"Темнота и тепло... Стены моей темницы мягкие, сейчас они судорожно сокращаются. Я чувствую, что время скоро придет. Мое время. Время возможностей и открытий. И там, снаружи, меня ждут.
Долгое заключение подходит к концу. Люди вокруг и обеспокоены, и радуются. На лицах их сейчас одновременно улыбки и слезы. Я чувствую это. Их трое таких там. И еще один, он сосредоточен.
Но я знаю о мире чуть больше, чем думают они. Я вовсе не бездумное существо. Они даже не могут представить, насколько много людей ждут моего освобождения. Именно освобождения, ибо я пребывал в тюрьме. Пребывал там давно".
Вокруг больничной койки стояло четыре человека: две медсестры, врач-акушер и перепуганный, но улыбающийся отец. Это был его первенец, до этого роды он со стороны не видел. Столько боли, столько крови! Но это малая цена за жизнь.
Короткий перерыв между схватками, два судорожных вдоха, а затем опять, но уже в последний раз. Женщина судорожно сжимала короткую резиновую палку во рту, лицо покраснело от натуги. На светло-голубой рубашке проступали пятна пота. Приближался кульминационный момент.
"Свет впереди! Наконец-то!"
Темный затылок мелькнул между ног роженицы, затем скрылся. Глухо замычав, она напряглась еще сильнее, в перерывах между потугами мелко-мелко дыша, будто собака в жаркую погоду.
Наконец младенец покинул утробу своей матери. Врач отточенным за сотни принятых родов движением подхватил крошечное тельце, готовясь хлопнуть ребенка по попке, чтобы тот сделал первый в своей жизни вдох. Но не смог.
Изогнувшись, новорожденный рванулся обратно к матери. Дыхание, первый крик, материнская кровь на теле - все это мало занимало его.
- Боже мой... - отец ребенка тщился разглядеть его.
Но никому это не удавалось. Появившийся в потоках крови и слизи ребенок сначала показался обыкновенным. Затем на его месте на долю секунды возник волчонок. На живот матери же приземлилось нечто со жвалами, покрытое блестящим панцирем, выступавшим над шестью лапами с множеством сочленений. Еще миг - и оно опять скрылось в нутре женщины, прогрызя себе путь.
Мученица выгнулась до хруста в позвоночнике, издала полу-крик полу-всхлип, а затем опала. В ее мертвом теле раздавалось чавканье порождения тьмы запредельной, что наполнена криками не нашедших упокоения душ.
Медсестры прижались к дальней стене, зажимая рты руками. У них уже закатывались глаза.
"Плоть, кровь. Лучшая трапеза. Теперь нужно убить остальных, но не отца".
Акушер сжал в руке скальпель, готовясь одним ударом прикончить выродка. Но на его голову опустился острый угол металлического ящика. Рука, собиравшаяся впервые оборвать жизнь того, кому помогла вступить в большой мир, бессильно опала. Последняя мысль оборвалась еще до того, как тело грузно осело на пол.
- Это мой ребенок, каков бы он ни был! - низенький щупленький мужичок сейчас источал волны гнева, порядком разбавленные безумием. С потолка еще не сорвались капли крови его жены, а он уже готов был умереть ради спасения ее убийцы.
"Да, сколько я этого ждал. Правильный выбор. Теперь эти ничтожества у стены. Давай же!"
Безмолвный приказ был услышан. Женщины были столь напуганы зрелищем раздвоенного хвоста, который мгновение торчал из разорванного живота женщины, с уст которой еще не сошла счастливая улыбка только-только разродившейся женщины, что не могли думать и реагировать. Подняв с пола скальпель, отец просто воткнул его в глаз сначала одной, а потом и второй, которая даже не заметила смерти коллеги.
"Путь свободен. Пища съедена. Пора отправляться туда, где меня никто не увидит. До поры..."
Из палаты быстрым шагом вышел мужчина, крепко прижимая к груди плотно завернутого в пеленки ребенка. Прижимая так, чтобы лицо младенца не было видно никому.