Ей 42. Стрижка короткая. Скорее - светловолосая. Небольшой бесформенный нос, светловатые глаза, пухлые щеки. Почти без грима. Крохотные серебряные сережки-гвоздики в мясистых мочках. Крепкая фигура без талии. Зеленая форменная роба, светло-синие джинсы классического кроя, старомодные туфли на низком каблуке. Запах чистого тела и шампуня, чуть отдает свежим кисловатым потом.
'18:25. Еще три с лишним часа'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 350 рублей. Ваша сдача.
'Надо будет хлеба взять. И колбасы. Остальное, вроде, есть'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 700 рублей ровно. Ваша сдача.
'18:53. Ещё полтора часика. Где-то получится за сегодня 1648. А там цена - 850. Значит на два не хватит. Да и куда мне два?'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 830. Ваша сдача.
'19:37. Главное потерпеть. Ещё немного осталось'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 350 рублей. Ваша сдача.
'19:53. Ну вот уже полегче. Еще полчасика. 'Русский Стандарт' и закуска. Солидный мужчина'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 1999 рублей. Ваша сдача.
' 20:14. Так, за сегодня, значит, получается 1453. Откуда я взяла 1453? Что-то я переработала. 1648 должно быть'.
⁃ Здравствуйте. Пакетик берем? С вас 350 рублей. Ваша сдача.
'20:25. Все, 5 минут до конца. Можно кассу закрывать. А, нет. Ещё один клиент. Последний'.
⁃ Сигареты 'Русский стиль'. С вас 130 рублей. Ваша сдача.
'Всё, закрываем лавочку'.
Сняла форменную робу. Горка зелёной синтетики упала на стул. Пошла к выходу. Заглянула на полку с хлебом, взяла сайку. Мимоходом через прилавок с колбасой. Взяла Юбилейной. Вернулась на кассу. Накарябала на бумажке цену: 'Завтра занесу, сегодня уже неохота'. К выходу. В двери уже выбегала директриса. Кассирша промямлила: 'До свидания'. Директриса не ответила. Она была уже во дворе, открывала дверь машины. За рулём сидел хахаль. Из салона слышалось: 'Чуть помедленнее, кони. Чуть помедленнее. Не приказчики вам кнут и плеть'. Дверь закрылась, дальше было глухо, машина уехала. Кассирша прошла вдоль парковки, пересекла параллельную улицу, прошла дворами.
Красный неон 'Мира наслаждений'. Звякнул дверной колокольчик. Продавщица на стуле за прилавком улыбается чему-то своему, смотрит в телефон, листает. Кассирша проторопилась мимо стендов с дисками, потом разные флакончики, дальше плети. Встала напротив витрины. Прикрывшись стеклянными бликами, на подиумах красовались фалоимитаторы: разнообразие цветов, форм, материалов, размеров делало это всё похожим то ли на гламурный маскарад, толи на модную выставку, и даже чем-то напоминало 'Голубой огонёк' на Первом. Долго сосредоточенно смотрела. Вела взглядом слева направо, сверху вниз и в обратном порядке. Вздохнула. Вернулась к прилавку.
⁃ Мне номер 14.
Продавщица отложила телефон, встала со стула, прошла куда-то вправо и назад, зашебуршала коробками. Вынесла красивую упаковку в глянцевом картоне.
⁃ С вас 850.
Две мятых купюры по 500.
⁃ Ваша сдача. Чек нужен?
Кассирша кивнула, взяла чек, внимательно сверила суммы, тщательно пересчитала сдачу. Забрала пакет, вышла на улицу.
400 метров. Подъезд. Лифт. Девятый этаж. Кассирша прошла на кухню, поставила на стол пакет, достала колбасу, хлеб, выложила на стол. Повернулась к плите, налила в чайник воды из-под крана. Поставила чайник на плиту. Задержалась немного. Вернулась к столу, достала коробку. Тупым ножом разрезала полиэтилен упаковки, вытащила большой, блестящий, чёрный, силиконовый хуй. Положила на стол. Смотрела долго, задумчиво: он лежал как раз между пустым пакетом, колбасой и сайкой. Прошло минут семь. Кассирша отвела взгляд, повернулась к окну, открыла створку, неловко забралась на подоконник и вышла в окно.
Сотрудник ЧОП.
До работы от подъезда - минуты четыре. Сотрудник ЧОП не спеша прошёл расстояние дворами, срезал метров пятьдесят. Парковка у фасада магазина была ещё почти пустой. Подъехала машина сожителя директрисы. Откупорилась мягко дверь, с пассажирского медленно и уверенно поднялась начальница. В спину её толкал мощный дурной голос, блаживший из динамиков: 'Звёздочка упала в лужу у крыльца. Отряд не заметил потери бойца'. Дверь по-вороньи щёлкнула, музыка погасла. Одновременно от автобусной остановки подошла кассирша со второй кассы. Директриса остановила её, дёрнув за невидимый поводок:
- Доброе утро. Вчера вечером у нас кассирша с алкогольного отдела вышла из окна. Подменишь её?
- Да без проблем, - скривила румяное лицо кассирша.
Больше они не разговаривали, молча проглоченные стеклянной дверью. Он двинулся за ними следом. Услышал сзади:
- Старый, куда спешишь? Постой, покури.
Он обернулся: грузчик Ваня, улыбаясь беззаботно, подходил с автобусной остановки.
- Я уж десять лет не курю. Дорогое удовольствие. И тебе не советую.
- Да ладно, старый, не гундось, - Иван достал пачку Marlboro, вытащил гильзу, прикрылся слегка от ветра, чиркнул, затянулся, выпустил дымное колечко: - Слыхал, кассирша из алкогольного вчера в окно вышла?
Охранник недоверчиво шевелил усами:
- Вчера на месте была, я же видел.
- Так она после работы.
- А, - отвернулся старый. - Ладно, работа не ждёт. Пошли.
Иван хмыкнул:
- Кому как.
Старый зашёл внутрь, подвинул стоявший у выхода табурет, не спеша присел, разгладил усы, достал газету сканвордов и углубился в рабочую рутину.
'Сочувствие, семь букв. Эмпатия. Блин, тогда 'любовь' не подходит. О, смена закончилась. Завтра допишу'.
Он встал, потянулся, легонько кашлянул, положил газету на подоконник, ручку - в карман. Сдвинул табурет в уголок и пошёл домой.
Четыре минуты. Дворами - срезал метров пятьдесят. Подъезд, лифт, девятый. Разулся, прошёл на кухню, поставил чайник. Достал хлеб, колбасу, приготовил два бутерброда. Выключил чайник, налил, бросил пакетик 'Нури', сел за стол. Изучая тщательно обои, начал жевать. Мыслей не было - усталость была. Хотя чего тут уставать? Работа не пыльная, хоть и зарплата не ахти. Видимо, возраст: от всего стал уставать. Или заболел. Допил чай.
С окраин стола на середину, не особенно стесняясь, подбежал рыжий блестящий таракан, остановился у мизинца.
- О, Васька! - Старый достал кусочек сахара, положил перед тараканом.
Тот принялся суетливо ощупывать сахар усиками, шевелить мандибулами. Старый встал, задвинул табурет под стол, махнул крошки со стола. Сахар оставил. Таракан не обратил на это никакого внимания. Старик прошёл в зал, включил телевизор, сел на диван. Просмотрел 'Последние известия'. Вернулся на кухню, сполоснул чашку из-под чая. Протёр полотенцем, поставил чашку кверху дном на столе, трещиной в сторону стенки. Посмотрел на таракана:
- Давай, Васька, спокойной ночи.
Убрал сахар. Прошёл в зал, лёг на диван, по телевизору шли криминальные новости.
Утро. Таракан встретил солнце, пробираясь по ножке стола к месту кормления. Но сахара не было. Пошнырял по кухне, ничего не нашёл, пробежал в зал, залез на диван, встретился усиками с густыми седыми усами своего кормильца. Лапками коснулся губ. Холодные. Бог умер.
Таракан не знал, что такое смерть. Но ловить здесь больше было нечего - и Васька исчез.
Фасад.
Фасад был свежим, по большей части зелёным, состоял из прямых углов и таких же линий. В его утробе жил по своим законам продуктовый магазин. Прямо перед ним сверкала осенними лужами асфальтовая парковка. Чуть поодаль и справа - автобусная остановка, исправно кормившая его нутро гусеницами покупателей. Но фасад был экстравертом, его больше интересовало то, что происходило прямо перед ним на парковке. Хотя, если признаться, и парковка была не богата на удивительные происшествия. Ну, скажем, два дня уже, как не было на рабочем месте кассирши алкогольного отдела. Или, например, сегодня не появился в привычное время охранник. В остальном - все было буднично. Утром у подходивший к фасаду директрисы зазвонил телефон. Она остановилась, ответила, несколько раз промычала что-то. Потом спокойно сказала в трубку: 'Соболезную. Ну вы же пришлёте сменного охранника? Да, на пару часов позже - не страшно'. Потом были покупатели, новый охранник, мало отличимый от прежнего - разве что только усы другого фасона.
После обеда к фасаду прижался своей широкой спиной грузчик Ваня. Закурил, улыбнулся, глядя вверх. Ванино спина согревала фасад. Не то, чтобы его панели и уголки мёрзли - утепления строго соответствовало СНИПам. Но ему нравилось то, как равномерно и тепло стучит сердце грузчика. Нравилось, как человек курит дорогие сигареты Marlboro, и этот дым проникает во все щели фасада. Будто фимиам в древнем храме. Иногда другие покупатели, выходя из магазина, тоже воскуривали свои жертвы. Бывало, что изливали соки от лозы и хлеба на зеленые стены его. Но они оставались рядовыми посетителями. Иоанн же был, словно пастырь для сирых сиих. Ибо был он ближе всех к господу своему, и был он один, и был он един, и был он одинок. И только он обладал ключами от подсобки.
Иван докурил, отлепился от стены и растворился в полутьме подсобного помещения.
Когда наступили сумерки, первой из магазина вышла директриса. Она пересекла линию дверей, обернулась прощально на фасад и открыла недра ожидавший машины. В секунды, между открытием и закрытием, из динамиков раздавалось:
'Боже, посмотри мне в глаза и скажи,
Что это воля Твоя'.
Следом вышли восемь продавщиц, за ними грузчик Иван. Последним был новый охранник. Не хватало одного.
Фасад вспомнил, как сегодня утром к подъезду девятиэтажки, что слева, подъезжала 'Скорая', как спустили на носилках тело уже бывшего охранителя, как ровно за день до того такая же точно машина забирала останки продавщицы с алкогольного. И фасад немного загрустил. Ему было жаль хрупких детей своих, людей из плоти и крови - они жили серо, скучно, и недолго. И лишь Он один был надежен и вечен.
За 10 лет до того, когда рабочие заканчивали строительство фасада, один из них случайно просверлил лишнее отверстие и забыл его прикрыть. В эту крохотную дырку стала проникать влага, появились коррозия и гниль. Несложная конструкция отчитывала свои последние годы до полного саморазрушения.
И был месяц октябрь. И была осень, рвавшая своими соплями в клочья силу человеков, своими стылыми ветрами уносившие в небытие их волю. И был год две тысячи двадцать пятый, четвёртый от начала страшной и последней для той страны - войны.