Аннотация: Патипа, Блондинская осень в австрийском депорте...
Блонди красила глаза. Вернее, уже не красила, а, сидя на стуле с поджатой ногой, глядела на распахнутый глаз в маленькое зеркальце и аккуратно разделяла слипшиеся от туши ресницы иголкой.
Мама вошла в комнату и, хмуро посматривая на раскинутые по спинке дивана вещички - джинсовый комбинезон и желтый батничек тонкого трикотажа, стала ходить по комнате, раскладывая по местам книжки.
- Ты уроки сделала?
- Угу.
- И к контрольной подготовилась?
- Ага.
- А доклад написала?
Блонди вздохнула:
- Мам, его ж через две недели надо. Написала. Половину.
Мать остановилась за спиной:
- Ты совсем разгулялась. Сколько можно? Дискотека эта. На прошлой неделе классная твоя звонила. Жаловалась, что ты несколько раз прогуляла ее уроки.
- Ну, проспала. Опоздала немножко. Зато все контрольные и самостоятельные у меня - на пятерки.
- Все равно, - упрямо сказала мама, - о чем ты только думаешь? Одни мальчики на уме! Как ты экзамены сдашь?
- Мам, ну, девятый же класс. Два экзамена всего. Что ж я, не сдам английский? Или - русский с литературой?
Мама не нашлась с ответом. Англичанка считала Блонди одной из лучших учениц за всю свою педагогическую карьеру. И сочинения Блонди писала прекрасно.
- И вообще, - подытожила Блонди, - уже май. Почти все учителя оценки нам уже выставили. Осталась физкультура. Ну, и двоечники всякие. Мам, учителям сейчас будет не до нас - умненьких.
- Ой-й, как ты себя любишь! - Протянула мама. Подумала, что бы еще сказать. И пошла из комнаты.
Блонди скромно умолчала, что за весь апрель она ни разу не попала на уроки, что вела классная - алгебру и геометрию. А сама виновата - поставила свои уроки первыми, отбарабанит и - на вторую работу, в горсовет. Классом вообще не занимается. Медаль ей вручили "За трудовое отличие". А что такое дроби, ну, что это части целого, весь класс уразумел, когда во время болезни ее пенсионерка Овечкина замещала.
Блонди вспомнила потрясение грузной старухи, уяснившей, что даже отличники, лихо решавшие примеры с дробями, только от нее и узнали, что пять пятых и яблочко, нарезанное на пять частей - суть одно и то же.
- Бедные дети, - только и сказала Мария Николаевна, глядя на просветленные запоздалым знанием лица учеников. Закончила тихо урок и ушла.
Так что Валентину Федоровну класс не уважал. Ходили слухи, что она бросит их класс еще до выпуска и уйдет на свою вторую работу.
Поэтому Блонди, надев белую рубашечку и расклешенную юбку с поясом-корсажем (сама пошила!), брала неудобный черный дипломат и, впритык по времени выйдя, встречалась с Алькой. Не торопясь, гуляли они в любимом парке, не торопясь возвращались на автовокзал. Посмотрев на часики, скидывались по пятьдесят копеек. И за рубль подъезжали к школе на такси. Ко второму уроку. Расслаблялись.
Интересно, что классная о половине блондиных художеств умалчивала. Может, потому что Блонди была одной из лучших учениц класса? Алька в параллельном - тоже.
Закончив с ресницами, Блонди критически оглядела себя в большом зеркале. И, скинув халат, влезла в батник, натянула облегающий комбинезон. Покрутилась перед зеркалом. Выворачивая шею, посмотрела на отражение через плечо. Поднялась на цыпочки, вспомнив о босоножках на каблуке. Хорошо. Нравится. Лицо, конечно, дурацкое - губы толстые, щеки круглые. Пломба эта опять же. Маленькая, но Блонди-то про нее все время помнит. И волосы - вот, борись вечно с ними. Не гладкие и не кудрявые, а так - пушистые, как лисий хвост. Концы торчат. Можно, конечно, на бигуди крутить, но - каждый день? Подвиг просто!
И Блонди вспомнила красавицу Маринку. Волосы гладкие, плотные, густые. Красивые. Желтенькие. Маринка два года каждую ночь в бигудях спала, чтоб на Аллу Пугачеву быть похожей. Хотя с прямыми ей намного лучше. А с овечьими кудряшками - вульгарно. Зимой - химию сделала. Теперь все время овечка. А цвет - классный.
И Блонди снова решила, что на летних каникулах тоже осветлит волосы. Надо проверить, как ей будет.
Раньше Блонди считала, что у блондинок глаза должны быть зеленые или голубые. А с карими глазами - что за блондинка! Но месяц назад на дискаре новые слайды крутили. Алька показала на экран и прокричала ей в ухо:
- На тебя похожа! Очень!
Блонди присмотрелась к милой мордашке с обаятельной улыбкой, копной пушистых светлых волос и, вот здорово, абсолютно карими глазами. И возрадовалась. Ждала только лета, чтоб маме заливать поначалу, что выгорели на солнце волосы, то, се... Может, привыкнет потихоньку.
Выскочила в прихожую, обулась. И, повесив на плечо маленькую сумочку - помада, ключи, пудреница - стала набирать Алькин номер.
В дверях кухни возникла мама. Посмотрела решительно:
- Так. Сегодня никуда не пойдешь.
Блонди оторвалась от телефона:
- Мам!
- Что мам? Мы с папой тебе запрещаем! Иди в комнату!
- Почему?
- Хватит!
- Что хватит? А раньше нельзя было сказать?
- Не груби матери!
- А я и не грублю. Чего ж ты ждала, пока я оденусь? Меня Аля ждет. И Галка.
- Пусть ждут. Если у них родители такие - не воспитывают дочерей совсем!
- Ну, да. А ты как-то странно воспитываешь. Рывками. То - можно, а то, вдруг, то же самое - нельзя!
- Папа тебе сегодня не разрешает, - и, обернувшись в кухню, мама воззвала, - Саша! Ну, что ты молчишь? Скажи ей!
Из кухни донеслось покашливание. И бормотание.
- Я не поняла! - Взъярилась Блонди, - пап, скажи членораздельно, можно мне сегодня пойти или нет? Я всех подведу, у Лильки день рождения, она тортик принесет. Алька без меня не пойдет, а Галку одну не пустят, - вдохновенно врала Блонди, сердито сверкая глазами.
- Да пусть идет, куда хочет! - раздраженно, но вполне членораздельно закричал папа.
Мама развела руками.
Блонди быстренько набрала номер:
- Аль? Я выхожу.
И выскочила в сумерки, перестукивая ступеньки каблучками.
- Чтоб в одиннадцать была дома, - прокричала мама вдогонку.
Блонди, летя вдоль палисадников, с досадой покачала головой. Уже девятый час. Все в одиннадцать только закончится. В одиночку, что ли, уходить? Как мама не поймет, что в одиннадцать одной страшнее, чем в двенадцать втроем.
Она влетела в черный Алькин подъезд.
- Аль, ты здесь? Я тебя не вижу.
- Да здесь, здесь. У почтовых ящиков. Ты одна? А Галка?
- Так она не звонила.
- Так она у подъезда тебя ждет, балда ты с ушами!
- Не знаю, я бежала, никого не видела.
- Ну, Блонди, теперь ее еще будем ждать. Полчаса, не меньше.
Помолчали, стоя рядом в темноте.
- Слушай, Блонди, так чего ее ждать, давай сами выпьем. И она подойдет.
- Неудобно.
- Чего? Галка - халявщица! Вечно "я не буду, я не буду", а как соберемся, так сразу "ой, налейте и мне".
- Ну, давай, только быстро.
Хватаясь друг за друга, они подошли к зарешеченной двери в подвал. Алька, шипя, открутила проволоку с петель.
- Подожди, я возьму с пола, а то уроним, и, нагнувшись, звякнула припрятанной днем бутылкой сухаря, - заходи сюда, а то с фонариком кто пойдет, чтоб не увидели.
Блонди по стеночке продвинулась в подвальную дверь. Прикрыла за собой решетку. Алька, пыхтя и чертыхаясь, припасенным ножичком срезала полиэтиленовую пробку.
- Давай свою чашку дежурную.
- Аль, нету. Меня и так еле отпустили.
- Тю, блин. Что, будем, как два алкаша - с горла?
- Слушай, не ломайся. Счас прибежит Галка и начнет обижаться.
Алька вздохнула и послушно забулькала. Передавая бутылку и замирая, когда в подъезде кто-то проходил к лестнице, барышни выкушали поллитра ркацители. Вытерли губы и вышли в подъезд.
Вовремя. Дверь скрипнула.
- Девчонки, вы здесь? - Галка топталась на входе, не решаясь нырнуть в темноту.
- А то! - басом сказала Алька и захихикала.
- Вы чего? Пили, что ли?
- С ума сошла? Блонди писать ходила. В подвал.
- Ой, - покаянно сказала Блонди, я еще хочу!
- Вот жучки! Японский городовой! Пили без меня!
- Гал, успокойся! Алькина мама нас компотом угостила. Виноградным. А он, знаешь, какой ссыкучий! Ой, девки, я бы потерпела, но я ж в кустах запутаюсь со своими лямками!
И Блонди метнулась подальше в подвал, залитый до ступеней черной стоячей водой.
На дискотеку приехали вовремя. Пробегая под фонарями через парк, услышали дежурную первую композицию и надрывный голос Витечки-дискжокея:
- Группа "Чингис Хан" с песней о нашей сталицце!!! Москау-москау!
- Ой, девчонки, а вы мне полтинник добавите сегодня? - Хватая Блонди за ремешок сумочки, спросила на ходу Галка, - а то я забыла деньги в юбке.
- Вот, блин, Гала, ну ты как всегда! - расстроилась Алька, - нету у меня! Только рубль и талончик на автобус.
- Блонди, а ты?
- Гал, у меня то же самое!
Барышни остановились у кассы, глядя друг на друга. Галка хмурила светлые бровки. Медленно краснела конопатым лицом. Была она девочкой фигуристой, но некрасивой. Обидчивой и подозрительной.
- Ну, вот, - плаксиво затянула она, - как у меня просить, так сразу - Галочка-Галочка...
- Ну, так пойди, поздоровайся. Он тебе рубль даст на билет.
- А чего это я? Пусть Галка идет.
- Я не пойду. Он меня не знает, - открестилась Галка. И надула губы, обижаясь.
Блонди вздохнула. Мимо бродили, окликая друг друга, обладатели билетов. В кустах звякало, булькало и кто-то громко смеялся. Из темного парка доносились радостные вопли. Над каменными стенами летнего кинотеатра, куда на теплый сезон переехала дискотека, пульсировала цветомузыка.
- Пойдем все, - решила она.
И девочки, подталкивая друг друга, чинно прошли мимо кассы, и уселись на скамейку. Длинный чернявый Сережа Перс, осмотрев барышень, улыбнулся:
- Ой, Сережа! Привет! - Узнала его Блонди.
- Привет, ласточки! Чего сидите? На билеты не хватает?
- Ага, - сокрушенно призналась Алька. И, выжидательно уставив в Серегину сторону точеный носик, сильно пихнула Галку в бок. Та что-то промычала.
- Ну, кто самый смелый, подходи, - лениво сказал Перс. И закинул длинную джинсовую ногу ботинком на колено другой. Сунул руку в кармашек рубашки.
Алька снова пихнула Галку. Та вцепилась руками в скамейку и набычилась.
Алька страдальчески подвела глаза. Встала, одернула узкую юбку и пошла к Персу, лошадкой цокая каблучками. Взяла протянутую купюру.
- Алечка! - Перс повернул голову и пальцем указал на щеку. Алька нагнулась и решительно чмокнула благодетеля.
У кассы выяснилось, что Сережа не поскупился, одарил барышень трояком.
- Знаешь что, Галочка, - прошипела пылающая Аля, отдавая подруге билет, - в следующий раз сама пойдешь за трояк целоваться!
Перс Альке нравился. Но он был мальчиком криминальным. И Алька вполне благоразумно боялась понравиться ему.
Девочки впорхнули в мельтешение света и бУхающие ритмы. Уже танцуя, заоглядывались, высматривая знакомых. Алька дернула Блонди за сумочку. Показала подбородком в сторону эстрады. У Блонди екнуло сердце. Вова Сокол.
Потряхивая черными волосами до плеч, перехваченными по лбу кожаным шнурком, танцует с какой-то девочкой. Стриженая коротко. В джинсиках. Ничего особенного. Смеется, закидывая голову, блестит зубками. Кокетничает. Хорошенькая, чего уж там.
Блонди стало грустно. Из-за Сокола она сегодня и рвалась так на дискотеку. В прошлую субботу он первый раз пригласил ее потанцевать. Все девчонки по нему умирают. Блонди он и не понравился сначала. Худой, щеки впалые. Невысокий. И девочка у него есть постоянная. Танька Рудэха. Королева дискотеки. Богатая. Мама и тетка всю жизнь в загранрейсы ходят, все - Тане. Джинсы у нее - и вельветовые джордансы, и коттоновые вранглеры, и левисы, и белые еще. А то как-то ходила каждый вечер в коттоновом халате - с кармашками везде, а под ним - джинсы. И меняла, то - белый коттоновый халат, то синий, то вельветовый. Они с Вовой давно встречаются. И подраться она не дура. Может в туалете к стенке припереть и синяков наставить. Коренастая, крепкая. Черные волосы короткие. А глаза светлые и круглые. Нос курносый. Некрасивая, в принципе. Ну, хорошенькая.
- А знаешь, почему Рудэха две недели не ходит на дискарь? Мне Наташка говорила, - прокричала Алька.
- Почему?
- Говорят, они с Соколом подрались. И Вова ей так двинул, что - сотрясение мозга. В больнице она лежит.
Блонди поежилась. Сокол, обняв партнершу за талию, что-то рассказывал ей на ухо. Оба смеялись.
- Пойдем в другой край. Подальше, - решила Блонди.
И тут на них наскочила Мариша Лискевич. Красивая рослая брюнетка. Глаза - миндаль. Крутая джинсовая попа. Ее старший брат Мишка в школе крепко дружил с Блондиным братом. В детстве девочки дружили, вот на дискотеке через несколько лет заново встретились.
Ухватила за руку, кивнула поспешно остальным, потащила Блонди к стенке. Задышала в ухо, волнуясь:
- Слушай, Блондичка! Дело есть! Помоги, а? Видишь, во-он парень стоит? За толпой баб? Что по-придурочному танцуют? Ага, тот лапочка в полосатой рубашке. Подойди к нему? Скажи, Саша, Мариша просила зажигалку на минуточку. И покажи на меня, хорошо? Ну, иди. Я тут буду!
Блонди кивнула и, обходя танцующих, двинулась к Саше-лапочке. Саша стоял в одиночестве, подпирая стенку. Разглядывал народ.
- Привет, - сказала Блонди, встав на цыпочки - поближе к его уху, - там Мариша просит зажигалку, - и показала, куда смотреть.
Саша помахал рукой. Улыбнулся. Мариша деревянно махнула в ответ.
- Спички. Обратно принесешь?
- Да! - Блонди взяла коробок и повернулась уходить.
- Подожди! А ты кто? - Саша поймал блондину руку.
- Я Блонди.
- А я - Саша
- А я - знаю.
- Так принеси!
- Хорошо.
Блонди вернулась к девочкам и отдала Марише коробок.
- Сказал, чтобы я вернула.
Мариша снова вцепилась в Блондину руку и потащила ее в каменный закут у лестницы. Здесь музыка была потише. Упала на ступеньки, достала из выреза блузки пачку сигарет. Похлопала рядом, приглашая садиться.
- Ф-фу, как я волнуюсь! Ну, расскажи скорей, расскажи! Как он тебе? - И Мариша затормошила Блонди, от полноты чувств щипля ее за попу и бока.
- Дурочка! Да он самый классный! Ой-й, я не могу просто от него! - Мариша прижала сигареты к высокой груди, - он только из армии пришел, представляешь? Еще ни с кем не встречается! А про меня спросил? Скажи, спросил?
- Спросил, когда спички вернем.
- Ага, ага, хорошо! Ты сейчас пойди, отдай. И скажи, Мариша передает спасибо.
- Мариш, пойди сама. Он же тебе нравится.
- Не-ет, я боюсь. Ты иди, ты уже с ним говорила!
И Блонди пошла, тихо удивляясь девчачьей логике. Интересно, Мариша вообще ее в качестве соперницы не воспринимает? Обидно. Она, конечно, красивее, но - такая большая. Или по старой дружбе - доверяет? Так они уже и не подруги, вроде. Встречаются на дискотеке три раза в неделю. Даже компании у них разные совсем.
Блонди грустно обходила пары, плывущие в медленном танце. "Налей вина-а-а! Прощальный тост до дна-а-а!" - блеял, страдая, певец.
Крутя в руке спички, Блонди наткнулась на Сокола. Поверх стриженой головки, улегшейся на его плече, Вова смотрел прямо на нее. Одна рука - на маленькой попе партнершиН
Блонди сжала коробок. Сокол улыбнулся и кивнул. Блонди вспыхнула, кивнула. Задрала независимо подбородок и поспешила к Саше.
Саша танцевал. Вот, блин! Чувствуя полную свою никчемность, некрасивость и невостребованность, Блонди сунула ему спички, развернулась и устремилась сквозь толпу. Как бы разыскивая кого-то. Уши у нее горели.
Танец закончился. Она подошла к подружкам. Подергала за руку возбужденную Альку. Та схватила ее за шею и прижала губы к блондиному уху:
- Ты видела, с кем я сейчас танцевала?
- Нет.
- С Димой Марусей! Помнишь, который нас провожал в первый раз?
- А.
- А ты чего такая смурная? Из-за Сокола? Плюнь. На фиг он тебе. Я слышала, он просто так не встречается. Ему надо давать. Оно тебе надо?
Блонди вспомнила, как танцевала с Вовой, сцепив руки на теплой смуглой шее. Как он, потом, одной рукой держа на отлете ее ладонь, другую положил ей на талию и привлек к себе.
- Аль, я домой пойду. Сейчас.
- Дура! Куда ты пойдешь одна? И Галку бросишь, она развопится.
- Да ну. Вас проводят.
- Говорю, не дури!
"А вы любите дым над водой?" - закричал в микрофон Витечка.
- Да-а!! - отозвалась толпа.
- Тогда - слу-шай-те-и-тан-цуй-те!!!
Алька схватила Блонди за руку и потащила в толпу. Приказала, крича:
- Танцуй! После поговорим!
И они танцевали.
А после разгоряченную Блонди кто-то тронул за плечо. Обернулась. Вова Сокол. Улыбается.
- Ты потанцуешь со мной?
- Да.
И Блондина лодочка уплыла, покачиваясь, в пять минут томительно медленного счастья.
- Ты пригласишь меня домой завтра? - Тронули ухо теплые губы, - я позвоню.
- Да.
- А потом - погуляем по берегу? Ну ее - дискотеку.
- Хорошо.
В автобусе ехали вчетвером. Блонди смотрела в темное стекло, вспоминая о Соколе. Мечтала. Галка дремала, устроив русую голову у нее на плече.
А впереди пряменько сидела Алька. На ее плече примостилась Марусина голова в светлых кольцах волос. Не спал. Тихо переговаривались...