Тропинка выводит нас на берег почти напротив той самой баржи, которая нам нужна. Она лежит метрах в трехстах от берега, завалившись на бок и на корму. Нос, черный среди сверкающего моря, торчит, указывая на далекий город за проливом.
-Значит, так, - руководит Валера, - здесь достаточно далеко, но мелко. Максимум - по плечи Ленке, так что плыть не придется. Одежки прячьте в сумку, мы все понесем. Ступайте осторожно, вдруг какая-нибудь железяка попадется. Хотя мы тут сто раз ходили, вроде чисто.
-Валер, что ж мы по воде, что ли не ходили никогда? - высказываюсь я, запихивая в сумку сарафан. Валера только улыбается. И, только зайдя в воду, я понимаю почему.
Здесь не видно песка. Но и трава не растет, как у азовского бережка нашего пансионата. При каждом шаге нога погружается в толстый слой отмерших водорослей. Сверху вода прозрачная, а под ней - черная щекочущая масса. Там, где воды по колено, этот слой по щиколотку, но, чем глубже мы заходим, тем толще он становится.
Идти, не видя, куда ставишь ногу, страшновато, и мы с Алюшкой поначалу стараемся вытаскивать ноги из травы при каждом шаге. Наверно, чтобы убедиться, что все пальцы еще на месте.
-И что, эта гадость до самой баржи будет? - страдая, интересуется Аля, задирая коленки почти к подбородку. Леша, бодро рассекающий воду чуть впереди, оглядывается и радостно кивает:
-Иногда больше, иногда меньше - от ветра зависит. И от течения.
-А там внизу кто-нибудь водится? - спрашиваю равнодушным, как мне кажется, голосом. Аля сразу останавливается и возмущенно смотрит на меня.
-В такой бурде? Вряд ли, - улыбается Валера. Я подхватываю, успокоившись:
-Да, Аль, не переживай. Мы бы с тобой там не стали водиться, пойдем.
-Да уж, - ворчит Аля, возобновляя движение, - ну, не все же такие умные, как мы с тобой.
Но через пару минут, попривыкнув, мы уже чапаем смелее. Ногам даже приятно. Каша из водорослей доходит нам до колен, вода - по пояс.
Я думаю, что это, наверное, будущий ил. Вот вся эта масса потихоньку перегниет, осядет поплотнее, и будет здесь дно, как на маленьком пляжике около судоремонтной базы. Этот пляжик очень выручает нас в мае, когда нужно быстренько загореть ноги для хождения без колготок, а купаться мы там не любим. Хотя он совсем близко от дома - пешком можно дойти за полчаса. Не-ет, мы морями балованые, летом выбираем такие места, где много чистого песка и чистой воды. Даже если приходится уезжать подальше от города.
Баржа совсем близко, теперь видно, какая она большая. Вода мне уже по грудь, и я начинаю переживать, насколько удобно влезать на эту ржавую железяку. У ребят же головы устроены совсем по-другому, вдруг нас заставят запрыгивать на высокий борт из глубокой воды. И будем мы с Алькой перелезать враскорячку, как старые каракатицы.
Я вспоминаю свою одноклассницу Маринку Тихолатову, - вот где ловкая и спортивная девочка! Фигура красивая, лицо, бегает быстрее всех, прыгает лучше пацанов, ну и, конечно, все мальчишки в классе только в нее влюблены. А тут, как сделаешь на физкультуре что-нибудь не так, - сразу свистят и издеваются потом неделю. Я расстроенно вздыхаю и стараюсь мысли о Маринке выкинуть из головы.
Воды мне уже по грудь, но метрах в двух от баржи дно неожиданно повышается. И вот мы стоим по пояс в воде на совершенно чистом песочке под самым бортом. Наверное, его сюда намывает. Гуськом огибаем баржу и аккуратно взбираемся на палубу по ржавым арматуринам разбитой кормы. Ребята подсказывают, куда лучше ставить ногу и за руки вытаскивают нас на безопасное место. Наконец-то, дошли! Вокруг нас просторный палубный настил, по виду намного прочнее причала, где мы купались. Немножко веселит наклон баржи. Кажется, что одна нога короче другой.
-Ну, прямо дискотека "Огонек" - высказывается Алевтина, и мы хохочем, потому что я подумала о том же самом. Отсмеявшись, объясняю ребятам:
-Там летом дискотека проходит в парке, в бывшем летнем кинотеатре. И полы заасфальтированы косо, ну, как в кинозале. Первый раз мы там ходили, прям, как здесь. А потом, ничего, привыкли. Теперь даже, когда танцуем - не замечаем.
-Ну, мы танцевать здесь не будем, а вот заныривать уже пора, - сообщает Валера, скидывая с плеча сумку. - Леш, давай, не рассиживайся, одевай ласты.
Привычно молчащий Леша, улыбаясь, неторопливо встает с корточек, выкапывает из сумки снаряжение и начинает экипироваться. Мы с Алюшкой расстилаем покрывало, укладывая по краям вещи поувесистее.
-Лен, - трагическим шепотом говорит она, бодая меня в ухо пушистой головой, - я есть хочу, помираю просто. - И, громким голосом - сумку положи на тот край, а то ветром завернет. Ага, вот так! - И снова наклоняется ко мне, - они щас унырнут, так нам их ждать, что ли, целый час?
Я по-партизански неопределенно мотаю головой, давая понять, что я все услышала, и выпрямляюсь:
-Слушайте, добытчики, а вы, случайно, не голодные? Может, сначала поедим чего-нибудь?
-Не-ет (это, конечно, Валера), на сытый желудок нырять плохо. Вы пока все доставайте, из нашей сумки тоже. А мы минут через двадцать вернемся.
Дождавшись, когда ихтиандры скроются за бортом, мы кидаемся к их сумке и быстренько вываливаем ее содержимое на коврик.
-Так, что у нас тут, - Аля вдохновенно хватает пакеты и газетные свертки, - бутылка, наверно, компот какой-то, огурцы-помидоры, ну, у нас это тоже есть. О-о, картошка вареная! Не могу, счас наброшусь!
-Аль, ну ты чего, картошки, что ли, не ела?
-Сегодня нет! Как ты думаешь, они ее считали?
-Чего?
-Ну, сколько можно съесть, чтоб было незаметно?
-С ума сошла! Прекрати нас позорить! Съешь что-нибудь из нашей сумки.
-Из нашей неинтересно, там все знакомое. А, вот еще нашла, как раз для тебя, смотри - бычки вяленые, целая связка!
-Дай!
-А-а, мне так картошку не даешь! Счас заверну обратно и положу в сумку.
-Аль, ну не издевайся! Дай самого маленького, я буду просто в руках его держать. Ну, хочешь, бери картошку? Бери всю, а мне отдай бычков, хорошо?
-Во, как запела, эгоистка! На, бери своих бычков. Тем более, что ты все равно не успеешь даже одного погрызть. Они же обещали скоро вернуться.
-Да, а быстро есть вяленого бычка неинтересно. Слушай, а мы попить взяли?
-Спохватилась! Я взяла бутылку воды, не переживай.
-Да я бы и не вспомнила, но, если будем рыбу соленую трескать, потом точно пить захочется.
Мы разложили в центре коврика съестное, и сидим напротив друг друга, заканчивая сервировку стола. Аля режет хлеб, дожевывая самую маленькую картофелину (она объяснила, что из-за размеров ее отсутствия не заметят), я открываю банку овощных консервов. Хорошие консервы - перец резаный с рисом - мы тоже их всегда на пляж покупаем. Вкусные, недорогие - и не портятся от жары.
Чтобы не отставать от подруги, я немножко съедаю из банки. Аля ревниво смотрит на меня и быстренько откусывает от огурца. Я хватаю бутылку и отпиваю компота, следя, чтобы уровень не слишком понизился. Аля поспешно доедает огурец и тянется к пакету с домашним печеньем.
За бортом слышится всплеск, Аля отшвыривает пакет подальше от себя и, отвернувшись, независимо рассматривает горизонт. Глядя на рассыпавшееся по палубе печенье, я не выдерживаю и, свалившись на бок, начинаю дико ржать. Аля, еще секунд пять помозолив глазами горизонт, поворачивается, убеждается, что тревога ложная и присоединяется ко мне. Лежа щекой на теплом дереве, я рыдаю в голос. Слезы срываются с ресниц и оставляют темные пятнышки на светлых деревяшках. Я шмыгаю, пытаясь успокоиться, и снова захожусь в хохоте.
Аля стонет, из глаз у нее тоже катятся слезы, и она, положив указательные пальцы под нижние веки, оттягивает их, старательно глядя вверх. Дело в том, что Алюшка красит ресницы ленинградской тушью, которая течет не то что от дождя или от слез, но даже от тумана. Поэтому, смеясь до слез, она никогда не забывает поберечь ресницы. Даже когда они не накрашены - привычка.
Глядя на состроенную рожу, я успеваю подумать, как на нее отреагируют ребята, - ведь про тушь они нипочем не догадаются, - и новый приступ смеха одолевает меня.
-О-ой, Ленка, прекрати ржать немедленно, я... меня щас судорога схватит!
-А ты не корчи рожи, а то я не с-смогу п-прек-ратить!
Аля убирает пальцы, вытирает кулаками слезы и всхлипывает, досмеиваясь:
-Ну, дурдом полный! Представляешь, они выныривают, а жрачки нет вообще. И мы сидим такие, - ничего не знаем!
-Не, лучше так - и жрачки нет, и мы исчезли. Загадочное исчезновение огурцов, компота, Ленки и Альки. Я тут еще вспомнила, как мы в седьмом классе на уроке труда торт готовили.
-Лен, если снова рассмешишь - утоплю!
-Да нет, по сравнению с нами там было не так смешно. Помнишь, трудовичка была такая огромная, с черными усами. Людмила Ивановна, по-моему.
-А, дура эта, помню, конечно. Которая все рассказывала, что ее сын до десятого класса думал, что дети в пробирке родятся.
-Ага, весь в маму, короче. Ну вот, она нам задание дала притащить из дома продуктов, чтобы на уроке торт испечь. Ну, там, кто-то яйца, кто-то масло, муку и так далее. А вначале урока к чему-то придралась и, типа, общую двойку по поведению поставила, - каждому запись в дневник и пару. Чтоб никому не было обидно. Потом продукты отмерила на весах, так аккуратно. И ее к телефону позвали.
-Ну?
-Ну, мы половину отмеренных продуктов за полминуты прямо руками сожрали.
-Да ты что? Сырые, что ли?
-Ага. Кроме муки, конечно. Масло пальцами из миски таскали, сахар - жменькой. Элка даже из мисочки с взбитыми яйцами отпила.
-Во, даете! Себя не пожалели.
-Да-а, знаешь, мы какие злые на нее были!
-И что, она заметила?
-Не-а. Даже обидно было. Она вернулась и начала масло с сахаром взбивать, - все объясняет. А потом побежала за удлинителем, чтобы включить духовку, так мы еще сладкое масло затрескали. Осталось вместо пачки - пара столовых ложек, наверное. Прискакала, духовку включает, распинается, что это ее фирменный рецепт, что сынуля его на каждый праздник требует. Потом, когда тортик испекся, все удивлялась, почему же он какой-то не такой, как дома.
-Ленк, я уж даже смеяться не могу.
-Да ладно, не смейся, я тебе разрешаю. А то весь аппетит пропадет. А нам еще вон сколько чужих продуктов съесть надо.
-Ну и что, мы ведь тоже взяли еду. Значит, имеем право. Слушай, ну этот Леша... Тебе не кажется, что он немного ненормальный какой-то?
-Из-за того, что молчит?
-Ну да. - Алька лежит на животе, положив подбородок на руки, и почти упираясь носом в помидоры. Согнула ноги и пятками болтает в воздухе. Я слежу, как на пятку пытается приземлиться божья коровка.
-Не знаю, может, он всегда такой. Подожди, не болтай ногами.
Аля послушно замирает, и божья коровка, наконец-то, усаживается на голую ступню.
-Как это, всегда такой! Хоть из вежливости мог бы что-нибудь сказать. Раз в час. А что там, с ногами? - ленясь переворачиваться, Алюшка пытается выкрутить голову и посмотреть за спину.
-Да, ничего, там просто оса села на пятку.
Как раз в эту секунду почувствовав щекотку на ступне, Аля дико визжит и, мгновенно изогнувшись, вскакивает на ноги.
-Аля, я пошутила! - кричу я, испугавшись такой бурной реакции, - это не оса, это божья коровка! Осторожно, помидоры!
Аля уничтожает меня взглядом и плюхается на место:
-Все, больше никакого бесилова. Еще раз пошутишь - уйду в домик!
-Все-все, молчу. Давай дальше про Лешу.
-А что давать-то? Странный он какой-то. Такое впечатление, что он за нами наблюдает. И про себя думает какие-нибудь гадости. В смысле, про нас. Я стесняюсь при нем чего-нибудь говорить.
-Ну, я бы не сказала, что ты так сильно стесняешься. Может, он нас стесняется?
-Не знаю. Нас-то чего стесняться? Мы добрые, не высокомерные, носом не крутим, что у них, ну, там, очков солнечных фирменных нет.
-Ага, у нас, в-общем, тоже.
-Кстати, а где твои красивые, которые ты нашла на остановке?
-Забыла дома.
-Ну, неважно. Что с Лешей делать-то будем?
-Да ничего не будем. Мы с ними только вчера познакомились. Может нам здесь и не светит ничего. А может нам это и не нужно.
Я устраиваюсь поудобнее, собираясь расфилософствоваться на эту тему, но тут за бортом слышится плеск и приглушенные разговоры. Мы подхватываемся с коврика и, слегка кособочась, несемся к борту. Оказывается, здесь, со стороны моря, намного глубже, чем там, где мы шли к барже. Над синей глубиной, чуть пошевеливая ластами, расслабленно болтаются ребята. Маски сдвинуты на лоб, вокруг глаз - красные круги от тугой резины. Увидев нас, Леша улыбается и с усилием пытается вытащить сетку из воды, чтобы похвастаться уловом. Но сетка настолько большая и тяжелая, что без опоры скорее он сам уйдет под воду, чем поднимет ее над собой.
-Ух, ты! - Аля в восхищении, и тут же забывает все свои претензии к Леше, - это вы вдвоем столько надрали за пятнадцать минут? Какие молодцы!
-Во-первых, не за пятнадцать, а за полчаса, - уточняет довольный Леша. - А во-вторых, почему вдвоем? У Валерки своя такая же сетка есть.
Наши восхищенные взгляды обращаются к Валере, он важно кивает растрепанной головой, подтверждая Лешины слова, и плывет к корме, таща не менее увесистую сетку.
Мы с Алюшкой суетимся на корме, пытаясь принять тяжелую добычу, но Валерка успокоительно машет рукой:
-Я их не буду затаскивать, здесь привяжу в воде, чтобы не испортились. Ловите перчатки.
-Валер, - Аля умоляюще складывает руки, - они такие большие, или мне кажется? Достань хоть парочку посмотреть!
-А есть сырыми будете? - смеется Валера, но достает пару мидий и бросает Алюшке.
И пока ребята выбираются из воды и снаряжения, мы с восторгом разглядываем огромные раковины. Они раза в два крупнее самых крупных виденных мной до этого мидий. Раковины стремительных очертаний удобно ложатся в руку. Черный цвет чуть заметно отливает рыжиной. Поверхность почти чистая, значит, росли среди густой травы, а не на камнях сплошняком. На одной ракушке - тесно посажен десяток грязно-белых скорлупок морских рачков балянусов. На вогнутой стороне створок - пучок крепчайших нитей биссуса, которыми ракушка крепится к основе-субстрату, - похожий на лохматые красно-коричневые водоросли.
-Какие огромные! - Алька испытующе смотрит на Валеру, - ты, наверное, специально самые большие достал, похвастаться, да?
Ребята смеются. Леша подает Але еще несколько раковин такого же размера:
Встряхивая мокрыми головами и прыгая то на одной, то на другой ноге, ребята идут к "столу", оставляя на белом дереве темные следы.
- Сейчас перекусим, потом отдохнем полчасика и занырнем снова, - объясняет, что нам надо будет сделать, всезнающий Валера.
И следующие полчаса мы почти не разговариваем. На косе всегда все вкусно естся. Насчет "не разговариваем" я немножко вру - Валера продолжает нас нянчить:
-Лен, ты рыбу заедай помидорами или огурцами, тогда не будет хотеться пить.
-Угу - (с набитым ртом).
-Ну и что? - удивляется Алюшка, - вода-то у нас есть!
-А то, что если нам еще плавать и ходить по жаре, то пить жидкости нужно поменьше - тогда легче будет двигаться.
-А-а-а! - в Алином голосе чуть заметно проскальзывает раздражение. Я тоже уже несколько удивляюсь - неужели он все время всех учит? Может Алексей поэтому и помалкивает постоянно? Но вслух неожиданно для себя поддерживаю Валеру:
-Все правильно, мы вот тоже с Алевтиной, когда ходим далеко по пляжу, воды с собой не берем. Ну, не на целый день когда уходим, а на пару часов.
-Да, точно, когда сухая ходишь, то намного легче по жаре передвигаться.
Разговор распадается на отдельные фразы, фразы сменяются словами. Потом остаются одни звуки - стоны от обжорства и зевки, сопровождающие сладкие потягивания. Леша, быстро исподлобья оглядывая компанию, комментирует:
-Тихий час. Отползайте от стола.
-А как же убрать все это? - Аля неопределенно помахивает над столом ослабевшей рукой.
-Да ладно, отличница! - улыбается Валера, - никто тебе двойку не поставит, давайте покемарим полчаса. Время еще есть.
У нас нет сил даже встать, и мы ползком перемещаемся по палубе, чтобы, вольготно раскинувшись, не залезть в еду ногами. Как вдруг Валера просыпается:
-Стоп, отставить тихий час! Кто-то здесь обещал съесть сырых мидий!
Мы с Алюшкой возмущенно стонем на два голоса.
-Ну, Аль, покажи класс, - Валера выжидательно смотрит на Алевтину, держа в одной руке ракушку, а в другой нож.
-Ну, нет, пусть Ленка ест, она у нас юный натуралист, природу любит и все такое, - поспешно открещивается та, укладываясь на спину и, на всякий случай, прикрывая рот рукой. Валера поворачивается ко мне.
-Сырых не ем, - с достоинством сообщаю я.
Хотя, в глубине души сокрушаюсь, - вот было бы здорово сейчас всем на удивление слопать пяток ракушек, не моргнув глазом. Сразу бы зауважали. Но я боюсь опростоволоситься, вдруг их надо есть как-нибудь по-особенному.
-Хотя, я с удовольствием посмотрю, как ты, Валер, их съешь.
-Да я уже наелся от пуза!
-Ага! - радуется Аля, - так ты сам боишься сырых ракушек! А еще нас заставляешь, хитренький какой!
Валера успокаивающе машет рукой с ножиком:
-Без обвинений, пожалуйста! Предлагаю такой вариант, чтобы никому не было обидно, я съедаю две, Лешка съедает две, а вы потом за компанию по одной. Идет?
Я радостно киваю головой, соглашаясь. Алюшка подозрительно смотрит на Валерку из-под ладони, потом вздыхает и высказывается:
-Если я вдруг отравлюсь, донесете меня до домика.
Валера усаживается, скрестив ноги по-турецки, мы подползаем поближе, чтобы лучше видеть. Торжественно продемонстрировав нам ракушку и нож, он аккуратно всовывает кончик лезвия между створками и надрезает запирающий мускул. Бережно разнимает створки и, как фокусник в цирке, показывает каждому по отдельности раскрытую раковину. Одна створка полностью чистая, на ней только пенек от срезанного мускула, как ножка нетолстого гриба. Голубой перламутр другой створки затянут дрожащей желтоватой мякотью с темно-коричневой тоненькой оборочкой по краю. На палубу срываются несколько мутных капель.
-Фу-у! - высказывается Аля.
-Эх, ты! - смеется Валера, - а еще керчанка! - Он торжественно подносит раковину ко рту, быстрым движением языка подхватывает студенистый край и, сочно хлюпнув, втягивает мякоть в рот. Потом закатывает глаза, демонстрируя беспредельное наслаждение.
-Даже не посолил! - страдает Аля, передергивая плечами, - давай, ты еще одну обещал!
Со второй ракушкой Валера расправляется так же быстро и не менее изящно. Я чувствую, что совсем уже по уши влюбляюсь. Мы аплодируем, кричим браво, герой раскланивается, прижав руку к загорелой груди. Затем берет нож и ракушку, вручает Алексею, и мы начинаем хлопать уже ему.
-Леша, пару слов для прессы! - кричу я, - что вы сейчас чувствуете?
Алексей скованно пожимает плечами, флегматично улыбается и, в несколько секунд, расправляется с обеими ракушками. Молча. Раскланявшись, передает Алюшке нож. Вернее, пытается передать. Она прячет руки за спину и отрицательно вертит головой:
-Почему это сразу я? Пусть Ленка сначала.
Мне вручают нож и ракушку. Я вздыхаю, сосредотачиваюсь и приступаю к делу. Только бы не подавиться и не закашляться. Я обожаю вареные мидии, жареные мидии и мидии, печеные на костре. Да, еще мидии с жареной картошкой и, конечно, плов с мидиями (в Керчи его называют "пилав").
Приготовленная мидия стягивается в небольшой ярко-желтый комочек, очень аппетитный и на вид и на вкус. А сырая больше всего смахивает на соплю. Но сейчас об этом лучше не думать.
У меня не получается открыть ракушку так же аккуратно, как сделали это ребята, и мякоть, разорвавшись, остается на двух створках. Я собираюсь с духом и подбираю языком содержимое одной створки. К моему удивлению, она вовсе не такая сопливая, как с виду. Во рту у меня маленький кусочек резиновато-упругого мяса, сочный и освежающий. Вторую створку я очищаю с большой охотой. Даже обидно, что ракушка так быстро кончилась. Я гордо раскланиваюсь, абсолютно довольная собой. Осталась только Аля. Но Алю я знаю намного лучше, чем наши новые знакомцы.
-Нет! - решительно заявляет она, - даже и не просите!
-Но ты же обещала! - расстраивается Валера, - всего одна ракушка! Это же вкусно, спроси у Лены.
- Аль, правда, попробуй, я сама не ожидала. Вкус у нее лучше, чем вид.
-Не-ет, нет и нет! Я передумала. Если тебе так понравилось, съешь за меня.
-А обещание? - никак не может успокоиться Валера.
Аля меряет его высокомерным взглядом:
-Ну и что, если я не хочу?! И вообще, давайте отдыхать. - Она снова укладывается на спину и демонстративно накрывает лицо полотенцем. Валера растерянно смотрит на безголовое тело, потом поворачивается ко мне:
-Будешь?
-Да, - стоя на коленках, я с удовольствием расправляюсь с последней ракушкой, размахиваюсь и выкидываю створки за борт.