'Уже дома я понял, что Курлов прав. Если через несколько лет детям будут вводить сыворотку, после которой их руки будут делать точно то, чего хочет от них мозг, это будет уже другой человек. Как легко будет учить художников и чертежников! Техника будет постигаться ими в несколько дней, и все силы будут уходить на творчество. Стрелки не будут промахиваться, футболисты будут всегда попадать в ворота, и уже с первого класса ребятишки не будут тратить время на рисование каракулей - их руки будут рисовать буквы именно такими, как их изобразил учитель. Всего не сообразишь. Сразу не сообразишь.'
Кир Булычев. 'Умение кидать мяч'
- Костя, - сказал Самуил Яковлевич, - Мы должны опередить эти жёлтые листки - 'Наша земля' и 'Смерть земноводным!'. Отправляйся, сделай интервью с Громовым. Я надеюсь на тебя.
Костя Костиков был молод, веснушчат и лопоух, и его мало кто принимал всерьёз. Он работал репортёром в газете 'Бей жаб!'.
Внешность помогла Костикову обаять военных медиков и проникнуть в санаторий министерства обороны. Здесь, в глубоком тылу, лечился после контузии лучший истребитель жабьих танков Иван Громов.
В тылу - значит в лесу. В небе захватчики распоряжались, как хотели, поэтому хозяйничали над водами, полями, степями и пустынями. А вот лесов двуносые не любили и туда не совались.
Но и не трогали. Нашлась, похоже, на зеленокожих агрессоров управа - какая-нибудь галактическая комиссия по экологии. Сидели на каком-нибудь Альдебаране скучные клерки и подсчитывали урон, нанесённый автохтонным болотам и козявкам. То есть самих козявок можно извести, а вот среду обитания - ни-ни!
Санаторий прятался в глухом осиннике неподалёку от бывшей Москвы. Иван Громов, герой и орденоносец, занимал крайнюю слева избу, ближнюю к болоту. Сразу за домом начинались заросли ольхи, и в нём спасу не было от комаров.
Иван Громов и Костя Костиков сидели за столом у окна и чаёвничали. Нет лучше занятия, чем выпить чаю с малиной! Особенно, когда спешить некуда.
От горячей печи бросало в пот, в крохотной кухоньке за занавеской гремела сковородками баба Лена, кастелянша и повариха. Она стряпала для Громова и его гостя блины, тонкие, почти прозрачные, с ломкой коричневой кромкой.
- Нас высадили на окраине Москвы, - рассказывал Громов, - закинули туда вертушкой.
- Вертушкой? - не понял Костик.
- Вертолётом, - объяснил Иван, - тогда ещё были.
- А-а-а...
- Ага! - Громов с размаху шлёпнул себя по потному плечу. - Умаяли, паразиты! Так вот, Костя... Не успели мы высадиться, как двуносые по нам вдарили! Никто не заметил их сверху, хорошо маскируются, гады! Накрыли одним залпом, как на полигоне. Вертушка вдребезги, весь взвод - в клочья, только я один остался. Эх, хорошие были парни...
При высадке Иван шёл первым, и это его спасло. Он успел отбежать на несколько шагов, когда из-за развалин выдвинулся покатый серебристый бок, и оттуда плеснуло огнём. Рванули баки с горючим, и обрушилась темнота.
Иван выплыл из беспамятства и сразу услышал тихий бумажный шелест. Рефлексы заставили замереть: так шуршали аппараты захватчиков, идущие на малых оборотах. Машины двуносых вообще звучали чрезвычайно мирно. Ни грохота форсируемых двигателей, ни стука и дребезга трансмиссий. Только шелест, шуршание и шорох, иногда - мелодичный свист.
Звук затих, но не пропал совсем: двуносые остались неподалёку. Патруль. Вот невезуха - так нарваться! И не разберёшь, кому не повезло больше. Поговаривали, что зелёнокожие иногда берут пленных и ставят на них какие-то изуверские эксперименты. Откуда появился такой слух, непонятно, никто ещё не вернулся из плена и ничего не рассказал, но... Иван предпочёл бы погибнуть в бою, чем стать подопытным зверьком.
В любом случае, шевелиться не стоило. Ждёт его контрольный выстрел или клетка - и так, и так хорошего мало.
Майская духота не давала дышать. С утра небо парило и хмурилось, но так и не пролило ни капли. Ваня Громов, рядовой боец сопротивления, скрючился среди острых, закопчённых бетонных обломков. Неподалёку, на мягком асфальте, горючая смесь пришельцев медленно доедала останки вертолёта. Чад тлеющей резины смешивался с колючим запахом окалины и сладким духом жареного мяса.
Ивана мутило. От дыма першило в горле, и Иван с трудом давил кашель. От неудобной позы ныла спина, сильно болел правый бок. Наверняка, при взрыве его хорошенько приложило обо что-то.
Вдобавок ко всему затекла шея, и Иван не выдержал. Очень осторожно он повернул голову налево. Рядом с багрово-чёрной кучей, в которую превратился вертолёт, посреди улицы зияла круглая дыра. Взрывная волна, задевшая его лишь краем, пошла большей частью вдоль дороги и сорвала крышку колодца. Краснел свежий кирпичный излом. Канализация, или ещё что-то подобное. Иван едва не вскрикнул от радости: это была надежда, это могла быть жизнь! Он постарался расслабиться, насколько возможно, и приготовился терпеть. Сколько там осталось до ночи?
Неожиданно потемнело, подул сильный ветер. В глаза сыпануло пылью, загромыхало, упали первые капли. Минута - и дождь стал стеной! От близкого пожарища взметнулись густые клубы пара, и Громов решил: пора! Иван сорвался с места, подхватил автомат и прыгнул.
Ему опять повезло. Колодец оказался пуст, не забит арматурой и осколками кирпичей. Иван стукнулся об стенку, больно ударился коленями - наплевать, до свадьбы заживёт! - и упал на дно. Сверху засвистело - двуносые! Глаза ещё не приспособились к темноте колодца, но с одной стороны кругло чернело, и Иван ринулся туда в надежде, что это тоннель, а не просто пятно на стене.
Это оказался тоннель. Достаточно высокий, чтобы идти, а не ползти на четвереньках. Иван торопливо шёл, даже бежал в густой черноте, ощупывая руками стены по сторонам. Справа появилась развилка, он свернул, и тут сзади полыхнуло! В спину ударило горячим воздухом, но уже слабо, неопасно. Иван сделал ещё несколько шагов, под ногами оказалась пустота, и он полетел вниз, откуда тянуло холодной сыростью.
- Везунчик ты, Иван, - сказал Костя и обмакнул блин в варенье. От фронтовых ста грамм, а особенно от безопасности и уюта, он захмелел и пребывал в блаженной расслабленности. Хорошо, когда не надо никуда бежать, не смотреть поминутно в небо, и вообще просто сидеть в тепле и покое.
- Есть такое дело, - ответил Иван. - Зато потом...
- Что?
- Заплутал в этих катакомбах! Холодно, не видно ни черта, бредёшь, как слепой.
- А фонарик? - удивился Костя.
- А батарейки? - спросил Ваня.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
- Всё равно везунчик, - сказал Костя. И, вспомнив про задание, добавил: - Выбрался же!
- Да, - сказал Иван и потёр тонкий шрам над левой бровью, - выбрался.
Когда впереди, на грязном полу, появилось яркое пятно, Иван уже был согласен на всё. Да хоть к двуносым в гости, только бы вылезти из чёртовых подвалов! Очередной проход, в который он попал в своих блужданиях, закончился занозистой деревянной перегородкой. В ней светилась тонкая, чуть ломаная полоска.
Сначала Иван не увидел ничего, кроме ослепительного солнечного дня, потом понял, что по ту сторону царит полумрак. Он заметил кусок потрескавшейся бетонной стены и угол деревянного ящика. Иван скосил, сколько возможно, глаза: подвал освещался откуда-то сверху, значит, имел выход наружу.
По краю перегородки шли плоские и более гладкие на ощупь доски. В двух местах слева в доске оказались чуть заметные выемки и следы отверстий. Дверь! Когда-то она стояла здесь, между подвалом и подземных ходом. Потом надобность в двери пропала, её сняли вместе с петлями и заколотили проход неошкуренным горбылём.
Пользуясь ножом, как рычагом, Громов начал отдирать доски одну за другой. Последние он оторвал одним движением, шагнул... и в голове взорвалась небольшая бомба!
- Ох ты, чёрт, - раздался тихий голос. - Парень, я тебя не убил?
- А?.. - протянул Иван. Перед ним, заглядывая снизу вверх, стоял худой грязный старичок в ветхом шерстяном костюме, с толстым шарфом, обмотанным вокруг шеи, и домашних тапочках на босу ногу. В руках он держал толстое полено. То самое, которое так некстати столкнулось с громовским лбом.
- Ну, ты даёшь, дед, - сказал Громов, чувствуя, как горячая струйка стекает по переносице. Он сделал ещё шаг и сел на пол.
- Сейчас, сейчас! - зашептал старик, просеменил в угол, и тут же вернулся с мокрой тряпкой в руках. - Подожди, парень, промою... Я думал, эти полезли, зелёные...
- Ты кто? - спросил Иван.
- Жил я в этом доме, - ответил боевой дед, перевязывая Ивану голову рукавом рубашки. - И сейчас живу. В подвале. А ты? Не отвечай, вижу, что солдат...
Дедок тараторил шёпотом, то и дело останавливаясь, чтобы откашляться. Что соскучился по людям, что жил здесь, что пенсия была хорошая, и что соседи неплохие попались, вежливые, и с бывшей работы не забывали, присылали поздравления к праздникам, но потом контора развалилась... ну и чёрт с ней, занимались там ерундой всякой, бумажки перекладывали, не все, конечно, но многие, но всё равно... звать меня дядя Гера... а тебя?
- Иван, - сказал Громов. - И давно ты так?
- Четыре дня, - ответил дядя Гера и замолчал.
Иван огляделся. Справа была изрисованная граффити стена, а слева, метрах в десяти, перекрытия обвалились, сверху насыпало кучи битых кирпичей и всяческой трухи. Среди мусора вилась узкая тропинка, и оттуда пованивало.
- Там у меня, в дальнем углу... - сказал дед, пожимая плечами, - ну, сам понимаешь.
Напротив, у наружной стены валялось разное тряпьё, старые пальто и одеяла, в ближнем углу была навалена горка книг, стояло несколько стеклянных банок и какие-то жестянки, похожие на цинки из-под патронов. Там же находилась покосившаяся тумбочка без ножек. Именно её Иван, увидев сквозь щель, принял за ящик. Сверху к потолку примыкал ряд узких окон, заложенных силикатным кирпичом. Кое-где раствор выкрошился, и в подвал сочился тусклый дневной свет.
- Что здесь было, дядя Гера? - спросил Иван, кивнув назад.
- Бомбоубежище, - ответил старик. - Запасной вход в бомбоубежище. Давно, потом что-то перестраивали, склад сделали, а лет десять назад вообще заколотили, крысы полезли, вот и закрыли. Я и забыл про эту дверь, пока ты её ломать не начал. Даже замазали, видишь?
- Ага.
Иван подошёл к одному из окошек и выглянул в дыру между кирпичами. Надежда растаяла: напротив, через дорогу, невысоко над развалинами парила патрульная машина.
Иван впервые видел её вблизи, исправную, готовую к бою. Приплюснутый серебристо-серый, в странных, плывущих разводах купол, похожий на исполинский мухомор без ножки, покрытый отвратительными бородавками. Иногда он как бы мерцал, становился стеклянистым, и тогда сквозь него просвечивали кусты сирени и покосившиеся фонарные столбы. Снизу, по краю, трепетала короткая бахрома, а под шляпкой дрожало жаркое марево. Машина медленно крутилась на месте, и вдруг чуть снизилась и замерла, и одна из бородавок стала набухать...
Вдоль улицы кралась чёрная кошка с белым пятном на кончике хвоста. Замирала при каждом шаге, сторожко прижав уши, топорщила шерсть на загривке. Высматривала только ей заметную добычу. Потом присела, нервно подёргивая хвостом, напружинилась, и прыгнула!
Коротко щёлкнуло, кошка вспыхнула в полёте и рассыпалась яркими искрами. Летучий гриб вернулся на прежнюю высоту и продолжил монотонное вращение.
- Вот подлюка подлая! - тихо выругался Иван.
- Висит?
Громов с досадой махнул рукой и сказал:
- Выбираться отсюда надо, а как, если дрянь эта болтается?
- Ваня! - удивился дядя Гера. - Ты разве не из метро пришёл?
- Как это?
- Мы вентиляционные шахты обслуживали, тут рядом есть одна, я и подумал... В бомбоубежище проход должен быть! Говорю же, забыл про дверь, да и старый я в одиночку по тоннелям шастать. А вдвоём выберемся!
- Старый? - Иван потрогал повязку. - Силён ты, старый, поленом махать. Я, конечно, сам виноват, полез не глядя. Двинулись тогда. Жалко, гадину эту не завалить, отомстить за ребят!
- А можно? - спросил дядя Гера.
- Да. У неё дырка на верхушке есть, прямо по центру. Воздухозаборник или ещё что. Туда бы гранату... Так не подобраться ведь! Пошли, дядя Гера!
- Подожди, Иван, - серьёзно сказал дядя Гера. - Есть у тебя граната?
- Конечно, - сказал Громов. - Зачем?
- Идём, - показал дядя Гера на тропку, - покажу.
Левее первой груды обломков потолочная плита разломилась. Внешняя часть рухнула на пол и раскололась. Внутренняя, более длинная, треснула вдоль, но удержалась на месте, только сильно накренилась и сложилась раздвоенным козырьком. Сквозь широкую щель Иван увидел кирпичную стену, а в ней - неровную дыру с лоскутом неба.
- Когда хожу сюда, - сказал старик, - держусь левой стороны. Тогда они не видят.
- Зачем тебе граната, дядя Гера? - повторил Иван.
- Кину в зелёных, - сказал дядя Гера, - завалю гадину.
Головой дед сдвинулся под развалинами, понял Громов. И заговорил медленно и вкрадчиво, как положено с детьми и умалишёнными:
- Дядя Гера! Она свалится тебе под ноги, ты взорвёшься!
- Подумаешь, одним стариком меньше, - отмахнулся дед. - Что ты теряешь, Ваня?
Проводника домой, подумал Громов, но не сказал. Нельзя было такое говорить. Неправильно.
- Невозможно отсюда просто так уйти, - снова сказал дядя Гера. - Знаешь, сколько тут людей жило? И за твоих друзей отомстить... Просто поверь мне, Иван.
Маленький, высохший старичок, куда ему? Но в глазах дяди Геры застыла такая непреклонность, такое спокойствие! Громов засопел и полез в разгрузку за гранатой и запалом.
- На, дед, - он сунул старику снаряженную гранату. - РГЗУ, ручная граната зажигательная, усиленная. Спецом против этих гадов. Вот чека, на всё - четыре секунды. При контакте с преградой взрывается мгновенно. Ты, главное, попади, дядя Гера!
Дядя Гера покачал гранату в руке, зажмурился и снова покачал.
- Хорошо, - сказал он, - пошли назад.
Отлично, он передумал, решил Иван, но ошибся. Старик приник к одному из окон и долго смотрел наружу.
- Жди здесь, - сказал он Ивану.
И вдруг залихватски подмигнул!
Когда прилетела граната и куда она попала, Иван не заметил. Катер двуносых висел, где и раньше, равнодушный и смертоносный, только внезапно над ним вырос дымный султанчик, бородавки разом вспухли и плеснули наружу огнём. Боевая машина зеленокожих превратилась в мёртвый металл и рухнула в развалины.
- Вот так новости! - развеселился Костя. - Слушай, Иван Сергеич... Так это он вместо тебя гранаты кидал? Ему твой орден дать нужно?
- Болтаешь, - не поддержал тона Иван. - Золотой дед оказался. Я только благодаря ему и вышел. Тоннели, опять же... В голову почему-то не приходило!
- А знаешь, - сказал Костик , - познакомь меня с этим дедом? Я и про него напишу. Люди, - он запихал в рот ещё один блин и стал сосредоточенно жевать, - э... д...жны... знать своих ...ероев.
- Не познакомлю, - мрачно ответил Иван.
- Почему? Славы жалко?
- Хороший ты парень, Костя, - Иван встал и разлил остатки водки, - а всё журналюга! Всюду грязь ищешь... Не познакомлю, и всё!
К нужному месту добрались быстро, Иван даже не понял, как он мог тут плутать столько времени? Свернули раз, другой, спустились коротким лестничным маршем, задержались немного - пришлось вскрывать замок - протопали под уклон длинным коридором, потом повернули ещё раз, и дядя Гера выключил и вернул Ивану фонарик.
Вокруг была серость очень раннего утра, когда ещё не свет, но уже совсем не тьма! Ранние предрассветные сумерки, как вода сквозь песок, сочащиеся сквозь решётчатую заслонку в изгибе стены.
- Вот она, шахта, - прошептал дядя Гера, - помоги-ка!
Из открытой дыры дышало прохладой. Иван просунул голову: свет проникал сверху, с поверхности, с другой стороны шевелилась чернота. Рука нащупала влажные шершавые скобы лестницы. Снизу шёл ток воздуха.
Иван настоял, что пойдёт первым.
Было, наверное, не очень глубоко, но от напряжения и темноты под ногами Иван сильно устал, а дед вообще измучился. Они долго сидели в устье шахты, дядя Гера пёрхал и кашлял, повторяя:
- Ты погоди, Ваня, погоди, немножко ещё...
- Конечно, - Иван никуда не торопился.
В луче фонаря влево и вправо уходили и терялись в черноте рельсы. Пахло пылью, ржавчиной и машинным маслом.
Шли на ощупь, фонарь Громов выключил. Сознание, не привыкшее к такой темноте, шутило и выкидывало фортели: впереди ворочались тени, крутилась жабья поганка, прыгала и сгорала чёрная кошка с белым пятном на кончике хвоста. Иван закрыл глаза, но картины не исчезли, а стали ярче и будто бы даже выпуклее. Горел чёрным пламенем вертолёт, чёрный дым поднимался в чёрное небо, метались в дыму чёрные силуэты и падали на землю, замирали. Реальность плавилась и текла, вокруг вихрились галактики, возникали из ниоткуда и пропадали в никуда звёзды - родина двуносых, и только горячая ладонь на плече напоминала, что он не один, и что есть мир, в который нужно обязательно вернуться.
Под ногами захлюпало. Вода, откуда она может здесь быть?
- Дядя Гера, - Иван подхватил спутника на плечо, - отдохни маленько!
Дед ничего не говорил. Он горел, Иван чувствовал жар, исходящий от легкого стариковского тела. Дядя Гера тяжело, со свистом дышал, иногда коротко кашлял. Кашель подхватывало эхо, бросало от стены к стене, дробило в шпалах, уносило в глубину тоннеля.
Тапочки, вспомнил Иван.
- Сейчас, дед, держись, - сказал Громов, ускоряя шаг, - на сухое выйдем...
Платформа встретилась километра через полтора. Изменилось эхо шагов, и Громов понял, что вышел в большой зал. Луч фонаря выхватил недлинный перрон с выжженными на полу пятнами, разбросанными бумагами, мусором и тряпьём. Возле одного из кострищ, в котором осталось несколько недогоревших досок, Иван остановился. Осторожно сгрузил старика к стене - дядя Гера был без сознания, голова его безвольно моталась из стороны в сторону - натаскал тряпок помягче, а сверху постелил свой китель. Устроив дядю Геру на этом самодельном ложе, Иван разжёг огонь.
Совсем недавно тут были люди, но ушли. Куда? На одну из соседних станций, больше некуда. Причём собирались без спешки, уходили организованно. Значит, где-то неподалёку есть власть, есть ответственные. Значит, им туда. Немного отдохнут, дядя Гера придёт в себя, и в путь.
Дед застонал, со всхлипом втянул воздух, и снова закашлял, плохо закашлял, сухо и трескуче. Лицо посерело, щёки ввалились. Старика начала бить дрожь.
Чёрт! И ничего с собой! В аптечке только бинт и жгут, и обеззараживающие таблетки для воды, и шприц-тюбик. Противошоковое!
После укола дяде Гере стало чуть лучше, он задышал медленнее и открыл глаза.
- Попей, дядя Гера, - Иван поднёс к его губам открытую флягу.
- Плохо мне, Ваня, - прошептал старик, сделав пару глотков. - Себя не вини только, идти надо было.
- Здесь должны быть люди, - сказал Иван, - я найду врача, всё будет хорошо!
- Да, конечно... После сходишь. Я должен...
Старик замолчал, собираясь с силами, потом заговорил, медленно, с трудом выталкивая слова:
- Зря я согласился... Не вышло... ничего хорошего... Даже на бильярде играл... пенсия маленькая... а ведь обещал... глупости какие... не время! А сейчас... пригодилось... Поздно. Тебе надо...
- Что надо, дядя Гера? - не понял Громов, наклоняясь ближе.
- Там... - дядя Гера шевельнул рукой, - в кармане.
- Что это? - спросил Громов, открывая небольшую плоскую коробку. В ней обнаружился шприц и две ампулы.
- Курлов... - прошептал старик. - Он был великим учёным. Ушёл... давно уже.
- Не понимаю, дядя Гера.
- Укол... - отчётливо сказал дядя Гера. - Сделай себе укол. Будешь бросать гранату, как я.
Иван взял дядю Геру за руку, и горячие старческие пальцы с неожиданной силой вцепились в его ладонь.
- Держи, не отпускай меня, Ваня! - шептал дед, - только не отпускай... Отпусти меня, Ваня.
Пальцы разжались. Дядя Гера вздохнул и умер.
Выпили стоя, не чокаясь. Закусили молча.
- Мог бы и сразу, - сказал Костя. - А то заладил: не познакомлю, и всё тут! Что я, не понимаю?
- Ладно, извини, брат. Жалко старика. Как вспомню его 'Бей зелёных', не могу, слёзы наворачиваются.
- Жалко. А что дальше было?
- Люди пришли с ближней станции, - ответил Иван. - У них всё по уму оказалось устроено. Посты, дозоры. Свет костра заметили и пришли. Похоронили мы деда. Теперь на нём Москва стоит.
- Это правильно, - кивнул Костя. - А с ампулами что?
- В штаб отнёс. Потом, когда добрался. Да что же за твари-то?! - Громов раздавил на плече очередного кровососа. - Слушай, Костик... У тебя иголки, случаем, нет?
- Почему нет? Есть.
- Дай-ка...
Иван взвесил иглу в руке... и резко метнул через всю комнату. Потом хитро прищурился на Костикова: сходи, посмотри, мол!
Пришпиленный к стене, как дротиком, вяло шевелил лапками сытый комар.
- Так мы будем бить зелёную сволочь! - сказал Громов. - Я буду бить её везде, пока ни одной не останется! А потом женюсь, у нас родится сын, и мы назовём его Герман!