- Что ж, - сказал Зильберщютц, - в таком случае мне придётся предложить вам ознакомиться с нашими рекламными роликами. Так сказать, в качестве предварительного инструктажа.
Он взял с прозрачного стола прозрачный пульт дистанционного управления. Нажал на одну из его кнопок.одра из стен тут же превратилась в телеэкран. В середине его Волынский увидел налпись крупными буквами: EMICS PRESENTS.
- Ну а я снова вас покину, - сказал Эидьберщютц почему-то с улыбкой, - не буду вас смущать. Кстати, здесь есть и такие ролики, которые ещё мало кто видел. О их выходе в широкую циркуляцию еще не было принято решение.
Он вышел. Мягко закрыл за собою прозрачную дверь.
Вслед за представляющей надписью на экране стали появляться картинки, свмые обычные видеокартинки - пейзажи, натюрморты - ничем не примечательные, не вводящие в умиление, не пробуждающие аппетита. И появлялась надпись "Так вы это видите сейчас". Но постепенно они на глазах становились всё живее, ярче, цветистей, сочнее. Теперь уже некогда бледные и непривлекательные пейзажи превращались в места, которые страстно хотелось посетить, так восхищали они глаз своей радостной живостью и наполненностью красотой. И это касалось не только глаза, но и других ощущений. Картины словно бы воспринимались всем телом: видящий такой пейзаж начинал чувствовать запах травы, слышать шелест листьев и пенье птиц (а ведь картины были беззвучны!), лицо его овевал приятный лёгкий ветерок... А фрукты и овощи на натюрмортах превращались из действительно вполне мёртвой натуры во что-то не менее прекрасное, чем плоды райского сада, которые просто хоть слюни утирай, как хотелось вкусить. И тогда появлялась надпись: "А сейчас вы это видите так! И не только видите, но и слышите, и чувствуете! И это всё благодаря биоэлектронным микростимуляторам ЭМИКС!" И далее пленительный женский голос говорил: " ЭМИКС делает Ваш мир полнее... красочнее... ароматней... вкуснее. Ощутите мир таким, каков он есть на самом деле."
Это действительно впечатляло. Компьютерщики поработали более чем на славу - они достигли невозможного. Они добились того, что такие ни чем не передаваемые человеческие ощущения как вкус и запах передавались через глаз.
- Однако эти рекламные ролики не сыграли в полную меру, - сказал появившийся на экране вслед за роликами красивый бородатый брюнет. - Это произошло потому, что далеко не у всех еще есть телевизоры с таким качеством изображения, которое требуется для полного восприятия того, что вы только что видели. Показ же этой рекламы на уличный мониторах не стал эффективным оттого, что на улице люди обычно спешат, а наша реклама рассчитана была на несколько "растянутое во времени" восприятие. Тем не менее, эффект был. Он был вполне достаточен для начала, поскольку на нас обратили внимание те люди, которые могли позволить себе покупать дорогие телевизоры с повышенным качеством изображения. И эти люди ни куда не спешили. И этим людям было скучно. И им была вполне по карману тогда еще весьма дорогостоящая операция по вживлению биоэлектронных микростимуляторов.
- Средств, полученных от первых продаж, - продолжал брюнет, - было достаточно для того, чтобы снизить стоимость продукта. Следовательно, у нас появилась возможность охватить уже и средние слои населения. Но здесь потребовалась новая форма рекламирования. Теперь уже требовалось, чтобы реклама заставляла спешащих дюдей останавливаться и прислушиваться. Как хорошо стало известно в последнее время наукам, специализирующимся на особенностях восприятия человеческой психикой знаковых систем и их влияния на неё, динамическая длительность изображения обратно пропорциональна его эффективности. но что касается восприятия речи и звукового текста вообще, то здесь ситуация противоположная. Скорее всего, это происходит вследствие присущей как человеческому восприятию, так и человеческой речи, линейности. Это для мира рекламы далеко не новость. Прямое навязывание товара потребителю - лицо в лицо, глаза в глаза - используется уже очень давно. Но наша продукция - особенная, и невозможно одними словами заставить людей приобретать её. Поэтому появились новые ролики. Это - синтез особого рода.
На экране - на фоне уже известных зрителю картин - стали появляться люди, рекламирующие, - тут говорящий хитро прищурился, - рекламирующие обман.
Тут перед глазами Волынского возникли те же самые только что виденные им картины, те же пейзажи... натюрморты... Но на их фоне завозникали лица людей, и люди эти говорили рекламные тексты. В отличие от обычной рекламной продукции, чьим главным оружем считается быстрота, с какой информация доносится до зрителя-слушателя, здесь картинка менялась медленно, а в тексте слова были подобраны так, что звукосочетания своей динамикой создавали ритм, который не отпускал.
На фоне увядшей поляны цветов бесцветная вроде бы блондинка в непонятного цвета однотонном платье заговорила, глядя прямо в глаза Волынскому.
- Мир был для меня серым, невзрачным, скучным. Я чувствовала, что я и сама такая же. Такая же скучная, серая и невзрачная. Оттого и жизнь моя совершенно неинтересной, не имеющей смысла, не влекущей к радости. Я даже не могла бы сказать, что мне хотелось жить. Я была равнодушна к тому факту, что я существую. И ничто не могло мне помочь беребороть себя. Ни книги, ни живопись, ни музыка, ни кино, ни секс. Всё было бесполезно. Моя жизнь словно завершилась еще до того, как началась. Настолько была она бесцветной.
Всё это произносилось вроде-бы блондинкой соответствующим тоном. Она растягивала звуки, придыхала, и голос её был с неприятной хрипотцой. Короче говоря, тоска пробиралась в сердце от этого зрелища и сопровождающих его звуках.
- Эта неизлечимая тоска поселилась в моей душе, - продолжала несчастная, - так давно, словно была там всегда, с сасмого рождения. Я даже не знаю, была ли это болезнь или я просто-напросто видела мир таким, каков он есть в дйствительности. Но если обман украсит жизнь, тогда пусть будет обман! Мир гнусен, вял и тосклив - но если есть средство обмануть собственные глаза, то это средство надо использовать. Подобие ли это жизни - или сама жизнь? Кто это разберет до того, как испробует? И ведь это не наркотик! Не галлюциноген! Тебе не будут мерещиться всякие чудища. Ты не будешь совершать действий, необъяснимых для здравого ума. Ты лишь добавишь живости в свой мир.
Картина за её спиной стала медленно изменяться, точно так же, как это было в роликах предыдущего этапа. Но здесь, вместе с пейзажем, который становился всё живее и живее, живость появлялась и в лице блондинки, в её глазах, в её голосе. Этим явно подчеркивалась мысль о том, что имено такова очередность: сначала у человека изменяется мировосприятие через органы чувств, а затем изменяется сам человек. Именно таково действие ЭМС. И никак не наоборот: не может человек усилием собственной воли, безо всяких дополнительных средств, изменить своё отношение к миру и, следовательно, своё мироощущение.
Словно некогда в датской сказке гадкий утёнок, всеми заклёванный и потому ненавидящий жизнь и желающий лишь одного - быстрее умереть, она переживала постпенные трансформации внешности. Ветер шумел в высокой и сочной траве и оперившихся листьями ветвях. Он развевал её волосы. Она подставляла ему лицо и лицо впитывало в себя свежесть ветра. Глаза наполнились цветом спелой ежевики. И так всё это выглядело живо, и такой разительной была перемена, что Волынский почувствовал, что его пробирает какое-то навязчивое ощущение неожиданной радости. Более того, он вполне с негодованием обраружил у себя эрекцию. И это было только начало. Что же произошло затем? А произошло то, что он почувствовал запахи, ароматы свежей травы, несущегося с невидимой речки ветерка, и, что хуже всего, запах волос этой женщины, что была на экране монитора. Это было уже слишком.
- Биоэлектронные микростимуляторы ЭМИКС. - С придыханием произнесла блондинка. И во весь экран появился логотип ЭМИКС.
Пот ручейками потёк у Волынского из подмышек, и веки вспотели, и лицо, как он понял, раскраснелось. Он не мог контролировать возбуждение. Он вцепился в подлокотники кресла, не в силах сообразить, как пресечь это наваждение, как избавиться от этого кошмара. Он приподнялся в кресле - и так и застыл в таком положении.
Еще немного - и наступила бы неминуемая разрядка. Однако, время было, видмо, очень точно рассчитано, поскольку реклама резко прекратилась. В комнате потемнело, точнее, ему показалось, что потемнело, ведь свет там был постоянный, от лампы в потолке.
Нет, просто экран монитора перестал источать те невероятные цвета и цветосочетания, что едва не довели Волынского до экстаза. Цвета уже были там самые обычные, хоть и не такие нарочито безжизненные, как в начале рекламы.
Волынский был потрясён! Да что там "потрясён"! Какими бы словами описать его состояние!
Взбудоражен?
Удручён?
Раздражён?
Озлоблен?
Обессилен?
Убит?
Это всё вместе, и еще что-то неуловимое, что-то, что заставляло его воспринимать своё теперешнее состояние как совершенно нереальное, невозможное в жизни. Состояние, которое до сих пор не могло быть и не было спровоцировано ни единым событием предыдущей жизни.
Его словно подняли на высоту, равную райской, и тут же бросили оземь.
This is not Paradise.
В ушах шумело так, как бывает когда семя уже готово излиться, но внезапная внешняя причина останавливает его у самого выхода, и вся эта сконцентрированная в пенисе энергия бьёт в обратном направлении, обжигает всё нутро, достигает самой головы.
Всё рассчитано!
Так ли это?!
Рассчитано по секундам!
Рассчёт для мужского организма!
Необходимость продолжения и завершения?
От которой невозможно избавиться?
Однако же Волынский был не из тех, у кого отсутствует всякая способность к подавлению клокочущих эмоций. Жизнь научила контролировать их. И вот сейчас, изрядно помучившись, он свёл перед глазами ладони, соединив их подушечками в упор и разведя во всю силу пальцы. Потом, не разводя ладони и держа их всё в том же напряжении, он свёл вместе кончики пальцев, скруглив пальцы так, что они образовали... да он и сам только со временем понял фигуру похожую на что они образуют, и почему такое положение пальцев успокаивает его и сосредоточивает.
Он оторвал взгляд от пальцев и взглянул на экран. Похоже было, что он уже просмотрел предназначенное для показа. Теперь на экране появилась надпись "Часть А завершена". Он подождал. Спустя примерно минуту появилась другая надпись: "Для продолжения просмотра кликните кнопку Далее". Он огляделся. Зильберщютца всё не было. Тогда он почти машинально - ему все еще было трудно о чем бы то ни было думать - подошел к компьютеру, навел курсор на кнопку Далее и нажал на неё. Так же машинально, не дожидаясь результата своих действий, он опустился на стул и снова задумался.
И тут, словно бы (а почему "словно бы"?) нарочно предотвращая работу его мысли, на экране снова появился уже знакомый брюнет. Улыбнувшись одними губами, он произнёс:
- Ну что, господа мужчины, вы почувствовали силу и мощь нашей рекламы. Должен признаться, я и сам поначалу не мог себя сдерживать. А это знак верного, стопроцентного попадания. Вы ведь и сами почувствовали - хотя, может быть, еще не осознали - что те переживания, которые заполнили вашу душу, и были так резко оборваны, в обычной жизни невозможны. Нет такой женщины, которая смогла бы вам их подарить. И это вовсе не потому, что женщины пошли сейчас такие, что ни на что подобное не годны. Нет. Дело в том, что наши чувства имеют естественную ограниченность. Дальше данного природой они работать не могут. И что же делаем мы? А мы все лишь немного "дополняем природу". В этом нет ничего особенного. Последние несколько сотен лет человек только тем и занимается, что создает дополнения к природе. Все эти радио, кино, телевидение, галлюциногены, литература - всё это средства, которые человек располагает между миром и своими собственными чувствами, чтобы видеть мир более красочным и привлекательным. Но проблема в том, что все эти средства, даже галлюциногены, так и остаются всего лишь посредниками, то есть посреди между миром и чувствами. А сами же чувства так и остаются развитыми настолько, насколько в них было изначально вложено природой. Точнее, неизменным остается их материальный компонент, носитель. Вот он то и требует совершенствования.
То, что вы только что видели, есть компьютерная симуляция воздействия биоэлектронного микростимулятора, вращенного в сетчатку глаза. Этот пример наиболее нагляден. Однако БЭМСы могут имплантироваться в любой орган, в любую ткань. В язык. В ушной нерв. Даже в клитор и в пещеристое тело... Еще несколько рекламных роликов.
На экране появилось лицо известного музыканта. Волынский не мог вспомнить кого именно. Скорее всего, это был просто телеартист, лицо которого загримировали так, чтобы оно было похоже на лица всех музыкантов сразу. Соответственно, городской пейзаж, служивший ему фоном, был невзрачен, бесцветен и мог принадлежать любому из современных городов.
- Вы думаете, что вы слышите музыку? - спросил Волынского музыкант, с насмешкой глядя ему в глаза. - Нет. Могу вас заверить, что вы её не слышите. Не слышите по той простой причине, что у вас нет ушей. Конечно, вы думаете, что они у вас есть, ведь даже вот сейчас вы меня всё же слышите. И вы их можете просто-напросто взять в руки и пощупать. Однако, то ,что вы сейчас щупаете (а Волынский действительно в этот момент щупал себе уши), и то, чем вы сейчас слышите меня, ещё не уши, а всего лишь полуфабрикат. Музыку слушать такими ушами нельзя. Такими ушами её невозможно слышать.
Говорящий прикрыл свои уши ладонями. Сквозь тишину едва пробивалась откуда-то мелодия второй части седьмой бетховенской симфонии. Мировая скорбь.
- И это то же самое, - сказал он. - Вы не можете слышать музыку сквозь ладони. А ведь имеено это и происходит. Что отличает великого музыканта от обычного технаря? Только то, что первый слышит нечто такое, чего не слышит второй. Так же и подавляющее большинство слушателей не могут понять, почему вот этот велик, а тот просто хорош, но обычен, и не более. Почему Фуртвенглер недосягаем, а Караян всего лишь эталон? Как понять это слушателю, у которого, как и у большинства музыкантов, ухо - всего лишь полуфабрикат? Но ведь не только музыку вы не слышите. Вы мира самого не слышите!
Ладони его разлетелись в стороны, словно стремясь объять весь мир. И тут на слух Волынского прямо таки обрушились бетховенские обнимающиеся миллионы. Тысячи голосов, тысячи инструментов. Волынский, который прежде считал, что знает Девятую едва ли не наизусть, понял в тот момент, что раньше он её попросту никогда не слышал. Теперь чудо сотворили звукотехники. Как они этого добились понять было невозможно. Хорошо, всё это вибрации. И цвет, и запах, и звуки. Но ведь человеческое ухо воспринимает звук лишь в определенном диапазоне, и ультразвуки ему не доступны. Впрочем, понял Волынский, дело, учитывая возможности современной техники, не столь уж и сложное. Ультра легко ею воспроизводятся. Другое дело - время: если протянуть звук, то человек просто сбесится, а так, гомеопатической дозой, на время рекламного ролика, ничего, можно, и очень эффектно. Словно бы слабый надрез скальпелем... за которым естественно должна следовать...
- Биоэлектронные микростимуляторы ЭМИКС. - Произнёс музыкант. И во весь экран появился логотип ЭМИКС.
Этот ролик Волынскому не понравился. Он был чрезмерно агрессивен. Этот Бетховен. Уже у которого поколения эта тема прямо ассоциируется с кричащим от ужаса и боли Макдауэллом... Надо что-то попроще... и жизелюбивей... Сен-Санса... Рэя Дэвиса...
Начался следующий ролик. Теперь его героиней была жаркая и пышнощекая домохозяйка.
- Моё царство, - сказала она, распахивая руку в направлении плит, шкафов и шкафчиков, образующих стены её кухонного обиталища. Естественно, как и в предыдущих роликах, в начале всё это выглядело скучно и блёкло. И лицо хозяйки не выражало ничего, кроме ненависти к ежедневной кухонной скуке.
На столе лежали какие-то продукты, подчеркнуто неопределимой формы и такого же цвета. При их виде вряд ли у кого бы то ни было пробудился хотя бы маломальский аппетит. Блюда, приготовленные из продуктов глубокой заморозки, выглядели совершенно безвкусно и не спровоцировали бы ни малейшего слюноотделения, разве что плюнуть на них с досады, даже у самого голодного человека. Какие-то лиловые цыплята, сморщенные ягоды, смертельной бледности равиоли, бифшетксы цвета асфальта... в контрасте с её жаркими щеками...
Домохозяйка монотонно говорила что-то о своем отвращении к кухне, как ненавидит она готовить, вообще, как ей всё это надоело. Словом, звучало тривиальное женское нытьё по поводу вечной прикованности к домашнему очагу. Это нытьё и так обычно раздражает, а тут, усиленное разными техническими ухищрениями, оно раздражало до тошноты. Но не долее того, как всё это возможно было вытерпеть, точно так же, как ультразвуки в предыдущем ролике.
Но, как и следовало ожидать, спустя десято-другой секунд всё начало меняться. Теперь уже хозяйка становилась всё более жизнерадостной. И кухня её уже не тяготила, и всё-то было таким вкусным... Камера прошлась по разложенным на столе продуктам питания, которые на глазах превращались в деликатесы, которыми не погнушался бы и самый отъявленный гурман, даже явись он сюда после обильной трапезы в лучшем ресторане...
Восторженная чушь, которую теперь уже несла хозяйка, была не менее раздражающей, чем та, что звучала полминуты тому назад, однако сам вид истекающих соком цыплят, переливающися живыми цветами ягод и еще Бог знает чего действовал сам собой, так что... следовало признать эффективность рекламы. Хотя Волынскому она тоже не понравилась, просто потому, что он терпеть не мог человеческий тип профессиональной домохозяйки. Но... да реклама и не была расчитана на него... Скорее всего, её будут крутить на "Холлмарке"....
- Биоэлектронные микростимуляторы ЭМИКС. - С радостным восторгом произнесла домохозяйка. И во весь экран появился логотип ЭМИКС.
Теперь эстафета перешла к прыщавому юношеству.
- В том возрасте, который я сейчас переживаю, - заговорил бледный юноша со впалыми щеками, такими же глазами и слегка отвисшей челюстью, - все мы страдаем от того, тчо не можем нормально удовлетворить свои сексуальные потребности. Любой из вас знает, пацаны, как это неприятно, когда он вдруг встает, а ты в это время стоишь у доски и весь класс смотрит на тебя. Тебя бросает то в жар, то в холод, ты пытаешься его как-нибудь примять рукой в кармане, и от этого выглядишь ещё комичней, ты готов сквозь землю провалиться, чем испытывать такой стыд, и ничего не можешь сделать, с этим не совладать никак. А потом, как закончится в урок, быстрее в туалет, и там мастурбируешь до изнеможения. Опаздываешь на следующий урок, и весь класс опять смотрит на тебя, ехидно так...
Юноша нервно тёр свой подбородок. Поправлял причёску. Бегал глазами в разные стороны. Видно было, до какого состояния довели его эти немалые, но совершенно естественные юношеские терзания. И он ведь не играл! Все предыдущие герои роликов ЭМИКС играли, были искусственно сделанными персонажами, технически производили эффект. Этот же парень действительно мучился. Это явно было на грани допустимого, если уже не за ней. Такой ролик был бы чрезвычайно эффективным, но кто же его выпустит?!
Парень поднял ладони перед лицом и посмотрел на них.
...Зная о моих проблемах, родители купили мне биоэлектронный микростимулятор, который вживляется в пещеристое тело. На это трудно было решиться, ведь мы еще во многом живём старыми представлениями о допуститмом, и многие технологии до сих пор не нашли своего широкого применения только в силу инерционности общественной психологии. (Эту фразу, совершенно очевидно, сочинил сам бородатый брюнет, самолично. Мастурбирующему подростку до такого никогда бы не додуматься своими собственными умственными силами. Впрочем, она не звучала излишней или искусственно врезанной, а лишь ставила ударение на том, что перед нами не какое-то жалкое ничтожество, а вполне самостоятельная, сформировавшаяся, или почти сформировавшаяся личность, осознающая пределы своей природы и необходимость существования возможностей для её преодоления. Во всяком случае, впечатление у Волынского создалось именно такое. Это был вроде бы незначительный, но на самом деле парадоксально тонкий ход.) Но я рад, что решился на эту операцию. Теперь у меня нет проблем с неожиданной эрекцией. И мне не надо заниматься мастурбацией, которая занимает столько времени и сил, а ведь ничто не должно мешать учебному процессу. Мне всего лишь надо - перед выходом из дома - хорошенько подумать о том, что следует заранее "разрядиться", как тут же происходит эрекция и семяизвержение. Это же можно сделать очень быстро и в школьном туалете на переменке, если почувствуешь, что это следует сделать, чтобы избежать неприятных минут у доски...Спокойные нервы... чистая кожа...
Что-то нереальное, так чувствовалось Волынскому, что-то гулко нереальное... Он никак не мог понять своих ощущений. Они не улавливались разумом. Для их описания не находилось слов. Ведь вроде бы, всё нормально, он всего лишь смотрит рекламу. Хотя рекламу, надо сказать, ловольно экстравагантную... Но, в конце концов, мир сейчас стал таков, что и не всякая экставагантность на деле оказывается таковой... И всё, слава Богу, дозволено... Но... что-то за всем этим кроется, есть такое ощущение, очень стойкое ощущение, и раздражающе стойкое... Нет, не только в повышении продаж здесь дело. Есть что-то еще... самое главное...
В этот момент, промчавшись вдоль стеклянной стены, влетел в прозрачную дверь Зильберщютц.
- О, я вижу, что вы посмотрели даже более того, чем вам положено было, - возбуждённо заговорил он, - меня задержали...
- Да ведь вы сами сказали, - возразил ему Волынский, - что здесь есть ролики, пока еще не предназначенные для широкой циркуляции...
- Да? Сказал? Ха. Ну что ж, ладно, ничего. Как вам наши ролики?
- Странное ощущение, - сказал Волынский и осёкся, поняв, что уже сказал слишком много.
Сейчас Зильберщютц напоминал обиженного, видимо, обделенного мёдом медвежонка, так смешно и словно бы смущенно перетаптывался он на своих толстых ножках.
- Странное, говорите? Что же, можете его описать?
- Нет... не хватает слов...
- А мне так кажется, что вы просто боитесь сказать что думаете. Сознайтесь. Вам это ничем не грозит.
Однако Волынского эти слова не успокоили.
- Но я ведь не в отдел рекламы устраиваюсь...
- Ну и что же? - резко выпалил Зильберщютц. - Сказать-то можете?
- Что ж... - и Волынский высказал ему свои соображения по поводу увиденных им роликов, ... - а последний... я не знаю...
- Хорошо, всё в порядке, - успокоил его Зильберщютц. - Вам осталось только подписать контракт. Если вы, конечно, решились. После этого я смогу показать вам ваше рабочее место в реальном виде.
- Но почему нельзя сейчас?
- В контракте есть пункт о неразглашении. Он гласит, что "владелец арендуемого тела не имеет права разглашать кому бы то ни было вне предприятия информацию относительно условий его работы, которую он получил тем или иным лбразом после подписания настоящего контракта об аренде тела". После того, как вы подпишите контракт, я смогу отвести вас на рабочее место для пробы. Если вам это не подойдёт, вы сможете сразу же разорвать контракт, но всё равно обязаны будете соблюдать производственный секрет...
"Итак, - подумал Волынский, - меня всё-таки попросили не болтать лишнего. Точнее, вменили в обязанность."
Это совершенно ясно означало, что он принят на работу.
Волынский взял ручку и расписался в контракте над линией, рядом с которой было начертано: "Подпись сдающего тело в аренду".