Все чаще я сбегаю на вокзал. Пробираюсь своим тайным ходом на крышу и смотрю на поезда. Улыбаюсь, машу им рукой, желаю счастливого пути, а они весело смеются и протяжно гудят мне в ответ.
Вы когда-нибудь просыпались с ощущением, что накануне вечером убили человека? В шкафу лежит труп и это уже никак не поправить и не изменить. Надо что-то делать. Надо на что-то решаться. Мысль пойти с повинной в полицию, попытаться как-то объяснить, оправдаться, обычно быстро выводит меня из ступора: хватаю деньги и бегу на вокзал.
Бегу... Нет. Иду четким уверенным шагом, немного спешащего человека. Совсем немного, так чтоб не бросалось в глаза. Хотя, внутри меня все бежит, в панике, бросаясь из стороны в сторону. Мчится, спотыкаясь и размахивая руками. В голове - пожар, и, кажется, заговорит сейчас со мной случайный прохожий, спросит, к примеру, который час - взвизгну от ужаса, заору как резанный, забьюсь в истерике.
И только у самого вокзала, уже увидев зеленые спины поездов, я понимаю, что мне опять приснился этот сон. Сон. Наваждение. Морок. Никого я не убивал. И вообще - было уже это, было! Не первый раз я так бегаю... Я сумасшедший... плевать... главное - я свободен! Нет никакого трупа в шкафу... Меня переполняет счастье. Я закуриваю и, едва сделав затяжку, отбрасываю сигарету. В сильном возбуждении несколько раз обхожу здание вокзала. На глазах слезы. Все кажется таким сверкающим, таким ярким, таким прекрасным. Вспоминаю о своем тайном ходе - пожарная лестница в неприметном закутке старого служебного корпуса. Похоже, сами служащие забыли о ее существовании или, как бывает с ненужными вещами, просто перестали замечать. Я лезу на крышу.
Этот сон... Уверен, все из-за нее: однажды, возвращаясь с работы, равнодушно скользнул взглядом по небу, увидел Луну и обмер... Так причудливо преломись тени лунных морей и кратеров, так непостижимо исказились их очертанья, что на миг мне почудилось, будто, с черного неба хищно зыркнуло на меня жестокое, надменно ухмыляющееся, белое, словно непропеченный блин, лицо. Длилось это всего пару секунд, не больше. И как ни всматривался я, затем, со страхом, в сверкающий диск, видение уже не повторялось. Но именно тогда, после этого страшного лунного взгляда, мне в первый раз приснилось, что я убийца.
На крыше вокзала я чувствую себя счастливым. Тут я обрел свое "место силы". Если на улице хорошая погода, я выхожу на работу пораньше и на час или два забираюсь сюда. Здесь я словно возвращаюсь в детство. Меня посещают глупые наивные мысли. Я с восторгом смотрю на вспорхнувшего из-под ног воробья и думаю: какое это все-таки чудо - воробей. Или меня охватывает нестерпимое желание ехать. Хочется занять чье-то место в купе красивого фирменного поезда и сбежать в чужую, совсем другую жизнь.
Часто, сквозь окуляр оптического прицела, я рассматриваю пассажиров. Наблюдаю за тем, как они разминают ноги, прогуливаясь по перрону. Стараюсь угадать кто из них из какого купе. Подглядеть через окно, как развешаны их вещи, аккуратно ли заправлена постель, что лежит на столиках. Несколько раз удавалось даже прочесть название книги. Мне хочется понять куда едут эти люди, кто их будет встречать, какими словами...
Я придумываю судьбы пассажирам, всматриваясь в их лица сквозь оптический прицел. Если история мне нравится, я одними губами, неслышно, произношу: - "Патх!", и, нет, не нажимаю - едва касаюсь пальцем курка. В глубине души я верю - мой символический выстрел приносит им удачу.
Страшная находка, которая сперва так напугала меня, стала теперь моей любимой игрушкой. В первый раз, когда я случайно наткнулся на небольшой лист железа, а потом, и из любопытства, приподнял его - ржавый, поросший темно-зеленым мхом, лежавший здесь, казалось, с начала времен, и, в грязном бетонном желобе вместо блестящих жуков и жирных бледно-белых слизней обнаружил аккуратный сверток с "WK/17", сердце мое обожгло огнем. Я решил, что больше никогда и близко не подойду к вокзалу, и, тем более не поднимусь на эту грешную крышу.
Две недели я держался, внимательно изучая местную криминальную хронику. "WK/17" или, если использовать полное название: "Widow's Kiss*/17" - знаменитая американская снайперская винтовка, любимое оружие киллеров и богатых охотников на крупную дичь - молчала. Наконец, я решился. Однажды, в свой выходной, поднялся на крышу и весь день смотрел на поезда, ощущая спиной хищное соседство. По всем признакам она была здесь давно. Я чувствовал ее одиночество, нерастраченную силу, тоску. Скорее всего, ее бывший хозяин уже никогда не вернется. Думаю, не выполнив контракт, он сбежал в другую страну, а может и еще дальше - туда, откуда не возвращаются. Не удивительно, если брать в расчет род его занятий, сущность которых не вызывала у меня никаких сомнений.
Я присвоил ее себе. Я стал ее хозяином. Я любовался опасными изгибами ее приклада, холодным смертельным блеском ствола, жестоким всеведеньем прицела. У меня не было патронов, и я не собирался их покупать. В моих руках она перестала быть ангелом смерти.
Она стала чем-то иным. Она стала дверью, порталом в иной мир. В мой мир - яркий, волшебный, мультяшный... В придуманную счастливую страну Фиксиков. Там веселые бескорыстные человечки помогают людям... и я, немного наивный, но геройский герой Папус, всегда помогу, всегда исправлю и починю все что угодно. Вот куда бы я хотел сбежать.
Все-таки хорошо, что в тайнике, оставленном неизвестным киллером, не было патронов. Слишком легко убивать. Не знаю, как у других, никогда ни с кем этого не обсуждал, но я готов убить только за то, что мне наступили на ногу в трамвае. Зачем далеко ходить, не далее как вчера вечером, я с особой жестокостью порешил четырех человек: сначала - Марину, а после - трех гопников, весело гоготавших у пивного ларька.
Маринка вызвала меня к себе в кабинет и сходу принялась орать. Оказалось, нет платежки от "Олимпа". И, понятно, уже не будет. Пятница, вечер. За выходные наши VIPы нехило накатают в минус.
Можно, конечно, до понедельника поставить в их "черный список", что собственно и следует сделать по инструкции. Но это себе дороже: замучаемся отбиваться от гневных телефонных звонков, да и уйти могут запросто. Их со всех сторон переманивают. Так что, только дай повод. Конечно, в понедельник они заплатят. Но задолженность попадет в отчет, и тогда ее обязательно увидят в головном. Будет лишний повод вставить нам пистон. Однако, на меня Марина кричала напрасно. "Олимп" - ее клиенты. Я, конечно, пару раз с главным бухгалтером созванивался, решал кое-какие вопросы, но в основном их вела Марина. Она просто на мне зло срывала.
Ну, мне, с одной стороны, было все равно - пусть поорет гордая одинокая женщина. Выпустит пар. С другой стороны - начинало раздражать то, что войдя в роль, она вскочила со своего кресла и принялась размахивать руками. Уж чем-чем, а искусством найти крайнего, она владела в совершенстве. Впрочем, это должен уметь любой маломальский начальник.
Пока она с упоением меня гнобила, я, с не меньшим упоением, протянул через весь кабинет руку и сжал ее горло. Я давил до тех пор, пока ее голова не раздулась как воздушный шарик. Сдавил еще сильнее. Голова дернулась, лопнула, брызнула цветными яркими искрами. Вслед за искрами, с шумом вырвался поток воздуха. Тело обмякло, опало, сложилось, словно пустой мешок. При этом, впрочем, каким-то удивительным образом, сохраняя способность ругаться. Не слушая уже надоевшие слова, я скомкал Марину и как в стиральную машину запихал в шредер. Уничтожитель утробно заурчал. Он ликовал! Вот она - награда за долготерпение. Но даже сквозь его довольное жужжание, причмокивание и счастливое похрюкивание из корзины аппарата доносились обрезки обвинительных Марининых фраз.
Наконец, Марина устала ругаться и с тяжелым вздохом опустилась в свое начальственное кресло.
- Ну, что будем делать? - обреченно спросила она.
- Может быть, в номера, мадам? - в тон ей ответил я.
- Иди уже... дурак инфантильный! - рассмеялась Марина, и покосившись на ворох бумаг на столе, уныло пробурчала: - я поработаю еще...
Примерно с такими словами, пару лет назад, она выгнала меня из квартиры, купленной на наши общие деньги. Сейчас уже и не верится, что когда-то мы собирались пожениться.
Я шел в свою съемную комнатушку, глубокомысленно рассуждая о том, как бы заставить самого себя серьезно заняться поиском новой работы. Потребовать, наконец, с Марины часть денег за квартиру и обзавестись собственным жильем. В конце концов, мы давно расстались. У нее даже был уже какой-то доктор... То ли психиатр, то ли психотерапевт. Не знаю в чем разница. Неважно... Его она тоже бросила...
Так задумался, что не обратил внимания на громкие маты и взрывы глумливого хохота, раздающиеся у пивного ларька. Опомнился поздно - уже поравнялся с тремя шумно веселившимися гопниками. Сворачивать назад у них на глазах или как-то иным образом показывать свой страх было бы сродни самоубийству. Ничего не оставалась, как гордо развернуть плечи и бесстрашно прошагать мимо. Веселая компания притихла, не зная на что решиться. Я ушел уже на десяток шагов, когда услышал за спиной, как смачно харкнул мне вслед один и громко рассмеялись другие. Но я уже был далеко, чтобы убедить себя не относить это на собственный счет и гордо удалиться.
Пройдя пару кварталов, я вернулся окружным путем. Спрятавшись за пивным ларьком, терпеливо дождался, когда один из них отправится отлить. Конечно, им оказался тот самый любитель плеваться. Неровным шагом он направлялся к ближайшему дереву, когда я внезапно вышел из тени и стал у него на пути. Он удивленно округлил глаза. Как раз для таких случаев, я постоянно ношу в кармане куртки пару горстей песка. Нет способа лучше на время вывести из строя противника - неожиданно швырнуть ему в глаза горсть песка. Об этом я вычитал в какой-то газете. Подействовало! Здоровенный мужик по-детски вскрикнул и схватился за свое лицо. Не теряя времени, я пнул его под коленку. Тот взвыл и повалился набок. Уж не знаю откуда у меня столько сил, но я схватил его за ногу и, раскрутив, сильно стукнул о ствол дерева, того самого к которому он направлялся. Один готов!
Его дружки не заставили себя ждать. Явились на шум. Присели, мгновенно трезвея, перед товарищем. Я не стал особо мудрить. Схватил обоих за волосы и со звоном стукнул лбами. Затем, для пущей уверенности, попрыгал на всех троих, превращая их тела в однородную массу, смешивая их с землей и пылью, и в приподнятом настроении отправился домой. И мое настроение не испортило даже то, что все трое, смеясь, пьяными голосами заорали мне в спину похабную песню.
Меня снова тянуло на вокзал. Я уже приходил утром, но попасть в свое убежище на крыше не смог. Вокруг здания вокзала выставили оцепление из полиции. Перегородили все мои обходы и тайные тропки. Перекурив с местными работягами, у которых я давно примелькался и был признан за своего, выяснил - ждут дорогих гостей.
Я знал, конечно, что по случаю "Дня города" к нам обещался приехать министр, но я не знал подробностей: оказывается, министр прибудет на собственном поезде. А с ним еще пару вагонов знаменитостей - артистов, журналистов, политиков.
Конечно, на вокзале они не задержатся. У них обширная программа: открытие памятника, рукопожатия, поздравительные речи, концерт. Думаю, оцепление не станут держать здесь целый день, а снимут, как только гости покинут вокзал. И вновь поставят лишь завтра утром, когда они засобираются домой.
Мой расчет оправдался, и ближе к вечеру я без труда поднялся на крышу. Ступил на нее в самом благоприятном расположении духа, ничего не опасаясь и не ожидая ничего дурного. То, что я увидел повергло меня в ужас. Я оцепенел, не в силах пошевелиться. Вместо отчаянного вскрика, из груди вырывался лишь хрип.
Возле моего тайника на коленях стоял человек. Я увидел его черный силуэт, словно нарисованный на фоне красного закатного неба. Несомненно - это был истинный хозяин винтовки. Он еще не успел ее достать, когда услышал меня.
Человек стал медленно и как-то неестественно плавно, что было особенно жутко, подниматься с колен. Одновременно, он поворачивался ко мне лицом. Я его узнал! Это было то самое белое лицо, которое я видел однажды в черном небе. Большие холодные глаза, хищная надменная улыбка... Я потянулся в карман за песком. Думал остановить, ослепить его хоть на миг и развернувшись - бежать, бежать...
Он был намного быстрее меня: шагнул ко мне и пропал. А потом, я почувствовал, что каким-то непостижимым образом он оказался у меня за спиной. Повернувшись и встретившись с ним взглядом, я в ужасе попятился, а он стал медленно поднимать руку, направляя мне прямо в глаза пистолет.
Моя рука с зажатым в кулаке песком застряла в кармане. Судорожно пытаясь ее извлечь, я продолжал отступать, пока не запнулся о парапет. Мне, наконец, удалось высвободить кулак, и я отчаянно взмахнул обеими руками, пытаясь сохранить равновесие.
Жуткое лицо с ледяными круглыми глазами приблизилось почти вплотную к моему. Затем человек отступил и снова направил мне в глаза пистолет. Медленно, точно мелкий снежок, падали, сверкая в заходящем солнце, песчинки.
Черная вспышка. Боль... Я закричал, словно пытаясь этим криком разбудить самого себя.
Я снова иду на вокзал. Солнечное утро. Блестит асфальт. Тишина: ни людей, ни машин, ни даже птиц. Только перешептываются тихо, слегка волнуясь, пышные кроны старых деревьев.
Открываю массивные двери и вхожу в огромный почти пустой зал. За порогом царит полутьма, зато впереди - у выхода на перрон в большие во всю стену сводчатые окна бьет солнце. За ними, всего в нескольких шагах видны новенькие, будто сошедшие с картинки, сверкающие вагоны.
В полном одиночестве, заложив руки за спину, задумчиво прогуливается из конца в конец зала ожидания давешний министр. Я подхожу к небольшой конторке темного резного дерева. Из-за идеально прозрачного, и, если бы не надпись "касса", невидимого стекла, мне улыбается молодая женщина. Чем-то она напоминает Марину.
Молча, продолжая улыбаться, женщина протягивает мне желтый прямоугольник. Я беру его в руки и недоуменно рассматриваю странную, всю в радужных разводах, металлическую пластинку.
- Ваш билет, - говорит она, и, совсем уж знакомым жестом поправляет волосы. - еще успеваете...
Не в силах двинуться, ощущая слабость в ногах, я с трудом выдавливаю глупые слова:
- Мы еще увидимся?
- Нет... - смеется она, и, вздыхая, встает. Обходит свою конторку. Обеими руками бережно наклоняет мою голову и едва касается теплыми губами моего лба.
Мне кажется, я вижу слезы в ее глазах.
- Все хорошо. Теперь все будет хорошо. - отступая на шаг она легонько толкает меня к выходу. - Ну, иди уже, иди...