75

Времена надежды.

Книга четвертая. Путник.

1.Под белым ковром. (зима 3747-3748)

Мне около тридцати лет... правда, зовут меня не Максим Камерер и совсем уж не пан Белорецкий... и мемуары писать я не собираюсь... Пока. Мне всего только тридцатник. Примерно. Здешние годы длиннее земных, а вычислять точно - какой смысл?

Итак, я молод (Ух! Эх! Ой...), здоров (грудь побаливает на холоде, ну да ладно), не обременен семьей, не связан общественным положением... только обещанием. Наверное, можно назвать это обетом. И я в походе с верными друзьями; и уж цель наша - ну, благородней некуда.

Словом, после десяти лет жизни - не сказать, чтобы мирной и спокойной! -- я достиг, наконец, той самой точки, с которой многочисленные герои всего, мной прочитанного, едва лишь начинают приключения. "Утро своего тридцатилетия Ходжа Насреддин встретил у ворот Бухары."

М-да, ближайшие ворота туман-его-знает-где, да и попрохладней тут, чем в бухарском оазисе. Градусов на шестьдесят; по-здешнему - семь с половиной восьмерок градусов. Еду верхом по заснеженному полю... руки удобно отогревать на шее коня, она теплая. Еду от вешки до вешки, больше тут и глазу остановиться не на чем. Вон там, за спиной, остались земли ХадХорда. А во-он там слева, на самом краю неба, чернеет пуща; невысоко сидящее зимнее солнце скоро нырнет в ее ломкие волны. На восток же просто белая мгла, степь - сколько хватает взгляда. Едем вчетвером. Ради недоброго случая влезли в броню, а поверх натянули тулупы - овчиной внутрь. Кроме брони, есть и оружие. Например, имя моего меча -- Улыбка. Хотите выяснить, почему? О-о, потерпите! Когда вдруг нападут злые враги... неважно, кто. Враги. Тотчас и окажется, что на самом-то деле я мастер деревянного слова и клинка. Насчет слова сомнения есть? А клинком владеть Лотан меня учил, не ктонибудь! И один из моих друзей великий маг (Рикад Олаус уже доучился и вполне способен приготовить "рыцаря, запеченного в панцире"), а второй славный воин (Майс, ты бы хоть кивнул! Заснешь ведь!) А третий вовсе лишенный наследства знатный изгнанник (Ратин, что это твой герб подозрительно похож на клеймо местного великокняжеского рода? Молчишь?) И что сам я, несмотря на очевидные достоинства, насквозь несчастен в личной жизни... "По причине скудости ума, невосполнимой никаким усердием..."

Типичнейший герой!

Так почему же я не могу существовать?

Может быть, потому, что герой должен совершать геройские подвиги. Мотаться по стране "от битвы до бабы", разрубая оковы и сокрушая темницы. У героя должен быть мудрый бородатый советник, загадочно покачивающий головой перед кодовыми замками. "Врата Морийского государя Дарина открывает заветное заклинание, м-мать!" А еще у героя должна быть политкорректная "группа товарищей", состоящая из... Ну, кому интересно, пусть найдут "Малый набор фэнтезийщика", где С.О.Рокдевятый все изложил русским по-белому. Я же вместо пересказа Свиридова ограничусь замечанием, что ничего из предписанного им набора при себе не имею. Стало быть, в герои стандартной фэнтези не гожусь.

Но ведь есть еще нестандартная. Неформатная, так сказать. И вот там-то! О-о-о! Эт-то жулики! Они замышляют!... Тебе страшно?

Мне - да.

Так, чего это там на горизонте? Избушки? Такой же П-образный хутор, как у нас в Пустоземье строят. Вот, не зря лошадки фыркали. Постоялый двор -- полежалый забор. Шутка прошлогодняя, но в дело еще годная. К вечеру добредем. Конский шаг обычно быстрее человечьего. Если снег коню не по грудь, конечно...

-- Майс!

-- А?

-- Не спи, замерзнешь. Щеки разотри!

-- И кем ты теперь покомандуешь, если не нами?

-- А ты и правда щеки разотри. Не хватало еще мурло отморозить.

-- Что отморозить?

-- Ну... это... мурло. Где у кота усы торчат, и чем он мурлыкает.

-- Вот тебе! И еще!

-- А тебе по шапке!

-- Легче! Коней поберегите!

-- Да, пора бы уже на заводных.

...А еще герой должен обладать богатым внутренним миром. Его должны терзать смутные сомнения. Розовые сопли... Э-э... Колебания. Время от времени герой должен попадать в задн... в сложные ситуации, из которых его спасают друзья... что мы обычно думаем перед боем, а не во время - это непорядок. Порядочные герои сперва сваливаются в драку, а потом вдруг! Ну конечно же, ни с того, ни с сего! Спасают мир. Или, хотя бы, девушку. На которой тут же и женятся. Что у девушки могут быть другие планы, меня никто не подумал предупредить.

Жили книжные дети, не знавшие битв...

С другой стороны - а откуда бы еще мне было узнавать мир? От родителей? "Их тяжелая юность прошла вдалеке от вещей - тех, которые так переполнили доверху нас!"

-- Холодает, Спарк?

-- К вечеру всегда холодает.

-- Остановимся, перекусим?

-- Давай уж до тепла дотянем. Вон уже постоялый двор видно, скоро дойдем.

Если до постоялого двора не дошлепаем, ночевка будет холодная. Снова поутру кашлять. Не хочу!

Я бы и на Земле рубанул кое-кого, не сильно задумываясь. А иную сволочь так даже и с наслаждением. Не здесь, а на Земле сейчас натуральное средневековье. Так что психологический шок мне не грозит. Откуда бы он взялся? Вот если б я в джунгли южного Судана попал - "тады ой". Тамошний мир для меня куда более чужой, чем тутошний.

О, волки воют. И снега синеют на глазах. Спускается вечер. Кони даже на рысь сбиваются: вышли на ровное место, да и конюшню увидели. Вон и дым в небо завивается. Печка - это здорово!

...А еще вокруг меня должны штабелями лежать эти самые девушки. Ну конечно! Я ж герой! Вместо чтоб Волчий Ручей отстраивать, надо было в окошко лезть к Тайад Этаван. А потом ссора с Тальдом, Берт вступается за любимого зятя, трам-пам-пам, все дело порушено, и никакой мне поддержки в купеческом братстве ХадХорда...

Зато эмоций сколько! Переживаний! Ай-ай, любовь зла! Ути-пусеньки, Игнатушка наш ошибся, простите мальчика, он больше не будет! ...Что не будет, то верно. Стоит мне единожды так сглупить, и я уже очень долго ничего не буду. Братство мне такой дури не простит.

...А еще герою надо иметь какую-нибудь особенность. Пооригинальней. Можно даже какоенибудь уродство. Чтоб слезогонки побольше. Чтоб кровища волнами. Чтоб носовые платки в мясорубке выжимать.

Пожалуй, это и хорошо, что я не герой.

-- Рик, подтянись. Что чуешь?

-- Яд. Кровь.

-- Ет-т-туман!... Опять, что ли... а-апчхи!!! Засада на постоялом дворе?

-- На дворе теплее в засаде стоять, чем лежать в заснеженной канаве!

-- И то правда. Ладно, придется болванами прикидываться... Запомните: никакой я не наместник. Спросят - так Накручинс. Тьфу, проводник то есть...

Теперь подышать на руки, пальцы растереть. Клинок поддернуть: отжать защелку и чуть-чуть, на полпальца, поднять в ножнах. Чтобы потом одним движением вышел. А вокруг заснеженная степь да белая холодная пустота; да тоскливый вой. Совсем, как в ущелье Минча... Чертовы волки!

***

-- Волков не видели, господин? - плотный, круглый, седой хозяин в тулупе и меховых штанах гостеприимно откатывал воротину.

-- Слышали, -- отвечал Ратин, свесившись с седла, и принимая чашку горячего. Чашку поднес высокий парень в шароварах и кожаной безрукавке, отороченной мехом, увешанной всяким оружием: два ножа, большой рыцарский квилон; кривой кинжал-"пешкабз", с наклепанной на лезвие чешуей, изза чего вынимается только вместе с половиной внутренностей; тонкий длинный стилет...

Майс принял чашку и грел руки. Спарк еще только подъезжал ко двору.

Вышел второй работник, тоже высокий и такой же беловолосый, как первый; да и оружия на нем было не меньше. На грубом деревянном подносе - доска доской - подал такие же кривобокие, вкусно парящие курятиной, чашки: Рикарду, Спарку и еще одну.

-- Погодите-ка! - хозяин бросил ворота и шел к гостям, почесывая грудь под тулупом. Протянул левую руку за третьей чашкой:

-- Ну-ка, я с вами. Да все разом -- за встречу.

Рикард улыбнулся, поднял чашку на уровень глаз:

-- Твое здоровье!

И выплеснул питье прямо в глаза хозяину.

Работники схватились за свою обвеску - опоздали. Майс и Ратин положили обоих одним движением. Спарк кувыркнулся с седла - руки из тулупа он заблаговременно высвободил, и тяжелая одежка просто упала в снег. А Игнат прыгнул к среднему входу: где-то есть и стрелок.

Вместо стрелка из двери появились сразу двое здоровяков; проводник разглядел только черные штаны да сапоги со щегольскими золотыми шпорами-"звездочками". На волосатых торсах перекрещивались ремни с метательными ножами. Спарк махнул от пояса - достал правого поперек живота. Разбойник наклонился, пошел боком, судорожно перебирая ногами, и упал под стеной. Наместник обернулся ко второму - бандит уже выгнулся, валился лицом к небу, а в глазнице торчала знакомая рукоять Майсова ножа.

Рикард набросил ременную петлю на шею старшему и спросил почти ласково:

-- Сколько вас?

Из правого чердачного окошка с треском вывалился человек; бухнулся в снег, прошел два шага и упал. Следом выглянул Ратин:

-- Тут больше никого. Лук я забрал. Стрелы дрянь.

Спарк ударил дверь ногой и перекатом нырнул в общий зал. Хоть он и зажмуривал глаза перед этим, сразу привыкнуть к полумраку не вышло. Едва проводник выпрямился, кто-то кинулся на него с ревом и так врезал поперек туловища, что в груди дыханье сперло. Меч не подвел: свист, удар - разбойник отлетел к столу; проводник отскочил направо, чтобы очаг был за спиной. Тут только разглядел, чем его встретили: лопатой, которой сажают хлебы в печь. Может быть, удар даже погнул пару чешуек. Хорошо еще, не догадался скамьей по голове - и шлем бы не спас.

С чердака, который служил большой общей спальней и открывался в объем зала, прямо на стол (брякнулись пара плошек и кувшин) спрыгнул Ратин. Огляделся.

Рикард протиснулся в низкую - чтобы тепло не утекало - дверь. Скользнул влево от входа и там замер у стены, прислушиваясь.

-- Живых больше нет, -- наконец, уронил маг. Выпрямился, наматывая на кулак усы.

Спарк поднялся, подошел к столу, сел на лавку. Дверной проем заслонил Майс. Пригнулся, влез.

-- Спарк, туманная твоя башка! Зачем же ты дверь выломал? Ночью холодно будет!

Игнат хотел ответить, уже и рот открыл - зашелся кашлем, взявшимся неизвестно откуда.

-- Задело? - спросил Рикард, -- Майс, в моем вьюке кровохлебка...

-- Не... надо... -- отдышался наместник, -- Просто... укха!... Кхакая-то.. свлочь... лопатой!

Ратин с треском оторвал от рубашки убитого полосу ткани. Протер лезвие, кинул тряпку в очаг, а меч убрал. Прыгнул со стола:

-- Тела на мороз, утром повесим на колодезный журавль. В Княжестве - так.

-- До Княжества еще как бы не два дня езды... Пограничье тут. Ничье.

Ратин молча отмахнулся. Прибавил:

-- Где-то есть тела настоящих хозяев. Их надо сжечь по-людски.

-- Я поищу... Кха!.. Дрова, -- поднялся наместник, все еще не убирая оружия.

-- Я займусь лошадьми, -- Ратин выбрался наружу, глянул на звездное небо: словно в глаза злой красавице. Майс отправился следом -- заводить лошадей в правое крыло, где конюшня. Расседлывать, кормить, залить воду, да и чистить же: по два коня на каждого из четверки, одному не управиться. А еще и лошади разбойников - этих тоже кормить надо.

Рикард уверенно направился к левому крылу дома:

-- Хозяева там... Нет, не ходите за мной. Не надо вам это видеть. Спарк, огонь раскладывай здесь, прямо посередине двора.

***

Двор прибрали только к полуночи. Пока суетились, носили дрова с поленницы, укладывали бывших владельцев; пока нашли и разбили о закоченевшие тела кувшин с маслом... Потом молча щурились у погребального костра; потом засыпали черное горячее пятно мгновенно тающим снегом - то и дело посматривали по сторонам. Особого сторожа не выставляли. Закрыть добротные ворота оказалось достаточно, чтобы не беспокоиться хотя бы о волках. Стаи сюда не добирались, и дикие звери без помех выли то в отдалении, то в ближнем овражке, то вовсе почти под стенами. Устроив коней, отогревшись и поужинав, ватажники собрались на чердаке над конюшней - там было теплее всего. Пили горячий мед, нагретое с орехами вино. Вполголоса обсуждали взятое на разбойниках железо: ножей много, а меча путного нету. Сдвинули сено, сквозь щели между сухими, пахнущими смолой досками, разглядывали внизу разбойничьих лошадей, делили - кому которого. Рикарду без споров дали лучшего белого жеребца: если б не угадал отраву в напитке, тут бы всем и конец. Спохватились, что поблизости может быть еще часть банды. Раздвинули пару окошек в тростниковой крыше, смотреть на юг и на север. Видеть пока ничего не видели: даже волков. Но с дозором казалось надежней. Около полуночи Майса и Рикарда уложили спать возле теплой дымовой трубы -- чтобы утром на дежурстве были свежие. Ратин сторожил северную сторону, Спарк южную - там оставался ХадХорд, где парень провел наместником положенный срок, пять лет. Где встретил Иринку... и где Иринка от него ушла. Что ж, не мог иначе с ней поговорить, наместник хренов?

-- Как ни пытался выскочить из колеи, а прожил именно в ней... -- тихонько, сам себе проворчал Игнат, -- Понял теперь, как оно бывает "под давлением обстоятельств?" Получилось, я же Ирку совсем не искал - я ее просто ждал. Ну и дождался! Правда, и заняться было чем...

От дымовой трубы вполголоса отозвался Майс:

-- А какой ты судьбы себе хотел?

Зашуршало сено: лучший ученик Лотана перевернулся на спину и продолжил:

-- Ты представь себе жизнь в целом. Судьбу как изделие. Например, ты мастер, и хочешь сделать хороший щит. Или прожить хорошую жизнь. Жизнь в целом, понимаешь?

-- Семь действий в пьесе той... -- мотнул головой ошеломленный Игнат:

-- Ребенок, юноша, любовник... Солдат, отец, мудрец, покойник...

-- Ну! - кивнул головой Майс (сено зашуршало опять) - Ты же все понимаешь! Вот разметь по восьмеркам, или около того... Ну, как я прикидывал, в восемь лет выйдя из детства: вот, буду восемь лет учиться у мастера, дважды восемь - дом и семью строить, и в это время упорно заниматься не смогу, буду только держаться на какой-то одной высоте, опыт набирать. Потом еще восемь лет оттачивать искусство, а потом уже смогу учить по-настоящему.

Игнат удивленно почесал затылок:

-- Ты и правда о таком в восемь лет думал? И ты на столько лет вперед размечал жизнь?

Майс покосился на умиротворенно сопящего Рикарда:

-- А иначе как вот он выдержит восемь... или четырежды восемь? Ведь тут -- как повезет! Словом, столько лет обучения на Седого Мага? На высшее посвящение? Во имя чего он будет тратить столько сил? И времени? Только в том случае, если эти восемь или сколько там лет ложатся в общую картину судьбы!

Ратин шумно выдохнул. Спарк молчал, и Майс продолжил:

-- А разве у вас не так? Да у нас ведь только об этом и говорят. Ну, о судьбе там, о жизни, как прожить, как построить...

Правда, сообразил Игнат, в школах у нас потому и тошно учиться, что не знаешь, для чего. Опять же, если с детьми часто говорить о компьютерах, к восьми годам они вполне умеют их включать. Хоть Сергеева брата вспомнить. Игрушку какую уже и сам запустит. А если говорить о судьбе... Дети не знают еще, что такое судьба. Скажи им, что судьба - дело хорошее, радостное и почетное - поверят... Самое смешное, что она после этого действительно будет хорошей, радостной и почетной. Дети верят искренне, а против искренней веры мало что может устоять...

Атаман поправил тюк, на котором сидел.

"Если говорить о судьбе - да и думать о будущем хоть сколько-то всерьез" -- вздохнул Спарк -- "Так ведь и родителям тогда придется поменьше трепаться о шмотках, пиве да футболе... А кто ж такое занудство выдержит?"

-- Не знаю, как ты о судьбе, -- подал голос Ратин и тоже захрустел сеном, не хуже своего жеребца внизу, -- А судьба о тебе явно заботится. Вот, хотя бы, когда ХадХорд брали. Ты все не говоришь и не говоришь, а удивительно же: как ты уцелел на стене?

***

На рубленой стене постоялого двора Тигренок не заметил ничего необычного. Насторожили его приоткрытые - а не запертые, как стоило бы - ворота. И дыма над очагом не было - а холодно, должны топить постоянно.

Вместо дыма над крышами взлетела стайка ворон. Тигренок выругался, поняв, что двору конец. Дернул повод и направил коня к балке - по хорошо протоптанному следу. Прошло десятка два лошадей - насколько сын тысячника мог разобраться в отпечатках подков.

На дне овражка его поджидали. Двое верховых в чешуйчатой "караценовой" броне, которую носили северяне, подданые Великого Князя. Оружия они не доставали, и потому Тигренок тоже за саблей не полез. Но коня остановил поодаль.

-- Кто такой?

-- Сын великого тысячника, Виргенгаард Шаэррад Кориенталь. Назовитесь!

-- Госпожа Алиенора, дочь великого боярина Хмары, с сопровождением!

Тигренок опустил голову на левое плечо, а руку на эфес:

-- И который из вас... госпожа?

Такой попытки ограбления ему еще не встречалось.

Воины побагровели не сразу: не могли понять, за кого мальчишка их принял. Зато, когда сообразили, сабли рванули слаженно, и коней двинули разом.

-- Стоять! - звонко крикнули слева, прямо над ухом Тигренка. Сын тысячника и не хотел, а повернулся: голос принадлежал девушке.

Госпожа Алиенора выехала из-за поворота оврага:

-- Убрать оружие! Все! Ты, господин Шаэр...рад, тоже!

Мужчины остановили коней. Алиенора подогнала вороную кобылу, обернулась:

-- Лиса! Лисица! Где там тебя носит?!

-- За двором смотрю, как велено, -- обиженно отозвалась вторая девушка, -- Сами же приказали, госпожа... -- из-за поворота выступила рыжая кобыла, а на ней в мужском седле эта самая Лиса. "Рыжая ли?" -- подумал Тигренок, но Алиенора и служанка кутались в дорожные бурые плащи. Не то, что волосы - сложение оценить было трудно.

-- Примите мои извинения, -- сын тысячника прижал руку к груди и поклонился сперва боярышне, потом обоим стражникам:

-- Меня уже раз ободрать на этой дороге пробовали. А госпожи я сперва не увидел.

Одинаковым движением воины вбросили в одинаковые ножны одинаковые сабли.

-- Что на двор не заехал? - пробасил левый.

-- Боюсь, -- просто ответил Тигренок. - Дыма нет, ворота не заперты, вороны жируют. Там, видать, и живых уже нету.

-- Мертвых бояться нечего, -- отрезала Алиенора, -- Ночевка по морозу страшнее.

-- Не сожгли двор, вот что подозрительно, -- объяснил Тигренок, а воины согласно кивнули. - Ежели б просто перебили владельцев, так и хату с дымом - чего жалеть? А двор цел.

-- Думаешь, вернутся сюда?

Тигренок пожал плечами.

-- Госпоже надо согреться и умыться! - пискнула Лиса. Второй стражник повертел головой, рявкнул:

-- Ты знай, смотри за округой!

Обернулся к Тигренку:

-- Поехали, сын тысячника. Брат останется с женщинами, а мы посмотрим, что внутри.

Внутри оказалось гадко. Выжженная проплешина посреди двора, наскоро забросанная снегом: жгли трупы. Еще семь тел мерзкой гроздью обвесили колодезный журавль.

- Вашей госпоже такое видеть не стоит, -- выдавил Тигренок. - И воду из колодца тоже не надо брать - растопим снега.

Стражник выдернул нож, скатился с седла, махнул призывно: айда! Устремившись за ним, сын тысячника оказался сперва в конюшне - и готов был клясться: еще утром в ней стояли те десятки лошадей, что оставили следы через овраг, и дальше на север. Может, разбойники вернутся к вечеру; а может, просто не хотели выдавать себя огромным пожарищем, далеко видным в открытой степи.

Потом перешли в общий зал. Против ожидания, очаг не был загажен, а неподъемные лавки и стол - не сожжены. В левом, жилом крыле, двери комнат оказались выворочены, сундуки и половицы изломаны - ясно, искали тайники. На полу знакомые бурые пятна. Тигренок понял, что хозяев пытали и убивали именно здесь, сплюнул и пошел на двор.

Колодезного журавля опустили, веревку перерубил один из стражников - сын тысячника пока не различал братьев. Девушек проводили в общий зал, где боярышня не чинясь занялась очагом. Лиса побежала по двору набрать чистого снега. Один брат поднялся наверх - стоять на страже; и тотчас обнаружил на чердаке конюшни пролежанные в сене места возле двух нарочно устроенных щелей: смотреть на север и смотреть на юг.

А Тигренок со вторым воином, пыхтя и яростно ругаясь, разволакивали кучу убитых. Вороны пировали недолго, и тошнило не так сильно, как можно было опасаться. Все семеро мужчин погибли в бою: один лишился кишок, получив лезвием поперек живота; второй убит ножом в глаз; у третьего сломана шея; двое зарублены с седел - клинок упал на плечо и по спине зашел дальше, чем по груди, как никогда не бывает, если бойцы одного роста. Шестой сломал спину, а седьмой... Седьмой был убит страшным ударом-росчерком, сверху донизу. Такой удар Тигренок уже видел.

-- Людоед!

Стражник обернулся:

-- Разбойник по прозванию Людоед?

Тигренок сглотнул и помотал головой: понимай как хочешь. Воин выдохнул:

-- Утварь с жилой половины сгребем, да дрова. Спалим эту гнусь... Хорошо, сено осталось. Без коней нам здесь точно крышка.

-- А что госпожа ваша в такую даль, да таким непутем? И вас двое только?

Охранник крякнул, размахнулся и швырнул тело в кучу.

-- Да... Вышло так. У ее отца с южанами немирье. Вот что...

Что тут еще объяснять! Вся дружина на стенах, дочку через потайной выход, с ней пару лучших... может, был и десяток, да растаял по пути, задерживая и отводя со следа погоню... Вот и заводных коней с ними нет...

-- Можешь сказать, куда едете? Вдруг нам по дороге?

***

Дальше по дороге открылся еще один постоялый двор. Братство постояло на бугре, приложив ладони козырьком, помотало головами... И согласно повернуло коней к сломанному дереву. Молний среди зимы можно было не опасаться, на дрова сухой дуб вполне годился - а драться на еще одном дворе с еще одной бандой - да ну его в туман!

-- Вот доедем до княжеских земель, тогда и будем доверять трактирам... -- выразил общее мнение Ратин. -- А тут пограничье. Не знаю, кого и бояться. Местная знать - кто три весны в остроге удержался, тот уже зовет себя паном-боярином...

-- А наедут нас в открытом поле?

-- Некому, -- буркнул Олаус, -- Ни живой души не чую.

-- Огня дашь?

-- Немного. Тут силу растрачивать жалко.

Спешились. Коней положили кругом. Укрыли потниками. На которых потников не хватило,укрыли запасной одеждой. Пропахнет - выстираем; а без коня в степи хоть сам умри - быстрее отмучишься. Кони весь день шли легче: чуяли под ногами дорогу, снег был не такой глубокий. Да и высоких трехногих вешек сохранилось не в пример больше. Заводных меняли чаще. По всем этим причинам, отмахали вдвое против вчерашнего, и не хотели оставаться в ничейной пограничной степи даже на одну ночь. Еще и потому, что к восьми лошадям Братства добавились семь разбойничьих; стало быть, и овса теперь уходило вдвое, и чистить-расседлывать-поить приходилось во столько же раз больше. Повезет - так до следующего вечера полагали уже войти в Тенфиорт, первую княжескую деревню.

-- Это тебе не по Тракту, по камню, по высокой насыпи, -- ворчал Ратин, укладываясь:

-- Как открыли Тракт, камнем выложили, подняли там мосты через мелкие речки и сделали паром через Ледянку, так и оборот каравана ускорился. Где-то шесть дней против каждых восьми... Помнишь, Спарк, того хлебовоза?

Наместник прикрыл глаза и увидел толстого, ворчливого, всегда недовольного, Шкевича ван Санта, торговца зерном и мукой. Как-то раз тот довел таможенного сборщика до белого каления, и до жалобы самому наместнику. Спарк смотрел-смотрел на тараторящего купца, не ухватывая сути. Наконец, махнул рукой:

-- Да не тарахти ты! Санта-Клаус!

Прозвания никто не понял, но подхватили все с радостью: больно уж допек хлебовоз. Жалобу разобрали, дело уладили... а Шкевич так Санта-Клаусом и остался. Однажды, дождливым днем Теней и Туманов, Спарк снова съехался с торговцем на Тракте. Встретились у прямого куска дороги, по которому легко - загляденье! - катились тележки. Наместник припомнил, как в черную весну они с Ратиным стояли здесь же. Думали разослать дозоры и не могли того сделать, потому что кони наверняка переломали бы ноги на глинистых скользких обочинах.

-- А подними-ка ты над тележкой парус... -- полушутливо предложил наместник, -- Тут степь, ветер почти всегда. Дорога ровная, сам видишь. На овсе выгадаешь.

Грифон, возивший тогда наместника и Пояс - угольно-черный Венселлер - заинтересованно всунул громадную голову между людьми, оглядывая одного и второго алыми глазищами величиной с хороший круглый шлем.

-- На высоте... ну, восемью восемь моих длин... ветер не почти всегда, а вообще всегда. Но вот как ты в ледяную высь парус загонишь, интересно узнать? - проскрежетал небожитель.

Спарк дернул плечами:

-- Да возьму побольше мешок бумажный, надую "дымом поганым и вонючим", и запущу по ветру, а под ним и парус.

Алые глазища взорвались золотым просверком. Грифон втянул голову в плечи и сел на хвост, как получивший по морде кот. Санта-Клаус открывал и закрывал рот, не издавая ни звука.

-- Ну ты и хитер, наместник! - выдохнул он, наконец. - Ладно парус, а чтоб вот так сообразить с дымом... Дым-то всегда вверх...

Игнат жестом отстранил похвалу:

-- Я из таких мест, где... ну, умеют кое-что. И все эти вещи я просто-напросто помню, а не сам придумываю.

А усатый маг Олаус Рикард стоял рядом, и заметил осторожно:

-- Раньше ты так не говорил.

Наместник фыркнул не хуже грифона:

-- Теперь я заработал право говорить что хочу. Я все это знал и в двадцать лет, помнишь, мост через Ледянку когда еще чертил? Да кто послушал бы меня - тогдашнего. А теперь...

Майс - тот самый Мастер Лезвия школы Левобережья, который сейчас разделывает срубленную с дуба ветку на поленья потоньше - тогда, помнится, рассмеялся:

-- Получается, ты стал Опоясанным Леса, и перевернул мир вверх дном для того только, чтобы невозбранно проповедовать канализацию в диких землях? Потому, что во всех городах, сохранивших от Старой Империи хоть немного, канализация и понятие о личной чистоте очень даже были и без тебя...

А Ратин - о чем наместник не узнал ни тогда, ни позже - подумал, что все эти занятия, не сильно полезные сами по себе (Ну разве потянет парус груженую повозку? Это ж какой величины полотнище надо! Сухопутная ладья получится!) хороши как способ отвлечь Спарка от ухода его рыжей знакомой... Которая испугалась даже пару дней погостить в новом мире. И бессменный атаман Братства сказал тогда:

-- Город-на-мосту - что ты на моем щите рисовал? Неужели такое возможно?

Игнат тотчас же вспомнил картинки в учебнике истории: иранские мосты и крытые рынки VIIVIII веков, венецианский мост Риальто, парижский Новый Мост, достоявший от Генриха IV до деГолля... И пустился объяснять: конечно, как был у нас один лишь Волчий Ручей, так и не потянули бы. Но теперь-то всего и дел, что дождаться, пока с Трактов налог пойдет; а технически ничего сложного нет...

-- А вот не письмо бы то! - Майс дорубил ветку и швырнул половинки в кучу для костра, разогнулся и обежал глазами пустую зимнюю степь вокруг, задержавшись только на линии вешек, которая здесь изображала Тракт. Продолжил:

-- Не письмо -- не ехали б мы сейчас на север. Тебе еще на три срока дали бы Пояс. По сроку за каждый город: за Волчий, за Талгир, который ты хотел на мосту построить... Да и, наконец, за ХадХорд!

***

-- ХадХорд - красивый город?

Тигренок кивает:

-- Наверное.

-- Разве ты не оттуда? - удивляется госпожа Алиенор, -- Разве в нашем пограничье есть хоть одно поселение, где нужен не просто городской тысячник, но великий тысячник?

-- А если я из Княжества? - лениво возражает Тигренок. Кони идут ровной рысью. Идут по следу, хорошо утоптанному предыдущим табуном.

-- Ты бы знал, что у нас на колодезного журавля вешают именно разбойников. Может быть, тут ехал как раз княжий дозор из Тенфиорта. Сжег убитых хозяев двора, покарал шайку. Сам двор не тронули: путникам пригодится даже пустая хоромина, все не в чистом поле ночевать! Обычно в дозоре полусотня, вот и след за ними гляди, как выбит.

-- И потому твои братцы-воины не боятся рысью нагонять тех, кто прокладывал этот след шагом?.. Постой-ка, госпожа. Ты сказала "у нас" -- в Княжестве? Но ведь ты едешь с юга?

Алиенор отмахивается ладонью:

-- У меня там родня. К ним и еду.

-- А твои парни сказали: едешь в паломничество, в Светлый Лес, поклониться озеру.

-- Я награжу их за то, что они не выдали мою тайну. Рассказывай же!

Сын тысячника улыбается:

-- Что ты хочешь знать?

Лиса подгоняет кобылу, чтобы тоже послушать. Алиенор неожиданно смущается:

-- Ну... как вы там живете... после завоевания зверями? В нашу глухомань вести доходят с изрядной задержкой.

Шаэррад Кориенталь по прозванию Тигренок опускает голову.

-- Да как сказать... Отец мой на той войне и погиб. Владений нас не лишали. А родовую должность совсем отменили. Теперь и в ГадГороде великого тысяцкого больше нет... Вообще-то жизнь мало поменялась. Самое заметное, - Тигренок привстает на стременах, потягивается, прогибает спину, садится опять:

-- С четвертей выкачали груды налогов, и на них начали строить везде каменные дороги, четыре Тракта - западный, южный, восточный к горам; и даже на север потянули к владениям князя. Я по нему до рубежа ехал. С Финтьеном подписали мир. С князем вашим подписали мир. Князь по привычке пытался выдать за наместника старшую дочь, а та в ГадГород не добралась и сбежала по пути - не понравился, значит.

-- Так это правда?! - ахают девушки разом, вскинув руки к щекам. Тигренку приходится ловить за уздечки сразу обеих кобыл, которые от вскрика и взмаха чуть не рванули галопом. К счастью, его боевого коня нельзя напугать девичьими воплями, а сам парень держится в седле крепко.

-- Не делай так больше, госпожа, прошу.

Алиенор нетерпеливо машет ладошкой:

-- Что там у вас за наместник?! Наверное, княжна не зря отказалась идти за него замуж?! Как это можно?! Ведь это же правитель края, не просто знатный человек?! Стала бы госпожа наместница, почет, уважение, да и богатство! Или муж очень старый да горбатый?! Или он... не человек???

Шаэррад пожимает плечами:

-- Да нет, он как раз человек. Не сказать, чтобы очень свирепый. Я два раза говорил с ним.

-- Ну, ну какой же он, расскажи? - Лиса теребит парня за рукав, заглядывает в глаза: золотые в фиалковые.

-- Среднего роста... Волосы обычные, как у твоих братьев - светло-русые. Говорит по-нашему вполне понятно, выговор только мягкий, как на южном Тракте. ГадГород называет ХадХордом. Старше меня... ну так... лет на восемь... или чуть больше.

-- Так он человек?! - девушки, кажется, разочарованы.

-- Он-то человек. Глаза только нечеловеческие. Цвета хлебной корки; или вот глины. Бурые такие...

"А еще его собственные волки Людоедом называют," -- хочет добавить Тигренок, только девушки не дают ему раскрыть рта:

-- Но вообще-то говорящие звери у вас в городе есть? Ты их видел? Говорил? Расскажи!

Виргенгаард Кориенталь охотно меняет беседу:

-- Ну да, в город пришли лесные торговые компании: медведи-строители, грифоны-перевозчики. На северной окраине начали магическую башню строить, и там целых шесть колдунов будут жить, представляете? - фиалковые глаза Тигренка изумленно распахиваются. Зеленые глаза Алиенор, напротив, сосредоточенно сужаются:

-- Шесть колдунов... -- повторяет она, будто важнее числа нет на свете. - И как же вы с этим? Бунтов... не было?

"Что за дело девочке до бунтов?" -- думает Тигренок, потом досадует и мысленно выговаривает себе: "Дубина! Она же наверняка от бунта бежит, вот и спрашивает..."

-- Первое, что Лес крепко держит нас за горло, -- говорит Шаэррад, -- Бунтовать себе дороже выйдет... А второе, -- Тигренку хочется плакать. Но не перед боярышней же! Он сглатывает, хватает ледяного ветра. Наконец, проговаривает:

-- Приняли его. Угодил. Со всеми мир: на севере, на западе и на юге. Тракты камнем замостили, сколько людей вдоль них земли заняли, побогатели... Им сало какую хочешь свободу или дедовскую гордость - все наглухо замазало, как по колбасине в уши воткнули... Колдуны ловят воров в стенах, волки вычистили ахтву... ну, разбойников - с трактов. Доволен город.

-- Ты... из-за этого ушел? - сочувственно спрашивает Лиса, позабыв, что влезла вперед хозяйки. Но госпожа Алиенор ушла в собственные мысли.

Тигренок согласно наклоняет голову:

-- Ну... Почти...

"Гордый" -- думает Лиса, -- "Не хочет признаваться, что обеднел. Или сильные соперники выжили..."

Шаэррад встает и приседает в такт рыси; вертит в голове воспоминания. По истечении должного срока власть наместника кончилась. Правда, ходили слухи, что Пояс ему оставят еще надолго: Спарк эль Тэмр брал размахом, распоряжался почти без колебаний и ошибался на удивление редко. Словно ему уже приходилось управлять городом или учиться этому у хороших наставников. Надо починить городские стены - без долгих споров вытряс из четвертей деньги и нанял своих медведей. Надо населить край - приказал построить Тракты, мосты, каналы. И через каких-то три года пошли земельные споры там, где раньше хутор от хутора только с вышки было видать; из ничего возникли толпы людей, благодарных наместнику за отмеренную им землю и охотно кричащих за него на вечевой площади. Даже из леса потянулись прежние беглецы - зачем высекать тайные заимки, рвать спину на корчевках, когда степной жирный чернозем раздают почти даром?... Горожане кинулись делить степь, бедные посады почти все разбежались по хуторам. Тигренок знал, что половина не вытянет и вернется, или вовсе погибнет. Но вторая половина бывших нищебродов превратится в хозяев - пусть небогатых, зато способных платить налог... Понадобилось заключить мир с Князем или там с Финтьеном - зовите сюда послов! - и вот два мирных договора в один год. Надо построить невиданное чудо, город на мосту - точите лопаты, сушите строевой лес, копите золото! И все послушно понесли указанную долю, нисколько не сомневаясь, что увидят воплощение чуда. Ну, может на два или три года позже обещанного; но для такого большого дела и пять лет вовсе не срок.

Как вдруг в Ратуше оказался совсем другой наместник. Спарк эль Тэмр передал ему счетные книги, умудрившись даже не провороваться (что вызвало немедленное разлитие желчи у всех завистников), и тотчас отбыл на север. Несмотря на то, что погода для путешествия была совсем неподходящая - Время Остановки, холодное и снежное начало зимы.

Тогда же упаковал вьюки и сам Тигренок. За убийство своего человека никакая власть не помилует. Ни Князь, ни город, ни Лес уж точно. За Опоясанного разыщут на дне морском, тут к гадалке не ходи. А вот кровная месть частного лица частному лицу - совершенно другое дело.

Тигренок подточил прадедовскую саблю, оседлал лучшую из своих лошадей. Узнал, через какие ворота выехал Спарк эль Тэмр с тремя друзьями - и вот уже который день идет по его следу.

***

Следы первым увидел Ратин и было следов как-то очень уж много. Правда, после стычки на постоялом дворе Братство тоже имело по четыре лошади на каждого. Вечером и утром долго возились с ними; хлопотно было растапливать им снег для питья; да и везли лошади больше пшеницу для собственного пропитания - "три пуда на вьюк", как нагружают киргизы на Памирском тракте, про которых рассказывал Игнату отец еще на Земле... Спарк тряхнул головой, возвращаясь к следам. Обычно в степи на двух лошадей приходится один всадник. Если считать так, перед ними прошло четыре восьмерки коней и две - людей. Но мало бандитов имеют заводных коней; а кто имеет, в голодный день без колебаний пускает его на мясо. Правильнее было бы считать конь-человек, один к одному... и вот по такому счету Братство скоро увидит восьмерых разбойников на каждого. Ратин даже головой повертел: влипли! Степь ничейная тут приступала к невысокой гряде круглых лысых холмов; табун и люди могли укрываться за любым взлобком. А за грядой уже начинались поля Тенфиорта.

На свет появились клинки; Майс вопросительно обратился к Рикарду. Тот сосредоточенно шептал заклинание. Спарк вспоминал, что он знает о самой деревне.

Тенфиорт был невелик, и надеяться на его жителей в бою с бандой не стоило. Чуть дальше к северу Тракт упирался в городок Алакерт - вот там уже имелись и стражники, и таверны, и целых восемь кварталов населения, каждый со своим выборным в Совет Города; главное - там были каменные стены, никакому коню не одолеть. Тенфиорт, как пограничное поселение, тоже имел стены. Пока на сходке жителей не решил перекрыть ближнюю речушку хорошим каменным мостом. Чтобы чинить переправу раз в пятьдесят лет, а не пять раз в год, как было до сих пор с деревянным. Насколько мост хотели сами жители, а насколько - мимоезжие купцы, знал один Тенфиортский староста. Так или иначе, стены разобрали на камень, из камня построили мост. За проезд по мосту получали деньги и делили на общину - худо или хорошо, а каждому за лето хоть по серебряной монетке да перепало. Разумеется, все хотели восстановить защиту; только никто не хотел ради общинных работ забросить собственный сад или двор. Требовался прямой приказ старосты, но после продажи стен ему не очень-то верили и могли просто не послушать. А заставить силой староста уже не сдюжил. Так вот и вышло, что взамен каменной ограды не появилось ни частокола, ни хотя бы земляного вала.

Сегодня пришла пора расплачиваться. Сперва на заснеженную улицу рысью вкатилась десятка конной стражи. Жители обрадовались, потому как с осени изводили Алакертского войта просьбами о защите. А потом - пока Тенфиорт сгрудился на северном въезде, радостно прыгая вокруг въехавших дружинников - с брошенного даже дозорными южного конца, влетели те самые четыре восьмерки разбойников... малость побольше, чем четыре. На некоторых лошадях сидели по двое! Обычно княжеская конница в таких условиях не дралась. Шутка ли, пять к одному! Но стыдно бежать на глазах у тех, кого защищать приехал; да и в дозорах обычно "чешуйчатая", или "караценовая" рать - средняя конница Княжества, не уступавшая никому и никогда... Словом, десятник только зубы оскалил, давая шпоры - а как сабля в руку прыгнула, и сам не заметил. Лязг и визг подняли над холмами стайку ворон. Майс и Ратин увидели их в тот же миг, как Рикард заклинанием почуял тающий под горячей кровью снег.

-- Кидай табун, вьюки и тулупы! - рявкнул атаман, -- В деревне рубятся! Они на село напали!

-- Да сколько их?

-- Неважно! Живей! - Ратин намотал поводья заводных вокруг самого тяжелого вьюка и дернул пряжку. Вещи упали в снег якорем; заводные лошади сгрудились рядом. Братство подняло коней с места в рысь. Ложбину между холмов проскочили махом, тревожно щурясь в белесую муть впереди - да сколько ж их там?

-- Ратин! Крикни по-своему! Чтоб нас за них не приняли!

Атаман кивнул и выдал такой пересвист, что кони разом сорвались в карьер. У волка лапы когтистые; а за лошадей Спарк даже испугался - не засекся бы кто на гладком зимнем пути.

Потом стало не до страха. Два перестрела до села кони пролетели за десяток ударов сердца. Мелькнул под копытами злосчастный мост. Ратин орал боевой клич Князя - чтобы не приняли за бандитов. Стражники решили, что подошел зимний дозор с юга - и бесстрашно лезли вперед и вперед. Местный кузнец с сыном вырвали по жерди из плетня и тоже размахивали, как умели - то там, то здесь конь давал свечку, а всадник летел стремглав. Баба в красно-черно-зеленой клетчатой юбке, визжащая громче Ратина и десятника, вместе взятых, запустила прямо в свалку котел кипятка - конский рев перекрыл даже ее.

Но пять к одному - все-таки пять к одному. Потеряв десяток, разбойники сбились клином и решили прорываться на юг - Братства было всего четверо, а дружинников пока что удержалось в седлах больше. Сельчане поспешно ныряли в сени. Сын кузнеца осел под забором, стискивая порезанную руку; сам кузнец с разрубленной головой утонул в сугробе. Храбрую тетку прибило копьем к двери; только сейчас Спарк разглядел на ней рубашку со сборчатым воротником - когда-то белую. Трое княжьих все больше перекашивались на седлах... Вот разбойничий вожак встал на стременах, высоко поднял саблю...

И Рикард закатил неимоверно огромный шар пламени в середину сгрудившейся банды. Уцелевшие кони прянули кто куда: сквозь хлипкие заборы, калеча всадников о крыльца и навесы, разбивая им колени об углы срубов, ломая ноги в канавах... Княжий десятник двинул своего жеребца вперед - а этот громадный зверь превосходил статью и весом даже ратинского вороного. Конь смерчем прошел сквозь невысоких разбойничьих лошадок, как кот сквозь мышиную свадьбу, раздавая пинки коваными копытами, опрокидывая в красные лужи мощной грудью, вырывая прямо из боков куски мяса вместе с лоскутами тулупов.

Уцелевшие бандиты бросали оружие. Прежде, чем Ратин или десятник успели вмешаться, родичи кузнеца повалили сдавшихся на снег, острыми стеклянными ножами вспороли животы и одним движением обмотали каждому вокруг горла собственные кишки. Раненых бандитов забивали обухами, как бьют быков, кололи шильями, как колют свиней; а кто был побогаче и потому носил доспех - такого четверо или пятеро держали за ноги и за руки, прижимая к земле, а еще один человек, уперевшись коленом в спину разбойнику, сворачивал ему голову, как гусю или курице.

-- Надо было хоть одного живым, твою так!... -- десятник опустил руку с саблей и другой рукой принялся разжимать наглухо сведенные пальцы. - Шустрики деревенские, ет-ть!

-- Не говори, кума, сама люблю военных... -- Ратин подъехал поздороваться, и согнулся в припадке кашля. Рикард же просто упал с коня - выложился весь. Спарк пошел его поднимать. Майс развернулся к выезду из села:

-- За вещами поеду.

-- Кхос...торожней... акх...там!

-- Не, -- мотнул головой десятник, -- Ни одна сволочь не сбежала... Однако, сильный колдун!

Проводник уже поднял Рикарда. Сельчане толпились вокруг, выкатив глаза.

-- Воды!

-- Ну, Спарк... Кхвоють! Так сдохну и не узнаю! - Ратин шатался и отплевывался, а его знаменитый вороной мелко дрожал, -- Ну, расскажи, как же ты уцелел... тхогда... на стене?

***

Стену Андрей Кузовок ощущал всей спиной. От стены исходило приятное тепло - целый день играло яркое осеннее солнышко, и кирпич хорошо нагрелся. Игнат сидел на том же бревне рядом и точно так же чувствовал тепло вдоль хребта. Чая в этом сне не подавали, а беседа текла неохотно: казалось важнее впитать еще каплю солнца, чем показать свою осведомленность... или даже просто узнать нечто новое.

--...Толкиеновский хоббит меряет свои поступки высшей правдой, а перумовский только силой. Меч там, мегасуперфайерболл, - говорил во сне Кузовок, -- За то и не люблю перумятину. Нету в нем второго слоя, нету глубины, понимаешь? У кого плечи шире, в том и правда. А сила...

-- А сила, -- лениво возражал Игнат, -- Она в ньютонах!

И оба улыбались. О Перумовском хирде, о скрещении алмазного меча с деревянным, спорили не раз. Усатый-Полосатый даже составил краткий вопросник для приходящих в клуб новичков: "Ошибки и глупости при сотворении мира". Видимо, вспомнил его и сейчас:

-- Волки твои... Ведь ни собака, ни волк не могут нести всадника на спине - позвоночник не позволяет. В упряжке еще туда-сюда, а верховых никак. Разве на шею посадить какого гоблинса комариной весовой категории... Так он единственно сможет за ошейник клещом держаться, молясь Орлангуру, чтоб волк не вздумал прыгнуть подальше. Крыльев-то гоблинам не положено, а после такого прыжка обязательно понадобятся...

Игнат зевнул не хуже того самого волка:

-- А-а, так вот почему они не смешиваются, не дают ни гибридов, ни помесей с дикими стаями - даже за столько тысячелетий развития... Они биологически другой вид. А на волков только внешне похожи...

-- Так что ж ты их до сих пор не распознал? Ты же с ними прожил, сам говоришь, десять лет!

-- С ними-то десять. А обычных волков, земных, я только в телевизоре видел. Скелетов волчьих тем более ни разу не встречал. Откуда мне знать, какой там должен быть позвоночник, и как он на ходу изгибается; и что потеет литрами - потому что пот охлаждает бегущего зверя. Тоже приспособление, чтобы волк мог бежать долго, как лошадь...

Над головами собеседников с треском распахнулась старая деревянная рама. До пояса вылез отец Игната, отряхнул красную рубашку в светло-серую клеточку, глянул вниз:

-- Эй, там! На завалинке! Что это вы несете про тысячи лет?

Кузовок в полном ошеломлении схватился за воротник черной водолазки:

-- Игнат, блин!! Ты так больше не... не снись!! Я ж умом тронусь! Это уже не сон, а видеоконференция получается!

Игнатов отец помотал головой:

-- Если ты можешь в чате послать... э-э... тещу, обитающую в Нью-Йорке... представляешь, приходит посылка. Опускаю визиты куда положено, наложенный платеж, короче, всю прозу жизни. Разворачиваю трепетно четыре то ли пять слоев хорошей такой оберточной бумаги... Пакет крупы и полпуда сахара. В письме: "Ах, вы ж там голодаете!" -- то ли издевается, карга старая, то ли всерьез такая дура...

-- Издевается, -- уверенно диагностировал Кузовок, -- Как еще можно относиться из НьюЙорка к белорусскому инженеру?

-- А в рыло? - поинтересовался Сергей Крылов, -- Я же все-таки начальник ПМК, а не девочка на телефоне.

-- Первое, из Нью-Йорка особой разницы между вами нет... -- Кузовок убрал с лица русую прядь - А второе, Вам же для этого придется поверить, что данный сон вовсе не сон, а натуральный телемост "здравый разум" тире "съехавшая крыша"...

"Странно", -- подумал Игнат, -- "Кузовок все время сюда хотел. А поверить боится. Отец, напротив, материалист. Но его как раз меньше трясет. Хотя, может он уверен, что все это просто сон?"

-- Проехали! - начальник ПМК махнул рукой. Завозился, усаживаясь на подоконнике, осыпая друзей голубыми чешуйками старой краски. - Со своей верой сам разберусь... Вон то письмо с кольцами, что я месяц назад получил от Ирки, более невероятно, чем твоя история.

-- Когда получил? - Игнат, подпрыгнув, стукнулся макушкой в открытую раму. Как и полагалось во сне, боли не было. - Месяц? Оно же два или три года назад отправлено!! Постой, я сейчас сосчитаю... Ирка и ХадХорд - осень сорок пятого, а сейчас весна сорок восьмого... три тысячи семьсот сорок восьмого... ну да, три года!

Отец сочувственно покачал головой:

-- С тысячелетиями шутки плохи... Ты бы матери приснился, что ли? Переживает!

Андрей беспокойно заерзал по черному бревну синими джинсами:

-- Слушай, я ведь точно крышей двинусь! После всего этого, представляешь, утром проснуться? Мне ж на работу завтра! Офис пластиком провонял от и до... девки тонконогие, пересушенные, как вобла... мода идиотская, глянуть не на что. Пирсинг в... пупке... Я тебе не рассказывал, как одна такая после бурной ночи наделась колечком на вылезшую пружину из матраса? И потом газовщиков звала, чтоб перекусили проволоку? Потому что любовник умотал на работу, а в обед должна была вернуться его жена?

"А я проснусь", -- думал Спарк - "И окажусь в холодной деревушке, провонявшей не пластиком, а погребальным костром. В мире, где все едят всех, но никто друг друга; где в питье засыпают красавку и чемерицу, чтобы потом без помех душить или резать. Где за неполные восемь дней пути дважды рубились насмерть, и оба раза - на волоске вышел... Приключения хороши, когда они необязательны. Как игра. Надоело - нажал кнопку и вышел в систему..."

Впрочем, выйти-то он как раз может. В любой момент. И, наверное, уже был бы дома - наяву. Если бы не то самое письмо, о котором некстати напомнил Майс... Ну да ладно, рано или поздно ведь кончится и "то самое" дело из письма. Миры сошлись, время понемногу сходится тоже. Вот уже три года за месяц; а было - десять лет за одну ночь, как и полагается в легендах. Рано или поздно пойдет день за день. Миры сходятся, как будто корабли, машины или самолеты уравнивают скорости. Можно шагнуть с крыла на крыло... конечно, если внемировой ветер не сдует в туман... Только что его ждет на Земле? Учиться снова, опять ходить в младших? Отвык. Забыл, каково подчиняться дураку или сволочи, выслуживать право жить и поступать по-своему.

-- Так что там за тысячи лет развития твоих мутантов? С чего началось-то?

-- Андре Нортон почитай, -- рассеяно ответил Игнат, -- "Угрюмый удочник", то есть, "Темный трубач", "The dark piper", конечно же... -- думая про себя: а почему не ушел на Землю сразу за Иркой? Вместе с ней? Что мешало?

Пояс.

Власть!

"Настоящая фантастичность Висенны заключается не в магии, а в том единственном", -- думал Игнат, -- "Что здесь я оказался у руля не в пятьдесят, а в двадцать. А раз так, надо и правда потратить годы на хорошее дело. Хорошее не только для меня одного. Как там говорил Нер? "Честь - та же выгода, только для многих и надолго." Раньше сказали бы "Юный ленинец", теперь скажут "бойскаут"...

-- Может, оно и к лучшему, что ты письмом обошелся, а не сам приехал, -- отец вздохнул. - Как тут еще встретят... И будут ласковы они, или угрюмы. И будут в роли злых шутов и добрых судей...

-- Но нам предложат деревянные костюмы, -- подхватил Кузовок, -- Люди?

-- Люди!

***

-- Госпожа Алиенор, не изволь гневаться, где ж их взять? Людей у меня всего только четверо!

-- А чьи тогда кони в каждом дворе?

Десятник потел, то и дело ерошил волосы в подшлемнике. Родичей Алиенор он знал, и все это были такие бояре, на которых дворянин без поместья, служивший Князю "за зерно и коня", мог разве что посмотреть издали, сквозь копья бдительной стражи. Этим не угоди попробуй - так десятником и проходишь до старости!

Командир стражи начал загибать пальцы - левой рукой на правой. Правую крепко ушиб в том самом бою, кисть двигалась плохо. Хорошо хоть, сабля не выпадала.

-- Первое, разбойничьи лошади. Три восьмерки. А разбойников было чуть ли сорок. С ними вчера только рубились, и до сей поры трое моих кособочатся на седле - это из тех шести, кто вообще выжил.

-- Пять восьмерок! - не удержалась Лиса. Тигренок молча переглянулся с братьямиохранниками, те сделали лицо, будто беззвучно присвистнули: ой! Госпожа Алиенор нахмурила соболиные брови.

... -- Второе, знатные путники пристали. Южане. Сильный колдун с ними. У них лошадей еще две восьмерки без одной. Если б не колдун, тут бы нас пожгли вчера...

-- А сегодня нас, -- буркнул один из братьев.

-- Не иначе, Госпожа Висенна ведет боярышню, -- одними губами ответил второй, -- На том дворе к драке опоздали, и тут милостиво обошлось...

-- ... На полночь. Я не спрашивал, то ли к Светлому Озеру в поклонение, то ли посольское дело: сами в серебре, да колдун же! У одного княжеская бляха сотника - а он даже не начальник. Я же десятник только. Если б ваша милость позволила, спрошу их, согласятся ли проводить вас хоть до Алакерта...

-- Позволяю. Спрашивай. И вели старосте, пусть приготовит нам хату почище. Лиса, собери снега умыться!

***

Умывальный таз оказался медным. А вода настолько холодной, что Спарк мигом позабыл размышления о купоросе и кривых руках деревенского лудильщика. Десятник, разбудивший ни свет, ни заря, с "неотложным делом", терпеливо ожидал на лавке перед столом - таким же пустым и светлосерым, как глаза десятника. Майс заливисто храпел за печкой. Сонный Рикард заварил на редкость едкую травку - слезу вышибло у всех. Даже непритязательные деревенские клопы и тараканы в ужасе бросились на мороз. Усатый, ехидно посмеиваясь, оживая на глазах, мелкими глотками пил варево. Тут вошел Ратин, за ним почти на коленях полз староста:

-- Батюшка колдун! Соизволь наши дома таким вонючим дымом окурить от клопов; а тебе дадим золота слиток, или серебра мерку, или хоть конского яблока сколько попросишь!

Спарк вспомнил, как опростоволосился на вчерашнем пире по случаю победы. Когда подали хмельную настойку из этого самого яблока. "Конским яблоком" здесь называли не навоз, а обычную дичку: мелкую, зеленую, крепкую. Яблоко собирали на окружающих село холмах и в редких степных перелесках. Засыпали его лошадям в кормушки. Несмотря на невзрачное происхождение и невыносимо кислый вкус, стоило конское яблоко дороже сена. Потому как в Княжестве разводили множество пород лошадей, и далеко не все из них довольствовались зерном и сеном.

Самые неприхотливые и невысокие - холка под подбородок стоящему - назывались малышами, "etulino". (А когда не хотели тянуть - "ну, шевелись, йети вашу конскую!") Они могли перезимовать даже на подножном корму. Но всаднику приходилось таких лошадей держать пару, одна под ним быстро уставала. Лошадь покрепче легко опрокидывала таких малюток; ломовые телеги им не мечтались; на корчевке или вывозе бревен невысокие лошадки тоже выступали табунами. Зато стоили недорого: сельский парень мог завести пару еще до совершеннолетия, а к женитьбе уже тройку. Все же почва в степи мягче лесной, и плуг мелкие лошадки таскали исправно. В базарный день могли доехать на ярмарку и обратно с нетяжелой повозкой.

Для тяжелых повозок и работ скоро вывели особую породу -- "sagristo". Такую же невысокую: чем ниже конь, тем сильнее упор. Медленную: никто не корчует пни и не пашет наперегонки. Но мощную, крепкую, выносливую... прожорливую, правда. Много сена, много хорошего зерна, теплая зимовка. Хозяйский получился конь. Еще и не каждый хозяин мог такого содержать.

Скрестив обе породы и немного подтянув рост, получили верхового коня: под седло. Побыстрее, полегче на ходу; способного обойтись и сеном. К тому же, смирного и послушного, чтобы не кидался на всякого, кто встретится по пути. И чтобы хозяин, даже упав с такого коня или упустив его, мог все-таки поймать лошадку прежде, чем успеет состариться. На таких лошадях ездило до сих пор Братство, их тысячами тысяч продавали во все соседние земли и державы; разбойники тоже имели чаще всего таких лошадей, и никакого особого названия у породы не было.

А вот Ратинский вороной был уже младшей боевой породы, "sturmeto". Чуть крепче и тяжелее обычного, да и воспитанный злее - его можно было сравнить с хорошо обученным и вооруженным, но все же солдатом срочной службы. Как только человек покидал седло, служба кончалась. Чтобы такой конь озверел, его следовало загнать в угол: поставить в плотной колонне, подпирая задними, прицепить сзади гремящую боевую колесницу; надрать уши перед боем. И все равно, без всадника конь превращался в мирное травоядное, мечтающее только унести ноги подальше от злых копейщиков и вредных стрелков.

Скрестив боевых лошадей с тяжеловесами, Княжество получило "ferlatero" -- зверей для панцирной конницы, закованной от конского брюха до макушки наездника. "Железнобокие" нападали с длинными пиками, плотным клином. Удар по пехоте насаживал на копья два или три первых ряда, после чего половина выживших разбегалась в ужасе, а вторая получала топорами, подкованными копытами и седельными мечами. Но к полю боя конь добирался шагом; сил у него хватало на одну-две атаки; скользкие и крутые откосы обходил; в речки тем более не совался: или на топком берегу завязнет, или просто не хватит сил поднять свой вес на берег. А еды требовал, как полтора боевых коня, или как три крестьянских, предпочитая зерну те самые конские яблоки. Обычные яблоки "железнобокие" тоже лопали за милую душу, только выходило совсем уж дорого.

Конечно, коневоды мирились с таким положением недолго. Через каких-то двадцать поколений, старательно записанных в "выводных листах", враги Княжества с содроганием встретили невиданных до сих пор боевых зверей - ардавирской породы, от слов "ardo" -- ярость, и "vir" -- жеребец. Выглядели те по-лошадиному - разве что высота в холке превышала рост наездника - а вот характер у зверушек оказался волчий. Лошадка бодро трусила рысью весь день, неся на спине всадника и броню. Потом - почти без отдыха! - могла сделать три или даже пять бросков галопом; а потом снова размашистой рысью гнала и давила бегущих. Весил коник, правда, меньше серого лесного медведя, но ненамного. Других лошадей, помельче, даже не воспринимал как препятствия, а от людей мог отмахиваться хвостом. Плотным строем ардавир признавал только двенадцать шеренг в полных латах, с копьями четырехростовой длины. Во все, что было меньше или защищалось хуже, зверь входил как молоток в масло: с чавканьем и брызгами. Главное же его отличие состояло в тщательно воспитанной злобности. Чтобы ардавир принялся рвать зубами и крошить копытами, не требовалось даже команды. Хватало просто ослабить стальные цепочки, которые применяли вместо поводьев.

Но уж и кормить существо приходилось сушеной рыбой, яблоками -- конскими и обычными - в непомерных количествах. Даже кони "ferlatero" обходились дешевле. Траву и сено ардавир не ел с рождения. На пшеницу презрительно косился. При холодной ночевке простужался и долго болел. А всего забавнее было, что грозные ардавиры боялись спать в темноте и привязывались к наезднику, как маленькие дети.

Все это Спарк вчера узнал от десятника в конюшне. Заводных без возражений разобрали чистить селяне, а к боевому чужой человек прикасается обычно раз в жизни, чаще всего - перед гибелью. Ратин своего вороного, Спарк золотистого, Рикард белого разбойничьего, расседлывали и чистили собственноручно. Тогда-то проводник и спросил: зачем десятник подвесил в конюшне большой красивый фонарь из деревянных планок, затянутый разрисованной промасленной бумагой; зачем накидывает на коня теплую вышитую попону, а в кормушку сыплет воблу. Десятник рассказывал полвечера: от начала пира и до конца первого бочонка. Кроме прочего, Спарк узнал, что ардавир принадлежит не десятнику, а самому Великому Князю. Дворянин мог выслужить коня лет за десять боев и походов, но и тогда не всякий пользовался возможностью. Чаще "право" уступали обратно Князю за золото. Коня-то получишь; а прокорми его! Людям же недворянского звания, невзирая на их доходы, ездить на ардавирской породе вовсе запрещалось - как с гордостью объяснил вчера командир стражников.

И вот после шумного пира десятник отчего-то пришел ни свет, ни заря. "Поздно доить коров, рано доить инженеров", -- говорил о таком времени отец Игната. Спарк умылся, промокнул шею и лоб серым полотенцем, зевнул. Уселся на лавку - слушать.

Дело, к счастью, оказалось несложное. Под утро с юга подошла небольшая кавалькада: боярышня Алиенор и служанка ее Лиса, и два брата Ветра в охране, и еще какой-то парень, по виду знатный южанин, приставший в дороге. Ехали они поклониться Светлому Озеру далеко на севере. Боярышня требовала сопровождения, а десятник дрожал при одной мысли о повторении вчерашнего налета и не желал давать ни человека. Напротив, он собирался при первой же возможности отослать своему сотнику в Алакерт отчет о сражении, в доказательство десяток уцелевших голов разбойников (прочих спалил Рикард той самой вспышкой шириной в половину улицы), некоторую часть взятого на бандитах оружия -- и настойчиво просить или помощи, или снятия поста с Тенфиорта. Лучше почаще наезжать сюда полусотней, чем раздергать гарнизон по десяткам и потерять так же, частями.

Но сотник далеко и еще не завтра. А боярышня хотела охрану здесь и сейчас. Вот десятник и подумал, что храбрые южане с господином колдуном вполне могут сопроводить госпожу Алиенор в город - раз уж они не соглашаются охранять Тенфиорт. Даже за долю в разбойничьем железе.

Спарк обвел глазами Ратина и усатого мага; оба согласно опустили веки. Майса даже не стали будить для совета. Конечно, сопроводим! "А боярышня нас легко протащит через любые заставы, да и потом рекомендательное письмо выпросим, вместо подорожной", -- подумал проводник. Ратин же без лишних слов вытащил тряпочку, соскреб прямо с беленой печи щепоть мела и принялся натирать свою бляху - ровно в два раза большую, чем такой же знак десятника.

***

Десятник сопел и волновался; бляха сверкала зимней звездой; сабля брякала. Трое дружинников в начищенных чешуйчатых бронях по очереди вывели лоснящихся гнедых: двух иноходцев для девушек, и трех мощных жеребцов младшей боевой породы, для братьев-охранников и Тигренка. Коней из добычи десятник подарил боярышне: пусть не держит зла, что не нашел воинов в сопровождение.

Госпожа Алиенор милостиво наклонила голову и плавно соступила с крыльца. Староста, кожухом и важностью раздутый вдвое против себя обыкновенного, махнул рукой. Румяные тетки в белых овчинных жилетах поверх кружевных рубашек и в праздничных пестрых юбках, тканых "на три восьмерки нитей", понесли дорожные подарки: жареное, пареное, сушеное; уже увязанное и упакованное. Все это навьючивалось на тех лошадей, на которых боярышня со свитой прибыли в Тенфиорт - теперь они шли заводными. Из кузницы принесли отчищенные седла, украшенную подвесками сбрую. Вчера у какого-то разбойника в тюке сыскалась даже серебрянная "гремячая" цепь, от конского праздничного наряда - десятник и ее не пожалел. Принесли и привесили на иноходца госпожи Алиенор.

"А бойцов не дам," -- думал десятник, сгибаясь в очередном поклоне. - "Разве что самого Князя была бы дочка! Боярышне - и этих достаточно."

Тут он повернулся к улице и вполсилы свистнул.

Шагом выехало Братство: Ратин на вороном в вороненой чешуйчатой броне и таком же шлеме; Рикард на белом, в чешуе и шлеме белого блеска, с белыми же усами до седла; Спарк на золотом коне, в черной броне, перечеркнутой белыми квадратами Пояса; Майс на седом жеребце, в своей знаменитой кольчуге из тридцати тысяч заваренных колечек - сверкающей на теле подобно расплавленному серебру или холодному пламени; за ними девять заводных лошадей под стегаными попонами, расшитыми травой и всяким зверьем, которое водится в окрестной степи... Тенфиорт не видал такого щегольства с тех самых пор, как проводил на юг посольский поезд.

"Лишь бы блеску поболее," -- думал десятник, кося глазом на Алиенор, которую один из братьеввоинов уже забросил в седло; на второго иноходца Тигренок подсадил служанку. "Девки, они на блеск чуткие... Лишь бы попышнее! Не скажи никоторый, что не по званию проводили..." -- дружинник поклонился в последний раз. Пара местных красавиц взмахнула вдоль улицы длинными "путевыми" рушниками: чтобы ямки и горки на пути были не больше, чем волны на полотне.

Алиенор, наконец, улыбнулась. Склонилась к старосте, поблагодарила вполголоса и вложила в руку золотую пряжку: на память. Подала знак: Тигренок отсчитал столбик из девяти серебряных монет, плату за постой.

Потом близнецы выехали вперед. Боярышня, Лиса и сын тысячника двинулись сразу за ними. А уже следом неспешно порысило Братство: Майс и Рикард готовые к бою; Ратин и Спарк в самом хвосте, приглядывая, чтобы заводные не отставали.

-- Хорошо хоть, музыки в селе не нашлось. Всего ничего: половину утра уходили на блеск и треск, -- заметил Ратин, когда село, наконец, осталось позади, и можно было снять шлемы, а поверх брони натянуть тулупы.

Спарк молча улыбнулся. Атаман свистнул Рикарду: дескать, как там у вас? Маг помахал рукой, не оборачиваясь. Караван понемногу вытягивался вдоль дороги, и скоро до Рикарда с Майсом стало далеко. Обернулись на тонущие в дымке заборчики Тенфиорта.

-- Раз отбились, на другой раз сожгут дурней ленивых, -- наместник сплюнул. Сын Ратри Длинного буркнул насмешливо:

-- Вправду об этом думаешь?

-- Нет, конечно, -- подхватил игру Спарк, -- Рыжая эта покою не дает...

-- Которая? Обе рыжие.

-- Тогда все равно, которая... -- наместник вспомнил, как давным-давно - будто и не с ним то было, а в книжке прочитал или слышал от кого - дочь Берта Этавана, красавица Тайад; да и ее служанка... Брас, кажется, звали? Выпытывали, кто он да что он, да не оборотень ли. Тайад, помнится, черноволосая... Или нет? У теперешней боярышни волосы рыжие. У служанки такие же, но лица разные: Алиенор обычная, миловидная - и только. А вот Лиса, которую подсаживал на иноходца тот странный парень - Лиса яркая красавица и движения у нее куда быстрее, чем у хозяйки... Спарк поймал себя на том, что сравнивает спутниц не как девушек, а как бойцов - фыркнул. Дожился!

Ратин кивнул без усмешки:

-- Вот и я сперва подумал, что Лиса эта шустрее...

-- Жениться тебе надо, атаман.

Подначка была старая, и сын Ратри Длинного не сбился с мысли:

-- А что про парня думаешь?

Теперь согласно кивнул наместник:

-- Да, про двоих братьев-близнецов чего и думать: бойцы, охрана. Смотри, все равно между нами и девушками держатся. Не доверяют. А парень... Не мог я его где-нибудь видеть?

-- Спарк, опомнись! Ты ж Пояс носил! Сколько ты каждый день встречал людей? И ладно бы в Пустоземье, так ведь на Ручье и в Хадхорде! Где угодно ты его мог видеть.

-- При том условии, что он южанин или часто бывал у нас.

-- Согласен. А больше гадать нечего: только слова тратить... -- Ратин отвлекся подогнать заводного, и разговор прервался. Действительно, наместник не так часто видел Тигренка, чтобы насмерть запомнить; зато Тигренок узнал Людоеда сразу же. Как уж там лицо-походка; а Пояс и вороненый шлем с личиной Шаэррад Кориенталь до сих пор видел в кошмарных снах.

***

Сны на новом месте приходят всякий раз новые; сколько же можно узнать неизвестного и увлекательного, если путешествовать, и всякий раз засыпать под иной кровлей! Нынешней ночью, например, Игнат видел во сне Андрея Кузовка, отца и почему-то Ратина. А вот о чем шел разговор, и был ли тот разговор вообще - не помнил наотрез. До утра ломал голову - спорили, может? Да нет, будто руками никто не размахивал... Тогда обсуждали что? Или вовсе песни пели... какие? Разве есть для Земли и Висенны хоть одна песня общая? Или вот: Висенна женщина, а кем воплощается Земля? Как там сказал Рыжий Маг: "черным, желтым и трехголовым" демонами? Думай сколько влезет; благо, дороги в Княжестве все же спокойней пограничных. Да и постоялые дворы за Тенфиортом уже считались безопасными. Конечно, одинокого путника могли в темном углу и подушкой придушить - как повезет. Только где ж теперь на дороге одинокие путники? Всякий, кому можно доверить спину, рано или поздно отыщет себе попутчика; а такого, кому доверять нельзя, быстро убьют.

Все три ночи после Тенфиорта Братство ночевало в тепле и уюте. Комната девушкам - с бадьей горячей воды - да весь общий зал охране. Не особенно роскошный, но плотный ужин, вдвойне приятный, потому что платил Тигренок серебром госпожи Алиенор. Братству, правда, приходилось вносить свою долю длинным рассказом. Госпожа Алиенор выспрашивала о ГадГороде: как там, да что; откуда звери взялись, да почему про них никто раньше не слыхал... По коротким словам, которые Тигренок успевал вставить в разговор, Братство живо узнало в нем коренного горожанина не из последних. Спарк заерзал: после пышного выезда из села Пояс он убрал в мешок. Но Тигренок наверняка его узнал! А козырять бывшей должностью наместнику не хотелось. Еще, чего доброго, из каждого села придется вот так с церемониалом выезжать, как из Тенфиорта... Или наоборот - под конвоем, ежели Князь с Лесом поссорятся.

Тигренок, однако, больше обращал внимания на Лису, чем на беседу. К третьему вечеру вышло так, что братья-воины стерегли один конюшню, другой - комнату девушек. Боярышня в общем зале выпытывала из Спарка очередные подробности о загадочном юге. Сын тысячника и красавицагорничная шептались справа от очага на крайней лавке. Ратин с Рикардом заказали по большой кружке отменного здешнего пива, и теперь сосредоточенно пережимали друг друга руками: пьет победитель! Майс и еще несколько зрителей во главе с самим трактирщиком, увлеченно вымеряли, чья берет. Шум заставлял говорящих все ближе склонять головы; наконец, Ратин заметил две пары у огня, подмигнул Рикарду - маг заревел, напряг руку так, что треснул рукав; сын Ратри Длинного для пущей красоты напряг и спину: его застиранная сорочка лопнула по шву вдоль хребта. Выдох! Борцы навалились из последних сил, Олаус нажал - атаман медленно, по капельке, попятился вдоль скамьи, а потом и вовсе полетел кувырком. Восторженные вопли едва не подняли тростниковую крышу. Хозяин налил обоим по кружке за счет заведения. Ратин поднялся, похлопал Рикарда по плечу. Кашлянул. Подмигнул Спарку:

-- Ты ее хоть поцеловать успел? Что ж мы, зря всех отвлекали?

Наместник заморгал, как сова на свету. Тигренок и Лиса неожиданно покраснели. Алиенор изящно поднялась с лавки, спокойно улыбнулась всем и никому:

-- Нам пора.

И девушки чинно удалились в свою комнату, откуда почти сразу же долетело заливистое хихиканье.

Атаман спросил уже без улыбки:

-- О чем она все время спрашивает?

-- Как там у нас на юге, да отчего поехал на север.

-- Про Пояс не знает?

-- Похоже, тот парень ей просто не сказал. Не счел важным.

-- Здорово, что он влюбился. Меньше будет думать... -- Ратин забрал подбородок в горсть. - Если он не такой лопух, как некоторые... мои друзья... то в ближайшие пару октаго ему не до нас!

Насколько сильно атаман ошибался, Братство поняло только в городе Алакерт.

***

Город Алакерт показался к пятому полудню после пограничной деревни. Сначала вдоль дороги справа и слева долго тянулись странные огороженные пространства: поля не поля, а что-то этакое, протяженное и низкое, где полностью заметенное снегом, а где торчащее из-под белого ковра странными блестящими углами и полосками. Караван двигался прежним порядком: девушки и двое телохранителей впереди, Тигренок поблизости от них. Сторожевая двойка Братства - немного поодаль. За ней вьючные лошади, подгоняемые замыкающими. Так что Спарку оставалось лишь вертеть головой и гадать о назначении странных низких сооружений: рядом не было никого, кто мог бы ответить на вопрос.

Поднялись на холм и въехали в просторную ограду заставы. С холма открылся вид на город: темный пояс стен; острые крыши домов, вставших на носки, тянущих шеи чердаков, чтобы хоть окошком в ладошку да выглянуть за стену; сливающиеся в облако печные дымы; зимние - костистые, безлистые - сады и перелески, вправо и влево по гладким скатам степных оврагов, насколько хватало взгляда.

Из домика на краю загона уже спешили шестеро дружинников в долгополых шубах поверх брони. Четверо с натянутыми самострелами остановились поодаль, двое - вежливо не касаясь мечей на поясах - подошли к передовым. Спарку издали не было видно, какие бумаги или знаки предъявила боярышня, но поклон стражников и широкий приглашающий жест он разглядел очень хорошо. Алиенор отвела иноходца с протоптанной колеи, выпуская свой караван на дорогу к городским воротам. Спарк обратился к телохранителю, как всегда, державшемуся от девушки справа:

-- Что это по сторонам дороги, низкое и длинное? На подвязанные виноградники не похоже!

-- Кирпичное поле, -- без тени насмешки ответил тот. - Там кривыми зеркалами собирают солнце и так обжигают кирпичи, не покупая совсем ни дерева, ни угля. Здешней гильдии владение.

Игнат от неожиданности икнул и закашлялся. Ну, на Земле, положим, солнечные печи есть. В основном, у знатных чабанов на заоблачных пастбищах... А тут - огромное поле, коню почти час ходу, все уставленное зеркалами... откуда столько зеркал? Да из такого же карьера, откуда и глина! Из песка. Ртути на амальгаму немного нужно... или все-таки много? А металлические зеркала? Допустим, полированная сталь? Так ведь сталь еще дороже глины, зеркала бы разворовали мигом: этакие поля да без охраны!... Впрочем, серебро дешевле ртути и гораздо проще достать. Дороже стали, но надо серебра куда как меньше, если на зеркало... А ведь крепкий и долгий мир в Княжестве, если поле с зеркалами стоит нетронутым; мало того - прибыль приносит! Спарк задумался, и не запомнил ни дороги, ни ворот, ни улиц за стеной.

От Алакерта знатная паломница больше не нуждалась в услугах Братства. По-хорошему, так уже от городских ворот Братство могло ехать в свою сторону. Но атаман помнил о письме с рекомендациями - о подорожной на будущее. Сама Алиенор полагала невежливым прощаться в седлах с людьми, которые охраняли ее всю дорогу; не говоря уж - спасли Тенфиорт.

Так что в Алакерте девушки направились прямиком в Ратушу, где Алиенор живо нашла знатных родичей, и те немедленно предоставили кровиночке целый дом: резной деревянный терем с роскошными жилыми покоями на кирпичном высоком цоколе, в котором помещались кони и слуги. Госпожа Алиенор, видимо, вспомнила рассказ десятника про богатый пояс и важного колдуна с юга. Пришла и лично осведомилась у Спарка, где его люди предпочитают разместиться, вверху или внизу. Наместник немного подумал и занял большую комнату рядом с конюшней. Главным достоинством каземата Спарк посчитал отдельный вход прямо с улицы. Ратин целиком и полностью одобрил выбор. На случай, если бы горожане распознали в Братстве лесных колдунов, то кони стояли недалеко; а оборонять требовалось только дверь. Впрочем, на следующий же день Ратин предполагал выехать из города дальше на север. Требовалось лишь доставить командиру здешнего гарнизона доклад и посылку от десятника в Тенфиорте, да почтительно напомнить госпоже Алиенор про обещанную грамоту.

За грамотой Спарк пошел сперва во двор, а оттуда по особой лестнице наверх, в резной терем. Лиса уже разогнала местных служанок мыть, скоблить, подметать комнаты. Алиенор занималась вселением, и потому передала просьбу подождать. Спарк охотно задержался в приемной, наблюдая за игрой. Телохранители с Тигренком забавлялись, искусно наклоняя боевые ножи вверх и вниз, перекатывая ягоды боярышника от крестовины к острию и обратно. Кто ронял ягоду, тот проигрывал.

Рикард и Ратин тем временем отправились к начальнику гарнизона в Толстую Башню, оставив Майса сторожить вещи. Вручили сотнику доклад и несколько вьюков с трофейным оружием, отдельно - вьюк с обожженными головами разбойников. Сотник долго благодарил и кланялся, обещал немедленно же отправить помощь Тенфиорту. Наглую просьбу "замолвить слово в грамотке" вежливо пропустил мимо ушей. Лично поднес лучшего меда непревзойденной крепости - Рикард крякнул, а Ратин поперхнулся и отфыркивался всю дорогу до дома.

В доме атаман с магом обнаружили уже получившего грамоту Спарка; наместник сравнивал герб на печати Алиенор с образцами из книги "Описание мира", том шестьдесят седьмой, "Гербы и знаки северных областей". Повернувшись к вошедшим, Спарк радостно указал место на странице:

-- Глянь-ка, нашел! Вот бы еще в книжной лавке спросить здешний гербовник...

-- Лучше "выводную книгу" с описанием клейм конских пород, -- посоветовал Ратин. - Лучшие конезаводы принадлежат знатным семьям, и потому клеймо чаще всего рисуется как герб. Не знаю, найдется ли в приграничном городке гербовник, а книги со списками клейм есть всегда и везде, чтобы на конской ярмарке всякий мог видеть, что ему продают... -- и вдруг схватился за грудь, осел на лавку, зашелся в страшном приступе кашля.

-- Рана... открылась... не надо... было... тогда... хвастать... -- выдыхал атаман, пока Рикард спешно выставлял бутылочки с зельями из сумки, а Майс и наместник стаскивали с атамана рубашку и устраивали его на лавке, поближе к огню. - Да тут... еще мед... крепкий, зар-раза...

И вдруг рассмеялся горько:

-- А ты... даже... не поцеловал... девчонку... прохлопал... пока мы... спину рвали...

Спарк хотел выругаться: какие девчонки! Как теперь дальше ехать! - и тоже вдруг закашлялся, да с такой силой, что язык тряпочкой болтался во рту, царапаясь о зубы.

Потом в груди лопнул бурдюк с болью, и стало темно.

***

-- Темновато здесь. Его надо перенести наверх. И второго тоже. В тепло. Живо, взяли. Господин Рикард, Майс, ваши вещи?

-- Госпожа, нам бы надо ихних коней смотреть. Они ж ваших конюхов не подпустят. Нас - и то не всякий день...

-- Ох, ну хорошо, оставайтесь. Но ведь скажут, что я не нашла места гостям! Поселила их в бывшей суконной лавке!

-- Не скажут. Мы сами выбирали. Если будет нужно, мы кому угодно это подтвердим.

-- Или уши на забор намотаем.

-- Угомонись. Не воевать приехали.

-- Госпожа, сколько тут будет стоить нанять хорошую сиделку?

-- Не желаю даже слышать об этом. В моем доме найдется кому позаботиться о гостях!

-- Майс, перестань ее злить. Делай, как она говорит! Что вообще на тебя нашло?

-- Госпожа Алиенор, и ты, Рикард. Простите великодушно. Уже почти октаго, как они заболели. Я беспокоюсь, потому что не знаю и не могу даже предположить, долго ли им тут еще лежать.

***

Лежащий наместник открыл глаза. Увидел незнакомый потолок: бревенчатый, золотистый, ничуть не похожий на бугристый закопченый свод каземата, в котором заснул еще вчера. Первое, что Спарк вспомнил - госпиталь Академии, в котором провалялся половину зимы. Тогда с болезнью сразилась сама Ледяная Ведьма - уж она-то знала о переохлаждениях больше многих. А лечение все равно затянулось на шесть октаго...

И ведь это письмо Вийви погнало Спарка на север.

-- Очухался?

-- Ра... тин?

-- Не кто иной... -- атаман выдыхал слова с отчетливым присвистом, но уже без памятного жуткого хрипа. - Рикард с лица спал, накачивая тебя настойками...

-- Можно подумать, ты мои настойки только нюхал! - над больными навис усатый маг. - Когда не видит никто, я вас подколдовываю маленько. Жаль, что полный ритуал не проведешь: это надо от света до света зеленое пламя жечь и заклинание читать. Не скроешь. А тут колдунишек не любят...

-- Ну да, -- согласился атаман, лежащий в той же комнате у противоположной стены. - Не хотелось бы подводить хозяев дома. И так Алиенора за тобой чуть ли не сама ухаживает.

Наместник фыркнул и покраснел. Рикард поднес ему к губам маленькую керамическую стопочку, пахнущую рябиной и яблоком:

-- Быстро, махом выпил!... Думаешь, боярышня раненых не видала? Да с пограничья? Да она перевязки делает как бы не лучше меня!

-- Ага, -- добавил атаман. - И еще каждый вечер выспрашивает про южные земли. И записывает.

-- Записывает? - насторожился Спарк. - Кто же она такая?

Рикард прислушался:

-- О, мне пора вниз. Майс зовет, коней чистить. Вчера проезживали их, так знаешь, не хуже здешних! - прибавил он с явной гордостью. - Тебе надо спать больше. А вставать только по нужде, внял?

И ушел.

Спарк сел на кровати. Должно быть, они с атаманом лежали в боковушке горничной. Маленькая комнатка с единственным окном, полностью затянутым морозными разводами. Две лавки, под лавками сундуки. Чистые стены с рядами колышков - висели ковры. Ковры сняли, комнату выскребли до блеска: а вдруг заразно? Но поместили все же в доме, не побоялись, не оставили чужаков на улице.

-- Везет некоторым на грамотных... - выдохнул Ратин и тоже сел. Спарк поглядел на него, словно впервые видел: этот вот крепкий рослый дядька - тот самый стройный тонколицый Ратин, что однажды явился наниматься в охрану Волчьего Ручья? Спарк никогда бы не сказал, что у атамана лицо - тонкое. Если бы сегодня не обратил внимание, как оно загрубело и отяжелело с годами... Пожалуй, встретишь на улице этакую разбойничью рожу да лихие глаза -- испугаешься. Время!

-- Если ты и эту девушку упустишь, каждый квадрат Пояса тебе на жопе отпечатаю! - атаман строго покачал пальцем. Вытер вспотевший от усилия лоб и опять вытянулся на лавке. Спарк заворчал:

-- Midzado da sinfaro! Как вы все лучше меня знаете, кто мне нравится! Я с ней еще словом не перемолвился, а нас уже просватали!

Ратин попытался хихикнуть. Раздался звук, как будто конь выхаркивал застрявшую морковку. Против собственной воли, Спарк засмеялся и тоже без сил улегся поверх одеяла.

-- Вечером придет, в глаза посмотришь и сам поймешь, -- объяснил Ратин. - Может, ей просто обидно. У нее никого нет, а даже ейной служанки, у Лисы... и то есть загадочный южанин. Тебе его прозвище ни о чем не говорит?

-- А что там за такое уж громкое прозвище?

Ратин снова хрюкнул. Потом прокашлялся и ответил:

-- Тигренок.

***

Тигренок скользнул в рубашку бесшумно; в штаны - чуть не запутался. Помогая руками и сдавленной руганью, расправил одежду. Натянул толстые вязаные носки, затем сапоги. Теплый плащ из хорошей бурой шерсти не тронул: больше ни к чему. Оглянулся на спящую Лису, хмыкнул и передумал. Снял с колышка плащ, бережно укутал красавицу поверх одеяла. Печально выдохнул, стянул со стола пояс с боевым ножом и вышел в общую комнату, приподнимая дверь, чтобы не скрипнула в петлях.

В комнате остановился, обернул и застегнул пояс. Поднял голову к небу, споткнулся взглядом о потолок. Прикрыл глаза и попытался представить себе голубое небо над городом... увидел туда и сюда по небу полосы дыма; черные туши грифонов и зеленые тряпки под ними - знамена смертников. И снова ненавистную кованую морду под вороненым круглым шлемом... и падающий клинок - в самом деле, как молния.

Выдохнул. Месть что зелено вино, настаивается на холодном льду. Потом один глоток - и не спасут. Так изнутри и сгоришь... Почетнее, конечно, зарубить, а не зарезать. Да только тут со дня на день дождешься, кровник своей смертью подохнет. Тогда уж точно позору не оберешься.

Шаэррад Кориенталь толкнул дверь боковушки, скользнул внутрь и тщательно закрыл за собой вход.

-- Людоед!

Наместник хлопнул глазами: Вигла и Спади вместе светили сквозь замерзшее окошко. В молочной полосе Тигренок казался чернее ночи.

-- Да, -- тихо ответил Спарк, -- Называли меня и так. А знаешь хотя бы, за что?

-- И знать не хочу! - злобно зашипел сын тысячника, -- Разве за доброе дело так назовут? Ты отца моего убил; ты мой город превратил в подстилку для Леса; все мои предки с вами воевали! А ты, судья! - мститель повернулся к Ратину, - Я и тебя узнал! Щас вы оба сдохнете!

-- О боярышне подумай, щенок! - хрипнул сын Ратри Длинного - Ей позор, что ее гостей режут в доме!

-- Хватит болтать! - Тигренок с шорохом вытянул нож, чуть подался к двери и шагнул к лежанке наместника.

Из бесшумно открывшейся двери мягко ступила высокая фигура. Взмах, глухой удар - и Тигренок вытянулся на полу боковушки лицом вниз.

-- Ветер, свет подай! - приказал вошедший голосом Алиенор.

Захлопали двери. Всунулся злой телохранитель с фонарем в толстенном стекле:

-- Ого! Вот на кого не подумал бы... -- однако же, скрутил Тигренка и отобрал нож вполне спокойно.

-- Гостей... да в постелях... -- второй брат Ветер качал головой. - Ладно бы еще, засаду там с оружием... Бесчестно!

Госпожа Алиенор посмотрела вокруг, сдвинула одеяло и присела на лежанку Спарка:

-- Утром отведем. Пусть княжеский судья решит. Не пойму, отчего он болтал столько?

Спарк поднялся на постели и отполз к противоположной стене:

-- А как... Вы... услышали... что он здесь?

Алиенор сморщилась:

-- Моя красавица совсем голову потеряла. Ну, ее дело: вольная. Стенки тонкие, слух утруждать не надо... Только слышу, что-то они быстро угомонились. Стало быть, парню вовсе не Лиса нужна? Тогда зачем же ему ночевать в горнице? Да чтоб мимо охраны! Пройти без лишних слов!!... Так? - боярышня с прорвавшейся злостью пнула Тигренка сапожком под ребра: -- Вот за что ненавижу мужиков! Девчонке-то, небось, напел про любовь неземную?

Шаэррад Кориенталь молча заскрипел зубами. Дернулся встать - снова осел на пол.

-- Он... не хотел убивать, -- внезапно сказал северо-восточный судья.

Оба телохранителя одинаково прищурились. Алиенор, напротив, подняла веки:

-- Поиграться ножом хотел?

Ратин захрюкал и затрясся. Спарк быстро вмешался:

-- Не пугайтесь, это он так смеется. А ты говори, с чего взял?

-- С того, что мы живы, -- отрезал атаман. - Мужчины или обвиняют, или бьют. Но не два дела сразу... Тигренок не убить хотел, а выговориться, высказать все обиды... Убить - это он думал, что хочет. Он просто себя плохо знает.

Теперь брови поднял сын тысячника. Сверкнул глазами на фонарь и опять уставился в пол.

-- И что с ним теперь делать? - осведомилась боярышня.

Ратин заскрипел ногтями по подбородку. Вздохнул:

-- Ну, выздоровеем, надо будет драться с ним на поединке. А то обидно получается: гнался за нами от самого ХадХорда, и вместо отмщения получил ночным горшком по затылку. Горшок пустой хоть?

-- Ты сперва хотя бы из вежливости боярышню поблагодарил, жизнь спасла, - хмыкнул наместник.

Атаман оскалился:

-- Считай, за Тенфиорт разочлись...

-- Да разве ж это месть!!! - во весь голос заорал связанный Тигренок, -- Суки, я ж до смерти не успокоюсь теперь!! Лучше б вы меня убили! Чем такая ваша жалость!

Тут в комнатку втиснулась еще и Лиса. Старший брат Ветер упал на судью; младшего толкнули на колени Алиенор, тот в ужасе перекосился и выбрал обрушиться на Спарка.

-- Ты что - сдурел? А я? А как же мы?! - запричитала рыжая, хватась то за госпожу, то за своего ненаглядного. Снова забухали входные двери, и в проеме возник Майс с клинком наизготовку:

-- Что случилось? Все живы?

Игнат обессилено прикрыл глаза: ну, я так и знал. Пятый том - полет нормальный...

И соскользнул в беспамятство.

***

Память велика и своенравна, как океан. Может доставить с попутным ветром до островов необычайных; а может и донную мину на отмель выкинуть. Закрывая глаза, отплываешь в ночь - лишь бы не шторм! Не то так и будешь сидеть в постели, хватая воздух пересохшей глоткой, дрожащими руками стряхивая с лица испарину - точь-в-точь матрос разбитого фрегата, достигший берега единственно милостью судьбы всемогущей.

А потом-то ведь снова заснешь...

Снился Игнату сон; и сон этот в который уже раз был междумирным. И понимал Игнат Крылов, сын Сергеевич, отчего миры прежде всего сходятся в снах: там в необычайное поверить легче. Хочешь, чтобы в голову новые мысли приходили - держи крышу набекрень.

На этот раз сошлись в клубном помещении, которое Игнат хорошо знал. Сводчатый полуподвал под восточным флигелем, где клуб жил до реконструкции парка и дворца. На стенах выгнутые из проволоки гребенки для деревянных мечей; и сами эти мечи - какими грубыми, игрушечными донельзя и даже смешными показались они теперь Игнату! И маски фехтовальные из сетки или обычной строительной проволоки - шлемов клуб тогда делать еще не умел; да и почти никто в городе не умел... Флаги на стенах и платья на вешалках; подернутый ржавчиной бахтерец, на который никак не находилось покупателя - все было такое пыльное, ненастоящее...

А посреди полуподвальчика стоял обыкновенный круглый стол; за столом сидел отец Игната и пил пиво из коричневой большой чашки, у которой в очередной раз отклеилась ручка. Справа от него Андрей Кузовок размешивал чай и сахар в обычной широкой чашке из сервиза - Игнат помнил, таких шесть штук жили в Андреевом серванте и звякали, когда на дне рождения начинались танцы... Сам Игнат пил березовый квас из деревянной кружки -- маленького бочонка с ручкой. На Земле такая кружка называлась банной, а у Висенны просто кружкой.

Госпожа Висенна занимала за столом четвертое место. Светилась слабым золотистым сиянием, шелестела платьем из березовых листьев. Пила алое густое вино из высокой кружки черного металла, по ободу которой, сверху и снизу, мерцали густо-зеленые камни: изумруды "первой огранки", какими ЛаакХаарские купцы возили их через таможню Волчьего Ручья.

Игнат думал: зачем же мне оставаться в чужом мире? Но прежде, чем он успевал открыть рот и спросить, госпожа Висенна покачивала кружку, изумруды сверкали ехидно: а который из них теперь тебе чужой? Земля родная по имени, а по возможностям? Игнат снова думал: неужели я от трудностей в придуманный мир сбежал? Отец хмурился: а что, в том мире смерть была ненастоящая? Или Волчий Ручей раз за разом отстраивать легко было? Спарк снова чесал затылок: к чему я вообще эти вопросы задаю? Мне тут лучше, тут и жить следует! Кузовок опускал чашку на стол с той же решимостью, с какой сам наместник припечатывал указы: как же это, Игнат, ты от нас побежишь? Мы тебя, сукина кота, кормили, учили... мы тебе крышу набекрень подвинули... ты в ту лазейку сбежал... а мы?

И снова все без единого слова поднимали чашки к губам, и ни у кого напиток не кончался, и не удивлялся никто: сон есть сон. Потом все Спарковы собеседники разом склонили головы на плечо, устремившись глазами к середине стола - точь-в-точь Рублевская "Троица". Игнат посмотрел также: на столе, оказывается, раскатилась знакомая по Академии большая карта Леса. На белом поле к северу от известных земель ровно пульсировала зеленая звездочка.

Игнат эль Тэмр понял: то самое место. Разгадка там. Место обязательно нужно отыскать; именно для этого он и Ратин завтра встанут совершенно здоровыми! Спарк глотнул еще чаю, посмотрел вокруг.

И вдруг ощутил, что нисколько не стыдится аляповатых деревянных клинков на стене и наивной серебристой звезды на флаге.

2.Весной -- рассвет. (весна 3748)

Утро.

Утро теплое и тихое, чуть-чуть сыроватое. По ямам и промоинам выглядывают грибы-строчки. Перед обжаркой горечь из них надо вываривать почти час. А в караване все должны сниматься с лагеря в одно время и трогать враз, по сигналу горлового. Некогда возиться с грибами. Мясо да щавель дикий живо проварить; да Рикард с обычной своей ухмылкой чего-нибудь острого или пряного в котел подсыпет - кушать подано! Ложками в очередь: боярышня Алиенор; служанка ее Лиса; казначей и жених Лисы - Шаэррад-Тигренок; телохранитель Ветер-старший; брат его Ветер-младший; Спаркпроводник; Ратин-атаман; Рикард-колдун да Майс-воин... вот и дно котла показалось. Котел промыть, наспех дном об землю потереть - от свежей копоти. А иные уже скатали шатер; а уздечки уже звякают; а вон продробил по обочине всадник из караванной охраны: все ли готовы?

И вот из-за поворота лесной дороги слышно: "А-ва-ай!" Давай, значит - трогай с места, все враз. Щелкают кнуты, фыркают и ржут кони. Сегодня, кажется, мягко двинулись - никакая лошадь нигде не закинулась; ничья повозка не встала поперек просеки...

Караван паломников идет на Светлое Озеро. К полудню ожидается городок: ТопРаум. Последний княжеский город перед густой пущей, через которую пробита единственная дорога. На дороге легко устраивать засады и ловить мирных путников. Поэтому Княжество всегда охраняет караваны. ТопРаум построили как небольшую крепость, именно для защиты брода через топкую лесную речушку. Возле крепости осели охотники, лесорубы, смолокуры. Обстроились стенами и назвались городом. Наместник княжеский посмеялся было: сорок дворов в городе? Да на равнинах пятьсот - всего лишь село! Однако в книгу записал: ему и самому польстило лишний город своему краю присчитать.

Лет пятьсот ТопРаум считался крайним западным городом Княжества. Жил с пушнины, строевого леса, да разных трав-корешков. Но однажды - на целых девяносто пять лет - сделался самой что ни на есть княжеской столицей. Настоящую столицу, ТопТаун, захватили тогда Юнградские полки. На обеих равнинах - Северной и Южной - сражались между собой войска Финтьена и Хограда, ополчения Теуригена, ГадГорода; красноглазые горцы Урскуна; те же княжьи пахотники, бросившие поля и сады к известной матери... Сами князья болтались по Равнине, питаясь чем придется. Всей земли у них оставалось ровно столько, сколько налипло на подошвы. Да вот еще ТопРаум, маленький городок у речки-переплюйки, затерянный на богомольческом тракте, в глухом лесу. Не так уж далеко от бывшей столицы к западу, но скрытый за болотами и косогорами, темный и тесный... Воевать за такое - все равно, что свинью стричь. Визгу много, шерсти мало.

Княжеский род укрылся в ТопРауме и долго точил зубы. Требовались деньги, а налогов в глухом лесу не с кого брать - и Князья построили к Светлым Озерам хороший тракт. Замостили топкие болотины; расчистили и углубили речку Переярку; наладили где требовалось мосты, причалы, паромные переправы... Держались исключительно дорожной пошлиной. Когда Алиенор рассказывала об этом, бывший Опоясанный качал головой с полным пониманием. Он делал то же самое, только в другой земле.

Ну, а потом началась Реконкиста, знакомая Игнату по земной истории. Как арагонцы и кастильцы против мавров; как Никейская империя против латинян; как москвичи, затиснутые между Новгородом, Литвой и татарами - князья поперли на Равнины, возвращать себе прежнее владычество. Причем довольно долго воевали исключительно пешими, подобно Риму; а лихими всадниками сделались уже после того, как вернули себе столицу. Двор, канцелярия и архив князя переехали обратно в ТопТаун. Но городок на берегах Переярки не зачах. В бывших теремах и обширных подворьях наловчились размещать тех самых паломников; а приток их сильно возрос по двум причинам. Первое, что Князья (к тому времени уже Великие Князья) упоминали повсюду и всячески, как здорово помогало им ежегодное паломничество к Светлому Озеру, и какие чудеса и знамения происходили от того перед важными битвами... Поскольку битвы те князья выиграли и земли себе возвратили, вывод напрашивался сам собой: поклонись Озеру, и будет тебе счастье. А второе, что на пути к тому святому месту, заночуешь ты в ТопРауме. Да не где попало, а в том самом тереме, где Великий Князь (еще не будучи Великим, но тем интереснее!) самолично проживал. А если на княжеское подворье не попадешь, то ведь у канцлера тоже хоромы не тесные; и у казначея; и у воеводы - и все то великие люди, и лестно их удачу разделить хоть в малости. "Да пустят ли в те хоромы черного мужика?" -- сомневались слушатели. А паломник заводил глаза к тучам, хлопал ресницами, и говорил твердо: всех пускают. Правда, бояре и богатенькие держатся наособицу. Подвернись под ноги - плеткой между ушей отхватишь запросто. Что есть, то есть. Но в терема пускают всех. Потому, ежели кто на сердце много тяжести положил, то утонет в Светлом Озере одинаково - хоть боярин, хоть мужик... а хоть и князь сам! "Ты это... тише говори. Сам ведь знаешь, что бывает." "Что бывает, знаю," -- отвечал паломник. - "Не пальцем деланный. А ты сходи все равно! Внукам хоть будет что рассказывать..."

Так что, когда в просветах между соснами замелькало небо, а в небе - сторожевые вышки, дымы и розовые поросята утренних облаков - Спарк уже знал, что перед ним совсем не маленький город.

Но того, что встретил на самом деле, не мог ни ждать, ни предвидеть.

Город имел кольцевую дорогу. Ее провели по бывшему валу самой дальней крепостной стены. Вал немного подсыпали, чтобы по гребню могли с запасом разъехаться две повозки. В нужных местах сделали въезды и спуски. На вершине каждого въезда, прямо посреди дороги, вбили по мощной свае. На сваи привесили мощные блоки. Сквозь каждый блок пропустили толстый канат. К "черному" концу каната цепляли повозки, идущие вниз. К "белому" -- повозки, идущие вверх. Повозки взаимно уравновешивали друг друга. Идущая вниз не могла переломать ноги своей упряжке, а идущая вверх становилась ощутимо легче. На случай, если бы не случилось встречной повозки под пару, держали тележки-противовесы, груженые камнем.

Ну, а ворота в насыпи сохранились почти без изменений. Получилось, что караваны паломников с севера, востока и юга поднимались на дорогу и обходили город по широкой дуге, любуясь поверх крыш садами, деревянным узорочьем и умением здешних строительных мастеров. А потом спускались у нужных ворот и продолжали путь - дальше из города, или внутрь его, к выбранному месту ночевки, в какое-нибудь из больших гостевых хозяйств.

-- В столице даже два объездных кольца, -- вздохнула Алиенор. - Первое точно так по бывшему валу, разве что проезд шире... С Равнин каждый год много едут. Только тот вал уже давно внутри города, ТопТаун расползается прямо как огонь по бумаге... Второе кольцо - каналы. Вокруг города, внутрь, и от западных болот. По ним большие грузы тянут. Еще прадед... теперешнего князя... он приказал все ломовые телеги из стен выгнать, а все, что они возили до сих пор, возить барками и лодками по каналам. Мостиков множество. Много крыш проходных, или с цветниками. От городской стены до княжеских палат можно переходами попасть, ни разу не ступив на землю...

Ратин, Майс и Рикард переглянулись, потом согласно посмотрели на Спарка: мостики ладно; а вот объездная дорога Волчьему Ручью не помешает. Ведь и у нас все больше телег ободьями грохочет. Каналов там не проведешь, реки крупной поблизости нет. А вот кольцо... Мысль!

Наместник прикрыл веки: услышал, оценил, запомнил. А каналы можно и потом... в том городе, что на Ледянке...

Чуть поодаль Тигренок и Лиса попались в лапы предприимчивому местному пареньку. За малую денежку тот бойко рассказывал, где чьи дворы раньше стояли, да на какую улицу к красивой вдовушке князь езживал; да где спьяну сиятельным лбом угол отметил, да что занятного изрекли по сему поводу, да...

-- А все-таки ХадХорд наш больше! - упрямо возразил Тигренок. - Ты б там был! Я бы тебя на Невестин Родник привел; и на конский рынок; и на Ковровую улицу, и по Золотому Спуску прошлись бы... И в Усянке улицы проехали б с мерным копьем поперек седла - там каждый год, кто копье не выронит на галопе, тому награда - уздечка в серебре или там подвеска к оголовью... Эх!

Парень остолбенел, разинув рот. Потом выпалил:

-- Так вы с юга?! И что, там правда звери есть говорящие?! И у жены наместника Леса девять черных кошек везде ходят, а что подслушают, то ей доносят?! А сам наместник каждую октаго по человеку съедает? А кто ворует или грабит, тех волкам отдают на растерзание?

Тут Тигренок не выдержал и засмеялся в голос, то и дело оглядываясь на своих попутчиков.

-- Брешут, значит... -- паренек подвернул широкие коричневые рукава, отряхнул такие же штаны. Деловито подтянул желтый кушак и переступил босыми ногами. Утром они были красными от холода, а теперь от дорожной грязи приобрели цвет штанов.

-- Что, даже крови не пьет? Наместник-то?

Лиса уткнула лицо Тигренку в плечо и давилась хохотом. Тигренок совсем уж собрался крикнуть: "Людоед, а ты кровь пьешь?" -- чтобы Спарк тоже посмеялся. Потом сын тысячника сообразил, как это должно прозвучать для постороннего, и с сожалением покачал головой. Просмеялся и фыркнул:

-- Ни даже говяжьего ливера!... Хотя, отдавать воров на растерзание... Это дельно. Этпогосударственному... Это мы без говорящего зверья - нипочем бы не додумались, верно? - Шаэррад подмигнул коричневому подростку. Тот сперва улыбнулся. Потом сообразил, что южанин издевается. Сплюнул. Махнул рукой:

-- Да ну вас в туман... Мокроголовые...

-- Ох, будет вам! - Лиса улыбнулась примирительно:

-- Лучше скажи, где тут можно хороший дом купить. Чтобы жить.

Северянин быстро окинул пару взглядом. Сверху донизу. И еще раз. И еще.

-- Ага. Жениться собрались. Ага...

Обернулся к городу и принялся разглядывать ТопРаум так, словно не в нем прожил полторы восьмерки лет.

К Тигренку и девушке подошли Спарк, Майс и Рикард. Обоз неспешно тянулся по гребню старого вала; далеко впереди фургоны уже сцепляли парами, подготавливая к спуску. Караван готовился повернуть направо, в город. У съезда начиналась широкая улица, прорезала море крыш: к западу уходили потемневшие от дождя или золотистые из дранки. На восточную сторону и до самой объездной топорщились острые, кремовоблестящие, черепичные. По окраинам - и далеко к северу, и близко, почти под ногами стоящих - пухлой каймой тянулись крыши из тростника. Там и сям между сизыми ветками спящих пока садов мелькали плоские верхушки погребов и подвалов, укутанные черной землей, простроченные зелеными искрами первых всходов. Время Солнца и Снега закончилось полторы октаго назад; а теперешнее так и называлось: Теплые Травы. Застройка ТопРаума напоминала южную четверть ХадХорда. Ту самую Усянку, где улицы вьются затейливо, без видимого порядка - но живописно и приятно глазу. Только ТопРаум застраивался не камнем, а рублеными теремами, со всем положенным узорочьем: орлиными головами на крышах, прорезными "полотенцами" по скатам и углам, точеными балясинам в крыльцах и переходах... Каменными оставались печные трубы да нижние этажи - подклети, наполовину врытые в землю. Да еще высокие, толстые стены, делившие город на пять неравных частей - от пожара.

Паренек-провожатый вытянул было руку в восточную сторону, к мосту через Переярку. Потом убрал руку.

-- Я ведь нищий, -- и снова подтянул желтый пояс, -- У меня даже сапогов нет. Как я могу посоветовать хороший дом? Разве я знаю, что такое дом?

-- А что так? - осведомился наместник, -- Работы нет, или не умеешь ничего, или не берут? Или сам не хочешь?

-- На вырубку маленький еще. Топоры и пилы точить - умение надо. То же и охота, и смолу собирать, и всякое лесное дело. Батьки нет, кто научит? В общество никоторое без вклада не примут. Воровать... князевы люди, если поймают, безо всяких зверей говорящих спину на ремни порежут и посолят... -- парень переступил с ноги на ногу и выпалил:

- А услуживать не могу! Душа не лежит.

Лиса вопросительно поглядела на Тигренка. Майс взял Спарка за рукав - и проводник послушно закрыл рот. Тигренок с треском почесал затылок.

-- Положим, нам потребуется помощник, -- медленно выговорил сын тысячника. Потом спохватился: мальчишка же! Его работой по саду-огороду не купишь. И прибавил резко:

-- Мне потребуется. Коня боевого смотреть. Оружие чистить. Ну, -- сын тысячника ухмыльнулся:

-- И точить, конечно надо будет. Так что... выучу.

-- Эй! - крикнул атаман, заметно отдалившийся вместе с караваном, -- Двигайтесь уже! Догоняйте!

-- Давай, быстро говори: согласен или нет? Только гляди, воровать будешь, так не хуже князя шкуру спущу. Не скажи потом, что не предупреждал.

-- И как тебя звать? - спросила Лисица, -- А то первый раз ты так пробурчал непонятно...

***

-- Непонятно только, откуда она деньги взяла.

-- Какие еще деньги, атаман?

-- На свадьбе. Октаго тому назад в ТопРауме. Шаэррад Тигренок... то есть, Кориенталь, сын Эрли...рангорда... во, выговорил. Правильно его отца Тигром назвали!

-- Ага, а помнишь, Майс, на второй день поутру: кто не мог его отца полным именем назвать, того за пивом?

-- Да где ему помнить, он еще с вечера как лег под яблоней...

-- Это была груша.

-- Да хоть облепиха! От храпа там листья обратно в почки спрятались. Еще гость такой толстый... из Ратуши... какой-то пятьюродный племянник сорок восьмой тетушки госпожи Алиенор... все спрашивал, что за кабана такого яростного купили на хозяйство, что рычит, спать не дает...

-- Ладно, хватит. Что ты там про деньги, атаман?

-- Ну вот, мы на свадьбу Тигренку что подарили?

-- Меч. Ты же помнишь, после того поединка с атаманом... Еще в Алакерте. Когда у Тигренка в руках два клинка подряд сломались? Сначала родовой, а потом ему Ветер-младший свой кинул. Он же еще сказал, припомни. Что вот мол, знак. Дескать, надо отказаться от мести. Ежели-де отец хотел вашей смерти, его собственный меч в моих руках не лопнул бы, как стеклянный...

-- Не сильно я в кошкины слезки поверил. На мышкиных похоронах в особенности. И, честно говоря, радуюсь, что Тигренок за нами не поехал.

-- Так или иначе, со Спарком он тогда рубиться не стал. Говорит, либо мстить, либо дружить, а мести-де судьба не хочет. Да ты все знаешь!

-- Еще бы ему не знать. Младшему Ветру Тигреныш меч возместил, а себе уже не смог: остался без штанов. На новый меч ему всем Братством кошельки выворачивали. Считай, пять золотых наскребли. Здешний оружейник, конечно, навидался всякого. Но чтоб пять золотых за один клинок только! Вот помнишь, Ракат Свирепый был и шайка его? Чуть не перебили нас в степи?

-- Как же, черная весна... Помню.

-- Весь ихний доспех стоил два... ну, два с половиной... золотых на рыло. А это шлем, кольчуга, рукавицы, поножи. Не считая подстежки. Так?

-- Ну, так.

-- А тут госпожа Алиенор, не моргнув своим красивым зеленым глазом, вытаскивает дарственную на дом, сад и чего-то там еще...

-- Пятьсот двенадцатая доля с колодезной пошлины восточного клина ТопРаума. Тигренка ж на службу взяли, ему "на зерно" конское полагается с города.

-- Ну, так. А сколько все это стоит?

-- Ну, положим, золотых двадцать.

-- Если не тридцать. В доме-то стекла вставлены!

-- Здесь стекло дешевое. И леса много.

-- Все равно. Дорого. Мы скинулись - по золотому с четвертью, и у всех морды кривые были. А она двадцать - играючи!

-- Стой, Братство. С чего мы вообще взялись чужие деньги считать? Какое наше собачье дело до кошелька Алиенор? Если б не она, мы бы на каждой заставе за подорожные знаешь сколько выкладывали?

-- Погоди, Спарк. Позволь, объясню.

-- Ну, объясни, наконец! Только без облепихи и кабанов. Пожалуйста.

-- Денег у нее множество. Едет она с юга. То ли к родственникам. То ли на поклонение. Скорее - сама не знает куда. Служанку отпустила, новую не искала. Писать умеет, часто записывает. Не скажу, что таких грамотных вокруг много. Ее охрана - Ветер-старший и Ветер-младший - не просто тупые лбы с острыми ножами. Выучены. И не удивляются ничему... Ты меня просил ее герб повспоминать. Вспоминал. Толку мало. После ТопРаумского времени, когда дворянство здешнее в большинстве своем повыбили, новые семьи производились от девяти выживших родов. Тех, что вместе с Князем за лесами отсиделись. Потом все со всеми породнились невесть сколько раз. И теперь девять гербов так или иначе повторяются почти у всех. Тем более, что носитель герба может ставить на свои вещи его полное начертание, или только часть, по выбору. Девчонка в равной степени может быть из западных Нишаргов; или из многолюдного клана Сумеречных с центральной равнины; или из Атлендеров, с которыми мы каждый год рубились за деревушку Три Колодца. Мелочь, которой не по доходам служанка и два охранника, я просто не упоминаю. Наконец, она может быть и дочкой-племянницей-внучатой сестрой Князя, почему нет? Так же, как по гербу на моей пряжке можно меня за самого Князя посчитать...

-- Короче -- итог?

-- Так кто же она такая? Если, она, положим, сбежала из богатой семьи... мало ли, возжелала приключений... И теперь ее ищут. Отец ее ищет. Слуги его ищут. И нас ведь найдут вместе с ней. Во что мы влезли?

-- Ты предлагаешь ее бросить?!

-- Это для меня такое же оскорбление, как если бы ты Рикарду велел ее мысли прочитать.

-- Извини.

-- Хорошо. Продолжим. Надо как-то прикинуть... Если на очередной заставе нас вдруг возьмут под белы ручки и потащат на суд. За похищение боярышни.

-- Но она же сама...

-- Ну, Майс! Отцу ее прежде всего надо будет доброе имя девушки отмыть. Что не сбежала, а украли. Ее никто и слушать не станет. Как же ж, она-де столько пережила ужасов! Разве ж можно ее тонкую! Возвышенную душу! Перед жестокое судилище!... Вон возьмите лучше наших свидетелей!

-- И уж будь уверен, свидетели давно знают, чего им надо сказать...

-- Короче. Что делать будем? Наместник?

-- Рикард вернется в ТопРаум. Ему задача - найти гербовник. Не конскую "выводную книгу", а настоящий хороший гербовник. Вот тебе подорожная с ее печатью, по печати найдешь герб. Узнаешь все, чего сможешь о владельцах герба. В какие гербы он входит составной частью. И нас догонишь. Ну... если не догонишь... мало ли, Тракт забит паломниками... конь захромал... живот схватило...

-- Да понял я, понял. Пойду за вами в недалеком расстоянии. Если на заставе прижмут...

-- Вот тогда и придется с боем уходить. В эту самую пущу. И лесом-лесом к тем самым Светлым Озерам. Потому как они и есть наша зеленая звездочка на карте. По всем приметам так выходит.

-- Ну, а если решение принято, можно и к стоянке вернуться. Вскиньте-ка мне на спину кабанчика... Э-эть!

-- Ты бы поберег спину-то. Опять рана откроется.

-- Или ты, Спарк, перед нашим с тобой выздоровлением сна не видал? До зеленой звезды пока не доберемся, здоровье будет конячье.

-- Ну, а потом?

-- ...Знаешь, мне все равно неловко так. С ней. Мы же у нее в доме выздоравливали. Я ее, пожалуй, просто спрошу. Хотя бы - откуда деньги.

***

-- Деньги? - Алиенор смеется, -- Сообразили-таки. Признавайтесь, всю охоту решали, что со мной делать?

-- Не всю. Кабана тоже, знаешь, пришлось немножко рогатиной потыкать. А перед тем еще догнать. По ночному лесу. А перед тем еще найти.

-- По запаху? Или наощупь?

-- Нет. Рикард мысли прочитал... Да ладно! Не хочешь говорить - мне остается только принести свои извинения.

Девушка сдвигает брови. Хмурится.

-- Нет, куда уж ладно... Мысли-то у вас останутся. А я не Рикард, читать их не умею... Да, семья наша и правда богатая. А все остальное... -- подбирает поводья и легонько стукает кобылу в гнедой бок - каблуком. Шпор боярышня не признает. "Хорошему седоку шенкель и повод, плохому - шпора и хлыст" -- кажется, так говорил ее учитель. "А норовистая попадется?" -- "А не выбирай норовистых."

Нет, ну куда опять мысли убрели!

... -- Все остальное долго, пожалуй, будет рассказывать. Давай вечером, на заставе. Про деньги можно сейчас... - девушка опускает руку на пояс и вынимает из сумки стопку своих записок; красивую медную чернильницу; наконец, сложенный вдвое плотный лист коричневатого оттенка.

-- Вот по такому заемному письму, в Ратуше городской. Не знаю, как там у вас, на юге - а у нас можно в одном городе внести на хранение сколько-то золота или там серебра. А потом в других городах получить. Ты как бы Ратуше заем делаешь. Или они потом тебе вернут с прибавкой, или без прибавки - но зато в любом городе Княжества, где есть Ратуша.

"Интересный вариант Госбанка", -- думает Игнат. Рассеяно окидывает взглядом лес. Елки остались далеко за спиной. Болотистые земли - тоже. Впереди высокие холмы, как под Новогрудком. И деревья вокруг - березы, сосны, вечнозеленые свечки абисмо, пахнущие грецким орехом - словно стены в первую зиму Волчьего Ручья.

"Правда, что ли, приударить за красавицей?" -- прикидывает Спарк, и сам себе возражает: ты все говоришь, говоришь... Ничего ты не цельный: липовый паломник, проводник-Людоед, отставной наместник... Говоришь одно, думаешь другое, делаешь вовсе третье! Вот как тут судить можно, по чему оценивать?

И надо ли?

И говорит проводник, больше чтобы себя самого отвлечь:

-- Что семья богатая, понятно по слугам и одежде. Что знатная -- по наличию герба. Кстати, могу предположить, что твоя семья еще и древняя: чем древнее род, тем проще герб... А если заемное письмо отнимут или украдут?

-- А тут мое описание и этот самый герб.

-- И что с того?

-- И... прочитай-ка рисунок?

-- Ну летучий кошак... то есть, крылатый тигр на задних лапах... на голубом поле... В изголовье стена с пятью... ну ладно, пусть будет "о пяти зубцах"...

Алиенор снова улыбается. Что-то частенько она улыбается. Зимой хмурилась больше. Впрочем, Спарк и сам рад улыбнуться. Весна же!

--... На поле лазоревом зверь восьмиполосный, двухвостый, стальны клыки изоружен, крылами над небеси оснаряжен; пятизубьим венцом наряжен, на битву изрядно спряжен; отстоит к закату, от врага крылата... Это, Спарк, случайному человеку сходу не заучить. Хоть и нарочно спряжено... тьфу, сложено, стихами. А герб следует читать в Ратуше, когда письмо предъявляешь.

"Лучше герб, чем номер паспорта и расчетного счета", -- хмыкнул про себя Игнат. - "Уж зверя крылата запомнить проще, чем бесконечное семь-семь-три ноля-восемь-два-три-пять... Да тут же еще и перед глазами сама картинка... А ну-ка, вот..."

Спарк пожал плечами. Оживил уроки памяти в Школе Левобережья. И так же быстро отбарабанил описание герба. Слово в слово. Алиенор хлопнула глазами. Осторожными движениями убрала письмо. Потом бумаги. Потом чернильницу.

-- И что, ваши все так могут? Южане?

-- За южан не поручусь, -- наместник с нарочитой небрежностью поднял брови. Порадовался впечатлению. Вздохнул:

- Был я в Закатной Крепости, на берегу Хрустального Моря. Видел южан... Там, впрочем, тоже Школа есть. Вот, кто в Школах учился, те, пожалуй, могут с одного прочтения запомнить и лист... -- Спарк легонько потрепал своего коня по золотистой шее. Продолжил:

-- Так что ж, украсть письмо. Девушку найти, с нужным лицом и походкой. Гербовники продаются, значит, добыть его можно. Прочитать там описание. Или, чего проще, взять письмо с хозяином. И заставить его самого все правильно сказать и получить деньги.

-- Пробовали такое, -- девушка прикусила губу. - Пробовали. Я чит... слышала.

-- И как?

-- Да так... Знаешь, Спарк... Вот, например цвет поля, он какой?

-- Голубой. Или лазоревый.

-- Или лазурный. Или лазуритовый. Или "синь морская". "На сини морской зверь восьмиполосной, о двое хвосты, о пятеро зубцы... Клыки стальны, крылы сильны..." Ты рядом стоять будешь, все будешь слышать, а не узнаешь расхождения. Откуда тебе знать, как правильно читается, если во всех книгах переписчикам велено хоть слово да заменять? Выходит, и так верно, и этак. А в Ратуше, кто герб по книге проверяет, они сразу видят знак. И пошлют за мной слежку. И те, кто моих, скажем, друзей, держат где-нибудь в погребе - их по мне выследят.

-- А если у Ратуши не найдется кого послать -- тебя выслеживать?

-- Тогда еще проще. Охрана есть всегда. Не показывая и виду никакого, мне тут же приставят двоих или троих, или даже десяток, сколько бы ни нашлось под рукой. Они же и деньги понесут: дескать, правила такие. А от меня только одно требуется: в нужный момент без чувств упасть.

-- Да, продумано, - завертел головой Спарк, -- Я уж было собрался вам посоветовать отпечаток пальца ставить. Как в Китае. А если у меня нет герба, тогда что?

-- Тогда плохо... На всех защиты не хватит. В Китае твоей тоже, небось, на всех гербов не хватило. А если всем гербы выдать, дворяне взовьются. Да и золотари, пожалуй.

-- А эти-то почему?

-- А что им на гербе рисовать? И какого цвета?

-- Ну вот, а еще боярышня...

-- Какой вопрос, такой ответ. Расскажи лучше, что в Китае твоей еще есть занимательного. И почему отпечаток пальца?

-- Потому что рисунок на пальце мало у кого совпадает. Не помню, то ли на десять тысяч одно совпадение, то ли вовсе на сто. А чтоб все сразу совпало: отпечаток, внешность, походка, привычки... Поищи попробуй... Уж лучше я тебе про Пустоземье расскажу. Или про Лес. Или хоть про Хрустальное Море. В Китае в том, сколько живу, не бывал ни разу...

"А живу я... если здешний календарь приложить... уже тридцать пять лет. Ну, тридцатник-то уж точно!"

***

Тридцатник есть наверняка. Какой стороной тот календарь ни прикладывай. Как и Петру, Кащей который. Как там звучало - в первой части Марлезонского балета, на Земле еще... короче, в прошлой жизни... "Через десять лет я стану таким же?"

Может и не таким же в точности. А на части рвет почти так же. Петру что! Ему выбирать между настоящим бизнесом и игрушечными мечами. Простой выбор. Впрочем, если за других решать, то все проще некуда. Самому что прикажешь делать?

На последнем привале перед священной долиной приснился Спарку тот самый Сергей. Шлем непременный поставил у ног, сел на него. Поглядел недоуменно:

-- А что тебе на Земле? Мы тут до седого обволосения будем сражаться просто за крышу над головой! Вот, как я дом захотел. Прикинул туда-сюда: ну, тысяч сорок надо, если строиться. Готовый-то еще дороже. Ладно, пошел в банк перед Вечным Огнем. Говорю: ну, зарплата пятьсот. Сколько можете предоставить? Девочка в ответ: десять тысяч на пятнадцать лет. Это, если однокомнатная сейчас от восемнадцати до двадцати восьми! Сесть в кабалу на пятнадцать лет - и, главное, за что? За какой результат или там выгоду? А ни за что, вот обиднее всего! И потом, на пятнадцать лет - процент высокий. В мире жилье кредитуют на двадцать пять-тридцать лет... Ладно, не один банк у нас в городе. Нашел, где двадцать пять тысяч дают. Правда, надо еще четыре поручителя найти. Четыре дурня, которые своим имуществом за тебя пятнадцать лет ручаться будут. Да чтоб их совокупный доход еще позволял... Мать с дедушкой не пришьешь: зарплаты не те. Но даже и с четырьмя поручителями выплаты по кредиту триста монет в месяц. Из них сто тридцать собственно долг, а банку за доброту и ласку его - сто семьдесят... При моей зарплате - пятьсот. Триста на кредит. За квартиру-свет-газ-телефон сто. На еду сто... а детей кормить чем? Белком товарища? И пришлось мне губу закатать обратно... А ты рыло воротишь. Кум королю! Живешь, где хочешь, жрешь мясо без консервантов, водку не из опилок, сосиски не из бумаги, котлеты из мяса, а не из хлеба... Девки вокруг неосвоенные стаями... Ладно б еще "гынтеллегенция", навроде Андрюхи того же, Кузовка. А тыто чего ушами хлопаешь?

Игнат выдохнул, как медведь перед штурмом. Была бы во сне трава - полегла б начисто.

-- Знаешь, меня от мажоров по жизни тошнило. И больше всего я вот и боюсь стать такой сукой, на которую люди снизу вверх вынуждены смотреть, заискивать. В каком бы мире ни живи.

Сергей хлопнул по колену крепкой ладонью:

-- Неслабо нам промыли мозги. Если еда хорошая, да жизнь широкая, да фляжка в заднем кармане, так уж сразу и мажор? Этак ты еще меня в мажоры запишешь...

-- А что, у тебя нынче жизнь широкая?

Сергей отстранил иронию жестом и продолжил:

-- Ладно, тогда у Анрюхи позаимствуем решение. Он свалил в сеть. Сайт у него, комьюнити, тодругое. Его там уважают. И ты создай свой мир.

Проводник отмотнул головой:

-- Да ну, этим счас только ленивые не занимаются. Тот же Андрей, вспомни, жаловался: каждый свою софтину пишет, вместо чтоб юзать стандартные компоненты...

Захохотал Сергей. В ладоши захлопал. Подскочил и мотоциклетный шлем ковбойским сапогом пнул:

-- Ага! Вывеска: создание миров! Мы зажигаем звезды! Йохоу!! А нахрена? Чисто пространство раздвинуть и загаживать по-новой?

В кадр совсем неожиданно вошел отец Игната. Оправил костюм, повернул галстук. Шлем Сергея подобрал и аккуратно повесил на сгиб локтя - корзинкой. Покачал головой укоризнено:

-- Люди с незапамятных времен бьются за то, чтоб всем всего хватало. Сначала надо место, где ты упрешься. Фундамент, чтобы оттолкнуться к высотам. Архимед же не зря сказал про точку опоры! Да и Стругацких почитай: теорию горизонтального развития человечества...

-- Читал я уже, -- фыркнул Игнат. - И читал, и думал. А дальше-то что?

***

Дальше по Светлому Лесу паломники шли небольшими группами. Караваны распускались на последней заставе. Человек оставался с ближайшими друзьями. Или вообще наедине с собственной верой.

А немного было вер у госпожи Висенны. Спарк прожил у нее почти столько лет, на сколько Сергею предлагали кредит взять. И не припомнил, чтобы где стояли кумирни духам местности. Или - храмы, идолы, статуи. Или - чтоб звучали священные гимны, молитвы, да хоть поговорки те же! Скажешь: "Черт побери" -- не поймут. Это надо объяснять, кто такой черт, что такое ад; а затем и рай; а затем - кого и за что распяли. А тогда придется объяснить, что такое крест и Рим; цезарская власть и легионы... и так вот вся Земля за одним коротким ругательством...

Здесь же ничего подобного нет. В случае, когда землянин посылает любовно-пешеходным маршрутом, местные посылают в туман. Но ругательство про туман свежее, и виновник его - тот самый Болотный Король. Лет сто назад, или около того -- точные даты Спарк не запомнил -- король затеял великую войну с Лесом. Накрыл Бессонные Земли сплошным одеялом тумана, дождливыми тучами. Королевская магия питалась от стихии Воды. Владыка Грязи глотал и глотал перелески, затягивал хлюпающей грязью низинки, ржавой водой заливал овраги. Пока Лес не положил двенадцать жизней на ритуал призывания стихии Земли. За неполный год в сердце Левобережья выросло исполинское плоскогорье, утопить которое Болотный Король уже не сдюжил. В те-то страшные времена Грим Двухсторонний перечеркнул все квадраты своего Пояса; волчьи стаи Аар и Хэир потеряли каждого пятого, отступили на восток и север, прижались к Ледянке; стая Тэмр не отдала Немытому Королю "ни клочка, ни когтя", но потеряла из каждой пятерки - четырех. И до сих пор считалась самой малочисленной на восточной окраине...

Те же стаи верили в Великую Битву, в защиту Равновесия. Маги - в семь стихий. Все вместе - в общую взаимосвязь каждого с каждой былинкой. Кроме госпожи Висенны, очеловеченных богов не существовало. Мало того, не существовало и памяти о них. То ли все сгорело тысячелетия назад, когда империи прошлого самозабвенно хлестали континенты огнем и заразой; то ли растворилось потом, в кипятке переворотов и войн. Единственный храм, известный Спарку - Храм Ветра в ЛаакХааре - представлял собой удобное, просторное помещение для духовных упражнений, медитаций на стихию Воздуха. Но содержался храм городским советом, на него платился особый небольшой налог. Не было при Храме Ветра никаких выделенных священослужителей.

И вот сегодня - Светлое Озеро. О котором, как выясняется, знает все Княжество. И немного слышали его ближайшие соседи: ГадГород, Юнград, Финтьен, Урскун... Но значения общекняжеской святыне не придавали почти никакого. Настолько не придавали, что даже наместник ХадХорда за три года правления не встретил ни одного желающего это самое озеро посетить.

-- Но ведь это удивительно! - Алиенор даже приложила пальцы к щекам, -- У нас на одних только паломниках с Равнин поднялся и процветает целый ТопРаум! А вы даже не слышали, что у нас есть такое озеро!

Ратин, похоже, уверовал в зеленую звезду полностью: ветки на вечерний костер ломал руками. Даже не об колено, а так, прямо в воздухе. Услышав замечание девушки, фыркнул в усы, выдохнул - и очередную палку запросто разорвал пополам.

-- Здоровый, как медведь! - оценил маг, расчесывая правый ус. Майс и старший брат Ветер растянули шатер. Подошли послушать, чем Спарк удивит сегодня. Сам проводник только что залил котел водой и пытался сообразить, сколько на семерых сыпать мясных кубиков. Разговаривал с Алиенор невнимательно, и потому брякнул:

-- Слышал я про ваше озеро. Маги Седой Вершины давно вычислили, что там мощный узел силы. Стихии Жизни. Только за войнами да переговорами все посылать посмотреть было некого. Аж пока самого сюда не послали.

Младший брат Ветер так и замер на месте, прилипнув щеткой к конскому боку. Старший выронил пару колышков от шатра, и Майс наклонился подобрать их сразу - потом в темноте не найдешь.

Девушка подтащила вьюк, устроилась поудобнее. Извлекла чернильницу, шкатулку с перьями. Жестом потребовала фонарь - Ветер-старший медленно сходил, заключил часть костра в светильник, за толстые выгнутые стекла. Вернулся и поставил фонарь слева от стопки бумаги.

-- Ну, проговорился уже, так рассказывай и про себя, -- мило улыбнулась Алиенор. - Ехали, ты болтал много. Да все отвлеченно: город... Про себя и Братство свое -- ни полслова.

Пока боярышня готовила письменные принадлежности, Игнат успел заправить котел мясом и щавлем. А Рикард Олаус - притащить ту самую кошму:

-- Садись. Нам ведь тоже про тебя кое-что интересно.

-- Например, -- хрупнул очередной веткой Ратин, -- Как же ты все-таки...

-- Уцелел на стене! - фыркнул Спарк, но на кошму присел. - Я уж печенками запомнил.

-- Так расскажи!

Игнат призадумался. Выдохнул. Ответил потерянным голосом:

-- Нет. Про это пока не могу. Правда, атаман, кровью в чаше поклянусь!

-- Если ты меня напугать боишься, так не бойся, -- Алиенор тоже взяла тоном ниже. - Здесь Светлый Лес, понимаешь? Можно сказать... почти что угодно. Все плохое к утру смывает. Даже если я и напугаюсь... Ну... Чего там...

-- Мне самому вспоминать страшно, вот что... - проводник закинул голову к небу, -- В Кругу стоял, не так страшно было. В черную весну, от пожарища, была злость. Отвешивала мой страх, как тележки, что на спуске в ТопРауме. Когда в море смыло, красиво было и солоно, хоть и тоже страшновато. А вот перед стеной пусто было. Пусто, атаман! За мной никого. Во мне никого. Только дойти - и все...

-- Извини, -- Алиенор прибирала бумаги, -- Накинулась с вопросами, как мышь на сало...

-- Я больше строить люблю. Вот, например, Волчий ручей строил дважды.

-- Что, с первого раза не вышло? - прогудел над ухом Ветер-старший.

Спарк оторвал взгляд от созвездия Стрелы. Вяло шевельнул кистью:

-- Да нет, сожгли какие-то суки. Мы их потом... э-э...

Ратин повернул голову, отвлекся от помешивания мяса и вставил мечтательно:

-- Талгир не пожгли бы! Ну, Город-на-Мосту, ТиэлТалгир который...

-- А вы его тоже построили? - девушка выхватили листки и снова зашуршала пером, -- На мосту! Как интересно!

-- Пришлось отложить, -- ответил Рикард, переходя к левому усу.

-- Почему, если не тайна?

Наместник выпрямил спину, сунул руку за пазуху. Выловил и вытащил потертый кленовый футляр на простой цепочке. Свинтил крышку и вытряхнул на ладонь свернутое в трубку письмо - то самое.

-- Вот. Можешь даже переписать для истории. Раз уж здесь Светлый Лес, в котором можно говорить все.

-- Благодарю... так, приветствия... а вот и начало, где ногтем отмечено... Ничего, если я проговорю? Мне так записывать быстрее.

-- Тогда давай я озвучу, а ты с голоса, -- Спарк не единожды перечитывал письмо, и теперь заговорил почти наизусть, лишь изредка поднося лист к фонарю:

-- ...Дошли известия, что ты достиг успеха в ГадГороде. Значит, силы твои достаточны для того, в чем нуждается Академия. Прими же во внимание, что ты, Спарк эль Тэмр, можешь израсходовать дни своей жизни на себя, как и всякий иной в Лесу. Но мало у кого есть такая же возможности потратить свою жизнь для нас всех. Раз ты послал ко мне лечиться своего человека, то способен сострадать. Возможно, поймешь меня. Нам удалось вернуть руки Сэдди Салеху, но гораздо больше я помню тех, кого не спасла вся Магистерия с мастером Йоном во главе. Даже ты сам после известного тебе случая... -- проводник сглотнул и пояснил:

-- Однажды попали в снег дня на три. Закоченели -- как палки. От середины зимы и почти до весны лечился.

-- А мы думали, ты в Совете воюешь, -- подал голос Ратин, -- Это уже потом ты вернулся и рассказал... Мясо готово.

Усатый маг живо подскочил:

-- Погоди, не читай, мы сейчас... -- схватил облезлую сухую ветку, бросил: тонкая. Подобрал толстенную суковатую палку, продел в дужку котла, и вместе с атаманом убрал суп с огня. Прошел ветер, зашелестели и посыпались в кипяток лохматые березовые сережки, свежие маленькие листья. Краем глаза Игнат разглядел обоих стражей боярышни: слушали молча и больше уже ничего не роняли. Что же их тогда удивило? Он прокашлялся, разгладил письмо и прочитал снова:

-- Даже ты сам после известного тебе случая можешь заболеть сильно, если крепко перемерзнешь. Ратин с Волчьего Ручья тоже, как из твоего письма следует, сильно побит. А еще ты печалился, что многие погибли или остались покалечеными после взятия ГадГорода. Вот почему прошу тебя своим именем, а именем четвертого закона требую: езжайте на север и разыщите предсказанное по карте Великим Доврефьелем место, где будет сильна магия жизни. Там следует основать школу, и найти такие способы лечения, при которых маг не будет платить своим здоровьем за тех, кого лечит. Основать школу открыто или в тайне от проживающих там, решим позже... Ну, дальше опять приветы мелким и крупным родственникам... Не быстро я читал?

-- Быстро, но я успела, -- девушка помотала рукой. Прибавила осторожно:

-- А что, никого помельче званием нельзя было отрядить на север на розыски? Вон князь в такой ситуации бы просто послал людей...

-- Людей! - хмыкнул Майс. -- Так ведь людей-то в Лесу раз-два и обчелся. Ведь не ежей с медведями к вам сюда посылать! Они бы, может, и прокрались глухими лесами; а ну как потребуется дорогу спросить? Или бумагу в приказ подать? Посольство в ЛаакХаар набирали с бору по сосенке, и то без особенной удачи вышло. Ты думаешь, отчего Спарка волки при первой встрече не убили, да почему его потом наместником сделали? Выбирать-то особо не из кого: в пограничном крае наместник должен человек быть. Человека горожане понимают лучше и боятся меньше... И совсем уж мало таких, чтобы ученые, чтобы понять, с чем встретились; да не поссорились с другими по дороге; да чтобы с мечом были знакомы и магии не чуждались, чтобы могли собрать золота на такую поездку, да и чтобы обязаны Ледяной Ведьме четвертым законом!

Алиенор задумчиво переложила листки. Спарк вытянул один, поискал на земле прутик. Обмакнул в чернила, пристроил на плотно упакованный край вьюка и принялся рисовать проект города-на-мосту. В самом деле, хорошо бы его все-таки сделать!

Боярышня пробормотала чуть слышно:

-- Впервые вижу, чтоб наместник... это, по-нашему, воевода выходит... вот так вот по одному слову женщины, которую никогда не видел...

-- Ну почему! - усмехнулся Спарк, вытаскивая следующий лист, -- Как раз видел.

-- Она хоть красивая?

-- Очень.

-- Замужем?

Проводник утвердительно кивнул. Алиенор надула губы:

-- Но ты же ее никогда не получишь, зачем же идешь?

"За наградой раз сходил", -- мрачно подумал Игнат. - "Ирку вон дождался уже..." Пожал плечами:

-- Не только за себя иду... Письмо читала и не поняла?

Девушка вспыхнула:

-- Ну какой тогда смысл иметь власть и не пользоваться, что за дурь! Послал бы кого вместо себя!

Неожиданно ее поддержал атаман:

-- Вот и на стену зачем ты сам полез?

-- Хватит, напосылался! - рявкнул наместник, -- Сэдди вспомни того же; а Глант, что вместо меня на переговоры пошел?

-- А когда ты сам пошел, -- не уступил Ратин, -- тоже ведь Неслава убил. Чем ты лучше?

-- Тем хотя бы, что не дал убить себя! - огрызнулся Спарк.

Майс и Ратин переглянувшись, проворчали восхищенно-досадливо:

-- Ну да, ну да... Как же, эль Тэмр!

***

Игнат эль Тэмр - такого до сих пор не бывало. Спарк эль Тэмр, или Игнат Крылов. Игнат, но не проводник. Студент или наместник. Землянин или... или Людоед.

Волкодава на тебя нет...

Скоро полторы восьмерки лет, как пошутил - а икается до сих пор. Строителем не назвали. За ГадГород молва народная прозвища не поднесла. А за черную весну...

Игнат, стало быть, эль Тэмр.

"Ладно", -- думал Спарк, забираясь в спальник. - "Будем жить дальше. Опять во сне с кемнибудь пособачусь... А если я просто спать хочу? Достаточно ли моего желания, чтобы хоть этой ночью не тревожили?"

Оказалось, достаточно.

Собеседников не явилось. Игнат уже и мысли извострил, и словами запасся. А не явился никто. Проспал наместник всю ночь до предрассветного инея на ушах. Вскочил, принялся уши и щеки растирать. И, видимо, ненароком сдвинул себе голову набекрень. Заскочила туда мысль, да сразу же и рванула. Если бы на Земле такую мощную точку Жизни нашли, что бы сделали? Ясно что - медицинский центр. Поначалу жутко дорогой и бесконечно элитный. Но потом-то... Процесс наладится, каталки поездами пойдут. Не надо ни дорогих лекарств, ни неимоверно сложной электроники...

Магию Жизни на Землю не перетащишь. Сейчас уже не важно, какова у той магии природа, да какие в основании ее вертятся шестеренки... ну, кварковые какие взаимодействия, глюоны там какие особо шустрые на гравитационных струнах музыку Айнур наяривают...

Зато больных сюда перетащить вполне можно. Маги ведь клянутся на своих колдовских дубинах, что Игната домой в любой миг единым духом запустят. Как Гагарина в космос. Значит, и оттуда сюда тоже можно.

А тогда зачем вообще между мирами - выбирать? Соединить их порталом, и да будет мир единым, цельным и связным.

Приходила уже такая мысль. В земляном мешке под Школой Левобережья, во время nigil elprovo, "испытания ничем".

Тут проснулся атаман Братства, поглядел на Спарка и спросил осторожно:

-- Опять спину схватило? Стоишь перекошенный, ровно дуб за опушкой.

И не стал Игнат больше ни хитрить, ни рассусоливать, а вытряхнул из своих многострадальных извилин все осколки столь разрушительной мысли. И передал их Ратину, как сумел.

А пока сын Ратри Длинного задумчиво скреб затылок и выцарапывал из подбородка нужные слова, Спарк совсем некстати вспомнил: строителем мостов называют не кого иного, как дьявола. Еще бы: жили и без моста - не тужили. А тут из-за реки мало ли кто припрется!

-- Ну ты и дорогу выбрал... -- проскрипел, наконец, атаман, -- Легко из бревен домики складывать, легко уже существующими законами пользоваться. И рассказывать легко: пришел, увидел, победил! А создавать новые законы - туман его знает, создашь чего, а оно уже есть... И вот как знать, что именно требуется создавать? И невидная эта работа, все равно как нас в Школе учили: деревья промывают воздух. Каждое дерево не так и много, только все они вместе, за много лет... Так и у тебя будет: не одна сотня лет пройдет, пока мир переменится, и сам не заметишь, как. С нашими-то проще, у нас еще полной карты Висенны не составлено, привыкли люди, что есть где-то неведомые страны. А у вас уже все переписано, исчислено и взвешено, ваше знание куда жестче закрыто и закуклено...

-- Да ведь то же самое и точно теми же словами я Берту Этавану говорил! Или он мне!? - вскричал наместник, и тотчас же разбудил всю стоянку. Подошел Рикард и спросил, что за шум. Мысль Игнатова в нем сработала мгновенно. Усатый маг протер глаза и заметил осторожно:

-- Ты насчет моста очень даже прав. Мы тут живем очень давно и в равновесии. Да, конечно, у нас меняются только имена властителей, выигравших ту или другую битву. Но посмотри сам, на что нам техника, на что изменять жизнь? У вас, например, для чего все это развивалось?

Игнат сунулся в память свою за примерами: и детская смертность уменьшилась, и продолжительность жизни увеличилась, вот и в космос скоро полетят туристические рейсы... А потом спохватился и вспомнил Чернобыль, Тримал-Айленд, Тоцкий полигон, Новую Землю и Семипалатинск, чуть не ежегодно горящие на украинской железке цистерны с фосфором, и свой город, в котором после Второй Мировой уцелело всего три или четыре дома на Монастырьке...

-- Если он прав насчет моста, так прав и насчет Города-на-Мосту!... -- начал было Мастер Лезвия Майс, но проводник его не дослушал. Он сел, где стоял, и шептал тихо-тихо:

-- А вот этих самых медведей у нас будут стрелять с вертолетов... Так зачем же я иду? Зачем вкладываю столько сил? Зачем завязываю такой узел судьбы, который тысячелетиями не расхлебать? Госпожа Висенна, объясни - зачем?

***

-- То есть как это "зачем?" Я обязан убедиться своими глазами!

"Не то Великий Князь из меня эти самые глазки вынет", -- прочитала Лиса в густо-синих радужках посланника. В конце-то концов, если даже она посланнику ничего не скажет, скажут стражники на воротах, доносчики в Ратуше...

"Вот пусть доносчики и доносят!" -- внезапно обозлилась девушка. - "Им за то деньги идут. А мне на свадьбу подарены."

-- Вы присядьте, вина выпейте с дороги. Сейчас муж придет. Я без него с посторонними разговаривать не могу. Ревнивый - страсть! Диккин! Дик, где там пропал! Стакан гостю! И поднос не забудь, сколько тебя учить! Прошу к столу...

Пришлось княжескому гонцу войти и присесть. Пригубить напиток: на вкус не из лучших, но и от худших далеко отстоит. По доходам. Оглядеть просторную комнату с большими окнами на север: вычищено и прибрано, как может сделать только женщина, дорвавшаяся до устройства собственного дома. Муж, дом, дети... Где в этой жизни место госпожи Алиенор? За печкой?

Значит, Лиса вышла замуж... если за младшего брата Ветра, то все просто.

По мощеной улице прогремели подковы. Скрипнула калитка.

-- Дик! Вороного прими! Если хорошо почистишь, дам из лука пострелять! Живей!

-- У нас княжеский гонец, хозяин.

-- Вот как. И с чем же?

Распахнулась дверь. Нет, это не младший брат Ветер. Хотя по стремительности может поспорить и со старшим.

-- Шаэррад Кориенталь, сотник городской стражи ТопРаума.

-- Андрей Нишарг из Краснополья. Посланник господина Северных и Южных Равнин, Великого Князя ТопТаунского, Логвина Грозного. По слову князя, разыскиваю госпожу Алиенор, у которой в услужении состояла ваша жена.

-- А! - Тигренок сел на лавку, -- Я уж думал, ГадГород по мою голову прислал...

Гость вежливо поднял бровь: дескать, вижу, как пытаешься увильнуть. Не пытайся. Не пытают. Пока.

Шаэррад Кориенталь выдохнул:

-- Я и сам у нее казначеем состоял. Да вот... -- и неожиданно улыбнулся жене.

Андрей Нишарг стиснул зубы. Представил себя со стороны: примчался тут. Вопросы задает. Княжеским именем пугает. Посланник уронил голову:

-- Так где она? Куда отсюда поехала?

-- А как вы нас нашли? - тихонько спросила рыжая красавица.

-- Да по векселю же! Заемное письмо, герб озвученный. Давно же ищут. На заставы описания не давали, сама понимаешь, не каждому щенку на воротах знать... А деньги рано или поздно понадобятся. Или ей самой, или тем, кто ее похитил. А соколу с вестью тут всего одно солнышко лету... -- Нишарг решительно уселся за стол и повернулся к хозяевам:

-- Вижу, она просила не говорить никому. Но ее все-таки отец ищет. Изводится. Вдруг ей там плохо?

И Лиса купилась:

-- Да нет же! Она счастлива - наконец-то нашла парня, который ей нравится!... - осеклась. Посол вежливо кивнул:

-- Я должен увидеть своими глазами. Без этого не вернусь. Тебе, сотник, не надо говорить, что такое вернуться, не исполнив приказа.

Тигренок вспомнил, как на последнем привале перед ТопРаумом рубили дрова. Ратин загнал топор в середину колоды, и тщетно тужился вытянуть. Спарк наблюдал с непонятным выражением лица, потом буркнул ехидно: "Что - за-астря-ял?" И почему-то рассмеялся, будто невесть какую шутку отмочил.

А ведь и правда -- застрял...

Не убивать же гонца. За ним - Князь. Силен, видать, батюшка у Алиенор, если добился от Князя помощи в розыске. И зря они на заставы не сообщали. Сколько раз по пути боярышня знаки и грамоты предъявляла. К родичам заезжала в Алакерте, целый дом заняла на пол-зимы... С другой стороны, родичи своего не выдадут. Никому и никогда. На верности стоит мир...

-- Господи-ин Ниша-арг!

-- Диккин, открой калитку. Кто-то к посланнику с улицы.

-- Я мальчишку с конем послал. Сам открою.

-- Открой... и пусть Дик быстро придет сюда.

Тигренок вышел, в несколько шагов добрался до калитки, открыл ее и впустил служащего Ратуши: обыкновенного письмоводителя в синем должностном халате. Направив его к дому, сын тысячника заглянул в сад и свистнул, подзывая прислужника.

Вернулись в дом вместе. Письмоводитель уже выходил из дверей. Нишарг, сияющий ярче чайника, торопился следом, переспрашивая:

-- Книжная лавка?

-- У западных ворот.

-- Гербовник, стал-быть, покупал? А точно ли он?

Лиса глазами указала мужу на калитку и велела:

-- Проводи гостей! Вежливо. Ве-е-ежливо! Понял?

Сцапала мальчишку за ухо:

-- А ты иди сюда! Я тебе велела что?! Вина гостям подать, а не кислятины! Показывай, откуда наливал!

Втащила в дом, захлопнула дверь:

-- У западных ворот. Усатый дуболом, стоял с нами, когда тебя нанимали. Как хочешь, но обгони этих. Скажи: ищут. Успеешь, расскажи про гонца. Не успеешь, так хоть издали крикни... через черный ход, на двор, через ограду. Бегом!

И только тут отпустила ухо. Диккин бросился стремглав, отчаянно растирая пострадавшее место. У калитки многословно и витиевато извинялся Тигренок. Андрей слушал с отменным терпением. Наконец, Лиса появилась на крыльце, и взмокший до носков Шаэррад проделал последний поклон.

Посланник не торопясь вернул поклон и пошел к Ратуше, продолжая беседу со служащим:

-- Ну, так точно ли он самый?

-- Как не точно! На заставе подорожную предъявил с ее личной печатью! - письмоводитель сделал значительную мину:

-- Прикажете взять?

Андрей Нишарг только что не мурлыкал:

-- Зачем же сразу взять? Пусть ему подковы каким-нибудь знаком пометят. Подпилят, засечку приметную... Следом поеду. Там всего-то четыре дня пути. До Круглой Долины.

***

Круглая Долина распахнулась перед глазами путешественников далеко за полдень. Березняки в свежих листьях и золотых пушистых сережках, заканчивались на склонах. Ниже леса склоны поросли ровной невысокой травой, ярко-зеленой по весеннему времени. Дно котловины заметно уходило вниз, но ни малейших признаков болота или даже мокрой земли Спарк не заметил.

Посреди котловины под заходящим солнцем блестело Светлое Озеро. Паломники становились на ночевку у подножия холмов, не приближаясь к воде. Еще в караване Братство выяснило, что ритуал совершается на рассвете. Рассвет - время Жизни. Так же, как полдень - время Огня, закат - Воздуха, полночь - Воды; глухой предрассветный час посвящен стихии Земли, а утро до полудня почему-то считается временем Разума. "Земля рождает Жизнь; Жизнь высвобождает Разум; Разуму не устоять в Огне; Огонь движет Воздух; и Вода гасит ветер..." -- так, помнится, объясняли в Школе Левобережья. Но ритуальный счет времени не употреблялся никем, кроме магов. Спарк почти никогда его не слышал.

Скоро уже час заката. Вспомнить урок Терсита, попробовать почуять Ветер?

-- Ты узнавал, в чем состоит ритуал? - Ратин неслышно подошел из-за правого плеча.

-- Надо просто окунуться в Озеро. Можно в одежде. Главное - поймать миг, когда вода светится зеленым.

-- Она и сейчас как будто зеленая.

-- Ну... наверное, нужно, чтобы светилась ярко. Или чтобы сама вода светилась. Сейчас-то она просто блестит под солнцем.

-- Спарк...

-- Да?

-- У меня осталась к тебе единственная просьба. Расскажи.

-- Как я уцелел на стене?!

-- Я испугался тогда. И не пошел бы на стену нипочем. Единственный раз в жизни у меня дрожали колени. Я радовался, что сижу в седле! Никогда прежде и никогда потом такого не было - а ведь я после нарочно лез повсюду, где только можно и нельзя. До сих пор жду страха, как огня в перебитых ребрах. Вот почему я хочу знать.

-- Ты спрашиваешь так, будто мы оба умрем назавтра.

-- Мы прежние умираем каждый вечер, -- выдохнул атаман. -- А утром в нашем теле рождается кто-то новый.

Сын Ратри Длинного победил волнение. С нарочитой небрежностью пожал плечами. Но голос... голос еще дрожал. Пожалуй, без "nigil elprovo" Спарк бы не уловил.

-- Рассвет. Время Жизни, -- согласился наместник. - Ну хорошо. Присядем. Я ведь тоже боялся. Я не знал, что делать. Кто я такой. Могу ли хоть что-нибудь. Или просто Академия мной двигает по доске. Как в наших шахматах. Превратили пешку в коня. Неважно, в ладью там, или в слона. Да хоть в ферзя! Если любая другая пешка может снять тебя с поля... И тогда я подумал: пусть будет что угодно. Все равно, что. Я согласен. Вот мои руки; вот мое сердце - берите. Умного судьба ведет, дурака тащит. Мне казалось, меня катят ногами. Бочонок по брусчатке...Теперь я знаю, для чего люди напиваются. И для чего лучшие бойцы перед поединком очищают голову от лишних мыслей. Мне Лотан давно это говорил. Я даже думал, что у меня получалось. В Кругу... с волками. Но только перед стеной я понял нужную степень очистки. Сосудом Божиим все хотят быть; никто - его ночным горшком!

Подошел Майс. Атаман вежливо отмахнул ему ладонью: пожалуйста, не мешай. Мечник сплел пальцы в знаке высшей срочности. Ратин пожал плечами и поднял руку: перед небом ничто не срочно.

-- ...А потом мы влезли на стену. Я сразу вспотел: всегда потею, сколько ни упражнялся. Самое малое усилие - и мокрый, как мышь. Ладно. Влезли. Там горожане. Впервые увидел, как смертники дерутся. Вот где мне стало страшно! Один кидается в ноги, головой вперед. И, конечно, получает меч в затылок. Но, пока его бьют, второй наваливается сверху, прижимает мечнику руки к телу, с размаху лбом в шлем! Мне больно стало, как увидел. А ему уже все равно! Отжимает врагу лицо в сторону - и зубами куда придется. В нос, в щеку, в горло! И они хрипят друг на друге, катаются по стене, а по спинам вторая пара бежит. А еще видел, на стене встал такой хорошо закованный парень, с коротким клинком. Трех смертников разделал на тряпочки, не больше зеленых флажков на их спинах. Стена узкая, не обойдешь. Не успел я подскочить, четвертый разгоняется по зубцам, прыгает - всем телом -- и сбивает его вниз, внутрь города. Со стены. Вместе с собой. И крик. На выдохе. Такой, что "о" в "а" переходит. Чтобы имя его помнили. Чтобы с рода позор снять!

Проводник вытер лоб. Ратин вытер лоб.

-- ... Дошли до надвратной башни. Навстречу копейщики. Горожане уже испугались. Не то сообразили бы убрать мостик от стены к башне и дверь закрыть. Я вперед. Срубаю наконечники. Прилетело кистенем в ухо. То есть, над ухом. Радуюсь: шлем отменный. Голова звенит, но на ногах стою... Тут зеленые убитых - какие со стены не упали - за руки, за ноги, раскачали, и на копья. Пригнуть к земле или обломить. На стене больше четырех в ряд не встанет, а пока копейщики со мной возились, по зубцам еще двое разбежались. В кучу! И вся эта куча с копьями, вперемешку - со стены. Мы в башню. Тут у меня преимущество: рубятся горожане так себе. Зеленые уже насобирали с трупов: где клинок, где наруч, где и кольчуга. Вороты, конечно, заклинены вглухую. Отбиваем цепи внутренних ворот, створки бабах! - на площадь. Решетка опущена и внизу тоже заклинена. Рычагами на "семь-восемь" тянем кверху, надсаживаемся. Тут из города десяток или даже больше, видимо, запасные... Поздно, мы уже внутри. Тогда они факел в подвал башни, а там, должно быть, дрова и масло были давно готовы. Пламя выше стен. Зеленые кто куда - а остается только на стену, где их стрелами почем зря. А мне все равно. Даже доспех не греется. Первое, что я об этом мире узнал - посвящение Огню... И вот все горит, а я на рычаге повис и плачу: сил не хватает. Одному не нажать! Мост смертники опустили: только стопоры снять, он сам и упал... Засов на воротах размолотили. Решетка тоже прогорит, но это ж когда еще! А черное знамя уже ко рву подходит. Зеленые видят: Опоясанный внутри остался. Обратно в башню - а не войти. За два шага волосы вспыхивают... Хватаю отклепанную цепь, к бадье с камнями. Там стояли такие, чтоб вниз кидать. Бадью волоком на площадку, откуда и сила взялась... Вторую, третью, еще, еще, еще... На цепь нанизываю. Второй конец за подъемный крюк решетки. Бадьи пинками вниз - цепь и решетка вверх. И сам на рычаг. И тогда только пошла герса, и засыпка от ворот откатилась. Вниз выхожу черный, как смола. Пояс вот настолько в копоти. Но живой. Горожане стоят, смотрят. Думаю: надо меч достать. Вяло так думаю, как в воде. А они поворачиваются - и бегут. И тут сзади рык: черное знамя в город входит. Ворота выбиты. Медведи камни раскидывают. Башню из рва поливают. Наспех, чтобы пройти только. Щиты вокруг. Я лицом в брусчатку, а надо мной копья из баллист - взанг! Откатываюсь, в переулок ползу, подымаюсь: все. Взяли. И тут уже с неба Ханарай: северная стена взята. А я стою, и прямо кожей чувствую: отпускает. Отходит. Все. Все кончилось. Буду жить!

Проводник вытер слезы. Ратин вытер лоб, шею и затылок.

-- Ты это хотел узнать?

-- Мы-то все думали, ты сгорел. А ты никогда потом не говорил.

-- Сразу надо было бадьи навешивать. Больше б уцелело...

Помолчали. Спарк все утирал и утирал лицо. Наконец, спросил:

-- Тут Майс подходил с чем-то важным...

Атаман поднялся, отряхнул штаны и призывно махнул рукой. Подошли Майс и Рикард.

-- О! Усатый вернулся.

Олаус коротко поклонился и начал без предисловий:

-- Ищут нас. Рыжая того пацаненка прислала, когда я в лавке с гербовника переписывал чтение герба. Приходили к Лисе от Князя.

-- И что с ними?

-- Да вроде с ними все хорошо. Но вот штука: парень говорил, меня выследили. А я спокойно все дописал и уехал. На выезде еще раз подорожную спросили, пришлось показать. Готовился драться, ан обошлось...

-- Не иначе, хвост привесили.

-- Точно, Ратин.

Спарк поглядел на озеро, охваченное множеством костров: стоянки паломников. Больше сотни. На каждой по три-пять человек.

-- Найди его теперь в этой каше... Темнеет скоро, а нам еще ужин варить.

-- Да мы уже почти все сделали: ужин и шатер. И коней...

Ратин внезапно хлопнул себя по лбу:

-- Коней! Где твой белый?

-- В роще, где у всех коновязи. Сейчас старший стережет, с заката Майс, с полуночи младший...

Атаман прервал его взмахом руки:

-- Спорю на свою долю мяса, у тебя подковы подпилены. Мы с отцом так делали, когда надо было следить.

-- Так по Тракту же туча народу шла! Затоптали все налысо!

-- И так ясно, что ты по Тракту едешь. Они будут обочины проверять, не свернул ли где... Значит, едут поодаль. Чтобы ты их вовсе не видел. И не тревожился... Та-ак... Ночь у нас есть. Боярышне сказал?

-- Она кивнула только. Вон они с Ветром сидят у шатра.

-- Окунуться поутру успеем, -- подвел итог Спарк. - А ты главное проверь: нужное место, или мы еще не дошли. Готовь там круг, зеленое пламя... чего там тебе еще надо. Только в шатре колдуй. Чтоб не накинулись со всех сторон за святотатство. Судья?

-- Годится. Только ночь поделим. Усатый пусть колдует, а мы с тобой постережем. Мало ли, подойдут тихонько, придушат легонько... Просыпается девушка, а вокруг уже с косами стоят...

-- Пошли к шатру. Ужинать.

-- Вы как хотите, а я с дороги. - Рикард потянулся и выразительно потер спину. -- Я ложусь спать.

***

Спать Игнату выпало с полуночи до рассвета. (С рассветом предполагали уже идти на озеро.) И не успел он смежить веки, как поздоровались с ним отец - в неизменном костюме - и растрепанный Андрей Кузовок, в свитере и джинсах. Игнат не дал им даже рта раскрыть, сразу давешнее озарение вывалил: а давай, дескать, мы портал между мирами откроем и будем туда-сюда в гости ездить?

-- Зачем выбирать, рыжая или блондинка, если можно весь гарем? - Кузовок растянул рот до ушей. - Что ж, идея может, и не новая. Что, в конце-то концов, с открытой Америкой делать, ежели не осваивать?

Отец неожиданно резко бросил:

-- Загадят еще и тот мир! Ты же толкинист, нет?

"Был!" -- хотел вставить Спарк, да спохватился: они-то еще помнят его - двадцатилетним.

-- ...Вот возьми и представь танки Саурона вдоль Мглистого хребта. "С сакурой на броне". Или как спецназ берет Раздол? Да хрен ли там представлять, в инете сколько уже описаний...

Не растрави ему душу Ратин со стеной своей, Игнат бы и промолчал. Или как-нибудь вежливо отбоярился. Теперь же душа его болталась сохнущим полотенцем, и отмеривать слова сил не было. Игнат махнул рукой:

-- А что спецназ? Калаш без патронов груда металла; как ты будешь таскать сюда патроны? Тут же тебя ждут не бантустаны с неграми и таиландцами, которые за пять баксов продадут мать родную! Танк? Ну да, конечно. Ресурс мотора? Запас хода? Знаешь, почему Гудериан в августе сорок первого остановил блицкриг? Потому что у него в моторах стерлось и прогорело все что могло стереться и прогореть: подшипники, клапана, прокладки, что у них есть еще там. А нового из фатерлянду не подвезли. А топливо? Ты хоть примерно, хоть в желтой прессе какой читал, сколько солярки выжирает газотурбинный двигатель твоего любимого "Черного орла", Т-90? Или дизель легендарной 55-тки? Ну почитай ты хоть один оружейный справочник, кроме своих любимых боевиков, да прикинь на пальцах... а что такое танконедоступная местность, ты знаешь? Во Вьетнаме твои танки -- пфр-р-л-с! - Спарк издевательски надул щеки и помчался дальше:

-- Вертолеты? А сколько нужно запчастей, чтобы год поддерживать вертолет в исправном и боеготовом состоянии? Смотри, американцы дали Южному Вьетнаму в свое время и вертолеты и танки и советников, и авиационную поддержку и что угодно; а Северный Вьетнам все равно взял Сайгон. Современная технологическая война - это просто наконечник, брандспойт, главное - сама кишка, по которой хлещут ресурсы. Восемьсот тонн в день на дивизию, Эйзенхауэра почитай, "Крестовый поход в Европу"... как американцы ушли - из Европы или из того же Вьетнама - так труба и кончилась; остались южные вьетнамцы при брансдпойте с выключенной подачей воды! А Союз с Китаем Северному Вьетнаму потолще да попрямее кишку заправили - и Сайгон захлебнулся... - Игнат предостерегающе поднял руку:

-- Погоди перебивать, я еще даже не начал... К тому же здесь полно магов - Великих Магов, которые могут... Ну, например, запросто подменить стихию. Вот как ты, Кузовок в своем программировании, заливаешь экран синим цветом? Говоришь компьютеру, что номер пять - это синий цвет. И заливаешь каждую клеточку экрана пятерками, так? А потом, если тебе надо залить красным, ты что, заливаешь весь экран номером десять? Да ни хрена! Ты же просто объявляешь: а теперь та самая цифра пять, которой уже залит весь экран -- это номер красного цвета. Или зеленого. Или еще какого там надо. Называется замена палитры, и выполняется мгновенно. А представь, Великий Маг так вывернет воду на пламя... Человек на сколько процентов из воды состоит? А вода во фляжках на поясе? Водяные пары в воздухе? В почве? Ну вот и представь! А если Великий Маг - по-настоящему великий, а не то чмо, которое Голливуд под ним изображает - решит заняться действительно великими вещами, типа там времени? Или закона причинности? Если ты его всерьез прижмешь, так и ответ будет всерьез. С чего ты решил, отродье Голливуда, что чародей вообще на фронт пойдет? Что будет кидаться файерболами на дальности прямого выстрела, подставляясь под твоих снайперов? Он же не ты, у него мозги еще в D&Dкалькулятор не превратились! Да он в своей башне сидя, заклятье одно сплетет - и опс, ты уже глубокий старик, все! Или высвободит твою истинную сущность, и ты покроешься шерстью и радостно побежишь в лес, искать с кем спариться. Или, напротив, светлым облачком воспаришь в горние выси чистой духовности. А калашников твой упадет на зеленый мох или там на кафельный пол казарменного сортира. И плевать, что маг за такое жизнь отдаст. Вон у тебя Ле Гуин на полке, прочти "Слово освобождения", все давно придумано. А Жанну ДАрк помните? "Все, кто любит меня -- за мной!" Помните? За Висенну так любой здесь умрет. А ее, вдобавок, англичанам не продашь и на костер не затащишь! По причине отсутствия англичан...

-- А экономическое завоевание?! - загремел отец, -- Инструменты, те же бензопилы; а водка! Водка, перед которой не устояла ни одна народность Крайнего, блин, Севера! А всякие там предметы роскоши, а связь? Неужели же ты скажешь, что голубиная почта удобней сотовика?

-- Епрст, ну и чем ты будешь заправлять эту твою бензопилу, папа? Или к какой сети подключишь сотовик?! Это ж тебе не вожди полинезийцев, которые вообще никогда вещей не видели. Полностью бесполезное здесь не купишь и не продашь. Все твои достижения цивилизации имеют смысл только в рамках этой самой цивилизации, в том пространстве, где есть розетки, автодороги с заправками и мотелями, станции сотовой связи или спутники те же.

-- Так, подожди, -- вступил Кузовок. - Мне уже интересно... Ну, а идеи?

Игнат заржал совершенно непотребным образом:

-- Идеи! Призрак бродит по Европе! Ищет выход в черной... Ну и какую позитивную глобальную идею может экспортировать Земля? Ну? Научного прогресса? Это идея позапрошлого, девятнадцатого века. Герберт, понимаешь, Уэллс. Воздушный шар на две тысячи персон... Двадцатый век убедительно доказал ее несостоятельность и ущербность без культурного роста. Три Мировых войны доказывали. Людей положили больше, чем в девятнадцатом веке на всей планете жило. Радио изобрели и даже телевидение. А счастья все равно ни хрена нет. Значит, надо и культуру. Какую? Чью? Тут, знаешь ли, привыкли к чужим культурам, никто не кинется заимствовать новое только потому что броское. Поколение "П-п-пр-рл!" -- Игнат повторил неприличный звук и пояснил чуть спокойнее:

-- Земных стереотипов здесь пока еще нет, а здешние стереотипы рекламисты да пиарщики ой как нескоро выучат. Я бы мог в пример Латынину привести, "Сто полей", и весь ее вейский цикл; но лучше я из реальной земной истории приведу пример. Как лопухнулись менеджеры парижского Диснейленда, пытаясь построить там бизнес на американских стереотипах. А ведь на одной планете живем, в одной мотельной библии телефоны шлюх ищем!

-- Можно подумать, ты хоть раз искал, -- огрызнулся Крылов-старший. Крылов-младший выпад проигнорировал:

-- Экология? Да наши высоколобые только загадив полпланеты, спохватились о том, о чем здесь шестимесячные волчата знают: что все в одной пищевой цепи сидим, как в одной тарелке, локоть к локтю, и что нефиг, извини, срать туда, откуда воду пьешь. Вот я учился на инженера-строителя. У нас тут солнечные дома строят? Хрен! У нас все сидят на пуповине, сосут... Газ, воду, энергию... Идею экологичного дома, который не потребляет до хрена энергии, не разрушает мир дисбалансом - еще обсуждают только. Еще только в далекой буржуинии, за большие-большие уголовные единицы... Сам же мне ты, отец и рассказывал, как в нашем городе первый коттедж с тепловым насосом сожгли вместе со сторожем. А обычный, занюханный рынок на четырежды восемь прилавков, в четверти Солянка, в ГадГороде имеет под полом тысячу шестьсот кубов щебенки, куда все лето обычная ветряная мельница с полотняными крыльями закачивает нагретый солнцем воздух, забирает охлажденный; а зимой, напротив, закачивают холодный, берут подогретый и потом уже в печке доводят до нужного... И я даже не знал об этом, пока не стал наместником, пока начальнику уличной стражи не пожаловались, что с мельницы полотняные крылья сперли, а тот уже рассказал мне вечером за ужином - как смешной случай, курьез. Понимаешь, мне никто этим кондиционером даже не похвастался! Ну рынок, ну работает, ну система отопления - заодно с вентиляцией, кстати. Тридцать лет без единого ремонта, ну и нормально, о чем тут говоритьто? А крыши активные, которые под ветром волнами идут и сами с себя снег стряхивают?... А деревья, которые высасывают металлы прямо из руды, корнями, и которые безо всяких шахт дают плоды с косточками из химически чистого железа, меди, золота? Деревья-насосы, которые за три года делают из болота поле?

Игнат махнул обеими руками. Остановился. Андрей слушал. Отец нехорошо молчал. Крыловмладший нехотя согласился:

-- Ладно, у Земли полно хороших идей, которые Висенна может взять. Я, правда, ничего с ходу не припоминаю, но я ж не показатель... Только Висенна возьмет действительно хорошее. И не так жадно, неразборчиво, как кидались на новое эскимосы и индейцы. Здесь-то общественные отношения лучше развиты...

Отец все еще молчал, но уже не хмурился. Кузовок нарочито нейтральным тоном осведомился:

-- Религии?

-- Религии... -- повторил Спарк, -- Религии, значит... Христиане между собой и то договориться не могут. С тех пор как блаженный Августин в диспуте с ирландской школой научно обосновал и своим авторитетом утвердил религиозную нетерпимость, шестой то ли пятый век... с симонии, крестовых походов, Схизмы, Авиньонских пап; с инквизиции, отчего теперь на западе как к красивой девчонке подойдешь - обязательно русская; своих-то пожгли. С вербного воскресенья в Новогрудке, когда крыжаки, в поисках князя Витовта вырубили город от мала до велика - в святой праздник, между прочим! А Витовт был крещен по католическому обряду, так что не надо мне тут про еретиков... И прочая, прочая, прочая... Вот с тех пор... Тут верят... иначе. Я еще ни одного фанатика не встречал. Шахидов, например, сразу и быстро волки вырежут. Волкам не впервой умирать за что-то светлое. А гуманизм тут отсутствует как понятие. Равно как антропоцентричность. Или грифоноцентричность. Все привыкли жить в мультирасовом и мультиязычном мире, открытом в неизвестное, и никого на расовой почве не напрягают. Нашкодил - зарубили, и пофиг из какой ты там Мекки или Медины, и как на это посмотрят США. И не было тут никогда богоизбранных народов, как нету у матери худших детей и лушчих - все дорогие и любимые. Иудаизму пламенный привет и до свидания. По той же причине индуизм со своими кастами пролетает...

-- Буддизм? - уронил Кузовок.

-- Жизнь есть страдание? Так здесь не столько страдают, сколько на Земле. На нирвану спроса нет.

-- Коммунизм? - спросил уже отец. Игнат вздохнул облегченно: если папа в разговор вступил, то больше не злится. Ответил родителю с почтительным, хорошо замаскированным ехидством:

-- А на какой почве? Свободных земель до горизонта и дальше. Нету Российской Империи, где пятнадцать из ста французской булкой хрустят, а восемьдесят пять из ста выживают от урожая до урожая и продают детей на заводы, мечтая отнять и разделить французские булки тех пятнадцати. Да и восемь из десяти этих самых заводов -- французские, бельгийские или немецкие. Где тот же самый линкор путиловские рабочие десять лет строят, вот уж точно - гвардия революции, блин... Но где на Висенне рабочие, где пролетариат? Сырье для революционной ситуации где? Впрочем, ладно! -- Игнат соглашательно поднял обе руки:

-- Умеют и у нас амбразуры трупами заваливать. Допустим, тот же спецназ, проявив чудеса изобретательности и героизма, завоевал кусок Висенны. Пронесенными с собой двумя рожками патронов на каждый ствол. Или многоопытные миссионеры францисканского или какого там ордена... или там спецслужбы какие хитрые... О, не те, конечно, которые Басаева-Дудаева поймать не могут. И не те, которые одиннадцатое сентября проср... проспали. Нет, настоящие такие, понимаешь спецслужбы, которые все знают, все могут. Только ничего не делают, ибо задача у них такая. Но вот они, допустим, тряхнули яйц... стариной, внедрились к местным князьям в серые кардиналы и откроили себе лоскуток. Не знаю, правда, как. Интрига!!! Ха!!! Когда мальчишка-ученик из магической школы с одного взгляда в глаза знает о тебе все - и какую ты девчонку во сне тискал, и за что ты умрешь, а за что даже не почешешься - ну, как ты собираешься обманывать? В письме? А с чего ты взял, что на письме не останется твоей ауры, ну? Но, допустим, удалось им оторвать себе кусочек пространства. Построили они там маленький такой земной городок... обозрели бескрайние горизонты. Что дальше? В спецназ дураков не берут; в серых кардиналах дураки долго не живут. Уж не говорю про спецслужбы. Особенно про те, которые настоящие. Умные люди живо решат отколоться от правительства и захапать себе империю. Как Сергей мне тут давеча сказал: жратва натуральная, куча баб неосвоенных. Достаточно портал ликвидировать - начальство хрен достанет! Лукиных почитай: "Миссионеров" там каких, первую часть. Хайнлайна, опять же: "Луна жестко стелет". Только, я говорил уже: нету никаких контрабандистов, которые стали бы тебе патроны возить. А все необходимые заводы построить на месте - наши державы пока в собственных границах не могут землю окультурить... Ладно, идем в музеи, реконструкторов забриваем в армию, учим всех из арбалета стрелять... Эт-то уже симптомчик. Эт-то начальнику твоему звоночек: к чему они там готовятся, к автономии? А подать их сюда! Да и -- к арбалету запросто не привыкнешь, стиль боя другой совсем... Для атаки стрелковой цепью, перебежками, он вовсе не годится. Сделаешь какие самопалы, так. Адаптируешь технологию под местные реалии. Аркебузы, кентуккийские винтовки, кремневые ружья, единороги там, сифонофоры... А местные у тебя живо секрет скоммуниздят. Прямо из мозгов, телепадлическим путем. И заведут свои такие же. Да еще и магией обложат. Чтобы порох, например, не отсыревал. И пули мимо не пролетали. Чтобы за угол заворачивали, как стрелы в "Baldurs Gate". Вспомни-ка, сколько Япония просидела, отгородившись от мира? Двести пятьдесят лет, так. Пока к ней на линкорах не приплыли. Да и то, революция Мэйдзи началась больше потому, что японцы сами наружу захотели. Набери ради интереса в поисковике, к примеру, "Миссия Ивакура"... А ведь Япония -- маленький по масштабам даже Земли остров! Куда можно спокойно прилетететь и приплыть. А вот, например, Китай. Уж как его делили-делили, пилилипилили. Англичане, французы, русские, немцы; опять же, сами японцы... Все передовые нации, все великие империи хоть что-нибудь да оттяпали. "Боксерское восстание", "ватный Бисмарк"... И где теперь Китай, а где теперь те империи?

-- Да заткнись ты!! - не выдержали ни Кузовок, ни отец.

-- Я-то заткнусь, - выдохнул Игнат. - А вот чем ты возразишь? По сути, не по форме?

-- Ишь, как тебя перемололо... -- неожиданно мягко вздохнул Крылов-старший, -- Ладно. По сути - ты не нас, ты себя так яростно убеждаешь. Был бы уверен, не горячился бы так. Ты отчаянно хочешь верить в собственные слова. Потому-то их у тебя и столько. А по форме -- вспомни, у тебя книга Пучкова была, про технику фехтования на кинжалах. Там прямо так и сказано: "Суть без формы дикость; форма без сути пустышка. Суть в должной форме - ритуал."

***

Ритуал начался на рассвете, без сучка и задоринки. Подошли к озеру - со всех сторон несколько сот человек. Не сговариваясь, скинули одежду. Женщин хватало красивых и не очень; но тут показался край солнца. Вода вспыхнула яркой зеленью, всем стало не до похоти: кинулись в ледяные волны, опасаясь пропустить важный миг.

Спарк полагал, что окунется с головой и тотчас вынырнет. Но время опять взбрыкнуло. Вот закрыл глаза, вот вода смыкается над макушкой...

Вода не холодная! Ногой трогал - чуть не обжегся. А сейчас как будто не ощущается... Или просто холод такой сильный, что нервы отключились? Ох, если опять перемерзнуть, сколько же лечиться придется...

-- Да что ты все боишься? - раздался насмешливый колокольчик, -- Ты же сейчас не в Воде плывешь, а в Жизни...

Игнат повернулся на голос и открыл глаза: так и есть. Половина Круглой Долины утонула в густом тумане ярчайшего зеленого цвета. Нырнув, Спарк все равно оказался на суше, потому что вода отступила шагов на пять. Там и сям мелькали темные силуэты паломников.

А за правым плечом светилось знакомое лицо и шелестело платье из березовых листьев Золотого Ветра.

Игнат поискал глазами одежду, натянул штаны. Только потом повернулся и поклонился.

Возвратив поклон, госпожа Висенна спросила:

-- Помнишь, сколько ты у Земли насчитал недостатков в своей вчерашней речи перед отцом и другом?

-- Помню... -- опустил голову Спарк, стыдившийся теперь своего многословия.

-- А что же тогда идешь к объединению?

Игнат задумался. Спохватился, что надо бы ответить, пока солнце восходит и держится волшебный туман. Глянул на восточный горизонт: светлое пятно не двигалось.

-- Ты в Жизни, а не во Времени, -- снова улыбнулась Висенна. - Оденься, если тебе так привычнее.

"Забавно выйдет, когда время опять стартует. Нырял голый, всплыл одетый..." -- но влез в рубашку, аккуратно затянул кушак, и даже складки под ним разогнал. Привычные движения успокоили Игната настолько, что он принялся рассуждать вслух:

-- Может быть, я не хочу, чтобы к вам на линкорах приплыли, как когда-то в Японию. Или вы к нам. Рано или поздно все равно ведь научатся пространство прокалывать... Может, я просто хочу домой. Чтобы меня оценили там, дома. Или я все еще оглядываюсь на старых врагов и хочу доказать им то, чего тогда не смог.... Может, все-таки надеюсь, что Ирка... да нет, отец был прав. Видала она меня... Тогда все это вместе?

Госпожа Висенна серьезно кивнула:

-- Благодарю. Тут есть над чем подумать... -- и снова разулыбалась:

-- У вас очень забавный бог. Словно маленький мальчик. Самозабвенно карает и милует, исходя больше из каприза. Чуть что - пути неисповедимы...

Игнат повертел носом. Припомнил буддистов. Греческий, скандинавский, славянский пантеоны, да ведь еще есть ацтекские, шумерские, синто... Осторожно поправил:

-- У нашего мира много богов.

-- У семи нянек, -- засмеялась Висенна, -- И вам еще мало! Вы еще и придумываете себе богов!

-- Конечно, -- не удивился Спарк, -- Ты вон фантастику почитай...

-- Зачем фантастику? - не согласилась Висенна, - Ваши боги сейчас - это деньги, сытость, развлечения. Время Изобилия в чистом виде. Кто из ваших чуть постарше, да считает себя выше окружающих, те поклоняются власти и порядку. Вот и весь набор...

-- А что ты можешь противопоставить? - фыркнул Игнат, и спохватился, что не на "вы". Но Висенна ответила без гнева и насмешки:

-- Море не противопоставляет, а поглощает. Иначе как же в него окунуться?

-- Я... выполнил твою... вашу просьбу? Зеленая звездочка на карте - это здесь?

Женщина кивнула:

-- Здесь-и-сейчас. Недаром лес березовый.

-- И что теперь?

-- Выйди на берег. Я отпущу время. Пора завершать ритуал.

***

Ритуал начался на рассвете, для всех одинаково. А завершился для каждого по-своему. Кто-то выныривал из озера мокрый и замерзший. Со всех ног бежал раздувать потухший костер. Ктотовыходил из воды сухим. В самом прямом смысле. Одевался и медленными шагами, ошеломленный, шел, куда глаза глядят. Встречались пары, нырнувшие вместе, а выброшенные на разные берега. Или, напротив, незнакомые прежде, покинувшие зеленое безвременье рука в руке.

Солнце оторвалось от земли. Рассвет кончился, и в тайном времени магов наступил час Разума. Обтеревшись и одевшись, Братство потихоньку двинулось к шатру. Ратин ощупывал и ощупывал многострадальные ребра с заметным недоверием. Потом, наконец, решился. Разбежался, подпрыгнул, кувыркнулся в воздухе. Приземлился на ноги. Поглядел на Спарка... на Майса... На Рикарда.

-- Я не мог... С того самого лета, когда под лезвие попал!

-- Думаю, -- почтительно добавил Спарк, -- И мой кашель исчез. Но в ледник проверять не полезу!

Майс и Рикард облегченно засмеялись.

-- Так что, -- предложил длинноусый маг, -- Говорить про герб нашей госпожи Алиенор?

-- Сперва про ночную пробу. Место - то самое, или нет?

Олаус замялся. Полез чесать затылок:

-- Место славное. Но, задуши меня жаба, если в двух или четырех днях пути к западу мы не найдем еще лучшее!

-- Откуда знаешь?

Рикард молча показал рукой на озеро.

-- Так, ладно. А про герб?

-- А к чему теперь герб, если ее все равно выследили? Вон, гляди! - Олаус протянул руку в противоположную сторону. У шатра Братства сгрудилось пять или шесть мужчин в пестрых черножелто-белых накидках великокняжеского двора. Под накидками, наброшенными с явной поспешностью и оттого сидящими вкось, проглядывали темная и пыльная дорожная одежда, высокие замызганные сапоги, и - куда ж без них! - короткие широкие мечи в одинаковых полосатых ножнах. Пришельцы гудели растревоженными шмелями.

Перед ними на поставленном стоймя тюке восседала - именно восседала, как королева на приеме - Алиенор в зелено-золотом парадном платье с жемчужной росшивью. Расчесывала волосы, глядя вместо разбитого дорогой зеркала в широкое боевое лезвие, которое перед ней почтительно держал Ветерстарший.

Братство, не сговариваясь, сорвалось с места. Рикард и Майс - бегом в перелесок, к невидимым отсюда коновязям. Помогать, если что, Ветру-младшему. Спарк и Ратин быстрым шагом, через раз делая поклоны - чтобы те пятеро не выхватили мечи - приблизились к вьюку с оружием. Вьюк боярышня предусмотрительно подсунула под босые пятки, наподобие скамеечки. Так мечи и выхватывали: падая на колено в преувеличенно-низком поклоне, змеиным языком выстреливая обе руки в тюк. Пальцы на холодную ребристую рукоять, защелку отжать, рывок на себя (ледяная роса по запястьям!) и перекат в сторону. Спарк - свою "Улыбку" и "Радугу" Майса; Ратин - своего "Зубастика" и Рикардово "Пламя". Ножны остались в мешке; Игнат откатился направо, за спину незваным гостям; атаман влево. Выпрямились разом - пришельцы собрались посмеяться над растяпистой охраной, да не успели. Три человека уже окружили их шестерых, и проделали все так сноровисто, что до драки никому доводить не захотелось.

Самый круглый и плотный гость поклонился еще раз:

-- Батюшка ваш ночей не спит. В его летах обременительно! Изводится.

Брови домиком:

-- Что же, он не получил ни одного моего письма? Ветер, зеркало поверни... Да, так.

Кругленький отступил на шаг и распахнул глаза шире, чем у любой красавицы:

-- А вы ему писали?!

Игра мигом оборвалась. Алиенор вскочила (тюк повалился) и отшвырнула гребень, посланник сперва ухватился правой рукой за эфес, потом левую тяжело поднял к сердцу. Оба хором рявкнули:

-- Так вот оно что! Письма... кто-то...заговор!...

-- Он жив?!

-- Жив, но весьма беспокоится о вашем драгоценном здоровье.

Ветер поднял упавший тюк. Алиенор снова уселась. Посмотрела на далеко улетевший гребень. Спарк подцепил его кончиком "Радуги", с левой руки - и запустил к ногам девушки. Подхватив игрушку, та произнесла почти обиженно:

-- Мне же хорошо! Вот если б меня на цепи держали...

-- Занятная мысль... -- буркнул Ветер-старший. Боярышня, не оборачиваясь, выдернула из сумки полотенце и несильно вытянула им охранника - куда пришлось.

-- Что ж, -- посланник тоже поискал глазами, на что сесть. Его свитский поспешно сбегал к оставленным лошадям и принес раскладной стул, на котором круглый и утвердился. Посопел, утер лоб рукавом попросту. И вновь принялся за свое:

- Ну хоть навести, совсем на нет изведется... Тут еще наследника назначать. И еще жених твой обиженный. Из-под венца не ты первая исчезаешь, не ты последняя. А что прикажешь теперь делать? Это же оскорбление соседней державе!

-- Да вы бы, Андрей слышали, что о нем говорят! - опять брови домиком, -- Порядочной девушке за него идти страшно! Как его называют!

-- Так ведь и отца твоего тоже почему-то прозвали Грозным а не Лапушкой! - рыкнул круглый Андрей. Девушка прижала пальцы к щекам и расхохоталась в голос:

-- Великий Князь Логвин Лапушка!

"Великий... Князь..." -- медленно подумал Спарк, -- "Так ее хотели за меня выдать еще три зимы назад...А мое прозвище ее напугало... Князь..."

И вдруг - вместо, чтобы соображать, как бы заполучить настоящую княжну - совершенно некстати понял, как подступиться к объединению миров. Там, на той стороне в самом деле медицинский центр. Для виду Китежград какой, Светлояр... ладно, это все можно потом придумать. Сейчас удобное время договориться с местными властями. Чтобы заслонили от неместных...

Наместник переложил оба клинка в левую руку. Громко попросил:

-- Подождите. Немного.

Нырнул в шатер, без жалости вывернул к ногам свой вьюк. Выхватил из кучи, живо обернул и защелкнул серебрянный Пояс. Подобрал мечи - опять в левую. Вышел, удовлетворенно отметив, что посол, оказывается, умеет распахивать глаза еще шире. Княжна хихикнула и вежливо прикрыла рот гребнем. Спарк подмигнул. Гребень выпал, а Игнат повернулся к толстяку:

-- Мне приятно решить хотя бы одно дело, кажущееся вам таким сложным. Господин...

-- Андрей Нишарг из Краснополья, господин Опоясанный, к Вашим услугам и к услугам ваших уважаемых родственников.

-- Уважаемый Андрей, пожалуйста, прошу Вас. Не могли бы Вы как можно скорее устроить мне встречу с канцлером Великого Княжества?

***

-- "Канцлер Великого Княжества на переговоры согласился, однако..." Как лучше написать, Спарк?

-- Однако сам Князь занят выбором и утверждением наследника. К тому же, до сих пор полагал, что мы украли у него старшую дочь. К тому же, любит колдунов исключительно в жареном виде. И по совокупности всех оных обстоятельств, видал нас в... Предпочитал бы видать нас... Кгхм! Нет, так, пожалуй, писать нельзя...

-- Почему же? Спорю на золотой, Скорастадир оценит.

-- Рыжий-то оценит. Только мы в Совет пишем.

-- На что вообще Совет к делу пристегивать? Разве мы не можем частным образом у Князя откупить кусок земли, да построить что нам угодно?

-- Так ведь мы собираемся строить не "что угодно", а платную лечебницу. Кроме земли под ней самой, еще дорога нужна. Через Княжество. Испорчу отношения с соседом, примется он на этой дороге пакостить... Второе, мы пока еще не так богаты, чтобы оплатить доставку строителей аж сюда. Когда Талгир обдумывали, за нами Лес стоял.

-- И ты, Спарк, привык опираться на Лес за спиной. Поэтому - признайся честно! - даже не подумал, что можем здесь без Совета обойтись. Хочешь и теперь от имени Леса? Недаром говорят: "Пояс не шуба, а душу греет!"

-- Хорошо, я не подумал. Виноват. Но, если не писать в Совет, как тогда к канцлеру идти без верительной грамоты? Я ведь княжне пообещал уладить... И еще. Что тогда девушка до меня не доехала, было удобным поводом при случае князя упрекнуть. Теперь эта зацепка исчезнет. Как потвоему, наши должны об этом знать?

-- Ладно, ладно, убедил. Тогда, Рик, про княжну и наследника напиши, и что место мы нашли. Про все остальное не стоит. Когда сможешь отправить?

-- Когда угодно. Сяду в шатре, чтоб без лишних глаз. Силы у меня после озера хватает, так что свиток перенесу куда угодно.

-- И не забудь в ответ верительную грамоту запросить. Для переговоров. Завтра пойдем дальше, на запад. Как там с дорогами, Майс?

-- Я объездил перелески на пол-дня вперед. Кони могут пройти, если на мелкой рыси. Лес больше светлый, подроста мало. Земля поднимается. Болотин вовсе нет. Но зато и ручей мне встретился только один. Надо водой налиться... Нам ладно, в баклажки и на пояс. А коням?

-- А коням я сейчас у княжны выпрошу бурдюки. Они-то возвращаются заговорщиков ловить. Пойдут по Тракту, а там и кринички, и колодцы. И еще у пухлого что-нибудь выцыганю... Возможно...

"Потому что хитрый," -- не вслух закончил мысль Спарк. И направился к большому зеленозолотому шатру, где теперь поместили Алиенор. Заполучив искомое, Андрей Нишарг вытребовал еще полную сотню охраны - да не Ратушных стражников ТопРаума, а княжеских личных, которые примчались вчера под самый закат. Они же привезли и зелено-золотой двухслойный шатер; пару горничных взамен Лисы; пятерых конюхов и кузнеца с инструментом; разборную походную кровать; серебрянную посуду, круглое зеркало величиной с хороший щит; погребец с выпивкой, красивый кованый треножник и котел; даже костяные ложки - множество людей и вещей, без которых Алиенор до сих пор превосходно обходилась. Ветры, старший и младший, теперь только похаживали да покрикивали. Они первыми заметили наместника и провели через кольцо стражи. Преувеличенно вежливо попросили подождать перед входом. Отловили горничную - быстроглазую светловолосую девушку, на пол-головы выше Спарка. Велели доложить. Девушка сунулась было внутрь - едва успела отклониться.

-- Хорошо, что явился, -- вышедшая Алиенор подкидывала на ладони тот самый гребень. - Надо тебе кое-что рассказать. Ветер, проводи!

Девушка направилась к озеру. Проводник двинулся справа, а старший из пары Ветров послушно зашагал следом.

-- Сначала спрошу... можно?

Спарк молча кивнул.

-- Тебе тогда... доложили... что я сбежала?

Утвердительный наклон головы.

-- И что ты подумал?

Наместник пожал плечами. Положил пальцы на холодные серебрянные квадраты - Пояс звякнул. "Почему бы и не рассказать? Кому это сейчас интересно?"

-- Вряд ли ты знаешь, госпожа, что я десять здешних лет ждал свою девушку. Любимую... -- теперь Игнат мог произнести это без подросткового стеснительного хихиканья. - Она же, появившись в угаданном месте, переехала в ГадГород раньше, чем нам удалось встретиться. Я направил туда посла... Сэдди Салеха... а ему отрубили руки. Нарочно, чтобы вызвать нас на бой и разбить, оперевшись на мощные укрепления города.

-- В том письме...

-- Вот именно. Говоря коротко, я попросил у Ледяной Ведьмы, чтобы ему вернули кисти.

-- Ваша магия может и такое?!!

-- Может-то она может, но волшебник платит за сильное колдовство собственной жизненной силой, чем приближается к смерти. Говорили - признаться, я побоялся уточнять, -- что Вийви заплатила за пришитые кисти четырьмя годами.

-- Кто же согласится лечить подобной ценой?

-- Она бы и не согласилась. Но я просил именем Четвертого Закона. "Не смей отказывать в помощи любому, кто просит об этом именем Четвертого Закона Леса. Не смей задерживать плату, спрошенную за оказание тебе такой помощи."

-- А плата... любая?

-- Именно что любая.

-- И тебя отправили на север... Зачем? Найти это озеро, чтобы лечить... Вот вы его нашли. Что дальше?

-- Это уже второй вопрос.

-- Ох, будет и третий, и пятый! Но в самом деле, вернемся к первому. Что ты тогда подумал? Обо мне?

-- А что я мог о тебе подумать, если моя девушка, ради которой все это затевалось, поговорила со мной десятью словами, послала меня... в туман. И сбежала домой. Что мне оставалось думать о тебе? "Очередная неудача", наверное. Или: "не судьба". Или как-то так.

Алиенор присела у берега, сунула руки в прозрачную воду.

-- Ты перстней не носишь, -- заметил Спарк, -- Если совсем честно, я тогда подумал, что Князь... или кто-нибудь из его окружения... мало ли... просто хочет сорвать переговоры. А потом как раз первый земельный бунт. Потом... А вот что ты подумала, когда Тигренок опознал меня по Поясу?

Девушка выпрямилась, отряхнула воду с пальцев.

-- Ты меня поймал! Точно так же подумала: "Судьбу на кривой не объедешь." Надо было три года скрываться у троюродного дядьки в глухом пограничье... не поверишь, коз доить научилась! - похвасталась дочь Логвина Лапушки, -- Чтобы в конце концов на Тракте... совершенно случайно... получить в охрану того самого Людоеда! За что тебя так, можешь сказать?

-- Могу. Но ты не поймешь без долгих объяснений. А тебе ведь ехать скоро.

-- Ну, теперь там есть кому укладываться... Не хочешь говорить, не надо.

-- Не знаю, просто, как объяснить. До сих пор я тебе только про ГадГород рассказывал. На привалах, когда ты расспрашивала и записывала. А это прозвище еще с тех пор, как я жил на Волчьем Ручье. Еще до того, как Пояс получил.

-- А-а, так твоя девушка из Леса?

Игнат потеряно улыбнулся:

-- Нет, еще до Леса... О-ох, тут надо с самого начала объяснять. Может, лучше пока твой второй вопрос?

Княжна обиженно надулась. Спарк сделал вид, что не заметил:

-- Ладно, тогда можно, я спрошу?

Сдержанный наклон головы.

-- Тебя в самом деле прозвище напугало?

Княжна пожала плечами. Положила пальцы на холодные бляшки, приклепанные к узкому пояску. "Почему бы и не рассказать? Кому это вообще интересно?"

-- Мне... надоели великие воины. Я еще с отцом всегда спорила... Он-то меня думал выдать... ну, понятно, за какую-нибудь важную шишку из соседей. Когда приказал ехать на юг, я сперва решила: повезло. Мог бы в Урскун закатать... Там женщина просто говорящий скот. Для вынашивания будущих, конечно, же, воинов! - Алиенор сплюнула, -- За то их госпожа Висенна и не любит. Крепко не любит... Каждый год - не междуусобица, так недород, не неурожай, так моровое поветрие; не чума, так война с нами... При прапрадеде они ТопТаун брали, а сейчас их забили в предгорья... Впрочем, наши домострои мягче только по виду, нутро такое же. Баба - значит, кровать-корова-котел!

-- Тебе бы со Скаршей поговорить, -- вздохнул наместник.

-- С кем?

-- В Истоке, под Седой Вершиной со мной у Мастера Лезвия училась. Тоже от домашних сбежала. Хитро так пристроилась к каравану, что до Истока добралась без ущерба. Нарочно за меч взялась, потому что женщине - не положено.

-- Ты ее любил?

-- С чего ты взяла?

-- По голосу.

Спарк опустил взгляд на ярко-зеленую траву:

-- Не знаю. Видишь ли, я тогда еще только об Иринке и мечтал... Скаршей я восхищался - за смелость. Она потом вернулась домой. Краем уха слышал: вышла замуж, детей трое.

-- А, так она просто доказывала себе, что может... ну да. А где она живет?

-- В Финтьене. Или где-то в тех краях... Вернемся к вопросу, а?

-- Что там возвращаться! Сначала я проводила на юг Михала Макбета. Вот уж боевитый был, батюшка его больше всех отмечал.

Наместник скривился:

-- Он-то и велел Салеху руки отрубить.

-- Ну, ему тоже не с медом показалось. С закрытым лицом на последний костер внесли.

Спарк вспомнил, как ударил воеводу: в лучшем стиле Лотана. Даже края шлема внутрь загнулись. Видно, шлем так и не удалось снять. А разрезать - слишком хорошая сталь была... Подумал, и решил промолчать.

-- ...А потом слух: Михала сам наместник зарубил. По прозванию - Людоед. Нашлась на мышку кошка. Значит, опять за войну замуж... Мечи, стяги да тяжелая конница... В отцовском доме мне вот так хватило! Батюшка читать выучил... на свою голову. Летописи возьмешь: битвы, битвы, походы, походы... Людей не упрекну: "за други своя" кровь проливали. А чувствую - все не так. От ушей до пяток. Все!

В молчании сделали еще десяток шагов вдоль озера. Шатер Братства оказался уже совсем рядом. Ветер-старший послушно и неслышно скользил за плечами.

-- Тогда почему же ты говоришь мне все это именно сейчас?

Алиенор остановилась и поглядела наместнику в глаза:

-- Ты рассказывал про город. Про улицы, людей, торговлю, склоки в Ратуше, охоты... Но не про свои походы. Никогда - про то самое взятие города, хотя бы... Ты не человек меча.

-- Мастер Лезвия напоследок мне то же самое сказал.

-- Ну и... теперь все ждут, что я все-таки пойду за тебя. Не получилось по батюшкиному приказу, получится по собственной воле.

-- Семь из каждых восьми, знающих нашу историю, ждут того же. А ты не хочешь?

-- Не хочу задавать тебе такой же вопрос. Ты ведь и ответить можешь.

-- Не без того...

Дошли до стоянки Братства, повернули обратно: по собственным следам, темно-зеленым пятнам примятой травы на светло-зеленом берегу.

-- Сегодня тебе в любом случае нужно ехать к отцу, -- задумчиво протянул наместник. - Мы же уходим дальше на запад... -- отстегнул от Пояса пластину:

-- Вот, возьми. Право обращения к Опоясанному в любое время. И еще... если что, тебя по ней магией найти можно.

Алиенор взвесила квадратик в руке. Прикинула, как ловко он будет высекать блинчики по озеру. Вздохнула, и осторожно положила в кошель, привешенный к ее тонкому коричневому пояску, усаженному красивыми золотистыми бляшками.

-- Так зачем ты приходил?

Спарк махнул рукой:

-- Обидишься еще.

-- О?! Тогда обязательно говори!

-- Вы же назад по тракту пойдете, значит, бурдюки для воды больше не нужны? Вот я и хотел попросить...

Княжна засмеялась:

-- Хочешь, вместе с лошадьми отдам? Два иноходца!

-- Замаемся их чистить. И корма в лесу пока немного. Не лето.

-- Хорошо. А как же ты с канцлером встретишься?

-- Дней через восемь поедем обратно. Сюда, потом на тракт и в ТопРаум. Я думаю, как раз пока Андрей с нашим предложением туда, пока там чиновники все, чего положено напишут, вот и встретимся.

-- Ну... хорошо. Признаться, я опасалась, что ты упрешься в женитьбу.

"А вот взял, да не уперся", -- подумал Игнат, -- "Я ведь четырежды ненормальный. Правильно, пожалуй, от меня Ирка сбежала. То о строительстве думаю. То о бурдюках..."

Вернулись к зелено-золотой стоянке. Там оставили только шатер, и только на время, чтобы Алиенор переодеться в дорожное. Девушка подумала, не подарить ли что-нибудь в ответ. Потом подумала: неизвестно, как поймет. Вернее, как раз известно. Не стоит. Пока не стоит. Там - посмотрим. Сперва надо выяснить, что за сволочь не пропускала к отцу ее письма. Не послужит ли теперь внезапное появление чудесно найденной княжны знаком? К началу подготовленного той сволочью заговора? Истинную Алиенор могут объявить мертвой, а ее -- самозванкой... Плакала тогда ее доля наследства. И кого батюшка назначит в опекунство? Сам-то он здоров ли? И все ли Нишарг приготовил на случай таких сложностей... и...

Княжна повернулась:

-- Прощай.

Спарк поклонился:

-- Удачи тебе.

Девушка скрылась в шатре. Наместник обернулся:

-- Ветер, по старой памяти... Где бурдюки взять?

Старший брат свистнул, подзывая конюха. Буркнул:

-- Охота вам, господин, все собственноручно. Сейчас велю - принесут прямо к вашему костру.

***

Костер весело прыгал с палки на палку. Ластился к дерновым бортикам. Но из ямки выскочить даже не пытался. Совсем неподалеку от костра, на пригорке, в небо уходил колоссальный столб изумрудно-серебряного света.

Усатый маг нашел место силы. И какое! Костер завидовал. Костер только и мог, что изредка дотянуться до носков сапог.

Братство сидело у спутанных корней могучего дуба. Ратин полировал клинок. Майс штопал порванную под коленом штанину. Уставший Рикард наспех покрывал листы бумаги скорописью, излагая на языке магических формул Dilingvo главные характеристики зеленого столба.

Спарк молча глядел в небо. В небе плыли желто-белые Спади и Вигла. Мерцали звезды: алыми искрами Огня, зелеными глазами Жизни, белыми вихрями Воздуха, синими каплями Воды, золотистыми зернами Разума... Только стихии Земли над головой цвета не нашлось... Или нашлось, да как увидеть черную звезду в черном небе?

Под небом распахнулась обширная долина. Лохматый клин леса врезался между отрогов мощного хребта, перекрывшего Братству путь на запад. Хребет не поднимался до снеговой полосы, но стены имел почти отвесные. Склоны обрывались там и сям гладкими скальными лбами; щерились голыми карнизами без единой травинки; шуршали непроходимыми осыпями. Весь день Братство пыталось найти сквозной путь по долине, но не преуспело.

Зато перелески между отрогами изъездили вдоль и поперек. Заночевали на пригорке, откуда долина просматривалась во все стороны, и где Олаус обнаружил самый мощный источник силы. Правда, сама по себе - как в Светлом Озере - стихия Жизни тут не проявлялась. Требовался маг и небольшой ритуал. Зато необитаемая долина располагалась в двух днях пути от многолюдного Светлого Озера, что уже служило защитой от незваных гостей. На крайний случай, вход в распадок легко перекрывался единственной крепостью. В то же время, до Круглой долины и ТопТаунского тракта оставалось не так далеко, чтобы беспокоиться о доставке больных к месту лечения, или о подвозе еды. С питьем получилось совсем просто: многочисленные горные речушки встречались в небольшой болотине, а оттуда к восходу бежал поток уже заметной ширины. Вдоль него Братство и пришло, потому что в незнакомых местах старалось обычно держаться поближе к воде.

Даже деревья росли привычные: много березняков; ивы и орешник; над болотиной ольховник; густой камыш; на пригорках и в светлых местах - колоссальные дубы. Тот, под которым устроился Спарк с товарищами, не удалось обхватить всем четверым.

Словом, для устройства хоть тайной школы целителей, хоть медицинского центра, принимающего иномирных пациентов, долина подходила как нельзя лучше. Оставалось дать ей имя. Братство согласно предложило Спарку выбрать название, думая тем самым его порадовать. А наместник неожиданно уставился в небо и замолчал надолго.

Верительные грамоты Рикард вынул из почтовой пентаграммы еще прошлым утром. С гордостью вынул: впервые в истории Магистерия осуществила устойчивую передачу предмета на такое огромное расстояние. В Лесу проще: там есть Башни, связанные магическими нитями; созданные и до сих пор воздвигаемые повсюду именно для лучшего перетекания энергии. А здесь был только сам Олаус, разум которого служил Магистерии одновременно маяком, резонатором и приемником. Что и говорить, сложное оказалось дело. Усатый маг имел полное право гордиться. Теперь Спарк мог встретиться с канцлером Великого Княжества вполне законно и официально.

Только вот о чем говорить канцлеру? Дескать, разрешите нам основать тайную школу проклятых колдунистов, под боком у вашей всенародно чтимой святыни? Говорить все равно придется: Князь отнюдь не дурак, и быстро узнает о лечебнице. Но не начинать же с такого скользкого вопроса. Формальный повод - уладить давешнюю неприятность со сбежавшей из-под венца Алиенор. А как уладить? Согласиться: давайте мне ее обратно? С князя станется потребовать взамен вассальной присяги. Или, напротив, дать понять, что зла на девушку не держу, но и в гости не жду? Князь ее тотчас наладит за кого-нибудь еще. Дочка на выданье - товар ходовой. Мало ли кого надо покрепче к ТопТауну привязать; мало ли какой договор скреплять придется... А самому себе что врать? Второй такой нет на свете!

Чтобы отвлечься, Спарк подумал о своих товарищах. О той части Братства, которая до сих пор мирно жила-поживала себе на юге, не забивая голову поисками звезд: ни зеленых на волшебной карте, ни черных - в черном небе. Позавчера все старые знакомые получили известие о находке места силы; от себя Спарк прибавил, что твердо намерен строить в найденном месте не просто тайную маленькую школу, только для своих - но именно широкоизвестную и доступную лечебницу. Правда, платную. И хорошо бы, чтобы Лес принял в том участие. Но, даже если Совет постройку и не одобрит, Спарк не отступит и сделает все в меру собственных сил. Признаться, на такой случай у Игната заготовок не водилось. Однако парень не печалился: на худой конец, можно акционерное общество основать, попутно изобретя его у Висенны. Или попросить за княжной в приданое те самые земли, какие надо...

Опять княжна.

Вместе с верительными грамотами из Совета, вчера с юга еще одно письмо пришло. Все Братство, оставшееся в Пустоземье, единогласно ответило: делай, что задумал. Мы за тобой. Велишь, тут все бросим и пойдем на север. Желаешь - с Пустоземья и Тракта соберем денег, сколько на постройку надо. Хочешь - войсками поможем. Зашлем какое посольство до Князя, чтоб отвлечь его... Ни один не предал, и ни один не отказался. Снова задумался Спарк о разнице между Землей и Висенной. И - в который раз уже - решил, что на Земле достойных людей ничуть не меньше. А что самому Игнату они нечасто попадались - ну, он же не показатель...

Как же давать имя распадку, когда сам себя правильно назвать не можешь. Путник? Не поспоришь: дорог отмерил знатно, иной за жизнь столько не прошагает. Паломник? И это правда: честно окунулся в Светлое Озеро. Посланник? Извольте, вот моя верительная грамота с большой красивой печатью. Проводник? Даже дважды: по волчьим землям на время Охоты, и на маршруте Земля-Висенна. Все определения верны, а значит, не годится ни одно...

Звезды мерцали во влажном весеннем воздухе. Катилась ночь. Ратин давно спрятал клинок, а Майс иголку с ниткой. Спарк лениво скользил глазами по лохматым верхушкам, темным ярам и блестящим ниточкам ручьев. Один лишь Рикард усердно рисовал магические символы, записывал, размечал и прикидывал. Костер устал и спрятался под черные угли. Но освещения магу хватало с лихвой. На вершине пригорка все так же рвался к небу яркий столб травяного цвета - цвета магии жизни.

3.Магия жизни. (3748-3750)

Спарк послушно глядит на уложенное в захваты бревно. Лохматые лесные медведи Ур-Син разом замахиваются двухпудовыми колунами и опускают их точно по одной линии. Бревно звонко лопается на пару колод. Медвежонок поменьше, с колотушкой, выбивает двенадцатишаговую колоду из укладки вон - сразу на всю длину, что твой карандаш из пачки. Берет кованые щипцы с зубчатыми лопастями (они предусмотрительно помещены рядом), защемляет вторую колоду, рывком прокручивает ее - на плоскость, горбом вверх. Семерка молотобойцев как раз провернула колуны, выдохнула -- и вышла на очередной удар. Кранк! Четверть вылетает, а вторую четверть мишка ставит боком, углом в нарочно пропиленное углубление. Теперь будут колоть по радиусам. Кранк! Вылетела доска. Кранк! Еще одна! Вдо-ох, выдох! Кранк!

Из-под навеса по всей поляне - запах грибов. Горные медведи пахнут камнем и сухим жаром. Лесные - грибами.

...Кранк! Колотушку боком, выбиты две последние доски. Медвежонок (на три головы переросший Спарка) обегает укладку. Хватает голову прежней четверти, закладывает на упоры. Забегает в хвост, колотушкой в торец - хонк! И здоровенная лесина, как живая, влетает обратно на козлы. А там уже семь колунов в ряд занесены. Кранк! Полетела доска! И еще одна. И еще. Спарк замерзнуть не успел - вместо бревна шестнадцать толстенных колотых досок. Медведи сидят вокруг и дружелюбно улыбаются. Старший снисходительно разъясняет:

-- Вот. А сколько б ты их пилил своим mechanismo? День? Два? Октаго! И получил бы доски, спиленные по косослою. Они бы потом лопались. Из них никакой корабельный борт не наберешь. Из них гнутья никакого не получишь, хоть отпаривай, хоть не отпаривай.

-- Зато руки не нужны, -- поясняет Спарк. - Лесопильные станки чем берут: людей к ним не надо приставлять в таком числе, сколько вас тут собралось.

Лохматый великан отвечает уже без улыбки:

-- Так ведь они из металла, эти твои mechano. Сколько в них стали! Да отменной. Зубья с пилы сходят за год, если пилить каждый день и точить как положено. Это наши резчики по дереву знают. Так ведь резьба - дорогое украшение. Не на деловые ж доски пилой тратиться! А наши колуны - смотри, они каменные все. Нефрит, кремний... Вот этот, -- медведь легко вскидывает свой инструмент и прямо перед лицом Игната оказывается темная отшлифованная до блеска поверхность. Колун-"кельт" повернут лезвием поперек ручки, чтобы работник мог удобно стоять сбоку от дерева, -- ...Сделан за сто зим до начала Девяти Времен, когда мой предок отделился и утвердил свой клан. В нем только рукоятки меняются. А рукоятки что? Рукоятки в лесу новые вырастут!

Семерка досочников согласным гулом поддерживает старшего. Тот продолжает объяснять:

-- Да, у нас рубанки со стальными языками. Да, топоры стальные тоже есть. Но ты же говоришь - пила длинная! - зверь озадаченно разводит лапы вполнеба, -- Это ж сколько рубанков из одной пилы можно сделать!.. Нет, -- крутит головой и сплевывает, -- Невыгодно. Железо в оружии должно служить.

Медвежонок тихим воем просит разрешения. Старший кивает:

-- Говори!

-- А еще бывает жадное дерево попадется, как вот липа, -- торопится младший артельщик, -- Корнями захватит частички камня, а те в соководах и застрянут. И попадет на них пила, и что? Не сломает зуб, так ведь и не распилит все равно. А наш раскол - просто обойдет камень, тот сам вывалится. И когда сохнут доски, что колотые от середины лучами, их не корежит, как твои плоские!

Спарк молчит. Знает он все эти доводы. Разве что насчет камня, засосанного корнями - ему сомнительно. А объяснить строителям Висенны выгоды поточного производства - невозможно. Не так здесь много населения, чтобы имело смысл удешевлять стройку. Здесь дом строят не на века даже - навсегда. Вчера только крыли дубовым гонтом два жилых домика в распадке. Так медведи не поленились долбленые водостоки подвесить. И вкопать на заднем дворе бочку - Спарк там немножко плавать мог бы. И все это - чтоб дождевую воду собирать. Мало ли, вдруг засушливое лето случится. Река обмелеет, или там еще что... "Так дубовое ж все!" -- спохватился Игнат, -- "Эту ж воду в рот не возьмешь!" Медведи только отмахнулись: за три-де осени всю горечь вымоет, надо только не лениться водостоки от палого листа прочищать. "Три осени?" "А на сколько лет ты ставишь дом?" -- искренне удивилась артель, -- "Что такое три года, если хотя бы от восьми восьмерок взять?"

Вот и докажи им после этого, что бензопила - хорошо и правильно, потому что с ней может управиться одиночка. Нету одиночек у Висенны. На дороге одиночку всякий обидит. В бою у одиночки спина не прикрыта. Дом одиночке не построить. Одиночки сбиваются ватагами. Артелями. Или - как Братство начиналось...

Игнат вежливо улыбается, кивает старшему: хорошо, ты прав. И выходит из-под навеса в распадок.

А в распадке ветер гуляет. Резкий, сырой и холодный - ветер конца осени. В распадке листья носятся: уже не золотые. Рыжие да черные. Кончилось Время Золотого Ветра. Отошли Тени и Туманы. Сейчас - Время Остановки на дворе. Еще не зима, хотя снег и срывается порой. Уже не осень, хотя лед еще не стал на реке. Зябко и сыро, темно и тоскливо. Далеко-далеко отсюда, на Равнинах и в степи вокруг Волчьего Ручья, сейчас озимые сеют. Последние караваны из ЛаакХаара в купеческих дворах ценное железо разгружают. Тяжелый звон плывет над острыми черепичными крышами...

Здесь, в распадке, тоже звон стоит. Ничуть не хуже памятного лета, когда Волчий Ручей строили. По перелескам крыши топорщатся, блестят сланцевой плиткой. Трубы дымят. Кислый дым: корье жгут, щепки да стружки сырые. На реке водяное колесо крутится -- там шлифовальная артель камни выглаживает. Под каждым кустом шатер, времянка или уже добротный сруб. Зверья полно, и людей хватает. Там и сям навесы, большие верстаки, разделочные столы. Под навесами лес на окна и двери сохнет. Прямо в коре сохнет, чтобы не порвало. Еще год будет сохнуть, потом ошкурят, на доску поколют, доску прострогают до нужной толщины... треугольником сложат -- и опять сушить на год оставят. И только потом сортировать начнут. Спешить некуда: еще ведь и стены класть не начали. Еще только фундамент выводят.

Спарк направляется к тому самому холму, над которым теплой весной играл такой могучий, живой, зеленый фонтан. На холме вторая восьмерка медведей забивает фундамент храма. Именно что забивает: обычную землю втаптывает в опалубку из тех самых колотых досок. Прокладывает арматурой: сосновыми ветками, еловыми тонкими стволиками... выбрана древесина, которая только что не сочится смолой. В смоле, как известно, червяк не живет. Землю сыплют до верха опалубки, и потом трамбовками бьют, пока уровень засыпки не осядет вдвое, а трамбовка не начнет отскакивать, словно в гранит ударилась.

Гранитные блоки еще одна артель добывает. Блоками землебитный фундамент обкладывать будут. По замыслу, храм должен стоять на стилобате - на высокой обширной платформе. Чтобы не рассыпалась платформа, по краям и сверху ее гранитом обложат. На Земле Игната учили, что гранит пиленый бывает. Четырепять сантиметров плита. Тоньше - уже искусственный материал. Керамогранит. А тут вырезают в окрестных скалах этакие крабовые палочки сечением локоть на локоть; длиной - два локтя или четыре. Даже медведи в одиночку их ворочать не могут. Ломиком на тележку вкатят - и под водяную мельницу, на шлифовку. Получше блоки - на облицовку. Похуже блоки - на черновой пол храма. Торцом поставят: храм в плане тридцать два угла имеет. Считай, круглый. Под такой пол легче квадратные торцы подогнать, чем длинные боковины.

А совсем плохие блоки, брак да переколку - в канализацию. Только не выбросят, а уложат. Как медведи канализацию делают, наместник у себя в Ручье насмотрелся. По главной улице будущего поселения прогоняют длинную глубокую траншею. И прямо в ней кладут сводчатый ход, не особо заботясь о заделке швов. Лишь бы арки держали. А начнет вода в свод просачиваться - так для того он и сделан. К главному стволу присоединяют долбленые трубы от каждого дома. Выводят сток подальше от жилья и водоемов. И там отстойник закладывают - точно так, как Игнат в учебнике видел. Но в учебнике из дешевенького бетона все; а тут гранит - впору мавзолей отделывать. Спарк было про бетон заикнулся. Имея в виду потом и Город-на-Мосту тем бетоном поставить. Дескать, месторождение цементного сырья в горах наверняка есть. Печь для обжига, конечно, непростое сооружение, но вы ж гильдия строителей! Осилите! А лохматые ему в ответ: печь? Ого! И сколько ж это лесу сжечь придется, чтоб пуд цемента вышел? Игнат затылок почесал, и честно признался: немеряно. Так медведи даже смеяться над ним не стали. Пожалели убогого.

Постояв на холме перед будущим храмом, Спарк идет в терем Братства. Терем еще весной срубили. Терем похож на самый первый форт Волчьего Ручья: открытая на юг подкова; башенки сторожевые по углам; у каждого комната своя...

Только калганом не пахнет: великаны-абисмо тут не растут. Далеко от Леса.

Только Неслава нету - сам же Спарк его и убил.

Только нету Сэдди Салеха - в ГадГороде остался. Нету Ярмата и угрюмого бородача Ингольма; нету Ульфа, Несхата, Огера, Таберга, и многих, многих еще...

Ратинского вороного тоже нет. Два октаго назад охотились. Мясо на зиму коптили. Не увернулся старый конь. Ратин сам едва на рога не угодил. Когда лесной бык, наконец, упал - восемь и четыре копья в нем сидело; а стрел вовсе без счета. Быка разделали и закоптили. Заслуженного вороного сожгли с почетом... Нет, пожалуй Спарк сейчас в терем не пойдет. Светло еще. Завтра снова на охоту: медведей четыре восьмерки, людей почти сотня; волков две десятки. А ежей - "без письма и числа". И всем жрать подавай. Так что -- нечего завтрашний день торопить. Найди-загони-приколи-облупи-донеси-разбери-закопти - завтра работа сама догонит... Лучше Игнат прогуляется по холодку, пока время есть. Сходит к въезду. Постоит под доской, прибитой на два крепких колышка. На доске - название, которое Спарк придумал в летнее, веселое время.

Парень спускается по разъезженному проселку, прикидывая в уме: набралось ли у каменщиков достаточно щебня, чтобы замостить путь хотя бы до указателя? Потом смотрит на указатель и расплывается в улыбке. Четкими штрихами всеобщего алфавита на доске вырезано: "Лапушкин Распадок."

То-то, должно быть, икается нынче Великому Князю Логвину Грозному!

***

Логвин Грозный восседал на великокняжеском престоле и решал дело государственной важности. Князь выбирал наследника. Конечно, у кого сын... один, чтоб не пришлось обиженных братьев умасливать... умен и ухватист, чтоб не жалеть, что в дурные руки собранные по капельке земли уйдут... Тем, может быть, и проще.

А тут две дочери. Стало быть, наследника надо выбирать из зятьев.

У младшей дочери зять - загляденье. Сноур Нишарг, брат знаменитого посла Андрея. Не рохля: трижды набеги красноглазых отбивал, и только раз у ТопТауна помощи просил. Не дурак: за восемь лет правления земель прирастил себе почти на треть. Не жаден: дружина в золоте; да и жену балует. "А попробуй-ка дочь Князя не побалуй..." -- сам себе усмехается старик, и тотчас мрачнеет: мысли переходят к старшей дочери.

С ней повезло меньше. Мало того, что девчонка вбила себе в голову нелюбовь к воинам... какой же мужчина, если не воин? А все книги, midzado da sinfaro, все оттуда лезет... Дед говорил: "Дай государству двадцать лет покоя внутреннего и внешнего, и ты его не узнаешь!" Но откуда покой возьмется, если не будет на границах мечей и щитов; если не будет дорожных застав и дозоров внутри самой державы? Если не будет лазутчиков, доносчиков, воровского сыска, показательных казней? Неужели удержатся сами по себе?

Князь ловит себя на том, что вновь загорелся яростью. Делает усилие, чтобы развести брови; расслабить лицо и плечи. На пиру лишний раз не нахмуришься. Вот старшая дочь - слева. Вот младшая - справа. Вот младший зять -- напротив. Трижды по восемь лет, и три шрама на лице... Воин!

Оставить все ему?

Тем паче, что жених старшей дочери пока остается женихом. Девчонке трижды повезло. Первое, сбежала удачно: слуги верные помогли, не испугались. Второе, родичи прятали и в пути не выдали: семья честная. Третье, незадачливый жених согласился обратно взять... не особо спрашивая, где сговоренная невеста до сих пор шаталась, и по какой причине.

Но Логвин Грозный медлит с ответом. Пока с Алиенор не решено, можно младшую пару не сильно обнадеживать. Лишняя уздечка на Сноуре не помешает. Мало ли, вздумает, что тесть зажился на свете...

Только до бесконечности тянуть не будешь. А как выдашь Алиенор, наместник-то может и права на Княжество заявить. За Сноуром - его род и его земли. Сильный род, и земли богатые; но и только. За наместником - Лес. Лес, разбивший вдребезги одного из первых воевод Княжества. Лес, открывший Южный Тракт на весь год; победивший легендарную волчью охоту... плевать, что охота вроде как часть самого Леса... если лазутчик сумел верно понять и соединить подслушанное. Чужих побеждать легче, чем своих утихомиривать - а Лес управился как с родными, так с пришлыми.

И вот за такое выдать старшую дочь. Которой, по закону и обычаю, всегда причитается большая и главнейшая доля наследства. Княжеский стол причитается. Неужели Сноур стерпит? Князь улыбается. Ежику понятно, что Сноур подымет "весь род людской на зверье поганое!" И снова будут по Равнинам пылить змеи латной конницы. И вместо единого Княжества в море клинков поплывут льдинкиосколки... Будут таять, таять, пока не исчезнут совсем...

Тьфу...

Кравчий перепуганно бросается заменить кубок: миндалина, наверное, угодила в вино. Князь молчит, и кравчий машет рукой подчашему: неси-ка лучше кувшин с южным, в нем смолы поменьше.

Третьему отдать!

Старый князь вспыхивает от радости. Найти третьего наследника. А дочерям выделить приданое. И только.

Ага, и пусть этого третьего с одной стороны подсиживает Сноур и все Нишарги; а с южной границы подкусывает Лес! Как долго он усидит на княжении?

Начальник тайной службы подошел сзади, осторожно касается княжеского плеча:

-- Господин?

Князь поднимает указательный палец; синим огнем подмигивает перстень. "Младшей подарю," додумывает Логвин Лапушка последнюю мирную мысль: "Ей ко глазам пойдет!"

Затем вполоборота сдвигается к боярину и ныряет в доклад.

***

-- Доклад представили вчера, на пиру. Да вы видели сами!

-- А-а, так вот с чем Тамкар подходил... И что отец?

-- А что он мог подумать? Он-то полагал, что запретит вашему... хм..хм..

-- Жениху, чего ты мнешься, Ветер? Забыл, что я за него сговорена еще три лета назад?

-- В общем, запретит наместнику пользоваться Трактом, и затея с лечебницей увянет сама собой. Откуда ж ему было знать, что чьелано-перевозчиков в Лесу столько! Что они перевезут всяких чудовищ со всеми их приспособлениями и мерзкими ухищрениями...

-- Ты опять пил с придворным певцом. Нахватался слов.

-- Добро, я коротко. Наместник привез все нужное по воздуху. Выстроил городок в долине. На отрогах сторожевые вышки. Крепость размечена, но пока не строится. Строится громадный храм: крыша полушарием на тридцати двух колоннах, и все это на высокой широкой насыпи, облицованной гранитными плитами...

-- Теперь батюшка меня точно не отдаст. За этого не отдаст по вредности. За иного кого - чтобы этого на привязи держать... Что ж мне, до старости в девках вековать?... Чего скалишься? Отвечай!

-- Хо-о-оть в берлогу к медведя-а-ам, лишь бы не у ба-а-атьки!

-- Точно с Силеном пил. Пшел отсыпаться!

-- Слушаюсь!

Алиенор прошлась по комнате туда и сюда. Креслица резные; вышивные ткани кругом; книги любимые - вся стена уставлена. Вели коней подать - подадут; пожелаешь - на охоту езжай; не то - подруг созови, кому хошь косточки перемой... Только где-то за коврами и дверями всегда три-четыре трезвых и настороженных воина из личной отцовской охраны. Один раз их обмануть вышло: не ждали от девчонки решительной выходки. Второй раз из дому не сбежишь. Слуг заменили. Ветер вон только пьяный и пролез - за пьяным следят меньше... Ну, зато в Урскун не зашлют. Ага, года три не зашлют. А потом наместник поймет, что обманули его.

Может, наместнику знак подать? Пластину от Пояса потереть или там огнем прижечь, не то крови каплю отжалеть на нее... Сам же говорил: магией-де найти можно.

А кто она - наместнику? Что он должен думать? Одна сбежала, вторая хвостиком махнула... Ладно бы еще, обнадежила его тогда - весной. Так ведь сама ж не захотела. Чтобы зря губу не раскатывал.

Если б хоть знать, что сейчас тот наместник делает...

***

Наместник храпел во сне. Ратин постоял над ним, пожалел будить. Решил - потом, когда седлать станем. Выскользнул в коридор и прошел к себе -- снимать со стены тяжелые охотничьи копья.

Спарку снился сон; и в том сне он стоял на асфальтовой дорожке перед трубчатым ограждением; ограждение упиралось в панельную хрущевку. На углу пятиэтажки висел смазанный плакат о розыске: "Ушла из дома... Была одета... На вид 18 лет" -- только с плаката улыбалась не Ирка, а княжна Алиенор.

На ограждении сидел Сергей и выговаривал, насупившись:

-- Ты, Игнат, вроде бы и людей убивал, если не врешь. Если вообще этому сну верить... Как будто и городом правил. Только главного все равно не понял. Ты подумал, что на Земле бы медицинский центр построили. Держи жопу шире. Военные или гэбье подмяли бы все под себя, и конец на этом.

Игнат отступил на шаг и медленно-медленно осмотрел себя самого. Выдохнул:

-- Мне, наверное, впервые в жизни по-настоящему хочется тебе врезать. Чтоб зубы лязгнули. Сам хоть понял, что сказал? Если ты и правда живешь в таком мире... Зачем же ты дом строишь? Ведь его у тебя могут отобрать одним росчерком пера, с землей вместе! Если ты не веришь совсем ни во что хорошее... зачем живешь? Из такого мира надо бежать куда угодно. В сказку, в виртуал, даже в рай! Зачем мечтать, нахрена планы строить, если завтра конец света?

Сергей криво ухмыльнулся:

-- А я не приду. Объявят конец света, а я скажу: хрен вам в шестиугольной баночке! Без меня.

Игнат ухмыльнулся. Тоже криво и тоже против души:

-- Ты вот меня в наивности обвинил. А сам ждешь, что конец света будет объявлен заранее.

Ветер гнал по улице желтый сухой лист; маслянисто-черные голые ветки раскачивались под грязно-белым кругом спутниковой антенны. Антенна торчала аккурат посередине серого полотна пятиэтажки - белое самурайское солнце на сером... небе? Теплый летний сон растаял, осень свалилась неожиданно и отовсюду.

-- Я хотя бы знаю, что он будет. Что он может быть в любой миг.

-- "Будь осторожен, следи за собой", ага?

Сергей поежился, вынул из карманов перчатки с протертыми пальцами. Кивнул полуутвердительно:

-- Ты до сих пор Цоя помнишь.

-- Да уж не "Ласковый лай"... тьфу, май.

-- Июнь, июль, август...

-- Не-е, все-таки это писатели!

Опять две улыбки. На полградуса теплее прежних. Во сне окончательно победил ноябрь: деревья сделались серыми, а палая листва черно-рыжей, серо-сиреневой. Проводник опустил глаза:

-- Виноват. Погорячился. Не вздумай там и правда... уходить.

Сергей зябко передернулся. Стряхнул первые снежинки с рукава. Пожал плечами:

-- Нэ гарачыс, дарагой. Нэ нада, -- и прибавил серьезно:

-- Наш мир ужасен только по меркам вашего.

-- Ваш... мир?!! Нашего?! А я не на Земле родился, что ли?!!

-- Окстись, чадо, а то паникадилом огрею. Какой же ты после всего этого - наш?!!!

***

-- Наше время, Спарк. Подымайся! - атаман стучит в подошву рукояткой ножа. Игнат садится на спальнике, протирает глаза. Костер едва тлеет: слабый жар от вчерашних углей, зато ни дыма, ни треска.

Отроги хребта расходятся широко, и сейчас в этом растворе поднимается красное солнце. Рикард зевает во все горло. Ратин чистит нового коня: могучего и страшного даже на вид ардавира редкой золотистой масти. Майс заливисто храпит справа от наместника, и тот беззлобно тянет соседа за нос:

-- Вставай, вояка. Пора.

Перелесок молчит. Утренняя серая дымка. Зверье уходит за перевалы. Целое лето охотники прочесывали округу в поисках мяса. Иногда встречали таких же, как они. Однажды - разбойников. И семь то ли восемь раз - княжеских лазутчиков. Их интерес к распадку Рикард Олаус считывал чуть не за пять шагов. Не помогало искусное перевоплощение в смолокуров, охотников или лесорубов.

Вот с первыми лучами затенькали птицы. Клесты, вполне привычного вида синицы. Серые, как окружающий кустарник, земянки. Далеко справа - у болотины - провыл водяной бычок. Обычно они к зиме улетают. А здесь, наверное, теплый распадок.

Спарк поднялся, растер лицо и уши. Майс проснулся тоже. Усатый маг присел у костра, выплеснул из фляжки в котелок знакомый едкий состав. Добавил воды из бурдюка. Теперь уж все проснутся: запах крепче кофейного, а по едкости - куда там перцу. Вон, даже кони зафыркали.

Перекусили вчерашним мясом. Спарк легонько пожалел о съеденных пирогах. После завтрака разделились: Майс и Ратин повели вьючных лошадей с несколькими полутушами в лагерь. Наместник и Олаус заседлали своих, свернули спальники, и шагом поехали к следующему перелеску, где рассчитывали встретить остановившихся на желудях кабанов. Нападать на стадо верхом они не собирались; а вот засесть Рикарду высоко в ветвях, изготовив тугой лук, и чтоб Спарк с противоположной стороны пошумел, помахал факелом, погнал зверя под выстрел - глядишь, пятьшесть жирных осенних поросят попадет в коптильню.

До перелеска оставался еще изрядный кусок. Охотники ехали почти в открытую, и даже позволяли себе негромко переброситься парой слов.

-- А не боишься, что останешься там? - вдруг спросил Рикард.

-- В ежевичнике? - тихо уточнил наместник, -- Конь, думаешь, оступится, или кабан затопчет?

Олаус помотал головой:

-- Нет. Смотри: пустит тебя госпожа к Земле, а потом ворота закроет, и ты там останешься. А мы здесь.

Игнат помолчал. Тут никто ничего не мог поделать. Как Висенна пожелает, так оно и будет. Поежился:

-- Думаю, к середине зимы, надо за девушкой ехать. Поможешь?

Рикард внезапно натянул поводья, и Спарк встревоженно рванул меч из ножен, обшаривая глазами серую полоску леса далеко впереди.

-- Ратина с собой брать не надо, -- твердо сказал усатый маг. - Не хочу, чтобы между вами стояла женщина.

Наместник вздохнул. Если б тогда северо-восточному Судье не перебили ребра урскунским лезвием... Сватался ведь - да за покалеченного не отдали.

-- К весне храм будет готов, -- произнес Игнат, поднимая лицо в сиренево-золотое небо.

-- Ты бы хотел сохранить все, -- кивнул Рикард, -- И город, и друга, и княжну.

-- Думаешь, любит?

-- Атаман - безусловно.

Спарк убрал клинок и снова двинул коня шагом. Рикард поехал следом.

-- А девушка?

-- Ей на самом деле не нравятся воины, -- усатый маг пожал плечами, -- Она как будто ищет чтото в людях. Найдет в тебе - будете счастливы. Нет - не удержишь...

-- Атаман уедет, когда я отправлюсь, так?

-- Он просил не говорить.

-- Так ты же и не сказал... А слушай, Рик... Вот я - что я к ней чувствую?

Олаус опять остановил белого. Перемолчал.

-- Ты хочешь, чтобы я твой груз на себя положил... -- выдохнул усатый колдун, -- Злись или не злись, а я тебе не отвечу.

Спарк почесал затылок:

-- Ты прав. Ладно. Надо сделать так, чтобы мы Ратина отпустили, как сокола в небо, а не чтобы ему самому пришлось ночью уезжать, как нашкодившему коту... Спорим, ты для того и проболтался сегодня?

Рикард подмигнул:

-- Что гадать? Договорим... позже. Лошадок отведем в ту ложбину. Кабаны вон, в подлеске. Видишь, ветки болтаются? Ты зайди справа, и гони их по ветру, как свистну. А я вон там сяду, дуб какой здоровый...

Игнат улыбнулся в ответ:

-- Лишнего там не отстрели, колдунское отродье. А то зачем я потом буду нужен девушке?

***

Девушки сидели на резной скамье с высокой перекидной спинкой. Расторопные служанки выставляли перед ними на круглый столик золотые кубки; расписанные морозным узором стеклянные бокалы; чеканные серебрянные блюда - словно не две сестры увиделись, а десяток.

Младшая сестра уже похвасталась Алиенор и мужем, и первым сыном, и последним подарком - зелеными сапожками с речным жемчугом. Старшая уже пожаловалась. Теперь обе ждали, пока служанки внесут варенье с печеньем, и оставят подруг наедине.

Обычно сестры подругами не бывают. Соперницами - запросто. Но тут Алиенор тоже повезло: младшую выдали замуж после того, как старшая к жениху отъехала. Кто ж предвидеть мог, что Алиенор по дороге сбежит! Вышло так, что младшая за хорошим мужем, а старшей никого не досталось. Нечему оказалось завидовать.

Так что сестры мирно сидели за пряниками, пили мед подогретый. И молчали. Потому как обе понимали, что отцовы люди, скорее всего, слушают.

-- Сама-то чего хочешь? - спросила, наконец младшая.

Алиенор фыркнула:

-- Знала бы, давно уже получила.

-- Так думай не спеша! - всплеснула руками подруга, -- По вечерам поезди, потанцуй... Ткань бирюзовая все лежит?

-- Нет. Платье сшили.

-- И ты молчишь! Вели, пусть несут. Ладно я расплылась...

-- Ну уж, не прибедняйся!

-- Зови своих лентяек. Пусть несут, показывают... Побольше. Чтобы шелка шуршали. Чтоб треск стоял!

Алиенор рассмеялась. Хлопнула в ладоши. Угощение осталось на столике, а сестры отошли в бельевую. Созвали пятерых горничных. Те понесли платья, юбки, полушубки. Захлопали крышками сундуков, принялись встряхивать, хихикать, перешучиваться; примерять на себя, прикладывать к Алиенор - "вот так идет? А тут собрать. А тут длинее. А тут подколоть..."

В старательно сделанном шуме младшая сестра почти без помех говорила подруге на ухо:

-- Весна будет.

-- К Светлому Озеру второй раз не пустят... придержи.

-- Длинновато. Тебя - не пустят. А меня?

-- У тебя же девочка будет. Как назовешь?

-- Подумаю. Ой, какой цвет хороший... А знак, письмо?

-- Точно. У меня пластина от Пояса есть!

-- От какого пояса?

-- Неважно... Как ее переслать?

-- Мужа попрошу. Скажу, так и так, сестрица очарована мерзким колдовством. И снять его можно только на месте. Пусть отнесут вражий амулет в проклятую долину и там выкинут.

-- Не то... Письмо бы... ой, тут надо рукав подпороть.

-- Ты еще на шубу натяни... Письмо прочтут.

-- А я такой отказ напишу, чтобы его и дурак понял в обратном смысле.

-- Ненадежно.

-- Верно, сестрица. Надо человека посылать. У тебя есть?

-- Откуда? Мои все мужем приставлены... Смотри, вот так надо шить! Что головой качаешь?

-- Придумала! В ТопРауме Лиса живет. Пошлю ей как бы подарки к Солнцевороту. За ее-то мужем не следят; а он в страже сотник. Если что, найдет способ добраться.

-- Так ты все-таки хочешь южанина?

-- Ох, да если б я сама знала!

***

-- Знать бы точно... -- Спарк подкидывал пластину на ладони. Тигренок переминался у очага, поворачиваясь к нему то спиной, то боком. - И Ратина толком проводить не успеем... Если уж тебя выгнали в зиму, счет на дни пошел.

-- Судьба такая, -- замерзший гость пытался говорить лихо и независимо:

-- В ту зиму за тобой ехал, а в эту сам видишь.

-- А прислали с гонцом?

-- Нет. В подарке прислали. К Солнцевороту. Жене моей, "серебряная гривна южных земель, для хозяйства." Лиса ее чуть к менялам не снесла. Зато, как я напомнил выезд из Тенфиорта, она тоже про твой Пояс сообразила.

Тигренок отошел к дубовому столу, хозяйственно переставил кувшины, поискал чистую чашку:

-- Можно?

-- Что найдешь, все твое. -- Спарк припомнил осень, когда дожидался Иринку. Тогда примчался гонец с какими-то свиньями... и упустил Игнат девушку. Не прохлопать бы повторно. Сегодня же собираться надо.

Только в ТопТаун нахрапом не сунешься. Послать Князю грамотку: отдавай невесту? Тот сразу запоет: зимний-де путь холоден и опасен, да и сердце отеческое не камень... С начала осени так поет. Чего тянет, непонятно, но тянет ведь! Дождались, что пришлось пластину тайком в подарке посылать...

Наместник встряхнулся. Привесил пластину на законное место. Когда в распадке появились лесные строители, Спарк снова начал носить Пояс даже на охоту. Снова назначил Судью. Только не Ратина - тот предпочел нанимать и школить стражу для будущей крепости. Так что судейским креслом пожаловали громадного поседевшего медведя из артели каменотесов. Зажили почти так же, как на Волчьем Ручье...

И опять все кувырком. Если просто жизнь такова, какова же она в сгущенном виде?

Дежурный увел Тигренка в гостевой дом, отогреваться с дороги. Внизу, перед большим очагом, собрались люди и звери: Судья, начальник стройки, командир гарнизона, маг, главный повар... Опоясанный мог выйти к ним и приказать... да что угодно. За Спарком стоял Волчий Ручей; и взятый "на щит" ГадГород; и Пустоземье, которое больше не было пустым; и даже мечта - Город-на-Мосту - все было честно прожито от звонка до звонка. Игнат перебирал пластины, радуясь, что перечеркнуто всего пять, и думал: "Вот я завоевал право говорить, что хочу. И что мне сказать? Сказать-то нечего. Сейчас в тридцать лет, мне кажется, что я должен оставить после себя... ну, или совершить... что-то более важное, чем приличествующее двадцатилетним... Потомуто я и строю храм; потому-то и пытаюсь сшить миры. Да, но в сорок-то лет, в пятьдесят - дальше! -- что я буду думать о себе сегодняшнем?! Столько ли будут стоить мои мечты и мои цели?"

Наместник спустился в общий зал и долго молчал, прежде чем отдавать приказы.

***

Приказав сменить охрану, а паче всего не подпускать к старшей дочери никого из ее прежних людей, Князь не успокоился. Домик в ТопРауме, где Лиса мирно проживала с мужем, тоже взяли под осторожный присмотр. Ожидали, что Алиенор попробует связаться с прежней горничной. Только не ожидали, что в один морозный, солнечный день из Лапушкина Распадка прикатит санным путем чуть не полусотня румяных лесовиков, обвесит все стены мехами на продажу, досуха выпьет соседний трактир... В довершение гулянки, гости накрыли столы прямо во дворе, без капли уважения к трескучим морозам-"душегрызам", и откупорили привезенное с собой. Ватажники провожали на юг рослого мужчину верхом на громадном золотистом ардавире. Дарили прощальные подарки. Громко желали добра и удачи в пути. Набили морды трем уличным забиякам. Десяток любопытных заманили к столам, где упоили до лежачего положения. Княжеские наблюдатели оказались в том десятке, и теперь дровами лежали поперек сеновала. Так что подсматривать за домом оказалось некому.

Андрей Нишарг, которому Князь поручил охранять шуструю доченьку, особенно не огорчился. Известно же, что на ардавирской породе одним дворянам позволено ездить. На южной заставе владельца золотистого коня вежливо попросили прочитать герб - а он и выдал. Старый, давно забытый "танцующий журавль". Наследники "журавля" разыскивались уже лет двадцать, им причиталось несколько завещанных владений; сами они имели долги перед разными людьми - большие и не слишком. Сын Ратри Длинного задал немало работы законникам, заявив прилюдно, что намерен разобраться в своих обязательствах до весны.

За всей празднично-бумажной суетой ТопРаумская Ратуша не обратила внимания на тройку тайных гонцов. Сотник выпустил их через боковую калитку глухой полночью. Всадники торопились в столицу, предъявляя подорожную с гербом великокняжеской семьи. Везли они, по всей видимости, чтото крайне важное. Открыто носили броню и оружие; на постоялых дворах не отходили ни на шаг от лошадей, сами чистили даже заводных, и спали только по очереди.

***

Игнатова очередь спать началась с закатом. В полночь усатый маг разбудит Майса; а тот поднимет Спарка уже перед рассветом. Наместник сам так устроил - чтобы полюбоваться восходом.

Но до восхода еще целая ночь впереди. Можно зарыться в душистое сено, завернуться в толстый плащ - и спать. Сколько получится. И видеть сны.

Сегодня приснился Петр, и Игнат тут же заинтересованным голосом его спросил:

-- Мне являются те, с кем есть что-нибудь общее. Например - ты женился на Ирке, потому и снишься?

Петр оправил строгий костюм:

-- Нет, я Кате предложение сделал. Она тоже... там, у тебя побывала.

-- А что так?

-- Да, понимаешь, я в твою историю поверил, -- торговец маслом и конфетами чуть приподнял брови: дескать, вот от кого не ждал.

-- Из-за Иркиных золотых колец? Или после того, как я матери приснился?

-- Дурак ты, Игнат, -- заулыбался Петр во все тридцать два зуба, -- У меня щит на вешалке висел, когда ты еще под стол пешком ходил. Мне, пожалуй, легче всех поверить было. Да и Катя рассказала кое-что.

-- Катя, хм... Что ж ты на Ирке не женился?

Кащей задумчиво охлопал круглое брюшко.

-- А я же теперь предпринимаст. Буржуй, спекулянт долбаный. Если осенью не уберут, так весной посадят. Ну и вот, сомневаюсь я, будет ли Ирка мне передачи носить, если она твоего подвига не оценила.

Петр задумчиво вдохнул и добавил:

-- Я бы побоялся там жить по-твоему.

-- О! - воскликнул Игнат, - Интересно! Ну-ка, ну-ка, как бы ты жил?

Собеседник посмотрел на руки. Поднял взгляд на Спарка:

-- Для начала нашел бы самого крутого. Или главного. Или как он там у вас называется. Втерся бы к нему в доверие. Никаких боев, никакого оружия вообще. Баловство это. Уж потрясать вселенную я меньше всего хотел бы. Хотя - это ведь я сейчас так думаю. Ты меня не слушай. То есть, не бери в голову.

Спарк подумал, что Кащей стал гораздо спокойней на вид. И о тоске по прежним временам уже не вспоминает. Впрочем, если Катя предложение приняла - ему теперь без прошлого дел хватит.

-- Ладно, - сказал тогда Игнат, -- А что так с Иркой-то? Она, может, потому и не осталась со мной, что к тебе хотела вернуться.

Петр рассмеялся:

-- С таким папой и с такими ногами - не пропадет Ирка! Ты хоть понял теперь, что значит десять лет разницы?

Гость отмахнулся:

-- Да ни черта! Я же не изменился за эти десять лет! То есть, делать стал больше из того, о чем мечтал; ну, а мечтаю все о том же.

-- И о чем?

Наместник вздохнул:

-- Потом расскажу.

***

-- ...Про горничных. Сейчас лучше расскажу про охрану.

Старший брат Ветер качает головой - без особого удивления или осуждения. Для порядка. Не каждый день предлагают княжну украсть. Выслушивает Майсов отчет, вздыхает:

-- Да все ты правильно разглядел, нечего прибедняться.

-- Тогда и вывод правильный. Уж если Ветра внутрь не пускают, нам нипочем не войти. Не говоря уж - выйти. Не говоря уж - с таким-то грузом!

-- Ага, -- на удивление безмятежно соглашается Спарк. - Не войти и не выйти. Ешьте.

И оглядывает стол.

Стол накрыт щедро. Трактир "Под стеной" хоть и не первейший в ТопТауне, но с "Серебрянным брюхом" поспорит на равных. Главное достоинство трактира в размещении: достаточно далеко от дворца, чтобы его не прослушивали личные лазутчики Князя; и достаточно далеко от въездных застав, которые всегда под особым присмотром городской стражи.

За столом собраны люди, на первый взгляд совсем чужие друг другу. Три гонца Великого Князя - один покрыт вороненой чешуей с головы до ног; другой в драгоценной кольчуге с полностью заваренными кольцами; третий в обычной теплой стеганке, но зато с усищами чуть не до пола; на всех троих черно-золотые накидки-"шмели", цветов дворцовой почты. Напротив поднимают кубки кряжистые лесовики, за спинами которых прислонены к стене широколезвийные охотничьи копья. Охотники одеты без изысков, в бурое и зеленое; а вот копья украшены щедро: по втулкам серебрянная насечка, под рукоятями обмотка золоченой проволокой; на небоевых концах - нефритовые нержавеющие наконечники, "подтоки". Чтобы любимое оружие не набирало влагу торцом, когда упираешь в землю... Глядя в твердокаменные лица обоих полесовщиков, легко представить их за работой. Вот над берлогой фонтан снега; медведь черной молнией подскакивает вплотную, сейчас ударит! Шен подбрасывает над ним обычную потрепанную шапку. Зверь послушно вытягивается на задних лапах - ловить. И Фламин, присев до колена в глубокий снег, с разворота забивает рогатину медведю под горло, приговаривая: "В пузо щенки колют, никакой шкуры с такого не продашь!" Шен тем временем изготовил второе копье...

Вот откуда роскошные меха, что полесовщики небрежно швырнули на соседнюю лавку. Только в столице и продавать! Ну, а пока за оценщиком сбегают, что не выпить? И вон лесоруба можно позвать, тоже спину на месяце греет, тоже с леса кормится, значит - свой. Лесоруб дороден, хохочет как в бочку; неподъемный топор на длиннющей ручке вертит шутя, открытой ладонью, перехватывая рукоять корнеподобными пальцами. На состязаниях под Солнцеворот такие мастера двумя ударами делают зарубку на высоте роста; обухом вгоняют в нее толстую ветку, запрыгивают и рубят следующую ступеньку - уже с ветки. Сделав так три подъема, четырьмя ударами валят собственно ствол. Кто успевает раньше других, тот получает серебрянную подвеску-топорик... ага, вот такую точно, каких у лесного гостя шесть на узком пояске. Лесоруб не дурак выпить и посмеяться; вдобавок усами не уступит даже третьему из гонцов.

Впрочем, посмеяться тут никто не дурак. Особенно - над забавными случаями, щедро изложенными еще одним гостем. Богатый купец из ГадГорода, низкий, плотный, черноволосый и крайне вежливый - "К вашим услугам, и к услугам Ваших уважаемых родственников!" -- то и дело смотрит на собственные руки, даже иногда протирает платочком. Словно руки не его. Так и сыплет забавными повестушками: как звери завоевали ХадХорд, да как потом наместник стал править, и как, по незнанию обычаев, втаптывался то в одно, то в другое удивительное дело... Справа от него рослый, прямой и суровый южанин-степняк - в длинном стеганом халате до пят, у стены высокий лук и полный колчан черноперых стрел - качает головой неодобрительно. Сам он болтать не любит. Пьет и ест за троих - задаром и уксус не горький! - но молчит упорно, в особо смешных местах только прихватывая горстью твердый выбритый подбородок.

Напротив - двое богатых вольных крестьян. Тоже с юга: под Князем не забогатеешь. Штаны синие, широченные: пусть все видят, что на дорогую ткань хватило. Рубашки алые, теплые; плащи шерстяные, толстые; кушаки узорные, тканые в "трижды восемь" ниток; сапоги... сапоги высокие, дорожные, крепкие. Клинки на поясах короткие, и носят их крестьяне с немужицкой сноровкой. Держатся вместе, как всякие земляки на чужбине - должно быть, зерно продавать приехали. Сами, чтоб купцам не спускать задешево. А непохожи, ровно небо и земля. Один поперек себя шире; другой высокий и тощий, в парадной одежке непривычно ежится, и завистливо поглядывает на выложенный перламутром лук хмурого степняка.

Спарк эль Тэмр, Мастер Лезвия Майс, Рикард Олаус, Шен с Фламином, Остромов, Сэдди Салех, Северо-восточный Судья Крейн, да Некст с Кони Дальтом. Все Братство Волчьего Ручья здесь, еще и полесовщиков два; еще и Ветер-старший за столом.

Только атамана нет. Ратин отправился род восстанавливать. Знамя с "танцующим журавлем" под белый свет вынести. Долги взыскать, тяжбы разрешить, свои обязательства выполнить. Ему прощальный пир давали еще в ТопРауме. Не совсем ладно вышло. Стоило бы всему Братству с ним попрощаться. А не выкрутишься. Знал атаман, за кем Спарк в столицу едет. Знал - и не хотел рядом стоять. Сказал ровным голосом: "Что мы сами себе станем яму рыть? Если знаем подводные камни издали, лучше вовремя корабль в обход направить, чем потом геройски воду откачивать да сшивать лопнувший борт... Отгорит - рад буду тебя видеть."

Спарку ничего не оставалось, как поверить. Давным-давно сказано было - кажется, тем самым Крейном, что сейчас угрюмо отмалчивается: "Если тому не верить, с кем кровь мешаешь, к чему и жить на свете?" И запустил наместник подготовленное дело, как спускают созревшую лавину, чтобы обезопасить перевал: верный расчет или нет, а назад не отыграешь.

И вот Ветер-старший говорит: нет. Во дворец не пройти; из дворца не выйти. Прислуга наперечет. С утра записывают входящих, вечером сверяют выходящих. Раньше за взятку пролезть можно было, а нынче на воротах рассвирепели до того, что возы с сеном копьями протыкают: не притаился ли кто? С бочек сбивают крышки. Корзины просто вытряхивают. Мешки с мукой пересыпают. Княжну стеречь поручено Андрею Нишаргу, как бы не хитрейшему послу Княжества. Нишарг добывал тайны в ХадХорде; Нишарг не единожды путал и ссорил горцев Урскуна; Нишарг даже Торговую Палату Финтьена обул поддельным векселем! Нишарг на взводе с того самого дня, как в ТопРаум, в поднадзорный дом Лисы, заявились подозрительно многочисленные и веселые лесовики. Сам не спит, и люди его встревожены. Андрей, может быть, уже к утру получит отчет о странном сборище "Под стеной". И накидками гонцов его не обманешь: во дворце всех "шмелей" знают лично...

Что ж, у наместника Леса в рукаве тоже кое-что сыщется. Спарк наклоняется к уху Рикарда Олауса:

-- Вы оказались совершенно правы. Приступайте!

Затем обращается к Майсу:

-- Я пошел.

Мастер Лезвия понятливо кивает, подмигивает направо, налево - и за столом начинают гулять громко. Крестьяне заводят песню, отбивая такт кружками по столу. Шен с Фламином перетягивают на руках толстяка Остромова. Тот хохочет во всю глотку, легко поднимает обоих немаленьких охотников. Даже степняк оживился, азартно ухватил за рукав черноволосого болтунасоседа: "Да ты что, Сэдди?! Не может быть!" -- "Нет, Крейн, верно тебе говорю!" И все наперебой требуют вина, пива, хватают служанок за что придется - те визжат; прибежавший хозяин разрывается между заказами и пытается ловить летящие отовсюду обрезки серебра, связки медных монет... вон и золотой кто-то на радостях волчком по столу крутанул... Завсегдатаи трактира делятся на две половины. Одни подтягиваются поближе к гулянке - посмотреть, а то и перехватить чего на дармовщинку. Другие, помня, что пьяная драка засасывает всех абсолютно, скоренько допивают, расплачиваются, и вываливают на улицу - пока не началось. Среди них легко растворяются Спарк, Рикард и старший Ветер. Ветер тотчас исчезает в морозной ночи: если за кем тут и следят, то в первую очередь, за ним. Маг и наместник отворачивают за угол, подальше от костра в каменной чаше и тройки стражников на перекрестке. Оглядываются: никого. Усатый маг вскидывает руки к небу, шепчет заклинание. С ладоней поднимается к низким облакам белый луч, сгущается в шарик - лопается беззвучно. Тотчас по переулку - а затем и по всему городу - поднимается ветер. Крупными хлопьями сыплется снег. Рикард возвращается в тепло и шум трактира - там уже сдвинуты столы и скамейки; на освободившемся месте Крейн сверкает шелковым праздничным халатом, молотит вприсядку; рядом танцуют охотники. Прочие стоят кругом, хлопают в ладоши, топочут каблуками... Усатый влетает в круг соколом, идет "мелкой дробью", раскланивается, подлетает в воздух и прокручивает ногами полное колесо - будь здесь запорожский казак, сказал бы: "садит черта"; а у Висенны такой финт зовется "солнцеворот"...

Спарк выбегает на присмотренный еще днем пустырь. Выпутывает из кошеля жесткое золотистое перо, а из широкого рукава шубы - маленький горшочек с угольками, грелку для пальцев, придуманную лазутчиками чтобы после ожидания в засаде можно было ловко вскрывать замки. Наместник сует перо в горшочек - поднявшуюся вонь тотчас уносит разгулявшийся ветер. Игнат поднимает голову к небу - непроглядная бело-бурая мгла - и думает: "Я оценил себя и спокоен. В двадцать лет я так спокоен не был. Я уже не верну свои двадцать лет, и не помогу себе тогдашнему. Да и другим двадцатилетним я не помогу: они вряд ли меня услышат. Вот как тогда Тигренок: "За хорошее дело Людоедом не назовут". И точка.

Но ведь получается, я и собственному сыну тоже не смогу помочь?"

Наместник затаптывает в снег остатки жженого пера. Прячет грелку откуда взял, и терпеливо всматривается в метель.

***

Метель полировала цветные стекла высокого и узкого стрельчатого окна. Окно дорогое, створчатое. Летом по жаре можно распахнуть настежь. Зимой, по холоду - закрыть ставни. Или занавеску опустить. Или подбросить полено-другое в очаг. Сейчас в очаге рыжим котенком прыгало туда и сюда маленькое, ровное пламя. Ничуть не похожее на яростный степной пожар... на то, что испытывала Алиенор.

Если б знать!

Ну, дошла пластина до наместника - и что с того?

Девушка перевернулась на другой бок. Под метель всегда бессонница выпадает.

Ах, да кончится все как обычно! Через пять лет вспомнишь - посмеешься!

Неслышно скользнула горничная. Осмотрела комнату - не подать ли чего? Исчезла в дверях. Добротная дверь, дубовая, окованная. Засов изнутри. Только Алиенор его не задвинула: к чему? Если вправду дойдет до такого, чтобы в собственном доме от своих же прятаться - выбьют засов, и вся недолга. А от врага - стража крепче всяких засовов.

Вот именно, что стража. К ней сюда три подъема по лестнице, трое всегда на посту перед дверью в покои; в передней комнате горничная - завизжать успеет, если что; в гостиной нарочно полы "поющие" -- кто нужной досочки не знает, скрип устроит на полбашни...

В окно? По занавескам? Как раз метель - на длину копья ничего не разглядеть... Ага, по напрочь обледенелым круглым бокам бревен... и куда потом?

Ну что за чушь в голову лезет! Может, макового отвара спросить, да заснуть спокойно?

Между оконных створок снизу вверх хищно скользнуло лезвие. Подкинуло крючок... второй... створки распахнулись. Огненный котенок в очаге испуганно присел перед ворвавшейся в комнату метелью.

Подоконник перемахнул человек в броне. Княжна чуть не закричала в голос - и тут разглядела поперек вороненой чешуи - белый пояс.

Пояс.

Какая разница - ждала, не ждала - если пришел?

-- Тихо! - приказала девушка, не дав гостю и рта раскрыть. - Встань в углу и сделайся березой!

Пробежала к двери - пусть смотрит. Все равно теперь. Вышла в гостиную, жестом подозвала девушку:

-- Маковый отвар подай. Я запрусь, а ты не бегай. Отдохни до света. Метель зверская!

Получив кубок со снотворным, проводила служанку до передней и с нарочито громким стуком двинула засов. Немного подумала: что надеть? Рассердилась, потому как гостя нельзя было вывести в столовую: станет еще мимо правильной доски, и подымет всю стражу на ноги... хоть под кровать прячь. Закусила губу. Вернулась к кровати, потребовала:

-- Закрой глаза!

Спарк подчинился. Девушка живо набросила платье -- то, бирюзовое. Затянула поясок. Сунула ноги в короткие домашние сапожки. Выдохнула:

-- Открывай. Можно подумать, на Светлом Озере меня не видел.

-- Присесть можно?

-- На лавку.

Игнат огляделся. Лавка гладкая, спинка с прорезью. Комната не показная: спальня. Только и украшений, что тканые коврики на стенах; узорное оголовье кровати. Ну, теперь-то уж все точно по правилам. В окно влезли. Дальше - девушку красть. А еще дальше придется из окна обратно вылезти... Спарк вынул руки из рукавов. Порадовался, что нож - подарок Лотана - не выронил, когда вскрывал раму... Княжна как раз притянула створки обратно, и заново наложила крючки, оставляя метель снаружи.

-- Лестницы нет. Прилетел?

-- Ага.

-- Смеешься!

-- Есть немного... -- Спарк прижмурился. А вот если б сейчас он сверху, в окно - а Ратин, сын Ратри Длинного - снизу, в дверь? И княжна в удивлении: кого выбрать? Вот был бы узелок! Правильно атаман сказал: подводные камни надо по большой дуге обходить. Если уж тебе так необычайно повезло в жизни, что ты хоть один из них заметил прежде, чем напоролся.

Алиенор протянула:

-- Спрашивать, зачем пришел?

Игнат подумал, что надо бы встать и полный поклон сделать... а язык уже брякнул:

-- Выходи - за меня - замуж.

Княжна покачала головой - не то изумленно, не то укоризненно. Оправила одеяло. Бухнула поверх медвежью шкуру. Села на прибранную постель. Наместник поднялся:

-- Я, может, не так спрашиваю...

Алиенор подняла руку, и Спарк послушно умолк.

-- Сейчас тоже не так отвечу... - девушка придвинула небольшой сундучок, левой рукой не поворачиваясь открыла, вытряхнула на кровать разноцветные толстые вязанные носки. Тоже встала и оказалась со Спарком глаза в глаза. Карие - в зеленые.

-- Я хочу видеть за тобой твой мир. Твоего бога, или во что ты веришь. Не меньше. Если ты не соврал в том... в другом, что стоит за твоим Лесом, за твоим Поясом, понимаешь? За висюльками, мечами и нашивками.

Игнат опустил плечи. Сделал полшага вперед, подхватил девушку под локти...

Так он еще не целовался.

Алиенор оторвалась от него не скоро. Посмотрела на медвежью шкуру. Вздохнула:

-- Потерпим? Я же все-таки девушка порядочная. Не говоря уж - княжна.

Спарк мог только кивать. Он бы сейчас головой вперед в окно вылетел, поведи Алиенор ресницами. Глотнул холодной воды из кованого рукомойника в углу. Хриплым голосом добавил:

-- И не говоря уж, что в любой миг твои девушки войти могут.

-- Я закрылась на засов, и маковый отвар взяла, ты же слышал.

-- А раньше всегда так делала?

-- Не всегда, но бывало.

-- Что ж, может толстый и не насторожится... Нишарг, в смысле. Хитрый он, как сто индейцев.

-- Сто кого?

-- Я потом расскажу, ладно? Давай собираться! Метель долго не продержится.

Алиенор метнулась в бельевую, вытащила объемный дорожный мешок.

-- Одежду унесем?

-- Не больше пуда вещей, -- ответил наместник, -- Можешь деньги взять, любимое ожерелье или там что...

Княжна помотала головой:

-- А если свитки... на пуд... сколько выйдет?

Игнат одобрительно засмеялся:

-- Точно у тебя крыша сдвинута. Книги!

-- Уж какая есть. Стой тут, в гостиной доски поют.

-- Я пока одежду сгребу в мешок.

Алиенор поморщилась:

-- Натолкаешь, как попало... Ладно, теплого бери побольше. Что забуду, купим потом. Не побрезгуешь?

-- А сама? Дом не терем, надо руки прикладывать.

-- Я же все-таки три года в южном пограничье жила! - отозвалась из гостиной княжна, раздвигая легкие креслица и сгребая прямо в мешок самые редкие книги. Вернулась. Одобрительно кивнула:

-- Теперь стяни горловину, и можно завязывать... Знаешь, наместник, если человек о грязных вещах и делах не говорит вслух, так это не значит, что он их не видел, не встречал и не знает. Может, ему просто противно.

Спарк согласно наклонил голову. Прибавил:

-- И еще скажу: если человек чувства не проявляет, еще не значит, что их не испытывает.

Княжна подбросила на руке большой и легкий полотняный мешок со свитками:

-- Есть ли еще, что надо друг другу сказать, а не сказано?

Тяжелый удар сотряс дверь гостиной. Княжна вылетела ко входу вихрем, полы завизжали. Спарк бросился на помощь - придвинули сундук. Алиенор одним движением смахнула в мешок шкатулку:

-- Деньги есть! Бежим!

"Можно подумать, без денег бы не взял!" -- успел подумать Спарк, подтаскивая тяжеленный вещевой сундук под дверь спальни. Девушка щелкнула засовом, подхватила оба мешка. Огненный котенок глядел испуганно. Наместник растворил окно и заклинил створки скомканной одеждой, пробормотав:

-- Если это не романтическое похищение, то я не знаю, какого вам еще надо...

Княжна влезла в полшубок, накинула плащ. Перед окном в белой мгле возникло огромное сложное седло чуть ли не с десятком подушек и зарослями ремней. Игнат живо пристегнул мешки с книгами и одеждой, подал руку девушке. Втянул ее на подоконник, прыгнул в седло сам и сдернул Алиенор на руки.

-- Держи меня крепче!

-- Боишься летать?

-- Боюсь падать!

-- Я тоже...

-- Knabecoj! - обозвал их детишками невидимый в метели грифон. Потом толкнулся вбок и вверх, выходя из тесного дворцового междустенья - в небо. Через известное время магическая подушка, устроенная им перед снижением, перестала работать. Но теперь чьелано мог развернуть крылья, не боясь ничего задеть - ни кровлю, ни отчаянно и безнадежно вглядывающегося в метель часового.

***

Часовые даже не расчехлили луки и самострелы: под мокрым снегом тетива просто не работает. И видимости никакой: еще своего прибьешь. Войдя в комнаты, Андрей Нишарг побелел: если б украли княжну, нипочем не дали б ей собрать книги. Вон драгоценный пояс висит, как висел; вон праздничное платье - одного жемчуга на сто золотых! Хапнули бы узорочье...

Ушла!

Посланник тяжело опустился на креслице; расписная игрушка жалобно хрупнула, но устояла. Махнул рукой:

-- Переписать пропавшие бумаги и вещи. Нашим людям в розыск...

Поднялся, ступил шаг и второй - полы протестующе взвыли.

-- Да задвиньте вы нагеля! Теперь-то уж чего стеречь!

Невидимый отсюда человек выполнил приказ, тремя длинными дубовыми стержнями скрепив половые доски в единый щит. Визг и поскрипывание прекратились. Андрей Нишарг еще немного потоптался, а потом прошел все-таки в спальню.

Постель оказалась убрана и застелена; сам себе противен, Андрей сбросил на пол шкуру и одеяло. Нет, похоже любовника девчонка здесь не принимала. Одно утешение, когда голову снимать поведут...

Служанка плакала у входной двери:

-- Я услышала... я тревогу... не моя вина, господин! Не моя!

-- В деревню отправлю, -- пересохшим горлом спросил Нишарг, -- Пойдешь?

-- Ногами пойду, на коленях поползу... Не виноватая я! Он сам пришел!

Вбежал дежурный офицер; красные восточные глаза в половину белого от страха лица:

-- Под окном нет следов. На стене нет царапин от кошки. На крышу мы влезли - Ингвар с третьего шага упал, багром за пояс еле поймали. Невозможно! Голову снимай, господин - колдовство.

-- Ты... и Князю так скажешь?

Офицер выдержал взгляд Нишарга бестрепетно. Даже щеки чуть порозовели: успокоился. Да не просто успокоился, а обнаглел:

-- Господин... Ушла. Совсем ушла. Мы тут сами закончим. Вы что-то с лица зеленоваты. Идите, господин Андрей, отдохните. Нельзя же трое суток совсем не спать...

***

Заснул Игнат не сразу. Ждал - вот сейчас придет дежурный и скажет, что Князь требует непокорную дочь головой выдать. На этот случай имелся заранее приготовленный ответ. Только, ежели Логвин Грозный ответ порвет да растопчет, и полки двинет - воевать придется.

Алиенор улыбалась: "Батюшка в единственном случае станет драться. Если Лес - в твоем лице - потребует мое приданое. В виде княжества. А так отец покипит-покипит, да и стихнет. Увидишь!"

Потом княжна хмурилась: свадьбу сыграли вовсе без пышности. Ни о каких правильных обрядах тоже речи не велось; родичей не созвали. Стол, правда, накрыли на весь Распадок. И громадный седой медведь, в Лесу уже поименнованный Крайним Северным Судьей, произнес все торжественные слова, и сделал пару должных записей в своей шнурованной книге... Но что это по сравнению с настоящей, подлинной свадьбой старшей (а хоть бы и младшей!) дочери Великого Князя? Девушка успокоилась только после клятвенного обещания Спарка - сыграть все с положенным блеском и размахом, со столами на сотни и сотни родственников; копейным состязанием, призовой стрельбой в цель, танцами до рассвета - когда Великий Князь Логвин Грозный успокоится после дерзкого похищения... Словом, успокоился Спарк далеко за полночь. Да и устал изрядно - ведь не для того он девушку крал, чтобы спать отдельно. Так что, стоило голове коснуться подушки, вытянулся Игнат и уснул мгновенно. Точно его доской-"сороковкой" в лоб ударили.

А во сне Сергей объявился, и так сказал:

-- Это все потому, что ты в аристократию пролез. Будь ты обычным пахарем - фиг тебе вместо княжны...

Игнат огляделся: беседовали в клубном сводчатом полуподвальчике, за памятным круглым столом. На стенах привычно колыхались от сквозняка пыльные флаги; за стеклянными дверцами покосившегося шкафа блестели шелком и бархатом парадные костюмы... Игнат ответил:

-- А я и был. Обычным проводником караванов. Живым пропуском. С того и деньги получал.

-- И чем кончилось?! Сам же говорил, сожгли твой теремок нахрен, -- поднялся и пошел вдоль длинной стены Сергей.

-- Так меня никто не заставлял на Тракте жить. Зашился бы в лес, пушного зверя добывал. Появляясь в городе лишь на ярмарку. И никто бы не нашел даже, -- возразил Спарк.

-- Одиночка так еще проживет. А семья? Как только у тебя появится что-то ценное... неважно, живое, или нет -- тебя за эту ценность и возьмут мозолистой пролетарской ладонью. Спорю на что хочешь, это и в твоем мире есть! - Сергей провел пальцами по гребенке; деревянные мечи в ней нестройно защелкали.

-- Ну, если уж совсем прижмут, всегда можно откочевать на другое место.

-- Тогда это Америка получается! В чистом виде. Земли до хрена. Пушнина, лес, родники, фронтир, индейцы... И при этом суд Линча, право сильного, "регуляторы" -- то бишь, ирландское лобби против итальянской мафии, закон Кольта и Винчестера, охота за скальпами, антинемецкая истерия четырнадцатого года... Чем, например, у Саймака в "Пересадочной станции" кончилось, вспомни? Америка, правда, долго держалась. Зато превратилась в "Большого глобалистского Сатану." Хочешь, чтобы твоей Висенной детишек пугали?

Госпожа Висенна вплыла в подвальчик по обычной лесенке; и точно так же, как все входящие, споткнулась о последнюю ступеньку. Улыбнулась - чуть-чуть ехидно:

-- Знаешь, Сергей, в чем твоя беда?

-- И в чем же?

-- Ты уверен, что мир по сути своей плох. Вообще. По определению. Реально. В натуре.

-- Так это ж лучше, чем розовые очки до первой драки носить!

-- Ничего не лучше. Именно из-за этой изначальной уверенности, что все кругом плохо, именно поэтому - битой собаке только палку покажи! - ты всегда готов принять позу подчинения. Смотри, если ты где-нибудь услышишь, узнаешь или прочтешь, как человек отбился от грабителей бабушкиным подсвечником - скажешь: "А, брехня все это!" А вот если какой щелкопер в цветах и с запахом опишет, как этого мужика сгибали в бараний рог, да выбивали ему бубну... Ты этак основательно головой покачаешь: верю, дескать. Реалистично. Словно тебя самого хоть раз сгибали.

-- Ну и что? - огрызнулся Сергей.

-- Ну и все, -- мило улыбнулась Висенна, -- Вот потому ты и Спарку... Игнату... то ли не веришь, то ли завидуешь.

-- Устал я от философских споров, -- Игнат откровенно опустил голову. Висенна снова улыбнулась, но уже тепло:

-- Так иди себе. Мы сами договорим.

Спарк облегченно зевнул, и теперь уже заснул по-настоящему. До утра.

***

Утром вернулось обеспечение. Из ТопРаума и из ТопТауна. Шкуры и меха продали, соль, зерно и наконечники для стрел закупили. Шуму наделали. Не такого, чтоб в холодную сажать. Но чтобы Ратуша и городская стража с ног сбилась - вполне хватило. Попробуй, обыщи целый караван, направляющийся в тот клятый лес... Да все лесовики похмельные, злые, здоровенные и почти безденежные. Ни взятки с них, ни выслуги. Может, и правда не на Лапушкин Распадок идут; как тут докажешь? Стражники поматерились-поматерились, да и выпустили. Обоз скользнул по укатанному зимнику, и через должный срок проезжал мимо почти завершенного постройкой Храма Жизни. Отсюда сани повернули кто куда, рассеялись по дворикам, и охотники, вспоминая праздничные пиры, потащили в дома покупки. Рикард и Майс бросились прежде всего в крепость, где нашли спящего под навесом золотистого грифона:

-- Панталер!

-- Ухфс!... Чего?

-- Чего-чего! Как все прошло? Сняли, наконец?

-- Ага, -- ответил Панталер, лениво шевеля крыльями, -- Прямо с подоконника. Очень натурально получилось!

Усатый маг посмотрел на Мастера Лезвия:

-- Ну, тогда можно и поздравлять идти. Подарки при тебе?

Тут часовой прокричал тревогу. Ворота захлопнулись, а на стену цепью побежала дежурная смена. По следу каравана рысью выкатилась восьмерка всадников под княжеским знаменем.

-- Как это они нас на перегоне не догнали? - Майс почесал затылок, -- И кто бы это?

-- Посол Великого Князя ТопТаунского, Андрей Нишарг, и сопровождающие его лица! - прокричали с надвратной башни. Вызвали наместника; Спарк явился чуть синеватый от недосыпа, но к воротам сошел твердо:

-- Сколько вас там?

-- Все, что видишь.

-- Впустите их. Невежливо держать гостей на морозе. Подайте угощение и соберите наших!

-- Спарк!

-- О, вы вернулись! Камень с плеч. Уже думал, взяли вас на заставах, сейчас выкупать буду.

Майс и Рикард подошли, приминая свежевыпавший снег. Хлопнули по плечам с двух сторон. Наместник покачнулся, но устоял.

-- Что теперь?

-- Погоди, узнаем, с чем гости прибыли... -- Спарк показал на въезжающих послов.

-- Чего тут узнавать! - грузно прыгнув с коня, к ним устремился Нишарг, -- Увез девку! Назад не вернется, так?

-- Так что? - ощетинился наместник, -- Не за меня была просватана три года назад?

Андрей примирительно замахал рукой:

-- Да уж вижу, что не только просватана. Платья не брали, брали книги - сама уходила.

-- И не вернусь! - звонко бросила с галереи княжна. Посол заревел:

-- Тогда и я не вернусь! Без тебя приеду, меня живьем в бочке засолят! Знаешь ведь, отец твой слово сдержит!

Алиенор растерянно подняла руки к вискам. Спарк легонько пожал плечами:

-- Переходи на службу в Лес. Доврефьель от радости до потолка прыгнет. Мы тебя перевезем. А то, так у нас тут поживи - места хватит.

Нишарг молча посопел. Стянул меховую посольскую шапку, вытер лоб:

-- Я Князю присягал. Умрет - туман с тобой, буду ваш. Раз ты меня обмануть сумел. А жить здесь не хочу. Поеду на юг, в ГадГород...

-- Зимой?

Андрей снова запыхтел. Плюнул в снег. Растер выгоревшим светло-зеленым сапогом с остатками вышивки.

-- Ладно. Если расскажешь, как увез ее... Так и быть, потерплю тебя. До весны.

***

Весной - рассвет!

На золоченой верхушке храмового купола вспыхивает первый луч. Рикард Олаус ловит его нарочно устроенными зеркалами, направляет в гранитный пол исполинской ротонды. Пол блестящий, гладкий, усеянный магическими знаками. Знаки вспыхивают тонко-зелеными черточками, проросшей сквозь гранит травой. Трава мгновенно вырастает выше колена, вскипает клубами - и вот уже изумрудная лава заполняет купол, разливаясь меж тридцати двух полированных опор светлого дерева.

А потом вспышка: розовый краешек солнца показался над щеткой леса, над восточным небосклоном. Крайний Северный Судья делает первый удар в большой храмовый барабан. И люди, собравшиеся к ритуалу, звонко бьют клинками в щиты, глухо - каблуками в землю. На широком стилобате золотом сияет ротонда; между золотых колонн пульсирует зеленое пламя - от густотравяного цвета до аквамарина; от бирюзы до "первотравья"; от черного гранита под сапогами и лапами - до ярко-золотого купола в нежно-лиловом рассветном небе.

В зеленую мглу заносят и заводят больных. Троих, пятерых, десяток... Однажды две восьмерки занесли. Отбивают простой ритм. Радостно кричат и подпрыгивают под гул храмового барабана. Солнце взбирается все выше, и зеленым шелком колышется Жизнь между колонн.

А потом из-под купола выходят здоровые люди. Смотрят в небо; щурятся на поднимающееся солнце. Робко улыбаются, или растирают по лицу радостные слезы. Кто болел тяжело и долго, кого привезли в распадок на носилках между лошадей или родичи в тележке - тем еще пару октаго придется отлеживаться в нарочно для того выстроенных домиках. Кто посильнее и покрепче, те отдыхают недолго. Почти сразу же пускаются в обратную дорогу. К недостроенному дому, на возведении которого придавило бревном; к недорытому каналу в болоте, на котором срубило ревматизмом; к полю, третий год по болезни непаханному; к лавке, почти разворованной приказчиками без хозяина; к жене, которую уже и забыл когда на руки брал, обнимал крепко; к удачам и ошибкам, ругани и любви, тяжбам и подаркам - в жизнь, какая бы она там ни была.

Игнат слишком хорошо знал, что на Земле так просто не бывает. Никогда. Каждый успех в лечении приходится выгрызать зубами. Думать о добыче хороших лекарств - импортные тоже могут оказаться бессильными; не испытанными в должном объеме; напротив, испытанными и отвергнутыми из-за побочных эффектов. Думать о поиске хорошего врача - отец Игната спину потерял из-за ошибки в диагнозе. Не так определили, и не то лечили, вот и нагибается до сих пор с осторожностью, а тяжелых предметов вовсе поднять не может... А хочется лечить именно легко и просто, по взмаху волшебной палочки. И не годами собственной жизни платить за это.

Наместник оглядел долину. Храм стоял недалеко от въезда. Черный стилобат, как упавший кирпич; широкие пологие лестницы с востока и юга. По центру платформы тридцать две светлосоломенные колонны; на колоннах золотой купол - половинка летнего солнца. Под куполом - ничего. Ветер да свет, да посеченный магическими формулами пол. Ниже хмурилась крепость. Посреди широкого двора поднималась круглая башня из остатков черного гранита, в грубой короне зубцов и навесных бойниц, с плоской - под посадку грифона -- крышей. Крепостной двор обнесен валом с деревянной стеной по гребню. От крепости до храма - засыпанный щебнем проселок. За храмом долина полого поднималась к западному хребту. Ближние четыре улицы застроили низкими домиками для выздоравливающих: очаг с парой комнат. Затем шли дворы местных жителей. Выделялись широкие и низкие, полуземляные дома-подковы - медведи Распадка, основавшие свой клан. Размеченная круглая площадка - будущая Башня Пути. Высоченные обширные навесы вокруг обязательного фонтана - стоянка грифонов. И по краям долины, ближе к скальным лбам, обрывам и осыпям - вездесущие бесчисленные ежи терпеливо, тщательно копали лунки, таскали удобрения в игрушечных тележках, укладывали почву, окапывали саженцы... поливали, подрезали, прививали; кипятили садовый вар в десятках маленьких домиков, часто - прямо в подходящей скальной выемке. Через сотни лет вокруг долины встанут громадные деревья - и обычные дикие великаны, и многочисленные породы, выведенные Лесом. Деревья-рудоискатели запустят корни в подгорный ледяной мрак, выискивая и поглощая растворенное в породе железо, олово, свинец, медь или даже серебро с золотом - для дерева никакая крупинка не маленькая, никакое столетие не длинно. Собирай себе плоды и листья, да вытапливай или выжигай из них нужное сырье...

Спарк перевел взгляд. На уступе тянулась к небу одна из восьми сторожевых вышек; а гораздо ниже медведи складывали Ратушу. И библиотеку, которой Алиенор решила заняться всерьез. Особенно после того, как услышала про печатный станок, давным-давно имеющийся в каждой Школе дикого Леса. Сидеть за вышиванием княжне попросту наскучило; а о детях еще некоторое время можно было не волноваться. Так что каждый почтовый грифон с юга приносил, в числе прочих заказов, обязательно новые книги.

Игнат смотрел на город, о котором никогда не мечтал, и планов которого никогда не чертил - совсем не то, что с Городом-на-Мосту через Ледянку. Тем не менее, Распадок вырос и теперь уже вряд ли умрет: пушнины вокруг довольно; поля распахивать еще есть где, да и ежи скоро разведут сады монастырским на зависть. Главное - есть храм, который постоянно и неизменно возвращает здоровье всякому. Если что, так с одной въездной пошлины жить можно.

Оставалась главная попытка и главный риск - соединить Распадок с Землей. Ради устройства перехода из Магистерии прибыли многие маги, среди них и Великий Скорастадир лично. Вот и сейчас Игнат видел огненную мантию и непослушную бороду Рыжего выше по склону. Огненный маг уверенно втыкал в дерн вешки с треугольными флажками, а его ученики и подручные вкапывали там и сям треножники с мерцающими сферами, складывали поленницы дров, выстраивали по списку вереницы бутылочек с зельями... Спарк вздрогнул: Скорастадир уже ничего не искал. Он устраивал переход.

Все готово. Встречайте!

Игнат так и проходил до вечера, то и дело проговаривая про себя: готово. Все готово. Завтра утром -- встречайте!

Неудивительно, что приснились ему в ту ночь сразу все. Андрей Кузовок с ноутбуком под мышкой. Петр Кащенко с Катей. Сергей на мотоцикле, со свежей газетой и "Делом застройщика", проштемпелеванным поверх многочисленных подписей. Мать с госпожой Висенной, молчаливо переглядывающиеся за тонконогим кухонным столом, покрытым клеенкой по серому пластику...

И отец в строгом костюме, который единственный решился или захотел говорить:

-- Не представляю, как твой мир можно объединить с Землей. Пусть сказка остается сказкой, нечего ей со здешними... "риальными пацанами" путаться. Просто красивая утопия.

-- Твой - тоже утопия, -- буркнул Игнат, -- Но не красивая, а всего лишь страшная. Чем твоя иллюзия лучше любой другой? И меня и тебя покупают на ощущение личной крутизны. Только меня через мечи-кольчуги, а тебя через липовую причастность к сильным мира твоего. Начитаешься, блин, Пелевина или там Суворова какого, и уже ведешь себя так, как будто с начальниками пил и со Сталиным лично Польшу делил. Начитаешься суровой мужской прозы, разоблачений там всяких, и уже воображаешь себя Джеймсом Бондом. Так я хоть знаю, что меня купили и на что я повелся. А ты все думаешь, что реально чего-нибудь можешь? - Игнат взмахнул рукой, -- Не, мы тут не будем в политику ударяться или в сложности бизнеса. Включи для начала отопление в своей квартире тогда, когда ты хочешь. А не тогда, когда тебе его включат.

-- Не, так в доме...

-- Пап, ты сам что - в доме живешь? Я не про тех, у кого коттедж или как у Сергея: хоть бабушкина развалюшка, да зато с газовым котлом. У них мир другой. Я про тебя и твой мир. Начальник ПМК, здоровый мужик, не иждивенец, не бомж какой-нибудь... Седой, дети взрослые - а два раза в год, в собственной квартире... за которую ты, между прочим, деньги платишь... мерзнешь, колотишься, как цуцик. И ничего сделать не можешь. Так же бессилен, как твой сын-первоклассник.

-- Как же ты упорно сопротивляешься! - опустил плечи Крылов-старший. Игнат осмотрел собрание - никто так и не высказался ни за, ни против - и ответил хмуро, без прежнего запала:

-- А это и есть столкновение миров. Если я сейчас проиграю, все остальное - и завоевание, и вторжение, и спецназ в Раздоле... где ты начитался только? И "оружие возмездия "Сау-2" -- все будет просто последствиями. Последствиями того, что я сам, добровольно, признал себя побежденным, а твой мир - лучшим.

-- Но это же просто красивая мечта! Напомнить, во что красивые мечты обычно превращаются?

-- В злых тещ. Сам говорил. Ловлю на слове.

-- ...! - махнул рукой начальник СПМК, -- Взрослый уже. Как знаешь.

Крылов-младший набрал полную грудь воздуха и выпустил его медленно. Потом тоже махнул рукой:

-- Ну, теперь говори что угодно. Все равно сделаю!

4.Сопряжение.

Ирина Мятликова уехала в Австрию, где вышла замуж за одного из владельцев "Приорбанка". Ее отец долго выпытывал из психолога, что же произошло с девчонкой за время отсутствия; а что понял, и чему поверил - никогда и никому потом не рассказывал.

Ратин, сын Ратри Длинного, въехал в развалины родового замка, на южное золото восстановил стены и башни, завел овчарни, сукновальную мельницу, а на новом флаге приказал изобразить золотого грифона. Рабства на своих землях он не признавал, и потому к нему скоро сбежалось достаточно народу, чтобы заселить земли, набрать дружину и даже выстроить бойкий городок со знаменитыми на всю округу мастерскими и ярмарками. Завистники неоднократно пытались всунуть ему палки в колеса; атаман рассвирепел, и вступил в затяжную войну с ними - заодно и с кредиторами дедов-прадедов; заодно принялся взыскивать старые долги. Окрестные барышни по нему высохли, а девки попроще без особенных затей передрались. Через родичей жены Спарк пробовал подбросить Логвину Грозному мысль - пусть бы назначил наследником Ратина. Хотел ведь третьего. Князь ничего не ответил; а вскоре объявил наследником княжества, по младшей дочери - Сноура Нишарга. Со старшей дочкой князь помирился, исполнил все нужные обряды, и Алиенор получила свой праздник. Невеста была всего-навсего на первом месяце, так что свадебное платье сильно расшивать не пришлось. Гостей сошлось ровно четыре полка, княжеский казначей нарочно считал. За накрытыми столами наместник Распадка встретился с будущим Великим Князем, и подтвердил, что не будет требовать княжеского венца в наследство. Тестю Спарк предложил приехать подлечиться, а тот взъярился, что-де колдунам всю жизнь не доверял, и теперь под старость от своего не отступит, и в положенный срок умер.

Тигренок продолжал службу в страже ТопРаума, а у Лисы родилось двое дочерей.

ГадГород торговал и разрастался, заселяя новые и новые пласты степи вдоль проложенных еще Спарком дорог. Особенное оживление началось, когда киты и бобры речной Дельты наладили сплавной путь от Залива Заката через вес Лес до самого Косака. Из отстойника для шушеры и неудачников, Косак превратился в то, чем когда-то славился: в речные ворода ГадГорода, и тоже пошел вверх.

Тайад Этаван дожила до преклонных лет. Ее сыновья основали знаменитый магазин "Трех братьев", и нашли путь через Грозовые Горы. Ведам Таран обитал в доме с резными лошадьми перед входом, а двор Берта Этавана унаследовал чернобородый зять. Но бывал там редко и неохотно; а потом продал разбогатевшему торговцу коврами.

Волчий Ручей держался, как и раньше, с торговли. Туда не так много приезжало людей: на севере, ближе к ГадГороду, земли освоили куда лучше. Селиться предпочитали там.

Отец Игната сделал систему резервного отопления для квартиры, вычитав ее из седьмого номера журнала "Дом" за 2005 год.

У Скарши родилось четверо внуков, а ее муж стал главным в плотницкой гильдии Финтьена. Семья прославилась во время отражения нашествия с Западного Моря.

Нер - по-прежнему остался таччефом-три, а стая Тэмр - самой отчаянной во всем Пустоземье. Лекарь Терсит научился чуять ветер, и даже поворачивать его в желаемую сторону. Правда, удавалось ему подобное только в те дни, когда колдун не ссорился с женой.

Братство Волчьего Ручья собиралось еще дважды: когда Ратин женился на Ингрид Ап-Райс, и когда отряжали войско в помощь Финтьену. С ополчением ушел Кони Дальт, убитый потом при защите безымянного перевала.

Сэдди Салех успешно начальствовал над стражей ГадГорода. Венден из Форта Вечера пропал без вести в море, оставив восьмерых детей. Шен и Фламин остались полесовщиками, Крейн - Судьей на четыре срока, после чего отошел от дел и неожиданно для всех принялся составлять книгу о разведении плодовых садов.

Мастер Лезвия Лотан умер. Его жена Эйдис уехала к родичам в Хоград, удачно избежала нескольких лавин на перевале, и погибла на пороге дома во время того самого нашествия с Западного Моря. Школа досталось в наследство Майсу. Майс с женой обитал в Школе Левобережья, где и получил грустную весть. Он тотчас собрался ехать помянуть учителя и заодно вступить во владение наследством. Как ему быть с двумя Школами сразу, пока не решил. Возможно, одну продаст. Или назначит заместителя, а сам будет являться наездами.

Андрей Нишарг сбежал в ГадГород, а оттуда в Исток. Доврефьель удержался на посту ректора Магистерии, и все так же заправлял в Совете Леса. Андрея Нишарга старый маг принял на красную дорожку, с почетным караулом и музыкой. И тотчас заслал в ЛаакХаар, где Андрей своим дипломатическим талантом подвиг тамошних купцов проложить большой мост через язык Болот, прямиком на юг - к Вольному Городу. В те земли до сих пор попадали громадным обходом, от Форта Вечера, вокруг Полуострова ВПК, мимо Королевства Вереска - словом, приходилось обплывать с южной стороны весь Лес. А тут появилась возможность ездить посуху, на то же расстояние, что и к ГадГороду. Для строительства великого моста Лес пообещал дать древесину, строителей и войска, ЛаакХаар - железо, а ГадГород и Волчий Ручей - людей и деньги.

Дилин прославился, как великий теоретик магии, открывший закон распределения мест силы. Одно из них оказалось сравнительно недалеко от Распадка: в Юнграде. Спарк туда не поехал, зато Ахен и Панталер полетели с удовольствием. Затем Панталер, налетавшись по белу свету, изучив карту воздушных течений, вдобавок, наслушавшись Спарковых рассказов о дирижаблях, загорелся основать сверхдальнюю линию грифоновой почты, от Леса к распадку, где оставался Рикард и строил магическую Башню, чтобы связь была лучше.

А Скорастадир... в то самое утро, открыв самый первый проход к Земле, Скорастадир с Ледяной Ведьмой и бойкой двухлетней дочкой, вместе с Ньоном-библиотекарем, взятым как за осведомленность, так и ради охраны; наконец, вместе с Игнатом -- осматривал новый мир. Алтайский лес в нескольких шагах от перехода.

Рыжий маг делал опыты, проверяя, как у Земли действует магия. Вийви просто осматривалась и вслушивалась. Ньон распластался черной меховой глыбой на ближайшем валуне. Игнат прощупывал швы костюма: по легенде, он собирался сказаться отставшим от группы толкинистом. Как раз в этих примерно местах проходила совсем недавно знаменитая игра-поход; а неподалеку закручивался очередной "Ведьмак". Среди трех тысяч игроков затеряться будет несложно; несложно и подписаться к кому-нибудь в компанию, чтоб довезли домой.

Дочка Вийви и Рыжего, взявшая у отца неугомонный характер, дергала мамину руку, пока не освободилась. Тогда она принялась дергать за коротенький хвост косматого библиотекаря. Убедившись, что злобной ауры поблизости нет, медведь лениво слез с валуна. Подошел к ближайшему кедру и огрел его лапой. Поймал на лету шишку, когтями с хороший кухонный нож выковырял орехи, раздавил скорлупу. Усадил малышку на согнутую правую лапу и принялся угощать ядрышками.

-- Их точно можно есть? - все-таки спросила для порядка Вийви.

Игнат кивнул:

-- У нас кедровое масло лекарством считается.

За парой валунов, сорока шагами выше по склону, одинокий турист ожесточенно щипал себя за разные места. Наконец, убедившись, что не спит, а глаза его не обманывают, подумал: "Вот о каких чудесах писать надо! Медведица с младенцем! Кедровая мадонна! Книги писать! А что? Сам и напишу; небось, не хуже иных выйдет. Только фамилия у меня непечатная. В школе дразнили... Назовусь-ка я... О! Как тот знаменитый комиссар полиции - любимый детектив был когда-то!"

Ньон, незаметно для себя поменявший пол, вернул девочку матери. Рыжий собрал магический шар и покрытые заметками листы. Турист, неловко повернувшись, захрустел камнем и бросился наутек. Игнат, попрощавшись со спутниками, забросил вещмешок на спину и неторопливо зашагал вниз по склону.

(с) КоТ

Гомель, 29.09.2005-9.11.2007 г.