Блинникова Екатерина Владимировна : другие произведения.

Tom I. Dead Romance: Christian Rock. Prologue

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот мир состоит из пустоты, пыли и холодного пластика высотных зданий, из угольно-черного неба, неподвижного воздуха и тихого шороха материализовавшихся вирусов. Мир, которому не нужны глупые человеческие правила и ограничения, как не нужны и сами люди. Второй мир соткан из липкой паутины воспоминаний, страхов, веры, надежды и безумства прошлого, из разрушенных временем могил и статуй. Его населяют серые безмолвные призраки и отблески былых богов и мифических существ, почти полностью забытых нынешними поколениями. А между ними, сжатый с обеих сторон неприступными Вратами, приютился третий мир, самый живой, хрупкий и изменчивый. Какой из миров нравится Вам больше?..
  Пролог.
  Код 001.
  ***
  Безбрежность, одиночество, хрупкая паутина воспоминаний, серые, безликие тени, затяжное, гнетущее молчание, от которого непреодолимо сходишь с ума, пыль и пепел, застывшие в мертвом воздухе плотным туманом, давящая невесомость памяти и безразличие молочного неба.
  ***
  Мимолетность, краткая секунда мгновения, легкость бытия, непрерывный поток новых ощущений, множество голосов вокруг, не дающих остаться в одиночестве, яркие краски мира, открытого каждому, сотни разнообразнейших оттенков эмоций, похожих на переменчивое небо над головой, и незаметное дыхание смерти за плечами.
  ***
  Холод пластика, вечные изменения, незаметные, но меняющие все вокруг, тихие, непрерывные шорохи шестеренок и скользящих проводов, безлюдность, зловещая тишина как абсолютное отсутствие звука, сотни, тысячи, миллионы осколков информации, оседающей в мозгах, и бескрайний купол неба цвета черного агата.
  
  Пролог. Код 010.
  Знаете ли Вы, что такое Время? Его нельзя увидеть или потрогать, оно медленно течет, оставаясь при этом на одном месте. Любопытнейший парадокс, прошлое которого изучают историки и искусствоведы, а о будущем грезят писатели и молодые, мечтательные неформалы. Его исследуют, пытаются разложить на крошечные составляющие или загнать в рамки сухих формул, но оно лишь беззвучно смеется, слыша вечный вопрос: "Что же ты такое?"
  Кронос, Эон, Кала, Хонсу, Герас, Биль, Хех, Этернитас, Сатурн, Двуликий Янус, Тай-Суй - великие когда-то боги, символизирующие Время, начало и конец, бесконечные циклы повторов. Им поклонялись, ублажали, воздвигали прекрасные статуи и изображали на стенах храмов, приносили жертвы, умоляя смилостивиться, пощадить и выслушать. Их возвеличили, чтобы после с детской жестокостью забыть, свергнуть с золоченых тронов, пустив на их места новых небесных покровителей, и поселить из жалости в невинных сказках и на пыльных страницах истории, как напоминания о былых, темных временах всеобщих заблуждений.
  Но бессмертное Время существует вне человеческого понимания. Величавое в своем спокойствии, оно делится на Прошлое и Будущее, между которыми скромно примостилось Настоящее - едва различимый, постоянно меняющийся миг, не замечаемый почти никем. Для предотвращения смешения все три мира отделены друг от друга Вратами, Фобосом и Деймос, надежно защищающими с обеих сторон хрупкие секунды жизни.
  Прошлое похоже на безграничный склад, кладовку, куда сбрасывают все старье, ненужные, бесполезные вещи, чтобы забыть навсегда. Грязно-серый, будто выцветший мир представляет собой эклектический город, в котором органично сочетаются глиняные избушки босяков Востока и роскошные палаты вельмож Запада. Он окружен плотным туманом, кисельные облака которого неудержимо обволакивают, сжимают, разрушают былое - ведь Прошлое живет, пока о нем помнят. А много ли найдется людей в Настоящем, способных вспомнить имена павших на Куликовом поле богатырей, не говоря уже о более ранних годах?
  Запутанные, занесенные пылью тропинки плавно перетекают в мощенные камнем мостовые, горбатые мостики, узкие проходы между домами и круглые площадки, на которых когда-то сжигали ведьм или ради пары монет плясали калеки. Трухлявые деревянные бараки, прибежища сгорбленных, кашляющих кровью старух и истощенных сирот, сменяются богатыми, разворованными дворцами времен падения Византии, а те, в свою очередь, перетекают в жалкие хибары бедняков племени Конго. Рядом ютятся осыпающиеся статуи - незаконченные шедевры, разрушенные создателями или невежественной толпой. В проулках стопками свалены холсты и сломанные рамы - перечеркнутые, разодранные, уничтоженные картины, которые, возможно, не оправдали чьих-то больших надежд. Мятые ноты, клочки исписанных листов, пожелтевшие, полустертые письма мягкой вьюгой проносятся по мостовой, цепляясь за колючки сухих, черных кустов.
  Как и в знаменитом высказывании "Все дороги ведут в Рим", тропинки этого мира ведут к одному месту - к кладбищу, расползающемуся подобно неизлечимой опухоли. Ужасающее скопление затянутых паутиной крестов, крошащихся могильных плит и скорбных мраморных ангелов, вокруг которых задумчиво бродят невесомые призраки: забытые боги, великие в прошлом герои и детские монстры из сказок и кошмаров. Когда-то человек создал их в своем воображении, наделив энергией, оживил и выпустил, позволив царствовать невидимыми судьями. А после забыл, небрежно разогнав видения рукой.
  Дряхлеющие с каждым днем боги исчезнувших цивилизаций, надрывно кашляя, кутаются в истрепанные одежды, от которых не осталось и следа былой роскоши, золотой вышивки и украшений. Возле их ног свернулись тощими ящерками меланхоличные драконы, грозные покорители небес и неприступных гор, против которых выступали целыми армиями. Сейчас это крошечные, с трудом передвигающиеся змейки, из хребтов которых торчат поникшие костлявые крылья. Возле чахлых деревьев стайками расположились высохшие скелеты - гордые герои, едва не падающие под тяжестью ржавых шлемов, и признанные красавицы прошлого. Они машинально расчесывают золочеными гребнями спутанные волосы, не замечая, что выдирают седые клочья, и тихонько напевают тоскливую мелодию: у каждой она своя, но у всех одинаково трагична. Останки юношей крутят в руках лошадиные черепа - своих бывших верных соратников по ратным подвигам - и глядят пустыми глазницами на клубящийся вдали туман. Временами оттуда доносится жалостливый лебединый стон, последняя жалоба, ледяными иглами пронзающая призраков. Те, вздрогнув, ежатся, подавленно склоняя головы: еще один дух растворился пеплом в недолговечной людской памяти, а скоро придет и их очередь.
  Единственный, кто уютно себя чувствует тут, - огромный трехглавый Цербер, преданно патрулирующий весь мир. Разинув пасти, сверкая налитыми кровью, бешеными глазами, громадная псина высотой с пони резво носится по могильным холмам, временами щелкая зубами на равнодушных призраков. Страж подземного мира переквалифицировался в пастушью собаку, ревностно оберегающую немногочисленных подопечных.
  В центре кладбища гордо и одиноко возвышается стройный католический храм из серого кирпича. Он тянется вверх хрупкими, узорчатыми башенками, увенчанными чугунными остриями шпилей, пряча в нишах уродливо скалящихся гаргулий графитового цвета - верных стражников темноты. Вытянутые, узкие окна-бойницы просвечиваются сквозь грязные разводы сотнями золотистых огоньков. Внутри же, за тяжелыми, потемневшими от старости дверьми, царит глубокий, зловещий полумрак. Свечи расставлены вдоль широкого прохода и освещают лишь мозаичный пол, строгие ряды пустых скамеек и хмурые статуи безмолвных святых, пугающими тенями выступающие на фоне некогда светлых стен.
  Возле алтаря на незначительном возвышении стоит отполированный белый орган, покрытый паутиной царапин. Старый, но крепкий инструмент оживает под умелыми руками. Тонкие пальцы пробегают по рассохшимся клавишам, извлекая из глубин труб тягучий, плавно вплетающийся в застывший кисель воздуха звук. Музыкант искусно оживляет обреченный мир, выражает всю его боль и жалобу на несправедливость. Это Харон, Хранитель Прошлого, запертый внутри испаряющегося города ангел, наделенный атласно-черными кожаными крыльями летучей мыши. Высокий, статный, с сильными руками и правильными чертами волевого лица, он мягко склоняет голову над инструментом, размеренно вздыхая. Ему доступна вся мудрость земли, все знания величайших умов и глубокие чувства горячих сердец. Все это живет внутри грустного мужчины, сидящего за органом.
  Сейчас он больше похож на покинутую статую, чем на живого человека: его каменная, мраморная кожа покрыта серым налетом и испещрена многочисленными трещинами, вгрызающимися вглубь, пытающимися достать до живого, пульсирующего сердца. Темные волосы графитового цвета обрамляют мужественное, спокойное лицо с плотно сжатыми, бледно-голубыми губами. Косая челка прикрывает закрытый левый глаз, перерезанный угловатым шрамом, золотящимся изнутри - будто обманчиво-мягкая лава блестит среди скал. Второй, целый глаз светится в темноте расплавленным озером янтаря, в центре которого чернеет двенадцатиконечная звезда зрачка.
  Одетый в стилизованный, богато украшенный парадный мундир чистого алебастрового цвета, Харон невесомо касается клавиш - тоскливый вой грустным эхом отражается от стен, лезвиями раня душу. Обреченность вечного одиночества, пустота и тоскливое разрушение - то, что он получил вместе с мощью сильных крыльев. То, что должно уравновешивать яростную, неукротимую энергию непрерывно развивающегося Будущего, вечно молодого и безгранично далекого.
  Затянутые в перчатки пальцы замирают на середине стона. Страж медленно встает, проходит по пустому проходу, слыша тихий набожный отзвук молитвенного шепота тех, кто давным-давно истлел в земле, спускается по ступеням и равнодушно смотрит в седое небо, осыпающееся на его мир невесомыми крупицами. Сняв фуражку и стряхнув с плеча невидимые пылинки, Харон шепчет, не скрывая дикой, неконтролируемой ненависти:
  - Проклятое Будущее...
  ***
  Будущее представляет собой множество параллельных миров, самостоятельных вакуумов, не пересекающихся друг с другом. В одном из них произошла ядерная катастрофа, уничтожившая все живое, в другом началась Третья Мировая война, полностью изменившая политический облик планеты, в третьем люди смогли переселиться на Марс до того, как гигантская вспышка на Солнце сожгла Землю, в четвертом - не успели. Самый главный мир, вероятность наступления которого превышает 9% (это очень много, если вспомнить постоянно увеличивающиеся количество возможных вариантов развития) - мир так называемого киберпанка, жестокий мир, воплотивший самые худшие предсказания антиутопистов.
  Много столетий вперед человечество окончательно разделилось на два класса: сверхбогатых и сверхбедных. Светская элита, разделившая между собой все финансы и политическую власть, больше похожую на диктатуру, крошечной кучкой засела в невообразимо высоких домах, спицами подпирающих непроглядно черное небо. Проводя все время в приторно-вежливых беседах, сомнительных наслаждениях и закрытых вечеринках, о которых ханжески не принято говорить вслух, деградирующая группка закостенела в упрямой уверенности, что мир всегда будет принадлежать только им. Не нуждающиеся в работе, образовании, не имея ни малейшей цели в жизни, эти люди постепенно вырождаются, с каждым поколением все больше отдаляясь от возвышенных идеалов эпохи Возрождения.
  Чуть ниже них стоят немногочисленные семьи ученых, изобретателей и писателей. Захватив себе все знания, таланты и чудом уцелевшие произведения искусства, "люди мозгов", как презрительно отзываются о них богачи, неустанно трудятся, изобретая все новые и новые способы омоложения, развлечения и упрощения жизни. Разумеется, по большей части это программисты, механики, химики, биологи, врачи и архитекторы, из людей искусства остались лишь несколько писателей, которые со скоростью света кропают пустые наборы слов, гордо именуемых произведениями высокой литературы. Художников заменили фотографические роботы, способные за секунду срисовать любую картину или пейзаж, музыканты превратились в осунувшихся, стучащих по клавишам невротиков, не знающих другой музыки, кроме индустриальных шумов и бешеных скрежетов компьютера. Необходимость в актерах и лингвистах вовсе отпала много веков назад.
  Запершись в невзрачных исследовательских центрах, сквозь прозрачные крыши которых можно разглядеть небо, ученые почти никогда не выходят оттуда, время от времени отправляя результаты своих работ с роботами. За это представители верхушки безропотно финансируют их, кормят и охраняют. К сожалению, люди науки больше не стремятся познать тайны природы (к тому же почти вся флора и фауна давно погибли от безудержных опытов любознательных людей): их мечты связаны с созданием идеального киборга - такого, который смог бы полностью заменить человека.
  В самом низу социальной лестницы, загнивая в подворотнях на окраинах городов, копятся огромные массы бедняков, чья жизнь похожа на непрекращающийся, тоскливый кошмар. Тяжелая работа на старых фабриках, построенных еще в середине двадцатого века ("Зачем тратить деньги на роботов, если есть те, кто будет работать почти даром?"), отсутствие учебных заведений и книг ("Им достаточно уметь читать по слогам и расписываться в документах, лучше пусть поскорее учатся работать руками, не задавая вопросов"), крошечные квартирки, в которых с трудом размещаются многочисленные семьи ("Больше детей - больше будущих работников. Для жизни достаточно пары кроватей и стола, все равно у них нет времени ни на что, кроме краткого сна и быстрого ужина") - вот и вся их жизнь, существование потому, что "надо".
  Единственная доступная радость этих людей - выпивка и синтетические наркотики для молодежи, созданные в новейших лабораториях в центре города, как еще одно средство скрытого подчинения. Поднимаясь в непроглядную рань, все взрослое население улитками тащится на заводы, где механически выполняет до обеда рутинную и тяжкую работу, сравнимую с полукрепостным трудом пролетария конца девятнадцатого века. Краткий перерыв на еду - и вновь нескончаемые часы напряжения мускулов и отточенных до бездумного выполнения движений. Оглушающий гудок, похожий на рев раненого зверя, сообщает об окончании смены. Усталая дорога домой, однотонный вечер в кабаке или перед отупляющим монитором, сон-провал без сновидений - наутро виток жизни повторится в такой же последовательности. Неудивительно, что после сорока лет работника безжалостно выкидывают, и он превращается в спитого бомжа, хоть и ненадолго - "Бездельники не должны долго жить".
  Но это заботы взрослых, дети же, начиная с десяти лет, мечтают о другой, ночной жизни - о неоновых вывесках клубов и борделей, о крошечных таблетках и ядерных, дешевых смесях спирта, остекленевших глазах и оглушающей, выгибающей тело музыке, об обтягивающем тощее тело глянцевом латексе и обвивающих проводках. Исподлобья наблюдая за негостеприимным миром, они стремятся уйти, исчезнуть из хмурой реальности хоть на пару секунд. Забыть, не вспоминать, что отца вчера вышвырнули с работы, так как он стал слишком стар, что мать уже неделю тайком рыдает на кухне, зная, что вновь беременна, что брат, единственный кормилец в семье, пропал несколько дней назад и, вероятно, уже мертв. Забыть весь непроглядный ужас и боль, закрыть глаза и робко улыбнуться искусственным снам-галлюцинациям, неудержимым и легким, как бабочки.
  Разваливающиеся, несуразно-громадные заводы, грозно шипящие внутренностями, перемешиваются с невысокими, деревянными бараками, истонченными червями и непогодой. Притоны ловко прячутся в темных уголках, скалясь ярко раскрашенными женщинами и изувеченными инвалидами, не осмеливающимися выползать из мокрых тупиков. Тусклые фонари скрипуче раскачиваются на ветру и после определенного стакана можно разглядеть вместо них отголоски давно утонувших в черных клубах заводского дыма звезд. Жаль, что поэтов, наблюдавших за небесами, не рождалось уже больше шести веков. Зато все больше появляется гнилых людей, крысами снующих по подворотням, подворовывающих все подряд, торгующих "таблетками забвения", пропагандирующих волчью философию двадцать первого века: "Доверять и заботиться можно только о себе".
  Нищие кварталы резко сменяются богатыми и фешенебельными узкими домами - их разделяет почти невидимая сетка с подведенным разрядом тока, возле которой бесшумно перемешаются отряды специальных роботов, без промаха стреляющих на поражение. Утопающий в ярких лучах фонарей, заменяющих солнце, центр совершенно отличается от окраин. Царство прочнейшего пластика и зеркальных стекол, разбавленных широкими телеэкранами, в котором высотки в несколько десятков этажей сплетаются со скромными, низкими амбарами, внутри которых вечно горит свет, и слышится приглушенный шепот занятых работой профессоров. Во всем городе нет ни одного кустика или травинки, зато много перекошенных, блестящих статуй, обвитых светящимися проводами, и голограмм, изображающих утраченные картины.
  Вокруг стерильная чистота и строгая сухость - будто живут не люди, а роботы. Когда-нибудь по идеально гладкому асфальту будут неторопливо ходить чванливые люди, замотанные в безумные, эксклюзивные одежды, переливающиеся фамильными драгоценностями и искренне считающие человечеством только свой крошечный мирок.
  Но это будет нескоро. Пройдет несколько веков, прежде чем Настоящее вступит в свои законные права, на секунду оживив молчаливые улицы, наполнив их гомоном голосов и шорохом шин. Сейчас Будущее пустынно и одиноко, стекла первых этажей разбиты или наспех заколочены, стены разрисованы воинственными граффити, неработающие фонари потерялись на фоне угольного неба, по которому изредка пробегают змейки ядовито-зеленых молний, и тягуче сыпется пепел - невидимые частички Будущего, ставшие Настоящим. Пронзительная тишина больно давит на сознание, не нарушаемая ничем. Широкие автострады лучами сходятся в центре, на круглой площади которого возведено самое высокое здание, круглое в поперечном разрезе. На крыше стоит, величаво сложив агатовые крылья с твердыми перьями, невысокий юноша, равнодушно осматривающий окрестности. Это Си-Тиан, Хранитель Будущего, единственный житель мрачного, одинокого мира, непрерывно расширяющего свои границы.
  Черные волосы, падая на лицо, контрастно оттеняют бледную, прозрачную кожу, под которой червями расползаются темные провода, временами прогрызающие путь наружу. Худое, сильное тело почти полностью пронизано искусственными змеями, частично заменившими нервные волокна и кровеносные сосуды, частично превратившимися в послушное оружие, выполняющее малейшие мысленные приказы. Развитие человечества, огромный вклад ученых в создание совершенных машин сильно повлияло на Стража: человек снаружи, внутри он превратился в бездушную машину, вырвав когда-то давно гниющее, живое сердце. Теперь в его груди зияет черная по краям дыра, внутри которой гулко стучит искусный механизм, похожий на часовой. Сплетение тусклых медных шестеренок и пружин развлекают хозяина, отсчитывая в бесконечную пустоту секунды времени.
  Прищуренные глаза цвета пылающего рубина внимательно осматривают окрестности. Вращающиеся шестеренки зрачков методично сканируют все углы, замечая любые колебания. Нетерпеливо отбросив за спину несколько длинных, черно-красных дред, тяжело повисших вдоль узкой спины, Хранитель недовольно кривит тонкие, темные губы в равнодушной усмешке. Натренированные руки сплошь покрыты расползающимися татуировками микросхем и бугрятся выступающими, бледно-лиловыми венами, похожими на борозды. Величественные крылья, выросшие много тысячелетий назад из позвоночника на уровне поясницы, гордо сложены, их плотные, агатовые перья слабо отражают пятна фонарей и перемотаны светящимися проводками, извивающимися в воздухе.
  Легкое кожаное пальто развевается на пронизывающем ветру, но Си-Тиан не ощущает холода. Пристально всматриваясь в полумрак под ногами, затянутыми в высокие сапоги на высокой платформе, он чувствует малейшее движение, насквозь зная весь свой мир, его дыхание и судьбу. Вроде все тихо, хотя... Мгновение - и Хранитель падает вниз, грациозно раскрывая в полете огромные крылья. Приземлившись на соседнюю крышу, парень, прислушиваясь, лениво поворачивает голову, а затем срывается с места, держа курс на запад. Тяжелая обувь абсолютно не мешают, он не замечает их тяжести. Край крыши, крошечный карниз, прыжок на соседнее здание, свистящий вокруг ветер, шорох проводов под кожей, изучающий взгляд прищуренных, ярких глаз и безошибочное чутье - охотник вышел на тропу войны на досконально изученной территории.
  Вечность в пустоте Грядущего, которое может и не наступить, слишком утомительна и однообразна. Си-Тиану не хватает адреналина, ощущения опасности, затяжных секунд смертельной драки с сильным противником. Все эти эмоции огнем вспыхивали в гранатовых глазах, рождаясь где-то глубоко внутри, когда Стража навещал невесть как пробравшийся в мир Будущего Харон. Томимый бесконечной тоской и скукой, одноглазый мужчина с радостью сходился в короткой, но яростной схватке с хозяином здешних краев - лишь бы вновь почувствовать себя живым существом с вырывающимся из груди сердцем и бешено стучащей в висках кровью.
  Поворот, тридцать метров на север, вновь поворот, до конца крыши и вниз. Спрыгнув вниз и мягко приземлившись на землю, черноволосый Хранитель презрительно кривится - опять они. Возле стены, извиваясь, копошится толстый белесый слизняк с тысячами крошечных липких лапок - компьютерный вирус, проникнувший из виртуального мира в материальный. Такое временами случается в Будущем и одна из задач Си-Тиана: останавливать нарушителей, пока те не начнут размножаться, пожирая все на своем пути. С тонким свистом из запястий вырываются тонкие, почти незаметные проводки, мгновенно опутывающие замершего врага. Насекомое слабо трепыхается, натужено пища, но спустя секунду кусками падает на асфальт, разорванное на кусочки быстро прячущимися проводками. На земле остаются шустро растворяющиеся беловатые лужи, а Страж настороженно поднимает голову, следя за пробегающими по нефтяному небу изумрудными молниями.
  Чутье подсказывало, что вскоре произойдет что-то, что изменит весь плавный ход Времени, и это будет связано с...
  - Прошлое...
  Пролог. Код 011.
  Молочно-белое небо похоже на гигантский купол. Оно давило, пригибает к земле, подчеркивает жалкую участь земных существ. Пыльный ветер пробегает по узким улочкам, пронося истлевшие остатки по дряхлому мощеному тротуару, мягко касаясь темно-серых волос. В отражении черной реки, густой, как свернувшаяся кровь, отражаются далекие, острые шпили стоящего в центре мира собора. Длинные пальцы задумчиво пробегают по потрескавшейся коре иссохших деревьев, стирают с могильных памятников паутину. Огромный Цербер, лязгая крепкими клыками, беснуется возле ног идущего, пытаясь вырваться, но толстая цепь вокруг шей не дает ему и шанса. Из оскаленных пастей падает розоватая пена, влажные глаза налились кровью, хвост с силой бьет по бокам, нервно дрожа, но псина послушно следует за хозяином, крепко сжимающим конец привязи.
  Призраки поспешно отползают с дороги, почтительно расступаясь пред хозяином здешних мест, боязливо следят за вырывающимся зверем. Харон дергает поводок, пробегая взглядом по исчезающим надписям и эпитафиям. В голове проносятся обрывки фраз: "Михаил, восемнадцать лет... Софья, меньше года... Иосиф... Пять лет... Прожил больше века... Погиб на войне... Сестра милосердия... Нападение собаки... Примерный семьянин... Отчаянный вор... Опустившийся наркоман... Добрая монахиня... Неудачливый алхимик...Должен был стать врачом и умереть в девяносто восемь лет... Хотела быть балериной... Чудом выжила в автокатастрофе... Умерла от руки отчима... Прожил всего два дня... Безмерное горе родителей... Никто не заметил и не пришел на похороны...".
  Лениво шевельнув крыльями, будто потягиваясь, Хранитель ускоряет шаг. Духи провожают его пустыми взглядами, уже через мгновение забывая, что он тут был. Дойдя до конца кладбища, мужчина сворачивает налево, целенаправленно шагая в сторону очередного безликого проулка, стиснутого с обеих сторон четырехэтажными каменными домами милосердия. Короткий тупичок заканчивается непримечательной щелью в глухой каменной стене, достаточно широкой, чтобы просунуть ладонь. Решительно подойдя к ней, Харон на мгновение хмурится, еще раз проигрывая в голове расплывчатый план действий. Цербер крутится вокруг своей оси, пытаясь поймать хвост, и Страж неожиданно легко касается его загривка пальцами.
  - Пошли, кажется, нас заждались.
  Он чувствует чужого. Всей кожей, всеми оголенными нервами и вибрирующими проводками. Ярко-алые глаза щурятся, осматривая окрестности. Где-то здесь, в его владениях, на его земле был кто-то враждебный. Он проник внутрь, неслышно проскользнул мимо него и затаился в глубинной темноте переулков, от которых веет будущей пролитой кровью и дурманящим спиртом. Смрадный запашок просачивается сквозь ткань Времени, окрашивая воздух дорогими духами с примесью гнилья... Не бывать такому!
  Легкие невесомые шаги растворяются в кисельно-густом воздухе, острые когти царапают пластиковую стену, мельком сбивая очередную уродливую минималистичную статую. Смоляные крылья нервно вздрагивают, сложенные за спиной, худое лицо перерезает широкая, насмешливая улыбка. Си-Тиан чувствует пульсирующую по остаткам вен смесь крови и адреналина и ускоряет бег, краем уха прислушиваясь к размеренно тикающим часам. Инстинкты вовсю вопят о нарушении, но Страж не видит никого и ничего необычного. Очень странно.
  Остановившись в нескольких метрах от центральной площади, парень крутит головой. Чутье подсказывает, что враг должен быть тут, но он никого не видит. Привычные здания, теряющиеся в небе, покрытый трещинами экран и яркие фонари. Вот только запах изменился: откуда-то неуловимо тянет собачьей шерстью и тленом. В его мире не осталось даже тараканов, а значит...
  Си-Тиан поднимает голову, озаренный внезапной догадкой: на краю крыши статуей застыл Харон, равнодушно глядя вниз. Возле его ног стоит обозленный трехглавый пес, не сводящий глаз в потенциального соперника. Расправив матово-кожаные крылья, Хранитель Прошлого произносит, не скрывая нетерпения:
  - Долго же пришлось тебя ждать, Си-Тиан.
  И отпускает рычащего пса, камнем падая вниз.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"