На маленький Остров, носящий в картах имя коса Тузла, упала вечерняя темнота. Нет, просто пришел вечер, приведя с собой сумерки, полные мелькания крошечных летучих мышей и сладчайшего запаха цветущего лоха, - в комнате, где горела на потолке голая лампочка на длинном шнуре, было ярко, от этого и казалось, что окно почти черное за белой занавеской. Там, за распахнутой створкой, звякала посуда, принося запах борща и котлет, переговаривались люди, кричали, топоча и смеясь, гуляющие детишки. Временами мирный вечерний шум перекрывал мощный голос сердитой бабки.
- То-оля! - орала бабка, громыхая на веранде кружками и чайником, - То-оля-а!
- Тута я! - сердито отвечал Толя и с топотом убегал; пыхтя, как еж, продирался в кусты за перилами, откуда ему навстречу раздавалось радостное девчоночье хихиканье.
Всякий раз, когда бабка кричала, Рита вздрагивала, промахиваясь мимо глаза щеточкой жирной туши. Чертыхаясь, усаживалась удобнее, качаясь на зыбкой кровати и удерживая перед лицом раскрытую пудреницу. На подушке разложены были дамские богатства: потертая еще одна пудреница (бывшая мамина), пенальчики дешевой помады, покупаемой на обеденные деньги в универмаге, пара тюбиков крема (один - детский), прозрачные коробочки с тенями - от ярко-синих до драгоценных, подаренных когда-то маминой подругой, серебристо-коричневых. Еще - флаконы с лаком для ногтей и пузырек с жидкостью для снятия лака. Еще - укатился Рите под бок жестяной флакон с маслом для загара, еще - коробок спичек с затолканным рядом со спичками комочком ваты. И несколько иголок в отдельном коробке - разделять слипшиеся от туши ресницы. Сбоку лежала, распахнув опустевшее нутро, самодельная косметичка, сшитая Ритой из старого болоньевого лоскута.
У овального зеркала Алька гремела дырчатыми железячками бигудей, снимая их с челки и складывая в матерчатый мешочек. Осмотрев лицо, взбила надо лбом крутые кудри, осторожно расчесала редкой расческой. Плюя на пальцы, уложила челку попышнее.
- Блин, сеструха лак забрала. Надо было у нее попетрить. Но там такой огнетушитель! Ой, а ты взяла свою пшикалку, от пота которая?
- Взяла, - помедлив, сказала Рита, складывая щеточку в разболтанную картонку с кирпичиком ленинградской туши. Поморгала, проверяя ресницы, отягощенные десятью слоями черной краски. У нее были длинные ресницы, вроде бы это и хорошо, но загнутые концы летом выгорали - раз. А второе - тушь оставляла на верхних веках черные точки, там, где ресницы к ним прикасались. Но не ходить же совсем ненакрашенной, полагала пятнадцатилетняя Рита, как и все ее одноклассницы. И как почти все они, не потому что считала себя супер-красоткой, а совсем наоборот. С таким количеством недостатков - была уверена Рита - кто ж на нее посмотрит, если не накрасить глаза и не скрыть пудрой прыщики, сгоревший нос и прочие ужасы.
Рита промолчала, раздумывая, как ответить, чтоб не обидеть. Обижалась Алька очень легко, но потом так же быстро отходила, если была возможность величественно обидчика простить. А прибалтийского дезодоранта Рите, и правда, было ужасно жаль. Дефицитная штука, мама принесла с работы, ей подарила приятельница, и она, пожав плечами, отдала диковинку дочке, объяснив с гордостью, что никогда проблем с потением у нее не было, и вообще непонятно, в кого же Рита такая пошла. Уверенности в себе Рите это никак не прибавило. Тем более, что мама не врала, она действительно никогда не потела под мышками, даже в летнюю жару, и пахло от ее одежды только духами. И еще у нее были невероятно гладкие ноги и руки, а у Риты, в чем она боялась признаться даже самой себе, но ведь зеркало не врет - был кошмарный пушок на верхней губе, не говоря уже о ногах и руках. И что с этим делать, она совершенно не знала. Альке в этом плане она смертельно завидовала, у той лицо и руки были гладкими до блеска. Но вот потела Алька еще похлеще, да и все в классе потели, особенно когда носили так называемую "зимнюю форму" - шерстяные коричневые платья с белыми воротничками и черные передники. Школьные платья Рита ненавидела за их одинаковость, за то, что узкие рукава резали под мышками, а задница блестела - никаким утюгом не отпаришь. Но больше всего за то, что практически у всех девчонок под рукавами выцветали, почти до белого, пятна от пота, которые - хоть тыщу раз стирай, все равно цепко держали запах. Но вообще-то, никто этим сильно не заморачивался, а вот Рита страдала сильно, и старалась не сидеть за одной партой с Танькой Челухиной, которая благоухала, как грузчик на работе. Так что, нарядный флакон с дезодорантом, расписанный непонятными словами поверх серебристых завитков и изгибов, был для нее невероятно прекрасным и нужным чудом. И Рита заранее с ужасом оплакивала день, когда он кончится. Пшикая в ладонь скупо отмеренные капли, встряхивала флакон, прислушиваясь, как внутри шуршит остаток жидкости. И королевская небрежность Альки, которая длинно давила на кнопочку, направляя под задранную руку щедрую струю, ее очень злила. Но не говорить же лучшей подруге, что жалко. Обидится, да еще издеваться будет при каждом удобном. Один раз Рита попыталась ей объяснить, что дело не в жадности вовсе, а просто - кончится и где взять новый? Никогда их не продавали в магазинах, и даже у спекулянтов на базаре нет - Рита спрашивала. Тетки только смеялись и пожимали плечами. Так же тогда рассмеялась и Алька, выслушав подругу.
- Ну ты и зануда, Розова. Придумаем что-нибудь. Это ж не щас еще.
Так что больше Рита с Алькой своими страхами по поводу дезодоранта не делилась, хотя не переставала удивляться ее пофигизму, иногда ему завидуя и прикидывая, может быть так и лучше, чем вечные собственные страхи о том, что будет, но чего пока не случилось...
Та потрясла его, задрала блузку и напшикалась, кашляя и щуря накрашенные глаза. Потом, кряхтя, изобразила реверанс, пытаясь отодвинуть скованную узкой юбкой босую ногу.
- Я вам етого никогда не забуду, мадмазель Маргаритова! Мой вам поклон и всякие... всякие... м?
- Другие фиговины, - подсказала Рита, пряча флакон на дно косметички.
- Другие фи... тьфу ты. А ты этого Сашу, который с Тазиком, в лицо увидела хоть?
- С каким тазиком? - Рита, снова вытащив флакон из косметички, положила его на подушку, полную мелочей, встала, пытаясь придумать, что нужно взять с собой на эту их дискотеку, - а-а-а! С Тазиком? Так бы и говорила, мадам Курочкина, с Тазиком! А то с тазиком, с тазиком. Не-а. Когда б?
- А я - да. Когда кефир ходили смывать.
Тут Рита обиделась, как часто обижалась на непонятную ей скрытность лучшей подруги.
- Да не дуйся. Прикинь, мы в кефире и вдруг такие, ой, ма-а-альчики. Они у спасалки торчали, с девками какими-то лялякали. Смеялись. Так что и хорошо, что мы сбоку и потихоньку.
Рите вспомнилась теплая вечерняя вода, бликующая закатным светом, почти пустая полоса пляжа и совсем уже темные кроны деревьев. Да, она слышала смех и разговоры у белого кубика спасательной, но внимания не обратила, думая о том, как получше смыть со спины кефир, не потеряв при этом купальный лифчик.
- И как он? - уже мирно спросила подругу.
- А там темно, под кустами-то. Кажись, выше Тазика. Тазик Славик, хы. А у того Саши только голова белелась, интересно, может, он волосы красит? Ну, в смысле, перекисью осветлил.
Рита посмотрела на часики, обхватывающие запястье. Нащупала ногой белую босоножку-стукалку и, морщась, сунула в нее ступню.
- Без пяти девять, между прочим. Вот щас и увидим, какая у него голова.
Перед выходом обе в сотый раз осмотрели себя в зеркале, общупали руками, проверяя рискованные места. Алька повесила на плечо бисерную сумочку, а Рита, подумав, вытащила из хипповского мешка пудреницу и сунула в задний карман вельветок. Не хотелось ей таскать здоровенную сумку.
Дважды провернув в замке ключ, подергала для уверенности и спрятала его в сумочку.
Стукая каблуками, они сбежали по деревянным ступеням, обошли домик и двинулись по аллее, освещенной аквариумным зеленоватым светом нечастых фонарей. Ветки лоха бросали на серые плитки черные тени. И тени девочек ярко рисовались среди замысловатого орнамента, прятались под ногами, потом вырастали, бледнели, а из-под ног уже ползли новые, послушно повторяя мерность фонарного освещения.
Вокруг было довольно шумно, пробегали дети, толстая дама плыла навстречу, осторожно неся вскипевший чайник. Но главное, в направлении клуба (или красного уголка), обгоняя девочек или двигаясь за их спинами, или - маяча впереди - шли их ровесники, молодняк, девчонки и парни, явно приодетые в предвкушении дискотеки.
Рита, по своей привычке сразу же готовая любому, вернее, любой уступить место на пьедестале, замедлила шаги, с грустью рассматривая короткие юбки, сабо на высоченных деревянных платформах, маечки в обтяжку, браслеты на загорелых руках, белые, черные, рыжие волосы, взбитые так, что казалось - на голове и плечах целая копна. На фоне множества девчонок, хихикающих и оглядывающихся, парни несколько терялись бы, но каждого, кто проходил или стоял рядом с домиком, осматривали десятки внимательных глаз, чтоб толкнув подругу локтем, прошептать что-то на ухо, рассмеявшись.
Алька наоборот, шла, гордо выпрямившись, встряхивала завитыми волосами, с легким презрением оглядывала тех, кто пробегал, толкая невзначай. Но Рита видела, что движения ее чересчур резки и слишком уж часто она поправляет волосы над ухом - нервничает тоже.
Идти было совсем недалеко. Брезентовое шапито клуба располагалось на их же стороне, буквально через три домика, торчало темным краем с хлопающими матерчатыми заслонками на вырезанных окошках, а музыка слышалась с другой стороны, где шатер открывал широкий вход на расчищенную песчаную полянку.
- Все напоминает о тебе, - печально страдали голоса, потом прерывались скрежетом и воем динамиков, потом кто-то орал раздраженно, - да, Колян же!
И продолжали с полуслова:
- мир, который вместе видел нас...
В последний раз
Потом песня умолкла, сменяясь снова бурной дискуссией и завелась другая, уже на английском:
Mamma mia, here I go again
My my, how can I resist you?
Рита улыбнулась Альке, снова прибавив шаги. Шлепнула на щеке комара. Да пусть там хоть кто, зато музыка хорошая. Ну и не просто же так этот Славик приходил. Хотя, может он просто не знал, сколько тут еще красивых девчонок. По-настоящему красивых, уточнила, думая о себе и своих чудовищно-кошмарных недостатках. Но фиг с ними, недостатки подождут.
Центр поляны был пуст, но по краям толпился народ, шевелился цветным ожерельем. Девочки встали сбоку, рассеянно оглядывая толпу и полотнища входа, откинутые и привязанные веревками. Внутри, в ярком цирковом свете видны были неровные ряды разнокалиберных стульев, криво повешенный белый экран и на самом пороге - большие черные динамики, за ними - группа парней возилась с магнитофоном на столике, раскладывая рядом бобины с блестящими хвостиками лент.
- О, - сказала Рита, притопывая ногой, а каблук увязал в песке и пятка хлопала о скользкую подошву, - "Полис" завели. Классная группа.
Алька фыркнула, нагнулась к ее уху:
- Ты только отличницу с себя не строй, ладно? Ну, если к нам кто. А то убегут же.
- Это ж... - растерялась Рита, - ну это не про книжки же. Серега слушает все время, у него куча классной музыки. И названия написаны.
- Во-во, - Алька стреляла глазами по сторонам, одновременно делая равнодушное лицо. Вдруг окаменела, сделав его ну совсем уж равнодушным, - там, в кустах, за палаткой этой. Да не верти башкой, заметят!
Рита снова хлопнула себя, на этот раз по шее. Проклятые комары. И щиколотки уже все чешутся. У круглого бока шатра крутились какие-то тени, мелькнула светлая, коротко стриженая голова, забелела футболка, четко отделяя почти черную в сумерках шею и такие же руки.
Она хотела кивнуть, мол, вижу, вижу Сашу, прием-прием. Но воздержалась, чтоб Алька и дальше играла в партизанов.
Наконец, визги и скрежеты кончились, и без всякого перехода, без пауз, из динамиков полился тоскливый голос, приглашая всех к медленному танцу.
- Песни у людей разные,
А моя одна на века.
Звездочка моя ясная,
Как ты от меня далека...
Рите не так чтобы нравилась эта песня, три года назад мама запихала ее в санаторный лагерь, и там девчонки, удрав с тихого часа, ставили на дальнюю лавочку в кустах старинный патефон, который ушлая Светка по прозвищу Мамай стырила из кладовки своего деда, и без конца крутили две маленькие пластиночки. Вернее, было их две, а крутили только эту вот песню, завывая в такт солисту жалостными голосами. И топтались парами, обхватив друг друга за талии - двенадцатилетки в линялых от летнего солнца еще детских сарафанчиках.
Но сейчас было не до личных пристрастий - держась немного сбоку от центра, куда уже начали выходить пары, шли в сторону девочек их утренние знакомцы. Станислав-Славик - в подвернутых над босыми ногами джинсах и черной рубашке, тоже с подвернутыми выше локтей рукавами. И Саша, с его почти белой головой, смуглым лицом, в белой футболке и каких-то светлых штанах, отчеркнутых от верха широким кожаным ремнем. Высокий такой Саша, успела отметить Рита, а сердце от волнения глухо забилось, и вспотели ладони (она украдкой вытерла их об штаны), значит, Алька с ним захочет знакомиться, потому что - высокий.
- Поздно мы с тобой поня-аа-ли, - проблеял певец и вдруг, щелкнув и треснув, музыка умолкла.
Несколько пар на песке остановились, откачиваясь друг от друга, кто-то закричал, возмущаясь, и засмеялась, переговариваясь, толпа.
А может и не к нам вовсе, думала Рита, страшась смотреть прямо и разглядывая то кусты сбоку, то небо с еле видными тут капельками звезд вон, остановились... музыку ждут...
Трепетать она устала, тем более, что комары становились все настырнее, и шлепнув себя по локтю, качнулась к Альке:
- Жалко, что у "Гвоздики" такой запах чумной, я б щас вся облилась. Забодали эти комары.
- Глянь, у меня ресницы не размазались? Мы с тобой, когда посуду мыли, я прям перепугалась, а вдруг что не так, а в зеркало не посмотрела же. После еды.
Динамик повыл, прерывая невнятные разговоры, и голос запел опять, с нового места:
- Облако тебя трогает...
Двое, будто их тоже включили, возобновили движение. Славик улыбнулся. У Риты екнуло сердце - точно, идут приглашать.
И вдруг Алькины пальцы ухватили ее запястье, дернули, увлекая за собой.
- Что? - успела сказать Рита, и почти прыгнула следом, чтоб не упасть с предательски неустойчивых стукалок.
Нагнулась, угодив макушкой в колючие ветки, еле успела выдрать рукой застрявшую прядь. И через секунду неслась следом за подругой, вихляясь на буксире мертвой хватки. Алька цокала, совершая по аллее, сейчас почти пустой, мелкие, стянутые разрезом юбки шаги, и голова по-птичьи вытянута вперед на длинной шее.
- Да-по-до-жди-же! - Рита бежала, через шаг подворачивая правую почему-то ногу, потом рассвирепев, скинула стукалки и, выдернув руку, остановилась. Тяжело дыша, крикнула вслед, - все!
Алька тоже остановилась, но возвращаться не стала, только замахала, как мельница, длинной рукой, оглядываясь по сторонам.
Тут музыка была не такой громкой и ее звуки мешались с мерным тарахтением генератора, который располагался в углу территории, совсем недалеко от их домика.
Рита упрямо стояла. Алька медленно подошла, независимо покачивая сумочкой.
- Ну? - потребовала ответа Рита.
- Ну-у-у... - Алька помялась, потом махнула сумочкой в сторону второго ряда домов и кустов за ними, за которыми - пляж, - а пойдем на берег, а? Я там скажу.
Рита подхватила стукалки и молча последовала за ней на тропинку под стеной домика, потом через кусты на пляж, уже совсем темный, бликующий огромной плоскостью воды за полосой песка с черными силуэтами зонтиков.
- Ну? - сказала снова, когда уселись на занесенный песком остов старой лодки.
- Ну... ты сказала, про зеркало. После еды. А я подумала, про чеснок. Понимаешь?
Почти у босых ног поплескивала вода. И так странно, музыка стала почти неслышна, будто они убежали совсем в другой мир. Правильно, подумала Рита, к другому морю.
- Не понимаю, - призналась, с удовольствием шевеля пальцами ног на прохладном песочке.
- Да? Ну просто же все! Эти пришли, ну этот, Тазик в смысле.
- Алька, я тебя убью. Мне только интересно, ты скажи сперва, а потом точно - убью.
- За Тазика, что ли? Та-а-ак. Интересно. Ты что, ты влюбилась, что ли?
- Я? - Рита сунула ногу поглубже, расковыривая пальцами рыхлую сыпучесть, - а когда бы вообще? И с чего взяла?
- Чет ты заступаешься слишком.
- А не надо потому что незнакомого человека и сразу Тазиком! Он нам ничего ж плохого не сделал. Ты говори давай. Про чеснок свой.
- Пришел, - послушалась ее Алька, - Та... Славик твой.
- Не мой!
- Не твой. Славик. Пришел.
- Тьфу ты.
- Не мешай! Хотя все ж ясно, любой тупица поймет. Любая.
- Ну?
Алька вздохнула. Длинные ноги белели стукалками и чернели лакированными ногтями. Щелкнул и снова щелкнул замок ридикюльчика.
- Я тока щас поняла, мы же с тобой чеснок жрали! С картошкой. От него же воняет. От нас, то есть. А мы с ним базарили. ...Еще посуду помогал. Козел!
- И что? - удивилась сбитая с толку Рита, - это когда было? Мы уже сто раз зубы почистили, когда собирались. И при чем тут зеркало, одеколон, комары?
- Ну ты... - Алька покрутила головой, снова щелкнула замком, и сама от себя раздражаясь, сунула ридикюль на коленки, сжала, будто боялась - убежит.
- Ты сказала - будем вонять. Гвоздикой этой! И еще сказала, про зеркало, что ты боялась, вдруг чо не так. Так? Я сразу и вспомнила! Чо не так - вспомнила. Чеснок! Прикинь, они нас пригласят, а сами и будут думать, та это ж те девки вонючие, от которых чесноком!
Объяснив, она победительно скинула шлепки и тоже сунула пальцы в рыхлый песок.
- Фу, копыта устали, сил нет.
- И мы из-за этого сбежали, как дуры полные? - потрясенная Рита выдернула ступни, обдавая Алькины ноги рыхлым песком, - и причем тут "они", если приходил только Та... э-э-э, Славик этот?
- Будто он не расскажет! Сашечке своему. Пф. Конечно, расскажет!
- Ну и что, Аль? И ничего и не воняло, ну съели там пару долек на двоих.
- Три, - поправила Алька, отряхивая ногу ногой.
- А теперь, значит, все в тыщу раз лучше. Ты неслась, как будто на тебя срачка напала внезапная. Я так и подумала, кстати, когда бежала за тобой.
- Видишь, не напала же.
- Вижу. Зато так подумают Славик и Сашечка, - язвительно закончила мысль Рита, - они ж не знают.
- Блин, - Алькины плечи поникли, длинные пальцы стиснули замок сумочки, - яппонский городовой... я и не подумала...
- Ага, - согласилась Рита.
Плечи под кофточкой мокрого трикотажа расправились снова, подбородок на белеющем лице выпятился.
- Паду-умаешь. Да я вообще на них тьфу, и не нужны они нам вовсе! смотреть даже не буду. В ихнюю сторону!
- Еще бы, - кивнула безжалостная Рита, - сперва унеслась, потому что срачка, потом смотреть боишься, значит, точно сра...
- Хватит уже! Ну да, ну, не подумала. Зато ты у нас вечно думаешь. А как делать, то сразу я. Вот все время, ой, Аля, пойди спроси, пойди купи. А без меня даже по телефону боишься позвать.
- Я не боюсь, - обиделась Рита, покаянно сознавая, что Алька права, - я... ну просто, не люблю я, ты же знаешь.
- Ладно, - в Алькином голосе прозвучала привычная величественная нотка, - ладно уж. Проехали. Смотри, звезды какие. Офигеть!
- Да, - согласилась Рита, - офигеть.
- А этих, да ну их всех.
- Ну их.
Две головы запрокинулись, белеющие в темноте лица обратились к невероятному небу, которому тут не мешали ни фонари, ни дальние городские огни. Через край полному ярких мохнатых звезд, рассыпанных от края до края. И вдоль всего неба - кинут нежный широкий шарф Млечного пути.