Дома было просторно и прохладно. Женька ушел в ванную комнату, залез в ванну прямо в шортах и тишотке, включил душ и стал поливать босые пыльные ноги, закрывая глаза от удовольствия. Выключая воду, закричал через неплотно полуоткрытую дверь:
- Мам? Ты дома?
В ответ, покачиваясь на толстых лапах, прибежал Боцман, совершенно сонный, но готовый внепланово пожрать, задрал хвост крюком и стал яростно тереться о косяк двери, взмуркивая, чтобы поторопить Женьку в кухню.
- Фиг тебе, - сказал Женька, прыгая на одной ноге и ловя другую в полотенце, - ты и так толстый.
Боцман согласно замурчал еще громче и побежал впереди Женьки в кухню, с надеждой оглядываясь. Но Женька на полпути коварно развернулся и пошел по коридору к маминой комнате. Вернее, к бывшей родительской спальне, зачем-то мысленно поправил себя, хотя уже год специально старался про эту комнату так не говорить и не думать. Тоже мне горе, думал иногда Женька, сердясь на материны мокрые глаза и что снова смотрела альбом со старыми фотками, радоваться надо, что разошлись, пока молодая и красивая, он не дурак, видит, как на мать мужики смотрят, когда по улице идет. И еще радоваться, что ушел к своей Оленьке, когда Женька уже вырос, а не пацан десяти лет, чтоб матери мозг высасывать, ой ихде наш папа, ой мама, где жеж наш папочка. Хотя... Тут Женька честно подумал, держась за круглую граненую стекляшку на двери, что и в свои десять не стал бы так ныть. Да и мама, она конечно, страдает, но он-то видит больше соседей и подруг ее - дома стала совсем другая, не как раньше. Может полдня проваляться на диване, установив рядом на широкой спинке лаптоп. А может целый день готовить какой-то замечательный торт, чтобы потом половину раздать соседкам. И еще - берет Женьку, когда он согласен, и вместе они усвистывают в прикольные места, куда раньше почему-то и не придумывали. Женька не дурак, конечно. Он в первую очередь присмотрелся, а вдруг мать пытается тоску-печаль задавить. Но нет, когда торчали у борта катера, где, оказывается, капитанит матери бывший одноклассник, смотрели на пенные усы по зеленой воде - она смеялась, как девчонка. Потом типа спохватилась, когда прощаться, и вся такая томная, в смысле серьезная. Женька тогда психанул просто, будто батя ушел - это похороны и надо траурную рожу кроить, а то вдруг кто чего скажет.
Он так матери и сказал в тот раз, когда обратно шли...
- Мам? - он легонько постукал в белую дверь, а то вдруг она там переодевается, и приоткрыв, сунул внутрь голову.
Вздрогнул, когда по ноге прошлось мягкое, лохматое.
- Боцман!
Кот вспрыгнул на застланный диван, который мама Лариса с тех пор, как ушел муж, не раскладывала в двуспальное ложе, и тут же задрал толстую ногу, сунул к животу голову и оттуда посмотрел на Женьку с великим неодобрением. Не дал жрать, дай красоту навести спокойно - написано было на расписном, как у индейца, лице в роскошных белых усах.
Женька осмотрел раскрытый шкаф, кинутые на стул платья и кофточки. Упавшие флаконы на полке перед высоким зеркалом - еще бабкиным. Повернулся - на двери, где он самолично привинтил вешалочку с крючками, висели рядом с фартуком и халатом сумка-шоппер и маленький рюкзачок. А вот дамской мелкой сумочки, годной только, чтобы дезик с помадой туда запихать, ее - не было. Значит, мать ускакала куда-то в гости. Или с Маринчиком на выставку какую. А могла бы и позвонить.
Он присмотрелся и поднял с пола листок бумаги, который сквозняком унесло почти под письменный стол.
"Женчик, каша гр. в х-ке, кота не корми. Телефон сел. Витамины! Я буду поздно. Мама"
Машинально Женька отметил, оказывается в дурацком "Женчик" нет мягкого знака, а думал все время - есть. Значит, мать с Маринчиком, наверное, в гостях. Ну и правильно, ну и молодец.
- Приказано тебя не кормить, - сообщил Боцману.
Тот сразу же бросил ногу, вскочил, выгибая спину, и с надеждой уставился на Женьку.
- Пошли уже, - сказал тот.
Из витаминов в холодильнике оказались помидоры и арбуз. Кашу Женька, разумеется, отверг, и вытащив початый арбуз, отнес в кухню, отрезал от него ломтик, вернее, ломоть шириной в свою ладонь, остатки арбуза снова унес в холодильник. А Боцману вывалил в мисочку половинку кошачьей консервы, чисто из мужской солидарности.
Поедая арбуз, думал. Вернее, пытался выбрать, о чем бы подумать, столько всего за последнее время наслучалось. Надо, наверное, про Капчу, вон уже седьмой час, к восьми он по-дурацки должен приехать на Молодежку. Конечно, не поеду, решил Женька, выковыривая из сахарной мякоти черные косточки, позвоню, извинюсь. И стал вспоминать склон горы, серый валун и Женю, как она стояла неподалеку, обратив к небу лицо и раскинув руки с раскрытыми ладонями. Было так здорово, что он тут же расстроился. Потому что убежала, даже телефон не дала свой, ну и что - связи там нет, сама же говорила, если уйти повыше - она есть. Он бы смску написал, а она прочитала бы. Когда сможет.
В тарелке уже стояла розовая лужица сока, в ней плавали стаей крошечных рыбок арбузные семечки. Женька поднес тарелку ко рту и выцедил сок через стиснутые зубы. Вытирая губы и щеки салфеткой, вспомнил сколотый зуб Жени. Вообще, если шагнуть в сторону от суеты, и все увидеть, как есть, то получается все очень странно.
Это мать его так учила. Шагни в сторону от суеты. Увидишь, все как есть. И вот тоже - он отвлекся от мыслей о Жене - она недавно стала так говорить, а раньше - никогда. Когда отец дома жил. Как будто он ей запрещал что-то, но ведь не запрещал? Другая стала. Хотя, как заведет со своим Маринчиком, ах, какой, ах Мариночка, и как же теперь... Будто урок отвечает, что всем одинаковый задали выучить.
Но - Женя. Женька сидел, глядя на черный смартфон, уложенный подальше от тарелки. Думал. Имена у них одинаковые. Бывает, да. Всякие Валентин и Валентина, а еще Саши-Александры. Но тот лохматый в бороде от ушей, он ее почти ругал, подкалывал сердито, насчет фамилии, что ли? Дразнил усадьбой и полисом. Может, у нее тоже родители развелись и нужно было выбрать, чью фамилию себе взять? Так бывает, кивнул сам себе Женька, крутанув смартфон на бамбуковой салфеточке. Тогда интересно, какая же вторая фамилия? Если выбрала - Местечко. Не дурочка, понимала же, дразнить будут всегда. Вон мать рассказывает, у них в конторе, взрослый же народ, и то постоянно чего-то ржут и придумывают вокруг фамилий. Олега Дмитрича, который внезапно поменял паспорт, взяв фамилию жены, теперь постоянно называют очень длинно - а, Колышкин, который в девичестве Филькинштейн? Хорошо, сам Олег Дмитрич понимает, что не со зла и не потому что он еврей, та все двадцать лет там знают, что он еврей, а вот когда взял фамилию жены, то и стали шутки шутить.
Женька надавил на кнопку, проверяя время. Пора звонить Ане, но совсем неохота слушать ее шуточки.
Ладно, решил, трогая пальцем рыжий нос Боцмана, который вылизал мисочку и уселся на соседнюю табуретку, положил мохнатый подбородок на край стола, принимая участие в мысленной беседе.
...Допустим, выбрала, потому что сильно любит. Мать там. Которая Местечко. Или наоборот, батю. Но в семейной жизни у них точно чего-то не так, если не могут дочери зуб починить. Хотя, она боится. Может, не идет просто. А их вообще нет, если она хозяйничает в стеклянной кухне.
- Может, они путешественники, - сказал Женька Боцману, сам улыбаясь, фантазирует, как первоклашка, - на полюсе!
...Зато косматый дядька ее позвал, почти как фильм этот, про океан в космосе. Соларис. Женька сразу даже не понял, потому что кино ему не понравилось, вместо космоса одна дурацкая любовь, предупреждать надо, что кинчик чисто бабский. Но, когда матери заикнулся, вот было разговоров - на целый вечер. Ах, "Солярис", ах шедевр, Толковский. Нет, Торковский. Кажется. Оказывается, старое еще кино есть, отечественное. И что же ты книжку не читал, Женчик, знаменитый роман фантастический. Да ты хоть знаешь, кто такой Станислав Лем? Ну, он ее тогда отбрил, еще бы - не знать Лема. Они с Капчой целый год в седьмом читали "Дневники Йона Тихого", ржали, как кони. Капча вообще книжек мало читает, но на эту запал. Тем более, там рассказики короткие. И было прикольно, как будто у них свой собственный язык, шифр разведчиков. Капча увидит в коридоре Тошу - учительницу астрономии, пальцем тыкнет и важный такой - "горечница безумная! Разновидность горечницы разумной!" и оба ржут, за животы хватаются.
Но про Солярис Женька читать не стал все равно, слишком там сложно и много рассуждений, мало приключений. Мать ему коротко пересказала. Вот когда она пересказывает, то кажется - где-то обязательно должна быть такая книжка - крутая совершенно. И такое же крутое по ней кино.
Но дядька от ворот кричал другое, вспомнил вдруг Женька. Он ее звал - Сола! А насчет Соляриса Женька напутал, потому что сама Женя ему говорила, нет, тоже кричала, перекрикивая ветрище - это Соларис, вот что кричала.
Так все запутано...
- Еще Меотида, - сообщил он Боцману. Тот расширил глаза, мол, слышу, и снова зажмурился, кажется, сладко заснул, прям подбородком на столе.
Женька вздохнул, взял смартфон и найдя номер Аны, приготовился слушать гудки и ее потом возмущение.
"Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позднее. Аппарат абонента..."
- Вот черт!
Было уже почти семь вечера. За тонкой шторой ярилось солнце, сквозняк гнал в кухню жаркий, как горячая вода, воздух. Даже вставать не было сил. Тем более, одеваться и куда-то идти. Хотя на гору, в странный дом, Женька не просто пошел бы - побежал. Но нужно разобраться с Аной. Она конечно, та еще змиючко-олэнко, но все равно будет честно - предупредить, что он не придет.
И снова тыщу раз жалко, что вечер так криво складывается! Мать удрала, как раз бы уйти на гору, позависать в стеклянном домике, получше увидеть белый лабиринт, ну или забрать Женю и полазить наверху, по гребням холмов. Там и жара не такая дикая, со всех сторон дует.
Он снова вызвал номер Аны. Снова сбросил несостоявшийся вызов. Времени у него - с полчаса. Потом, если эта каракатица не подключит мобилу, придется сгонять на Молодежку.
Женька ушел в комнату, кинул на диван простыню, чтоб не ерзать горячими ногами по покрывалу - оно жарче, чем прохладная простынка. Положил рядом смартфон и снова задумался.
И еще вот странность. Когда в первый раз Женю увидел, она показалась совсем некрасивой. Вот напрочь. Ни фигуры, ни лица, все какое-то будто специально другое. Вполне нормальное, конечно, но... Кругом, везде, в сети, в социалках, в рекламе, которую запихивают в пиратские видео, скачанные с торрента, - телки напрочь другие. Похожи друг на друга, как близняшки, да. Но потому и похожи, что хотят быть покрасивее. Чтоб ноги - длинные. Сиськи - круглые. Жопа опять же - как два шарика. Личико маленькое, глаза здоровущие. Волосы намаслены, чтоб висели. Конечно, есть всякие другие, как например, Натали из параллельного. Она пострижена под пацанчика, сисек нету, но у нее ноги от ушей и вообще она жутко красивенькая. Ана аж млела от счастья, когда та наконец, в другую школу ушла. А Женю Местечко никак красавицей не назовешь. Но почему-то, когда она болтает, на нее смотреть хочется. А когда улыбается, прикрывая рот ладонью, то у Женьки губы сами растягиваются, аж уши двигаются, как у кота. И вот сейчас, когда по материному рецепту, он впервые с начала их знакомства "шагнул в сторону" посмотреть, то даже вспомнить, почему Женя казалась некрасивой, он не может. Теперь скорее Ана кажется ему противной, со своей выпяченной задницей в белых лосинах и с постоянно намазанным тональным кремом лицом. Как... как фигурка на торте - вспомнил Женька шедевры, выставленные в стильной кондитерской. Такая же вся нарисованная и масляная.
Размышляя, он каждые пару минут брал смартфон и выслушивал вежливый механический голос. И наконец, решительно сел, шлепая в линолеум босыми ногами. Какого хрена! Так. Полчаса на поездку, ну там еще полчаса, вряд ли Ана приедет к восьми, а если не будет ее к половине девятого - сама, значит, виновата. А будет - он извинится и свалит. Успеет на гору к девяти. Жалко, что солнце уже садится раньше. Но все равно. Можно покричать ее снаружи. Она услышит и выйдет. Или выйдет косматый и натравит на меня козу Меотиду, прикинул Женька, засмеялся и ему стало совсем хорошо.
Уже одетый, он забежал в комнату матери, на обороте ее записки, усмехаясь, оставил свое послание.
"Записку нашел под диваном! Ты чего? Я ушел, буду поздно. Не волнуйся. Кот пожрал. Телефон заряди!!! Я позвоню"
Унес записку на кухню и, как положено, придавил сахарницей.
***
Закат Женька благополучно пропустил, успел только увидеть полыхающее алыми красками небо, когда усаживался в маршрутку. Значит, понял, на пляже будет совсем уже вечер. Хотя в такую жару народищу там будет - до ночи не протолкнуться. Хорошо, что сама Молодежка - она за скалой и старым яхт-клубом, а обычный цивильный пляж с песочком и грибочками - отдельно. Детишки с бабулями и семейства, что приехали на машинах, там и кучкуются. Хотя, вот если бы мне машину, мечтал Женька, трясясь на жарком колючем сиденье, я бы ездил далеко, туда, где много песка, нет никого. И - ветер. Мать все время вздыхает, ох, этот ветер, снова ветер. А Женьке нравится. Он ей все время говорит, ну если б не дуло, прикинь, жарища была бы! А она в ответ, ну-ну. Ты еще скажи, тебе нравится зимний норд-ост! А что? И нравится. Если одеться и капюшон на башку, на набережной такие волны. Дома, а не волны! Бахают, как пушка стреляет. Но машину батя забрал, так вместе решили - им с матерью квартира, ему - тачка и жить у Оленьки. Справедливо, конечно, еще не хватало, чтоб он ходил туда-сюда, мотал матери нервы.
Идя от остановки к берегу, Женька посмотрел на время. И немного занервничал сам, ускоряя шаги. Потому что уже почти восемь, а они толком же не договорились, где именно встретятся. Молодежка, конечно, маленькая - полсотни метров под нависшей скалой, но там постоянно трется народ, девки визжат, заходя в воду по острым камням, пацаны ныряют с маленьких скал, что торчат дальше в море. А потом девки визжат, потому что под водой травища, вырастает длинная - плывешь, гладит по пузу. Женька терпел Молодежку еще и поэтому - он травы не боялся, и можно было нормально там поплавать, не волнуясь, что ногой заедет кому по макушке.
Низом он идти не стал, поднялся по грунтовке на самую макушку широкой скалы, где совсем недавно, в августе, снова копались археологи, в развалинах еще одного античного городища. Ступил на край, заглядывая со скалы вниз. Вдруг она уже там и отсюда видно, где ждет.
Но среди смутно видимых в полумраке голов Аны он не разглядел. Снова вытащил смартфон, без надежды потыкал в кнопку, злясь на то, что, наверное, как мать, не уследила и теперь ходит с разряженным. А даже если бы собирались вместе купаться, он бы звякнул и нашлись бы в секунду, обычное дело.
Ветер гулял по разрытой скале свободно, шевелил сухую траву - высоченную, и как не спалили, удивительно. Кидался к Женьке, охлопывая его мягким теплыми лапищами, шевелил на лбу растрепанные густые волосы, дул в потную шею. Вниз спускаться совершенно не хотелось. Но придется. Вряд ли Ана полезет сюда на своих каблучищах.
- Жекочка?
Он резко повернулся, взмахивая руками. Ветер мягко толкнул его в бок. И только сейчас Женька понял - стоит на самом краю, а внизу острые края скалы и под ними далеко, как, наверное, три этажа - каменная плоскость, усыпанная колючей крошкой.
- Черт! - смартфон выпал из потной руки, кувыркнулся, исчезая в каменном провале.
Под ногами ничего не было видно, потому что почти напротив, подъехав по грунтовке к самому раскопу, автомобиль ударил дальним светом, слепя глаза и делая под ногами все совершенно черным, с яркими островками света на маковках острых камней.
Ана стояла перед машиной - тонким изящным силуэтом, изогнулась, уперев руку в бедро. Пропела с насмешечкой:
- Яви-и-ился все-таки.
- Ты же сама, - удивился Женька, прикрывая глаза рукой и пытаясь разглядеть, кто там, внутри машины, но не видел ничего, кроме завесы белого света и черной фигурки, - согласилась. А я тебе звонил, сказать хотел...
- Ты что-то слишком много. Болтаешь, - перебила его Ана.
- Что?
- Ничего! Лезешь, куда не надо. Тебя кто просил, на фесте, а? Кто просил встревать? Насчет меня!
Женька промолчал, ошарашенный истеричной злобой в ее голосе. Ничего себе! Он ее спас, припугнул шестерок Нориса. Получил за это по морде так, что не мог челюстью шевелить. И он же теперь виноват? А приехала на машине, вдруг с холодком по лопаткам понял Женька, ну да, у нее подруга с тачкой. Но вдруг...
В ответ на его опасения хлопнула дверца. Рядом с черным силуэтом Аны нарисовался еще один - явно не девчачий. Мощные плечи, бицепсы, выше света тонула в темноте стриженая голова - Женька успел ее разглядеть, когда водила наклонился, поднимая что-то уроненное.
- Так вот, Смола, - звенящим голосом продолжила Ана, - ты подойди, а то стоишь там, зассал, что ли?
- Нет, - осторожно возразил тот, нащупывая ногой ровную площадку, бездна за спиной его сильно беспокоила, - я смартфон уронил. Темно. Не могу найти.
- А я сказала, подойди! Потом поищешь свое барахло.
- Позвони мне, - попросил Женька, наощупь делая шаг от края скалы, - позвони, я его увижу. И свет. Я не могу же идти.
- Зямочка, - нежно обратилась к водителю Ана.
Женька скривился, опуская лицо и всматриваясь под ноги. Зямочка! Тот самый, что тащил ее в палатку, ясно зачем! И не один, на троих хотели поделить. Потому что урод Чак разрешил. Она что, совсем идиотка? Снова с ними будет хороводиться?
Свет внезапно погас, вернее, фары потускнели, фигура Аны потерялась в вечерней темноте. Снизу смеялись и вскрикивали, а сбоку, где пляжик поворачивал, следуя изгибу скалы, поднимался резкий запах жареного мяса.
Женька уперся руками в колени, пытаясь разглядеть смартфон. Может быть, ну его, и сбежать? Но бежать было некуда, да и машинку было ужасно жалко, шесть тыщ, целая куча фоток и музыки. Зяма его сильно пугал, а поиски телефона могли оттянуть общение. А еще, вспомнил Женька, там, куда уходят неровные провалы с верхушки скалы, есть пещерка, и пацаны трепались, что в ней подземный ход. Врали, конечно. А жаль.
Со стороны машины приближались тяжелые шаги. Женька успел удивиться, что слышит их, но сразу понял - ветер с той стороны, приносит. Вслед Зяме что-то чирикала Ана, по своей привычке сразу обо всем и не поймешь, чего ей нужно. Но ветер принес несколько слов, Женька, согнувшись, ступал вроде бы навстречу Зяме, но на деле шел все ниже, в сторону темного провала, к словам прислушиваться не стал, зато показалось или нет - расслышал в них страх. Страх?
Но рассусоливать о том, что чувствует Ана, было некогда. Пора решать. Еще один шаг, и он окажется в ловушке. Отсюда еще можно попытаться проскочить на боковую тропинку, что тянулась вдоль обрушенной низкой стены - Женьке по пояс. А шаг, и тропинка останется за спиной, и на ней - Зяма. Придется разбираться, что они там хотят. Ничего хорошего, мрачно подсказал внутренний голос.
- Куда полез? - так же мрачно осведомился Зяма.
И Женька от испуга этот решающий шаг сделал. Тут же впереди мигнул маленький квадратик света, погас и снова зажегся. Прикусив губу, он быстро, но аккуратно сделал еще несколько шагов, туда, где светил экраном его упавший телефон. Схватил, выпрямляясь и оборачиваясь. Зеленовато-бледное небо темнело на глазах, но еще показывало на фоне точечных звезд темную мощную фигуру, что согнулась, засматривая в пыльный каменный мешок.
Женька понял - Зяма сейчас засветит фонарь. И все. Некуда деваться.
Вытянул руку со смартфоном, тыкнул наугад два раза, надеясь, что автоматом надавил правильно. Мощный луч ударил через пыльную темноту, закруживая в белом свете пылинки. Зяма выпрямился, закрывая ручищей глаза. Заорал, приложившись башкой о козырек свода. И матерясь, включил свой фонарь, спрыгнул, не обращая внимания на треск тишотки, которая оставила на каменном выступе кусок рукава.
- Ах... ты... скотина мало-лет-няя...
Женька попятился, прижимаясь лопатками к буграм и выступам позади себя. Его смартфон внезапно погас, как будто слепящий свет фонарика (а никогда же не светил с такой силой), в минуту высосал весь заряд. И он остался в каменном мешке, освещенный совсем уже близким светом из огромной руки противника.
- Дебил недоношенный, - пропыхтел Зяма, перекладывая мобильник в левую руку, - да я...
И тут Женькин телефон заорал. Завыл сиреной, мигая в опущенной руке. Загремел каким-то маршем. Зяма от неожиданности качнулся, зарычал, бесясь еще сильнее от того, что вместо привычного удара приходится постоянно пугаться, занес руку.
Смартфон завибрировал и Женька, пытаясь закрыться, увидел на пылающем яркими красками экране - картинку. На мгновение забыл обо всем, как будто время тоже споткнулось и замерло, чтобы успел разглядеть.
Там, среди светлых плоскостей, уводящих к центру экрана, пылало солнце - огромным алым шаром, еле втиснутым в легкие рамки проема. И на его фоне стояли два силуэта - мальчик и девочка. Держались руками.
- Э, - сказал Женька, удивившись так сильно, что повернул картинку к Зяме, словно приглашая того тоже посмотреть.
И удивился еще сильнее, когда тот заорал, роняя мобильник и хватая себя за лицо. Из-под растопыренных пальцев бежали слезы, сверкая в могучем алом свете, что исходил из экрана. Шатаясь, Зяма шел вперед (а Женька так понадеялся, что тот развернется, отступит), хрипел что-то, набычивая стриженую башку.
Женька выставил перед собой смартфон, пытаясь светом удержать нападение. И вдруг заорал, как кричал косматый мрачный хозяин Меотиды:
- Соларис! - орал Женька, выпрямляясь под низким сводом, а еще кричал, - Со-ла! Со-ла-рис!
И замолчал, оказавшись в кромешной темноте, полной устойчивого теплого ветра. Сильнее сжал в пальцах мобильник, не понимая, что происходит - он стоит, или - летит? Или падает со скалы?
Другую руку нашли теплые пальцы. Рядом услышался смех.
- Ну ты и орал, - сказала Женя, потянула руку, увлекая его вперед - быстрее и быстрее, - я думала, у меня уши отвалятся.
- Я...
- Помолчи пока, - она дернула его за руку. И снова засмеялась, слушая, как он кашляет, наглотавшись тугих ветреных потоков, - не успела. Извини. Я скажу, когда можно говорить.
Сверху посвистывало что-то, пролетая, нет, успел подумать Женька, наверное, это мы. Летим. И тут же крепко приложился темечком в это пролетающее. Но не отключился, просто от боли стало вообще все равно - летят или бегут. И куда.
- Готово, - деловито сказала Женя, отпуская его руку.