Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Поэзия вскрывает небеса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Настоящий 2-й том книги "Поэзия вскрывает небеса" отражает вечное стремление человечества к гармоническому обустройству внутреннего и внешнего миров на фоне слитности времен: прошлого, настоящего и будущего. Своеобразность авторской тематики - в умении видеть во всех сферах человеческой деятельности следы вселенского Потока Вечного Времени.


Александр Бодний

Поэзия вскрывает

небеса

Том 2

0x08 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  

Бодний Александр Андреевич

Литературный критик

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть первая.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Когда за лиры лабиринт
   Поэты взор вперят,
   Налево развернется Инд,
   Правей пойдёт Евфрат.
   А посреди меж сим и тем
   Со страшной простотой
   Легенде ведомый Эдем
   Взовьёт свой ствольный строй.
   Он вырастет над пришлецом
   И прошумит: мой сын!
   Я историческим лицом
   Вошёл в семью лесин.
   Я - свет. Я тем и знаменит,
   Что сам бросаю тень.
   Я - жизнь земли, её зенит,
   Её начальный день.

Бодний А. А.

* * *

   Когда за лиры лабиринт
   Пиитова экспрессия уходит, -
   Она не покидает виртуальный Пинд:
   Блик истины с реалий в камеральность переводит.
  
   И поле у поэта для деяний
   Эдему не даётся напрокат.
   Он Блик чрез Опыт всех историй
   Свой эмпиризм возводит, как Сократ.
  
   Поэту чувственность нужна,
   Прошедшая сентенцию наитий,
   Чтоб квинтэссенция была бы ей дана
   Лишь актом диалектики движений.
  
   Сгармонизировать чтоб Блик и поэтичность Слова,
   Источник тьмы и света нужен:
   И Он с монады и до вселенского покрова
   Как Дух Движения и Вечности в Поэте сужен.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Прижимаюсь щекою к воронке
   Завитой, как улитка, зимы.
   "По местам, кто не хочет - к сторонке!"
   Шумы - шорохи, гром кутерьмы.
   "Значит - в "море волнуется?" в повесть,
   Завивающуюся жгутом,
   Где вступают в черед не готовясь?
   Значит - в жизнь? Значит - в повесть о том,
   Как нечаян конец? Об уморе,
   Смехе, сутолоке, беготне?
   Значит - вправду волнуется море
   И стихает, не справясь о дне?
   Это раковины ли гуденье?
   Пересуды ли комнат-тихонь?
   Со своей ли поссорившись тенью
   Громыхает заслонкой огонь?
   Поднимаются вздохи отдушин
   И осматриваются - и в плачь.
   Черным храпом карет перекушен.
   В белом облаке скачет лихач.
   И невыполотые заносы
   На оконный ползут парапет.
   За стаканчиками купороса
   Ничего не бывало и нет.

Бодний А. А.

Зима.

   Прижимаюсь щекою к воронке,
   Чтоб зиму уловить во Вселенной.
   Предчувствия магнитятся к столпу-колонке,
   Стремяся вершиться в дали закруглённой.
  
   Экзистенциализма вся похоть сознанья
   Хотела бы в двух направленьях служить:
   Давать бы абстракции поле ваянья,
   И колоритность зимы чрез воронку чтоб влить.
  
   Незапотелость от купора плебею даёт
   Лишь череду вне семантики силуэтов.
   И только философичность всю скрытость несёт,
   Что на уме и языке у поэтов.
  
   Два мира слить чтоб чрез движение огня
   И идентичность получать проекций,-
   Поэт весь отдаётся в актуальность дня.
   И здесь результат - Интеллекту как акты подобий.
  
   Суровость зимы даёт повод к сравненью:
   Предзаслоночность негой теплит рефлексивней,
   Чем больше зима отдаётся гневленью -
   Отсюда душа у пиита антипассивней.
  
   Но это на первом лишь уровне восприятья.
   Второй же возносит поэта над первым,
   Чтобы эстетикой и состраданьем распятья
   Соединить купороса уют с хладом движимо-вечным.

Пастернак Б. Л.

Весна.

   Что почек, что клейких заплывших огарков
   Налеплено к веткам! Затеплен
   Апрель. Возмужалостью тянет из парка,
   И реплики леса окрепли.
   Лес стянут по горлу петлёю пернатых
   Гортаней, как буйвол арканом,
   И стонет в сетях, как стенает в сонатах
   Стальной гладиатор органа.
   Поэзия! Греческой губкой в присосках
   Будь ты, и меж зелени клейкой
   Тебя б положил я на мокрую доску
   Зеленой садовой скамейки.
   Расти себе пышные брыжжи и фижмы,
   Вбирай облака и овраги,
   А ночью, поэзия, я тебя выжму
   Во здравие жадной бумаги.

Бодний А. А.

Весна.

   Что почек, что клейких заплывших огарков? -
   И это весной на свободе поэту внималось.
   А как же у Фучика в камере ряд причинности знаков:
   Скрижалье кровавой строки как мажор совершалось.
  
   А, видимо, первый поэт мир обвинял в прегрешеньях.
   Второй - мир с омута вызволял заблуждений.
   Достоинство ведь почек не в этикетных оформленьях,
   А в сути дарений и гармонических проявлений.
  
   Проявленье в подобьях идёт симбиозом извечным
   И меж человеком, и лесом, и миром пернатых,
   Даря энергетику всем страждущее-жалким
   В ритме сонат, поэтами мира воспетых.
  
   Поэзия - не губка, а адсорбент есть золотой,
   Живую воду извлекая из грязи бытовой.
   Поэт здесь не страдалец, а сострадалец мировой,
   Резонансируя творенье, вдохновляяся весной.

Пастернак Б. Л.

Дурной сон.

   Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной,
   Прислушайся к голой побежке бесснежья,
   Разбиться им не обо что, и заносы
   Чугунною цепью проносятся понизу
   Полями, по чересполосице, в поезде,
   По воздуху, по снегу, в отзывах ветра,
   Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,
   Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.
   Полями, по воздуху, сквозь околесицу,
   Приснившуюся Небесному Постнику.
   Он видит: попадали зубы из челюсти,
   И шамкают замки, поместия с пришептом,
   Всё вышиблено, ни единого в целости,
   И Постнику тошно от стука костей.
   От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,
   От красных зазубрин карпатских зубцов.
   Он двинуться хочет, не может проснуться,
   Не может, засунутый в сон на засов.

Бодний А. А.

"Дурной" сон.

   Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной -
   Приоритетность судьбины над судьбой проследи.
   Уловишь, что вьюга - всего лишь орнамент Вселенной,
   А лидера Разум - бога земного, - отсчёт от него поведи.
  
   И если во сне ты "дурном" пребываешь,
   То предсюжетность ищи лишь во властия тленье,
   Поляризуя свой угол, - экстрасенсорность как бы пленяешь,
   Предтечно и контрудар отдаёшь в предваренье.
  
   Телепатически контрудар разверни ты во сне
   В адрес бога земного - ведь всё у Него судьбоносно!
   А если сольются протесты в одном только дне,
   То призрак идеи не сможет уже не смаячить несносно.
  
   Такой логогриф для Поэта приемлем.
   Но угол другой для уснувшего Постника дан.
   Рецепторы Он бережёт для старозаветных клемм,
   Чтобы питать бы свой армагеддоновский сан.
  
   Поэту этот сан - резонность в дружбе с Постником:
   Поэт мишень бы истреблял верней.
   Оправданность жертв была бы высокой при этом -
   Однако, в сукровице будет гармония с ней.

Пастренак Б. Л.

Петербург.

   Как в пулю сажают вторую пулю
   Или бьют на пари по свечке,
   Так этот раскат побережий и улиц
   Петром разряжён без осечки.
   О как он велик был! Как сеткой конвульсий
   Покрылись железные щеки,
   Когда на Петровы глаза навернулись,
   Слезя их, заливы в осоке!
   И к горлу балтийские волны, как комья
   Тоски, подкатили; когда им
   Забвенье владело; когда он знакомил
   С империей царство, край с краем.
   Нет времени у вдохновенья. Болото,
   Земля ли, иль море, иль лужа, -
   Мне здесь сновиденье явилось, и счёты
   Сведу с ним сейчас же и тут же.
   Он тучами был, как делами, завален.
   В ненастья натянутый парус
   Чертежной щетиной ста готовален
   Врезалася царская ярость.

Бодний А. А.

Петербург.

   Как в пулю сажают вторую пулю,
   Так Петр в безмерность дупла эгоизма сажал
   Величье свое, согбеня безликую долю.
   Себе лишь предметно семантику брал.
  
   Но в этой семантике он преломлял
   Извечность греха лидерства духа,
   Где экстерьерно не каждый бы внял
   Разграниченность полярности круга.
  
   Но ради греховной нимбинности Петр пошёл
   От неотнятого блага к чертогам лешийного,
   Чтобы очаг возбужденья величья дилемму нашёл:
   Иль необъятность воздействий на Русь, знаковость патриота
   погибшего.
  
   А если же первое на пьедестале взовьётся,
   То отсекаемость деспотизмом душа ли сыновья простит?
   Иль здесь речь не о прощенье через величье ведётся, -
   А повод неадекватный, что Истину строжайшую вершит?
  
   Но опыт исторический подсказку выдаёт:
   Земное крепко божество согбенностью лишь рефлексивно.
   Незыблемость ему императивность лишь даёт
   Касательно зыблению межи: то ль негативно, то ль позитивно.

Пастернак Б. Л.

Ледоход.

   Ещё о всходах молодых
   Весенний грунт мечтать не смеет.
   Из снега выкатив кадык,
   Он берегом речным чернеет.
   Заря, как клещ, впилась в залив.
   И с мясом только вырвешь вечер
   Из топи. Как плотолюбив
   Простор на севере зловещем!
   Он солнцем давится взаглот
   И тащит эту ношу по мху.
   Он шлепает ее об лед
   И рвет, как розовую семгу.
   Увалы хищной тишины,
   Шатанье сумерек нетрезных, -
   Но льдин ножи обнажены,
   И стук стоит зеленых лезвий.
   Немолчный, алчный, скучный хрип,
   Тоскливый лязг и стук ножовый,
   И сталкивающихся глыб
   Скрежещущие пережевы.

Бодний А. А.

Ледоход.

   Ещё о всходах молодых
   Учёный мир чрез заполярье вспомнит,
   Когда земля не маялась в оковах ледяных.
   И палеонтология её ещё не помнит.
  
   До ледника здесь было всё иное.
   Пока на ось поляризация не шла
   Заря ландшафт ласкала как святое,
   Что изваяется для истребленья зла.
  
   Болота, топи, мхи - лишь в виртуальном наважденье.
   А глаз лишь радует весенний изумруд.
   И флора с фауной - в активном пробужденье,
   Давая боголепью отнесённость чрез земли соли суть.
  
   Когда сместилась ось до хлада, -
   Природе дан был жесткий шанс:
   Набрать чтоб прочности запас для лада
   С эволюцией, уже отдавшей генно-жизненный аванс.
  
   Так создан банк запаса прочности у фауны и флоры,
   Чтобы в изломах не погибнуть для людей.
   Но в эволюции такой и человек обрёл точку опоры
   Чрез прочности запас в иммунности своей.
  
   На этом фоне скрежетанье ледохода
   Уже не будет столь минорным шумом,
   А больше - вестником весеннего прихода,
   Когда запас считает это виртуальным бумом.

Пастернак Б. Л.

* * *

   С тех пор стал над недрами парка сдвигаться
   Суровый, листву леденивший октябрь.
   Зарями ковался конец навигации,
   Спирало гортань, и ломило в локтях.
   Не стало туманов. Забыли про пасмурность.
   Часами смеркалось. Сквозь все вечера
   Открылся в жару, в лихорадке и насморке,
   Больной горизонт - и дворы озирал.
   И стынула кровь. Но, казалось, не стынут
   Пруды, казалось, с последних погод
   Не движутся дни, и, казалося, вынут
   Из мира прозрачный, как звук, небосвод.
   И стало видать так далеко, так трудно
   Дышать, и так больно глядеть, и такой
   Покой разлился, и настолько безлюдный,
   Настолько беспамятно звонкий покой!

Бодний А. А.

* * *

   С тех пор стал над недрами парка сдвигаться
   Октябрь барокамерный, к тому ж межсезонный.
   Параметрам барокамерным не удивляться -
   Менталитет человека с ними резонный.
   Синхронно человеку потворствуют и зори, -
   Предваряя серость дня грязновато-румянцевым спектром.
   И как будто бы сам небосвод чрез земные опоры
   Застолбил и движенье мыслей в бытии апатичном.
  
   Но эта орнаментность жизни идёт
   Автономно Движению жизни Поэта,
   Вселенская где глубина философичность Ему отдаёт.
   И здесь неземное с земным Духолепит Пиита.
  
   И как будто с опор небеса воздымает
   Диалектика Слова пиита в антипокой.
   И горизонт до закруглений Вселенной сдвигает
   Экспрессия творчества, неся миру свободный покрой.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Потели стекла двери на балкон.
   Их заслонял заметно-зимний фикус.
   Сиял графин. С недопитым глотком
   Вставали вы, веселая навыказ, -
   Смеркалась даль, - спокойная на вид, -
   И дуло в щели, - праведница ликом, -
   И день сгорал, давно остановив
   Часы и кровь, в мучительно великом
   Просторе долго, без конца горев
   На остриях скворешниц и дерев,
   В осколках тонких ледяных пластинок,
   По пустырям и на ковре в гостиной.

Бодний А. А.

* * *

   Потели стекла двери на балкон,
   Как затеняя бы не остывшее время от смысла,
   Предварит что Судьбы, бросая на кон,
   По суеверью сквознячного лика псевдосвятого посула.
  
   Зелено-тусклый спектр последний -
   Антично трауру аналог символичный -
   Закатом извещал плебею концовку дня стенаний.
   Поэту же - излом эпохи чрез шаг годичный.
  
   Хотя исход пойдёт и разнозначимый
   В судьбах плебея и Поэта предчувствоваемого,
   Но знаки бликости закатной нашли свой ход судьбинный
   По растекаемой стези от мира за окном и до ковра гостиного.
  
   Пред совестью истории будут оба виноваты.
   Плебей - за то, что автономил псевдотанталость от лидера извне.
   Поэт - за то, что отдавал не суть водораздела на парнасовы сонаты,
   А изменял опорный базис на точку в следственном окне.

Пастернак Б. Л.

Зимнее небо.

   Цельною льдиной из дымности вынут
   Ставший с неделю звездный поток.
   Клуб конькобежцев вверху опрокинут.
   Чокается со звонкою ночью каток.
   Реже-реже-ре-же ступай, конькобежец,
   В беге ссекая шаг свысока.
   На повороте созвездьем врежется
   В небо Норвегии скрежет конька.
   Воздух железом к ночи прикован,
   О, конькобежцы! Там - всё равно,
   Что, как орбиты змеи очковой,
   Ночь на земле, и как кость домино;
   Что языком обомлевшей лягавой
   Месяц к скобе примерзает; что рты,
   Как у фальшивомонетчиков, - лавой
   Дух захватившего льда налиты.

Бодний А. А.

Зимнее небо.

   Цельною льдиной из дымности вынут
   Звёздности свет, чтоб эволюцию мира сподобить.
   В её изначалье моделью, небо дабы разверзнуть, -
   Сотворение мира ученому миру переосмыслить.
  
   С подсветкой видна кинетичность модели,
   Как в градиентах метеоперепадов идёт
   В небесной шуге микрольдинок процесс, казалось, без цели.
   Но в их-то подобьях жизнь рожденье берёт.
  
   Толь от конька, иль - градиента - электроразряд,
   Который в стотриллионной давности аминокислоты давал
   Из пыли и влаги, провозглашая вселенско-причинный ряд.
   А он чрез миражность модели подсказкою лишь ублажал.
  
   От Поэта отдача бы в знаковость шла
   Не столько от пробелописанья движенья,
   Сколько от семантики искренья, что модель дала,
   В стотриллионный раз превышая плавление оловенья.

Пастернак Б. Л.

Душа.

   О вольноотпущенница, если вспомнится,
   О, если забудется, пленница лет.
   По мнению многих, душа и паломница.
   По-моему - тень без особых примет.
   О, в камне стиха, даже если ты канула,
   Утопленница, даже если - в пыли,
   Ты бьешься, как билась княжна Тараканова,
   Когда февралем залило равелин.
   О внедренная! Хлопоча об амнистии,
   Кляня времена, как клянут сторожей,
   Стучатся опавшие годы, как листья.
   В садовую изгородь календарей.

Бодний А. А.

Душа.

   О, вольноотпущенница, если вспомнится?
   А кто же и где тебя ждал в автономии?
   Ты, душа, в сфере Разума можешь лишь выразится
   Под патронажем Антитела Пыла в Его духоделии.
  
   Душа - исторический эквивалент эстетической гармонии.
   Будь-то шакал или добродетель гуманный -
   Всяк есть раб этой эволюционно-мерцающей категории,
   Дремая всю жизнь, результат она жнёт предтризно-резонный.
  
   Душа не может быть утопленной.
   Она не может задыхаться в пыли.
   Душа лишь может быть востребной
   Иль - вожделенною помехой насильной дали.
  
   И Тараканова когда в омут подтопленный попала,
   Она в востребность душу зайти вмоляла -
   То, будучи детем истории тенденции к гармонии,
   Так точку виртуальную опоры заждалась в запоздании.

Пастернак Б. Л.

Раскованный голос.

   В шалящую полночью площадь,
   В оплошавшую белую бездну
   Незримому ими - "Извозчик!"
   Низринуть с подъезда. С подъезда
   Столкнуть в воспаленную полночь
   И слышать сквозь темные спаи
   Ее поцелуев - "На помощь!"
   Мой голос зовёт, утопая.
   И видеть, как в единоборстве
   С метелью, с лютейшей из лютен,
   Он - этот мой голос - на черствой
   Узде выплывает из мути.

Бодний А. А.

Раскованный голос.

   В шалящую полночью площадь
   Врывается голос о помощи рвущийся.
   Ему суждено лишь тембром провозвестничать
   Свободу, экономической формацией ревущейся.
  
   Социализм тембр диктатурой надёжит,
   Где законность не полифонии, а полилогографии дана.
   И голос раскованность здесь в злободневность не сучит.
   И в этом высокая слова спасенья цена.
  
   Суперраскованность свободы же в зверящем капитализме
   Спектрует лишь голос олигархической самости.
   А раскованный голос в плебейском же фонетизме -
   В "черствой узде" пеленённой лишь стати.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Я понял жизни цель и чту
   Ту цель как цель, и эта цель -
   Признать, что мне невмоготу
   Мириться с тем, что есть апрель.
   Что дни - кузнечные мехи
   И что растекся полосой
   От ели к ели, от ольхи
   К ольхе, железный и косой.
   И жидкий, и в снега дорог,
   Как уголь в пальцы кузнеца,
   С шипеньем впившийся поток
   Зари без края и конца.
   Что в берковец церковный зык,
   Что взят звонарь в весовщики,
   Что от капели, от слезы
   И от поста болят виски.

Бодний А. А.

* * *

   Я понял жизни цель и чту
   Здесь контрцель, идущую с "апреля"
   В миробарделье бытия, плетя версту
   В структуру отношений до сапропеля.
  
   Идя по этому пути, я вспоможенно зарю вью,
   Ускорить чтобы расшифровку аберраций
   Общественного человека по историческому дежа вю
   От атома и до принятия воззренческих простраций.
  
   Я нахожу так антитезу представлений
   Меж монадностью миров универсальных
   И земновидностью бытийных отношений
   В рознящихся там признаках субординарных.
  
   Я термин ранее впервые ввёл: Антитело Пыла,
   Которое живительность с движеньем монаде отдаёт,
   Но для бытийных отношений, оставляя вроде тыла,
   Субординарность всю сподручному даёт.
  
   Синоним оригинала Антитела Пыла - Дух Движенья и Вечности,
   Детерминируя природу монадности миров,
   Дает Свободу отношениям общественной извечности,
   Стихийно где слагается сподручность в сане земных богов.
  
   А коль Свобода сопрягается стихийно с Выбором
   Земных богов, несущих благость в декларации словесно,
   Отсекая от плебеев действие подзаконным комом, -
   То контркуцесть царствий есть контрцель протестно.

Пастернак Б. Л.

Стрижи.

   Нет сил никаких у вечерних стрижей
   Сдержать голубую прохладу.
   Она прорвалась из горластых грудей
   И льется, и нет с ней сладу.
   И нет у вечерних стрижей ничего,
   Что б там, наверху, задержало
   Витийственный возглас их: о торжество,
   Смотрите, земля убежала!
   Как белым ключом закипая в котле,
   Уходит бранчливая влага, -
   Смотрите, смотрите - нет места земле
   От края небес до оврага.

Бодний А. А.

Стрижи.

   Нет сил никаких у вечерних стрижей
   Удерживать радость на кукольной сцене,
   Но не свою, а - эфемерность победы стрижеводов ясней
   В круговоротной космической бездне.
  
   И если от ража земля убегает с под ног,
   То у стрижей это всё рефлексивно.
   И взятки тогда будут гладки до ног,
   Не то, что у стрижеводов, где это расчетно-активно.
  
   Но это на уровне микрострастей перманентных
   От края земли и до овражьих трояноконей.
   А от края небес и до закруглений миров планетарных -
   Там психоатака земных богов и тень не даёт в Потоке Идей.

Пастернак Б. Л.

Импровизация.

   Я клавишей стаю кормил с руки
   Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.
   Я вытянул руки, я встал на носки,
   Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.
   И было темно. И это был пруд
   И волны. - И птиц из породы люблю вас,
   Казалось, скорей умертвят, чем умрут
   Крикливые, черные, крепкие клювы.
   И это был пруд. И было темно.
   Пылали кубышки с полуночным дегтем.
   И было волною обглодано дно
   У лодки. И грызлися птицы у локтя.
   И ночь полоскалась в гортанях запруд.
   Казалось, покамест птенец не накормлен,
   И самки скорей умертвят, чем умрут
   Рулады в крикливом, искривленном горле.

Бодний А. А.

Импровизация.

   Я клавишей стаю кормил с руки,
   Чтобы созвучностью души извлечь с темноты,
   Соединив и гармонию Слова и похоть слепую реки
   В коловороте раболепной Свободы бесцельной мечты.
  
   Но диалектика рефлексивной мечты
   Чрез необузданность пищи идёт.
   И в дебрях инстинкт материнский мосты
   Двоит в преемственность рода и в свободолюбивости гнёт.
  
   И так каждодневность полощет инстинктность запруд
   В экзистенциалистском и антиэкзистенциалистском
   проблем пониманье,
   Давая прогрессу блуждающий путь,-
   Регрессу неся ошибок своих исправленье.
  
   Импровизация - не в переконцентрации поляризованной
   Эпизодической пробелописности действий,
   А в бытия тайне изысканной -
   Как угла новых философичных тенденций.
  
   Моя импровизация разнится с таковой,
   Принадлежащей гражданину из "status in statu",
   Когда не локтём трёсся о ночной прибой, -
   А "ночь о локоть", давая раболепную усладу.

Пастернак Б. Л.

После дождя.

   За окнами давка, толпится листва,
   И палое небо с дорог не подобрано.
   Всё стихло. Но что это было сперва!
   Теперь разговор уж не тот и по-доброму.
   Сначала всё опрометью, вразноряд
   Ввалилось в ограду деревья развенчивать,
   И попранным парком из ливня - под град,
   Потом от сараев - к террасе бревенчатой.
   Теперь не надышишься крепью густой.
   А то, что у тополя жилы полопались, -
   Так воздух садовый, как соды настой,
   Шипучкой играет от горечи тополя.
   Со стекол балконных, как с бедер и спин
   Озябших купальщиц, - ручьями испарина.
   Сверкает клубники мороженый клин,
   И градинки стелются солью поваренной.
   Вот луч, покатясь с паутины, залег
   В крапиве, но кажется, это ненадолго,
   И миг недалек, как его уголек
   В кустах разожжется и выдует радугу.

Бодний А. А.

После дождя.

   За окнами давка, толпится листва,
   Что не прошла градобитьевый тест
   На пробу способности суть продлевать естества
   Чтоб в резонансе вести бы сохраненья протест.
  
   Ливневый прессинг оставшимся фибры омыл,
   Озоном очистил смоглённость среды.
   Лучами постстихийным опять хлорофилл оголил
   В честь Диалектики в режиме перманетной череды.
  
   Чрез агогичность уходящей непогоды
   Настырно-робко атмосферу прошивают
   Лучи пленэровских расцветов-посланники погоды,
   Как бы в реальном победу света возвещают.
  
   Так и в людских судьбинах происходит.
   Приход лихой годины кампанейщину ведет
   В обличье мора, смерти; иглою-рыбою проводит
   Низанье водоемов и нутра плебеев, неся смертный гнёт.
  
   Прошло глобальное ненастье для народа.
   И как по щучьему веленью - исчезла сразу
   В водоёмах иглистость смерти плебеевского рода,
   Оставив лишь в воспоминаниях заразу.
  
   И параллельно той заразе сжималось солнце,
   Давая кванты слабомощного согрева.
   И вся погода будто причастилась в адском донце.
   Природа как бы развернула диссонансность зева.
  
   Видно, букет негативов в период зловещий
   Есть отголосок земного несчастья в вселенском эфире.
   Факторы жизни Вселенной чувствуют вещий
   Зов боли с Земли в флюидном страдальческом мире.
  
   Выходит - в бытийность земных отношений
   Внедряются Антитела Пыла, лоцманируя земных богов?
   Возможно, но опосредственнен диапазон здесь сношений:
   Меж биофизическим сдвигом и корректурой умов.
  
   Синхронность бедствий и иглистость рыбы,
   Как и букет из градобитья с ливневым дождём,
   Есть по монадности Вселенной дерезонансов залпы
   До волноприбойности взаимно от проявления в земном.
  
   Дерезонансность потрясений, свою исполнив функцию,
   По актуальности Движенья, идёт на спад
   Не самопроизвольно, а через Антитела Пыла порцию
   Потенциала балансира от черных дыр - и в слад.

Пастернак Б. Л.

Плачущий сад.

   Ужасный! - Капнет и вслушается:
   Всё он ли один на свете
   Мнет ветку в окне, как кружевце,
   Или есть свидетель.
   Но давится внятно от тягости,
   Отеков - земля ноздревая,
   И слышно: далеко, как в августе,
   Полуночь в полях назревает.
   Ни звука. И нет соглядатаев.
   В пустынности удостоверяясь,
   Берётся за старое - скатывается
   По кровле, за желоб и через.
   К губам поднесу и прислушаюсь:
   Всё я ли один на свете, -
   Готовый навзрыд при случае, -
   Или есть свидетель.
   Но тишь. И листок не шелохнется.
   Ни признака зги, кроме жутких
   Глотков и плескания в шлепанцах,
   И вздохов и слез в промежутке.

Бодний А. А.

Плачущий сад.

   Ужасный! - Капнет и вслушается:
   Есть ли созвучье с душою мятущегося человека,
   Который, как он, в разъединенье растрескивается
   На первое "Я" и второе в всдыбленность раскольного века.
  
   А может не первое и не второе довлеет,
   Лишь инстинктивность, теряя опору,
   Преемственность миру в себе ненароком лелеет,
   Ища подсознаньем равнение века без спору?
  
   Бесспорно - через "движенье живописности"
   Две вариации дают задел для осмысленья
   Глобальности с нейтралитетностью к свершимости,
   Когда история берёт уж вектор завихренья.
  
   Пусть одиночество даёт чрез ностальгию
   Подпитку силы жизни в инстинктивности,
   Когда же в состраданье к себе самом мессию
   Несут эпиметейски за знак менталитетности.
  
   Но плачущему саду - не в упрёк.
   Он аллегории даёт - за то спасибо.
   А подменять в движенье эволюции сам штрек
   Слезой размытия - непредсказуемость, двурушничество либо.
  
   Кроме мещанского, и героический есть эгоизм,
   Который в плачущем саду находит поэтический аспект
   Чрез дух противоречья, переводя садовый предикат во стоицизм,
   Лишая все сомненья воспаренья, внося их в обреченности конспект.

Пастернак Б. Л.

Девочка.

   Из сада, с качелей, с бухты-барахты
   Вбегает ветка в трюмо!
   Огромная, близкая, с каплей смарагда
   На кончике кисти прямой.
   Сад застлан, пропал за её беспорядком,
   За бьющей в лицо кутерьмой.
   Родная, громадная, с сад, а характером -
   Сестра! Второе трюмо!
   Но вот эту ветку вносят в рюмке
   И ставят к раме трюмо.
   Кто это, гадает, глаза мне рюмит
   Тюремной людской дремой?

Бодний А. А.

Девочка.

   Из сада, с качелей, с бухты-барахты
   Не может родиться трюмочная тучка
   Даже, по малому счету, от Немесиды
   Без ряда причинности как весталкова девочка.
  
   Раздвоенность Басилеи не есть ошибка эволюции,
   А вынужденность есть закономерности,
   Чтоб ветка Февральская взрослела бы до весовщицы революции
   Чрез традиционный беспорядок историчности в предтечности.
  
   Пиитова претензия на некомфортность девочки
   Есть ниже плинтуса гражданского в принятье сущего,
   Когда хотелось бы перо вмокать бы в рюмочки,
   Подразумев себя извне канона плебеево-дремотного.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Ты в ветре, веткой пробующем,
   Не время ль птицам петь,
   Намокшая воробышком
   Сиреневая ветвь!
   У капель - тяжесть запонок,
   И сад слепит, как плес,
   Обрызганный, закапанный
   Мильоном синих слез.
   Моей тоскою вынянчен
   И от тебя в шипах
   Он ожил ночью нынешней,
   Забормотал, запах.
   Всю ночь в окошко торкался,
   И ставень дребезжал.
   Вдруг дух сырой прогорклости
   По платью пробежал.
   Разбужен чудным перечнем
   Тех прозвищ и времен,
   Обводит день теперешний
   Глазами анемон.

Бодний А. А.

* * *

   Ты в ветре, веткой пробующем
   Как индикатором, куда кривая поведет.
   Хотя повторность судьбоносности вся в страждущем
   Есть ожидании - избитость истины дает.
  
   Буффонадный поэт весь всегда в плейотропии,
   То как он Временем обрызган, то это от экзистенции идёт.
   И истину от псевдоистины сам ген не различит в аллегории
   Она в защите "status in statu" идею бережёт.
  
   Его позицию тоскою нянчит аллегорический посредник:
   То вроде в центре он Вселенной сострадает,
   То вроде за пределами Её как востребный вестник.
   И там и здесь он перелома ожидает.
  
   Но он по-своему мудрён: определил свой вектор
   Чрез суть разбуженного дня, идя сам цельно к экстерьеру.
   И однозначно не понять тот разнополюсности сектор,
   Который он отдаст через исходность интерьеру.
  
   Он предикатит, сливая в перелом бытийный
   Чрез перехлестность здравие с за упокой.
   И не поймешь, кто лицезреет день судьбинный
   То ль анемона лютиковость, то ль кумачевости раскрой.

Пастернак Б. Л.

Душная ночь.

   Накрапывало, - но не гнулись
   И травы в грозовом мешке.
   Лишь пыль глотала дождь в пилюлях,
   Железо в тихом порошке.
   Селенье не ждало целенья,
   Был мак, как обморок, глубок,
   И рожь горела в воспаленьи,
   И в лихорадке бредил Бог.
   В осиротелой и бессонной,
   Сырой, всемирной широте
   С постов спасались бегством стоны,
   Но вихрь, зарывшись, коротел.
   За ними в бегстве слепли следом
   Косые капли. У плетня
   Меж мокрых веток с ветром бледным
   Шел спор. Я замер. Про меня!
   Я чувствовал, он будет вечен,
   Ужасный, говорящий сад.
   Еще я с улицы за речью
   Кустов и ставней - не замечен;
   Заметят - некуда назад:
   Навек, навек заговорят.

Бодний А. А.

Душная ночь.

   Накрапывало, - но не гнулись
   Уже в вековечном согбенье травинки Движенья.
   Пылинки в раздрайных цветах под кумач улеглись.
   Железо в горниле излома в следах закаленья.
  
   Впервые всемирно травинки превысили трон,
   То ль от паденья его, то ль с упругости Шапки.
   Такой задаёт мегаполюс изломности тон.
   В селеньях лишь ждут в проводах директиву от Топки.
  
   В селеньях нутром, а не междометьем салют воздают.
   Спокон так веков: мимикрию Топки селенье копирует вслед.
   И златости нив свежесть низовья охотно травинкам дают.
   И с мирозданья дух Прометея сдунул гнётовый плед.
  
   Дуновенье духа Прометея достигало черноморских бухт.
   И как крысы, продираясь вверх по трапу, слабый пол
   Падал от трамбовки за борт, привилегированность теряя муфт,
   Судьбу свою бросая как бы на чингизхановский кол.
  
   Работа под завязку обоим достаётся:
   И Духу Вечности и новому Поэту незаговорённому.
   Первому - творить организованность, которая рассредоточенностью
   льётся,
   Так как Армагеддон с плеча рубил по Нечестивцу непомерному.
  
   Второму - в дерьме, в императивной похоти заплывшему,
   Выискивать крупицы вертификации со знаком Духоты,
   Чтоб интегралить дуновенье низовью бы всемирному,
   Дав воспариться до наготы спартаковской бы Высоты.

Пастернак Б. Л.

Ещё более душный рассвет.

   Всё утро голубь ворковал
   У вас в окне.
   На жалобах,
   Как рукава сырых рубах,
   Мертвели ветки.
   Накрапывало. На легке
   Шли пыльным рынком тучи,
   Тоску на рыночном лотке,
   Боюсь, мою
   Баюча.
   Я умолял их перестать.
   Казалось - перестанут.
   Рассвет был сер, как спор в кустах,
   Как говор арестантов.
   Я умолял приблизить час,
   Когда за окнами у вас
   Нагорным ледником
   Бушует умывальный таз
   И песни колотой куски,
   Жар наспанной щеки и лоб
   В стекло горячее, как лед,
   На подзеркальник льёт.
   Но высь за говором под стяг
   Идущих туч
   Не слышала мольбы
   В запорошённой тишине,
   Намокшей, как шинель,
   Как пыльный отзвук молотьбы,
   Как громкий спор в кустах.
   Я их просил -
   Не мучьте!
   Не спится.
   Но - моросило, и топчась
   Шли пыльным рынком тучи,
   Как рекруты, за хутор, поутру.
   Брели не час, не век,
   Как пленные австрийцы,
   Как тихий хрип,
   Как хрип:
   "Испить,
   Сестрица".

Бодний А. А.

Ещё более душный рассвет.

   Всё утро голубь ворковал,
   Как мещанинская душа, боясь разверстки Перелома.
   И птице в унисон поэт буффонадный свою модель искал,
   От превентивности которой мертвели ветки в саду у дома.
  
   Эпитеты беря от запыленности, поэт не шёл
   На восхождение в стремнину, чтоб выше стать
   Абстракции момента, дабы идею личный дух нашёл.
   Боялся он закономерностей - пристрастностям там догмами
   не стать.
  
   Ошибку эту избегают, когда спрягают
   Суммарность идентичности конкретностей
   В масштабе громадья; погрешности снимают
   Лишь декоративности субъектов, не изменяя сущностей.
  
   Но буффонадность пеленит поэта прецедентом,
   Который испытал великий Лев Толстой
   От посещения Москвы окраин, томясь презентом,
   Открывшим миру плебейско-заводской изгой.
  
   Тоска великого Толстого в тисках держала до трёх дней.
   Контрастная сравнимость дала невероятную разнимость:
   Жилье рабочих - модификация собачьей конуры с набором вшей.
   Внутри неё - лохмотья, дающие зловонную разимость.
  
   В цехах фабричных отношений дух - шакально-режимный.
   В охране труда - три четверти суток рабочий в ярме.
   На четверть слабее ярмо у детей, но трезвенный ад удлиненный.
   Лишь частая смерть удушку снимает во тьме.
  
   Начальство доход весь себе оставляет,
   Давая рабочему крохи, чтоб анус лишить паутины.
   Нравственный статус рабочих и не представляет -
   За горизонтом Октябрь душно-рассветной пучины.
  
   Таким недостатком обзора страдает
   И буффонадный поэт, когда в ностальгии он "таза",
   И "подзеркальник" опору ему создаёт.
   Для полного счастья - "испить" бы "сестрица" в поисках паза.

Пастернак Б. Л.

Как у них.

   Лицо лазури пышет над лицом
   Недышащей любимицы реки.
   Подымется, шелохнётся ли сом, -
   Оглушены, не слышат, далеки.
   Очам в снопах, как кровлям, тяжело.
   Как угли, блещут оба очага.
   Лицо лазури пышет над челом
   Недышащей подруги в бочагах,
   Недышащей питомицы осок.
   То ветер смех люцерны вдоль высот,
   Как поцелуй воздушный, пронесет,
   То, княженикой с топи угощен,
   Ползет и губы пачкает хвощом
   И треплет речку веткой по щеке,
   То киснет и хмелеет в тростнике.
   У окуня ли ёкнут плавники, -
   Бездонный день - огромен и пунцов,
   Поднос Шелони - черен и свинцов.
   Не свесть концов и не поднять руки.
   Лицо лазури пышет над лицом
   Недышащей любимицы реки.

Бодний А. А.

Как у них.

   Лицо лазури пышет над лицом
   Серебристо-бликующей артерии Земли,
   Несущей живицу монадности речным лотком.
   Ты - альфа и омега, и возглас к тебе просящей доли: "утоли!"
  
   Кустарность всех заторов со строя первобытного,
   Когда на них Свобода начально пестовалась,
   Перетекла тысячелетьем в заторы французского
   И русского протеста - Октябрём венчалась.
  
   Неблагодарность, "как у них", осокой поросла,
   Как воин старый и больной маячить взору сальному.
   А где Гарант, как земная псевдобогия в себя вобрала
   Все достояния земли, но ходу нет непережеванному.
  
   На помощь буффонадного поэта звать -
   Он истинность всю экстерьера передаст,
   Но интерьер заглубит в заводь, чтобы не знать
   И не видеть, как затхлости проглотит пасть.
  
   А если это сельский дальний уголок,
   И там идиллия превыше смысла жизни,
   То надо ждать судьбинный рок,
   Чтоб баррикадилась река по бездыханье лебединой песни.

Пастернак Б. Л.

Русская революция.

   Как было хорошо дышать тобою в марте
   И слышать на дворе, со снегом и хвоей,
   На солнце, поутру, вне лиц, имен и партий,
   Ломающее лед дыхание твое!
   Казалось, облака несут, плывя на запад,
   Народам со дворов, со снегом и хвоей,
   Журчащий как ручьи, как солнце, сонный запах -
   Все здешнее, всю грусть, все русское твое.
   И теплая капель, буравя спозаранку
   Песок у желобов, грачи и звон тепла
   Гремели о тебе, о том, что иностранка,
   Ты по сердцу себе приют у нас нашла.
   Что эта изо всех великих революций
   Светлейшая, не станет крови лить, что ей
   И Кремль люб, и то, что тут пьют из блюдца.
   Как было хорошо дышать красой твоей!
   Казалось, ночь свята, как копоть в катакомбах
   В глубокой тишине последних дней поста.
   Был слышен дерн и дром, но не был слышен Зомбарт.
   И грудью всей дышал Социализм Христа.

Бодний А. А.

Русская революция.

   "Как было хорошо дышать тобою в марте", -
   Буффонадный поэт дифирамбит революцию полифонией,
   Как будто Русь идет в восход на новом старте,
   Но в подсознанье держит отрицанье полилогографией.
  
   Но и за то спасибо буффонадному поэту,
   Что экстрерьерно он плебеев обнадёжил,
   И дал вращенью мельницы Движенья квоту,
   Хотя он под другим углом сознанья прожил.
  
   Но если бы он диалектику борьбы усвоил,
   Тогда бы понял истину в гипотетическом смысленье,
   Которую, однако, Маркс в курсив вобрать не удостоил,
   Где есть Водораздел формаций в межеванье.
  
   По истине, капитализм востребность не имеет,
   Чтоб диктатура правила бы дном,
   Хотя у властной той структуры численность мелеет
   Пред массовостью электората, обараняемой Христом.
  
   В социализме диктатура логически закономерна.
   Там холуйе и с толикой не справится капиталистов.
   Вот диктатура там и безразмерна,
   Чтобы умерить аппетит антагонистов.
  
   Вспоможествуют капиталистам счастье добывать -
   Природный ум и совесть на задворках.
   Пролетариат мечтает полноценно лишь дышать
   Чрез кислород трудов марксизма-ленинизма в гуманистических
   разборках.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Мельканье рук и ног, и вслед ему:
   "Ату его сквозь тьму времен! Резвей,
   Реви рога! Ату! А то возьму
   И брошу гон и ринус в сон ветвей".
   Но рог крушит сырую красоту
   Естественных, как листья леса, лет.
   Царит покой, что ни пень - Сатурн:
   Вращающийся возраст, круглый след.
   Ему б уплыть стихом во тьму времён:
   Такие клады в дуплах и во рту.
   А тут носи из лога в лог: ату!
   Естественный, как листья леса, стон.
   Век, отчего травить охоты нет?
   Ответь листвой, стволами, сном ветвей
   И ветром и травою мне и ей.

Бодний А. А.

* * *

   Мельканье рук и ног, и вслед ему:
   "Время вперед! но миг останови!
   Рогатость я истории героя не возьму.
   Мне только лишь покрова таинство сорви.
  
   Сорви, чтоб лицезрел я амплитуду Перелома,
   Как волновое колебанье с раскрепощенья Спартака.
   И ради объективности не видеть мне бы лома.
   По исторической стези пройдёт моя строка".
  
   Но я не буду отрываться от злободневности Движенья.
   Я исторический с оперативным опытом солью
   В абстрактности, чтоб выбирая, диффузировать Новоявленья
   От наслоённости и пенности; глотками я Новоявленья пью.
  
   Но со счетов я не снимаю завихренье,
   Которое меня страшит - в безвременье снести.
   Мне главное, чтоб Новоявленья вписались бы в ритменье,
   Которые даны рогатости нести.
  
   Нести до той поры, пока в декрет вольётся.
   А превентивно мне в реальность бы вписать
   Жизнеспособность, что зерном рациональности взойдётся,
   Который я нашёл мутоном - спиральности ошибок стать.
  
   Тогда рогатость даст рожок - лиричностью заставит,
   Сменить чтоб объективность на идеала ожиданье.
   Пока реальность плотью в душе акценты ставит -
   Спонтанно амплитуду с историей ваяет подсознанье.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Никого не будет в доме,
   Кроме сумерек. Один
   Зимний день в сквозном проеме
   Незадернутых гардин.
   Только белых мокрых комьев
   Быстрый промельк маховой.
   Только крыши, снег и, кроме
   Крыш и снега, - никого.
   И опять зачертит иней,
   И опять завертит мной
   Прошлогоднее унынье
   И дела зимы иной,
   И опять кольнут доныне
   Неотпущенной виной,
   И окно по крестовине
   Сдавит голод дровяной.
   Но нежданно по портьере
   Пробежит вторженья дрожь.
   Тишину шагами меря,
   Ты, как будущность, войдёшь.
   Ты появишься у двери
   В чем-то белом, без причуд,
   В чем-то впрямь из тех материй,
   Из которых хлопья шьют.

Бодний А. А.

Посвящается моему близкому другу -

Бушмакиной Валентине Степановне.

* * *

   Никого не будет в доме
   До прихода твоего; с виртуального
   В реальный лишь прелюдия в истоме
   Даст дыхание твое с голоса мотетного.
   Метаморфоза панпсихизма
   Ждёт прихода твоего, и тогда полимерию
   Усложненность эмпиризма
   Не отдаст в полисемию.
   Обостренье чувствованья
   Придаёт в оконной раме
   Снег, идущий с закругленья, -
   Маскарад к вселенской драме.
   Снежный ход как будто просит
   Разделить безмолвье с ним,
   Охлаждённостью желанья сблизить
   С вечной хладностью экстрим.
   Но проема крестовина
   Мне напомнила Христа
   Не небесного - земного, чья судьбина -
   Земновидна во скрижалях Поста.
   Я принимаю знаковость такую,
   Как благочестье дел земных.
   И в унисон мыслям родную
   Я слышу поступь в шагах твоих.
   И ты проходишь сквозь дверной просвет,
   Неся как будто всю блесковость снега.
   И с появлением твоим одушевился зимний свет,
   Как будто с ним слилася наша нега.

Пастернак Б. Л.

* * *

   О, знал бы я, что так бывает,
   Когда пускался на дебют,
   Что строчки с кровью - убивают,
   Нахлынут горлом и убьют.
   От шуток с этой подоплекой
   Я б отказался наотрез.
   Начало было так далеко,
   Так робок первый интерес.
   Но старость - это Рим, который
   Взамен турусов и колес
   Не читки требует с актера,
   А полной гибели всерьез.
   Когда строку диктует чувство,
   Оно на сцену шлет раба,
   И тут кончается искусство,
   И дышат почва и судьба.

Бодний А. А.

* * *

   О, знал бы я, что так бывает,
   Когда познание душой младой
   Жестокость жизни интегрирует,
   Как ясновидящей строкой.
  
   В дебюте жизни теоремой
   Исходит щит интуитивный,
   Усугубляяся Психеей поэтичной,
   Чтоб контрмир создать бы дивный.
  
   Но за формат он собственной субстанции
   Так и не вышел, лишь отчаянье вобрал
   Перфорацией в щите позиции,
   Чтоб социальности императив исход бы наблюдал.
  
   А след же творческих созданий
   Найдёт свою стезю в этапе,
   Который будет жизнью новых поколений,
   Чтоб чтить поэта в праведной бы пробе.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Столетье с лишним - не вчера,
   А сила прежняя в соблазне
   В надежде славы и добра
   Глядеть на вещи без боязни.
   Хотеть, в отличье от хлыща
   В его существованьи кратком,
   Труда со всеми сообща
   И заодно с правопорядком.
   И тот же тотчас же тупик
   При встрече с умственною ленью,
   И те же выписки из книг,
   И тех же эр сопоставленье.
   Но лишь сейчас сказать пора,
   Величьем дня сравненье разня:
   Начало славных дней Петра
   Мрачили мятежи и казни.
   Итак, вперед, не трепеща
   И утешаясь параллелью,
   Пока ты жив, и не моща,
   И о тебе не пожалели.

Бодний А. А.

* * *

   Столетье с лишним - не вчера
   Великий Пушкин "Стансов" создавал
   С полифоничным междометием: "зря, ура!" -
   Земному богу, чтобы с секирою смысление связал.
  
   Диктат диктату рознь составляет
   У вседержавности царей и у рабов вчерашних,
   Когда закладка смысла выступает:
   Инстинкт насилья - лишь на зло, иль на молчание безвластных?
  
   Когда тысячелетьем - кровососанье,
   То жалость к эксантагонистам
   Позорнее сарказма на эксхолопье.
   И здесь терминология - слуга другим форматам.
  
   Методика её - чтоб разграничить два деянья.
   Одно предназначенье - созданье Родины величье
   Любой ценой иль чрез рациональности избранья.
   Второе - тенденция к согласью чрез земнобожества обличье.
  
   В реальном трудно два деянья увязать,
   Когда антагонизма социальность есть порок
   Неволи человека, которую чрез гены дано сформировать,
   Чтоб чрез тысячелетья Движенье Духа нёс бы Рок.
  
   Но есть альтернатива увязанью
   Для социально-эмпирической желанности,
   Когда сравненье диктатуры идёт не с идеальной статью,
   А с фабрично-сострадальным взглядом Толстого гениальности,
  
   Контрастность жизнь даст в режиме облегченья,
   Цена последней крошки хлеба возрастёт
   Не под аккомпанемент ритмичности инстинкта сохраненья,
   А от сознания градации, что Лев Толстой полифонически даёт.
  
   Особенность деянья здесь Поэта, -
   Не боль чтоб личностной души излить,
   А чрез спонтанность боли уловить бы проблеск света,
   Чтоб философию в сокровищницу Интеллекта влить.
  
   Ошибка здесь Поэта - желанье воплотить
   В стремнину дня новацию творенья
   Без апробации, которой срок скостить
   Лишь может Время Вечности чрез эволюции теченья.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Есть в опыте больших поэтов
   Черты естественности той,
   Что невозможно, их отведав,
   Не кончить полной немотой.
   В родстве со всем, что есть, уверясь,
   И знаясь с будущим в быту,
   Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
   В неслыханную простоту.
   Но мы пощажены не будем,
   Когда ее не утаим,
   Она всего нужнее людям,
   Но сложное понятней им.

Бодний А. А.

* * *

   Есть в опыте больших поэтов
   Три уровня стилической узорности,
   Чтоб трем сословиям быть вестником советов
   И в каждом получать отдачу резонансности.
  
   В одном - чтоб сложность жизни детям
   Преподнести в блаженной простоте всех постулатов.
   В другом - чтоб дать опору постаментам,
   Народу преподносят словесную сохранность менталитетов.
  
   Менталитеты не чрез истинность заторов
   Народу по традиции подносят,
   А чрез потребную наигранность фальцетов,
   Где псевдостину вразрез смысленья просят!
  
   Не горькой правдой, а сладкой ложью
   Привык плебей спокон веков хмелиться,
   И буффонадность раболепной принимает дрожью.
   Так подсознание диктует - бардачность аксиомно длится.
  
   Есть третий уровень - он селективит знатокам
   Лишь вековечным прототипом глубины,
   Зовя, чтоб покорить златую жилу и дать векам
   Мудрости прогресс, копая штрек до седины.

Пастернак Б. Л.

Гамлет.

   Гул затих. Я вышел на подмостки.
   Прислоняясь к дверному косяку,
   Я ловлю в далёком отголоске,
   Что случится на моем веку.
   На меня наставлен сумрак ночи
   Тысячью биноклей на оси.
   Если только можно, Авва Отче,
   Чашу эту мимо пронеси.
   Я люблю твой замысел упрямый
   И играть согласен эту роль.
   Но сейчас идет другая драма,
   И на этот раз меня уволь.
   Но продуман распорядок действий,
   И неотвратим конец пути.
   Я один, всё тонет в фарисействе.
   Жизнь прожить - не поле перейти.

Бодний А. А.

Гамлет.

   Гул затих. Я вышел на подмостки -
   Не сакраментальное Гамлета слово воскрешать,
   А возвестить, чтоб прагматизма бы оснастки
   Гефсиманской западнёю поспешали шаг Иуды укрощать.
  
   И тогда определённость снимет гамлетский вопрос.
   Коммутаторность Вселенной рупор даст душе земной,
   Чтоб на Истину повышен добровольный был бы спрос,
   И тест спонтанности не дал бы разнобой.
  
   Как генной инженерии дан строительный мутон,
   Так может коммутаторность флюидом познать Иуды фон,
   Чтоб физические нормы выбирали отклоненья.
   И тогда Поэта Слово для людей - акт обновленья.
  
   Всяк тогда поверит в очищенья -
   Рупор будет ритм души вещать.
   И неотвратимость будет достояньем Духа Оживленья,
   Чтоб ошибки бы людские исправлять.
  
   И Поэт тогда предстанет совмещённо логографом,
   Чтоб новизну продуманности действий освещать.
   Но для этого бы надо дежавюрным ходом,
   На очередном чтоб съезде за зародыш тирании не голосовать!
  
   Могут возразить: легко со стороны,
   С стеченьем времени сентенцию давать.
   Но Ленин ведь запиской коснулся сей болезненной струны.
   Христопродажный дух, однако, стал упреждение сметать!

Пастернак Б. Л.

На Страстной.

   Еще кругом ночная мгла.
   Еще так рано в мире,
   Что звездам в небе нет числа,
   И каждая, как день, светла,
   И если бы земля могла,
   Она бы Пасху проспала
   Под чтение Псалтыри...
  
   А в городе на небольшом
   Пространстве, как на сходке,
   Деревья смотрят нагишом
   В церковные решетки.
   И взгляд их ужасом объят.
   Понятна их тревога.
   Сады выходят из оград,
   Колеблется земли уклад:
   Они хоронят Бога.
   И видят свет у царских врат,
   И черный плат, и свечек ряд,
   Заплаканные лица -
   И вдруг навстречу крестный ход
   Выходит с плащаницей, ...
  
   И пенье длится до зари,
   И, нарыдавшись вдосталь.
   Доходят тише изнутри
   На пустыри под фонари
   Псалтырь или Апостол.
   Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
   Заслышав слух весенний,
   Что только-только распогодь,
   Смерть можно будет побороть
   Усильем Воскресенья.

Бодний А. А.

На Страстной.

   Ещё кругом ночная мгла.
   Христос весь в обречённости судьбы,
   Поняв, - борьба иллюзию дала.
   И завтра Он взойдёт навечно на столпы.
  
   Вернёмся чрез тысячелетия к приговорённому Христу,
   Чтоб пересказанной была бы рукопись "Гемара"
   Еврейской летописности, ведущей не к кресту
   Христа, а к атрибутике иного средств набора.
  
   Лингвистикой еврейской, Ешуа - обозначенное Христова имя.
   И вот "Гемара" хронологию подносит Страстного Дела:
   "Пред вечером на пасху повесили Ешуа", - но не остановилось время.
   И далее "Гемара" эпизодичность разверстала.
  
   "Гемара": " ... повесили! четыре дня провозглашали,
   Что он будет казнён: кто может сказать ... в его защиту,
   Пусть придёт и скажет". Увы, ни церковь, ни народ Его не
   ратовали.
   "Гемара": "Но не нашли никого в его защиту".
  
   По палеонтологии, "Гемара" синхронно шла событью.
   Святое же Писанье чрез триста с лишним лет оповестило,
   Попутно изменив, как бог - лик черепаший, статью
   Церковного канона, - повешенье распятьем окрестило.
  
   Видать, апологетам церкви приятна мученическая смерть,
   Чем скоротечность петлевой удушки?
   Но не понятно, почему чрез триста с лишком лет прорезалася
   коловерть.
   И Слово создало величие Христа, запечатлевши в мире именные
   бирки.
  
   А не стало б Воскрешеньем для Христа, -
   Нагорную чтоб Заповедь настольной сделать Книгой?
   Со дня рождения - до тризны, или же до креста, -
   Чтоб грешный совести грызенье получал от дозы Заповедной.

Пастернак Б. Л.

Зимняя ночь.

   Мело, мело по всей земле
   Во все пределы.
   Свеча горела на столе
   Свеча горела.
   Как летом роем мошкара
   Летит на пламя,
   Слетались хлопья со двора
   К оконной раме.
   Метель лепила на стекле
   Кружки и стрелы.
   Свеча горела на столе,
   Свеча горела.
   На озарённый потолок
   Ложились тени,
   Скрещенья рук, скрещенья ног,
   Судьбы скрещенья.
   И падали два башмачка
   Со стуком на пол.
   И воск слезами с ночника
   На платье капал.
   И все терялось в снежной мгле,
   Седой и белой.
   Свеча горела на столе,
   Свеча горела.
   На свечку дуло из угла,
   И жар соблазна
   Вздымал, как ангел, два крыла
   Крестообразно.
   Мело весь месяц в феврале,
   И то и дело
   Свеча горела на столе,
   Свеча горела.

Бодний А. А.

Зимняя ночь.

   Мело, мело по всей земле
   Дугообразно; и шар земли дерезонансной
   Преображал себя во мгле.
   Как закругленностью Вселенной.
  
   И будто снег со всей Вселенной
   Летел, летел на маскарад,
   Чтоб грешность шара серебристой
   Дивить бы мишурой, давая псевдолад.
  
   А в мире комнатном и теплом
   Своя методика соотнесённых чувств.
   Чтоб упредиться в ритме скороспешном -
   На кон идет залог интимных свойств.
  
   От лампы керосиновой - гипертрофии акватория.
   И тени двух влюблённых, как ангелы скрещённые,
   Пытаются пройти чрез полусвод, забыв где лоджия,
   Чтоб выход получить в просторы бы безмерные.
  
   Но это в них - символика абстрактности любви.
   А плоти их - в всецельности экстазовых параметров,
   Привычкой страусиною пытаясь гнездо свить,
   Но чтоб оно сливалось с беспечностью просторов.
  
   Такое раздвоение интимным актом длится.
   И в вспоможествованье влюблённым быт кроится.
   И свет от лампы будто синхронно им лучится,
   Мигая тайной - горючее не вечно, любовь пускай продлится.
  
   Но жар печной напомнил февральские морозы -
   Плотскую симбиозность пора бы разчленить,
   Мужскую чтобы постылость освободить от женской позы,
   И платье женское от брюк мужских чтоб отделить.
  
   Мело, мело по всей земле.
   И тихо, хладно так снежило
   Весь облик матушки-Земли во мгле.
   Влюблённым чувство сладострастия гасило.

Пастернак Б. Л.

Бабье лето.

   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ __
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   И того, что вселенная проще,
   Чем иной полагает хитрей,
   Что как в воду опущена роща,
   Что приходит в сему свой конец.
  
   Что глазами бессмысленно хлопать,
   Когда все пред тобой сожжено,
   И осенняя белая копоть
   Паутиною тянет в окно.

Бодний А. А.

Бабье лето.

   И того, что вселенная проще, -
   Если здесь разряженность пространства учесть
   Не с позиции свойств микромира, где суще
   Концентрации монадности есть.
  
   Микромиру людская размерность
   Схожесть лишь с Гулливером даёт.
   В то же время как генная микроскопичность
   Миру людскому курс задаёт.
  
   И Вселенная - многообразность материи,
   Из которой в стотриллионной зари
   Духом Движенья и Вечности без бутафории
   Жизнь была создана до богомифичной поры.
  
   И если приходит конец на Земле
   То - лишь исчерпавшей себя репродукции,
   Как шелестящий ковёр пожелтевшей листвы на земле
   В пору ложно взбодрённой бабьем летом редукции.
  
   И дарит видимость сожжённость,
   Под покровом которой в блёклости голых ветвей
   В спячку уходит перловая генность,
   Чтобы дары репродукций сытили завтра людей.

Пастернак Б. Л.

Нежность.

   Ослепляя блеском,
   Вечерело в семь.
   С улиц к занавескам
   Проникала темь.
   Замирали звуки
   Жизни в слободе.
   И блуждали руки
   Неизвестно где.
   Люди - манекены,
   Но слепая страсть
   Тянется к вселенной
   Ощупью припасть.
   Чтобы под ладонью
   Слушать, как поёт
   Бегство и погоня,
   Трепет и полёт.
   Чувство на свободе -
   Это налегке
   Рвущая поводья
   Лошадь в мундштуке.

Бодний А. А.

Нежность.

   Ослепляя блеском
   солнца уходящего,
   Снег хладил вблизи воздух дискомфортный.
   И глотали взоры неженки от сущего,
   Повышая цену на лимит остаточный.
  
   И Вселенной безразмерность уходила в подсознанье
   С небесами, став с овчину отвлекающимся взглядом,
   А вся хладность приземного наседала на сознанье.
   И шагреневою кожей примеряет плоть исподом.
  
   Вот подходишь к остановке, утепленной лишь слегка.
   И протиснувшись в толпу, ощущаешь перемену.
   Создаётся впечатленье инстинктивно лишь пока,
   Что ознобу вдруг приходит нежность воздуха на смену.
  
   Пестрота толпы синхронно как бы чувство отдаёт.
   Через воздух, несомненно, но инстинкт спугнуть боится
   Равновесья хрупкость - от движения сойдёт.
   И медвежья вдруг неловкость сырой массы прозаится.
  
   И как ангел в полудрёме, прочь отходит нежность.
   Эпизод хотя не броский, но логичность он несёт.
   Нежность в жизни не способна подарить нам неабстрактность,
   Так как балансир меж крайностями гарантийность не даёт.
  
   Сообразно этой норме нежность - потаённость коготков,
   Что запрятаны у кошки за подушечки дремотно.
   В антиподность нежность сверзит, когда зло снимает кров.
   И агрессией ответит с коготком бесповоротно.
  
   Нежность, как волна морская:
   То любвеобильностью штурмует,
   То на время пар спуская,
   Идеал с другого края пустотою вдруг штилюет.

Пастернак Б. Л.

Под открытым небом.

   Вытянись вся в длину,
   Во весь рост
   На полевом стану
   В общества звезд.
   Незыблем их порядок.
   Извечен ход времен.
   Да будет так же сладок
   И нерушим твой сон.
   Мирами правит жалость,
   Любовью внушена
   Вселенной небывалость
   И жизни новизна.
   У женщины в ладони,
   У девушки в горсти
   Рождений и агоний
   Начала и пути.

Бодний А. А.

Под открытым небом.

   Вытянись вся в длину
   символической стати -
   Несгибаемость силы русского генотипа.
   Ты объемлишь своих сыновей, дочерей на полати,
   Устремлённости тех, кто рождает звезду прототипа.
  
   И с сознанием Ты историческим ладишь,
   Сохраняя ментальность и менталитет.
   Выбирая рацзерна, Ты в муках оставишь
   Упреждённость сомнений, а для Истины - свой паритет.
  
   У Тебя состраданье с расчётом,
   Чтобы зло не спасти ненароком.
   Осиротство Любви Ты бальзамишь флюидом -
   Растекаемой болью на просторе вселенском.
  
   Ты - альфа и омега в значеньях красоты
   Не только экстерьера, но и людской души.
   Своим Ты несгибаньем идёшь до высоты,
   Где девственность морали не тронут миражи.
  
   А рода продолжатели - женщины Земли -
   Будут чистоту твою хранить в пути,
   Чтоб разности запросов куда бы ни вели,
   Но под открытым небом - в идейности сойти.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Быть знаменитым некрасиво.
   Не это подымает ввысь.
   Не надо заводить архива,
   Над рукописями трястись.
   Цель творчества - самоотдача,
   А не шумиха, не успех.
   Позорно, ничего не знача,
   Быть притчей на устах у всех.
   Но надо жить без самозванства.
   Так жить, чтобы в конце концов
   Привлечь к себе любовь пространства,
   Услышать будущего зов.
   И надо оставлять пробелы
   В судьбе, а не среди бумаг,
   Места и главы жизни целой
   Отчеркивая на полях.
   И окунаться в неизвестность.
   И прятать в ней свои шаги,
   Как прячется в тумане местность,
   Когда в ней не видать ни зги.
   Другие по живому следу
   Пройдут твой путь за пядью пядь,
   Но пораженья от победы
   Ты сам не должен отличать.
   И должен ни единой долькой
   Не отступаться от лица,
   Но быть живым, живым и только,
   Живым и только до конца.

Бодний А. А.

* * *

   Быть знаменитым некрасиво
   Пока ещё ты на Земле творишь,
   И некрасивостью комфортной со псевдоистиной игриво
   В скрижалях балльность не встремнишь.
  
   Поэт всегда инстинктно для личной пользы пишет,
   Как бы себя страхуя от диссонансных пуд,
   Но резонанс через века заполучить сам хочет,
   И вроде бы астрально в жюри войти как суд.
  
   И в этом ракурсе его самоотдачу
   Интерполирует здоровый эгоизм,
   Чтоб получить хотя б гаранта сдачу.
   Когда зовёт в исканье оптимизм.
  
   Как сверхподсказкою влекомы Поэта озаренья,
   Так статус самозванства есть при деле,
   Когда на кон ложится творенья суть для обозренья.
   Тогда душа вздымается, как сверхсознанье в теле.
  
   И здесь сам принцип самозванства,
   Основанный на эгоизме не плоти, а субстанциальности,
   Как контрфакт преподнесённый на супротивность большинства,
   Когда и один в поле воин против псевдоистинности.
  
   Поэт всегда с глубинным взглядом
   В непознанной среде исканий.
   Но здесь успех не сопряжен с первопроходом.
   И Он Колумбом может стать лишь после поражений.
  
   И суть своих Он поражений,
   Философичности отдав без промедленья,
   Возводит в святцы в технологичность осмыслений.
   Они ему дороже победы расслабленья.
  
   Он творчество возводит превыше смысла жизни,
   И как великий Гёте, писавший "Фауста" финал
   Последним вздохом, - мечтает зеву тризны
   Всучить живее всех живых творения оригинал.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Во всем мне хочется дойти
   До самой сути.
   В работе, в поисках пути,
   В сердечной смуте.
   До сущности протекших дней.
   До их причины,
   До оснований, до корней,
   До сердцевины.
   Все время схватывая нить
   Судеб, событий,
   Жить, думать, чувствовать, любить,
   Свершать открытья.
   О, если бы я только мог
   Хотя отчасти,
   Я написал бы восемь строк
   О свойствах страсти.
   О беззаконьях, о грехах,
   Бегах, погонях,
   Нечаянностях впопыхах,
   Локтях, ладонях.
   Я вывел бы её закон.
   Её начало,
   И повторял ее имен
   Инициалы.
   Я б разбивал стихи, как сад.
   Всей дрожью жилок
   Цвели бы липы в них подряд,
   Гуськом, в затылок.
   В стихи б я внес дыханье роз,
   Дыханье мяты,
   Луга, осоку, сенокос,
   Грозы раскаты.
   Так некогда Шопен вложил
   Живое чудо
   Фольварков, парков, рощ, могил
   В свои этюды.
   Достигнутого торжества
   Игра и мука -
   Натянутая тетива
   Тугого лука.

Бодний А. А.

* * *

   Во всем мне хочется дойти
   До символа Вселенной эпицентра,
   Чтобы проекцию всех сутей возвести
   Мне в ранг бы изыскательного ветра.
  
   И относительность мне будет не помеха,
   Коль Истину формует Дух Вечности и Самозарожденья.
   Мне минимум посредничество - веха.
   А уж градацию я получу от Интеллекта прославленья.
  
   Коль жизнь - как река, в которую нам дважды не войти,
   То я беру лишь сути как суммарность
   Прошедших станов, чтоб им привоем бы в концепцию войти,
   И делать бы акцент на дедуктивность.
  
   Апостол Павел человека ложью обозначил,
   А это есть тупик, чтоб схватывать бы нить
   Судьбинности теченья, Оракул что пророчил.
   Рациональность здесь - модель лишь усреднённости развить.
  
   И в этом есть мобильность проекций сущности.
   И в соотнесенье с эволюцией идёт селекция,
   Поэт где правит балом духа генности.
   И здесь уместны о страстях две строфы как акция.
  
   Берёт природа страсти поэтической
   Свой старт от импульса, как бы извне вошедшего
   В храмины чувствования пророческой
   Сверхдальности, которая в плену была шагренного.
  
   Пленится тоже страсть, но силой сверхсознания,
   Облегчив эмпиричности сознанье удешевлением мышленья.
   Тандем, рожденный как бы сути мигом, вбирает проницания.
   Теперь работа Разума дана для проясненья.
  
   Поэт страдает полубокостью проникновенья.
   Он злободневность социальности берёт в приоритетность
   В ущерб тем составляющим, которые уходят лишь в томленья.
   И в обобщённости берётся суть лишь как недоумённость.
  
   Я б внёс в стихи неотразимость идеи Гёте,
   Который для поэзии исследовал факт Истины
   Чрез промежуточность межчелюстной кости во свете
   Появленья человека в эволюции от Духа в Движенье пены.
  
   Но человечеством достигнутое торжество
   Напоминает горькую судьбу Флегия,
   Когда потенциалов добра и зла соседство
   В скале качающейся ждет с нетерпением трагедия.

Пастернак Б. Л.

Душа.

   Душа моя, печальница
   О всех в кругу моем,
   Ты стала усыпальницей
   Замученных живьем.
   Тела их бальзамируя,
   Им посвящая стих,
   Рыдающею мирою
   Оплакивая их,
   Ты в наше время шкурное
   За совесть и за страх
   Стоишь могильной урною,
   Покоящей их прах.
   Их муки совокупные
   Тебя склонили ниц.
   Ты пахнешь пылью трупною
   Мертвецких и гробниц.
   Душа моя, скудельница,
   Все виденное здесь
   Перемолов, как мельница,
   Ты превратила в смесь.
   И дальше перемалывай
   Все бывшее со мной,
   Как сорок лет без малого
   В погостный перегной.

Бодний А. А.

Душа.

   Душа моя, печальница,
   в бескрайности трагедий,
   Где человек для человека проблемы создает,
   Чтоб рубать гордеев узел на кону тщеславий.
   И победителям щит лавра воздаёт.
  
   И перехлёст добра и зла в оценке объективной,
   Когда тупеет Разум перегрузкою контрастной,
   Даёт раздрай душе сполна в печали вековечной.
   И нить ариадниного желанья исходит паутиной.
  
   Но есть другое свойство у трагедий,
   Когда пожертвованность человека на стелу подымает
   Души порыв в ментальности решений
   И эгоизм геройства навеки прославляет.
  
   Душа Поэта по ним печаль не проявляет,
   Как знак уничиженья исчезнувшей субстанции.
   Душа Поэта по ним лишь воскрешательницей себя считает
   И в образах астральных даёт им оживления проекции.
  
   Чрез это оживление дидактикой дается восхваление, -
   Кто ратовал Свободу, в темницу заключённую.
   Экспрессия души Поэта, когда в боренье изволенье,
   С душой проекции героя взрождает силу послаблённую.
  
   И пусть душа с интуитивной чувственностью дружит
   И изъяснение абстракцией лишь обтекаемой проводит,
   Но с историческим позывом она в абрис заходит
   И как бы принцип жизни венцом выводит.

Пастернак Б. Л.

Перемена.

   Я льнул когда-то к беднякам
   Не из возвышенного взгляда,
   А потому что только там
   Шла жизнь без помпы и парада.
   Хотя я с барством был знаком
   И с публикою деликатной,
   Я дармоедству был врагом
   И другом голи перекатной.
   И я старался дружбу свесть
   С людьми из трудового званья,
   За что и делали мне честь,
   Меня считая тоже рванью.
   Был осязателен без фраз,
   Вещественен, телесен, весок
   Уклад подвалов без прикрас
   И чердаков без занавесок.
   И я испортился с тех пор,
   Как времени коснулась порча,
   И горе возвели в позор,
   Мещан и оптимизмов корча.
   Всем тем, кому я доверял,
   Я с давних пор уже неверен.
   Я человека потерял
   С тех пор, как всеми он потерян.

Бодний А. А.

Перемена.

   Я льнул когда-то к беднякам,
   Влекомый чувством состраданья,
   Отдавших торжество надёжности векам,
   В которых властность губит побужденья.
  
   А я пытался оживить контрплебейности стяженья,
   Что виделись мне не в словах,
   А в внутренней смиренности страданья.
   И праведная молодость отказывала в тормозах.
  
   Наивной схематичностью причин страданий,
   Которой мерялася мной градация сочувствий,
   Я выводил с игры императивность дружелюбий
   Вкупе с инстинктом жизни сохранений.
  
   И я себя на проигрышь обрёк,
   Не осознав, что здесь отсутствует зеркальность
   Взаимной адекватности, и получив урок,
   Где норма дружбы есть христопродажность.
  
   А когда пришёл в Россию вновь капитализм,
   С дружбы сняв императивность,
   Понял я цену измены как метаморфизм,
   Не озлобившись, поскольку вывел вон из глаз плебейность.
  
   Нарицательность плебейности даёт инстинкт
   Сохраненья, выживанья под эгидой раболепности.
   Я прошёл омудривший познанье лабиринт
   После всех, кто отверг уже милости христопродажности.

Пастернак Б. Л.

Золотая осень.

   Осень. Сказочный чертог,
   Всем открытый для обзора.
   Просеки лесных дорог,
   Заглядевшихся в озера.
   Как на выставке картин:
   Залы, залы, залы, залы
   Вязов, ясеней, осин
   В позолоте небывалой.
   Липы обруч золотой -
   Как венец на новобрачной.
   Лик березы - под фатой
   Подвенечной и прозрачной.
   Погребенная земля
   Под листвой в канавах, ямах.
   В желтых кленах флигеля,
   Словно в золоченых рамах.
   Где деревья в сентябре
   На заре стоят попарно,
   И закат на их коре
   Оставляет след янтарный.
   Где нельзя ступить в овраг.
   Чтоб не стало всё известно:
   Так бушует, что ни шаг,
   Под ногами лист древесный.
   Где звучит в конце аллей
   Это у крутого спуска
   И зари вишневый клей
   Застывает в виде сгустка.
   Осень. Древний уголок
   Старых книг, одежд, оружья,
   Где сокровищ каталог
   Перелистывает стужа.

Бодний А. А.

Золотая осень.

1.

   Осень. Сказочный чертог -
   Парадоксальности явлений
   И позолоты знак как жизненный итог
   Под куполом, где в лоскутах светленья просиней.
  
   Живой природе довесок дан утяжелённости
   К итогу урожайности зажданной,
   Чтоб генерация была б в продлённости,
   А уж текучесть позолоты - в стадии циклической.
  
   Дух Вечности по праву венчает осень позолотой
   В угоду ценности металла драгоценного.
   И как успехам, так и неудачам на ниве благодатной
   Хлебодарцев - златой венок труда геройского.
  
   Принципиальность осени златой,
   Когда итог подводится цикличности,
   Имеет параллель в судьбе людской.
   Но лишь в парадоксальной закономерности.
  
   Дух Вечности циклично оставляет стержень древа,
   Которое способно весною жизнь обновить.
   У человека осень жизни как лебединность есть запева
   В предчувствии того, что груз годов до погребения доводит.
  
   В парадоксальности движений - две дерезонансные спирали.
   Одна идёт на восхождение, премудрость опыту давая.
   Другая - с молодости вниз, дряхляя вид на перспективность дали
   И взгляд на прожитость ценою вожделяя.
  
   В итоге превалирует парадоксальность.
   А если мудрость на лист бумаги передаётся
   И даже на скрижалях вольётся в дидактивность?
   Но плоть со стержнем ведь в небытие сольётся.
  
   В Природе стержень остаётся,
   Храня непрерываемость цикличной обновлённости.
   Но стержень тоже там с небытием не разменется.
   Вот здесь-то осмыслённость вся в философичности.
  
   Особи Природы, субстанциальность индивида
   Свершают путь в небытии лишь символическом.
   В Потоке вселенском их плоть в микромире разлита
   На микрочастицы, эволюционным становясь материалом.
  
   От Духа Вечности и Самозарождения начнётся
   Форма новая монадных элементов зарожденья,
   В которые, по разности пусть, вберётся
   Аминокислотная и хромосомная суть былого живленья.

2.

   Возможно возражение: "Бог Духом Вечности сменён?"
   Да не сменял Его никто: Он - элемент мифологичности законный.
   А Духу Вечности настрой гармонии на микроуровне вменён
   Чрез импульс Самозарожденья, что получает элемент монадный.
  
   Стилистический пробел имеет место в изъясненье:
   Дух Вечности есть именной обобществитель знака,
   Включающий в Себя всю разностность в монадном
   представленье,
   Как Бесконечное Число большое Духов Вечности без срока.
  
   Синоним Духа Вечности повсюду - Антитело Пыла,
   Которое сопряжено реально с каждым атомом Вселенной.
   Оно как "Фигаро" - без массы как бы в атомности тела,
   Но импульс организующей самости даёт частице элементарной.
  
   Так Антитело Пыла гармонизирует свой атом до чрезвычайного
   распада.
   Модель такой закономерности у каждого есть атома
   Вселенной.
   И каждый атом организованно спряжен в молекулярность лада.
   И каждое там Антитело Пыла с Соседним в связке согласованной.
  
   Как вроде бы в цепи есть это бесконечной,
   Концы которой держатся в натяжке,
   А каждое звено в гармонии с соседским согласованной.
   Разрыв в одном всего звене всё крушит в спешке.
  
   Такую же принципиальность несут и Антитела Пыла
   В едином организме, сотканном из атомов,
   Молекул, клеток, тканей, органов плотского тела,
   Когда микрогармонии сливаются в гармонию отдельных
   Разумов.
  
   Антитела Пыла - Они же Духи Вечности, -
   В порядке вразумленья имеют схожести модельные
   Со членством Политбюро ЦК, где в равности
   Функционируют там все без бога, то есть без Главы
   как равноправнополномочные.
  
   Одна особенность печали случается порой у Духов Вечности -
   Златую осень в микромире подопечным
   Не встретить никогда, так как конец приходит с техногенности
   Трагедий, круша порядок весь лучом смертельным.

Пастернак Б. Л.

Ненастье.

   Дождь дороги заболотил.
   Ветер режет их стекло.
   Он платок срывает с ветел
   И стрежет их наголо.
   Листья шлепаются оземь.
   Едут люди с похорон.
   Потный трактор пашет озимь
   В восемь дисковых борон.
   Черной вспаханною зябью
   Листья залетают в пруд
   И по возмущенной ряби
   Кораблями в ряд плывут.
   Брызжет дождик через сито.
   Крепнет холода напор.
   Точно все стыдом покрыто,
   Точно в осени - позор.
   Точно срам и поруганье
   В стаях листьев и ворон,
   И дожде и урагане,
   Хлещущих со всех сторон.

Бодний А. А.

Ненастье.

   Дождь дороги заболотил.
   Словно перспективу жизненных потуг.
   В унисон ненастью панорамил
   Разум ассоциативно-присмерённый дух.
  
   Изыскивать Он стал причины
   Общности позывов меж ненастною порой,
   Идущей сутью в первобытные глубины,
   С потерей тонуса идейности в депрессии людской.
  
   Видимо, Природа идейность вводит в относительность,
   Чтоб показать: кто же главней - иль человек,
   Или же Дух есть Вечности, дающий гармонии предтечность,
   Но тайну главную берёт Себе из века в век.
  
   В предтечности есть выбор меж совестью
   И позывом порочности, определяющий как бы отбор
   Естественный в процессе эволюции и с принадлежностью
   То ль к Роли зла, то ль к Роли благодетеля, - выбору
   простор.
  
   Дух Вечности здесь как наблюдатель,
   Порочность потому судьба людская что таит.
   И если даже Роль возьмёт сам добродетель,
   То в жаркий день он может суть сдвоить.
  
   Поэтому ненастье все же благодатней,
   Чем жаркая пора, начало зла, добра активизируя.
   В ненастье же менталитет депрессией покладистей,
   Хоть не добро, но зло все же разжижуя.

Пастернак Б. Л.

Первый снег.

   Снаружи вьюга мечется
   И всё заносит в лоск.
   Засыпана газетчица
   И заметен киоск.
   Из нашей долгой бытности
   Казалось нам не раз,
   Что снег идет из скрытности
   И для отвода глаз.
   Утайщик нераскаянный, -
   Под белой бахромой
   Как часто вас с окраины
   Он разводил домой!
   Все в белых хлопьях скроется,
   Залепит снегом взор, -
   На ощупь, как пропоица.
   Проходит тень во двор.
   Движения поспешные:
   Наверное, опять
   Кому-то что-то грешное
   Приходится скрывать.

Бодний А. А.

Первый снег.

   Снаружи вьюга мечется
   И грязный лик Земли
   Покровом первым кроется,
   Чтоб жизни обновлённости взошли.
   Как будто чистою страницей
   Природа благоволит людям,
   Чтоб шанс бы принесло сторицей
   Свеженье взглядов по позициям.
   И пусть расходятся по свойствам
   Земли цикличность повторенья оголенья
   И шанс людской, но стартовость благоприятствам
   Дает коллегиальность обновленья.
   Коллегиальность - в рациональном освеженье
   И образа мышления и стиля действий.
   Хотя бы чтобы через этику как в первоснежье
   Иметь оздоровленье идейных направлений.
   А там, быть может, после снеготаянья
   Людских судьбин цикличность не коснётся
   С подачи благости от Духа Вечности как Провиденья -
   Успех, достигнутый через мутан, возможно, развернётся.

Пастернак Б. Л.

Пахота.

   Что сталось с местностью всегдашней?
   С земли и неба стерта грань.
   Как клетки шашечницы, пашни
   Раскинулись, куда ни глянь.
   Пробороненные просторы
   Так гладко улеглись вдали,
   Как будто выровняли горы
   Или равнину подмели.
   И в те же дни единым духом
   Деревья по краям борозд
   Зазеленели первым пухом
   И выпрямились во весь рост.
   И ни соринки в новых кленах,
   И в мире красок чище нет,
   Чем цвет берез светло-зелёных
   И светло-серых пашен цвет.

Бодний А. А.

Пахота.

   Что сталось с местностью всегдашней?
   Фон темный жухлость заменил,
   Что делалось с поры предельно давней -
   Циклично ниву пахарь обновил.
  
   С начала становления земного лика,
   С стотриллионной давности пошел процесс
   Стихийно плодородить; была лишь толика
   Эффекта, вялотекучесть, но не регресс.
  
   Из века в век пласты ложились на поверхность.
   И флора, фауна отжившая была
   Главнейшим компонентом, где плодородность
   Соки жизни будущим растениям брала.
  
   Новая эра в плодородии настала,
   Когда явился человек первообщинный.
   Напластования стихийность уступала
   Место - пошёл за сохою пласт оборотный.
  
   И нива получила обновленья благодать.
   Казалось, пахота и Солнца свет альтернативу не имели,
   Чтобы растеньям оптимальный рост бы дать.
   Однако, технический прогресс всё это посадил на мели.
  
   Теплицы дали интенсивное развитие растеньям.
   И урожай рекордный - на пьедестал ВДНХа.
   Вся сущность в том, что хлорофилл относится к созданьям
   Духа Вечности, удел же человека - альтернативная соха.

Пастернак Б. Л.

После грозы.

   Пронесшейся грозою полон воздух.
   Всё ожило, все дышит, как в раю.
   Всем роспуском кистей лиловогроздных
   Сирень вбирает свежести струю.
   Всё живо переменою погоды.
   Дождь заливает кровель желоба,
   Но всё светлее неба переходы
   И высь за черной тучей голуба.
   Рука художника еще всесильней
   Со всех вещей смывает грязь и пыль.
   Преображенней из его красильни
   Выходят жизнь, действительность и быль.
   Воспоминание о полувеке
   Пронесшейся грозой уходит вспять.
   Столетье вышло из его опеки.
   Пора дорогу будущему дать.
   Не потрясенья и перевороты
   Для новой жизни очищают путь,
   А откровенья, бури и щедроты.
   Души воспламененной чьей-нибудь.

Бодний А. А.

После грозы.

   Пронесшейся грозою полон воздух.
   И страх как будто бы забрала виртуальность,
   Дух испустил когда Навуходоносор - своим плебеям недруг.
   Но корень зла-то он отдал в генеративность.
  
   И репродукция идет за репродукцией без перерыва,
   Где знаковость тиранства есть для своего народа
   В деяниях, в которых вехи личностного психпорыва
   Несут авторитарного обличья рода.
  
   Держась акцента, - тиранство для своего народа, -
   Конкретностью вбирается и имя Грозного Ивана,
   Петра Великого, Иосифа же Сталина и экономического рода
   Тирана Ельцина с преемниками его сана.
  
   Истории же знатоки подносят информацию
   Разъёма источника тиранства от Исполнителя его.
   И создается впечатление, что погружается в прострацию
   Самодеяние, где грех берёт одно лицо его.
  
   Но ведь Земля не есть Луна, где безвоздушное пространство.
   И истина, как отче наш, понятна всем, -
   Не будь продажною элита, - ушло б в расстройство
   На корню тиранство, как антиреквием народам всем.

Пастернак Б. Л.

Дорога.

   То насыпью, то глубью лога,
   То по прямой за поворот
   Змеится лентою дорога
   Безостановочно вперёд.
   По всем законам перспективы
   За придорожные поля
   Бегут мощеные извивы,
   Не слякотя и не пыля.
   Вот путь перебежал плотину,
   На пруд не посмотревши вбок,
   Который выводок утиный
   Переплывает поперёк.
   Вперед то под гору, то в гору
   Бежит прямая магистраль,
   Как разве только жизни впору
   Всё время рваться вверх и вдаль.
   Чрез тысячи фантасмагорий,
   И местности и времена,
   Через преграды и подспорья
   Несется к цели и она.
   А цель ее в гостях и дома -
   Всё пережить и все пройти,
   Как оживляют даль изломы
   Мимоидущего пути.

Бодний А. А.

Дорога.

   То насыпью, то глубью лога,
   По элементам то рельефа усложнённого,
   Но смысла направленья не лишённого
   Верстается дорога движения диаметрального.
  
   Невольно озадаченность вскрывает путешественник:
   А что было с дорогою за сотни лет отселе?
   И вообще она была тогда как жизни путеводник?
   А может быть с пейзажа взять отсчёт об этом деле?
  
   Мелькает вот степной простор.
   А долго он был травянистым?
   А может быть дремучие леса когда-то брали всё в запор,
   Но позже здесь людей потребность поля отвоевала зерновым?
  
   И в каждом новоявленном пейзаже
   Своя история, которая с дорогою спрягается.
   И как бы видится тандем в таком пассаже -
   Рельеф, артерию несущий, ею одоступляется.
  
   И человек свое влияние прогрессирует
   На девственность Природы, внедряя технологии,
   Через дорожную доступность мелиорирует
   Или же ирригирует Её на получение квинтэссенции.
  
   А главное здесь в том, что человек ведёт дорогу
   Туда, куда прогресса ход его влекёт.
   И сеть дорожная всецельно превентивному итогу
   И днём и ночью служит, и человека в заведомость несёт.

Пастернак Б. Л.

Ночь.

   Идет без проволочек
   И тает ночь, пока
   Над спящим миром летчик
   Уходит в облака.
   Он потонул в тумане,
   Исчез в его струе,
   Став крестиком на ткани
   И меткой на белье.
   Под ним ночные бары,
   Чужие города,
   Казармы, кочегары,
   Вокзалы, поезда.
   Всем корпусом на тучу
   Ложится тень крыла.
   Блуждают, сбившись в кучу,
   Небесные тела.
   И страшным, страшным креном
   К другим каким-нибудь
   Неведомым вселенным
   Повернут Млечный Путь.
   В пространствах беспредельных
   Горят материки.
   В подвалах и котельных
   Не спят истопники.
   В Париже из-под крыши
   Венера или Марс
   Глядять, какой в афише
   Объявлен новый фарс.
   Кому-нибудь не спится
   В прекрасном далеке
   На крытом черепицей
   Старинном чердаке.
   Он смотрит на планету,
   Как будто небосвод
   Относится к предмету
   Его ночных забот.
   Не спи, не спи, работай,
   Не прерывай труда,
   Не спи, борись с дремотой,
   Как летчик, как звезда.
   Не спи, не спи, художник,
   Не предавайся сну.
   Ты - вечности заложник
   У времени в плену.

Бодний А. А.

Ночь.

   Идёт без проволочек
   Армагеддона ночь, и афоризм
   Горького из череды словечек, -
   Где гад за гадом даёт каннибализм.
  
   И эта трагедийность
   В воронково-христопродажной ночи
   Отметки ставит на идейность,
   В казенный дом вбирая мочи.
  
   Отметки крестиком в судьбине
   Под меченым бельем.
   И Полигон христопродажности в трясине,
   Порочность всю чтоб выудить живьём.
  
   И ни единой белой струйки,
   Чтоб продырявить черный свод.
   Хотя и были псевдокройки
   В патетике, чтоб дать развод.
  
   И ни на градусную сотку
   Не накренился Млечный Путь.
   Как будто все земное в строчку
   Ложилось под тысячелетний пут.
  
   И звёзды от стыда земного
   И ни на йоту не краснели,
   Как будто нет и прикладного
   Воздействия, чтоб язвы бы истлели.
  
   И даже Духа Вечности проблемы обошли:
   Свободу отдал Он в залог землянам.
   А то что смрадили, где ели,
   Должны отдать христопродажным стонам.
  
   Не с той минуты надо звать,
   Чтоб мифобог бы сохранил остаточность тепла,
   Когда у ворот ада вынужденно - стать,
   А правильно голосовать, в турбулентность не попадая сопла.
  
   Да, однако, был порыв той белой струйки,
   Которую Войнович отразил в биографичном эпизоде.
   Речь - о духе праведности той смутьянки,
   Плебейской женщины, которая в бараке в контроде
  
   Фразой душу излила: "Чтоб Он, проклятый, бы подох!"
   Войнович-мальчик сжался, как шагрень, от меча Дамокла.
   Но время ожидания прошло, а с ним - и смертоносности подвох.
   Ни у кого из слышавших душа безмолвности не стлела.
  
   Поэта долг - не только души изыскивать нетленных,
   Но изначально чтобы уловить тенденцию
   К поползновенью скрытой тирании с подсказанных
   Советов Благодетеля, входящего открыто в оппозицию.

Пастернак Б. Л.

Чернь (фрагмент из письма Пастернака Б. Л. от 28 ноября 1958 г.)

   "... Темные дни и ещё более темные вечера времён античности или Ветхого Завета, возбужденная чернь, пьяные крики, ругательства и проклятия на дорогах и возле кабака, которые доносились до меня во время вечерних прогулок; я не отвечал на эти крики и не шел в ту сторону, но и не поворачивал назад, а продолжал прогулку ..."

Бодний А. А.

Чернь (поэтическая импровизация).

   Темные дни и ещё темнее вечера,
   Непрерывной чередой пришедшие со Старого Завета
   И в житие величья Гёте, и, как судьбинная пора,
   В протестность лиры Пастернака как Поэта.
  
   Главный здесь антигерой есть чернь,
   Ломовую роль которой субьективно преподносят,
   Как псевдороль подтекстно, и путь ей стелит терн,
   В изломах Времени существенность момента ею вносят.
  
   Антидостоинство же черни - в христопродажестве,
   Где мать она родную за гривенник продаст.
   Натравленная на гуманистов в невежестве
   Императива покровителей она злой псине фору даст.
  
   И так травили с Старого Завета,
   Бросая в вольнодумцев каменья без разбора.
   Травили Гёте пьяные обозники из черньевого насеста.
   И сычилась на Пастернака чернь до диссонансного запора.
  
   И пищущего автора, - как вурдалаки-попугаи
   От шушкодомовской управы с олигофрениею мозга.
   Чернь подлая христопродажно травит, - как стаи
   Шакалов, не ведая, что в жизни есть почетная дорога.
  
   Могут возразить по строфам всем:
   "А как же чернь могла тогда Октябрь совершить?"
   А ей идейность не нужна в вурдалачестве своем.
   Экспроприацию она как мародёрство жаждала вершить.
  
   Все беды социальные на свете
   От черни вурдалаковской исходят.
   И это не сгущенье красок в привычном свете.
   Существенность и повод себя в конкретике находят.
  
   Черни спин согбенность перед властностью
   Даёт платформу олигархам и земному божеству,
   Свинячится элита где земная, упоённая благостью,
   Национальное богатство даёт что естеству.
  
   Не будь платформы, не было и ража.
   Поползновенье социальность бы гасила.
   И демократия избегла бы христопродажности пассажа.
   И миром правила б народно-праведная сила.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Душистою веткою машучи,
   Впивая впотьмах это благо,
   Бежала на чашечку с чашечки
   Грозой одуренная влага.
   На чашечку с чашечки скатываясь,
   Скользила по двум, - и в обеих
   Огромною каплей агатовою
   Повисла, сверкает, робеет.
   Пусть ветер, по таволге веющий,
   Ту капельку мучит и плющит.
   Цела, не дробится, - их две еще
   Целующихся и пьющих.
   Смеются и вырваться силятся
   И выпрямиться, как прежде,
   Да капле из рылец не вылиться
   И не разлучаться, хоть режьте.

Бодний А. А.

* * *

   Душистою веткою машучи,
   После грозы, природу освежившей,
   Росинки влаги страждучи,
   В фокусировке, эффекта ищущей.
  
   Как будто бисер по блещущей листве
   Серебряной искристостью играет.
   И отзываются игре бусинки серебра в траве,
   Пересекаяся лучами с нитями, листва что ниспускает.
  
   И в этой паутине конфетти
   Главнейшей озабоченностью стала -
   Чрез фокусировку чтобы обрести
   Мог хлорофилл эффект - и урожайность б возрастала.
  
   Физиология новацию не любит,
   Когда эффект идёт вразрез процессам.
   И в жизни так: проторенное больше служит,
   Чем привнесённое в угоду обжигательным аффектам.

Пастернак Б. Л.

Степь.

   Как были те выходы в тишь хороши!
   Безбрежная степь, как марина.
   Вдыхает ковыль, шуршат мариши,
   И плавает плач комариный.
   Стога с облаками построились в цепь
   И гаснут, вулкан на вулкане.
   Примокла и взмокла безбрежная степь,
   Колеблет, относит, толкает.
   Туман отовсюду нас морем обстиг,
   В волчцах волочась за чулками,
   И чудно нам степью, как морем, брести -
   Колеблет, относит, толкает.
   Не стог ли в тумане? Кто поймет?
   Не наш ли омет? Доходим. - Он.
   - Нашли! Он самый и есть. - Омет,
   Туман и степь с четырех сторон.
   И Млечный Путь стороной ведёт
   На Керчь, как шлях, скотом пропылён.
   Зайти за хаты, и дух займет:
   Открыт, открыт с четырех сторон.
   Туман снотворен, ковыль как мед.
   Ковыль всем Млечным Путем рассорён.
   Туман разойдется, и ночь обоймет
   Омет и степь с четырех сторон.
   Тенистая полночь стоит у пути,
   На шлях навалилась звездами,
   И через дорогу за тын перейти
   Нельзя, не топча мирозданья.
   Когда еще звезды так низко росли,
   И полночь в бурьян окунало,
   Пылал и пугался намокший муслин,
   Льнул, жался и жаждал финала?
   Пусть степь нас рассудит и ночь разрешит.
   Когда, когда не: - в Начале
   Плыл Плач Комариный, Ползли Мураши,
   Волчцы по Чулкам Торчали?
   Закрой их, любимая! Запорошит!
   Вся степь как до грехопаденья:
   Вся - миром объята, вся - как парашют,
   Вся - дыбящееся виденье!

Бодний А. А.

Степь.

   Как были те выходы в тишь хороши,
   Когда отгремели фанфары разгрома
   Полчищ половецких, и сняты оковы с души.
   Безбрежность степи - как живая истома.
  
   Ковыль и типчак, костер и райграс
   Сливаются атрибутно с менталитетом степным.
   А от него идут корни оседлости и рас.
   Степь служит субъектом экзистенции и смыслом родовым.
  
   От половецких нашествий и до наших дней
   По исстрадальной кубанской степи
   Калейдоскопил захватчиков ураган теней,
   Оставив след лишь убегающей стопы.
  
   Последнее нашествие - фашистская орда,
   В честь изгнания которой введён был термин:
   "Голубая линия", тянувшаяся с востока до западного поста,
   Со ставрополья - до керченских окраин.
  
   С "Голубой линии" фашистов выбивали в обезличенность.
   Павшие воины советские с Нее уходили в бессмертие,
   На Млечном Пути оставляя души на вечность,
   А на Земле отмечали в скрижалях геройства деяние.
  
   Периодически проекцию свершает Млечный Путь:
   Свою туманность Он на степь спускает.
   И этим выражает бессмертье душ и их общенья суть.
   В пределах мирозданья высоты единство Он ваяет.
  
   Единство сути и преемственность времен
   Верстаются и по степной горизонтали:
   Предтечно задали степи патриотизма тон
   И Лермонтов и Пушкин, когда судьбу свою верстали.
  
   Они прошли практически в диапазоне "Голубой",
   Частицу духа, Лермонтова праха степи даруя,
   Чтоб был в потомках навсегда победоносным бой
   Не только в степи ратной, но и добро от зла ратуя.
  
   Менталитет степи возник ещё до райского грехопаденья.
   В дальнейшем шла лишь эволюция, нацеленная на прогресс.
   И если есть теодицейные, идейные доселе преклоненья,
   То только перед Лениным, или пред тем, когда б Христос воскрес.
  
   А главное достоинство степи кубанской:
   Ваяние себя в "жемчужину России"
   И личным Разумом и коллективной силой.
   И в этом статус есть её мессии.

Пастернак Б. Л.

Сложа весла.

   Лодка колотится в сонной груди,
   Ивы нависли, целуют в ключицы,
   В локти, в уключины - о, погоди,
   Это ведь может со всяким случиться!
   Этим ведь в песне тешатся все.
   Это ведь значит - пепел сиреневый.
   Роскошь крошеной ромашки в росе,
   Губы и губы на звезды выменивать!
   Это ведь значит - обнять небосвод,
   Руки сплести вкруг Геракла громадного,
   Это ведь значит - века напролет
   Ночи на щелканье славок проматывать!

Бодний А. А.

Сложа весла.

   Лодка колотится в сонной груди -
   Векторы метит в вселенском пространстве,
   То ли отдаться страсти земной, то ли свою параллель возвести
   Меж неспособностями бытия и силой вселенской в расстройстве.
  
   Удобная поза в философичной прострации -
   Ложе из тертой ромашки в росе
   Чтобы полет изысканий с вселенской позиции
   Вводить в приемлемость дробленно бы земной оси.
  
   В таком положенье бы слиться с осью земной.
   И с нею вселенское б закругленье измерить,
   Чтобы созвучить дыхание клетки грудной
   С дыханием ветра Вселенной - молекулу тела объемлить.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Густая слякоть клейковиной
   Полощет улиц колею:
   К виновному прилип невинный,
   И день, и дождь, и даль в клею.
   Ненастье настилает скаты,
   Гремит железом пласт о пласт,
   Свергает власти, рвет плакаты,
   Натравливает класс на класс.
   Костры. Пикеты. Мгла. Поэты
   Уже печатают тюки
   Стихов потомкам на пакеты
   И нам под кету и пайки.
   Тогда, как вечная случайность,
   Подкрадывается зима
   Под окна прачечных и чайных
   И прячет хлеб по закромам.
   Коротким днем, как коркой сыра,
   Играют крысы на софе
   И, протащив по всей квартире,
   Укатывают за буфет.
   На смену спорам оборонцев -
   Как север, ровный Совнарком,
   Безбрежный снег, и ночь и солнце,
   С утра глядящее сморчком.
   Пониклый день, сырьё и быдло,
   Обидных выдач жалкий цикл,
   По виду - жизнь для мотоциклов
   И обданных повидлой игл.
   Для галок и красногвардейцев,
   Под черной кожи мокрый хром.
   Какой еще заре зардеться
   При взгляде на такой разгром?
   На самом деле ж это - небо
   Намыкавшейся всласть зимы,
   По всем окопам и совдепам
   За хлеб восставшей и за мир.
   На самом деле это где-то
   Задетый ветром с моря рой
   Горящих глаз Петросовета,
   Вперённых в небывалый строй.
   Да, это то, за что боролись.
   У них в руках - метеорит.
   И будь он даже пуст, как полюс,
   Спасибо им, что он открыт.
   Однажды мы гостили в сфере
   Преданий. Нас перевели
   На четверть круга против зверя.
   Мы - первая любовь земли.

Бодний А. А.

* * *

   Густая слякоть клейковиной
   Ложится в колею и в души побеждённых
   И победителей, ища ответ строкою чернышевской,
   Ища виновных не в истории, а в носителях идейных.
  
   Но чтоб идея зародилась, сословный нужен пат,
   Когда верха рулить не могут, низы не в силах выживать.
   Внешний враг такому положенью рад.
   Внутренний же враг системно начинает возникать.
  
   Известно, что порочность балом правит.
   На протяженье же тысячелетий изломы - не частое событье.
   К взрывному историческому стану подводит
   Антилопы золотой предупрежденья забытье.
  
   И вот приходит Гарант новый.
   На Библии клянётся, что брат Ему - народ страны.
   Проходит время испытанья, абрис акцентов - старый.
   Дилемма вековечная рвёт судьбоносность аккордовой струны.
  
   Опять приходит Гарант новый
   На Библии клянётся, что нет Ему родней народа.
   Проходит время испытанья, и маскарад явился старый:
   Овечьи маски заменились оскалом волчьим нового уж рода.
  
   И так идёт от поколенья к поколенью.
   И вот приходит судьбоносность Октября.
   Казалось, директивно-окончанье социальному томленью.
   Но, оптимизм, увы, здесь оказался зря.
  
   В порядке усвоенья классифицируем процесс,
   Как становленья и завершенья социализма,
   На двустадийность; первая - как преодолённый есть регресс,
   Вторая - как обретшая материальную основу ленинизма.
  
   Несмотря на разность материальной обеспеченности,
   Как восставшая из руин первая стадия,
   Так и вторая несли тенденцию к закабалению плебейности.
   Откуда же такая социальная прострация?
  
   Инстинкт насилия исходит с подсознанья,
   Чтобы вершить результативность оперативности.
   А так как клятвенность на Библии есть акт сознанья,
   А подсознанье - под пятой, - итог есть в пользу субъективности.
  
   Инстинкт насилия сроднён по сути с поговоркой:
   "Властолюбье в беспределе - как страсть в оргазмном деле".
   Чрез тысячелетья так идёт цена гарантной
   Риторики Гаранта - оргазм используют в бессрочном деле.
  
   Деяния Гаранта без элиты - как нуль без единицы.
   Это не тандем - сиамское сращенье
   Меж менталитетностью насильственной десницы
   И властолюбием, не знающим ограниченье.
  
   При общности менталитетной всех Гарантов
   Социализм лицом к народу ближе в благоденстве,
   Чем есть капитализм со всем набором грантов,
   Ибо госсобственность есть буферность в классовом злодействе.

Пастернак Б. Л.

Вдохновение.

   По заборам бегут амбразуры,
   Образуются бреши в стене.
   Когда ночь оглашается фурой
   Повестей, неизвестных весне.
   Без клещей приближенье фургона
   Вырывает из ниш костыли
   Только чулом свершенных прогонов,
   Подымающих пыль издали.
   Этот грохот им слышен впервые.
   Завтра, завтра понять я вам дам,
   Как рвались из ворот мостовые,
   Вылетая по жарким следам,
   Как в росистую хвойную скорбкость
   Скипидарной, как утро, струи
   Погружали постройки свой корпус
   И лицо окунал конвоир.
   О, теперь и от лип не в секрете:
   Город пуст по зарям оттого,
   Что последний из смертных в карете
   Под стихом и при нем часовой.
   В то же утро, ушам не поверяя,
   Протереть, не успевши очей,
   Сколько бедных, истерзанных перьев
   Рвется к окнам из рук рифмачей!

Бодний А. А.

Вдохновение.

   По заборам бегут амбразуры -
   Власть Советов держит напор
   От вещественно-психической процедуры,
   Компроматным миазмом ставя запор.
  
   Не понять обывателю истину -
   Подсобляют Советам поэты резонные.
   Чтобы не дать опуститься России в трясину,
   Буриданослинность с горя вводят в приемы экстримные.
  
   А над горем не надо социальным смеяться.
   Тысячелетья престолы плебейность сосали.
   Государственность в частности могла растворяться.
   Да ещё с Октября золотые вагоны за кордон распихали.
  
   Вот и стали Советы пред разбитым корытом,
   Чтоб с нуля начинать возводить мирозданье Свободы.
   Пролетарские поэты не пленились тяжелым моментом,
   Вдохновенье питали в отблесках превентивной победы.
  
   Отправная точка пролетарских поэтов -
   Не сам процесс восстановленья, а визированье
   Чрез процесс восстановленья и медитации полетов,
   И пеленанья временем - цели окончанье.
  
   А подтвержденьем правоты поэтов пролетариата -
   Рожденье самой сильной страны мира -
   Советского Союза, где основанья дата -
   Начало вдохновения поэтов, их пламенная лира.

Пастернак Б. Л.

Вместо стихотворения (Акростих).

   Мгновенный снег, когда булыжник узрен,
   Апрельский снег, оплошливый снежок!
   Резвись и тай, - земля как пончик в пудре,
   И рой огней - как лакомки ожог.
   Несись с небес, лишай деревья весу,
   Ерошь березы, швабрами шурша.
   Ценители не смыслят ни бельмеса,
   Враги уйдут, не взявши ни шиша.
   Ежеминутно можно глупость ляпнуть,
   Тогда прощай охулка и хвала!
   А ты, а ты, бессмертная внезапность,
   Еще какого случая ждала?
   Ведь вот и в этом диком снеге летом
   Опять поэта оторопь и стать -
   И не всего ли подлиннее в этом?
   ................ - как знать?

Бодний А. А.

Вместо стихотворения.

   Мгновенный снег, когда бумажник узрен.
   Весны цветастость набирает ход.
   И ритм сезонности типично должен
   Всю идентичность возвести под вешний свод.
  
   Но вот оказия какая - хоть относительно он кратковременен,
   А реверансным снегом к чему Природа намекает?
   Пробел, видать, Её здесь безрасчётен?
   Бельмес лишь такой абрис смысла водружает.
  
   Нежданный снег философично возвышает
   Критичность уровня стихийности земных явлений.
   Еще за триста лет по максимуму присовокупляет,
   Кадастр чтоб вобрал надежности гарантий.
  
   Вот и выходит на поверку - Поэту надо быть бы начеку,
   Чтоб кругозором охватить не только экстерьерность -
   Непредсказуемость, превентивно дважды одолеть дабы реку.
   Хватая личностную сущность, теряя оторопность.

Пастернак Б. Л.

Летний день.

   У нас весною до зари
   Костры на огороде, -
   Языческие алтари
   На пире плодородья.
   Перегорает целина
   И парит спозаранку.
   И вся земля раскалена,
   Как жаркая лежанка.
   Я за работой земляной
   С себя рубашку скину,
   И в спину мне ударит зной
   И обожжет, как глину.
   Я стану, где сильней припёк,
   И там, глаза зажмуря.
   Покроюсь с головы до ног
   Горшечною глазурью.
   А ночь войдет в мой мезонин
   И, высунувшись в сени,
   Меня наполнит, как кувшин,
   Водою и сиренью.
   Она отмоет верхний слой
   С похолодевших стенок
   И даст какой-нибудь одной
   Из здешних уроженок.
   И распустившийся побег
   Потянется к свободе,
   Устраиваясь на ночлег
   На крашеном комоде.

Бодний А. А.

Летний день.

   У нас весною до зари
   На огороде - вспоможенье.
   По счету малому, с посадочной поры
   Я Таллы и Феронии - в подручье.
  
   Потенциал началья зародыша движенья,
   Дух Вечности что заложил в разнообразье видов,
   Представив как Природы обновленья,
   Я агрофоном потенциал в динамику ввожу расцветов.
  
   Тенденцию держу в теченье лета,
   Чтоб жизни факторы благоприятственность имели.
   А если непогода негативит чрез акт автогамии запрета,
   Я поспособствую, чтоб защищены укрытьем биофазы были.
  
   Наградой будет мне пускай
   Слияние Природы динамики обхоженной
   С субстанцией духовною моей как пай
   Во кладезь Вечности эволюционной.
  
   А по большому счету, я - Духа Вечности прораб.
   Потенциал Его, что Разуму Он дал для поэтичности.
   Я силой собственного дара ввожу в текучести этап,
   Не изменяя Духа Вечности модели данности.
  
   А если кто запротестует в трактовке таковой,
   Пусть знает - движение мыслей Поэта есть вторичное,
   Идущее вослед изъявленности Духа поэтической строкой.
   Точнее, здесь тандем резонности, но Духа - покровительство
   первичное.
  
   Чем праведней по изначальности Поэт,
   Тем апогейнее резонность - знак умиленья Духа.
   Взаимно и Поэт вершит строфой рассвет
   В Природе и в людских надеждах, а для истории - как веха.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Все наклоненья и залоги
   Изжеваны до одного.
   Хватить бы соды от изжоги!
   Так вот итог твой, мастерство?
   На днях я вышел книгой в Праге.
   Она меня перенесла
   В те дни, когда с заказом на дом
   От зарев, догоравших рядом,
   Я верил на слово бумаге.
   Облитой лампой ремесла.
   Бывало, снег несет вкрутую,
   Что только в голову придет.
   Я сумраком его грунтую
   Свой дом, и холст, и обиход.
   Всю зиму пишет он этюды,
   И у прохожих на виду
   Я их переношу оттуда,
   Таю, копирую, краду.
   Казалось альфой и омегой -
   Мы с жизнью на один покрой;
   И круглый год, в снегу, без снега.
   Она жила, как alter ego,
   И я назвал ее сестрой.
   Землею был так полон взор мой,
   Что зацветал, как курослеп
   С сурепкой мелкой неврасцеп,
   И пил корнями жженый, черный
   Цикорный сок густого дерна,
   И только это было формой,
   И это - лепкою судеб.

Бодний А. А.

* * *

1.

   Все наклоненья и залоги
   И дня прожить не могут без движенья,
   Чтоб предикатность не открыла б новые прологи
   И жизнь не подносила б оргазмности творенья.
  
   Какая б ни стояла на дворе погода,
   Поэт пожарным методом тенденцию не изъяснит.
   Он должен возвышаться над проблемами любого рода,
   Чтоб главные противоречья уловить.
  
   А как тогда увидит атомность проблемы Он?
   А это историческим сознаньем Он постигнет
   И эмпиризм задаст здесь тон,
   Тогда стратегию интуитивность творчества изыщет.
  
   Когда же постигает Он идейность.
   Тогда модель её Он создает.
   Вот тут-то и задействует Он атомность -
   Новацией Поэт подвижки миру отдает.
  
   Когда же сумраком грунтует Поэт снег,
   Он атомы - снежинки с красотою умаляет.
   Которыми сооружают мирозданье снеговое сезонных вех.
   И символ крепости потребность дворец Зимний выражает.
  
   Усовершенствовать бытийную же перспективность
   Поэт лишь через атомность в классическом творенье
   Сможет; пример тому, когда Брюлов мазком чрез гениальность
   Нашёл на Николаевом портрете раскрывшееся лучезарье -
  
   Шедевр чрез индикатрису, которая чрез характерность
   В цепной реакции пленэрно богатство красок,
   Их игру передала как животворную реальность,
   Когда последний лёг мазок звеном оригинальной цепи ставок.

2.

   Явление последнего мазка есть не импульс озаренья.
   Которое ложится в абрис гениальности.
   Это - явление автоматизма творческого изъявленья,
   Где инспирирует лишь воля Духа Вечности.
  
   Таким приёмом подтверждает воля Духа Вечности.
   Что истинность творенья в режиме гениальности
   Есть динамика процесса, которая исходит от потенциальности,
   Где Дух создал начально модель оригинальности.
  
   Тогда, наверно, Духа благодарить бы надо,
   И помолиться низко Ему во всем.
   Молиться до разбитья лба не надо.
   И благодарности Ему не надо оказывать ни в чём.
  
   Телячья вся такая процедура
   Нужна лишь мифобогу как порожденью плода
   Стоической фантазии в бытийности запора,
   Инстинкт чтоб сохраненья нашёл опору бы для рода.
  
   Неординарность здесь позиций в том,
   Что Дух как Антитело субстанциальное единство
   Составляет с живою плотью и при этом
   Он с измерения четвертого осуществляет Действо.
  
   Абрис Его Действа - живительностью плоть чтоб насыщать
   И организовывать всю жизнедеятельность человека
   Да умертвленья плоти, которую Он должен покидать,
   Переходя на новые субъекты ради даренья жизни сока.
  
   А разве не несёт Дух человека базу данных?
   Нет, не несёт! А оставляет след душа ли во Вселенной?
   Она есть зона чувствованья мозга и истлевает в останках
   бренных.
   Поэта след - в твореньях, у черни - бездна памяти лишь
   адовой.
  
   А так как Дух во время гостеванья человека в земной доле
   Субстанциально слит с ним как Антитело Пыла,
   Являясь фактором организационным в теле,
   То благодарность в адрес Духа подобна самовосхваленью тела.

3.

   Взамен же взгляда пеленания землей -
   Звено искать, чтобы причинность цепной проблемы
   В строфу вытягивать и перспективу открывать -
   Сурепкость изысканием была б карающей дилеммы.

Пастернак Б. Л.

Опять весна.

   Поезд ушел. Насыпь черна.
   Где я дорогу впотьмах раздобуду?
   Неузнаваемая сторона,
   Хоть я и сутки только отсюда.
   Замер на шпалах лязг чугуна.
   Вдруг -- что за новая, право, причуда:
   Сутолока, кумушек пересуды.
   Что их попутал за сатана?
   Где я обрывки этих речей
   Слышал уж как-то порой прошлогодней?
   Ах, это сызнова, верно, сегодня
   Вышел из рощи ночью ручей.
   Это, как в прежние времена,
   Сдвинула льдины и вздулась запруда.
   Это поистине новое чудо,
   Это, как прежде, снова весна.
   Это она, это она,
   Это ее чародейство и диво,
   Это ее телогрейка за ивой,
   Плечи, косынка, стан и спина.
   Это Снегурочка у края обрыва.
   Это о ней из оврага со дна
   Льется без умолку бред торопливый
   Полубезумного болтуна.
   Это пред ней, заливая преграды,
   Тонет в чаду водяном быстрина,
   Лампой висячего водопада
   К круче с шипеньем пригвождена.
   Это, зубами стуча от простуды,
   Льется чрез край ледяная струя
   В пруд и из пруда в другую посуду.
   Речь половодья -- бред бытия.

Бодний А. А.

Опять весна.

   Поезд ушёл. Насыпь черна.
   Вроде Вселенная по земле распласталась,
   Звёзды закрывши собою сполна.
   За спиною дорога осталась.
  
   В лепкость земного я шара вступаю -
   Чувствую лепку просит земля,
   Хоть ещё и холодна, но водных артерий я пульс ощущаю
   Пульс же пока неустойчив, будто как - помощь моля.
  
   Робким журчаньем слух обостряет
   Настороженно-борящийся, кстати, ручей - поводырь.
   Мне он дорогу собою верстает.
   И биополями наших движений бодрится пустырь.
  
   Кучкующих ив магия силуэтов
   Половецких воинов астральность даёт.
   И мысленный говор историй поэтов
   С журчаньем реальным здесь восстает.
  
   Треск сушняка нарушает картину -
   Птица тяжелая с ветки сошла.
   И диссонансность ночи продолжая, в стремнину
   Ручья перепада льдина вздыбившаяся вошла.
  
   Вот впереди - возрастание шума, звон перелива -
   Мост, по которому я прохожу, ощущая внизу
   Как будто вода оживленно диктует, а нива
   Внимает советы своей приглушенностью на дальнем низу.
  
   Вышел на поле, спускаясь по косогору, -
   Снежных колоний пока еще тьма.
   Но ритмы весны ощущаются впору -
   Звонкость спонтанных ручьев для нее как тесьма.
  
   Темнота - не помеха весенним подвижкам.
   В каждый веснинке воды - оптимизм на сезон.
   Чтоб урожай создавал бы упругость амбарным задвижкам -
   В этом они заслужили тесьму как весенний резон.
  
   На эту тесьму претендует и распластанность Вселенной.
   Дающая прессингом силу напора веснинкам воды.
   А снизу - жизнесочная чаша на лике Земли распростертой,
   Поют для которой полифонично веснинки извечные оды.

Пастернак Б. Л.

Март.

   Солнце греет до седьмого пота,
   И бушует, одурев, овраг.
   Как у дюжей скотницы работа,
   Дело у весны кипит в руках.
   Чахнет снег и болен малокровием
   В веточках бессильно синих жил.
   Но дымится жизнь в хлеву коровьем,
   И здоровьем пышут зубья вил.
   Эти ночи, эти дни и ночи!
   Дробь капелей к середине дня,
   Кровельных сосулек худосочье,
   Ручейков бессонных болтовня!
   Настежь все, конюшня и коровник.
   Голуби в снегу клюют овес,
   И всего живитель и виновник -
   Пахнет свежим воздухом навоз.

Бодний А. А.

Март.

   Солнце греет до седьмого пота.
   Хотя и приседает снег, но объемностью ещё внушает
   Мне, мальчонку шести лет, в пределах собственного сада
   Нестандартность этической тяги - копию ваять заставляет.
  
   Детским разумом я ощущаю титаничность
   Его величья, превосходящее громадье Петра Первого.
   А потому одухотворной лепкой я в день Его ухода в Вечность
   В знак поклонения могилку создаю из снега липкого.
  
   Возможны возгласы: "тирана незаконно восхвалил".
   На это возражаю: заткнитесь на ...окрестно оглянитесь.
   А восхвалённый вами Петр сподручными руками расчленил
   Младую душу от сына плоти - христопродажностью
   стряхнитесь.
  
   А Ельцин что с Россией сделал -
   ГУЛАГ экономический створил
   И беловежской пущей все ценности Союза сыудолал.
   Его преемник тот же курс продолжил.
  
   А за границей лучше разве личностные свойства
   Экспрезидентов и эксцарей?Да та же негативность
   Натур менталитетов и общий фон расстройства -
   Порочно-исторический менталитет непреложную являет
   личность.
  
   Эту разнополюсность коллизии там отделяют:
   Есть деятель, радеющий за государство, и личность есть его
   особняком.
   У нас же личностью эксповелителей всю деятельность
   истребляют,
   Чтобы реально правящую пакость замуровать бы простаком.
  
   Вот и выходит на поверку: весна пришла,
   А всю накопленную ценность государства
   Тщеславность новоявленного бога в навоз перевела.
   Отсюда - и истории миазмость весеннего есть свойства.

Пастернак Б. Л.

Весенняя распутица.

   Огни заката догорали.
Распутицей в бору глухом
В далекий хутор на Урале
Тащился человек верхом.
   Болтала лошадь селезенкой,
И звону шлепавших подков
Дорогой вторила вдогонку
Вода в воронках родников.
   Когда же опускал поводья
И шагом ехал верховой,
Прокатывало половодье
Вблизи весь гул и грохот свой.
   Смеялся кто-то, плакал кто-то,
Крошились камни о кремни,
И падали в водовороты
С корнями вырванные пни.
   А на пожарище заката,
В далекой прочерни ветвей,
Как гулкий колокол набата,
Неистовствовал соловей.
Где ива вдовий свой повойник
Клонила, свесивши в овраг,
Как древний соловей-разбойник
Свистал он на семи дубах.
Какой беде, какой зазнобе
Предназначался этот пыл?
В кого ружейной крупной дробью
Он по чащобе запустил?
   Казалось, вот он выйдет лешим
С привала беглых каторжан
Навстречу конным или пешим
Заставам здешних партизан.
   Земля и небо, лес и поле
Ловили этот редкий звук,
Размеренные эти доли
Безумья, боли, счастья, мук.

Бодний А. А.

Весенняя распутица.

   Огни заката догорали.
   По просеке шагал в поселок я.
   По обе стороны меня сопровождали
   И настороженно шептали силуэты громадья
   Деревьев хвойных как вселенских пирамид,
   Со мной общающиеся в космическом эфире
   Чрез мысленную передачу, и будто я с Вселенной слит.
   Остаток бледности дневной я оставляю лире.
  
   Но подсознание дает мне установку:
   Проверь ещё, кто ближе - хлад Вселенной или лира.
   Я чувствую в душе конструкции подсказку:
   Вселенная и лира в содружестве давно, как старость мира.
  
   Тогда лесная просека является тем местом,
   Где магнитизм Вселенной в зенитном положенье.
   И слякотность дороги - закругленность в конечном,
   Где лепится начало Бытия в вселенском толкованье.
  
   А я иду тогда по изначалью Бытия
   С сознанием как будто неземным,
   Где можно переплавить все ошибки жития,
   Уж если не духовным - хотя бы методом страстным.
  
   Но что-то мне затылок давит какая-то телепатичность.
   Не останавливаясь, я поворотом головы свизировал назад.
   У обочины дороги на стометровом удаленье любопытность
   Полуоткрытой пастью медведь на задних лапах выражал
   как пад.
  
   Я спокойным взором лицезрел секунду
   И продолжал уверенно свой путь.
   Поползновений не ощущал я ни на йоту:
   Понял зверь меня - миролюбивую несу я жизни суть.
  
   Корректировку тут же внёс я в переплавку:
   Не нужна мне эта стадия для самообновленья.
   И то, что делаю я иногда на противленство ставку,
   Защита есть добра от злого посяганья.
  
   И вышел я из лесу на простор полей.
   Разительную вдруг я перемену ощутил:
   Меж закругленностью Вселенной и Землей - небеса
   теострастей,
   Разжижущие волю, чтоб в Истину я душу не вложил.

Пастернак Б. Л.

   Я рос. Меня, как Ганимеда,
   Несли ненастья, сны несли.
   Как крылья, отрастали беды
   И отделяли от земли.
   Я рос. И повечерий тканых
   Меня фата обволокла.
   Напутствуем вином в стаканах,
   Игрой печальною стекла,
   Я рос, и вот уж жар предплечий
   Студит объятие орла.
   Дни далеко, когда предтечей,
   Любовь, ты надо мной плыла.
   Но разве мы не в том же небе?
   На то и прелесть высоты,
   Что, как себя отпевший лебедь,
   С орлом плечо к плечу и ты.

Бодний А. А.

* * *

   Я рос ... не так, как Ганимед.
   И виночерпию взамен от боговых пиров
   Судьбина выдавала мне не мёд,
   А дискомфорт плебеевых родов.
  
   И напасти превратностей, как Пандоры горшок,
   Вытряхивал из рейтинга я детского.
   И хоть здоровьем я и не был плох,
   Но еле выживал под прессингом я времени текущего.
  
   Подобно этической песне - мне песнь матери,
   Что адресована была моей субстанции:
   "В одном городе, на окраине ...", неся потери
   Для состраданья моего, как подношенье матриархата
   дикции.
  
   Но детским разумом я уловил психологизм.
   И умозаключенье мое шло чрез переадресовку
   Пульсации не матери, а образу из песни, где трагизм
   Душу мне навёл на самосознанья перестройку.
  
   Интуитивно постигал матриархатную я унисонность
   хладнокровья,
   Где разумность самомненья чрез медиумичность
   В тиски детерминизма брала для самолепья
   Меня и моего отца, ропщущего чрез сентиментальность.
  
   Брат Виктор на восемь лет за меня старше.
   Тигрово-ренегатской хваткой мерил он судьбы провалы,
   Идя под жениной вожжой до цели по-кошачьи, как в шарже,
   Беря тиски родителей инстинктно на развалы.
  
   Но "каждому - своё", как есть на адовых вратах.
   Мой брат не получил в наследство и копейки.
   Я принял, как домашний сын, всю дарственность как
   наследства стяг.
   Родителей я опекал до тризны; и участь - инстинкт
   узкоколейки.
  
   В любви залоги личной мне давали.
   Но я и не старался дальше их идти.
   Инстинкты родовым детерминизмом мне роптали
   О силе прозаичности, чтоб сбить меня с пути.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Мне четырнадцать лет.
   Вхутемас.
   Еще - школа ваянья.
   В том крыле, где рабфак,
   Наверху,
   Мастерская отца.
   В расстояньи версты,
   Где столетняя пыль на Диане
   И холсты,
   Наша дверь.
   Пол из плит,
   И на плитах грязца.
   Это - дебри зимы.
   С декабря воцаряются лампы.
   Порт-Артур уже сдан,
   Но идут в океан крейсера.
   Шлют войска,
   Ждут эскадр,
   И на старое зданье почтамта
   Смотрят сумерки,
   Краски,
   Палитра
   И профессора.
   Сколько типов и лиц!
   Вот душевнобольной.
   Вот тупица.
   В этом теплится что-то.
   А вот совершенный щенок.
   В классах яблоку негде упасть
   И жара как в теплице.
   ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Как-то раз,
   Когда шум за стеной,
   Как прибой, неослабен,
   Омут комнат недвижен
   И улица газом жива, -
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Близость праздничных дней.
   Четвертные.
   Конец полугодья.
   Искрясь струнным нутром,
   Дни и ночи
   Открыт инструмент.
   Сочиняй хоть с утра,
   Дни идут.
   Рождество на исходе.
   Сколько отдано елкам!
   И хоть бы вот столько взамен.

Бодний А. А.

* * *

1.

   Мне четырнадцать лет.
   Я жизнь познаю в узлах диссонансных,
   В сословном наклоненье житейских бед,
   С прологом статусов семейно-родословных.
  
   Отец мой столяром был первоклассным.
   И дома он верстак держал в работе.
   Его филёнки с обрамленьем декоративным
   Высокий спрос несли на рынке и в житейском обиходе.
  
   Мать - самородок бытия, как мастерство народное,
   Была швеей-закройшицей с импровизаторским талантом,
   Не только обшивала домочадцев, но и желанье инородное
   Чрез спрос решить могла с базарным и клиентным абрисом.

2.

   Узлы диссонансные не интерес, а жизнь подносила.
   Я их принимал как прелюдию жизни сокрытости,
   Хотя и чувствовал, что здесь мне нужна философская сила.
   И даже методикой детской вводил их в потребности.
  
   Я чувством глубоким тогда сознавал,
   Что диссонанс как бы статус Вселенной.
   И облегченье с раздумий искал
   В эпидермической сфере житейской.
  
   Но часто в прострацию я попадал,
   Не зная законов спонтанно-бытийных,
   Когда вожделенность в реальности ждал
   И планку оценки спускал до явлений случайных.
  
   Природою данный идеализм экзистенций
   Сживался контрастно с моим эмпиризмом,
   Являл мне насущность: точки найти единений
   Парадоксальных явлений своим историзмом.

3.

   Я подключил философский обзор прикладной -
   Абстракцией перейти на нетронутость категорий:
   Искать диссонанс не в сфере земной,
   А в парадоксе Вселенной - в параллелях прямых
   и закруглений.
  
   Отроческому Разуму парадоксальностью велось,
   Что в параллелях, в точках начальных закруглений
   Виртуально траектории прямолинейность сохраняет ось,
   Вокруг которой линии реалий ведут движение вращений.
  
   Тогда ставится вдруг актуальным
   Сакраментальности вопрос в парадоксальном исполненье:
   Для бесконечности Вселенной не есть ли пунктом
   псевдосверхконечным
   Центр закруглений в альтернативном подразуменье?
  
   Сакраментальность мне внушает прагматизм:
   Коль парадокс в Вселенной тоже коренится,
   То на Земле решать противоречия проблем поможет
   стоицизм -
   В социальности ложе его прикладное томится.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Февраль. Достать чернил и плакать!  
Писать о феврале навзрыд,  
Пока грохочущая слякоть  
Весною черною горит.
   Достать пролетку. За шесть гривен  
Чрез благовест, чрез клик колес  
Перенестись туда, где ливень  
Еще шумней чернил и слез.
   Где, как обугленные груши,  
С деревьев тысячи грачей  
Сорвутся в лужи и обрушат  
Сухую грусть на дно очей.
   Под ней проталины чернеют,
   И ветер криками изрыт,
   И чем случайней, тем вернее
   Слагаются стихи навзрыд.

Бодний А. А.

* * *

   Февраль. Достать чернил и плакать,
   Асинхронно чувства когда теребятся,
   Вступившие в фазу, весну чтобы алкать.
   А слякотью мира ещё устремленья уздятся.
  
   И устремлено-хаотично взгляд ищет зацепленье,
   По первым чтоб существенным приметам
   Поэзии найти бы вдохновеньем плененье.
   И тусклость флоры вдруг набухшим камбием
   становятся расцветом.
  
   Расцвет - как точка отправная поэзии рассвета.
   И так должно по эволюции и быть.
   Но почему тогда поэзия торопит спектры света,
   Стараясь вроде бы реанимировать свой полусонный быт?
  
   Она армагеддоновой глобальности боится,
   Когда одной косою и нечестивцы и она лишатся лика.
   И с проталинами первыми неслучайно метаморфозится,
   Чтоб дать опознавательность - добро идёт из вечного
   истока.

Пастернак Б. Л.

* * *

   Встав из грохочущего ромба
   Передрассветных площадей,
   Напев мой опечатан пломбой
   Неизбываемых дождей.
   Под ясным небом не ищите
   Меня в толпе сухих коллег.
   Я смог до нитки от наитий,
   И север с детства мой ночлег.
   Он весь во мгле и весь - подобье
   Стихами отягченных губ,
   С порога смотрит исподлобья,
   Как ночь, на объясненья скуп.
   Мне страшно этого субъекта.
   Но одному ему вдогад,
   Зачем ненареченный некто, -
   Я где-то взят им напрокат.

Бодний А. А.

* * *

   Встав из грохочущего ромба
   Цивилизованных безличий,
   Я поэтичностью граничу словно дамба,
   Держа идейность от напора неприличий.
  
   Мне Юг давал слабленье сил.
   Я нормам в сообразности бытийным
   Идейность до концовки хранить вменил
   Широтам северным и европейским.
  
   На этой широте, но в отдаленности охотской
   Я чревом матери Марии был выношен
   В пятидесятиградусный мороз стороной колымской.
   И в генах я презрел жару, и срок тому - неограничен.
  
   Но по сложившимся резонам я Югу напрокат был отдан
   В синоптическое пекло на нарушенье кровообращенья
   И обостренье амброзийной аллергии, и этот биостан
   Меня распяливал до смены координатов отторженья.
  
   Но биостан не растоптал мою идейность.
   Я смог её на север имплантировать.
   Как рыба, помещенная в проточность,
   Я вирши тонусом могу вертифицировать.

Часть вторая.

Тютчев Ф. И.

* * *

   Из края в край, из града в град
   Судьба, как вихрь, людей метет,
   И рад ли ты, или не рад,
   Что нужды ей? ... Вперед, вперед!
   Знакомый звук нам ветр принес:
   Любви последнее прости ...
   За нами много, много слез,
   Туман, безвестность впереди!
   "О, оглянися, о, постой,
   Куда бежать, зачем бежать?
   Любовь осталась за тобой,
   Где ж в мире лучшего сыскать?
   Любовь осталась за тобой,
   В слезах, с отчаяньем в груди.
   О, сжалься над своей тоской,
   Свое блаженство пощади!
   Блаженство стольких, стольких дней
   Себе на память приведи.
   Все милое душе твоей
   Ты покидаешь на пути!"
   Не время выкликать теней:
   И так уж этот мрачен час.
   Усопших образ тем страшней,
   Чем в жизни был милей для нас.
   Из края в край, из града в град
   Могучий вихрь людей метет,
   И рад ли ты, или не рад,
   Не спросит он ... Вперед, вперед!

Бодний А. А.

   Из края в край, из града в град
   Ведет через истории преемственность Дух Вечности
   Начальный абрис сквозь рай и ад
   Идей - страстей человечества в Свободе мнимости.
  
   Преемственность историческая как следственность,
   Хотя нам кажется, что мы растем на тех традициях,
   Которые дала нам эпосом наследственность,
   Ведущий стержень же - Движенье сил в эволюциях.
  
   Направленность этапов и станов эволюционных,
   Которые чрез пульс проходят жизни человеческой,
   Дух Вечности дает в проявленьях коммутаторных.
   И будто бы идеи мы воспринимаем как работы плод
   аналитической.
  
   Элементарным доказательством концепции
   Есть интуиция, которую Дух Вечности даёт.
   Апологеты же теологии о божеской реминисценции
   Толкуют смысл и к этому мифописание ведёт.
  
   Куда же чувствования интимные тогда сносить?
   А стотриллионной давностью откуда их черпали?
   Когда Дух Вечности чрез эволюцию разверстит
   Пленэр - в оргазмовом зените ожидали.
  
   Парапсихологические действа как явное Движенье
   Духа Вечности наталкивают на вразуменья,
   Что судьбы людские вихрятся в режиме уведомленья,
   Остановиться же в преддверии гласа рока - нет сосредоточенья.
  
   А воля есть избранность, где ангел-хранитель
   Укрытье покажет от вихрей могучих историй,
   Но если баланс благородства держит Спаситель,
   Потенцирующий ещё к противодействию растлений.
  
   Из края в край, из града в град
   Тяга идет духовечная слепого человечества,
   Прозреть которому Дух Вечности лишь может дать
   как пат,
   Когда хотя на йоту разумность превысит дух порочества.

Тютчев Ф. И.

* * *

   Душа моя - Элизиум теней,
   Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
   Ни помыслам годины буйной сей,
   Ни радостям, ни горю не причастных.
   Душа моя - Элизиум теней,
   Что общего меж жизнью и тобою!
   Меж вами, призраки, минувших дней,
   И сей бесчувственной толпою?

Бодний А. А.

* * *

   Душа моя - Элизиум теней ... ли ты?
   Нет, дух протестно-праведный чрез тернии я нёс,
   Желая приобщиться к идее-страсти прометеевой
   версты.
   Препонили превратности, снося на мелкий плёс.
  
   Душа, как Феникс, из грязи бытия вставала,
   Надежду воскрешая в проекции падучести звезды,
   Истинность которая несла в движенье, завлекала
   На высоту идеи прометеевой, хотя бы на воздушные
   мосты.
  
   Экспрессия влекомости давала энергетику,
   Чтоб можно было хаос бытия нейтрализовывать
   частично.
   И коль душа живее тела - присовокупить в настройку
   бы лирику,
   Чтоб действо шло не с точки бы реальной, а как бы
   эпохально.

Тютчев Ф. И.

* * *

   Сижу задумчив и один,
   На потухающий камин
   Сквозь слез гляжу.
   С тоскою мыслю о былом
   И слов в унынии моем
   Не нахожу.
   Былое - было ли когда?
   Что ныне - будет ли всегда?
   Оно пройдет -
   Пройдет оно, как все прошло,
   И канет в темное жерло
   За годом год.
   За годом год, за веком век.
   Что ж негодует человек,
   Сей злак земной!
   Он быстро, быстро вянет - так,
   Но с новым летом новый злак
   И лист иной.
   И снова будет все, что есть,
   И снова розы будут цвесть,
   И терны тож.
   Но ты, мой бедный, бледный цвет,
   Тебе уж возрожденья нет,
   Не расцветешь!
   Ты сорван был моей рукой,
   С каким блаженством и тоской,
   То знает Бог!
   Останься ж на груди моей,
   Пока любви не замер в ней
   Последний вздох.

Бодний А. А.

* * *

   Сижу задумчив и один.
   Смотрю на звезд мерцающее постоянство.
   И мир земной как будто спрятался за тын.
   А я в вселенском постоянстве монадное как будто
   свойство.
  
   Предтечность в этом состоянье - философичности расчет.
   Сопоставляю я себя с людскою суетой,
   И больше хочется, чтоб звезды предъявляли мне бы счёт
   За непотрясанье потрохами, за объемлемость вселенской
   простотой.
  
   Потрясанье потрохами - удел земной есть знати,
   Которые забыли, что гости эфемерные они есть
   на Земле.
   Как лист срывается осенний под силой вечной власти,
   Так и они в любом цикличном листопаде скипятся
   в адовом котле.
  
   Когда карета в серебрящем воздухе предновогодья
   Везла по Невскому проспекту арестанта в каторжную
   полынью, -
   Калейдоскопилась картина - фейерверк веселья
   Изрыгивался из каждого окна как рвенье к очумленью.
  
   И где они и память их, чумевших предновогодней ночью?
   Попередохли все, и не оставив след на бытии и млечности.
   О арестанте память - как нимб, что отданный
   бессрочному свеченью,
   Чтоб человечество бы поклонялось гению Достоевского
   как судьбоносной личности.
  
   Я - не гений, но выше цикла на потрясанность.
   Иду по жизни из витки в виток, обогащая Разум
   через поэтичность,
   Свою полезность ощущаю, о чем сигналит мне мерцающая
   звездность.
   А розы сорванный цветок нашёл свою конечную
   цикличность.

Тютчев Ф. И.

Наполеон.

I.

   Сын Революции, ты с матерью ужасной
   Отважно в бой вступил - и изнемог в борьбе.
   Не одолел ее твой гений самовластный!
   Бой невозможный, труд напрасный!
   Ты всю ее носил в самом себе.

II.

   Два демона ему служили,
   Две силы чудно в нем слились:
   В его главе - орлы парили,
   В его груди - змии вились.
   Ширококрылых вдохновений
   Орлиный, дерзостный полет,
   И в самом буйстве дерзновений
   Змииной мудрости расчет.
   Но освящающая сила,
   Непостижимая уму,
   Души его не озарила
   И не приблизилась к нему.
   Он был земной, не Божий пламень,
   Он гордо плыл - презритель волн,-
   Но о подводный веры камень
   В щепы разбился утлый челн.

Бодний А. А.

Наполеон.

   Сын революции, ты ... с матерью - Природой
   Стал конкурировать в определенье Истины земной,
   Стремяся лидерство вобрать пред армагеддоновой
   Фемидой,
   И подковерною игрой достичь чтобы престольности
   прибой.
  
   Ты демоническое проецировал желанье,
   Свою субстанциальность в необычайность чтобы возвести.
   Общественной инструментовке давал ты изливанье:
   Ораторским искусством парламентерство заводил в узды.
  
   Дух Старого Завета тебя благославлял
   До линии, полезность где твоя вся издыхалась.
   За ратность тебя Он водрузил на пьедестал
   Тирана мирового, душа чтобы танталовалась.
  
   Природа-мать порою натиском злобится,
   Неся армагеддоновую стать, но от тебя Она в отличие
   Есть руки Духа Вечности, и этой непомерностью гордится.
   А ты, Наполеон, в сравненье с Ней - лишь самозваное
   тщеславие.
  
   А может ты - психический больной, но одарённый
   самозванец?
   Тогда виновно общество, что просмотрело психопатию,
   Как зараженное само таким недугом, и ты по праву
   есть ему истец.
   Коллизия есть парадокса - больное общество дало с больным
   гармонию.

Тютчев Ф. И.

* * *

   Вечер мглистый и ненастный.
   Чу, не жаворонка ль глас?
   Ты ли, утра гость прекрасный,
   В этот поздний, мертвый час?
   Гибкий, резвый, звучно-ясный,
   В этот мертвый, поздний час,
   Как безумья смех ужасный,
   Он всю душу мне потряс!

Бодний А. А.

* * *

   Вечер мглистый и ненастный.
   Синхронно диссонанс освинцевает душу.
   Просвет вдруг облачность явила западный
   И солнца блик пурпурный в душе находит нишу.
  
   И кажется ненастье бутафорным
   По истеченье живительного блика.
   Инерционная радужность человека является константным,
   Наверно, оптимизмом, хоть непогода и наводит серость
   лика.

Тютчев Ф. И.

* * *

(из Гёте)

I.

   Кто с хлебом слез своих не ел,
   Кто в жизни целыми ночами
   На ложе, плача, не сидел.
   Тот незнаком с небесными властями.
   Они нас в бытие манят -
   Заводят слабость в преступленья,
   И после муками казнят:
   Нет на земле проступка без отмщенья!

II.

   Кто хочет миру чуждым быть,
   Тот скоро будет чужд, -
   Ах, людям есть кого любить,
   Что им до наших нужд!
   Так! что вам до меня?
   Что вам беда моя?
   Она лишь про меня, -
   С ней не расстанусь я!
   Как крадется к милой любовник тайком:
   "Откликнись, друг милый, одна ль?"
   Так бредит ночию и днем
   Кругом меня тоска,
   Кругом меня печаль!
   Ах, разве лишь в гробу
   От них укрыться мне -
   В гробу, в земле сырой -
   Там бродят и оне!

Бодний А. А.

* * *

   Кто с хлебом слез своих не ел -
   Парадоксальность жизни в этом,
   Чтоб пленэр чувств субстанцию возвёл
   На обозренье первородовым листом.
  
   Дух Вечности тогда узрит помехи диссонансов,
   Что личность прятала как будто от Него.
   Хотя Он всю биосистему держит под контролем тестов.
   И ложь Он карой истребит и даже жизнь его.
  
   Как облик Христа антихрист подгоняет под себя,
   Так в жизни сотни тысяч даже миллионов сатанят
   Псевдоангельской тональностью стремятся душу
   покорить, как бы любя.
   Дух праведный с младой душою могут это за чистоту
   принять.
  
   Но это лишь по счету малому метаморфозы.
   Дух Вечности создал рациональность отношений
   Отчуждением в мышление и экзистенцию, как в дикость
   розы,
   Инстинкт чтоб сохранений дифференцировал бы форму
   проявлений.
  
   И это - реверанс уже по счету большему.
   Коль Вечность есть как разнополюсность Движенья,
   А сфера бытия - как проявленье отношений по-людскому,
   То неизбежна дисгармония через пороки как фактор
   малого движенья.
  
   И люди подсознательно всё это знают,
   Играя Роль на сцене жизни по способностям.
   Когда старением способности с метаморфозой тлеют,
   То каждый в одиночестве тоске предпочитает уход
   ко смертностям.

Тютчев Ф. И.

* * *

   Бывают роковые дни
   Лютейшего телесного недуга
   И страшных нравственных тревог;
   И жизнь над нами тяготеет
   И душит нас, как кошемар.
   Счастлив, кому в такие дни
   Пошлет всемилосердный Бог
   Неоценимый, лучший дар -
   Сочувственную руку друга,
   Кого живая, теплая рука
   Коснется нас, хотя слегка,
   Оцепенение рассеет
   И сдвинет с нас ужасный кошемар
   И отвратит судеб удар, -
   Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,
   И верит сердце в правду и любовь.

Бодний А. А.

* * *

   Бывают роковые дни,
   Когда в душе депрессия, а в теле разжиженность.
   И дискомфорт здесь как заложник тишины
   В случайном омуте, где входит жизнь в застойность.
  
   Случайность здесь циклична, закономерности верна
   И входит в соответственность с биоцикла переходом.
   Менталитетность подсознанья технологий перестроечных
   полна.
   Историчность с новизною опыта идут совместным ходом.
  
   Поляризация самосознанья выводит обновленность
   мировоззренья.
   Вся эта тонкая материя Духом Вечности управляется,
   Часть переходит в подсознанье, а часть - в новацию воззренья.
   И всё в расчёт рациональности берется.
  
   Вот переходом мы и платим за обновленье организма.
   И чем старее тело, тем болезненнее проекция на будущность.
   Контраст проекции младого сердца и ретроиндивидуума
   Рождает у первого превратности видимость как случайность.

Тютчев Ф. И.

Дым.

   Здесь некогда, могучий и прекрасный,
   Шумел и зеленел волшебный лес, -
   Не лес, а целый мир разнообразный,
   Исполненный видений и чудес.
   Лучи сквозили, трепетали тени;
   Не умолкал в деревьях птичий гам;
   Мелькали в чаще быстрые олени.
   И ловчий рог взывал по временам.
   На перекрестках, с речью и приветом,
   Навстречу нам, из полутьмы лесной,
   Обвеянный каким-то чудным светом,
   Знакомых лиц слетался целый рой.
   Какая жизнь, какое обаянье,
   Какой для чувств роскошный, светлый пир!
   Нам чудились нездешние созданья,
   Но близок был нам этот дивный мир.
   И вот опять к таинственному лесу
   Мы с прежнею любовью подошли.
   Но где же он? Кто опустил завесу,
   Спустил ее от неба до земли?
   Что это? Призрак, чары ли какие?
   Где мы? И верить ли глазам своим?
   Здесь дым один, как пятая стихия,
   Дым - безотрадный, бесконечный дым!
   Кой-где насквозь торчат по обнаженным
   Пожарищам уродливые пни,
   И бегают по сучьям обожженным
   С зловещим треском белые огни.
   Нет, это сон! Нет, ветерок повеет
   И дымный призрак унесет с собой.
   И вот опять наш лес зазеленеет,
   Все тот же лес, волшебный и родной.

Бодний А. А.

Дым.

   Здесь некогда, могучий и прекрасный
   Природой возведен был лес смешанных пород.
   И как синхронизатор, цикл каждый он сезонный
   Дыханием живительным вбирал под кроны свод.
  
   Зверям он был пристанищем и другом.
   И даже более - как смысл жизни и среда.
   Он человеку вспоможеньем был и храмом,
   В котором очищалася душа от скверны и вреда.
  
   Бытийные разлады, осадок диссонансов
   Переводил в небытие леса вид величественный.
   И человек добрел от благовония лесных букетов,
   И Потос был как маг, в любовный вектор возведенный.
  
   И вырубки разумные в лесу давно
   Дают материал и топливо стране и человеку.
   И леса с человеком симбиоз означен как природное панно.
   И пастель по-живому пишет сплетенье в просеку.
  
   И как дыхательность путей для леса жизни -
   Такие просеки, чтоб круговорот Природу внешнюю
   Приблизил, и с человеком бы дружить до тризны,
   От санитарных вырубок красу свою преображая
   внешнюю.
  
   Такие отношенья проявлялись, когда госсобственность
   Скаретность пресекала по духу ленинских идей.
   И вырубки всегда подсадкою венчались как аксиомность
   На зло капиталистам и в пользу собственных статей.
  
   Но вот продажная элита в беловежской пуще идеи
   ленинизма
   Пустила под откос: Союз распался, а взамен - бардак.
   А в бардаке как в мутной-то водице - идее нигилизма
   Легко антропофагивать, пуская ценности в просак.
  
   Оскал капитализма вобрал и лес прекрасный,
   Как территорию для возведения элитных замков,
   Спалив всё на корню с согласья молчаливого, что
   земновидный
   Олимп даёт в процессе подковерных комбинаций
   и расчётов.

Часть третья

Берггольц О. Ф.

Испытание.

4.

   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Из края тьмы, бессмысленной и дикой,
   В забытое земное бытие.
   Я душу увожу, как Эвридику,
   Нельзя мне оглянуться на нее.
   Шуршат изодранные покрывала,
   Скользят босые слабые ступни ...
   Нет, - не глядеть, не знать, какой ты стала
   За эти смертью отнятые дни,
   Нет, - если я условие нарушу
   И обернусь к запретной стороне, -
   Тогда навек я потеряю душу
   И даже песни не помогут мне ...

5.

   Где жду я тебя, желанный сын?!
   - В тюрьме, в тюрьме!
   Ты точно далекий огонь, мой сын,
   В пути, во тьме.
   Вдали человеческое жилье,
   Очаг тепла.
   И мать пеленает дитя свое,
   Лицом светла.
   Не я ли это, желанный сын,
   С тобой, с тобой?
   Когда мы вернемся, желанный сын,
   К себе домой?
   Кругом пустынно, кругом темно,
   И страх, и ложь,
   И голубь пророчит за темным окном.
   Что ты - умрешь ...

Бодний А. А.

Испытание.

1.

   Из края тьмы, бессмысленной и дикой?!
   Да это - испокон веков идёт тенденция
   К закрайности пропасти от линии трагической,
   И с этой линии берёт извечность композиция.
  
   Предтечность композиции есть виртуальность
   Испытаний, модулировка тягости Кассандры.
   Когда в ответ же чеховскому стуку в дверь - безмолвность,
   Тогда кидает судьбы Армагеддон на распри.
  
   Распри - меж долгом и Лахесисы проекцией
   На стойкость виртуальных испытаний.
   Тогда реальность испытаний уже не первой будет
   стадией.
   "И оборот к запретной стороне" начнётся с йотных
   облегчений.

2.

   Где жду я тебя, желанный сын?!
   Хотелось, чтоб реальность выдавало бы сознанье
   По всем канонам психики и не влекло бы в тын,
   Где можно ненароком делить и явь и ожиданье.
  
   Но образ мышленья в иллюзию входит,
   Неся, однако, отрицательность эмоций,
   Что в монолог души прогностически заходит
   И как бы ненароком пленяет её идеи теодиций.
  
   С отсчета этой точки легко глушить самосознанье.
   И совесть как бы очищается сполна.
   И гармонично вписывать глобальное страданье,
   Когда рифмует сердце Антропова волна.
  
   Но суть-то в том, что выдает танталовые муки
   Через инстинктивность сохраненья без материнства
   подсознанье,
   Давая мнимость облегченья втайне на поруки
   Самой Тихе, скрывая от Нее псевдонезнанье.

Берггольц О. Ф.

Бабье лето.

   Есть время природы особого света,
Неяркого солнца, нежнейшего зноя.
Оно называется  бабье лето
И в прелести спорит с самою весною.
Уже на лицо осторожно садится
Летучая, легкая паутина...
Как звонко поют запоздалые птицы!
Как пышно и грозно пылают куртины!
Давно отгремели могучие ливни,
Всё отдано тихой и темною нивой...
Всё чаще от взгляда бываю счастливой,
Всё реже и горше бываю ревнивой.
О мудрость щедрейшего бабьего лета,
С отрадой тебя принимаю... И всё же,
Любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?
А рощи безмолвны, а звезды всё строже...
Вот видишь - проходит пора звездопада,
И, кажется, время навек разлучаться...
...А я лишь теперь понимаю, как надо
   Любить, и жалеть, и прощать, и прощаться...

Бодний А. А.

Бабье лето.

   Есть время природы особого света,
   Когда не свои как бы спектры, а ранней весны
   Вводит бабья осеннесть с дыханьем Поэта,
   Дублируя Вечности Духа чрез явности сны.
  
   Младые души только этическим чувством
   В таком нежненье черпают лишь вспоможенье
   Проблемам интимным с максималистским свойством.
   И обобщенность явленья идёт стороною в забвенье.
  
   Философичность к бабьему лету с климаксом идёт,
   Когда зарождается ложное чувство притормозить
   Буйство младое Природы, что в душу своё отражение
   льёт,
   Как будто бы хочет его с желаньем дряхленья совокупить.
  
   И будто в забывчивость вводит законы
   Свежения бабьего лета, давая подобие шанса бессмертья.
   Аналитичность же с чувствами в спор не вступает.
   чтобы каноны
   Земных обречений как бы коснулись нетленья.
  
   В таком состоянье душа климактится уже облегчённо,
   Веря в бессмертность чрез смертность затяжки
   гашенья
   Распада звезды, идущей сквозь Вечность неистреблённо
   Для вожделённости взоров на жизнь столетья.

Берггольц О. Ф.

Ответ.

   А я вам говорю, что нет
Напрасно прожитых мной лет,
Ненужно пройденных путей,
Впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
Нет мнимо розданных даров,
Любви напрасной тоже нет,
Любви обманутой, больной, -
Её нетленно-чистый свет
Всегда во мне, всегда со мной.
И никогда не поздно снова
Начать всю жизнь, начать весь путь,
И так, чтоб в прошлом бы - ни слова,
Ни стона бы не зачернуть.

Бодний А. А.

Ответ.

   А я вам говорю, что нет
   Рациональности той генной
   В внутренней программе, что даёт
   Дух Вечности как будто с оговоркой.
  
   Вся осложнённость - в некачественности материала,
   Исходно фундаментирующего субстанциальность.
   И с ним организацию Дух Вечности ведёт с начала
   дела,
   Не потому что Он бессилен, - чтоб диалектике давать
   контрастность.
   Отсюда - и истоки судеб обречённых.
   Пока на восхождении к зениту души устремленность
   Все негативы судьбоносья идут в разряд
   второстепенных.
   И буйство сил издержкам не даёт отчётность.
  
   Трактовку ощущаешь эту постзенитной,
   Когда слабенье поэтичность переводит в безысходность.
   И только лишь теплится в глубине сознания
   надеждой
   Таинственность Вселенной - магического обновленья
   вероятность.

Берггольц О. Ф.

* * *

   Сегодня вновь растрачено души
   На сотни лет, на тьмы и тьмы ничтожеств.
   Хотя бы часть её в ночной тиши,
   Как пепел в горсть, собрать в стихи... что же?
   Уже не вспомнить и не повторить
   Высоких дум, стремительных и чистых,
   Которыми посмела одарить
   Лжецов неверующих и речистых.
   И щедрой доброте не просиять,
   Не озарить души потайным светом;
   Я умудрилась всю её отдать
   Жестоким, не нуждающимся в этом.
   Всё роздано: влачащимся -- полет,
   Трусливым и безгласным -- дерзновенье,
   И тем, кто всех глумливей осмеет,--
   Глубинный жемчуг сердца -- умиленье.
   Как нищенка, перед столом стою.
   Как мать, дитя родившая до срока.
   А завтра вновь иду и отдаю
   Всё, что осталось, не приняв урока.
   А может быть -- мечты заветней нет, -
   Вдруг чье-то сердце просто и открыто
   Такую искру высечет в ответ,
   Что будут все утраты позабыты?

Бодний А. А.

* * *

   Сегодня вновь растрачено души
   Потребно-благоденческое дело
   На неблагодарственность объекта, но вновь: - "Верши
   И вожделенность обрети", - мне сердце пело.
  
   Здесь теневой и световой - два спектра насыщают
   Меня контрастностью своей, в парадоксальность
   погружая.
   Мне страсти первого - в антиэтичность вовлекают,
   Оргазмскую свободу в подобии рождая.
  
   Такой эффект обязан навязчивости мнимой,
   Идущей через накатную осознанность теодицеи,
   К которой я причастен по ветви первородной,
   И с человечеством несущий стяг её антиидеи.
  
   Возможно, графоман попытку сделает опроверженья.
   На это однозначную имею я мотивировку.
   Во-первых, идентичность каждый носит в глубинах
   сокровенья.
   Во-вторых, зло на Земле всегда детерминирует добра
   нивелировку.
  
   Теология никогда победу зла в де-факто не снимает,
   Попутно тиражируя чрез мифовозвращение Христа
   Писанье вилами в воде о судьбинности добра - обманом
   души мает.
   Всё это провоцирует оргазмскую свободу, как
   жароптичность хвоста.
  
   Второй же спектр ставку делает на Разум,
   Совокупляя интуитивность и опыт исторический.
   Тогда любой подходит индивидуум
   До роли ублаженного объекта, и сам даритель -
   аналог гармонический.
  
   По обстоятельствам, глобально сложенным,
   Жизнь - сплошная череда надежд, падений, рисков,
   Идущих от первопроходности натур порядком
   частным.
   Так как законы сущего не могут дать оперативности
   рецептов.

Берггольц О. Ф.

Перелётная.

   Скворешницы темное око
   Глядит в зацветающий сад,
   И в небе высоко-высоко
   На родину птицы летят.
   Так много вас, быстрые птицы,
   Что голову только закинь -
   Лицо опаляя, помчится
   Крылатая, шумная синь.
   О летный, о реющий воздух,
   Серебряный воздух высот!
   Дневные, могучие звезды
   Вплелись по пути в перелет.
   Скворешницы темное око
   Глядит в зацветающий сад,
   И в небе высоко-высоко
   Пилоты и птицы летят.

Бодний А. А.

Перелётная.

   Скворешницы темное око
   Омертвилось осенней прохладой.
   Взгляд людской провожает душевно-глубоко
   Стаи пернатых, всегда опоённых свободой.
  
   Откуда идёт опоённость, людей обошедшая?
   От разницы форм организаций сообществ птиц и людей.
   Стайность инстинкта, у птиц возведенная
   В культ рефлексивных обрядов, как в притяженье идей.
  
   Пороки, как осложнённость болезней, - лечебного
   Фактора брешь, ведут в достоянье отбора,
   В естественность гибели птичьего
   Рода, где признаков нету сословий разбора.
  
   Иное совсем положенье людское.
   Инстинкт где насилья вершит государственность
   Не в интересах народа, чтоб было б строенье простое,
   Бюджетно-прозрачное, а - в похоти пышнется
   властолюбивость.
  
   Скворешницы темное око -
   Птичья свобода ушла в безграничность полета.
   Для власти предержащей она - лишь бельмовое око.
   Для люда простого она - в серости будней полоска
   просвета.

Берггольц О. Ф.

* * *

   Мне многое в мире открыто,
   Безвестное темным словам.
   Как сон - беломорскому скиту,
   Как пена - морским берегам.
   Не сразу, не всем и не громко
   Должна я об этом сказать,
   То строчкой мальчишески ломкой,
   То просто поглядом в глаза.
   И каждый, узнавший об этом,
   Уже не утешится сам
   И снова придёт за ответом
   К моим беспокойным глазам.

Бодний А. А.

* * *

   Мне многое в мире открыто,
   В абрисе сутей парадоксальных,
   Где изысканье психтехнологий закрыто
   Для умозрений охранно-стандартных.
  
   Ведь нестандартность мышленья
   Хоть и выходит за эстетичность императивности.
   Но не выходит за волю Духа Вечности и Зарожденья,
   А потому - превыше идеологической субъективности.
  
   То что выходит из нестандартности
   Есть грань теневая - но фактор реальный
   В бытийном дыханье Земли и Вселенной, как самостийности
   Рациональных теорий, где Разум свободный.
  
   Но никто не прийдёт за ответом ко мне,
   Где крайность этико-позитивная в сострадальной
   наивности
   Меняет перманентно свой полюс в антиэтическом дне.
   И виртуальность в точке соприкасанья эфемерит
   в реальности.

Берггольц О. Ф.

* * *

   О, если б ясную, как пламя,
Иную душу раздобыть.
Одной из лучших между вами,
Друзья, прославиться, прожить.
Не для корысти и забавы,
Не для тщеславия хочу
Людской любви и верной славы,
Подобной звездному лучу.
Звезда умрет - сиянье мчится
Сквозь бездны душ, и лет, и тьмы,-
И скажет тот, кто вновь родится:
"Ее впервые видим мы".
Быть может, с дальним поколеньем,
Жива, горда и хороша,
Его труды и вдохновенья
Переживет моя душа.
И вот тружусь и не скрываю:
О да, я лучшей быть хочу,
О да, любви людской желаю,
   Подобной звездному лучу.

Бодний А. А.

* * *

   О, если б ясную, как пламя,
   Идею прометееву внедрить
   В постзвездную лучистость словно знамя,
   И путеводностью семантику лучить.
  
   Лучить, чтоб смысл бы идеи социальной
   Захватывал все спектры и тональности
   Натур в менталитетности, и в приглушённой
   Бы порочности разрушивал чтоб аномальности.
  
   И псевдовечность звездного свеченья
   Внесёт свой шлейф в наглядность эволюции.
   А приглушённая порочность останется в потенциале
   воздержанья
   До той поры пока горит звездистость Прометея
   революции.
  
   А что - душа в бездейственность ступает?
   Нет, ей место, орнамент наводить чтоб в эстетичности.
   Она ведомая есть категория, и пыл свой проявляет
   Как виртуальная разумность чувствования без
   позиционности.
  
   Но виртуальная разумность чувствования душе даёт
   Сокрытый ход приоритетности в деяньях:
   Своей окраскою эмоций душа чрез внутренний
   толчок ведёт
   К резонансируемой цели и даже лавры пожинает
   во свершеньях.

Часть четвертая

Гёте И. В.

Прометей.

   Закрой, Зевс, парами облаков
   Твое разгневанное небо
   И забавляйся, как мальчишка,
   Сбивающий головки у волчцов,
   Громи дубы и горные вершины;
   Моя земля
   Останется за мной,
   И хижина, что создал я, не ты,
   И мой очаг,
   Чем жгучий пламень
   В тебе тревожит зависть.
   Не знаю я под солнцем ничего
   Ничтожней вас, богов!
   Дыханием молитв
   И данью жертв
   Свое величие питаете вы скудно.
   И умерли бы вы,
   Когда бы нищие и дети
   В себе не тешили бессмысленных надежд.
   Когда я был ребенком.
   Когда кругом не видел ясно ничего,
   Тогда, в бессилии, блуждающие взоры
   Я к солнцу устремлял,
   Как будто там, вверху,
   Был чей-то слух, чтоб внять моим мольбам,
   И чье-то сердце, как мое,
   Горело жалостью, тоскуя с огорченным.
   Кто мне помог.
   В борьбе с надменностью титанов?
   Кто спас меня от смерти,
   Спас от рабства?
   Не ты ли все само свершило,
   Священным пламенем пылающее сердце?
   И благодарностью напрасной
   Не ты ли, юное, горело
   Тому, кто дремлет в небесах?
   Мне чтить тебя? За что?
   Усладил ли ты скорби
   Утомленного?
   Осушил ли ты слезы
   Огорченного?
   И разве меня
   Не создало мужем
   Всесильное время
   И судьба довременная,
   Мои и твои повелители?
   Не мнил ли ты, что я
   Возненавижу жизнь,
   Бегу в пустыни,
   Увидя, что не все исполнились надежды,
   Не все мечты цветами зацвели?
   Я здесь сижу,
   Творю людей,
   Подобных мне,
   Я здесь творю иное поколенье,
   Что будет плакать, и томиться,
   И ликовать, и бурно наслаждаться.
   И презирать тебя,
   Как я!

Бодний А. А.

Прометей.

   Закрой, Зевс, парами облаков
   Очаг свой псевдовдохновенья
   Тысячелетним кабаленьем земных рабов
   Чрез теомифичности моленья.
  
   Кров себе первично создаёт
   Любой из членов земного населенья,
   Выматываясь из всех сил, берет
   Лишь фигу от тебя во вспоможенья.
  
   Но лишь по малому так счёту,
   А по большому - на кон и жизнь отдаёт.
   Тогда резонно: по какому же расчёту
   Тебя благодарить - не дармоедство ли взойдёт?
  
   Но есть, однако, кучка избранных нахалов -
   Тобою ли? Дворцы которых на дрожжах восходят.
   Вот с них-то и сдирай нечисти покровов
   И лбы кровоточи, когда они в молебен входят.
  
   В итоговой раскладке результатов
   Берет главенство Достоевского сам парадокс:
   Плебей боксует пакости от боковых заветов,
   Нахалы же берут реванш, когда продажен бокс.
  
   Но в детстве я потворствовал богам,
   Наивностью невольно покрывая их антиплебейность
   И накладную лживость, и покровским речам
   Внимал я, веря в их непогрешимость.
  
   Со временем рос диссонанс в мировоззренье:
   Низы все социальные - в ущербе от "благости" небесной;
   Боги земные с христопродажной свитой в умиленье
   Себя сдают и полномочными себя от небесов считают
   во Вселенной.
  
   И Иегова терпит, кстати, эту пакость
   Лишь потому, что мифологии он дар.
   И знают это земные боги и всякая окрест христопродажность.
   А вот плебеям все они втирали в очи теологический радар.
  
   Плебеи словно зомби от внушений -
   Ведёт по жизни их христопродажный поводырь.
   Нахалы же вокруг земного бога рдеют от блаженствий.
   Зюганов впал же в ренегатство, оставив за собой пустырь.
  
   Познанье скрытой панорамы бытия превратностей
   Вскрывает парадоксы в канонности теологической.
   Вне здравой логики житейской и эпизод из трагедийностей,
   Где девушку красы благой насиловал убийца сверхпорочности.
  
   Насилья акт убийца завершил приемом инквизиции:
   Сжёг жертву на костре в лесу и закопал останки.
   Священник-духовник поднёс для жертвы матери
   исчадие позиции,
   Сравнимое с кощунством нравственной попранки.
  
   Теологически выходит, что бог младую деву на небеса
   забрал,
   Как избранную из достойных личностей.
   Тогда зачем пошли чрез инквизицию младые телеса?
   Гуманней было бы забрать девицу спящей для божих
   благостей.
  
   Но хватит, видимо, играть в теологические прятки,
   Которые за объективность выдают идеологии предвзятость,
   Чтобы безропотно нашли плебеи уготованные стежки.
   Земных богов взамен таких "даров" лишь уповает
   властность.
  
   В теологической позиции плагиат гарцует.
   Как и нахалы вокруг земного бога - на хребтах
   плебеев.
   Дух Вечности своим значеньем плагиат линчует,
   Как камбий - омертвелость в обновленности деревьев.
  
   Чрез эволюцию Он всё даёт Вселенной,
   Хотя земные боги и мочат репутацию Его, -
   Палеонтологии не трогая тот пласт, где человек отходит
   от приматовой
   Ветви, буря лишь нефть желанья ради своего.
  
   А плагиатство спокон веков презрения достойно,
   Чтобы молитву на него сменить.
   И это в страсти прометеевой было бы адекватно
   Восхождению величий и Бруно и Гёте, чтоб идеалы
   с них вершить.

Гёте И. В.

Благожелателям.

   У поэтов нет секретов,
   А воздержанных поэтов
   Не найти и днем с огнем;
   То, чего не скажем прозой,-
   То само собой "под розой"
   Мы - друзьям своим - сболтнем.
   Где ты жил и где ты вырос,
   Что ты выстрадал и вынес,
   Им - забава и досуг;
   Откровенья и намеки,
   Совершенства и пороки -
   Только в песнях сходят с рук.

Бодний А. А.

Благожелателям.

   У поэта нет секретов,
   Если он слывёт народным.
   Его форма изъясненности советов
   Несёт смысл свой открытым.
  
   Горький сетовал, разбирая Пастернака,
   Где "выраженье с образом в разрыве",
   Как будто в сложном предложенье с этого просака
   Изъяли всё, кроме двух или трех слов, в логогрифовом
   порыве.
  
   Кому нужна такая буффонадная пробельность
   текста?
   Двурушно, - а может быть и, - семирушному поэту,
   Чтоб диапазон инстинкта сохраненья приемлем был
   для теста,
   А дальше - хоть состраданье отдавай всё в унисонность
   эшафоту.
  
   Но не легко так отдавать, когда противовесность
   существует
   В стихах народных Пушкина и Гёте, как образец
   Одухотворенности души, где сострадание диктует
   И на скрижалях знаковость гуманности выводит
   прометеевообразности резец.

Гёте И. В.

Вечерняя песнь художника.

   Когда бы клад высоких сил
   В груди, звеня, открылся!
   И мир, что в сердце зрел и жил,
   Из недр к перстам пролился!
   Бросает в дрожь, терзает боль,
   Но не могу смириться,
   Всем одарив меня, изволь,
   Природа, покориться!
   Могу ль забыть, как глаз обрел
   Нежданное прозренье?
   Как дух в глухих песках нашел
   Источник вдохновенья?
   Как ты дивишь, томишь меня
   То радостью, то гнетом!
   Струями топкими звеня,
   Вздымаясь водометом.
   Ты дар дремавший, знаю я,
   В моей груди омыла
   И узкий жребий для меня
   В безбрежность обратила!

Бодний А. А.

Вечерняя песнь художника.

   Когда бы клад высоких сил
   Я обнаружил бы стоическим прозреньем,
   То Интеллекту пером и фибрами бы изъяснил
   Спектр новый закономерности с сущим повеленьем.
  
   На уровень один с Природой я бы стал,
   Не самозванской тягой окрылённый.
   Здесь постулат Писания Святого приоритетность
   бы отдал
   Невольно мне, хотя теологически акт Разума вторичный.
  
   Иное представление Дух Вечности подносит
   С подразуменьем мифологичности Писанья.
   Он Разум человеческий в реестр первопроходчества
   заносит
   В поднаньях закономерностей сложенья мирозданья.
  
   Разум человеческий для Духа Вечности как продолженье
   Субстанциальности Его в раскрытии законов построенья
   И подтвержденье рациональности строенья, или же
   отверженье
   По вскрытой диссонансности проектов построенья.
  
   Не будь такой вот миссии, возложенной на Разум,
   Дух Вечности бы сузил жребий самостийности,
   И человечество бы вечно опекал теологический лишь
   медиум,
   И вечерняя песнь художника рабыней была бы библейской
   изъяснённости.

Гёте И. В.

Фиалка.

   Фиалка на лугу одна
Скромна, застенчива, мила,
Для взора неприметна
   Но юная пастушка вдруг
Пришла сюда на этот луг,
   Сюда, сюда
   На этот вот лужок.
Ах, как фиалке не мечтать:
- О, если б всех прекрасней стать
   Мне скромной, неприметной,
   Меня нашла б она ей-ей,
   Прижала бы к груди своей.
   Ну что ж, ну что ж
   Хоть на короткий миг.
   Увы, раздавлен был цветок
   Он взора милой не привлек
   Красою неприметной,
   Но счастлив он был в смертный миг:
   - Пусть я растоптанный, поник,
   Но все ж, но все ж
   У ног ее умру!

Бодний А. А.

Фиалка.

   Фиалка на лугу росла
   И свойство с человечеством плебейным
   Лиловой скромностью несла,
   Желая эфемерно стать цветком у человека
   талисманным.
  
   Свое алкание фиалка претворила.
   Но вожделенность формы фортуна обошла:
   Небрежная стопа цветок безжалостно растлила.
   Она сей след благословила: "Какое счастье - у ног я умерла!"
  
   Философичность же вопросом задается:
   "Что есть первично - человека раболепье
   Или порочность, что с годами развернётся?"
   Не надо отдавать понятья два в смешенье.
  
   Протеста акты Спартака, Степана Разина и Емельяна
   Пугачёва
   Дают мотив причислить раболепье к противоречья духу,
   В котором крайности есть две: спартаковская, где
   праведность - основа,
   И социально-онанистическая, где уничижение даёт
   оргазмную Свободу.
  
   Крайность онанизма социального восходит до водораздела,
   Когда насилия инстинкт членил на бедных и богатых,
   Плебеев насыщая уничиженьем от неправомерного раздела.
   Онанизм давал оргазм в таинствах протестных.
  
   Пороки же вбирает ряд нравственной причинности,
   Где инстинкт врожденный сливается с приобретенным.
   Относительно друг друга в субординарности
   И раболепье и пороки открывают натуры ключом
   разнорядным.

Гёте И. В.
* * *

   Власть - вы чувствуете сами -
   Вечна в этом мире странном,
   Я люблю и с мудрецами
   Растабары - и с тираном.
   В человечьей общей груде
   Кто глупей - себя и славят.
   Недоумки, полулюди
   Нас везде и жмут и давят.
   Стал я глупых слушать реже,
   Стал от умников скрываться.
   Эти - нуль вниманья, те же
   Стали вон из кожи рваться.
   "Мы в любви, да и в насилье,
   Мол, сроднились бы с тобою..."
   Солнце чуть не загасили,
   Приравняли холод к зною.
   И Гафиз и Гуттен знали:
   Враг заклятый ходит в рясе!
   А мои враги - едва ли
   И найдешь их в общей массе.
   "Опиши врагов!" -- Так с виду
   Это те же христиане,
   Но уже не раз обиду
   Я терпел от этой дряни.

Бодний А. А.

* * *

   Власть - вы чувствуете сами -
   Раньше нас с небес спустилась,
   Восседая на престолах самозваными гостями,
   Христопродажность где вменилась.
  
   Не по знаку мудрых взглядов
   Когорту властных формируют,
   А словесов нахрапистость и ложь экстазов
   Нахалов в Олимпа абрис востусуют.
  
   Но я не стал бы как с глупцами,
   Так и с премудростью полемику вести,
   Заведомо познавши ценз нутра делами,
   Как отраженье словоблудной красоты.
  
   И признаки любых поползновений
   В саморекламной напускной красе
   Я чрез природу парадоксальных отклонений
   Фокусирую, как в эфемерно-серебрящейся росе.
  
   Тот контингент пятнадцати процентных благородных,
   Что опыт мировой психиатрии нам даёт,
   Есть показатель относительно-условных и заузденных
   Натуры качеств, страшащихся возмездия, что
   виртуальность создает.
  
   О христианах - правдовидца обособленное слово.
   Они началом веры предают Христа,
   Как будто и в упор не зрели Нагорной Заповеди Слово, -
   В кощунстве медальоня знаковость нагрудного креста.

Гёте И. В.

* * *

   Тот французит, тот британит,
   Итальянит иль немечит,
   Но в одном все люди схожи:
   Себялюбье всех калечит.
   Ведь нельзя искать признанья
   Будь то многих, одного ли,
   Если в двух шагах не видно,
   Чем мы ценны в нашей роли.
   Пусть со временем хороший
   Будет славен вдвое, втрое,
   Но теперь, сейчас, сегодня
   Надо выдвинуть плохое.
   Кто, осмыслив ход столетий,
   Не построил жизнь толково,
   Тот живи себе в потемках,
   Прожил день - и жди другого.

Бодний А. А.

* * *

   Тот франзцузит, тот британит,
   Та по-русски продает, о которой международник -
   Журналист, кровно советский, фразою судьбит:
   "Продажная элита Союз растлила", как сатаны пособник.
  
   Вместо эталонов ценностей духовных и материальных
   Продажная элита вела диверсию посредством псевдокатегорий,
   Дермом повсюду нарекая благость, ища опору в новациях
   антинародных.
   Как пакостная кошка, элита прикрывала гнойники
   идеологий -
  
   Идеологий капитала, выпячивая лишь просчеты Советской
   власти,
   Которые реальней были на земле Союза, чем отдаленности
   капитализма,
   Надежды плебеев обрекая, бросая в кризисные пасти.
   Тогда и облегченней стали крушить Союз под знаком
   антиленинизма.
  
   И ради же чего случилося крушенье века?
   Причина - в менталитетности натуры в стадии
   хронической скаредности,
   Чтоб собственность прибрать к рукам из госотсека,
   И раж ловить в богатстве посредством псевдоплебейности.
  
   Недоуменность создает парадоксальность:
   Как будто мир земной напрасно создавал
   В столетьях христовый идеал, несущий Неподкупность,
   Продажный дух чтобы элиты Её в кощунство своё взял.

Гёте И. В.

* * *

   Чтоб дать Евангелье векам,
   Христос в наш мир с небес сошел
   И стал внушать ученикам
   Святой божественный глагол.
   Потом вознесся ввысь опять,
   Они ж, во славу божества,
   Пошли писать и повторять,
   Кто как запомнил, те слова.
   И все различно, как обычно, -
   Но и способны все различно!
   И вот у христиан беда:
   Терпи до Страшного суда!

Бодний А. А.

* * *

   Чтоб дать Евангелье векам,
   Теологисты идеал Христа ввели.
   Кто как измог - давали семимильности верстам,
   Чтобы фантазия и фаворитство расцвели.
  
   А чтоб Христос не был в глазу бельмом,
   Его на небо вознесли теологисты,
   Сжигая заживо телесности Его забвения костром.
   Вот и раскладка - теологисты и овцы в словесной
   сытости разлиты.
  
   Теологисты словесами "устремлялись к лучшему,
   А стало как всегда", так как руками загребали по-иному,
   Молитвенные байки возводя на небеса Всевышнему.
   Но видит Он: и Страшный суд грядёт - не быть иному!

Гёте И. В.

Перемена.

   Лежу я в потоке на камнях. Как рад я!
   Идущей волне простираю объятья,
   И дружно теснится она мне на грудь;
   Но, легкая, снова она упадает,
   Другая приходит, опять обнимает:
   Так радости быстрой чредою бегут!
   Напрасно влачишь ты в печали томящей
   Часы драгоценные жизни летящей
   Затем, что своею ты милой забыт.
   О, пусть возвратится пора золотая!
   Так нежно, так сладко целует вторая, -
   О первой не будешь ты долго грустить.

Бодний А. А.

Перемена.

   Лежу я в потоке на камнях. Как рад я
   Полетом фантазии слить водотечность с вселенским
   Потоком, с эволюцией Духа Движенья,
   Страстями отдавшись в проточность интимным.
  
   Чувством шестым уловил я в полёте, -
   То ль умиляться, то ль загрустить, -
   Что полная идентичность в эволюционном переплёте
   Пленэра богатство в обоих потоках вершит.
  
   Психологизмом тогда я начал верстать
   Исторический опыт в эпизодах интимных.
   Поляризацию чувств в людской трагедийности я стал
   постигать
   Чрез искаженности явлений парадоксальных.
  
   Если первая любовь трагедийный находит конец,
   То оставшийся влюбленный в сферу любви второй
   Переносит искаженность чувствований, как первой любви
   венец.
   И в этом он зенит интима получает от парадоксальности
   первой.

Гёте И. В.

Всегда и везде.

   Ключ бежит в ущелья гор;
   В небе свит туманов хор, -
   Муза манит к воле, в поле
   Трижды тридевять и боле.
   Вновь напененный бокал
   Жарко новых песен просит;
   Время катит шумный вал,
   Но опять весну приносит.

Бодний А. А.

Всегда и везде.

   Ключ бежит в ущелья гор.
   Резервуаром переходным - ущелье для проточности.
   А она везде, всегда будет упивать наш взор,
   Если не в ключе, в ущелье, то в воды круговоротности.
  
   Круговорот же этот - как весны цикличность:
   Зимою скрыты всюду водоемы,
   С теплом опять проточности извечность
   Начнет дарить воды серебристой объемы.
   Оглавление.
   Часть первая
   Часть вторая
   Часть третья
   Часть четвертая.

Конец второго тома.

Январь 2014.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"