масса из множества голодных членистых теней, окруживших глаза - единственное что позволяет тебе не терять окружающий мир. И как в стробоскопе ты видишь покрытую микроскопическими щетинками ногу, медленно наступающую на роговицу. И сознание опять бьется в ужасе остаться одно в пустоте пространства. И ты собираешь этот ужас в одну острую иглу и пробиваешь густой покров насекомых, вырываясь из липкого кошмара...
Ты садишься на кровати и прислушиваешься к собственному телу, ожидая щекотливого касания муравьиных лапок внутри. Нет, все спокойно. Ты крепко щиплешь себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон... рука болит... но боль бывает и во сне, иногда более страшная чем в реальности.