Больше всего Рита боялась, что июнь разразится дождями, как бывало после нежной майской жары, но в этом году им везло - пришла жара совсем летняя, которая обычно является к июлю, и все вокруг сверкало, забеленное знойной дымкой, бликующей на тяжелых колосьях травы, которую не успевали выкашивать.
Сумка оттягивала плечо, давя на кожу поверх тонкой лямочки голубенького сарафана, а ноги подламывались, скользя по нутру неудобных пластмассовых стукалок на каблуке. Но не напяливать же обшарпанные кожаные босоножки, которые Рита так неосмотрительно решила обновить - отдала в мастерскую покрасить. Заплатила копейки, но забрала вместо потертых белых - выкрашенные в ужасный серый цвет босоножки, пару раз их надела, и краска стала весело облезать. И вообще, решила, спотыкаясь на асфальте по пути к Алькиной пятиэтажке, на Острове будем босиком, а в сортир и на кухню можно и в тапках сгонять, хорошо, вспомнила и сложила их тоже. Еще хорошо, что катер идет в девять утра: мама уже ушла на работу, никак не успевая проводить, чтоб в сотый раз напомнить про утонутие и хулиганов.
В тени углового подъезда Альки не было, лавочка стояла пустая, валялись набросанные вокруг урны смятые бумажки. Поодаль шоркала метлой дворничиха в черном фартуке поверх летнего платья.
Рита скинула сумку на лавочку, посмотрела на Алькин балкон, торчащий палками с натянутой леской, на ней болтались какие-то постиранные вещи. Сердито повесила сумку снова на плечо и пошла в гулкий подъезд.
Нажимая кнопку звонка рядом с дверью, обитой пухлым зеленым дерматином, прислушалась. Вздрогнула, когда дверь приоткрылась, показывая бледное лицо с остреньким подбородком.
- Я не поеду, - отрезала Алька, маяча в темноте прихожей и цепляясь за край двери длинными пальцами с пронзительно-алыми ногтями.
- Что? Аль, ты чокнулась, что ли? - Рита свалила сумку на пыльный резиновый коврик, внутри звякнули стеклянные банки, - что случилось?
Подруга молчала, стискивая пальцами дверь.
Рита в бешенстве шагнула ближе, уставилась в скорбные глаза под накрашенными ресницами.
- Ну? Ты ж не позвонила даже! Вечером! Ты чего меня под танки? Чего молчишь?
Алька нервно оглянулась на шум спускаемой в туалете воды, раскрыла двери и вышла, сразу же прикрывая их за своей спиной.
Вообще-то, слегка успокоилась злая Рита, она уже совсем одета и даже накрасилась, наверное, все не так и плохо.
- Месячные у меня, - хрипло прошептала Алька, наклоняя к подруге бледное лицо, - утром вот.
- А-а-а-а! - Рита заулыбалась, - поздравляю, подруга! Мы с тобой, прям, как часы. У меня тоже. Утром вот. Ну и что?
- Как что? - карие глаза стали круглыми, рот тоже округлился, блестя яркой помадой, - а купальник? Пляж? А купаться как? И ходить там.
- Аль. Ну и походим в сарафанах. Это ж три дня всего.
Алька трагически растопырила пальцы:
- Три! Целых три! Да все сразу врубятся! Что у нас. Три дня шариться в одежде... Ты вроде не помнишь, да? Там вообще никто. Никогда! В платьях чтобы.
- А мы вот будем, - рассердилась Рита, - ой, мне тебя смешно слушать даже. А кто босиком лазит по центру, и тапки повешаты на сумку? Кто? Не мы с тобой? И что-то ты не стеснялась, когда на нас пальцами показывали. Я и щас еле хожу, хромаю, вот думаю, приду к смелой Альке и дальше пойдем уже босиком. Никто так не ходит, мы только!
- Это ж не из-за месячных, - заперечила Алька, - а чисто просто так. А тут - все сразу. Поймут.
Рита глянула на часы.
- Аль, некогда спорить. Катер уйдет. Ну, давай, мы сперва приедем, а если совсем не захочешь, я тебя посажу через два часа на обратный. Поедешь домой. Но щас - ты же мне такую свинью подкладываешь! Куда я без тебя? Там же контора, директор, ключ надо брать. Я не могу сама!
Алька опустила глаза, раздумывая. Потом снова подняла их, прикусила губу, пачкая зубы дешевой помадой.
- Поклянись. Что проводишь.
- Ой, ну тебя. Папа говорит, нельзя клятвами бросаться. Обещаю. Давай, тащи свой чумодан.
- Угу, - Алька кивнула и исчезла за зеленым дерматином, закричала там сердито, огрызаясь на какие-то монотонные упреки, - да нормально, мам, это Рита. Ага, с мамой они. Мама в магазин побежала. Опаздываю! Да! Пока!
'Чумоданов' у Альки оказалось два - черная сумка из кожзаменителя и здоровущий пакет с перекошенными усами Боярского под мутным полиэтиленом. Да еще маленький ридикюль, который Алька повесила себе на шею.
- Держи, - скомандовала, суя пакет Рите в свободную руку, - там картошечки немножко, лук еще репчатый, ну и консервы.
- Ничего себе, - ворчала Рита, приседая при каждом шаге по ступеням, - картошечка! Мы же договорились, что в кухню не будем. Я кильку взяла. И перец с рисом. Бульон еще кубиками.
- Пф, - возразила Алька через звонкий стук каблуков по ступеням, - шо тот рис, а кубики твои фиг разгрызешь, не ссо, сварим картофан, а, у меня там еще масло в бутылке - с маслицем.
- Ы-ы-ы, - смирилась Рита, вываливаясь из подъезда на яркий утренний свет, - только на кухню сама, поняла? Я снаружи буду. А то там тетки. И бабки.
- Чо ты еле идешь? Опоздаем же! - Алька удобнее перехватила облезлые ручки набитой сумки и, вытягивая вперед голову, заторопилась к остановке, - давай, в темпе!
Проехав две остановки в полупустом автобусе, девочки вывалились на асфальт, Алька тут же запрыгала, скидывая стукалки. Привычно пристегнула их к ремню сумки и повесила ту на худое прямое плечо, не забывая поторапливать Риту, которая тоже управлялась со своими босоножками.
Ойкая от острых камушков, колющих ступни, они перебежали на тротуар и понеслись, взглядывая на часы.
- Хорошо, ой, - хрипела Алька, - что не выходной, да? А то бы народищу.
Рита кивала, сражаясь на бегу с сумкой и боярским пакетом.
На проходной Портофлота они торжественно предъявили путевку дежурному дедушке в седых усах, фуражке и повязке на рукаве поношенного кителя и побежали к пирсу, почти невидному в мешанине приткнутых к бетонному берегу катеров и старых суденышек малого флота, вокруг которых ходили рабочие и матросы. Вокруг все лязгало, ворчал вдалеке козловой подъемный кран, роняя в трюм грохочущее железо, свистел за забором маневровый паровоз, орали дядьки, кто-то окликнул, смеясь, вот барышни побегли, а ну прибавьте, уже отваливают!
Но белый катерок еще смирно стоял, покачиваясь в зеленой воде и прижимая к краю пирса истрепанные черные покрышки, навешанные вдоль борта.
'Рейд', обрадовалась Рита, маленький, уютный, с двумя салончиками, и в носовом, как всегда, наверняка, пусто.
Внезапная удивительная жара усиливалась, воздух раскалялся с каждой минутой, не верилось, что еще утро, и солнце торчит сбоку, не в зените, но жарит всерьез, обжигая голые ступни горячими камушками щебенки, раскиданными в мягкой, белой, как мука, пыли.
Девочки быстро прошлепали бетон пирса и без остановки выскочили на его плавучую часть - массивную железную поверхность, украшенную рядами здоровенных заклепок.
- Оййй, - заорала Алька, подпрыгивая и поджимая по очереди ноги, - ой, блин же!
Рита шагнула следом и помчалась, прикусывая губу, чтоб тоже не завопить - железо пирса было раскаленным, как сковородка на плите.
Так, на дикой скорости, они влетели на шаткий трап, ласково теплый под обожженными металлом ступнями. Выдохнули, замедляясь. И Алька тут же снова прибавила скорости, влетая на палубу и с грохотом исчезая в проеме, где узкий трап вел в носовой салон. Рита, стараясь не обращать внимания на смех и подначки парней, которые с берега наблюдали за их внезапным кроссом, спустилась следом.
***
Маленький 'Рейд' был девочками нежно любим, за его совершенно не туристический серьезный облик, аккуратную белую покраску и кукольные размеры. И было у них на катере свое собственное, удивительно, но практически тайное место - носовой салон. Туда вел узкий крутой трап с полированными перильцами, и внутри - никогда никого. Два мягких кожаных диванчика смыкались в треугольном пространстве к носу катера, разделенные закрытой на замок тумбочкой. И стоял в центре салона такой же треугольный столик, привинченный к линолеумному полу. Свет, проникающий через низкие, над самой водой иллюминаторы, окрашивал теплый воздух, светлые переборки и лица в зеленоватый оттенок, как будто они спустились под воду. А еще - ее было слышно. Мерно и вдумчиво, в такт покачиванию, за тонким бортом шлепало, чмокало и поплескивало, меняя свет от полумрака к более светлому и снова стемняясь. Голоса взрослых и крики детей с палубы доносились сюда приглушенно, словно совсем из другого места. А на морские пейзажи, справедливо полагали подружки, мы еще насмотримся там, на Острове.
Алька сгрузила сумку в угол дивана и, сладостно вздыхая, свалилась на спину, вытягивая по пухлой коже босые пыльные ноги. Не забыла, укладываясь, тщательно поправить сарафан в мелкие зеленые цветики, чтоб не задрался к бедрам.
Рита улеглась на другой диван, сдвинула голову на край, чтоб волосы свесились к самому полу, зажмурилась, слушая, как они еле слышно шуршат, перетекая по уху.
- Лепота... - Алька поворочалась и замерла, только легкое дыхание да сверху - еле слышные голоса.
- Угу...
А свет уже менялся, шлепки и всплески утихли, зато где-то внутри катера зарокотало, усиливая звук. И Рита, повозившись, встала на коленки, приподнимаясь к иллюминатору, мимо которого плыли мокрые столбы и железные клепки. Потом, когда ближние предметы кончились и через толстое стекло виднелась лишь волнующаяся кромка воды, легла снова.
С пластикового потолка слетело на нее мирное успокоение. Все, они уже не в городе, и ничего не изменить, через полчаса мерного хода 'Рейд' начнет разворачиваться, тыкаясь боком в причал пансионата, и - какое счастье - Алька с ней, вместе они пойдут в контору, чтобы показать путевку и взять ключик от комнаты. Это будет совсем их комната, никто туда не войдет; когда они убегут купаться, то закроют двери на ключ, и никто не станет делать замечаний, требовать, чтоб все было разложено по местам, и чтоб порядок. Они - совсем-совсем сами. И сами со всем разберутся.
Двигатель мерно тарахтел, все покачивалось, плыли по белому потолку зыбкие золотые сетки отражений, погружая в дремоту, и Рита дремала, не сопротивляясь, совершенно счастливая.
Алька молчала, и она, не выдержав, села, шаря руками вокруг голубого сарафана, раскинутого по диванчику.
- Какой еще хвост?
- Веревочный, - зевнула Алька, - с пупкой. Да не там, у ноги совсем!
Рита согнулась, чуть не стукнувшись лбом о металлическую каемку стола. Нащупала рядом с ногой висящую из-под дивана веревочку. И втиснувшись между столом и диваном, запыхтела, приподнимая кожаную длинную сидушку.
- Тебя арестуют щас, - предупредила Алька, уже нависая над ней и помогая придерживать сиденье, - а-а-а, жилеты! Оранжевые какие!
- А тут свисток!
Суетясь и шепотом переговариваясь, они выдернули из ящика два новеньких спасательных жилета вырвиглазного морковного колера. И тут же принялись облачаться, сверяясь с прилепленной к белой стене картоночке с инструкцией.
- Ну? - растрепанная голова Альки торчала над оранжевыми кубиками воротника, - как я?
- А я? - Рита вытащила наружу длинные волосы, взбила их, распуская пряди, и попыталась подбочениться. Но толстые бока жилета мешали, и она зашарила по кармашкам, вынимая свисток на веревочке и какие-то бумажки.
- Фонарик! - возмутилась Алька, - тут вот написано, должен быть, а нету. Зажилили сволочи.
- Покрали, - согласилась Рита, пытаясь себя осмотреть, - и пропили небось. А мы тут тони, значит, без фонарика!
- Угу. Я может со светом хочу потонуть.
- Не выйдет. Будешь только свистеть.
- Во! Тону такая и свистю. Свищу, да?
- Посвистываю. Собачий вальс.
- Чего это? Я романс могу. Как там Кольча выл? На заре ты меня не буди! Поняла? На заре она, я, то есть, сладко так спю...
- Алька, молчи! Ох... Нет! Не трогай свисток, с ума сошла? Щас вся команда сбежится.
- За борт бросют? - Алька округлила губы и поднесла ко рту белый пластмассовый свисток.
Но тут грюкнула верхняя дверь, голоса на палубе стали слышнее. А по ступеням зашлепали чьи-то шаги.
Девочки встали плечом к плечу, растерянно дергая накрепко затянутые жилеты. Алька бросила свисток и тот повис, качаясь на плетеном шнурке.
Из-под белого потолка показались две тощие коричневые ноги в растоптанных кожаных сандалетах в дырочку. Потом - подвернутые под коленями рабочие штаны. Потом - обвисшие карманы и облезлый ремешок.
Костлявый парень в измазанной мазутом древней рубахе, цветущей кримпленовыми розами, ступил на линолеум, моргнул, озирая упакованных в жилеты пассажирок и дернул билетный рулончик, что висел на цветастом плече.
- Два, - уточнила Алька, пока Рита, прикусив губу, щурила глаза, стараясь не расхохотаться, - спасибо, - приняла от парня два клочка в обмен на горсть мелочи.
Тот, не сказав ни слова, отвернулся и стал исчезать в обратном порядке - сперва косматая черная голова на тонкой шее, потом цветастые плечи, спина в мазутных пятнах, тощий зад в рабочих штанах, шлепающие по грязным пяткам сандалии.
Алька пала на диван, топыря коробом съехавший жилет. Всхлипнула, вытирая дрожащей рукой глаза. Рита лежала лицом на столике, елозя щекой по холодному пластику и дергая руками в такт покачиванию катера.
- Я... думала... щас как спросит. Или... заорет чего.
- Ага. Как же. Да он боялся, вдруг мы буйные.
- Покусаем!
- Ты кусаешь, а я это... в свисток. Свистю, значит.
- Розова, заткнись! А то я сразу в сортир рвану!
- От тебя, Петушина, я такого не ожидала! Кусать бедного, невинного матросика! Да еще в жилетке!
- Она такая красииивая! Дохтур, я не могу!
- И крокодильчики, - внезапно высказалась Рита, вспомнив дежурный анекдот, который неизменно вызывал у обеих приступ истерического смеха, - маленькие, зелененькие такие!
Дальше говорить они уже не могли, сил хватало лишь не сваливаться с диванов, пока бравый 'Рейд' совершал всякие маневры с поворотами, чтоб аккуратнее притереться к плавучему отрезку старого пирса.
- Приехали! - ахнула Алька, вскакивая и путаясь ногтями в завязках жилета, - а мы тут. Еще. Не жрамши, не спамши. Кругом в жилетках!
Рита, досмеиваясь, стащила жилет и через пару минут в салоне все было чисто и аккуратно, только исчезали в люке мелькающие по трапу босые пыльные пятки.