Для полноценного ужина Шанелька и Крис слишком устали, хотя общаться с Джахи обеим было интересно. Но Шанелька, тайно предполагая, что у Крис может возникнуть к очаровательному хозяину "бубновый интерес" (так именовала легкие любовные отношения бабка-соседка, с удовольствием раскладывающая пасьянсы всем дамам, что заглядывали в гости), деликатничала, боясь помешать. Так что, почти засыпая, перекусили в коттедже, уже глубокой ночью. Моргая сонными глазами, Шанелька выслушала рассказ подруги о портрете и, засмеявшись, зевнула, постановляя:
- Все-таки, он прав. Ты сильно похожа на эту восточную принцессу. Я сразу увидела. Завтра, когда хеб окажется в нашем распоряжении, мы его еще попытаем насчет портрета и биографии.
- И покажем бювар, - вспомнила Крис, пробираясь мимо стула Шанельки в ванную комнату, - спорим, он его не видел, такие завалы на полках. Как ты сама его разглядела-то.
- Чутье. Я уже двадцать лет библиотекарь, - гордо отозвалась Шанелька.
- А он архивариус.
- Он мужчина, - возразила ей подруга, - а там - бархат. Как-то так. Тряпичное им глаза застит, отводит, то есть.
Ночью Шанелька вдруг проснулась, выныривая из крепчайшего сна, открыла глаза на темный потолок, пытаясь понять, что именно ее разбудило. Не успела попроситься к компьютеру, виновато поняла, взбивая подушку. Ну так бывает, работы по горло, сидели до упора, Джахи пришел после трех или четырех своих звонков, потеряв терпение сам от их отказов закончить работу после заката. Куда уж было проситься в запертый кабинет с интернетом и кабелем. А тем более - выйти в город, чтобы купить карточку для пополнения телефона. И как тут ее купить-то, если вокруг сплошные кальяны, нарды и женщины в черных паранджах. Ладно, в хиджабах, поправила себя справедливая Шанелька, вспоминая единственную близко увиденную женщину - ту, что встретила их на пороге архива.
И поворачиваясь на бок, вдруг замерла, удивляясь, что еще одна вещь напрочь вылетела у нее из головы.
Чтоб не мешал под руками, бювар она отнесла обратно, пометив у себя в блокноте - нужно обязательно попросить хеба, чтоб перевел письма. Пусть не сразу, ведь они явно не относятся к Ираиде и ее матери, носившей полурусское имя Еления. Но потом, ближе к концу их работы, пусть прочитает. Это же так интересно.
Репетируя слова, которыми она выскажет Джахи свою просьбу, Шанелька пристроила бювар на полке рядом с местом, откуда вытащила. И аккуратно расчистила кусочек деревянной поверхности, пусть вещица лежит свободно, не придавленная сверху бумагами. Укладывая бювар, провела пальцами по застежке, проверяя, плотно ли та закрыта. Оказалось - нет. Шанелька открыла папку еще раз, посмотреть на фотографию, потому что за столом она разглядывала такое внезапное лицо Крис на старом картоне и не успела толком рассмотреть очертания смутного силуэта - темного на темном фоне, за сидящей в кресле фигурой. Там и смотреть было не на что, поняла, собираясь снова закрыть бювар, даже лица не разглядеть. И с противной щекоткой по спине поняла - пальцем все же умудрилась порвать ветхий бархат задней обложки.
Но дырки не было. Уголок серебряной накладки, вернее, длинный завиток, прижатый к ткани, отстал, и вся металлическая деталь откинулась, держась (Шанелька приблизила лицо, напряженно рассматривая) на подобии крошечной петли. Под накладкой обнаружилось маленькое квадратное пространство, а в нем - пакетик вощеной бумаги, почти плоский, запечатанный по краю крученой ниткой, продетой через сгиб узкого клапана. Будто кукольный конвертик не стали заклеивать, а просто зашили, протыкая бумагу иглой. Шанелька убрала палец и пакетик выпал прямо в подставленную ладонь. Маленький, чуть больше спичечного коробка. Только плоский.
Накладка послушно вернулась на место, плотно улегшись в пазы. И было так, будто совсем ничего с бюваром не случилось. Шанелька уложила его на полку. И вернулась за стол, легко сжимая пакетик в ладони. Села напротив опущенной макушки Крис, совсем было собралась показать ей, но та полностью погрузилась в работу. Не поднимая головы, пальцем придвинула горку мелких разномастных бумаг:
- Нелькин, вот надо досмотреть, чтоб добить эту папку. Пока не растеряли.
И Шанелька решила - потом, когда соберутся уходить. Тем более, нитку на конверте так сразу не распутать, а резать нельзя.
Теперь она лежала, спрашивая у темного потолка, как умудрилась забыть, выкинуть из головы, что конвертик остался у нее. Вернее, конечно, она так решила, не держать на столе, а пусть лучше полежит в косметичке. А потом пришел Джахи и, еле живые от усталости, они прибрались на столах, и вышли, не имея сил даже разговаривать.
Интересно, есть ли там что? И что может быть в таком маленьком и плоском пакете? Не кольцо (вот это была бы сказка...) и вряд ли какая ювелирка, цепочка или подвеска прощупывалась бы через бумагу. Так что, скорее всего, там записка. Такая крошечная? Тайное послание на папиросной бумаге... А может быть, письма написаны смуглой незнакомке, нет, какая же она незнакомка, она - наследная принцесса как там... Хаита, нет, Хеит Амизи. Кажется. Так вот, письма написаны ей. А в тайнике - самое главное послание.
Шанельке хотелось встать, босиком пробежать в спальню Крис, разбудить ее и сесть в кухне, где удобный стол и нормальный свет. Но она слышала сонное дыхание подруги. Что за интерес, мешать тайну со сном и усталостью. Тем более, сама устала никак не меньше.
Утром, решила Шанелька, понимая, уже спит, потому что Крис медленно встала из мягкого кресла, поправляя складки тяжелой парчи, а те ниспадали, ловя свет луны, и тот же свет вдруг высветил за ее плечом, над головой, украшенной диадемой - глаза хеба Джахи, и его точеное лицо, окруженное черной тканью бедуинского головного убора.
"Убора", усмехнулась во сне Шанелька тому, что не знает названия, и поэтому картинка рассыпается, становится причудливо бредовой, как и положено сну, убора, ну ты чуча-мачуча Нель-Шанель. Чучей-мачучей дразнил ее сын Тимка, он тут же явился в сон, ведя в поводу верблюда, почему-то с тремя горбами.
И собираясь весело возмутиться, Шанелька заснула всерьез, до самого будильника.
Пиканье будильника смешивалось с невнятным разговором, и Шанелька, с трудом просыпаясь, осталась лежать, поняв - Крис с кем-то говорит по телефону. Пусть закончит, не буду мешать, решила и тут же заснула снова, просыпаясь уже от легкого покачивания за плечо.
- Ну ты дрыхнешь, - уже полностью одетая Крис стояла над ней, закрывая свет, проникающий через задернутые шторы, - давай, в темпе, кофе-бутики, Джахи уже нас ждет.
Так что, до работы никакой возможности посмотреть находку не было.
С хебом раскопки пошли быстрее. Он слету переводил надписи на папках и содержание документов, устроившись обок стола, и тоже разбирая бумаги.
Иногда, отвлекаясь от нудной кропотливой работы, Шанелька мимолетно удивлялась, их гостеприимный хозяин сегодня был явно чем-то озабочен, но встречая ее взгляд, мягко улыбался, и она, успокаиваясь, снова бережно перебирала бумаги, одну за другой.
Ближе к полудню, во время кофейного перерыва Крис, спохватившись, вспомнила о бюваре. Вещица торжественно снова была перенесена к столу и раскрыта перед внимательным лицом Джахи. А Шанелька снова ощутила, как вдоль позвоночника пробежали противные мурашки. Вот сейчас хеб поднимет глаза вопросительно. Указывая пальцем на крошечный тайник. И ей придется, краснея, рассказывать об утаенном конвертике.
Но Джахи, пораженный найденным снимком, долго рассматривал его, поворачивая в смуглых пальцах. Молчал, и Шанелька с облегчением поняла - он видит бювар впервые и ничего не знает о тайнике.
- Да, - кивнул, вынимая следом за фотокарточкой тонкие пожелтевшие листки, - это она. Великая анэ Хеит Амизи, принцесса Пуруджистана, последняя королевская кровь. Я думал, этот портрет сделан художником. Перед принцессой, - он вопросительно посмотрел на Крис и она, уже привычно, помогла сформулировать правильно:
- Написан с натуры. То есть, с живого человека.
- Написан, - хеб вслушался в знакомое слово в другом контексте, - написан. Да. Как слова. А тут написаны слова.
Он коснулся оборота карточки.
- "Цветок и цветок, вместе". Я не знаю, кто написал слова. Возможно, истинный пуруджи анэ Хеит, - тонкий палец указал на темную тень, - ее возлюбленный пуруджи.
- А письма? - спросила Шанелька, захваченная сюжетом, полным теней и тайн, - в них что? Это же письма, да?
Руки Джахи бережно поднимали листки, он просматривал начало и конец записей, укладывая их по порядку.
- Это стихи. Я хочу. Хотел бы. Чтоб вы слушали одну старую легенду. После, когда послушаете, я буду читать.
- Прочитаю, - вполголоса сказала Крис.
- Да, - хеб снова мягко улыбнулся, складывая бумаги в бархатное нутро бювара, - нужное место. Не здесь. Там, где аннука, чтобы вокруг, - он повел руками в светлом, дымчатом от плотных штор, воздухе, полном запаха старой бумаги и тихого гудения кондиционера, - вокруг ночь и деревья. Цветы.
- Тогда мы нескоро доберемся до стихов, - Крис выровняла башню из листов и записок, переложенную цветными закладками Шанельки, - второй день, а ничего пока не нашли.
Шанелька вздохнула, с трудом прогоняя воображенные картинки прошлого. Надо сосредоточиться. О прочем она успеет помечтать после. И хорошо бы успеть вечером записать то, что приходит в голову, еще до того, как хеб расскажет. Получатся совершенно разные сказки, будто цветы, выросшие из одного корневища. Так уж устроена ее голова, понимала Шанелька, что истина не всегда становится самым важным и главным, и даже если она приходит, нельзя прогонять то, что явилось до истины.
Но сейчас - только бумаги, иначе можно что-то пропустить, а подводить Крис нельзя.
Верхние листки свалились, скрывая ее руки, Шанелька растопырила пальцы, пытаясь не дать бумажкам упасть на колени и на пол.
Крис подхватила оборванный листок. Уложила перед собой на журнал, в котором делала пометки.
- "Еления, детка. Я все понимаю, но уверена ли ты сама, в том, чего хочешь? Теперь ты не одна и приключения, которые так увлекают твою мятежную натуру, коснутся еще одной души. По меньшей мере одной. Хотел бы я знать, что ты и Идочка останетесь в безопасности, если вдруг ты реш..."
- О, нет! - Шанелька вскочила, глядя на листок со своей стороны, - а на обороте?
- С какой полки лист? - Шанелька уже читала свои пометки на закладке, которая отмечала, откуда была взята бумажная кипа, - даты какие?
- Предположительно конец двадцатых начало тридцатых. Или середина, тут все перепутано, ты же видела. Но слушай, это же здорово! Второй день, а мы нашли письмо для матери Ираиды!
- Да, - засмеялась Шанелька, а в ушах звучал мужской голос. Еления, детка...
- От кого-то, - умерила восторги Крис, - и - о чем-то. Придется эту полку перекопать основательно, вместе со всеми записями на других языках. Уважаемый хеб, ты нам поможешь? А то Ираида свет Зиновьевна нас отзовет и пришлет знатоков арабского. Не понимаю, почему она сразу так не поступила.
- Я должен уходить. На время. Несколько раз, - хеб аккуратно закрыл бювар, все еще лежащий на столе, - но я счастлив каждый раз приходить помогать. Это так печально и это так... так высоко.
- Душеподъемно, - пробормотала Крис. В ответ на вопросительный взгляд махнула рукой в серебряных кольцах, - не обращай внимания, я так.
Шанелька фыркнула. Но через пару минут трое уже напряженно трудились, методично разбирая папки и кипы бумаг с самого начала нужной полки, на этот раз не откладывая в сторону записей на арабском, и вникая в заголовки всех документов подряд.
Джахи не соврал, ему пришлось несколько раз уходить, и во время очередного отсутствия Шанелька подняла голову, прислушиваясь - за снова запертыми дверями толклись невнятные голоса, сильно вдалеке, не разобрать слов, одни интонации. Джахи быстро что-то говорил, его перебивали сразу несколько мужских голосов, тон беседы становился накаленным, а потом вдруг все стихло. И через минуту хозяин вошел в хранилище, по своему обыкновению осветил тружениц мягкой улыбкой. Но пару раз, тайком взглядывая в сосредоточенное красивое лицо, Шанелька видела на нем напряжение, связанное с какими-то, очевидно, не самыми приятными мыслями.
- Ну, - сказала Крис в конце дня, убирая разбросанные по столу бумаги, - что мы имеем на наш второй день марафона?
Шанелька гордо выложила на середину стола оборванную записку и два документа, написанных арабской вязью. Все - в прозрачных файлах, и к арабским бумагам вложены были листочки с переводом.
Один оказался списком вещей, явно предназначенных для путешествия. Перечислялись чемоданы, носовые платки, плед и прочие обыденные вещи, но среди них - детское - дорожная посуда и постельные принадлежности, а еще - складной стульчик. Нигде не указывалось, что вещи покупаются именно для Елении с Идой, но дата подходила, и девочки понадеялись, сопоставляя список с обрывком письма.
Второй листок оказался врачебными рекомендациями по уходу за ребенком после бронхита. Крис сфотографировала документ и отдельно подпись врача, чтобы на следующий день поискать и отложить все написанные им бумаги, а Джахи пусть потом скажет, вдруг и в них что-то обнаружилось.
Хеб Джахи как раз вышел, но позвонить ему пленницы не успели, в замке хранилища повернулся ключ, дверь приоткрылась. И тут же в коридоре послышались быстрые шаги, мужской уверенный голос сказал пару слов, Джахи ответил вполголоса, видимо, держась за ручку двери.
Мужчина настаивал, выплевывая громкие слова, следом возникли еще голоса, подхватили вразнобой, почти с криком. И сам Джахи повысил голос, добиваясь тишины. Заговорил быстро, с умиротворяющими интонациями.
- Так, - решительно сказала Крис, нажимая на двери изнутри, - Нелькин, пойдем.
Дверь подалась, и они вышли в полутемный коридор, полный мужских силуэтов. В европейской одежде и в длинных джалабиях, а еще - в тех самых наверченных на головы светлых и темных уборах, перехваченных витыми шнурами.
Взяла Шанельку под локоть, подталкивая впереди себя.
- Сорри, - послушно повторила за ней Шанелька, боком протискиваясь через небольшую толпу и чересчур ясно ощущая, какие у нее длинные волосы, почти до талии, и платье такое - открытое совсем, с голыми руками и шеей.
Мужчины молча расступились, провожая их взглядами.
Уже в саду Шанелька нарушила молчание, выдохнув, нерешительно засмеялась.
- Я думала, нас хоба, подмышку, и на верблюдов. Как они смотрели, а? Чего вдруг?
- За ужином спросим, - ответила Крис, отводя свисающие ветки с глянцевыми листьями, - мало ли, народ южный, горячий.
Шанелька задумалась с сомнением. Пока они увлеченно копались в старых бумагах, вокруг, кажется, что-то происходило. Или - кажется? Восток, вдруг тут все орут, как на базаре, и это обыденно и ничего не означает. Просто пришли сдать просроченные книжки - тут она фыркнула, представив себя в библиотеке - стоит, орет, сверкая глазами, а на нее так же орут мамаши, что пришли забирать Валюшек и Сережиков.
И тут же расстроилась, поняв, что, сбегая, она снова не попросилась у Джахи воспользоваться компьютером с интернетом. Нужно написать Димке смску с телефона Крис, решила, поднимаясь по ступеням на веранду коттеджа, извиниться и объяснить. А еще написать "люблю-целую".
Бумажная работа утомляла и не хотелось даже разговаривать. Умывшись и смыв с рук архивную пыль, подруги улеглись на узкие кровати, чтобы отдохнуть перед ужином, на который наверняка их пригласит Джахи. А если нет, ну что ж, отдохнут и мирно поужинают сами, после пройдутся по саду, приводя мысли в порядок.
Вокруг стояла вечерняя тишина, окна в просветах полузадернутых штор чернели, и только совсем издалека слышался голос, будто опять с трансляции соревнований, проговаривал длинные фразы, после выкрикивал, умолкал, давая болельщикам накричаться. И снова начинал невнятную скороговорку. Шанелька прикрыла глаза, отрешаясь. Наверное, и правда, они попали на какой-то местный праздник, и там, в пыльной Геруде толкутся сейчас под фонарями группы мужчин в длинных джалабиях. Угу, улыбнулась сонно, перед тем, как начать думать другое, чемпионат по шиш-бешу или скоростному курению кальянов. Ну их. Судьба давно умершей светловолосой Елении, которую незнакомец в письме называл "деткой" волновала ее сильнее, казалось, женщина оживает, становясь все более реальной. Интересно, что дочь совсем не похожа на мать, думала Шанелька, покачиваясь в волнах дремоты, сама Ираида такая - стальная леди, удивительно, что посвятила жизнь плюшевому игрушечному бизнесу. А ее мать на фото - классическая кинозвезда тридцатых. Не Марлен Дитрих, нет. Мягкое лицо, темные на старом снимке большие глаза, легкие кудряшки из-под небольшой соломенной шляпки. Вроде и не разглядеть толком, но кажется, по размытому овалу с темными пятнами глаз и нечетким рисунком маленького рта, все равно определяется нежность и слабость, зависимость. Детка... и ее Идочка. Если, конечно, девочка на переднем плане и есть Ираида, чему все еще нет доказательств. Интересно, кто же писал ей? Отец? Или тот самый муж, отец Ираиды не по крови, а по закону, которого завертело в вихрях всемирной истории, и не найдешь документов - о том, что же с ним стало, не знает даже и дочь. Задремывая, Шанелька представила себе мужчину с сухим лицом, почти равнодушным, например, как лицо Бунина на старых фото. Или Булгакова. Тоже были не дураки насчет интересных женщин. А еще, жалко, что великая принцесса Хеит Амизи, оказывается, старше Елении лет на тридцать, то есть - поколение ее родителей. Было бы интереснее, если бы они - ровесницы. Как вот Шанелька и Крис. Кто знает, может они тоже были бы подругами. В те давно ушедшие времена.
Шанелька повернулась набок, суя руку под подушку. Вполне возможно, они все же были знакомы. Если, например, Хеит была матерью принца Пуруджи. То есть, свекровью Елении. Предположительно. Ой, лучше нет.
- Ты чего хихикаешь? - Крис тоже повернулась, в сумраке блеснули глаза.
- Так. Представила себе, вдруг бы ты была моя свекровь.
- Димочкина мамочка, что ли?
- Причем тут Димочка! - Шанелька смешалась, поняв, что в дремоте вдруг стала Еленией, примеряя на себя ее судьбу. Мысли путались, перепутывая реальные, предполагаемые и воображаемые родственные связи и сгоняя в одну толпу всех - Крис и принцессу, Елению с дочкой, стальную Ираиду, и вдруг - Димку Фуриозо (а кем же тогда его дочь Олька? И кому это кем?) ...
- Вот еще! - она приподнялась на локте, - а как звали принца, ты помнишь?
- Записывала, - Крис зевнула, - там сто имен, и все заковыристые. Ладно, давай поспим, до будильника.
Шанелька снова дремала, лениво беспокоясь о том, что снова никак не получилось связаться с Димкой. Эдак и правда, их семейная жизнь кончится, не успев толком и начаться. Но с другой стороны, а вдруг бы с ней что-то. Серьезное что-то. И вот она возвращается, из дальних странствий (вся в бороде и в шкурах полярного медведя, подсказала себе Шанелька), стучит в двери, а оттуда выводок новых Димочкиных детей и жена в переднике - ой, дорогая, я не мог тебе дозвониться, так чего время терять...
Через час будильник вырвал их из сновидений, а еще через полчаса хеб вежливо постукал в двери коттеджа. Сказал в приоткрытое окно:
- Ужин для вас, драгоценные ани. Я буду ждать.
- Да, - ответила Крис, колыхая штору, - будем минут через десять.
И снова ушла к зеркалу. Шанелька, сидя в кресле, с юмором наблюдала, как тщательно Крис подкрашивает глаза, внимательно рассматривая свое отражение.
- Что? - сказала та, поправляя плечики черного льняного платья в пол, - чего смеешься? А, ну то так.
- Красивое платье. Сама?
- Да. Больше обновок нет, все три уже переносила.
- Хеб выдаст тебе паранджу. А в этом ты еще сильнее похожа на фотку принцессы. Хорошо, что надела.
- Молчи уж. Пойдем?
Сад снова вел их подсвеченной тропой к той же аннуке, и еще издалека подруги увидели - в беседке Джахи не один. Вторым был Асам, уже привычно, но было и странное. Мужчины стояли напротив друг друга, и показалось или, вправду, ругались?
Просто спорят, успокоила себя Крис, но на всякий случай замедлила шаги. Шанелька тоже сбавила темп, прислушиваясь к незнакомым быстрым словам.
Джахи слушал, кивая, потом поднимал руку, словно пытаясь успокоить, и Асам умолкал, но, не давая возразить, перебивал начатую собеседником фразу, снова что-то горячо доказывая.
Выходя в свет беседки, Крис кашлянула, и оба оглянулись, сразу же замолчав на полуслове.
- Добрый вечер, - звонко сказала Шанелька, подбирая подол светлого платья, чтоб не спотыкаться на ступенях.
Мужчины молчали, глядя мимо нее на Крис в узком черном платье с глухим воротничком-стойкой под горло, но с полностью открытыми руками.
Та кивнула, пройдя мимо и села на позавчерашнее место, кладя рядом с собой маленькую сумочку. Удивленная и обеспокоенная молчанием Шанелька устроилась на соседней тахте. Но Джахи тут же разулыбался, быстро сказал что-то Асаму, и тот, резко поклонясь дамам, шагнул на дорожку. Там поднял руку, указывая на сидящую Крис. Сказал гневно несколько слов и скрылся, задевая плечами низкие ветви.
- Кажется, сегодня я не понравилась господину Асаму, - Крис повернулась к Джахи с вопросом на лице.
Но тот махнул узкой ладонью, призывая не обращать внимания.
- Асам имеет много забот, новых. Вы можете прощать его малую вежливость, он ушел и не стал беспокоить.
Тонкие руки парили над изобильным столом, приглашая не церемониться. Джахи уютно сел, подбирая босые ноги под длинную джалабию. Одобрительно осмотрел платье Крис, улыбнулся Шанельке. И придерживая на коленях чашечку кофе, заговорил, после короткого предисловия, положенного гостеприимному хозяину, о том, что готов рассказать обещанную легенду.
- Это может будет важно. Для вашего поиска, ани. Это удивительное дело, когда старая сказка, легенда, так? Когда она пришла из старых времен, но делает пользу для вас. Открывая душу истинных пуруджи.
Тут его рука с чашечкой поднялась, приближаясь к вышивке на груди. Джахи подержал кофе у сердца, поднес к лицу и сделал глоток. Уставил темные глаза куда-то поверх голов слушательниц. Вот и славно, решила Шанелька, накладывая в тарелку горячего мяса, комочков риса и добавив пару соблазнительных котлеток, пусть витает в облаках, не смущая, а мы пока от души поужинаем.
Джахи еще раз извинился за нескладный язык, выслушал уверения, что говорит хорошо и понятно. И начал.
Через минуту Шанелька перестала жевать, захваченная рассказом. И мысленно переводила чуть нескладные фразы в привычный ей поэтическо-сказочный язык, понимая, как именно должна звучать древняя история на ее настоящем языке...