В которой появляется временно исчезнувшая Лорик, а с ней - всяческие дела сердечные, осложнённые параллельными размышлениями обеих подруг о кризисе среднего возраста, достигнутых (и недосягаемых) целях; и снова сюжет возвращается к делам сердечным, которых, если приглядеться, полно всегда и везде.
Но звонить Лорику не пришлось. Оля проснулась очень рано, в четыре утра, и собралась было приказать себе снова заснуть, но вспомнила тихую набережную, рыбаков, вперивших взгляды в зеркало воды, медленный восход солнца в совершенно безоблачном небе, к которому, в смысле восходу, уже наверняка опоздает - лето... Но все равно поднялась, зевая, сделала себе кофе и, пока Темучин ел, носом гоняя миску вдоль кухонной стены, проснулась, умылась, и даже подогнала по толстой шее кота старый поводок. Оделась, привычно не замечая привычных вещей - шорты чуть выше колена, белая тишотка с двумя драконами на груди, сандалии. И усадив кота на плечо, вышла, стараясь не греметь замком, не шлёпать по лестнице и мягко придержав тяжёлую дверь в подъезде.
Прогулка вышла прекрасной и никак не нарушила олиного спокойствия. Она кивала, здороваясь с рыбаками, улыбнулась в ответ на улыбки спортивной дамы со скандинавскими палками и старушки, что кормила котов на широком газоне. Темучин двигался с некоторой нервозностью, обнюхивал стволы старых туй и бордюры, оглядывался, чтобы проверить, не делась ли куда Оля, и убедившись, нет, тянул вперёд, потом уходил в сторону, влекомый неунюханным ею запахом. Когда ему надоело разнообразие, улегся, требовательно глядя снизу вверх, и Оля, подхватив тяжелую тушку, устроила на локте, где он уселся, с видом отличника укладывая мягкие лапки на её согнутый локоть и свесив роскошный песцовый хвостище. В знак благодарности потянулся носом к лицу и она подставила свой нос, который Темучин вежливо обнюхал, чем всегда приводил её в родительское умиление, почти в экстаз.
- Ты мой прекрасный, - еле слышным шёпотом сказала она коту и решила не заходить по пути в круглосуточный магазин, а идти сразу домой, чтоб не нарушать величавого ритма спокойствия.
Прогулка заняла почти три часа, так что вокруг прибавилось народу, но немного, воскресенье, с удовольствием вспомнила Оля, все ещё спят, и дети пока догуливают каникулы. И они с Темучином сейчас могут отключить телефон и лечь спать.
Неловко управляясь с ключом она открыла двери и замерла в прихожей, слушая шум и энергичный плеск воды в ванной. Скинув сандалии и опустив кота на пол, босиком прошла по коридору на звуки бодрого невнятного пения, заглушаемого водой. Двери в ванну были приоткрыты, но занавеска не позволяла видеть, кто плещется, хотя Оля и так уже знала. Пела Лорик, и ключ от квартиры был у Лорика, да и в конце-концов, кто тут хозяйка, и уж конечно, подуманное с радостью "домой" по пути с набережной, это сплошной обман.
Вода резко отключилась. После пары шлепков и журчания настороженный голос спросил:
- Оль? Краевская, это ты пришла?
- Кто же ещё? - Оля засмеялась, стараясь прогнать мимолетное своё возмущение, мол, могла бы и предупредить, что появишься, из хозяйской как раз деликатности.
- Ты одна хоть? - занавеска отъехала в сторону, показывая мокрое лицо, облепленное мокрыми золотистыми прядями и выпуская в коридор сладкий аромат импортного шампуня.
- С котом. Мы гулять ходили. Кофе будешь?
- С котом можно. Буду. Ща завернусь и выйду.
Через пару минут она прокричала, все ещё из ванной:
- А я тебе звонякаю-звонякаю, думаю, может опять какая-то фигня. Сто раз позвонила, а время поджимает, так что я сама нарисовалась вот.
В кухне на столе красовался упавший пакет, битком набитый вакуумными упаковками и магазинными свертками. Они наполовину высыпались, словно подарки из мешка деда мороза и сверкали, приглашая.
- Давай, - сказала Лорик, являясь в простыне от подмышек до щиколоток и усаживаясь на любимое Олино место между стеной и холодильником, - потроши. Устала, как чёрт, спать хочу и жрать хочу, а мне через час уже ехать. Кофе тресну, себя в порядок. И побегу. У тебя как, нормально всё?
- Да, - Оля тоже села и стала вытаскивать, раскладывая на столе ванночки с лепестками семги, лоточек с кружками копченой колбасы, два толстых авокадо, запелёнутых в пленку, коробку молока, хлебную нарезку с изюмом и тмином, стеклянную кукольную баночку красной икры грамм на 80, и даже среди прочих роскошеств - три пакетика с дорогими кошачьими консервами.
Лорик потянулась рукой и тыкнула в кнопку чайника. Прикрыла синие глаза некрашеными, негустыми и недлинными ресницами, откидываясь спиной на стену. Впрочем, отметила Оля, и без агрессивного макияжа подруга была хороша, и вдобавок, трогательна, как ребенок после вечернего купания. И ещё...
- У тебя самой все нормально?
Синие глаза немедленно раскрылись, и ни капли сна в них. Но после короткого взгляда быстро ушли в сторону.
- Абсолютно. А чо такое?
- Да ничего. Показалось, ты как-то. Не так выглядишь.
- Ну так, умыла мордель. Ща раскрашусь вот.
- Нет. Ты все равно красотуля и прехорошенькая. Но как-то. Помолодела прям. И волнуешься.
- Я? - ненатурально удивилась Лорик и так же ненатурально засмеялась, - ну мерси, Краевская, надо было раньше тебя подёргать, а то кто б ещё комплиментиков отсыпал. Не издеваюсь, Оль, спасибо тебе, а то я как-то, в последнее время-то. Блин!
Она растопырила руку с ухоженными ноготками, потом стиснула в кулак.
- Время. Херня эта вот - про часики. Часики-то тикают, - пропела чужим голосом, - я ржала всегда с этих слов. А щас ночью проснусь, а оно шуршит. Убегает песочком. И лежу думаю, и что, это вот всё, что ли? Три ларька, салон в проекте, жирным тёткам красоту наводить, а мне значит, носиться с арендой, баблом, и сын в школе, а Мишке вообще нихера не надо, был бы гараж его да пивасик. Красотуля, ага. Хоть мерлинмунро, а толку с этого?
- Ох-хо-хо, - Оля размешала в турке порошок, досыпала сахар, залила кипятком и встала к плите, - и настиг нашу Лорочку кризис среднего возраста... Теперь только терпеть и ждать, когда кончится.
- В смысле, когда сын меня заделает бабкой, да? И я такая, на лавочке, ручки сложила и девкам вслед - праститутки!!! Ну чего ты ржешь, я к ней на грудь припасть, а она...
- Господи, Лорка, ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю и какая ты классная. Я тут сидела тихо, как та мышка, шкурила стекла...
- Что ты делала?
Оля сунула Лорику чашку и аккуратно налила в нее горячего кофе. Подвинула коробку с молоком. Потом встала и ушла к окну, где против света висел, медленно покачиваясь, тяжеленький и совершенно с виду драгоценный, как ей казалось, стеклянный платановый лист. Сняла с крючка и принеся, подала Лорику. Та покачала шнурок на пальце, тот качнул и завертел лист. Лорик приподняла шнурок и посмотрела через подвеску в сторону кухонного окна, через которое изливался внутрь нежный утренний свет.
- Красиво. Сама сделала? Ну ты мастерица. А зачем?
Оля замялась, из-за требовательного тона вопроса. И правда, зачем?
- На продажу, что ли? Нет, оно красиво, конечно, но в сувенирных такого можно прикупить. И листочки, и шарики, висюльки всякие. У меня, когда в люстре сына расколотил три подвески, так я заказывала, привезли спецом, такие же. В "Светлофоре", где лампы всякие продают.
- Почему сразу на продажу. Мне просто нравится. Успокаивает. Ну и красиво же, так?
Лорик аккуратно положила подвеску на стол, подобрала шнурок, который уже цеплял лапой Темучин.
- Ага. Терапия. Типа как горшки лепят и чо там ещё. Тогда понятно. Помогает, значит.
- Почему сразу терапия, - расстроилась Оля, вытаскивая из надорванной упаковки кусочек копчёной рыбы. Из-за слов подруги ей показалось, что волшебство неспешного рукоделия сразу немного потускнело. И верно, в сети тыщи всяких семинаров и как там их называют ещё, там и медитации, и йога, и вот, лепят керамику, вышивают-вяжут, для успокоения нервов. А ей казалось, открытие сделала. Чисто для себя.
Лорик отхлебнула кофе и принялась сооружать бутерброды из нарезанного хлеба, полосок сыра и ветчины. Укладывая на тарелку, одновременно жевала один, запивала кофе и бубнила, глотая и прижмуриваясь.
- Не, это здорово, конечно, особо если помогает. Времени только - где брать? Знаешь, я тут думала, если одна, то живёшь шо королева. А с мужиком оно совсем по-другому. Но я одна не смогу. Мне надо чтоб шум, народ, чтоб было перед кем выпендриться. Мне ещё почему с Мишкой щас тяжело. Привык он ко мне. Раньше смотрел, вот думаю, щас сожрёт. С подвыванием. А теперь, так Ларис, это где, а это как, а я в гараж, вернусь вечером. Эх... я вот думаю, может у него завёлся кто?
- В гараже? - Оле стало смешно. Она вспомнила слегка неуклюжего, с пузцом и тяжелыми руками Михаила. Видела она его нечасто, но обратила внимание, что в их браке первую скрипку играла однозначно Лорик. И в гараж к мужикам выпинывала его сама, так, дорогой, мы тут посидим сами, как девочки, а ты давай, устрой себе пивной вечерок. И отсчитывала ему денег на это самое пиво.
- Ну да. Ерунда, конечно. Мишка мне в рот смотрит и во всём слушается. Знаешь, как мне это надоело? Хоть раз бы так, чтоб не я решала, а сам. Как мужик. А то получается, в нашей семье я и то, и другое. Разве нет?
Оля покачала головой. Как-то странно подруга взялась всё осмысливать, сама себе противоречит в каждой фразе. Но если ей нужно выговориться, да и пусть, может и придет к каким нужным ей выводам. Успокаивающим.
- Нет, Лорочкин. Мужик в вашей семье как раз ты. А Мишка твой - ведомый. И у вас это классно получается, потому и живёте вместе. Ему нравится, но и тебе же нравится? А прикинь, он стал бы командовать, а ты б с ним спорить.
- Почему сразу спорить!
- Потому что в финансах и в том, как жизнь устроить, ты разбираешься лучше Мишки. Не он же бизнесмен с сетью магазинов.
- Тоже мне сеть... три ларька.
- И салон в проекте, а тебе сорока ещё нет. Через пару-тройку лет будешь вся в салонах и стильных магазинах, вот точно.
Лорик доела третий бутерброд и пригорюнилась.
- Об том и речь, Краевская, я уже не знаю, оно мне надо?
В сумке, брошенной на подоконник, нежно пропел сигнал. Лорик встрепенулась и как-то изменилась вся, будто и не она только что терзалась вопросами смысла жизни. Через секунду оказалась у окна, выхватила из недр сумки мобильный, оглянулась на Олю, и пробежав через коридор в комнату, быстро оказалась на балконе, локтем прижимая к боку сползающую простыню.
Та-ак, подумала Оля, шаря чайной ложечкой в раскрытой банке с маслинами, кажется, кризис у подруги не только на словах. Но всё равно было во всем этом что-то не то. Мужчины постоянно одолевали Лорика вниманием, и реагировала она на это вполне нормально, то есть, смеялась, делала большие глаза, перед тем как уединиться для легкого телефонного флирта, и потом, возвращаясь, как Диана с охоты, радостно выбалтывала Оле подробности, может быть и не все, но никакой неловкости, а только смешки и ехидные пересказы. Оля не знала, блюдет ли подруга верность своему косолапому Мишке и мудро воздерживалась от вопросов, да и вообще старалась не провоцировать подругу на лишнюю откровенность.
- Да, - сдавленно повышая голос, попрощалась Лорик с собеседником, - угу, да.
Вернувшись, засуетилась, ахая и посматривая на часы. Оля, уже зевая, доедала маслины, прикидывая, что поспать обязательно нужно, чтоб не бродить сонной мухой весь день, а потом доделать работу Денису и отнести. Раз уж начался такой день общения и разговоров.
- Слушай, - буквально через десяток минут уже одетая в летний костюмчик - узкая юбка-карандаш и жакетик с глубоким вырезом, всё белоснежное - Лорик воздвиглась над сонной подругой, - мне тут девочка сказала, она в булочной работает, на выпечке, ты вроде с капитаном тем контачишь. Который с ободранной яхты. Она вас видела, пару раз через стекло, в пекарне. В смысле, она в пекарне.
- Денис?
- Что Денис? - после крошечной паузы переспросила Лорик, укрыв глаза за продолговатым зеркальцем.
- Ты будешь ржать, ага, я познакомилась с ним. Его зовут - Денис. Прикинь. Так что я его называю про себя - Другой Денис, или Новый Денис. Мало мне одного.
- Замуж звал?
- Что? - Оля даже проснулась, подняла лицо с поднятыми бровями.
Подруга же опустила зеркальце и смотрела сверху с суровым неудовольствием. Влажные волосы блестели, словно отполированная золотая вязь.
- То! Он известный придурок. Нищеброд на корыте. Познакомится, через пять минут замуж предлагает. Ищет дуру, трусы ему стирать.
Оля горячо покраснела, так что зачесались глаза и уши словно кипятком обдало. Встала, опираясь рукой на столешницу.
- Ну зачем ты так? Если кто по-другому живет, значит, сразу придурок и нищеброд? Получается, я тоже придурок. И нищеброд. Можешь и со мной не разговаривать. В том... в таком случае.
- Да ты чо взвилась? Я наоборот же! Забочусь. Ты - совсем другое дело. И на мужиков не прыгаешь, не орёшь "бери меня в жены". Или орёшь?
- Не ору! Нафиг мне. Я вообще не хочу. Херня это все. Замужи эти ваши.
- Спокойно, Краевская, чёт тебе твои стёкла не помогают совсем.
И вдруг, словно вспомнив о чём-то, запнулась, опустила глаза, снова подняла их - на одном накрашенные длинные ресницы, другой ещё утренний.
- Извини. Я тут главный придурок. Не надо мне лезть, но я просто... просто. Предупредить. Тебя. Извини, что набросилась.
- Крась давай, а то забудешь, пойдёшь с одним глазом, - подсказала Оля. Не могла она долго сердиться на подругу, хотя та была феерически другой - ну во всем.
- Извиняешь? Ну пожалуйста?
- Да, конечно же. Лорочкин, не переживай. Мы взрослые, умные тётки (я умная, мысленно поправилась Оля), неужели мелкая склока нас поссорит, а?
- Ты умная, - немедленно поправила её Лорик, - вон слова какие знаешь. Склока. А я б сказала: фух чуть не посрались с лепшей подругой. Ладно, мне пора бежать. Денег есть у тебя ещё? В следующий раз прибегу, за прошлую неделю рассчитаюсь. Молчи, пожалуйста.
Ещё через пять минут цокающей беготни по комнатам, с забегами в ванну, туалет, кухню, с ойканьем и ахами, Лорик распахнула двери квартиры. Задержалась там на мгновение, роскошным светлым силуэтом на фоне серого уныния лестничной площадки.
- Ты права. Если он другой, оно ж не значит. Что придурок. Наверное. Да. Удачи, Олька.
И понеслась вниз, цокая каблуками, щёлкая застежкой сумки и наконец, поставила точку в визите - мощным хлопком тяжелой двери подъезда.
Оля бы и поразмышляла о странном визите такой всегда насквозь прозрачной и понятной Ларисы, но ужасно хотелось спать, особенно после внезапного сытнейшего завтрака. Так что она просто легла, закрыла глаза и постаралась не думать - о словах "девочки из пекарни", насчет "каждую замуж зовет, чтоб стирала". Противные какие слова, а потому что всякие сплетни всегда противные. Спи уже, Краевская. Чего стоит твоя жизнь, твои всякие принципы и установки, если несколько слов уже их раскачали и готовы обрушить. Ты не придурок, ты похоже, просто слабачка, не умеешь своего отстоять. Фу ты... Заснёшь тут.
Но под рукой мерно мурлыкал Темучин, непонятно когда оказавшийся между Олей и стенкой, и убаюканная, она уснула, не успев собой довозмущаться.
***
К вечеру в этот день Оля позвонила новому Денису и отправилась на яхту, чтобы отнести доделанную работу. Хозяин уже ждал, расположившись на корме, торчал там блестящей башкой и худыми плечами, что-то невидимое делая руками, а может быть, догадалась Оля, вовсе и не ждал, просто занимается своими обыденными делами.
Она помахала рукой повёрнутому к ней лицу и потянула поводок, чуть отпихивая от ноги присмиревшего кота. Смешно, как сам сюда убегал, не боялся, а на поводке рядом с ней изображает всякие опасения. Первой с яхты снизошла серая Марта, обнюхалась с Темучином носами и отвернулась, как бы приглашая идти следом. Но Денис не пригласил, спустился сам, временами оглядываясь на своё хозяйство встал рядом, отряхивая руки.
Оля неловко завозилась, перекладывая из руки в руку поводок, чтоб развернуть на весу сверток, торчащий из пакета, потом просто сунула пакет Денису. Тот отступил, положил на стопу деревянных поддонов, глядя с вопросом и, дождавшись кивка, развернул, подставляя вечернему солнцу медово блестящие бамбуковые трубочки.
- Здорово. Ты молодец. Слушай... - замялся, перебирая и снова запихивая в пакет бумагу и бамбучинки, - я это... я без денег совсем сейчас...
- Да я не ждала, - поспешила успокоить Оля, - мы ж не договаривались, чтоб прям сразу, ты сам говорил, насчет продаж сначала.
И краснея, сердито представила, как Лорик распушила бы её за мягкотелость. Мало ли, заявила бы подруга, если сам разбежался, мол, вот тебе заказ, то и насчет оплаты должен бы. А ты должна так себя поставить...
Но как раз этого Оля и не могла. Темучин у ноги деликатно, но без устали натягивал поводок, стремясь отправиться за Мартой, и Оля растерялась. Она хотела, придя, поводок снять, пусть погуляют, пока они с Денисом будут пить чай на палубе, как в тот раз. О боги, вспомнила, маясь неловкостью, там в пакете лежит маленькое подношение к их чаепитию, пакетик с конфетами и толстый авокадо плюс совсем уже жалкий на вид свёрточек с отличным дорогим чаем, который Оля отсыпала из принесённой Лориком цветной жестянки.
- Тогда ладно, - тут же согласился Денис с явным облегчением, - я сейчас ещё поработаю, мне там срочно надо...
- Хорошо, - Оля нагнулась и подхватила возмущённого кота на руки, - мы пойдём. Звони, если что.
Развернулась и пошла обратно, ощущая себя серенькой, практически невидимкой, ненужной и мешающей.
Справа, там, где за полуразрушенным старым зданием плескалась вода в углу, образованном бетонным берегом и пирсом, слышались возбуждённые голоса, смех и выкрики, потом кто-то свистнул вдогонку, смеха прибавилось, и Оля ускорила шаг, крепче прижимая к себе кота. Теперь ей казалось - не невидимка, нет, а страшненькая, в затрапезных вещичках, тёмные волосы болтаются вдоль щёк: режет глаз незнакомым парням, пьющим своё пиво, вызывая насмешливый свист.
В пустой и тёмной без человеческого присутствия квартире захлопнула дверь, повесила на крючок кошачью шлейку, прошлась, включая везде свет, а потом обратно - решительно выключая, уж больно показался тусклым и безрадостным. Выключила и в кухне, где села на табурет, бесцельно шевеля пальцами неубранные остатки принесённых Лориком вкусностей. Как ей-то быть, если даже восхитительная во всех отношениях успешная подруга жаловалась на своё состояние и мироощущение? А ведь у Лорика есть практически всё. И кажется, к этому всему добавился тайный роман, судя по блестящим глазам и прочим признакам. Но тогда, конечно, грош цена жалобам, они родились, чтобы как-то своё серьёзное увлечение оправдать. Наверное. Хотя, как может судить о потёмках Ларисиной души она - невезучая и неуспешная Ольга, у которой всего нынешнего богатства - найденные на помойке битые стёкла и чёрный кот. Кстати, где он?
Из темноты кухни прекрасно просматривался угол балкона, и там, на озарённом закатным уже не светом, а напоминанием об ушедшем за гору солнце, подоконнике виднелись два силуэта. Чёрный большой кот и рядом - пирамидкой - небольшая изящная кошечка с острыми ушками. Вот же кудесники, мало того, что независимая Марта просочилась вместе с ними в квартиру, так ещё и вместе они просочились через закрытое окно наружу. Интересно, хватится ли её хозяин, или ему наплевать, где и как гуляет кошка, которая сама по себе?
Думать о новом Денисе было неприятно, хотя ничего особенного он не сделал и не сказал. Ну не пригласил пить чай. Но его краткое негостеприимство переплелось с неприятными словами Лорика насчет стирки трусов и замужества. Стоп, возмутилась Оля, разворачивая маленькую золочёную шоколадку, тебе он даром не нужен, разве нет? Хотя Лорик, удивленная страстным заступничеством, не поверит, конечно. Но дело, оказывается в том, вдруг стала понимать Оля, что не все, кто отклеиваются от системы и от общепринятых её ценностей, одинаковы. Общего у них только желание отбросить одну жизнь и решиться начать другую. Но эти другие жизни могут быть полярно разными. А даже если нет, то должно быть чувство. Симпатия. Ладно, уговорили - любовь. А то получается, уходишь от одной жизни, решаешься, но в новую тащишь из неё старые условности, ой-вей, как же без мужа, - и ну всех на роль примерять.
Она вспомнила, как закричала Лорику, насчет "фигня эти ваши замужи". Сама не зная, точно ли оно так.
Точно тут только одно, поняла Оля, доедая в сумеречной кухне шоколадный квадратик и комкая бумажное золотце, - никаких себе уговоров и принуждений, и пусть рядом будет тот человек, с которым ей хорошо, душевно, а не тот, который "ой надо, ой пора, ой, а кому ты ещё нужна". И так далее.
- Вот, - подвела она итог, и встав, уже начала разбирать по важности налетевшие в голову планы, но вдруг застыла.
Она собиралась посмотреть. На угол жестяного забора, рядом с выдранной секцией, где жесть была исписана дурашливыми посланиями вперемешку с глупыми картинками. Не написать обещанное, потому что рыба для Павлика чудесным образом уже готова, а вот стеклянного кота пока ещё нет. Просто посмотреть. Просто так. Но, погружённая в свои комплексы, забыла напрочь.
Фигня всё это, повторяла себе, стоя над столом и пытаясь призвать мысленные планы снова, но они разлетелись - не поймаешь. Ну, полная фигня! Мало того, что совсем пацан, практически незнакомый, так ещё и чего там смотреть, она обещала ему написать сама.
Но желание увидеть расписную стенку всё усиливалось, становилось нестерпимым, и Оля вспомнила мамины рассказы, о том, как на третьем месяце та уходила в сад объедать зелёные абрикосы с дерева. Ночью.
Усмехнулась дурацкой аналогии и, подойдя к окну, приоткрыла лёгкую раму с сеткой. Просунув руку в щель, погладила Темучина по неподвижной башке (он муркнул, отмечая касание), потом коснулась гладкой шёрстки Марты, и та сразу исчезла: кошка, не сходя с места, прогнулась, убирая себя от руки.
- Вы тут развлекайтесь, я скоро приду.
И через несколько минут уже шла, подсвечивая тротуар в тёмных местах включённым смартфоном. Хочу, думала строптиво, и делаю, тоже мне, приключение, просто решила пройтись перед сном.
За освещённой автостоянкой дырка в заборе чернела вертикальной пастью, расцвеченной редкими далёкими огоньками на другом берегу бухты. И мерно загорался такой же дальний маячный огонёк.
Оля прошла внутрь, осторожно переступая через нижнюю перекладину-арматуру. Прислушалась к неутихающим возгласам в том самом пивной уголке. Шагнула в сторону, чтобы не торчать на проходе, а то вдруг кто из вечерних посетителей решит пробраться или - выбраться. И уже совсем было повернулась к жестяной зыбкой стене, но на фоне мерцающего лунного моря разглядела вознёсшийся над пирсом силуэт "Пенелопы", оказывается, видимый отсюда прекрасно. Вот лёгкий удлинённый корпус, вот высокая мачта с прикреплённой к ней мачтой горизонтальной, вот под ней - кубик каюты, почти весь на виду. А вот...
Забыв о стене, она шагнула вперед, прищуривая глаза.
Над бортом медленно передвигался тонкий, съедаемый лунной рябью силуэт. Не мужской. И грива пышных волос над острыми отсюда плечиками. Вроде бы раздался женский смех, но взрыв хохота из-за развалин не дал услышать точно. Зато рядом с силуэтом нарисовался другой, и его Оля узнала - угловатый, с худыми, но широкими плечами, с круглой башкой, бликующей лунным светом. Секунду два силуэта стояли рядом, потом слились в один, невнятный, торчащий в стороны углами локтей.
Оля вздрогнула, поспешно отступая в тень забора - рядом с ней к дырке подскочил кто-то шумный, с дыханием взахлёб, смеющийся, протопал, дёрнув плечом зыбкую жесть, заорал что-то снаружи, следом прорвался ещё один.
Она ещё постояла, мучаясь дурацкой неловкостью - сейчас кто-нибудь посветит в жиденькую тень и увидит, как она тут... Но больше никто не бегал и не топал, так что Оля перевела дыхание и, снова забыв о стене посланий, повернулась, чтобы выйти и поскорее уйти домой. Выставила перед собой руку, включая фонарик смартфона. Перед глазами зарябили чёрные надписи, дурацкие двустишия, слава котам, хоть без матерщины, успела подумать, и тут, на уходящем в тень пятне света, уперлась в короткий, тщательно прорисованный вопрос.
"Ну что?" - гласили суровые крупные буквы.
Оля шагнула ближе, уже не обращая внимания ни на вопли, ни на силуэт "Пенелопы", обшарила светом край стены посланий, границей которой служил как раз этот лаконичный вопрос. Как они тогда договорились-то? Подписываться именами? Ставить даты? Да не было толком никаких договоров... Она вдруг впала чуть ли не в ярость, не от невнятности, а от неловкости ситуации и непонимания себя самой. Стою тут. Как идиотка последняя.
От злости память встрепенулась. Да, она ему сказала, а нет, он сказал, чтоб написала "сокровища!". Но легче не стало, вопрос маячил в гордой лаконичности, без подписей и опознаваний.
Ничего! - хотела написать Оля в ответ, с небольшим удивлением обнаружив в кармане шортов фломастер, которым рисовала на стеклах линии для деда Пети. Но вместо этого выбрала место чуть ниже и написала другое:
"Рыба есть. Для кота нужен оранжевый. Яркий"
Немножко мстительно не стала подписывать послание дурацким детским "сокровища!", пролезла в дырку и пошла по направлению к дому, издалека пытаясь увидеть за кроной платана своё чёрное кухонное окно.
Но удивительно, на душе у неё стало совершенно мирно и очень спокойно.