Аннотация: ...наверное, лунатик ощущает себя так, неожиданно проснувшись во время одной из прогулок.
Я открыл глаза. Все. Вчера был последний раз. Комната вращается, словно детская карусель. Комната вращается, а я лежу в центре карусели и я неподвижен. Бегут по кругу фигуры: стулья, ковер, шкаф и стол. Мелькают цветы на подоконнике, телефон на тумбе и картина на стене. Только диван не скачет по кругу. На диване ровно в центре водоворота вещей лежу я одинокий, не включенный в танец материи вокруг. Я закрываю глаза и чувствую кружение комнаты. Только теперь я двигаюсь. Я падаю, лечу, низвергаюсь в Мальстрем, огромную воронку, куда утекает пространство, закрутившись спиралью. Я перестаю ощущать диван под собой, мы летим вниз вертикально и он где-то рядом. Я чувствую приступы морской болезни. Я открываю глаза, пляска останавливается на мгновение и вновь детская карусель запускается, кем-то невидимым. Эй, карусельщик! Отпусти меня, я устал кружиться. Но он меня не слышит. Он, наверное, ухмыляется. Он, наверное, берет в руки аккордеон. Он, наверное, хочет устроить аттракцион по всем ярмарочным правилам. Вращается карусель, а я лежу в ее центре, обессиленный. Я не смогу ее покинуть. Я полностью в руках фантома с аккордеоном. Сейчас он начнет играть. Сейчас будет музыка. Музыка! Все началось с музыки. Эту карусель запустил Тимка. Тимка, помехи, человек со стеклянной рукой и третья бутылка текилы.
Вчера, в субботу, ближе к обеду позвонил Тим.
- Ты знаешь, что Сатриани гений? - Спросил он.
- Догадываюсь, а что тебя окончательно в этом убедило? - Поинтересовался я.
- Серж, я снимал его вещичку, то, что я нашел это не просто гениально, а конгениально! Приезжай быстрей в студию, это нужно показывать, если просто рассказать будет не так эффектно.
- Я через часик подъеду или полтора. Сегодня попишемся?
- Посмотрим по настроению.
- Хорошо.
- Ну, пока.
Мы арендовали студию на месяц. Тим решил, что пришла пора записать наш первый альбом, который сделает нас популярнее обоих Муров. Я в это не верил, но подумал, что демо-запись нам не повредит. Ведь без нее арт-директоры клубов не станут разговаривать ни лично, ни по телефону. И уж точно, без демо невозможно договориться о концерте, даже по вечерам понедельников.
Я проснулся незадолго до звонка. Я лежал в кровати и собирал воедино обрывки сна. Калейдоскоп памяти вращался, цветные кусочки складывались в картину; при каждом повороте открывались новые детали, собираясь в общий узор. Вагон метро, наземная ветка, осень, я сижу. В окне напротив пробегают деревья, роняя последнюю листву. Дворники собирают ее в пестрые горы, кремируют мертвое лето. Станция. Входит старик. В одной руке он держит шляпу, в другой трость. Вместе с ним мальчик лет семи. У обоих абсолютно лысые головы. Старик отбивает тростью замысловатый ритм и обращается к пассажирам. Глубокий бас заставляет дребезжать стекла. "Почтенные жители вольного города, его высочество принц Ростовский - Любомир второй, оказывает вам честь - ссудить особу королевских кровей суммой достаточной для жизни должного уровня, во время пребывания принца в вашем городе". Люди смеются и, к моему удивлению, тянутся за кошельками. Старик идет по вагону, в его шляпу летят бумажки и мелочь. Он, пошатываясь, приближается ко мне. Осеннее солнце заливает вагон, раскрашивая серые фигуры. Редкими лучами отражается от стекол, от очков и, почему-то, от запястья старика. Мальчик идет впереди и улыбается всем, иногда чуть заметно кивая. Они поравнялись со мной, старик наклоняется к мальчику, и, я слышу его шепот. "Вот видите, ваше высочество, древние не так враждебны. Их дружелюбие доказывает величие духа и доброту, сохраненные даже в столь трудные времена". Мальчик пожимает плечами. "Сагод, но я не вижу их шпаг". Старик разводит руками, и, я вижу шляпу с деньгами и держащую ее правую кисть в перчатке с широким раструбом, прямо у своего лица. Сквозь раструб белеет гладкая матовая поверхность ничуть не похожая на человеческое тело. Скорее она напоминает стекло. "Наверное, ваше высочество, мы ошиблись на пару столетий".
Вспоминая, я незаметно уснул. Телефон зазвенел, разрушая дремоту. Это оказался Тим с загадочными разговорами о Сатриани.
Не успел я встать с кровати после короткого разговора, как телефон затрещал вновь. Это тетушка решила справиться о здоровье любимого и единственного племянника.
- Голова не болит. Нет. Вчера немного побаливала.
- Описать? Ну, словно кто-то обхватил горячими ладонями затылок и пытается протиснуть голову сквозь струны пианино.
- Нет. Не прогрессирует. Бывало хуже.
- Не собираюсь опухоль же доброкачественная.
- Пока терпимо в больницу не лягу.
- Нет.
- Нет.
- Ну, пока, дяде привет.
У меня есть маленький бугорок у основания черепа, похожий на воспаленный лимфатический узел. Только, когда проходит насморк, шарик под кожей остается. Да и появился он с полгода назад. А вместе с ним пришли головные боли. Иногда я забываю о нем. Иногда забываю.
Я пил кофе и вращал ручку настройки старого приемника. Короткие волны, как обычно, катились по эфиру, несли обломки иностранных фраз. Редкие родные слова, перемежались течениями помех, причем, самых разнообразных, тут и свист, и шипение и переливы, даже нечто похожее на речь, только прокручиваемую на огромной скорости. Местами встречался писк морзянки, местами обрывки музыки. Невидимые нити звуков, всепроницающие, вездесущие, древние как вселенная. Эхо первого слова.
Я допил кофе и повернул ручку в последний раз. Цимбалы, барабаны и флейты, мужской голос, растягивающий шипящие. Румыны? Турки? Неважно.
Я оделся и вышел на улицу.
Тим сказал: "Посмотрим по настроению". Значит, мы сегодня не работаем, мы будем практиковаться в употреблении текилы.
В винной лавке я приобрел две бутылки сорта аньехо от Трес Магуайерс. Обычно мы покупаем одну, но всякий раз идем за добавкой. Не хватает для вдохновения. Тим называет это недостаточной дозой для раскрытия подсознания или просто слишком узкой дверью. Иногда он достает траву. Тогда мы не выпиваем и одной бутылки. Правда, и не пишем ничего - не получается.
По дороге к станции, на одном из фруктовых прилавков, я купил четыре лайма.
Прогромыхал поезд и остановился, покачиваясь. Двери открылись, я вошел и увидел свободное место на диванчике.
Солнце расцвечивало вагон, выпуская тонкие тени проводов и столбов пробежаться по полу. Чуть вверх, чуть вниз, чуть вверх и резко в дальний конец вагона. И снова верх, низ, верх бок. Тени рисовали ритм, я смотрел, подбирал ноты, стараясь услышать гармонию. Напротив меня сидела девушка и слушала плеер. Отвисшая челюсть, неподвижные глаза, едва заметные покачивания головы говорили о глубокой сосредоточенности на пульсации мембран в наушниках. Я вновь посмотрел на пол и замер. Я увидел новую тень, по очертаниям похожую на человека в пальто. Он стоял в профиль к свету: острый нос, гладкая, словно в купальной шапочке голова, в руке палка. В вагоне не было ни одного стоящего человека. Тень росла из пустоты. Мгновение спустя, будто убедившись, что ее заметили, тень удлинилась и подползла ко мне. Я вскочил, как только она коснулась моих ботинок...
Помню, лаймы выкатились из упавшего пакета.
Почему вспоминая детали событий можно слегка унять похмельную дурноту? Наверное, потому, что головокружение останавливается при концентрации мысли, на каком-то объекте. Стоило мне чуть расслабиться и, комната вновь пришла в движение. Дверь открывается и в комнате становится тесно. Это вошел Боб, он тощий, но высокий - голова раскачивается где-то под потолком, делает пару оборотов вместе с люстрой.
- Как ты? Воды принести?
Я пытаюсь помотать головой.
- Понятно. Отдыхай. Я позже зайду.
Боб, к счастью, не музыкант. Боб - разведчик и может выпить больше чем мы с Тимом вместе взятые. Говорят, однажды он разорил маленький бар, поспорив с барменом, что выпьет все виски, которое есть в наличии. С Бобом меня познакомил Тим, и, он же сказал, что Боб разведчик, точнее, человек из органов. Почему-то сразу стало понятно из каких.
Человек в форме, склонился надо мной. В руках он держал лаймы.
- Вы не ушиблись? С вами все в порядке? Вот держите. - Он протянул мне цитрусы.
Я поднялся с пола и отряхнул куртку. Вроде все хорошо. "Спасибо".
Я вышел на следующей станции и сел на скамейку. Колени подгибались, руки тряслись, голова кружилась. Надо же. Такое случилось впервые. И еще эта тень...
Ехать дальше в транспорте не хотелось. Остаток пути я проделал пешком.
Когда я входил в студию, услышал, как Тимка играет на гитаре, и, уловил финал
песни: "... я больше не вижу неба, теперь я вижу рай, рай сквозь струны..."
- Привет.
- А-а, добрался, наконец. Ты знаешь, сегодня с самого утра, лезут в голову
мысли всякие и лезут. Вот, например, реальность нас окружающая это же слово,
точнее вибрации произнесенного богом слова. И рай это тоже вибрации. И
музыка это вибрации. И мы когда пишем музыку, мы открываем двери в рай.
- Я тоже думал сегодня примерно об этом и взял текилу. - Сказал я.
- И я сходил за одной, чтоб два раза не бегать.
- Я купил две. - Я сел в кресло. - Сегодня какая-то беда со мной. Чуть сознание не потерял.
- Говорят, солнечная активность сегодня высокая. Дай я тебе допою, там еще слова есть: "... струны моей души..."
- Не надо. - Прервал я Тима.
- Тебе не нравится? Я ее только что написал, там все дело в том, что лирический герой не видит неба из-за дыхания людей, но ему это оказывается не нужным...
- Погоди. Я догадался - ты начал без меня.
- Нет, нет. Мы тут с инструментами, по чуть-чуть, только для вдохновения. Сейчас расскажу в чем там смысл.
- Не надо. Того, что я слышал достаточно, чтобы сделать вывод.
- Ну, уж нет! Выводы оставь себе и так все ясно. Между прочим, знаешь, что послужило импульсом?
- Что?
- Я сегодня, случайно, попал в автобус. Машина не завелась, и я оказался в обществе мужчин и женщин с пустыми глазами и мертвыми лицами. Ты знаешь, я вдруг понял, кто будет наследовать царство Божие. Эти люди. Старухи спорили за место, мужчины глухо матерились, женщины делали вид, что это их не касается. Я понял, кто такие нищие духом и понял что их очень много. Ведь этих уродов десятки миллионов. А еще я подумал: зачем в раю столько уродов? Ведь они все живут с надеждой на рай. Даже те, кто не верит ни во что, в тайне надеются - им выпадет счастливый билет, и, после смерти, они обретут блаженство.
Пока Тим делился впечатлениями о человечестве, я распечатал бутылку, наполнил стопки, порезал лайм и насыпал соль на запястье.
- За рай для нищих духом и свободу для нас. - Произнес я.
- Да. - Согласился Тим, и, мы чокнулись.
- Ты нашел, что-то у Сатриани и ради этого чуть не разбудил меня. Не хочешь продемонстрировать?
- О да. Ты помнишь его композицию "Путешествие наоборот"?
- Конечно.
- Я слушал "путешествие" множество раз. А вчера вечером решил ее, наконец, снять. Поначалу все шло хорошо, но я дошел до странного места: несколько арпеджио подряд в сумасшедшем гармоническом ритме и каждый тон с еле заметным вибрато.
- А! Помню, помню, там несколько таких вставок. Но они очень и очень к месту, хотя явно синтезированные - человек так сыграть не в состоянии.
- Вот, вот их ровно три. Я приехал сюда, чтобы прокрутить все помедленнее, а потом транспонировать в нужную тональность и попробовать все воспроизвести. У меня медиаторная техника не хуже, между прочим. - Тим замолчал, глядя перед собой.
- Не зависай, что получилось-то?
- Я в четыре раза замедлил воспроизведение и понял, что этого недостаточно. Замедлив еще в несколько раз, удивился - ноты звучали наоборот. То есть они были записаны наоборот. Я взял все фрагменты, и, начиная с последнего прокрутил их на реверсе. Потом транспонировал, и, получилось небольшое акустическое скерцо. Этот мерзавец вставил в композицию произведение совершенно иного стиля и замаскировал так, что определить это могут только профессионалы, причем хотя бы моего уровня.
- Да-а. Это какой-то постмодерн! Но, все же, на слух можно определить - здесь есть подвох.
- Для этого слух надо иметь. Я же говорю: Сатриани - гений. А главное ровно три виртуозных такта, звучащие в композиции, как связки. Чувствуешь?
- Чувствую. Дай послушать, что получилось.
- Наливай.
Мы выпили. Потом выпили еще и еще. Пару раз, послушав "спрятанную" мелодию мы сошлись во мнении, что это более всего похоже на средневековую балладу и гитара здесь подражает звуку лютни.
С каждой выпитой рюмкой я замечал некую странность в наступавшем опьянении. Разум мой оставался ясным, тогда как тело постепенно становилось непослушным.
Примерно после шестой рюмки, я вскочил с кресла, подбежал к музыкальному центру и включил тюнер на коротких волнах.
- Слышишь, Тим? - спросил я. - А вдруг эти помехи, как музыка Сатриани - на самом деле обрывки радиопередач, только спрятанные или потерянные?
- Все может быть. - Ответил изрядно захмелевший Тимка - Это очень легко проверить. Запиши пару фрагментов. Щас мы их, щас расшифруем. И налей по девятой - совершенной стопке.
Так я и сделал. Записав несколько разнообразных звуков, длинных и коротких я вручил слегка пошатывающемуся Тиму кассету. После манипуляций с аппаратурой мы услышали, что представлял собой первый фрагмент, похожий на бульканье. Это оказалась музыка, явно синтезированная и настолько не гармоничная, что, не дослушав изрядный кусок, выключили. Выпив еще пару раз за успех мероприятия, мы приступили к расшифровке других звуков. Следующие две помехи в замедленном виде оказались речью, записанной на реверсе. Более короткий фрагмент звучал явно на каком-то восточном языке, а вот более длинный оказался частью новостной программы. "...поиски принца Любомира и пропавшего с ним гувернера Сагода Китежского, бывшего полковника войск особого назначения. Подданные всего королевства с надеждой и нетерпением..."
- Что это? - спросил Тим.
- Понятия... - договорить я не успел.
Я перестал ощущать собственное тело. Ноги и руки не слушались, голова не поворачивалась, я не мог даже моргнуть. Я услышал свой голос, чужой, будто в записи.
- Слишком много времени потеряно.
Дальнейшее я видел словно со стороны, наверное, лунатик ощущает себя так, неожиданно проснувшись во время одной из прогулок.
Я встал и, странно прихрамывая, приблизился к Тиму. Я коснулся двумя пальцами левой руки его лба и сказал:
- Ты будешь сопровождать меня, возьми свое оружие.
Тим словно протрезвел. Его движения сделались гротескно рациональными, как у танцора брейка. Он встал, подошел к валявшемуся рюкзаку, поднял его и замер у выхода из студии. Я подошел к столу и положил в карман нераспечатанную бутылку текилы.
Открывая дверь, я заметил, что перестал пользоваться правой рукой, словно я левша. Мы вышли на улицу. Добрались до метро и проехали пару станций.
Наверное, мы были похожи на пару сбежавших психов. Один с абсолютно прямой спиной и движениями марионетки, другой - ковыляющий паралитик с бутылкой торчащей из кармана куртки.
Мы вышли из поезда, пересекли платформу и оказались в подземном переходе. Я остановился и закрыл глаза. Мгновение я наблюдал мутную темноту, обычно возникающую под опущенными веками, затем погрузился в сон. Я увидел переход и киоски и стоящего рядом Тима и шагающих людей, оставляющих в пространстве полупрозрачный истончающийся шлейф, словно хвост у кометы. Я посмотрел вокруг. Воздух в коридоре был пронизан разноцветными нитями, чуть колеблющимися. Внезапно я услышал тихий перезвон хрустальных колокольчиков. Эти звуки издавали нити, касаясь друг друга. Я увидел тусклую нежно-лиловую нить и выхватил ее из цветной путаницы.
Я очнулся от сна и пошел вперед, Тим следовал за мной. Мы ходили по городу около часа. Передвижения были хаотичными, но часть сознания улавливала лиловые черточки на фоне машин и деревьев, на фоне домов и автобусных остановок. Прохожие замедляли шаги завидя нас. Некоторые испуганно отходили в сторону, освобождая дорогу.
Пройдя сквозь двор, напоминающий бетонную коробку, мы вышли из арки, перебежали улицу с плотным потоком машин и оказались перед железными воротами. Вывеска справа гласила: "Психиатрическая больница Љ3"
Я повернулся к Тиму.
- Приготовься, сейчас ты станешь сильнее и быстрее. Ты будешь охранять меня и не позволишь никому помешать нам.
Тимка кивнул и вытащил из рюкзака электрошокер.
Я толкнул калитку и прошел во двор. Несколько машин с красными крестами. Справа стеклянные двери здания больницы. Три этажа, синие стены, решетки на окнах.
Из будки возле ворот вышел мужчина лет сорока:
- Куда?
Тимка подскочил к нему, ткнул в шею черной трубой и отволок обмякшее тело в сторожку.
Мы вошли в корпус. Натолкнулись на удивленные взгляды двух медсестер. Повернули направо, вышли на лестницу и поднялись на второй этаж. Я указал на дежурную по этажу. Тим отключил ее. Женщина вздрогнула и упала на стол. В коридоре появились двое санитаров больше похожие на борцов, чем на медицинских работников. Тим вышел вперед, спрятав оружие за спину. Он отклонился от руки одного из медбратьев, скользнул к другому. Коротко протрещал шокер, воткнутый в грудь медлительного санитара. Тим ушел от нового удара и прыгнул к шее нападающего. Схватка длилась две секунды, и, два обездвиженных тела лежало на полу. Я взял ключ от двадцать четвертой палаты.
Тим остался стоять в коридоре, а я вошел в комнату. Четыре кровати, одна пустая на других лежали мальчики разных возрастов. Двое спали или находились под действием лекарств, третий, увидев меня, замычал. Я подошел к мальчику, лежащему у окна. Я сразу его узнал, возраст около семи лет, тонкие черты лица и абсолютно безволосая голова, без бровей и ресниц.
Я провел рукой над его лицом. Он зашевелился и открыл глаза.
- Кто ты?
- Я Сагод, ваше высочество. Нам пора уходить.
- Сагод! - мальчишка вскочил с кровати и обнял меня за талию. - Сагод! Я думал ты погиб.
Я увидел слезы в его глазах.
- Пока нет, ваше высочество. Но нам нужно торопиться. Возможно, мы еще продолжим уроки истории.
- Ты взял тело у древнего, да? Как тебе удалось, ведь это невозможно! Ведь эволюция...
Я оборвал мальчика.
- Давайте обсудим это позже. Обуйтесь и наденьте халат, нам предстоит долгий путь.
Принц сделал все очень быстро и схватил меня за руку. Мы вышли из палаты. Я кивнул Тиму и мы направились к выходу. В коридоре показалась женщина, вскрикнула и выбежала на лестницу. Я ускорил шаги. Но, когда мы спустились на первый этаж, путь на улицу оказался перекрыт: санитары, врачи и обслуживающий персонал; у некоторых резиновые дубинки. Я освободился от ладони мальчика, поднял руки вверх и начал раскачиваться, издавая протяжные и низкие горловые звуки. Когда мой танец закончился люди в фойе, казавшиеся враждебными, спокойно спали, прямо на кафельном полу.
Мы выбежали на улицу, пронеслись квартал и повернули в тихий двор. Зашли в первый попавшийся подъезд и поднялись на чердак, спугнув стаю голубей.
- Кто это? - спросил принц, указав на Тима.
- Это наш друг. Тим, ты можешь спрятать оружие.
- Ваше высочество, чтобы остаться незамеченными мы должны хранить молчание.
Мальчик кивнул.
Мы просидели на чердаке пару часов. На город медленно спустились сумерки, а за ними пришла ночь. Я снял с Тимки куртку, одел принца, и, мы покинули убежище.
Наш путь нельзя назвать простым и легким, мы выбирали плохо освещенные улицы, избегали шумных проспектов и несколько раз, увидев патруль, прятались в темных подворотнях. К счастью, без приключений мы достигли городских окраин. Здесь располагались свалки. Луна освещала горы мусора. Казалось воздух можно мять руками, настолько плотно он был насыщен запахами гниения. Стаи бездомных собак бродили в поисках пищи. Я поймал пробегавшего мимо кота. Он пытался освободиться, извивался и царапался. Я посмотрел ему в глаза. Кот успокоился и устроился поудобнее в моих руках.
Наша экспедиция двигалась вглубь мусорного каньона, пока я не остановился у проржавевшей кабины грузовика.
- Ну, вот и пришли. - Сказал я.
Мальчик подошел к Тиму и пожал ему руку.
- Спасибо, сударь, вы очень помогли нам.
- Спасибо и вам, - принц подошел ко мне.
- Его зовут Серж. - Сказал я и наклонился к мальчику.
- Спасибо, Серж. - Сказал он, обнял мою голову и поцеловал в лоб.
Погладив по затылку, будто любимого пса принц нащупал опухоль.
- Так вот в чем дело, Сагод! Вот почему тебе удалось одолжить тело! - Радостно воскликнул он. - Я заберу ее на память!
Я отдал кота принцу, и они сели на остатки сиденья.
- Ваше высочество, сразу по возвращении отнесите кота доктору Кряжину. Он знает, что нужно сделать.
- Хорошо, Сагод.
- Приготовьтесь к старту через пять секунд.
Мальчик кивнул.
- Выпейте за наше здоровье. - Произнес я в пространство и увидел, как сгусток темноты, отделившись от моего тела, метнулся к коту. Тот грозно мяукнул и махнул нам лапой с выпущенными когтями. Я почувствовал, как ощущения тела вернулись ко мне, но, справится с ними не успел и свалился в грязь. Уже падая, я увидел, как мальчишка опускает рычаг ручного тормоза.
Я упал прямо в кучу отходов какой-то столовой или ресторана. Меня передергивало от омерзения, когда я отряхивал с одежды слизистые куски протухшей рыбы и гадко вонявшие нити вареной капусты. Но я захохотал, стоило мне увидеть Тимку, едва стоявшего на ногах и пялящегося в опустевшую кабину. Внезапно я почувствовал, что пьян, как настройщик роялей. И, сгибаясь от хохота, потащил онемевшего Тима прочь со свалки.
Дальнейшее я помню смутно. Кажется, мы выпили около половины бутылки, прошлялись по городу пол ночи. Потом я предложил все бросить и отправится к нашему знакомому разведчику, все ему рассказать, чтобы он принял меры или доложил начальству.
Тим не возражал.
Боб трясет меня за плечо. Я просыпаюсь.
- Ты знаешь, Серж, уже вечер, тебе домой не пора?
Я чувствую, что мне намного лучше.
- Слушай, разведчик, если ты дашь мне кружку чаю, обещаю покинуть тебя через пять секунд, как только ее выпью.
- Ну, сколько можно, повторять я не разведчик! Я милиционер в метро! Могу еще раз удостоверение показать. Тим - гад, я его придушу в следующий раз. Приперлись, спать не дали, текилы на донышке принесли. Всю ночь бредили про каких-то принцев, котов и хромых стариков. Сволочи!
- Ой! Извини, извини, - говорю я. - Я, кажется, начинаю припоминать. А Тим где?
- Он до двух спал, скрючившись на кухонном уголке. Потом проснулся, сказал тебя не будить и уехал.
Мы пьем пустой чай на кухне, вяло обсуждая какую-то ерунду. Потом с благодарностями за гостеприимство я начинаю собираться и замечаю на тумбочке в прихожей матовый осколок стекла в форме пальца.
- Это что? - удивленно спрашиваю я.
Боб краснеет и говорит.
- Нашел в переходе. Странная вещь, да?
Я киваю, надеваю куртку, жму руку и молча выхожу на лестничную площадку. Я спускаюсь по лестнице, разглядывая надписи на стенах. Чувствуя неудобство, поправляю воротник куртки. Странно. Трогаю затылок. Так и есть - опухоль исчезла.
Я иду домой не спеша. Прогуливаюсь. Близится вечер. Дворники в парках собирают листву в пестрые горы.