Бодний Александр Андреевич. Поэзия вскрывает небеса

Александр Бодний

Поэзия вскрывает небеса

Том 5

0x08 graphic

Бодний Александр Андреевич

Русский писатель-оппозиционер.

Часть первая.

Бальмонт К. Д.

Лунный свет.

Когда Луна сверкнет во мгле ночной
Своим серпом, блистательным и нежным,
Моя душа стремится в мир иной,
Пленяясь всем далеким, всем безбрежным.
К лесам, к горам, к вершинам белоснежным
Я мчусь в мечтах, как будто дух больной,
Я бодрствую над миром безмятежным,
И сладко плачу, и дышу - луной.
Впиваю это бледное сиянье,
Как эльф, качаюсь в сетке из лучей,
Я слушаю, как говорит молчанье.
Людей родных мне далеко страданье,
Чужда мне вся Земля с борьбой своей,
Я - облачко, я - ветерка дыханье.

Бодний А. А.

Лунный свет.

Когда Луна сверкнет во мгле ночной,

То верю страстно я, что есть у тьмы

Неразрешенностей бытийных огонёк страстной

Сродной судьбы, как знаково-спасительной тесьмы.

Тесьмы, возданной станом историческим,

И статус мой влекущей под эгидовый покров.

Я принимаю этот круг абстрактным

Чувством, факторизует же его моя страдальческая

кровь.

И я уже на восходящий уровень иду,

Взяв из проекции перерожденья суть,

И фокус жизненный я в интроекцию сведу.

И засемантитит тогда мне Млечный Путь.

А лунный свет спокон веков

Определял и будет продолжать влиянье

Фаз своих на психику людей, чтоб сила снов

Переходила в явь, когда идея чувствует боренье.

Бальмонт К. Д.

* * *

Одна есть в мире красота.

Не красота богов Эллады,

И не влюбленная мечта,

Не гор тяжелые громады,

И не моря, не водопады,

Не взоров женских чистота.

Одна есть в мире красота -

Любви, печали, отреченья,

И добровольного мученья

За нас распятого Христа.

Бодний А. А.

* * *

Одна есть в мире красота -

Не в натуральных проявленьях,

Когда эстетикой лоснится высота

Тщеславной стати в субъективных измереньях.

Одна есть в мире красота -

Не та, что в предикат берёт второе, -

Сверканья следствия - как псевдоправды нагота,

Причинный ряд удешевляя втрое.

Одна есть в мире красота,

Что с инквизиции костра восходит, -

Жанны д'Арк бессмертья высота,

И по Земле астрально вечно ходит.

Бальмонт К. Д.

Родная картина.

Стаи птиц. Дороги лента.
Повалившийся плетень.
С отуманенного неба
Грустно смотрит тусклый день,
Ряд берез, и вид унылый
Придорожного столба.
Как под гнетом тяжкой скорби,
Покачнулася изба.
Полусвет и полусумрак,-
И невольно рвешься вдаль,
И невольно давит душу
Бесконечная печаль.

Бодний А. А.

Родная картина.

Стаи птиц, дороги лента -

Штрих извечности идёт.

И согбенно давит рента.

И прогресс нещадно гнёт.

И берёзовая роща опрометчиво влечёт:

Сок слезами разжижает

Иль эстетику несёт.

И душа по-разному страдает.

И душевные контрасты сиротятся,

В сопряженье не идут спокон веков,

И бесцельно все идеями вертятся

Вкруг земной оси, но без оков.

Бальмонт К. Д.

Зачем?

Господь, Господь, внемли, я плачу, я тоскую,

Тебе молюсь в вечерней мгле.

Зачем Ты даровал мне душу неземную -

И приковал меня к земле?

Я говорю с Тобой сквозь тьму тысячелетий,

Я говорю Тебе, Творец,

Что мы обмануты, мы плачем, точно дети,

И ищем: где же наш Отец?

Когда б хоть миг один звучал Твой голос внятно,

Я был бы рад сиянью дня,

Но жизнь, любовь, и смерть - все страшно, непонятно,

Все неизбежно для меня.

Велик Ты, Господи, но мир Твой неприветен,

Как все великое, он нем,

И тысячи веков напрасен, безответен

Мой скорбный крик "Зачем, Зачем?.."

Бодний А. А.

Зачем?

Господь, Господь, внемли, я плачу, я тоскую:

Зачем Ты плагиатишь Духа Вечности права?

"Предупреждён - вооружён", - я знаю технологию простую.

Но плебейская армада пред Тобою как трава.

Тысячелетия проходят - подвижек нет Твоих.

А стоит только Иегову мифом отрезвить

И Духа Вечности семантику воздать в иных

Воззреньях - раскрепощённость самости законом

известит.

А Духа Вечности конкретность исполненья

Конкретность даст и смыслу жизни и деяньям.

Результативность даст плоды нам пожинанья,

Которые природным данным отданы формированьям.

И в этой сопряжённости уже на Духа Вечности

Не погрешишь: и честь бери - по Сеньке шапка.

И что посеешь - то пожнёшь и в теле и в духовности.

Но сев когда идёт идейно - в этом жизни ставка.

Бальмонт К. Д.

* * *

Мне ненавистен гул гигантских городов,
Противно мне толпы движенье,
Мой дух живёт среди лесов,
Где в тишине уединенья
Внемлю я музыке незримых голосов,
Где неустанный бег часов
Не возмущает упоенья,
Где сладко быть среди цветов
И полной чашей пить из родника забвенья.

Бодний А. А.

* * *

Мне ненавистен гул гигантских городов,

Где безолаберно внедренье в самосознание и в дух

С самоуничижением до сущности клопов,

И хочется сшагрениться и превратиться в пух.

И пусть попутный ветер вынесет меня -

Где излученье ауры людской недостижимо.

И я тогда перенесу всю злободневность дня

На ленинский Залив, поэзией предикатируя "вестимо".

И девственность Природы мне обезличит

Нравственность людскую: подлец с простолюдином,

Предатель и герой, - менталитет актёрский

где лишь значит

На сцене жизни, когда интерполяция идёт Гарантом.

Бальмонт К. Д.

Зарождающаяся жизнь.

Еще последний снег в долине мглистой

На светлый лик весны бросает тень,

Но уж цветет душистая сирень,

И барвинок, и ландыш серебристый.

Как кроток и отраден день лучистый,

И как приветна ив прибрежных сень.

Как будто ожил даже мшистый пень,

Склонясь к воде, бестрепетной и чистой.

Кукушки нежный плач в глуши лесной

Звучит мольбой тоскующей и странной.

Как весело, как горестно весной,

Как мир хорош в своей красе нежданной -

Контрастов мир, с улыбкой неземной,

Загадочный под дымкою туманной.

Бодний А. А.

Зарождающаяся жизнь.

Ещё последний снег в долине мглистой

Оцепенённый хлад зимы несёт,

Но абрикос уже в цветастости весь розовой,

Демонстративно наготу весны даёт.

И цветовые точки сирень готова вскрыть,

Чтоб доказать - ей возраст не помеха,

Когда весна цикличность хочет вновь продлить.

И зарожденье жизни эволюции отметит веха.

У флоры старенье и репродукция идут

Как будто автономными путями: дерево-субъект

И цветок-субъект сиамомическую связь ведут

Пока Антропа жизнь не сменит на прожект.

Для подсознанья человека это - не внезапность.

С апогея он плавно переходит в разрыв

Старенья с репродукцией, теряя вдохновенность

От поступи циклической весны, идя в антипорыв.

Бальмонт К. Д.

* * *

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уже ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Бодний А. А.

* * *

Я мечтою ловил уходящие тени

В истекающем дне, что загадкой мне были

В градиентах души, где вершины

Желаний мне тенистость подножия стлали.

Я на башню восходить не намерен -

Вид мне сверху объекта сплющает достоинство.

Я сближённость на отдалённость меняю, оставаяся

верен

Априорным чувствам, где дуализма верховенство.

Я удаляюсь от объекта, идя до синтеза

От анализа, беря и ощущенья и осознанье

В пригоршню, чтоб выявилась антитеза,

В контрасте Истине давая освещенье.

И отуманенность взора в уходящие тени

Сфокусировать внутренне помогала мне суть,

Чтоб сторонние звуки от меня и Мнемосины

Отконденсировал бы Млечный Путь.

И в налегающей ночи стираются грани

Меж Землей и небесами, когда в безбрежности

Сливается добро со злом - закрыл как будто Иегова

ставни,

Забыв, что правит над миром Дух Вечности.

Бальмонт К. Д.

* * *

Вечерний свет погас.

Чуть дышит гладь воды.

Настал заветный час

Для искристой Звезды.

Она теперь горит,

Окутанная мглой,

И светом говорит

Не с Небом, а с Землей.

Увидела она,

Как там внизу темно,

Как сладко спит волна,

Как спит речное дно.

И вот во мгле, вдали,

Открыв лицо свое,

Кувшинки расцвели

И смотрят на нее.

Они горят в ночи,

Их нежит гладь воды,

Ласкают их лучи

Застенчивой Звезды.

И будут над водой

Всю ночь они гореть,

Чтоб с Утренней Звездой

Стыдливо умереть.

Бодний А. А.

* * *

Вечерний свет погас.

Вселенная таинственность приобретает.

Звездистость нам даёт душевный пас -

В реципиентность чувства погружает.

Жизни дисгармонический уклад

Разжижает нашу волю.

Мы страстью ищем душе лад -

Берём Созвездье в свою долю.

Часы уединенья назначаем,

Чтоб выйти на Созвездие свое.

И душу мы ему психокинезно изливаем -

Субъекту как бы отдаём сокрытое своё.

В таком сеансе ощущаем распрямлённость

Согбенной участи своей, и горечи от негатива

Берёт себе вселенская безбрежность,

Взамен её в душе лучится перспектива.

В сеансе этом забывается невольно,

Что меж Землею и Созвездием ночным,

Оптическая чистота где выражена полно,

Нет места даже мифонебесам страстным.

И я в сеансе этом себя лечу,

Попутно взгляд на лотос в озеро бросаю.

И вижу: оба мы звездистую несём свечу.

И даже блики ложим на пролетающую стаю.

Бальмонт К. Д.

Исполинские горы.

Исполинские горы,
Заповедные скалы,
Вы - земные узоры,
Вы - вселенной кристаллы.
Вы всегда благородны,
Неизменно прекрасны,
От стремлений свободны,
К человеку бесстрастны.
Вы простёрли изломы,
Обрамлённые мохом.
Вы с борьбой незнакомы,
Незнакомы со вздохом.
Вы спокойно безмолвны,
Вас не тронут рыданья,
Вы - застывшие волны
От времён Мирозданья.

Бодний А. А.

Исполинские горы.

Исполинские горы -

Апогея земного убранства,

Твёрдость духа - кристальные шторы.

Духа Вечности - контрастные свойства.

Вы всегда величаво-холодны.

Вы - Цербер земной защиты.

Зубы олигархов обломаны,

Шедших до ценностей чрез ваши латы.

Но вы - не нарциссы - аутоэротисты.

Вы структуру кристаллов рвёте местами,

Чтоб через ущелья Земля свои потребности

Вселенной посылала и жила бы Её ритмами.

Ваша кристаллография чистоту несёт

Для восприятья волн эфирности Вселенной.

Ваш панцирно-кристальный гнёт

Геройства почесть есть от Силы мирозданческой.

Бальмонт К. Д.

Ветер.

Я жить не могу настоящим,
Я люблю беспокойные сны -
Под солнечным блеском палящим
И под влажным мерцаньем луны.
Я жить не хочу настоящим,
Я внимаю намекам струны,
Цветам и деревьям шумящим
И легендам приморской волны.
Желаньем томясь несказанным,
Я в неясном грядущем живу,
Вздыхаю в рассвете туманном
И с вечернею тучкой плыву.
И часто в восторге нежданном
Поцелуем тревожу листву.
Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу.

Бодний А. А.

Ветер.

Я жить не могу настоящим,

Где траектория Истины мне не даёт

Дифракцию, чтоб теневое было зримым,

И ветер вселенский где мне не поёт.

Мне сны снимают эту проблематику,

Желанность в экстрасенсорный фактор облекают.

И я всю полноту беру под Морфеевскую ритмику.

А утром технологии сюжета разборки ожидают.

Сентиментальные картины сна

Я отметаю, дедукция когда там видит

Пустоту, в оставшемся беру до дна,

Чтоб суть аналитичности бы вверить.

И если я в бегстве, как ветер, живу,

То это Движение лишь Диалектики,

Где с непознанным в Потоке Вечности плыву,

Как бы в спиралевидности кружусь своей галактики.

Бальмонт К. Д.

Лебедь.

Заводь спит. Молчит вода зеркальная.
Только там, где дремлют камыши,
Чья-то песня слышится, печальная,
Как последний вздох души.
Это плачет лебедь умирающий,
Он с своим прошедшим говорит,
А на небе вечер догорающий
И горит и не горит.
Отчего так грустны эти жалобы?
Отчего так бьется эта грудь?
В этот миг душа его желала бы
Невозвратное вернуть.
Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,
Все, на что надеялась любовь,
Проскользнуло быстрым сновидением,
Никогда не вспыхнет вновь.
Все, на чем печать непоправимого,
Белый лебедь в этой песне слил,
Точно он у озера родимого
О прощении молил.
И когда блеснули звезды дальние,
И когда туман вставал в глуши,
Лебедь пел все тише, все печальнее,
И шептались камыши.
Не живой он пел, а умирающий,
Оттого он пел в предсмертный час,
Что пред смертью, вечной, примиряющей,
Видел правду в первый раз.

Бодний А. А.

Лебедь.

Заводь спит. Молчит вода зеркальная,

А меж третьим и четвёртым мира измереньями -

Эстетика идёт в бессмертье лебединая,

Столпотворенно пленится тело тленностями.

Эфир вселенский лебединым плачем содрогается,

Как актом непринятья миром лебединой красоты

За эталон людской морали, чтоб не могла

свинцевиться

Злодейством лебединая душа с доступной высоты.

Но свинцевание десница благодетеля могла прервать

Не только антибраконьерским актом долженствованья,

Но и непримиримостью, чтоб сущность бы её алкать.

Отсутствие благого - минорная контрастность

у страданья.

И сколько длится стадия отсутствия?

А с незапамятных времен, когда по Старому Завету

Не то что лебедя, а и плебея лишали жизни от безделия

Поработители в быту, и в генерации, и по навету.

Но эволюция несла хоть в микродозах

Менталитетность лебединую, чтоб сохранять

Сравнимость императива в воинствующих позах

С уставом соломоновским, где можно раболепие ваять.

Лебедино-девственная умиротворённость -

Не чета раболепью, а - тезис армагеддоновый,

Когда Любовь, Свобода, Красота рождают Самость,

Как Предтечность, чтоб кризис побеждать всемирный.

Сверхправду понял лебедь умирающий,

В смертельной ране знаковость узрел:

Его удел земной - помехосоставляющий

Есть фактор, который злу укором рдел.

Бальмонт К. Д.

Зарождение ручья.

На вершине скалы, где потоком лучей
Солнце жжёт горячей, где гнездятся орлы,
Из туманов и мглы зародился ручей,
Всё звончей и звончей по уступам скалы
Он волной ударял, и гранит повторял
Мерный отзвук на звук, возникавший вокруг.
Как прозрачный кристалл, как сверкающий луч,
Переменчивый ключ меж камней трепетал,
На граните блистал, и красив, и певуч,
Жаждой жизни могуч, он от счастья рыдал,
И кричали орлы, на уступах скалы,
У истоков ручья, в торжестве бытия.

Бодний А. А.

Зарождение ручья.

На вершине скалы, где потоком лучей

Слабо-слабо дренажат снежной шапки края,

Слезоточием влагу выводя из теней

В сопряжённые чаши горного бытия.

Влага, аккумулируясь, гравитацией ищет

Изначалие русла, чтоб артерией водной

Влиться туда, где морская волна на финале плещет, -

Так ручей зарождается тихозвучною струйкой.

И идти ему на самоутвержденье,

Как судьбине человеческой в страданьях, -

Через сложности рельефа в мировое излиянье,

Вектор русла изменяя, - оставаясь в устремлённостях.

Бальмонт К. Д.

* * *

За пределы предельного,
К безднам светлой Безбрежности!
В ненасытной мятежности,
В жажде счастия цельного,
Мы, воздушные, летим
?И помедлить не хотим.
?И едва качаем крыльями.
Всё захватим, всё возьмём,
Жадным чувством обоймём!
Дерзкими усильями
Устремляясь к высоте,
Дальше, прочь от грани тесной,
Мы домчимся в мир чудесный
К неизвестной Красоте!

Бодний А. А.

* * *

За пределы предельного

Мы полётом фантазии

Переводим исканье заветного, -

Не сумевшего быть в воплощении.

Непоправимого здесь патология -

Совместить несовместимое -

Идеализированное чувство раскрепощения,

Прагматизмом не обременённое.

Подсознаньем изъявляется Свобода.

Чувствование даёт Ей крылья,

В Любовь воплощая неземного рода, -

И в экстазе переходим мы преддверья.

С формата преддверья идёт Сверхсвобода,

Как Красоты озаренья, когда вдруг земное

С зова первоначалия рода

Безбрежится самостью в неземное.

Бальмонт К. Д.

Светлей себя.

Прекрасен лик звезды с прозрачным взором,

Когда она, не рдея, не скорбя,

И зная только Небо и себя,

Струит лучи нетающим узором,

Средь дальних звезд, поющих светлым хором.

Но как она светлей самой себя,

Когда, воспламененным метеором,

Огни лучей стремительно дробя,

Горит - пред смертью, падает - любя!

Бодний А. А.

Светлей себя.

Прекрасен лик звезды с прозрачным взором

Квинтэссенции своей, которой суждено

Знаковость в кинетике вобрать полетом, -

С судьбами людским участь слить дано.

Инсоляция в её паденье не меняется.

Но она светлей себя становится в паденье

Одухотворяющем - красота предсмертьем обретается.

И магически людские взоры входят в Духовенье.

Бальмонт К. Д.

Призраки.

Шелест листьев, шёпот трав,
?Переплеск речной волны,
?Ропот ветра, гул дубрав,
?Ровный бледный блеск Луны.
Словно в детстве предо мною,
?Над речною глубиною,
Нимфы бледною гирляндой обнялись, переплелись.
?Брызнут пеной, разомкнутся,
?И опять плотней сожмутся,
Опускаясь, поднимаясь, на волне и вверх и вниз.
?Шепчут тёмные дубравы,
?Шепчут травы про забавы
Этих бледных, этих нежных обитательниц волны.
?К ним из дали неизвестной
?Опустился эльф чудесный,
Как на нити золотистой, на прямом луче Луны.
?Выше истины земной,
?Обольстительнее зла,
?Эта жизнь в тиши ночной,
Эта призрачная мгла.

Бодний А. А.

Призраки.

Шелест листьев, шёпот трав,

Фауны ночной трезвонность

С лунным серебром разлитым сплав

Светозвука зарождают, как магичность.

Магичность контрастится гипертрофичностью,

Когда законы оптики идут в прострацию

От восприятия ночного мира субъективностью -

Клетчатка глаза даёт смещённую позицию.

Предметы в окружении объемлются,

Приобретая облик подозрительный.

И расстояния насторожительно сближаются,

Как будто в преддверье - миг столпотворительный.

Ночью зренье гложет аберрация,

Как бы относительность давая точности

Дневной; и его эффект - галлюцинация

Как призраки настройки историчности.

Первично призраки давили человека,

Как результат бессилья пред Природой.

Но подсознанье выдавало спокон века

Псевдоспасенье с языческой опорой.

Методология велась вначале пантеизмом,

Представить чтоб Природу как божество в предметах.

Но крен был взят умышленно теологизмом -

Сверхприрода бога навязываться стала в притчах.

Двойственное свойство человеческого зренья

С изначалия идёт, чтоб миром пеленаться,

Инстинкт насилья чтоб не давал прозренья:

Свободой от властителя или от бога интриговаться?

Бальмонт К. Д.

Дух ветров.

Дух ветров, Зефир игривый
Прошумел среди листов,
Прикоснулся шаловливый
К нежным чашечкам цветов.
И шепнул неуловимый,
И волною шевельнул,
К арфе звучной и незримой
Дланью быстрою прильнул.
И с беспечностью ребёнка,
Не заботясь ни о чём,
Он играл легко и звонко
В ясном воздухе ночном.
И влюблённые наяды
Показались из волны,
И к нему кидали взгляды
В свете гаснущей Луны.
Нимфа с нимфою шепталась,
О блаженстве говоря.
А за Морем пробуждалась
Розоперстая заря.

Бодний А. А.

Дух ветров.

Дух ветров, Эол игривый,

Ты впечатлительней, чем Иегова.

От дуновенья твоего покров травянистый

Аккомпанирует словно октава.

От тонкостей вибраций

Ты тонируешь до шторма

Средь морских безбрежий.

И это - не аномалия твоя, а - норма.

Точнее, разноуровненность норм,

Где ты магичность свою веешь

От разнообразья настроенья форм,

Застой Природы вроде протрезвляешь.

А в кронах деревьев, в верховьях

Ты отрешённостью веешь ночной.

И шумом листвы ты в движеньях

Ход Времени одушевляешь земной.

Не столько движения ты отражаешь,

Сколько необратимость истории хода.

Судеб фрагменты как будто с собой увлекаешь,

Монадный орнамент ваяешь вселенского свода.

Бальмонт К. Д.

Остров цветов.

Жемчужина морей,

Цветущий Остров дремлет,

И в пышности своей

Волнам влюбленным внемлет.

Над ним - простор Небес,

Кругом - пустыня Моря,

На нем зеленый лес

Шумит, прибою вторя.

Здесь нет людских следов,

Здесь легкий ветер веет,

Он чашечки цветов

Дыханием лелеет.

Безмолвные цветы -

Властители пространства,

И жаждой красоты

Живет цветов убранство.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

И снова в свой черед

Вздохнет Закат усталый,

И берег вновь цветет,

Лазурный, желтый, алый.

Проходит жизнь как сон,

Рассвет, как прежде, пышен,

Полет седых времен

Над Островом не слышен.

Бодний А. А.

Остров цветов.

Жемчужина морей -

Иллюзии творенье.

За тридевять теней

Таится цветозарье.

Экзистенциализма плод -

Остров чувственных цветов.

Застолблённый райский свод -

Человек выше богов.

Цветы, как статику,

Где символ благолепия,

Перевести в динамику,

Пригнуть чтоб злодеяния.

Но гнуться будет злодеяние

Не от магичности цветов,

А от поклажи - тяготение

От срезанных торгашами красов.

Они пиратством запленили

Экзистенциализм и цветы.

И чувства сколько бы ни виртуалили, -

Зло в Интернете всем закроет рты.

Закат с рассветом - в физиологии цветов,

Как неотъемлемость их красоты.

Но Остров сохранит кордон постов,

Красота и Редикул воплотят тогда мечты.

Бальмонт К. Д.

Русалки.

Мы знаем страсть, но страсти не подвластны.
Красою наших душ и наших тел нагих
?Мы только будим страсть в других,
?А сами холодно-бесстрастны.
Любя любовь, бессильны мы любить.
Мы дразним и зовём, мы вводим в заблужденье,
?Чтобы напиток охлажденья
?За знойной вспышкой жадно пить.
?Наш взгляд глубок и чист, как у ребёнка.
Мы ищем Красоты и мир для нас красив,
?Когда, безумца погубив,
?Смеёмся весело и звонко.
?И как светла изменчивая даль,
Когда любовь и смерть мы заключим в объятье,
Как сладок этот стон проклятья,
?Любви предсмертная печаль!

Бодний А. А.

Русалки.

Мы знаем страсть, как ртутный шарик,

Который форму идеальную блюдёт,

Но не даёт к ней выстроить любовный мостик,

Скользя русалкой, будто девственность несёт.

Мы животно-инстинктно к экстерьеру влечёмся.

Форма здесь гормонизирует наш пыл.

По-плотски с плотским мы совокупляемся,

Любовь отдав в глубокий тыл.

Меж паузами плотскими Любовь мы воскрешаем.

Как категорию абстрактности интимных чувств,

Где в безразмерность плотской оболочки облекаем -

Соединенье тела и антитела как бы свойств.

И в этом ракурсе мы принимаем

Судьбоносность, когда Любовь и смерть неотвратимы.

Антителом в этот миг себя пленяем,

Надеясь, что бессмертье и Любовь соединимы.

Бальмонт К. Д.

* * *

Отчего нас всегда опьяняет Луна?

Оттого, что она холодна и бледна.

Слишком много сиянья нам Солнце дает,

И никто ему песни такой не споет,

Что к Луне, при Луне, между темных ветвей,

Ароматною ночью поет соловей.

Отчего между женщин нам дороги те,

Что бесстрастны в победной своей красоте?

Оттого, что в волшебной холодности их

Больше скрытых восторгов и ласк огневых,

Чем в сиянии щедрой покорной мечты,

Чем в объятьях доступной для нас красоты.

Бодний А. А.

* * *

Отчего нас всегда опьяняет Луна

И магически тянет к себе наши взоры?

Потому что она оригинальностью полна,

Отражая Солнца блик на спящие просторы.

Никто в ночи земной не отразит

Живое Солнце, и только лишь Она

Сплошную нить из серебра лучит,

Надеждою тепля землян в возврате дня.

Каменистым зеркалом Она не оставляет

Энергии себе - оттого холодна всегда неотразимо,

Как женщина, которая психокинезом выявляет

Чрез псевдофлегматичность поток тепла невозвратимо.

Бальмонт К. Д.

Вдали от земли.

Вдали от Земли, беспокойной и мглистой,

В пределах бездонной, немой чистоты,

Я выстроил замок воздушно-лучистый,

Воздушно-лучистый Дворец Красоты.

Как остров плавучий над бурным волненьем,

Над вечной тревогой и зыбью воды,

Я полон в том замке немым упоеньем,

Немым упоеньем бесстрастной звезды.

Со мною беседуют Гении Света,

Прозрачные тучки со мной говорят,

И звезды родные огнями привета,

Огнями привета горят и горят.

И вижу я горы и вижу пустыни,

Но что мне до вечной людской суеты,--

Мне ласково светят иные святыни,

Иные святыни в Дворце Красоты.

Бодний А. А.

Вдали от Земли.

Вдали от Земли, беспокойной и мглистой,

Несёт меня Вечный вселенский Поток.

И я сопрягаюся с сферой звездистой,

И чувствую жизни я новый росток.

Субстанцию с тленной земной оболочкой

Я отдал бытийным законам страстным.

Сейчас озабочен опоры я точкой,

Чтоб чувствам и мыслям отдаться иным.

В Потоке вселенском я - просто монада

С суперразумною сутью идей.

Что на Земле их жевало христопродажное стадо

Ради охраны псевдогарантных дверей.

У меня в неземном сверхзадача большая:

Закономерности земного и внеземного сопоставить,

Чтоб земные антагонизмы и софизмы, как воронья стая,

В тартарары пошли - рога себе наставить.

Мировой мне Интеллект эталонно помогает,

Чтоб интеграл гармонии в точке бы опоры был.

И тогда в Потоке рациональность подсознанье

проявляет -

Усовершенствует меня мой Антитела Пыл

Бальмонт К. Д.

Зов.

Есть правдивые мгновенья,
Сны, дающие забвенье,
Луч над бездной вечно зыбкой,
Взоры с кроткою улыбкой.

В тёмной ночи этой жизни
Дышит зов к иной отчизне.
Звон заоблачных соборов,
Ткань светлей земных узоров.
Есть намёк на Мир Святыни,
Есть оазисы в пустыне,
Счастлив тот, кто ждёт участья,
Счастлив тот, кто верит в счастье.
Всё, на чём печать мгновенья,
Брызжет светом откровенья,
Веет жизнью вечно цельной,
Дышит правдой запредельной.

Бодний А. А.

Зов.

Есть правдивые мгновенья -

Каждой клеткой тела ощущаешь

Квинтэссенционную экспрессию смещенья -

Смещенье зовом внутренним воспринимаешь.

Не к отчизне чужой его вектор направлен.

Он во внутреннем мире моем будоражит.

Путь его экзистенциалистскою меркой сверен.

Как шагрень, Вселенную он во мне центрует.

Не мир святыни я алкаю зовом -

А антимысли дать мыслям земным,

Чтоб негативы вышли все седьмым бы потом

И не писались в нишах душ шрифтом прописным.

Чтоб этой перестройке фатальность дать, -

Сфокусировочность Вселенной должна бациллу

Зова спровоцировать, чтоб каждый мог бы сознавать,

Что обречён на откровенья, как гуманист - на стелу.

Бальмонт К. Д.

Позабытое.

Мечтой уношусь я к местам позабытым,

К холмам одиноким, дождями размытым,

К далеким, стооким, родимым планетам,

Что светят сквозь ветви таинственным светом.

Я вновь удаляюсь к первичным святыням,

Где дремлют купавы на озере синем,

Где ландыши в роще и дышат, и светят,

И если их спросишь,- слезами ответят.

Мне чудятся всплески, и запах фиалок,

И эхо от звонкого смеха русалок,

Мне слышится голос умершей печали,--

И стоном за склоном ответствуют дали.

Бодний А. А.

Позабытое.

Мечтой уношусь я к местам позабытым,

Где эпизоды и композиции интеркалярной вставкой

В нишах души ход воскрешают картинам забытым,

Чтобы семантика вновь освежалась бы ковкой.

Уровень новый она обретает закалкой,

Но не теряет звена единенья меж прошлым

И тонкостью чувств прирождённых со вставкой,

Когда контрастится прошлое с вековечно-пошлым.

Устремлённость внутреннего взгляда в псевдотаинства

Полузабытые есть интроекция самовнушения,

Когда сюжеты вожделенностью прошедшей верховенства

Титул в причинном ряде обретают, ломая

госпреподношения.

Бальмонт К. Д.

Лунная ночь.

Когда я посмотрел на бледную Луну,

Она шепнула мне: "Сегодня спать не надо".

И я ушел вкушать ночную тишину,

Меня лелеяла воздушная прохлада.

Деревья старые заброшенного сада,

Казалось, видели во сне свою весну,

Была полна мечты их смутная громада,

Застыл недвижный дуб, ласкающий сосну.

И точно таинство безмолвное свершалось:

В высотах облачных печалилась Луна,

Улыбкой грустною на что-то улыбалась.

И вдруг открылось мне, что жизнь моя темна,

Что юность быстрая, как легкий сон, умчалась,-

И плакала со мной ночная тишина.

Бодний А. А.

Лунная ночь.

Когда я посмотрел на бледную Луну,

То таинство глубинное восстало

С духа протестного, и я как будто бы в плену

Залога изыскания, что расшифровку ждало.

В ночном ослабленном многоголосии

Я приспосабливаться стал к помехам,

Свой возвышая голос в гомофонии,

Чрез лунный резонанс упреждая ход к успехам.

Мне фазный фон Луна лишь выдавала,

А интроспекция вошла в меня с предвосхищеньем.

Мне динамика жизни как бы вектор давала

Меж извечной Луною и моим безгарантным деяньем.

Оптическое состоянье космоса спектралится Луной

От Солнца, а я в селективном отраженье

Элементарность даже не несу и лишь ничтожной

Аберрацией вхожу в Поток в монадном исполненье.

Бальмонт К. Д.

В пространстве эфира.

В прозрачных пространствах Эфира,

Над сумраком дольнего мира,

Над шумом забытой метели,

Два светлые духа летели.

Они от земли удалялись,

И звездам чуть слышно смеялись,

И с Неба они увидали

За далями новые дали.

И стихли они понемногу,

Стремясь к неизменному Богу,

И слышали новое эхо

Иного чуть слышного смеха.

С Земли их никто не приметил,

Но сумрак вечерний был светел,

В тот час как они над Землею

Летели, покрытые мглою.

С Земли их никто не увидел,

Но доброго злой не обидел,

В тот час как они увидали

За далями новые дали.

Бодний А. А.

В пространстве эфира.

В прозрачных пространствах Эфира

Обманом зренья мы субъективимся.

Интерполируя плотность материй мира,

Мы трехмерною меркой циклинимся.

Объекты небесные и планетарные

Мы в автономии видим прямой.

И в этом есть доводы суще-закономерные.

Духа Вечности Движение подтверждает ход земной.

В автономности небесной псевдоСвобода как бы рдеет.

Но обманчивый сей вид с трехмерности.

В пространстве воздушном плотность вроде

твердеет,

Когда на полёты объектов с Земли посмотреть

с отдалённости.

Здесь виноват алогизм мозгов, а не пространство,

Оно как было с константной плотностью, так и осталось.

Здесь бешеная скорость объектов изъявляет свойство

Гравитации Вселенной, что Духолепьем зарождалось.

Ритм бешеный Земли вращенья - фрагмент

Галактики движенья; до атома Вселенной

Есть относительность синхронности, презент

Где - демонстрация стабильности как скорости единой.

Эфир не ограничен гравитационной силой.

Волн разнообразность и оригинальность

Четвёртым измереньем представлены в Вселенной.

И волновая сеть, как паутина, даёт Вселенной

целостность.

Поэтому не стоит нам за тридевять Галактик

Эфирную природу познавать, чтоб с нею слиться

Или же титул обрести - Вселенский антиПрактик,

Где "анти" - незнанье последствий анализа, - и может

всё растлиться.

Бальмонт К. Д.

Правда.

Кривда с Правдою сходилась,

Кривда в споре верх взяла.

Правда в Солнце превратилась,

В мире чистый свет зажгла.

Удалилась к поднебесью,

Бросив Кривду на земле,

Светит лугу, перелесью,

Жизнь рождает в мертвой мгле.

С той поры до дней текущих

Только Правдой и жива

Меж цветов и трав цветущих

Жизни грусть - плакун-трава.

С той поры на синем море,

Там, где вал непобедим,

Правды ждет с огнем во взоре

Птица мощная Стратим.

И когда она протянет

Два могучие крыла,

Солнце встанет, море грянет:

"Правда, Правда в мир пришла!"

Бодний А. А.

Правда.

Кривда с Правдою сходилась

Рукопашным отверзеньем,

И полемикой острилась -

Истина игрилася искреньем.

Истина усмешку посылала,

Кривду с Правдою шараша,

И земной вердикт вклиняла -

Глас Обеих гаже, чем сомнительностей чаша.

Кривда Правду дарит ближним -

Всем властителям земным:

Правда голосом там тайным

Изъясняет всё своим.

А псевдогуманисты хором

Рай земной и коммунизм

Преподносят скрытым взором,

Зная, что дают боблу идеализм.

Вот и вышло на поверку:

Рай и коммунизм - коту под хвост.

Лидеры перевели же стрелку

На кайфованье через Кривды тост.

Бальмонт К. Д.

Сон.

Внемлите, смертные Земли,

Я Тот, Кто был, Кто есть, Кто будет,

Чьи мысли бездну звезд зажгли,

Кто бледной травки не забудет.

Любите, смертные, Меня,

Свою мечту боготворите,

Молитесь Митре в блеске дня,

И ночью пойте гимн Таните.

Зовите тысячью имен

Того, Кто сердце вам пробудит,

Боготворите светлый Сон,

Который был, и есть, и будет.

Бодний А. А.

Сон.

Внемлите, смертные Земли,

Что жизнь ваша как сон.

И вы подобны гостевой лишь тли.

Ежеминутно потенциирует вас жизни кон.

Но разных вы мастей наполеоны -

От кухни и до геополитических зудений.

И вы свои интроспецируете стоны,

Актёрский жест неся в круг экзистенций.

И пусть мифитит Антропа форму,

Но сущностью Она - с косой всегда.

Пренебреженье ваше к дидактическому корму

Есть ваша экзистенциалистская, не открытая

ещё звезда.

И втайне вы надеетесь открытием

Себя к бессмертью приобщить.

И чхаете, и чхаете сокрытием

На Мудрость вразумления, что вас журит.

И только смертный одр расширит зеньки вам -

Цену покажет вашей сути.

И упреждённо памятным преклонитесь вы снам,

Которые родным приснятся о вашей бывшей стати.

Бальмонт К. Д.

"Прости!"

(У развалин Помпея)

Кто услышал тайный ропот вечности,

Для того беззвучен мир земной,--

Чья душа коснулась бесконечности,

Тот навек проникся тишиной.

Перед ним виденья сокровенные,

Вкруг него безбрежность светлых снов,

Легче тучек, тихие, мгновенные,

Легче грезы, музыка без слов.

Он не будет жаждать избавления,

Он его нашел на дне души,--

Это в море час успокоения,

Это парус, дремлющий в тиши.

Белый парус, в синих далях тающий,

Как "прости" всего, что рок унес,

Как привет, в последний раз блистающий,

Чтоб угаснуть, там - вдали - без слез.

Бодний А. А.

"Прости!"

(У развалин Помпея)

Кто услышал тайный ропот вечности

В изверженном Помпее, тот прикоснулся

В экспрессии трагедии к четырёхмерности,

Душою в сокрытость осветлённости вселенской

окунулся.

Познавший миг четырёхмерности экстримом

Споляризуется душой на угол ценностей,

Которые даются Духом Вечности экспромтом

Как Вразумленья Интеллекта - отсчёт

первоначальностей.

Базисность точки отсчёта - интроспекционна,

Самосознанье держит на контроле.

Методика приоритетностей - разъемно-секционна.

И расстановка сил Кибелой - в главной Роле.

Её первичность умолялась до Помпея.

Теперь - "прости" - эпиметейский голос вопрошает.

И сокрушённый взор скаретности встречает

прометеева идея.

Но ход Потока Вечности своё свершает.

Прижухлость негативных побуждений

Возьмёт не Вечности Поток во исправленья, -

Ему хронических пороков курс изменений -

Лишь помеха, - Армагеддон исправит всем горбленья.

Четырёхмерности виденье - прелюдия есть исправленья,

Когда пути будут верстаться постармагеддоновские.

Модель тенденции к тому - проекция есть покаянья,

Провоцирует когда Помпей, возлагая путы

хребетно-постоянные.

Бальмонт К. Д.

Пройдут века веков.

Пройдут века веков, толпы тысячелетий,

Как туча саранчи, с собой несущей смерть,

И в быстром ропоте испуганных столетий

До горького конца пребудет та же твердь,-

Немая, мертвая, отвергнутая Богом,

Живущим далеко в беззвездных небесах,

В дыханьи вечности, за гранью, за порогом

Всего понятного, горящего в словах.

Всегда холодная, пустыня звезд над нами

Останется чужой до горького конца,

Когда она падет кометными огнями,

Как брызги слез немых с печального лица.

Бодний А. А.

Пройдут века веков.

Пройдут века веков, толпы тысячелетий,

Но не изменится набор и хромосом, и ДНК, и генов,

Дух Вечности что дал в порядке проявлений

Генотипов без учёта мутаций организмов.

Дух Вечности в организации к гармонии стремится,

И пакости - клону с мутоном - Он человечеству

Во веки веков не даст вмениться,

Уж если сам предастся человек излишеству.

Тогда в геенне огненной его конец свершится.

Никакая совокупность случайных изменений

В генах не даст новой форме жизни проявиться

Без Духа Вечности намеренных желаний.

А Земля когда свой геодинамический ресурс истратит,

Как распавшиеся звезды, несущие лишь постзвездный свет, -

То человек в Вселенной себе место уготовит

С учетом привилегий классов, встречая внеземной рассвет.

Бальмонт К. Д.

Вещий сон.

Как вещий сон волшебника-Халдея,

В моей душе стоит одна мечта.

Пустыня Мира дремлет, холодея,

В Пустыне Мира дремлет Красота.

От снежных гор с высокого хребта

Гигантская восходит орхидея,

Над ней отравой дышит пустота,

И гаснут звезды, в сумраке редея.

Лазурный свод безбрежен и глубок,

Но в глубь его зловеще-тусклым взглядом

Глядит -- глядит чудовищный цветок,

Взлелеянный желаньем, полный ядом,

И далеко -- теснит немой простор

Оплоты Мира, глыбы мертвых гор.

Бодний А. А.

Вещий сон.

Как вещий сон волшебника-эстета,

Интроекционная оформилась мечта моя,

Чтоб вышла с Красоты не нумизмата бы монета,

А фактор, что спрягался со вторым бы "Я".

Тогда бы эволюция преподносила людям

Контрасты позитива с негативом,

Отданные что до поры на откуп целесообразностям, -

И проявилась Истина доступно бы рельефом.

Портретный облик новой Красоты

Предвзятость отметает прочь.

Злодейству миг даёт для переосмысленья высоты,

Добру чтоб судьбоносность через удар вовлечь.

Дух Вечности своей тенденцией к гармонии

Благоприятственность даёт магическому технику.

И фактор - Красота себя проявит в изъявлении

Экспрессией очарованья, яд зла спуская в рот волшебнику.

Бальмонт К. Д.

Полночь и свет.

Полночь и свет знают свой час.

Полночь и свет радуют нас.

В сердце моем -- призрачный свет.

В сердце моем -- полночи нет.

Ветер и гром знают свой путь.

К лону земли смеют прильнуть.

В сердце моем буря мертва.

В сердце моем гаснут слова.

Вечно ли я буду рабом?

Мчитесь ко мне, буря и гром!

Сердце мое, гибни в огне!

Полночь и свет, будьте во мне!

Бодний А. А.

Полночь и свет.

Полночь и свет знают свой час.

Биоритмы суточные нами управляют,

Днём давая к изъявленьям пас,

Ночью сном нам силы восполняют.

Но есть извечные источники смещения

Душевных наших эфемерных равновесий.

Они через идейность смыслу жизни направления

Дают, меняя образ экзистенций.

Как полночь контрастится светом,

Так первому "Я" антимыслью второе "Я" противится,

Ища не наслажденье в отрицанье нигилистическом, -

А суть познанья сущего там ставится.

Но благое это дело умаляется

Инерционным экзистенциализмом,

Где упреждено поиск истины равняется

Ублажению греховности иллюзионизмом.

Бальмонт К. Д.

Слово завета.

О, человек, спроси зверей,

Спроси безжизненные тучи!

К пустыням вод беги скорей,

Чтоб слышать, как они певучи!

Беги в огромные леса,

Взгляни на сонные растенья,

В чьей нежной чашечке оса

Впивает влагу наслажденья!

Им ведом их закон, им чуждо заблужденье.

Зачем же только ты один

Живешь в тревоге беспримерной?

От колыбели до седин

Ты каждый день - другой, неверный!

Зачем сегодня, как вчера,

Ты восклицанье без ответа?

Как тень от яркого костра,

Ты в ночь бежишь от места света,

И чаща вкруг тебя безмолвием одета.

Проникни силою своей

В язык безмолвия ночного!

О, человек, спроси зверей

О цели странствия земного!

Ты каждый день убийцей был

Своих же собственных мечтаний,

Ты дух из тысячи могил,-

Живи, как зверь, без колебаний! -

И в смерти будешь жить, как остов мощных

зданий!

Бодний А. А.

Слово завета.

О, человек, спроси зверей,

Что им даёт звериность в оправданье?

Услышишь: "инстинкт наш - совесть, и мы с ней

Идём сквозь буреломы, неся инстинкта устремленье.

Инстинкт наш - целостный диктат,

Ему верны мы до самозабвенья.

Мы не идём на компромисс и пат,

Если нет инстинкта изъявленья.

Мы давим слабых, если пищи нет,

Считая, что Дух Вечности нам всё отдал,

Чтоб задавить и съесть, давая нашей жизни свет,

Чтоб популяцию нам генотип бы сохранял.

Мы целеустремлённы в репродукциях,

Заботой о потомстве инстинктно преданы.

Мы не бываем на судьбы распутьях -

Законы жизни инстинктом нам преподаны.

Инстинктом вожака мы избираем.

И служит он нам - не мы ему.

Тщеславье, властолюбье, лживость - это мы не знаем.

Сильному врагу коварство мы не поднесём, и - никому.

И человеку без ружья, с миролюбивым намереньем

Мы не покажемся в глаза, чтоб шёл он верною дорогой.

А человекомерзостную тварь мы с наслажденьем

Отправим к предкам адовой дорогой".

Теперь последнее слово завета я вознесу:

Если ты рождён с привычками свинячими, -

Тебе хоть зверь отметину поставит на носу, -

Останеся свиньёю, и Гоголь не поможет словесами.

Живи без лжи, не подражая олимпийцам, -

У них бронированный панцирь есть защиты.

Твое оружье - не истина, а честность дать поступкам,

И с властностью твои все счёты будут квиты.

Бальмонт К. Д.

Выше, выше.

Я коснулся душ чужих,

Точно струн, но струн моих.

Я в них чутко всколыхнул

Тихий звон, забытый гул.

Все обычное прогнал,

Легким стоном простонал,

Бросил с неба им цветы,

Вызвал радугу мечты.

И по облачным путям,

Светлым преданный страстям,

Сочетаньем звучных строк

За собою их увлек.

Трепетаньем звонких крыл

Отуманил, опьянил,

По обрывам их помчал,

Забаюкал, закачал.

Выше, выше, все за мной,

Насладитесь вышиной,

Попадитесь в сеть мою,

Я пою, пою, пою.

Бодний А. А.

Выше, выше.

Я коснулся душ чужих,

Обальзамить чтоб страдальцев,

Воспарить чтоб дух бы их

До небесно-олимпийских донцев.

Вместе с ними бы перенестись

В селективную чтоб отражённость

От богоземных благ, где рая высь,

И лицезреть контраст чрез социальность.

Обзор хотелось с ларчиков начать,

Гарантных клятв где есть складилище,

Чтоб суть бы олимпийскую понять,

И цену чтобы обрело бы их сокровище.

А так как аэродинамика лишь праведного

Духа способна вмиг взломать защиту,

То достоянье ларчиков - уже осуществление заветного.

И видим мы на дне у каждого фигову цитату:

"Клянёмся сохранять менталитет бараньего

мы стада,

Дающего согбенностью платформу нам,

Чтобы из тысячелетья в тысячелетье дух пата

Репродуцировал покорность стада и благость нам.

Бальмонт К. Д.

Моя душа.

Моя душа оазис голубой,

Средь бледных душ других людей, бессильных.

Роскошный сон ниспослан мне судьбой,

Среди пустынь, томительных и пыльных.

Везде пески. Свистя, бежит самум.

Лазурь небес укрылася в туманы.

Но слышу я желанный звон и шум,

Ко мне сквозь мглу подходят караваны.

Веселые, раскинулись на миг,

Пришли, ушли, до нового свиданья,

В своей душе лелеют мой двойник,

Моей мечты воздушной очертанья.

И вновь один, я вновь живу собой,

Мне снится радость вечно молодая.

Моя душа оазис голубой,

Мои мечты цветут, не отцветая.

Бодний А. А.

Моя душа.

Моя душа оазис голубой -

Заложена Волей Духолепной,

Неся на дне осадка нравственного сбой -

Реакция на воздействие властной отравой.

Исторический порядок, точнее, беспорядок

Взаимообусловленностей человеческих претензий

Улавливает первой душа моя, из полок

Ниш беря пульсивности решений.

Она соперничает с интуитивным подсознаньем,

Ища для чувствованья резонансность,

Пренебрегая прикладным здесь знаньем,

Чтобы Свободы больше получила самость.

Осознаёт душа ли хода непрактичность?

Да, - во имя шанса провести через просвет Свободу,

Когда теоретически возможен миг, осуществить

чтобы реальность,

Раздвинув относительности рамки, как уподобье своду.

Бальмонт К. Д.

Я не из тех.

Я не из тех, чье имя легион,

Я не из царства духов безымянных.

Пройдя пути среди равнин туманных,

Я увидал безбрежный небосклон.

В моих зрачках - лишь мне понятный сон,

В них мир видений зыбких и обманных,

Таких же без конца непостоянных,

Как дымка, что скрывает горный склон.

Ты думаешь, что в тающих покровах

Застыл едва один-другой утес?

Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.

И в цепи гор, для глаза вечно-новых,

Как глетчер, я снега туда вознес,

Откуда виден мир в своих основах!

Бодний А. А.

Я не из тех.

Я не из тех, кто мать продаст родную

За отрыганье демократии по-беловежски.

Я не из тех, кто два платка - красный, белый -

в страстную

Пору в кармане носит, чтоб знаки власти были вески.

Я не из тех, чтоб стадность узаконить

Христопродажным бы движением души

И плеоназмом бы Александрийский столп возвысить,

Чтоб пищей буриданам были б миражи.

Я не из тех, кто слепо выручает дерущихся панов,

Когда трещат чубы холопов, не вникших в суть

конфликта,

Который надо решать бы панам не вокруг столов.

А в экстремальности - внутри застрявшего бы лифта.

Бальмонт К. Д.

Лесные травы.

Я люблю лесные травы

Ароматные,

Поцелуи и забавы,

Невозвратные.

Колокольные призывы,

Отдаленные,

Над ручьем уснувшим ивы,

Полусонные.

Очертанья лиц мелькнувших,

Неизвестные,

Тени сказок обманувших,

Бестелесные.

Все, что манит и обманет

Нас загадкою,

И навеки сердце ранит

Тайной сладкою.

Бодний А. А.

Лесные травы.

Я люблю лесные травы,

Опрокинувшись спиной на них,

И в просветах меж деревьев октавы

Вселенной перевожу во стих.

Плывущие в лазури облака -

Как снежные конгломераты,

Идущие как будто в безбрежие с лотка,

Что хладом космоса отпущены словно на парады.

Следя за движениями облаков,

Я будто небо с землёю сливаю

И нить эволюции осязаю с прошедших веков,

И будто я снова историю станов верстаю.

И будто не я уже наблюдаю Движение

Вечности, а атомы тела заполонили

Вселенную; и я начинаю терять своё бдение.

Я - чувство, и травы лесные меня воплотили.

Бальмонт К. Д.

Бледная травка.

Бледная травка под ветхим забором

К жизни проснулась в предутренний час,

Миру дивясь зеленеющим взором.

Бледная травка, ты радуешь нас.

Месяцу, воздуху, солнцу, и росам

Ты отдаешься, как светлой судьбе,

Ты ни одним не смутишься вопросом,

Не задрожишь в безысходной борьбе.

Чуть расцветешь, и уже отцветаешь,

Не доживешь до начала зимы.

Ты пропадешь, но ты не страдаешь,

Ты умираешь отрадней, чем мы.

Бодний А. А.

Бледная травка.

Бледная травка под ветхим забором,

Как деклассированный человечек,

Убогость свою сознаёт перед богом,

И обделённая вечно стоит между строчек.

И в этом таится её деклассированность,

Неброскостью чтобы контрастит богатство

Палитры цветастых растений, где блещет

ухоженность,

И муки чужие всецело затмило блаженство.

А бледная травка давно не страдает,

Познавши бесчувственность мира земного.

Но тихо своим эталоном наитий свербляет

Странника душу деклассированного.

Бальмонт К. Д.

Аромат солнца.

Запах солнца? Что за вздор!
Нет, не вздор.
В солнце звуки и мечты,
Ароматы и цветы
Все слились в согласный хор,
Все сплелись в один узор.
Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной,
И смолистою сосной.
Нежно-светлоткаными,
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.
Солнце светит звонами,
Листьями зелеными,
Дышит вешним пеньем птиц,
Дышит смехом юных лиц.
Так и молви всем слепцам:
Будет вам!
Не узреть вам райских врат,
Есть у солнца аромат,
Сладко внятный только нам,
Зримый птицам и цветам!

Бодний А. А.

Аромат солнца.

Запах солнца? Это эволюции

Фокусировка запахов гиперстрастности,

Что Земля изливала в своём развитии,

А солнце квантами вбирало в дежавюрности.

В этом слитии технологическом

От первобытного существования

И до наших дней остроту в экзистенциальном

Измеренье давал запах солнца, как специя.

В первобытном запахе солнце изливало

Запечённость крови от убитых зверей.

И этим запахом нутро первобытного скрежетало,

Ища ублаженье от кровавых страстей.

В старозаветном мире солнце не меняло

Спектр запахов своих, ибо было продолженье

Первобытных изъявлений, кровожадье где стенало

Безрассудно всё живое, как столпотворенье.

В эпоху инквизиции спектр солнца насыщался

Дымом костров и запахом палёным человечины.

От этого спектра гражданский долг горчался,

Дух протеста алкал теомысли свежатины.

Капитализм дикий запах солнца сароматизировал

Повсеместным благовоньем литургическим.

Но дух христопродажный скольженье спровоцировал,

И букет аромата трудно ловится человеком

праведным.

Бальмонт К. Д.

Последний луч.

Прорезав тучу, темную, как дым,

Последний луч, в предчувствии заката,

Горит угрюмо,-- он, что был живым

Когда-то!

Тесниной смутных гор враждебно сжата,

Одна долина светом золотым

Еще живет, блистательно-богата.

Но блеск ушел к вершинам вековым,

Где нет ни трав, ни снов, ни аромата.

- О, да, я помню! Да! я был живым,

Когда-то!

Бодний А. А.

Последний луч.

Прорезав тучу, темную, как дым,

Последним вздохом луч уходит в безымянность.

На миг лишь утвердился в Вселенной он живым,

Лишение надежды несет он обреченность.

Исходный человек, считая дни, лучи как благодати,

Последний луч не может он сознаньем воспринять,

Так как надежду вводит в мироощущение некстати,

Фокусируясь не на луче, а на надежде, чтоб время

пеленать.

Он предпоследними лучами лишь живёт,

Умышленно забвеня псевдопредпоследний луч,

Который жизнь в точку мертвую сведёт.

А он надеется, что в потусторонность - в его

руках лишь ключ.

Бальмонт К. Д.

* * *

Мой друг, есть радость и любовь,
Есть все, что будет вновь и вновь,
Хотя в других сердцах, не в наших.
Но, милый брат, и я, и ты -
Мы только грезы Красоты,
Мы только капли в вечных чашах
Неотцветающих цветов,
Непогибающих садов.

Бодний А. А.

* * *

Мой друг, есть радость и любовь,

И категорий разнородье эстетических.

И каждый в этот мир пришедший новь

Изъявлённостей дарит индивидуальных.

Мы не грёзы Красоты, что эталонит

Нам псевдобессмертье Идеала, мы пчелы,

И наш Труд проекцию мозаики возводит,

Чтоб живительность и дух Идеала как взведённые

были стрелы.

Бальмонт К. Д.

Жизнь.

Жизнь - отражение лунного лика в воде,
Сфера, чей центр - повсюду, окружность - нигде,
Царственный вымысел, пропасть глухая без дна,
Вечность мгновения - миг красоты - тишина.
Жизнь - трепетание моря под властью Луны,
Лотос чуть дышащий, бледный любимец волны,
Дымное облако, полное скрытых лучей,
Сон, создаваемый множеством, всех - и ничей.

Бодний А. А.

Жизнь.

Жизнь - отражение лунного лика в воде,

Если подернута зыбью она, ибо и манекены

Подражают живому, напуская везде

Имитацию духа афродитовой пены.

Жизнь - процесс Движения к центру Вселенной,

Предполагающий достижение закруглённостей.

Но не для покоя, а для устремлённости новой

К новым галактикам, чтоб ощутить округлённость.

Жизнь - это неощущение мига между прошлым

И будущим, это - псевдобессрочность виртуального

Покоренья Природы, чтоб бессознательно ложным

Ходом волю чрез Свободу верстать до безбрежного.

Бальмонт К. Д.

Воззванье к океану.

Океан, мой древний прародитель,
Ты хранишь тысячелетний сон.
Светлый сумрак, жизнедатель, мститель,
Водный, в глубь ушедший, небосклон!
Зеркало предвечных начинаний,
Видевшее первую зарю,
Знающее больше наших знаний,
Я с тобой, с бессмертным, говорю!
Ты никем не скованная цельность.
Мир земли для сердца мёртв и пуст, --
Ты же вечно дышишь в беспредельность
Тысячами юно-жадных уст!
Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,
Ты как жизнь: и правда, и обман.
Дай мне быть твоей пылинкой влажной,
Каплей в вечном. Вечность! Океан!

Бодний А. А.

Воззванье к океану.

Океан, мой древний прародитель,

Ты каплями вобрал всю изъявлённость

Жизнедеятельной сути земной, и как свидетель,

Гербарий эволюции хранишь, как изначальность.

Ты участник всех палеонтологических явлений,

А не зеркало их; Ты ингредиентил начало живого,

Вместилищем был первородных аминокислотных

соединений,

Где Эксперимент проходил Духа Животворящего.

Но Ты - зачат в стотриллионной давности

Первичной каплей в чашевидном пространстве

Лика Земли, аккумулируя воду из естественности,

Которая давала скопом всё в излишестве.

Но Дух Вечности направлял рациональность.

И мы обрели Океан - универсальный резервуар Природы.

Круговоротом воды мы вписаны в океанскую

принадлежность

По Бытию, а по Вселенной - мы Вечного Потока

есть монады.

Бальмонт К. Д.

Глаза.

Когда я к другому в упор подхожу,
Я знаю: нам общее нечто дано.
И я напряжённо и зорко гляжу,
Туда, на глубокое дно.
И вижу я много задавленных слов,
Убийств, совершённых в зловещей тиши,
Обрывов, провалов, огня, облаков,
Безумства несытой души.
Я вижу, я помню, я тайно дрожу,
Я знаю, откуда приходит гроза.
И если другому в глаза я гляжу,
Он вдруг закрывает глаза.

Бодний А. А.

Глаза.

Когда я к другому в упор подхожу,

Я взгляд мимолетный бросаю в глаза.

И менталитет я его вывожу,

Которого абрис дают психологизма веса.

На этом кончается способность визуальности.

Она мне не дает ясновиденье и прогнозы на пророчества.

Повторно брошенные взгляды уже без актуальности:

Другой - вошёл в земную Роль наигранного свойства.

Но здесь на выручку идёт мне поле волновое:

Я аурой своей чужую ощущаю в обнажённости.

Ход мыслей крамольных идёт как страстное

Давленье, - тонус настроенья в руках свербежности.

Бальмонт К. Д.

Гармония слов.

Почему в языке отошедших людей

Были громы певучих страстей?

И намеки на звон всех времен и пиров,

И гармония красочных слов?

Почему в языке современных людей

Стук ссыпаемых в яму костей?

Подражательность слов, точно эхо молвы,

Точно ропот болотной травы?

Потому что когда, молода и горда,

Между скал возникла вода,

Не боялась она прорываться вперед,

Если станешь пред ней, так убьет.

И убьет, и зальет, и прозрачно бежит,

Только волей своей дорожит.

Так рождается звон для грядущих времен,

Для теперешних бледных племен.

Бодний А. А.

Гармония слов.

Почему в языке отошедших людей

Гармония слов была жестче, прочней?

Потому что верой слепой, старозаветной

Был прозомбирован дух стати человеческой.

Единопорывным скрежетаньем боевого металла

Диссонансность переводилась в гармонию,

От густоты рек кровопролитий она смазочной стала

И небесное громыханье вспомогало скрежетанию.

И слова властителей под ритмику кровопролитий

Резонансировали воинствующий дух,

Который сохранялся до дикокапиталистических

воплощений,

Когда интересы жизни сомкнулись в финансовый круг.

Вот здесь и пошёл разнобой словесный,

Когда за доллар мать родную убить может

Бизнесменовская страсть, теряя облик человечный

И вместо гармонии слов пена у рта форпосты

гложет.

Бальмонт К. Д.

* * *

Мы брошены в сказочный мир,
Какой-то могучей рукой.
На тризну? На битву? На пир?
Не знаю. Я вечно - другой.
Я каждой минутой - сожжён.
Я в каждой измене - живу.
Не праздно я здесь воплощён.
И ярко я сплю - наяву.
И знаю, и помню, с тоской,
Что вниз я сейчас упаду.
Но, брошенный меткой рукой,
Я цель - без ошибки найду.

Бодний А. А.

* * *

Мы брошены в сказочный мир

Для взрослых особей, чтобы понять

Жизни дифференцированный пир,

Где одни кайфуют, а другие гложат спасенья

пядь.

Антиэкзистенциализм выдаёт каждому Роль

От сана его, но чтобы впиралася в императивность.

Я принимаю Роль в детерминическом ключе, коль

Духа Вечности - монада я и в экстериоризации

моя есть самость.

Я в сказочном мире эмотивизирую этику

На социальный лад с эталоном декларированным.

И на верификацию жажду заменить я статику,

А если упаду, то, поднявшись, стану деклассированным.

Бальмонт К. Д.

Душа.

Душа - прозрачная среда
Где светит радуга всегда,
В ней свет небесный преломлён,
В ней дух, который в жизнь влюблён.
В душе есть дух, как в солнце свет,
И тождества меж ними нет,
И разлучиться им нельзя,
В них высший смысл живет сквозя.
И трижды яркая мечта -
Еще не полная, не та,
Какая выткалась в покров
Для четверичности миров.
Последней, той, где все - одно,
В слова замкнуться не дано,
Хоть ею полон смутный стих,
В одежде сумраков земных.
И внешний лик той мысли дан:
Наш мир - безбрежный океан,
И пламя, воздух, и вода
С землею слиты навсегда.

Бодний А. А.

Душа.

Душа - прозрачная среда,

Есть антитело чувствованья.

Она как путеводная звезда

Тончайшим ощущеньям мироосязанья.

Душа лирична по природе

И антиподна духу отрицанья.

Душа есть арфа, в сентиментальном своде

Где струны возбуждают легкие дыханья.

Она есть девственница духу отрицанья,

Который с подсознания идёт,

Чтоб прозой жизни прозревать ей чувствованья,

Одновременно чтоб злободневить зла чертыхолёт.

Но меж душой и духом - зона отчужденья,

Которая методологию различную граничит,

И если же второй чрез эволюцию несет предупрежденья,

То первая, изыскивая эстетичность, Движению

способствует контрастить.

Какие же существенности ближе к Истине

находятся:

Лиричность души - как пленэр чувствования,

Возвышающий человека туда, где параллели

сходятся,

Или контрастность злу - ингредиентность

для Движения?

В любом случае душа сопрягается

С тонкой вибрацией Разума, дающей

Ей рациональность эстетики, когда выявляется

Призрак новации, к гармонии влекущей.

Бальмонт К. Д.

Великое Ничто.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

К старинным манускриптам в поздний час
Почувствовав обычное призванье,
Я рылся между свитков - и как раз
Чванг-Санга прочитал повествованье.
Там смутный кто-то,- я не знаю кто,-
Ронял слова печали и забвенья:
"Бесчувственно Великое Ничто,
В нем я и ты - мелькаем на мгновенье.
Проходит Ночь - и в роще дышит свет,
Две птички, тесно сжавшись, спали рядом,
Но с блеском Дня той дружбы больше нет,
И каждая летит к своим усладам.
За тьмою - жизнь, за холодом - апрель,
И снова темный холод ожиданья.
Я разобью певучую свирель.
Иду на Запад, умерли мечтанья.
Бесчувственно Великое Ничто,
Земля и небо - свод немого храма.
Я тихо сплю,- я тот же и никто,
Моя душа - воздушность фимиама".

Бодний А. А.

Великое Ничто.

К старинным манускриптам, в поздний час,

Влекомость я почувствовал, как вдохновенье.

Интуитивно я определил логографный глас

И вышел на Великое Ничто, что ждало

проявленье.

И я Великого Ничто суть повествую людям.

Великое Ничто несет диаметральную контрастность.

Создавая вселенскую гармонию, ложит распрям

Конец Великое Ничто через субординарность.

Вложив запас прочности в структуру

И в систему, Великое Ничто опасностью

Не озабочено износа, запрограммировав макулатуру

Природы и человека с тленной субстанциальностью.

Но человек грубейшую ошибку допускает,

Считая нормой взаимосвязи Великого Ничто

С человеком без учета здравия; когда же возникает

Старенья сбой - бездушный как будто лик Его - Духа

Вечности - на то.

И человек с тщеславия себя в пылинку переводит

Палитра мира будто приглушает свои краски.

И дисгармония как будто хоровод свой водит.

И кажется, что все вдруг сняли благоденства маски.

Бальмонт К. Д.

Возвращение.

Мне хочется снова дрожаний качели,

В той липовой роще, в деревне родной,

Где утром фиалки во мгле голубели,

Где мысли робели так странно весной.

Мне хочется снова быть кротким и нежным,

Быть снова ребенком, хотя бы в другом,

Но только б упиться бездонным, безбрежным,

В раю белоснежном, в раю голубом.

И, если любил я безумные ласки,

Я к ним остываю, совсем навсегда,

Мне нравится вечер, и детские глазки,

И тихие сказки, и снова звезда.

Бодний А. А.

Возвращение.

Мне хочется снова дрожаний качели

В саду городском, что в детстве спрягался

Он с раем, в тенистых местах где вертели

Дриады судьбою, и я в эту сказку впрягался.

А дома, в саду приусадебном себя я

Считал прихожанином в храме Природы.

И жаждал на нежность свою адекватно я

В языческих статях растений свою получить бы

порцию оды.

Я возвращаюсь не к фактуре Природы,

А к менталитету Её в детском представленье,

Желая как бы инерционно продлить сквозь годы

Эстетики не замутнённое инстинктами первоначалье.

Бальмонт К. Д.

Ранним утром.

Ранним утром я видал,

Как белеют маргаритки

Я видал, меж; тяжких скал,

Золотые слитки.

В раннем детстве я любил

Тихий зал и шум на воле,

Полночь в безднах из светил,

И росинки в поле.

В раннем детстве я проник

В тишь планет и в здешний ропот.

Я люблю - безумный крик

И нежнейший шепот.

Бодний А. А.

Ранним утром.

Ранним утром я видал,

Как ромашки распускаются,

И как у роз аромат лепестки разверстал,

И как лазурь с зарёю полоскаются.

Мягко сдержанна поступь Природы

В раннее утро, но лучезарность

Ковром изумрудным, где золотятся разброды,

Блёклость пейзажа облекает в магичность.

И роса подключается к этому действу:

Живительность вносит в сюжеты мерцающим

Серебром; и кажется служит Природа вся двойству -

Зарей рождает полифонию и тишину эфиром

отрешающим.

Бальмонт К. Д.

Преддверья.

Зачем мы торопимся к яркости чувства,

В которой всех красок роскошный закат?

Помедлим немного в преддверьях Искусства,

И мягким рассветом насытим наш взгляд.

Есть много прозрачных воздушных мечтаний

В начальных исканьях наивной души,

Есть много плавучих, как сон, очертаний

В предутренних тучках, в безвестной глуши.

Есть свежесть и тайна в младенческих взорах,

Там новые звезды в рожденьи своем,

Слагаются там откровенья, в которых

Мы, прежние, утренней жизнью живем.

И много стыдливости, розовой, зыбкой,

В девическом лике, не знавшем страстей,

С его полустертой смущенной улыбкой,

Без знания жизни, судьбы и людей.

О, много есть чар в нерасцветших растеньях,

Что нам расцветут, через час, через миг.

Помедлим лелейно в своих наслажденьях, -

В истоках прозрачных так нежен родник.

Бодний А. А.

Преддверья.

Зачем мы торопимся к яркости чувства,

Чтоб сделать его достояньем Искусства?

Ведь девственность стати его истовства

Есть проявленье сокровенного нашего свойства.

Когда отдадим в протуберанец Искусства его,

Он достоянием Роли лишь станет, цветастость

Живую в наигранность блеска введёт того,

Кто клоном его споляризирует в целесообразность.

В преддверьях Искусства пленэр сохранный -

Весь в первородности и в индивидуальности.

И образ чувства в нише сердца выстраданный,

И во Вселенной отмечен он в безбрежности.

А если учесть и пленэрность новаций,

Что чувство способно с глубинности дать,

То пусть будет вечно в Искусства преддверий

Новая грань путеводной звездою сверкать.

Так кто же придумал в Искусстве дифракцию,

Чтоб злободневность лишь в прошлом иль в будущем

Видеть приемлемо? Наверно, тот, кто гармонию

В императивность вводит и процветает в настоящем.

Бальмонт К. Д.

Я не знаю мудрости.

Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей. Вас я не зову!

Бодний А. А.

Я не знаю мудрости.

Я не знаю мудрости, поступь чтоб урезонила,

Она Армагеддону; супертяжеловесный штат

Учёных расплодился, а землю испещрила

Сеть кровавых рек и ручейков, - и это наша стать.

А если же Гарант к рекомендациям учёных

Глух и нем, то сконсолидироваться всем в поле

правовом

"От Москвы до самых до окраин, с южных гор

до северных

Морей", чтоб дошло, что Земля - в извечном, а Гарант -

в режиме переходном.

А если не способны учёные мужья на прикладное,

Тогда их участь - замыкаться на приспособительных

теориях,

Пока второй Иосиф Сталин не введет иное -

Служить Отчизне, а не телеситься в гарантных

ублаженьях.

Бальмонт К. Д.

Есть люди.

Есть люди: мысли их и жесты

До оскорбительности ясны.

Есть люди: их мечты - как тихие невесты,

Они непознанно-прекрасны.

Есть люди - с голосом противным,

Как резкий жесткий крик шакала.

Есть люди - с голосом глубоким и призывным,

В котором Вечность задремала.

О, жалок тот, кто носит крики

В своей душе, всегда смущенной,

Блажен, с кем говорят негаснущие лики,

Его душа - как лебедь сонный.

Бодний А. А.

Есть люди...

Есть люди, которым удается выходить из Роли,

Чтоб проявить природный альтруизм.

И в этом - их призвание души и цели,

Которые ведут осознанно их в стоицизм.

Они прекрасно понимают, какое ждёт

Разверзье их судьба, цена которому - бессмертье.

И это выше процесса жизни у них идёт,

Но философичность жизни им - в наитье.

Но большинство людей - в избирательном актерстве:

Что не опасно для судьбы, то излагают досконально,

А что на репутацию покушается их - то в таинстве.

Отсюда и тенденция к бардачности, идущая извековечно.

Бальмонт К. Д.

Маленькая птичка.

Маленькая птичка, что? ты мне поёшь?
Маленькая птичка, правду или ложь?
- Я пою, неверный, от души пою,
Про любовь и счастье, про любовь мою.
Маленькая птичка, что? в ней знаешь ты?
Я большой и сильный, как мои мечты.
- Маленькое тельце любит как твоё.
Глупый, в этом правда, ты забыл её.
Маленькая птичка, всё же я большой.
Как же быть? Не знаю. Пой мне, птичка, пой!

Бодний А. А.

Маленькая птичка.

Маленькая птичка, что? ты мне поёшь,

Или богом ты меня считаешь над собой,

Или равноправье в дружбе ты со мной ведёшь,

Постигши сущность прав обоих, где квиты мы

с тобой?

Да, пред Духом Вечности монады мы с тобой

всего лишь

В вселенском исчисленье, но на Земле инстинктом

власти мы разделены.

И наша участь в императивности земных богов

есть тишь,

Которая тебе дает воздушность, а мне - флюиды

спартаковской весны.

И это вспоможенье мне изъявляет перевоплощенье:

Превратиться мне бы в маленькую птичку

И предстать бы пред Гарантом с речью: "В эволюции

превращенье

Шло по восходящей - великое явилось, вобравши изначально

маленькую точку.

Бальмонт К. Д.

Бог и Дьявол.

Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог,
Одному - мои стоны, и другому - мой вздох,
Одному - мои крики, а другому - мечты,
Но вы оба велики, вы восторг Красоты.
Я как туча блуждаю, много красок вокруг,
То на Север иду я, то откинусь на Юг,
То далеко, с Востока, поплыву на Закат,
И пылают рубины, и чернеет агат.
О, как радостно жить мне, я лелею поля,
Под дождем моим свежим зеленеет Земля,
И змеиностью молний и раскатом громов
Много снов я разрушил, много сжег я домов.
В доме тесно и душно, и минутны все сны,
Но свободно-воздушна эта ширь вышины,
После долгих мучений как пленителен вздох.
О, таинственный Дьявол, о, единственный Бог!

Бодний А. А.

Бог и Дьявол.

Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог.

Вы два составляете лика одной веры земной.

Дух Вечности заложил раздвоение, как Движения смог,

Чтоб с раздрайства шло зарождение страсти людской.

Дьявол настолько соблазнителен, насколько Бог мифичен.

И в этом - беспредел Обоих, только Первый

Скаретный дух даёт человечеству, и в этом - универсален,

А Второй - только поработителям, и в этом - шаг

проигрышный.

Если бы только анархитила Дьявола вера,

То противостоянья были бы не классовые,

А нравственно-этические, тогда бы общественная

сфера

Напрямую окумировала силы денежные.

И при Дьяволе могла быть искромётная метаморфоза:

Кто был никем, мог стать мгновенно всем!

И за чертою бедности была у каждого бы поза,

Как ожиданье случая, чтобы согбение забыть совсем.

При Боге приверженность бы классовая зрела

До умопомраченья базисов: подвластные

До гроба бы согбенились, пока субстанция не стлела;

Поработители б скаредничались, как твари ненасытные.

Бальмонт К. Д.

Красота.

Красота создаётся из восторга и боли,
Из желания воли и тяжёлых цепей.
Всё, что хочешь, замкнёшь ты в очертании доли,
Красоту ли с грозою, или тишь серых дней.
Если хочешь покоя, не заглядывай в бездны,
Не ищи и не думай, правда ль жизнь или ложь.
Но мечты твои будут беспланетны, беззве?здны,
В бескометное небо ты навеки уйдёшь.
О, горячее сердце, что ж возьмёшь ты как долю,
Полнозвучность ли грома и сверкающий свет,
Или радость быть дома и уют и неволю?
Нет, твой дом изначальный -- где рожденье комет.
Ты равно? полюбило двух враждебных неравных,
И виденья покоя отодвинулись прочь.
Ты богов уравняло в двух мирах полноправных,
Приходите же, грозы, и колдуй мне, о, Ночь.
Наколдуй свои чары, но развейся с рассветом: --
Если будешь чрезмерной, я себе изменю.
Всё что к сердцу подходит, я встречаю ответом,
И мне сладко отдаться золотистому Дню.

Бодний А. А.

Красота.

Красота создаётся из восторга и боли?

Нет, Она рождается из контраста Свободы

И идеализации неги, где совершенству даны Земли соли,

И абрис Красоты идёт под эстетические своды.

Красота рельефит в одиночестве

И с душой гармонию дает,

Где воздушная субстанция превалирует в излишестве

Над телесной тяжестью, что в прозу дух влечет.

На волне эстетики раздрая

Крепнет тяга к идеальным совершенствам,

Как бы заглушая дефицитность земного рая

И давая антиподность свойствам.

Сокровенные надежды выражает Красота,

Трансформируя бесцельность жизни в цель,

И движенье к Ней создаёт желание духовной Высоты,

И экзистенциализм под Красоту подводит цитадель.

И тогда как бы стираются границы

Меж достигаемым и достижимым,

И ощущает вдруг второе "я" ресницы

Красоты, чьё дуновенье становится телекинезным.

Бальмонт К. Д.

К людям.

О, люди, я к вам обращаюсь, ко всем,
Узнайте, что был я несчастен и нем,
Но раз полюбил я возвышенность гор,
И все полюбил я и понял с тех пор.
Я понял, но сердцем, - о, нет, не умом,
Я знаю, что радостен царственный гром,
Что молния губит людей и зверей,
Но мир наш вдвойне обольстителен с ней.
Мне нравится все, что Земля мне дала,
Все сложные ткани и блага и зла,
Всего я касался, всему я молюсь,
Ручьем я смеялся, но с Морем сольюсь.
И снова под властью горячих лучей
С высот оборвется звенящий ручей.
Есть мудрость, но жизнь не распутал никто,
Всем мудрым, всем мертвым скажу я: "Не то!"
Есть что-то, что выше всех знаний и слов,
И я отвергаю слова мудрецов,
Я знаю и чувствую только одно,
Что пьяно оно, мировое вино.
Когда же упьюсь я вином мировым,
Умру и воскресну и буду живым,
И буду я с юными утренним вновь.
О, люди, я чувствую только Любовь!

Бодний А. А.

К людям.

О, люди, я к вам обращаюсь, ко всем,

Кто осознанно лелеет дух христопродажный,

Берегитесь, как чёрт ладана, от оппозиционного

во всём

Поэта, он жизнь вашу ставит в режим дерзновенный.

А жизнь ведь ваша - драгоценней земного

Всего для вас самих, хотя для Бога

Она - собачий бред, но для вас она - сверхземного

Достоинства, - берегите её от оппозиционного слога!

Берегите её, ой, берегите, как зеницу ока!

Ведь потроха даются один раз, и кохать их надо

как ребёнка.

И не приближайтесь близко к турбулентности

оппозиционного стока,

Чтоб не променять судьбу на изверженье рока.

Единственно, что может дать поэт от оппозиции,

Так это - героический лишь эгоизм,

А он есть антипод коханью и экзистенции,

И вместо меркантильности даёт лишь стоицизм!

И хочется на фоне это христопродажничать,

Вбирая гамму всю льготных наслаждений,

И избираемость Гаранта единостадностью

провестничать,

Оставляя для поэта оппозиции ворох лишь

стенаний.

Бальмонт К. Д.

Мой завет.

Я не устану быть живым,
Ручей поет, я вечно с ним,
Заря горит, она -- во мне,
Я в вечно творческом Огне.
Затянут в свет чужих очей,
Я -- в нежном золоте лучей,
Но вдруг изменится игра,
И нежит лунность серебра.
А Ночь придет, а Ночь темна, -
В душе есть светлая страна,
И вечен светоч золотой
В стране, зовущейся Мечтой.
Мечта рождает Красоту,
Из нежных слов я ткань плету,
Листок восходит в лепесток,
Из легких строк глядит цветок.
Мгновений светлый водопад
Нисходит в мой цветущий сад,
Живите ж все, любите сон, -
Прекрасен он, кто в Жизнь влюблен

Бодний А. А.

Мой завет.

Я не устану быть живым

Нестолько от полифонической Природы

И от преображения Её лучом прямым,

Сколько от бурления творческой погоды.

Объекты флоры, что в панораме предо мной,

Характер свой приспособляют под природную

Капризность, - то в хор вплетаются, то сгибаются

тоской, -

Как бы меня вовлекают в струю метаморфозную.

В мире и в Природе главенствуют явленья

Негативные; и если отдаваться волне естественной,

То творчество заложником пойдёт сиюминутья,

И вдохновенья отяготится взлёт струей детерминической.

Я принципы раскрепощённости души ложу

В основу творчества, ориентируяся на идею

Прометея, и вынужденно я перо своё сложу,

Когда меня покинут силы, и я земное вмиг отсею.

Завет мой людям - не может христопродажничество

Быть украшением памяти, поэтому остановитесь,

И, если нет таланта, нейтралитет пусть ваше

свойство

Поставит во главу угла, - и Человеком изъявитесь.

Бальмонт К. Д.

И нет пределов.

Ты создал мыслию своей

Богов, героев и людей,

Зажег несчетности светил

И их зверями населил.

От края к краю - зов зарниц,

И вольны в высях крылья птиц,

И звонко пенье вешних струй,

И сладко-влажен поцелуй.

А смерть возникнет в свой черед, -

Кто выйдет здесь, тот там войдет,

У жизни множество дверей,

И жизнь стремится все быстрей.

Все звери в страсти горячи,

И солнце жарко льет лучи,

И нет пределов для страстей

Богов, героев и людей.

Бодний А. А.

И нет пределов.

Ты создал мыслию своей,

Поэт, проекцию кинетики неистребимой

Исторического хода дней,

Где мига нету для строки пробельной.

Нет мига, чтоб споляризировать

Дела земные, поступь когда алогическая

Эволюции даёт повод революционизировать

Порядок вещей, чтоб рационалилась бы результирующая.

И судьбоносная проблема здесь не экстерьерна, -

Не замерять ей предназначенье птичьих высей,

Не зажигать символику светил ей достоверно,

Не оживлять весенних струй ей песней.

Поэт пределы должен ставить

Слепой приверженности земных богов,

Глаголом бы акценты им расставить,

Чтоб молнией прошло суть бы их делов.

Бальмонт К. Д.

Призыв.

Братья, посмотрите ясно,

Скорбь о невнятном бесплодна,

Девушки, утро прекрасно,

Женщина, будь же свободна.

Что нам скитаться по мыслям,

Что нам блуждать по идеям?

Мы Красоту не исчислим,

Жизнь разгадать не сумеем.

Пусть. Нам рассудок не нужен, -

Чувства горят необманно,

Нить зыбкоцветных жемчужин

Без объяснений желанна.

Эти воздушные нити,

Братья, смотрите, повсюду,

Девушки, вы полюбите,

Радостно ввериться чуду.

Бодний А. А.

Призыв.

Люди, посмотрите ясно:

Есть эволюции неотвратимый ход,

В нём Духом Вечности всё связано,

И боги земные невольно идут под этот свод.

Всё человечество как будто бы гипнозом

Схвачено от черни и до властей,

Играя как бы в прятки с мировым психозом,

Хотя судьбинность в имманентность берёт людей.

Но главное - Дух Вечности не выдаёт

Властителям земным секрета:

Суперкомфортность их влечёт

До линии таинственности горизонта.

Потенциально есть возможность им осмыслить

У линии парадоксальность жизни,

Но гены бессознательно дают им сопричастить

К Потоку Вечности, к Движению до тризны.

Поэтому призыв мой к людям:

Старайтесь образом мыслей и действий

Не стимулировать исконность прецендента к распрям,

Чтобы отсрочить Страшный суд без осложнений.

Бальмонт К. Д.

Вино минут.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Но раскрыл я все закрытые врата,

Мне желанна боль, и с болью - Красота.

И в раскрытости, в разорванности чувства

Дышат бури, светят молнии Искусства,

Смех и пляски, красный цвет и там и тут,

Страх развязки, звук рыданий, звон минут.

"Бойся жизни" - нам грозит иное слово.

Говорят мне: - "В том веление Христово".

О, неправда! Это голос не Христа,

Нет, в Христе была живая Красота.

Он любил, Он Вечность влил в одно мгновенье,

Дал нам хлеб, и дал вино, и дал забвенье,

Боль украсил, Смерть убил, призвав на суд.

Будем жить, и будем пить вино минут!

Бодний А. А.

Вино минут.

И раскрыл я все закрытые врата,

Чтоб полноценно оценять бы парадоксы,

Как составляющие сути, где Красота

Пестуется, и линию где крайностей берут

рефлексы.

Не сиамически формула мне нужна,

Где Красота через страдания даётся,

Она достоинство добра нести должна,

И эталон Ей несравненности вменётся.

Вот дух протестный, что Свободу социальную

Нам зарождает, обязан дать Ей

Цену двух крайностей, чтобы рациональную

Извлечь модель, мобильную в режиме заданных идей.

А если неудачи нас глобальные постигнут, -

Забвению отдаться, как минутному вину,

Не забывая жизнь, где постоянно чередуют

Полосы то черные, то белые, сливаяся в бытийную

волну.

Бальмонт К. Д.

Весна.

Вот и белые березы,

Развернув свои листы,

Под дождем роняют слезы

Освеженной красоты.

Дождь идет, а Солнце светит,

Травы нежные блестят,

Эту нежность их заметит,

И запомнит зоркий взгляд.

Видя радость единенья

Солнца, влаги, и стеблей,

Дух твой будет как растенье,

Взор засветится светлей.

И войдет в твои мечтанья

Свежесть пышной новизны.

Это - счастие, свиданье,

Праздник Солнца и Весны!

Бодний А. А.

Весна.

Вот и белые березы

Снова оживили вид -

Вешний им грёзы

Помогают участь свить.

Ну, а факторы Природы -

Дождь и Солнце -

Урожай сведут под своды, -

Хлорофилл лелея в донце.

Обновлённость с хлорофиллом

Жизни апогей дают -

Как оду с весноворотом,

Так и живью-редут.

Дух же Вечности венчает

Труд, и Солнце, и Весну,

Жизнь людям продолжает,

Чтоб циклить Весны струну.

Бальмонт К. Д.

Живи.

"Живи один", мне Мысль сказала,

Звезда Небес всегда одна,

Забудь восторг, начни сначала,

Дорога скорби - суждена".

"О, нет", шепнуло ей Мечтанье,

Звезда - одна, один - цветок,

Но их дыханья и сиянья

Проходят множеством дорог".

И вечно юное Стремленье

Прервало их неравный спор.

Взял лютню я, - и волны пенья,

Звеня, наполнили простор.

Бодний А. А.

Живи.

"Живи один", - мне "Я" первое сказало, -

"В антиэкзистенциализме счастья нет,

Невзгодье с экзистенциализмом тебя связало,

И ощущай вселенской жизни там просвет".

"Не отвлекайся от состраданья", - сказало мне

Второе "Я", и если ты и человечество

Забудете чрез христопродажье социальность, - на дне

Тогда влачить придётся ваше достоинство.

Но резюме даёт тогда Надежда:

"Будь между первым и вторым ты "Я".

И историческое пусть сознание с форпоста

Укажет путь тебе до ингредиентов рая.

Часть вторая.

Анненский И. Ф.

Двойник.

Не я, и не он, и не ты,

И то же, что я, и не то же:

Так были мы где-то похожи,

Что наши смешались черты.

В сомненьи кипит еще спор,

Но, слиты незримой четою,

Одной мы живем и мечтою,

Мечтою разлуки с тех пор.

Горячешный сон волновал

Обманом вторых очертаний,

Но чем я глядел неустанней.

Тем ярче себя ж узнавал.

Лишь полога ночи немой

Порой отразит колыханье

Мое и другое дыханье,

Бой сердца и мой и не мой.

И в мутном круженьи годин

Все чаще вопрос меня мучит:

Когда наконец нас разлучат,

Каким же я буду один?

Бодний А. А.

Двойник.

Не я, и не он, и не ты, -

Идейной конкретности нету в душе.

Она, то есть, - есть, но градиент высоты

Бросает её, не пренебрегая индивидуальностью

клише.

Но социальность языка в клише даёт

Спектральность перманентно, остря полемику

Без квипрокво, но когда пара её ведёт,

И оба оппонента дают одну семантику.

И создаётся впечатление, что каждый оппонент

С друг друга вроде вышел на божий свет,

И оба претендуют на один и тот же абонемент.

Но место их раздора идейный есть просвет.

Они не кровно сей просвет трамбуют.

И тягость есть в содеянном порой.

Но интегралы их в прострацию вербуют,

Когда страдально раздвигаются мосты строкой.

И как ни дискомфортно им обоим, но о слиянье

У них и речи не идёт, так как Движение

Питается с контраста, и в этом Слова есть

всесилье,

Чтоб горизонты новые открылись чрез двоение.

Анненский И. Ф.

Третий мучительный сонет.

Нет, им не суждены краса и просветленье;

Я повторяю их на память в полусне,

Они - минуты праздного томленья,

Перегоревшие на медленном огне.

Но все мне дорого - туман их появленья,

Их нарастание в тревожной тишине,

Без плана, вспышками идущее сцепленье:

Мое мучение и мой восторг оне.

Кто знает, сколько раз без этого запоя,

Труда кошмарного над грудою листов,

Я духом пасть, увы! я плакать был готов,

Среди неравного изнемогая боя;

Но я люблю стихи - и чувства нет святей:

Так любит только мать, и лишь больных детей.

Бодний А. А.

Третий мучительный сонет.

Нет, и мне суждены краса и просветленье,

Тем строфам, что за линию непонимания

Людьми идут, не как к запретному есть устремленье,

А как незрелость есть желания понять нововведения.

Они чрез сердце взбудораженность дают

Всем чувствам, мыслям, и в силуэтах

Являют зарево обновленных идей и выдают

Мне градиент полета, что недостаёт в ура - поэтах.

Но подсознание табу на строфы ложит

Не абсолютом, а вариацией альтернативной, -

Тенденция возможности тогда к рацзерну раскроит.

И мука творческая станет продуктивной.

И я байпас тогда готовлю, но ощущаю

В затылок старых строф дыханье:

Видать, свою орлиную дух противоречья стаю

Не думает в расход пускать - верстает вдохновенье.

Анненский И. Ф.

Сентябрь.

Раззолочённые, но чахлые сады

С соблазном пурпура на медленных недугах,

И солнца поздний пыл в его коротких дугах,

Невластный вылиться в душистые плоды.

И желтый шелк ковров, и грубые следы,

И понятая ложь последнего свиданья,

И парков черные, бездонные пруды,

Давно готовые для спелого страданья...

Но сердцу чудится лишь красота утрат,

Лишь упоение в завороженной силе;

И тех, которые уж лотоса вкусили,

Волнует вкрадчивый осенний аромат.

Бодний А. А.

Сентябрь.

Раззолоченные, но чахлые сады

В метаморфозном плавном угасанье

Судьбу спрягают человеческой версты

В циклически-снхронном повторенье.

Но чувства здесь не слушают сознанье,

Которое повтором насаждает реабилитацию.

Они - рецепторы Природы - реалистят больное

ощущенье,

Навязывая психики эсхатологию.

Но подсознание, хотя первично это знает,

Ритм жизни держит на судьбы авансе, -

Развёрстку кода генетичности верстает

И ловит ароматы осени в переходящем шансе.

Анненский И. Ф.

Свечку внесли.

Не мерещится ль вам иногда,

Когда сумерки ходят по дому,

Тут же возле иная среда,

Где живем мы совсем по-другому?

С тенью тень там так мягко слилась,

Там бывает такая минута,

Что лучами незримыми глаз

Мы уходим друг в друга как будто.

И движеньем спугнуть этот миг

Мы боимся, иль словом нарушить,

Точно ухом кто возле приник,

Заставляя далекое слушать.

Но едва запылает свеча,

Чуткий мир уступает без боя,

Лишь из глаз по наклонам луча

Тени в пламя сбегут голубое.

Бодний А. А.

Свечку внесли.

Не мерещится ль вам иногда

В сумеречности тихой домашней

Внеземного присутствия как бы следа,

И становится таинственность субстанцией вашей?

Тени как бы живительность носят

В плавной смене позиций своих

И как будто антивиевым кругом вертят,

И боязливостью хочется вылить свой стих.

И мерещится - будто Вселенная зашагренилась

В данной среде, отрезая концовкой помощь извне.

И разумность как будто эмпиризмом пленилась,

Пребывая, подслушивая как бы тени, в полусне.

Но вдруг внесённая свеча срывает

Это полуволшебство антител и тела.

И семя сверхъестественности зароняет

В семантику мыслей душа, что тихо млела.

Анненский И. Ф.

Старая шарманка.

Небо нас совсем свело с ума:

То огнем, то снегом нас слепило,

И, ощерясь, зверем отступила

За апрель упрямая зима.

Чуть на миг сомлеет в забытьи -

Уж опять на брови шлем надвинут,

И под наст ушедшие ручьи,

Не допев, умолкнут и застынут.

Но забыто прошлое давно,

Шумен сад, а камень бел и гулок,

И глядит раскрытое окно,

Как трава одела закоулок.

Лишь шарманку старую знобит,

И она в закатном мленьи мая

Все никак не смелет злых обид,

Цепкий вал кружа и нажимая.

И никак, цепляясь, не поймет

Этот вал, что ни к чему работа,

Что обида старости растет

На шипах от муки поворота.

Но когда б и понял старый вал,

Что такая им с шарманкой участь,

Разве б петь, кружась, он перестал

Оттого, что петь нельзя, не мучась?

Бодний А. А.

Старая шарманка.

Небо нас совсем свело с ума

Неустойчивым характером погоды

Неустойчивость, - мельтешение когда зима

На издыхании ведёт от вялости до непогоды.

И если даст оно в туманной выси

Луч, и как бы светом внутренним блескуя,

То тут же снова разрядку опоясают спеси, -

Опеленённая снежинками земля забелится, тоскуя.

Но вот опять чуть блики робко заиграли

В бескровных просинях кустистых.

И жалостливый вид природы опять в опеку взяли

Весны тона рядов преобразующих нестройных.

В этой робкой грусти с ожиданьем просветленья

Видится и элегическая жалоба шарманки,

Что чрез тандем шипованного вала и секций, наитенья

Певучие выводит как исторические ставки.

Ставки на просветленье иль затемненье

Неудавшейся судьбы, как стати на грани обреченья,

Шарманка выдает как будто чрез волненье

И своё и человечье, пред пропастью шансуя воскрешенья.

И как рулетка в барабане револьвера,

Шарманки ставка разрывает естество,

Но подсознанье ищет, чтобы дала вера

На волне страдания шарманки хотя бы статус кво.

Анненский И. Ф.

Ты опять со мной.

Ты опять со мной, подруга осень,
Но сквозь сеть нагих твоих ветвей
Никогда бледней не стыла просинь,
И снегов не помню я мертвей.
Я твоих печальнее отребий
И черней твоих не видел вод,
На твоем линяло-ветхом небе
Желтых туч томит меня развод.
До конца все видеть, цепенея.
О, как этот воздух странно нов.
Знаешь что... я думал, что больнее
Увидать пустыми тайны слов.

Бодний А. А.

Ты опять со мной.

Ты опять со мной, подруга осень.

Взаимообусловленность меж нами

Спектры чувствований в просинь

Переводит, чтоб жизнь расчленить бы полуснами.

И с этих полуснов мы немоту

Вдвоём с тобой преодолеем, если уж не силой,

То изыщем в слабостях ту высоту,

Куда нас вовлечёт волной воздушной.

А так как есть Бессмертье и Движенье,

То может быть мы сопряжёмся с Ними.

И наша сокровенность тогда не выдаст пустозвонье, -

Докажем, что осень с старостью фазами являются

лишь переходными.

Анненский И. Ф.

Стальная цикада.

Я знал, что она вернется
И будет со мной - Тоска.
Звякнет и запахнется
С дверью часовщика.
Сердца стального трепет
Со стрекотаньем крыл
Сцепит и вновь расцепит
Тот, кто ей дверь открыл.
Жадным крылом цикады
Нетерпеливо бьют:
Счастью ль, что близко, рады,
Муки ль конец зовут?
Столько сказать им надо,
Так далеко уйти.
Розно, увы! цикада,
Наши лежат пути.
Здесь мы с тобой лишь чудо,
Жить нам с тобою теперь
Только минуту - покуда
Не распахнулась дверь.
Звякнет и запахнется,
И будешь ты так далека.
Молча сейчас вернется
И будет со мной - Тоска.

Бодний А. А.

Стальная цикада.

Я знал, что она вернётся:

В жизни когда дефицитит отрада,

И змейкой тоска свернётся,

Тогда будоражит силы стальная цикада.

Часовщик придумал эту затею недаром,

Видно, сам прессинг жизни испытывал,

И поэтому облегчение людям даёт он нароком,

Механизм чтоб звяканье стальное оголосивал.

И казалося, - мелочь простая и вдобавок ещё неживая.

Но тоска так устроена странно, что сама себе

Ищет псевдорезонансность звучанья, чтобы иная,

Резонансная сфера взяла с плюсом её бы себе.

С каждодневностью цикада ближе к человеку,

Давая мнимую опору, когда тоска на страже.

И от тандема этого противодействуется сила року.

И ритмы человека и цикады отсчитывают время

в едином стаже.

Так и рождается непреднамеренно интенция

От топора Раскольникова и до цикады.

Но с Достоевским - ясно, а вот цикадная позиция

Даёт семантике полисемию - предтечности раскаты.

Не есть ли цикадный вызов - вызов судьбы,

Когда сверяют жизнь с неординарностью?

А может это - противоречья духа клич борьбы,

Когда набат зовёт на бой с попранностью.

Анненский И. Ф.

Пробуждение.

Кончилась яркая чара,
Сердце очнулось пустым:
В сердце, как после пожара,
Ходит удушливый дым.
Кончилась? Жалкое слово,
Жалкого слова не трусь:
Скоро в остатках былого
Я и сквозь дым разберусь.
Что не хотело обмана -
Всё остается за мной.
Солнце за гарью тумана
Желто, как вставший больной.
Жребий, о сердце, твой понят -
Старого пепла не тронь.
Больше проклятый огонь
Стен твоих черных не тронет!

Бодний А. А.

Пробуждение.

Кончилась яркая чара, -

А очи-то ваши не в анусе ль были,

Когда вы в предтечность входили как пара,

Забыв апробацию, по теченью лишь плыли.

Но, видно, тестостерон свой диктат проявил.

Порукой тому - малодушье, когда подгоняют

Абрис стратегии под тактику, чтоб изъявил

Себя плотский бы статус, идею при этом бросают.

А если же выдержан дедуктивный тон,

Фиаско интимности может явиться предметом

Сокрыто-направленных планов партнёра, где он

Иль спонтанно, иль стечённо правил корыстным духом.

Но трагедийней то явилось после бала,

Что сердцевину драмы поверженный не зрел

Как абсолюта отрицанья, поэтому-то стала

Проблема полутайной для его грядущих дел.

Анненский И. Ф.

Смычок и струны.

Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно-лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых.

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.

"О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно: ты та ли, та ли?"

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.

"Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? довольно?"

И скрипка отвечала "да",

Но сердцу скрипки было больно.

Смычок всё понял, он затих,

А в скрипке эхо всё держалось.

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил

До утра свеч. И струны пели.

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.

Бодний А. А.

Смычок и струны.

Какой тяжелый, темный бред,

Из скрипки воскрешать чтоб Паганини!

Экстерьер смычка и струн не претендует ведь

На феноменальность музыкальной ткани.

Но вот сливается смычок со струнами

И вроде бы метаморфозится природа волн,

И наполняется пространство звуками,

Эфир магичностью как будто полн.

Пусть скрипача рука классически работает,

Но кто преображает эфир и струны со смычком?

Кто из безжизненности предметной нам источает

Таинство звучанья тонкостей пленэра в неземном?

Скрипач лишь мастер во воспроизводстве.

Он исторически-первоначальное лишь покоренье

Металла в струнах и смычка волокон в свойстве

Даёт чрез манипуляции свои - звуков извлеченье.

Но где тончайший переход есть в извлеченье,

Когда прикосновение смычка к струне рождает

Музыкальность звука от гамм и до октав как явленье

Неземное, где одухотворённость лишь витает.

А где незнание источника уходит в одухотворённость,

Там явно место занимает Духа Вечности Духолепье.

И не струна сама, тем более, и не смычка предметность,

А волны вселенского эфира антеннами струн дают

творенье.

Анненский И. Ф.

Тоска припоминания.

Мне всегда открывается та же

Залитая чернилом страница.

Я уйду от людей, но куда же,

От ночей мне куда схорониться?

Все живые так стали далёки,

Всё небытное стало так внятно,

И слились позабытые строки

До зари в мутно-черные пятна.

Весь я там в невозможном ответе,

Где миражные буквы маячат.

Я люблю, когда в доме есть дети

И когда по ночам они плачут.

Бодний А. А.

Тоска припоминания.

Мне всегда открывается та же

Умилённого детства страница,

Где Природа была мне как ложе,

Сохраняя меня от людского недоброго плаца.

Я состраданья в виртуальность тогда смещал,

Так как реальность парадоксов мне раскорячивала

Пониманье, а индуктивной силы я ещё не ощущал, -

Так потенциально-опасные мысли память накапливала.

Теперь уж всё разложено по полкам,

Что раньше логогрифом было детства.

И несмотря на прозаичность по расшифровкам,

Я весь астральностью иду в те действа.

Анненский И. Ф.

Дождик.

Вот сизый чехол и распорот,-

Не всё ж ему праздно висеть,

И с лязгом асфальтовый город

Хлестнула холодная сеть.

Хлестнула и стала мотаться.

Сама серебристо - светла,

Как масло в руке святотатца,

Глазеты вокруг залила.

И в миг, что с лазурью любилось,

Стыдливых молчаний полно,-

Всё темною пеной забилось

И нагло стучится в окно.

В песочной зароется яме,

По трубам бежит и бурлит,

То жалкими брызнет слезами,

То радугой парной горит.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

О нет! Без твоих превращений,

В одно что-нибудь застывай!

Не хочешь ли дремой осенней

Окутать кокетливо май?

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

И в мокром асфальте поэт

Захочет, так счастье находит.

Бодний А. А.

Дождик.

Вот сизый чехол и распорот,-

И дождь незлобливый, но нудный,

Как обделённого нищего ропот,

Сетчатый природы эскиз даёт смутный.

И кажется - гипнотизирует дождик среду,

Унылость и серость в объекты вселяя.

И лица людей это всё повторяют, вобрав на ходу

Дерезонансность природы, покорность ваяя.

А чем уступает лазури эстетики дождик?

Поэт без предвзятости может сказать:

Они равноценны в Природе, и каждый есть вестник

Расцвета природных дарений, когда в фактор -

ввязать.

Лазурь дарит тонкость эстетического цвета

И сопрягается с лучистостью, как фактором:

Природа хлорофилльный рост берёт с рассвета,

Лучистость спектрами красу наводит ненароком.

Дождик тоже демонстрирует свои достоинства,

псевдоскрытые:

Дождём несущаяся влага, как фактором, преобразовывает

Флоры мир - тургорит формы статей, ветвистые

Деревья распрямляет и серебристым пылом омолаживает.

В сопутствующих дождику ручьях

Поэт круговорота продолженье зрит.

И в новых, может быть, Земли краях

Дождинкой счастья поэта нового напоит.

Часть третья.

Брюсов В. Я.

Сонет к форме.

Есть тонкие властительные связи

Меж контуром и запахом цветка.

Так бриллиант невидим нам, пока

Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,

Бегущие, как в небе облака,

Окаменев, живут потом века

В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,

Дошедшие до слова и до света,

Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, открывши том поэта

Упьется в нем и стройностью сонета

И буквами спокойной красоты!

Бодний А. А.

Сонет к форме.

Есть тонкие властительные связи,

Когда меняет детерминизм полярность,

Где форма постепенно уступает место вязи,

А та передает степенно интерьеру значимость.

И вот дошедшей до совершенства форме,

То ли алмазной, то ль художественной,

Являет содержательность как будто в шторме

Экспрессией цветов и слов, умом заворожённой.

Форма здесь интерьер симметрично вбирает,

Создавая гармонию предмета, цвета и слова.

Всю фальшивость гармония здесь подавляет.

К душам праведным движется Духолепная лава.

Эта лава и фибры души обволочет,

И подымет сонетность над серостью будней,

Где стратегию жизни Разум узреет,

Чтобы форме с душой не ведать бы распрей.

Брюсов В. Я.

Юному поэту.

Юноша бледный со взором горящим,

Ныне даю я тебе три завета:

Первый прими: не живи настоящим,

Только грядущее - область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,

Сам же себя полюби беспредельно.

Третий храни: поклоняйся искусству,

Только ему, безраздумно, бесцельно,

Юноша бледный со взором смущенным!

Если ты примешь моих три завета,

Молча паду я бойцом побежденным,

Зная, что в мире оставлю поэта.

Бодний А. А.

Юному поэту.

Юноша бледный со взором горящим,

Прими три совета моих философских.

Во-первых, во времени ты пребывай со всесущим

Набором познаний, тобой устремлённых.

Эпоху даст избрать тебе ментальность,

Где сможешь рацзерно ты отыскать.

И с будущим тогда перекликнется твоя разумность,

Когда ты сможешь апробацию в настоящее разверстать.

Во-вторых, отдай ты в виртуальность состраданье,

Чтоб пополненье шло б в потенциал всемирный

Протеста духа, в критичности который излиянье

Осуществит чрез голос Духовечный.

И в-третьих, в искусстве осторожно факторность

Ты применяй, патетика где правит чувствами.

Но если ты находишь точку сопряженья, где резонансность

Даёт рациональность, тогда - "Время, вперед!" - со всеми

верховенствами.

Брюсов В. Я.

К портрету М. Ю. Лермонтова.

Ты нам казался сумрачным и властным,

Безумной вспышкой непреклонных сил;

Но ты мечтал об ангельски-прекрасном,

Ты демонски-мятежное любил!

Ты никогда не мог быть безучастным,

От гимнов ты к проклятиям спешил,

И в жизни верил всем мечтам напрасным:

Ответа ждал от женщин и могил!

Но не было ответа. И угрюмо

Ты затаил, о чем томилась дума,

И вышел к нам с усмешкой на устах.

И мы тебя, поэт, не разгадали,

Не поняли младенческой печали

В твоих как будто кованых стихах!

Бодний А. А.

К портрету М. Ю. Лермонтова.

Ты нам казался сумрачно-замкнутым,

Не властным, но желавшим сокровенное решить,

Которое тебе и личным было и всемирным.

И, видимо, провиденье звало тебя его свершилось.

Твоя контрастность ангелоподобия и воли

Давала знаковость твоим стремленьям.

И знаковостью ты заложником был доли,

Зов буревестника отдав телесным мощностям.

Ты нравственную чистоту прикрыл презреньем

К поработителям духовным и телесным.

И прометеевый огонь хранило сердце сокровеньем.

Ты даже это не доверял друзьям единомысленным.

На замкнутость друзья обиду не таили,

На твоём челе так как читали судьбоносность,

Где сиамически твоя и Пушкина идеи стали

Одним растянутым дыханьем, как прометеевая

статность.

Брюсов В. Я.

Психея.

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,
Когда Эрот тебя, под именем супруги,
Привел на пир богов под неземную сень?
Что чувствовала ты в их олимпийском круге?
И вся любовь того, кто над любовью бог,
Могла ли облегчить чуть видные обиды:
Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох,
Шушуканье богинь и злой привет Киприды!
И на пиру богов, под их бесстыдный смех,
Где выше власти все, все - боги да богини,
Не вспоминала ль ты о днях земных утех,
Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

Бодний А. А.

Психея.

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,

Когда Дух Вечности с богинями другими

Тебя сравнил? Я думаю - не паритета тень,

А суперпревосходство Твоё, - которым все ведомы.

Душой Ты правишь человеческой извечно.

И будь-то благодетеля или преступника душа,

Ты всем даёшь задаток ангелоподобия беспечно.

И долго ждёшь Ты адекватности, добро верша.

Но даже и без адекватности, Ты умягчаешь зло,

Так как душе несвойственна злобливость,

Она давала делу умягчённость, и это к перемирию вело.

И лишь в любви она давала интимности безбрежность.

Брюсов В. Я.

Женщине.

Ты - женщина, ты - книга между книг,

Ты - свернутый, запечатленный свиток;

В его строках и дум и слов избыток,

В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!

Он жжет огнем, едва в уста проник;

Но пьющий пламя подавляет крик

И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.

От века убрана короной звездной,

Ты - в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечем ярем железный,

Тебе мы служим, тверди гор дробя,

И молимся - от века - на тебя!

Бодний А. А.

Женщине.

Ты - женщина, ты - стих между стихов,

Таинственность несущий всю в предтечность.

И ты тенденцию к запретности несешь постов,

Где верх берёт не чистота, а завихрённость.

Ты - женщина, эгоистичнее мужчины.

Ты каждый миг анатомически готова для интима.

И если сдерживаешь ход - партнёры, видно, недостойны,

Хотя бывают циклы воздержанья, но это уж другая

тема.

Ты - женщина, инстинкт свой материнства

Сокрыто ставишь во главу угла.

И шеей - повелительницей в мужские перевоплощаешься

ты свойства,

Людские вынося вердикты, судьба власть им коль дала.

Мужчины это сознают лишь подсознаньем,

А Разумом боятся это, как непредсказанье Аты.

И молятся психокинезу твоему с глушеньем

Лидерства, как божество воспринимаемого Немесиды.

Брюсов В. Я.

Я.

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

Не обессилел ум в сцепленьях роковых.

Я все мечты люблю, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

Я возносил мольбы Астарте и Гекате,

Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь,

И после подходил к подножиям распятий

И славил сильную, как смерть, любовь.

Я посещал сады Ликеев, Академий,

На воске отмечал реченья мудрецов;

Как верный ученик, я был ласкаем всеми,

Но сам любил лишь сочетанья слов.

На острове Мечты, где статуи, где песни,

Я исследил пути в огнях и без огней,

То поклонялся тем, что ярче, что телесней,

То трепетал в предчувствии теней.

И странно полюбил я мглу противоречий

И жадно стал искать сплетений роковых.

Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

Бодний А. А.

Я.

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

И это предсказуемо и психикой и эволюцией.

Ведь человек несёт с рожденья дух противоречий

С ангелоподобным самопредставленьем, но с пакостной

рефлексией.

Я байпасом эту не обошёл парадоксальность,

Но пакость понимаю как крайнюю реакцию.

Когда мой оппонент - патологическая мерзопакость,

Тогда почти всегда я перестроюсь в аналогичную

позицию.

Поправкою "почти" - я шанс даю до крайности последней.

От нравственных чистюль я слышу попреканье:

- У вас характеры людей тьмы однообразней. -

Здесь надо два момента взять в сравненье.

Во-первых, и я и человек любой в реальном времени

Потенциальные есть сволочи друг к другу.

И это навевается ретропсихологизмом без субъективного

здесь бремени,

И вместо личности - объект, прикованный

к спасительному кругу.

Во-вторых, и я и человек любой оценивают прошлое

С позиции искания опоры в лицах исторических,

С которыми они бы даже испражняться не вошли

в реальное,

А в прошлое вот отдают букет желаний сокровенных.

В чём парадокс? А в том, что прошлое

Здесь выступает как плацдарм идеализма,

Реальная где личность желаниям даёт отдушное,

И в параллельном мире находит дозу пантеизма.

Брюсов В. Я.

Работа.

Здравствуй, тяжкая работа,

Плуг, лопата и кирка!

Освежают капли пота,

Ноет сладостно рука!

Прочь венки, дары царевны,

Упадай, порфира, с плеч!

Здравствуй, жизни повседневной

Грубо кованная речь!

Я хочу изведать тайны

Жизни мудрой и простой.

Все пути необычайны,

Путь труда, как путь иной.

В час, когда устанет тело

И ночлегом будет хлев,

Мне под кровлей закоптелой

Что приснится за напев?

Что восстанут за вопросы,

Опьянят что за слова,

В час, когда под наши косы

Ляжет влажная трава?

А когда, и в дождь и в холод,

Зазвенит кирка моя,

Буду ль верить, что я молод,

Буду ль знать, что силен я?

Бодний А. А.

Работа.

Здравствуй, тяжкая работа.

Ты для рук мне тяжела,

А для мозга ты - наёмная забота

О той проблеме, что мне в голову не шла.

Невольно я в этой работе

Свою ощущаю полезность,

Которая в жизненно-реальном своде

Даёт узреть результативность.

Но материальность её не завершает.

Нередко прерванное творчество тупиковость

Чрез труд тяжелый разрешает, -

Как эврика, являет новационность.

И сколько в ситуации такой

Я творческие технологии сводил

До завершения в логичности страстной

Чрез передышку - пером новацию строчил.

Несвоевременность, наверно,

Творческих явлений чрез труд

Физический есть факт экстерно

Выдать неподдавшуюся было творческую суть.

И к этому явлению причастны,

Видно, были глубинные истоки подсознанья,

Феномен давши мыслям, что творчеством

востребны.

И в этом труд тяжелый - плацдарм невольно

творенья.

Брюсов В. Я.

Кинжал.

Из ножен вырван он и блещет вам в глаза,

Как и в былые дни, отточенный и острый.

Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза,

И песня с бурей вечно сестры.

Когда не видел я ни дерзости, ни сил,

Когда все под ярмом клонили молча выи,

Я уходил в страну молчанья и могил,

В века, загадочно былые.

Как ненавидел я всей этой жизни строй,

Позорно-мелочный, неправый, некрасивый,

Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой,

Не веря в робкие призывы.

Но чуть заслышал я заветный зов трубы,

Едва раскинулись огнистые знамена,

Я - отзыв вам кричу, я - песенник борьбы,

Я вторю грому с небосклона.

Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,

Как прежде, пробежал по этой верной стали,

И снова я с людьми,- затем, что я - поэт,

Затем, что молнии сверкали.

Бодний А. А.

Кинжал.

Из ножен вырван он и блещет вам в глаза,

Как некогда блестал перед врагами.

Теперь поэт его в символику вобрал, чтобы веса

Интуитивности давали соразмерность эстетики

и остроты стихами.

Проблема остроты давно извечной стала,

Как этатизм поработил сознанье

Антиэкзистенциалистическое, чтоб пела

Поэзия с чужого голоса монетное бы повторенье.

Я этой напасти моё противостояло одиночество,

Когда почти все поголовно перехлестнули

Своё и олимпийских богов "Я", как раболепство.

Меня сокрытость остроты проблем и дух борения манили.

Я понял - весь колорит общественный диктуют

Поработители, плоды скаредности зажравши.

И сателлитам - проституткам, певчим - всё выдуют

С карманов, - копейки лишней кормильцам - работягам

уж не давши.

Такая наглость капитала в кинжал

Поэзию переливает, чтобы поэт глаголом мог бы сечь.

И Духу Вечности попутно бы поэт сказал:

- Зачем так редко Ты Освободителю даёшь кинжал и меч? -

Брюсов В. Я.

Поэту.

Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь.
Всего будь холодный свидетель,
На всё устремляя свой взор.
Да будет твоя добродетель -
Готовность войти на костер.
Быть может, всё в жизни лишь средство
Для ярко-певучих стихов,
И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов.
В минуты любовных объятий
К бесстрастью себя приневоль,
И в час беспощадных распятий
Прославь исступлённую боль.
В снах утра и в бездне вечерней
Лови, что шепнет тебе Рок,
И помни: от века из терний
Поэта заветный венок!

Бодний А. А.

Поэту.

Ты должен быть гордым, как знамя;

Когда олимпийцы в свою подковёрность

Тебя посвящают, чтоб сбить с тебя пламя

Борьбы прометеевой, и сделать с тебя бы подопытность.

Это - судьбоносный пункт теста тебе,

Как воину в сражении есть рубикон.

И здесь ты должен перл найти в себе,

Чтоб чрез века блистал и рос он, давая миру тон.

Но если ты христопродажная натура, -

Тебе не стоит в плавку имитационно

Даже лесть: герой найдётся ненароком, чтобы задора

Пыл с тобой вместе разделить традиционно.

Тогда увидят: кто есть кто - и ты пропал,

Нет, не физически, а рейтингово.

И ты как вроде Геростратом стал,

Хотя напакостить Свободе твое нутро было готово.

Но это - предписанье христопродажному поэту.

А прометеева поэта не надо с понталыку выбивать:

Со дня рожденья он несёт к Истине тенденцию, Свободу

Ставя во главу угла, ложь чтоб с этатизма бы согнать.

Брюсов В. Я.

Египетский раб.

Я раб царя. С восхода до заката,

Среди других, свершаю тяжкий труд,

И хлеба гнилой - единственная плата

За стон, за пот, за тысячи минут.

Когда мечта отчаяньем объята,

Свистит жестокий над плечами кнут,

И каждый день товарища иль брата

Крюками к общей яме волокут.

Я раб царя, и жребий мой безвестен;

Как тень зари, исчезну без следа,

Меня с лица земли судьба сотрет, как плесень;

Но след не минет скорбного труда,

И простоит, близ озера Мерида,

Века веков святая пирамида.

Бодний А. А.

Египетский раб.

Я раб свердловского прораба, с египетских широт

Дух взявши закабаленья в российские просторы.

Кто дал алкашному властителю вершить переворот

В сознаниях людей и катаклизмить экономики опоры?

Гулаг экономический создал прораб свердловский

И для меня и обездоленно со мною схожих,

И веру взял в сподручные к себе, косноязыческий

Чтоб дух пленил рабов таких, как я, уже ропотных.

Но ты забыл, прораб свердловский, на стих христовый

Наложить табу, где бумерангится всё то,

Что дал рабам таким, как я: теперь ты долг крестовый

Через преемников свой получай с малороссийской земли-то

И почему, коль здесь паны дерутся,

У праведных рабов таких, как я,

Чубы должны трещать, - пусть разберутся

Здесь зачинщики, - тогда поймут цену своего "я".

Я буду землю жрать последней сволочью,

Если кто факт преподнесёт истории,

Что одной страны народ по собственному повелению

Восстал против другого с чужой гостерритории.

Такого не было, такого нет, такого ввек не будет!

Все войны на земле инициируют земные боги,

Не поделив своё чрез подковёрность, а стонет

От богоземного раздора простой народ в итоге.

Предчувствуется возраженье сателлита:

- Российский земной бог народу служит. -

А вот земные боги всего мира, как крепь монолита,

Правду-матку народу режут, - нельзя не верить:

- Мы покровительствуем олигархам, а не народу,

Так как они дают в казну сверхльвиной доли отчисленья.

А от народа с поступлений и на понюшку не хватит

сроду.

Поэтому мы кредо жизни даем народу с наставленья:

Свои насущные проблемы в антиэкзистенциалистском

пониманье

Решайте собственными силами, объединяясь

в профсоюзы.

И ваши требования через законное свободоизъявленье -

Митинги и забастовки - введём в де-юра, откинув

юзы.

И эта технология земных богов давно уже в реальности.

Во всех цивилизованных есть странах: и овцы целы

и волки сыты.

А вот российский земной бог народу шлёт парадоксальности:

И рот закрыт, и анус - паутиной, и недовольства

в зародышах уж биты.

А если брать парадоксальность по мировому

противоставленью,

То там жизни уровень народа выше, хотя протесты

повсеместны.

Вот почему российской земной бог по мировому

представленью

Хитрей Навуходоносора, - отсюда и отзывы

нелестны.

Ради объективности, народ - потенциальный раб

земным богам

На территории земного шара, превращаясь ими

В живое мясо во время бойни мировой, когда же там -

На всех Олимпах - земные боги пленяются страстями.

А так как раб есть изваяние покорности,

Когда до крайности его земные боги не доводят.

Зачем же армия тогда бюджет опустошает властности?

Резонно: распустить её и все доходы в социальность

пусть боги сводят.

А если уж земные боги конфликт сынициируют,

То пусть чубы у них трещат, а рабу-то - какое дело?

А если нужно подкрепленье им - охрану личную пусть

задействуют.

От взрыва же - бронированная машина есть, где можно

спрятать тело.

Порядок же общественный и урезонность криминала

Нести продолжат полицейские дивизионы.

А атомное же оружие - под хвост коту до заднего канала,

Точнее, в атом мирный переведут в энергодефицитные

районы.

Тогда, быть может, отпадут потребности в Армагеддоне.

И государственность смягчит звериности оскал,

и экология

Не даст уродства радиацией, людей меняя в тоне.

Табу прозоровых лишь может удлинить процесс

очеловечивания.

Часть четвёртая.

Гумилев Н. С.

Восьмистишие.

Ни шороха полночных далей,

Ни песен, что певала мать,

Мы никогда не понимали

Того, что стоило понять.

И, символ горнего величья,

Как некий благостный завет, -

Высокое косноязычье

Тебе даруется, поэт.

Бодний А. А.

Восьмистишие.

Я шорохи полночных далей,

Я песни матери моей

Воспринимал мезоиндукцией

С серьёзной углублённостью своей.

В искусстве видел я косноязычность ублаженья, -

С него не брал я вектор действий.

В поэзии искал я Истины искренья,

Поэта наделял магичностью воздействий.

Гумилев Н. С.

Память.

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Я - угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

И тогда повеет ветер странный -
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.

Бодний А. А.

Память.

Только змеи сбрасывают кожи,

Полагая, что душой они омерзвлены.

Только человек лишь лезет вон из кожи,

Чтобы телу позывы души были б верны.

Память, ты как дерезонансовый очаг,

С тебя ошибки прошлого аналитичность

Выбирает, чтоб в пламени сомнений бы иссяк

Реальный вектор, дающий псевдоустремлённость.

Однако, память в унисон со мной

Даёт и образцы властителей Свободы:

Степана Разина и Емельяна Пугачёва с душой,

Лишённой этатизма, - антипода народной оды.

Но Свобода требует методики и боя.

И память оголяет слабые места:

Взять первопроходцам знамя строя

Без стратегии и тактики нельзя - отступит высота.

И если высоту Христос искал в небесном храме,

То Ленин развернул теорию, чтоб рай земной

Столбился бы в России наперекор христовой драме.

И прагматичный склад ума вождя дал судьбоносный

строй.

Ленина заветы ветер истории реял

Под ритм возведенья могущества страны.

И Млечный Путь небес пустотность всю развеял -

Салютами планет оповестил приход плебеевской весны.

Гумилёв Н. С.

Слово.

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъярёмный скот,
Потому, что все? оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро, и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осия?нно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.

Бодний А. А.

Слово.

В оный день, когда над миром до новой

Ещё эры дух воинства Завета Старого стоял,

Земные боги эксплуатировали с волей наглой

Мифичность воли Иеговы, где плагиат их гарцевал.

Они ломали хребет эволюции силой,

Чтоб бесхребетность среди люда была.

Но Дух Вечности сынспирировал рукою праведной

Армагеддон в Святом Писании, чтоб твердь была.

Тверди нравственной и общественной предшествует

Чистка Земли от нечестивцев, и это есть Движенье

Не скоротечности, а долгого процесса, что адсорбирует

Добро от зла, и истину от лжи, готовя обновленье.

Через Эксперимент, а не через пустое слово Иеговы

Дух Вечности организовывал процессы становленья

Рациональной личности, чтоб люди были бы готовы

Войти в высоконравственные своды своего предназначенья.

Эксперимент не Духу Вечности ведь нужен:

Он всю вселенскую структуру, организовывая,

Видит с микромира досконально, где сужен

Каждый актом в сути, индивидуальность

раскодировывая.

Эксперимент ведь для людей - прозренье,

Чтоб Разумом понять, где ход рациональный,

Который к продуктивности ведёт сближенье

И мира с человеком и человека с миром, как путь

естественный.

Гумилёв Н. С.

Шестое чувство.

Прекрасно в нас влюбленное вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать -

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем,

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем,

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья, -

Так, век за веком - скоро ли, Господь? -

Под скальпелем природы и искусства,

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Бодний А. А.

Шестое чувство.

Прекрасно в нас влюбленное вино

Как будто мир приоткрывает новый,

Но это свойство вложено давно,

Когда Дух Вечности давал нам лик разумный.

Ещё в пещерах первобытья,

Где ранний человек не знал

Всех тонкостей Природы и житья,

Он преграды интуитивно брал.

И мир его душевный богатился.

От чувств спектральности чрез опыт.

И позже мир духовный его определился,

И этим статус его жизни добыт.

То, что не добирал он опытом,

Шестое чувство подсказкою давало.

Самосознанье расширялось интуитивностью

и потом.

А позже углубленье взаимообусловленностей

мир пластало.

Так вышел он на рубежи цивилизации,

Неся багаж душевных и духовных обобщений,

Потребность чувствуя в эстетике абстракции -

Так зарождалося искусство чрез спектр чувствований.

Отличье же искусства от шестого чувства, -

Здесь первое даёт желаний сокровенность,

Чрез опыт идеализацию вбирает перспектива;

Второе - предтечно реальности мобилизует

вероятность.

Гумилёв Н. С.

* * *

Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда -
Все, что смешит ее, надменную,
Моя единая отрада.
Победа, слава, подвиг - бледные
Слова, затерянные ныне,
Гремят в душе, как громы медные,
Как голос Господа в пустыне.
Всегда ненужно и непрошено
В мой дом спокойствие входило:
Я клялся быть стрелою, брошенной
Рукой Немврода иль Ахилла.
Но нет, я не герой трагический,
Я ироничнее и суше,
Я злюсь, как идол металлический
Среди фарфоровых игрушек.
Он помнит головы курчавые,
Склоненные к его подножью,
Жрецов молитвы величавые,
Грозу в лесах, объятых дрожью.
И видит, горестно-смеющийся,
Всегда недвижные качели,
Где даме с грудью выдающейся
Пастух играет на свирели.

Бодний А. А.

* * *

Я вежлив с жизнью современною,

Которая менталитетит в этатизме,

Но составляющею экстериоризационную

Я зауздать хочу из сил Природы в пантеизме.

Не сенсуализмом я познать мир собираюсь,

А через опыт исторический самосознанье расширяю.

И факторностью я в взаимообусловленностях с миром

выявляюсь.

И суть свою в субстанции различные абстрактно

перевоплощаю.

И этим перевоплощением я суть чужую познаю,

Давая габариты вероятности разумной,

И на позиции такой наперекор превратностям стою,

Но крепость проверяю неординарностью парадоксальной.

Я не зову на помощь Духа Вечности,

Он - весь во мне, и я - монада - весь Его.

Я подсознаньем нахожусь в Его Экспериментности,

Но не теряю индивидуальных свойств в многоликости

Всего.

И если раньше я хотел героем стать,

Чтоб молниеносно в мире утвердится,

То эту познал сейчас я стать -

Там больше бутафории, чем истины струится.

И мысль мне оригинальная тогда пришла:

Герой политизированности больше служит,

А меня философичность в недоступность привела -

Прожект рациональности моей теперь Движенью

служит.

Гумилёв Н. С.

Я верил, я думал...

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель;
Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.
Летящей горою за мною несется Вчера,
А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,
Иду... но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора.
Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.
И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны - поэт, чародей,
Властитель вселенной - тем будет страшнее паденье.
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно - колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой. Висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

Бодний А. А.

Я верил, я думал...

Я верил, я думал, в парении юном,

Что дерезонанс мира - это недоуменье

Понятий в масштабе вселенском

И преходящий характер снимет Движенье.

Но почему-то нотки настырности

Внутренним голосом слали пустотность

В символы Веры, Любви и Надежды,

Как будто бы пессимизмом озвучивали будущность.

Но вовремя я заменил уходящую

Бытийную точку опоры на изысканье

Истоков томленья, на твердь Духолепную.

И прострацию поглотило Вселенной безбрежье.

Я вышел в просторы раскрепощенья

Воли и Разума в экзистенциализме,

Но не бессрочно, а в фазы творенья.

И этого хватит - инерцией силы держать в стоицизме.

Хватит, так как не двоится идейность

В противовес олимпийским целесообразностям.

А сгину - потомки, отбросив предвзятость,

Оценят меня и олимпийцев по общечеловеческим

ценностям.
Гумилёв Н. С.

Выбор.

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лет,

И на дне мирового колодца

Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,

Опрокинут обломками плит,

И, Всевидящим Богом оставлен,

Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры,

Или к заводям тихой реки

Повстречает свирепой пантерой

Наводящие ужас зрачки.

Не избегнешь ты доли кровавой,

Что земным предназначила твердь.

Но, молчи: несравненное право -

Самому выбирать свою смерть.

Бодний А. А.

Выбор.

Созидающий башню сорвётся -

Этим Вечности Дух демонстрирует,

Что блаженно творенье не вьётся

В райских кущах, всё где душу радует.

Результат срыва - это неучтенье

Злободневности добра и зла.

Такая участь идёт в вменянье

И в геростратовые все дела.

Жизнелюбивость вызывает раздраженье.

Невольно хочется послать упрёк:

Как можно ловить кайф и наслажденье,

Когда Земля покрыта сетью кровавых рек.

А может ловят негу те, кто производит

Такие реки, пока чубы трещат холопов?

Тогда скорей Армагеддон пускай проводит

Чрез Страшный суд Возмездье без просветов.

Гумилёв Н. С.

Две розы.

Перед воротами Эдема

Две розы пышно расцвели,

Но роза - страстности эмблема,

А страстность - детище земли.

Одна так нежно розовеет,

Как дева, милым смущена.

Другая, пурпурная, рдеет,

Огнем любви обожжена.

И обе на Пороге Знанья.

Ужель Всевышний так судил

И тайну страстного сгоранья

К небесным тайнам приобщил?!

Бодний А. А.

Две розы.

Перед воротами Эдема

Бросил оземь две розы кто-то, -

Толь выходящий, то ль входящий, - тема

Всемирная, замесившая богово тесто.

Пунцовая роза - Каина явно символика.

Белая роза - чистым позывам гармония.

Контрастность вырисовывает добро и зло, как семантика.

А выброшенности - какая тогда версия?

А, видимо, как на кардоне, обмен прошёл.

Выходящий с белой розой дал раю цену.

А входящий с красной розой на ва-банк пошёл:

Веру - в жизнь он возводит словно в сцену.

Гумилёв Н. С.

Вечное.

Я в коридоре дней сомкнутых,

Где даже небо - тяжкий гнет,

Смотрю в века, живу в минутах,

Но жду Субботы из Суббот,

Конца тревогам и удачам,

Слепым блужданиям души.

О день, когда я буду зрячим

И странно знающим, спеши!

Я душу обрету иную,

Все, что дразнило, уловя.

Благословлю я золотую

Дорогу к солнцу от червя.

И тот, кто шел со мною рядом

В громах и кроткой тишине,

Кто был жесток к моим усладам

И ясно милостив к вине,

Учил молчать, учил бороться,

Всей древней мудрости земли, -

Положит посох, обернется

И скажет просто: "Мы пришли".

Бодний А. А.

Вечное.

Я в коридоре дней сомкнутых,

Нуждой, бесправием давящих,

Давно подох бы под прессингом псов властных,

Но воскрешаю от сил зовущих.

Их извергает дух Прометея,

И я на их волне иду по жизни,

И даже символы от Вечности берёт идея,

Потоком Времени меня отводит будто бы от тризны.

Но это - в земновидном исполненье.

А где та грань, что делит Вечное и Тленное?

А, видимо, она Потоком Времени есть в изъявленье,

Где адсорбируется всё антимонадное.

С антимонадного, как с антитела,

Возьмётся оригинальность всех флюидов

И доведётся до вселенского Предела,

Чтоб Интеллект бы мировой в проекциях взял остов.

А остов сам, как спектры деятельности

Земной, оригинальной - войдёт ингредиентами

В Эксперимент, что творит Дух Вечности.

И Гуманисты скажут у Предела: "Мы пришли с заветами".

Гумилёв Н. С.

Жизнь.

С тусклым взором, с мертвым сердцем в море

броситься со скалы,

В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,

И в темнице стать свободным, как свободны

одни орлы,

Иль найти покой нежданный в дымной хижине

дикаря!

Да, я понял. Символ жизни - не поэт, что творит

слова,

И не воин с твердым сердцем, не работник,

ведущий плуг,

- С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,

Забывающий игрушки между белых усталых рук.

Бодний А. А.

Жизнь.

С тусклым взором смотрит

Человек простой на жизнь бренную.

И не столько повинность давит,

Сколько ложь перенести невыносимо властную.

За все тысячелетия земные только

Один царь Петр благой с супругою Февронией

Дал умилённость сердцу плебейскому настолько,

Что труд стал необходимостью с бытийною поэзией.

Остальные все Гаранты проявляют рвенье

В двух лишь сферах: в клятве на Библии в верности

Народу и в деле - эксплуатируя народное безмолвье,

Согбенят его и лбами сталкивают в лжеистинности.

И в этой лжеистинности ощущаются

И позыв к петле на шее и позыв к краю обрыва.

И сколько их бедных повешанных, и маются

Сколько во лжи гарантной в обессиленности порыва.

Видать, не Гаранты народу нужны, а Спартаковцы,

Которые появляются за тысячу лет раз,

Чтоб показать, что Справедливость несут не олимпийцы,

А прометеевы сердца без ура - патриотических фраз.

Гумилёв Н. С.

Я и Вы.

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришел из иной страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам

Темным платьям и пиджакам -

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

Я люблю - как араб в пустыне

Припадает к воде и пьет,

А не рыцарем на картине,

Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще.

Бодний А. А.

Я и Вы.

Да, я знаю, я внешне вам пара,

Ну, как Ленин в гриме, идущий на Смольный.

Одного я с вами Державного дара,

Но, - не чета вам мой мир ментальный.

Меркантильность моя - достояние зева Леты.

Вы же скаредным металлом реципиентны -

Мать родную заложите за златые монеты.

И искреньем лжи ваши пути псевдоМлечны.

Вы тень протеста слабую даёте,

Когда христопродажье в ауте стоит.

Вы онанистической Свободой амбивалентность шьёте,

Но "я" второе ваше христопродажье всегда таит.

Любовь в мещанском героизме вашем

Живёт под сенью целесообразности,

Как и к Гарантности любовь, - в перевенчавшем

Ценности мироощущении, лишённом цельности.

Вы блеск наводите на ритуал отхода,

Как обезьяна ягодицы языком глянцует.

А я по Льву Толстому отойду от дома для тленного

расхода.

И в позе Гоголя великого Антропа пусть меня смертует.

Гумилёв Н. С.

Душа и тело.

Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь,
Помилуй, Боже, мраморные души.
И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
"Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле?
Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.
Ах, я возненавидела любовь -
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.
И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе".

Закат из золотого стал как медь,
Покрылись облака зеленой ржою,
И телу я сказал тогда: " Ответь
На всё провозглашенное душою".

И тело мне ответило мое,
Простое тело, но с горячей кровью:
"Не знаю я, что значит бытие,
Хотя и знаю, что зовут любовью.
Люблю в соленой плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.
И женщину люблю. Когда глаза
Ее потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.
Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней".

Бодний А. А.

Душа и тело.

Над городом плывет ночная тишь.

И пробуждается душа с пассивности в стремнинность.

В светлом дне она в прострации живёт лишь

Под гнётом диссонанса, гравирующим меркантильность.

Ей тело технологии земные выдает

В калейдоскопе разноцветий; она художница

Всех чувствований, в заостренном исполнении даёт

Тенденцию к предметности, как кружевница, -

Тенденцию к предметности в идеалистическом вязанье,

Давая Бытию абстрактность технологий ощущенья.

Её экспрессия углы все заостряет, давая впечатленье

Рельефности не содержанья, а идейного лепленья.

Душа - подрядчик человеческих тенденций

К превентивности моделей в исполненье чувственном.

Интуитивизмом она спектралит природу всех влияний,

С судьбою что спрягаются в изъявленье факторном.

Но главное, - душа чрез Разум тела бренного

Даёт желаниям новаторским окрылённый оптимизм

От земного таинства до закругления вселенского,

Не покидая тело и на миг чрез пантеизм.

Закат меднящий тело засмуглил,

Взывая как бы к поясненью назначений.

И Разум тела прерогативы существенности вылил.

Со слов понятно, - межуется граница где различий.

Для тела - сфера жизни бытие и быт,

Где оно инстинктами влекомо; ими покоряет

Быт, и философичностью Разум тела слит

С Бытия законами, но тщеславие его не тает.

Не тает потому, что Разум закономерности

Скругляет под Себя, всё представляя божьей волей.

Душа же мечется меж двух огней: от властности

До превентивной результативности, горчась

порочной долей.

В любовном деле тело - порочно-инстинктивно, алчно,

Но под влиянием души смягчает очертания

интимности.

И что обидно - тело благородство себе приписывает

лично,

Забыв в минуты платы о души страдальности.

А ведь не будь души - агента Духа Вечности,

Как посланницы, - тело б наломало

Всемирных дров в своей инстинктивности,

И подыхая, скаредно выдавило б: "Мало!"

Гумилёв Н. С.

Credo.

Откуда я пришел - не знаю.
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду.
Когда исполнюсь красотою,
Когда наскучу лаской роз,
Когда запросится к покою
Душа, усталая от грез.
Но я живу, как пляска теней
В предсмертный час большого дня,
Я полон тайною мгновений
И красной чарою огня.
Мне все открыто в этом мире -
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.
Я не ищу больного знанья
Зачем, откуда я иду.
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду,

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
И жарким сердцем веря чуду,
Поняв воздушный небосклон,
В каких пределах я ни буду,
На все наброшу я свой сон.
Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.

И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты.

Бодний А. А.

Credo.

Откуда я пришел - познал.

Во что вольюсь - в сосуд

Живительный, что Дух Вечности послал

Душе и телу на самосуд.

А если я спаршивлюсь нравственно, -

Армагеддон возьмёт самосознания бразды.

И не видать тогда мне автономно

Плоды благие и путеводной моей звезды.

Тенденция моя к огниву Прометея

Залог даёт к непокушению на Истину.

И это не наитее - волновая затея,

А восхождение души и тела на стремнину.

И тяга здесь идёт с врождённого инстинкта.

И между первым и вторым здесь "Я" напор

Энергии меняется, идейность лишена конфликта.

И пляска теней противоречий продуктивности

несёт разбор.

Мне не открыто Таинство Вселенной,

И это - credo не моих заоблачных исканий.

Мне под завязку хватит проблематики извечной,

Что будоражит Разум, ища рацзёрна

в станах эволюций.

Но я ищу "больное знанье" -

Обхват глобальный психики -

Парадоксальных побуждений проявленье,

Чтоб упредить хотя бы души крики.

Хотя и верю в чудо сердцем,

Но в виртуальность отсылаю его я,

Чтоб в интроекции перерождаться хлорофилльным

Солнцем,

Тогда б снялось "больное знанье" с обоих "Я".

Я не хочу насиловать несовместимости сознанья

В контрасте Бытия, чтоб совмещалась

Пустоты извечность под радугой свеченья

Красоты души, идейность где бы распрощалась.

Гумилёв Н. С.

Потомки Каина.

Он не солгал нам, дух печально-строгий,
Принявший имя утренней звезды,
Когда сказал: "Не бойтесь вышней мзды,
Вкусите плод, и будете, как боги".
Для юношей открылись все дороги,
Для старцев - все запретные труды,
Для девушек - янтарные плоды
И белые, как снег, единороги.
Но почему мы клонимся без сил,
Нам кажется, что кто-то нас забыл,
Нам ясен ужас древнего соблазна,
Когда случайно чья-нибудь рука
Две жердочки, две травки, два древка
Соединит на миг крестообразно?

Бодний А. А.

Потомки Каина.

Он не солгал нам, эдемский соблазнитель,

Когда запретный пару плод просил вкусить.

Он от диктата бога освобождал обитель

Рая, чтобы Свободу на шар земной внедрить.

А если мифологию гипотетически бы изъяснить

То с первобытного уж строя Свобода - составная часть

В инстинктности людской, чтобы идеей жить.

Но это не давало остроты Движенья - в регресс

возможно впасть.

Дух Вечности недаром инстинкт насилия включает

В кадастр менталитетности людской

Чрез Каина злодейство - поступь жизни обостряет

Меж двух огней - Свободой и Насилием со Лжой.

Недостает ингредиента одного - Добра

Для полноценности Движенья, но, кажется, что мзда -

Добро, чтоб степенить злодейство, но не пришла ещё пора,

Чтоб сконгломерировалась бы разумно-избирательной

души звезда.

Гумилёв Н. С.

Людям будущего.

Издавна люди уважали

Одно старинное звено,

На их написано скрижали:

Любовь и Жизнь - одно.

Но вы не люди, вы живете,

Стрелой мечты вонзаясь в твердь,

Вы слейте в радостном полете

Любовь и Смерть.

Издавна люди говорили,

Что все они рабы земли

И что они, созданья пыли,

Родились и умрут в пыли.

Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир,

Невестой вашей будет Вечность,

А храмом - мир.

Бодний А. А.

Людям будущего.

Издавна люди вразумлялись

Ценностями духовными:

Свободой и Истиной маялись -

Какими бы объять Их формами.

Свобода долгом бременится:

Как Истину абрисом сделать.

А что внутри, а что снаружи разверстится -

Вопрос шекспировский, чтоб обусловленность выравнивать.

Внутри нельзя, когда порочен человек.

Снаружи бесполезно, когда порочен мир.

Оправдано, чтоб Духу Вечности отдать навек,

Чтобы снаружи и внутри созвучье слышать Лир.

Здесь наставленье людям будущего:

Диктатуру применяйте строго по ротациям,

Противовес давайте ей с подъёма оппозиционного.

Слово последнее дайте референдумским изъявлениям.

Гумилёв Н. С.

* * *

Иногда я бываю печален,
Я забытый, покинутый бог,
Созидающий, в груде развалин
Старых храмов грядущий чертог.
Трудно храмы воздвигнуть из пепла,
И бескровные шепчут уста,
Не навек ли сгорела, ослепла
Вековая, святая мечта.
И тогда надо мною, неясно,
Где-то там в высоте голубой,
Чей-то голос порывисто-страстный
Говорит о борьбе мировой.

Бодний А. А.

* * *

Иногда я бываю печален

Мыслей фатальной, где суть -

Мирозданья курс беспричален

И твердь вселенская как ртуть.

Хотя б столбилось это в статике -

Ан, нет, - с бешеной всё скоростью несётся:

И человеческое тщеславие и Движение в Галактике.

А почему? - а потому, что Твердь абсолютная

не создаётся.

Не создаётся потому, что быть не может Вечной,

По взаимообусловленности Всё будет движимым условно,

Тогда в атоме балансировка должна быть идеальной,

В противном случае, субстанция распадётся - дом

песчаный словно.

А если Тверди нет в Вселенной,

То нету и разумной цели в делах

Гаранта, церкви и в борьбе всемирной.

А посему - добро и зло превратятся в прах!

Часть пятая.

Клюев Н. А.

* * *

Вы обещали нам сады

В краю улыбчиво-далеком,

Где снедь - волшебные плоды,

Живым питающие соком.

Вещали вы: "Далеких зла,

Мы вас от горестей укроем,

И прокаженные тела

В ручьях целительных омоем".

На зов пошли: Чума, Увечье,

Убийство, Голод и Разврат,

С лица - вампиры, по наречью -

В глухом ущелье водопад.

За ними следом Страх тлетворный

С дырявой Бедностью пошли,-

И облетел ваш сад узорный,

Ручьи отравой потекли.

За пришлецами напоследок

Идем неведомые Мы,-

Наш аромат смолист и едок,

Мы освежительней зимы.

Вскормили нас ущелий недра,

Вспоил дождями небосклон,

Мы - валуны, седые кедры,

Лесных ключей и сосен звон.

Бодний А. А.

* * *

Вы обещали нам сады,

Но если не земного рая,

То человечеству доступные лады,

Милитаристский дух поник чтоб, тая.

Вы богу шоколадному грозились

Военной силой земляков прикрыть,

И коридоры чтоб гуманитарные струились

Потоком беженцев, чтоб жизнь им сохранить.

И беженцев, их кровные защитники, -

Отцы и деды, сыновья -

Создали ополчения, чтобы стервятники

Из ультраправосекторных сырьём бы стали адова литья.

А коль обещана подмога, -

Защитники на автономию пошли.

Но вот прошли все дни пролога,

Обещанное меркнет всё в дали.

Видать, здесь статус Супернавуходоносора

Себя являет в подковёрной комбинации:

Рабсилу чтоб заполучить дешёвую без гонора

И перед миром стать в псевдогармонии.

Но мне - египетскому рабу! - ясно,

Что подковёрность свойственна земным богам,

Где ради бизнеса и капитала можно страстно

И душу заложить, забыв перед потомками про срам.

Часть шестая.

Северянин И. В.

Двусмысленная слава.

Моя двусмысленная слава

Двусмысленна не потому,

Что я превознесён неправо, -

Не по таланту своему, -

А потому, что явный вызов

Условностям - в моих стихах

И ряд изысканных сюрпризов

В капризничающих словах.

Во мне выискивали пошлость,

Из виду упустив одно:

Ведь кто живописует площадь,

Тот пишет кистью площадной.

Бранили за смешенье стилей,

Хотя в смешенье-то и стиль!

Чем, чем меня не угостили!

Каких мне не дали "pastilles"!

Неразрешимые дилеммы

Я разрешал, презрев молву.

Мои двусмысленные темы -

Двусмысленны по существу.

Пускай критический каноник

Меня не тянет в свой закон, -

Ведь я лирический ироник:

Ирония - вот мой канон.

Бодний А. А.

"Двусмысленная слава".

Моя "двусмысленная" псевдослава

В двух плоскостях отражена:

Властителям есть антимысль слова,

Плебеям же упрёком ироническим верна.

Диапазон же первого "смысленья"

С глубин природы первородной

Даёт простор для пониманья

Свинообразности всевластной.

И это пониманье несёт изъяны

В натуре теневой, казавшиеся

Как секрет - Трои "коне"-воины.

Но Духом Вечности все стали как явившиеся.

И несмотря на их прозрачность таинств,

Они, влекомые инстинктами насилия,

Как будто статусы гипнотизируют величеств,

Контрастя их горечью pastilles в адрес моего

"двумыслия".

Диапазон второго же "смысленья"

Экскурс в историю дидактикой не сотворяет.

Плебей всё знает, но актами христопродажья

В статику потенциал протестности вбирает.

Моих стихов "двусмысленную славу", -

Как радугу природной обновлённости, -

Двумя "смысленьями" определяют на основу

Идеи прометеевой, обременяя и плебея и дух властности.

Северянин И. В.

Классические розы.

В те времена, когда роились грезы

В сердцах людей, прозрачны и ясны,

Как хороши, как свежи были розы

Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы.

Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране.

Как хороши, как свежи ныне розы

Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут - уже стихают грозы.

Вернуться в дом Россия ищет троп.

Как хороши, как свежи будут розы,

Моей страной мне брошенные в гроб!

Бодний А. А.

Классические розы.

В те времена, когда роились грезы,

Уже великий Лев Толстой ушёл от земных дел,

Оставив, в частности, воспоминание, где позы

Фабрично-заводских рабочих - рабов далёких был удел.

И если б грёз носители сравненье сделали,

Они бы поняли - Россия есть не остров в океане.

Вокруг Её, как и внутри, враги бесчинствовали,

Народ российский потопляя в кризисе и в стоне.

Воображением представим вдруг на миг,

Что не было бы классовых врагов и внешних

О-о-о-о! Какой Россия сделала бы сдвиг

И в становленье экономики и в проблемах

социальных.

Северянин И. В.

Душа и разум.

Душа и разум - антиподы:

Она - восход, а он - закат.

Весеньтесь пьяно, пенно, воды!

Зальдись, осенний водоскат!

Душа - цветник, а ум - садовник.

Цветы в стакане - склеп невест.

Мой палец - любовник.

Зев ножниц - тривиальный крест.

Цветы букета инфернальны,

Цветы букета - не цветы.

Одно бесшумье гениально,

И мысль ничтожнее мечты!

Бодний А. А.

Душа и разум.

Душа и разум - сестра и брат

В сиамическом сплетенье.

Им суждено с друг друга брать

Начальный импульс в восхожденье.

Когда в душе вдруг озаренье,

Она интуитивно разуму даёт

Собратство в данном изысканье -

И мыслью разум здесь ведёт.

И восходящая индукция здесь формируется,

Где стержень - разум осмысляющий,

Магнитным полем душа ему становится,

И к цели тянутся, где логогриф их ждущий.

А эстетически есть разум -

Сад пред фазой пробужденья.

Душа - цветение, где индивидуум

Вменяет суть свою абрису желанья.

Северянин И. В.

В блесткой тьме.

В смокингах, в шик опроборенные,

Великосветские олухи
В княжьей гостиной наструнились,

Лица свои оглупив:
Я улыбнулся натянуто,

Сарказмно о порохе.
Скуку взорвал неожиданно

Нео-поэзный мотив.
Каждая строчка - пощечина.

Голос мой - сплошь издевательство.
Рифмы слагаются в кукиши.

Кажет язык ассонанс.
Я презираю вас пламенно, тусклые

Ваши Сиятельства,
И, презирая, рассчитываю

На мировой резонанс!
Блесткая аудитория,

Блеском ты зло отуманена!
Скрыт от тебя, недостойная,

Будущего горизонт!
Тусклые Ваши Сиятельства!

Во времена Северянина
Следует знать, что за Пушкиным были

И Блок, и Бальмонт!

Бодний А. А.

В блесткой тьме.

В смокингах, в шик опроборённые,

Аристократия и сателлиты

Земных богов, как недоступные

Для тех, кто их избрал на госвысоты.

Только не надо христопродажности

Вводить софизм, что каждый здесь

В своём есть амплуа как в собственности,

И вроде в малом - Свобода даёт спесь.

Но эта байка - деткам лишь под стать.

Философичность выдаёт иное здесь решенье:

Дух олимпийцев перевоплощает под свою стать -

Дизайн и экстерьер - само христопродажье.

Но глубина вскрывает парадокс:

Олимпийцы, ещё не избранными будучи,

Несли зеркальность избранных, как ортодокс,

И тела и души, и в этом - все они везучи.

"Какой есть поп, - такой приход", -

Какие олимпийцы, - таков и сателлит.

Отсюда презрительный берётся ход

К духовным ценностям, - народ с чем слит.

А как же разорвать порочное кольцо?

А избирать подобие Петра благого с Февронией!

Ура - патриотам же на пропуск в Олимп в лицо

Взирать, как в репутацию, с христовою иронией.

Северянин И. В.

Prelude II.

Мои стихи - туманный сон.
Он оставляет впечатление.
Пусть даже мне неясен он, -
Он пробуждает вдохновение.
О люди, дети мелких смут,
Ваш бог - действительность угрюмая.
Пусть сна поэта не поймут, -
Его почувствуют, не думая.

Бодний А. А.

Prelude II.

Мои стихи - туманный сон.

Их вектор целеустремлённости - аффект,

Когда заложенность не создаёт сердечный тон,

Идущий сквозь прозоровы препоны, как Истины

эффект.

Спокон веков скаредность мучает людей,

Изгоями где общества - когорта гуманистов,

Их автономность равнодушием людей рождается

без идей.

На сохраненье личностных достоинств генов.

Людей инстинктность выше, чем идейность,

И в этом - обесцененность стихов протестных.

Но антиподно таится здесь закономерность,

Которая всё ставит на ноги с голов христопродажных.

Закономерность эта принцип держит

Для постармагеддоновского времени,

Во главу угла когда Дух Вечности поставит

Мою Дидактику, что в совремённости моей -

ноша бремени.

Северянин И. В.

Всё то же.

Все те же краски, те же типы
В деревьях, птицах и цветах:
Как век назад - сегодня липы,
Как век вперёд - любовь в мечтах.
Строй мирозданья одинаков,
Почти разгадан, скуп и плоск.
Но есть значение без знаков,
Есть знак, расплывчатый как воск.

Бодний А. А.

Всё то же.

Все те же краски, те же типы

В Природе многоликой, идущей чрез века.

Но мы не ведаем до нас прошедшие этапы

И принимаем изначалье мира, что нам даёт

жизни река.

Обзорно мы всю тонкость знаем,

Но закрывает это наша самостийность,

И мы себя первопроходно как бы в мире проявляем

И льём на мельницу тщеславия насилия инстинктность.

Когда же рубиконы переходим ненароком, -

Рефлексия инстинкт нам сохраненья обостряет, -

То к составляющей уже эволюции не боком

Мы подходим - сознанье историческое поступь

направляет.

Северянин И. В.

Цветы и ядоцветы.

Цветы не думают о людях,

Но люди грезят о цветах.

Цветы не видят в человеке

Того, что видит он в цветке.

Цветы людей не убивают -

Цветы садов, цветы полей.

А люди их срывают часто!

А люди часто губят их!

Порою люди их лелеют,

Но не для них, а для себя.

В цветах находят "развлеченье",

Души не видят у цветов.

Нет тяжелее и позорней,

Судьбы доступного цветка!

Но есть цветы с иным уделом:

Есть ядовитые цветы!

Их счастье в том, что их расцвета

Не потревожит человек.

Бодний А. А.

Цветы и ядоцветы.

Цветы не думают о людях?

Но ведь цветы вегетативно в основном

Лишь размножаются, в заботах

О репродукции не пребывая, живя в сенсуализме

людском.

Но люди о цветах не грезят -

Они эстетику в партнёрах и в себе лишь лицезреют,

И оттененьем красотой цветов возводят

Красу партнёра и совместимость подбирают.

Цветы для них - подобьем эстетических рабов:

Чуть-чуть несоответственность есть вкусу -

И в урну шлют, как стихотворных незвучание

стопов.

И здесь цветы, рабы и стопы - Антропой оценяются

по весу.

А дух протестный у рабов и стоп,

Как ядовитые цветы, - зависимо

От силы их защиты, - или ждёт лоб

Толстокорости или изливанье в чашу - значимо.

Северянин И. В.

Странно ...

Мы живем, точно в сне неразгаданном,
На одной из удобных планет.
Много есть, чего вовсе не надо нам,
А того, что нам хочется, нет.

Бодний А. А.

Странно ...

Мы живем, точно в сне неразгаданном

По стеченью стотриллионов лет.

И от первых простейших до нас - в реальном -

Нам разгадывать не хватит до Страшно-судных

лет.

И то что даром, кажется, даёт Природа,

Мы хамски эгоизмом изысканий вовлекаем

В орбиту личных интересов, идя без брода

В глубинность мирозданья, беду себе лишь накликаем.

Полисиллогизм можно подвести под нашу устремлённость,

Когда б насущные проблемы бытия решили:

А сунуть нос, куда собака хвост в рискованность

Не сунет, - пред Духом Вечности концы свои вы свили!

Северянин И. В.

Извне.

Я не живу душой на свете,

Хотя реально в нем живу;

Но где мой край, где шири эти,-

Я вам навряд ли назову.

Мне непонятна жизнь земная,

Темна, ненужна и гадка;

Зачем мне жить - не понимаю:

Я здесь без чувств, без языка.

Ведь жизнь души моей - в пространстве,

Ни на земле, ни на луне,

Ни в миге и ни в постоянстве,

Но царства злобного - извне.

Бодний А. А.

Извне.

Я не живу душой на свете,

Будь-то он земной или небесный -

Он смешение несёт добра и зла, в ответе

Посему он - за мир дисгармоничный.

Когда глаза я закрываю или когда обволочит

Меня ночь, - я погружаюсь в параллельный мир

Через экзистенциализм, и время душу будто бы

волочит

Проекцией по всем неровностям вселенских лир.

И вроде как бы я сознанием с проекцией иду, -

Душою в безвоздушном вроде я пространстве.

И это - не раздвоенность субстанции, я жду

Лишь апогея гармонии души и тела в естестве.

Северянин И. В.

А знаешь край?

"Ты знаешь край, где всё обильем дышит?"

Толстой А. К.

А знаешь край, где хижины убоги,

Где голод шлет людей на тяжкий грех,

Где вечно скорбь, где лица вечно строги,

Где отзвучал давно здоровый смех

И где ни школ, ни доктора, ни книги,

Но где - вино, убийство и вериги?

Бодний А. А.

А знаешь край?

"Ты знаешь край, где всё обильем дышит?"

Толстой А. К.

А знаешь край, где хижины убоги

И смерть до прозаичности бесстрашна?

Нет, твоя Гарантность классовостью строга:

Клеймо раба и золота блесковость - законоположна.

С плеча рубать не надо извечную разнополярность:

Контраста сила здесь даёт Движенье,

И от Него кинетику берёт общественность,

И государственность, и властолюбие и раболепье.

Северянин И. В.

Поэту.

Лишь гении доступны для толпы!

Ho ведь не все же гении - поэты?!

Не изменяй намеченной тропы

И помни: кто, зачем и где ты.

Не пой толпе! Ни для кого не пой! -

Для песни пой, не размышляя - кстати ль!

Пусть песнь твоя - мгновенья звук пустой, -

Поверь, найдется почитатель.

Пусть индивидуума клеймит толпа:

Она груба, дика, она - невежда.

Не льсти же ей: лесть - счастье для раба,

А у тебя - в цари надежда.

Бодний А. А.

Поэту.

Лишь гении доступны для толпы,

Им дух протестности вдобавок есть не тягость.

И только оппозиции поэт для вертифицированной стопы

Даёт байпасный путь через необходимость.

Не слабости идейной байпасный путь подвержен,

А камням преткновений, где охранительность блюстит.

Да и какая здесь цена влекомости к толпе, посажен

Каждый где на императивную иглу, и этим он

буриданит.

Но это лишь по счёту малому, а по большому -

Христопрожажье, как клеймово ожерелье, он возводит

В фактор жизни, и им, как антиоппозиционным, по больному

Состраданью поэта оппозиции в вертихвостности дубасит.

Дубасит так, чтоб ощутить онанистический бы пыл

Свободы чрез отрицанья отрицания, надеждой

Слабою теплясь, оппозиции поэт чтоб удлинил

Его бы цепь, давая большее влиянье на него потравой.

Северянин И. В.

Океану - капля.

Посвящается Льву Толстому.

Сын мира - он, и мира он - отец.
Гигантское светило правды славной.
Литературы властелин державный.
Добра - скрижалей разума - певец.
О мыслью, как бичом, вселенную рассек.
Мир съежился, принижен, в изумленье.
Бичуя мир, он шлет ему прощенье.
Он - человек, как лев. Он - лев, как человек.

Бодний А. А.

Океану - капля.

Посвящается Льву Николаевичу Толстому.

Сын мира - он, и мира он - Провестник.

В трудах эпохальных он был Живописец Бытия,

В художественности возвысясь как Буревестник,

Приоритет давая гомофонии, а не своему второму "Я".

Он Истину через анафему пронёс, цену давая

Христианству, да так, что бутафорность

Отсепарировалась сразу, и, поповщину подминая,

Он веру в Истину одел, и в этом - революционность.

Он социальность прометеевым огнём светил,

Но дальше, в прикладном, он не менял статичность.

Но даже и за то, "зеркалом революции" что был,

Дух Вечности взял его к всемирности в сподручность

Северянин И. В.

Памяти Н. А. Некрасова.

Помните вечно заветы почившего,

К свету и правде Россию будившего,

Страстно рыдавшего,

Тяжко страдавшего с гнетом в борьбе.

Сеятель! Зерна взошли светозарные:

Граждане, вечно тебе благодарные,

Живы заветами, солнцу обетами!

Слава тебе!

Бодний А. А.

Памяти Н. А. Некрасова.

Помните вечно заветы почившего, -

В двух ипостасях он жизнь верстал.

Статус крестного Шевченко, его не обременившего,

Социальной привилегированностью для него бы не стал.

Первой ипостасе он отдавался без зазренья,

И экзистенция ему аллергию не несла.

Вторая ипостась диаметрально противоположилась,

и озаренья

Он получал не из состраданья к самому себе, что молва

вела.

Не из сострадания к народу угнетённому

Чрез состраданье к самому себе, а из чистого

менталитетного

Сострадания к подвластным, как прометеевому

Огню в интенции, он черпал дозы духа спартакского.

И как недоуменье есть автономность ипостасей двух,

Не связанных собой логично-жизненным путём.

Не надо путать это с двумя личностными "Я", где -

един дух.

У него два уровня жизни - норма парадоксальности

в самом в нём.

Северянин И. В.

Я речь держу...

Я речь держу... Да слушает, кто хочет! -

Черствеет с каждым днем суровый мир.

Порок гремит, сверкает и грохочет.

Он - бог земли! Он - мировой кумир!

Я речь держу... Да слушает, кто может! -

Искусство попирается стопой.

Его огонь болотный мрак тревожит,

Его огонь ослаб перед толпой.

Я речь держу... Да слушает, кто верит! -

Настанет день - искусство станет звук:

Никто значенья строго не измерит,

И, может быть, никто не примет мук.

Я речь держу... Да слушает, кто близок! -

Настанет день, день эпилога чувств.

Тот день убьет - зачем же он так низок? -

Вселенную - искусство из искусств!

Бодний А. А.

Я речь держу...

Я речь держу... Да слушает, кто хочет!

Мир не черствеет с каждым днём -

Он этот инерционный признак может

До искончанья человечества нести на псевдологике

верхом.

Я речь держу ... А на заре что жизни человеческой -

Порочность неужто ангелоподобием была?

Да скотоподобие людское - константа проблематики

извечной.

Здесь ходы естественные и привнесённые проблему закаляли

добела.

Привнесено-духовные ценности в старозаветном пекле

Признавались в форме чисто-императивного искусства.

Естественные ходы грехопаденья там не блекли.

Тенденция к гуманизации была не выше доктринёрства.

Идёт в христопродажную эпоху имитация,

Чтоб зло за псевдозло бы принимать,

Не исправляя принципиальности, чтобы позиция

Властности могла себя бы проявлять.

С капитализма вновь пошло открытое грехопаденье.

Порочность только лишь тональности меняла.

Искусство инерционность благочестия лишь насаждала,

Адекватную тая псевдоблагочестия цену, чтоб

статус сохраняла.

Я речь держу ... Внимайте это с самобичеваньем!

Наступит срок, когда Земля, искусство, человечество

В зев Вечности, в тартарары пойдут с переплавленьем.

И эволюция новейшая от Духа Вечности заложит

мирозданья новшество.

Июнь 2014 г.

Конец пятого тома.

Оглавление.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Оставить комментарий © Copyright Бодний Александр Андреевич (bodnyalexander@yandex.ru) Размещен: 18/01/2018, изменен: 18/01/2018. 239k. Статистика. Монография: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Настоящий 5-й том книги "Поэзия вскрывает небеса" отражает вечное стремление человечества к гармоническому обустройству внутреннего и внешнего миров на фоне слитности времен: прошлого, настоящего и будущего. Своеобразность авторской тематики - в умении видеть во всех сферах человеческой деятельности следы вселенского Потока Вечного Времени.

Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Поэзия вскрывает небеса