В которой Оля (на этот момент печальная) и её кот Темучин (всегда драгоценный), оставив прежнюю жизнь, знакомятся со старой квартирой, где, как надеется Оля, начнётся новая жизни, а лучшая подруга Оли Лорик (постоянно энергичная) их поддерживает и всячески помогает
Шаги в узком колодце лестницы отдавались гулко и когда за спинами внезапно хлопнула медленная входная дверь, Оля дернулась, будто это её толкнули между лопаток. Звук кинулся вверх и где-то там, пометавшись, исчез.
- Зарраза, - пробормотала Лорик, перехватывая тяжелую сумку с неудобными боками, - соседи привыкли, а в меня каждый раз сердце ёкает. И что ты прёшь своего косматого в руках, а? Вон же, переноска.
Оля закончила отдирать когти от рубашки. И от своего плеча, до которого когти хоть и деликатно, но вполне чувствительно через тонкую джинсовку достали.
- Он в ней напугается. Он должен видеть, куда идём.
- Какая цаца, - Лорик, протискиваясь мимо, почмокала в сторону опущенного под тяжестью кота Олиного плеча губами, показывая - шутит.
Оля приподняла руку - похлопать Темучина по атласному боку, но в руке была сумка с одеждой, здоровущая, похрустывала раздутыми боками. Так что она просто наклонила голову, касаясь шелковой шерсти горячей щекой.
- Почти пришли, Тимыч. Не ерзай, ладно? Мне и так...
Темучин в одно касание обнюхал воздух вокруг Олиного носа и губ, как делал всегда, возлежа на плечах, когда хозяйка обращалась к нему по имени. И расслабился, стекая по ключицам приятной тяжестью. Только чуть выпущенные когти касались закатанного рукава старой рубашки.
Шаги длились и длились, Лорик топала на пролет выше, Оля шла осторожно, балансируя спиной, чтобы не уронить кота, не видя ступеней из-за сумок, и слушала, как их собственные шаги, улетев куда-то вверх, вслед за хлопком входной двери, постоянно возвращаются, по акустическому капризу, словно кто-то спускается навстречу, копируя их походку и бормотание-сопение Лорика.
- Фууу, - сказала та сверху и произвела локальный звуковой шторм, что-то роняя, что-то громко ставя, отдуваясь, фыркая и звеня, а после гремя связкой ключей.
- Прросю! - распахнула высоченную, вымазанную побелкой пыльную дверь и тыкнула приятно округлой рукой в сумрачную глубину квартиры, - дом, сладкий дом! Добро бросай пока в прихожке, пошли покажу, а то мне на работу уже рысью, а там жарища, хрень пробежишься.
- Я думала, мы чаю. Вместе. - Оля наклонилась, расцепляя затёкшие на ручках сумок пальцы, бережно перехватила кота, чтоб не слезал, как по дереву, да что ж когти у него растут так быстро, ох, ё-моё, ножницы, взяла ли она ножницы?.., - ну, в смысле посидим хоть.
- Некогда, Ольчик, рассиживаться, - Лорик уже двигалась вдоль всяких внутренних дверей, открывая, заглядывая, хлопая, - я вечером, может, заскочу, если пораньше освобожуся, так, тут сортир, вода есть, ну, вообще супер, за свет я заплатила, электрик клялся, в ажуре всё. Между прочим, даже интернет есть! Я тебе бумажку с паролем в кухне на столе, слышишь? Ты только сбегай заплати, я не успела. Ого, в ванне насрано. В смысле штукатурка нападала, что ли. Вот козёл, а? Это он свет чинил, наковырял мне тут.
- Да я уберу, - Оля шла следом за котом, который, воздев чёрный пушистый хвост, шествовал по коридору, переступая через куски штукатурки и газетные комки, брезгливо подёргивал усами, но тем не менее, с большим удовольствием внюхивался и каждым углом интересовался.
- Вот, Темучин, - вполголоса сказала, когда кот остановился на пороге кухни и повернулся, посмотреть на хозяйку с вопросом, - теперь тут будем жить. С тобой.
Как всегда в диалогах, Темучин коротко муркнул, вертанул кончиком хвоста. И проследовал в кухню, с большой осторожностью нюхая воздух перед собой, рядом с собой, чуть ниже головы, чуть выше головы. И так далее: кухня была большая, с пыльным высоким окном, в которое царапались с правой стороны ветки платана с зубчатыми листьями.
Оля моргнула, чтоб внезапные слёзы не мешали рассматривать всё остальное.
Лорик, по-прежнему производя разнообразный шум, прошлась по диагонали. Похрустела кусками штукатурки и россыпью песочного мусора, пошуршала рваными газетами, пнула старый стул с гнутой спинкой (тот скрипнул) и, добравшись до пузатого холодильника, с триумфом распахнула дверцу, показывая пустое решетчатое нутро с одинокой пластиковой бутылкой на средней полке.
- Тадамм... смотри, холодит, а? Я думала совсем его на помойку. У тебя деньги есть, на пожрать? А то я оставлю, потом отдашь. Ну когда-нибудь.
- Есть, - Оля прокашлялась и повторила громче, - нормально, есть. Тебе и так спасибо, спасаешь.
- Ладно тебе. На то и подруги, так ведь? - рука прошлась в сумрачном воздухе, потом нырнула в сумочку, надежно зажатую под мышкой, потом засветился в ладони смартфон, - ох ёлки, мне правда, пора, Ольчик. Я позвоню вечером, ага? Если успею забежать. Да всё равно позвоню, предупрежу, если чо.
- Нет! - Оля пошла рядом с подругой обратно к входной двери, - я, наверное, отключу телефон. Пока что. Ты просто приходи и всё. А не сможешь, ну значит, не придешь.
- Ключ-то один, - вспомнила Лорик, нагибаясь за ключом, который она, вытащив из замка, бросила на низкую полку под вешалкой, - вдруг будешь дрыхнуть? Как я зайду, если не позвоню даже, а? Стоять в окно камушками кидаться?
- Не буду я дрыхнуть, - Оля улыбнулась, - а вечером, ну, с восьми до десяти побуду на балконе, чтоб тебя не пропустить. Спущусь и открою.
- Ещё чего, - возмутилась Лорик, пытаясь разглядеть свои губы в мрачных глубинах небольшого старого зеркала рядом со старой вешалкой, похожей на сказочный дворец, тоже мрачный, - будешь торчать. Так, придумала! Ключ я возьму, заодно у железячников закажу дубликат, и как раз вечером тебе закину. Тебя - закрою. Пока посидишь под замком, поняла? Тут задвижка есть, но калечная она, не трогай. А то вдруг заклинит. Оль, извини, что бардак такой, блин, тебе и приткнуться пока негде, кругом срач и пылища.
- Нормально, - Оля снова улыбнулась, чувствуя улыбку, будто пластырь, приклеенный к губам, - как раз будет чем заняться. И вообще, ты меня спасаешь, и ещё извиняешься. Считай, я впряглась и уже отрабатываю.
Лорик спрятала помаду в сумочку, выпрямилась и выпятила грудь, сверкая цепочкой в декольте.
- Правильно! Работай, мой раб, солнце уже высоко! Тебе чего принести из пожрать? Может, творогу там, сметанки? Я в молочном беру, у правильной тётки.
- Иди уже, - Оля подтолкнула подругу к выходу, - у меня бомжпакеты и колбасы кусок, нажрёмся с Тимой и заляжем спать.
- Винишка я принесу, - предупредила Лорик, чмокнула воздух в дверном проёме и закрыла дверь, загремела ключом в замке.
- Пока-пока, - приглушенно пропела и все стихло.
Оля прислушалась и, вдыхая запахи пыли, побелки и краски, прошла в комнату, куда только заглянула по пути в кухню, пробралась через мусор к балконной двери, открыла, дёргая присохшую задвижку. Выходя, отпихнула кота ногой, чтобы не вылез следом, а то ещё свалится, балкон старый, без остекления. И вжимаясь в угол, одновременно над собой посмеиваясь (да кто тебя тут увидит, третий этаж, платан вон какой здоровущий, как в джунглях - сплошные ветки), вытянула шею, стараясь увидеть Лорика далеко внизу.
В путанице облиственных веток мелькнуло цветное пятно и белое над ним пятнышко лица, потом - неимоверно золотистые волосы: Лорик торопилась к своим уже открытым ларёчкам, их у нее было три на центральном рынке, торговали косметикой под кричащими блискучими вывесками. И всё. Остался только старый платан, растущий выше третьего этажа старого дома, его ветки и листья, слегка пожухшие от двух месяцев летнего зноя. Да вывернутая тяжелыми узорами балконная решетка, доходившая Оле почти до груди. И за спиной - трехкомнатная квартира, которая по завещанию отошла несколько офигевшей от такого поворота дел Ларисе - единственной дальней внучке почившей почти незнакомой старухи, которая пары лет до ста не дотянула.
Выяснив все обстоятельства, Лорик, оставшись с громоздкой недвижимостью на руках, поначалу страшно расстроилась, даже накричала на ни в чём не повинную Олю, которую вызвала в свой любимый бар обсудить новые обстоятельства, причём, за что она Оле и нравилась, возмутилась не тем, что теперь нужно вкладываться в ремонт и бегать со всякими документами по нотариусам и конторам, а тем, что вредная старуха помирать уехала в деревню, к какой-то чужой ещё одной старухе, а единственной внучатой племяннице, значит, даже не позволила за собой горшков повыносить. Поухаживать.
- Нет, ну я, конечно, фигурально, но вот старая кошёлка, а? Не то, чтоб мне прям хотелось с горшками бегать, но прикинь, как же она трусилась, чтоб никто её драгоценную хату не отжал, что всё закрыла и умотала в дерёвню. Даже квартирантов сперва пустила, а после вытурила. Партизанка хренова! Я б, может, ей баблишка кинула пару раз. И вообще, привела бы в порядок эту одороблу, сдала нормальным людям и ей же самой посылала б деньгу!
Лорик наваливалась пышной грудью на деревянный нарочито грубый стол, сверкала кольцами и цепочками, в маленьких ушах тряслись, запуская зайчиков, длинные фианитовые серёжки. Прервав жестикуляцию, выдохнула, засмеялась над своим возмущением и, схватив за узкую талию высокий бокал с бархатным пивом, подняла, салютуя.
- Ладно, чего кипишую, спрашивается. Как вышло, так и вышло. Там уже парни ремонт заделали по-быстрому, потолок, стены, полы. Ну, с бумажками побегаю ещё с месяц. В порядок дальше сама приведу уж. Ну ладно, два. Месяца. Потом буду сдавать. Может, быстрее салон открою. Жалко, под самой крышей, а то я бы в ней и оформила. Центр города, не кот начхал. Прикинь, салон красоты 'Глория'! Чего? Какое мунди?
- Зик транзит глория мунди, - повторно процитировала Оля, - это латынь. Так проходит земная слава. Это я просто.
- Нихера не проходит! А как будет, ну это вот 'Глория форева!'? В смысле, навсегда!
- Не знаю.
Лорик засмеялась, ставя бокал и тыкая вилкой в полоску балыка.
- Снова ржу. Значит, меня если перевести, то я - Слава. Забываю, а после снова ржу.
- Ну и зря, - Оля отвечала медленно, боясь спугнуть внезапную мысль, - тебе очень идет. Глория. Прекрасное имя. А давай я порядок наведу. В квартире той. Пустишь пожить на месяц. Или на два?
Лорик опустила в тарелку вилку с ненадкушенным балыком.
- У тебя ж работа. Так, погодь. То есть, совсем пустить? Жить, что ли?
- Да, - Оля словно кинулась головой в холодную воду. В незнакомом месте.
Лорик снова поднесла вилку ко рту. Жуя, возразила, нацеливая уголок салфетки в уголок накрашенного рта:
- Та. Брось. Ты уже сколько раз от него уходила? Три? И чо? И где ты? Снова где всегда.
- Я насовсем.
- Было уже насовсем, - не прониклась Лорик, вытирая уголки губ.
Оля спрятала под стол руки. Они тряслись. Скомкала на коленях салфетку, грубоватую, льняную. Интересно, они после помады и рыбы каждый раз их стирают, что ли?
- Я потому и хочу, чтоб совсем уйти, понимаешь? С работы тоже. Из дома. И ещё, чтоб мы договорились, и я тебя не могла подвести. Ты ж знаешь меня.
- О-о-о... Это вот знаю, да. Помрёшь в корчах, а сделаешь, если обещала. Ты, блин, Краевская, потому и сидишь постоянно в жопе, что дюже вся честная и обязательная. Ты и от него уйти никак не можешь, потому что обещала небось когда-то, типа, и в горе, и в радости, и прочую лабуду. Было такое?
- Лора, не мотай нервы, а? Мне и так паршиво, и чем дальше, тем паршивее. Если переживаешь за меня, ну поверь ещё раз, а?
- Последний? - язвительно спросила Лорик.
И Оля с тоской вспомнила предыдущие разы, когда сама верила и подруге клялась, конечно, в последний раз, всё. Всё! Обратно - ни ногой. Опустила глаза на сложенные под столом руки - пальцы комкали и разворачивали салфетку.
- Я... я не знаю, Лора. Но я очень хочу.
За тяжелым деревянным столом встала тишина. Вокруг было обыденно шумно, болтал за спиной бармена телевизор, болтали по углам посетители.
- Погодь, - снова сказала Лорик, отодвигая бокал и вазочку, чтоб удобнее смотреть на подругу, - ты про работу. То есть, и работу нафиг бросишь? А, ну да, ты же у него в конторе. Получается, что так. Да.
- Проживу, - Оля подняла глаза и постаралась смотреть уверенно, твёрдо. И не кривить губы. И ещё ей было стыдно, - мне только надо от него отклеиться, понимаешь? Я боюсь... Если просто уйду, на квартиру там, он меня всё равно уговорит. А так, свалю, чтоб он даже не знал. Где искать. Ну и квартира - это же денег сколько...
- Пф. Дюдюктив какой устроила. Все, молчу. Большие уже девки, я тоже не совсем идиотка, понимаю, у всех по-разному. Был бы он мой муж...
Лорик выразительно стиснула блестящие кольцами пальцы и нахмурила тщательно прорисованные брови. Потом разжала удушающий захват и подняла наманикюренный палец перед носом подруги.
- Моё условие. Ты ж в отпуске с сегодня, так? Угу. Завтра, как твой козёл свалит, я подъеду, на тачке. Собери, что нужно, на первое время. Кота под мышку. Кота ж берёшь? Кто б сомневался... И всё.
Как всё, металось в голове у Оли, как это завтра?.. Ещё же отчеты не доделаны, обещала Денису, что за пару дней управится. Пуговицы с его любимой рубашки отпорола, новые надо пришить... И стирка. Постельного замочила два таза. Стирка!
- Чего ржёшь?
- Вспом-нила. Кино какое-то. Там все летят на Багамы, жить типа. А одна бухтит в кресле, я говорит, стирку замочила... а тут Багамы эти ваши.
- Так ты согласна, Ольга Краевская? Оля-квасоля!
- Да, Глория Тютченко. Согласна. Тютя-матютя!
- Я тебе давно уже Лариса Петровна Серова! За тютю получишь!
Именно так Оля и кот её Темучин оказались временными владельцами трех комнат, длинного коридора, огромной кухни с пузатым холодильником и большого балкона, осенённого старым платаном. Но - без своего дома, без работы и без мужа - директора небольшой, но солидной бизнес-конторы по торговле спортивными товарами.