Ещё лет десять назад это имя знала вся страна, а сейчас переспрашивают: "Непорожнев?" или "Кто такой?" даже те, кому за пятьдесят.
Да Непорожний же!
И понимаешь, не вся страна знала, пресса почти не писала о нём самом, разве в связи с событиями типа - построена Братская ГЭС или Асуан, пущен первый или последний агрегат Усть-Илима и т. п. - упоминался в ряду прочих свадебных генералов и министр энергетики Непорожний....
Так что не очень запомнила его страна. Нет, та, меньшая её половина, которая строила все эти ГЭС, ТЭЦ, АЭС, металлургические и алюминиевые комбинаты, КАМАЗы, ВАЗы, и прочее - конечно, знала. А остальная, большая часть народонаселения - Непорожний, Подгорный ли, и кто из них кто - не вникала.
Зато среди тех, кто строил, о нём ходили легенды, окрашенные изумлением и даже некоторой оторопью - как мог один человек столько знать и удерживать в памяти, вникать во всё до мелочей и находить решения в, казалось, не решаемых ситуациях, если их не могли найти люди, занимающиеся этим вплотную?
Он мог, походя, выдать спасительную идею, мог оценить чужое решение и дать "добро" на его воплощение. И вы могли быть уверены, что вам помогут, с вами разделят ответственность и не отвернутся, если у вас что-то не получится вовсе на предварительном испытании, экспериментальной плотине, турбине, свайном фундаменте или в любом другом "узком месте", возникающем не раз на любой стройке.
Скажем, на Токтогульской ГЭС метод послойной укладки бетона разрабатывали и превращали собственно в метод, а потом и защищали по нему диссертации - строители, но идею подал министр, когда все другие способы возведения плотин были отброшены из-за невозможности их применения в столь узком и высоком каньоне. Или на Ингури ГЭС, где арочная плотина должна была опираться на скальные берега, но скала оказалась не монолитной, и проектировщики от безвыходности предложили опереть арку на массивные железобетонные пяты. И когда, после длительных обсуждений на месте министр дал "добро", проектировщики и строители знали - он разделит с ними ответственность.
А на Конаковской ГРЭС поставщики упорно списывали дефект турбин на неграмотную эксплуатацию, вводя в заблуждение правительственные органы. Но приехал министр, турбину опутали датчиками, и на испытаниях, не менее тщательных, чем на заводских стендах, уже сама турбина дала ответ и вынудила поставщиков на реконструкцию.
Свои знали, что обмануть его нельзя и лучше даже не пытаться. Буквально на каждом из сотен объектов он хоть однажды доставал из внутреннего кармана жёлтую от времени логарифмическую линейку и тут же ловил на вранье того, кто пытался свои промахи свалить на "объективные причины". Это доставание линейки было унизительнее всяких кар. Но на Вилюе долго рассказывали и даже показывали инженера, удостоенного после "доставания линейки", не колючего взгляда и "что вы тут мне рассказываете", а "прав, оказывается, товарищ". Товарищ, говорят, год после этого светился блаженно смущенной улыбкой.
Но всё это так и осталось фольклором строек - пропаганда была занята воспитанием "строителя коммунизма" из рядового человека, а министр он и есть министр, каким бы он ни был - это, всё-таки, явление штучное.
Вот разве в прошлом году "Правда" поместила маленькую заметочку под громким названием "Прометею - 85!" Кто написал - неизвестно, скорее, все-таки кто-то из энергетиков, так и не избавившихся от романтизма молодости.
А ведь в самом деле - Прометей. Ибо Единая Энергетическая система Союза, поистине, кровеносная система страны, была создана в те двадцать пять лет, что министром энергетики и электрификации был Непорожний Пётр Степанович.
И ничего у него не сыпалось и не валилось из рук, даже когда к известной ленинской формуле "Коммунизм - это есть Советская власть плюс электрификация всей страны" продолжатели его дела добавляли "плюс химизация" или "плюс экономная экономика". С производственной программой ленинской формулы у Непорожнего всё получилось. Вот с властью что-то вышло не так. Но властью занимались другие.
Он занимался энергетикой.
А восьмидесятипятилетний патриарх буквально с первых слов стал кричать голосом слабым и как бы даже сухим о том, что "нельзя разваливать далее единую энергосистему! Уже развалили союзную, но развалить российскую - это окончательно погубить страну и все сколько-нибудь высокотехнологичные, а, стало быть, конкурентно способные производства!"
- Сейчас делается ставка на регионы, на губернаторов вроде Росселя, ведущих сугубо местническую политику - вот это всё моё и что я хочу, то и ворочу! Захотел - дал электроэнергию, захотел - не дал.
Я запрещал отключать! Если где-то отключали потребителя - мы разбирали на коллегии, наказывали. Это всё равно, что воду отключить или воздух перекрыть человеку. А сейчас - лишь бы делать прибыль! Такой этот ельцынский указ - обязательно АО, фирма, ставшая акционерной, должна делать прибыль! Что это? Так прямо и записано, как подходить к созданию акционерных обществ. А там их делают совместными с зарубежными фирмами, и начинается чёрт знает что!
- А вы считаете, что энергетика дело не прибыльное?
- Не в этом дело! Дело в структуре производства. Одна станция прибыльная, другая не очень, а тариф должен быть усредненный. В конце концов, строительство и ГЭС, и ТЭЦ финансировались из одного кармана! И электроэнергию должна дать не станция, а система! А сейчас - нагрузки нет, электроэнергию девать некуда - и ГЭС не работает, а резервы колоссальные! Даже сброс воды допускают.
А раньше всё шло в систему, ведь это мгновения - передать, скажем, энергию Братской ГЭС в Европейскую часть страны, снять пик, когда в Сибири пик потребления энергии уже прошел. И, наоборот, - у них пик, а у нас он ещё не наступил, и мы перебрасываем энергию туда. У нас с востока до Запада разница во времени пять часов, и никто не знает, что сейчас на западный максимум работает Братская ГЭС. Мы только за счёт этой разницы во времени экономили 15 миллионов мощностей. Если бы не единая энергетическая система, потребовалось бы строить станции на такую мощность!
А сейчас всё это начинает ужиматься, и скоро окончательно, понимаете, окончательно развалят...
И это - при том, что мы ничего не строим с 85 года. Полная мертвечина в обновлении источников генерирования энергии. А чтобы построить станцию, то от геологоразведки, проекта, разработки его, всех основных согласований, это, в лучшем случае, - десять лет. Так что, давайте сейчас добьём то, что есть, а дальше? А дальше ничего и гибель станы.
Сток службы теплового котла - двадцать пять лет. Вот, собрали комиссию, продлили этот срок до тридцати пяти - с латанием, ремонтом и прочим. Но это же не выход. Перестройке второй десяток пошёл. И сколько осталось годных котлов? И на сколько лет? А региону не поднять строительство станции! Вот почему я бьюсь за Единую Российскую Энергосистему, она ещё есть, но она больна, понимаете? Больна! Станции стареют, плотины стареют, стареет оборудование, подстанции. Всё нарушается, обрывается. Вон - обрушилась линия - два дня лежит - и никто ничего.
Энергетика - это такая отрасль, где дело решают секунды, доли секунды, и требует сверхдисциплины и особо тщательного подхода и к готовности, и к состоянию оборудования, и к подготовке персонала. Только система может держать напряжение при резких перепадах нагрузки, держать частоту 50 герц, она предельная 492 герца, если ниже - всё начинает разваливаться, и процессы, и оборудование - начинаются вибрации, биения - горят подшипники, обмотки...
А ведь такое было уже, такая попытка разделить - при Хрущёве, когда вводились Совнархозы. Они и были благом для местной промышленности, давали определённую свободу в использовании местных ресурсов на местах, без разнарядки сверху. Но с энергетикой этого делать было нельзя, это сразу стало ясно. А за четыре года дело дошло чуть ли не до полного развала...
- А что, при Совнархозах все станции были растащены, так сказать, по квартирам?
- Ну конечно. Каждому Совнархозу было роздано по станции. Кому ГЭС. Кому ТЭЦ, подстанции, ЛЭП, и никакого порядка не стало. Но мне удалось убедить Хрущёва, что с энергосистемой этого делать нельзя.
- А как вам это удалось? Как вы вообще вышли на Хрущёва?
- Ну, к тому времени я был главным инженером Днепростроя на Каховской ГЭС. В 53 году мы закончили Свирский каскад - очень сложную стройку, со спецсооружениями, похоронили Сталина, и меня направили на стройки коммунизма. А они, надо сказать, начинались ещё при Сталине, на стыке преобразования природы, лесополосы, помните? Мелиорация, комплексное восстановление и развитие народного хозяйства, разрушенного во время войны. В том числе и на Украине, которая к началу войны была основным промышленным регионом страны. Здесь были самые жестокие бои, и немцы страшно бомбили промышленные предприятия, электростанции.
Хрущёв был во время войны военным представителем Сталина на Украине, членом Военного совета Армии. Конечно, он был не военный человек и много допустил ошибок, но народное хозяйство он знал, дай Бог. После войны он был Первым секретарём ЦК Украины. А когда стал во главе страны, то всё равно считал, что раньше надо восстановить Украину, восстановить её промышленный потенциал, всё что было разрушено или увезено за Урал. И придавал развитию Украины огромное значение. Так уж сложилось у нас - каждый лидер полагается на тех, кого хорошо знает по прежней работе, поэтому на Украине ему было легче и хозяйство поднимать, и Совнархозы вводить - он там сам всё хорошо знал, и его все знали. И когда он приезжал в Киев или раз в году отдыхал в Крыму, то всегда наезжал в Каховку, на стройку коммунизма.
На Днепрострое начальником был такой Андрианов, он занимался городом и хозяйством стройки, чем обычно и занимается начальник стройки, а главный инженер - собственно ГЭС. Вот Хрущёв приезжал в Каховку, ну, говорил, рассказывай! - как идет строительство. Брал с собой в обком, в Совнархоз, тем более, что уже возникали трения между стройкой и местными властями и, не в последнюю очередь, из-за электроэнергии. И я помалу зудел, что это дело системы - довести электроэнергию до потребителя, и не должно зависеть от секретаря обкома, на чьей территории находится станция. Хочу - дам, а хочу, понимаешь,- не дам.
Почему Хрущёв был расположен к нему, Пётр Степанович объясняет несколькими предположительными объективными причинами: Ну, показывал, как идёт стройка, и, видимо, с энтузиазмом; возможно, Хрущёву было удобнее иметь сопровождающим человека с казацкой фамилией Непорожний, свободно говорящего на украинском языке. Андрианов был "коренной русак", слова не могущий сказать по украински. А в то время на Украине был очередной всплеск национализма с подачи ведавшего народным образованием Скрыпника - не только вывески поменяли - вместо "Столовой" - "1дальня" или "Перукарня" вместо парикмахерской, не только школьное образование старались на украинский язык перевести, но и преподавание в технических ВУЗах, это при том, что русский язык был языком межнационального общения и специалистов распределяли по всему Союзу.
Но вообще-то видал Хрущёв всех националистов вместе взятых. Ещё он просил Петра Степановича надевать на выезды генеральскую форму - он уже тогда генералом был, за Свирьстрой - соединение Онеги с Ладогой, чтоб военные суда могли проходить из Мурманска в Ленинград, на ремонтную базу. Ну, может, нравилось Хрущёву ездить в сопровождении молодого генерала, да ещё и профессора, и слушать, как тот упрямо зудит своё. Так упрямство - украинская национальная черта. "Упертый хохол" это ближе к настырности, настойчивости, упрямство же - вроде как дурь, блажь. И ещё о сверх работоспособности - "рогом упираться" - вот это уже очень близко по значению. Думается, там ещё чистота помыслов была видна, о чём сейчас, как о вымысле говорят, всё сведя к материальной заинтересованности. Хрущёв тоже был не лыком шит - слушал он его, слушал, и вроде как прощупывать стал по всем вопросам народного хозяйства. А потом и решил: А заберу-ка я тебя, пожалуй, в замы Предсовмина республики по строительству и энергетике. Может, и не без задней мысли - мол, посмотрим, что ты с той кочки запоёшь.
"Никита Сергеевич, я не совсем подходящий человек, я хотел стать знающим инженером, а мировоззрение государственного деятеля у меня ограничено." А Хрущёв говорит, - ничего, поможем.
Потом вызвали в ЦК Украины - вы должны стать замом Предсовмина по энергетике. И далее уже приказ последовал.
И первое, в чём Пётр Степанович убедился, так это в том, что с энергетикой вышла ошибка, особенно когда дело касалось непрерывных процессов. Совнархозы подняли местные ресурсы, но энергия пересекала их интересы секундами. Тут эти интересы и разъехались между крупными Совнархозами, что энергетикой занимались, и малыми, что нею не занимались. Начались нарушения, отключения. Доходило до смешного - звонит председатель колхоза, он же депутат Верховного совета Украины: "Петр Степанович, у меня коровы не доены, электроэнергию отключили". Так там же есть службы! А им начальство областное велело отключить, и они он ни с энергетиками, ни с начальством соседней области договориться не может, и звонит, как депутат, заму предсовмина.
А через два года и Хрущёву стало ясно, что энергетику у совнархозов надо отнимать. До того доходило, что секретари обкомов чуть что - "положишь партбилет на стол!" - энергетикам, если те не выполняли их указаний. Такое местничество началось. А у Хрущёва за всё душа болела, во всё вникал. Пётр Степанович говорит, что он оказался подходящим зампредсовмина, может, ещё и потому, что Хрущёв знал народное хозяйство лучше него. "Это был человек огромной эрудиции, потрясающий по своим знаниям и умению перерабатывать информацию. Ему сегодня доложишь, он всё переварит в своём "котелке", а завтра уже предложения даёт. Может, ему не хватало чисто технического образования, но он был открытым человеком, и ему можно было возражать".
Едут они как-то по Киеву мимо четырёхэтажек, что ныне хрущёбами называют, тогда их только строить начали. И Хрущёв говорит: "Ну что мы четырёхэтажки строим, давайте чердак поднимем под крышу, ещё один этаж выгадаем". А Пётр Степанович в ответ: "Так есть же ещё закон тепло-массы-обмена, создаётся воздушная подушка, если морозы - там будет холодная подушка, на верхнем этаже будет капать с потолка, к сожалению. Это нельзя, это уже нарушение законов физики". А Хрущёв: "Вот ты мне про тепло-массо-обмен, да матом, - вон пошлю тебя жить в подвал на Подоле, ты увидишь у меня, что такое тепло-массо-обмен, когда тебя ночью начнёт топить". Подол - знаменитое место в Киеве, но в паводок шла большая вода, и его затапливало.
После доклада Хрущёва на ХХ съезде о положении в народном хозяйстве было признано, что энергоснабжение - одно из самых главных звеньев развития страны, и принято решение удвоить, утроить выработку электроэнергии и снабжение всех потребителей, включая повсеместную электрификацию сел, - ведь до этого времени колхозам и совхозам подключаться к энергосистеме не разрешалось.
Но просто так отнять у совнархозов энергетическое хозяйство было нельзя, это нужно было проводить по всей стране, тем более, что к 58-му году на Украине появились такие мощности, что стало возможным и в Россию их передавать, а здесь не с кем было иметь дело, тоже каждый совнархоз "сам себе пан". И стало ясно, что нужно создавать единое министерство энергетики и электрификации.
В том же 58-м году было проведено Всесоюзное совещание энергетиков - это была идея Хрущёва. Перед этим он вызвал в Пицунду, где отдыхал, целую группу энергетиков, в том числе и Непорожнего, для подготовки совещания, всё записывал. И на самом совещании выступил "с таким знанием дела, на цифрах одних, у него богатейшая память! Приехал в колонный зал Дома Союзов без всякой кавалькады, с одним помощником".
Далее последовало постановление - запретить совнархозам вмешиваться в дела энергетиков и указ о создании единого министерства энергетики и электрификации.
Пётр Степанович ещё оставался в Киеве, где на него были завязаны многие вопросы, и Хрущёв сказал: Давай кого-нибудь пока".
Познакомил с одним начальником стройки, Новиковым,- "приподнял его в глазах Хрущёва - вот он пусть и начинает". Новиков отобрал стройки у совнархозов, потом очередь дошла и до эксплуатационников, тут и Пётр Степанович появился, в первом квартале 59-го года. И надо сказать, два года был в подчинении у этого самого Новикова, пока тот не ушёл на повышение, в замы предсовмина.
Первым делом была разработана большая программа по электрификации Советского Союза.
"Я всё время проводил программу Ленина. План ГОЭЛРО - это же программа электрификации, а не просто энергоснабжения. В 70-м году мы издали книгу "Электрификации СССР" - это единственный труд, больше вы нигде не найдёте, чтоб думалось об электрификации так, как Ленин это себе представлял. Он и демократию себе представлял через электрификацию, чтоб это охватило каждого, чтоб у всех горел свет, чтобы это было доступно. Это движитель всего прогресса - технического, организации труда, комфорта, если хотите. И такое ленинское понимание постепенно охватывало всех, кого ни затронь. Мы старались его всячески внедрять, делать электроэнергию дешёвой".
- Петр Степанович, а для вас самого, как это всё начиналось?
- А вот с плана ГОЭЛРО всё и начиналось. Я с детства был болен электрификацией. У нас в семилетке учитель был, физик и математик. Он нам нам рассказывал о плане ГОЭЛРО и водил на плотину Репниных.
Опять же, как в случае с расположенностью к себе Хрущёва, Пётр Степанович объясняет свой выбор несколькими вроде бы объективными причинами. Родился и вырос он в предместье Яготина. "ВСЯ тонкость в том, что Яготин очень красивое место, на реке Супой". По левому берегу - Тужиловские казацкие хутора, а на правом - казакам селиться не разрешалось, там было имение князей Репниных. Соединяла берега гребля с протокой и мостом через неё. А по гребле шёл Екатерининский шлях. В Яготине был центр по переработке зерна, что и рождало богатство края. А ещё очень помогали городу Репнины. И всё исходившее от Репниных было "хорошо и непрезрительно" для горожан. Их гидростанция питала весь центр, они построили огромную церковь - Храм Святой Троицы, участвовали деньгами в организации ярмарок, которые были большим праздником для горожан и всей округи в тридцать вёрст.
"Однажды отец взял меня, ещё малого, на ярмарку, купил мне пряников. Я поел пряники, мне стало скучно, и я пошёл по ярмарке бродить. Ну и потерялся. Потом устал, уже ничего не интересно, только отца высматриваю. Наконец отчаялся и заплакал. У меня спрашивают: А якый твий тато? - Он высокий, красивый и с усами. - И вдруг идёт отец. - Не этот? - Да, да! - У нас было большое уважение к отцу и вместе с тем робость. И бесконечная любовь к матери. Она всех любила и никого не выделяла".
Ещё были храмовые праздники, в Яготине это была Троица. "У моего деда было три сына и семь дочерей, все замужем и разбросаны по всей округе. И когда на Троицу съезжалась вся родня, дом превращался в большой заезжий двор. Это был праздник!"
Это, так сказать, радости и праздники. А ещё были будни.
И если говорить об электрификации как страсти и убеждении, то с семи лет Петр Степанович был "полным работником по селу". До 1922 года Украина была полностью изолирована, самостоятельная. У отца было четыре сына и четыре дочери, на каждую души причиталось по десятине земли. Одну десятину отец засевал под семена - вся семья перебирала пшеницу по зерну, потом сеяла, потом полола. Это была гордость отца - собирали до двухсот пудов. Отец косил, мать вязала, а Петрик шёл сзади с шанькой - торбой такой через плечо - подбирал колоски. Это не от жадности - зерно после дождя давало ростки, и, если поле зелёное, это такой позор для земледельца! Ещё сеяли рожь(жито), лён, коноплю, сами дресву выбивали, ступа такая была, сучили, пряли, ткали, свой станок был, и до 24-го года было своё производство одежды, все ходили в домотканом.
"Словом, региональность, доведённая до каждой хаты, к чему мы сейчас идём. Только мало у кого есть та десятина земли".
"В моём детстве работа по селу была работой на истязание".
Ещё собирали коровий навоз, смешивали его с лошадиным, и нужно было следить, чтобы он парил. А потом его разбрасывали по полям. "Это было очень тяжело для мальчишек". И ещё была корова, "Коза", потому что белая Кормилица. Давала три ведра молока в день. Её нужно было пасти по межам, чтоб она, не дай Бог, на поле не забрела. А зимой нужно было навоз убирать, корма подносить. Потом ручная молотьба цепами, позже появились конные молотилки, их вскладчину покупали. Потом веяли, вручную крутили веялки - уже появились, "вот это уже чувствовалось, что мотор".
Это объясняет, почему мальчик решил стать энергетиком и стал им? Конечно, хотелось, чтоб работать было полегче. Ещё учитель хороший попался, математик и физик, и важно не только как о плане ГОЭЛРО рассказывал, но и где рассказывал - на плотине Репниных. Где вода текла, турбины крутились, ещё что-то, генераторы там, но ведь всё это в кожухе железном и с визгом крутится? Или нет? Наверно всё-таки от ровного шума воды, от хода реки в хлопчике что-то перевернулось, и как бы лампочка в нем самом зажглась. Ну, моторы, провода, мастерские потом. Но вначале вода была, течет и даёт свет, и от этого у него внутри что-то светится.
"Я весь горел электрификацией". Призвание не объяснишь. Класс водили на плотину, и не один, наверно, а зажёгся хлопчик - один. Упертый, правда. Он вёл дневники с пятого класса, а потом это уже были дневники министра - вон стопка - поболее метра в высоту. И в каждом, на каждой странице, убористым и ровным почерком, похоже, только перечень дел на один день, и против каждой записи - какие-то пометки. Видеть этот перечень - оторопь берёт, а уж вникать... И лишь изредка, в последних дневниках - пустые страницы с надписью сверху - "больница". Он всю жизнь учился - ведь даже в атомную энергетику ему пришлось вникать - и досконально - уже после пятидесяти...
Так вот план ГОЭЛРО.
"До 4-го класса я учился в церковно-приходской школе, надо сказать, хорошо учился - когда матери "Кобзаря" читал, она слушала и слезами плакала - я и сейчас многое помню. Она мне всё: почитай про Катерину, да почитай. А потом уже Евангелие читал до четвертого класса. Потому что обязательно изучали "Закон Божий", пока Украина самостоятельная была, до 22-го года. А преподавал нам его отец Виталий. Мать хотела, чтобы я стал священником. И когда мы в праздники и воскресенья пели на клиросе, мать стояла, смотрела и плакала от радости.
Но однажды я чего-то не знал, и отец Виталий возмутился: "Как же ты этого не знаешь, Петро? А ну, давай сюда руку". И как врежет мне линейкой по открытой ладони, да не плашмя, а ребром. Только брызги полетели. Долгие годы не заживал порез, кожа трескалась по шраму и болела. Я вернулся домой и сказал: Всё, больше я в школу не пойду. И сбежал в семилетку. Ярый комсомолец стал. Подшефные села у нас были, об этом долго можно рассказывать. Сейчас, в старости, детство так ясно вспоминается... Как загородку через ручей делали, хотели хоть малую, а как у Репниных плотину построить и станцию..."
А в 26-м году все ринулись учиться и Петр Степанович тоже. Конкурс был большой, сдал он экзамены - всегда отлично учился, но тут не знал, поступит или нет. И о чем думал, возвращаясь домой? О старшей сестре, что до революции окончила гимназию и хотела выучиться на народного учителя, но её отсеяли как дочь казака, - это при Петлюре уже. Так она сдала на народного учителя экстерном. "Наталья Степановна, 25 лет директором школы в Нечипоровке, ничего для себя, всё для детей". И вот по дороге он думает о сестре и о том, что будет сдавать экстерном, если не поступит. И тут цыганка - дай погадаю, да дай погадаю. И говорит: Ездил ты в большой город переменить судьбу. Жди, скоро придет письмо, и судьба твоя изменится. Отдал он ей на радостях торбу с едой, и, действительно, пришло письмо, приняли его в Переяславльское отделение Киевского политехника.
Или вот ещё из детства: В голодный год, когда всё доели, одна квашеная капуста осталась - мать славилась своей капустой - Прасковьи Ивановны капуста, Прасковьи Ивановны капуста - она решила печь пироги на продажу. Складывала их в полотенцах в корзину, Петя садился в проходящий поезд и - в Киев, к тёте Поле, бывшей замужем за электриком Киевского железнодорожного вокзала. Утром тётя Поля подогревала пироги, и Петя с их сыном Николаем выходили на Евбаз - еврейский базар, значит, он прямо под их окнами располагался. "Пирожки горячие, пирожки горячие!" Их мигом расхватывали. И ощущение неуюта, стыда, холода от той торговли, ну да, зимой дело было. Но что грело - что после можно к дядьке в мастерские забежать...
В 1926 году встал вопрос хлопковой независимости страны, и Петра Степановича, вручив ускоренный диплом, направили в Среднюю Азию. Они там тоже какое-то время были самостоятельными, хлопок девать было некуда, стали сеять хлеб (вот откуда "Ташкент - город хлебный"!), коноплю, всё свое тоже полное натуральное хозяйство. И надо было - после разлуки - восстанавливать ирригационные системы. Петр Степанович попал в Ходжентский окружной водхоз, где ему дали переводчика-узбека, наблюдателя и техника, и отправили на Исфару, увеличивать пропуски воды.
Пшенице, скажем, на гектар нужно 4 тыс. кубов воды, а хлопку 10 тысяч. Вся система запущена, везде завалы.
Тут надо рассказать, как родилась любовь к таджикскому народу. А как расскажешь? Во-первых, красивейший народ, ну просто красавцы все. Там ведь проходил Александр Македонский и оставлял своих раненых, они женились, и со временем все оказались как бы потомками Македонского. Аксакалы и мирабы интереснейший народ был. Это местное начальство, а дальше нужно было надстройку создать - Управление Исфаринской ирригационной системы. Первое, что сделал Петр Степенович это построил хороший европейский дом, сараи, конюшню - там ведь ни на чем не проедешь, кроме лошадей, бывало, чуть ли не сутками не слезаешь с седла. Обслуга была небольшая, весь аппарат - пять человек всего. А поначалу надо было добраться по ущелью, где кончаются кишлаки, вверх, до ледника Шуровского. Там построили наблюдательную станцию. Тогда уже была радиосвязь, и постоянно дежурила сменная бригада с инструментом для замеров, вертушки такие, буры, радисты передавали замеры, и внизу всегда знали, сколько воды ожидать.
Там был ещё один психологический момент. Переводчик посоветовал Петру Степановичу - скажите, мол, что вы женаты, что у вас не двое ребят, а два баранчука - два сына в Москве, чтоб уважали. И как приезжаешь в кишлак, следует церемониал: Салам Алейкум - Алейкум Асалам! Как марджа, как баранчуки? - Якши, Якши. "Это я еду обсуждать, сколько надо выставить людей на работы. А ирригация - это жизнь их. Я говорил, что намечается, и они очень чувствовали это дело".
"Чтобы сразу его сдвинуть, были созданы базы для зерна, контрактация была. Вот как Советская власть работала! Настолько всё продумано было".
Девятнадцатилетний Пётр Степанович ещё холостой, никаких баранчуков у него нет, и работал с огромным желанием, самое интересное, что самостоятельно работал. Три района получили воду - Исфаринский, Каннибадамский и Бешарык. Это 30 тыс. гектаров под хлопком. Привели в порядок разрушенную ирригационную систему, многое сделали заново, знали прогнозы воды, и к тридцатому году разработали порядок полива, все знали свою очередь. Сперва вода подавалась на низовья, - полили Бешарык - вода переключается на следующий район. Главное, первый полив не прозевать. И всё очень хорошо работало. На Исфаре вода практически вниз не доходила, всю срабатывали. В параллельном ущелье, на Кадырье, тоже велись работы по ирригации, но кончался каскад гидростанцией на сбросе использованных вод.
И Пётр Степанович всё хотел поближе к строительству ГЭС продвинуться. И добился таки перевода туда в 31-м году. До этого момента он как бы сам упирался, чтобы двигаться в желаемую сторону, а дальше судьба вроде как стала помогать, а потом поволокла-потащила....
На Кадырье попадает в его распоряжение практикант Костомаров из Ленинграда. И говорит как-то: Вам надо бы институт закончить, стать хорошим гидротехником. "Давайте уедем. Гарантирую, вас примут в институт инженеров водного хозяйства" А у Петра Степановича как раз кончался контракт, и так он поехал в Ленинград, где его действительно проняли в институт, сразу на третий курс.
Тогда там преподавал академик Графтио, строивший Волховскую ГЭС. Он стал руководителем Непорожнего, и потом до самой смерти академика они сотрудничали по всем новым разработкам и исследованиям.
Правда, после института были ещё два года армии - подготовка командного состава. Практика - начиная с парусника и кончая "Авророй". В 35-м году присвоили Непорожнему звание капитана военно-морских сил Балтийского флота, и на этом служба его закончилась. Предлагали остаться, такое последнее искушение судьбы. Но он ушёл, сразу отправился в Гидропроект и попал на отделение каскада ГЭС на Чирчике, в Узбекистане. "Там мы встретились с моей красавицей, Валентиной Кирилловной, там справили комсомольскую свадьбу, в тридцать шестом году дочка родилась, в январе.... Так что началось семейное образование"...
Тогда уже запахло войной, Гитлер пришёл к власти, и Чирчик был секретной стройкой, он сразу задумывался как комплекс, - гидростанции строились одновременно с химкомбинатами, чтобы, так сказать, из ничего делать взрывчатку в местах отдалённых. Буквально из ничего - из воды электролизом выделяли водород, а потом, при смешивании его с азотом под давлением в пятьдесят компрессий, получали целый ряд азотистых соединений - от взрывчатки до селитры и т.д. На этой базе была создана целая гамма заводов, вплоть до производства мин в Ташкенте.
Строители запаздывали, а начальником строительства был Розит, прекрасный человек, но со Сталиным у него были разногласия. На У съезде, позже названном расстрельным, Розит выступал против Сталина и сталинских методов руководства, и в какой-то степени был сослан в Среднюю Азию, но в 37-м Розита всё-таки арестовали, как врага народа. Главным инженером был Кандалов, они с Розитом оба с Днепростроя, перетащили оттуда механизмы, специалистов.
После ареста Розита Сталин прислал Кагановича разобраться, когда же будет взрывчатка, в конце концов. Повезли его посему каскаду, а на самом верху, на смотровой площадке, Кандалов и говорит Кагановичу, мол, смотрите, какая панорама, вся стройка видно, канал, электростанции. А Каганович ему в ответ: "Это не панорама, господин Кандалов, а Панама!" Тогда строили Панамский канал, и он очень трудно шёл, Панама - это был позор. "Приехали назад, все прошли в кабинет начальника строительства, а у Кандалова сердечный приступ - остался он у себя в кабинете, маленький такой кабинетик. Его оттуда и в больницу увезли. Так он больше и не поднялся".
"А вы, молодой человек, будете докладывать!" - говорит Каганович Непорожнему, бывшему тогда зам. главного инженера стройки.
Подготовил он доклад, просчитал всё, получалось, что если сделать то-то и то-то и в таком порядке, то пустить заводы и дать первую взрывчатку можно к 40-му году. И после доклада Каганович говорит Первому секретарю ЦК Узбекистана Юсману Юсупову, любимцу Сталина: "Вот, товарищ Юсупов, рассмотрите всё и давайте свои предложения. А этот молодой человек поедет со мной в Москву докладывать".
И пришлось ехать, докладывать. К тому времени Сталин решил взять под свой контроль все важные стратегические стройки, и для этого организовать ПРО - производственно-распорядительный отдел. После доклада Каганович, ни о чём не спрашивая Непорожнего, поставил его перед своим замом Первухиным: "Берите этого молодого человека, пусть он подберет кадры и организует отдел. И так получилось, что три года, с 37-го по 39-й Пётр Степанович невольно оказался замкнут на Сталина. Сидели они там ночами и не знали, когда Сталин позвонит Кагановичу или Первухину и что потребуется. И надо в десять минут дать ответ.
"До того муторная работа, вы не представляете себе, - сидим, в шахматы играем, спать хочется, и ждём, когда вертушка позвонит. Ни дела, ни работы, только справки, где чего не хватает, где сколько экскаваторов - докладывать, если Сталину потребуется. Ну, в общем, говорю я Первухину, отдел работает, всё организовано... А как раз на Карельском перешейке начали такой стратегический объект, ЭНСО, который перекрывал прорыв от Финляндии к Выборгу..."
Там его и застала война и первый бой - 29-го июня. Четыре дня они с полковником Андреевым вывозили всё что можно, остальное был приказ взорвать. А 29-го пошли немецкие танки. "Нас всего восемьдесят человек было. Не поверил, даже когда выдали оружие. Но вот танки идут, пули свистят, и чувствую, что у меня ноги дрожат. Вроде не боюсь, а ноги дрожат сами по себе. Потом подошла 7-я Армия Карельского фронта, а нам была дана команда выходить".
Петра Степановича вызвали в Москву, в комиссию по эвакуации, и сразу - на Чирчик. Вот он там и организовывал приём эвакуации вместе с Юсифом Юсуповым и налаживал производство для фронта.
"Сталина можно сколько угодно критиковать, у меня было с ним всего две встречи - деловито, всё до предельной деловитости - это во время войны, когда мы занимались эвакуацией оборудования. Но Сталин был стратег, и для такой страны, как наша, такой человек, видно, и был нужен, вот его история и выдвинула. Эта вся наша победа - при всей жестокости Сталина - только так мы и могли победить".
И ещё: "Я тогда мечтал, вот кончится война - чтоб такая свобода была для нашего командного состава, как в войну. Дана тебе команда - и действуй, лишь бы дело было сделано. Куда размещать, как размещать, как мне было дано в Средней Азии, и как я там разбирался. Была такая раскованность - всё для фронта, всё во имя фронта. Если делаешь и получается - хорошо, нет - тебя уничтожают. Но при этом - полная инициатива. Полное раскрепощение личности, если хотите. А кончилась война, и опять - никакой свободы инициативы, очень стало тяжело работать".
В 43-м году отбили Карельский перешеек и снова взялись за ЭНСО, где Непорожний оказался един в двух лицах - начальника и главного инженера - "это невозможно!" И уже тогда он определился - быть всё-таки инженером, комплексным и всесторонним, как в молодости мечталось. А судьба буквально протащила его по всем ступенькам, участкам и узлам, так или иначе с энергетикой связанным. Даже сталинский ПРО пошёл на пользу - знал, где что в стране делается и где что лежит.
Но министром он не мечтал быть и профессором тоже. Но стал, Вначале профессором, правда.
Дело в том, что Днепрогэс строился на скальных грунтах, и там основное проектное решение дали американцы, инспекция американская сидела, очень известный полковник Купер из управления военных инженеров. Существовала американская школа возведения крупных сооружений на скальных грунтах. А мы, русские, оказались на слабых грунтах. Когда попробовали пригласить Купера, он отказался консультировать, сказал, что не знает слабых грунтов, ничего на них не строил. И вопрос возведения гидросооружений на слабых грунтах пришлось решать самостоятельно.
Пётр Степанович ещё с ЭНСО держал связь с ленинградским институтом, вёл тему по энергетике. А на Свирьстрое пришлось проводить эксперименты на месте, строить малые опытные сооружения и уже - создать лабораторию.
Это стало правилом - прежде чем что-то возводить, применять новые технологии или способы - всегда проводить эксперименты на опытных сооружениях и полигонах.
Ничего на "авось" не делалось.
- ...К 70-му году мы занимали самые передовые позиции в мире по энергетике. У нас была самая мощная энергосистема, самые крупные гидротехнические и тепловые блоки, атомные станции, сети. Смысл ЕЭС в чём - всё топливо у нас в Сибири, а большая потребность в Европейской части, где топливные ресурсы истощены. "Россия будет прирастать Сибирью" - для энергетиков далеко не абстрактная формула!
В Сибири у нас прежде всего - Ангарский каскад, первая - Иркутская ГЭС, она строилась на самом верху, и, о чём все забыли, держит уровень Байкала. Этой станцией мы создали огромное водохранилище, подняли уровень Байкала на метр, передвинули железные дороги, - Байкал тоже от притоков зависел, и уровень воды в нем менялся. Это по регулированию Байкала.
Далее по Ангаре - Братская ГЭС, потом Усть-Илимская и Богучаны - которая начала строиться, да так сейчас и завалилась. Из местного бюджета её не поднять.
И на Енисее - Саяно-Шушенская, Красноярская ГЭС. Далее встала проблема КАТЭКа, это старая проблема, там запасы угля на тысячу лет разведаны, открытые карьеры.
- Говорят, там угли низкого качества?
- Да, но они хорошо горят, коксуются даже. Если вы имеете в виду экологию, то там весь вопрос в фильтрах, но это решаемый вопрос. Я потратил десять лет, чтобы пробить постановление по КАТЭКу, возил туда Косыгина. Но постановление приняли с опозданием, мы успели там всего одну станцию построить, а их должно быть пять.
Выработка электроэнергии в Сибири превышала потребности региона, эти станции специально строились, чтобы подхватывать нагрузку Союза. Для разработки сверхнапряжения передачи электроэнергии был создан специальный полигон под Москвой, колоссальное хозяйство. Никто не верил, что это возможно. А когда сделали всё, я повёз Алексея Николаевича Косыгина: - Раз систему создавать, значит, нужны линии для транзита, я вам покажу, как это выглядит и, главное, работает. Он не поверил, не хотел даже ехать. Я говорю, - это недалеко, под Москвой. Поехал. Посмотрел. Говорю, - Алексей Николаевич, я вам ничего не рассказывал, но вот, пожалуйста, - опытный участок сверхвысокого напряжения - 1 миллион 150 тысяч переменного тока и 1 миллион 50 тысяч постоянного.
Каждая трасса давала возможность 10 миллионов киловатт перебрасывать. Эти линии из Сибири шли до Урала, где был распределительный центр, а Европейская часть уже была до Урала подсоединена. Мы держали не только Единую систему Союза, - крупные линии шли на Запад - давали энергию Болгарии, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Польше, даже Турции. Спрашивают, где взять валюту, а валюта вот она! Всё это шло через Украину, а теперь Украина - "мы сами с усами", сами будем торговать. С Донбасса линии шли на Северный Кавказ, но и здесь нам пришлось уйти с территории Украины и обеспечивать Северный Кавказ от Балаково, Саратовской станции.
И с Сибирью эта линия сейчас расстроилась - отрезали КАТЭК, далее Экибастуз - там пять станций построено на экибастузских углях. Там же и передаточные линии сверхвысокого напряжения. Но когда Союз распался, всё это сразу стало добром казахстанским, и они отъединились, зимой, понимаете ли, когда власти не было. И то, что проходило по их территории - порубили. Опоры - 42 метра высотой, представляете? Порубили, и пока Назарбаев взял власть в свои руки, всё было разрушено, оборудование растащено. И это зияющая линия сейчас. Мощность станций на месте не может быть изработана, угли падают. Мы тогда уже открыли карьеры, они начали работать. А теперь карьеры валятся, угли превращаются в прах...
Я так знаю Азиатские народы, столько работал с ними и никогда не поверю, что они так настроены против России. Всё-таки идёт борьба кланов - в Таджикистане это совершенно всем ясно, в Казахстане - не очень, подспудно процессы идут. Вот Окаев в Киргизии молодец. Никаких кланов, что сказал президент, то и будет. И правильно.
А сейчас нельзя дать растащить хотя бы то, что осталось в России. А дело к тому идёт. Настроения таковы, - лишь бы получить прибыли. Все директора на этом помешаны. Каждый хочет отхватить побольше, а там хоть не светай. Такой принцип.
- Что бы ты, Иван, сделал, если б стал царём? - А я бы украл сто рублей и сбёг.
- Вот-вот. Это какая-то психологическая зараза. Плотины портятся, а им лишь бы прибыли. Губернаторы стремятся к этому, а Ельцин им потакает. Хотя поначалу объявил выговор Ножикову, Иркутскому губернатору, когда он всё захватил там. Это бывший начальник БратскГЭСстроя, а стал губернатором и сразу - местничество. Пригласил замом по экономике такого Яковчука, и он всё там крутит, ну что ты сделаешь. Началась дискуссия с министерством. И они очень хитро сыграли против министерства. Заманили Ельцина в гости - вот новый губернатор, вот каскад гидростанций, вот алюминиевые заводы. Всё хорошо работает, понимаете. А они там живут как боги, потому что сидят на алюминии и работают по заданиям американских фирм. Конечно, им это выгодно, потому что валюта идёт, все живут, все смеются, все довольны, а интересы народного хозяйства никого не волнуют.
Целый ряд цехов простаивает, заводы не загружены и продукцию выпускать не собираются, - американцам не выгодно прокат покупать. Они заставляют переделывать форму под себя, берут эти болванки, а прокат - изделия - делают у себя, это ведь рабочие места для их людей... Конечно, на фоне рубля доллар предпочтительнее. Потом они договорились о поставках, завалили Братск товарами, и не только Братск, весь край, так что они там процветают, а народное хозяйство приходит в запустение. Это, если хотите, предательство интересов своего народа. То же самое Красноярский алюминиевый завод. Мы получились сырьевой придаток.
- А алюминиевые заводы тоже строило министерство энергетики?
- Мы построили все алюминиевые заводы, мы построили всю алюминиевую промышленность. И причалы в Одессе мы строили. Глинозём возим из Ганы, карьеры там организовали, не ганийцы его добывают - мы добываем. Министерство энергетики всегда было комплексным. Всю промышленность по Днепру, машиностроительный завод в Каховке, комплекс по выпуску удобрений в Куйбышеве, химкомбинат в Саратове, текстильный - по выпуску сверхпрочных тканей для самолётных шин, ВАЗ, КАМАЗ и т.д. и т.п. И в Египте мы построили не только Асуанскую плотину, но и промышленный комплекс. Сто лет буржуазия требовала всяческих уступок, а Насер приехал к нам, и мы всё им там построили. Мубарек сейчас пожинает плоды Насера.
И в Индии мы так строили - комплексно.
- Пётр Степанович, а рушится всё стало, так сказать, из-за пересмотра основополагающих принципов, ведь ленинская формула до поры до времени была своеобразным табу, не дававшим власть предержащим посягнуть на дела энергетиков. Или под напором демократии, выступлений против вмешательства в природные процессы строительством станций?
- У нас так сложилось, что вопросы развития страны решались всегда первыми лицами государства. И дела шли хорошо у того, кто имел с ними непосредственный контакт. В своё время Сталин всё решал. Конечно, он был тиран и много народу загубил, ничего с этим не поделаешь, но он был хозяин, стратег, и хотел видеть страну сильной и процветающей. И стройки коммунизма, как я говорил, были его идеей. Лесополосы, травопольные обороты, пары, ирригация - это, если хотите, говоря сегодняшним языком, был экологический подход к делу. Тем, над чем сегодня смеются - над преобразованием природы.
А дальше так вышло, что я имел непосредственный контакт с Хрущёвым. Хрущёв был умница, он по-своему раскрепостил страну, и народ это почувствовал. Но Хрущёв хотел сделать всё побыстрее и несколькими универсальными способами.
- А дело происходило хоть и в раскрепощённой, но рабской стране, где мысль первого лица подхватывалась начальниками помельче, раздувалась и доводилась до абсурда. Сказал Хрущев сеять кукурузу - так уж до Северного полюса, сказал - железобетонные четырехэтажки - так и в Севастополе, где известняка завались. Ближайшее окружение кого хочешь убедит в его богоизбранности: "Борис Николаевич, не царское это дело"...
- Хрущёв был простой, добрый, увлекающийся, с широким кругозором, но ему не хватало умения просчитывать долгосрочные последствия. Можно сколько угодно говорить, что его "скушали", но его скушали тогда, когда он уже не мог управлять страной.
- А Брежнев мог?
- Брежнева я знал ещё, когда он был секретарём Запорожского обкома партии. Сталин его поставил на восстановление металлургической промышленности, так он там дни и ночи работал. Он сам металлург, такой оратор, такой сильный человек. Конечно, в 75-м году его нужно было освобождать, чтобы избавить страну от рецидива культа личности, в этом тоже наша вина, но это отдельный разговор. У него с Косыгиным часто возникали трения, и Алексей Николаевич иногда просил меня сходить к нему, мол, то-то и то-то. И я ходил, делал такой политес. Вроде как от меня предложение исходит.
И до 85-го года энергетики были фигурой номер один в стране.
А в 85-м я положил на стол Горбачёву материал, какой мы давали перед каждым съездом: "О мерах по развитию энергетики, энерго- и теплоснабжению". Это входило в доклад, в ожидаемые итоги, они по пятилеткам готовились. Я всегда был членом комиссии по докладу - туда включались все важные отрасли.
Но Горбачёв сказал, что не до этого сейчас, вызвал помощника - вот документ, потом как-нибудь доложите. И я понял, что это не тот человек. И начался закат.
- Пётр Степанович, а Чернобыль? Он же в 86-м...
- Если мы туда с вами полезем, мы оттуда не выберемся. Но должен сказать, что сейчас я полностью владею материалом. Вот эта папка. Вот отчёты комиссий. Это такая история нашего разгильдяйства, нашей несобранности в тот период. Так вот я пишу - в 85-м году я сдал министерство, у меня акт есть. Пишу, что собой представляет министерство и подписи: сдал - - принял. Когда Горбачёв пришёл к власти, он стал менять всех старых министров и, прежде всего, меня, как старого, старейшего. Я и сам хотел, чтобы меня освободили от должности министра, у меня было медзаключение такое, но просил его дать мне два года для работы в комиссии по отработке ядерного реактора.
- Это того, который рванул?
- Да. Он бы не рванул. Это был первоклассный реактор, мы его задумывали как эталон. Столько сил было вложено в этот реактор. Конечно, дежурный персонал виноват, что не смог взять в руки ситуацию и спасти положение, но это вторая причина. Главной - была недоработка конструкции реактора. Ещё при мне была создана комиссия, я сам в министерстве взял себе руководство нею, потому что придавал развитию атомной энергетики огромное значение. Сам занимался комиссией очень тщательно. Она должна была составить программу испытаний, а затем и провести их. Отработать все ситуации, могущие послужить толчком к созданию ситуации аварийной, чтобы их исключить. Я помощника своего одного освободил от всего - он только отслеживал исполнение этих работ и ежедневно утром докладывал мне, что и как делается. Первый вариант программы был разработан неудачно, и его вернули на доработку. Эту программу никто не утвердил, а её должны были подписать: я, как министр энергетики, министр среднего (атомного) машиностроения Славский, президент АН академик Александров и инспектор по технике безопасности.
Никто эту программу не утвердил, и тут меня по существу отстраняют. В Совете министров это было неожиданно для всех. Все знали, что я давал согласие на уход, но говорил Горбачёву, что это не относится к вопросу, который, я хотел бы, чтобы выделили отдельно, и оставили меня закончить программу по реактору. Это моя инвестиция, и это я передам людям. Но меня отстранили от всего - в апреле 85-го года. А в апреле 86-го и случилось то, что случилось.
- Пётр Степанович, вот я помню, что в 75-м вы пускали АЭС в Финляндии...
- Лавиза. Это прекрасная станция. Финны очень тщательно подошли к её строительству. Прежде всего, поставили условием создание защитного кокона реактора. Во-вторых, категорически отказались от нашей автоматики и закупили её у американской фирмы "Сименс". Они предлагали и нам своё посредничество - американцы тогда не продавали нам автоматику по тонким процессам, действовал закон Джексона-Вэника. Но тут сказалось, не знаю, как это назвать, жлобство наше, что ли. В Минатомэнерго - зачем Америка, зачем посредники, мы сами, зачем валюту тратить. А фирма "Сименс" - ведущая в мире. На 4-м реакторе автоматика была недоработана, он находился в эксплуатации незаконно. В комиссии по расследованию, когда дело дошло до автоматики, был момент необъективности со стороны Александрова и Славского.
Ну, ничто нам не в урок. Энергетика - это такая отрасль, которая не может быть рассироплена. А те, кто сейчас решает государственные вопросы подходят к этому крайне легкомысленно. Даже Чернобыль их ничему не научил.
Я Ельцина знаю по Свердловску, мы с ним товарищи считались, поначалу ругались, потом помирились. Когда он стал президентом, говорил - приходи, если что. Как-то пытался пробиться - не получилось. Но он завязал меня на Сосковца. Но сейчас идет такой самотёк, что и первый зам Предсовмина ничего не может изменить. Но это его не особо и волнует. Я нормально с ним беседую, то же - с Шафраником, министром топлива и энергетики, похоже, и его это мало волнует. Все зациклились на газе. А электроэнергия всегда была и будет! Это такое заблуждение, вы не представляете себе!
Вот такой разговор с Петром Степановичем получился.
Говорили мы и об экологии - да, нужны экологические мероприятия. Нижний Новгород - он и должен был подтапливаться. Горожане возразили, Косыгин обвинил энергетиков в варварском отношении к природе. Но нужны дамбы, как это делалось на Кременчуге, насосные станции в тех местах, где их могут подтапливать притоки. Где волна бьет - бетонируют откосы или отсыпается пляжевый откос. Даже водохранилище можно частично сократить за счет намывания земснарядами и использовать под сельхозугодья. Вся прибрежная Европа на дамбах стоит! И это никогда не поздно сделать. Конечно, нужны дополнительные капиталовложения, но ГЭС окупаются очень быстро. А сейчас затратили такие деньги, а мощности Чебоксарской ГЭС используются на треть.
Вот ещё вода в водохранилищах цветёт.
Это из-за ряски, она не пропускает кислород. Опять же - управляемый процесс. На том же Кременчуге АН Украины вела работы. Отработана была целая технология - с плоских баржей со специальным всасыванием собирали ряску, сушили - получалась добавка к комбикормам огромной калорийности. Женщина вела программу, фамилию Пётр Степанович забыл. Потом всё это заглохло. Этих барж и нужно было всего ничего, по нескольку каждое на водохранилище.
Говорили мы и о том, что развитие энергетики, равно как и освоение космоса или создание военно-промышленного комплекса шло за счет элементарного уровня жизни народа. Но опять же - разница в градациях была невелика, все в общем-то так жили.
И именно по этой причине свет в домах пока не погас, мерзлота не наступила. Но уже ложатся на рельсы на Дальнем Востоке и из-за отключений электроэнергии тоже. Но Дальний Восток никогда и не был подключен к Единой Энергетической Системе. И уже рвутся нефтепроводы, прорывает водопровод и канализацию, ибо гражданский уровень их подпитывал слабо. Но свет и тепло в домах пока ещё есть.
Пишут: "...гробанулась противоестественная махина, сложенная антиконструкционно" - радость-то какая, что наконец-то гробанулась. И осталось дождаться, когда всё рассыплется в прах, и на нем уже создавать нечто естественное и конструкционное.
Да, американцы, которые ныне нам всем пример, строили отдельные частные станции, потом они объединялись в концерны, по штатам. А когда десять лет назад погасили Нью-Йорк, то поняли, что надо пробивать кольцевание и строить сверхдальние линии электропередач, чтобы упреждать внутренний энергетический развал. И, не лукавя, взяли за основу нашу энергетическую систему, только приспособили её под своё напряжение, у нас - 1млн. 1150тыс. киловольт, а у них - 1млн. 200тыс. А правительство США взяло на себя расходы по строительству линий сверхпередач между штатами. И систему кольцевания "списали" с Москвы. Четыре линии сверхпередач подходят к кольцевой дороге, и Москву нельзя погасить в принципе - выбьет одну линию, две, три - четвёртая возьмёт нагрузку на себя. И Непорожнего американцы приняли в члены своей Академии Технических Наук не за красивые глаза.
Они строили свою систему 200 лет, и нам что, сначала и - 200 лет? Неужели всё, что стоилось и создавалось волевым решением и усилием народа на заниженном уровне жизни, ну, никак не годится нам только потому, что строилось при "противоестественной и антиконструкционной системе"?
"Берите суверенитета, сколько проглотите" - стало не только программой к действиям властей, но и программой к приватизации. О заниженной стоимости объектов говорилось не мало, вот просто любопытно бы узнать, во сколько была оценена та же Иркутская ГЭС? Кто просчитал стоимость строительства и стоимость энергии за год, за два? Может быть, нужна была рассрочка на десяток-другой лет? И государственный пакет акций, обеспечивающий подачу энергии в систему?
Вот ныне пишут, что на Западе - капитализм это старое, уходящее, что там формируется "миритократическое общество", где господствующую роль начинает играть новый интеллектуальный класс, развертывается новая историческая парадигма. И может, эта самая парадигма имеет шанс на развёртывание в России, находящейся ныне в чудовищных условиях. Неужели это такая уж непосильная задача для интеллектуалов - вписать уже имеющееся и нужное всем в систему новых производственных отношений?
Правда, не видно что-то этих интеллектуалов, которые подходили бы к нашим проблемам не с чужим лекалом или своим, да старым, а конструктивно, используя уже имеющееся и сделанное. Тем более не видно команды подвижников, которая взялась бы вести наш полуразбитый, попавший в шторм корабль, имея целью его спасение, а не только власть как конечную цель или удовлетворение детского желания "порулить".
Одним из наиболее шоковых моментов, не оставляющих места оптимизму, помнится, было предложение о выборах конституционного собрания. Не помните? Выбираются на два года, и более к парламентской и другой государственной деятельности допущены не будут... Желающих не нашлось.
Подвижники, интеллектуалы, пассионарии, где вы?
Или Пётр Степанович Непорожний - последний из этих мамонтов?