Телефон завибрировал, когда Шанелька готовилась сделать шаг из центра залитой луной полянки, держа глазами расходящиеся лучи виноградных рядов, похожие на сумрачное солнышко, нарисованное ребенком. Там, в глубине одного ряда, на более светлом по сравнению с черной листвой пространстве, стояла девочка в длинной полупрозрачной рубашке. Нет, не стояла, уходила дальше, держа за руку босого мальчишку в подвернутых джинсах. Луна светила на ее черные волосы, свитые кольцами, и каждое колечко отмечено было тонким бликом. Как виноградные грозди, тяжко свисающие с ветвей.
Короткие волосы мальчика растрепались над шеей, и Шанелька с тоской и уверенной печалью узнала ту самую, любимую ее сыном футболку - серую, с обрезанными по самые плечи рукавами. Если он обернется, как раз думала она, поднимая ногу для первого шага, я увижу надпись, название рок-группы, которую Тимка слушал в четырнадцать лет. Ему тут - четырнадцать, все уже произошло, было. А я и не знала, что это было - вот так...
Резко открывая глаза, нащупала у локтя смартфон, поморгала, всматриваясь в номер - на мгновение страшно испугавшись, что звонит сын. Вздохнула, и, сжимая мобильный в руке, осторожно выскользнула из палатки, стараясь не потревожить спящую Крис. Встала, торопясь отойти. Трава и камушки кололи босые ступни, в голове перемешивался еще не исчезнувший сон и бледная предрассветная серость, пахнущая росой и свежими огурцами.
- Что? Дима, что случилось?
Обойдя столик у абрикоса, она прошла вдоль забора дальше, выискивая место, где негромкий голос никого не разбудит. Шагала, морщась и покачиваясь, касалась локтем провисшей металлической сетки забора. У веранды завозился, звякая цепкой, сонный пес, лайнул для порядка и стих.
- Ты спишь, что ли?
Голос был недовольным, но никакого беспокойства в нем не звучало, и Шанелька слегка успокоилась.
- Подожди.
Она вышла в открытые ворота и прошагала по грунтовке десяток шагов, встала, прижимая телефон к уху.
- А сколько времени?
- Ну, - и после маленькой паузы, - четыре. Полпятого почти.
- Что случилось? - снова спросила Шанелька, переминаясь босыми ногами по теплой дорожной пыли.
- Ты говорила там суп.
- Что? Какой суп, Дима?
- В холодильнике. Я не нашел. Вермишелевый. С тушенкой.
Шанелька покачнулась, хлопая глазами. Как будто получила несильную, но внезапную затрещину. Встала ровнее, уговаривая себя - ну такие мелочи, совсем же пустяки. Спокойнее, Нель-Шанель.
- Если ты про тот, который я варила еще за день до отъезда, то мы его доели. С тобой. Я вымыла кастрюлю.
- Так нет, что ли, супа?
Шанелька досчитала до пяти. Надо бы до десяти, конечно, но побоялась, что просто отключит телефон, а потом наберет Диму снова и наорет на него от души.
- Я правильно поняла? Ты мне звонишь в четыре утра, чтоб я за тебя порылась в холодильнике? Который от меня за сто километров? И тебе наплевать, что мне к шести на работу, и поспать. Я могла бы поспать. Еще часа полтора хотя бы!
- А что, поздно легли, да? Костер, пионэрские песни...
(шесть-семь-восемь... девять...)
- Дима. Не начинай, а? Какой костер, если подъем в полшестого? Мы вырубились уже в одиннадцать. Еле в палатку заползли. Ты сам почему не спишь?
- Вы? Кто это вы, интересно мне знать?
(де-сять!). Шанелька перевела дыхание.
- Во-первых, все! Весь лагерь. Во-вторых, мы с Криси.
- О!.. - суровый муж помолчал, видимо, переваривая новость и определяя свое к ней отношение, - а... приехала, значит. Заранее договорились, получается? А мне и знать не надо?
Один, начала счет Шанелька снова, два-три-четы-...
- Так. Если тебе надо поужинать. Или позавтракать? В миске на нижней полке яйца. В морозилке две упаковки сосисок. И еще в буфете бомж-пакеты есть.
- Ты не ответила.
- На риторические вопросы не отвечают, Дим. Мне упорно кажется, ты позвонил просто так, потрепать мне нервы.
- Ой. Ну, конечно. Ну, разумеется.
- И продолжаешь. Трепать. Давай уже. Выдай свою главную претензию, чтоб я посыпала голову пеплом и успела поспать. Хоть час еще.
- Так где сосиски?
- Нет. Скажи уж. Тогда напомню.
В телефоне все смолкло. Шанелька отодвинула его от уха, проверила экран - соединение еще продолжалось - снова прижала к щеке.
- Так что? - злость прошла, и на ее место явилось желание рассмеяться. Ну что ж он такой - как Тимка лет в десять. Нет, ее сын не был эдаким занудой, даже в детстве. И очень часто, когда ругались, то вдруг или он, или рассвирепевшая мать посреди ссоры начинали смеяться. Что? - спрашивал сердитый Тимка, - да что? И подхватывал смех. Отсмеявшись, говорил мирно, мам, я тебя люблю. И она говорила в ответ тоже самое. Господи, счастлива будет жена ее сына, и почему самой Шанельке никогда в жизни не попадался такой вот парень, понимающий насчет того, что важно, а что можно просто отодвинуть, не увязая в болоте взаимных упреков и обвинений.
- Нормальные жены, - наконец, высказал Дима главную претензию, - так не поступают. Как ты.
Шанелька рассмеялась, чувствуя, как сильно ее смех отличается от только что вспомненного. В этом было недоумение и раздражение. И капелька презрения была, которую она постаралась не заметить, да кто она такая - презирать хорошего парня, которого сама же любит, и который любит ее. ...но ведь была она, эта капелька.
- Дим. Я тебя люблю.
Фраза повисла в воздухе. Ну, давай же, заклинала Шанелька, скажи, неужели не понимаешь, это то, что должно стоять за всякими мелочами, и мы должны быть уверены - оно неизменно, ведь все ссорятся, главное, понимать, что за мелким стоит эта каменная, непоколебимая, хотя бы сейчас, стена.
- А ты? - у нее устала рука, устало ухо, устали босые ноги, и позвоночник ныл - хотелось сесть, прислоняясь спиной, а еще лучше - лечь, вытянуться и заснуть (заснешь теперь, резюмировал мрачный внутренний голос).
- Я по заказу таких вещей не говорю.
- Сосиски в морозилке, за пакетами с мороженой курицей, - скучно сказала Шанелька, - приятного аппетита.
Пошла было обратно, ощущая, как в ладони вибрирует смартфон - Дима снова рвался в беседу - но внезапно серое утро, большой двор, забитый палатками, пустая веранда, за которой светилось кухонное окно (Лера, конечно, уже встала и готовит завтрак) - показались Шанельке непереносимыми, противными, как зубная боль. И она остановилась, морщась. Никак нельзя смешивать волшебный вечер Черного винограда с этой вот серенькой предутренней безнадегой. Не разбуди ее Дима, проснулась бы сразу в солнце, в его свет, и это было бы - как переход в другую главу, правильное перелистывание страницы. А так...
Она развернулась и пошла по дороге к большому пляжу, удаляясь от лагеря и от раскопа. На ходу, держа в руке умолкнувший телефон, другой поправляла волосы. И осмотрела себя, помня о том, что возвращаться придется уже "в люди". Все нормально - трикотажные шортики, в которых спала, это вам не маленькие девчачьи трусы, и просторная тишотка, белая, с силуэтом черного кота на груди, тоже выглядит вполне цивильно.
Шаги успокаивали. Мерные, приближали ее к тихому, еще спящему морю, вокруг уже было видно все, хотя цвета тоже еще спали. Но - травины, камушки, валуны на обочине, роскошный куст индийского дурмана, осыпанный громадными белыми цветками. Внезапный, совершенно беззвучный серый кот, что вышел из путаницы дерезы, глянул на Шанельку янтарными глазами и двинулся дальше, исчезая в травах - и вот - только уши, навостренные серые кончики среди тонких травин...
"Я сама перевернула страницу", думала Шанелька, с каждым шагом приближаясь к новой реальности, перевернула, как надо, отделила черное ночное от предрассветного серого верным абзацем, красной строкой. И поэтому то, что сейчас тут, оно произойдет, - мерно или быстро, но произойдет правильно. Как правильно рассказанная история. Не о девочках Черного винограда, с которыми знакомятся, наверное, все мальчишки, достигая определенного возраста (вот откуда ее уверенная печаль там, во сне - ее сын тоже прошел через это, и хотя они всегда многое говорили друг другу, но ведь о многом он умолчал, оставаясь наедине с новыми ощущениями и мыслями, и вот, это все - уже прошлое), а о том, что солнце - встанет, расцвечивая мир. И именно сегодня Шанельке повезло быть одной, там, где можно шлепать босиком по дороге, и сесть на берегу, не боясь замерзнуть или промокнуть (она подняла лицо к чистому небу, на котором легкие облачка толпились лишь далеко, подвешенные клочками ваты над горизонтом), сесть и смотреть. Слушать, отслеживать звуки и запахи. - Читать историю одного восхода.
Одолев небольшой гребень, за которым дорога, спустившись, распластывалась в разъезженное машинами пространство и исчезала, Шанелька рассмеялась от неожиданной мысли. Скажи спасибо голодному Диме Фуриозо, Нелечка. За его звонок, толкнувший тебя в еще одну историю вечного мира.
***
Это был прекрасный час личного одиночества, в которое пыталась прорваться обида на Диму, но Шанелька ее запросто прогнала. Потому что тихо сидеть, следя, как наливается светом окружающий мир, и свет это содержит в себе птичьи голоса (ожидаемые), и тарахтение рыбацких лодок (неожиданное), и негромкие возгласы рыбаков, и их смех над водой, гладкой, как зеркальная глазурь, и множество прочих мелочей - было прекрасно.
А потом вышло солнце, сбоку, выглядывая из-за низкой гряды дальнего мыса, над теми самыми недостроенными гаражами, и Шанелька прочитала все его восхождение: от алой черточки на неровностях скальных выступов - до слепящего белого шара, который, растворив облачные клочки, воцарился над играющей искрами водой, обещая еще один жаркий августовский день.
Моргая слипающимися глазами, она еще раз внимательно осмотрела все вокруг, встала с плоского камушка, потирая затекшее бедро. Пора возвращаться. И хотя она напустилась на Диму, и сама была возмущена его эгоизмом, но ведь сегодня снова кабинетная работка, а значит, можно плюнуть на шпионские страсти за ранним завтраком и завалиться снова поспать, попросив Криси разбудить, ну допустим, в восемь. Часа три они поработают и после уже окунутся в свою, вернее, в Шанелькину бондиану, следя, кого привезет на своем потрепанном джипе неуловимый Ристархыч.
- Я тоже люблю рассветы.
От голоса за спиной Шанелька ожидаемо вздрогнула и резко повернулась. Сумароков, метнулась в голове мысль и тут же она поправила себя - Баратынский, блин. И все равно - не угадала.
За камнем стоял невысокий парнишка, очень стройный, с короткой стрижкой на русых густых волосах, в красной тишотке и джинсовых шортах. Улыбался, показывая очаровательные ямочки на смуглых щеках. И распахивал синие глаза под густыми темными ресницами. В опущенной руке болталось полотенце, возя концом по траве, в другой, разумеется, неизменный смартфон.
Шагнув, парень встал рядом, перекинул полотенце на локоть и, потыкав в экран, показал Шанельке цветную картинку.
- Отлично вышло.
Снимок, и правда, был хорош. Хотя и несколько трафаретен, отметила Шанелька, рассматривая бескрайнюю воду с алой солнечной дорожкой, живописное нагромождение скал сбоку, и женскую спину, укрытую пушистым водопадом светлых волос. Снова с некоторой неловкостью удивилась, как выглядят ее волосы - как-то их чересчур много, слишком длинные, очень вызывающе выглядят. И еле сдержалась, чтоб при мальчике не начать скручивать их в жгут, убирая копну в косу.
- Вам скинуть? Вифи подключен у вас?
- А ты вообще в курсе, что людей без разрешения снимать нельзя?
- Меня Денис зовут, - ушел от ответа собеседник, - а вас я знаю, вас - Неля. Очень приятно, да?
Какого хрена, мрачно подумала Шанелька, но одернула себя - хватит с нее Димы, еще гоняться по берегу за недорослями, требуя удалить фотки. Да они снимают вообще все, время такое. Не набегаешься.
- Я удалю. Если не нравится.
Парень встал еще ближе и, располагая смартфон перед лицом Шанельки, коснулся пальцем, проводя:
- А тут вы стоите. Супер, правда? И вот еще. И вот - снова на камне. Я сбоку хотел зайти, но не стал. Снимать же классно, когда не знает, не знаете, в общем, тогда получается суперски.
- То есть, ты все снимаешь, - уточнила Шанелька, следя за сменой кадров, потом указала пальцем, - стоп. Этот удали, пожалуйста.
Денис с готовностью нажал кнопку. Минуту молчали, пока Шанелька указывала еще на один снимок и еще на один, а насчет следующего фотограф заупрямился, пряча смартфон за спину:
- Вы чо, это же лучший почти! Не. Не буду.
- Я ж могу потребовать вообще все удалить, - напомнила Шанелька, - имею право.
Денис вздохнул, медленно вернул смартфон и с явной неохотой потыкал в какие-то кнопки.
- Ла-адно. Сделано.
Широкая улыбка снова осветила красивое лицо, на щеках заиграли ямочки:
- Только они все уже в облаке. Вот так.
Шанелька обошла его и двинулась к лагерю.
- Эй! Вы обиделись, что ли? Я пошутил.
Она резко остановилась.
- Я тебе девочка - шутки со мной шутить?
Парень пожал плечами, окидывая ее взглядом. Оценивающим и одобряющим.
- Та что те девочки. Вы лучше. А давайте так - после работы сегодня встретимся, я покажу облако, все загрузки, и удалю все, что вот скажете.
- А удалить прямо сейчас, чтоб я видела это облако, ты значит, не можешь, - усмехнулась Шанелька, снова шагая к лагерю.
Денис проноровился к ее шагам и шел рядом, улыбаясь и помахивая рукой с зажатым смартфоном.
- Не могу. Связь паршивая, а у меня там дофигища фоток, надо нормально сесть и ждать, когда загрузится. А наши уже на раскоп ушли, мне и так попадет от Семеныча, что я шарюсь где-то. Так что - только после работы. А вы занятая будете?
Шанельке не понравилась легкая улыбка, почти ухмылочка, которой он сопроводил последний вопрос. Но сразу же спохватился и раскрыл глаза пошире, улыбнулся очаровательно - явно зная о том, как милы ямочки на слегка небритых щеках.
Она бы уже отправила неугомонного младенца от себя подальше, но из-за слов о том, что снимает он всех подряд, решила пока потерпеть. Ворота приближались, и нужно было спешить с осторожными вопросами.
- А ты зачем снимаешь? Ну, именно все подряд. Хобби такое?
Она смотрела прямо, но ощущала сбоку его изучающий взгляд, а может быть, одернула себя Шанелька, это снова моя паранойя.
- В инсте конкурсы проходят. Не те, где барышни селфятся, а нормальные такие. Репортажи всякие. А еще - художественная фотография, снятая на гаджеты. Вы понимаете?
"Эхехе, внучек, куда уж мне, в лесу жисть прожила, так и помру"
- Сейчас народ и к полароидам возвращается. И на стекле фотки делает. Знаешь такую технологию - амбротип?
- Старое все, - с удовлетворением подытожил Денис, - я не про то.
- Ты не понял. Ты про мобилографию, да? А я о том, что необязательно иметь супер-технику, шедевр можно снять и на спичечный коробок. А, ладно, ты рассказывай.
- Да чо рассказывать... А! Я кино смотрел, там чувачок видео снимал, по десять секунд каждый день, потом монтировал. Вышло типа круто. Ну, вот я решил, а чо, буду снимать фотки и ролики, а после разберусь, что там выйдет. Хотите, я с вами роликов наделаю? Вы ходите красиво.
-Не надо, - Шанелька вошла в распахнутые ворота и вдруг поняла, как это в целом выглядит - все только на завтрак сползаются, зевая, а она прибыла с пляжа. С вьюношей томным, ага, со взором горящим.
Денис придержал шаткую створку, делая рукой с мобильником театральный жест:
- Про-шу.
И вдруг заорал над ухом, через мгновение уже мелькнув впереди и удаляясь:
- Сашка! Погодь, я щас!
Шанелька осталась одна и пошла вдоль сетчатого забора, повторяя утренний, вернее, еще ночной путь в обратном порядке. И ей казалось, на веранде стих звон вилок и громыхание кружек: нет голосов, одни взгляды.
Крис отсалютовала ей кружкой, сидя за столиком у ствола абрикоса.
- Вовремя. А мне тут и сварили, и принесли, и пирог сейчас будет. Два куска и две добавки.
- Может, не захочу я добавки, - Шанелька уселась на табурет, взяла кружку с "быкораком" и от души хлебнула.
- Тогда я сожру. Расскажешь, куда тебя унесло посреди ночи? И что за отрок вокруг тебя - королевишны прыгал и упрыгал после в кусты, показав сразу свою отроковичную сучность?
Пирог принес Миша. Коротко кивнул, ставя тарелку, сразу же повернулся и ушел. Немного деревянной походкой, держа на отлете согнутый локоть и уставясь в экран смартфона.
Шанелька возвела глаза и снова хлебнула из безумной кружки. Примерилась и откусила мягкое тесто с блестящей корочкой, под которой благоухал мясной фарш.
- Мне показалось, - вкрадчиво прокомментировала Крис, прожевывая, - м-м-м, вкуснотища, или в самом деле тут разыгрываются испанские стррасти?
- О боги. Криси.
- Не показалось, - Крис хихикнула и уткнулась в чашку, блестя над краем темными глазами.
- Кушай пирог, - посоветовала Шанелька, - а я хотела еще поспать, не судьба, ладно, раньше начнем - раньше уйдем на раскоп. Наконец-то. Криси, не смотри так. Расскажу, да.
***
Через полчаса, убедившись, что никого нового на территории не появляется, да и кто станет приезжать в эдакую рань, зевая, думала Шанелька, они, совершив все утренние процедуры, уединились в штабном домике. Неуловимый начальник явно тут побывал - кровать наспех застелена криво брошенным покрывалом, а почти в центре комнаты валялись неопрятной кучкой носки - некогда белые. Крис закатила глаза, потом, оглядев интерьер, обнаружила на вешалке у двери длиннющую обувную ложку (не иначе сандали надевать, предположила Шанелька), подцепила ею носки и аккуратно стряхнула их за порогом, сдвигая в сторонку.
- Зато у него богатый внутренний мир, - предположила Шанелька дальше, в утешение подруге, - наверное.
- У тебя тоже богатый, - Крис ткнула в кнопки компьютера, садясь к нему спиной, - но ты же не раскидываешь трусы и лифчики по всей спальне.
- Носки не трусы. А во-вторых, тут даже и не спальня как бы.
- О! Прастити. Не вешаешь паутинку чулка на торшер в детской библиотеке.
- Криси!
- И вообще, рассказывай.
Под шелестящий шепот кондишена Шанелька, тоже почти шепотом, оглядываясь на прикрытую дверь, поведала Крис про звонок Димы и утреннюю прогулку по случаю. И про общение с Денисом. Закончив рассказ, поразилась:
- Слушай, мы тут всего-ничего, вторую ночь заночевали. А уже обросли какими-то мальчиками, и на сцену ревности я нарвалась.
- На две, - поправила ее Крис, - Миша вчера пытал, чей друг, чей друг - помнишь?
- Обоги, тогда три. Я про Диму же подумала. Какого хрена, Криси?
- Мне сорок три! Именно, логично просится вопрос - какого хрена-то? Мне через десять лет на пенсию. По старому если стилю.
- А ты вспомни, что Миша сказал вчера. Выскочили из детства - стали взрослыми. И теперь, пока альцгеймер не одолеет, все в равных правах. Да и с альцем. Ой, анек помнишь старый, про старого мужа и супружеские обязанности?
- Я сюда приехала, между прочим, поскандалив со своим, совсем не старым мужем, не с мальчиками кокетствовать, а дело делать!
- А мальчики видят твои шорты и кудри и принимают исключительно этот мессидж. Так устроен мир, Нелечкин.
- То есть, нам с тобой надо ждать, когда станем совсем старухами и будем сыпать песок из себя? И что ж мы тогда совершим-то? Немощные и беспамятные! Паршиво как-то устроен этот мир.
Крис улыбнулась. Шанель, как всегда, без усилия от частностей переходит к обобщениям. У обычных женщин это выражается в формуле "разбил тарелку - разбил мою жизнь", но выводы ее подруги всегда лежали в других плоскостях, и именно поэтому она так часто набивала себе шишки, видя за обыденным то, чего там и нет. Вернее, поправила себя Крис, оно есть, только дальше, еще за несколькими слоями. А принимать во внимание приходится только один слой, первый. Если конечно, ты не пишешь странные истории, каждый день проваливаясь в порталы, соединяющие миры.
- Давай работать, - она сдвинула стул, чтоб Шанелька тоже устроилась перед монитором, - ты мне только скажи, парой слов, чего Дима от тебя хотел-то? В ночи? Повод какой придумал?
- Да-а-а... - сказала после паузы, услышав историю про суп.
- И самое паршивое, - подытожила Шанелька, опровергая недавние размышления подруги о своем витании в облаках и неумении видеть первый, обыденный слой, - что это никакой и не повод. Он хотел супа. И потер лампу. Вызвал джинна, значится. Давай сейчас не будем, это грустно. А лучше скажи, стоит ли мне пообщаться с Денисом, чтоб все его архивы за неделю работы посмотреть? Как думаешь, будет ли толк?
Крис пожала плечами, выводя на монитор начатую вчера таблицу:
- Мне кажется, толку будет мало, а вот страстей - вагон, не расхлебаешь потом. Он же тебе реально свидание назначил. И для него твой интерес к фоточкам - именно только повод. Пообщаться с молодым мясом.
- Фу, Криси, какая ты циничная дама. Хочу все это выкинуть из головы.
- Тогда работаем. Диктуй по датам, я буду писать.
- Да, - Шанелька с печалью улыбнулась, вороша уложенные на краю стола бумажки, - смотри, Диму и меня можно в одно предложение уместить: он привык, а я - устала. Все, нафиг, работаем.
Он привык, билось у нее в голове, не мешая, впрочем, внятно диктовать поспешные заметки, и откладывать бумаги из одной стопки в другую, а я - устала. Устала бесконечно держать на плаву эту самую трафаретную лодку, которая так часто разбивается о быт. Устала начинать день с обхода владений, все заводя, смазывая, прислушиваясь, не загремит ли какая изношенная деталька. Потому что быт - это такой механизм, требующий неустанной и беспрерывной поддержки, и если берешь на себя заботы о нем, то все прочие привыкают, им кажется - все совершается само. И это не эпизодические всплески мужской деятельности, когда починил протекающий кран и ты - герой, имеешь право лежать на диване в лавровом венке набекрень. Это - утром "сделать обход", запустить все двигатели, потом на работу, потом через магазины домой, и там снова работа - стирка-уборка-готовка. Потом два-три часа ночного личного времени, вырванного у этой реальности, чтоб убежать в другую. А этого мало, так мало, потому что нужен настрой и побыть в одиночестве, прислушаться к себе. Нужны одинокие прогулки без мыслей о том, что кончился сахар и надо попросить Диму зайти в магазин (а проще зайти самой, чем долго утрясать, в какой и сколько, и я не могу сегодня, и трали-вали), а еще отключают воду, и снова копится стирка... И во время домашних разборок, которые не всегда и ссоры, вдруг вопросы мужа, показывающие его отношение к интенсивной и странной ночной работе Шанельки - а толк хоть какой выйдет из этого? Нет, я не хочу сказать, что ты... но... (но именно это ты и говоришь, понимала Шанелька, такая странная попалась жена - пишет ночами, и все как-то без толку, нет славы, нет денег, нет полки, уставленной изданными книгами). Он бы мог отнестись к этому как к хобби своей жены, но хобби можно и отодвинуть, если реальность требует к себе внимания, а у нее все получается наоборот.
И даже ее попытки как-то свести несводимое, они выходят кривыми и воспринимаются Димой не как попытка замирения, а напротив, как желание Шанельки уйти в свой мир еще дальше. Яркий пример - эта дурацкая работа в экспедиции. Она искренне хотела, чтоб все вышло так, как обещала ей редактриса, пусть бы отыскался таинственный Звенигородцев, и рукописи Шанельки начали триумфальное (да ладно, пусть хоть какое) шествие по пути к изданию книги. То есть, будет какой-то толк. Это слово она успела возненавидеть. Но с другой стороны, честная сама с собой, она понимала, что ее личный толк тут совсем другой. И вчерашний Черный виноград с посетившими ее видениями - свидетельство того, что ее толк тут есть и все совершается. Это важно. Важнее очередной их с Криси авантюры, важнее надежд на благосклонность издательства, и уж, конечно же, важнее забавных, но и раздражающих моментов общения с юными мальчиками, западающими на взрослых женщин. И, прости, Дима, важнее даже наших с тобой отношений. Важнее?
- Что? - Крис перестала печатать.
- А? Нет. Ничего, задумалась, - Шанелька положила в стопку листок и взяла следующий. Но брови остались сведены, рисуя на переносице вертикальную складочку.
Хотела бы она произнести по слогам, подчеркивая важность открытия: вот-э-то-но-мер. Но никаким открытием для нее это не было, а просто в первый раз за прошедшие три года мысль сформулировалась ясно и четко. Главное, с испугом решила Шанелька, не произносить этого вслух. Можно сказать Крис, но сказать Диме? Даже если сделает усилие и поймет, никогда не смирится с тем, что он на втором месте - после этих ее, с трудом выторгованных у реальности ночных часов за ноутбуком, а еще - после дневных часов такого необходимого ей одиночества. А на втором ли, внезапно спросил внутренний голос, и если придется выбирать, не между Димой и писанием, а между Димой и Криси...
Но эту мысль Шанелька поспешно прогнала, боясь, что ответ она уже знает и вот тут ее потребность в ясных формулировках может загнать ее в опасную ловушку. Ведь справедливо тогда спросить и дальше - а если придется выбирать между Криси и ночными путешествиями в другие миры...
- Нет, пора тебе перекурить, - Крис убрала руки с клавиатуры, - я не знаю, что ты там надиктовала, но явно гуляешь где-то сама по себе.
- И никому ни о чем не говорю, - закончила цитату Шанелька, и засмеялась.
О последнем она знала точно - вопрос про выбор между ее типа хобби и подругой не встанет никогда. Не в этой реальности. Скорее сама Крис будет привязывать ее к стулу, чтоб отработала положенную норму, не дожидаясь прилета изменчивой музы, ах-ах.
После Шанелькиного перекура (Крис с явным неодобрением смотрела, как та затягивается, топчась у двери и стряхивая пепел в мятую жестянку) они еще поработали и, наконец, проверив время, прибрались на столе и вышли из мягкой кондиционированной прохлады на яркую, немного злую жару.
В палатке Шанелька вытащила из рюкзака пару медицинских белых повязок. Крис, которая уже сменила шорты на свободные полотняные штаны и широкую длинную рубашку, повертела повязку в руках.
- Пыль, - пояснила Шанелька, - мне сказали, косынку надо обязательно, а то потом глину из башки не вымоешь. А про повязки я сама придумала.
- Ишь ты, - Крис со вздохом примерила на нижнюю часть лица повязку. Нацепила большие черные очки, потом кинула на голову тонкий капюшон рубашки, сказала невнятно, - ну, похожа я на Дарта Вейдера?
- Ишь ты, - Шанелька с завистью разглядывала капюшон, - а я вот буду как та доярка, у косыночки. Прекрасный у тебя лук, в смысле, прекрасный у вас, папаша Вейдер, вышел Люк. В смысле, получился.
-А ты на косынки не клевещи, - Крис бросила маску на покрывало, - уф, жарко дышать, там вообще спаримся, тебе косынки всякие ужасно идут, похожа на белую негритянку почему-то.
- Губищи, - подсказала Шанелька, по примеру подруги тоже облачаясь в длинные штаны, в надежде спастись от вездесущей глиняной пыли.
- Покрасим тебя жженой пробкой, навертим тюрбан. Подадим Диме в качестве экзотического блюда. И он тебя ка-ак залюбит!
- Не. Диме важнее всего суп. С большой буквы Суп.
- Страшный Суп, - подсказала Крис, - его он и получит, потом-потом, когда помрэ и предстанет. За все его насупливания. Слушай, так насупиться, это от супа, что-ли?
- Кэролл сказал, да. И от горчицы - огорчаться. А от уксуса - кукситься. Хотя нет, это сказал Остер, переводя Кэрролла.