Остатки секунды. 


No name.
На главный твой вопрос:
Где родственную душу встретишь,
кто бросит взгляд магнитный 
с частью твоего огня?
Когда банальных фраз набор 
не вызывает емкое 'Ты бесишь'?
Своей частицей целого кто назовёт тебя?

Земную часть истратив вполовину 
И, обернувшись, не найдя следа, 
Поняв,что только солнце с ветром - в спину,
Себе скажи: 'Никто и никогда'.


Нота.
Часть времени, отрезь пространства.
Не знаю я, сколько осталось.
Когда в панихиде оваций
Растопится вся моя малость?

Минута, три шага, две точки,
Пять фильмов (смотреть - в одиночку).
Четыре забыл, как нарочно.
Шесть слогов - в финальную строчку.

Судьбы осознать не торОпясь,
Уважу я Норны усталость,
Вплету часть волокон, как подпись.
Не знаю я, сколько осталось.


Гамельн
Штыки Крыш распирают Февральское небо,
Бронхи труб понижают светимость луны.
Обречённо  встречает бродягу-селебу  
Гамельн.  Ждет с напряженьем струны.

Крысолов. Твоя кожа - в пробоинах мелких
От укусов-компостеров вымерших душ,
Пальцы - тычут в отверстия попеременно,
Секухачи чеканит убийственный туш

Тонки скрипы свирели, опасны и крепки,
Лезут нотами в детские наши мечты,
Рвут затяжки на памяти, когти их цепки,
На детали кромсают нас, без суеты.

И ведет он к обрыву - а дети послушны -
И культурой в пути станет нас растлевать:
Говорить про добро, справедливость. А нужно
Просто про то, как все есть - рассказать.

Сообщить, что любовь - яркий признак безумья,
А эмпатия - басни ленивых матрон.
Держит горло пожизненно Вера-колдунья
До нелюдных, сопливых - до похорон.

И другим останутся все эти мелочи,
Другим в кольце подражать белке,
Внимать  ипостасям малиновой девочки,
Трем Мойрам: Надьке, Любке, Верке.



Корыто
А, впрочем, если хочешь - 
останься, если хочешь.
Любить не буду, обижать 
не стану, если хочешь.

Тебе вот: раз, два, три.
Еще не хочешь?
Не интересно, что внутри?
Ну, как хочешь.

Меня внезапно удивила:
Вот ты мочишь!
Но снова по трамвайным покатила.
Нет, не хочешь.

Жили эдак тридцать с десятиной,
Неводом буравил он болота,
Нес к разбитому - добытое в трясине.
До августа, десятого - суббота.

Этот день свинцом отлит в печенках:
Вздумал дед с владычицей тягаться.
Склеивал разбитое в потемках.
Десять восемь двадцать девятнадцать.

А болото квакало и пИло,
Беловодье покрывалось ряской,
В моду мира сумрака входили: 
Конь деревянный, черный хром и каска.

Дед, Дедалом даденным подарком
Увеличил поводка размеры:
Ночи стали по-дневному жарки, 
Темны - дни, привычные - галеры.

Но иногда, когда болело слева,
И дрема ела трезвости остатки - 
Багровое меняло вайб на серый,
Шептало подколодное так сладко:

'А, впрочем, если хочешь - 
останься, если хочешь.
Бить - буду, миловать 
не стану, если хочешь'.




Сфера.
На твёрдом, на круглом, на каменном 
все крутимся мы вокруг пламени 
по нити невидной,  израненной, 
сплетённой рукой Ариадниной

Не ведаю: долго ли, правильно 
на главного все же не лаю я. 
А хочется дернуть за бороду, 
локтем с силой врезать по горлу бы 

Ну что же, ну что же ты врал тогда,
что правда здесь будет хоть иногда 
И младший твой тоже рассказывал 
идеи на уши намазывал

Ведь было ж нам нА горе сказано 
про меч, не про мир.  Нам бы разумом
понять: больше нет любви
Speaking words of wisdom: let it be.



Семенов.
Пальцы рек из зловонья болот 
Отрыгнули кусочки холмов. 
Родом - зэк: три декады с хвостом 
Отбыл здесь, средь туманов и снов. 

Помню первое солнце из-за, 
Вездесущую вонь папирос,
И во всем,  как вуаль на глазах, - 
Молчаливый похмельный вопрос.

Помню грязный песок во дворе, 
Перманентное: 'Щас накажу'.
Домом был тёмный угол в норе, 
Но за это я зла не держу.

Наши юные игры впотьмах,
Соеволье, не знавшее мер.
Вопли бешеных детских ватаг 
В полумраке общажных пещер. 

И Гора за окном:  сам Сизиф
От неё ещё громче б стонал. 
Закрывала весь мир. Но тогда 
Этих слов я, конечно, не знал.

Школа. Жалкий и странный портфель. 
Тёмно-синяя форма - как знак,
Что из наших из хилых цепей
Мы тебя не отпустим никак.

Бормотанье советских молитв,
Подражание глупым вождям,
Прославленье проигранных битв
И зубрежка партийных программ.

Книги, ставшие новой семьей,
Заменившие хлеб, и очаг, 
И лекарства. Изгнавшие боль 
Навсегда. Теперь будет так.

А потом я узнал про него - 
Человека, что был до меня.
Он 'кудрявую' с 'радостью' сплел 
В одной песне, где много огня.

Продолжал он ещё что-то петь - 
Мало слушали - крЕпка стена.
И решили его запереть 
Одной пулей. Двумя - чтоб до дна.

Я к 17 стал на крыло, 
Отпуск взял на счастливые пять.
Но свободное - было малО.
Развернулся к трясине опять.

Наслаждался дыханьем болот,
Руки рек я ногами сгибал,
Про лесную тревожную тьму 
Тайны все у шаманов узнал.

И однажды встряхнул головой,
И на запад упала звезда.
И оставил свой стан родовой.
И, похоже, уже навсегда.



Клетки.
Взвешены, связаны, слеплены в ком
Измерены временем, собраны - в ком?

Вымочены, выдрочены, отсрочены, вымучены
Выращены, вытращены, связаны, выморочны.

Политы, привиты, кормлены, мытые.
Встроены. Скачаны. Были. Утрачены.

Признаны негодными: 
низменны, подлые,
Неряшливые, голые.
Дух чеснока и голода

Решетки прозрачны,
мненья навязаны.
Жизни приравнены,
жизнью - обязаны.

Поверхности призрачны.
Петли не смазаны.
Сплетенья упрямы.
Ладони замазаны

Клетки не связаны
Черты смазаны
Грани вымыты
Атомы выбиты

Пыльное пламя 
Не может сбить с ног.
Своих не бросает
Общество-волк.



Сансара.

Дрожит струной дорога
На карте - в форме рога.
Хватаюсь за обрывки,
Готовлю речь для Бога.

Он спросит: "Что ты сделал,
Когда так было остро?"
Пожму плечами: "Думал - 
Пустое, pater nostra".

Считал: начнётся завтра,
Ну, в понедельник точно.
И вместо запятых
Все ставил многоточия.

Откладывал, мечтал,
Лелеял и ленился,
Ну и к твоим дверям
В итоге докатился.

Но, если вдруг позволишь
Попробовать мне снова,
Клянусь, мой Отче, раньше
Ты не видал такого!

Вгрызаться стану в жизнь я,
Червём могильным в раны,
Парить, раскинув крылья,
Не ждать небесной манны.

Молю, поверь, о Боже,
Пройду все испытания,
Смирением переплюну
Я Агнца на закланьи.

И разрешит Хозяин
Мои противоречия,
Рукой махнёт - и снова
Я еду сто по встречной.

И снова будут "после"
И все эти "manana",
И не достичь мне видно
Неведомой нирваны.



Удивительные.

Глядят с тоской неведомой
Губами тянут: 'Хлеба бы'.
Прядут ушами тонкими -
Запечатлю на пленку их.

Телами статно двигают,
Потешно ножкой дрыгают.
На травах пряных носятся,
На постер будто просятся

Присмотришься:
Увы -
Ослы.


Пустыня
Эпиграф: 
Везде - пусто, присно и отныне, и во веки веков.


Дует, сеет, веет, мелет, 
тащит пылью, Жар не греет, 
поглощает, забивает, 
засыпает, убивает.

Пустые разговоры, столовые приборы,
Журчание напитков, отсутствие прибытков,
Непонимание и зависание - 
основа мироздания.

'Делал что? заболел? 
с кем поспал? что поел? 
ну а ты? а что он? 
а она? все путём?'

Усыхает всё, заболачивается, 
замолкает, не заморачивается.

'Вот грибочков вам, вот картошечки, 
вот огурчиков и селёдочки,
На работе что, не уволили? 
Молодец какой! Что, повздорили?'

Невозможно уже, без дыхания,
Всё - пустыня на шаре каменном,
Не созреет уж, не покормит впредь,
Всё не связано и всему сгореть.




Неттебя
Ты - точка в моём сознании,
Межевой столб на пшеничном поле,
Майянский узелок на пастушьем поясе,
ЗамОк по дороге на волю.

В тебе пустота, и во мне пустота,
Она же - нас разделяет.
В твоём темени - чистота листа,
Поэт слов на него не бросает.

Ничего о тебе не знаю,
Не знаю даже, хочу ли знать.
На мои обращения ты не отвечаешь:
Чёрной дыре - что отвечать?

Следов твоих не увидит ветер,
Время дунет - и ты растворишься.
Сфинксом взираешь на всё в этом свете,
Небо рухнет - не удивишься.

Узоры путей твоих, завихрения
Проносятся мимо здорового разума,
Директрисы интенций, сомнений, движений -
Бременем времени не будут связаны.

Всё это слова. Нет у них запаха,
Нет у них тяжести, свежести, всхожести.
Нет понимания, между ушей - ухА,
Как у нас всех - обоюдно и в тождестве.