В которой стеклянный фурин обретает себе правильное место, а Олино решение отправиться на яхту для более близкого знакомства с хозяином "Пенелопы" и независимой кошкой Мартой-Муркой пресекается внезапным погодным катаклизмом, осложнённым столь же внезапной Олиной простудой, из-за чего Темучин принимает на себя роль защитника нового мира и утешителя болящей хозяйки, и размышляет...
Суп в итоге получился вкусный и Оля прекрасно поела, уничтожив после тарелки горячего супа ещё и большой кусок куриного мяса. Темучин одновременно с ней занялся своей миской, но вылизал её быстрее, потому вспрыгнул на стол и уселся напротив, внимательным взглядом провожая каждый кусочек курятины, который Оля отправляла в рот. Поняв, что ни выразительный взгляд, ни вопрошающее мурлыканье на Олю не повлияют, спрыгнул на пол и ещё раз тщательно вылизал мисочку. А потом, когда Оля уже заваривала кофе, ушёл в комнату и оттуда донесся тонкий, быстро стихающий звон.
Оля выключила газ под ковшиком и быстро прошла на звук. Подойдя к постели, отобрала у кота фурин, который тот поддевал лапой, ставя уши торчком.
- Ладно. Пошли кофе пить на балкон. Надеюсь, теперь не будешь убегать, если нашел мне мой фурин?
Она попыталась произнести слово так, как пропел его нежный девичий, но тем не менее механический голос виртуального переводчика "хуу-ринн"... и рассмеялась попытке.
Усаживаясь спиной к нагретой стене и вытягивая ноги вдоль просторной деревянной сидушки, осторожно положила колокольчик рядом, в гнездо из сложенной тряпочной салфетки и вздохнула с умиротворением.
- Хочешь, я тебе расскажу? Что прочитала на сайтах? Это так удивительно. А самое удивительное - что ты его нашёл. Мне. И ещё - что дядька этот шпала - узнал фурин. Откуда? И кстати, кошка эта серая. Ты у меня, оказывается, дамский угодник? Я думала, бубнового интереса у тебя после ветеринарки и быть не может. Ладно, молчу. Я не дразню, я и правда, всему сейчас удивляюсь.
Темучин, выслушав, спрыгнул и устроился на плетёном коврике. покрутился, пробуя разные позы. Улёгся на спину, выворачивая голову, чтоб приоткрытым глазом видеть Олино лицо.
В листьях платана вовсю чирикали воробьи - с внешней его стороны. Жара опустошила улицы, да ещё - август перевалил за половину, лето близится к концу, и в воскресенье (выходной же, вспомнила Оля, и тут же сильно обрадовалась, что ей всё равно какой день и можно вообще его просидеть с чашкой кофе на балконе) все двинулись на пляжи, а то вдруг погода испортится, скоро осень. Так что, всех звуков: рычание машин, то внизу, то на перекрестке перед морвокзалом, да вот - воробьи.
Она взяла фурин за петельку и качнула. Звон поплыл и растаял в дальних шумах и близком чириканье.
- Это японские колокольчики ветра. Они разные бывают. Оказывается, всякие звенелки из бамбука, или монеток, или ещё чего - тоже фурины. Все, что подвешивается снаружи, чтобы звучать при дуновении ветерка - фурины. А ещё к ним привязывают записочки с желаниями. Ветерок колышет записку и фурин звенит. А ещё японцы уверены, что звон фурина утихомиривает зной. Понимаешь? Представь, как прекрасно, множество лёгких колокольчиков, они звенят, и злая жара отступает. Что ещё...
Помолчала, вспоминая прочитанное.
- В Японии устраивают фестивали фуринов. И торговцы колокольчиками всегда молчат, не расхваливают свой товар. Потому что за них говорят сами фурины. Правда, здорово? Там ещё есть стихи про фурины. Их я не помню, хотя коротенькие, хокку. Придумала! Надо их записать, на таких вот бумажках. И привязать.
Она тронула оборванный хвостик. С первым словом на нём. Конечно, это было слово "Пусть" - начало желания. И - бегущие кошки. Куда они бегут?
Оля вдруг испугалась, подумав, ей совсем не хочется узнавать, что там было написано дальше. И не нужно бы, чтоб случилось это чудесное на первый взгляд совпадение - чёрный кот, так похожий на её Темучина и с ним - серая кошка, так похожая на сегодняшнюю гостью. Они - убегают. А вслед летит желание, написанное, чтоб его подхватил самый лёгкий ветерок. И исполнил. Горячее желание, не остужаемое никаким ветерком.
- Ты сама вот поэт, - хриплым голосом упрекнула себя Оля, - и сказочница. Высосала из пальца. Трагедию. Сидишь тут...
Кошки на размытом рисунке бежали: летели плавно и неостановимо, только вдвоём. И Оля сначала всхлипнула, прикусила губу, а потом разрыдалась. Громко, с подвыванием, шмыгая и прокашливаясь. Согнулась, утыкаясь лицом в коленки, и плакала, не имея сил остановиться, в ужасе от того, что никакой страдальческой сладости рыдания в себе не несли, а значит, никакого потом облегчения. Это было как... как внезапно и не по желанию заглянуть в будущее, ужаснуться ему и понять - уже не забудешь, остаётся только ждать, не зная, сумеешь ли преодолеть то, что ещё должно выпасть на твою долю.
Когда рыдания пошли на убыль, она прижала к бедру Темучина, который непонятно как давно сидел рядом, вернее, топтался, тыкаясь чёрным лицом ей то в ногу, то в зарёванную физиономию. Прерывисто вздыхая, усадила тяжелого кота на голые коленки и тот смирно обмяк под рукой.
- Ну это... Типа из-за мужа. И Лилечки. Можно же так? Сказать.
Она криво улыбнулась, слушая себя, что там внутри? Вот, даже пошутила. И, правда, вдруг узнала, что муж, не прошло и десятка дней, волочится за юной барышней: нормальная причина для слёз. Но ведь не она, и потому это шутка. Раз шутка, значит, ей полегчало.
Но внутри продолжала стоять кромешная, тёмная, глубокая до отчаяния тоска. Оля взяла в дрожащие руки стеклянный колокольчик, на который не хотела смотреть. Размахнуться и вдарить его, изо всех сил, чтоб брызнуло осколками. Но он висел, наверняка долго. И не разбился. Если бы это фурин бамбуковый. Или каменный, или бронза. А так - стекло. Обычное! Вон на кончике палочки-бойка еле заметный скол. Значит, висел и ждал её.
Она положила шар в уголок сиденья, чтоб не скатился. И взяла телефон. Шмыгнула, прокашлялась, возвращая себе нормальный голос.
- Алло. Мама? Я? Нормально всё. Ой, да голова трещит, сил нет. Это погода. Угу. Ты там как? Точно? Да ничего, соскучилась просто, решила вот. Как папа? Да, я потому и звоню, ты мне кинь его новый номер. А то я так и не записала, ну да, балда я. На рыбалке? Хорошо, позвоню вечером. Коты как?
И ещё с полчаса Оля слушала неспешный рассказ Раисы Петровны про полосатого Мурчика, Ваську Чёрное ухо, про вредную красотку Паньку и бандита Сэмчика, который пришел от соседей и коварно наивную девушку соблазнил, благодаря чему кошачье население двора выросло на четырех разноцветных котят. Под конец Раиса Петровна поведала о приключениях Джека большого сидящего на цепи и Куськи мелкой, которая бегает просто так и славится омерзительным, по мнению Оли, лаем. Прощаясь с мамой, Оля улыбалась, уже по-настоящему.
Снова взяв в руки фурин, огляделась, прикидывая, куда бы его повесить. Да, вдруг поняла она. В этом мире, полном радостей и печалей вперемешку, её фурин не должен лежать, пусть покачивается на ветерке, делясь с ним желаниями владельца. И пока она не решила, чего бы ей пожелать, пусть висит с тем желанием, которое "пусть...". Ведь наверняка там было написано что-то очень-очень важное.
Отличное место нашлось сразу - одна из веток платана протянулась под навесом балкона, развесив вокруг тонкой извилистой линии крупные яркие листья. Висела удобно - не касаясь крыши и не шоркаясь о перила, намного выше Олиной головы.
Оля выпутала из петельки фурина обломок сухой ветки. Принесла табурет, встав на него (Темучин немедленно вспрыгнул и устроился между её босых ног), дотянулась к ветке и привязала фурин кусочком тонкого шнурка, покрепче. Убрала руки. Шар немедленно качнулся, прозвенел, стал поворачиваться вокруг своей оси, и Оля засмеялась, наблюдая за еле заметным в мельтешении листьев плавным бегом пушистых зверей. Откуда была печаль, и такая ужасная? Так прекрасно бегут.
- Ну? - сказала, спрыгивая и поднимая табурет, чтоб унести в кухню, - я всё правильно сделала? Ты мне скажешь или у кого спросить? Я бы у дядьки этого...
И в кухне, уже ставя табурет к столу, выпрямилась и хлопнула себя рукой по лбу. Ну, конечно же! Яхта! Маленькая обшарпанная яхта на этих, как их, на стапелях? Когда она бежала за котом, но на деле за кошкой - серая была кошка! И так же сегодня она смотрела на Олю - высокомэрнейше. Нет, не смотрела, но спина у неё была такая же высокомерная, как взгляд (послушай себя, малыш, обратился к ней внутренний голос с интонациями бывшего мужа, но Оля посоветовала ему кое-что, и он обиженно умолк). Получается, эта самая кошка, которую Темучин пытался вернуть, выцарапав из-за дверей, она ушла на яхту. А там был. Был некто, выглянувший, на кого она не успела посмотреть, убегая обратно на поиски своего кота. Конечно же этот некто - он и пришел возвращать телефон.
- Вот ты мне про фурины и расскажешь, - сообщила Оля жаркой кухне и подойдя к окну, распахнула его настежь.
- А ты. Чёрная твоя прекрасная морда... Только посмей мне удрать! Понял? Когда пойду на яхту, ты пойдешь со мной, а до этого - не смей, не моги. И вообще!
Темучин муркнул. Оля слегка остыла и оглядевшись, поняла, что вполне готова поработать и в воскресенье. А вечером, может и правда, они сходят к яхте и нормально познакомятся. С длинным дядькой и серой кошкой, которая Марта, нет Мурка кыс-кыс. Чтобы как следует его расспросить.
***
Но вечером никуда они не пошли. Грянул ливень. Тяжкая жара, которая копилась вот уже несколько дней, выжимая пот по всей поверхности кожи и вынуждая пушистого кота лежать на полу, прижимаясь к нему кудрявым животом, лопнула, и белые горы облаков, что зародились словно ниоткуда после полудня, почернели, заливая город и море тяжеленной массой воды.
Ахая, Оля бегала по квартире, закрывая окна. Вздрагивала, когда за стёклами с треском сверкали молнии, казалось, совсем рядом. Потом искала кота и нашла его в ванной, в тёмном углу за упавшим тазиком. Успокаивая, взяла на руки, унесла в комнату и села с ним на постель, забралась с ногами, глядя, как за окном без шторы мечутся ветки платана, а ветер швыряет в стекло огромные горсти дождевой воды, смешанные с ржавыми зубчатыми листьями.
В комнате было сумрачно, но включать свет Оля не стала - казалось ей, дождь увидит их через окно и вдруг - ворвётся. Усмехнулась детской мысли, но тут оглушительно ударил гром и мысль показалась не такой уж и детской.
Если они на яхте, задумалась Оля, держа руку на гладкой спине Темучина, который уткнулся головой в её бедро и дергал кончиком хвоста, то как они там? Кошка эта... Оля надеялась, что хозяин яхты не просто так знаком с кошкой, а заботится о ней, а то вдруг она сидит мокрая, пытаясь укрыться среди таких же мокрых свернутых парусов, как их - такелаж, вроде бы.
В какой-то момент картинка промокшей кошки сделалась такой яркой, реальной, что Оля напряглась, готовая вскочить и выйти, побежать к яхте - проверить. Но вспомнила, как высокий дядька в шортах, смиряясь, назвал независимую кошку Муркой вместо Марты. Если он знает, чего хочет кошка, то это именно его кошка. Наверное, так.
- Я ведь знаю, чего ты хочешь, да? - она погладила вздрагивающую спину, - ну, не всегда, но надеюсь, часто. О! У нас, кажется, ещё неприятности!
В центре комнаты поблескивала вода. Оля укрыла кота простынкой, чтоб сидел поуютнее и меньше боялся. Встав рядом с лужицей, задрала голову к пятну на потолке. Так и есть, течёт. Откуда-то с чердака, наверное. Вот что значит - верхний этаж под самой крышей. А с другой стороны, утешалась, устанавливая под частые капли обшарпанный тазик из ванной, были бы сверху соседи, тоже устраивали бы потоп, да ещё и топали над головой. Уж лучше дождь. Лорику надо сказать, пусть жэк присылает рабочих проверить крышу. Лорик молодец, она быстренько с жэком разберется. И с рабочими тоже.
Проверяя комнаты, коридор и кухню, Оля вспомнила о предложении Лорика провернуть авантюру, и улыбнулась криво. Лорик, конечно, разберется и с этим, дай только волю. Мать-командирша. Надо их познакомить с мамой Раисой, характеры у них похожи, только Лорик повеселее будет, такое впечатление, что вся жизнь ей - игра.
Больше нигде не текло, гроза кончилась, но дождь, похоже, зарядил надолго, стоял серой шелестящей стеной, и Оля, ёжась в тонкой маечке и спортивных шортах выше колена, снова ушла в комнату, где ощутимо похолодало. Разложив синтепоновое одеялко, которое благоразумная подруга принесла с комплектами постельного белья, Оля кинула его на постель и, улёгшись, подоткнула со всех сторон, притихла, заранее пугаясь сиротским мыслям. Да, конечно, она забрала из дома свою одежду, но много ли унесёшь в двух, пусть и объёмистых клетчатых сумках. Ей казалось - много. Но совсем скоро осень, и понадобятся теплые носки, а ещё - колготки. У неё есть толстовка с капюшоном, куртка, пара джинсов, спортивные штаны, а вот свитерков всего два и один она отдала коту, чтоб лежал.
Дело шло к вечеру, темнота подступала, подхлестываемая сплошной пеленой дождя; суетливо и не прекращаясь, падали в тазик быстрые капли воды (хорошо, что не успела побелить потолок, а то зря вся работа) и звук этот пугал, усиливая ощущение заброшенности. Умом Оля понимала, что ничего особо ужасного не случилось, да и сама решила - уйти так уйти, и кстати, этим утереть нос Денису, который всегда свысока относится к её способности вести самостоятельную жизнь. Но сердце тревожно ныло, а воображение рисовало тоскливые картинки - зачуханная, по маминому выражению, Оля бредёт по улице в единственной своей толстовке с напяленной поверх курткой, а навстречу ухоженный бывший муж. Под ручку с новой пассией. Направляются в ресторан - угоститься после сверхурочной работы.
Может быть, он знал, что так и будет? Насчет её мыслей. Потому и выставил срок - две недели. Прошла одна, началась вторая, а Оля уже чувствует себя полной сиротой и не может прогнать воспоминаний о том, как уютно устроила она спальню в их с Денисом квартире. ...Там привычная, потому не замечаемая лампочка в красивом бра над изголовьем - руку протяни и свет, а тут приходится босиком бежать к двери включать дурацкую люстру под потолком...
Так нестерпимо себя жалко... И ведь не двадцать пять, а тридцать шесть! В таком возрасте, и всё начинать сначала, когда у других - дом, семья, дети. Почти уже взрослые, как вон сын у Лорика.
Тут Оля всхлипнула. Затихла, с испугом ожидая ещё одного приступа истерики. Но в этот момент в тазик с грохотом и плеском свалился кусок потолка, и она вскочила, отбрасывая одеяло.
Темучин взвыл, метнулся, краем глаза она успела увидеть черную молнию, но некогда, нужно как-то всё спасать. Босиком подбежала ближе и посмотрела вверх, опасаясь увидеть, даже не знала, что ожидала увидеть-то - ведь не звёзды.
Но в серой темноте были видны только какие-то крест-накрест полоски и даже дырки на чердак не было. Просто отвалился кусок мокрой штукатурки, успокоила себя Оля и пошла к двери - включить свет.
Лампочка вспыхнула и с треском погасла.
- Оч-чень хорошо, - злость на время вытеснила сиротские мысли, и Оля даже обрадовалась.
Почти уже наощупь вернулась к постели, присела, нашаривая на тумбочке смартфон и соображая. Какие там свитера и куртки! Надо сказать Лорику, чтоб завтра привезла десяток свечек. Ещё сахар-соль-спички, подсказал язвительно внутренний голос. Можно и фонарь, погромче, чтобы заглушить язву, поразмыслила Оля, нажимая на кнопку вызова, такой, чтоб заряжался. Проводка старая, вряд ли электрик кругом всё менял, полно, наверное, гнилых мест. Так что, пригодится...
"Сеть недоступна" - сообщила надпись на экране. Тьфу ты! Оля включила фонарик и пошла в коридор, где на стене висел роутер, совершенно не гармонируя с высокими старыми потолками и филёнчатыми створками дверей, сверкал белой пластмассой и помигивал синими огоньками. Сейчас огоньков не было. Конечно, такая гроза. Ах да, ещё вырубилось электричество.
- Пони бегает по кругу, - прокомментировала ситуацию Оля и заколебалась - идти ли на кухню включить газ - утешиться тем, что он горит и даже греет. Или, пока не сел фонарик, покопаться в вещах, найти что надеть потеплее. Три пары тонких носков натянуть. Кто ж думал, что в августе, да ещё в такую дикую жару могут понадобиться тёплые носки.
Принимая решение, Оля сперва нашла свои сланцы и, морщась от того, как леденеют голые пальцы, соприкасаясь с остывшей подошвой, направилась в ванну - снова извлекать из дальнего угла перепуганного Темучина.
С котом на руках прошлёпала к окну в комнате, шёпотом уговаривая не пугаться дождя, он все равно снаружи, и встала перед стеклом, надеясь увидеть висящий на ветке фурин и боясь - вдруг сорвался, лежит разбитый. За плотными струями воды ничего было не разглядеть, и Оля упала духом, расстроившись несуразно сильно. Ладно тебе, утешала себя, крепко держа напряженную пушистую тушку, ну игрушка, сувенир, да вчера ты про него знать не знала. Но в памяти звучал тонкий звон, который, оказывается, был с самого начала, и похоже, поддерживал её, хотя она не понимала и не прислушивалась.
За серыми мокрыми стеклами, которые казались живыми - шевелились водой - внезапно зажёгся фонарь на углу. И это было как сказка - мрачный серый сумрак превратился в зыблющийся янтарь множества оттенков - от нежно-солнечного в центре размытого пятна до тёмно-медового по краям, у самых рам. И над ярким пятном света, в тёплом полумраке навеса сиял, покачиваясь, мягкий округлый блик. Оля встала вплотную к холодному стеклу балконной двери, приблизила лицо. Ей показалось, через двойное стекло слышен тот самый звон, но вряд ли, конечно, ведь дождь все ещё шумит.
- Зато не упал, - сказала, совсем успокоившись, - видишь, Тимыч, всё хорошо. Пошли проверять газ.
В кухне было не так темно - угловой фонарь светил сюда ярче, потому что ветки почти не загораживали свет, и Оля, отключив фонарик в телефоне, зажгла все четыре горелки на старой плите, полюбовалась синими венчиками и, медленно передвигаясь в зыбком темно-янтарном полумраке, достала ковшик, набрала воды и вскипятила чай. Сидя на холодной табуретке и ленясь возвращаться за тёплой одеждой, выпила большую кружку и должна бы вроде согреться, но все равно её колотила внезапно пришедшая дрожь, а ещё вдруг затрещала голова, отзываясь на странный треск за окном, похожий на неравномерную барабанную дробь.
Оля медленно поднялась, ощущая выпитый чай горячим комком в желудке, подошла, присматриваясь. Потом приложила ухо к ледяному стеклу у самой рамы. И только тогда разглядела в неярком свете кривые горошины, прыгающие по наружному подоконнику.
- Град! Ничего себе!
Вернулась к холодильнику и, вытащив пакетик корма, вывалила его в кошачью мисочку: когда Темучин волновался, то предпочитал на всякий случай дополнительно покушать.
Во рту пересохло и, наверное, хорошо бы ещё кружку чаю, горячего, но тут её затошнило от мысли, что он прольется внутрь и там будет плескаться. Удивляясь пришедшей ватной усталости, Оля совершила поход в туалет, похожий на подвиг - если учесть, что наступив, перевернула кошачий горшок, на корточках собирала обратно опилки, вернее, круглые прессованные гранулы и после побрела в ванную, мыть руки, а потом, уже укрываясь и подтягивая к животу согнутые ноги, вспомнила, надо проверить свет. Вдруг это не короткое замыкание, а так совпало, отключили, а ночью дадут опять? Тогда уж точно будет замыкание - ведь потолок мокрый.
Проклиная себя за беспокойство, снова встала, протащилась по всей квартире, понимая, что напрочь забыла, в каком положении выключатели включены, а в каком наоборот. Вернулась в постель, трудно глотая и злясь на себя - первый же дождичек и, похоже, заболела, барышня кисейная. Да не бывает так быстро-то!
Чуть позже пришел Темучин, взгромоздился на её живот и сел, балансируя и вылизывая лапу, чтобы умыть пахнущее "нежной ягнятиной" лицо. Сладостно почесал себя за ухом, улёгся, растекаясь и сразу становясь легче. Замурчал, то тише, то громче, в такт своему дыханию. И вот тут, проваливаясь в нехороший, полный перемешанных беспокойных картинок сон, Оля вспомнила кружку с ледяным молоком, которую выпила, отдыхая после трудового рывка. С таким наслаждением. Разгорячённая после махания кистью и мытья полов в маленькой комнатке. Вот так, с кривой усмешкой подытожила - вещи свои ты сама собирала, Краевская, а болячки и собирать не пришлось, приехали сами. Нельзя тебе, Краевская, в жару пить из холодильника, а ты и забыла...
***
Оля смотрела свои нехорошие сны, иногда запрокидывая на плоской подушке голову и трудно сглатывая. А Темучин нёс свою ночную вахту.
Плохо. Оле плохо, знал он и вытягивал нос ближе к её лицу, нюхал, стараясь не прикасаться к горячему, которое текло в прохладный воздух и пахло - нехорошо. Пахло слабостью и ещё - отчаянием.
Мир вокруг страшнел, потому что менялся без спроса, а меняться мир должен только тогда, когда Темучин готов встретить изменения. Как вот тогда, когда его Оля стала часто молчать, трогая в привычном шкафу свои вещи, потом смотрела на Темучина, думая свои мысли. И он знал - она готовит изменения и показывает ему, чтоб не волновался и готовился сам. Он и готовился. Поэтому после, в урчащем нутре железа с его железными запахами ему не было страшно, и на чужой лестнице, где пахло всем чужим, тоже не было, а была Олина спина и плечи, на которых неудобно, но если верно лечь, поверх рюкзака, то не упадёшь.
В новом мире страшно было совсем чуть-чуть, коротко, а потом вокруг появились его Темучиновы правильные вещи и их никто не трогал и даже когда Темучин показал Оле, где именно должна стоять правильная вещь, которую она называла "горшок", то Оля, посмеявшись, послушалась, и это было очень хорошо, значит, новый мир, состоящий из новых стен в запахе краски, новых углов и дверей - уже не совсем чужой, и не только Олин, а и его тоже. Сделать новый мир своим - не долгое дело, если знаешь, как. Темучин знал. Как знают все коты и кошки. Надо кругом расположить свои вещи, свои запахи, насидеть правильные места и тогда мир становится правильным, в нем появляется правильное удобное. И Оля правильно помогает ему, совершая верные дела для умножения правильных мест.
Но Темучин знал, теперь они должны держать новый мир, вместе. А если отпустить, мир начнет превращаться. Сам, без спроса. Оля отпустила. Поэтому большой чёрный кот волновался, но пока что, считая мерное и плавное течение времени, что соотносилось с дыханием, биением сердца, ощущением голода и сытости, - предпочитал волноваться тихо и терпеливо. Может быть, Оля поспит и тогда станет сильнее. Проснётся и поможет Темучину держать мир подальше от изменений.
...Одно изменение волновало его так сильно, что тянуть до утра было нельзя. Оно - совсем рядом. Не за тем, что Оля называет "стекло" или "дверь". Оно - вот, на полу. Горбится в полумраке синим пятном, поверх - белое пятно, развалилось по краям мелкими пятнышками с резким запахом, а ещё от него пахнет мокрым. И оно звучит.
Может быть, оно не страшное, но у Темучина пока не было времени проверить. Сперва он ушел в хорошее, верное, защищённое место - обдумать и примириться, потом Оля забрала его, чтоб видеть наружу, где все текло, как течет из железа-крана. Потом они сидели в кухне и Темучин ел (а то вдруг мир изменится так, что в нем не станет еды), а Оля глотала из железа-кружки. И этот шорох, который приходил через стекло, он был и в ней тоже, но она пока не замечала его. Такой - мелкий, как будто сыплется.
Сейчас Оля спала и мелкий шорох ушёл, сменяясь теплом под её постельной шкурой, но все равно был рядом и пока он не вернулся, Темучин решил - вот оно, время проверить новое и примирить его.
Мягкий прыжок перенес кота на пол, лапы напряглись, сгибаясь в суставах - готовые в любую секунду подбросить и унести.
Медленно-медленно, вытягивая шею, чёрный кот приблизился к луже, в которой косо стоял синий тазик, забросанный ломаными кусками штукатурки. Встал, принюхиваясь. Вода. Наружная вода, принесла в себе землю, жару, листья и холод, и это вот, по которому плохо ступать, холодно, и которое потом превращается тоже в воду. Темучин потрогал натёкшую лужу лапой, нагнул голову и понюхал. Потом лизнул, но тут же вскинул голову и, насторожив уши, стал изучать дальше. Синий запах ему был знаком, он бывает и других цветов, но почти всегда связан с водой и ещё в его воде бывает это - сыпучее с запахом почти цветов, а ещё к нему бывает такое - сперва твёрдое, потом скользкое, совершенно невкусное, со всякими запахами, незначительными для него. Синее называется тазик, таз. А вот куски - они главное чужое. Цвет их Темучин понимал, немного понимал и запах, он новый, но Оля в последнее время постоянно примиряла его, залезая на деревянные вещи и махая сверху маленькой вещью, с которой этот запах падал. Так что у кота было время примирить новый запах и тот нашёл место в новом мире. Но почему куски так громко прыгнули с потолка? И зачем? И будут ли они ещё прыгать? Вдруг они допрыгнут на новое верное место для спанья? Или до Оли? Он не стал бы волноваться (если честно, кот конечно, побаивался, но предпочитал думать другое слово) раньше, когда Оля говорила с другим человеком именем Лорик, и когда работала - не стал бы. Но сейчас Оля слаба, и если новое белое снова задумает прыгнуть, она не сумеет защитить своего кота. И себя тоже.
Ночь шла и шёл в ней мерный обильный дождь, а в большой комнате, полной полусвета-полутемноты от зыбких текущих струй, большой кот медленно обходил неопрятную гору штукатурки, тряс лапой, которой случайно ступил в лужицу, обнюхивал тщательно и осматривал, прислушиваясь. Потом сел на сухое, обвил лапы хвостом и долго смотрел на новое, словно вызывая на поединок. Но новое молчало, вернее, издавало одни и те же звуки, мерные, хотя мерность была не совсем проста. Кап-кап-кап, говорили капли с одной стороны, а с другой пели медленно - каппп... каппп, а первые вдруг говорили шшшурх и белый в синем краешек двигался, а потом - чвяк - упал. Но все это сливалось в неживой разговор и, наконец понял Темучин, не отличалось от того, как звучит наружа, только пахнет по-другому. А значит, можно не волноваться, вот оно тут - в середине, далеко от тепла, и даже - он встал и наклонил к блестящей воде голову - можно попить, потому что нет злых запахов, а есть только мокрые.
Напившись, он вылизал лапу, умыл мокрое лицо и вернулся, сел рядом с Олей, потом прилег, как сфинкс, подбирая под грудь передние лапы и внимательно глядя сбоку на Олин подбородок. Караулил, смежая и снова открывая глаза, а уши медленно поворачивались на разные звуки, но все они уже были звуками примирёнными, а значит, можно и подремать.