Аннотация: Сохрани меня от всех бед и от тяжкой болезни, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Правильный выбор
Этот октябрьский день выдался ясным, и ласковые солнечные лучи касались лиц уставших и изнуренных боями солдат. Грязь и слякоть на дорогах за ночь успели подсохнуть. Колонне пехотного батальона первой Особой русской бригады осталось пройти меньше трех верст до лагеря под Марикурт. На лицах в строю стали появляться улыбки, все больше разговоров слышалось об отдыхе в благоустроенном месте, о неизрасходованных приварочных и чайных деньгах*, и спокойном сне.
Грохот артиллерийской канонады хорошо был слышен всем идущим. На него никто не обращал внимания, к войне можно привыкнуть.
Навстречу батальону попалась батарея французских артиллеристов из четвертой армии спешащая в сторону Соммы, речушки где сейчас застыл фронт. Жернова Первой Мировой все перемалывали и перемалывали людские жизни. И в образовавшейся короткой передышке, командующий четвертой армией решил заменить измотанные части на свежие. Русские солдаты бросали взгляды, на упряжки, тащившие орудия. На восторженные крики французов, некоторые помахивали руками. Кто-то в арьергарде первой роты даже подбросил пару раз вверх свою фуражку. По колонне прокатился хор радостных приветствий и возгласов.
- La gloire aux combattants russes!
- О-го-го! Французики! Поддайте им картечью!
- Угостите их свинцовым ужином!
- Salut aux soldats russes!
Колонны быстро разошлись. Из русских никто не обернулся. Взгляд каждого солдата и офицера уже был прикован к холму, за которым находился долгожданный лагерь. Невольно батальон ускорил шаг.
Когда до подножия холма осталось меньше полверсты, на его вершине показалось три всадника. Их лошади замерли, с такого расстояния было трудно различать подробности.
- Кажись уланы, ваш бродь, - обратился к прапорщику сорокалетний ефрейтор, разглаживая пальцем, пышные усы. - Патруль?
- Нет, Теплов, это гусары, а вот третий, чьих будет? - прапорщик прищурился, вглядываясь вдаль и резко добавил. - Ты когда научишься форму союзников различать?!
- Виноват, ваш бродь, в лагере исправлюсь!
- Да не ори ты, - прапорщик отмахнулся.
Всадники на холме повели поводьями и пустили коней в галоп. Расстояние между ними и колонной начало быстро сокращаться.
Прапорщик обернулся и вопросительно взглянул на шагавшего сбоку от первой роты поручика. Тот махнул рукой в сторону всадников, мол, останови, проверь.
- Давай Петр, узнаем кто такие.
- Понял, - Теплов стащил с плеча винтовку и взял ее наперевес, примкнутый штык сверкнул на солнце.
Всадники уже были в нескольких саженях от дозорных батальона. Придержав поводья у лошадей, перешли на шаг. Можно хорошенько рассмотреть третьего. Мужчина лет тридцати в ладно скроенном коричневом костюме, бежевая жилетка под ним. Под подбородком запыленный черный платок, на голове шляпа в цвет костюма. Он сразу же властно обратился к дозорным:
- Где командир батальона?
- Кто такие? - вопросом ответил прапорщик.
Мужчина в костюме откинул полу.
- Но-но, - ефрейтор вытянул вперед винтовку, почти уже коснулся лошади штыком. - Не балуй!
Лошадь нервно повела в сторону головой. Всадник удержал ее поводьями и похлопал по шее.
Всадник вновь откинул полу костюма, за кожаной кобурой на ремне висела неприметная планшетка, он извлек из нее сложенный листок и чуть нагнувшись, протянул прапорщику.
Обер-офицер развернул листок и пробежал глазами содержимое документа. Тут же лицо его изменилось, он схватил винтовку ефрейтора за ствол свободной рукой.
- Опусти, дурак, виноват ваше превосходительство, прапорщик Калягин... Служба... до фронта рукой подать.
- Знаю, знаю, так, где командир батальона? - произнес всадник, принимая обратно документ из рук прапорщика.
- Его высокоблагородие убыли в штаб бригады. Капитан Карпухин в качестве старшего начальника сейчас. Он с легкой контузией следует в обозе.
- Остановите колонну, ждите от своих начальников дальнейших разъяснений, - и всадник, дернув поводья, пришпорив коня, поскакал в сторону приближающейся первой роты.
Гусары последовали за ним. А прапорщик и ефрейтор пошли навстречу батальону.
Вот по цепочке стали передавать команду "остановится", люди замедлили свой шаг и, наконец, весь батальон остановился. До лагеря осталось пройти две версты.
Вдоль колонны солдат пробежал младший унтер и огласил приказ о привале. Командиры рот направились к обозу. Солдаты сбрасывали на землю скатки шинелей с нагрудными патронташами, вещевые мешки и ранцы. Винтовки выстраивали в пирамиды и ложились с удовольствием на брошенное ими имущество, при этом потягивались и разминали задубевшие от долгого перехода мышцы. Над дорогой тут же возник приглушенный гул разговоров и среди всего этого застыли, глядя в сторону обоза, два солдата. Один юный, лет двадцати, высокий и красивый юноша. Другой - пожилой, с мудрым взглядом, коренастый.
Роста оба были равного, в первую Особую пехотную бригаду отбор был строг и рядовой состав в ней подобрали из разных полков всей русской армии, каждый владел письмом и грамотой.
- Денька, гляди, - произнес пожилой, - к капитану поскакал. Чувство у меня такое, что застрянем мы здесь.
- Никитич, - отозвался молодой, - давай отдыхать. Не дошли до лагеря, что с того? Ноги ноют, никто здесь не стреляет, спать хочется.
- Чего встали?! - подошел прапорщик Калягин. - Вас команда не касается?!
Солдаты молча пошли к обочине, где уже на траве образовались небольшие дружеские компании. Кто-то сладко затягивался самокруткой, пускал дым и щурился от солнечных лучей. Некоторые тихо разговаривали лежа на боку и подперев голову рукой. Большинство, надвинув на глаза фуражки, уже спали.
- Портянки перемотай лучше, - обратился Никитич к Денису, присаживаясь на шинель в скатке. - И на землю не садись, холодная она уже, земля знаешь, как дышит?
- Как?
- Тепло забирает в себя отовсюду. И из тебя потянет, в миг простынешь.
Никитич, уже сидя, снял с плеча вещевой мешок и запустил туда свою широкую ладонь, что-то выискивал. Взгляд его был обращен в сторону обоза. Он видел, сидящего на повозке Карпухина и прискакавшего в сопровождении гусар цивильного. Наконец Никитич извлек из мешка сверток. Нечто было завернуто в льняную тряпицу. Он бережно поправил края тонкого полотна, достал из мешка суровую нитку и несколько раз обмотал вокруг свертка. Вновь посмотрел в сторону обоза и, расстегнув ворот мундира, сунул сверток за пазуху.
Все офицеры, кроме унтеров собрались у телеги, на которой сейчас был Карпухин. До Никитича донеслось несколько отдельных слов: "по фронту наступление... Ньюпор - а авиатор... Костромин с солдатами".
Один поручик указал рукой в сторону первой роты. Человек в цивильном глянул вслед за рукой и встретился глазами с Никитичем. Глаза старого солдата сузились в маленькие щелки, и он отвел взгляд. Затем чуть повернулся и сел боком к обозу, дабы расслышать хоть что-то. Но по равнине с холма налетел ветерок и стал уносить обрывки фраз в другую сторону. Никитич зло сплюнул и, улегшись на шинель, заложив руки за голову, стал смотреть в чистое небо.
Не успел он погрузиться в дрему, как рядом, с дороги раздался скрип колес и храп лошади. Никитич резко сел. Перед ним остановилась телега, на ней в мундире русского солдата и белой повязкой с красным крестом на рукаве сидел человек. На голове картуз, а не фуражка, на носу очки с круглыми стеклами и смешные оттопыренные в стороны уши. Он улыбнулся Никитичу, обнажив неровный прокуренный ряд зубов, и спросил:
- А где тута у вас командование?
- Там, - Никитич махнул рукой в сторону обоза. - Вон - видишь, все собрались.
- Ага, - фельдшер, так для себя определил Никитич, кивнул головой, то ли в знак одобрения или благодарности. - Понятно. Но-о, родная, устала, вези - чуть-чуть осталось.
Фельдшер хлопнул вожжами, и повозка, увлекаемая за собой крупным гнедым, покатилась в сторону обоза.
Никитич поглядел по сторонам, рядом сидел племянник и подтягивал голенище сапога.
- Откуда он взялся, Денька?
- Кто?
- Ну, этот - фельдшер.
- А, - племянник покрутил головой, - из-за холма, кажись. А что?
- Ничего, перемотал. И хорошо, - Никитич посмотрел на холм.
Увидел у подножия фигуру французского солдата. Его измятый мундир был в пыли, ткань помята и в пятнах, видимо попал под дождь. Он широко шагал, держа в одной руке шест. Солдат, поравнявшись с Никитичем, остановился. Оперся на шест, свободной рукой открыл подсумок на ремне и извлек оттуда сигарету.
- Огоньком богаты? - обратился он, к Никитичу.
- Русский?! Найдется, отчего ж не быть, Денька достань у меня в мешке.
Денис достал спички и бросил прохожему. Никитич с любопытством разглядывал солдата.
- Благодарствую, - прикурив, ответил солдат и протянул обратно спички.
- Оставь себе. Откель такой?
- От мамы с папой, - глядя на Никитича с прищуром, ответил солдат.
Он посмотрел в сторону обоза и сказал:
- О! Это, наверное, к нам.
Никитич и Денис увидели идущих к ним: человека в коричневом костюме, фельдшера и капитана Карпухина. Позади процессии не спеша, ехали на лошадях два гусара.
- Головлев, найди-ка нам старшего унтер-офицера Костромина, - на ходу произнес капитан, обращаясь к Денису. - И затем приведи его вот к этим господам.
Денька вскочил и умчался на поиски. Никитич поднялся, одернул мундир, расправил складки под ремнем и принял стойку "смирно".
- Мы с вашего позволения, господин капитан в сторонку отойдем, побеседуем с Федором Никитичем, - сказал человек в костюме.
- Да, конечно.
- А вы идите, отдыхайте, контузия у вас, покой необходим, - вставил фельдшер и кивнул головой, точно так, как при встрече с Никитичем.
Капитан приложил руку к виску и без возражений отправился назад к обозу.
- Прошу вас, Федор Никитич, - цивильный сделал приглашающий жест рукой и направился на другую сторону дороги.
Солдат во французском мундире посторонился, и пару раз пыхнув сигаретой, выплюнул ее. Шли молча, пройдя шагов десять цивильный остановился и повернулся к Федору. Гусары застыли между компанией и дорогой.
- Давеча, с неделю назад, вы и старший унтер-офицер Костромин авиатора одного из горящей машины вытащили, а потом еще у него кое-что приняли, на хранение, - человек в костюме сделал акцент на последнем слове. - Поведайте, историю сию.
Никитич оглядел всех. Хотел возразить, но на удивление, против своей воли начал говорить совсем другие слова.
Поведал он, как в конце сентября, в хмурый день в перерыве между обстрелами в небе показался биплан. Дымный шлейф за ним был такой черный, густой, а пламя, которое охватило хвост - настолько ярким, что Федор подивился, как же он еще в воздухе держится. Машина рухнула на землю в нескольких саженях от их окопа с Костроминым. Оба тут же кинулись к месту падения. Лицо авиатора было все посечено и в крови. Он бормотал, что-то, но разобрать ни слова не удалось. Только протянул руки к подбежавшим, а в них два камня, один взял Костромин, другой - Федор.
- Сами не ведаем, почему взяли, - растерянно сказал Никитич.
- Ну, когда отдают - принять, всяк должен, - сказал фельдшер и кивнул головой.
- Дальше, - не обратив внимание на реплику лопоухого, произнес человек в костюме.
Дальше Федор с Костроминым отправились каждый в свою роту. А к вечеру, германец, словно с ума сошел. Пошел в атаку, одна хлещи другой. Всех кто рядом с Костроминым был, штыками покололи, противников на рубеже их отделения положили много, но и солдаты русские - все полегли, кто на смену прибыл в подкрепление. Один Костромин в живых остался.
И Федор с отделением в тех атаках сражался, да вот только живы все остались - ни царапинки.
- А вам, значится, камушек этот надобен, - утвердительно произнес Федор. - И почто ж вы, хлопцы из разных мест сюда прибыли?! По души наши грешные?
- Догадлив, - солдат во французском мундире улыбнулся. - Вот и второй пожаловал.
- Старший унтер-офицер Костромин, - представился подошедший.
Лицо у него было бледное, чувствовал неладное. Федор тоже нервничал.
- Денька, иди-ка ты отсель!
- Дядька Федор? - возразил Денис.
- Да пущай стоит, послушает, он давно Костлявой меченый, - поправляя свои круглые очки, отозвался фельдшер.
- У вас, что - там, - Никитич показал пальцем вверх на небеса. - Забот других нет?! По что ж вы людей изводите?
- У нас там свой департамент, свой уклад, - ответил из-за спины Никитича солдат с шестом.
- Не отдам! - пронзительно визгнув, крикнул Костромин и потянулся к кобуре.
Вдруг воздух подернулся дымкой, словно наполнился густым туманом, стало очень темно, и голос человека в костюме прозвучал громогласным эхом:
- Не дури!
Раздался звонкий удар, трель от которого заставила Федора и Дениса зажать уши руками и зажмуриться. Это солдат во французском мундире огрел шестом по голове Костромина.
Когда звук исчез, Федор и Денис увидели лежащего на земле унтер-офицера, глаза были стеклянными. А из его патронной сумки фельдшер уже доставал кулек. Развернул его, поглядел и сказал:
- Он самый, жизнь дарующий одному и смерть для всех кто рядом. Хех, - и он убрал камень в карман, мотнув головой.
Денис не выдержал. Выпучив глаза, он сорвал с плеча винтовку и кинулся на фельдшера.
Федор не успел открыть рот, только рукой хотел ухватить племянника за плечо. Но воздух стал ватным, рука налилась чугуном, широкая ладонь медленно плыла вверх. А Денька, так резко рванувшийся вперед, вдруг наткнулся на невидимую упругую стену. Штык его не дошел до груди фельдшера буквально вершок. Когда цивильный выстрелил.
Так и застыл Федор, молча, глядя на лежащего Деньку, с бурым разрастающимся пятном на груди. Медленно расстегнул свой мундир и достал сверток. Уже было собрался развернуть его, но остановился.
- Зачем все это? - из глаз его потекли слезы.
- Зачем? - переспросил, убирая в кобуру "Смит и Вессон" произнес человек в костюме.
- Да все просто, - беря из руки Федора сверток и кивая головой, произнес фельдшер. - Говорили Гаврилке, не подаришь счастья человеку, не убережешь его, пока сами не одумаются. Слушайся Отца сваво. А Костлявая все веселилась, да...
- Хватит, пошли и так уже долго здесь, а путь не близкий впереди, - резко оборвал его цивильный.
- Бесово племя! - зло произнес Федор.
- А это вы зря, Федор Никитич, зря - не каждому суждено, не каждому дано, - слова гулким эхом прокатились по долине.
Туман рассеялся, воздух снова наполнили солнечные лучи.
Вдоль дороги спал расположившийся на отдых батальон русских пехотинцев. И лишь Федор сидел на пожухлой траве, прижав к груди голову мертвого племянника, и плакал.
На вершине холма еще можно было разглядеть трех всадников, телегу, медленно ползущую за ними и шагавшего опираясь на шест французского солдата, когда над долиной раздался пронзительный вой первого падающего снаряда.
Фонтан взрыва разметал клочья земли в разные стороны.
- Обстрел!!! - громко кричал прапорщик Калягин. - Нас бомбят!!!
Один за другим снаряды падали и настигали не успевших проснуться солдат. Лошади в обозе дико ржали и срывались с места вместе с телегами, давя колесами распластавшиеся на земле тела.
Вечером в лагерь под Марикурт вошло чуть больше двух десятков русских солдат. Понурые и израненные - никто не проронил ни слова.
А. Ю. Бобл
сентябрь-октябрь 2007
*- приварочные и чайные деньги - деньги на которые можно было купить мясо, перец, сало, приправы, муку, масло, чай и сахар