Близнецы А. Д. : другие произведения.

Рейна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я слышу, как они говорят про Тида, про то, что я осквернил это место, пролив здесь кровь одного из рейна. О том, что на мне с самого детства лежало проклятье кирентемиш, и теперь оно звучит всё сильней. О том, что нужно оставить свои дома и снова двинуться в путь. Шел кричит что-то, что я не могу разобрать - может быть, она просто кричит, я не знаю. Я устал и могу ослепнуть, если стану смотреть дальше.

   - Пора идти, Тшен. Просыпайся.

Я всегда сплю возле окна, перебираюсь в середину комнаты только когда начинаются дожди. Но сейчас весна, и я даже не опускаю на ночь сплетённую из лиан завесу - слишком сладкий снаружи воздух, слишком много сейчас перемен, и я ничего не хочу пропустить.
Поэтому, когда Шел приходит посреди ночи, ей несложно до меня дотянуться. Каждый раз, просыпаясь от её прикосновений, я думаю о том, что пора избавиться от всех своих привычек, прятаться на ночь надёжней, как поступают все дневные звери, чтобы ночью их не застала врасплох хищная птица. - Тай. - Шел настойчиво теребит меня, пальцы у неё смазаны скользким душистым маслом. Я трудно просыпаюсь, мне не хочется возвращаться туда, где Шел, туда, где вся моя семья. Это дурные мысли, мысли между сном и явью. На самом деле, я люблю свою семью.

- Тай, ты забыл?...

Только Шел не люблю.
Я знаю, что теперь буду пахнуть так же, как она, даже если сразу пойду купаться.

- Я всё помню, Шел. Я уже проснулся.

- Тогда открывай глаза.

Она уже забралась в мою комнату через окно, вытянулась рядом - если чувствовать только тепло и запах, если на неё не смотреть, Шел кажется бесконечно длинной, удушливой и скользкой - потому что от неё никуда не деться. Я вжимаюсь в стену, стена похрустывает, как прокушенное яблоко - но Шел двигается за мной.

- Тай...

На самом деле, Шел хочет, чтобы я дольше оставался таким сонным и неуклюжим. Она старше меня и умеет гораздо больше, вот почему её голос не будит, а убаюкивает. Справиться с ней у меня мало шансов, но с собой я справиться могу. Забравшись рукой под подушку, нашариваю там лезвие и сжимаю его в кулаке. Вспышка - слишком больно, слишком сильно, всё обливается красным, рядом короткий вскрик - и Шел уже нет, только запах её остался.

Я медленно прихожу в себя, а она кричит что-то шёпотом - чтобы её не услышал никто, кроме меня, но я тоже не слышу - все слова смяты, я даже слогов не разбираю, только сбивчивый рокот и тёмные пропасти между вздохами. Но даже ещё не прийдя в себя, не остановив кружение всецветного вихря перед глазами, я знаю: я ударил Шел, и сейчас она стоит посреди моей комнаты - наверное, там, где с завтрашней ночи будет моя постель - и ругается на меня, рассказывает, кто я такой.

- Раньше ты никогда себе такого не позволял! - шипит она.

Шел не так уж много обо мне знает, но сейчас она права.
Я открываю глаза, и дышать мне почему-то трудно.

- Извини, Шел, я не хотел.

- Чем старше ты становишься, тем хуже! Ещё хуже, чем твоя сестра! - прошептала Шел, но она уже не сердилась. Опустилась на колени передо мной, взяла за руку, которую я поранил и принялась заглаживать рану пальцами. Масло щипало мне ладонь, я представлял, как оно смешивается с кровью и чувствовал тошноту. Сейчас рана затянется, а этот сладкий запах останется под моей кожей. Ничего более гадкого я не мог в тот момент представить.

Ксави когда-то предполагала, будто Шел на самом деле - моя мать по крови. Но тогда она ещё не забиралась через окно в нашу комнату ночью. Впрочем, всех этих ритуальных допросов, для которых она меня будит, тогда тоже не было.

***

Пока мы пробирались сквозь густые заросли, я думал о том, что лучше всего сейчас было бы провалиться в сон, глубоко-глубоко, дальше, чем я когда-либо добирался, так, чтобы меня не могли больше вернуть. Я до сих пор чувствую приторный запах на своей коже и под ней, и, хотя совсем рядом шумит море, которое может забрать любую мою печаль, мне нельзя свернуть с тропинки.

- Я волнуюсь за тебя, - вздохнула Шел, коротко обернувшись. В ночных тенях я почти увидел её настоящий возраст, - Ксави, по крайней мере, была просто взбалмошной девчонкой....

- Не была.

- Что?...

- Она не была взбалмошной и она не была. Она есть.

Хорошо, что мы ещё не добрались. Наши с Ксави родители наверняка принялись бы выяснять, откуда мне это известно, а я не смог бы объяснить. Шел же только вздыхает снова:

- Бедный мальчик....

Впрочем, может, это ещё хуже.
На место встречи мы вышли молча. Это место каждый раз иное - мой собственный блуждающий храм. Я не могу войти в храм настоящий, я не умею, и, если ночи так и будут проходить в этих страшных разговорах, никогда не научусь. Мне просто не позволят.

Выбираясь из зарослей, я задел головой тяжёлую ветку, и с неё посыпались ягоды руче, первые в этом году, оранжевые днём и синие сейчас. Несколько ягод попало мне под воротник, несколько, наверняка, запутались с волосах, но я не стал стряхивать их - запах руче лучше запаха Шел.

Поляна была на этот раз небольшой, трава по пояс, под ногами - влага и хрусткие ракушки. Море было здесь, но ушло. Звёздный свет посеребрил рыжие волосы Шел, это очень светлая ночь, очень весенняя. Я почувствовал необъяснимую, тихую радость, и посмотрел на небо. Красная луна ещё не взошла.

Мои родители остановились там, где трава была ниже и реже, в тени, там, куда свет Таэльсы и звёзд не добрался. Тан, видимо, уставшая ждать нас, сидела на стволе упавшего дерева - узловатом, тёмно-зелёном, опутанном мхом. Сегодня она собрала волосы в высокую причёску - я давно не видел такого наяву.
Шеро стоял рядом, усталый и сумрачный. Мне не хотелось подходить к ним, я хотел дождаться, пока взойдёт Красная луна, хотел уйти в лес, чтобы не пропустить эту ночь, чтобы она не прошла мимо, как тридцать ночей до неё, но это было невозможно. Шел подталкивала между лопаток, вылавливая ягоды из моих волос, чтобы я двигался - или не двигался - быстрее, и я шагнул в тень, к родителям.

- Най-Тшен-Тай-Джи, - раньше Шеро говорил моё имя так, что с каждым слогом оно поднималось к небу, а теперь словно падало вниз по ступенькам, - мы уже долго ждём.

Никто, кроме Шел, не знает, что каждую ночь я прихожу к ним. Это тайна. Многое из того, что происходит со мной - тайна. И пока я не стал ещё совсем взрослым, я не смогу выдать эту тайну.

- Я виновата, - неожиданно подала голос Шел, которой по правилам этого тайного ритуала пора бы уже исчезнуть, - поздно его разбудила.

Шеро кивнул, взмахнул рукой - так лёгко, что наверное, не разорвал бы натянутой меж ветвей паутины - и Шел отступила от меня. Мне стало легче, мне не нужна была защита Шел. Шеро наверняка уже выяснил, почему я задержался, но он не будет меня наказывать, потому что Шел была виновата. Нельзя меня трогать, особенно, если я сплю - это не тайна. Я слышал, как трещат ракушки и панцири улиток под её шагами, и слышал её отдалявшуюся досаду.

- Как ты себя чувствуешь? - тихо спросила Тан, поднимаясь. Она сделала шаг ко мне, но из-за того, что я старался не смотреть ей в глаза, казалась такой же зыбкой, как ночные тени. Только её тонкие руки и длинные запястья виделись мне реальными, опутанные тонкой сетью из старого серебра. Тан бережно относится к своему имени, не то, что я.
Тшен - это дорога. Я должен был уйти. Я повторяю себе это каждый день, но мне не хватает решимости. Най - это "ночь", Тай - значит "звезда", а Джи - значит "наш". Решимости мне почти совсем не досталось.
Тан подошла, темное покрывало, укутавшее её узкие плечи, мерцает. Взяв моё лицо в ладони, она попыталась сплестись со мной взглядом, но я старался смотреть выше её головы, на звёзды.
Мне всё ещё нравятся глаза Тан - они такие же светлые и лучистые, как у Ксави, только Тан совсем редко бывает весёлой.

- Что такое? - голос у неё участливый и мягкий. Так говорят с заболевшей собакой. Я почувствовал новый прилив тошноты, такой сильный, что зажмурившись, рванулся от Тан прочь - я чувствовал, что море тянет меня к себе, что только у воды мне станет легче. Раньше я испытывал это щекочущее мерзкое чувство лишь изредка и словно издалека, и Тан всегда умела меня успокоить - на время разговора, или даже на несколько дней, но сейчас, наверное, масло Шел делает каждый вдох невыносимым. Я отступаю, но Шеро ловит меня под руки, прижимая к себе. Сквозь тесно сплетённый покров я вижу красные блики -
это взошла луна, на которой сейчас Ксави.

Тан снова подходит, и на этот раз держит меня за подбородок крепче. Я вижу её вопросительный, прохладный взгляд - не выражение глаз, а именно взгляд, искрящуюся пыль, припорошившую мне глаза.

- Тихо, тихо... - бормочет у меня над головой Шеро. Между Шеро и Тан - глубокое озеро снов и покоя, и они вместе пытаются утопить меня в нём. Мои родители. Спокойствие действительно накатывает на меня, но на этот раз это не мирная, расслабленная дремотность, а ватное равнодушие. Оно проницаемо, я чувствую, что мне всё ещё плохо.

- Расскажи про твою сестру, - как всегда, просит Тан, - расскажи, чего не говорил раньше. Нам нужно её найти, нам нужно её увидеть, но кроме тебя, никто не сможет. Тайджи?

Я не знаю, действительно ли она произносит эти слова, или я помню их наизусть.
Я уже говорил им - я не вижу Ксави, она сумела спрятаться так же, как она не видит меня - из-за того, что ушла, наша семья для неё исчезла. Конечно, Ксави не знала об этом, когда уходила. Об этом позже рассказала мне Тан. Такое было правило. Как оказалось, было очень много правил, о которых мы не знали.

Но Шеро и Тан знают - я вижу так далеко, что мне самому это вредно, и я смогу увидеть и Красную Луну, и дальше, если захочу. Они думают, что если захочу, я смогу увидеть Ксави. Но это не так. Я хочу увидеть её больше всего на свете, но всегда проваливаюсь в другие, чужие места. Потом у меня долго кружится голова - никто из моих ровесников не пытается и не может видеть ничего дальше Истейна. А я не могу видеть Истейн, и поэтому не могу найти дороги отсюда.

Взгляд Тан мягко выталкивает меня в сон, и сладкая весенняя ночь исчезает, исчезает завеса чёрных стеблей - головокружительно качнувшись и выбив землю из под ног.



***

Сумерки сделали всю комнату сине-зелёной, как будто подводной, и стены её, и все предметы - старый сундук, зеркало, деревянный пол - казались мягкими, словно дымчатыми.
Мы не зажигали света, потому что я хотел научиться ясно видеть в темноте - несмотря на то, что для этого было ещё слишком рано.
Ксави сидела в проёме окна, и только её я видел ясно - может быть, из-за серебристого сияния её глаз, или от того, что сильно любил. Ксави не собирала волосы в хвост на затылке, как Тан, они падали ей на плечи тёмным облаком. На коленях у неё была сумка - мы добыли её во время последней тайной вылазки в Рейт. Она молчала, опустив глаза, и я знал - недавно она плакала, и поэтому я проснулся. Я никогда не видел её такой.

Я знал, что сегодня Ксави уйдёт, хотя она ничего ещё не сказала. Я знал об этом так же, как она знала о том, что я уже проснулся. Я сел и прислонился лбом к её острому колену.

- Я так хотела бы ещё подождать, - сказала она тихо, - чтобы мы ушли вместе.

- Я знаю.

- Но потом у меня не будет шанса. Тан знает, что я хочу уйти. Не знает, куда, но...

Она глубоко вздохнула. Я знал, куда уходит Ксави, и знал, почему уходит, но говорить и думать об этом можно было только рядом с храмом.

- Я буду делать, как они скажут, - тихо произнёс я, - а потом уйду за тобой.

Ксави вздохнула снова, я почувствовал, как её лёгкие пальцы сбивчиво путаются в моих волосах. Я видел: одной рукой она гладит меня по голове, а другую сжимает в кулак всё сильнее, чтобы ногти впились в кожу, чтобы не плакать.

- Ничего страшного. - сказал я шёпотом.

- Ты очень храбрый.

Я не понял тогда, почему она это сказала. Может быть, она и сама не поняла.
Я помнил Ксави столько же, сколько помнил себя. Мы никогда не расставались. Нам и нельзя было расставаться, у нас была особенная семья. Именно поэтому мы знали: как бы далеко она не ушла, мы увидим и услышим друг друга.

- Проводи меня. - попросила она чуть слышно. Встала, закинула сумку на плечо, улыбнулась той самой улыбкой, которая всегда придавала мне сил.

Я поднялся с постели - тревога, внезапная и острая, сковала мои движения, тревога и далёкий, сладкий запах. Нельзя было оставаться здесь, нельзя было смотреть дальше. Я посмотрел в блёклое зеркало - и увидел там только чёрную сеть, и красный свет за ней.

Это сон, мне нельзя оставаться здесь, я должен очнуться, я знаю, что Ксави мне скажет потом, о чём мы будем говорить.

Панически я тянусь к лезвию, которое всегда ношу на шее - но не могу поднять руку. В зеркале я вижу себя, и Тан, и Шеро. На этот раз они меня поймали. Я кусаю себя за губу, больно, до крови, но этого мало, боль - слишком тонкая нить, она почти сразу рвётся, отражение туманится, в нём проступает знакомая комната. Я цепляюсь за своё далёкое отвращение, густым покровом заслонившее эту ночь. Там, в зеркале, у меня изо рта льётся вода, и Тан скользит от меня прочь, но Шеро не отпускает. Я бью в стекло кулаком, и сквозь звон осколков успеваю услышать:

- Если с тобой что-нибудь случится, я вернусь.
  --
   ***
  
   Я очнулся, почувствовав на губах соль и влагу. Море в лесах Истейна особенное, и вкус
   воды смешивается со вкусами трав, ягод и молодой коры. Эту воду продают тем шумным людям, что приезжают из фантомных стран за пределами Истейна. Они считают её волшебной, целебной и очень вкусной. Я понимаю, почему они думают так: огромное сердце главной фантомной страны, чёрное с серебром, бьётся над совсем другим морем. В том море разводы тёмного масла, а в самых глубоких и нижних каналах плавают мёртвые тела и сгустки грязи. Мы с Ксави не раз смотрели на этот город. Мне он напоминал шипастый наконечник диковинного оружия, или лес копий, растуших из воды и сияющих лезвиями на солнце. Ксави говорила, что ей это кажестся похожим на лабиринт, населённый неспокойными злыми духами. Некоторым из них она даже давала имена - тем, кого видела особенно часто.
  
   Но вспоминать эти имена времени не было. Начинался прилив. Волшебная целебная вода попала мне в ноздри, я вдохнул её и закашлялся - первый прилив часто бывает горьким, так было и сейчас. Я сел, пытаясь понять, где очутился. Шеру не отнёс меня домой, и не оставил на той поляне, где мы разговаривали. Это был совсем глухой лес - земля длинными незнакомыми иглами с незнакомых ветвей, и опутана свалявшимся покрывалом пожухлых водрослей, высохших за ночь. Ночью сюда мог бы прийти оборотень, ратдиш или дикий зверь. А днём сюда не приходил никто - днём здесь было море.
  
   Голова у меня кружилась, отпечатки солнца, пробивавшиеся сквозь густые, сомкнувшиеся над моей головой кроны древних деревьев, плясали в волнах поднимавшейся воды, и это выглядело так зыбко и так чудесно, что я следил за ними, как за невесомыми бабочками, пока море не коснулось моего локтя. Тогда я поднялся и, закрыв глаза, попытался почувствовать - где моя семья?... Вряд ли Шеру и Тан так уж хотели, чтобы я вернулся, раз оставили меня здесь, но больше мне было некуда пойти. И я двинулся, шелестя волнами, к тому месту, которое без труда найдёт любой рэйна в Истейне - к храму.
  
  
  
   Идти мне пришлось долго. Я выбрался из затонувших зарослей к светлому, расцветающему лесу, и, рассеянно срывая со сгорбленных веток руче и листья таркса, принялся искать тропинку к дому. Но дом был далеко, и я не чувствовал, чтобы кто-нибудь там звал или ждал меня особенно сильно. Я прищурился, осмотрелся, и, найдя между деревьями яркий просвет, направился к заливу. Ночью мне не удалось искупаться и смыть с себя масляный запах, а сейчас к нему примешался ещё запах солёной старой земли, на которой я спал. Я завернул ягоды в дозревший лист и принялся завтракать, пачкая соком подбородок. Несмотря ни на что, мне было так радостно и светло - я был сам по себе, и дышалось гораздо легче. Я подошёл к заливу, облизывая кисло-сладкие пальцы и запястья, чего никогда не позволил бы себе дома. Грязная одежда после всего случившегося ночью внушала мне отвращение, как и всё, что сдерживало движения. Я снял её и развесил на ветке, а сам бросился в воду. Мне хотелось смыть и собственную кожу, и всё, что за последний месяц случилось - но сколько бы я не плавал под водой, надо мной облаком проплывала отупелая сонность, которую я не мог стряхнуть с себя с тех пор, как Ксави ушла. Всё словно скользило мимо, мимо, мимо - щекочущие живот подводные лианы, щиплющая глаза соль, солнечные лучи, светло-зелёные под водой - всё это проплывало сквозь меня, словно меня и не было. Всё кружилось и кружиось в глазах, а лезвие, не раз помогавшее мне очнуться, я стянул через голову вместе с рубашкой и оставил на берегу.
  
  
   Кто-то зовёт меня - это чувство, что рядом родной человек, я успел разлюбить. Я понимаю это только сейчас: тёплое, чуть сдавливающее в мягкий кокон касание близкой чужой души мне неприятно. Я понимаю,что это всё мои собственные злые мутные мысли заставляют чувствовать так. Я понимаю,что сейчас мир надломиться, и лучше мне никого не видеть, и лучше никому не видеть меня - но он зовёт, и я выныриваю из прохладной воды к солнечному сладкому воздуху. Это Тид, он ждёт меня на берегу. Волосы у него заплетены сегодня в косу, а в руке - лук. Иногда Тид охотится. Это, по мнению Тан, единственный его недостаток.
  
   Ты охотился и теперь возвращаешься домой, и почувствовал,что я рядом - случайно. - проговариваю я про себя.
   И одновременно слышу - это неправда. Мне тревожно.
  
   - Тайджи, - теперь он зовёт вслух. У Тида красивый звучный голос, он эхом отдаётся в глубине души каждого, кто его слышит. Если он хочет убедить в чём-то человека из Истейна или из фантомной страны, ему не нужно соединять с ним душу - такой голос у Тида, - иди сюда.
  
   Я стою по пояс в воде и не двигаюсь с места. Мир не кружится больше, он двигается рывками. Поворот. Поворот. Поворот. Мне стоит усилий не двигаться тоже.
  
   Колчан висит у Тида на правом плече.
  
   - Что случилось?... - он мягко ступает в воду. Плеск взволнованной воды приносит ко мне лист, налипший к его мокасинам,и чувство опасности. Очень далёкое.
  
   - Ты пришёл убить меня? - это ещё мой голос. Мир ещё не треснул. Мне нужно опрокинуться на спину, опрокинуться в воду, чтобы ничего не случилось. Мне нужно на берег, туда, где осталось моё лезвие. Я должен очнуться - но Тид преграждает мне путь. Он смеётся:
  
   - Тайджи, ты совсем лишился рассудка! Одичал, как только сестра перестала за тобой следить!
  
   Его смех, неровный, бугристый, подбрасывает меня, как подземная дрожь, швыряет меня вперёд, и сквозь разлом треснущего мира, как чёрная кровь, хлещет ярость. Всё вокруг, как недавним горьким приливом, заполняется этой яростью, она вихрится, сворачивается кольцами, и я в центре её, и Тид передо мной, я вижу его перекошенное лицо, но больше его не слышу, я не слышу и себя самого, хотя мне больно в горле от собственного крика, я хочу остановиться, но не могу, а потом и не хочу - ярость заполняет всё, закрашивает лицо Тида чёрным пеплом, закрашивает его имя
   я не помню кто он и не помню, кто я
   передо мной мечутся всполохи его ужаса, он боится, он не может меня остановить, никто не может меня остановить
  
   - Сучонок!!! Если б я знал!!! Стрелял бы сразу!!! - слышу я вдалеке. Эти вопли не похожи на голос Тида, но это он, я знаю. Пронзительная боль вернула мне моё имя и вернула имя Тиду. Мы стоим в солёной воде, Тид намотал на руку мои волосы и пытался окунуть меня головой в воду. Как только я вернулся, ему это удалось. Другую мою руку он сжимал за запястье, он чем-то проткунул мне ладонь.
  
   Это его стрела
  
   Из моей руки уходила кровь и сила жизни, которую он забирал через мою кожу и через волосы, я не мог дышать, и Тид, наверное, убил бы меня, но что-то светлое сетью накрыло нас обоих, и я потерял сознание.
  
   Это была магия Тан, которой я не видел раньше.
  
   ***
  
   Я лежал на мягких коленях Шел и не мог шевельнуться - она положила одну руку мне на лоб, а другую - на сердце, под рубашкой, и медленно пила мои силы, не давая очнуться полностью. Сквозь её сладкий запах я слышал запах нашего дома, и чувствовал, какой густой надо мной воздух из-за того,что я не был в комнате один.
  
   - Тид, - тихо спрашивал Шеро, - зачем ты пошёл туда?..
  
   Тан меня попросила..Я не всё понял...я думал...- пробормотал внутри меня его голос. Я приоткрыл глаза. Тид сидел напротив меня, накрыв ноги лоскутным одеялом, принадлежавшим когда-то Ксави. Я дёрнулся вперёд, но Шел сильнее прижала руку к моему сердцу. Мне показалось, ещё чуть-чуть - и она проникнет сквозь кожу, сквозь кости, и сожмёт его в кулаке.
   Узнать Тида было сложно. У него был сломан нос и разбиты губы. Такие побои не сходят несколько дней. Я закрыл глаза.
  
   - Я думал, - медленно произнёс он вслух, - что он заблудился. Хотел помочь. А он набросился на меня. Он опасен. Он не помнит уже, где рождён.
  
   Тан тихо вздохнула. Тан была с ним согласна. Она была согласна с ним уже давно. Тан хотела,чтобы Тид стал братом Ксави вместо меня,чтобы они были старшими, потому что я старшим быть не мог, потому что мне с каждым годом становилось всё хуже. Ещё до того, как мы узнали об этом, Тид часто говорил мне,что было бы лучше, если б меня отдаи Спектру.
  
   "Ты ведь и так наполовину там, правда?"
  
   Наверное, он говорил так потому,что любил Ксави и хотел быть к ней ближе. Ведь до сегодняшнего дня я не говорил и не делал ему ничего плохого.
  
   ***
  
   Потом все ушли, я остался один у окна, и время зашумело, потекло сквозь высокие ветви у самого неба, и сквозь те огромные резные листья, что укрывали крышу нашего дома. Шеру и Тан сделали так, что моё время двигалось быстрее и тише, чем волны прилива, я наблюдал, прислонившись щекой к оконной раме из пустых деревянных стеблей туатри - говорят, в таком стебле живёт музыка ещё до того, как вырежешь из него свирель, но живёт лишь до тех пор, пока стебель не затвердеет, и потому свирели делают только из молодых растений, а из старых мастерят длинные сувенирные лодки для людей из фантомных стран, или строят оконные рамы. Я наблюдал за временем - за тем, как наступил вечер, прошла ночь, утро и ещё один день. Глубокие синие сумерки оборачивались многоликой чернотой ночи, а она окрашиваась потом золотистыми полосами рассвета - бесшумно и так красиво. Я не видел своей семьи - все, кто жил здесь, были для моего времени слишком медленными. Но когда наступила новая ночь, я почувствовал, что время остановилось, стало пустым и холодным - все ушли.
  
   Когда-то очень давно, во время единственного перехода вслед за Храмом, что я помню, мы с Ксави сбились с дороги и заблудились - Ксави хотела посмотреть на людей деревни, мимо которой мы проходили, и сделала так, что совсем ненадолго все перестали нас замечать. Мы свернули с тропы и ушли к деревне - нам рассказал о ней Шеру, что это место, где наш народ помнят, и что тех, кто живёт там, можно просить о помощи - но только если не будет другого выхода.
  
   - Почему же? - спросила Ксави со смехом. Она раскручивала одной рукой стрелу, которую подарил ей Тид, а другой - сжимала мои пальцы. Ей было,наверное, восемь лет, а мне,наверное,было четыре. - Все обязаны нам помогать!
   - Помощь нам просто не может понадобиться, - ответил Шеру строго, - все это знают, и не надо давать повода думать иначе.
  
   Но Ксави решила, что мы должны хотя бы узнать, каковы из себя эти люди, потому что - вдруг однажды они, как мы, снимутся с места и уйдут за своим собственным храмом? Шеру говорит, что Храм - только один, но мы уже знали: во многих городах есть другие, каменные, неподвижные. И мы ушли искать тех,кто помнит наш народ; но когда шелест голосов нашей семьи стих вдалеке, стало холодно.
   - Не страшно, - сказала Ксави, - мы вместе, и у меня есть оружие! Мы опасней, чем кто угодно в Истейне!
  
   Она вскинула руку над головой, проткнув стрелой небо, и я засмеялся.
   Нас нашли через несколько часов, но всё это время мне не было страшно, а позже я и вовсе отвык от протяжного одиночества в воздухе, возникавшего вдалеке от семьи - мы часто тайно сбегали из дома, но мы ничего не боялись, ведь мы были Старшие, мы были вместе, и - никто под этим небом не осмелится напасть, пока мы вдвоём.
  
   Но сейчас Ксави не держала меня за руку, я был один и не мог выйти из дома. Стало так холодно, что мне казалось, что моё дыхание вырывается изо рта нечастыми облачками пара. Тогда я осторожно снял с шеи лезвие на шнурке, закрыл глаза и принялся их искать. Если они ушли далеко - это получится быстро.
  
  
   Вся наша семья собралась у Храма. Здесь я вижу и слышу их плохо - блики огненных стен и время, кружившееся вокруг них, мешат мне видеть. Я ещё не умею входить в Храм - и, наверное, никогда не научусь. Мне нельзя находиться здесь даже мысленно - иначе я могу лишитья рассудка. Но я остаюсь с ними - мне слишком холодно одному.
   Я слышу, как они говорят про Тида, про то, что я осквернил это место, пролив здесь кровь одного из рейна. О том, что на мне с самого детства лежало проклятье кирентемиш, и теперь оно звучит всё сильней. О том, что нужно оставить свои дома и снова двинуться в путь. Шел кричит что-то, что я не могу разобрать - может быть, она просто кричит, я не знаю. Я устал и могу ослепнуть, если стану смотреть дальше.
   Тан зовёт Йори - после того, как Ксави ушла, Шел говорила, что Йори может стать мне сестрой - та, бледная и заплаканная, смотрит на неё с ужасом и надеждой. Тан шепчет ей что-то - я не слышу этот шёпот, но чувствую его зыбкое тепло - и Йори медленно, как будто в густой дрожащей от слёз воде, кивает.
   Храм нависает надо мной, зовёт меня, я почти его вижу - не хочу видеть, я знаю, что если увижу, что-то непоправимое может случиться, я закрываю глаза руками и мчусь от них прочь - в заиндевевшее одиночество. Вернувшись, я не могу пошевелиться. Теперь я не вижу, как проходит за окном время - я вижу только разноцветную завесу на двери, стену и зеркало на этой стене. Даже кончики пальцев не повинуются мне. Я рад, что могу дышать. Я закрываю глаза снова и засыпаю.
  
   ***
  
   Во сне я свободен.
  
   Я дышу незнакомым воздухом, насыщеным и шершавым, я брожу по незнакомой алой земле, утопая в ней по колено и обжигаясь. Здесь нет холода и небо белое, раскалённое до предела.
   Я знаю - это то место, куда отправилась моя сестра,и теперь я должен найти её, как и обещал. Я зову - но голоса своего не слышу. Ветер свистит надрывно, проходит сквозь мо кожу, становится льдистым из-за того, что я промёрз насквозь. Я не знаю, где Ксави, где люди, где какой-нибудь город - я ещё слишком слабый. Но здесь нет холода, поэтому я зарываюсь в песок и греюсь. Где-то глубоко стучит, вздыхает сердце этого мира, сердце этого сна, оно щедро пропитывает меня теплом - и я растворяюсь в этом тепле, теряю себя, погружаясь в забытье незнакомого алого цвета.
  
   ***
  
   Йори пришла, когда наступило утро. Она стояла на пороге, пока я не проснулся, и боялась ко мне подойти. Когда я увидел её тень, протянувшуюся ко мне по полу, и откинутую завесу, и две тяжёлые сумки, стоявшие у её ног, мне стало неловко - ведь я не знал, сколько времени прошло с момента встречи у Храма, сколько времени она ждёт здесь, не решаясь сделать шаг. Но сильней была радость: красная земля исцелила меня, я снова мог двигаться! Мне больше не было холодно!
  
   - Тайджи...Тай, - её голос звучал неожиданно робко, - Ты проснулся?..
  
   Я сел и кивнул ей. Она коротко, изумлённо вздохнула. Йори была единственной девушкой в нашей семье, решившейся отрезать волосы выше плеч. Тан рассердилась на неё за это, и потому Йори боялась подходить к нашему дому. Ксави говорила, что Йори совсем не боится Тан, что она храбрая девушка, просто влюблена в меня и поэтому не приходит. И волосы обрезала тоже поэтому. Я сердился на неё, когда она так говорила, и Йори, наверное, тоже бы рассердилась, узнав.
   - Ты можешь говорить?
  
   - Могу...Йори, я знаю, что все ушли. Почему ты здесь? Ты можешь заблудиться одна.
  
   Йори пошла ко мне, и каждый следующий её шаг, каждое следующее слово были решительней предыдущего:
  
   - Тан сказала мне, что я должна проверить...убедиться...как ты. Тан сказала - они будут ждать меня до полудня у того места, где был раньше храм, - Йори остановилась надо мной, и я поспешно поднялся, вдохновлённый её решительностью. Йори посмотрела мне в глаза, и мне стало ещё теплее - к тому теплу, что наполнило утренний воздух, и к тому, что я унёс с красной земли, прильнуло то, которым она хотела со мной поделиться, - и я шла, шла, шла очень долго. Я даже зашла в свой дом, я собрала всё, что нужно. Я знаю, Тан думает, что ты умер. И пока я шла сюда...
  
   Её голос дрогнул, но она не отвела взгляд. Она укусила себя за губу, судорожно вздохнула, и продолжила:
  
   - ...Пока я шла сюда, я решила, что не вернусь к ним. Что я уйду в Истейн. Не буду больше рейна. Вот так.
  
   Глаза у Йори были того же цвета, что море, а сейчас - такие же солёные от слёз. Свет в них искрился, как утро на волнах. Йори значит - луч.
  
   - Но если ты...раз ты в порядке, - выдохнула на одном дыхании, - я хочу идти с тобой. Ты вернёшься к ним?...
  
   Я покачал головой.
  
   - Никто не хочет, чтобы я возвращался.
  
   Я слышал, как в лесу просыпаются птицы, но её слёзы были беззвучны, она даже не всхлипывала. Я посмотрел на сумки, которые она принесла, и подумал о том, что ей хватило бы и одной. Я улыбнулся:
  
   - ...Но я Старший, Йори. Если ты со мной - ты рейна, у тебя есть семья.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"