Бодний Александр Андреевич. Преодоление недосягаемого

Бодний А. А.

"Преодоление недосягаемого"

Том восьмой

Часть двадцать первая

Глава 251

Поэтизированный трактат литературного критика Боднего А.А. о Вселенской смене преследовал не только цель восторжествования Истины над мифичностью, но и демонстрацию краха псевдополифонии земной церкви, выдаваемой за полифонию. Наглядно вторая жанровосоставляющая будет освещена не столько через теологическую, сколько через художественно-методологическую концепцию Достоевского Ф.М.

Достоевский Ф.М. приветствовал бы методологию литературоведа Бахтина М.М. касательно полифонического романа как издающийся автор; но Достоевский Ф.М. был бы против как художник той квинтэссенции, которая стоит за термином "полифонический роман", так как эта новация ставила бы незримый барьер между динамикой оригинальности героя и гениальностью оперативной импровизации автора.

Достоевсковеды пишут: "Но если в романах и повестях Достоевского нет героя, который был бы воспроизведением целого этапа духовного развития автора, как это имеет место у Толстого, то у Достоевского мы встречаемся с другим явлением, которое было совершенно непривычным для современников и поэтому бросалось им в глаза резче, чем последующим читателям: в уста самых различных, нередко даже полярно противоположных по мировоззрению персонажей Достоевский вкладывает свои собственные взгляды и оценки, заставляя их как бы неожиданно для них самих находить неведомые им прежде "общие точки", парадоксально сближающие их позиции" (Г.М. Фридлендер. Реализм Достоевского, стр. 272). Литературный критик Бодний А.А. видит в фрагменте приведенного текста, по малому счету, алогизм умозаключения, а по большому счету, - присвоение мировоззрению Достоевского Ф.М. идеологически приемлемой перманентности. Убежденную полноправность литературный критик Бодний А.А. черпает из фактической правды и из силлогизма осмысления нестандартности новаций творческой методологии великого писателя. Достоевский Ф.М. был над идеологическими баталиями общества, но не как пассивный созерцатель, а как гениальный художник - парадоксист, дирижируя посредством творческого излияния оркестром человеческой неистребимой мнимо-результирующей и мнимо-рациональной страстности. В этой непревзойденной игре творческой пульсации Достоевский Ф.М. одновременно становится и обличителем и покровителем идеологических течений, направляя их в русло приемлемо избирательной потребности кинетического изящества эстетико-психологической виртуозности. С эмпирически-образной представляемости такая перевоплощенность субстанции Достоевского Ф.М. объясняется тем, что потенциал гениально-творческой воспаряемости подмял под себя потенциал интереса к собственной концептуальности. Достоевсковеды могут возразить, ссылаясь на "почвенническую" позицию Достоевского Ф.М. Литературный критик Бодний А.А. хочет в связи с этим напомнить Достоевсковедам один психологический постулат. Именно: никогда человек ту позицию, которая гармонизирует с его мировоззрением, рождая положительные эмоции, никогда, никогда, никогда не будет выставлять (даже отдельные стороны) в нелицеприятном свете, а если этика требует освещения частной её стороны, то комментарий будет с обязательным контрдоводом для урезонирования противника. Литературный критик Бодний А.А. доказывает теорему от противного. "Почвенничество" есть союз православной веры и соборной народности; частность "почвенничества" - религиозный социализм. Коль религия - основополагающая структура "почвенничества", то проецируем оценочное мнение героев (в частности, из "Братьев Карамазовых") на полезность религии. Суперположительный герой Алёша Карамазов не даёт на проекцию компроментирующего материала. Суперотрицательный герой Федор Павлович Карамазов и в "хвост и в гриву" проецирует супернегативный материал от язвительного упрека в адрес служителей религиозного культа (сцена в гостиной монастыря) за иждивенческое потребление пескариков, которых своим потом и кровью добывают рыбаки, о чем не ведают, точнее, не хотят ведать церковники, - и до крамольного заявления (в беседе со своими сыновьями) о необходимости переплавить все золото куполов церквей на слитки в казну государства и упразднить церковь.

Не меньшим кощунством для земной церкви является и поправка Достоевским Ф.М. в религиозной концепции сотворения мира хронологии появления света и небесных светил... устами юного Павла Смердякова. Этой поправкой Достоевский Ф.М. замахнулся на самые каноны земной церкви.

Не меньшей обличительной силой обладает у Достоевского Ф.М. и саркастический элемент реалистического метода. Это введение Достоевским Ф.М. в ранг проповедницы христианского социализма... проститутки Сони Мармеладовой, лишённой рационального мышления.

Глава 252

Достоевсковеды могут недоуменно пожать плечами и сентенциально пояснить литературному критику Боднему А.А.: "Что здесь удивительного, ведь ни один церковник, современник Достоевского Ф.М., не подал на писателя жалобу царю, потому что роман - полифонического жанра, где автор дистанцируется от крамольной позиции героя на основании узаконенной литературоведческой методики. Да, совершенно верно по литературоведческому дизайну, даже сам Достоевский Ф.М. подтвердил бы эту мысль ... строчно, открыто, сославшись даже на лояльность к роману самого Победоносцева Б.К. А вот межстрочно Достоевский Ф.М. в унисон с литературным критиком Бодним А.А. определил бы суперотрицательность героя как допинговое снотворное, притупляющее остроту цензорского ока. (Если бы отрицательность героя была бы в слабо выраженной форме, тогда бы снотворный эффект мог бы не проявиться, и Достоевского Ф.М. может быть ждала вторично если не каторга, то ссылка). Сам Достоевский Ф.М. нелегально причислил бы полифонию к псевдолитературному стилистическому определению... как псевдополифония, в то же время обозначив бы свой роман как... полилогографический, по открытию категории полилогографии литературным критиком Бодним А.А., считая это определение истинно творческим.

(Конкретная характеристика полилогографии будет дана ниже). В связи с боднийским открытием Достоевского Ф.М. по праву можно назвать мировым родоначальником полилогографического романа, новой литературоведческой методики, которая даёт "неприкосновенность" комбинированному сочетанию в творчестве Достоевского Ф.М. псевдополифонии (выдаваемой за полифонию) и полилогографии от поползновения на неё цензурно-идеологической предвзятости. Достоевсковеды могут попытаться урезонить литературного критика Боднего А.А., приписав и ему предвзятость, но сопряженную с категоричностью самомнения. Литературный критик Бодний А.А. считает такой вердикт результатом утаивания достоевсковедами своих истинных и способностей и возможностей, которые зажаты между Сциллой и Харибдой, - между идеологической целесообразностью и художественной реалистичностью.

Литературный критик Бодний А.А. свободен от такой скованности. Он предвидит каверзный вопрос со стороны достоевсковедов: "хотя с натяжкой, но художественная данность может вобрать в себя сцены садистского плана в полифоническом романе, однако, это не может иметь места в полилогографическом романе, иначе Достоевскому Ф.М. тогда место... в психбольнице в смиретельной рубахе. Да, пласт приподнят достоевсковедами не столько глубинный, сколько тяжеловесно - эмпирический, но литературный критик Бодний А. А. гарантирует приемлемо полемичности компетентный ответ. Начнем с аллегорической параллели. Полноценный хирург, будучи студентом в анатомическом театре в обморок не падает, тем более если у него за спиной многочисленно протоптанная родословная стезя в медицину. Любая рана, тем более сопряженная со смертоносной опасностью для жизни, требует тщательной обработки от грязи и последующей профилактики загноения... Это речь ведется о санитарах тела человеческого, без которых немыслима жизнь на земле. Под стать им по значимости и санитары душ человеческих, среди которых самый непревзойденно искусный - Достоевский Ф. М. Да и стезя родословная у него есть за плечами в форме поучительности от душевной расстроенности родного родителя, да и в форме генной преемственности. Но эта стезя не притупила объективность познания, а наоборот, сделала Достоевского Ф.М. профессионально-въедливым, в лучшем смысле этого слова. А поэтому даже садизм, как самая низшая точка человеческого падения и жестокости, не ушел с поля зрения великого писателя, а взят был им на психологическое исследование через призму жизненно-важных аспектов человеческого деяния. А коль полилогографический роман предполагает одновременное внедрение с первых страниц и до последней во внутренний мир каждого из героев как бы творческого излияния в голографической форме дублирующей субстанции писателя (не двойника как отражение оригинала!), то Достоевскому Ф.М. и карты в руки.

Но резонансирующий эффект здесь несколько в другой плоскости, притаённый до поры и до времени и не узреваемый покамест ни единым достоевсковедом, кроме скромного критика Боднего А.А. Наименование этого эффекта - прививание способности реактивного откромсания от личностно-впечатлительной добропорядочности любых форм садизма, в том числе и социально-классового порабощения и истязания, - как предтечности революционного протеста. Далеко за фактами Достоевскому Ф.М. ходить не надо было. Криминальная хроника того времени пестрела неприглядной статистикой крепостного гнёта: до 70% российских помещиков применяли скотские методы обращения с подневольными, а около 5% - садисткие приёмы истязания.

Глава 253

Через образ отроковицы Лизы Хохлаковой с ... псевдосадистской фантазией Достоевский Ф.М. художественно-гипертрофизированным реализмом нацеливает общество на борьбу со злостным пороком, начиная с пеленок. Отвращение к садизму у Достоевского Ф.М. было доведено до такой точки эмоционального кипения, что он, пренебрегая возможным гонением со стороны привилегированных сословий и задействуя псевдополифонию через полилогографию, не устами суперотрицательного героя, а откровением суперположительного героя - Алексея карамазова - выносит приговор зарвавшемуся в классовой безнаказанности генералу, затравившему насмерть крестьянского мальчика сворой своих собак: "Расстрелять!" Вот вам, господа достоевсковеды, "реакционность" взглядов Достоевского Ф.М. "Реакционность" Достоевского Ф.М. в стократно социально-прогрессивней любых революционных тезисов.

Кому-кому, а Горькому А.М. с его горькой судьбиной, отраженной даже в фамильном обозначении, должно было, как отче наш, прочувствованно наличие органической спайки между садизмом и классово-привилегированной дозволенностью. Взамен этого Горький А.М. обрушил критику на Достоевского Ф.М., обличая его в чрезмерной увлеченности препарирования садизма. Но это уже на совести Горького А.М., променявшего санитарно-литературную норму на общественно-идеологическое созвучие.

Часть двадцать вторая

Глава 254

Предвидится упрек от достоевсковедов в адрес литературного критика Боднего А.А.: "Ты как перманент в диапазоне от непримиримого обличения до сыновьей защиты Достоевского Ф.М.". Совершенно верно, литературный критик Бодний А.А. не имеет возражение на этот с приложением пояснения. У Боднего А.А., как и у Достоевского Ф.М., задействован комбинированный жанр - полилогография с псевдополифонией. Вот и сказ всему.

Возможно возражение. А почему нужно именно "с пеленок" включать в воспитание демонстрацию садистких приемов героев Достоевского Ф.М.? А не чушь ли это будет, вызывающая зависимость от дурного примера? Вопрос суперрезонный, и ответ будет под стать.

Глава 255

Литературный критик Бодний А.А. в порядке изыскания наглядности абстрагируется в своё детство. Южный городок, где проходило детство автора этих строк, хранил в себе грозный и потаённый след от "голубой линии" времен Великой Отечественной войны в виде неразорвавшихся снарядов. Не было редким случаем, чтобы кто-нибудь из городских детей не подорвался на мине. Каждый раз, когда раздавался в городке привычный звук от разрыва "смертоносной игрушки" по пренебрежению детской недозволенности, родители литературного критика Боднего А.А. повелительно-властным голосом начитывали его: "Сынок, Шурик, ни в коем случае не ходи с непослушными ребятами бродить по карьерам и заросшим овражьим местам. Они таят в себе смертоносную опасность в виде неразорвавшихся снарядов. Ни дай боже, если только не послушаешь папу и маму, то можешь навек остаться калекой: может взрывом оторвать и ноги, и руки, и глаза выбить, и будешь тогда несчастным-несчастным на всю оставшую жизнь, и нас сделаешь несчастными, и до смерти придётся нам за тобой ухаживать как за маленьким ребенком, хотя ты уже будешь взрослым, но немощным. Мы будем глядеть всю жизнь на твою немощь и плакать, и ты будешь вместе с нами плакать. А если будешь слушать всегда папу и маму. То и расти будешь послушным и здоровым мальчиком".

К счастью родителем, литературный критик Бодний А.А. в детстве не был... философом по отношению к ним, то есть не абстрагировал слова родителей, чтоб вывести свое представление о ценностях жизни, а напрямую, непосредственно воспринимал сентенции родителей как указания к конкретным действиям. Но эта установка не распространялась на чужих взрослых, то есть по отношению к ним литературный критик Бодний А.А. был придирчивым философом, воспринимая их слова опосредственно осмысленными, а не напрямую. И недаром. В послевоенную годину практиковалось (и не редко) похищение детей как сырья для приготовления мыла и ... холодца пищевого (студня). В городке, в частности, имели периодически место судебные разбирательства по этому поводу с вынесением обвинительного приговора.

Глава 256

Спустя полтора десятка лет литературному критику довелось со своим отцом Бодним Андреем Андреевичем ехать в городском автобусе. Взор сына внезапно приковался к поперечной дорожке от придорожного магазина и до обочины, на которой стояла инвалидная коляска. По дорожке от магазина к коляске передвигался молодой безногий инвалид при помощи платформочки на колесиках, зафиксированной на его ягодицах с клипсами. Отец Бодний Андрей Андреевич, заметив сосредоточенность взгляда сына на перемещающемся инвалиде, пояснил: - "Сынок, помнишь в бытность твоего детства как-то прогремел снарядный взрыв в карьере между стадионом и горой Миской?" - Сын кивнул отцу подтвердительно. - "Так вот, этот инвалид, будучи тогда непослушным мальчиком, - жертва того взрыва", - подвел черту под избирательностью злого рока отец.

Позже осмысливая эту эмоционально-тягостную минисцену, литературный критик Бодний А.А. не сбрасывая со счетов родительской сентенции упомянутого инвалида предостережения касательно смертоносности снарядов времен прошедшей войны, что дало повод литературному критику Боднему А.А. причислить инвалида к категории людей, наделенных в детстве философией абстрагирования по отношению к воли родителей. Но такая концепция взгляда на смертоносно-отражающую проблему не вполне устраивала литературного критика Боднего А.А., он чувствовал отсутствие какого-то важного звена безотказного затормаживания смертоносно-пагубного инстинкта в любом детском сознании.

Глава 257

И вот, наконец, перечитывая в третий раз "Братьев Карамазовых", конкретно эпизод с псевдосадистской фантазией юной Лизы Хохлаковой, литературный критик Бодний А.А. воскликнул: "Эврика!"

Начнём с предтечности этой эврики. Опять окунёмся в детские годы литературного критика Боднего А.А. В комнате родительского дома в непринуждённой обстановке литературный критик и его мать Бодний Мария Кирилловна внимают монологу отца семейства - Боднему Андрею Андреевичу. Напрягая историческую память, литературный критик Бодний А.А. вроде помнит, что отец, предваряя основную речь, дал сыну Александру непринужденный совет присутствовать, если желает, при его разговоре с матерью. Вот текст смыслового монолога отца Бодний Андрея Андреевича.

Отец (обращаясь к супруге Бодний Марии Кирилловне): - "Маруся, сегодня я, проходя мимо райбольницы, решил зайти проведать твоего брата Григория, пациента хирургического отделения. Григорий поведал мне жуткую историю. Говорит, что сегодня привезли в больницу подорвавшегося на найденном в земле снаряде мальчика лет 10-12. Григорий как очевидец, находившийся на территории больничного двора в момент переноса раненого мальчика с кареты скорой помощи во внутрь здания больницы, вкратце описал характер ранения: одна нога раненого с разорванной раной выше колена висела окровавлено почти на волоске; часть кишечника через разорванную рану живота выпячивалась наружу с повисанием отдельных кишок, как кровавых сосулек, на боковом габарите носилок"... - Конец монолога.

По остроте эмоционального восприятия воскрешенная литературным критиком Бодним А.А. не уступит псевдосадисткой фантазии Лизы Хохлаковой. Достоевсковеды могут сразу уточнить недоумение: "в чем садистский отголосок в эпизоде с райбольницей?" Литературный критик Бодний А.А. считает, что сочней художественного мазка как обозначение трагедии "садистским отголоском" не назовешь, а именно: приказ первого фашиста мира Адольфа Гитлера бомбить советскую территорию.

Глава 258

Но не о остроте эмоционального восприятия как о единовременном факте ведет речь литературный критик Бодний А.А., а о последствиях осмысления этого факта, в частности, детской психикой... На протяжении многих десятилетий литературный критик Бодний А.А., возвращаясь памятью в эпицентр этого трагического эпизода, пребывал в недоумении: зачем отец детскую психику сына посвящал в кроваво-жуткий эпизод? И вот перечитывая только третий раз сцену с псевдосадисткой фантазией Лизы Хохлаковой, литературный критик Бодний А.А. эврикотически домыслил: родителей литературного критика Боднего А.А. не удовлетворяло наличие только одного сдерживающего фактора в виде отсутствия у сына Александра абстрагированной философии по отношению к родительской воле. Нужен был как воздух неукоснительно и безоговорочно срабатывающий фактор торможения запретного инстинкта. Таким устрашающим монологом отец литературного критика Боднего А.А. намеревался задействовать этот фактор. Литературный критик Бодний А.А. уверен, что таким задействованием его отец Бодний Андрей Андреевич несколько перегрузил защитную функцию сына, хотя уместна здесь поговорка: "кашу маслом не испортишь".

Достаточно было и одного отсутствия философии абстрагирования по отношению к воле родителей. А вот для упомянутого инвалида такое задействование надо было как воздух и даже, может быть с реальной предметно-объективной наглядностью в зависимости от того, в какой степени развития была абстрагированная философия по отношению к воле родителей, точнее, даже не философия (наличие которой проблематично у таких субъектов), а реакция противоречивой тенденции к воле родителей.

Глава 259

Для рельефности суждений целесообразно сопрягать поднятую тему с методами воспитания. Для такого юнца как будущий литературный критик Бодний А.А. достаточно было и грозного взгляда родителей, чтобы заглушить основательно пагубное влечение неустоявшейся психики. Для упомянутого инвалида нужен был уже грозный окрик с наглядной демонстрацией трагедии. А для психически рискованной категории - будущих маньяков и террористов - даже 24-часовое истязание резиновой дубинкой будет восприниматься блаженством, межующимся между мазохизмом и самомазохизмом.

Не исключено замечание в плане профессионального несовершенства большинства родителей как воспитателей. Замечание актуальное, но не реальное.

Устредненно нормальные родители обладают одним непревзойдённым свойством, которое отсутствует у профессиональных воспитателей. Они тонко эмоциональным чутьем, родословно-родительской интуицией определяют сокровенный настрой души родного отпрыска и сообразно этому внутренней подсказкой напрягают свое совместное создание на безопасный путь жизни. Профессионалы-воспитатели лишены такой подсказки, так как все дети для них в менталитетно-душевном плане обезличены по крови как инородные субстанции.

Мировой психиатрической практикой доказано, что выявление садистских наклонностей у будущих маньяков и террористов зачастую усложнено, так как "вторая натура" индивидиума сполна раскрывается примерно к 23-25 годам, когда останавливается биологический рост организма, достигая апогея, сигнализирующего о полном сформировании самосознания. Это обстоятельство влечет в большинстве случае и сокрытость от родительской проницательности очагов садистской влекомости своих повзрослевших чад, что даёт предпосылки для трагикомедийного, точнее, комедийно-трагического исхода. Литературный критик Бодний А.А. преподносит этот исход в форматесвоеобразности воспитательной методики. Коль даже родителям затруднительно уловить в манерах поведения своего чада садистские задатки, выливающиеся в статус маньяка или террориста, не говоря уже о воспитателях-профессионалах, то литературный критик Бодний А.А. предлагает свои методы и приёмы воспитания. Они конкретно-целевого назначения, но могут быть востребованы и в других сферах воспитательной работы, где требуется стимул оперативного поощрения.

Первое требование этой методики - прекратить заигрыванное сюсюканье с малолетними отпрысками. Литературный критик Бодний А.А. этот момент демонстрирует контрсценой, где действующие лица - родители и прародители малолетнего... Чикатило - будущего маньяка. Начало сцены. Родственнички будущего маньяка наперебой, пичкая сладостями, сюсюкаются с ним: "наш миленький, премиленький, ненаглядненький, самый любимый - любимый внучок и сынок, мы без памяти от любви к тебе". Продолжение минисцены через 20 лет. Действующие лица: литературный критик Бодний А.А. и родственнички маньяка Чикатило. Критик, пристально нацелясь взглядом на физиономии родственничков маньяка, просит их освежить в памяти с привлечением мимики сюсюканье с внучком и сыном. Должного эффекта не получилось: от пристального взгляда критика родственнички маньяка разбежались в разные стороны как очумелые мыши, спотыкаясь и шарахаясь. Критик пустился вдогонку, горя желанием через эмоционально-любвеобильное жеманство родственничков маньяка - сюсюканье - до конца распознать природу нестыковки между посевом натуры человеческой и горькими плодами. Но немолодой возраст не вынес перегрузки: критик обессиленно упал на землю с помутненным сознанием. Прервался акт познания сюсюканья, но не прервалось само сюсюканье, и из поколения в поколение передаётся родословная эстафета. Конец минисцены.

Нет, эффект всё-таки получился и даже поучительный. Поучительная методика воспитания литературного критика Боднего А.А. включает не только кнут, но пряник двух видов: без кавычек и с кавычками как контрпряник. Как телам противозначатся антитела, так и в методике воспитания учитывается и своеобразие формирующейся психики, и многообразие приемов и методов воздействия на труднопредсказуемый абрис менталитета души. Пряники будут раздаваться при созревании сладких плодов, а при наличии горьких плодов раздача "пряников" будет уже заботой карательных органов. А в межсезонье, от желания сюсюкнуть и до созревания плодов (и сладких и горьких), литературный критик Бодний А.А. считает целесообразным перейти от сюсюканья к сдержанно серьёзно-ласковому (но не ласкательному) и рассудительно-волевому обращению с малолетними потомками.

Глава 260

И вот наступает наконец венчальная фаза долгожданности - раздача пряников всех модификаций. О гнилых плодах и с червоточиной литературный критик Бодний А.А. опускает разговор в сферу деятельности карательных органов. Плоды полноценные и усредненных достоинств вознаграждаются предками по сообразно приемлемо-семейной традиции. А вот аллегория суперценнейших плодов, которая даёт миру таких уникально выдающихся и общественно-полезных людей как, например, Иисус Христос, Владимир Ленин, Зоя Космодемьянская, Юлия Жадовская и другие, должна венчаться позволительным любвеобилием - целованием своих потомков даже в срамные места. Это не только уникальные за сюсюканье, но и признательнее в плане супердостоинства своего потомка.

Глава 261

Для полноты раскрытия этикета сюсюканья полезно оборотиться и в мир детства литературного критика Боднего А.А. Он испытал акт ... псевдосюсюканья, к сожалению, один раз от своей бабки (по отцовской линии). В десятилетнем возрасте литературный критик Бодний А.А., когда версталась по земле суровая зима, находился в кухонной комнате родительского дома вместе с родителями, собирающимися на работу, в утреннее время. Главная достопримечательность кухни была печь кирпичной кладки под топку углём. На красноватой плите печи асинхронно шипел пятнадцатилитровый чугунный горшок, не полный до краёв налитой водой примерно на три пальца. В топке печи подложенный уголь постепенно набирал энергию горения. Предназначенность чугунного горшка с водой сводилась к тому, чтобы восходящими водяными парами умягчались бы асбестовые листы картона, теряя хрупкость, которыми была обложена наружная поверхность колодезного низового основания, совмещено возвышающегося над параллельной плоскостью плиты.

Во взглядах отца и матери сквозила какая-то тревожно-рассредоточенная озабоченность. Первый уходит на работу отец Бодний Андрей Андреевич с наставлением сыну: "Шурик, уголь подложенный, ничего лишнего непредсказуемого не делай". Мать Бодний Мария Кирилловна перед уходом выразила новую мысль: "Шурик, сегодня придет проведать тебя бабушка, мать отца, я ее очень просила, будь умницей". Предстоящий визит бабки был первым и... последним для внучка Шурика Боднего. Спустя непродолжительное время раздается в кухонное окно стук. Шурик, реагируя на него, лицезреет в оконном проеме реальную очертаемость бабушки, улыбающуюся и начавшую сюсюкать с приближающимся к окну внуком: "Шурик, ну как там у тебя, все в порядке?" Шурик: "Бабушка, все в порядке, пойду открою вам двери." Бабка: "Шурик, внучок, не надо открывать двери, бо я спешу в церковь молиться и еще надобно зайти до тети Любы, она должна в церковном хоре петь (тетя Люба - родная тетка Шурика по отцовской линии).

С этими словами и с заискивающе - сюсюкающей мимикой на физиономии бабка растворилась во внешней среде ... навсегда. А внучочек Шурик, отойдя от окна в глубь комнаты и прислушиваясь, стал отдаваться во власть шипяще - булькающим звукам. Эти новые звуки были следствием постепенно разогревшейся топки и результатом фонтанчикообразного выплескивания воды из чугуна на раскаленную плитку. Детско - уязвимое чувствование Шурика воспринимало это физическое явление как возможную предтечность трагедии. В будоражущемся сознании Шурика стала назойливо модулироваться схема трагедии: от постоянно извергающихся фонтанчиков может расколоться раскаленная плита и чугунный горшок рухнет в топку, разнося волной удара в разные стороны по комнате горящие угли как источники пожара. Магическое воздействие зловещих звуков взвинчивало психическое состояние Шурика, доведя до точки экстремально - вынужденного действия, по детскому разумению. Шурик входит в режиме этого действия в ощущаемость отрешенно - мистическую. Предваряемость этого режима - под диктовку внутренне напряженного сознания Шурик обматывает кухонными тряпками обе кисти рук. Наступает как бы исподволь, неуловимо смена уровня мироощущения в состоянии Шурика - сугубо бытийного на облегченно одухотворенное. Кистями рук Шурик поднизывает чугун за круговое расширение. Мироощущение в эти секунды выдает ... тендем: как будто в единой слитности с субстанцией Шурика - необратимая потребность смещения чугуна и ... облегчающая тяжесть бренного тела воспаряющаяся экспрессия воздуха вокруг Шурика за счет абстрактно - астрального осязания над собой плавно качающее - взмахивающихся ... крыльев ангела - хранителя. Под ритмично нежно - шелестящую мелодию работающих крыльев Шурик отрывает от плиты чугун и, погружаясь параллельно напряжению мускул тела в полугипнотическую прострацию, плавно, но уверенно переносит чугун на доливковый пол вплотную к основанию печи. Как только чугун коснулся доливки - сразу воцарилась привычная тишина: прекратилась мелодия крыльев и прекратилось бульканье чугуна. Сознанием Шурика как бы сразу овладела давлеющая серость бытийного уклада жизни. Сверхъестественность ощущений отошла как бы сама собой бесследно и тихо.

Вечером первая с работы пришла мать Бодний Мария Кирилловна. Сразу сосредоточив внимание на чугунном горшке, стоявшим рядом с печкой на полу, мать протяжно придыханно - замирающей речью вопрошает Шурика: "Сы-нок, а чу-гун по-че-му на по-лу?" Шурик виновато прибадривающим тоном отвечает: "Та, мама, чугун булькал на плиту, а я пугался и решил его снять на пол тряпочками". Мать слегка пошатнулась, как бы теряя равновесие, а затем, схватившись за сердце и постанывая, удалилась к себе в спальню.

В скором времени появляется отец Бодний Андрей Андреевич. Сфокусировав на чугун удивленно - тревожный взгляд, отец дрожащим голосом с полуоткрытым ртом обращается к сыну: "Шурик, кто снял чугун?" Сын с телепатической встревоженостью отвечает: "Я, папа." Не давая сыну возможности развить мысль, отец повелительно - вибрирующим голосом спрашивает: "Где мать, Шурик?" Сын с приложением жеста руки полушепотом: "Там, в спальне". Отец спешным шагом удаляется в спальню, что-то бормоча причитающее - плачущим голосом.

Через считанные минуты опять появившийся перед Шуриком встревоженный отец, не останавливаясь, на ходу дает сыну пояснение и распоряжение: "Шурик, никуда не уходи из дому, я иду в больницу вызывать для матери скорую помощь". Благо: больница была от дома в пяти минутах ходьбы.

Приехавший врач предварительно определил у матери гипертонический криз со скачком артериального давления до 220. До несостоявшейся трагедии такого показателя у матери не было никогда.

Где-то около полуторанедельного срока мать провела на больничном режиме. Да и отец под стать ей больше недели олицетворял собой душевно расстроенного, периодически плачевным голосом разговаривал себе под нос. Но самым эмоционально впечатлительным и ... знаковым был монолог отца Боднего Андрея Андреевича, обращенный к сыну в первый день несостоявшейся трагедии. Вот смысловой текст монолога отца. Отец дрожащее - певучим голосом с выступающими на по мере эмоциональной взбудораженности слезами обращается к Шурику: "Как же ты, сынок, сотворил такое дело. Боже мой, боже мой, та если бы только все содержимое чугуна вылилось бы на тебя, бедолагу, лежал бы ты, сынок, весь ошпаренный, и кишки бы вылезли бы у тебя наружу (здесь голос отца перешел на плач), - и никто бы тебя, бедняжке, не помог до нашего прихода, и умер бы ты, сынок, мучительной смертью." После этого монолога отец прижал сына к себе, погладил по голове и, махнув рукой по своему мокрому лицу, вышел во двор.

Часть двадцать третья.

Глава 262

Стоп, кадр. Верстание назад в монологи отца литературного критика! Сейчас начнется нейтрализация удивленно - любознательного недоумения достоевсковедов касательно обозначенности литературным критиком Бодним А. А. фантазии Лизы Хохлаковой как псевдосадиской. Эти монологи будут сложением параллельной составляющей мистико - исторической ассоциативности с тематикой противопоставления садизму в творчестве Достоевского Ф. М., где связующим звеном между ними сообразно станет критическое представление Горького А. М. - : "Когда четырнадцатилетняя девочка говорит: "Я хочу, чтоб меня кто-нибудь истерзал", "хочу зажечь дом", хочу себя разрушить", "убью кого-нибудь", - читатель видит, что это правдоподобно, хотя и болезненно.

Но когда девочка эта рассказывает, как "жид четырехлетнему мальчику сначала все пальчики обрезал на обеих руках, а потом распял на стене гвоздями", и добавляет: "Это хорошо. Я иногда думаю, что сама распяла. Он висит и стонет, а я сяду против него и буду ананасный компот есть," - здесь читатель видит, что девочку оклеветали: она не говорила, не могла сказать такой отвратительной гнусности. Тут, горе наше, есть правда, но это - правда Салтычихи, Аракчеева, тюремных смотрителей, а не правда четырнадцатилетней девочки.

И когда на вопрос этой оклеветанной девочки: "Правда ли, что жиды на пасху детей крадут и режут?" - благочестивый Алеша Карамазов отвечает: "Не знаю," - читатель понимает, что Алеша не мог так ответить; Алеша не может "не знать"; он - таков, каким написан, - просто не верит в эту позорную легенду, органически не может верить в нее, хотя и Карамазов." (А. М. Горький "Еще о "карамазовщине", стр. 395 - 396; Ф. М. Достоевский в русской критике, М. 1956 г.).

В порядке историко - теологической справки. Еще до появления на израильской земле божеского спасителя - Иисуса Христа - уже там господствовал и бесчинствовал сатана в облике царя Ирода. Появление на израильской земле Иисуса Христа и его проповедническая деятельность вплоть до распятия и ни на йоту не поколебила могущества зла. Обещанные Иисусом Христом земные благодати в ущерб злу так и остались ни на йоту не реализованнымим его последовательницей - христианской церквью. Временная дистанция, отделявшая живого Иисуса Христа от четырнадцатилетней Лизы Хохлаковой, примерно около двух тысячелетий. За это время уже можно было. Руководствуясь учением Иисуса Христа, не только оставить от могущества зла одно воспоминание, но и сделать добро необратимо главенствующим на Земле. А что в реальности лицезреет прикладная непорочность младой Лизы Хохлаковой". Диаметральную противоположность! Свойственный юному возрасту максимализм и нигилизм на фоне эмоционально-эксцентричной восприимчивости впадает в крайность, в абсолютное отрицание и обличительство, подстёгиваемое пульсирующей фантазией картин садизма. Ощущение несочетаемости на пороге вступления во взрослую жизнь между суровыми реалиями окружающей среды с детско-наивной философичностью раздваивает психику юной Лизы Хохлаковой: оставаясь в иллюзорном мире детства юная искательница истины начинает поиск с самоуничижающего и самоуничтожающего протеста в форме фраз: "хочу зажечь дом", "хочу себя разрушить", "убью кого-нибудь", - это по малому счету, уважаемые господа достоевсковеды! Даже по этой размерности счета, если слепое отчаяние принимает эпидемический размах, то это покруче протеста революционеров-демократов. В протесте (по малому счету) юной героини романа Достоевского Ф.М. форма-мистико-бутафорная, а содержание - идейно-контртеологическое, входящее в реестр злободневной проблематики. С подачи достоевсковедов литературный критик Бодний А.А. условно допускает через самоуничижение и самоуничтожение проведение прямого текста юной нигилистки, но с параллельным ходом полилогографической мысли Достоевского Ф.М.

Большой счёт уже вскрывает более глубинный пласт историко-контртеологической философичности. Протест Лизы Хохлаковой проявляется здесь в ином аспекте. Историческая обреченность на бесперспективность христовой идейности, ощущаемая отрочицей Лизой Хохлаковой, выливается в форму... мазохизмского мщения за неоправдавшиеся надежды, которые человечество возлагало на ... Иисуса Христа. Для эриннийской мести здесь места нет, так как со стороны жертвы - Иисуса Христа - есть номинальная абстрагированность неисполнения намерений, а со стороны жертвомодулирующей - Лизы Хохлаковой - есть номинальная псевдоэмпирическая телепатийность обосновательности. Объект мщения - четырехлетний мальчик - олицетворяет своей непорочностью Иисуса Христа.

Жид, осуществляющий мученический акт над мальчиком, - историко-бутафорный образ Ирода. Дополнение садистского акта в сравнении с оригинальной ситуацией - обрезание пальчиков мальчику - есть аллегорическая знаковость, несущая в себе противоположность того физически - образного смысла, которым Маяковский В.В. выразит действенно-преобразующую силу общества как "рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак". Должного эффекта не произошло ни у Иисуса Христа, ни у его последователей. Попранная вера выливается у юной правдоискательницы Лизы Хохлаковой в ... беспалые руки. Чтобы ещё эффектней вкусить сладость от мщения, псевдосадистской фантазией Лиза Хохлакова подслащает мученический акт ананасным компотом. Но удар ниже пояса христовым намерениям и его последователям наносит последний аккорд Лизы Хохлаковой: "Правда ли, что жиды на пасху детей крадут и режут?"

В этой фразе парадоксальной правдоискательницы - сфокусированность всей христианской беспомощности как исторической идеологии: предположительность юной правдистки-пародистки, что детей крадут и режут жиды с времён царя Ирода и по сей день, есть уверенная обнадёженность в том, что с времён Ирода и до конца света зло абсолютизируется в мире... С Лизой Хохлаковой солидарен и ... Алексей Карамазов. Монашеский послушник фонетико-пунктуационной сдерживаемостью... подтверждает реалистичность легенды пародоксальной правдоискательницы о том, что "жиды на пасху детей крадут и режут". Если бы это было не так, как преподносит литературный критик Бодний А.А., то имел бы место , адекватный остроте воспринятия садистских сцен легенды, и протест восставшего самосознания и попранного достоинства христовоносца Алексея Карамазова, а не непротивленство бы "осквернению" христианской правды инсинуацией.

Глава 263

Художественная парадоксальность Достоевского Ф.М. - это единственный прием из всех бытовавших в то время в литературе, который наиболее рационально революционизировал историко-аналитическое сознание современников в режиме полилогографического жанра в сочетании с псевдополифонией. Псевдополифония даёт комфорт уничижения парадоксальной правдоискательницы Лизы Хохлаковой, а полилогография даёт остроту гражданско-общественного уничижения, что превентивно рассчитано Достоевским Ф.М. на эффект сжатой до конца пружины.

Как ни парадоксально, но эффект сжатой до конца пружины тендециозно вписан в психологизм Лизы Хохлаковой. Осознавая ответственность близкого неперспективного вступления (через 2-4 года) в самостоятельную жизнь, парадоксальная правдоискательница подсознательно фокусирует через фантазию псевдосадизма свою жизненную энергию, чтобы приобрести качественно новое состояние жизнеспособности. Гипертрофически бросая себя на дно модулированного распада жизни, парадоксальная правдоискательница, хотя на короткую экспозицию, ощущает уродисто-экспрессивную опору, которая даёт ей возможность самовоскрешения через крайность нигилистического протеста как формы борьбы за ... праведное существование. А познавательная жажда восприятия мира через фразу: "Правда ли, что жиды на пасху детей крадут и режут?" - даёт парадоксальной правдоискательнице образ противника, абсолютизирующего власть зла, которому антиподно противостоит противоречиво-ищущая и эксцентричная истина Лизы Хохлаковой. Это противостояние есть предтеча идейности юной праведницы. В крайности мщения (даже модулированного), если побудительность его - неоправдавшая надежды любовь по несоразмерности идеала и определяющих его реальность факторов, - имеет место возврат на круги своя по восходящей спирали. Поэтому можно с большой долей определенности сказать, что виртуальность мщения (за неоправдавшую любовь к христовой вере) у Лизы Хохлаковой имеет тенденцию к обратимости в идейно-поляризованном спектре. При этом не надо путать эту смену полярности с амбивалентностью. У последней - маятниковая смена одной крайней влекомости на другую на уровне психопатического сознания с расстроенной субординаторской зависимостью от подсознания. У первой - смена крайних влекомостей идёт на аналитическом сознании на фоне исторического подсознания и инстинкта сохранения и выживания.

Часть двадцать четвертая

Глава 264

Как ни парадоксально, но эффект сжатой до конца пружины уже осмысленно вводится в монологи отца литературного критика Боднего А.А., но по упрощенной психотехнологической схеме. Горя желанием, чтобы несостоявшаяся трагедия была последней, отец Бодний Андрей Андреевич на основе врожденной психоизобретательности модулирует сыну Шурику последствия виртуальной трагедии с элементами садизма от стечения роковых обстоятельств. Философско-психологический замысел отца Бодний Андрея Андреевича сводился к импульсу уничижения незащищённой от непредсказуемости плоти сына Шурика, чтобы брошенная на дно модулированной исходности жизни плоть, отделённая от сознания, могла при помощи... последнего, как не обременённого физическим прессингом, воспариться вновь на волне экспрессии абстрактно осознанного начала, отталкиваясь от абсолютного отрицания повтора несостоявшейся трагедии.

Эпиметейской осознанностью литературный критик Бодний А.А. приходит к мысли, что выбранный вариант психомодуляции отцом Бодним Андреем Андреевичем сочетательно вписывается в атмосферу оздоровления сына Шурика. Но этот метод внушения отца был, увы, постпсевдотрагедийным. Гарантированней бьла бы благосклонность судьбы к сыну Шурику, если бы предшествовала внушению профилактика в форме наказания за воспрепятствование оказанию надлежащей услуги за внучком Шуриком со стороны, нет и ещё раз нет, не молящейся в церкви родной бабки - слепого орудия в руках земной церкви, - а со стороны самой ... земной церкви, которая ставит примат религии церковности выше благополучия прихоханской семьи. Но для бога нет ничего недостижимого: можно любую отрицательность перевести в положительность. И консультантом здесь выступит сам внучок Шурик, ныне возведённый в сан литературного критика. Вот его методика метаморфозной профилактики. Дабы повысить духовно-нравственный статус посредника земной церкви, предписывается заменить отмазочное постригание на идентифицированное испытание на верность богу по схеме истязания Иисуса Христа солдатами перед распятием. Технология утилитарна этого богоугодного действа. Каждый посредник должен пройти через строй солдат с розгами. Каждый солдат нанесение удара сопровождает возгласным альтернативным сюсюканьем: "земная церковь или внучок Шурик???!!!" На финише святорозгского причащения новоявленных христосообразных мучеников-посредников - сбодривает очищенный дух церковное песнопение родной тетки Любки племянничка Шурика. После окончания этой боголепной процедуры литературный критик Бодний А.А. обязан по божьему велению отбить поклон до земли каждому посреднику, прошедшему через христоподобное предраспятное испытание и обретшему посему в своей душе обожествленный фантом духовной субстанции Иисуса Христа. Не исполнивший это литературный критик Бодний А.А. должен быть подвергнут всецерковной анафеме подобно Льву Николаевичу Толстому. Но отречение от земной церкви Л.Н. Толстого не отрекло и не отречет вовек его гениального таланта от мирового интеллекта и от гуманистической познавательности человечества и, в том числе не отречет и от вечного поиска волшебной зеленой палочки "благородное начало детской души" в противовес иждивенческому настрою от сюсюканья.

Абстракция объекта поиска волшебной палочки настраивает детское сознание на самостоятельное решение ситуационности, а сюсюканье парализует волю к самостоятельному действию, ублажая слащавостью покровителей и зарождая одновременно ... амбициозность через капризную похоть. Литературный критик Бодний А.А., он же в былую бытность - внучок Шурик, он же - сынок Шурик, миновал слащавую участь сюсюканья, ибо имел дело только с псевдосюсюканьем, граничащим с контрсюсюканьем.

Глава 265

Завершая эту тему, перейдём к последнему эпизоду сюсюканья, точнее, к контрсюсюканью. Эпизод этот воскрешается из поры детства матери литературного критика - Бодний Марии Кирилловны... Завершалось первое десятилетие утверждения Советской власти. Первоклассница Маша Веремеева (в девичестве), придя домой из школы, начала читать, сидя за столом, букварь, остановившись на странице с изображением портрета Ленина Владимира Ильича. Внезапно за своей спиной Маша узрела боковым зрением появившуюся свою супернабожную мать (родную бабку литературного критика Боднего А.А.). Гневливым тоном супернабожница, протягивая сзаду руку через плечо дочки для инквизиции над портретом Ленина, изрыгивает: "Ленин - красный антихрист, дай его на растопку!". Маша резким уклончивым движением вырывается с букварём из рук инквизиторши и прячется под кровать. Разъярённая инквизиторша при помощи швабры пытается вытравить из под кровати дочь вместе с букварём, проводя, так сказать, процедуру контрсюсюканья. В конечном итоге победу одержала инквизиторша: избитая Маша была выволочена на божий свет, а портрет Ленина был сожжён в печи. Позже старшая сестра Варвара достала младшей сестре Маше новый букварь, который уже исользовался сугубо нелегально в формате родительского дома.

Этот эпизод контрсюсюканья раскрыл литературному критику Боднему А.Аа. виденье проблемы по облегченному захвату власти свердловским прорабом. Резюме напрашивается само собой: крепость берут не столько мощью внешнего врача, сколько подрывной скрытостью внутреннего врага.

Бабка-инквизитор - слепое орудие в руках земной церкви - сжигала букварь с изображением основателя советского социалистического государства, а земной церкви в связи с этим надо напомнить, что сегодняшняя власть олигархов на 95% использует, как свою собственность, материально-технические ценности, созданные советским народом под знаменем марксизма-ленинизма! Советская власть не прерывала ни на один день службу в церквях; единственно что она не давала - жировать на коммерцилизации и капитализации желаемого уклада церковной жизни. Обиде здесь не место, так как и Иисус Христос всякую форму жирования причислял к идолопоклонству.

Глава 266

Если бы литературному критику Боднему А.А. заявили, что бог дифференцирует доступность садизма: одних людей уводит от трагедии, других кидает в пекло преисподней, то тогда зачем первым муссировать проблему садизма? Это самовнушающий обман. Все мы живём в режиме Эксперимента БОГа, а поэтому непредсказума трагедия от садизма.

Проблематика садизма взрывает мещанско-аморфную инертность мышления и образа действий общества, электризуя протестную энергетику и создавая тенденцию к единению друг с другом социально равнозначных групп людей, минуя единение ... во главе с царём. Этим пользуются революционеры-демократы, направляя кинетику масс на коагуляцию вокруг своей идеи, что нервозило Достоевского Ф.М. за незаконное использование начальной точки активизации.

В современном литературному критику Боднему А.А. российском обществе проблематика садизма и терроризма, аналогично электризуя массовое сознание, не даёт конкретной идейной направленности масс, но подсознательный инстинкт сохранения и выживания тянет простой люд на сближение с ... земными богами, как более защищёнными от рукотворной аномалии, нежели цари эпохи Достоевского Ф.М., у которых и охраны-то не было в современном понимании.

Напрашивается возражение достоевсковедов: "а как же единение вокруг царя с идеей соборности?" Достоевский Ф.М. в публицистике вводит антиполилогографическое определение в намерении единения вокруг царя и полилогографическое в идее соборности; в освещение судебной хроники для характеристики обвиняемых задействована и псевдополифония (сама полифония не употребляется), но в тесном сопряжении с полилогографией. Такая востребованность художественно-идеологической жанровости - полилогография, полифония, приставка "анти" и начальная составляемая часть "псевдо" - есть конгломерат снотворных для цензурной бдительности.

Не исключен вопрос от достоевсковедов: "а где проходит разделительная линия между антиполилогографией в единении вокруг царя и полилогографией в идее соборности? "А эта линия есть уже результат осмысления всей многообразной и многоспектральной мировоззренческо-художественной концепции и самосознания Достоевского Ф.М. Опыт философско-комплексного метода художественной проникновенности и будет для достоевсковедов гидом в лабиринте разделительных линий в творчестве Достоевского Ф.М. Наглядно-сравнительно это видно в сценической игре большого артиста с праведным духом через фонетическую ритмику и интонацию, которые на разделительных линиях эстетического психологизма через переход от изображаемой позитивности к воплощению негативности, от правды праведной жизни к правде общественно-идеологической концептуальности отягчаются тенденцией к тональности обреченной опечаленности, и наоборот, от изображаемой негативности к воплощаемой позитивности приобретают лучезарность настроя на оптимистическую ... стоичность. Профан может этого эмоционального перехода и не уловить, а глубоко проницаемое чутье оппонента отличит тонкий колер чувственного перелива. Такая закономерность и у парадоксальной, но целенаправленной идейности Достоевского Ф.М.

Часть двадцать пятая

Глава 267

Завершая проблематику касательно методики воспитания, вполне разумным будет вопрос достоевсковедов: "а почему нужно именно включать в методику воспитания демонстрацию садистких приемов героев Достоевского Ф.М., ведь они прежде всего могут вызвать зависимость от дурного примера?" Безусловно, без потенциального негатива не обходится ни один процесс на Земле и не существует идеальной нравственности; и любая негативность несет скрытую противоположность.

Конкретно: летние солнечные лучи, в переизбытке насыщая человеческую кожу инфракрасным теплом, вызывают ожог; змеиный яд, дозированный в лечебных объёмах, служит незаменимым лекарством при многих заболеваниях. Начнём со сравнительных подступов к проблематике, конкретно обозначенной в поднятом вопросе достоевсковедами.

Третий десяток лет, начиная с сентябрьского кровопролития во главе со свердловским прорабом, изливается по молодёжным каналам средств массовой информации и кинематографии мутный поток порнографического и садистко-насильственного содержания. И нету ему обмеления и не будет ему обмеления во веки веков - авторитетно заявляет литературный критик Бодний А.А. (вопросительно взирая на достоевсковедов, блюстящих обет гробового молчания) и даёт истинно-удручающее пояснение. В этой связи выделяются два важных момента: первый - коммерсантско-капиталистический на фоне антиэстетического психологизма , и второй - антиэстетический психологизм на коммерсантско-капиталистическом фоне.

Обоснование первого момента. Соотношение в мире зла к добру ориентировочно как 85% к 15%. Носители судьбоносности человечества в эпоху преклонения денежному мешку - олигархи и их христопродажные сателлиты - делают ставку на коммерческую востребованность показателя нравственности во львиной доле. Эта востребованность через межгосударственные договора выливается в мутный поток безнравственности, текущий с Запада. А почему западные, а не отечественные производители задействованы, - вопрос кстати? А потому, что для западных производителей укор - как с гуся вода, а для отечественных производителей и земных богов создается осложенность: резко снизится маневренность к реверсивности перед лекторатом в отчётные периоды; и ссылка на то, что сценарий для культпродукции создаются на основе полифонического жанра, когда герои начинают оживать на экранах телевидения и кинематографии и самостоятельно, без воли сценариста жизнедействовать - убедительным доводом уже не будет для серой массы народа. Вот почему западный мутный поток никогда во веки веков не обмелеет, так как даёт для власти предержащей коммерческую прибыль, а для низов - морально-нравственный разврат, влекущий, как ответную реакцию, увеличение мощи карательных органов и по численности и по технической оснащённости, а увеличение мощи карательных органов влечёт автоматически и увеличение могущества власти предержащей.

Обоснование второго момента. Соотношение в мире добра к злу ориентировочно как 15% к 85%. Антиэстетический психологизм западного мутного потока насильственно-садисткого характера воздействует двустадийно на носителей добра. Первая стадия - непринятие и отторжение негатива как антипода эстетической красоты и благоденствия. Вторая стадия - протест против личностно-человеческого ущемления достоинства, по малому счёту, и против испоганивания культурно-эстетического наследия, по большому счёту. По исторической тенденциозности, общественный протест органически переходит в протест против социальной несправедливости. Это первая вариация второго момента. Теперь о второй вариации второго момента. Детский разум, как мудрец, только второй улавливает фальшивость за бутафорией по аналитическому уму, а первый - по чистоте интуитивной. Преподносимое приверженцами западного мутного потока жанровое направление как полифоническое литературный критик Бодний А.А. воспринимает в прикладной форме как псевдополифонию. Эта авторская поправка существенного воздействия не оказывает на дифференцированность восприятия детским сознанием, так как при этом главенствует врожденная и начально приобретенная добропорядочность образа мышления. Почему именно такой эстетико-психологический расклад в оценке мутного потока? Да потому, что в этой псевдополифонии чётко выражена идентичная синхронность между внешней опознавательностью и побудительностью намерений. Для двуякового толкования внутренних существенностей здесь практически места нет. Каждый детский внутренний мир выбирает здесь себе по степени добропорядочности или по степени врожденной злонравности. Исключение как нестандартность психоформирования от мутного потока может быть только в стечении неблагоприятных обстоятельств: сиротство или неблагополучность семьи, слабый потенциал концентрации силы воли и т.п.

Переходим ко второй параллели сравнимости, к проблематике садизма в творчестве Достоевского Ф.М. Если в первой параллели насильственно-садистский негатив чётко окрашен, то во второй параллели двуступенчатая усложнённость тенденциозной осмыслённости сводит на нет эффект дурного примера. В связи с этим вновь цитируем ранее приведенный фрагмент текста Горького А.М. ("Ещё о "карамазовщине"), точнее, три выделенности как горьковские пояснения: первая - "читатель видит, что это правдоподобно, хотя и болезненно"; вторая - "здесь читатель видит, что девочку оклеветали: она не говорила, не могла сказать такой отвратительной гнусности. Тут, на горе наше, есть правда, но это - правда Салтычихи, Аракчеева, тюремных смотрителей, не правда четырнадцатилетней девочкой"; третья - "Алёша ... просто не верит в эту позорную легенду, органически не может верить в неё, хотя и Карамазов".

Горький А.М. этими тремя выделенностями вводит показатель морально-нравственной бдительности: степень достоверности художественной эпизодичности касательно проблемы садизма.

В порядке вспоможения восприятию поднятой проблемы литературный критик Бодний А.А. вводит как исходный материал две эпизодические наглядности. Первая - визуальное представление о юной парадоксальной правдоискательницы в момент её заигрывания с Алексеем Карамазовым на глазах старца Зосимы в стенах монастыря как о шаловливой непорочности. Вторая - вовлечение Лизой Хохлаковой в проблему садизма Алёши Карамазова. Во втором эпизоде может наличествовать художественная данность в виде жида-садиста, казнящего мальчика, но как опосредственная пересказанность. Сам же образ пересказчицы Лизы Хохлаковой рефлексивно создает у читателя неестественность текстового восприятия. И эта неестественность не столько ... высокохудожественным приёмом, сколько ... глубоким эстетики-психологически настроем вводится в эпизодическую развертку романа Достоевским Ф.М., чтобы предварить приоритет естественной образности парадоксальной правдоискательницы, не имеющей и тени кровавого следа за спиной малоопытности, над вожделенно-неуправляемой фантазированной образностью как искажённой формой самоутверждения и самовыраженного отношения к трактовке жизненных неразрешимостей.

Глава 268

Достоевский Ф.М. приёмом персонажного самооговора, умышленно введенного в композицию, нацеливает читателя на дифференцированность адсорбции правдоподобия и лжеподобия. Умышленное нацеливание Достоевским Ф.М. на сомнительность правдоподобия и лжеподобия художественной конкретной данности свидетельствует лишний раз не о полифонии, а о полилогографии, это - во-первых, и во-вторых, оно предполагает повышение инстинктивной ощутимости у читателя, заставляя смотреть на антисанитарию бытийной жизни глазами санитарного врача с психиатрическим профилированием.

Пересказочное воспроизведение сцены садизма даёт Достоевскому Ф.М. возможность воздействовать на читателя не прямым традиционно-схоластическим проецированием изображенность на аналитическое сознание, а через избирательность адсорбции на фоне превентивной опытности. Такая схема философско-синтезированного мышления гарантированно обеспечивает проход остросюжетности через критическую избирательность читателя. В этом и есть наглядная живая взаимосвязь между непрямой востребованностью читателя и полилогографией писателя.

Горький А.М. в преддверии 37-го года, когда садизм принимал псевдогосударственную форму, сдрефил и не назвал вещи своими именами, а именно: Достоевский Ф.М. - великий гуманист, предупреждающий садизм!

Ошибка Горького А.М. была отголоском ... ошибки Достоевского Ф.М., точнее, неполного перевода Достоевским Ф.М. полилогографической диалогичности в псевдополифонию, а ещё точнее, недоперевоплощение Достоевским Ф.М. своей эмоционально-признаковой содержательности в душевную стать четырнадцатилетней героини, ну, как недосовершенность в сравнении с классическим образцом перевоплощения "На качелях" Фета А.А. в чувственность шестнадцатилетней девушки. Ритуально-историческая память Достоевского Ф.М. не будет в обиде на литературного критика Боднего А.А., потому что любой великий писатель не должен обременяться обязанностью быть и швецом, и жнецом, и в дуду игрецом. С литературным критиком Бодним А.А. солидарен в литературоведческой плоскости и достоевсковед Фридлендер Г.М.: "... как писатель-реалист, Достоевский Ф.М. всемерно заботится о том, чтобы не нарушить внутренней цельности и саморазвития характера персонажа. Он, выражаясь условно, "переводит" свои мысли и чувства на язык данного героя, выражает их так, как мог бы (и должен был) выразить их последний. Но не всегда это удаётся". (Г.М. Фридлендер, Реализм Достоевского, стр. 273).

Глава 269

В персонажно-стилистической изобразительности Достоевского Ф.М. литературный критик Бодний усматривает и другую недовоплощённость в форме перехода от псевдополифонии к полилогографии... ... минуя буферную зону. Что парадоксально в этой позиции, так это - отталкиваемость достоевсковедами от недовоплощенности, как основы позиционности, к ... удвоению ложного хода. Тенденцию к реалистичности персонажной предназначенности достоевсковеды переводят в тенденцию авторской позиционности. Об этом свидетельствует фрагмент текста: "Речь Мышкина в гостиной Епанчиных никак не подготовлена развитием характера Мышкина. Реалистическая ткань романа здесь разрывается и Достоевский - художник уступает место Достоевскому - реакционному публицисту, противнику революционного движения (Г.М. Фридлендер. Реализм Достоевского. стр. 273). "Речь ... не подготовлена развитием характера" ... героя не по стилистико-художественному несовершенству, а по методологическому ... умыслу, чтобы атрибутным текстовым несоответствием проявить... высокопрофессиональную способность по формированию ложных путей для охранительной оценочности. Здесь видимость несовершенства отдаётся в залог лояльности; это есть уже переход от методологического умысла к новаторскому художественному приёму, неоднократно используемому великим писателем. Уместно вспомнить, к примеру, как Порфирий Петрович, казалось, пустяковыми вопросами загоняет Родиона Раскольникова в ловушку. Уместен и вопрос от достоевсковедов: "Общепринято, что художественно-эстетическая изящность текстовой формы романов Достоевского Ф.М. ниже нулевой отметки, граничащая стопорной декоративностью; а эпизоды описания явлений природы - лаконичны до крайности, лишающей впечатлительности тональные и теневые переходы. Неужели безрассудная надуманность литературного критика Боднего А.А. поставит его в позу белой вороны, желая выискать в общеутверждённом мнении противоположную разумность? И не пойдёт ли он ещё дальше в этом направлении, распространяя частность несовершенства на общность: на признание Достоевского Ф.М. великим писателем-психологом?" Да, удар, нанесенный литературному критику Боднему А.А. считается нижепоясным, но не нокаутным. И ответ будет дан адекватный. Нет, литературный критик Бодний А.А. не намерен причислять художническое антиизящество слога текста великого писателя к новационному реалистическому приёму, тем более, - к профессиональному совершенству. Это факт, демонстрирующий одновременно в своем дизайне симбиоз формы и содержания. Такова структура изящного слога. На подведение итога по первому вопросу литературный критик Бодний А.А. приступит после очередного прохода логически востребованного байпасного пути. Главная глыба на этом пути - значимость литературы для государства и общества.

Литература, по определению литературного критика Боднего А.А., - это художественная форма идеологии, фокусирующаяся через эстетический психологизм и философию синтеза личности. Это реалистическая действительность. Её могут не принимать сознанием, но подсознание будет постоянно напоминать об этом. В этом ракурсе литература служит литературному критику Боднему А.А., а не наоборот!! Литературный критик Бодний А.А. испытывает глубокую удовлетворенность, что ещё до него Достоевский Ф.М., прошедший через катастрофичность школы жизни и через призрак казни, сохранил на всю творческую жизнь эту же субординарную закономерность. Другое сравнительное достоинство Достоевского Ф.М. если Пушкин А,С. - великий психолог перелива чувств и грации поэтического слова, то Достоевский Ф.М. - великий философствующий художник душ человеческих, стоящий на пьедестале пульта управления идеологическими истоками из чрева общества. Теперь возврат к подведению итога по первому вопросу. Достоевский Ф.М. - не семи пядей во лбу, чтобы творить во всех областях литературы: в поэзии, в поэтике и т.д. У Достоевского Ф.М. очерчена упомянутая сфера деятельности в литературе. И когда достоевсковеды замечают: "Речь Мышкина в гостиной Епанчиных ... никак не подготовлена развитием характера" ..., то правда их - в статическом восприятии признака. Литературный критик Бодний А.А. зреет динамику инерционного хода от несоразмерности этого признака. Она и несёт в себе рациональное зерно несоразмерности как позитивность новации художественного приёма, точнее, вспоможения. Несоответствие декларированности и идейности речи Мышкина художественному менталитету его внутреннего мира автоматически формирует три подхода к оценке несоответствия. Первый подход по Достоевскому Ф.М. - это элемент полилогографического жанра с псевдополифонией. Второй подход - охранительный - причисление несоответствия к типизации героя - идиота, по малому счёту, и к профессиональной эфемерной слабости автора, по большому счету. Ни по малому, ни по большому счёту нет инструктивного повода у цензоров к Достоевскому Ф.М. как потенциально крамольному автору. Возможно возражение: "Взятое несоответствие, как пример, - неудачное, ибо не несёт крамолы". Литературный критик Бодний А.А. согласен, но речь идёт о принципиальной схеме опериметривания формата легальности. Вот характерный пример с крамолой: устами условно отрицательного персонажа - Павла Смердякова - рубится под корень канон о последовательности миросотворения.

И несмотря на это, цензура и бровью не повела. Третий подход. Российское общество получает из уст идиота Мышкина развёрнутую программу концепции почвенничества на основе религиозного союза дворянства с народом. Не лояльный этой концепции круги российской интеллигенции не среагировали серьёзным возмущением: какой спрос с идиота? Исход по басневому сюжеты: и волки сыты и овцы целы.

Глава 270

Не исключен упрек со стороны достоевсковедов в адрес литературного критика Боднего А.А.в популяризации неэтической и антилингвистической новации вспоможения в творчестве Достоевского Ф.М. Все средства для достижения... благородной цели хороши, если не несут признаки насилия над личностью. Достоевской Ф.М., препарируя больные души, ставит цель на выздоровление ущемленного достоинства личности. Лингвисты, препарируя словесность здоровой души, ставят сомнительную цель. Литературный критик Бодний А.А. имеет в виду этическую стеснённость юной женской половины населения России... лингвистическим абсурдом, исходящим от исключения из правил правописания трёх слов с шипящими окончаниями без мягкого знака: уж, замуж, невтерпёж. Литературному критику Боднему А.А. сдаётся, что возникший бы голос протеста против антиэтической сочетаемости в приведенном исключении из правил в грамматике русского языка был бы воспринят властью предержащей... как повод для навешивания ярлыка: национализм. Но БОГ им судья, земным богам, они временщики, а литературный критик Бодний А.А. продолжит изложение о субстанции относительного бессмертия: о творчестве Достоевского Ф.М. Умышленное несоответствие между мировоззрением и концептуальностью Мышкина есть результат приоритета... псевдоидеологической избирательности Достоевского Ф.М. над типизацией и стилистикой. Это признак идейно-художественной приверженности Достоевского Ф.М. Это не надо достоевсковедам путать с наваждением профессиональной прострации.

Псевдоидеологическая избирательность Достоевского Ф.М. строится на жанровых составляющих: псевдополифонии и боднийской новации - полилогографии. В связи с этим целесообразно перейти к антонической основоформирующей - полифонии с выделением особой "автономии", подчиняющейся не столько художественно-методологическим принципом, сколько - природе человеческой формы общения - "двойного слова" или двуфонии. Полилогография, как уже определившаяся жанровая структура, будет идти в сопоставимости.

Часть двадцать шестая

Глава 271

Выделяя принцип сочетания голосов, достоевсковед Бахтин М.М. пишет: "Два героя всегда вводятся Достоевским так, что каждый из них интимно связан с внутренним голосом другого, хотя прямым олицетворением его он больше никогда не является"... (М.М. Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского, 1971г. М. стр. 438-439).

А что, достоевсковед Бахтин М.М. уподобляет героя молодой матери, которая сердцем чувствует внутренний голос ещё не начавшего членораздельно говорить своего ребенка, или - следователю, который владеет всеми неопровержимыми фактами и доказательствами преступления и расшифровывает сокрытые движения мысли и воли преступника, не осведомлённого о крахе своём в форме следственной неопровержимости?

Нет, достоевсковед Бахтин М.М. не уподобляет героев Достоевского Ф.М. молодой матери или вездесуще - информированному следователю. Здесь не персонажно-диалогическая, а литературоведческая версия: не двуфония имеет место, а всепроницаемость Достоевского - автора через полилогографию. Это не значит, что литературный критик Бодний А.А. сплеча отторгает полифонию, точнее, двуфонию. Наоборот, он придерживается принципа: познавая отвергать. С этих соображений литературный критик Бодний А.А. вводит свою параллельную схему двуфонии, которая базируется на историческом сознании и подсознании в перманентной форме духа противоречивости, точнее, применительно к раскрываемой теме, второй внутренний голос есть избирательность логической изощрённости инстинкта сохранения и выживания.

Для упрощённости обозначения элементов диалога, в частности, между Иваном Карамазовым и Павлом Смердяковым, будем именовать двуфонию двуголосием.

У Ивана Карамазова первый (врожденный) голос отражает, точнее, олицетворяет расплывчатость контура сыновьего традиционно-исторического долга перед отцом - Федором Павловичем (после вступления на самостоятельный путь жизни). Сомневающийся контролер здесь мыслей и чувств - идея о боге внутри себя. Второй (приобретенный) голос отражает озабоченность рациональностью формирования пути реализации бытийно-исторической проблемы - дележа родительского наследства (что, кстати, абсолютно скидывается с аналитических счетов достоевсковедов). Сомневающийся контролер здесь мыслей и чувств - идея о степени целесообразности принципа "всё дозволено".

У Павла Смердякова первый (генетически - врожденный) голос символически воплощается через страдально-порабощающийся статус искателя правды жизни в идею народовластия Парижской коммуны. Идея народовластия является здесь и защищающим контролером от посягательства на истинность выражения мыслей и чувств. Второй (приобретенный) голос есть средство фонетическое манёвренности в жестоком мире капитализма среди носителей волчьих законов. Контролером гибко противостоящему противнику здесь является избирательность толкования идеи "всё дозволено" как псевдоидеи.

Литературному критику Боднему А.А. в молодости по причине физической чрезмерной перегрузки вырезали левостороннюю паховую косую грыжу. Ему это напомнило прочтение фрагмента текста достоевсковеда Бахтина М.М., в котором идеологическая грыжа без прикрытия чрезмерно лезет наружу. Вот фрагмент: "Диалоги Смердякова с Иваном до отъезда его в Чермашню и являются поразительными по достигаемому ими художественному эффекту воплощениями беседы открытой и сознательной воли Смердякова (зашифрованной лишь в намёках) со скрытой (скрытой и от самого себя) волей Ивана как бы через голову его открытой, сознательной воли. (Баахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. стр. 448). Эта идеологическая грыжа - признание загодя убийцем П. Смердякова - застарелая со сроком выпячивания в стопятьдесят лет. Беспредвзятость смотрит на этот фрагмент модифицировано с учётом здравого смысла по смене фамильных мест на взаимообратное.

По малому счету, поправочный кусок фрагмента выглядел бы так: "... воплощение беседы открытой и сознательной воли Ивана Карамазова (зашифрованной лишь в намёках) со скрытой (но открытой для самого себя) волей Смердякова как бы через голову его открытой, сознательной воли". По большому (объективно-художественному) счёту, справедливо введение двуголосия и для Ивана Карамазова и для Павла Смердякова.

Заслуживает критического внимания и второй фрагмент текста достоевсковеда Бахтина М.М.: "Смердяков говорит прямо и уверенно, обращаясь со своими намёками и экивоками ко второму голосу Ивана, слова Смердякова пересекаются со второй репликой его внутреннего диалога... Смердяков уверенно и твёрдо овладевает волей Ивана, точнее, придаёт этой воле конкретные формы определенного волеизъявления". (Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. стр. 447-448). Какая здесь методологическая подоплека у достоевсковеда Бахтина М.М., то ли - показ истинной формы протеста у Ивана Карамазова, то ли игра в игре, но по эмоционально-чувственному индикатору и логической сбивчивости в диалогах - Иван Карамазов не следователь, скорей подозреваемый в находчивой и неотразимой хватке Павла Смердякова. А вот свидетельство о однобоком понимании достоевсковедом Бахтиным М.М. в свете умаления дедуктивно-силлогических достоинств Павла Смердякова - фрагмент текста: "... слова Ивана, которые Смердяков понимает как иносказание с противоположным смыслом, на самом деле вовсе не являются иносказаниями. Это прямые слова Ивана. Но этот голос его, отвечающий Смердякову, перебивается здесь и там скрытой репликой его второго голоса. Происходит тот перебой, благодаря которому Смердяков и остаётся в полном убеждении в согласии Ивана". (Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. стр. 448). Литературный критик Бодний А.А. снизводит этот диалогический логогриф к разряду алогизма посредством приводимой аналитической разборки конкретной минисцены романа. "Ответ Павла Смердякова Ивану Карамазову на заданный ранее вопрос касательно отворённой двери нёс в себе плохо скрываемое душевное смятение, так как план действий Павла Смердякова не предвидел этого" (Бодний А.А. Сборник "Преодоление недосягаемого. Т.5, стр. 90): - "Насчёт этой двери и что она отпёрта, то это ему только почудилось", - искривлено усмехнулся Смердяков". (Достоевский Ф.М. "Братья Карамазовы". М. 1981. ч.4. кн.12 стр. 344). Конец.

Иван Карамазов поставленным вопросом нацеливает первый голос на активизацию второго голоса Павла Смердякова, желая собственной реабилитации посредством отбеливающей его репутации как сомнительно надёжного сына утвердительным ответом оппонента; одновременно даёт Павлу Смердякову намек на снятие с него подозрения в убийстве. Имея такое намерение Иван Карамазов запрограммировано терпит фиаско, потому что, рассчитывая на монологический голос Павла Смердякова, он спонтанно споткнётся о двуфонию, о двуголосие противника, не ведая, что Павел Смердяков - псевдоубийца. Павел Смердяков принимает такое условие игры и делает контрход, который воспринимается Иваном Карамазовым как унисоновых ход. Павел Смердяков вторым голосом воздействует на первый голос Ивана Карамазова, давая понять эмоционально-мимической манерой поведения о наличии иносказания, но с противоположным смыслом.

Дальнейший ход изложения требует методологической обоснованности модели боднийской двуфонии, двуголосия.

Глава 272

Боднийская двуфоническая технология венчается интерферентностью в виде двух волновых (голосовых) потоков разной направленности, в каждом из которых одна волна (наружный голос) - излучающая, а вторая (внутренний чужеименный голос) - принимающая. Инициатор интерферентности - Павел Смердяков, который тождествовал период волн (голосов) первого и второго потоков, точнее, соразмерив с первым потоком (первый голос Ивана Карамазова - второй голос Павла Смердякова) второй поток (второй голос Павла Смердякова - первый голос Ивана Карамазова). Это первая стадия. Вторая стадия - это установление зависимой соотностительности между фазами складывающихся волн (голосов). Павел Смердяков, поймав в логическую ловушку содержательность первого потока, переводит его волей дедуктивно-логической поляризации ниже нулевой линии волновых (голосовых) колебаний в отрицательность пространства (смысла), а посредством инициированного второго потока создаёт усиление амплитуды волны (голоса) в положительном пространстве (смысле) выше нулевой линии по фазности через отрицательное пространство (смысл) совмещения двух потоков. Речь идёт не о резонансирующем или дерезонансирующем сложении волн (голосов) в пространстве (смысле), а о непрерывности перехода, точнее, о слияемости дальнего конца кривой волны (голоса Ивана Карамазова) в отрицательном пространстве (смысле) с началом кривой волны (голоса П. Смердякова) в положительном пространстве (смысле). То есть, накатывающаяся волна (голос) как бы передаёт свою энергетику отражающе-принимающей волне (голосу), но не на гребень (не на пик полюса голоса), а на начало продольности волны (голоса), что исключает интервенцию в интерьерную (смысловую) составляющую кривой волны (голоса), а это в свою очередь повышает диапазон контросмыслённости.

Чувствуя всеми фибрами души, что усложненность изложения может дать импульс быть неправильно понятым достоевсковедами, в порядке поясняющего приложения литературный критик Бодний А.А. даёт схему фигурально-причинной соотнесенности. Начало схемы. Первый голос (истинности) Павла Смердякова с учётом изложенного в предыдущих томах символизирует закрытость дверей. Второй голос (контристинности) Павла Смердякова символизирует открытость дверей (когда после изъятия содержимого пакета П. Смердяков открывает дверь... изнутри и выходит наружу). Первый голос (уподобленности истины) Ивана Карамазова символизирует открытость дверей; второй голос (контруподобляемость истины) - символизирует иносказание первого голоса с противоположным смыслом. Конец схемы. В свете этого по первому варианту потока, первый голос Ивана Карамазова интерферируется со вторым голосом Павла Смердякова, давая единознаменательность (от слова - знаменатель). Посредством силы непогрешимой воли Павел Смердяков поляризует эту единознаменательность на 180% и как противоположность интерферирует со вторым голосом Ивана Карамазова: закрытость с закрытостью. Через реверсивность иносказания первый голос Ивана Карамазова вновь отражает фигуральную причинность дверей. Истина врожденная совпала с истиной расчётной. Стоп! Голос нетерпения от достоевсковедов: "а если без поляризации?" Пожалуйста, вот вам второй вариант. Первый голос Ивана Карамазова интерферируется со вторым голосом Павла Смердякова, давая единознаменательность. Так как по просьбе достоевсковедов поляризация выводится из поля "двойного слова", то второму голосу Павла Смердякова не хватает мочи для интерферирования со вторым голосом Ивана Карамазова и поток устремляется на первый голос Ивана Карамазова: открытость интерферируется с открытостью. И вновь истина врожденная Ивана Карамазова совпала с истиной расчётной.

Глава 273

В обороте речи: "... по фазности совмещения двух потоков" нет оговорки Литературный критик Бодний А.А. имеет в виду не результат ресщепления одного голоса на два, а целостно-смысловой поток (двух разноимённых голосов) довода и контрдовода. В методике интерференции достоевсковеда Бахтина М.М. расщеплённые голоса семантически осуществляют логический контроль друг за другом. В преподносимой методике литературного критика Боднего А.А. корректировку за собственными голосами осуществляет рефлексия подсознания, давая каждому из них путевку на довод или контрдовод в потоке, оставляя паузе, пунктуации, тону или мимике роль вектора парадоксально-смысловой сопровождаемости, а не роль реверса смысловой противоположности, как это у достоевсковеда Бахтина М.М. У него интерференция даёт законно-абстрагированное только ослабление (перебой) амплитуды результирующей волны, а у литературного критика Боднего А.А. - виртуально-абстрагированное усиление амплитуды результирующей волны (голоса), что наделяет инициирующего (не по последовательности входа в эфир, а по лидерству превентивно-опережающей логике) Павла Смердякова возможностью создать инициируемому резонансируемой положительности. По литературному криту Боднему А.А., усиление амплитуды результирующей волны (голоса) - это интерферентное задействование наличествующих двух чужеименных складывающихся волн (голосов), где одна с начальной размерностью фазы, а другая - с подстраивающей размерностью фазы; для космического эфира - это практически не осуществимо, для абстрагировано-голосового эфира - это возможно. Возможно так, как принципиально возможно по достоевсковеду Бахтину М.М., когда "диалоги Смердякова с Иваном... являются... воплощениями беседы открытой и сознательной воли Смердякова... со скрытой... волей Ивана как бы через голову его открытой, сознательной воли", - что практически невозможно по законам нормальной психики, если пренебрегать текстовым сочетанием "как бы". Этот художественный приём (и Бахтина М.М. и Боднего А.А.) есть не парадокс тенденциозной логики, а логически - образное вспоможение.

В боднийской методике подхода к интерферентности смысловые носители расщеплённых голосов ищут в потоке наиболее приемлемую позицию к чужеродному голосу. Это приводит к усилению позиционной избирательности инициирующей волны (голоса Павла Смердякова) в голосовом потоке, когда иносказание с противоположным смыслом несёт скрытую тенденцию... к противоположности противоположности, что даёт инициирующему (Павлу Смердякову) путь к отступлению, точнее, намёк... на истину, ещё точнее, бесповоротный ход к истине! Вот текстовое подтверждение этому: "Иван Фёдорович вскочил и изо всей силы ударил его (Павла Смердякова - примеч. Б.А.) кулаком в плечо, так что тот откачнулся к стене. В один миг всё лицо его облилось слезами, проговорив: - "Стыдно, сударь, слабого человека бить!" - он вдруг закрыл глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился в тихий слёзный плач" - (Достоевский Ф.М. Собр.соч. в 10-ти т., т.9, кн. 11, стр. 326, М.1981), "Иван Карамазов уловил у Павла Смердякова в резкой перемене тональность настроения, но не теряющей внутренней убежденности сопровождающей фразой: - "Стыдно, сударь, слабого человека бить! - момент... истины!! Такой перепад в эмоционально-чувственном выражении не может принадлежать не только художественно-данному убийце, но и реальному!!" (Бодний А.А. Преодоление недосягаемого. т.6. стр. 62).

Слёзы Павла Смердякова - это реакция не на подозрение того, что "противоположность противоположности" могла быть не уловлена Иваном Карамазовом, а обида на оскорбление невинного. Это естественная эмоциональная реакция. Иван Карамазов как инициируемый голос не обладает в потоке такой привилегированной особенностью, хотя сам чувствует эту особенность в голосе Павла Смердякова. В результате этого ему приходится платить предкризисным состоянием здоровья в виде симптома нервно дрожащих рук: "Смердяков обмерил его глазами. - "Не понимаете?" - протянул он укоризненно. - "Охота же умному человеку этакую комедь из себя представлять!" - Иван молча глядел на него. Один уж этот неожиданный тон, совсем какой-то небывало высокомерный, с которым этот бывший его лакей обращался теперь к нему, был необычен. Такого тона всё-таки не было даже и в прошлый раз. - "Говорю вам, нечего вам бояться. Ничего на вас не покажу,нет улик. Ишь, руки трясутся. С чего у вас пальцы-то ходят? Идите домой, не вы убили" - (Павел Смердяков)". (Достоевский Ф.М. Собр.соч. в 10-ти т., т.9, кН.11, стр.335-336, М.1981г.).

Несправедливо утрируя логическую способность Павла Смердякова, достоевсковед Бахтин М.М. пишет: "Смердяков говорит прямо и уверенно, обращаясь со своими намеками и экивоками ко второму голосу Ивана, слова Смердякова пересекаются со второй репликой его внутреннего диалога". (Бахтин М.М. поэтики Достоевского М.1971г. стр. 448).

В диалоге с открытостью дверей во второй стадии Павел Смердяков реализует сочетание поляризации с тенденцией противоположности противоположности, в результате чего начало и конец интерференции второго потока имеют одинаковую полярность, в частности положительную. Но эта положительность воспринимается Павлом Смердяковым во смысловой реверсивностью, когда вне голосового потока возвращается к нему автономной мыслью как иносказание с оборотом... противоположного смысла. Для Ивана Карамазова, как не осведомлённого в истинном определении убийцы, такая логическая трансформация недоступна, она воспринимается им как условно... положительная, то есть с каким желанием он её послал, с такой условностью она и... вернулась. Конкретизируем саму технологию преобразований по смердаковской схеме: противоположность - поляризация - поляризация - противоположность. Принимая от первого голоса Ивана Карамазова излучение волны (голоса), Павел Смердяков вторым голосом интерферируется с ней положительно, но через иносказательность с противоположным смыслом. Сформированная в начале второго потока противоположность... как положительность передаётся на первый голос Ивана с одновременным градуированием её на 180⁰ через волевую поляризацию Павла Смердякова как отрицательность. Принимая её, Иван Карамазов иносказанием с противоположным смыслом даёт этой мысли положительность. Один полный цикл из двух потоков на этом завершается, давая парадоксальную логичность: начало - положительность, конец - положительность.

Иван Карамазов не уследил манёвр перемещения с пространства (смысла) одного полюса в противоположный из-за отсутствия объективной обозреваемости на предмет причастности Павла Смердякова к убийству, что дало результирующий эффект хотя и равнофазный, но разнополюсный. Воспарённый первоначально на волну (голос) мнимой доминантности, Иван Карамазов не уловил момент смены волновой (голосовой) полярности. В результате наличествует как бы одинаковость эмоционной удовлетворенности: Иван Карамазов испытывает временную внутреннюю облегченность; Павел Смердяков умиленно-хитроватым взором испытывает внутреннюю победу над врагом, убедившись за кого его принимает Иван Карамазов. Вот вам и "гомункулус", уважаемые господа достоевсковеды!

Глава 274

В методике достоевсковеда Бахтина М.М. расщепленные голоса зацикливаются на собственную смысловую обработку, не оставляя почти для оперативной маневренности места. В контрподходе к этому - новация методики литературного критика Боднего А.А., которая будет носить отныне название - принцип интерферентной логики.

Отдельной строкой литературный критик Бодний А.А. желает выделить штрих из минисцены о искренном слёзном плаче Павла Смердякова и о дрожании рук Ивана Карамазова. Это тоже естественная эмоциональная реакция Ивана Карамазова, но, по интерферентной версии достоевсковеда Бахтина М., она теряет свою естественность, превращаясь в элемент интерферентности (и не более) на протяжении полутора веков, равняясь по возрасту муссированному достоевсковедами утверждения о виновности Павла Смердякова.

Иван Карамазов не может быть, кроме подозреваемого, и следователем. Иван Карамазов вторым голосом, репликсируя, проверяет надёжность первого голоса на фоне реакции Павла Смердякова. Перекатно проверяет первым голосом степень своей приобщенности к идее "всё дозволено", степень своей виновности на фоне реакции Павла Смердякова. В таком положении Иван Карамазов прежде всего строит защиту для своей репутации, а не - следственное обличение Павла Смердякова. Могут возразить, что нападение - лучшее средство защиты. Да, но это в том случае, если бы Павел Смердяков был бы "слугой Личардой", захваченный медиумской идеей "все дозволено". В действительности Иван Карамазов не знал, что идея Павла Смердякова - идея народовластия Парижской коммуны. А поэтому, если придерживаться принципиальной схемы боднийского метода о двуголосии, то приоритет здесь был не у Ивана Карамазова, а у Павла Смердякова. Даже если считать, что Иван Карамазов силой воли (как наделенный бахтинским двуголосием) способен приоритетно поставить первый голос над вторым, то все го потуги сведутся на нет, так как у Павла Смердякова через двуидейность (по боднийскому методу), точнее, через приоритетную идею народовластия и псевдоидею "всё дозволено" идёт игра, точнее, принятие условий игры Ивана Карамазова в двуголосие. У Павла Смердякова первый голос (идея народовластия) даёт крылья для идейно-гражданского воспарения, второй голос (псевдоидея) даёт порфиропетровскую изощрённость. Но поражение уже запрограммировано у Ивана Карамазова с изначалья по трем причинам. Первая - парадоксальность сыновьего долга. Вторая - теоретичное восприятие идеи "все дозволено" как псевдоидеи без достаточной альтернативы. Третья - ложность представления о Павле смердякове как о убийце. Но опустимся с полифонического поднебесья на землю полилогографическую.

Глава 275

По полилогографии, есть художественно-следственный результат - непричастность Павла Смердякова к убийству, резюмированная Достоевским Ф.М. через уста героя: "нет никаких доказательств". По полифонии, точнее, двуфонии, нет результата - убийца не разоблачен, а непричастность Павла Смердякова к убийству - проблематична.

Полифония в художественной реалистичности непрактична, так как сложна по передаче "двойного слова", что свидетельствует не о полифоническом употреблении, а о полилогографическом в литературоведческой практике, когда задействован схематический метод: кукловод (автор) - куклы (герои). Полифония непрактична и ещё потому, что отношения между людьми складываются стихийно по полилогографии с перманентностью лидерства (если принять в расчёт, что жизнь - не игра), когда традиционно доверие выставляется в первый, начальный раз как индикатор на перспективность добропорядочности отношений.

В полилогографии может задействоваться только лингвистическая основа полифонии в сложном слове - "псевдополифония - как воздейственность автора. Литературный критик Бодний А.А. интерпретирует механизм "двойного слова", чтобы понять существенность полифонизирующего оппонента.

"Двойное слово" лишает твёрдости убеждений, даёт эффект раскоряченности коровы на льду, даёт неопределенность и незаконченность рассматриваемого субъекта литературного процесса - то ли идеи, то ли проблематики, то ли сюжетности и т.п.

"Двойное слово" - конспирация маневренной и реверсивной направленности концепции и воззрений, идей и идеала, намерений и поступков.

Возмущённая реплика со стороны достоевсковедов: "а когда будет переход от обобщенности критики полифонии к конкретности?" Пожалуйста, уважаемые господа достоевсковеды, вот вам минисцена, где два действующих лица: первое -нарком просвещения А.В. Луначарский, возносящий полифонию Бахтина М.М. до ранга настольной книги; второе - нарком КГБ Л.П. Берия. Начало действия. Л.П. Берия: - товарищ Луначарский, вот этот писатель К. (перелистывая деловые бумаги на столе) выражает свои мысли или мысли героев?" - А.В. Луначарский: - "уважаемый Лаврентий Павлович, писатель К. полифонирует на сто процентов, отслеживая только диалоги героев". Л.П. Берия: - "Хорошо, товарищ Луначарский", - сопровождая свое короткое замечание с нанесением резолюции на лист бумаги против фамилии писателя К.: - "На свободу из застенок ГУЛАГА", - Л.П. Берия: - "товарищ Луначарский, а вот этот крамолоподобный писатель Л. Полифонирует или полилогографирует?" - А.В, Луначарский: - писатель Л. - весь в полилогографии" - Л.П. Берия, определившись с местонахождением строчки с фамилией писателя Л., ставит резолюцию: "сгноить в застенках ГУЛАГА". Конец действия.

Глава 276

Литературный критик Бодний А.А. предвкушает полную удовлетворенность достоевсковедов полученным ответом. "И стоило так изощренно внедряться в механизм "двойного слова" - полифонию?" - уместный вопрос. Сделать неустойчивость полифонии предсказуемой - это профилактика дисгармонии во внутреннем и во внешнем мирах, подсказанная литературному критику Боднему А.А. физикой неустойчивых систем и пространств.

Внешний мир нестабилен, это сфокусировано в литературном методе-полифонии. Возражение достоевсковедов: "зачем тогда полифонию применять в литературной практике?". А по двум причинам: первая - показывать внутреннюю содержимость внешнего мира как нестабильного; вторая - учить полифонией человечество быть начеку, не давать поползновению дисгармонии. Вот параллель из реальной действительности, когда дисгармония как планируемая статья госбюджета входит в режим капиталистической экономики, - это показатель инфляции. В показателе инфляции отражено "двойное слово", т.е. двойной смысл. Первый скрытый смысл - дать тенденцию к росту олигархической прибыли за счёт снижения уровня жизни народа. Второй открытый смысл - это полифонически - статистическая демонстрация народу превышение темпов роста доходов населения (в рублях) над темпами роста экономики и валового продукта (в рублях). Дисгармония вытекает из того, что двусмыслие инфляции проявляется не на законах здорового рынка, а на "волчьих законах" целесообразности рынка, когда в сущность законов капиталистической экономики внедряется волевое начало... олигархов.

В полифонии, несмотря на, казалось бы, парадоксальность подхода к результату, всё развивается на основе законов логики. В полифонии тоже проявляется волевое начало, но не в переиначивании законов логики, а в праве выбора того или иного закона как варианта, а не в выборе варианта закона.

С учётом этих соображений литературному критику Боднему А.А. проясняется парадоксальность полифонической экономики капитализма: почему после каждого экономического кризиса олигархи плодятся как грибы после дождя, а доходы их растут как ожирение колорадских жуков на сочном чистом картофельнике. И всё это идёт на фоне обвального падения уровня жизни народа.

Но будет глубоко ошибочно видеть исчадие зла в олигархах. Олигархи - не первоисточник исчадия зла, а высококвалифицированные специалисты этого исчадия. Генерирование проблемы надо искать не в высоте философской мысли, а в ... глубине, под... ступнями олигархов. И именуется этот первоисточник исчадия зла - согбенно подставленные спины христопродажных сателлитов и холуёв в едином слитии как платформа, на которой гарцуют олигархи. Не будь этой платформы - не было бы и олигархов. Это, как отче наш, должны все усвоить.

Когда зюгановцы на демонстрациях несут портрет Ленина, то они популяризуют человека, который рьяно выступал за отмену прибавочной стоимости как формы эксплуатации. Сам Зюганов - носитель псевдополифонии и не более. Так тогда получается, сколько таких радетелей за отмену прибавочной стоимости было как Ленин? За всю историю человечества - трое: основатель закона о прибавочной стоимости. Карл Маркс, его помощник - Фридрих Энгельс и Ленин. А таких, как Зюганов сколько было? А где-то около миллиона в миллионной степени. Так тогда, что получается: от Зюганова пользы как с козла молока? Совершенно верно, потому что он - кабинетный экземпляр. Тогда непонятно - за кого голосует на выборах литературный критик Бодний А.А.? За социализм, но, к сожалению, посредством имени Зюганова. Не исключен довесом едкий вопрос: "если Зюганов придёт к власти, он может поменять свои взгляды на диаметральную противоположность?" На протяжении всех годов творческого повествования литературный критик Бодний А.А. отказывается впервые давать ответ на вопрос, не потому, что не знает, а потому, что не хочет.

Преимущество полилогографии над полифонией в том, что персонаж - субъект, а не объект творческой мысли автора - мыслить полифонично не может без полилогографического дробления голоса автора. Уместно подтверждение цитатой Достоевского Ф.М.: Предположить нужно автора существом, всеведущим не погрешающим, выставляющим всем на вид одного из членов нового поколения (т.е. тип поколения) ... Рассказ от имени автора, как бы невидимого, но всеведущего существа, но не оставляя его (т.е. героя) ни на минуту"... (Достоевский Ф.М. Памятники, стр. 539-541).

Видимость существования персонажа в мире сценическом и изобразительном вне автора есть псевдообъективизация персонажа на основе абстрактно-виртуального видения читательского сообщества.

Часть двадцать седьмая

Глава 277

Незавершенность по результату в полифонии есть признак экзистенциализма. Экзистенциализм даёт "дозировку" полифонии - то ли расщеплять голос того или иного персонажа (П. Смердяков), то ли монологизировать до финала.

Полилогография мешает экзистенциализм почвы, так как расщепление голосов идёт не в субъекте субъекта, а субъекте творческой мысли автора. А объект искусства - это уже продукт абстрагирования читателя через разобщённую волю воздействия автора на вступившего в анналы искусства персонажа. Но так как точка отсчёта объективизации персонажа есть вторичное, а не первичное, то возможно силовым воздействием автора (переизданием) менять статус персонажа, на что не способен вторичный источник объективизации.

Достоевский Ф.М. не был экзистенционалистом и даже персоналистом. Но это в общепринятом философском толковании, по которому эпицентр экзистенциалистской субъективности является личность, индивидуум.

У литературного критика Боднего А.А. есть альтернативность точка зрения на экзистенциализм, когда за эпицентр берётся... Высший Разум, БОГ. Это есть Вселенский детерминизмо-субординаторский экзистенциализм, несущий в себе и субъективную и относительно объективную градацию. По субъективной градации, Вселенная - субъективна Высшему Разуму, БОГу; реальное сущее - субъективно Высшему Разуму, БОГу; личность, индивидуум - субъективен Высшему Разуму, БОГу; искусство - субъективно Высшему Разуму, БОГу; творческая мысль автора как кинетическая материальная - имманентна Высшему Разуму, БОГу; творческая мысль автора как продукт физиологический - имманентна личности, индивидууму как субъекту Высшего Разума, БОГа. Вселенский экзистенциализм не будет полным, если вывести с поля зрения относительную объективность. По относительной объективной градации, творческая мысль автора как продукт физиологический - имманентна личности индивидууму; творческая мысль автора как кинетическая материальная - относительно объективна личности, индивидуума; искусство - относительно объективно автору; реальное сущее - относительно объективно личности, индивидууму; Вселенная - относительно объективна личности, индивидууму; Высший Разум, БОГ - относительно объективен личности индивидууму.

Глава 278

Литературный критик Бодний А.А. может ответить на вопрос: почему до сих пор такие разновидности экзистенциалистской градации не приходили на ум достоевсковедов? Не давало чувство, ощущающее земное божество.

Вселенский детерминизмо-субординаторский экзистенциализм - это совершенно новая категория диалектики, вводимая литературным критиком Бодним А.А., это полная противоположность существующему экзистенциализму личности, где человек имманентно вбирает в себя Вселенную. Боднийский термин Вселенского экзистенциализма, наоборот, трактует восхождённость имманентности от периферии Вселенной и человека до эпицентра - Высшего Разума, БОГа. Во Вселенском экзистенциализме объективность дифференцирована, подразделяясь на два класса. Первый класс - это абсолютная объективность, которой владеет автономно Высший Разум, БОГ. Второй класс - это относительная объективность, которой наделён человеческий разум, - единственная универсальность и оригинальность Вселенной, созданная высшим Разумом, БОГом.

Часть двадцать восьмая

Глава 279

Высшей степенью универсальности и оригинальности человеческого разума является, по Достоевскому Ф.М., высший нравственный идеал в образе прототипа Иисуса Христа. Высший нравственный идеал, по Достоевскому Ф.М., выражен в заповеди: "Возлюбить человека, как самого себя". Достоевсий Ф.М. резюмирует эту заповедь с высоты своего духовного совершенства: "Высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего "я", - это как бы уничтожить это "я", отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно... Христос проповедовал свое учение только как идеал... Христос сам предрёк, что до конца мира будут борьба и развитие".

(Достоевский Ф.М., Госбиблиотека СССР им. Ленина В.И., ф.23.1.2.7, Записная книжка N2, стр. 41-55).

Литературный критик Бодний А.А. вносит свежую новационно-возренческую струю, кардинально отличающуюся не только от точки зрения Достоевского Ф.М., но и вливающую поляризованную направленность течения в общепринятое мировоззрение.

Запрограммированная безрезультативность базируется на неправильно выбранной модели благоустройства человечества, точнее, на игнорировании того, что должно быть приоритетно-направляющим и историческим движителем. В заповеди не лингвистически, а философски теолого-эмпирически должно стоять на первом месте придаточное - "как самого себя", и на втором месте - главное предложение: "возлюбить человека". Изрекая эту крылатость, Иисус Христос зрел Себя восседающим на всемирном троне благолепия; по-земному, как олицетворяющего всемирную государственность; и по утилитарно-мещанскому, как ассоциация государству... Бомж, роющийся в мусорных отходах, может себя возлюбить? Та, что вы, господа достоевсковеды и прочие, он не то, что возлюбить, но даже возненавидеть себя не способен! Ну, а бизнесмен - капиталист средней руки может себя возлюбить? Относительно может возлюбить себя, то есть с оглядкой на земного бога, а возлюбить человека для него тем более проблематично. А восседающий на троне земной бог может возлюбить себя абсолютно? Может, так как обладает абсолютной властью земной. А небесной властью? А небесная власть - вне поля его амбициозного зрения и в поле прагматического зрения как идеологическое вспоможение. И наконец, Иисус Христос на троне как земной идеал. Вот это - начальная точка отсчета реалистичности заповеди. В последствии и Достоевский Ф.М., как и литературный критик Бодний А.А., пришел к пониманию этой проблематики. От этой точки отсчёта восседающий на троне Иисус Христос посредством рычагов управления государственностью (инспирированной конституцией, инспирированным сводом морально-нравственной гармонизации) будет из года в год, из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие если не истреблять полностью, то нейтрализовывать всю порочную дурь из подопечных умов, чтоб нравственно совершенствовался бы каждый человек. И тогда бы каждая гармоничная личность через любвеобилие, возлюбив себя, возлюбит и человека как тенденцию к духовно-нравственной гармонизации.

Возможен иронический вопрос от достоевсковедов: "а тебе не кажется, литературный критик Бодний А.А., что ты ищешь дивиденды популяризации в исторической полове методологии научного коммунизма?". Нет, не кажется, потому что имею сопряжение с кардинально новым принципиальным подходом к проблематике: на государственном троне восседает Иисус Христос, идеал человечества.

Для перевода в практическую плоскость духовно-нравственной гармонизации необходимо по минимуму два фактора: пример для подражания (Иисус Христос) и материально-техническая достаточность. Описки здесь нет в смысле не включения в оборот духовных факторов. Объяснение этого сопряжено с открытием литературного критика Боднего А.А. философско-биологического термина - контрэгоистическая экзобалансированная любвеобильность человека.

Особо наглядно и доступно этот термин проявляется в специфике первого выбора спутника жизни. Как гадюка притягивает к себе жабу, вибрируя раздвоенным языком, такая же загипнотизированность проявляется и между мужчиной и женщиной в фазе выбора спутника жизни. У новоявленных избранников превалирует вплоть до узаконивания интимных отношений ощущение соотнесённости партнера с размерностью Вселенной. В этой фазе все противоположные полы, кроме избранника или избранницы, как бы переходят в бесчувственные объекты по отношению к возлюбленным. Этот феномен есть результат генетического кодирования БОГом избирательности и единственности на инстинктивно-подсознательном уровне, когда блокируется историческая порочная интимность человека, уступая место духовно-интимной непорочной страстности, чтобы сформировать первичную ячейку общества - семью. Не надо преподносить литературному критику Боднему исключения из правил вроде: уж, замуж, невтерпеж. А чтобы свести на нет всякие осложняющие исключения, литературный критик Бодний А.А. и вводит понятие -материально-техническая достаточность, а практическую активизацию термина - контрположительная стабилизация человека - берет на себя идеал - Иисус Христос. Эти два фактора и дадут сочетаемость духовного и материального начала.

Глава 280

В свете изложенной проблемы становится ясным растерянность Достоевского Ф.М. перед архитрудной задачей, заложенной в заповеди, когда нужно покорить "закон личности". Достоевский Ф.М. правильно выбрал идеал, но не смог стать выше над обобщённой абстрагированностью и над закономерным исходом порочности, афористически выраженной словами: "рыба гниёт с головы". А если разум головы идеального настроя, как у Иисуса Зриста, то о гниении можно забыть, наслаждаясь благолепием. Когда реально осуществляется возможность "возлюбить человека, как самого себя" в режиме задействования термина - контр-эгоистическая экзобалансированная любвеобильность человека - в аспекте выбора спутника жизни, то Иисус не может воспользоваться этим прецедентом, верит литературный критик Бодний А.А., чтобы поставить его на общепринципиальный уровень духовно-нравственной гармонизации личности. Литературный критик Бодний А.А. не снимает со счетов и показатель высоты залегания уровня: потенциал любвеобилия индивидуума определяет характер того, как "возлюбить человека", чтоб было это адекватно тому, как сам человек лдюбит "самого себя". Ожидать высшего нравственного идеала, каким обладает Иисус Христос, - бесперспективно, но заполучить эволюцией вышеизложенную закономерность, определяемую потенциалом любвеобилия индивижуума, - это достижимо если задействоватаь закон о контрэгоистической экзобалансированной любвеобильности человека. Регламентирующий вопрос от достоевсковедов: "Ромео и Джульетта по минимуму выполнили заповедь библейскую?". Нет, не выполнили, потому что не вошли в режим действия закона оконтрэгоистической стабилизации человека. Заповедь предполагает по минимуму возлюбить, как самого себя, хотя бы одного человека за... пределами семейного круга, точнее, она начинает действовать уже в семейном кругу как перераспределяющий любвеобильность фактор, ещё точнее, она требует... невозможное - отождествление с Иисусом Христом. Закон о контрэгоистической стабилизации человека снимает это "невозможное", вводя поправку: возлюбить ближнего, как самого себя, сообразно своему потенциалу любвеобильности... за пределами семейного круга.

Стоп! Вопрошающий возглас от достоевсковедов: "а кто будет премьер-министром у Иисуса Христа?!". Уважаемые господа достоевсковеды, вы ведь уже силлогически вычислили вычислили без дедушки даже. Но если обнародование вам нужно, то - пожалуйста: премьер-министром у Иисуса Христа будет первый в мире экспроприатор по изъятию в госказну награбленного достояния народа за тысячелетия - Владимир Ильич Ленин. Наигранная недоумённость достоевсковедов: "но ведь это сочетание несовместимого". Нет, уважаемые господа достоевсковеды, литературный критик Бодний А.А. ведёт раскрытие проблематики не с общественно-идеологических позиций, а в узком аспекте сравнимости, когда наличествует общий знаменатель, образованный из принципиальной сущности приведённой заповеди: гармонизированное совершенствование личности, результатом которого является, в частности любвеобильность к человеку в режиме расчётного закона о рефлексировании контрпорочной гармонизации человека. Не надо безрассудно подрезать крылья литературному критику Боднему А.А.: напоминать о несостоявшемся рае и коммунизме. Первый, зарожденный в популяризации иеговой веры, снизошел по скользкому пути соблазна и каинизма в пекло земного азимута; второй от антисанитарии души и тела по всей вертикали, усугубленной капитализированием христопродажными перевертышами, отдал концы.

Глава 281

Достоевсковед Фридлендер Г.М. пишет: "Исходя из своих христианских идеалов, Достоевский, как мы видим, принуждён отказаться от мечты об осуществлении идеала свободы и справедливости "на земле". Он готов превратить свой идеал будущего в нечто родственное кантовскому категорическому императиву и в то же время столь же бессильное и отвлеченное, как этот императив. Люди должны стремиться, по мнению Достоевскому, подражать Христу и воплощенному в нём "вековечному" идеалу. И в то же время этот идеал неосуществим на земле, так как он "противоположен" человеческой природе, а следовательно, практически недостижим. Если бы даже кто-нибудь его и достиг, то неизбежно натолкнулся бы на сопротивление других людей с их эгоизмом и разрушительными страстями". (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского, стр. 274-275).

Когда достоевсковеды замечают, что Достоевский Ф.М. "готов превратить свой идеал будущего в нечто родственное кантовскому категорическому императиву и в то же время столь же бессильное и отвлеченное, как этот императив", - то они, по меньшему счёту, умаляют эволюционную объективность причинности и, по большому счёту лишены абстрагированной сравнимости исторического и личностного начала.

Обратимся к доказательствам эволюционного и личностно-исторического процессов. Львиная доля врождённых инстинктов в первородном проявлении берет своё начало с приобретенных инстинктов. Если для наглядности взять четырехсотлетний период правления монархии в России, то такие приобретенные инстинкты порочности как алкоголизм, мздоимство, скаретность, чинопочетание за многолетие перешли в режим советской власти уже как врожденные. Причинно-следственный принципиальный прецедент этот советская власть взяла на вооружение, но для формирования и фиксирования уже позитивных качеств личности. Литературный критик Бодний А.А. имеет в виду создание идеологических предпосылок в становлении гармонически развитой личности и, в частности, прививка альтруистических чувств во взаимоотношениях между людьми разных наций и национальностей внутри Советского Союза на... императивной основе. И сдвиги были в этом направлении ощутимыми, хотя животный инстинкт противоречивости и раздора удерживался приемами императивного обуздания и усыпления позывов для закрепления приобретенного инстинкта альтруизма как антипод животному. В связи с этим целесообразно привести эпизод советского периода из командировочной жизни литературного критика Боднего А.А.

На железнодорожном маршруте Астрахань - Краснодар имела место по графику движения пересадка в г. Владикавказе. В ожидании нового железнодорожного состава литературный критик Бодний А.А. решил кратко ознакомиться с достопримечательностью города.

Возвращаясь на железнодорожный вокзал, он потерял ориентацию и спросил дорогу у первопопавшихся людей. Это были члены строительной бригады из четырех человек, вымащивающих плитками пешеходную дорожку. Один из них, подойдя ко мне, дал объяснение о маршруте и на прощание добавил: это бригада моего двоюродного дяди (показывая рукой на старшего по возрасту), он - осетинец, а я - ингуш, а два других напарника чуть поодаль - дагестанцы". После этого короткого разговора я удалился, неся в душе удовлетворенность за кавказское добродушие.

А теперь перенесемся абстрагированностью в будущую закономерную осуществимость. Если бы Советская власть просуществовала четыреста лет, как и монархия, то (хотят ли это христопродажные перевертыши или не хотят) за этот период наработанный императивно инстинкт альтруизма перешёл бы по прецедентности в разряд врожденного инстинкта.

Аналогичное течение личностно-исторического процесса, но с приставкой "анти", зафиксировала бы история от воображаемой четырехсотлетней деятельности христопродажных перевертышей, превратив для литераторов и журналистов Кавказ в источник каждодневных сводок о боевых действиях, ибо уже сформировался бы врожденный инстинкт, но не альтруизма, а антиальтруизма. Оттеняет этот негатив ещё и то, что христопродажные перевертыши без зазрения совести порочат позитивные достижения в материальной и духовной сферах жизнедеятельности советского народа.

В своем охаивании истории родной страны христопродажные перевертыши оглядываются на цивилизацию Запада. Стоит напомнить фальсификаторам и ренегаторам, что на Западе столетиями действует одна и та же Конституция как базис; экс-правителей не обливают так грязно, как делают это христопродажные перевертыши, ибо на Западе знают, что экс-правители - это продукты исторической сущности народа.

Возможно возражение в виде вопроса: "а если резко изменяющиеся общественно-социальные условия требуют изменения и Конституции?". Там, где уровень обеспечения жизни большинства населения выше биологической нормы Конституция меняется за несколько столетий один раз, а где большинство людей нищенствует - там через каждые пять-десять лет после революции идёт обновление конституции, а в странах третьего мира - через каждые полгода. Вот почему литературный критик Бодний А.А. в целях реализации заповеди о возлюблении человека человеком ставит на второе место после идеала Христова материально-техническое обеспечение.

Глава 282

"Если бы даже кто-нибудь его и достиг, то неизбежно натолкнулся бы на сопротивление других людей с их эгоизмом и разрушительными страстами", - этот пессимизм достоведческой исходности есть если не результат исторической неосведомленности, то - результат отсутствия внутреннего взгляда на взаимообусловленность между приводимым ранее по тексту понятием, стоящим за термином - "императив", - и наличием сопротивления от эгоизма и разрушительных страстей. Видимо, идеологическая зацикленность достоевсковедов явилась камнем преткновения на пути формирования тенденции к возможности положительных сдвигов проблемной заповеди.

Достоевсковеды создают ложное представление о внутренней противоречивости Достоевского Ф.М. касательно бесперспективности воплощения идеи заповеди в жизнь, приводя при этом эпистолярный текст великого писателя к Фонвизиной Н.Д.: "Я скажу вам про себя, что я - дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных". (Достоевский Ф.М. Письма. I, стр. 142).

Литературному критику Боднему А.А. неловко быть наставником, хотя и эфемерным, для достоевсковедов: в приведенном отрывке письма достоевсковеды принимают методику углубления философского познания Достоевского Ф.М. по принципу от противного и по отрицанию отрицания за душевную смятенность и нестабильность воззрений великого писателя. Наоборот, в этом отрывке Достоевский Ф.М. выражает эмоционально-устремленную экспрессивность мысли как признак необратимой, но выпестованной в горниле творческих обновлений веры в христианский идеал и его действенность. Пусть эта вера преподносится великим писателем как пробный камень, но Достоевский Ф.М. уже постиг цену его смодулированной превентивности, введя подкорректировочный действительности налагаемый на идеал мерочный образ - князя Мышкина.

Достоевский Ф.М. - сознательно вводит мерочный образ в жесткие условия бытия, чтобы осознать плюсы и минусы реализации идеи и тем самым постигнуть в сложном лабиринте противоречий жизни пути рационального хода, а не для того, чтобы показать сомнительность идеи, как думают достоевсковеды. Вообще-то, у литературного критика Боднего А.А. есть по этому поводу желание до дрожания в коленях: втиснуть бы в шкуру Достоевского Федора Михайловича... достоевсковедов и, несмотря на их... гробовое молчание, жестко-жестко делать там примерку формы и содержания... Сама настырность муссирования сомнительности идеи показывает, что Достоевский Ф.М. назло жестокой реалаьности верит в перспективную жизнеспособность её через фокус эволюционного прогресса человечества.

В порядке примечания: прилагательное "мерочный" отличается от корнеродственного прилагательного, но с приставкой "при" тем, что определяет степень схожести идеала с образом реалистичности как базиса, а не наоборот, иначе бы задействовалось прилагательное "примерочный". Эта особенность не распространяется на характеристику любвеобильности между рядовыми личностями, где должен действовать принцип по импровизации заповеди: сила медиумического любвеобилия должна быть равной силе селективного любвеобилия.

Глава 283

Литературного критика Боднего А.А. не покидает до конца ощутимость быть непонятым на предмет апробации идеала достоевсковедами. Эта ощутимость исходит из задепйствования как бы трёх состояний, трёх измерений субстанционных. Первое измерение (состояние) - это идеал; второе - мерочный образ (Лев Николаевич Мышкин); третье - реальная действительность. Схема движения апробационной позиционности усложнённая: от первого ко второму, от второго к третьему; второй этап - от третьего к первому. Теперь - овеществление схемы. Достоевский Ф.М. через мерочный образ вбирает из идеала проблематичную существенность. Мерочный образ внедряется в среду модифицировано. Измерительность мерочного образа становится характерностью среды. Претенциозность среды соотносится к идеалу. При наличии низкого показателя соотнесенности эксперимент повторяется на новой спирали с другим набором характерных признаков (образ Алексея Карамазова).

В порядке развития темы включим в обзор три фрагмента текстов от троих достоевсковедов.

"Достоевский изображал жизнь идеи в индивидуальном и социальном сознании... Его героиней была идея". (Б.М. Энгельгардт. Идеологический роман Достоевского в кН.: Ф.М. Достоевский. Статьи и материалы, т.2, М-Л, 1924г. стр.90). "Это тонкое замечание достоевсковеда Б.М. Энгельгардта получило под пером современного исследователя такую философскую интерпретацию, с которой никак нельзя согласиться", - утверждает достоевсковед Г.М. Фридлендер, приводя текст: "Для Достоевского в изображении первичное значение имеет не конкретный жизненный материал, а изложение какой-нибудь идеи или совокупности идей. Другими словами: романы он пишет не для того, чтобы изобразить внешние явления жизни, а для того, чтобы конкретизировать какие-нибудь идеи или теории.

Самое отражение действительности у него имеет как бы второстепенное значение, оно подчинено "изображению" идей... В романах Достоевского социальная тематика, изображение и критика общества являются преимущественно лишь оболочкой, а важна не эта оболочка, а то, что она прикрывает - идеи, так же не столько социальные, сколько морально-философские по содержанию". (Л. Каранчи. К проблематике писательской манеры Достоевского. 1961г., стр. 138-139).

Третий фрагмент текста: "Для Достоевского "первичным фактором были не "идеи" героев, по отношению к которым социальная жизнь являлась чем-то производным и второстепенным, а как раз наоборот - "идеи" героев представлялись Достоевскому сгустком социальной жизни, наиболее яркой и выразительной клеточкой её скрытых, определяющих тенденций. Именно поэтому идеи эти притягивали внимание романиста, служили для него предметом углубленного художественного анализа". (Г.М. Фридлендер. Реализм Достоевского, стр. 316).

Изыскательность всех трех авторов цитат грешит в той или иной мере против художественной правды и самобытной специфики таланта Достоевского Ф.М. первоначально надо ввести базисный фактор художественного мировоззрения Достоевского Ф.М. Прежде всего Достоевский Ф.М. - великий художник-психолог, и с этой позиции он извлёк урок: одержимость идей - это один спектр задействования на общественном уровне резонансирующих внутренних позывов натуры. Не резонансирующие на эту идею внутренние позывы, могут быть антиподны (первым и отвечать потребностям сугубо сокровенным установкам психики. Прагматически это находит выражение в том, что человек по идее причисляется к гуманистам, а по антиподному позыву - к подлецам. Кто-кто, а Достоевский Ф.М. это понял и душой и телом, возведя неписаный принцип в ранг литературного метода познания человека. Первый автор споткнулся на том, что принял бутафорно-акцентируемую фокусированность идеи Достоевского Ф.М. как признак жизни индивидуального и социального сознания героя, а не как стимуляцию парадоксальной противоречивости между обществом и личностью, между сознанием и подсознанием. Второй автор принял специфику реалистического метода Достоевского Ф.М. за идейность, забывая, что зачастую за "изображением" идеи кроется легализирование революционно-художественной новации. Третий автор грешит в плане наделения идеи правом фактора злободневности в фабульной конструкции романа, а не как наличествование фоновой сопутствующей озарённости эстетико-психологической парадоксальности. Сам Достоевский Ф.М. стоял над художественной идейностью, манипулируя ею в целях выразительности тонких и скрытых побуждений натуры как социальной составляющей.

Для полноты завершения освещения вопроса о идее уместно привести слова биографа Достоевского Ф.М., мемуариста Аверкиева Д.В.: "По словам Ф.М. Достоевского при создании художественного произведения важнее всего предварительно напасть на удачную идею. В том главная трудность, сюда должны быть обращены все усилия..." (Д.В. Аверкиев. Литературный силуэт Ф.М. Достоевского. В кН. Д.В. Аверкиев. Дневник писателя, в ХII т., СПб., 1885г., стр. 398).

Литературный критик Бодний А.А. выводит из поля критики достоверность пересказа, сосредоточивая притягательность на обобщенности момента выделения Достоевским Ф.М. сути предназначенности идеи, а она не в пользу трех перечисленных выше достоевсковедов и самого Д.В. Аверкиева. К изложенной собственной обоснованности литературный критик Бодний А.А. может добавить, что Достоевский Ф.М. в аверкиевской откровенности через удачно выбранную идею (как фокус) экспрессирует остросюжетность интереса, наделяя её вспоможествующей функцией... для себя, и главной... для читателя. А что ждёт идею в конце романа, задаёт сам себе вопрос литературный критик Бодний А.А.? А она испаряется как роса на солнцепеке. Невольно ассоциируется анекдотический эпизод из жизни. Одного какого-то известного московского артиста после женитьбы спросили: "чем тебя привлекла твоя невзрачная невеста?". На что он ответил принципиальным унисоном Д.В. Аверкиева: "она очень вкусные пельмени готовит, что я не могу оторваться".

Вопрос литературного критика Боднего А.А.: "от кого оторваться?". Пусть этот вопрос останется сакраментальным для достоевсковедов.

Глава 284

В целях выделения многоспектральности идеи Достоевского Ф.М. через сопряженность с реальной действительностью литературный критик Бодний А.А. приводит фрагмент достоевсковеда Фридлендера Г.М., в котором собственная мысль перемежевывается с соображениями Достоевского Ф.М.: "Чем она успела так измучиться в 17 лет?" - спрашивал Достоевский Ф.М. в "Дневнике писателя", анализируя предсмертное письмо дочери Герцена, покончившей с собой в этом возрасте. И писатель замечал, что "в этом-то" и состоит "страшный вопрос века", вызвавшего у массы людей не только из интеллигенции, но и из народа "страдальческое мучительное настроение... духа" (Достоевский Ф.М. Собр.соч.т.ХI, стр.493), тоску "по высшему смыслу жизни, не найденному... нигде". (Достоевский Ф.М. Собр.соч.т.ХI, стр. 490). И ещё два фрагмента самого Достоевского Ф.М. как отголосков на трагическое событие. Первый. "... В этих иных юных душах, уже вышедших из первого детства, но далеко не дозревших до какой-нибудь хоть самой первоначальной возмужалости, могут порою зарождаться удивительные фантастические представления, мечты и решения). (Достоевский Ф.М. Собр.соч.т.XI, стр.497). Второй. "Несоответственных идей у нас много, и они-то и придавливают.

Идея вдруг падает у нас на человека, как огромный камень, и придавливает его на половину, - и вот он под ним корчится, а освободиться не умеет. "(Достоевский Ф.М. Собр.соч.т.XI, стр.302).

Литературный критик Бодний А.А. не будет заострять внимание на неточности психодиагноза Достоевского - психолога в том плане, что современный великому писателю уровень медицинских знаний не располагал исследовательскими результатами, доказавшими наличие в генетической запрограммированности человека ущербного гена, определяющего в юношеском возрасте ситуационное неодолимое влечение, а во взрослом возрасте - тенденцию к самоубийству. Типично для данной трагической ситуации то, что дискомфорт внешнего мира (особенно социальный) вызывает дискомфорт внутреннего мира.

И Достоевский как раз акцентирует внимание на зависимости негативных подвижек в социальном сознании личности от степени дискомфортности среды. Настораживает литературного критика Боднего А.А. не столько единичность ущербного гена, дающая и немногочисленность бед автономных (хотя каждое проявление ущербного гена - это общественно-трагедийное потрясение), сколько мутность антикультурного потока теле-компьютерной продукции Запада, щедро оплачиваемая христопродажными перевертышами, которая катализирует в юном криминалосклонном сознании смертоносную похоть чужого кровопролития.

"Несоответственных идей" у самого Достоевского Ф.М. - от первого и до последнего романа. Но ни один ещё достоевсковед, кроме литературного критика Боднего А.А., не сделал разграничение предназначенности идеи: для самого Достоевского Ф.М. как контридея и для читателя как эфемерная идея. А всё потому, что ни один достоевсковед не желает признать, что идея для Достоевского Ф.М. является не элементом художественно-реалистического метода, а элементом фоновой притягательности, не выходя никогда ни в одном романе из теории идеи в практику идеи! Более того сами подходы к разделительной линии далеко-далеко не идентичны по форме к действиям теории идеи. Единственно, что объединяет подходы и теорию идеи - это трагедия (без учёта размерности) с кровавым следом.

Повтор отрывка из приведенного фрагмента: "... Идея вдруг падает у нас на человека, как огромный камень, и придавливает его на половину, - и вот он под ним корчится, а освободиться не умеет". Невольно задается вопросом литературный критик Бодний А.А.: а почему такой безысходный пессимизм от идеи - "корчится, а освободиться не умеет", - ведь она продукт общественного сознания? Ларчик открывается просто. Достоевский Ф.М., как психологический социолог, понимал философски, что "несоответственные идеи", которыми изобилует общество используются страждущими душами в качестве духовного наркотика, способного сгладить хотя бы на время ощущение социальной дискомфортности, в лучшем случае, и удовлетворить порочноскрытые позывы, в худшем случае.

Вторая вариация аномальная и малочисленная. А почему же тогда Достоевский Ф.М. поголовно внедряет в художественную заданность крах "несоотвественных идей"? Наглядность здесь просматривается, если взять эдемский исход как фоновый. Несовершенность морально-нравственного облика человека Достоевский Ф.М. берет за монументальность философичности, считая, что запретный плод (идея) более притягателен, нежели с общепринятым вкусом стандартный плод (идея). Но если вкушение запретности будет происходить не в прикладном воплощении, а в виртуально-абстрактном представлении на ... страницах романа, то читатель, пропуская через себя потенциально опасную для жизни смодулированную конструкцию из сюжетно-выборочной разверстки, может испытывать остроту стресса, не уступающую реалистическому факту. Это не стремление литературного критика Боднего А.А. выдать желаемое за действительное. Технология эмоциональности, протекающая через художественно-абстрагированную образность, взята из... самого творчества Достоевского Ф.М.

Когда Достоевский Ф.М. ваял сцену убийства двух родных сестёр Родионом Раскольниковым, то из рабочей комнаты, окно которой выходило на улицу, раздавались душераздирающие вопли вперемежку со стонами и криками. Этот шумовой диссонанс привлек внимание прохожих, и в скором времени в дверь его съемной квартиры настойчиво постучались. Визитерами были жандарм и его понятые. Разобравшись с ситуацией, сымитированной под преступление, непрошенные гости удалились без составленного протокола.

Часть двадцать девятая

Глава 285

Удалились без составленного протокола потому, что убийство в иллюзорно-творческой сфере не подчиняется земным законам. Стоп! Возражение от достоевсковедов: "а как же, по библейской заповеди, даже соблазнительный взгляд на чужую жену уже является нравственным преступлением, не говоря тем паче о намерении убийства?" Дело в том, что в абстрактно-творческой сфере имеет место не истинность чувств, а игра чувств Достоевским - художником. А Достоевским - гражданином? А для Достоевского - гражданина имеет место ... истинность желания проявления чувств. Стоп! Вопрос от достоевсковедов: "так тогда имеет место совпадения интересов умерщвления процентщицы-паука и Родиона Раскольникова и Достоевского Ф.М.?". совершенно верно. Но литературный критик Бодний А.А. будет в изложении поднятой темы отдавать предпочтение Достоевскому - художнику в первую очередь, а не Достоевскому - гражданину. Достоевский Ф.М. условно подразделял читателей на две категории. Первая малочисленная категория включала в себя неисправимых устремителей к победе нездоровой рефлексии. Ощущая подсознанием игру чувств Достоевского Ф.М. на творческом поле, эта категория своей криминогенной волей создаёт психологический режим, при котором запретный плод переходит в духовную пищу от насильственного пересечения игры чувств Достоевского Ф.М., принятой как предрасположенность к запретному намерению, с модулированным актом предтечности преступления этой категории. Здесь "горбатых" исправляет только могила.

Вторая категория лишена способности переходить разделительную линию между дозволенным и недозволенным. По видимости приближения к разделительной линии эта категория подразделяется на две группы. Первая группа манерой поведения и свободой мышления напоминает схожую отдалённость с первой категорией. Эта группа стремится экспрессивно-абстрагированно добиться пересечения... двух параллельных линий-игру чувств Достоевского Ф.М. и возможность воплощения в реальность вожделенной... сомнительности. Эффект здесь получается с незаконченным и призрачным... финалом.

Стремясь следовать абстрагированностью за динамикой схематичности параллельных линий, эта группа достигает преддверия параболической искривленности... Вселенной.

А дальше во всенарастающем прессинге разумноподобной упругости Вселенной теряется ощущение пульса динамики схематичности. И в самой кульминационной напряженности абстрагирования появляется исподволь неуловимо пришедшее ощущение потери... бесконечной размерности Вселенной. И будто бы по бумеранговому эффекту зацикливается аураничность субъекта исход динамики схематичности. Появившейся магической осязаемостью субъект как бы ощущает рядом с собой за незримой, но твёрдой как сталь стеной... точку пересечения параллели.

Недосягаемость запретной вожделенности начинает плавно и неуклонно гасить амплитуду абстрагирования, превращая пространство зацикленности в... безысходную серость бытия.

Переход от бесконечного дозволенного к неуправляемому человеческим разумом вселенской псевдоконечности заканчивается психологическим... отрезвлением.

Сам Достоевский Ф.М. принадлежал к этой группе. О степени сдерживания порочных позывов у Достоевского Ф.М. достоевсковеды осведомлены лучше, чем литературный критик Бодний А.А., поэтому эта психологическая казуистика считается исчерпанной... условно.

Вторая группа - это критически-познавательная, которая через многоспектральность гражданского и духовного интереса внедряется в проблематику и идеологии, и социологии, и психологии, и эстетики. Внедрение идёт параллельно с формированием протестного духа и путей виденья прогресса. Возможно возражение: "вот к этой группе и надо отнести самого Достоевского Ф.М. "Нет, Достоевский Ф.М. к этой группе непосредственно не причастен, так как стоит... над этой группой, дирижируя общечеловеческими и частными интеллектно-духовными и... идейно-социологическими потоками.

Глава 286

Стоя над идейной протуберантностью общества и личности, Достоевский Ф.М. чётко памятует, что идея - это продукт общественно-идеологического управления антиподностью мировоззрений в диапазоне от социального класса и до "малограмотного общества". По этому поводу Достоевский Ф.М. писал: "Идеи летают в воздухе, но непременно по законам; идеи живут и распространяются по законам, слишком трудно для нас уловимым; идеи заразительны, и знаете ли вы, что в общем настроении жизни иная идея, иная забота или тоска, доступная лишь высокообразованному и развитому уму, может вдруг передаться почти малограмотному существу, грубому и ни об чём никогда не заботившемуся, и вдруг заразить его душу своим влиянием?" (Достоевский Ф.М. Собр.соч.т.XI.стр.490).

Глава 287

Эта цитата как бы предопределяет соотнесение к персонажной идейности романа "Братья Карамазовы". В связи с этим литературный критик Бодний А.А., освещавший частично эту тему в шестом томе своего Сборника, считает за приемлемость дать существенное дополнение. Предварительно войдем в преддверие персонажной прототипности реалистического метода Достоевского Ф.М., начав с сопоставимости. Предваряемость берем с композиционности "Идиота". Общеизвестно, что в художественный замысел, равно как и в вымысел, Достоевский Ф.М. проецировал модифицировано трансформированные и аллегорически- гипертрофированные действующие лица из криминальной газетной хроники своего времени. Большинство достоевсковедов сходятся во мнении, что купец Мазурин, убивший ювелира Калмыкова, как свинья на кобылу, похож самосознанием и мотивировкой на Парфена Рогожина из "Идиота". Единственно, что совпадает, так это атрибутика и аксессуары ритуальности, о чем повествует достоевсковед Фридлендер Г.М.: " После совершения убийства Мазурин покрыл труп "американской клеенкой" и поставил возле него два поддонника и две миски "ждановской жидкости" - детали эти повторяются в романе в связи с убийством Настасьи Филипповны (причем на совпадение их с деталями "московского указывает Мышкин)". (Г.М. Фридлендер. Реализм Достоевского. М. 1964 г. стр. 260).

Да, есть один профессиональный признак сходства свинокобыльного прототипиоза - оба героя являются купцами неопределенной гильдии. Теперь проанализируем свинокобыльный прототипиоз в художественном замысле и сюжетно-эпизодической разверстке " Братьев Карамазовых". Сходство по профессиональному званию имеет место и в этом романе: и реально существовавший "прототип" Ильинский и художественный персонаж - Дмитрий Карамазов - оба поручики. Достоевский Ф.М. в эпистолярной откровенности признался, что " не верил этому (трагедии Ильинского) преступлению". ( Достоевский Ф.М. Собр. соч. т. III. стр. 316). Вот эта откровенность Достоевского Ф.М. и явилась отправной точкой для достоевсковедов в определении генеральной направленности толкования фабулы романа на протяжении 150-ти лет. Литературный критик Бодний А.А. сразу отрезвляет профессиональную возомнительность достоевсковедов. Трагедия родства Ильинских неполноценна и не эквивалентна литературоведческой изыскательности трагедии родства Карамазовых. Суперсущественность этой несоответственности - отсутствие второй наказуемой жертвы на момент вынесения приговора по трагедии родства Ильинских! Это не только изъян для литературоведческой изыскательности, но и аргументированное обстоятельство для предрасположенности (в соотнесенности к неадекватности трагедии родства Карамазовых) к психологической незавершенности следственного дела.

Две жертвы на момент вынесения приговора по трагедии Карамазовых - обреченный на каторжные работы Дмитрий Карамазов и покончивший самоубийством жизнь Павел Смердяков, наказанные за причастность и псевдопричастность к отцеубийству, - не есть постановка проблемы, нацеленной предвзятостью литературного критика Боднего А.А. Это обстоятельство не равнозначно постановке вопроса о двух подозреваемых, что достоевсковеды упускают из виду в течение полутора столетий. Это не стилистическая тавтология. Речи бы об этом обстоятельстве литературный критик Бодний А.А. не вел, если бы не реакция Достоевского Ф.М. на вынесение приговора по делу родства Ильинских, когда младший брат поручика Ильинского в течение почти двух постприговорочных лет строил свое счастье на несчастии старшего брата.

Павел Смердяков свел счеты с жизнью до вынесения приговора, предварительно исповедовавшись перед Иваном Карамазовым на предмет непричастной истинности к убийству. Не исключен иронический контрдовод со стороны достоевсковедов: "не выдержали, мол, нервы у Павла Смердякова в преддверии судебного.... разоблачения". Единство исповедальности и истинности за считанные часы до самоубийства - это не только индивидуальный, но и традиционно - исторический постулат. Не признавать его - значит быть в плену идеологической зависимости. Этот плен сформулирован недоговаривании достоевсковедами философско-бытийного непрямого намека на убийство во фразе... Дмитрия Карамазова: "... Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей..." Вот и выходит на поверку, что божеское прикрытие ромео-джульеттовской любвеобильности Дмитрия Карамазова к женщине пиррово... побеждается не псевдодьяволом в обличии... родного отца Федора Павловича Карамазова, а дьяволом в обличии... животной притягательности к денежному источнику интимно-разгульного безудержа, сокрытому в ... наследстве!!

Произвести акт самоубийства Павел Смердяков, если был бы, по мнению достоевсковедов, истинным убийцей, - мог бы и после вынесения Дмитрию Карамазову... оправдательного приговора за считанную минуту до взламывания двери жандармами в его жилище. Неужели достоевсковеды настырно не хотят понять, что скрытая раскованность, которой они несправедливо наделяют Павла Смердякова как убийцу, не могла не господствовать до вынесения импровизированного литературным критиком Бодним А.А. оправдательного приговора Дмитрию Карамазову над страхом перспективного наказания!? Придерживаясь же сценария финала суда над Дмитрием Карамазовым по сюжету романа, скрытая раскованность Павла Смердякова как убийцы будет держать его в том же криминальном ключе, который начинался с плана убийства. В художественной же данности предположительность достоевсковедов оказалась несостоятельной.

Второй момент касательно оправдания Павла Смердякова. Литературный критик Бодний А.А. в пятом томе своего сборника показал несоответственность вещественного доказательства (факта) схеме физической достоверности убийства: Достоевский Ф.М. ввёл её не по небрежности к точности ситуационности, а .. преднамеренно-умышленно. Могут возразить Достоевсковеды: " Достоевский Ф.М. не дает вещественного или ситуационного факта (доказательства), он дает набор причастностей в парадоксальной обусловленности". Литературный критик Бодний А.А. опровергает это. Нет, Достоевский Ф.М. даёт вещественный или ситуационный факт (доказательство), но без субординаторской именной воздейственности. В связи с этим литературный критик Бодний А.А. напоминает достоевсковедам известную, как отче наш, своеобразность литературного эксперимента в сопоставлении с профессионально-следственным экспериментом. Литературный эксперимент может нести в себе преднамеренно умышленную ошибку или неточность как полунамек или полутайну в сюжетно-перспективной ожидаемости категоричности оправдания или признания виновным подозреваемого героя романа. Анализом схемы нанесения смертельного удара Федору Павловичу Карамазову (Бодний А.А. сборник "Преодоление недосягаемого", т.5, стр. 86) литературный критик Бодний А.А. опровергает вещественно-доказательно причастность Павла Смердякова к убийству.

Часть тридцатая

Глава 287

Достоевсковед Фридлендер Г.М. пишет: "Для Достоевского, говоря словами Мышкина, " рогожин не одна только страстная душа; это... боец, которому "до мучения" нужно "во что-нибудь" и "в кого-нибудь" верить, чтобы найти исход из трагической пустоты своего существования.... Итак, для Рогожина, по мысли Достоевского, возможен выход, который состоит в обретении Парфеном "внутреннего человека", в его победе над своей страстью под влиянием "братского" отношения к Настасье Филипповны, к князю, к другим людям. Так, психологическая драма Рогожина осмысливается Достоевским, подобно драме Настасьи Филипповны и других персонажей, как вариант борьбы "гордости" и "смирения"... И все же моральная трагедия Рогожина остается по своему объективному содержанию трагедий социально-психологической". ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.- Л. 1964 г. стр. 241)

Как в слащавости речей князя Мышкина о рогожине, так и в сцене коленопреклонения старца Зосимы перед эмоционально-взбудораженном Дмитрием Карамазовым, есть общий этический прием... церкви - напускное благодушие по нейтрализации дьявольского духа. Церковную хитрость усваивают и Дмитрий Карамазов и Парфен Рогожин, - первый, - хитро пробирается ночью к отцу родному, чтоб совершить убийство; а второй - обменивается нательным крестиком, чтобы бог простил потом его за преступление.

Оба - и Толстой Л.Н. и Достоевский Ф.М.- отражают "непротивленство злу насилием", но первый отражает как свою идею, а второй - как голографический признак героя! В этой голографии Достоевского Ф.М. объемно стыкуются инградиенты палитры насущно-человеческой проявляемости - это и социально-собственнические, и этико-эстетические, и морально-психологические, и философско-бытийные. Это дает право литературному критику Боднему А.А. утверждать (параллельно соображениям достоевсковедов), что Достоевский Ф.М. изобразил трагедию Рогожина и как "моральную", и как "социально-психологическую". В этом и выражается своеобразие и особенность критического реализма Достоевского Ф.М. - уникальная парадоксальность его творчества.

Глава 288

Достоевсковед Фридлендер Г.М. пишет: " Размышляя над трагической и противоречивой картиной русской жизни, Мышкин не может отделаться от впечатления "хаоса", "сумбура"... В взволнованных речах персонажей слышится глубокое убеждение писателя в том, что основной чертой всей изображаемой им дисгармонической и противоречивой общественной жизни является её переходный характер, его убеждение в неизбежности моральных и социальных перемен..." (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. Стр. 241). Литературный критик Бодний А.А. пробовал инвентаризировать "переходные характеры", несущие "убеждение в неизбежности моральных и социальных перемен" в истории человечества, начиная с первобытнообщинного строя, но сбился со счету, так как количественный показатель вошел в трехзначные числа, неся на всем протяжении исчисления общую обозначенность "невозможности жить по-старому, мириться с существующим положением вещей". Если производить количественно- показательную форму учета, то протяженность в историческом времени и неиссякаемая злободневность социальных требований должны давно подвести человечество к прагматической мысли о снятии с повестки дня социальных проблем как решенных. На поверку же выходит, что как тысячи лет назад (нет, не сотни, а именно тысячи лет), так и в современном мире социальные вопросы ни на йоту не потеряли остроту.

Откуда же такая камнепреткновенная неразрешимость вожделенного желания? Ларчик-то открывается просто: вожделенность-то в поколениях - дисперсна, а социальность - непрерывна! Вот она - та кощеева игла бессмертия социальной проблематики. Фигуральное обозначение этого парадокса: старшее поколение с неосуществленным вожделением уходит в могилы, а новая смена, принимая вожделенность за чистую монету, горит желанием заполучить её. Состарившись, это поколение уносит с собой в могилу незаполученное вожделение, оставляя новому поколению те же социальные проблемы. И так- из поколения в поколение, из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие! Чтоб дольше сохранять в душах живущих огонёк вожделенности используются катализаторы, в частности, - программа ( с двадцатилетним сроком ожидания) формирования гражданско - светского рая, т.е. коммунизм; и менее доверительная программа - пятисотдневная одемокраченность общества.

Глава 289

Достоевсковед Фридлендер Г.М. дискутирует: " Отождествление идеала гармонического человека с образом Христа вносило, однако, в самое представление Достоевского о гармоническом человеке очень большие внутренние противоречия. Вместе с христианскими мотивами в мечту писателя о "положительно прекрасном" человеке неизбожно проникало аскетическое начало, начало противопоставления "духа" и "плоти", идеализации смирения и страдания. Эта внутренняя противоречивость идеалов Достоевского, в которых гуманистическая светлая мечта о гармоническом человеке объединяется с идеализацией христианской морали, получила свое отражение в образе Мышкина. ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М - Л. 1964г. стр. 244-245)

Приписывание Достоевскому Ф.М. формирование самоосложнённости из-за внутренних противоречий по линии "идеал - прекрасный человек" является не объективным. Достоевский Ф.М. стоял над инградиентами противоречия: "аскетическое начало; начало противопоставления "духа" и "плоти", идеализация смирения и страдания". А вот Гоголь Н.В. был в одной плоскости с этими инградиентами, но это уже другая тема. Разноплоскостность давала преимущество Достоевскому Ф.М. в том плане, что позволяла чётко проводить межевые границы между реалистичной тенденциозностью и идеализацией чувственной символики, между одухотворенной желаемостью и художественной достоверностью образов, между программой действий концептуальной теорией.

Глава 290

Достоевсковед Фридлендер Г.М. сопоставляет: " Революционные демократы рассматривали человека как единое, цельное существо. Они утверждали, что между материальной, физической и духовной природой человека, между личностью и обществом нет непреодолимого противоречия... Чем выше развита человеческая личность, утверждал Чернышевский в " Что делать?", тем более благородные общественные идеалы, интересы других людей становятся её собственными неотъемлемыми личными интересами... в противоположность Чернышевскому Достоевский полагал, что человек по природе своей - двойственное, противоречивое существо, в котором сочетаются добро и зло, самоотвержение и утончённейший эгоизм. Победа нравственного начала возложена, с точки зрения Достоевского, лишь путем отказа от своей личности, отказа от "гордости" путем самоотречения, "смирения", подавления плоти. ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М- Л. 1964г. стр.250)

Литературный критик Бодний А.А., что чем развитее человеческая личность, тем....изощренней и методичнее приемы закабаления другой личности... если бы достоевсковеды учитывали хронологическую последовательность критических изломов в судьбах двух писателей - Чернышевского Н.Г. и Достоевского Ф.М., - то пришли бы к единому мнению о одинаковом реагировании на поднятую тему обоих писателей на исходе жизни... Насаждение Достоевским Ф.М. религиозного поклонения и внедрения принципов земной церкви в нравственное поведение личности - не есть идеологический прием, как считают поголовно достоевсковеды, а это - попытка, точнее, художественная проба переключить тяготеющие к низменным инстинктам образ жизни и самосознание на нейтрализующие негатив врожденный и приобретенной безнравственности религиозные приемы благосклонности, то есть, не с целью приобщения к вере, а с намерением обуздать в какой-то степени слепой исторический потенциал дискомфортности души русского человека из народа. И не надо здесь достоевсковедам изыскивать симптомы реакционности в творчестве Достоевского Ф.М., а надо набраться мужества заявить, что все программы за тысячелетнюю деятельность человечества, разрабатываемые земными богами по ублажительному обустройству мира, были не столько декларированными, сколько императивно-желательными с учетом неисполнимости, а предотвращения регрессии, истоки которой сокрыты в природе человека.

Глава 291

Достоевсковед Г.М. обличает : "Тот рост преступности, аморализма, хищничества, который в действительности был одним из следствий развития капитализма в России, роста эксплуатации, обнищания трудовых масс, Достоевский пытался объяснить развитием революционных "нигилистических" теорий. Это грубейшей ошибкой писателя. ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. Стр. 254)

Литературный критик Бодний А.А. считает, что прежде чем нарекать "грубейшей ошибкой писателя объяснения Достоевским Ф.М. хищнических издержек капитализма " развитием революционных нигилистических теорий", - достоевсковедам было бы полезно обновить взгляд на том обстоятельстве, которое вам преподнесет в гротескно - гиперболической форме критик Бодний А.А. " по секрету - всему свету." вот сценарий этого секрета. Начало. Незадолго до кончины Гоголь Н.В. наносит визит журналу "Современник" и застает Некрасова Н.А. и всю его команду за яствопитьевым застольем (которое, как замечают современные журналу источники, было почти ежедневным). С горьким осадком в душе Гоголь Н.В. навечно покидает революционно-демократический апологет, возглавляемый Некрасовым Н.А. конец мини-сцены.

Развивая эту ситуацию в режиме превентивного модулирования, литературный критик Бодний А.А. в праве предположить, что наработанные этико-светские манеры революционные демократы, захватив бы власть в первый приход капитализма в Россию в эпоху Достоевского Ф.М., привили бы их и в кремлёвские апартаменты. И тогда бы вся российская бюрократически-чиновничья братия, взирая на своих олимпийских покровителей, считали бы за норму должностного поведения и этикета ежедневное застолье. А кто бы тогда занимался отеческим просветительством России? А постсибирский деятель литературы - Достоевский Ф.М., находившийся к тому времени в восходящей апогее литературного человековедения как великий знаток всей колоритности русской души.

Глава 292

Достоевсковед Фридлендер Г.М. заочно полемизирует с Достоевским Ф.М.: "... в изображении душевной драмы Ипполита сложным образом переплетаются суровая жизненная правда и реакционная тенденция, искажающая эту правду. Достоевский считает, что страдания Ипполита вызваны не обществом, а природой; поэтому устранить причины, вызывающие эти страдания,- не во власти человека. И в то же время Достоевский показывает совсем иное - что главная причина страданий Ипполита, как сознает в душе и сам Ипполит, - одиночество, равнодушие окружающих, отсутствие участия к нему со стороны других людей. Таким образом, Достоевский, не замечая этого, опровергает в романе те предпосылки, на которых построена вся его полемика с социализмом: главным источником, вызывающим страдания людей, он сам склонен признать не природу, а общество!" (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л. 1964г. стр. 257).

Достоевсковеды совершенно правы, давая этико-концептуальную оценку тематическим отдельностям, но совершенно не правы, когда не выделяют художественно-философскую результирующую на основе органического слития отдельностей. Для Достоевского Ф.М. каждая отдельность - это есть художественный прием великого писателя, который альтернативно вскрывает глубину душевной спектральности героя, показывая, насколько эмоционально богата натура человеческая. Со счетов не сбрасывается и реалистичность преподносимость вариантов концептуальности, но последнее критическое слово - за бессрочностью и бесконечностью осмысления мировым интеллектом. В этом и есть непревзойденные новации сюжетно - фабульного построения великого писателя. В альтернативе Достоевский Ф.М. - широкий разброс обличительства и объективизма: здесь и внесение существенной поправки в судьбу человека от действия аномального рока природы.

Достоевсковед Фридлендер Г.М. полемизирует заочно с Достоевским Ф.М.: "Но и другая предпосылка, из которой исходит Достоевский при изображении душевной драмы Ипполита, оказывается столь же призрачной, как первая. Достоевский хотел бы доказать, что страдания Ипполита исчезнут вместе с его гордостью. На деле же он реалистически показывает, что самая "гордость", болезненный эгоцентризм Ипполита, его анархический бунт индивидуалиста, от которого он глухо и мучительно страдает, являются отражением его одиночества, бесчеловечности общественной жизни, окружающей Ипполита, вызваны его оторванностью от народа, от других людей, обрекающей его мысли на болезненные блуждания". ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л. 1964 г. стр. 257-258).

Из психологически сложенного рисунка душевной драмы Ипполита Достоевский Ф.М. как тонкий психолог выделяет самое рациональное зерно активизации остатка жизни, зерна, которое не узрели достоевсковеды. Художественно - аналитически смоделировав всю сложность тенденций обреченности Ипполита, Достоевский Ф.М. предлагает модель активизации кинетики внутреннего мира Ипполита с задействованием всего разнообразия механизмов эффективного...ухода из жизни обреченной души. Литературный критик Бодний А.А. сразу упреждает, что не надо достоевсковедам идентифицировать тезис "антииндивидуалистический бунт" Родиона Раскольникова (по Боднему А.А.) и предлагаемое эндоэнергетическое одиночество для Ипполита (тоже по Боднему А.А.) ; это разные пласты осмысления, первый - это теологически-философский, а второй - психологически-защитный. Путем фокусирования осмысленной экспрессии протеста Достоевский катализирует остаток жизненных сил Ипполита; более того на плацдарме этого остатка Достоевский Ф.М. формирует новый спектр протестного видения судебностной проблемы для Ипполита. Сам факт новизны мироощущения для Ипполита (пусть даже без облегченности биологической жизни) уже зарождает абстрактный импульс сопротивлению кризиса. А это уже не только этическое, но и стилистико - реалистическое признание непобедимости силы духа над силой плоти. За это уже низкий поклон Достоевскому Ф.М. от всех обреченно метущихся мучеников, читающих великого писателя.

Глава 293

Достоевсковед Фридлиндер Г.М. констатирует: "Роман "Идиот" является скорбным признанием того, что между "евангельскими" идеалами Мышкина и жизнью существует пропасть, что для преобразования действительности и счастья людей нужны иные пути, чем те, который утверждает герой романа". (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л. 1964 г. стр. 252). Роман "Идиот" является не "скорбным признанием", а подтверждением доктрины Достоевского Ф.М. о приоритете порочной "плоти" над "евангельским" духом как константы человеческой сущности, демонстрирующей всей исторической практикой человечества. А отсюда и сентенция: "лучше горькая правда, чем сладкая ложь" ,- в этом и есть содержательность реалистического стиля Достоевского Ф.М.

Глава 294

Достоевсковед Фридлендер Г.М. оппонирует: "... кризис, которое переживало русское общество в пореформенную эпоху, имел, прежде всего, не политическую или экономическую, а нравственно-религиозную почву, многократно выражена в романе. С этой точки зрения особенно важна сцена, в которой Лебедев перед собравшимися у Мышкина гостями вторично толкует Апокалипсис. Лебедев выражает здесь уверенность в том, что не только "железные дороги", но и "всё это настроение наших последних веков, в его общем целом, научном и практическом...проклято"... Характеризуя современность иронически как "век пороков и железных дорог" , Лебедев усматривает причину неисчислимых бедствий современности в отсутствии "связующей, направляющей сердца и оплодотворяющей источники жизни мысли". Без подобной "связующей мысли", без "нравственных оснований", заявляет Лебедев, " Люди науки, промышленности, ассоциации" не смогут "спасти мир", отыскать для него "нормальную дорогу". Только основанная на религии нравственность может служить гарантией прочного будущего человечества- "всеобщего мира" и "всеобщего счастья" , которые невозможно основать на одной "необходимости". (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л. 1964 г. стр. 242-243).

Несмотря на то, что Лебедев ( полуотрицательный - полуположительный герой ), относящийся к категории "случайных семейств", характеризующийся как "ходатай по разным темным делам", в приведенном выше фрагменте текста выражает... судьбоносно- исторические взгляды на итог деятельности человечества, на узаконивание этого итога через... Апокалипсис и на выход из исторического тупика через... псевдополифоничность религии ( хотя Достоевский Ф.М. подразумевает межстрочно вместо религии- красоту души человеческой) . Несоответственность между рейтингом Лебедева и глобальностью его мысли- есть маркировочный ход Достоевского Ф.М. усыпить бдительность...капиталистической цензуры.

Апокалипсис, с одной стороны, и "век пороков и железных дорог" (увенчанный "денежным мешком" вокруг которого завихряются человеческие отношения), с другой стороны,- это промежуточный результат диалектики развития антагонизма между нравственностью и безнравственностью , это истребляющая антиподность - "мина замедленного действия". Кто не хочет понять этого, фокусируется на приобщенности к орбите завихрения " денежного мешка"; кто осознал всю пагубность задействования хищнических инстинктов,- озабочен обезвреживанием "мины". Достоевский Ф.М. устами Лебедева предостерегает человечество от непоправимого.

Употребление Достоевским Ф.М. в этом ракурсе теологического понятия " Апокалипсис" свидетельствует не о предназначенности его как религиозного метода для урезонивания симптома "денежной лихорадки", а как...орудия в форме всемирно-карательной страшилки в руках потенциально-консолидирующих личностей вокруг источников нравственности.

Глава 295

Достоевсковед Фридлендер Г.М. о идейно-бытийном заблуждении: " Герои Достоевского не только переживают разлад с окружающим обществом, но и несут в себе груз порожденных им ложных идей и иллюзий. Яд буржуазного индивидуализма и анархизма проник в их сознание, отравил их кровь, а потому самым страшным врагом их являются они сами, как можно видеть на примере Раскольникова". ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. Стр.209).

Чушь! Никакого яда нет буржуазного индивидуализма и анархизма, особо это видно их эпизода, когда Раскольников идет на преступление и робко, с замиранием сердца (далеким от "необыкновенного") проходит мимо дверей своей хозяйки, которой задолжал "по самые уши".

Глава 296

Достоевсковед Фридлендер Г.М. теряет четкость определения приоритетности: "... "Единичные случаи", явления, подлежащие изучению лишь одного врача-клинициста, но не художника-психолога( задачей которого Достоевский считал в первую очередь анализ преломления в жизни отдельного лица общественно-идеологических и общественно-психологических процессов), не привлекали к себе внимания великого русского писателя. (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. стр 210).

Достоевский Ф.М. брал "единичный факт" и к нему прививал идею, а наоборот, так как он был, прежде всего, художником-психологом, а не идеологом-политологом; к примеру, псевдосадистская фантазия Лизы Хохлаковой - "единичный факт", но к нему Достоевский Ф.М. к концу романа так и не привил идею; значит, главное для него - больная психика, а не общественные явления.

Достоевский Ф.М. привил к Раскольникову идею о "необыкновенных" потому, что Раскольников не носил предпосылки убийцы, и Достоевский Ф.М. насильственно через псевдоувлечённость идеей (но не через псевдоидею!) вложил в руки Раскольникова топор; еще точнее, псевдоувлеченность идеей была для Достоевского Ф.М. своего рода метаморфозной средой для совершения преступления; а еще точнее, она была...ширмой, за которой Достоевский прятал истинное побуждение - материальный крах Раскольникова, скатализировавший социальный протест в изуродованной форме.

Глава 297

Достоевсковед Фридлендер Г.М. опровергает Фрейда Зигизмунда, как бы защищая Достоевского Ф.М.: " Вот почему нет ничего более ошибочного,... чем... попытки истолковать психологию Раскольникова и других центральных героев Достоевского Ф.М., исходя из модных в капиталистическом мире психоаналитических учений Фрейда и Юнга. Ибо наиболее характерная и показательная черта этих учений заключается отнюдь не в открытии роли "бессознательных" инстинктов и влечений в душевной жизни личности, а в специфическом объяснении механизма этих влечений, в стремлении противопоставить социально-историческому пониманию сущности человека и человеческой психики взгляд на человека как не существо, жизнь которого управляется раз навсегда данными, неизменными и притом асоциальными по своей природе, биологическими закономерностями". ( Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. стр.212-213).

Зигизмунд Фрейд совершенно прав, выдвигая на первый план тенденциозно-состовляющих сферу общественной жизни роль "бессознательных" инстинктов. Пример тому - бессознательность инстинкта Раисы Максимовны (супруги ставропольского комбайнера) по отношению к уязвлению самолюбия свердловского прораба, приведшее в конечном итоге к смене экономических формаций. могут возразить: "эволюционный ход предполагал смену формаций". Но ведь движущей силой эволюционных преобразований является амбициозно-противоречивый психологизм избранных в формате Эксперимента БОГа: не Раиса Максимовна, так другой бы нашелся источник "бессознательной" искророждаемости, который дал бы изначальный толчок эволюционной преобразовательности в революционную скоагулированность.

Достоевсковеды в качестве контрдовода о роли "бессознательного" преподносят кусок текста Достоевского Ф.М.: "Бессознательно редко что делается людьми, разве в лунатизме, в бреду, в белой горячке". (Достоевский Ф.М. Собр. соч. т. ХI, стр. 417). Не надо тривиально без контекста преподносить научно-методологическое воззрение: к активно-осознанному действию нормального человека подталкивает первичный "слепой", расстекаемый по потенциалу воли не непосредственный толчок, который дает аналитическую программу сознанию. Человек её воспринимает можно как рациональный ход мышления, а не подсознание, т.е. не "бессознательно". И только у психически больных, особенно с обсессивно - компульсивным расстройством, этот первичный толчок задействует комплекс "бессознательных инстинктов, которые только в перманентном сопряжении с сознанием формируют образ действий.

Глава 298

Достоевсковед Фридлендер Г.М. о психологии синтеза личности: "...психология личности в изображении Достоевского остается всегда в конечном счете детерминированной историей и общественной жизнью, в какой бы сложный подчас мистифицированной форме ни выступала при этом связь между общественной обстановкой и ее отражением в мозгу героя". (Фридлендер Г.М.Реализм Достоевского, стр. 214).

Литературный критик Бодний А.А. вносит дополнение в эту детерминированную соразмерность: мозг героя через авторское отражение есть продукт исторического сознания, поэтому детерминизм здесь- во взаимообусловленности и воли личности и исторического хода при доминанте объективного сущего.

Глава 299

Достоевсковед Фридлендер Г.М. о интерпретации идеи народности Достоевским Ф.М.: "Спор Достоевского с революционными идеалами эпохи, его проповедь страдания и отречения от бунта внесли в его интерпретацию идеи народности такие противоречивые и реакционные черты, которые уводили Достоевского в сторону от революционного, сознательно-демократического понимания народности... И все же центральная философско-этическая идея, которую Достоевский утверждал, в "Преступлении и наказании", - это мысль о народе как о носителе наиболее высоких и справедливых моральных и общественных норм, от которых неотделимы нравственные идеалы и судьба отдельной личности". (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. стр. 216-217).

Достоевский умышленно воспринимал народность через призму метафоричности в историко-теологическом исполнении, когда стада баранов, формирующих плацдарм для народности, из поколения в поколение шли слепо за лидерами-пастухами. В результате этих революционизированных хождений за "необыкновенными" шла замена одного лидера на другого, а стада баранов оставались со своими извечными проблемами, со своими бедами и болячками и физического и морального характера. Один единственный на всём земном шаре только Достоевский понимал, что такой кордебалет длится, что... столетия?! Нет, господа достоевсковеды, тысячелетиями идёт исчисление и будет ещё продолжаться пока Земля не сойдёт от настырного расщепления элемента мироздания со своей оси. Могут возразить достоевсковеды: "эту, мол, премудрость о реализации псевдоправды знают все лидеры, за исключением народа". Литературный критик Бодний А.А. вносит существенную поправку в понимании достоевсковедов: знают все лидеры и... народ. Конкретизируем мысль. Как нескончаемая отара баранов идёт за вожаком в... пропасть, по запечатленному эпизоду в классической картине художника кисти, так и широким народным фронтом идут за идеей псевдодемократии к своему земному богу его сателлиты и холуи через... трапы самолётов в... исчадие ада. Могут возразить от недоумения: "а не ни к селу ли и не ни к городу ли трапы самолётов и исчадие ада?" Нет, всё в рамках здравой логики. В эпоху социализма тоже было шествие широким народным фронтом за идеей коммунизма, но без... трагического подвоха, без того государственно-экономического хаоса и беспредела, который имеет место во втором пришествии капитализма, когда не только на всей территории России не найти даже днем с кадилом олигархических хозяев аэропортов, чтоб предъявить им претензии но и в оффшорных зонах они неуловимы. А претензии к ним, ох-ох-ох, какие большие-большие, даже больше, чем к... земному богу, по малому счету, а по большому счету, действующие официальные лица меняются местами.

Вот в этом-то и заключена вся соль вековечной проблемы, которую основательно усвоил сам Достоевский Ф.М. посредством собственного хребта и писательского пера! А куда же тогда пристраивается огромный багаж великого писателя с познанием души человеческой? А багаж нацеливает на понимание главного контекста потайных рычагов и стимулов человеческой деятельности: историческое подсознание, как серый кардинал, в форме "бессознательных" инстинктов "нашептывает" аналитическому сознанию генеральную линию действий, выдаваемую за "волю народа"... К "воли народа" можно отнести императивно и феномен из жизни современного общества, когда сорок девять немецких олигархов изъявили желание о добровольном повышении налога с собственного дохода, демонстрируя это как собственный полифонический голос... в ущерб полилогографической воли народа (но уже без кавычек!).

Глава 300

"Главные герои "Идиота"... выступают в романе как бы в двух различных планах. С одной стороны, они более или менее погружены в быт, в житейскую прозу, связаны с окружающим их миром и людьми обыденными, будничными отношениями и в этом смысле не отличаются от других персонажей. Но в то же самое время каждый из них переживает в душе сложную и болезненную борьбу, таит в себе незамечаемую окружающими и непонятную для них трагическую страсть. Именно столкновение этих трагических страстей, скрытых в душе главных героев, образует наиболее глубокий трагедийно-драматический план романа... Эта "двуплановость" видна не только в обрисовке характеров главных героев, но и в сюжете "Идиота". Каждый из его важнейших эпизодов имеет как бы двойной смысл: он является определённым звеном в развитии бытовых, житейских отношений между персонажами и вместе с тем определенным этапом в развитии драматических взаимоотношений и страстей главных героев, приближающим трагическую развязку романа". (Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. стр. 265).

Литературный критик Бодний А.А. считает достоевсковедческую "двуплановость" определения и разверстывания и характеристик героев и сюжетных линий утилитарной, статически упрощающей палитру жизнедеятельности героев Достоевского Ф.М. Литературному критику Боднему А.А. видится тот игольчатый перл с золотистой ниткой, которым Достоевский Ф.М. высокохудожественно шьет без разрыва всю сложную персонажно-сюжетную панораму романа, когда второго порядка отдельности (второстепенные герои и штрихи) панно-следно разжижаются в декоративно-композиционных петлях, давая возможность отдельностям первого порядка (главным героям и трагически-эпизодическим тенденциям) органически воссоздавать не "двуплановость", а цельность кинетически-голографического видения жизни романа.

Параллельно бытийно-житейским интересам и у второстепенных героев есть очаги вулканических страстей, но Достоевский Ф.М. довольствуется только тенденциозностью второстепенных героев, беря оттуда нужную порцию и нужное свойство цементирующего или разжижающего конструктивные добавки. Преимущественная привилегия главных героев над второстепенными - отсутствие эмоционально-сдерживающего табу, что дает возможность Достоевскому Ф.М. в нужном месте и в нужном количестве сформировать ситуационно-персонажный колорит художества и добиться не столько остросюжетности, сколько животворения панорамы романа.

Великое мастерство Достоевского Ф.М. проявляется в том, что извергающаяся на фабульно-сюжетном протяжении лава вулканических страстей главных героев высокоискусно распределяется между бытийно-житейскими отношениями и персонажной относительностью свободы в атмосфере ожидания оперативно-проблематичной разрешенности, создавая или живительность развязки или логическую предопределенность. То, что достоевсковеды именуют "двуплановостью", здесь аллегорически перевоплощаются в две предметности: первая - в сосуд, вторая - в содержимое, ну, подобно тому, как тело живое бренное уподобляется сосуду, в котором содержится душа неотошедшая. По модели Боднего А.А., получается, что ни "первый план", ни "второй" не могут с изначалия функционировать друг без друга в заданном композиционном режиме. В этой конструкции и добивается Достоевский Ф.М. живого единодыхания разнообразностей.

Живая слитность планов "двухплановости" находит выражение в обобщенной предметно-персонажной ассоциативности. Литературный критик Бодний А.А., в частности, имеет в виду композиционную связку, когда Мышкин подошел к дому Рогожина и невольно стал рабом ассоциации: мрачно-серая зловеще-статическая экстерьерность здания миниатюрно отражала хищнически-тревожную сумеречность души Парфена через его безжалостно-поглощающий взгляд. Развивая значимость выразительности бытийно-житейской предметности в проецировании людской судьбы, можно с полным правом утверждать, что Достоевский в изложенной ситуации подсказывал Мышкину об опасной для жизни зоне внутри рогожинских апартаментов, то есть автора нельзя упрекнуть в том, что герой предтечно не был осведомлен об грозящей опасности.

Глава 301

И несмотря на упреждающую оповещенность о готовящемся преступлении, в обществе не ослабевает тенденция к росту преступности. Литературный критик Бодний А.А. считает уместно сфокусировать момент внимания на криминалогенной болезненности общества: динамике роста преступности.

Оснащенность карательных органов техникой и кадрами растёт из года в год, начиная с рабовладельческого строя и до наших дней... количество возведенных церквью христианской новых храмов со златыми куполами растёт из года в год от рождества Христова и до наших дней. Несмотря на это - преступность идёт по миру семимильными шагами. Невольно напрашивается риторический вопрос, нет, адресованный не карательным органам, они и так в подавляющем большинстве своем на пределе физических сил стремятся подавить очаги криминалогенности, отдавая зачастую свои жизни в борьбе с преступностью, - а деятелям религиозного культа христианской веры: не от ослепления ли блеском златых куполов теряют жизненный ориентир порочно-метущиеся души, во-первых; и во-вторых, не в намеренной незавершенности ли сукровичной проблематике романов Достоевского Ф.М. кроется ответ на вопрос?

Оставить комментарий © Copyright Бодний Александр Андреевич (bodnyalexander@yandex.ru) Размещен: 18/01/2018, изменен: 18/01/2018. 173k. Статистика. Статья: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Настоящий 8-й том книги "Преодоление недосягаемого" отражает общую тенденцию к философичности о роли деятельности человека и его взаимосвязи и взаимообусловленности с человечеством и с вселенским Потоком Вечного Времени.

Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Преодоление недосягаемого