Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

        - Дед, лыжи почем продашь?

        - Тебе на что? Это ж не беговые.

        - Вижу. Камус – что?

        - Лось. Не вытрепывается. Не обмерзает по копыти. А дерево – низовской ремух, на двух валежинах можешь стоять, не проломится. А крепеж вишь, с затяжкой, вот так-то нога заходит… Э, да ты сам знаешь! Ну, как нужному человеку - три семьдесят, меньше не могу.

        - Если правильную палку даешь к ним, так вот пятерка. На три шестьдесят два – в монопольке, а на остаток вон там на углу…

        - Знаю, там соседка старухи моей селедку продает. А ты умный. Про койбед тоже знаешь... Ты не с Полярного будешь?

        - Был бы умный, не опоздал бы на автобус. А теперь вот это все потащу.

        - Ого, да короб твой как камень! И что там у тебя? Хошь, там на рядах сват стоит, у него лубяной возьмешь, и легкий, и крепкий, и на морозе не потрескается, как твоя брезентуха.

        - Подарки, дед. Все – подарки. Праздник же вот-вот.

        - А лыжи кому? Ты ж смотри, они ж настоящие нескатные, на них коньковым ходом не бегут, они для целины, им что бус, что кича-а… Так возьмешь короб?

        - Последние гроши, дед. Обойдусь брезентом. А лыжи надо как раз по целине.

***

        Целины там только под конец – чтобы не соврать, километра четыре. Зато по хорошему такому кондовому зимнему лесу. В серебряных таких вырезных кружевах, в загадочной этакой дымке инея над белым таким пушистым одеялом... А еще с ох каким кустарником, растакими сломанными ветками, разэдакими потайными ямками да корягами, заботливо упрятанными в тот еще снеговой покров примерно до верха сапога. Если первая часть пути - накатанная до белого звона трасса соревнований, то вторая часть по длине в пять раз короче, а времени возьмет столько же, сколько и первая. Хорошо хоть, гуляли по тем краям летом, так хотя бы представление о дороге имеется.

        Почему на автобусе не поехать?

        Потому что лопух. Опоздал на автобус. Они по выходным и днем редко ходят, а уже вечер глубокий, фонари да звезды высоко над крышами столичного переулка.

        Почему не пойти голосовать на дорогу?

        Потому что невелика надежда поймать попутку из города в последний вечер последнего выходного. Неуловистое время, хуже только Новый Год.

        Почему до утра не подождать?

        Потому что негде. Кто учится в школе, тот и живет при школе. Это первое. Самый ранний утренний автобус в лучшем случае к третьему уроку приходит. Это второе. И совсем, совершенно не нужно, чтобы вся школа видела короб с подарками. Это третье... Елки, да оно заразно, оказывается: говорить, как староста Хейс - «Это первое!» У нее однажды до сорок седьмого пункта дошло – взаправдашний ужас был. Кстати, «Страх-и-ужас» ее второе прозвище. На греческом языке – Фобос и Деймос. Учитывая, что Хейс увлекается астрономией – с чего и заварилась вся история, ведь кому в коробе телескоп едет? - очень точное получается прозвище.

        Правда, с оговорочкой.

        Нету в этом мире ни Фобоса, ни Деймоса, ни Марса. Тут совершенно другие названия в ходу. И греческий язык тут изучают не как иностранный, а как иномирный. Английский, немецкий да русский точно так же изучают – как сугубую экзотику, девчонок впечатлять, в компании задирать нос. А все потому, что проваливаются в здешние края часто и отовсюду. Похоже, мир на перекрестке нуль-каналов стоит. Ну, а местные, не будь дураки, пользуются удачей. Удача тем большая, что все известные пришельцы – люди. К счастью для эпидемиологов, из других миров не валятся ни бактерии, ни чумные блохи, ни исполинские монстры, ни шкодливые мартышки, или какие там еще бывают человекообразные.

***

        - Эй, человекообразное, немедленно извинись перед ней!

        - Ещё чего!

        - Я сказал!

        - С дороги!

        Сцепились и покатились по полу. Вокруг радостные вопли и крики: «Давай его!» Хотя большинство пока не знает ни того, ни другого. Ни тем более, Эриду Эроин, из-за которой началось. Вторая половина девятого месяца. Самое начало учебного года, новички еще не перезнакомились толком.

         - Что происходит? - словно из-под земли появляется Хейс. У старосты феноменальный нюх на беспорядки.

        - Так... Драка. Кто тут? Мельников... Рэнд... Чего не поделили? Херктерент не участвует?! Даже странно... Что произошло?

        Драчуны тяжело дышат, но молчат. Эрида по-прежнему сидит на полу.

        Выходит Марина:

        - Рэнд толкнул Эроин. Она упала. Ей больно!

        - Случайно! Я не виноват, что эта трусиха такая неуклюжая.

        - Ты. Сделал это. Намеренно! - чеканит Марина. - Дмитрий потребовал извиниться. Отказался. Потом началась драка. Если бы Дмитрий не справился, Рэнду пришлось бы драться со мной.

         -Это так?

        Согласный гомон.

        - Никто не будет наказан.

        Староста помогает Эриде подняться. Та неестественно бледна и напугана.

        - Эроин. Я даю вам освобождение от следующего урока. Могу проводить в медицинский корпус. Если потребуется освобождение от следующих уроков, его даст врач. Право старосты - один урок.

        Эрида робко кивает.

        - Хейс! Я отведу её, - говорит Марина.

        - Хорошо, Херктерент.

        Марина обнимает Эриду. Окидывает собравшихся взглядом - словно настоящая змея. Стекла вздрагивают от звонкого голоса:

        - Запомните все! Если кто-нибудь! Хоть как-то её обидит! Будет иметь дело со мной!

        - И со мной! - выдыхает Дмитрий.

        - И со мной! - Софи выскакивает неизвестно откуда. Насколько популярна Софи, настолько не популярна Марина. Из-за длинного языка, крепеньких кулаков и, в первую очередь, из-за немыслимого зазнайства и всезнайства. Вещи, неизвестные Марине, словно не существуют в природе. У преподавателей наоборот - Марина всеобщая любимица. К десятому месяцу всем преподавателям известна шутка: «Даже не спрашиваю, кто написал эту работу лучше всех, интересно, у кого второй результат?»

        Но в чём-чём, а в отношении к Эриде сестры солидарны полностью. Поэтому, пока Марина уводит пострадавшую к доктору, Софи напряженно и внимательно осматривается. И, конечно, не может пропустить мимо ушей сказанное кем-то за спиной:

        - Ваше высочество, господин принц. Прошу вас уделить мне сегодня немного времени для беседы.

        К кому обращаются, догадаться несложно – принц в школе ровно один. До поступления Софи главной школьной знаменитостью был он - лучший ученик и спортсмен, не говоря уж о происхождении. Объект грез глупеньких девочек, мечтающих о принце, а также циничных планов юных стерв, мечтающих о богатом и известном муже. Сам Яроорт старается держаться подальше и от тех, и от других, и одинаково обращается что к сыну сержанта-сверхсрочника, что к сыну генерала. Если говорящий разводит подобные церемонии, то он вовсе не из компании принца. А если понижает голос, то совсем не заинтересован в огласке. Софи хочет отодвинуться, чтобы не влезать в чужие тайны, но вдруг слышит:

        -… С Эроин надо что-то придумывать. Это уже вторая беда.

        - Так есть и первая?

        - Ваше высочество, первая – это Ленн Тьенд.

        Первое побуждение Софи – развернуться и спросить в лоб: что это вы тут замышляете против моей подруги? Она вам не беда какая-нибудь, а живой человек! Но потом девушка решает все же дотерпеть до завершения разговора:

        - … На месте сбора вашей компании, принц, сегодня после ужина. Там я смогу рассказать подробно. Тут – не стоило бы.

        «Стоило бы сходить и подслушать» - соображает девушка. «А уж потом либо натравить на них сестренку… За Эриду младшая их заровняет в грунт, и скажет, что так и было… Либо сказать директору. Либо попросту вызвать на длинные мечи, на поединок. А если сейчас напуститься на них – сделают круглые глаза и скажут, что мне померещилось. Да и потом, может ведь оказаться, что они просто сись… фигуру Ленн обсуждать будут. Там, пожалуй, имеется что обсудить… Но как раз про это интереснее подслушать».

        Приняв решение, Софи с легкой душой идет разыскивать саму Ленн Тьенд. Не тащить же с собой домашнюю тихоню Эроин; да и Ленн все-таки назвали первой бедой.

***

        Беда – опоздать к подъему. Даже к первому звонку опоздать - и то лучше. Директор заругает, да увольнительных не даст – только и всего. Пройдет, минует, как гроза миновала.

        А вот к сигналу побудки опоздать – влететь в самую круговерть между подъемом и занятиями, когда все еще по жилому корпусу топочут. Из трех сотен учеников хоть один да обратит внимание на короб за спиной. Кто-нибудь точно спросит, что в коробе.

        На прямой вопрос придется отвечать и отвечать правду. Уже вечером подарки будут вручены – тайна раскроется все равно. Но если раскрыть ее до срока - обидится не одна сторона, так вторая. Не те, так другие на дуэль вызовут.

        А тут, хоть школа и считается гражданской, с уклоном в естествознание, но ученики гонористые, что твой кадетский корпус. Так что поединки самые что ни на есть настоящие, с острыми самурайскими мечами.

***

        Мечи обе девушки берут длинные. Ленн Тьенд не только блондинка с красивыми формами, которые часто обсуждают между собой мальчишки выпускного класса; не только вторая староста женского корпуса – Ленн Тьенд еще и наследница Дома. Правда, второго разряда. Но длинный меч ей положен.

        А Софи вообще старшая дочь правящего императора. Если кому и позволен длинный меч, так точно ей.

        Между Ленн и Софи дружбы никакой. Ленн обожает ставить простолюдинов на место. Наказания всегда накладывает в зависимости от происхождения провинившихся. Софи даже за самое масштабное безобразие от Ленн ничего не будет. А вот прочим участникам…

        Но сперва участников нужно поймать на горячем. Ленн пусть разбирается за себя. А вот за Эриду, которая точно никому не сделала ничего плохого – Софи с удовольствием кое-кого оттреплет.

        Собеседник принца Яроорта – из предвыпускного класса. На полтора-два года старше Софи. Но в этой школе он тоже новичок. Он переведен из «кошачьей» школы, которую содержит второй соправитель – Херт.

        Школа «кошачья» - полувоенная. Все, кто желает сделать карьеру в армии, флоте, авиации – пробуют поступать в «кошачью». Ненаследный принц Сордар Саргон - старший брат Марины и Софи, адмирал и просто человек-гора - тоже окончил «кошачью» школу.

        А школа имени Третьего императора, где учатся Софи, Ленн и другие – знаменитая «сордаровка» - несмотря на все достижения выпускников, даже вступительного экзамена по гимнастике не требует.

        В законах той и другой школы перевод не запрещен. Но школы настолько различны по духу, по отбору поступающих, что между школами даже не соперничество. Война!

        Новичка из вражьего стана пару раз пробовали побить. Да только ученика полувоенной школы этим не напугаешь: мало что отбился, так еще и кому-то сломал запястье. Пробовали вызывать на длинных мечах и на коротких тоже. Отказался. Полмесяца над ним смеялись и называли трусом. А потом школьные задиры на узкой тропинке пересеклись с «котами», и после обычной драки спросили: за что новичка перевели? Противники ощутимо замялись. Потом их староста прогудел:

        - Ну… вроде бы по здоровью отчислили. Но, наверное, не потому.

        - А почему?

        - А у него, как мечи достает, совсем крыша уезжает, - вмешался еще один из «котов».

        - Ага, его в прошлом году вызвали на длинных, и вроде он кого-то наглухо срубил… - котостароста почесал могучую шею:

        - Врать не хочу, сам не видел. Но для его перевода сам Сордар приезжал. Уж его-то я видел точно. И в следующую же десятидневку фьють! И перевод. Как бы, соправители договорились...

        Все это первым красавицам школы охотно пересказали те самые подростки, что пробовали драться с новичком и потом расспрашивать «котов».

        Но Софи все же берет длинный меч. А вот младшую сестру с собой не зовет и даже не делится с ней планами. Марина Херктерент легко может все испортить. Она уж точно не станет дослушивать, а учинит драку прямо там. И все коварные замыслы кота-дезертира останутся неизвестными. Софи даже себе самой не признается: ей интересно, что именно мальчишки скажут про Ленн.

        Ну, а берег пруда в садовом лабиринте, где обыкновенно собирается компания принца Яроорта, сдает красавицам безнадежно сохнущий по одной из них выпускник. Заговорщицы бегут в сад, не дожидаясь вечера. Находят указанный пляжик – и вот удача! Прямо у опушки архитектор поставил стилизованные руины, этакий искусственный грот, за которым отлично можно расположиться. В гроте прятаться глупо, если что – сбежать не получится. Да и мальчишки вполне могут что-нибудь хранить там и полезть в тайник перед собранием. Так что Софи прячется снаружи, между камнями. Ленн ходит по пляжу и разговаривает сама с собой, не приглушая голос. Слышимость за гротом вполне удовлетворительная, и с пляжа Софи не заметна. Выяснив такие важные подробности, девушки бегут к себе переодеваться в одежду, которую не жаль зазеленить, ползая по траве. Трава успела пожелтеть, но от волнения об этом не задумываются. За полчаса до назначенного времени обе заговорщицы уже на месте и с нетерпением ждут.

***

        Ждать и догонять – хуже нет.

        Но ломиться в гору сразу после того, как пролетел двадцать километров – пусть по гладкому, пусть на лыжах катился, а не по колено в снег проваливался – глупо.

        Перед штурмом целины надо перевести дух. Короб снять. Плечи размять. Дышать глубоко, ровно. Лечь, вытянуться, расслабить спину. Ноги положить на короб – пусть кровь отольет. Отдыхать надо хотя бы четверть часа. Это значит: медленно, с удовольствием, считать до двенадцати сотен. Почему-то мозг выдает отсчет намного быстрее секундомера. Так сказать, «и жить торопится, и чувствовать спешит».

        А вот спешить – не надо. Самое время осмотреться, продышаться и немного подумать. Первая часть пути без потерь – хорошо, и хорошо весьма. Но дело начнется только сейчас. Справа из сплошной стены леса выдается округлый заснеженный холм, не густо и не редко заросший толстыми, высокими соснами. Луна успела передвинуться с левой стороны точно вперед - на ось разъезженной соревновательной лыжни. Лыжня тут не как привычные «рельсы», а утрамбованное, отшлифованное в зеркало полотно шириной с улицу. Больше двухсот лыжников стартовали утром выходного дня; больше ста пробежали дистанцию в оба конца; трое поднялись на пьедестал, и один получил золотой кубок.

        А шли все эти лыжники на тонких, выгнутых вверх беговых лыжах, а шли коньковым ходом, и оставались за ними не привычные две полоски, а «елочка», когда носки лыж врозь, а хвосты чуть-чуть друг на друга не заступают. И теперь все это ярко блестит под луной; по обе стороны дороги дымятся в инее стволы ясеней да ольхи; серебрятся кроны сосен, по светло-желтому снегу резкие синие тени.

        За холмом начнется парк, за парком уже и школа. В школе всю ночь не спят охранники. Еще могут подняться раньше сигнала один-два случайных человека. Скорее всего, не спит староста мужского корпуса – Ярн принимает самовольщиков, которых охрана поймала при попытке скрытно вернуться в родные стены. По той же причине не спит староста женского корпуса.

        Но охранники люди занятые. Отпускного билета им достаточно, срок действия билета – до самого полудня. Они в короб не станут заглядывать, не примутся подробности выведывать, сюрприза не испортят. А раз билет в порядке, то и к старостам никто не потащит. Мало ли, вернулся отпускник на лыжах, а не автобусом. Главное – в срок успел, пропускаем!

        Ради того, чтобы не засветиться с коробом в общей массе любопытных, надо красивую шапку заснеженного перелеска пройти за оставшиеся три часа. То-то дед с базара удивился! Подумал, наверное, что лыжи у него покупают, повидав гонку, да загоревшись желанием победить в следующей. А охотничьи лыжи годятся, конечно, для очень многих вещей, но вот для гонок не удобны. Лыжи шириной почти в две ладони – для хождения по слабому свежему снегу, называемому здесь «кича-а», с растяжечкой на «а». Лыжи длиной в рост, не более – для пущей поворотливости в зарослях. Лыжи почти плоские, выгиб слабый. Чтобы лыжи не откатывались, снизу подклеивают мех. Где бросовый, а где и долговечную оленью шкуру. За подбой из хорошего камуса дед и заломил три семьдесят. Приклеивают мех так, чтобы вперед шло по шерсти, а назад – против шерсти.

        Так что при определенном умении, даже на небольшой холмик можно забраться без палок, имея обе руки свободными, готовыми встретить зверя. Сегодня носят в руках ружье, а сто лет назад носили зверобойное копье. Тоже невысокое, толстое, тяжелое, с длинным лезвием шириной в ладонь – считай, как меч на длинной ручке. И обязательно с перекладиной, чтобы зверь по копью прямо в лицо охотнику не соскользнул. А на подтоке еще и лопаточка - капканы проверять, не наклоняясь.

        За эту рогатину в комплекте цена и выросла до пятерки. Не знающему полного набора дед всучил бы пару палок - относительно ровных орешин из ближнего перелеска - а копье бы приберег до следующего раза и продал отдельно, сплетя подходящую историю. Но без длинного багра на таком подъеме, как справа – делать нечего, только в обход идти. В обход точно такой же лес, но путь на пару километров длиннее. И спортивной трассы там уже не накатано. Конец трассы вот он, отсюда марафонцы обратно поворачивали.

        Как судьба взамен прощелканного автобуса показала настоящие «нескатные», так весь расчет в голове и сложился, и замкнулся с точностью до последней пятерки, с точностью до часа прибытия. И лыжи редкие, которые в столице особо никому не нужны, и потому дед отдал их практически за бутылку с закуской. В том же Полярном и до пятидесяти могли доторговаться. И накатанная трасса соревнований, вдоль которой ехал в столицу школьный автобус, и которая потому вовремя пришла на память; и длина пути по холму. Точность мозаики и есть знак судьбы. Осталось пройти чуток целины – и вот оно.

        Знать бы еще, куда судьба с такой точностью ведет. Знать бы, «оно» - это что?

***

        - Что не так?

        Принц выглядит недовольным. Лазутчицы за камнями прекрасно разбирают оттенки голоса Яроорта. И видна вся компания как на ладони. Сын соправителя с двумя крепкими товарищами, все трое при мечах. Напротив уселся на песке, точно повторяя позу собеседников – этот самый «кот»-диссидент. И даже ножны, усаживаясь, подвернул тем же движением, что и опытный фехтовальщик Яроорт.

        И отвечает новичок резко, коротко, негромко, в тон собеседнику:

        - Все не так. Вы пришли с запасным длинным клинком, большой аптечкой и парой секундантов. Это чтобы я не увильнул от поединка?

        - Да. Не привык сплетничать о людях за их спинами.

        - Предлагаю вам выслушать меня с глазу на глаз. А потом расскажете своим спутникам все, что сочтете важным. И тогда уже решайте. Меч у меня тоже при себе.

        Не сиди Софи в засаде, так бы и фыркнула от избытка важности, с которым прозвучала последняя фраза. Что же решит принц Яроорт?

        Сын второго соправителя без слов показывает рукой на противоположный край пляжа. Один из секундантов идет в ту сторону, второй же внезапно сворачивает к гроту! Заговорщицы замирают, перестав дышать. Их обнаружили?

        Но парень не ищет наблюдателей, а ныряет в грот, где достает – очевидно, из тайника – котелок, маленькую бутылочку темного стекла, жестяную банку из-под колониального сухого шоколада, большой коробок толстых «ветровых» спичек в парафине. Сгребя все это в охапку, направляется к товарищу, который уже расчистил место для костра и наломал сухих веток.

        Тем временем новичок продолжает речь:

        - Мне нужен совет, а не поединок. Сразу говорю: совет нужен хороший.

        Яроорт молча склоняет голову: рассказывай, а там поглядим.

        - Эрида умница и красавица. Но выросла в теплице. Как роза под колпаком. Пропадет колпак – пропадет и цветок. Ей нужна опора в себе, а не снаружи себя.

        - Что вы предлагаете делать с этим?

        - Дело важное, но пока не срочное. Думаю, идеально для нее устроиться на работу, где надо ум, аккуратность, своеобразное думание…

        - Мышление, - сухо поправляет Яроорт.

        - … Но с большим количеством людей общаться не требуется. Ученый-химик или биолог для нее идеал.

        - Почему тогда уж не математик? И при чем тут мы? У нее совсем неплохие друзья.

        - Да, - совершенно неожиданный глубокий вздох, - за меня бы хоть раз так вступились. Я бы, может, из «кошачьей» и не переводился бы. Господин принц, ваше высочество…

        - Без чинов! – принц пытается нащупать, как правильно обращаться с «котом»-диссидентом.

        - Как желаете. Знал бы, что делать, не советовался бы с вами.

        - Со мной потому, что я принц, сын соправителя, могу повлиять на отца?

        - С вами потому, что вы на моей памяти ни разу никого не высмеивали. Я тут в школе пока никого толком не знаю.

        Принц опускает голову, а заговорщицы удивленно переглядываются. Слишком серьезно, слишком тяжело, слишком…

        Слишком по-взрослому идет разговор!

        С принцем все ясно: ему семнадцать лет, он воспитан как наследник древней фамилии, будущий глава клана. Для него не сводить разговор к оскорблениям и драке вполне возможно. Если, конечно, собеседник не лезет на рожон.

        Но собеседник-то с чего холоднее айсберга? Он же всего на год-полтора старше того же Мельникова. А Мельников ринулся в драку на пятой секунде ссоры, много – на шестой!

        - Война уже идет. Сколько бы она ни продлилась, за войной революция, таков закон. Здесь не очень давно революция едва не произошла и без войны. Ваш отец наверняка допущен к настоящим сведениям. Спросите его. Соправитель может попасть под бомбу на войне, как отец той ученицы, которую вызывали к директору позавчера. Тогда хрустальному колпаку конец.

        - Почему не помочь той девочке, а не Эриде?

        - Та девочка росла среди людей. Сейчас ей плохо, но она знает, что делать. Ей можно посочувствовать. Что-то помочь решить или написать. Где-то дать поплакать. И она выпрямится. А Эрида росла среди мечты. Она не знает даже - сколько стоит хлеб и как ездить на трамвае.

        - Так… - Яроорт не знает, что говорить. Но ведь можно тему сменить:

        - А что Ленн Тьенд?

        Упомянутая Тьенд напрягается, перехватывает ножны под гардой. Софи с ужасом думает, что удержать девушку на пять лет старше и в той же пропорции сильнее – не выйдет. Попросту - массы тела не хватит. И тут же Софи понимает: новичок не скажет обычную скарбезность, которую можно бы услышать в пьяной компании. То, что скажет перебежчик, будет как… как если отец даст матери развод. Сухо, спокойно, даже не оскорбительно, но больно и горько донельзя. И только поэтому – сначала все же надо выслушать. Сначала надо узнать – что.

        Ленн тоже это соображает и вновь приникает к земле. А Софи думает еще: точно ли пришлые могут быть только совершеннолетними? Откуда неправильное спокойствие новичка? Он же по возрасту… ну, Софи-то перегнал на два года, но по сути все равно подросток. Не мог ли взрослый вселиться в тело мальчика?

        - Ленн дерн Тьенд Орродарт. Вассал Еггтов. Красивая. Заносчивая. Слишком заносчивая. Неглупая. Пишет хорошие статьи. Про космос.

        - Про что?! – не сдерживает удивления принц.

        - Космос – это все, что летает выше атмосферы.

        - Я знаю, что такое космос! Но…

        - Но вы и подумать не могли, что зазнайка Тьенд, помешанная на своей принадлежности к Великому Дому, занимается наукой, так ведь?

        Ленн опять напрягается. Секунданты у парящего котелка настороженно поворачиваются в сторону засады. К счастью для лазутчиц, принц Яроорт зовет спутников:

        - Парни, подойдите. Присядьте. Тут… непонятно. И не детское.

        - Драться не будем? – уточняет правый секундант, коренастый лохматый рыжик в небрежно накинутой рабочей форме школы.

        - А вот этого, - ухмыляется принц, - сказано не было. Но слушайте же. И молчите обо всем, что услышали. А вы расскажите все с начала.

        Новичок ухмыляется тоже. Видно, что перспектива драки его не беспокоит. Или же «кот»-перебежчик умеет держать лицо… ну да, как взрослый, снова это слово самое точное.

        - Летом я работал в госпитале. Выносил мусор, мыл полы. Работа скучная. Плата маленькая. Никто не хочет идти. Принимают любого, совсем. Когда я пришел, сестра-хозяйка так радовалась, что не спросила документы. Однажды пришел профессор. Спросил, что тут за люди без документов. Я показал свидетельство нашей школы – на то время уже был оформлен перевод. Профессор удивился. Сказал: его приятель, тоже профессор, но по авиации, и по другим… близким сферам… получает из этой школы статьи от двух авторов. Статьи подписаны псевдонимами. Когда я учил ваш язык, мне сказали читать все. Этикетки, надписи на заборах, справочники, ценники... Тогда я видел справочник по родословным, и случайно запомнил, кто на какое имя получает право. Авторы статей – Хейс Рект, староста. Да вы же знаете. И Ленн Тьенд.

        - Ну и?

        - Я набрался смелости и просил дать отзыв на эти статьи. Настоящий, а не как обычно пишут школьникам: «Прочитали, спасибо. Ругать не будем из вежливости, а хвалить не за что». Отзыва нет вот уже тридцать дней. Это значит – в статьях действительно есть что-то настоящее.

        - Может быть, просто началась война, и профессор все забыл?

        - Тогда его секретарь прислал бы на мой столичный адрес обычную отписку. Летом я уже не учился в школе номер два – кстати, почему ее зовут «кошачьей», а не «псы войны», например? Раз они такие все любители аксельбантов… Но еще не учился в школе номер три, то есть здесь. Идти мне было некуда, я в самом деле не отсюда. Так вот, я устроился в госпиталь и снимал комнатку на окраине. Дал профессору тот адрес.

        - Ну так дальше-то что? Обе пишут статьи, кроме того, они соперницы – как все девчонки, и как первые красавицы выпускного класса.

        - Ленн не Хейс, первую боятся, вторую уважают. Нет у Хейс болезненного самомнения и самолюбия Ленн. Нет доведенного чуть ли не до патологии желания возвышаться самой, унижая других. Ленн обожает ставить простолюдинов на место. Рано или поздно они схватятся вот на этих самых длинных мечах. И одна из них, кто через двадцать лет могла бы подарить нам лунный грунт или орбитальную связь, будет в лучшем случае ранена.

        - Хейс не положен длинный меч. Ее происхождение…

        - Принц, да вы же первый дадите ей клинок и поручитесь за нее, если это произойдет. Разве не так? Вы даже для меня принесли запасной меч, хотя считали сволотой!

        Обе заговорщицы уже в напряжении привстали на колено, и будь у мальчишек побольше осторожности или поменьше интереса к теме беседы – макушку рослой Тьенд могли бы увидеть над архитектурно безупречными развалинами.

        Тут Яроорт делает коварный ход конем:

        - А Ленн вы тоже собираетесь помогать?

        И ледяное спокойствие новичка разлетается вдребезги:

        - Конечно! А вы подумали, я предложу ее… устранить?

        Принц мотает головой:

        - Полагаете, что в нашем с вами возрасте вообще можно кого-либо перевоспитать?

        - А я перевоспитывать и не думал, глупости это все. Сам человек не захочет – нипочем не переменится. Ведь Ленн была такой злюкой не всегда. Случайно я услышал в столовой, девочки обсуждали: кто-то из Великого Дома назвал её незаконнорожденной. Она с той поры и взбесилась. Раньше она тоже любила подчеркивать свою принадлежность к Великому Дому, только такой надменной не была. Значит, во-первых, Тьенд не чувствует себя сильной и уверенной, и вынуждена постоянно доказывать свое превосходство хоть над кем-нибудь. Во-вторых, из нее еще может выйти человек. А не ходячая подставка для украшений и элитный производитель маленьких аристократиков.

        Вот на этой фразе Ленн дергается вперед и вверх; Софи не глядя хватает Ленн за руку и шепчет: «Стоять! Жди, пусть скажет все. Потом выскочим!»

        - Постой… - вмешивается правый секундант. - Что за чушь! Этак получается, что Марина Херктерент кидается на всех от неуверенности? Да она самоуверенная как танк! Северного слона переупрямит!

        Новичок пожимает плечами:

        - Марина злится из-за того, что ее не любит мать…

        Тут уже Софи хочет выскочить и вывернуть умника наизнанку. Но надо же узнать, как догадался! Видно, Тьенд интересно тоже, потому как она придерживает соседку.

        -…Отец Марины разрешает ей одеваться, как хочется. Комбинезон, берет с черепом, ножи по всем карманам. Она могла научиться этому только у мужчин своей семьи. И уж точно не мать позволяет Марине лупить всех направо и налево. Но у Марины есть ухажер, пусть он и беспокоится...

        У Марины есть ухажер! У этой мелкой еще нечего купальником прикрывать, а уже имеется кавалер! И об этом знает не то, что каждая собака – а новички, плохо говорящие на всеобщем языке!!! А она, родная сестра – не знает?! Ну, Марина! Ну, мелкая!… Ну погоди!!!

        Пока Софи пускает пар из ушей, новичок продолжает:

        - … полагаю, что Тьенд еще можно вытащить. Неужели кто-то из вас думает, что она того не стоит?

        - А кого, по-вашему, вытащить уже нельзя? – прежним ледяным тоном осведомляется его высочество Яроорт.

        - Ядзун… Яздун… В общем, та спесивая зараза, что сказала «пушечное мясо» про убитого отца девочки из третьего потока. Вот ее, да и Рэнда того же… Может, мастера какие справились бы. Я так и пробовать не стану.

        - Еще бы, - щерится во все тридцать два левый секундант – парень рослый, широкоплечий, с красиво зачесанной челкой. Школьная форма сидит на нем точно по мерке, ножны привязаны к поясу щегольским «приморским» узлом. И говорит он ровно то, что ожидается от записного ухажера:

        - Грудь у Ленн куда получше будет. Это ж главная причина, признавайся?

        Новичок смотрит на франта в упор. Даже из-за камней Софи видит, как напряглись оба. Наконец, перебежчик соглашается:

        - Это превосходное обоснование нашей тайной встречи. Хороший повод для поединка. Если кто узнает, второе дно искать не будет.

        - Пока никто никуда не идет! – принц обрывает противостояние взглядов. - Теперь объясните, как со всем этим связана Эрида Эроин.

        - Идеальный конечный результат в моем понимании такой. Ленн и Хейс работают в одной команде, занимаются космосом. А Эрида занимается химией, имеет собственную работу, не зависящий от папы доход… И не пугается людей.

        - В одной компании… ну это ты загнул, - машет рукой левый секундант.

        - … Практику Эриде можно организовать в столичном госпитале. Там профессура высокого уровня. А вот Ленн хорошо бы сосватать в ближнюю охрану Эриды. Общую-то наверняка папа обеспечит.

        - И зачем в таком случае там Ленн вообще нужна? Она не так, чтобы хороший фехтовальщик.

        - Она в самом деле смелая, не побоялась сцепиться с Сордаром в первый же день его прибытия. Умение фехтовать – дело наживное.

        - Но зачем?

        - Да просто поглядела бы, какое у людей в самом деле горе бывает. Глядишь, и нас, сирых да убогих, станет понимать получше.

        - А если ее не проймет? Посмотрит, скривит губу. Она же аристократка!

        - А вот после этого можно уже с ней говорить в открытую. Сейчас она даже не будет разговаривать со мной. Она общается только с входящими в Великие Дома. Вот представьте, что Ленн спряталась в гроте…

        Лазутчицы вздрагивают. Разве можно так пугать!

        - Я там был, - возражает левый секундант, - никого.

        - Я же говорю: представьте. Подслушала бы нас, и что?

        Подростки думают. Принц озвучивает общее решение:

        - Выскочила бы с воплями, размахивая мечом.

        Новичок соглашается:

        - Может, и выскочила бы. Но что бы она поняла из нашей перепутанной сплетни? Или тогда представьте, что вы, принц, обратились к Софи-Елизавете дерн Оррокост Саргон-Еггт. И та по всей форме, с ритуалами и реверансами, отдала приказ вассалу: помириться с Хейс.

        - Ленн… да, прямой приказ она выполнит.

        - Но при этом чувствовать себя будет как оплеванная. Я все же надеюсь, что правильно понял причину. Тьенд – как и Эриде – нужно вырастить опору внутри себя. Помимо титула, помимо влиятельного папы. И лучше всего, если обе сделают это собственноручно. В конце-то концов, судьба не наша, а их.

        Некоторое время все молчат. Софи с удивлением чувствует: по спине ручейком стекает пот. Как там Ленн, а ее, Софи-Елизавету дерн Оррокост Саргон-Еггт, по всем титулам пробрало. Вот, значит, что Марина находила в подслушивании советов отца с галереи!

        Принц Яроорт вскакивает на ноги:

        - Значит, постановим так. Мы встречались тут для поединка. Холодное оружие выпускникам разрешат носить только с зимних каникул. Поэтому наш бой – тайна. И по той же причине столь пугающий вас поединок произойдет не раньше, чем через три месяца. Причину нашего поединка - не говорить. Давать понять, что из-за Ленн. Тем более, что это истинная правда. Достаточно глянуть на кое-кого повнимательней. За три месяца, оставшихся до Нового Года, мы придумаем что-нибудь. А повезет, и сделаем. Но прежде всего я хочу знать на самом деле: почему вы лезете в эту историю? Только не говорите мне, что бескорыстно.

        Новичок тоже поднимается. Думает несколько минут: секунданты уже успели и полотенца развернуть, и раскрыть аптечку, и мечи перехватить «к ноге», как положено по ритуалу поединка.

        Тут новичок внезапно скидывает куртку и через голову махом стягивает майку. Поворачивается к принцу спиной; лазутчицы тоже успевают рассмотреть: по всей спине узор из ромбиков.

        - У меня личные причины не любить войну. А в особенности – ее последствия. Даже у Рэнда и Ядзун… Ядзункотты могут быть нормальные дети. Ленн и Хейс все же, кажется мне, получше этой последней, - перебежчик поворачивается на пятках. - Даже не надо им дружить – хватит не враждовать. Команда, где будут эти двое, сможет достать луну с неба. Но как это устроить? Подло будет дергать их за ниточки из-за сцены. А попытайся я рассказать это кому-либо из них в лоб – разве дослушают?

        - Вас… перевели сюда потому, что там приходилось часто драться?

        Новичок поднимает одежду, вытряхивает и натягивает майку, запахивает куртку. Отвечает:

        - Меня перевели потому, что для армии я не вполне благонадежен. Только психа за рычагами танка им и не хватало. А раз карьера в армии мне закрыта, то чего занимать место какого-нибудь приморца или окраинника, которому снятся эполеты?

        - А в школу…

        - А в школу номер два меня приняли без экзаменов. Я же язык совсем не знал. Сюда не берут мимо экзаменов, а туда - Сордар договорился. Он же потом и перевод устроил. И на переводе я досдавал экзамены. Математика и физика лучше преподается у Херта. А химия с биологией – здесь. Экзаменационную работу Эриды у нас бы за полугодовой курс зачли, потому я и заинтересовался. К переходу - слухов пустили несколько. И по здоровью, и подрался не с тем, и струсил. Правду теперь знаете вы. И очень прошу вас…

        - Дальше нас это не уйдет, - обещает Яроорт, и тут уже Софи никакой напыщенности не чувствует.

        - Ну что же, - говорит новичок. Называть его «котом»-диссидентом или перебежчиком больше не получается. Остается просто «кот» или по имени. Имя Софи завтра подсмотрит в списках. И насядет на Сордара за подробностями. Не одна Марина ему сестра!

        Стоп!

        Стоп!

        Ой…

        Ое-е-ей!!!

        Ленн дерн Тьенд Орродарт все это очень внимательно слушает! И запоминает! И вполне может растрепать по школе. Или еще как нагадить. Как бы ни хвалил новичок Ленн, а двуличной тварью Марина еще никого зря не называла.

        Новичок обманчиво-лениво двигает правой рукой. С длинного меча слетают ножны и по всем правилам вызова утыкаются в песок у ног секунданта-щеголя.

        - Будем считать, что мы не сошлись по поводу размера груди Ленн Тьенд, - цедит «кот» мерзким тоном театрального злодея, снова возвращая себе каменно-равнодушный вид.

        - Ваше высочество, господин принц, окажите мне милость быть секундантом в деле чести, касаемом доброго имени некоей девушки…

        Яроорт согласно кивает. Но отвечает абсолютно не по канону:

        - Ну так! Сиськи – наше все!

***

        Все хорошо может быть только во сне. Во сне из спины исчезает боль, со стопы сходит опухоль, и колено больше не звенит от постоянного напряжения. Во сне можно пройтись колесом, прыгнуть выше роста, достать пятки пальцами – и не почувствовать, как поясницу режут пополам тупой пилой; и разогнуться, а не замереть в позе сломанного экскаватора.

        Во сне, говорят, даже летают люди.

        Поэтому и в страшном сне, когда вокруг война – смерть не пугает. Ведь это же сон! И тут война повод совсем не для слез – для геройства, подвигов и медалей. Этого подсечь, того подрезать; подхватить выпавший кольт и круто, как в кино! – влепить полбарабана в пулеметчика, а остаток в мышиный мундирчик вражьего командира с шашкой.

        А нечего, понимаешь, приходить на перестрелку с ножами!

        Во сне возвращается ловкость и гибкость, легкость движений. Плата – бой? Да плевать, ведь после смерти всего-навсего придется проснуться, какой же тут риск? Во сне пускай из танка выстрелят – отрикошетит снаряд от ручки вмерзшего плуга, сказка же! Чего во сне бояться?

        Разве только – что кончится вся заемная легкость и недолговечная ловкость, разве только – что вернется боль и тяжесть; что утро превратит – кого в пса, кого в человека, кого и вовсе в камень!

        В хорошем сне настоящий страх только один - проснуться.

***

        Просыпаются все от истошного вопля. Испуганные девочки выглядывают в коридор. У комнаты Херктерент, скрючившись и зажимая руками между ног, лежит Рэнд. Одетая Херктерент, грязно ругаясь, озверело пинает его.

        - Прекратить! - раздается громкий окрик Хейс.

        Марина, посильнее пнув лежащего напоследок, разворачивается. Кулаки плотно сжаты, тяжело дышит, взгляд способен убить.

        Бешеный норов Херктерент - явление привычное, а вот избитый парень среди ночи в женском корпусе - не вполне. Староста вытягивает внушительного размера пистолет. В толпе взвизгивают.

         - Кто-нибудь, сходите ко мне и принесите рацию.

        Прижимая короб к плечу, Хейс говорит, не опуская пистолета:

        - Алло! Ярн? Да, на часы смотрела. Но староста и ты, и я в любое время суток. Так что, - и в голосе лязгает металл, - я располагаю сведениями, что один из учеников вашего корпуса, а именно Рэнд, в настоящий момент находится вне пределов своей комнаты. Более того, он совсем недавно в совершенно непотребном виде забрался в корпус, находящийся под моей ответственностью. По всей видимости, он решил поиграть в юного эксгибициониста. При этом прошу учесть, что он зашел на этаж, где живут в основном ученицы первого и второго годов обучения. Видимо, он решил попугать девочек своими, прямо скажем, не впечатляющими достоинствами… - вокруг хихиканье.

        - Требую немедленно наказать его. Так что можешь идти, встречать… А ты чего встал? Дверь, если подзабыл, вон там. Пошел, пошел!

        Когда за горе-диверсантом хлопает дверь, Марина спрашивает:

        - Откуда у тебя оружие?

        Хейс поднимает пистолет дулом вверх и нажимает на спуск. Кто-то ойкает, но вместо выстрела из ствола - язычок пламени.

        - Это моя зажигалка. Дядя подарил.

        - Ты куришь?

        - Скучно быть во всем правильной.

        Вечером следующего дня Марина поворачивает за угол – и буквально налетает на Ленн.

        - Мне надо с вами поговорить, - говорит Ленн таким тоном, что Марина сразу понимает: её тут поджидали.

        - О чем?

        - Об имевшем место быть относительно вас возмутительном... инциденте.

        - Ну и что?

        - Как "что"!? Вы должны принять меры для недопущения подобного.

        - Уже. Приняла. Так что? - Марина, прищурив левый глаз, склоняет голову на бок.

        Если Ленн и узнает фирменное "так что?" своей главной соперницы, виду не подает.

        - И вы не сообщили Её Величеству?

        - А на хрена? - говорит Марина по-русски. Увидев непонимающую улыбку Ленн, переводит:

        - Не вижу в этом никакого смысла.

        -Но... Это же недопустимо. Вы обязательно должны были...

        - Я Чёрный Еггт, - чеканит Марина. - И мне не пристало прятаться за материнскую юбку.

        - В таком случае, могу ли я обратиться к вам с просьбой?

        Марина удивляется:

        - Слушаю!

        - Я хотела бы поговорить с его высочеством ненаследным принцем Сордаром Саргоном, если он когда-либо появится в школе.

        - И брату моему жаловаться на этого придурка тоже не надо! Подам на дверную ручку больше напряжения, только и всего. Еще раз нагадит - отгорит все, что в этот раз уцелело.

        - У меня к его высочеству вопрос по другому делу.

        Сказать, что Марина заинтригована, нельзя. Марина ошарашена! По противности Тьенд переплюнет даже хитрющую Соньку, да и адмирал отзывался о матери Ленн примерно как Марина сегодня ночью – о придурке-мстителе. Что же это за дела завелись у Тьенд?

        На вопрос Марины вторая староста качает головой:

        - Я бы хотела обсудить это и с вами. Уверена, вас бы заинтересовало. Но ее высочество Софи-Елизавета прямым приказом запретила мне говорить о данном предмете с кем бы то ни было, кроме нее.

        Сильнее раззадорить Марину просто нельзя! Сонька что-то там запретила знать! Ей, Марине! Сейчас же бежать к сестре и вынуть из нее душу вместе со сведениями!

        Или… Сонька наверняка этого и ждет. Ну, тогда можно тоже подождать. Приедет Сордар. Беседу можно попросту подслушать, либо спросить у брата о ее результатах. Даже в случае действительно важной тайны, Сордар сумеет объяснить понятно и необидно.

        Приняв такое решение, Марина соглашается:

        - Если брат приедет, я спрошу его, сможет ли он уделить вам время. Только я не знаю, когда он сможет приехать.

        Тьенд колеблется. Видно, что ей хочется спрашивать и дальше. Но потом Ленн, видимо, решает удовольствоваться достигнутым. Для беседы с бешеной Херктерент – да еще с учетом ее отношения к собеседнице – результат и так превосходный.

***

        Превосходного качества оказались лыжи. А приятнее всего, что койбед – то самое охотничье копье с лопаткой-подтоком – не туристам напоказ сделан, и за него действительно можно подтягиваться.

        Тут уже спешки нет никакой совсем. Все ставки сделаны, вся подготовка сработала. Или – не сработала. Сейчас на часы хоть смотри, хоть не смотри – по выходу к школе станет видно, как оправдается расчет. Опытный лесовик такой заснеженный холм перейдет за час. Так то – опытный. Тут в расчет бралось три часа на целину, и час про запас. По ощущениям, половина отведенного срока завершилась, но вершина холма еще впереди.

        Короб с каждым шагом все тяжелее. Плохой это признак. Означает, что кураж прошел. Что подступает настоящая усталость. Вот уже не до серебра на кронах сосен; вот и гравюрный штрих теней не восхищает. И даже свет луны не умиление вызывает, а глухое раздражение: слепит левую сторону, зараза. Сослепу легко вогнать носок лыжи под заснеженную корягу, а это сразу крест на всей затее. Здесь мобильную связь не изобрели пока. Кто не сможет идти, тот в жалком полукилометре от дороги так до лета и пролежит.

        Нет, к бесу такие мысли. Думать надо про хорошее. Вот, к примеру, про сегодняшнюю – нет, уже, получается, вчерашнюю – выставку.

***

        - И как вам выставка, юноша?

        - Да уж не ярмарка в Малом Грязовце. Умные люди организовали. Не просто машинки-самолетики расставлены по столикам, не просто бумаги в застекленных витринах. Все можно повертеть, попробовать, кнопки нажимаются, рычаги двигаются, самолеты закрылками шевелят... Приборы всякие – служащие объяснят, и научат пользоваться, вплоть до показательной разборки... И купить можно самое-самое лучшее. Вот, профессор, гляньте!

        - И что же… О, да вы прихватили телескоп с азимутальной монтировкой… Часовой механизм, сменные кольца для приставной оптики. А сама оптика? Спектрограф? А почему запакован отдельно, это же один комплект? А, понимаю. Вы хотели подарить разным людям. Ну, если телескоп без спектрографа еще можно использовать, то спектрограф… Вы взяли горелку к спектрографу. И набор металлов… Интересно! Дайте-ка подумать… Пройдите пока что вон к тому стенду. Ага, тот огромный самолет. Поднимитесь в штурманскую кабину и попросите посмотреть сук.

        - Чего-о?

        - Солнечный указатель курса. С-У-К.

        - Профессор, мне покажут обычнейший штырь перед кабиной. По тени от него летают в полярных областях, где плохой прием радиомаяков, а магнитное склонение сбивает показания обычных компасов. Если я мешаю, могли бы сказать прямо. Я имел неосторожность надеяться на серьезное отношение…

        - Прах побери, до чего начитанная молодежь пошла! Простите старика ради праздника! Уж и пошутить нельзя… Вы-то с этими вашими статьями озадачили нас, да, озадачили.

        - Не мои статьи, профессор. Что же вас так озадачило?

        - Школьные статьи. Ничего особенного. Но - потенциал чувствуется, чувствуется, да… А пойдемте-ка вон присядем, столик освободился. А поведайте-ка старику, за каким таким хвостом вы просили дать отзыв на две статьи общий? Да еще подробный и детальный?

        - За тем же самым, зачем и купил вот это все. Надо, чтобы у них крылья выросли.

        - У них – это у обеих сразу?… Молодой человек, вам платочек вокруг лица не повязать? Во избежание растрескивания нежного эпидермиса?

        - Профессор!

        - Нет, ну правда, молодежь! До чего забавно дразнить… Эх, где мои семнадцать лет… Ладно, все я понял. Вы хотите автору вот этого текста подсунуть мысли вот из этого сборника, что в перспективе должно вывести ее на спектральные классы звезд. У нее имеется доступ только к несекретным библиотекам, у вас тоже… Поэтому некоторые велосипеды ей придется изобрести заново. Горелка, спектрограф, препараты натрия… Сколько же с вас за литий содрали? А, так школьная скидка действует? Не захочешь, а императора похвалишь… Фотоаппарат бы еще. Есть у кого занять? План экспериментов не набрасывали? Я бы с удовольствием повозился. Кто там у вас физик? Ах да, вы же перевелись в «сордаровку». Признаюсь, я рад. Горлохватов у нас тут навыучили столько, что не знаем, куда девать, а путного радиометриста пока найдешь, пять вечных перьев сточишь… Так, а второму автору – вот эти работы. Да, вы основательно закупились… Юноша, а ведь вам точно голову отрежут.

        - Профессор, ваши шутки!

        - Уже не шутки. Авторы статей, сопоставляя набор инструментов, догадаются, что их прямо-таки толкают к совместной работе, наводя на спектры звезд. Да, в перспективе они могут самостоятельно открыть красное смещение. Но… Вы же пытаетесь пропихнуть эту мысль втемную. Напрасно вы надеетесь обхитрить женщину, ни одному носителю штанов это пока не удалось. А это манипуляция, на это, знаете ли, обижаются. Не знаю, в каких вы отношениях с обеими…

        - Совершенно ни в каких. Не думаю даже, что они знают о моем существовании.

        - Так лучше бы вы обольстили обеих оптом или в розницу! Поверьте старику, вам бы это легче сошло с рук! И насчет их якобы неосведомленности – не переоценивайте себя… Что ж, давайте тогда подкорректируем кое-что в ваших бумагах. Пойду на преступление. Методички вот с таким грифом вам знакомы?

        - Еще бы.

        - Вот ее и положите сюда. К спектрографу. Так. А вон там, за углом, на стенде ракетчиков, возьмите статью… запишите автора… там всем раздают. Модельку только не вздумайте брать, отвратительно склеена. Если статьи уже расхватали, сошлитесь на меня. Вот статью и запакуете к телескопу. Я пока что набросаю кое-что… так, стоп! Последний автобус на сегодня уже ушел.

        - Профессор, не отвлекайтесь. План есть.

        - А деньги? Вы же ухнули на все это железо страшно подумать, сколько!

        - Не пропивать же было подъемные. Тем более, нечего жалеть остаток. Я пошел за статьей.

        - А я набросаю тезисы. И еще, юноша.

        - Да?

        - Если вы после школы не пойдете к нам на радиотехнику, если Сордар все же загонит вас в рубку… я не знаю… как бы я не пристрелил этого вашего адмирала!

***

        Адмирал сдался только после того, как попросила Марина. Соньке ответил просто: нет. Мало было мне старшей Тьенд, так еще и младшая той же породы. И слышать не желаю, поскольку сам видел.

        - Ну да, - съязвила выскочившая из ниоткуда Марина, - сапер от лопатки недалеко падает!

        Софи даже не возмутилась подслушиванием, потому как слишком хорошо помнила, откуда сама знает всю историю. А Марина неожиданно присоединилась к просьбе: если Сордар согласится рассказывать, младшая хотя бы узнает, в чем тут вообще дело. Не позволять же Соньке заводить секреты помимо Марины!

        Тогда Сордар повертел головой, почесал обширный затылок – и согласился:

        - Так. Пошли туда, где нас никто не услышит. Зовите эту вашу… подругу. — Не удержался, фыркнул, словно кит из собственной морской байки.

        - Сордар, - без улыбки сказала старшая принцесса, - в этом деле я поручусь за Ленн. Хотя моя подруга совсем не она. – И ушла на поиски Тьенд.

        Саргон удивленно посмотрел на Марину, та на него. Одинаковым жестом брат и сестра пожали плечами – и одинаково же рассмеялись.

        Собравшись всей компанией, отошли на лавочку в парке. Помня собственный опыт, Софи не постеснялась пробежать кружок по кустам, поискать ухогреев. Сордар на это кивнул с явным одобрением и обратился к Тьенд:

        - Времени у меня немного. Скоро в море. Я приехал к сестрам, а сестры просили вам ответить. С вашими родственниками я враждую. С вами пока что нет. Но если вы ухитритесь использовать то, что я скажу, во вред – неважно, кому именно - у меня появится личная обида к вам. Я почти наверняка убью вас, и уж точно мне сойдет это с рук. Понимаете вы это?

        - Да, ваше высочество.

        - И все же вы хотите узнать историю… «кота»-перебежчика?

        - Да, ваше высочество, - Ленн опять склонила голову, заставляя адмирала про себя выругаться: похожа на мать. А о той никаких приятных воспоминаний у Сордара нет.

        - Его нашли на архипелаге Сунь-Лу-Су. Что мы там делали, не скажу. Но догадаться нетрудно.

        - Шпионили! - вставила Марина. Адмирал продолжил:

        - Его нашел десант в сожженной деревне аборигенов. Корабельный врач сказал так: мозг найденыша вытеснил все неприятные воспоминания, подавил их. И построил новую личность, личность-замену. Он кажется взрослым, но он просто выморожен. Я видел, как такими становятся. Разговаривать на всеобщем имперском языке он учился на крейсере, по пути на север. Читать, видимо, умел и раньше. На имперском выучился быстро. Возвращались мы почти полгода – официально считались океанографической экспедицией флота, и заходили то туда, то сюда. Книжки на крейсере были в основном технические, научные. Руководства, инструкции, монографии. Так новая личность сформировалась с техническим уклоном. Бумагу о начальном образовании мы ему нарисовали. Я попросил Херта, тот и взял его в школу номер два. Императора Саргона просить бесполезно, он даже дочь соправителя без экзаменов не принял.

        Сордар откинулся на спинку вычурной скамьи, поднял голову к белым облакам, к высоченной синеве. Спросил:

        - Это вы хотели услышать?

        Ленн готова согласиться, но Марина знает брата намного лучше:

        - Сордар. Это не все! Договаривай!

        Адмирал выпрямился, поерзал на скамье. Спросил:

        - Зачем? Он вполне вменяем. И корабельный врач, и столичные светила сходятся в том, что детская психика рано или поздно выправится. Особенности? У кого их нет! Уж ты-то знаешь! Разве он плохо воспитан? Часто дерется, обижает кого-нибудь?

        - Нет, пожалуй.

        - Так чего тебе еще? Мальчишки все в его возрасте такие загадочные, одинокие, страдающие и непонятые миром. Перемелется. Пройдет.

        - А если нет?

        - С чего бы это нет? – засмеялся Сордар. - У него – пройдет. Он везучий!

***

        Везение кончилось в третьем селе.

        К тому времени уже было ясно, что вокруг никакой не сон – а самый настоящий другой мир. Но как же было проверить? Первый признак сна – в нем не чувствуют боли. Тут – р-раз! Не только картинка вокруг сменилась, но пропала боль в спине и колене – полностью!

        Что?

        За руку надо было себя ущипнуть?

        За хрен себя ущипни, собака бешеная!

        По сравнению с шилом в позвоночнике щипок вообще неощутим!

        Пока дошло, что вокруг не съемки «Иди и смотри», а самые что ни на есть будни – уже так навыделывался, что посторонним прикидываться стало поздно и бесполезно. И трусом бы прикинулся, так уже никто не поверит. Сколько под куражом натворил – расскажи кто, сам бы лгуном назвал.

        Ветер дует туда, куда прикажет тот, кто верит в себя!

        Пока верил – все удавалось. Подходил к селу, намеченному на «умиротворение», сразу за серыми мундирами. Те располагались в деревне, присматривали сарай покрепче. Обычно – для пальмового волокна, тут это единственное строение с прочными стенами. Потом серые расползались по хатам. Пили. Стреляли для развлечения. Иногда – в воздух.

        Стихало под утро – нет силы сильнее сна! Часовой зевал, и на пацаненка, бредущего по дороге, смотрел вполглаза. Пока часовой телится - шило ему в печень, потом в хату, где ночуют серые мундиры после дебоша. И то же самое шило – кому за ухо, кому за ребро.

        И руки не дрожали, и сердце не заходилось. Кто сомневается, пусть еще раз фильм пересмотрит.

        Однако, сколь веревочке не виться, а егеря и тут есть. Наверное, называются иначе, но смысл такой же. Сделали в третьем селе засаду, на чердаке той самой хаты, где приманка заночевала. И не просто в хату дали войти, а еще и трех своих не пожалели. Чтобы убедиться, что правильного зверя видят.

        Дальше все шло по канону:

        «Почему тогда эта бабочка занимается подрывной работой?»

        Только разбудить не успели. Хотя, как стали результат – оба взвода по тридцать два - шомполами на спине записывать, показалось – боль в спине возвращается, значит, и прежний мир вернется.

***

        «Вернулся с холмов охотник, он там, куда шел давно…»

        У подножия холма – когда самое сложное позади, конечно же! – слева, со стороны трассы и автобусной остановки, появляется натоптанная дорожка. Судя по луне, успевшей забежать чуть вперед, утро вот-вот. За правым плечом небо вполне просветлело. Лес отходит за спину, впереди и по сторонам обширный заснеженный луг, а за ним ограда школьного парка. Туда и ведет дорожка. Скорее всего, протоптали ее самовольщики. И где-то впереди пролом либо лазейка в ограждении. Чего и следовало ожидать.

        Мороз немного усилился: как всегда к восходу. На дорожке уже получается не топать, а скользить. Еще бы отдохнуть минут десять, как перед холмом. Но стоит лечь и расслабиться, как недолго заснуть. Под утро – самое сонное время.

        Надо бы песню сочинить, гимн попаданцев. И как спать подопрет, запевать на марше. Вот у Стругацких был герб следопытов – семигранная гайка. Что в попадании самое важное? Перепеть Жукова, расстрелять Сталина, предупредить Высоцкого. Командирский патрон и промежуточная башенка… Не рифмуется! Белым стихом завернуть – так это надо ритм. Зятю заячью нору, теще крем и «хванчкару»…

        Кстати о заячьих норах. Не припрятать ли часть подарков… ну, скажем…

        Ага. Чтобы их по лыжному следу нашли. Молодец, чего уж там. Умно, по-заграничному.

        Точно – спать пора. Ну ничего, по расчету времени все получилось. По парку тут недолго бежать. За тем вон корпусом поворот, а там и столовая. А на крыльце столовой… Е-е-е! Хейс же астрономией увлекается, а небо звездное… Всю ночь, видать, кометы пересчитывала. И вышла покурить перед началом трудового дня. Да так удачно, что на ловца и два брата из ларца…

        Впрочем, отпускной лист в порядке. Надо только первому разговор начать, да и заболтать ее чем-нибудь, чтобы про короб не спрашивала. Прическу там похвалить, или платье…

***

        Платье Ленн дерн Тьенд Орродарт выбирает самое лучшее из тех, что прилично надевать с мечом. Мечи носить еще нескоро разрешат, но это намек. Если Хейс, в силу происхождения, не слишком разбирается в нарядах, то найдется кому подсказать. Та же Софи. Уж такие они подруги с Хейс, прям водой не разольешь - наследная принцесса и девка со скотного двора.

        Прическу Ленн делает официальную. Украшения снимает – кроме родового кольца с синим камнем. Красить лицо одна из первых красавиц школы даже и не собиралась. Лучшая краска для лица – выспаться вволю. Что и было проделано нынче же ночью. Благо, недомстители в этот раз не мешали.

        Чувствуя себя в полной готовности, Ленн Тьенд выплывает из своей комнаты и шествует на завтрак. В столовой направляется прямо к столу соперницы. Движение не остается незамеченным. Гул смолкает, школа ждет, затаив дыхание. Что сделает Ленн? Бросит вызов? Даст пощечину? Оскорбит Хейс, чтобы вызов и пощечина были с ее стороны?

        - Хейс Рект, прошу меня выслушать!

        Хейс поднимает голову и молчит. По лицу старосты ничего прочитать нельзя.

        - Я, Ленн дерн Тьенд Орродарт неоднократно обижала вас… и других, чье происхождение не соответствует моим представлениям о благородстве. Поскольку я высказывалась прилюдно, прошу также при свидетелях принять мои искренние извинения за недостойное поведение в отношении вас, а также всех остальных, кого я имела глупость оскорбить пренебрежением.

        Столько круглых глаз Софи не видела никогда в жизни. Ленн продолжает говорить, но удивленные голоса – да что там голоса, вопли! – заполняют столовую, и окончание речи с трудом разбирает только староста Хейс:

        - Если вам угодно принять мои извинения, прошу сказать об этом. Если же нет, жду ваших секундантов, но предупреждаю, что смогу принять вызов не ранее, чем правила школы позволят носить оружие.

        Тут Хейс отмерзает и выпаливает:

        - Ленн! Что это на вас… нашло?

        - Я могу рассказать вам только часть. Вы имеете полное право не доверять мне, так что рекомендую вам сперва поговорить с Софи. Приходите ко мне после ужина, если желаете.

        - Ленн… Что это с вами? – вот и Софи нарисовалась.

        - Моя дорогая, - улыбается Ленн почти прежней, противной, улыбкой, - известный вам человек полагает, что сперва нужно измениться, а потом извиниться. Но я думаю, что извинившись, измениться будет проще.

        И уже серьезным тоном обращается к Хейс:

        - Мне понадобится ваша помощь. Я понимаю только, что была не права. Но не понимаю, в чем, и не понимаю - как. Я не умею обращаться с людьми разного происхождения одинаково честно. Видимо, мне придется учиться у вас.

        Хейс механическим движением достает пистолет-зажигалку и в полном ошеломлении пытается закурить. Потом спохватывается, что они же в столовой, а тут курить нельзя. И скоро начало занятий. И… может, все же доесть завтрак… начавшийся так день наверняка окажется хлопотным!

***

        Хлопоты перед новогодним маскарадом сравнить не с чем. Готовиться к нему начинают чуть ли не в день приезда в школу. Костюмы кто сам делает, кто покупает. Всем себя показать охота. В спальном корпусе сущий кавардак. Все двери нараспашку. Словно молекулы, снуют туда-сюда полуодетые ученицы всех классов. Все на нервах, все взволнованные. Каждая у двадцати, а то и больше, спросит, идет ли ей это платье или сумочка, выслушает тридцать мнений и примет тридцать первый вариант.

        "У тебя есть щипцы для волос?"

        "Можно взять заколку?"

        Тут же и слезы - платье прожжено, духи пролиты или младшая Херктерент какую-нибудь гадость сказала.

        Хейс у себя. Сидит за столом и что-то читает. Почему-то в школьной форме. Даже странно.

        -Ты не пойдёшь?

        - Нет. Во-первых, несколько надоело, во-вторых, купальник, перья на заду и туфельки на шпильках - несколько не мой стиль одежды. И, в-третьих, а по сути, в-главных - я слишком устала, готовясь к экзаменам, и просто хочу отоспаться за все последние дни.

        - Канонада же будет! Всё равно не заснёшь!

        - Марина, ты неисправимая зануда. Это во-первых...

        - Ну, я тогда побежала.

        Когда Хейс в следующий раз поднимает голову от чтения, рядом стоит Ленн. Во всей красе, в провокационно разрезанном карнавальном платье, с убранными под жемчужную сетку волосами.

        - Читаете отзыв на статью?

        - Уже план экспериментов начала. Ленн, сейчас, почти через три месяца, можете сказать: зачем вы извинились? Зачем вообще учились водить автобус? Не почему, а зачем, с какой целью?

        - Хейс, вот интересный набор подарков, правда? Не знала бы, кто дарил, прямо сегодня пошла бы убивать. Так откровенно сводить нас к совместной работе, словно мы коровы в загоне. Но тут злиться не получается. Вы же знаете, чьих рук дело?

        - Признаться, нет.

        - Ну как же - Гость!

        - Гость?! Откуда же у него деньги на все это? Как там ваши подарки, а мой телескоп я видела на выставке в столице, и знаю, сколько он стоит. Много!

        - Не знаю, но догадаться могу. Тайна не моя. Спросите Софи. Я не об этом. Хейс, я терпеть не могу, когда мной играют. Я и пошла извиняться перед вами только потому, что он этого не ждал. Он думал, я как заносчивая дура, буду скрипеть зубами, но не извинюсь. Конечно – я же зазнайка Ленн! А он тут будет планы строить, умником себя чувствовать, меня, глупую, просвещать о пользе сотрудничества. А я вот так, с упреждением – подавись, доморощенный! Это уже потом я поняла, насколько лучше, когда тебя уважают, чем когда боятся. Автобус… не знаю. Но не жалею. Поклонники рассказывали, как ходят на яхте. За рулем нашего школьного автобуса на дороге – как на пароходе среди скорлупок.

        Хейс качает головой:

        - Ну точно! Так вот что было у него в коробе… Получается, он тащил все от столицы!

        - Что значит – тащил?

        - Сегодня утром мне подумалось, что денек будет тот еще. Вышла покурить на крыльце, смотрю – бежит. Лыжи широкие, мохнатые. Палка одна, и та с лапой на конце.

        - Видела такие в… одном из наших охотничьих поместий. Лыжи по лесу ходить. По мягкому снегу.

        - Так, а на спине туго упакованный рюкзак. Только сейчас поняла, что брезент в обтяжку по углу кофра лежал.

        - Ну вот, Хейс, посудите сами. С одной стороны, человек ради нас академика обеспокоил. Потратил все подъемные от… словом, деньги потратил. И не пустяки дарил, узнал же, что мне и вам интересно. Он больше месяца готовил эти подарки. С другой стороны, делает он это все втемную, и это чистое оскорбление. За идиоток держит. Но я отомщу, не будь я Тьенд Орродарт!

        - Что вы задумали?

        - Ну как же, ведь танцы будут обязательно. Я приглашу, Софи пригласит, еще кого-нибудь попросим. Он до утра не продохнет! А попробует отказаться, еще и ноги отдавим.

        - Если он не спал ночь, так он запросто может на бал не явиться.

        - И верно. Может… Ладно, тогда пусть живет. Хейс, знаете что?

        - Да?

        - Мне кажется невежливым набиваться к вам в друзья после всего, что было.

        - Мне тоже кажется, что подругами нам не стать.

        - Вот об этом я и жалею. Я пошла танцевать.

        - А я выйду покурить на крыльцо. Как тогда, утром.

***

        Утро последней десятидневки двенадцатого месяца. Небо чистое, и потому морозно. Ветра нет совсем, что приятно. Школа еще не проснулась, да и солнце только самым краешком показалось над горизонтом.

        Хейс курит на крыльце. День ожидается хлопотный: новогодний карнавал во всей красе. Кому развлекаться, а кому и поддерживать порядок. Сама же говорила Ярну, что старосты работают в любое время суток.

         Из-за сугроба на повороте парковой дорожки выкатывается лыжник. Движется не быстро и не медленно - ровно и размеренно, основательностью напоминая сельских охотников.

        Шагов с десяти Хейс узнает бегуна. Тот самый, переведенный из школы соправителя Херта. Вместо имени, его все чаще называют «Гость». Потому что своим в доску он так и не стал. Да и не стремился, если честно.

        За спиной Гостя туго набитый брезентовый рюкзак. Уж не выпивку ли тащит к празднику? Надо будет сказать Ярну… Хотя – соображает Хейс – пожалуй, староста мужского корпуса сам его и послал в село! Сколько раз говорил, не можешь прекратить – возглавь. Мальчишки наверняка организованно скинулись на выпивку, староста нарисовал увольнительную – так что останавливать для проверки ни малейшего повода, и к Ярну тащить смысла нет. И послали не младшекурсника – но и не совсем своего. Кого не особенно жалко, если все-таки заловят.

        Между тем лыжник совсем близко. Видно, что под мышками, в паху и под коленями темные пятна; против рассветных лучей хорошо различается пар над загривком. Старается. Лыжи подбиты взаправдашним камусом, а вместо палки - он же настоящим копьем толкается! Вон как остро блестит наконечник! Интересно, на маскараде в кухлянке не запарится?

        Даже песенку напевает. Тихо, в нос, но вполне разборчиво:

        - Я спешусь у твоих ворот…

        Хейс вздрагивает всем телом, роняет сигарету. Продолжение песни ей известно.

        - … И шкуру в дом внесу…

        «Брошу курить, – думает Хейс, - что-то вкус кислый, противно…»

        - … А хочешь, пусть наборот… – тут лыжник подкатывается к ступеням крыльца, откидывает капюшон. Взмахивает свободной рукой, жестом фокусника проявляя в ладони отпускной билет, и улыбается:

        - Ты красивая, Хейс, но выглядишь усталой! Говорю тебе - бросай курить! Вставай на лыжи!